Бесплатный фрагмент - О том, что было, о том, что не было и о том, что могло быть

Но знаешь, не зря говорят: «Не лезь в дела Мудрых. Понять не поймешь, а хлопот не оберешься.

Дж. Р. Р. Толкиен «Властелин колец».

Андрей увидел его еще издали. Оставленный кем-то черный портфель-«дипломат» стоял, прислоненный к серой, обшарпанной стене проходного двора. Не то, чтобы портфель был очень нужен Андрею, но как человек хозяйственный он не мог оставить почти новую вещь на улице, тем более пустую.

Спал в ту ночь Андрей плохо. Мучали какие-то неземные кошмары — красное солнце, белый песок, фиолетовое небо, что-то ползущее ядовито-зеленое, какие-то красные пятна на сером, кто-то кого-то рвал, жевал, жалил…. Только под утро они внезапно пропали. Хорошо еще, что была суббота и удалось кое-как додремать.

По случаю выходного холостяцкий завтрак был более основателен, чем кофе и бутерброды. Подцепляя ложкой очередную порцию растворимого картофельного пюре, Андрей рассеянно думал, что неплохо было бы позвонить Маринке, договориться о сегодняшнем вечере, вывести что ли девушку куда…

Между прочим, — раздался внезапно спокойный голос, — невежливо оставлять гостя голодным.

Андрей застыл, не донеся ложку до рта. Боясь обернуться, он тщетно старался уловить хоть какой-нибудь звук у себя за спиной. Хотя это было и глупо, он судорожно вспоминал, закрыл ли он вчера вечером дверь. «Только спокойно. — уговаривал он сам себя. — Дернешься — получишь…»

Невежливо, говорю, гостя голодным оставлять, — повторил все тот же голос. — Эй, хозяин, чего молчишь? Немой, что ли?

Андрей осторожно откашлялся.

— Кто это? — выдавил он.

— Я, — скучно сказал голос.

— Кто это я?

— Ну я, кто же еще?

— Да ты кто… — осмелев, Андрей непроизвольно обернулся к собеседнику и осекся. За спиной никого не было. Была прихожая и портфель, стоявший на полке для обуви.

— Ну так как, хозяин, будешь кормить или нет? А то ведь с голоду помру, отвечать придется.

Голос явно шел оттуда.

Андрей встал и, стараясь двигаться как можно медленнее и плавнее, начал красться к входной двери. Ложку с остатками картошки он все еще держал в руке.

— Ну, наконец-то сообразил. Вот ведь бестолковый народ. Нет, там поумнее были… Эй, эй, ты куда? Я здесь.

От этих слов Андрей, уже прошедший портфель, резко дернулся назад и чуть было не свалил полку.

— Ты что, хозяин, смерти моей хочешь? Вот накатаю на тебя жалобу, тогда будешь знать.

Андрей оторопело уставился на портфель. Сомнений не было — говорил он.

— В конце концов, хозяин, будет еда или нет? Мне, между прочим, сегодня пять групп принимать. Ну что ты на меня смотришь? В первый раз видишь, да?

— Да, — машинально ответил Андрей.

— Ладно, брось свои шуточки. Мне есть охота… Хотя, впрочем… — голос задумался. — Каа фелиси фоу..

— Чего? — так же машинально переспросил Андрей.

— О, Великий Космос! — застонал голос. — Нет, только не это! То-то я чувствовал прошлой ночью, что он своих не узнает. Великая Пустота, транспортер 4-го ранга в лапах у землян! Прямо снофильм какой-то!

Он фыркнул и замолк.

Когда же через секунду он заговорил снова, Андрей был поражен его барским тоном.

— Слушай, землянин, тебя кто просил трогать портфель? Сотни ваших мимо прошли, никто внимания не обратил. Так ведь нет, нашелся один любопытный дурак, взял.

Этот тон, слова «землянин», «ваших» поставили все на место. Андрея осенило.

— Ты… ты пришелец, — с трудом произнес он.

— Не ты, а вы, — с удовольствием поправил голос.

— Вы… — Андрей с трудом подбирал слова. — У меня ночью кошмары были…

— Я хотел овладеть твоими понятиям и твоим словарным запасом. А то как же смог бы с тобою общаться, — не без самодовольства заметил портфель. — Значит так. Поставишь меня к розетке. Этим я питаюсь.

— Электричеством? — Андрей осмелел.

— Не твое дело, смертный! — огрызнулся гость.

Наевшись, портфель сменил тон на более деловитый.

— Вот что, низший. Временно буду жить у тебя. Будешь делать то, что я скажу.

— Но…

— Ты кошмары видел? Учти, они могут быть не только ночью. У тебя все равно защиты нет. А то вот возьму, — голос хихикнул, — да лишу тебя инстинкта размножения. Кстати, как там Марина поживает?

— Ах, ты… — от возмущения Андрей не находил слов.

— Взялся за гуж… — ухмыльнулся голос. — Так, кажется, у вас говорят. Все, хватит. Сегодня к семи вечера доставишь меня на Астрономическую улицу. Дальнейшее на месте. И смотри…

Телефонный звонок прервал монолог хама-пришельца.

— Привет! Надеюсь, не разбудила? — голос Марины звучал обнадеживающе.

— Ну что ты…

— А я все ждала, ждала… У меня между прочим вечер свободный…

Андрей мысленно выругался так, что портфель даже крякнул. Наверное, никто и никогда не поверил бы в то, что происходило с ним.

— Нет, сегодня не могу, занят.

— А на следующей неделе?

— На следующей? — Андрей по привычке прикрыл трубку ладонью и повернулся к портфелю. Впрочем, он мог бы и не поворачиваться. Голос, казалось, прозвучал в самом мозгу: «Может да, а может нет. Как пойдут. Так что, землянин, давай завязывай добровольно, неохота мне энергию тратить».

— Знаешь, Маринуша, — промямлил Андрей, — наверное, всю неделю занят буду. Похоже, что не получится.

— Ну, как знаешь. — голос Марины резко охладел. — Пока.

Повесив трубку, Андрей повернулся к пришельцу, чтобы высказать все, что он о нем думает, но внезапно с ужасом обнаружил, что не может произнести ни слова.

— Так-то лучше, — наставительно заметил тот. — Понял теперь, что я могу? И не возникай.

В семь вечера Андрей был на Астрономической улице. Следуя мысленным указаниям, он разыскал какую-то обшарпанную дверь и вручил вышедшим из-за нее людям деньги и документы, оказавшиеся в портфеле.

По возвращении домой пришелец высказал желание перекусить, а Андрей, надеясь хоть на немного избавиться от такого гостя, отправился выносить мусор.

Но побыть одному ему не удалось. Опрокинув ведро, он взглянул на дом, — там творилось что-то странное. Свет то полностью потухал, то неожиданно ослепительно вспыхивал, то горел вполнакала. Да, неприятности, похоже, продолжались.

Войдя в квартиру, Андрей понял, что может чему-то еще удивляться. Вместо строгого черного «дипломата» перед ним была какая-то бурая шевелящаяся масса, которая тщетно пыталась восстановить хотя бы прежнюю форму. Иногда ей это удавалось, но, продержавшись секунду или две, она вновь безнадежно расплывалась по полу. Признать в ней находку можно было только по голосу, причем совершенно пьяному:

— А-а-а, Андрюша, друг… Все тебе прощаю, хоть ты и низший… Иди-иди сюда, дай я тебя поцелую. Что же ты такую вещь скрывал, а? — голос икнул, а у массы выросли две лапы, которые потянулись к Андрею, явно намереваясь обнять его.

Андрей брезгливо отпрянул. Оказаться вместе с пьяным пришельцем — это было уже слишком. И главное — чем же он так нализался?

Лампочка вспыхнула в очередной раз, и портфель восхищенно крякнул. Дело, кажется, прояснялось.

— Ты что, пьянеешь от скачков напряжения? — осторожно поинтересовался Андрей.

— Кто сказал, что я пьяный? — возмутился голос. — Ну позволил пару скачков после работу… Что права не имею, да?

Андрей покосился на лампочку. Над было спешить пока весь дом не остался без света.

— После какой работы?

— А после такой… Меня, транспортера 4-го ранга послали на вашу помойку отпускные выдавать нашим дуракам. Экзотики, видишь ли, им захотелось. Это меня-то! Да я такие документы передавал… — портфель всхлипнул. — А тут таскайся за носителем… Эх, жизнь..

Голос становился все тише, а лампочка мигала все реже. Пришелец явно засыпал.

— Эй, погоди, а носитель кто?

— Да наш это, ну кто меня носит… Всего на пять минут опоздал.

— А ты сам разве не можешь?

— Дисциплина формы, понял, низший, — портфель зевнул.

Андрей сделал еще одну попытку:

— Слушай, а что с вашим сделают?

— Да ничего особенного… Оставят здесь в вашей форме без связи… Глядишь в экстрасенсы выбьется… — пришелец зевнул еще раз, попытался затянуть какую-то песню, но почти сразу же смолк. Свет горел ровно.

На следующее утро портфель был сух и официален. Отказавшись от завтрака, он объявил, что отныне Андрей, где бы он не находился, должен всегда носить его с собой и по первом уже его требованию отправляться на Астрономическую, к той двери. Выбора у Андрея не было.

Потом он вспоминал об этих девяти с половиной днях с тихим ужасом. Сигналы пришельца настигали его в самых неожиданных местах. Один раз портфель выдернул его из кресла парикмахера, в другой раз кресло оказалось зубоврачебным. Однако ягодки начались потом, когда выяснилось, что портфель — электроголик и может устраивать подобные пьянки чуть ли не каждый вечер. Три раза во всем доме вылетали пробки, два раза Андрею пришлось ехать на рандеву с развеселившимся «братом по разуму». Хорошо еще, что тот держал себя в руках и не растекался, но зато он все время порывался запеть русскую народную песню. Они ему очень нравились. Андрей вынужденный его все время толкать, напоминая, чувствовал себя в троллейбусе точно голый. У него мелькала смутная догадка, что портфеля списали сюда именно из-за этого пагубного пристрастия. В конце концов, Андрей разорился на стабилизатор и объявил пьянству бой. Портфель обиду снес, но зло затаил.

Тем временем ценою французских духов и хорошего ужина с шампанским Андрею вновь удалось добиться благосклонности Марины. И вот когда любовь была в самом разгаре, и Андрей уже предвкушал вершину, раздался этот невыносимо отвратительный, скрипучий голос: «Землянин, пора!». И немедленно вслед за этим из Андрея как будто выпустили воздух.

Мысленно проклиная космос, пришельцев и все на свете, Андрей вскочил и принялся лихорадочно одеваться. Марина отрыла глаза и от изумления не могла найти слов. А пришелец все торопил. Вопрос подруги: «Андрюша, ты… С тобой все в порядке?» прозвучал уже в спину.

Однако всему на свете неизбежно приходит конец. Утром следующего дня Андрей торопливо жевал бутерброды, торопясь на службу. На портфель он глядел с ненавистью. Тот, видимо, это почувствовал и, кашлянув, как-то неуверенно произнес:

— Ну вот что, землянин. Кончилась твоя работа. Сегодня в полдень поставишь меня в подворотню на углу Широкой и Луговой.

У Андрея непроизвольно вырвался вздох облегчения. Странно, но пришелец не прореагировал.

— Надо бы тебе память стереть… Да ладно, когда еще доведется скачков попробовать. И не поверит тебе никто. Так что живи себе.

С Мариной Андрей помирился и дело идет к свадьбе. И вроде все хорошо, но Марина до сих пор уверена, что Андрей чуть-чуть того… Причины на то есть — иногда он заходит в магазин и подолгу глядит на черные «дипломаты», отвергая все ее предложения о подарке одного из них. И еще — всякий мусор на улице Андрей предпочитает обходить стороной.

Дойти до моста
(осенний реквием)

киносценарий

По обеим сторонам железнодорожного полотна тянулся унылый осенний худосочный осинник пополам с березняком. Пробираться по нему не было никакой охоты, и они шли по шпалам, хотя здесь очень часто попадались глубокие воронки, полные холодной волы. Вечерело. Они шли молча. На том, что был подлиннее, болталась серая шинель без погон с поднятым воротником. На спине его покачивался горб рюкзака. Тот, что был покороче, был одет в камуфляжную куртку и такие же штаны, заправленные в высокие ботинки. Он шел налегке.

Они как раз миновали очередной покосившийся километровый столб, когда короткий остановился и протянул руку:

— Смотри.

В наступавших сумерках впереди нечетко обозначился черный прямоугольник.

— Вагон, а может и поезд. Похоже, станция близко.

Длинный ответил кивком головы.

Короткий оказался прав. В скором времени они пошли вдоль длинного ряда вагонов, бывших когда-то пассажирскими. Сквозь битые стекла окон просвечивало серое небо, уцелевшие кое-где двери были полуоткрыты. Пару раз им попались валявшиеся на земле возле вагонных тамбуров остатки чемоданов. Короткий раз шагнул к одному такому вагону, но длинный его остановил.

— У нас нет оружия, — бросил он.

Незадолго до конца ряда рельсы начали ветвиться и, когда вагоны кончились, они шли вдоль удивительно целой пассажирской платформы. За ней просматривались серо-черные остатки домов.

Платформа закончилась спуском и самим станционным зданием. Вернее, тем, что от него осталось — четыре стены с дырами окон и дверей, покрытые крышей. Однако трехцветный российский флаг все еще развевался на кронштейне.

Короткий показал на флаг:

— Что это?

— Здесь была Россия.

— Здесь?

— Здесь. И не надо больше глупых вопросов. Лучше поищи место. Надо ночевать. До моста еще километров пятьдесят топать.

За зданием обнаружилось разбитое шоссе, пересекавшее пути. Около перекреста, перегородив дорогу, стояла пушка с продырявленным щитом. Стояла она, судя по всему, давно. Валявшиеся неподалеку гильзы успели покрыться ржавчиной. Длинный задумчиво покатал одну из них:

— Славная четвертая бригада…

— Что?

— Ничего. Пойдем обратно. Темнеет. Надо найти угол.

Внутри здания было мало света, но они сумели отыскать среди обломков досок и штукатурки относительно чистый угол. Короткий, впрочем, садиться не стал, а начал собирать в кучу всякий деревянный мусор. Насобирав, он поднес к дровам зажигалку и уже хотел чиркнуть ею, но вдруг остановился. Поднял голову и длинный. Они переглянулись, а затем короткий медленно и бесшумно выпрямился и, двигаясь как в замедленной съемке, начал красться к двери. Внезапно он выбросил руку за стену и вытащил оттуда какое-то существо в длинном армейском бушлате. Существо не сопротивлялось, когда его волокли поближе к свету. При ближайшем рассмотрении выяснилось почему. Это была девочка лет 12-ти.

Но она смотрела не на них. Она смотрела только на рюкзак. Уловив ее взгляд, длинный расстегнул ремни рюкзака и, покопавшись, извлек буханку. Затем нашарил в кармане нож и одним ловким движением отдели осьмушку. После чего протянул хлеб девочке.

— Еще чего… — начал было короткий, но длинный так посмотрел на него, что он умолк.

Схватив хлеб, девочка метнулась в проем и было слышно, как она торопливо пробирается по мусору.

Когда ее шаги стихли, короткий пожал плечами:

— Зря это. Нас только двое и нет оружия. А она может привести людей. Мы же не смотрели в поселке.

— Брось. Никого здесь. А сели и есть, так одно старичье. Сидят по подвалам как кроты и нос бояться высунуть. Был бы поселок чей-то, мы бы тут не сидели.

— Нет, надо глянуть. Мало ли…

— Мало ли, мало ли… Разведкой ты был, разведкой и остался. Да иди, иди. Я уже не лейтенант.

Короткий тенью выскользнул в проем. Вернулся он довольно быстро, причем возвращаясь нарочно шумел как можно громче. Так что длинный, вскочивший на шорох, успокоился и снова сел.

— Убедился?

— Так точно. Поселок — одни трубы. Даже дымом не пахнет. Странно, станция — и никого.

— На мосту националы сидят, вот здесь и нет никого. У кого мост, у того и дорога. Ладно, зажигай. Есть охота.

Короткий зажег огонь. Из рюкзака были извлечены хлеб, фляжка, банка консервов, немедленно поставленная греться. Костер очертил свой световой круг, отбросил темноту за стены, сделал ее там абсолютно черной. В его колеблющемся свете девочка появилась вновь. На это раз за ее руки держалось двое существ поменьше. Им бушлаты доходили вообще до пяток.

Дети остановились у границы света и молча смотрели как длинный и короткий таскают из банки тушенку.

Через несколько минут короткий отбросил ложку:

— Черт, не могу я так есть. Кусок в горле застревает.

Длинный усмехнулся:

— Ну вот, и люди пришли. Страшно, да? Сейчас в плен возьмут.

Короткий вдруг махнул рукой:

— И-э-э-э-х!

Затем решительно отхватил от буханки половину, вывалил на хлеб остатки мяса и протянул все это детям:

— Лопайте!

Удивительно, но дети не набросились на еду. Девочка взяла хлеб и осторожно разделила его на три части — две побольше, одну поменьше. Больше части она отдала малышам, и только после этого все трое принялись очень медленно жевать.

Короткий отвернулся к окну:

— Я все понимаю, Саша. Кризис, война.. Но когда дети едят как старики…

— Сядь. И дергайся. Раньше надо было. Звали ведь на митинги, на выборы. Куда там… По домам водку жрали. Я ничего не знаю, я быдло рабочее…

— А что ваши выборы! Одних воров на других менять? Доменялись!

Длинный хотел что-то возразить, но его рот так и остался полуоткрытым. Дети, доев, внезапно вспорхнули и исчезли в темноте. Впрочем, они тут же вернулись и подошли поближе к огню.

— Похоже, сестра с братьями, — заметил короткий. — Ё-е-е-…лки! Смотри!!!

В протянутых руках малышей были зажаты гранаты.

Дальше все произошло очень быстро. В воздухе мелькнули шинель и ботинки, а затем послышался хруст песка.

Отбежав немного, они остановились.

— Вот тебе и люди.

— Черт, рюкзак остался.

— Да, ладно. Живы и то хорошо.

— Нет, надо вернуться. Без жратвы не дойти.

— Ты чего? Совсем? У них четыре гранаты.

— Хотели бы взорвать — кинули из-за угла или вслед. А так все спокойно.

— Да-а. Что-то тихо. Надо посмотреть.

Встав слева и справа от окна, они одними глазами заглянули внутрь. Дети спокойно сидели у костра, изредка подкладывая туда щепочки. Короткий посмотрел на длинного, но тот уже принял решение. Вскочив в окно, он осторожно взял детские руки в свои. Дети очень охотно отдали гранаты ему. Длинный посмотрел на них и облегченно вздохнул.

— Коля, — негромко позвал он. — Влезай. Это вроде «спасибо» за хлеб. Чека на месте.

— Хорошее спасибо, — проворчал короткий, появляясь в проеме. — Пропала бы жратва с водкой.

— Не переживай. Как говорится, чем богаты…

— Такого… добра кругом навалом… Эт-то еще что такое?

Между тем девочка сняла с себя бушлат, под которым оказались обвислые и заплатанные кофточка с юбочкой, и привычным жестом раскинула его. Затем она начала чрезвычайно сосредоточенно одну за одной расстегивать пуговицы.

— Саша, да что она о нас думает?!

— Не мы, Коля, первые, не мы последние. Чем богаты… Не-е-е-т, сестренка. Такого «спасибо» нам не надо.

Услышав «нет», девочка недоуменно остановилась. Затем, не зная, что делать, затормошила малышей, пытаясь их поднять. Но те, разморенные едой и теплом, уже крепко спали, свернувшись калачиком.

Длинный вздохнул. Потом он встал, осторожно уложил малышей на бушлат и укрыл их шинелью. Они были так малы, что им хватило меньше половины ее. Откинув оставшуюся часть, длинный предложил:

— Ложись, сестренка. Детям давно пора спать.

Девочка очень внимательно посмотрела на него и медленно прилегла на край бушлата.

— Спи, сестренка. Спокойной ночи, — длинный осторожно подвинул девочку к малышам, подоткнул край шинели и погладил «сестренку» по голове.

— Ловко ты с ними, — вздохнул короткий. — А говорил, что не женат.

— Потому и ловко, что неженатый, — усмехнулся длинный, возвращаясь к костру. — Может и твои сейчас где-то так…

— Сегодня какое число?

— Двадцать первое.

— Значит, ровно год как последнее письмо от них получил. Тогда еще почта работала. Писали, что они в Латвии, в лагере для беженцев. Черт его знает, может и сейчас там. Пока очередь дойдет… Знаю я те порядки.. Никому они не нужны…

Они замолчали, глядя на пляшущие языки. Постепенно тишина осенней ночи делала свое дело. Короткий с наслаждением вытянулся, и вскоре с его стороны послышалось ровное дыхание спящего человека. Длинный еще некоторое время сидел, но скоро и его голова начала кивать. Приспособив рюкзак как подушку, он, не торопясь, улегся.

Он шел по широкому, бесконечному проспекту, залитому ослепительным светом. Шел среди толпы радостных, по летнему разноцветно одетых людей. В одной руке он держал букет красных роз, в другой — белое мороженое с шоколадом, которое он ел на ходу. Он не торопился. У него была масса времени. Он разглядывал витрины, вывески, афиши, останавливался около уличных музыкантов. А потом возле памятника он увидел ее. Она стояла к нему спиной и он, подкравшись сзади, осторожно провел красными букетами по ее загорелой шее. Она вздрогнула и обернулась.

— Здравствуй.

Она хотела что-то сказать, но вдруг наморщилась и посмотрела на небо. И все вокруг тоже стали смотреть на небо. Чужой, непонятный грохот заполнил все. Он становился все громче и громче.

Он проснулся мгновенно. оказывается, уже рассвело и спал только он. И дети, и короткий — все напряженно прислушивались к нарастающему гулу и лязгу, доносившимся со стороны шоссе.

— Танк?

— Похоже, он.

Оба двинулись к той стене здания, которая выходила к дороге. По ней, ныряя в колдобины, и в самом деле продвигался танк, облепленный людьми в камуфляже. Они разом присели. Грохот нарастал и нарастал, становился все ближе и ближе. Внезапно он стих. Они недоуменно приподнялись.

Танк стоял. Один из десантников направлялся прямо к ним. В руках у него почему-то был моток веревки.

Не сговариваясь, они влипли в стену слева и справа от окна. Короткий молча вытащил нож.

Вдруг двигатель снова рявкнул. Немного погодя раздался глухой удар и грохот стал удаляться. Короткий скосил глаза и успокоено высунулся в проем окна. За удалявшимся танком на буксире обреченно тащился флаг. Отброшенная ударом пушка валялась вверх колесами в канаве.

Длинный почесал щеку:

— Коля, надо уходить.

— Надо. Я тут одну штуку нашел. Здорово пригодится.

Забрав рюкзак, они снова вышли на пути. От главной колеи вбок, изогнувшись, уходила ветка. Короткий деловито пошагал вдоль нее.

— Вот, — сказал он, подходя к торчащей в тупике мотодрезине, вооруженной пулеметом. — По-моему, она на ходу.

Длинный потянул затвор пулемета:

— М-да, стрелять не знаю, но напугать может. Что с мотором?

— Порядок. Можно заводить. Только где бы еще бензина достать…

Вместо ответа длинный налег на дрезину:

— Толкай!

Упираясь ногами в скрежещущий гравий, они вытолкали дрезину до стрелки на главный путь.

— Коля, нужен лом и канистра бензина. Ты направо, я налево.

Через некоторое время длинный появился снова. В руках у него была длинная ржавая труба. Упираясь ею как рычагом, он налег на стрелку.

— Саша, Саша, подожди!

Из-за угла станционного здания показался короткий с ведром в руках. Он подбежал к длинному:

— Лучше бить по ней.

Раскачав трубу, они начали бить ею по стрелке как тараном. Звуки ударов странно разносились вокруг и вязли в окрестных тишине и сырости. Мало-помалу стрелка нехотя перевелась.

Бросив трубу, они присели на платформу дрезины.

— Там за зданием автоколонна стоит. Пять трейлеров с танкером. — отдышавшись, сообщил короткий. — Слил остатки из моторов.

Длинный озабоченно похлопал себя по карманам и вытащил из одного смятую пачку сигарет. Осторожно раскрыв ее, он вытащил сигарету, закурил и, сделав одну затяжку, передал короткому. Тот, также раз затянувшись, вернул обратно. Так, по очереди они закурили сигарету до середины, после чего она была потушена и вновь спрятана в пачку.

Короткий начал возиться с мотором, а длинный, случайно посмотрев на здание, замер. Около дверного проема стояли вчерашние дети и точно также как и вчера молча и неотрывно смотрели на них…

Застучал мотор.

— Саш, устраивайся. Поехали.

Длинный молча сел поудобнее. Он не отрывал взгляда от детей. Дрезина, резко дернув с места, покатила вперед, а он все смотрел и смотрел. Смотрел до тех пор, пока и дети, и сама станция не превратились в далекое серое пятнышко.

По всей вероятности, они ехали около двух часов. Дорога была точно такой же как и до станции. По бокам все так же тянулся унылый осенний лесок. Изредка он прерывался полями, но разглядеть что-нибудь на них не удавалось, — все скрывал туман. Впрочем, один раз на насыпи им встретился остов сожженного грузовика, да еще раз они проехали мимо сползшего в канаву подбитого танка с оторванной башней.

Длинный сидел в креслице пулеметчика, но стрелять он вовсе не собирался. Глубоко засунув руки в карманы и подняв воротник, он молча смотрел вперед на набегающие рельсы.

По обеим сторонам вагона голубело небо. Теплый ветер врывался в открытые окна электрички и трепал волосы на его голове. В белой рубашке и белых джинсах он сидел на скамейке. С одной стороны у него была синяя спортивная сумка, с другой — она, в платье по-восточному ярком. Постукивая колесами, поезд уносил их прочь из города. В разрывах леса уже мелькала блестящая гладь воды. Она посмотрела на него и сказала:

— Саш, а давай сегодня…

Внезапный резкий толчок чуть не сбросил их с сиденья.

Он очнулся. Впереди на рельсах озабоченно копошился короткий. Плюнув, он выпрямился и пнул рельс:

— Сволочи, путь разобрали. Рельс в сторону отвели. Чуть-чуть и мы бы с тобой…

— Чуть-чуть не считается, Коля, — длинный спрыгнул с дрезины, потянулся и достал рюкзак. — Лучше посмотрим, сколько нам еще осталось. По-моему, километров двадцать мы проехали.

Короткий подошел и они склонились над картой…

— Эй, вы! Ну-ка, руки!

Вздрогнув, они обернулись. Неподалеку от них на насыпи стоял какой-то человек в камуфляже с автоматом, ствол которого был нацелен прямо на них.

Длинный дернулся, но вслед за ним дернулся и ствол.

— Стоять! Посмотри направо!

Длинный посмотрел. В ближайших кустах стояли двое таких людей, а еще двое поднимались к ним.

— Коля, где гранаты?

— Где, где! На станции оставил. Как договаривались — идем без оружия. Ну вот, блин, и влипли.

Один из подходивших вскочил на дрезину и лязгнул затвором пулемета:

— Неисправный, господин капитан.

— Вояки, — усмехнулся окликнувший их. Затем, не меняя тона, добавил. — Взять! Сейчас разберемся, кто такие.

Они шли по глухой лесной тропинке, заваленной опавшими листьями. Впереди покачивался знакомый рюкзак на незнакомой спине, обтянутой камуфляжем. Руки у них были связаны сзади, так что приходилось внимательно смотреть под ноги, чтобы не упасть.

Попетляв по лесу, тропинка резко нырнула вбок и уткнулась в глухие металлические ворота высотой никак не меньше двух метров. Слева и справа неясно просвечивал такой же высокий бетонный забор.

За воротами открылся большой двор, посреди которого торчал огромнейший трехэтажный домина совершенно барачной архитектуры. Справа от него, видимо у гаража стояло несколько больших армейских грузовиков, крытых брезентом, а слева находилось какое-то низкое кирпичное здание с окошками у самой земли.

Конвоиры повели их прямо в дом. Сразу же они попали в огромную комнату, поражавшую своей кричащей роскошью. Кругом сверкала позолота, стен и пола не было видно из-за обилия ковров, там и сям в полном беспорядке стояла резная, дорогого вида мебель. Около одной стены светилось пятно телевизора, рядом с ним пылал камин.

У камина на медвежьей шкуре стоял низкий столик с бутылкой и стаканами и пара высоких кожаных кресел. В одном из них сидел человек.

Когда их подвели к нему, стало видно, что он одет в такой же камуфляж, только на плечах его красуются погоны с двуглавыми орлами. В руке у человека был зажат наполовину заполненный стакан.

— Так что, господин полковник, — начал конвойный. — Осмелюсь доложить, задержаны у нашего поста на «железке». Ехали на дрезине с неисправным пулеметом. Другого оружия не найдено.

Тот, кого назвали господином полковником, не торопясь, поднялся. Вид у него был внушительный — квадратная фигура, голова, вырастающая прямо из плеч, глубоко посаженные маленькие глазки.

— Т-а-а-к, -протянул он. — Ну говорите, кто такие! Легавые? ЦРУ? ООН? Шпионы? Федералы? А ну отвечать, сука!

Он неожиданно ударил длинного. Тот упал на колени. «Господин полковник» сгреб шинель на его груди.

— Будешь говорить?! Меня не зли, понял в натуре! Нету здесь властей, я — власть, понял!

— Может это дезертиры, — подал голос один из конвойных.

— Молчать! — рявкнул, оборачиваясь «полковник». — Как стоишь перед офицером, сволочь!

Не размахиваясь, он влепил говорившему увесистую пощечину. После чего снова повернулся к длинному:

— Так ты оказывается дезертир. А дезертиров мы стреляем. Время военное, трусов наказывать надо. Чего стоите? — он снова обернулся к конвойным. — Вывести и расстрелять!

Подталкиваемые стволами автоматов, они снова очутились во дворе. Но когда они отошли немного в сторону низкого здания, то неожиданно их остановили:

— Стой, мужики. Может, покурить хотите?

— Да ты че, Серег, убьет ведь шеф.

— А хрен ему в грызло, будет знать как морду бить ни за что. Ну чё, дать что ли?

Они согласно кивнули и тот, кому «господин полковник» дал пощечину, вставил им в рот по зажженной сигарете.

Они курили, не торопясь. Конвой молча ждал.

Но они не успели докурить свои сигареты даже до середины. Ворота распахнулись и во двор влетел джип. Около крыльца он резко затормозил, из него выскочил человек и вбежал в дом. Почти тотчас же снова вместе с «полковником», торопливо застегивающим офицерский ватник. Заметив их, «полковник» крикнул:

— Живо! Этих сюда!

— Ну вот что, дезертиры, — оглядев их свысока, сказал «полковник». — Расстрелять вас всегда успеем. А можете жизнь заработать. Будете делать то, что скажу — отпущу. Нет — пуля на месте. Согласны? Развязать им руки и в грузовик! Бегом!

Они впрыгнули в один из грузовиков. Следом за ними пристроились конвойные. Дальше кузов начал заполняться молчаливыми вооруженными людьми, одетыми по большей части во все тот же камуфляж. Но кое-кто был и в спортивных штанах и коротких куртках.

Грузовик рванул с места и начал подскакивать на ухабах. Сколько они так ехали — две минуты или сорок — было непонятно. Так же внезапно он встал. Люди начали выпрыгивать. Ствол автомата показал, что выпрыгивать надо и им.

Машина стояла на небольшой лесной поляне. Бойцы, выстроившись цепочкой, уходили в лес. К ним подошел тот, кого на железной дороге назвали «господином капитаном», и протянул рюкзак.

— Одевай! Значит, так. Сейчас выйдете на дорогу и ляжете поперек. Колонна остановиться — можете мотать, — он хмыкнул. — Если успеете.

Когда «капитан» отошел, короткий пощупал рюкзак:

— Саш, взрывчатка.

— А ну, заткнись, — несильный удар прикладом в спину заставил его замолчать.

Вместе со всеми они пошли по тропинке и через пару поворотов оказались на проселке. Откуда-то доносился сдержанный гул.

— Ложись! — в руке «капитана» поблескивал пистолет. — И сели что замечу, сука, пристрелю!

С шумом раздвинув кусты, он скрылся в них.

На мгновение стало тихо, только гул становился все яснее и яснее. Наконец из-за поворота выехал белый бронетранспортер, за которым показались белые же грузовики.

— Коля, похоже на ООН.

— Саш, они же сейчас нападут. А мы вроде живца…

— Не паникуй. Слушай. Когда они остановятся, бежим за БТР. Дальше в лес — и делаем ноги.

Колонна, покачиваясь, приближалась.

— Саша, блин, они не остановятся!

— Это ООН. Понял, дурак. Эти остановятся.

Действительно, проехав еще несколько десятков метров, машины остановились. Длинный еще успел крикнуть:

— Коля, держись!

А дальше его голос потонул в диком грохоте выстрелов. Зазвенели разбитые стекла, пули с чмоканьем начали вспарывать грязь около них. Они вскочили и моментально очутились за БТР. Скинув рюкзак, длинный высунулся и, неловко размахнувшись, бросил его в сторону нападавших. Не долетев, тот упал на краю придорожной канавы.

Впрочем, они этого уже не видели. Не разбирая дороги, закрыв лицо руками, чтобы защитить глаза, они бежали по лесу, стремясь уйти как можно дальше. постепенно звуки боя становились все тише и тише. Когда же они стихли совсем, остановились и они.

— Ушли.

— Вроде, да. Как думаешь, искать будут?

— Нужны мы им. Сейчас колонну разграбят, нажрутся, будет не до нас. Считай, выкрутились.

— Черт, — короткий похлопал себя по карманам. — Все забрали, сволочи. Хороший ведь нож был.

— Нож-то что. Карту потеряли — это плохо. Где мы теперь?

Короткий промолчал.

— Тогда такое предложение. Колонна наверняка куда-то шла. Выходим на дорогу и идем по ней. Наткнемся на деревню и определимся. Принимается?

Короткий поскреб щетину.

— Можно, но только… осторожно.

Грузовики еще горели, когда они вновь увидели дорогу. На ней уже никого не было. Пламя лениво лизало остатки стенок фургонов. Большинство дверец кабин было закрыто. Хотя из одной кабины свесился труп водителя, в руке у него все еще был зажат пистолет.

Короткий повернул голову — бронетранспортер с многочисленными пробоинами валялся на боку без башни и нескольких колес. Разглядывая его, короткий принюхался:

— Печеньем пахнет, и мясом. Значит, муку везли и консервы. Ого, нам везет. Наверное, взрывом отбросило.

Он нагнулся и подобрал валявшуюся консервную банку, повернул ее к свету:

— Германия. Гуманитарная помощь. Ха! Саш, давай посмотрим, может чего еще найдем.

— Можно, — согласился тот. — Похоже, что все свалили. Только быстро. Видишь тот трейлер. Если взорвется, мало не покажется.

Спустя несколько минут они пробирались придорожными кустами, уходя прочь от места боя. За спиной у каждого висел туго набитый мешок.

Едва они успели свернуть за поворот, как раздался глухой взрыв. Воздушная волна сбросила на них целый ворох сухих листьев.

— Вот тебе и ООН.

— Пошли, пошли, нечего стоять.

В сумерках они дошли до края леса. Дальше дорога шла через картофельное поле. Сделав на него вылазку, они добыли несколько картофели и, отойдя подальше в лес, развели костер.

Покончив с едой, короткий откинулся на ствол дерева и затянулся сигаретой. Длинный же ел вяло и скорее по привычке. Он не стал курить, а, нахохлившись, сидел и смотрел на огонь.

— Саш, — окликнул его короткий. — Ты чего такой смурной? Вроде живы и даже сыты. Радоваться надо.

— Я вот все думаю, Коля, кому они муку и консервы везли. Может детям, вроде той девочки… А мы выходит отобрали у них…

— Отказался — лежал бы сейчас где-нибудь в лесу, в яме. А они все равно бы разграбили.

— Это-то так. Но ты вот что мне скажи. Три года мы с тобой за единую страну воевали, а теперь что? Сидит в лесу как крысы и каждая сволочь с автоматом хозяином себя считает.

Короткий смачно сплюнул:

— Спохватился. А когда перестройку начинали, кто громче всех кричал. Долой! Уря! Доперестраивались! Демократические преобразования, рыночное хозяйство… Вот оно, рыночное — власти нет, кругом банды…

— Власти… Вам такая власть нужна, чтобы и пикнуть не могли. Работали и молчали в тряпочку. Счастливый человек — думать не надо.

— Зато в будущем были уверены.

— Что ничего не произойдет? Конечно, в болоте тоже ничего не случится. Кучка паразитов соки сосала, а народ свою пайку получал и радовался.

— А вам свободы захотелось? Захотели — нате! На дороге горит эта свобода!

— Что ж это за страна такая, — вместо ответа вздохнул длинный. — Ничего-то в ней не получается.

— Была страна, да вся вышла, — проворчал короткий. — Ладно, давай спать. Утром надо посмотреть, что там, за полем.

Над притихшим проспектом резкий холодный ветер гнал низкие серые тучи. Подгоняемый им, он быстро шел, засунув руки в карманы куртки. Он шел мимо пустых витрин, порванных афиш, молчаливых очередей в магазины. Но когда он свернул за угол, то понял, что зря торопился. У дверей с вывеской «районный центр занятости» уже выстроилась длинная цепочка людей. Он занял место в хвосте и, найдя какую-то нишу в стене, укрылся там от ветра. Немного постояв, он вытащил из внутреннего кармана газету. В глазах запрыгали крупные заголовки: «Кризис, кризис, кризис…», «Промышленность останавливается», «Власти отказываются от управления страной», «Регионы требуют самостоятельности»…

— Говорят, что скоро чрезвычайное положение введут, — заметил, глядя на газету, его сосед по очереди.

— Введут как же. Некому вводить. Военный нужен, а не эти слизняки, — отозвался кто-то сзади. — Развалится страна

— А кто будет власть удерживать? — возразил первый. — Армия? Опять штыки? Если будут забирать, я туда не пойду

Они заспорили, но он уже не слушал их. Втянув голову в плечи, он попытался задремать, успокаивая сам себя:

— Все это только сон. Сейчас я проснусь и будет все хорошо.

Первое, что они увидели, войдя в город под вечер, был брошенный посреди улицы «мерседес» с выбитыми стеклами и спущенными шинами. Однако за рулем машины сидел какой-то человек в остатках красного пиджака. Одной рукой человек держался за руль, второй прижимал к уху коробочку мобильника.

— Да? Покупайте! Нет! Продавайте! — то и дело повторял он, одновременно крутя руль направо и налево.

Заметив их, человек улыбнулся и, приоткрыв дверцу, спросил:

— Вы в центр? Могу подвезти.

— Коля, иди прямо и не обращай внимания. У него может быть пистолет, — сквозь зубы посоветовал длинный.

Они аккуратно обошли машину и двинулись дальше. Вслед им доносилось урчание, при помощи которого человек изображал работу мотора.

Если в городе и была какая-то жизнь, то они ее не заметили. Они шли полузаросшей улицей. Мимо них тянулись пустые коробки домов с выбитыми стеклами, остатки киосков, фонарей. Во дворах были заметны развалины детских площадок.

Судя по окружающей обстановке, улица постепенно переходила в большой проспект. Но вокруг было все так же тихо и пустынно.

— Саш, ну кого мы тут спросим, — разглядывая дыры оконных проемов, вздохнул короткий. — Город-то пустой.

Теперь они шли, по-видимому, уже центральными кварталами. То и дело справа и слева возникали большие проемы бывших витрин. Поднявшийся ветер шелестел валявшимися повсюду бумагами. Короткий поднял одну из них:

— Саш, что это?

— Государственная ценная бумага. Когда-то по ней можно было миллион получить. Вон там.

Длинный показал на массивное здание старинной архитектуры. Короткий пригляделся:

— Какой-то… «…мбанк».

«…мбанк» выглядел как крепость после штурма. Если соседние дома были относительно целы, то в его стенах зияли многочисленные пробоины, и почти над каждой дырой виднелся след от пожара. Входная лестница была изуродована воронками, у подъезда валялись мешки с песком от разобранной баррикады. Огромный сейф наполовину перегораживал вход, несколько сейфов поменьше валялись на улице под окнами.

— Смотри-ка, — вдруг оживился короткий, — наш приятель приехал.

Действительно, из-за угла показался тот самый человек с окраины. Держа в руках руль, он, гудя, бежал по мостовой. Остановившись у банка, он положил руль на землю и, обернувшись к ним, обернулся:

— Здравствуйте. Мы приветствуем вас и рады тому, что вы выбрали именно наш банк. Мы надеемся, что вам у нас понравится. Наш процент — один из самых высоких в городе, а наша система безопасности — одна из лучших. Свои активы мы держим в государственных бумагах, что гарантирует вам стабильность и покой.

Не дожидаясь ответа, он повернулся и, важно проследовав по лестнице, исчез в здании. Впрочем, он скоро появился в одном из оконных проемов. Было видно, как он устроился в остатках высокого кресла за обгорелым столом и принялся медленно перелистывать какой-то альбом.

Короткий передернул плечами.

— Саш, пошли отсюда.

Обогнув сожженный троллейбус, они вышли на большую площадь. Бумаг тут было гораздо больше. Ими было засыпано почти все. Они шли, оставляя на них свои отпечатки, прямо к возвышающемуся на той стороне солидному зданию с флагом. У его подъезда приткнулось с десяток относительно целых легковых машин.

Внутри здания был, похоже, когда-то устроен военный лагерь. Пятна многочисленных кострищ испещряли пол. Кругом валялись пустые ржавые консервные банки, разбитые ящики, какие-то тряпки. Осторожно пробравшись сквозь весь этот мусор, они поднялись на второй этаж.

— Наконец-то, — вздохнул короткий.

В зале второго этажа стоял большой стол с разостланной на нем картой. Они склонились над ней.

— Ну что, Коля, — проговорил длинный после некоторого изучения, — если по карте, то нам до моста километров двадцать осталось по шоссе. Дотопаем?

— Дотопаем, — согласился тот. — Только для начала пожрать было бы неплохо.

Они спустились на первый этаж и соорудили костер из всяких остатков. Короткий уже занес было ложку над разогретой открытой банкой, как вдруг чей-то окрик его остановил.

— Почему посторонние в здании администрации?! Охрана! Немедленно вывести их отсюда!

Они оглянулись. На лестнице стоял недавний «банкир».

— Немедленно выйдите отсюда! Вы мешаете работать администрации! Вы мешаете работать мне! Мэру города… — «банкир» вдруг замолчал и начал как-то подозрительно принюхиваться.

— Коля… Коля! Прячь тушенку!

«Банкир» стремительно бросился к ним.

— Черт! Да убери ты его! — орал короткий, подняв над головой банку.

— Зараза! Вцепился! — длинный тщетно пытался оторвать «мэра», который повис на руке короткого. «Мэр» не переставая бормотал:

— Мясо… мясо… мясо…

Наконец короткому все это надоело и он, плюнув, сунул «мэру» банку. Судорожно схватив ее, тот отскочил в сторону и принялся пальцами вычерпывать содержимое.

Тяжело дыша, они снова уселись.

— Скотина безмозглая, — ругался короткий, доставая вторую банку. — Прямо хуже собаки.

Увидев, что они открывают тушенку опять, «мэр» начал снова принюхиваться.

— Но-но… ты… — короткий сделал вид, будто берет в руки камень.

«Мэр» неожиданно завыл и, вскочив, побежал куда-то вглубь здания.

— Коля, доедай скорее и давай сматываться. Похоже, что у него тут нора. Он житья не даст.

— Твоя правда.

Быстро доев, они снова вышли на площадь. Короткий оглядел автомобили:

— Саш, а покопаюсь я в моторах. Может что и удастся сладить.

— Попробуй.

Поочередно подняв крышки трех капотов, короткий удовлетворенно хмыкнул:

— Пожалуй, есть кое-что. Саш, давай вот этот «СААБ» соберем. Я пока мотором займусь, а ты поищи колеса и бензин.

….

— Порядок. Саш, поехали, брось ты эту макулатуру изучать.

Короткий захлопнул крышку и, довольный, выпрямился, вытирая руки тряпкой. Длинный, оторвавшись от кучи газет, разостланной на капоте соседней машины, заметил:

— Может это и макулатура, но вещь полезная. Газета «Наш край» называется.

— Ну и чего ты полезного узнал?

— Например то, что эта область переименовала себя в республику, а потом захотела отделиться. А потом пришла армия.

— И..и?

— И.. газеты-то кончились.

— Ясно. Пришли, значит, мы с тобой…

— Коля, лучше заводи!

Садясь в машину, длинный машинально оглянулся. На самом верху здания он увидел крошечную фигурку. Он присмотрелся. Держась за древко флага, там стоял «мэр».

Прыгая по ухабам, «СААБ» медленно полз по бывшему шоссе. Сборный колеса вихлялись во все стороны, кое-как починенный мотор скрежетал, гудел, щелкал, кашлял — звуки были настолько нехорошими, что короткий досадливо морщился.

— Саш, зря это, не доедем на этой хреновине.

— Не беда, Коль, сколько проедем, столько поедем.

Когда окончательно стемнело, шоссе свернуло в лес. Здесь дорогу преграждали глубокие лужи. Первые две машина форсировала без труда, но в третьей — с водой коричневого цвета — безнадежно застряла. Несколько раз короткий давил на газ, пытаясь выбраться. Мотор рычал, колеса вращались, из-под них во все стороны летели брызги, — но результатов не было.

— Саш, вылезай. Надо за бревнами идти.

Длинный вылез и потянулся. Метрах в двадцати дорога круто сворачивала влево. Откуда-то снова доносился гул. Он почесал ухо.

— Надо посмотреть, — бросил он и, шлепая по грязи, зашагал вперед.

Через секунду он бежал обратно.

— Коля, бросай этот металлолом и бежим!

— Что? — короткий недоуменно поднял голову от мотора.

— Танк! — длинный дернул его за рукав.

Они свалились в придорожные кусты и молча, быстро зашагали по лесу, стремясь уйти как можно дальше от дороги. Отойдя по их мнению достаточно далеко, они остановились. Гул на мгновение прервался. Послышался глухой взрыв, после чего гул снова возобновился.

— Вот тебе и иномарка, — вздохнул короткий, — Нет, не везет нам с техникой. На своих двоих безопаснее выходит.

— Это точно. — согласился длинный, опуская рюкзак. — Ну что, ночуем?

Они развели костер, но есть и разговаривать почему-то не хотелось. Они просто сидели и смотрели на пламя. Только однажды короткий вздохнул:

— Жаль парня..

— Кого? — очнулся длинный.

— Да тот парень в городе… Банкиром наверно был.. Крыша съехала…

— У всех у нас крыша съехала… — буркнул в ответ длинный и опять замолчал.

В эту зиму снег в городе не убирали и БТР натужно ревел мотором, продираясь сквозь завалы. Он сидел в головной машине, рассматривая проспект сквозь бойницы. Странное впечатление он производил. Дома стояли целые, нигде не было видно следов пожарищ или погромов, но снег на проспекте был не тронут. Редко-редко узкая тропка пересекала его. Рев мотора заглушал все звуки, но было похоже, что их и вовсе не было. Когда они входили сюда он был готов ко всему — к проклятиям, к угрозам. к камням, даже к пулям и гранатам. Но эту тишину и безлюдье он никак не ожидал. Дома молчали, только кое-где колыхались на слабом ветру обрывки лозунгов.

— Коля, смотри. Не нравится мне это, — он склонился над ухом водителя. Тот согласно кивнул головой.

Колонна вывернула на площадь, видимо центральную, и остановилась у здания, имеющего все признаки власти. Но не успел смолкнуть мотор, как мощный взрыв расколол так и не наступившую тишину. Машина вздрогнула.

— Лейтенант, горим!

Он почувствовал, как кто-то дергает его за плечо:

— Вставай! Проснись!

— Проснись, Саш! Да вставай же ты, черт побери!

Он открыл глаза. Над ним сквозь разноцветную листву сияло яркое синее небо. Косые лучи восходящего солнца насквозь пронизывали лес.

— Сашка! — короткий тряс его за плечо. — Я нашел мост! Он здесь, совсем неподалеку!

Укрывшись в густой траве на опушке леса, они изучающе разглядывали мост. Он был большой, трехпролетный. Средний пролет, поврежденный взрывом, одним своим концом упал в реку, на его месте был сооружен временный деревянный переход. По обеим сторонам перехода торчали будки часовых. У одной из них толпились человеческие фигурки.

Длинный вытащил бинокль и некоторое время разглядывал мост. Потом, присвистнув передал бинокль короткому:

— На, Коль, полюбуйся.

В окулярах была отчетливо видна унылая очередь гражданских в военных ватниках, чего-то понуро ждавших. Двое охранников в черных шинелях с автоматами за плечами, не торопясь что-то делали с лицом каждого очередника, после чего, ощупав корзину или мешок, пропускали на переход. В двух шагах от них на складном стуле сидел офицер также в черной форме и со скучающим видом наблюдал за всем этим.

— Чего это они? — недоуменно спросил короткий.

— Чего-чего, — усмехнулся длинный. — не видишь разве — носы меряют. У кого в шаблон влезает — того пропускают. Националы хреновы…

Короткий снова приник к биноклю. На мосту тем временем возникла заминка. Охранники выволокли из очереди отчаянно сопротивляющегося человека с двумя корзинами. Тот, размахивая руками, что-то говорил. Офицер оживился, встал и подошел к нему. Постояв немного, он вдруг, не размахиваясь, ударил говорившего по лицу. Человек умолк и как-то странно съежился, испуганно прикрывшись руками. Один из охранников развернул его спиной к себе и пнул сапогом. В очереди это происшествие не вызвало никакого волнения. Она все также понуро стояла на месте.

Избитый человек, слегка пошатываясь и волоча корзины, побрел прочь с моста. Короткий скрипнул зубами:

— Что делают, сволочи…

— Коля, ты бы лучше посмотрел как нам перебраться, — отозвался длинный. — Прямо же не пройти.

— Это точно, — и короткий снова уткнулся в бинокль.

Между тем на мосту очередь почти вся рассосалась и избитый появился снова. Подойдя к охранникам, он начал опять что-то говорить им. Офицер лениво приблизился к нему, но бить не стал, а, откинув платок, начал копаться в одной из корзин. Блеснула на солнце извлеченная бутылка, появилось что-то завернутое в газету… Офицер небрежно накинул платок и пренебрежительно махнул рукой. Торопясь и оглядываясь, человек затрусил по переходу.

Спохватившись, короткий перевел бинокль на ближайший берег. Мелькнули деревья, кусты, дома…

— Саша, есть!

— Что?

— Есть плавсредство! На, посмотри. Вон там у высокой березы…

В черноте осенней ночи река выглядела полосой темного стекла. Они осторожно спускались к ней по смутно сереющей тропинке. Длинный шел впереди, короткий — сзади. Они несли ворота с уложенными сверху досками. Громада моста нечетко проступала слева от них, метрах в ста.

Стараясь производить как можно меньше шума, они спустили ворота на воду, взобрались на них и, разобрав доски, принялись грести. Медленно и беззвучно рассекая воду, ворота двинулись к противоположному берегу.

Они аккуратно гребли, отсчитывая свое продвижение по проползающим мимо опорам моста. Пока все было тихо.

Но когда они миновали средину, на мосту вдруг вспыхнул прожектор. Луч прорубил в темноте световой коридор и, упав на реку, беспорядочно запрыгал по ней.

— Коля, ложись!

Они упали прямо в воду, выступавшую поверх досок. Луч зацепил их, метнулся дальше, снова зацепил и остановился.

— Коля, не шевелись!

С моста ударил пулемет. Очередь, споров воду, прошлась по воротам. В воду полетели щепки.

— Сашка, греби! Убьют!

— Лежать!

Пулемет вдруг стих. Погас и прожектор. Некоторое время они еще лежали, не веря тишине, потом медленно поднялись.

— Паникер ты, Коля. Стреляли-то так, для порядка. Увидели, что что-то плывет, ну и пальнули.

— Паникер, паникер… Жаль «калаша» не было. Посветили бы тогда, гады.

— Был бы «калаш», Коля, поняли, что люди плывут. А тогда… Тебе той банды мало? Греби лучше, а то замерзнем.

По обеим сторонам железнодорожного полотна тянулся унылый осенний осинник пополам с березняком. Пробираться по нему не было никакой охоты и они шли по шпалам, хотя здесь очень часто попадались глубокие воронки, полные холодной воды. Вечерело. Моросил дождик. Они шли молча, не оглядываясь по сторонам. Только короткий обеспокоенно крутил головой, прислушиваясь к нарастающему гулу справа.

Когда же они дошли до переезда, причина гула выяснилась. Плохо различимые в сумерках, с погашенными фарами через переезд шли военные грузовики. Пассажирам машин было явно не до них, поэтому они спокойно стояли и смотрели как один за другим мимо них проезжают пятнистые кузова. Некоторые грузовики везли на прицепе замотанные в брезент пушки.

Колонна была большая и ждали они долго. Когда же последний грузовик пересек рельсы и шум моторов начал затихать, длинный решительно вскинул рюкзак:

— Пошли. Темнеет. Не ночевать же на рельсах.

— Пошли, — согласился короткий.

Не сговариваясь, они шагнули в ногу.

Санкт-Петербург

август-сентябрь 1998

Если птица плавает как утка…

1

Главный Наблюдающий Дома Душевного Покоя О Дэ Рэхх медленно плыл по коридору. Настроение у него колебалось между «очень плохим» и «отвратительным». Террафилия вообще вещь неприятная, а уж применять Закон к террафилику — процедура нудная, глупая, а главное — безрезультатная. Тетрис дважды обернулся вокруг звезды — а опекаемый все так же упорно отказывается признать себя тиммерианцем. Главный был почти уверен, что террафилия неизлечима. Он даже не тратил на этого несчастного лекарства (зачем?) и порой был готов отправить больного на планету его мечты. Но объявить о своем бессилии? Внести поправки в Закон? Признать, что Чужие могут изменить тиммерианца?… Немыслимо! Закон существует пятнадцать миллионов лет. Каждый тиммерианин, вернувшийся из другого мира, должен признать себя тиммерианцем и обитателем Тетриса. Только такая мера (во всяком случае, так было объявлено) позволяла удерживать равновесие на Тетрисе с его Свободой Формы. Причем сколько времени уйдет на процесс — не важно. Главное, что вернувшийся признал себя и, значит, чужой мир не изменил его и планета может противостоять влиянию Чужих. Каждый. И террафилик тоже. Исключений не было. Потому-то и приходилось повторять эти удручающие своим однообразием действия.

Миновав шлюз, О Дэ проследовал в Место Принятия Решений. Подруга опекаемого уже ждала его. «Интересно, надолго ее хватит? — мельком подумалось главному. — Неужели только гражданский долг?.. Или…»

Он не успел додумать мысль. Часть стены исчезла и в проеме, сопровождаемый двумя младшими служащими, показался опекаемый. Как всегда, он пребывал в этой ужасной гуманоидной Форме — длинное туловище, нелепые отростки в разные стороны, отверстия в них… О Дэ никак не мог привыкнуть к ней и всякий раз вздрагивал.

Тяжело ступая по металлокерамическим плитам пола, опекаемый привычно направился на середину Места, где стояло устройство для сидения. Он называл его «креслом». О Дэ опять покоробило: «Все-таки. какой нелепый способ передвижения. Ра-два, раз-два. Шумно, неэффективно, корпус раскачивается. Почему же он не перейдет в Энергетическую Форму. Что же такого есть у Чужих?».

Между тем опекаемый расположил свое туловище в кресле, служащие повисли рядом. Можно было начинать, хотя не хотелось. И так было ясно, чем это закончится.

— Итак, опекаемый, — О Дэ привычно настроился на Единую Волну. Он старался быть бодрым. — Признаете ли вы себя тиммерианином?

Сидевший шумно выдохнул воздух:

— Как вы мне все надоели! Тысячу первый раз говорю! Я — не ваш! Я — человек! Максим Ковалев! Черт возьми!

Он стукнул одним из отростков туловища о кресло и повис в воздухе:

— Обитательница Рэйди! — О Дэ решил не проявлять никаких эмоций. — Кто, по-вашему находится перед нами?

— Доктор, я сто раз вам отвечала, — устало отозвалась Подруга. — Это муж мой, И Ду Туул…

— Врешь, чертов шар! — опекаемый подскочил в воздухе. — Какой я тебе муж! Тьфу. видеть вас больше не могу!

Больше всего О Дэ претило говорить одно и то же:

— Опекаемый, вы утверждаете, что вы — землянин. Тогда откуда у вас способность к левитации, которая для тиммерианцев является врожденной? Вы опять нам ее демонстрируете. У жителей Земли, к которым вы себя причисляете, такой способности нет.

Опекаемый поспешно упал в кресло:

— Ну сколько раз вам повторять — не знаю! Ударило током — и все! Не знаю! Не помню!

В который раз все повторялось. Настроение испортилось окончательно. Главный знал, что сейчас последует и речь его стала безнадежно-унылой:

— Опекаемый, вы обладаете врожденными способностями тиммерианцев — вы левитируете и ваш мозг генерирует волны пространственного возмущения. Вас признала ваша Подруга. Мы общаемся с вами на Единой Волне. Этот способ коммуникации доступен только тиммерианцам. Знаете, на Земле есть утверждение: если птица плавает как утка, ныряет как утка, крякает как утка и ее называют уткой — так это и есть утка. Не бойтесь признаться, что вы больны. Сделайте это и мы вам поможем.

Опекаемый резко встал:

— Я — Максим Ковалев! Человек! Вы мне голову не задурите!

Не дожидаясь ответа, он направился к выходу. Все было как всегда. О Дэ дал знак, чтобы открыли выход.

— Скажите, доктор, он когда-нибудь вспомнит? — вдруг поинтересовалась Подруга.

— Может быть, может быть, — машинально ответил главный. Глядя на удаляющегося опекаемого, он подумал, что консилиума все-таки не избежать. Потом, спохватившись, решительно двинулся вслед за Рэйди.

2

Завотделением городской психиатрической больницы №1 Алексей Семенович Шустриков с озабоченным видом шел по длинному больничному коридору. Настроение у него было неважным. Шустрикова ждал очередной неприятный разговор с женой пациента. Неприятный оттого, что ничего обнадеживающего Алексей Семенович сообщить не мог, а повторять это приходилось каждый день. «И чего повадилась — „Как здоровье, как здоровье?“, — вдруг с нескрываемым раздражением подумал зав. — Будто за сутки чудо произойдет».

Потому-то едва увидев могучую фигуру Марины Сергеевны, с трудом втиснувшуюся в хилое коридорное креслице, Алексей Семенович начал замедлять шаги. Но на этот раз обошлось без расспросов. Навстречу Шустрикову поднялись трое.

— Вот, доктор, -торопливо заговорила Марина Сергеевна, — показывая на двух мужчин непритязательной внешности, с сильно помятыми лицами. — Друзья его — Леша и Толя. Вдруг он на них посмотрит и вспомнит.

По привычке Шустриков сначала зашел в палату один. Пациент — невзрачный мужичок лет сорока — неподвижно сидел на кровати, положив руки на колени и уставившись н тумбочку. В такой позе, не шелохнувшись, он мог просиживать часами. Тогда, глядя на него, Шустриков даже сомневался — а дышит ли он. Впрочем, увидев врача, мужичок живо вскочил на ноги и бросился к нему:

— Ну как, доктор, звонили в обсерваторию?

— Голубчик, голубчик, не надо так волноваться…

— Вы опять за свое! Черт возьми, меня на работе ждут! Вы не представляете, что значит координация в масштабах Конфедерации. Триста планет, пятьдесят пять рас, шестьсот миллионов особей!

— Голубчик, я абсолютно с вами согласен. Вам действительно давно пора на работу. Хоть сейчас выписывайтесь — и на завод.

— Какой завод! — в голосе мужичка зазвучали истерические нотки. — Я — тиммерианин И Ду Туул, начальник сектора координации Главного управления по согласованию Конфедерации трехсот!

— Голубчик вы мой, я не спорю. Но посмотрите на себя. Вот ваш паспорт. Вот ваш семейный альбом. Вот ваш свадебный альбом. За дверью ваша жена. У вас одна голова, две руки и две ноги. Вы едите, пьете, а не поглощаете энергию. Вы ходите, а не летаете. Вы говорите по-человечески, пользуетесь человеческими понятиями. Ну и… Если птица плавает как утка, ныряет как утка и крякает как утка — так это и есть утка.

— Тысячу первый раз утверждаю! Это тело — только случайная форма!

Мужичок устало опустился на койку и опять уставился на тумбочку.