Предисловие
С чего все началось
Иногда бывает так, что случайная встреча меняет жизнь человека, так, что хочется спросить: «А что, такое и вправду возможно?!»
…Я никогда не думала, что начну писать, тем более публиковать свои работы.
Во-первых, мне всегда было страшно высовываться «а вдруг попадет», «вдруг осудят».
Во-вторых, что интересного может написать обычная «школьница — студентка — служащая»?
Но в 2014 году в моей жизни появился ОН.
Я не буду писать его имя, ибо оно не так уж и важно.
Важно другое — то, что этот человек умудрился затронуть мою душу — вызвав в ней кучу эмоций — начиная от безумной влюбленности и заканчивая ненавистью и равнодушием.
Он то сводил меня с ума своими исчезновениями, то дарил удивительное чувство защищенности и уверенности в завтрашнем дне.
И в какой-то момент я поняла, что если не выплесну все чувства и эмоции наружу, то просто сойду с ума, точнее «наделаю глупостей на ровном месте» — именно так «родилась» моя первая зарисовка.
И эта зарисовка, записанная ночью, на коленке, буквально за 5 минут, будто прорвала внутри меня какую-то плотину, заставляя выговариваться чистому листу бумаги, открывая ему свою душу.
Постепенно накопилось достаточное количество работ, и пришла мысль «А если рискнуть и показать их знакомым?»
Реакция оказалась неожиданной — «У тебя душевно выходит, пиши ещё!»
Иногда я задумываюсь о том, что если бы не та случайная встреча в далеком 2014 году, я бы никогда не осмелилась начать творить.
И я хочу от души произнести: «Благодарю тебя, My Darkest.»
Мышка
«Серая мышка» больше не будет прятаться.
Никогда. Ни за что.
Ибо как говорили древние римляне:
«Audentes fortuna juvat»
Да, иногда, ей будет страшно, да иногда ей будет сложно, но только так она сможет достичь того, чего хочет.
Только так она оставит свой след в этой жизни, донесет до других людей то, о чем думает, о чем мечтает и во что верит.
«Маленькая серая мышка», наконец-то, выбралась из своей маленькой темной норки и сбросила свою серую шкурку. теперь перед ней лежит весь Мир, с его безграничными возможностями.
И она смело смотрит Миру прямо в глаза, зная, что древние римляне никогда не ошибались.
Часть 1. Рассказы о войне
Катюша
Холодные, сырые, залитые осенними дождям окопы, крики и стоны раненых, которым она бессильна помочь…
Разве так она, Катя, представляла свое девятнадцатилетние?!
Нет, она представляла его совсем иначе — на танцплощадке, с милыми подругами и своим любимым Пашкой, а после танцев они гуляли бы по Москве и встречали рассвет, читая стихи Лермонтова и Пушкина.
Но реальность оказалась другой, война изменила все, отобрала у них право на беззаботную юность и танцы.
Павел погиб под Гомелем еще в самом начале войны, одна из ее подруг пропала без вести при эвакуации, а вторая — Таточка — потеряла зрение.
И вдруг Катя подошла к краю окопа, выпрямилась, сорвала с русых, коротко остриженных волос пилотку и запела звонко, яростно, будто назло войне и всем ее ужасам:
Расцветали яблони и груши,
Поплыли туманы над рекой.
Выходила на берег Катюша,
На высокий берег на крутой.
Выходила, песню заводила
Про степного сизого орла.
Про того, которого любила,
Про того, чьи письма берегла…
Она пела всем смертям назло.
И ее песню начали подхватывать другие…
Неожиданная, автоматная очередь резко прозвучала в наполненном песней воздухе — Катя резко отшатнулась назад, и начала падать на спину, на ее гимнастерки начинало расплываться кровавое пятно.
Ее девятнадцатый день рождение оказался последни
А песня, запетая Катей, продолжала литься над окопом, ознаменовывая вечное торжество Жизни, Любви и Веры.
Над грозою торжествует радуга, а над смертью торжествует жизнь.
Мгновения тишины
Летнее солнце медленно уходило за горизонт, расплываясь по небу алым заревом. И в этом зареве у корней старой березы виднелась девичья фигура.
Одетая в застиранную солдатскую форму, чуть наклонив голову, перевязанную бинтом, девушка вслушивалась в окружающий ее Мир.
В неторопливый шепот луговой травы, тихий плеск волн небольшой речки, негромкое жужжание комаров, чириканье птиц и множество других звуков, наслаждаясь этими мгновениями…
…Только попав в горнило войны, в ад, состоящий из рокота танков и взрывов гранат, она сумела понять, как бесценны такие мгновения…
Они будто уносили ее в мирное, довоенное время. Туда, где еще живы мама и бабушка, в доме вкусно пахнет свежим хлебом, где за окном лают соседские собаки, а она, забравшись с ногами на кровать читает «Вечера на хуторе близ Диканьки»…
Солнце окончательно село и девушка нехотя поднялась с земли и медленно направилась к землянке — завтра будет очередной бой, надо выспаться…
Успею
Кирилл сделал еще один шаг и с ужасом ощутил, что только что наступил на противопехотную мину и, по сути, его жизнь кончилась в девятнадцать лет, ибо стоит ему сделать еще один шаг и его тело разлетится на несколько метров вокруг.
Он замер, чувствуя, как по вискам и лбу стекают крупные капли пота, и подумал о том, как многое он, оказывается, не успел сделать — все считал, что еще успеет…
«…Успеет сходить с младшим, восьмилетним братом на рыбалку и научит Славку плести корзины-ловушки из молодых ивовых веток. Эх, сколько раз мать просила его уделить время брату, но Кирилл лишь отмахивался «потом».
Успеет пригласить на свидание и легко поцелует в щеку соседскую девчушку Зойку, с россыпью веснушек на щеках, которая уже не раз краснела, встречаясь с ним глазами на деревенской улице.
Успеет подновить и подлатать забор вдоль дальнего края огорода, который перед его уходом на фронт чуть не снесла соседская корова Майка, пытаясь добраться до подсолнухов растущих на их огороде.
Успеет научить соседского мальчишку Витьку приемам самбо, что бы тот мог постоять за себя и свою маленькую сестру в уличных драках…»
Успеет….
«Нет, не успею, — с горечью подумал Кирилл — сейчас вот шаг и меня не станет и я очень много уже никогда не почувствую, не узнаю и не сделаю.
Но и стоять как столб в чистом поле — не вариант, жаль только мамка совсем без поддержки останется, Славка-то еще совсем мелкий…»
Паренек слегка сдвинул вперед затекшую ногу, сердце бешенно стучало, отсчитывая последние мгновения его жизни, но …мина не сработала.
Рядовой гвардии Кирилл Мерзликин вернулся домой в июне 1945 года, с седой прядью в темно русызх волосах.
Он никогда не говорил «Успею», делая все здесь и сейчас, с поправкой только на время суток или погоду.
Кирилл слишком хорошо знал, что «успею потом» может и не быть.
22 июня 1941 года
Ранним утром 22 июня девушка, в легком белом сарафанчике, стояла на пшеничном поле и улыбалась, подняв голову к солнцу, чувствуя, как оно ласкает ей кожу, а легкий ветерок перебирает ее волосы…
…И не было в Мире человека счастливее, чем она!
Ведь счастье — это то, что внутри человека, в его способности замечать даже крошечные положительные моменты жизни, в умении быть благодарным Миру за все, что он может дать, в том числе за возможность дышать и ходить по Земле, трудиться на благо любимой Родины…
Впереди у девушки была долгая и счастливая жизнь, наполненная Светом и Счастьем.
…Неожиданно в звонкой тишине утра раздалась резкая автоматная очередь, девушка рухнула на землю, а на ее груди расплывалось яркое, кровавое пятно…
Так начиналась Великая Отечественная Война, которая продлится 1 418 страшных дней и ночей…
Мы, живущие сейчас, никогда не должны забывать всех тех, кто мерз в окопах и горел в танках, кто погиб и пропал без вести на ее фронтах, кто был замучен в фашистских концлагерях, кто умер в блокадном Ленинграде или стоял дни и ночи у станков.
Потому что они подарили нам самое главное и бесценное — Жизнь под мирным небом.
Их было трое
Майор Костров стоял на пригорке, смотрел на разбомблённые остатки командирского блиндажа и по его грязному, закопчённому лицу текли слезы, которые он даже не пытался сдерживать.
Он снова остался один.
А ведь всего несколько часов назад все было иначе.
…На рассвете они с Таюшкой сидели, тесно прижавшись к друг другу, на берегу небольшого, заросшего камышами озера, держались за руки, смотрели на розоватое небо и мечтали о мирной жизни.
— Все завтра же подам рапорт, что бы тебя отправили в тыл, в мою деревню, там хорошо, речка рядом, а какая там земляника, — говорил Костров, смотря девушке в глаза.
Неожиданно утреннюю тишину разорвала арт подготовка, небо заволокло дымом.
Он резко прижал к себе девушку, посмотрел в ее огромные темно — синие глаза.
— Беги, в командирскую землянку, там безопасно. Да не лезь лишний раз под пули, береги себя!
Таюшка, коротким поцелуем прижалась к его губам.
— И ты себя береги, Коля!
Майор отпустил девушку и побежал туда, где рвались снаряды, а радистка Тая бросилась в противоположную сторону.
…После короткого, но ожесточенного боя Костров узнал, что случайный немецкий авиа снаряд попал прямо в блиндаж, похоронив всех, кто там был.
И он снова остался один.
А ведь всего четыре часа назад их было трое.
Крик сердца
25 марта 1943 года почтальон протянул Таисии извещение.
Тоська торопливо пробежала его глазами и медленно, неуклюже стала оседать на стылую мартовскую землю, ее рот был перекошен от немого крика, глаза широко распахнуты. А сердце птицей рвалось из груди на свободу…
В её голове сразу стало как-то удивительно пусто.
И в этой пустоте металась одна единственная жуткая мысль: «Погиб! Как же так?! Вот ведь только на днях была от него весточка?! Неееет, не верю! Живой он, живой!»
Метнувшиеся к упавшей Тоське бабы помогли той подняться с земли, довели до дому, налили стопку самогона для «успокоению нервов»…
Прошел год, как Таисия получила извещение о смерти мужа.
Она исправно ходила на работу, делала все, что было положено делать по дому: стирала, готовила, топила печь, ходила за скотиной.
Только полностью поседела и замолчала — отнялся у нее язык в тот мартовский день.
И лишь сердце изо дня в день кричало, как и тогда: «Неееет, не верю! Живой Миша, живой!»
Но если надо я шагну
Иван замер, прислушиваясь к далеким резким выкрикам немцев.
Все, что у него сейчас осталось — это несколько гранат в рюкзаке, штык — нож в голенище сапога.
И совесть.
Страха давно не было, он исчез еще в первом бою.
Была только злость на «фрицев» что посмели топтать его Родину, измываться над ее жителями, сеять боль и страх.
Иван потер раненую ногу — она болела все сильнее — каждый новый шаг отнимал все больше и больше сил.
У него в запасе еще минут двадцать пять-тридцать до того как немцы доберутся до места, где он сейчас находился.
«И что потом? Позорный плен? Или смерть от немецкой пули? А „эти“ и дальше будут топтать мою Землю?! — зло подумал Иван — Ну уж нет!»
Он сел возле старой березы, вытащил из кармана гимнастерки, последнее, так и не отправленное родным письмо, бережно свернув, уложил его в «медальон смерти» и пристроил между корнями дерева.
«Авось, когда-нибудь найдут»
И стал ждать, спокойно и обстоятельно, обстругивая ветку штык-ножом…
Когда меж стволов замелькали фигуры немцев, Иван неторопливо встал и двинулся им навстречу, выкрикивая: «Не стреляйте, я сдаюсь!».
Он спокойно стоял окружённый немцами, смотрел им в глаза, затем чуть заметно ухмыльнулся…
…Неожиданно в тихом дневном воздухе прозвучал глухой взвыв, взметнулись, горланя с деревьев перепуганные птицы…
До Бога я ещё не сделал шаг,
Но если надо — я шагну!
Погибшим войнам
Она молчаливо стояла в Александровском саду, среди шумной толпы туристов и школьников, недалеко от могилы Неизвестного солдата, и сквозь застилавшие глаза слезы смотрела на Вечный огонь.
Она не слышала разговоров окружающих ее людей и крики птиц — она остро ощущала присутствие всех тех, кто ценой свой жизни подарил ей возможность Быть: офицеров, рядовых солдат, партизан и многих других.
«Благодарю вас за Жизнь, за мирное небо над головой, за то, что я живу свободной — могу путешествовать, учиться, растить детей, запускать в небо бумажных змеев, встречать рассветы и закаты…
Благодарю за каждый прожитый мною день!
И простите, что в суете и суматохе будней, не всегда осознаю, чем именно я обязана вам.
Но надеюсь, что моя жизнь будет достойна вашей смерти»
Она медленно подошла и положила к Вечному огню цветы — три ярко-красные гвоздики.
Довоенный вальс
Вальс — его чарующе-нежная мелодия — всегда ассоциируется с красотой, элегантностью и даже сказочностью. Он олицетворение счастья и спокойствия.
Но есть вальс, который неизменно вызывет у нее — взрослой 33 летней женщины — слезы, отзываясь болью в душе.
Это «Довоенный вальс» написанный Аедоницким и Лаубе, в 1984 году — пронизанный красотой и спокойствием последних предвоенных дней, и безумной тоской, и болью от осознания того, что случиться совсем скоро.
Мирное небо над крепостью Бреста,
В тесной квартире счастливые лица.
Вальс. Политрук приглашает невесту,
Новенький кубик блестит на петлице.
А за окном, за окном красота новолунья,
Шепчутся с Бугом плакучие ивы.
Год сорок первый, начало июня.
Все ещё живы, все ещё живы,
Все ещё живы, все, все, все.
Она слушает мелодию вальса и слова положенные на нее, и перед ней возникают картины.
…Статный мужчина в военной форме приглашающий невесту на танец, и потом они идут гулять по улицам Бреста, залитым сказочным лунным светом, веря в то, что так будет и завтра и через месяц и через год.
Смотрит на Невском с афиши Утёсов,
В кинотеатрах идёт «Волга, Волга».
Снова Кронштадт провожает матросов:
Будет учебным поход их недолго.
А за кормой, за кормой белой ночи раздумье,
Кружатся чайки над Финским заливом.
Год сорок первый, начало июня.
Все ещё живы, все ещё живы,
Все ещё живы, все, все, все.
…Она видит, как из порта уходят корабли, как привычно и слаженно работают их команды. Как машут и улыбаются родным матросы — они еще не знают, что для многих этот поход окажется последним.
Мимо фасада Большого театра
Мчатся на отдых, трезвоня, трамваи.
В классах десятых экзамены завтра,
Вечный огонь у Кремля не пылает.
Всё впереди, всё пока, всё пока накануне…
Двадцать рассветов осталось счастливых…
Год сорок первый, начало июня.
Все ещё живы, все ещё живы,
Все ещё живы, все, все, все.
…Она видит молодых и счастливых ребят, которые мечтают о будущем, стоят планы на жизнь, радуются лету и тому, что получили аттестаты зрелости. Ребят, которые еще не знают, что самый страшный экзамен на честность и мужество еще ждет их…
Вальс довоенный напомнил о многом,
Вальс воскресил дорогие нам лица,
С кем нас свела фронтовая дорога,
С кем навсегда нам пришлось разлучиться
…Перед ней будто проплывают лица всех тех молодых ребят, стариков и детей, который остались на фронтах прошедшей войны — в Брестской крепости, на дне Балтийского моря, у разъезда Дубосеково, на Пискаревском кладбище…, в безыменных и братских могилах…
Годы прошли и опять за окном тихий вечер.
Смотрят с портретов друзья молчаливо.
В памяти нашей сегодня и вечно
Все они живы, все они живы,
Все они живы, все, все…
В памяти нашей сегодня и вечно
Все они живы, все они живы,
Все они живы, все, все, все!
Из ее глаз бегут слезы, которые она не может, да и не хочет сдерживать, лицо сводит неприятная судорога, начинает трястись подбородок…
Если она плачет — значит жива ее душа — а раз жива душа значит слова вальса находят в ней отклик.
И значит — «Все они живы, все, все, все!»
Стать седым за одну ночь
Неожиданно в утреннем воздухе раздалось: «Василий …. Иванович»
Васька удивленно оглянулся.
Он несколько раз через друзей и знакомых пытался узнать, что стало с той девушкой, но узнать удалось совсем мало — она переехала в другой город и оборвала все контакты.
«Василий Иванович,» — коснулся его плеча незнакомый солдат — «зову вас, зову, а вы не слышите, будто… Вас командир вызывает!»
Василий удивленно ответил: «Есть!» и направился к землянке командира.
…И невдомек ему было, что он, восемнадцатилетний парнишка, прибывший на фронт два месяца назад — выглядел сейчас на все пятьдесят лет.
Лицо его обветрилось и загрубело, возле рта и глаз залегли глубокие морщины, щеки ввалились, и в глазах поселилась неимоверная усталость.
А золотисто-русые волосы поседели — за одну ночь.
…В воздухе жутко и чуждо пахло горелым человеческим мясом. Этот удушающий запах заполнял собой, казалось, весь воздух, вызывая тошноту и отвращение.
Василий осторожно дополз к сгоревшим остаткам большого сарая, и в ужасе отшатнулся прочь. Возле запертых снаружи дверей лежали обугленные человеческие тела: старики, женщины, дети, подростки.
Люди сгрудились у входа будто-то надеясь вырваться из огненного ада на свободу, матери закрывали детей своими телами…
Васька даже не пытался сосчитать, сколько их — понимал одно — тел не менее пятидесяти, и половина, а то и более из них — дети. Немцы сожгли деревню и ее жителей заживо…
Он вернулся в родную часть, доложил командиру об успешном выполнении задания и о своей страшной находке.
Командир выслушал его и отправил отсыпаться, но отдыха у Василия не получилось. Стоило ему закрыть глаза, как перед глазами снова и снова вставала жуткая картина сожженой вместе с жителями деревни Хатыни.
На утро он стал совершенно седым, превратившись из Васьки в Василия Ивановича…
Ожидание
Памяти Е. П. Зиновьевой
Более 74 лет назад отгремели бои великой ответственной войны.
Были восстановлены разрушенные города и села, эвакуированные люди вернулись в свои города, заводы снова перешли на выпуск мирной продукции, но…
…Моя прабабушка ждала всю жизнь — ждала с фронта мужа и своих младших братьев…
Ежегодно она ездила в город, где они жили до войны — «вдруг они приедут туда или пришлют письмо на старый адрес», и каждую неделю ходила на почту — «для меня ничего нет?»
Умом она понимала — были бы живы, давно дали бы о себе знать… ведь с момента победных залпов 1945 года прошло столько лет
А вот душой — «жди меня и я вернусь всем смертям назло» — она верила, что они живы, что вот через мгновение откроется дверь и они вернуться домой.
Но они так и не вернулись.
…Со временем пришли «похоронки» на ее младших братьев и адреса братских могил, где они были похоронены.
А муж был внесен в списки «без вести пропавших», но она упрямо ждала его, ждала до самой своей смерти, самостоятельно поднимая на ноги двух дочерей.
…Война не заканчивается до тех пор — пока не будет найден и похоронен последний солдат и, кажется, Великая отечественная — будет вечной.
17 минут
5 января 1943 года парень и девушка стояли на небольшом перроне, взявшись за руки и тесно прижавшись к друг другу, так что слышали биение своих сердец, а их дыхание смешивалось в одно целое.
У них было целых 17 минут или 272 вдоха и выдоха на двоих.
Они молчали.
Да и зачем говорить?
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.