Бесплатный фрагмент - Откровение Элохим

Глава1
Свадьба

«Две розы лягут к подножию мрамора.

Бабочки к ним подлетят беспечно.

Нам отчаиваться, не рано ли?

Мы будем вечно»!

Свадьба

Ветер гнал листья по пыльной дороге, был прекрасный солнечный денёк.

Шум колоколов разносил свой звон по всей округе десятками перезванивающихся колокольчиков, нарушая обычную тишину этой небольшой деревушки Сен Волье, такой обычной для Франции этих времен.

Множество босоногих мальчуганов бежали маленькой шумной стайкой к деревенской церквушке, поднимая пыль столбом. Народ собирался на большое событие для этой маленькой деревни, свадьбу знатных господ. В здешних местах сиял прекрасный весенний день. Дофине дышало запахом буйствующих лесных трав и цветов. Буйной растительностью, распускающейся и просыпающейся весной, смешиваясь с запахом чистых прозрачных ручьев сбегающих с гор, словно вены этого места и ветерком шедшего из прозрачных озёр. Да, это был Дофине, родной дом Дианы. Сегодня был день её свадьбы. Диане едва исполнилось 15 лет.

Она стояла в свадебном одеянии, сверкавшем белизной. Её фата обвивала весь её облик, словно облако, её лицо светилось сверкающим мрамором, невероятно белого цвета, и тем сильнее был контраст её чёрных, словно вороново крыло волос. Очень белая кожа её лица наполнилась ещё большей бледностью в этот день.

Невеста стояла у окна бледная и задумчивая. Было всё: свадебное платье, белое облако фаты, нежный букет белых цветов, только лишь её лицо не светилось радостной улыбкой. Диана де Пуатье была единственной дочерью Жана де Сен Валье. Это был древний гордый, но, увы, обедневший род. Мать Дианы была из очень знатного рода. Её род был гораздо древнее, чем даже род королей Валуа. В жилах Дианы текла кровь когда-то былых королей Франции. Диана, всегда помнила об этом, несмотря на то, что все вокруг об этом забыли.

Её отец был благороднейшей души человек и дворянин Жан де Пуатье, сеньор де Сен Валье. Это был худощавый седой человек с задумчивыми наполненными глубиной глазами. Он посмотрел на свою дочь, она нежно улыбнулась ему в ответ. Он знал, что Луи де Брезе хорошая партия для его дочери. Очень знатный, великий сенешаль Нормандии и главный егермейстер Франции являлся одним из состоятельных и высокопоставленных лиц государства, приближённых к самому королю. Он женился на его красавице дочери, хотя и был на 40 лет старше Дианы. Он, её отец будет спокоен за её будущее.

— Ты готова моя дорогая? — Спросил он, поцеловав дочь в лоб и посмотрев на неё.

Она молча кивнула ему в ответ, улыбнувшись уголками губ, и взяла его под руку. Он медленно повёл её к выходу.

Когда их коляска подъехала к церкви, около неё толпилась шумная толпа зевак. Они вышли из коляски и отец повёл её, своё сокровище к алтарю, чтобы передать её жениху, где он её уже ждал. Если таковым, то есть женихом, можно было назвать далеко не юного возраста мужчину, который должен был стать её мужем. Внешне природа не наделила его даже хотя бы малой толикой красоты, он был попросту уродлив, худощав и высок. Держался он надменно и высокомерно, выпрямившись во весь рост и закинув вверх подбородок, сжав в высокомерии тонкие губы. Но, эта поза никак не помогала скрыть его редкие волосы на голове, старательно зачёсанные на одну сторону. Они были какого-то непонятного грязного оттенка смешанного с сединой. Худое, сухое лицо было в глубоких морщинах. Нижняя тонкая губа была высокомерно сжата, и поэтому, её словно и не было совсем, она брезгливо поднималась вверх. Бесцветные, словно у рыбы глаза были холодны.

Он посмотрел на невесту и его губы едва шевельнулись, стараясь изобразить подобие улыбки. Весь его вид напоминал большой раздувшийся шар, полный собственной значимости и высокомерия. Он, Луи де Брезе де Мольврье, один из самых знатных, богатых и влиятельных людей в государстве, проведя всю свою жизнь холостяком в путешествиях и увеселение к 56 годам решил, что ему нужен наследник его высокого ранга, положения и рода. Он выбирал себе жену уже как год. Но, никто не был его достоин, он был уверен в этом и находил изъяны у всех претенденток. Но, однажды он совершенно случайно увидев Диану на одном из приёмов, был сражен её невероятной красотой. Словно лесная фея она не выходила у него из головы. Но, нет, не подумайте, он не влюбился. Для подобного человека любовь имела скорее другой смысл и форму, кроме как любви к себе он не испытывал пожалуй никакой другой. А так как Диана была просто красавица и сверкала, словно луна в ночном небе, ослепляя всех вокруг на том вечере, то Де Брезе решил, что, пожалуй, снизойдет к ней с Олимпа своего величия и лучшего жениха ей не найти, как и для него она будет лучшей пассией. Небогатый, хоть и знатный род Дианы заставлял его презрительно фыркать. Де Брезе, величие рода Дианы, не интересовало совершенно. Но, всё же он решил, что дама подобная ей, знатная, но не столь богатая, должна быть счастлива его предложению и такому жениху. С этими мыслями он пошёл на встречу с её отцом, заявив о своём намерении женится на Диане. И вот, всё решено, свадьба состоится в маленькой церквушке, в столь же маленькой деревушке. А ему как человеку прижимистому или попросту жадному не придётся терпеть слишком больших затрат и убытков. Так сделав все подсчёты, он ещё раз был очень доволен собой и своим выбором.

Свечи горели в церкви, мерцая и прыгая, словно светлячки, пахло ладаном. Диана стояла ровно, словно мраморная статуя, она была спокойна. Её лицо отражало мерцание свечей, словно блики света на белом мраморе. Она знала, отец сделал это ради её блага. Они были далеко не богаты, а их имение совершенно пришло в упадок. В их доме часто собирались такие же, как её отец, благородные дворяне с пустыми карманами. Их честь и благородство были такими же большими, как и пустыми их карманы. Они говорили с мрачными лицами благородные речи, за которые их, несомненно, могли упрятать за решетку, а то и вовсе лишить головы. Они говорили о положении таких же, как и они дворян. О непомерных налогах и сборах, о не справедливости власти и её скором крахе. А потом её отец куда-то уезжал и возвращался мрачный и молчаливый. Она любила отца нежной любовью дочери и знала, что их древний род завоевал свой титул и имя лишь своей отвагой, доблестью и честью. Много веков назад её далёкие предки сражались рядом с королями, но, как часто бывает, теперь о них забыли. А, как известно, к сожалению, в этом мире для обогащения, благородство, не самый верный союзник. И теперь от них воротили носы те, кто заимел богатства далеко не своим благородством и честью. Так же как не могли они похвастать и древностью своего рода, а лишь, шириной своих карманов, и такие как её отец, теперь были не ко двору.

Зима, зима

Она посмотрела на уродливого старика, и её сердце пронзило отвращение. Он смотрел на неё своими рыбьими, холодными глазами и она сказала, — да.

Теперь он её муж — мелькнула мысль в голове и словно раненая птица провалилась во тьму.

Они сидели за красиво сервированным серебром столом, утро было прекрасным. Птицы радостно щебетали и дул благоухающий ветерок из открытого окна. Она опустила глаза в омлет, стараясь сделать вид что ест. Мысли кружились вереницей перепутавшихся цепей, воспоминаний брачной ночи, обжигая её мозг. Холодные, сухие и грубые руки на своей кожи, и такой отвратительный запах его тела. Где-то там, в глубине её души что-то оборвалось и провалилось в бездонную пропасть, чёрную и холодную, такую же, как и эта ночь. Воспоминание кольнуло почти физической болью в висок, словно выстрел отозвалось где-то внутри её сердца, она сжала вилку сильней. А потом, долгое применение губки и воды, она так сильно тёрла себя, пытаясь смыть с себя его прикосновения, что кожа покраснела. Ну а потом. О, кошмар! Его присутствие рядом и его такой неприятный запах. Всё её существо переполнилось отвращением к нему, к себе, к отцу, к целому миру! Так она лежала на крою кровати, пока день не коснулся окна.

Его голос вывел её из холодных воспоминаний, словно пощёчина. Она невольно вздрогнула.

— Моя дорогая. — Сказал он.

— Вам по вкусу завтрак?

— Я смотрю, вы ничего не едите.

— Так чего доброго вы обессилите.

— А ведь, обессиленная женщина, — продолжал он

— Не может рожать здоровых детей.

Детей! — Ужас холодными тисками сжал её, и ей стало трудно дышать.

Детей, его детей! — Сама мысль, что внутри её утробы будет частица него, этого человека, привела её в неописуемый ужас. Желудок свело и ей показалось, что её стошнит.

Но, сохранив самообладание, она холодно посмотрела на него и ответила, что в её привычки не входит столь плотный завтрак. Пообещав, что в обед она, несомненно, будет голодна и съест всё.

— Надеюсь, надеюсь. — Ответил он.

Наконец-то завтрак был закончен, она так и не съела ни кусочка. Он поднялся и сказал, что отправляется на прогулку верхом, объехать поместье. Она ответила, что утомлена и останется дома. Он пошёл к выходу и уже у дверей вдруг повернулся и сказал.

— Моя дорогая.

— Как же вам, однако, повезло, вы теперь мадам де Брезе!

— Ещё вчера, вы не могли предполагать и надеяться на столь великую удачу в вашей жизни! — Сказал он ей, скривив свои тонкие губы, в подобие улыбки и вышел.

А она так и осталась стоять униженная и оскорблённая до глубины души его словами. Лишь её глаза на мгновение вспыхнули жёлтым огнем и где-то далеко, в самой глубине, зажглись жгучей ненавистью к удаляющейся фигуре графа де Мольврье. Она сжала свои маленькие кулачки так сильно, что ногти впились ей в кожу и из ранок проступили капельки крови, а сердце, казалось, провалилось в пустоту и перестало биться навсегда.

Зима, зима!

Всё за окном оделось в белые одежды и испортило и без того не очень хорошие дороги.

Прошёл год с её замужества, Граф отсутствовал вот уже как месяц, отправившись в Париж по делам. Но, какие дела были у графа, знали, пожалуй, все. Несмотря на свою почти невероятную скупость граф был заядлым игроком. Неизвестно как в нём переплетались столь не совместимые качества, как невероятная скупость и азартный игрок. Свою молодую жену, что была уже беременна, он вынуждал ходить в залатанных до неприличия нижних юбках, для своих скудных нарядов. У Дианы было всего несколько приличных платьев. На её счастье или несчастье Диана почти не выходила в свет. Узнав о своей беременности, она впала в глубокую тоску, в тайне надеясь на выкидыш. Беременность проходила тяжело, она была ещё бледнее, чем обычно, а под глазами залегли тёмные круги. Схватки начались неожиданно, она почувствовала боль, согнувшись, застонала, она поняла что началось. На её зов прибежала служанка, что была при ней.

Служанка запричитала, размахивая руками.

— Ой, рожаете, мадам!

— Ой, ой! — Повторяла она.

Служанка помогла ей дойти до кровати. Послали за опытной повитухой, которая приняла не одни роды. Прошло достаточно времени, и графиня родила. Всё обошлось хорошо, она родила девочку.

— Мадам, это девочка. — Сказала повитуха.

Она хотела поднести малышку к матери.

— Убери, — раздался глухой голос графини.

— Убери её, — повторила Диана, хрипло.

— Убери её от меня, — повторила она снова, не желая смотреть на ребёнка.

Старуха опешила.

Диана, белая, словно сама смерть, с посиневшими губами, повторила задыхаясь.

— Убери, я тебе сказала!

— Но, как же, мадам? — Начало было старуха.

Графиня приподнялась на постели, бледная с перепутанными волосами, её глаза расширились. Она смотрела на ребёнка глазами полными, казалось какого-то ужаса.

— Убери её! — Повторила она твёрдо, отвернувшись от дочери.

— Найди кормилицу, пусть привезут женщину сюда.

— Ты меня поняла?! — Отдала она приказ служанке, держащей плачущего ребёнка.

Его крик словно ножом резал её на части, но она не смотрела в его сторону.

— Ну, иди уже! — Вскричала она, не в силах выносить больше эту муку.

— Оставьте меня. — Наконец тихо сказала она, словно последние силы покинули её.

Старуха и служанка не пошевелились, ещё не придя в себя от её слов.

— Идите же, наконец! — Закричала она на них, выводя их из оцепенения.

Наконец-то они вышли, унося с собой ребёнка.

Прошла неделя, она сидела у большого камина закутанная в большой шерстяной плед, её взгляд застыл на окне. Она смотрела на холод природы, морозные узоры мира. Свою дочь она так и не видела с момента её рождения, лишь интересовалась у служанки, как ребёнок и здоров ли. Кормилицу быстро нашли, это была розовощёкая, здоровая женщина. Графиня велела позвать её вошедшей в комнату служанке.

Через некоторое время в комнату бодрой походкой вперевалочку вошла женщина и остановилась рядом с графиней.

Диана перевела взгляд с окна на женщину и спросила её тихим, спокойным голосом.

— Как моя дочь?

— Мадам, очень хорошо. — Ответила женщина.

— Ест за двоих. — Улыбнувшись простодушно, сказала она.

— Моему сорванцу еле хватает. Но, молока у меня хоть отбавляй. — Поспешила она заверить графиню. Боясь, что та может подумать, что у неё мало молока и будет искать ей замену.

— Может, взглянуть желаете на неё? — Робко, добавила она, потупив взгляд.

Графиня вздохнула устало.

— Нет, не сейчас, потом. — Добавила она, задумчиво.

— Сейчас можешь идти. — Закончила она разговор, переведя вновь свой взгляд на холодные пейзажи за окном.

Женщина пошла вперевалочку к выходу. Вдруг, словно что-то вспомнив, Диана окликнула женщину по имени.

— Маргарита.

Женщина обернулась.

— Спасибо, — тихо добавила Диана, и устало улыбнулась кормилице.

И та, ответила ей светлой, открытой, искренней и счастливой улыбкой, которая есть только у любящей матери, вспомнившей своё дитя.

— Да что вы, мадам. Да не за что. — Ответила она добродушно и вышла из комнаты.

Пуатье снова смотрела, застывшим взглядом, на холод за окном.

Холодно, — подумала она.

Боже! Как холодно! — Еле слышно произнесла она, чувствуя всем своим существом холод внутри себя.

У меня дочь, — ещё тише произнесла она свои мысли вслух. Не заметив того, что говорит сама с собой.

Но, почему же так холодно?! — Мелькнула мысль.

Дочь она увидела спустя месяц. Ей принесли розовощекую девочку уже округлившуюся на молоке деревенской женщины. Она посмотрела на ребенка, но холод так и не исчез, лишь сердце кольнуло, словно его пронзили тонкой иглой. Девочка улыбалась своей матери, графиня улыбнулась ей в ответ. Малышка смотрела на неё, словно знала, что она и есть её мать, с интересом разглядывая её, и то и дело, прикасаясь к ней своими маленькими ручками. Подержав какое-то время ребёнка на руках, Диана отдала малышку кормилице. Странно, но девочка вдруг заплакала, оказавшись на руках у кормилицы, словно точно знала кто её мать. Диана вновь почувствовала боль от иглы в самое сердце, а потом, вновь холод заполнил всё её существо.

Так состоялась вторая встреча матери и дочери.

Граф вернулся из Парижа, он был крайне раздражён и не доволен.

— Зачем мне девицы?! — Повторял он.

— От них нет никакого толку!

— Мне нужен наследник! Слышите меня, Мадам?! — Говорил он недовольно, словно она была виной родившейся дочери вместо сына.

Диана подняла на него холодные и тёмные, словно ночь глаза.

— Ну, так помолитесь господу, Месье!

— Возможно, он вас услышит! — Отчеканила она холодно.

Он взглянул на неё и недовольно фыркнув, продолжая что-то бурчать, нервно вышел из комнаты.

Девочку назвали Луизой, ей было три года, когда на свет появилась её сестра, которую назвали Франсуазой. Так же как и старшую дочь, графиня отдала её кормилице.

Граф был просто в бешенстве, говоря Диане довольно грубо.

— Вы рожаете одних девиц!

— Вы, словно делаете мне это на зло! — Обвинял он её.

— Мне нужен наследник!

— От вас нет не какого толку! Вы бесполезны! — Кричал он.

Пуатье побледнела, её мучило только одно желание, что бы он, наконец, замолчал! Умолк на веки! Ей хотелось его убить.

Она смотрела на него и думала, как было бы прекрасно никогда больше не слышать его! Она даже представляла, как лучше это сделать. Яд или нож, что лучше?! Но, Пуатье была невероятно богобоязненной и её мысли оставались всего лишь мыслями, и возможно только это останавливало её от подобного шага.

И она лишь холодно ответила.

— Вы видно, плохо молитесь о наследнике, месье! — Парировала она, зло.

Их жизнь текла однообразно и монотонно, граф очень часто отлучался в Париж, как он говорил по делам. Пуатье же, это было совершенно безразлично, где он. Он бывал чаще в разъездах, чем в своём имении, Диана была этому только рада. Проходили годы, зима сменялась незаметно летом и своих подросших дочерей Пуатье видела часто. Старшей исполнилось девять, а младшей было всего шесть, обе девочки на удивление были очень похожи на своего отца. Они были не очень красивы, у них были те же тонкие черты лица, те же бесцветные глаза и тонкий нос, все черты лица они взяли от графа, от Пуатье у них не было почти не чего. Они были удивительно не похожи на свою мать, что стоявших их рядом можно было принять за чужих.

Лето сияло красками, мир проходил свой обычный круг, вновь зацветали красками деревья, наполняя мир ароматом дождя, смешанным с запахом цветов.

Однажды, одним таким прекрасным утром, когда девочки прогуливались с няней по саду, а Диана стояла на большой парадной лестнице особняка, к ней подошла её старшая дочь, и спросила.

— Маман, — сказала она.

— Можно вас спросить о чём-то?

— Да, конечно, дорогая. — Ответила Диана.

— Мамочка, вы нас совсем не любите? Меня и Франсуазу?

Графиня опешила от такого вопроса. Вопрос, заданный ребёнком был невероятно прост. Но, она вздрогнула и замерла на месте от неожиданности вопроса. Она смотрела на эту не очень красивую девочку, на свою собственную дочь и её сердце так сильно сжалось в груди, что ей показалось, что она сейчас вскрикнет от боли. Словно её сердце схватила чья-то холодная, костлявая рука, и, сомкнув пальцы, решила раздавить, дыхание перехватило и ей стало трудно дышать, а глаза увлажнились, наполнившись слезами. Но, они так и замерли лишь в её глазах, уходя куда-то вглубь её души. Она опустилась на колени рядом с ребёнком, обняла и прижала свою дочь к себе, и ответила тихо.

— Конечно же, я вас люблю! — Её голос дрожал.

— Ну конечно люблю!

— Как я могу не любить вас?! Моя дорогая!

— Вы ведь мои дети!

— Как могу я вас не любить?!

— Как такое, вообще, может быть?! — Говорила она девочке, гладя её по волосам.

— Этого просто не может быть! Запомни это дорогая, хорошо. — Прошептала она тихо, поцеловав девочку в лоб.

Маленькие ручки девочки обняли её за шею, ребёнок счастливо прижался к матери, Пуатье нежно обняла дочь.

— Вы, правда, любите нас, маман? — Сказала наивно девочка, прижимаясь к матери.

— Ну конечно! Конечно, дорогая! — Прошептала Пуатье, стараясь не разрыдаться и нежно обнимая дочь.

Пуатье поднялась с колен и погладила ребёнка по волосам.

— А теперь иди, моя дорогая.

— Смотри, Франсуаза и нянечка ждут тебя. — Тихо сказала она.

Девочка улыбнулась, чистой улыбкой ребёнка и ответила.

— Хорошо, маман.

— Мы с Франсуазой тоже вас очень любим!

Её маленькое детское, такое чистое, словно у ангела личико, стало серьёзным.

— Очень сильно любим вас! — Добавила она и побежала прочь к няне и сестре.

Диана помахала им рукой и отвернулась, по её щекам стекали слёзы, разрывающие ей сердце. За эти годы своего несчастливого брака она плакала впервые. Но, слёзы стекали с её глаз, не потому что её дочери могли думать, что собственная мать их не любит. Она плакала, потому что поняла, что не любила их всё это время, не любила собственных детей! Словно её сердце было кусочком льда, не более того. И только сегодня она поняла, что этот лёд рухнул, причинив ей невероятную боль. Она поняла, это только сейчас. Она всё же любит их! Она плакала, понимая каким чудовищем должна быть такая женщина, не любившая собственных детей. Она плакала, потому что только сейчас поняла, что это не так. Она вошла внутрь особняка, осознание всего этого разрывало её изнутри. Она побежала так быстро вверх по ступеням в свою спальню, словно за ней гналась свора псов из ада, и, рухнув на кровать, зарыдала навзрыд, задыхаясь от слёз и вздрагивая всем телом. Из самой глубины её души, вырвался звук похожий на вой. Он вырывался из самой глубины её существа, из самой затаённой части её души.

Маленькие пленники

Париж, Париж!

Сколько умов и сердец повергнуты к твоим ногам!

Сколько разбил ты сердец!

Своей загадочной, пьянящей красотой!

Словно, роковая красавица, пьянящая, опасная, прекрасная и загадочная.

Зовущий, словно оазис в пустыне.

Коварный и капризный, в своей противоречивости.

Зовущий и отталкивающий, словно женщина соблазнительница. Сердце мира, с душою женщины, играющей с сердцами и жизнями своих обожателей!

Такая близкая и земная, но всегда такая далёкая, словно манящая в небе звезда!

Король Франции Франциск 1 проиграл испанскому монарху войну. Франция проиграла Испании. Франциск, испытав горечь поражения, будучи сам дважды ранен, был пленен. Но, велись переговоры об освобождении короля. Франциск подписал Мадридский договор, расчленявший Францию на части. Но, король не собирался выполнять взятые на себя обязательства. Кроме одного, отдать в заложники своих сыновей, Дофина Франциска и его брата Генриха герцога Орлеанского.

И вот, 17 Марта, рыцарский в те времена Французский двор, не ведущий принятой позже светской, разгульной жизни, довольно скромно собрался в замке, на берегу реки Бидассон, где должна была пройти церемония передачи принцев, заложников Испании. Которых должны были обменять на монарха державы.

Этим утром двор собрался как раз для того, чтобы проводить принцев на чужбину, в плен. Было туманное, серое утро и чета де Брезе тоже присутствовала на этом прощальном отбытии маленьких принцев. Весь двор собрался в полутёмной зале замка, ожидая появление принцев.

И вот, они прибыли.

Объявили: — «Его высочество Дофин Франциск герцог Бретонский»!

— «Его брат принц Генрих герцог Орлеанский»!

Весь двор умолк, ожидая появление принцев. Дверь, наконец, отворилась, и в залу вошли два мальчика. Принцы были ещё совсем детьми. Наследнику престола Франциску было восемь лет, а его брату Генриху едва исполнилось семь лет. Наследник престола был белокурым ребёнком с красивыми белыми завитушками волос, глаза которого, уже сейчас были наполнены собственной значимостью, его подбородок был гордо вздернут вверх. Весь двор присел в реверансе, приветствуя будущего короля. Он ответил присутствующим лёгким кивком головы. Его дорогие с рюшами и бантами одеяния, сверкали драгоценностями. Перо на шляпе подпрыгивало вверх от его уверенного шага. Он важно остановился посредине залы и все дворяне стали подходить поочередно к принцу, приветствуя, и желая удачного отплытия и скорого возвращения. Мальчик сухо и с достоинством кивал им в ответ.

Его брат, маленький Генрих был совсем ещё ребенком. Два брата были невероятно даже разительно не похожи друг на друга, словно день и ночь, и это было, несомненно, самым правильным сравнением.

Генрих был смуглым, черноволосым, худеньким мальчиком с тонкими ножками и торчащими коленками и большими невероятно чёрными, словно тёмное озеро глазами. Одет он был сравнительно просто в сравнении со своим братом.

Пуатье поприветствовала наследника Французской короны, как и другие, и отошла в сторону, уступая дорогу другим. Её муж нашёл компанию мужчин и о чём-то беседовал с ними, оставив Диану одну. Она стояла и смотрела на этого белокурого ребёнка, но уже почти короля и понимала, что эти несчастные дети едут в далекую Испанию в плен и возможно не вернуться. Вдруг она заметила маленького Генриха. Он стоял в сторонке тихо и одиноко, его личико было нахмуренным. Он старался храбриться, но в его глазах явно читался страх. Её сердце сжалось, она поняла, что о Генрихе попросту забыли. Ведь он всего лишь второй сын короля. Никто не подошёл и не поприветствовал его, никто не пожелал ему удачного отплытия и никто не подбодрил, в надежде на скорое возвращение. Ей стало, так жаль, несчастное дитя, что в этом порыве сострадания она направилась к нему сквозь толпу. Она подошла к нему и присев в реверансе поприветствовала. Ребёнок вздрогнул и испуганно посмотрел на неё. Но, уже через минуту он сделал серьёзное лицо и важно кивнул в ответ на её приветствие. Вдруг её охватило такое сострадание и жалость к этому всеми покинутому забытому ребёнку, что у неё на глазах навернулись слёзы и позабыв о всяком приличии, она опустилась на колени и прижала мальчишку к себе, обняв.

— Вам страшно, я знаю. — Тихо сказала она ему, держа его за плечи.

Казалось, мальчик вот-вот расплачется. Но, он сдержал слёзы, и лишь слегка всхлипнув, посмотрев на неё.

Она продолжала.

— Не бойтесь! С вами ничего не случится! Я вам обещаю!

— Вы должны быть сильным! Слышите меня. Я буду молиться за вас!

— Знайте, что здесь во Франции есть сердце, что молится о вас и вашем возвращении. — Закончила она.

Мальчуган перестал шмыгать носом и успокоился, в детских глазах засветилась надежда и вера в её слова, кажется его страх действительно исчез. Она поднялась с колен и вновь присев в реверансе отошла от него. Мальчик снова стал серьёзным.

Принцев усадили в лодку, и она медленно начала исчезать в тумане, унося их в неизвестность. Диана и весь двор стояли на берегу. Она подняла руку и помахала им на прощание. Маленькая чёрная головка повернулась к берегу, она узнала маленького Генриха. Он поднял руку и в ответ помахал ей рукой.

Свобода

Чёрные тучи нависли над поместьем де Брезе.

Холодное, серое утро соскользнуло с неба моросящим дождём, делая окружающий мир тускло-серым.

Священник продолжал говорить над холодной, чёрной могильной дырой в фамильном склепе де Брезе. Наконец, он закончил свою речь и чёрную дыру с телом графа со скрежетом закрыли могильной плитой, словно его проглотил беззубый рот чудовища.

Диана стояла над могилой своего мужа. Она была одета в траурные чёрные одежды, и из-за этого её невероятно белое лицо казалось почти неестественно белым. Она молча смотрела на могилу, в нос ей ударил запах сырой земли склепа, перемешанный с запахом затхлости и мёртвого тела, это был запах смерти. Её дочери стояли рядом. Люди задвинули камень, скрыв тело графа навечно. Прощание живых с мёртвым было закончено.

Она вместе со своими дочерями вернулась в свой особняк. Похороны графа совершенно вымотали её постоянными визитами и соболезнующими. Она устала так сильно, что без сил рухнула в стоящее у камина кресло.

Её взгляд поневоле остановился на двери и вдруг, она поняла. — Никогда больше он не зайдёт в эту дверь, её муж мёртв и теперь она вдова.

И тут ей в голову ворвалась другая мысль. — Нет же, она не вдова, она свободна! Свободна, от вечных унижений, от его присутствия, от его запаха в своей кровати, от его вечного недовольства.

Она свободна! — Прожгла мысль мозг.

Свободна! — Словно упиваясь этой мыслью, думала она.

Её сердце вдруг радостно вздрогнуло и за долгие годы впервые неожиданно для неё самой, ожило. Её глаза вдруг вспыхнули огнём, заблестели и зажглись жизнью, словно до этого дня она была мертва. Она резко поднялась с кресла, в котором сидела и почти подбежала к окну распахнув его резким движением настежь. В комнату ворвался свежий воздух, за окном была всё та же унылая погода, было сыро, и моросил дождь. Она почувствовала запах дождя смешанный с запахом мокрой земли и вдохнула этот живительный аромат полной грудью, прикрыв от удовольствия глаза, прошептала восхищённо, словно видела этот мир впервые. — Какой восхитительный день! Её лицо за долгое время озарила улыбка.

Другая мысль пришла, заменяя восторг. — Я поставлю памятник! Из большого, тяжёлого камня!

Она улыбнулась шире, не замечая, что говорит вслух, сказала.

— Я поставлю вам памятник, месье де Брезе!

— И надеюсь, его тяжесть придавит ваши кости в вашем склепе! — Почти выкрикнула она.

Её брови грозно сошлись на переносице, а перед её глазами возникла картина из прошлого, как будто это было только вчера, и его голос режущий, словно нож по её сердцу, каждым сказанным графом словом: «Как же вам повезло, дорогая. Теперь вы графиня де Брезе». Её глаза вспыхнули огнём, взбудораженная воспоминаниями.

Она продолжила говорить вслух.

— Я поставлю вам памятник!

— Чтобы быть уверенной, что если вам вздумается оттуда вылезти, он вам преградит дорогу! — Презрительно закончила она.

— Он будет очень большой! — Добавила она, закончив свою невольную речь, и не замечая, что говорит вслух сама с собой. Вздохнув с ещё большим удовольствием полной грудью аромат промозглого дня.

Памятник на удивление всем был действительно очень большой и тяжёлый, его с трудом установили. Когда рабочие закончили с установкой, она отпустила их и осталась одна у могилы графа.

Она заговорила тихо, её обращение было к графу, словно усопший граф мог её слышать.

— Надеюсь вам нравиться ваш памятник? Я надеюсь, месье, — добавила она, нахмурив лоб и сверкая глазами, едва слышным, дрожащим голосом.

— Надеюсь, он раздавит вас, в вашем склепе и если вы вдруг намереваетесь вылезти оттуда, то эта глыба закроет вам дорогу! — Закончила она, почти задыхаясь от ненависти к усопшему мужу.

Её пробила нервная дрожь, а дыхание стало прерывистым и от чувства ненависти к нему, ей стало тяжело дышать, губы сжались и посинели, а кулаки, сжавшись, впились ногтями в мясо. И в порыве столь глубокой ненависти к нему, она не сдержалась и плюнула ему на могилу.

— Это всё что ты заслуживаешь от меня! — Выкрикнула она, выпрямившись, словно встала, наконец, за эти годы с колен.

И облегченно выдохнув, уже спокойно и презрительно добавила.

— Это всё что вы заслужили от не достойной вас, месье де Брезе!

— Надеюсь, вас сожрут черви! — Закончила она презрительно.

Она метнула свой взгляд, словно кинжал, на памятник, словно проверив ещё раз напоследок, так ли он прочен и велик. И убедившись, что это так, гордо вскинув подбородок вверх, резко развернулась и зашагала твёрдо прочь, она больше не оглянулась.

Разбирая уже теперь свои дела Пуатье поняла, что муж не оставил ей и её детям ничего!

Он не только не оставил им средств, но и оставил непомерные долги, заложив так же и их имение. Всё было им проиграно в азартных играх. Сумма долга была велика и если не будет выплачена, то она и её дети могут лишится всего, включая поместье.

Она сидела в кабинете по столу и на полу валялись накладные, долговые и бумаги на поместье, заложенное за долги. Она не могла в это поверить.

Она сидела, молча уперев голову рукой, дела обстояли хуже некуда. Что ей делать?! Куда она пойдёт, потеряв имение?! Где будут её дети?! Что будет с ними?! — Думала она в полном отчаянье.

Несмотря на холод к своим дочерям она всё же любила их, стараясь всегда о них, заботится, дать должное образование и воспитание. Больше всего её беспокоил тот факт, что потеряв имение, девочкам врят ли будет святить хорошая партия в браке.

Боже! Кому они будут нужны?! Кто женится на них, если в свете узнают о почти полном их банкротстве! К тому же бедняжки и без того были далеко не красавицы. — Думала Пуатье совершенно отчаявшись.

Кроме прочих проблем с имением вскоре тёмные тучи сгустились и над её любимым отцом. Его обвинили в заговоре и вместе с другими заговорщиками усадили за решётку, ему могла грозить казнь. Но, полного обвинения ещё не было выдвинуто, а значит, была надежда.

Она сидела мрачная и одинокая в кабинете, в очередной раз, разглядывая бумаги, отчаянно надеясь найти выход, надеясь на чудо.

— Что же мне делать?! Боже мой! — Вырвалось у неё отчаянно.

Ситуация казалась, была безвыходной, она совершенно отчаялась. Обхватив голову руками, она сидела так, не шевелясь и уставившись в одну точку. Сколько времени она так сидела, она не знала, но вдруг она вздрогнула, её охватила злость на себя за слабость и бездействие.

— Надо что-то делать! Надо ехать в Париж! — Вдруг произнесла она вслух, говоря сама с собой.

— В Париж, к королю! Больше никто не сможет мне помочь, только король! — Решительно закончила она.

Но, вставал вопрос. Как? Тогда, она решила обратиться за помощью к одной даме. Она вспомнила, что эта дама была знатного, но давно обедневшего рода и поэтому была пристроена в свиту к одной невероятно богатой и знатной 60 летней вдове, с высоким званием и столь же большим карманом. Вдова всеми силами пыталась молодиться и тратила на наряды, румяна и драгоценности уйму денег, собирая вокруг себя уйму дворянок в своей свите, показывая всем тем самым своё высокое положение. Дамы же, за определенную плату, выказывали ей своё восхищение и не скупились на лестные похвалы. Вдова обожала бывать в обществе и при дворе. Пуатье немедленно написала своей знакомой письмо с просьбой, чтобы та порекомендовала её на место в свите. Ответ пришёл, не заставив себя ждать. Ответ был: «Что, Пуатье, может в скором времени приехать и будет, несомненно, украшением свиты и вдова с удовольствием её примет». Дальше были прочие светские новости и любезности, письмо заканчивалось на том, что её будут с нетерпением ждать.

Оставив распоряжения в поместье, Пуатье выехала уже через несколько дней и уже на неделе была принята на своё новое место.

Вдова оказалась полноватой маленькой 60 летней женщиной с чрезмерно розовыми щеками, причина которых было очень большое увлечение вдовой румянами и столь же большое преобладание пудры, отчего её лицо было белым, словно полотно. Всем своим странным видом и образом она напоминала сову увешанную драгоценностями. К ним она питала особую страсть и любовь, увешивая себя ими столь расточительно, что напоминала рождественскую ёлку.

Однажды оставшись с одной из дам свиты вдовы в комнате старой дамы девушки увидели на туалетном столике престарелой дамы прекрасное колье с брильянтами. Камни были изумительной красоты и чистоты. Солнечный свет упал на прекрасные камни, и они заискрились тысячами огней. Девушка, что была с Пуатье, восхищённо ахнула и сказала с восхищением, обращаясь к Диане.

— Боже мой! Дорогая, посмотрите какая восхитительная красота!

— Боже! Какой блеск! Они стоят целое состояние!

Она не сводила восхищённого взгляда с камней.

Пуатье посмотрела на каменья, искрившиеся на солнце, и вдруг перед её глазами встала сморщенная шея вдовы, переходящая в столь же сморщенное лицо, и брильянты, свисавшие на этой старой увядшей шее. Бриллианты вдруг потускнели в её глазах и потухли, и она просто ответила.

— Моя дорогая их блеск не тревожит моего сердца.

Она улыбнулась девушке, та удивлённо вскинула брови вверх.

— Вы, определённо, странная женщина! — Ответила она, не веря Диане.

— Боже! Неужели вам действительно всё равно! — Озадаченно произнесла она.

Пуатье лишь улыбнулась ей в ответ.

И вот, наконец, свершилось то, зачем она прибыла в поместье вдовы, они отбывают в Париж!

Глава 2 
Париж

Париж

Эпоха сменяет эпоху, и двор не ведёт более ту пуританскую жизнь, что была ранее, нынешний двор был другим. Веселье и беспечность царили повсюду. Нравы тоже стали другими, мужья легко заводили любовниц, а жёны им в этом тоже не уступали. Беспечность была повсюду в нарядах, нравах, поэзии и картинах.

Итак, графиня де Брезе отбывала в Париж, в надежде на встречу с королём. А, так как, король слыл любителем женщин и не пропускал попросту не одной симпатичной, новой дамы появившейся при дворе, то встреча с ним была задачей не столь сложной. Она едет в Париж, потому что только король мог помочь ей вызволить её отца из тюрьмы и помиловать от неминуемой казни, а так же спасти её от почти полного банкротства.

Она села в карету и она тут же тронулась с места. Она вздохнула с грустью подумав как далеко и возможно надолго покинет любимый сердцу Дофине.

И вот, наконец, он предстал перед её взглядом! Покоритель сердец, вечный сердцеед, Париж!

Их карета ехала по каменной, широкой мостовой, вокруг было шумно и многолюдно. Кареты и прохожие, казалось, всё переплелось и перемешалось, богато одетые дамы и кавалеры, снующие в разные стороны Парижские сорванцы мальчишки, разные маленькие магазинчики и нарядные, с богатым убранством, дорогие магазины, а так же, всевозможные закусочные и булочные лавки, от чего в воздухе висел запах свежевыпеченного хлеба.

Девушки из свиты благородной вдовы высунули свои милые головки из окон кареты, с наслаждением и восторгом, впитывая Парижскую суету. Какой-то молодой и симпатичный офицер в военной форме верхом на бравом жеребце улыбнулся им и послал воздушный поцелуй. Дамы кокетливо заулыбались. Пуатье приподняла бровь и откинулась вглубь коляски. Однако, какая наглость, подумала она, но один уголок её губ предательски пополз вверх и она незаметно улыбнулась только лишь им, подметив про себя, что офицер, всё же, очень симпатичный. Они остановились в Парижском доме благочестивой вдовы, приём ко двору должен был пройти уже на следующий день. Утром они отправятся в королевский дворец, который был самым весёлым и прекрасным местом во всей Франции.

Следующий день настал и вот дворец короля открылся перед её изумлённым взором.

Дворец окружал прекрасный сад, он благоухал и цвёл тысячами цветов, шумел и искрился на солнце радугами от прекрасных фонтанов, шумел множеством голосов, весело смеющихся кокетливых дам и веселящих их кавалеров. Всё смешалось в единую музыку вместе с пением птиц. Сад вокруг дворца был полон красиво одетых людей. Праздничный, главный вход в резиденцию обрамляли золоченые ворота, словно ворота в сам рай на земле. Подъезжали одна за другой изящные кареты, запряжённые великолепными лошадьми.

Пуатье опустила свою маленькую ножку на землю и спустилась вниз из кареты. Неожиданно для себя она вдруг заулыбалась, так прекрасна была та картина, что предстала перед ней. Всё сверкало и блестело на солнце невероятными красками. Её взгляд остановился на хрупком, как казалось строении, королевского дворца и она была так восхищена его красотой, что замерла на мгновение. Дворец был так изящен, что казалось, был сделан не из камня, а из воздушного облака. Он словно парил над прекрасным садом, таким воздушным и изящным он был.

Дамы из свиты окружили вдову и шумной стайкой щебечущих птичек направились по дорожке в парк дворца, выражая свой восторг шумными вздохами и весёлым смехом. Парк был полон красивейшими дамами, одетыми по последней моде. Сверкая драгоценностями и улыбками, они весело смеялись над чем-то, о чём им бурно рассказывали их столь же прекрасно одетые кавалеры. И над всем этим царило беспечное веселье. Увидев всё это великолепие, Диана вдруг поняла, что её наряд из её скудного гардероба давно вышел из моды. Это было её платье вдовы, единственное новое, чёрное платье. Оно было слишком скованным, а декольте не было столь глубоким, какие носили нынешние модницы. Да и весь её вид был слишком скованным, в сравнении с нынешней модой. Головной убор оказался также скромен, в сравнении с украшенными каменьями и прекрасными перьями головными уборами придворных дам. Пуатье невольно погрустнела от этих мыслей и своего наряда темнее ночи. Она казалось, выпадала вон в столь грустном одеянии из этого весёлого общества полного веселья, беспечности и смеха. Ко всему прочему в своем родном Дофине она и вовсе не носила головных уборов. Но, в Париже это сочли бы плохим тоном, и её, несомненно, обозвали бы за глаза, деревенщиной. Поэтому головной убор она надела. Но, тот ей жутко мешал и совсем не хотел держаться у неё на голове, ей приходилось то и дело его поправлять, чтобы он не слетел у неё с головы. Огорчившись тому факту, что она не вписывается в нынешнее общество, её грусть сменилась злостью. Она нахмурила брови, злясь на себя и на свою минутную слабость. Она забыла, зачем прибыла сюда, опьянённая, здешним весельем. Перед её глазами предстала картина её любимого отца в сырой темнице, и она нахмурилась ещё больше, в сердцах топнув ногой.

Какое мне дело до этих дурацких перьев, кружев и нарядов! — Подумала она зло.

В конце концов, я всегда могу сослаться на своё положение вдовы, а вдове негоже щеголять разряженной! — Думала она. Дальше, как бы там не было. — Продолжала она свои мысли, хмурясь ещё сильнее.

Я всё равно выхлопатаю у короля помилование для отца и прощение мне долгов за поместье. Буду ли я в этих дурацких перьях, либо в этом чёрном платье вдовы, мне всё равно! — Злясь, думала она.

И она действительно сильно топнула ногой, выдохнув и фыркнув презрительно, словно пришедшая первая к финишу лошадь.

Вскинув горделиво вверх подбородок, она медленно и уверенно зашагала к остальным дамам.

Не сегодня, так завтра, — думала она. Я обязательно встречусь с королем!

Он был не очень большого роста, разодет в костюм из бантов и рюшей, усеянный драгоценностями, выпирающим брюшком и кривыми ножками. И улыбкой, которая казалось, не исчезает с его лица, в особенности, если рядом прекрасные дамы!

Короля ещё издали увидела старая вдова. Он был в окружении большой свиты, которая большей частью состояла из прехорошеньких дам. Благородная вдова, засуетившись и припрыгивая, заторопилась к королю. Переваливаясь на своих маленьких и неуклюжих ножках, тарахтя перстнями и прочими драгоценностями, которых как всегда на ней было в избыточном количестве. Её дамы последовали за ней. Подойдя к королю, она остановилась и неуклюже присела в глубоком реверансе, приветствуя короля. Её дамы последовали её примеру. Король радушно улыбнулся и спросил.

— Мадам, где же вы были? Я вас, кажется, долго не видел? — Сказал он.

И не дожидаясь её ответа, принялся рассматривать с интересом свиту вдовы. Он проходил оценивающим, почти как у кота при виде сметаны взглядом по дамам из свиты. И каждая из них улыбаясь, опускала глаза, кокетливо выставляя свои прелести и приседая в изящном реверансе. И вот, его взгляд упал на Пуатье. Он уже хотел пройти им дальше по оставшимся дамам. Но, Пуатье не опустила своих глаз и не спешила приседать в реверансе, выдерживая паузу. Она впилась своим взглядом, словно невидимыми клешнями прямо в глаза короля. Он был удивлён такой, почти наглостью, и слегка приподнял бровь. Её тёмные, словно озёра глаза, вцепились в него, не отпуская. Прошла минута или всего лишь мгновение, но король так и не отвёл от неё своих глаз. И вдруг её лицо озарила лёгкая улыбка, осветив её лицо прекрасным светом и словно вспомнив, она медленно опустила глаза, и изящно присела в реверансе. Искусно обнажив свою белую, тонкую шею, переходящею в соблазнительную форму груди, которая, к сожалению короля, скрывалась за тканью платья и лишь его фантазия завершала эту картину. Диана приподняла, взмахнув чёрными, словно порхающими бабочками, ресницами, глаза. И словно стыдливо взглянула вновь на короля, в её глазах вспыхнул скрытый огонь. Она хотела их снова опустить, но король уже шагнул к ней на встречу!

— Встаньте, моя милая, — произнес он с интересом разглядывая её. Он протянул ей руку, и она поднялась с реверанса.

— Как вас зовут? Милейшее создание.

— Это мадам де Брезе. — Вмешалась старая вдова.

Гордая тем, что её дама вызвала такую заинтересованность короля.

— Это моя новая дама, ваше величество. — Продолжила она.

— Бедняжка недавно овдовела. — Добавила, старая дама.

— Ах. — Сказал король.

— Какая печаль, мадам, теперь понятно, от чего, вы в чёрном. — Улыбнулся он довольно.

И его вовсе не опечалила весть об усопшем муже прекрасной дамы, отнюдь, даже напротив. Он вновь прошёлся взглядом по её не глубокому декольте и белой шее, уже предвкушая и видя эти прелести в своей постели. Она вновь опустила глаза, изобразив смущение, но вовсе, не смущаясь в глубине души. Она ехала к королю и вот она здесь! Её холодная голова, порой, не знала смущения. Диана была цельной натурой и она точно знала, зачем здесь и для чего. Всё остальное было отличной игрой и Пуатье исполнила эту роль великолепно! Отлично читая в душах людей, а она всегда имела этот талант, почти мистический, видеть всех насквозь. Так и сейчас, она видела короля насквозь и делала ему вызов. Этот избалованный женским вниманием монарх был так перенасыщен красавицами в собственной постели, что просто красоты ему было мало. Даже красоты такой красавицы, какой была Пуатье. Она сделала своеобразный вызов королю, оставшись стоять, словно равная ему, и не кланяясь королю при первой же минуте. Он, несомненно, заметил это, увидел он и вызов в её горящих глазах. И это был риск! Короля могло и разозлить такое поведение. А, короли, как известно не только милуют, но и казнят! Она могла впасть в не милость, и лишиться последней надежды на спасение отца и спасение своего поместья. Но, Пуатье рискнула и выиграла! Она видела это в его глазах прямо сейчас! Король был пленён её красотой и смелостью, он был просто очарован ею.

Пройдясь глазами по её телу, словно обнажая её, он остался, очень доволен своей оценкой. Поцеловав многозначительно долго её руку, показывая ей и всем присутствующим свой интерес. Диана вновь встретилась с ним глазами, завершив этим свой результат, заколдовывая короля. Огонь вновь вспыхнул в её глазах, словно в них заплясали огоньки, а по коже Франциска забегали приятные мурашки, обещая скорую встречу. Попрощавшись с ней, старой вдовой и её дамами, он удалился, окруженный своей свитой.

Пуатье лежала в королевских покоях. Король нагой стоял, важно выпрямившись, на своих кривых ножках и смотрел в окно. Пуатье была фавориткой короля вот уже какое-то время.

— Ах, какой день! Какой чудесный день! — Припевал король, почти припрыгивая от хорошего настроения.

Она посмотрела на него и ей стало смешно.

Вот он, король! Человек, правившей всей Францией! Немного смешной, не высокий с круглым выпирающим животиком на кривых маленьких ножках. Он походил на обленившегося домашнего кота.

Да! — Подумала Диана. Это король!

Она улыбнулась. Кто бы мог подумать! Самый могущественный человек в стране, освободивший её отца и списавший её долги, вернув ей её поместье, что не стоило ему ровным счётом ничего. Он был похож скорее на Санта Клауса, вечно весёлого и беспечного, каким был Франциск. — Так думала Пуатье, глядя на короля.

Франциск же был в прекрасном расположении духа, глядя в окошко и беспечно напевая что-то себе под нос. Погрызывая при этом свои ногти, забыв о её присутствии, вдруг вспомнил о нём, и попытался скрыть дурную привычку, словно жулик улику. Продолжая мурлыкать себе под нос и натягивая на себя одежду, улыбаясь Диане добродушно.

Их связь длилась уже какое-то время и Пуатье вспомнила их первое свидание и его бурные признания, а поутру толстый кошель на столике. Он сидел рядом и довольно помахивал ногой.

— Дорогая это вам на безделушки. Платья и камешки, какие вы женщины очень любите, как мне известно. — Сказал он добродушно.

И поцеловав её, припевая что-то себе под нос, вышел своей весёлой, почти вприпрыжку, походкой.

Её же лицо, всегда такое белое, покрылось пурпурной краской. Она молча уставилась на кошель, словно на гадкую змею. Он оставил ей эти деньги на столике, словно последней потаскушке во Франции! Краску на лице сменила бледность. Он также намекнул ей на то, что её платье слишком мрачно для её нового статуса фаворитки. Её сердце сжалось от обиды и ущемлённой гордости.

Ну, хорошо, ваше величество, — подумала Пуатье. Я воспользуюсь вашим советом и вашими деньгами.

Обиженная его словами, намекающими на её не соответствующий фаворитки короля наряд, она отправилась за новым нарядом и приобрела всё самое лучшее и дорогое, что нашла в Париже. От своей идеи вдовы она, тем не менее, не отступила и приобрела платье тёмно-синего цвета, цвета хмурого яростного моря или морской бури. А к платью прекраснейший головной убор, по последней моде, с прекрасными камнями и перьями. Также перчатки и туфли, которые были в том же цвете, что и платье. Надев всё это, она гордо вскинула подбородок вверх, посмотрев на своё отражение в зеркале.

На неё оттуда смотрела женщина столь великолепная, что у неё перехватило дыхание. Белая, тонкая шея, глубокое соблазнительное декольте, соблазнительно выделяло красивую округлую и пышную грудь. Покатые, мраморные плечи, невероятно тонкая затянутая в корсет талия. От талии ниспадал вниз пышный подол платья, словно прекрасный, искрящийся водопад из воланов и рюшей. Длинный подол её платья окутывал её фигуру, словно волны бушующего моря окутывают прекрасную статую.

Она ахнула собственному отражению, испытав почти благоговейное блаженство от осознания собственной красоты!

Надела головной убор и перчатки, и образ её был полностью завершён.

Головной убор был усеян прекрасными камнями и синими переливающимися перьями, а так же образ завершали прекрасные серьги из сапфиров, которые сделали её белое лицо ещё белее, словно оно было сделано из прекрасного мрамора.

Её глаза заблестели как звёзды на небе.

Ещё раз, взглянув на себя в зеркало, она гордо вскинула голову вверх. Она была великолепна и она это знала!

Да, ваше величество, я последовала вашему совету! — Подумала она про себя. И она должна была признаться, что даже была ему за это сейчас признательна!

Война двух дам

Но, их связь оказалось не долгой. Франциск был очень беспечным, а Пуатье была слишком холодна, как ему казалось. И если по началу, ему это нравилось, то в конце концов, не будучи человеком глубоких мыслей и чувств, эта холодная красота Пуатье ему попросту наскучила. Будучи любителем женщин, он быстро остыл к Пуатье.

Однажды, прогуливаясь с ней по аллеям дворца, он сказал ей.

— Дорогая моя, как же вы прекрасны.

— Вы, несомненно, благоухающая, распустившаяся роза.

— Но, я сорвал такой прекрасный, не раскрывшийся бутончик!

— Что я невероятно пленён его запахом.

— Надеюсь, вы простите мне такую слабость и право не будете сердиться. — Закончил он, улыбаясь, довольный своим поэтичным сравнениям и самим собой.

Поцеловав её руку, он зашагал прочь, всё так же по своей привычке напевая что-то себе под нос.

Она, конечно, всё поняла!

Этими словами король говорил ей, что он нашёл новую даму, которой увлёкся в очередной раз. Он, несомненно, очень обидел Пуатье, назвав её в поэтической форме старше его новой пассии, сравнивая её с распустившейся розой, а новую пассию с бутончиком. Говоря при этом, что его новая пассия моложе Пуатье.

Интересно кто же этот ваш бутончик? Ваше величество. — Презрительно фыркнув, подумала Пуатье.

Бутончиком оказалась мадам де Тамп. Пуатье узнав, кто это, скривила губы, сжав их и презрительно фыркнув, словно породистая лошадь.

Значит, считаете меня старой?! Ваше величество. — Думала Пуатье, смотря вслед удаляющемуся королю.

А уж про вас я вообще молчу, ваше величество! Мерзкий, кривоногий старикашка! — Добавила она, прищурив зло глаза, сжав и скривив губы ещё сильней.

Чувствуя, как закипает всё внутри неё, гневом. Думая о короле, который был далеко не молод и гораздо старше самой Пуатье. Если бы взгляд мог убивать, то удаляющаяся фигура короля упала бы замертво! Она фыркнула с ещё большим смаком, прищурив глаза, и они засверкали недобрым огнём.

Бутончиком, как говорилось ранее, оказалась молодая и довольно привлекательная, мадемуазель де Темп.

Она была действительно хороша, как подметила Диана, увидев эту красивую, белокурую девицу. Её корсет, казалось, был затянут так сильно, что она наверняка носит с собой нюхательную соль, — подумала Пуатье про себя. Боясь, в любой момент свалится в обморок от недостатка воздуха. — Хмыкнув, подумала Диана.

Де Тамп была белокожей, какими бывают только блондинки, с тонкой, словно прозрачной, с розовым оттенком и лёгким румянцем самой юности, кожей.

Они невзлюбили дуг друга с первого взгляда. Но, войну, которую окрестили «Войной двух дам», начала де Тамп, которая была на лет 10 моложе Пуатье. И потому её приверженцы стали говорить об увядшей красоте Пуатье. Даже поэты и художники приняли участие в этих раздорах. Диану при дворе называли колдуньей. Так как, несмотря на свои годы, она была удивительно хороша. Даже более юные девы рядом с ней выглядели очень блекло. Про неё говорили, что она знает секрет каких-то мазей и средств. Особенно бесили эти слухи герцогиню де Тамп, считающую себя первой красавицей. Плодом этой ненависти становились глупые стишки, памфлеты, в которых поэты из её лагеря высмеивали Диану де Пуатье. Называя её: «беззубой и безволосой, старой лошадью и грибом, которая обязана своей внешностью лишь косметическим средствам». По наставлению де Тамп был написан не один гадкий памфлет оскорбляющий Диану. В памфлетах писали: «Женщинам не дано возрождаться. Потому что те, кого время выбрало, чтобы использовать, вместе со временем выходят из употребления. Раскрашенная наживка, не притягивает дичь. И даже если бы, ты купила всё необходимое женщине. Не добилась бы от любовника желаемого, потому что для любви надо быть живой! А ты, мертва»! Это, несомненно, совершенно не соответствовало действительности, и не как не могло повредить Диане. Потому что она выглядела не старше самой де Тамп, хоть и была по годам намного старше той. И тем более Пуатье нельзя было назвать раскрашенной куклой, так как она употребляла очень мало косметики. Всё это, разумеется, было, ложью! Потому что Диана была, несомненной, красавицей. А эти памфлеты лишь ужасно злили Пуатье. Она не собиралась ни забывать, ни прощать де Тамп и поклялась сама себе, отомстить мерзавке за пакости!

Ответ Пуатье не заставил себя ждать. Поэты, в лагере Пуатье, а их было, совсем немного. Писали ответные памфлеты в адрес де Тамп: «О, слишком, туго затянутом корсете де Тамп и слишком не пропорциональной голове. Похожей своей несовершенной черепушкой на вытянутое яйцо». Весь двор разделился на два лагеря. Так художник Приматиччио, всё время рисовал герцогиню де Тамп. Его картины, были украшением королевской галереи. А Бенвенуто Челлини выбрал в качестве модели прекрасную Диану. Итак, началась война поэтов и художников! Которая была полна колкостей и сравнений, хитростно запрятанных в стихах, но так явно намекающих на ту или иную даму. Война двух красавиц!

Полных гордости и амбиций. Война двух дам.

Принц

Диана, потеряв расположение короля, осталась практически одна в кругу не многих сторонников. Тогда как де Темп, будучи фавориткой короля имела расположение большинства придворных. Её сторонники ловили каждое её слово, восхищаясь её талантами и красотой и бросая в сторону Пуатье ехидные колкости и насмешки. Но, Пуатье проходя мимо толпы придворных и слыша, как ей в спину говорят гадости, не вела даже бровью. Придворные же говорили намеренно громко, так, чтобы она слышала, откровенно насмехаясь над ней.

И вот однажды утром Диана прогуливалась по саду, находясь в не очень хорошем расположении духа. Головной убор на голове как всегда мешал ей, он никак не хотел удерживаться у неё на голове. Диана в свою очередь просто терпеть их не могла. В это утро она была очень раздражена, и головной убор мешал ей особенно. Пуатье бесконечно поправляла его. Она как-то неуклюже его дёрнула, пытаясь в очередной раз поправить его и нечаянно порвала. Бусины и пришитые к нему драгоценные камешки оторвались и градом покатились вниз в траву.

О, чёрт побери! — Мысленно выругалась она.

Средств на новые драгоценные камни у неё сейчас не было. Поэтому оглянувшись по сторонам, словно воришка и не заметив никого поблизости, она опустилась вниз к траве, присев. И, о, ужас! Сняла перчатку и стала искать драгоценные камешки в траве, собирая их. Надеясь позже дать пришить их вновь швее, увлёкшись этим занятием. Как вдруг услышала неожиданно голос за спиной. Голос принадлежал мужчине.

— Вы что-то потеряли, мадам? — Спросил он.

Она застыла в ужасе.

О, боже мой! — Подумала она испуганно.

Она лазает рукой в траве, и на её руке нет перчатки! Это всё было верхом неприличия! Не достойное поведение дамы её положения! И теперь её точно обзовут ещё и деревенщиной, а мерзкая де Тамп напишет очередной мерзкий памфлет. Это, несомненно! — Думала обо всём этом, испуганно Диана.

Она медленно и не смело повернула голову на голос, оставшись сидеть над клумбой и увидела возвышающегося над ней симпатичного молодого человека. Он был чуть смуглым и черноволосым. Он смотрел на неё внимательными чёрными как ночь глазами. Одет он был сравнительно просто, и она вздохнула с облегчением.

Возможно, этот молодой человек приехал в чьей-то свите, сопровождать какого-то знатного и богатого придворного. А значит с де Тамп, он возможно не знаком, — подумала она.

Он мило ей улыбнулся, увидев её испуганный и растерянный вид. Она неловко ответила ему смущённой улыбкой.

Он повторил вопрос.

— Мадам, вы что-то потеряли?

— О, — ответила она, наивно.

— С моего головного убора упали камешки.

— Я неловко дернула его, и они посыпались в траву. — Наивно закончила она, улыбнувшись ему шире.

— Может вам помочь? — Просто ответил он.

И не дожидаясь её ответа, присел рядом с ней и начал усердно собирать камешки, копошась в траве.

— Кажется всё. — Сказал он, протягивая ей все собранные камешки.

Она протянула свою чуть запачканную землёй ручку. Деловито перед этим отряхнув испачканную руку о другую руку. Он молча наблюдал за её действиями. Увидев это, его брови медленно поползли вверх. Она улыбнулась ему ещё шире и забрала камешки, деловито положив их в мешочек и надев перчатки, словно ничего и не было.

О! Слава богу! Думала Пуатье. Это оказался этот милый молодой человек, а не кто-то другой и никто ничего не узнает!

— Что вы тут делаете? — Начала она разговор вопросом, чтобы глупо не молчать.

— Пишу стихи. — Просто, ответил он.

— Стихи? — Удивилась Пуатье, с интересом и более внимательно приглядываясь к молодому человеку.

— А вы? — Ответил он, вопросом на вопрос.

— Я вас здесь раньше не видел.

— Впрочем, я только недавно вернулся, — добавил он.

— Вы наверно появились в моё отсутствие.

Она внимательно с интересом посмотрела на него.

— Так вы достаточно долго при дворе? Здесь в Париже? — Задала она следующий вопрос.

— Ну, можно сказать, что достаточно долго. — Улыбаясь, ответил он.

— Ах, да, и как вы здесь находите? — Спросила она.

Он, улыбаясь, сделал кислое выражение лица. Ответил просто.

— Довольно скучно.

Она звонко засмеялась.

— Вы право шутите!

— Вам скучно в самом весёлом месте во всей Франции!

Он ответил ей широкой улыбкой, наслаждаясь её весельем.

— Так вы пишите стихи? — Продолжала она.

— Да, ответил он. — Став вдруг серьёзным.

— Хотите, прочту вам? — Вдруг спросил он.

— Да, конечно, — с интересом ответила Пуатье.

Он прочёл стих. Он был о бабочке и розе. Диана внимательно слушала его. Он закончил читать.

— Ну, как вам? — Спросил он.

— Вам нравится?

— Да, — честно ответила она.

— У вас определённо хороший слог.

— Но, по-моему, в них словно не хватает чего-то.

— Чего-то я думаю важного. — Добавила она, задумчиво.

— Чего же? — С интересом спросил он.

Она продолжала так же задумчиво, глядя куда-то вдаль.

— Вы видите цветок и бабочку, её нежное порхание.

— Но, вы не смотрите дальше, глубже. В самую глубину.

— Пройдёт месяц и роза завянет.

— И эта бабочка тоже погибнет, её срок короткий. — Говорила она, всё также задумчиво. Переведя свой взгляд на прекрасную розу. Замолчала, на какое-то мгновение, и вдохнув воздух слегка улыбнувшись, добавила.

— Но, придёт следующий год и роза возродиться вновь и зацветёт.

— И бабочка будет так же порхать над розой. — Она закончила говорить. Посмотрела ему прямо в глаза, в них была глубина океана. Я бы сказала так:

«Две розы лягут к подножию мрамора.

Бабочки к ним подлетят беспечно.

Нам отчаиваться, не рано ли?
Мы будем вечно»!

Закончила она, улыбаясь.

Её глаза засверкали неподдельной радостью.

Молодой человек смотрел на неё своими чёрными, задумчивыми глазами и молчал, он был очень серьёзен.

Наконец, он заговорил медленно не сводя с неё своего взгляда.

— Да, вы правы, кажется я понимаю. Чего-то действительно не хватало. — Сказал он задумчиво.

Она вдруг вспомнила, что ей давно пора идти и найти старую вдову, в свите которой она всё ещё состояла. Она совсем позабыла о ней, увлёкшись разговором с молодым человеком.

— Простите меня, но мне нужно вас покинуть. — Сказала она ему.

— Я провожу вас. — Ответил молодой человек.

Она сказала, что, кажется, заблудилась и не может найти старую вдову, в свите которой состоит.

Она назвала имя дамы, и он засмеялся.

— Ах, это та, старая дама, похожая на филина, которая так любит драгоценности. — Сказал он улыбаясь.

Она рассмеялась от души веселясь.

— Так вы тоже заметили сходство. — Пропела она своим красивым голосом, продолжая смеяться.

А ведь именно так Пуатье называла старую вдову.

— Да. — Ответил он, в свою очередь рассмеявшись. Заражаясь её смехом и весельем.

— Я, кажется, видел её.

— Пойдёмте, я отведу вас, если позволите. — Сказал он и галантно предложил ей свою руку.

Они медленно пошли по аллее, разговаривая о поэзии. Диана вдруг увидела ненавистную мадемуазель де Тамп. Она остановилась и её брови медленно сошлись на переносице. Он тоже остановился, посмотрев туда, куда и Пуатье, то есть на де Тамп. Она повернула голову посмотрев на него и вдруг спросила.

— Вы не находите, что эта дама очень красива?

Он посмотрел на неё и спокойно ответил.

— Мне кажется, её корсет слишком затянут и она того и гляди свалится в обморок, поэтому наверное она и злоупотребляет румянами, дабы не выдавать бледности лица.

— По мне в этой даме нет ничего интересного. — Ответил он, посмотрев на Диану улыбаясь.

— Я думаю, что самая прекрасная дама, из всех самых прекраснейших, стоит сейчас рядом со мной. — Он снова улыбнулся ей.

Она посмотрела на него подозрительно. Стараясь заглянуть ему в самую душу, в его чёрные как ночь глаза, подозревая его в лести. Но, он смотрел на неё честным и открытым взглядом. Кажется, он действительно говорил, что думал.

Ах, какой же он всё же милый молодой человек! — Запрыгали мысли в голове у Пуатье, радостно. Она была готова расцеловать его в обе щеки. Она искренне улыбнулась ему.

Он вновь протянул и предложил ей свою руку. Они продолжили свой путь по аллее, когда вдали она узнала силуэт старой вдовы. Они направились в ее сторону, где она стояла в окружении своих дам. Пуатье вдруг вспомнила.

— О, боже мой! Мы ведь даже не представились. — Она виновато улыбнулась ему.

— Диана. Диана де Брезе. — Сказала она.

— Да, я знаю. — Ответил он улыбаясь.

— Генрих, мадам, к вашим услугам.

— Знаете?! — Удивилась, она.

Но, не успела больше ничего сказать, так как они почти приблизились к стоящим дамам. Он же не успел полностью представиться, так как их перебила старая вдова, которая увидела их и быстро направилась к ним и была уже рядом с ними, запыхавшаяся. Она остановилась рядом с ними, застыла на мгновение на месте и словно спохватившись, присела в глубоком реверансе, приветствуя спутника Дианы. Её дамы последовали её примеру. Пуатье опешила от неожиданности. Ведь глубоким реверансом приветствуют лишь королей и всех отпрысков королевской крови. Генрих улыбнулся дамам своей милой улыбкой и ответил им поклоном головы, поприветствовав их.

— Мадам, сколь приятно видеть вас вновь здесь. — Обратился он к старой даме.

— Я привёл к вам вашу, кажется, потерявшуюся даму.

— Ах, спасибо! Не думала, что мадам де Брезе потерялась. — Ответила старая вдова.

— Всегда к вашим услугам, мадам. — Ответил Генрих.

— С вашего позволения сейчас я вас вынужден покинуть. — Сказал Генрих вдове.

Попрощавшись с ней и дамами кивнув галантно головой.

Он посмотрел на Диану, улыбнувшись ей. На прощанье он поцеловал ей руку, едва коснувшись губами её руки.

— Надеюсь, мы увидимся с вами в скором времени и будем говорить вновь о поэзии. Я буду ждать с нетерпением. — Сказал он ей.

Она совсем растерянно улыбнулась ему в ответ. Всё ещё не понимая поведения старой вдовы, и удивлённая её почтенному реверансу. Он, сказав ещё пару любезностей старой вдове, развернулся и медленно пошёл прочь, удаляясь.

Диана, стояла, всё ещё не понимая, что произошло. Она была совершенно растерянна и спросила, наконец, выйдя из оцепенения, у стоявшей рядом дамы.

— Объясните мне будьте любезны. Кому принадлежали все эти реверансы, и в чью они честь? И кто он такой?

— Боже! Дорогая! — Ответила дама.

— Вы не знаете, кто вас провожал?!

— Это же Принц Генрих де Валуа, герцог Орлеанский! — Ответила ей дама и мечтательно пропела.

— Ах! Как же вы умеете, однако, заблудится! — Надув губки она завистливо вздохнула, смотря вслед удаляющемуся принцу.

— Как бы я хотела, чтобы меня тоже так нашли! — Вздохнула дама вновь, явно огорчаясь тому факту, что потерялась не она.

Принц! — В ужасе подумала Пуатье.

Вспомнив, как она лазала голой рукой без перчатки в траве. Какой ужас! Она побледнела.

Какое-то время назад она была уверенна, что ей повезло, что её позор видел этот милый молодой человек, а не кто-то другой. Но, уже сейчас она была готова расплакаться. Потому что он оказался принцем! Худшего и быть не могло. Она почти всхлипнула вслух, стараясь не расплакаться. Выглядела она совсем удрученной и даже несчастной. И столь странно было видеть, её явно не радостное лицо, даме, с завистью, смотревшей в её сторону.

Генрих, герцог Орлеанский, — думала Диана.

В памяти вдруг всплыла другая картина из прошлого. Маленький испуганный, черноглазый мальчик.

Она смотрела на фигуру удаляющегося Генриха. Замерла, вспомнив, как обняла маленького, забытого всеми ребёнка.

Ей стало вдруг грустно. Сколько лет прошло! Он стал красивым молодым человеком.

Сколько лет! — Думала она, вспомнив о своём уже не молодом возрасте, о котором напомнил ей король. Да и мерзкая де Тамп тоже не давала ей забыть об этом. Но, сейчас она особенно остро ощутила это, вспомнив мальчика и увидев сегодня прекрасного юношу, в которого он превратился.

Генрих стал красивым молодым человеком. Он был молод и хорошо сложен. Он недавно был у моря и загорел на солнце, став смуглым, словно корсар, бороздящий моря. Этот образ Генриха дополняла густая копна чёрных волос и те же, что и в детстве внимательные, серьёзные и невероятно чёрные, глубокие, словно самая тёмная ночь, глаза.

Генрих и его брат Франциск вернулись из плена через четыре года. К детям в плену не были милосердны, Генрих вынес это испытание стойко, его же брат оказался слабее, и заполучил в плену заболевание лёгких, вернулся на родину крайне болезненным.

Генрих, будучи вторым сыном короля и не являясь наследником престола, позже отправился в армию, надеясь сделать блестящую карьеру военного. Ему это нравилась и он чаще пропадал в казармах среди солдат, нежели при дворе в обществе изящных придворных, не особо любя и жалуя балы и веселье во дворце. Предпочитая этому всему, охоту. Это было его главным пристрастием, так же как и поединки на турнирах. По характеру довольно спокойный молодой человек, на охоте и на поединке словно становился другим человеком. Никто не мог сравниться с ним в поединках. Соперники вылетали из седла при первом же ударе, рука у него была тяжёлая. О его ударе ходили легенды. Однажды удар оказался так силён, что упал не только всадник, но и его лошадь. Также на охоте никто не мог сравниться с ним в ловкости и меткости, добыча всегда принадлежала ему. Он гнался за бедным зверем, словно ураган, сметая всё на своём пути. Поэтому молодой принц был тайной и явной мечтой многих женских сердец. И дамам совсем не мешало вожделеть принца, несмотря на то, что Генрих был женат.

Женат он был на Екатерине Марии Ромула ди Лоренцо де Медичи. Семья Медичи фактически правила Флоренцией. Будучи изначально банкирами, они пришли к большому богатству и власти, финансируя европейских монархов. Отец Екатерины Лоренцо 2 Медичи, герцог Урбинский, изначально не был герцогом Урбино и стал им благодаря своему дяде Джованни Медичи, папе Льву 10. Таким образом, несмотря на герцогский титул, Екатерина была относительно низкого рождения. Однако её мать, Мадлен де Ла Тур графиня Овернская, принадлежала к одной из самых известных и древних французских аристократических семей. Что сильно повлияло на будущий брак Екатерины. Смерть папы Льва 10 привела к перерыву власти семейства Медичи на святом престоле, пока в 1523 году кардинал Джулио ди Медичи не стал папой Климентом 7.

В 1527 Медичи во Флоренции были свергнуты, и Екатерина стала заложницей. Папе пришлось признать и короновать Карла 5 Габсбурга, императором священной римской империи. Взамен на его помощь в возвращении Флоренции и освобождении юной герцогини. В октябре 1529 войска Карла 5 осадили Флоренцию. Во время осады появились призывы и угрозы убить Екатерину и вывесить на городских воротах или послать в бордель, чтобы обесчестить её. Хотя город и сопротивлялся осаде, но 12 августа 1530 голод и чума вынудили Флоренцию к сдаче. Климент встретил Екатерину в Риме со слезами на глазах. Тогда-то он и приступил к поиску жениха для неё. Рассматривая многие варианты, но в 1531 году французский король Франциск 1 предложил кандидатуру своего второго сына Генриха. Климент сразу же ухватился за этот шанс. Молодой герцог Орлеанский был выгоднейшей партией для его племянницы Екатерины. В возрасте 14 лет Екатерина стала невестой французского принца Генриха де Валуа. Её приданное составило 130000 дукатов и обширные владения, включая Пизу, Ливорно и Парму. Екатерина не была красива. Она была похожа на выброшенную рыбу на берегу моря с такими же выпученными бесцветными глазами, словно у неё была удушливая болезнь. Большой рот с тонкими бесцветными губами и непонятного светлого оттенка волосами в мелкую кудряшку. Некоторые даже утверждали, что она точная копия папы Льва 10. В молодом возрасте походить на святого отца это отнюдь не комплимент.

Свадьба, состоявшаяся в Марселе 28 Октября 1533 года. Стала большим событием отмеченным экстравагантностью и раздачей подарков. Такого скопления высшего духовенства Европа не видела давно. На церемонии присутствовал сам папа Климент в сопровождении многих кардиналов. После свадьбы последовали 34 дня непрерывных пиршеств и балов. На свадебном пиру итальянские повара познакомили французский двор с новым десертом из фруктов и льда, это было первое мороженое.

Но, папе Климент 7 неожиданно умер. Сменивший его Павел 3 расторг союз с Францией и отказался выплатить приданное Екатерины. Политическая ценность Екатерины внезапно улетучилась. Ухудшив этим её положение в чужой стране. Король Франциск 1 жаловался: «Девочка приехала ко мне совершенно голой». Екатерине рожденной в купеческой семье Флоренции, где родители не были столь озабоченны, дабы дать своим отпрыскам разностороннее образование, было весьма трудно при утончённом французском дворе. Она была невеждой, не умевшей изящно строить фразы и допускавшей много ошибок в письмах. Не умевшей быть изящной в столь изысканном обществе. За глаза её называли купчихой

Прошло несколько дней, Пуатье не встречала Генриха.

Де Тамп не написала новые памфлеты, что говорило о том, что её маленькую тайну Генрих сохранил. Диана вздохнула с облегчением и мысли о Генрихе, несомненно, ей были приятны.

Он невероятно мил, думала Диана о Генрихе, гуляя с дамами и старой вдовой по аллеям парка дворца.

Прибывая в таком расположении духа, в один из дней она заметила в дали приближающуюся фигуру, узнав в ней Генриха. Дамы тоже заметили его, это было заметно по тому, как они оживились, защебетав, поправляя свои прически. Пуатье заметила оживление дам и её сердце, словно кольнуло что-то острое и неприятное где-то внутри. Она метнула на них колючий взгляд, полный иголок. Дамы сделали вид, что не заметили этого, но, всё же притихли. Генрих подошел, улыбаясь им всем своей милой, любезной улыбкой. Ей показалось, что ещё немного и дамы начнут выплясывать в реверансах, так усердно они кланялись. Она присела в элегантном реверансе, поприветствовав его. Он улыбнулся ей приветливо и обратился к старой вдове, сказав пару любезностей старой даме. Отчего она ещё больше стала похожа на сову. Диана невольно заулыбалась, заметив это.

— Позвольте украсть вашу даму, мадам. — Закончил он тираду своих любезностей вдове.

— Обещаю вернуть её вам в скором времени. — Заверил он старую даму.

— Если мадам конечно не против. — Обратился он уже к Пуатье.

Она улыбнулась ему и, конечно же, она была не против! Они удалились прочь под завистливые взгляды дам.

Они гуляли в парке, наслаждаясь благоуханием роз, пением птиц и обществом друг друга. Он написал новые стихи и прочёл их. На этот раз стихи были о розе и её красоте и благоухании. Она, конечно, поняла, что свои стихи он посвящал ей, сравнивая её с чудесным цветком. Он закончил читать и внимательно посмотрел на неё.

Спросил.

— Вам нравиться? — Спросил он.

Пряча свои переживания, что ему с трудом удавалось.

Она улыбнулась ему, заметив его переживания.

Ответила ему.

— Они прекрасны.

— Вы считаете, что возможно в них тоже чего-то не хватает? — Спросил он, наконец.

Она улыбнулась ему, ругая себя в сердцах за то, что в прошлый раз её высказывания о его стихах, могли ранить Генриха.

— Нет, нет. Они великолепны!

— В них нечего добавить, — сказала она.

Через минуту она добавила.

— Я лишь могу добавить, — тихо сказала она.

— Что роза цветёт и благоухает, радуя всех своей красотой лишь под лучами ласкающего её любящего солнца. — Закончила она.

И их глаза встретились, словно два бездонных океана.

— Да вы правы, — волнуясь, ответил Генрих.

И добавил.

— Как вы думаете?

— Роза зацветёт под лучами любящего солнца?

Она улыбнулась ему. Чувствуя, что её щёки предательски краснеют.

— Я думаю, что да. — Совсем тихо ответила она. Словно боясь, что он всё же расслышит её слова.

Они встречались каждый день в аллеях парка, бродили и болтали обо всем на свете. Слушая прекрасную музыку, написанную самой природой. Пение птиц и шум ветра, играющего с листвой деревьев. И как не странно они оба замечали все эти метаморфозы природы, которая каждый божий день играет свои великолепные пьесы у людей под носом. Но, для многих они словно не видимы. Но, не для Дианы и Генриха. Они замечали всё. И каждый был искренне счастлив. Понимая, что встретил того, кто мог видеть мир таким же, как и он видел его сам.

Однажды проходя мимо маленького фонтанчика спрятанного среди кустов, который уже давно был заброшен. Фонтан изображал поверженного на охоте оленя, с псом, нависшим над добычей. Вода в фонтане была помутневшей и совсем позеленела. Диана, зачарованная красками этой картины загляделась в водную гладь. Замолчав, словно заколдованная и вглядываясь в глубину омута, она вдруг сказала.

— Знаете, это самый прекрасный фонтан в этом саду!

— Кажется, в глубине его вод кто-то живёт. — Вдруг оживилась она. Поворачиваясь от фонтана к Генриху.

Он поднял бровь и весело рассмеялся.

— Кто же, по-вашему, там живёт? — Спросил он весело.

— Ну, не знаю. — Надув губки, сказала Пуатье. Явно делая вид, что обиделась на то, что он ей не верит. С детской непосредственностью ответила.

— Может быть русалка или какой-нибудь дух. — Воодушевилась она, фантазируя.

Он продолжил смеяться. Умиляясь её фантазии. Она надула губки ещё сильней, обижаясь на его скептицизм. Он прекратил смеяться и поднял руки, изображая, что сдаётся.

— Знаете, я раньше его совершенно не замечал. — Сказал он. Снова глянув на зелёную гладь фонтана, и шепнув ей на ушко.

— Там, по-моему, действительно кто-то живет!

Её глаза загорелись в надежде, что её слова, правда.

— И, это, — закончил он.

— Определенно, лягушки!

Он снова засмеялся с надеждой снова увидеть её надутые так мило губки. Она обиженно, почти по-детски наивно, смотрела на него. Повторила серьёзно.

— Генрих, право!

— Там, всё же, кто-то живёт.

Он все ещё смеялся, любуясь ею.

— Диана, дорогая! Если вам угодно. То, там будут жить все, кого вы пожелаете там поселить!

— Хоть русалка, хоть ваша горячо обожаемая мадемуазель де Тамп!

— Она может сойти за призрак! — Сказал он смеясь.

Он уже веселился и смеялся от всей души.

Услышав о перспективе проживания де Тамп в зеленом болотце. Диана не удержалась и рассмеялась весело вместе с Генрихом. Эта идея ей была очень по душе.

— Генрих, право, какой же вы всё же милый. — Сказала она, смеясь и поцеловав его в щеку.

Он перестал смеяться. Посмотрел на неё молча, глазами полными обожания и добавил.

— Ну, раз уж вам нравятся олени, приглашаю вас на охоту. — Сказал он.

Охота

— Охота?! — Удивилась Диана.

Она не была любительницей той охоты, что вели при дворе. Когда загоняют несчастное животное в ловушку со всех сторон и попросту лишают его возможности убежать. Она считала это мерзким несправедливым убийством!

То ли дело, когда то давно она ходила на охоту с отцом. Никто не загонял зверя. Охотник и зверь были равны. И тот, кто окажется лучше решало только то, кто окажется хитрее, ловчее, ну или быстрее. Если зверь, то он не будет пойман, если охотник, то добыча будет его. Это единственная охота, которую она уважала. Такой охотник вызывал у неё уважение и Генрих был именно таким охотником. Другой охоты он не признавал. Ему нужен был честный поединок! В такой охоте зверь и охотник были на равных. Сами охотники могли получить увечье от зверя, а могли и вовсе погибнуть.

Диана вспомнила, что у неё нет подходящей лошади для охоты и сказала об этом Генриху.

— Сущий пустяк, — сказал Генрих, взяв её за руку.

— Идёмте, дорогая.

Он пошёл, своим быстрым шагом, увлекая её за собой и направляясь в сторону конюшен. Подойдя к королевским конюшням, он остановился и развёл театрально рукой, показывая на стоящих в стойлах лошадей.

— Выбирайте любую, — сказал он.

— Охота завтра утром. Я оставляю вас, пока вы делаете ваш выбор.

— Не спешите, — добавил он.

И поцеловав ей руку, он удалился, той же обычной для себя быстрой, уверенной походкой.

Она вошла в конюшню в сопровождении старика конюха и её сердце замерло от восторга. Никогда прежде она не видела такого количества великолепных, чистокровных красавцев разных мастей и пород. Сердце радостно забилось так, что она услышала его стук в своих ушах. Она пошла вдоль стойла. Скакуны были один лучше другого. Она ходила вокруг, словно завороженная и никак не могла сделать выбор. Как вдруг она остановилась, увидев дымчатого красавца. Жеребец был с тонкими, длинными ногами и тонкой вычерченной изящной головой, с мощной и в то же время изящной грудью. Он навострил свои острые уши, увидев Диану, и расширил свои ноздри, сдвинув недобро брови. Высокомерно, словно свысока посмотрев на неё, фыркнув пренебрежительно. Словно, сказав ей, чтобы она убиралась прочь. Она ахнула от его красоты! Повернулась, как малый ребёнок, при виде желанной игрушки к старику конюху.

— Этого седлайте! — Воскликнула она, почти захлопав в ладоши от восторга.

Старик прослужил на королевской конюшне конюхом много лет, почти всю свою жизнь и как часто бывает со старыми верными слугами, мог себе позволить того, что не могли себе даже вообразить другие слуги. Например, запротестовать этой даме. Он нахмурил недовольно брови.

— Никак не можно. — Ответил старик не довольно.

Пуатье сдвинула брови. Стараясь сделать как можно строже вид и придавая себе особую грозность, топнула ногой.

— Вы, что не слышали, что вам приказали?! Или вы оглохли?!

— Его высочество принц приказал вам седлать любую лошадь, какую мне заблагорассудиться!

— Говорю вам, седлайте этого!

— И не спорьте со мной! — Возмутилась Диана.

Но, кажется, старый слуга королевской конюшни не хотел сдаваться без боя.

— Говорю вам мадам, не можно, этого седлать. — Вздохнул он, пытаясь избавиться от неё как от надоедливой мухи.

На этот раз её брови сдвинулись на переносице ещё сильней. Старик видя, что дама не собирается отступать, вздохнул.

— Не можно, мадам от того, что это жеребец его высочества принца Генриха.

— Он на нём только на охоту и ездит. — Попытал последнюю попытку старик.

— Ладно, мне понятно. — Раздражённо, добавила Пуатье.

Пытаясь делать грозный вид, чтобы не проиграть эту битву зловредному старику конюху.

— Ладно, потом я выберу себе другую лошадь для охоты, — не унималась она.

— А сейчас этого седлайте.

— Я хочу проехаться на нём сейчас

Но, старик явно не собирался капитулировать.

— Не как нельзя, мадам.

— Не приученный он к женскому седлу. — С ехидством и не скрываемым злорадством, добавил он так, словно уже выиграл этот не лёгкий бой. Она стрельнула в него суженными в щели глазами, словно стрелами и с ещё большей ехидностью в голосе добавила.

— А вы мужское седлайте! — Злорадно, пропела она.

— Да вы что, мадам! — Опешил старик.

— Это, как же!

— Вы, что же по-мужски ездить будите?!

— Не прилично же, ведь, бог вас помилуй, мадам! — Словно не поверив ей, запричитал несчастный конюх.

— Да и убьётесь, вы мадам, ей-богу!

— Это же, дьявол серый, а не жеребец!

— С ним только вот его высочество принц и справляется!

— Никого другого ведь не подпускает к себе этот дьявол.

— Вы, убьётесь, а мне потом отвечать. — Причитал старик, пытаясь из последних сил вразумить Пуатье.

— Седлайте же! Сказала вам! — Вскричала Пуатье, выходя из себя и делая грозное лицо. Радуясь в душе, что столь не лёгкая битва с конюхом завершится всё же в её пользу. Старик, наконец, сдался и пошёл за седлом.

— И откуда вы только взялись на мою голову. — Бурчал старик себе под нос, надевая седло на серого красавца.

— Убьётесь!

— Ох, убьётесь!

— А мне отвечать. — Причитал конюх.

Жеребец был, действительно, слишком большим и могучим для женщины, но Пуатье это не остановило. Она села в мужское седло и взяла поводья в руки. Жеребец нервно заходил из стороны в сторону, заржав недовольно и грозно раздувая ноздри выдыхая воздух, словно огнедышащий дракон. Он поднялся на дыбы от такой неслыханной наглости незнакомки. Он взвился на дыбы ещё раз, пытаясь от неё избавится. Но, Пуатье, к слову сказать, была отличной наездницей и ему это не удалось. Тогда он пулей понёсся вперед по прилегающим к конюшням полям. Жеребец попросту её понёс. Она совершенно не управляла им, и он совершенно не слушался её, как бы она не старалась натягивать поводья. Он был силён, и словно не ощущал этого или скорее не хотел повиноваться ей. Диана попыталась остановить его, но он не слушался её. Она обхватила лошадь ногами, прижавшись к нему и вцепившись в его загривок, стараясь удержаться на нёсшемся во весь опор скакуне. Она поняла, что её затея была глупой. Но, было уже поздно об этом думать. Всё, что она могла сделать сейчас это попытаться не свернуть себе шею. Надеясь, что вскоре он набегается и остановится сам. Ругая себя в сердцах за то, что не послушала старика. Наконец, надышавшись свободой и быстрым бегом дымчатый успокоился и остановился. Диана поздравила себя с тем, что всё ещё жива и не свернула себе шею. Она похлопала животное по шее, и он замотал головой, довольно фырча. Удивленный, кажется тем, что она всё ещё здесь.

— Ну, наконец-то!

— Вот и замечательно! — Говорила она жеребцу. Гладя его по гладкой шее.

— Ты чуть не убил меня негодник!

Она похлопала его еще раз, дав ему заранее приготовленный кусочек сахара. Жеребец фыркнул, но от лакомства не отказался, и, фыркнув уже более благосклонно, позволил ей всё же, остаться верхом. Прошло какое-то время, она наслаждалась ездой. Жеребец успокоился, словно проверив её на прочность своим бешеным бегом, больше не пытался её скинуть. Он молниеносно понимал каждое её прикосновение и все её команды. Лёгкого прикосновения ноги было достаточно и достаточно было легко потянуть за поводья как он тут же всё понимал, не пытаясь больше не подчинятся. Кажется, Пуатье, ему, в конце концов, понравилась, и он довольно фырчал, когда она гладила его по шее. Это было, несомненно, великолепное и умное животное. Она так увлеклась ездой, что не заметила, как откуда-то появился Генрих, верхом на рыжем жеребце. Несомненно, так же великолепном, но всё же уступающим во всём, дымчатому. Вскоре Генрих поравнялся с ней. Его дымчатый учуял запах своего хозяина и заржал радостно, приветствуя его. Генрих подъехал к ней вплотную.

— Диана, дорогая. — Улыбнулся Генрих.

— Кажется, вы взяли моего жеребца, — сказал он.

Она изобразила невинную улыбку.

— Я, право, не смогла удержаться.

— Надеюсь, вы меня простите? — Сказала она. Делая невинное личико и изображая милого ангелочка.

— Вы ездите в мужском седле к тому же. — Добавил он, усмехаясь.

— Это жутко не прилично.

— Вы разве не знаете? — Его глаза озорно блеснули, а улыбка стала шире.

Посмотрев на него заговорщически, она, продолжая изображать всё ту же невинную простоту. Ответила шёпотом.

— Но, вы ведь никому не расскажите, правда?

Он всё ещё улыбался. Деланно покачал головой.

— Я, нет, моя дорогая, Диана, я некому не расскажу.

— Уверяю, вы можете на меня полагаться.

— Но, как вы понимаете, моя дорогая Диана. — Продолжил он.

— Дымчатого, на охоту взять вы, увы, не можете.

— Я бы уступил вам его, не сомневайтесь.

— Но, боюсь. Весь двор врят ли примет с восторгом вашу езду в мужском седле.

— Так что, увы, мадам.

— Вам надо будет выбрать другую лошадь.

Она надула губки.

— Генрих ну разве я виновата, что самый великолепный жеребец во всей конюшне оказался вашим.

Он засмеялся от души. Добавив уже серьёзно.

— Это было не предосудительно, вы могли покалечиться.

Она улыбнулась ему вновь улыбкой ангела.

— Поехали, моя дорогая Диана.

— Я знаю, какая лошадь вам подойдет. — Сказал он, направляя своего коня к конюшням видневшимся вдали. Она последовала за ним. Подъехав к конюшням, Генрих ловко спрыгнул с седла и подал ей руку, она изящно спрыгнула с лошади. Генрих провёл её к стойлу, где стояла кобыла, которую Генрих, как он выразился, присмотрел для неё. Это была рыжая не высокая лошадка, которая больше подошла бы для тихих прогулок верхом, детям. Диана потухла. Кобыла была ничем не примечательной. Её ноги были совсем не такими изящными, длинными и тонкими как у её более чистокровных, породистых тёсок. Увидев её расстроенный вид. Генрих поспешил расхвалить животное.

— О, моя дорогая!

— Это совершенно, замечательная лошадь!

— Поверьте мне.

— Она приучена к женскому седлу.

— И самое главное. У неё великолепный, спокойный нрав.

— Вот увидите. Вы будете в восторге.

Диана была готова расплакаться от обиды.

— О да, месье!

— У неё спокойный нрав, словно у коровы. — Заметила лишь она.

Генрих сделал вид, что не расслышал её.

Она была совершенно расстроена, как обиженный ребёнок. Она бросила завистливый взгляд на дымчатого жеребца, высунувшего морду из стойла. Жеребец фыркнул презрительно, словно говорил, что она сделала дурной выбор. Она вздохнула обреченно, посмотрев на Генриха с упрёком. Генрих не дав сказать ей больше ни слова, словно боясь, что если она заговорит, то переубедит его, куда-то быстро заторопился. Стараясь не смотреть в её сейчас, такие несчастные глаза, зная, что не сможет ей сопротивляться, решил ретироваться. Дабы, не менять своё решение. Старик сообщил ему о том, что мадам уехала на его дымчатом жеребце. Генрих, зная нрав своего коня, проклял всё на свете, дав, мадам де Пуатье, самостоятельно выбрать лошадь. Его сердце, провалилось куда-то в пропасть от страха, что с ней могло что-то случиться. Поэтому сейчас, он больше не собирался делать, такой ошибки. Выбрав сам для Дианы самую смирную лошадь, какую смог найти в конюшне. Он сказал, что его ждут не отложные дела и попрощавшись с ней, поцеловав руку.

Сказав ей.

— До завтра, моя дорогая, Диана. — Быстро, удалился прочь, не переменив своего решения.

Ранним утром следующего дня, придворные собрались на охоту. Мужчины находились в состоянии какого-то нервного возбуждения, женщины пестрели своими великолепными костюмами для верховой езды, украшенными драгоценностями и золоченой вышивкой.

Диана сидела на своей рыжей кобыле. Одета она была в костюм для верховой езды, цвета великолепного тёмно-зелёного омута или глубокого озера в лесной чаще. Костюм для верховой езды, был сделан из прекрасного бархата. Верх костюма был вышит прекрасными изумрудами и золотой нитью. Образ дополнял прекрасный головной убор с великолепными перьями в тон костюма и такого же цвета перчатки. В ушах сверкали прекрасные серьги с чистейшими изумрудами, дополняя весь образ. Волосы были красиво собраны в причёску и лишь несколько чёрных завитков спадали по бокам, от чего изумруды на серьгах Пуатье, сверкали ещё сильней. Пуатье, словно сказочная, лесная нимфа, сверкала на солнце, цветом зелёных лесных озёр. Она всё ещё дулась на Генриха за дурацкую лошадь, что он ей подсунул. Кобыла была действительно спокойного нрава, как выразился Генрих. Так что Пуатье это лошадка, которая вечно тянулась за сочными листьями каждого куста мимо которого они проезжали, определённо напоминала корову. Диана увидела Генриха. Его словно подменили! Он излучал нервную энергию. Совершенно не мог устоять на одном месте, громко говорил и шутил с другими мужчинами. Он метался, словно вихрь между ними на своём великолепном жеребце из стороны в сторону и размахивая в разные стороны своими руками, словно крыльями, и болтая ногами, словно собирался куда-то бежать. Его жеребец был так же возбуждён. Он нервно ржал, раздувая ноздри, и с нетерпением то и дело, поднимаясь на дыбы. Они оба, словно не могли дождаться дикой погони за несчастной добычей. Дамы то и дело кидали на него свои многозначительные взгляды. Он был одет в великолепный охотничий костюм, который почти не был вышит золотом, что для его ранга принца было странно. Генрих предпочитал одеваться скорее как солдат, нежели как принц, и терпеть не мог все эти рюши и вышивки. Его охотничьи сапоги сверкали чистотой и золочёными шпорами. Да и весь его вид был довольно грозный. Его жеребец был украшен нарядной попоной и сверкал на солнце, не уступая хозяину. Но, сильнее всего сверкали у обоих глаза. Генрих был просто великолепен. И скорее походил на корсара на своем дышащем огнем красавце, дымчатом коне. Пуатье была поражена такой в нём разительной перемене. Ведь обычно Генрих был довольно спокойным молодым человеком и столь разительно отличался он сейчас. Он стал похож на какого-то невероятно обаятельного разбойника, гремевшего своим, как оказалось довольно громким голосом. Так как разговаривал он обычно спокойно и тихо. Диана и предположить не могла, что его голос может так греметь, словно гром, сотрясая всё вокруг и сверкать глазами, словно молниями. Он увидел её в толпе и улыбнулся ей, поприветствовав и послав ей воздушный поцелуй, не обращая внимания на окружающую толпу, смутив её этим. Вызвав завистливые взгляды многих дам. Диана высокомерно подняла подбородок вверх, делая вид, что не замечает женщин завистливо разглядывавших её. Деланно фыркнула, словно над ней летала надоедливая муха.

Раздался звук горна. Собаки радостно завыли, узнав сигнал начала охоты. Генрих рванул с места первым, словно в его жеребце была чудодейственная пружина. Все остальные рванули следом за ним. Лошади, люди и собаки всё перемешалось в шумной толпе, гончие собаки и подгоняющие своих лошадей люди. Диана оказалась в последних рядах, среди отстающих. Её спокойная, как выразился Генрих, кобыла, казалось совершенно не знала, что такое галоп и не собиралась этого узнавать и сейчас. Наконец, она отстала и вовсе от всей толпы, оббив все ноги о бока упрямого животного. Пуатье, в конец, выбившись из сил, подгоняя свою рыжею лошадку, сдалась окончательно. Она, наконец, поняла, что это дело бесполезное. Лошадь не собиралась бегать за какой-то там толпой. Она опустила поводья, понимая, что ей уже никого не догнать, дав кобыле свободу. Кобыла не теряя времени зря, потянулась к первому попавшему кусту, стала лениво жевать листья. Пуатье вздохнула.

— Ты не лошадь! — Говорила она.

— Ты же просто корова!

— Какой болван поставил тебя в конюшню!

— Тебе место, право, в коровнике! — Ругала она, свою рыжею.

Но, животное, казалось было абсолютно равнодушно к подобным обвинениям.

— Лошади бегают! Если ты не знала. — Продолжала Диана.

Но, рыжая, словно соглашаясь с тем, что она корова. Снова потянулась за порцией листьев, лениво пережевывая лакомство.

— Ах, — вздохнула Диана.

Слыша удаляющийся шум охоты. Шум горна, лай собак, и ржание лошадей становились всё тише и тише. Она поняла, что ей уже никак не нагнать их, ещё раз вздохнула, оглянувшись вокруг. Всюду было благоухание леса, жужжание всевозможных жучков и шмелей, щебетание на разные лады лесных птах. Мелькнула белка в ветвях дерева, сев на ствол и с любопытством принялась разглядывать не прошеных гостей. Она опустила поводья, дав волю своей кобыле идти куда вздумается, и с наслаждением любуясь окружающей её красотой, наслаждаясь свежим воздухом. Её рыжая, шла вперёд, ощущая свободу и Пуатье не заботилась о том, чтобы её направлять. Она бродила так по лесу какое-то время. Её лошадь вышла на маленькую полянку, покрытую зеленью и цветами. Кобыла остановилась, начав обгладывать ближайший куст. Вдруг Диана услышала глухой стук и хруст ломающихся веток с другой стороны опушки. Через мгновение оттуда, вдруг неожиданно выскочил огромный кабан. Чудовище было огромное с налитыми кровью глазами, и с большими жёлтыми клыками. В его боку застрял кусок обломанного дротика, зверь, был ранен. Пуатье, словно загипнотизированная не могла оторвать взгляда от чудовища, застыв на месте. Её лошадь перестала жевать, тупо уставившись на кабана. Возможно, если бы Диане досталось более расторопное животное, а не эта рыжая кобыла, то скорей всего она дала бы дёру. Но, её кобыла на несчастье, оказалась и долго соображающая. Сама же Диана застыла на месте, ничего не предпринимая. Так они и стояли, она и её лошадь. Глупо уставившись на огромного кабана напротив, и не та, не другая, не думали бежать. Кабан замер лишь на мгновение, увидев их, но уже в следующее мгновение воинственно захрипев и прижав клыки ближе к земле, собрался броситься на обоих. Но, ему помешал страшный треск и грохот в кустарнике рядом. Кабан резко повернулся на шум. Диану шум вывел, наконец, из смертельного оцепенения. На опушку вылетел на всём ходу Генрих, на своём дымчатом. Дымчатый был весь в пене и листьях. Глаза дымчатого горели красным огнём, ноздри расширились, он грозно фырчал. Генрих, как и его жеребец, тоже был весь в листьях. Его глаза, как и у его коня, горели тем же огнём. Всё произошло так быстро, что она не успела опомнится. Генрих на всём скаку выпрыгнул из седла, прыгнув прямо на спину чудовища. В свете солнечных лучей мелькнуло лезвие кинжала. И они оба, Генрих и кабан, покатились кубарем по листве и земле в смертельном клубке. Кабан жутко заревел, а через мгновение, издав чудовищный вой, чудовище задрожало и замерло. Генриха не было видно, он был под кабаном. Они оба не шевелились. Диана наконец-то очнулась окончательно. Её сердце замерло и забилось так отчаянно, что стало трудно дышать. Боже! Он мёртв! Мелькнула кошмарная мысль. Она быстро спрыгнула с седла вниз на землю. Её рыжая тоже очнулась, и, учуяв запах крови в ужасе заржала, поднявшись на дыбы и бросившись со всех ног наутёк. Пуатье подбежала к кабану стараясь разглядеть Генриха. Её сердце бешено колотилось, исполняя в её груди чечётку. Генрих оказался придавлен тушей кабана. Но, вот он зашевелился и, откинув в сторону тушу кабана, которым был придавлен, прилёг рядом с кабаном, облокотившись о его тушу, словно о спинку кресла. Она ошарашено следила за его действиями. А он. Он улыбался! Весь перепачканный в крови поверженного животного, вперемешку с листвой и землей. Он улыбался ей. Её охватила злость.

— Вы верно сошли с ума?! — Вскричала она, не в силах сдержаться.

— Вы всегда кидаетесь на диких животных голыми руками?!

— Вы верно надеялись его задушить?!

— Чудовище чуть вас не убило! — Закончила она, раздражённо.

Он засмеялся громко и отрывисто, переведя дыхание, которое всё ещё не пришло в норму, после смертельных объятий с кабаном.

— А вы мадам? — Парировал он, весело.

— Всегда остаётесь на месте, словно статуя?

— И не стараетесь спастись, увидев раненного, и хочу заметить, крайне опасного кабана.

— Или вы намеревались с ним любезно поздороваться? — Закончил он, явно наслаждаясь их беседой.

И продолжая довольно улыбаться, посмотрел на её растерянный вид. Продолжил уже почти серьёзно, но с той же ноткой сарказма.

— Мне видно надо было подождать, когда он бросится на вас?

Она опешила. Не находя, что ему ответить. Ведь и правда, это было невероятно глупо, что она не бросилась прочь от этого чудища сразу же, как только его заметила. И если бы Генрих не появился так вовремя, кабан, без сомнения, бросился бы на неё. Не найдя что ему сказать, она лишь хлопала ресницами. Вид у неё был такой растерянный, что он не выдержал и рассмеялся от души. И тут она заметила, что его нога кровоточит.

— Боже мой! — Вскрикнула она.

— Вы ранены!

Она присела около него, чтобы помочь и, пытаясь рассмотреть его рану, глазами полными сочувствия, сострадания и страха.

— Чепуха, — отмахнулась он.

— Царапина.

— Диана вам не стоит так беспокоится. — Он мило ей улыбнулся.

— На мне всё очень быстро заживает.

— Вас надо перевязать!

— Вы потеряете много крови! — Не согласилась с ним Пуатье.

Она уже хотела воплотить свои слова в дело. Как вдруг раздался шум и треск рядом в кустарнике. А в следующее мгновение на поляну вылетели всадники мужчины и женщины, а также их собаки. Увидев поверженного кабана, а рядом с ним раненного Генриха, мужчины бросились к принцу спеша помочь. Уже в следующее мгновение они затянули и перевязали его рану. Женщины, сидящие рядом на своих лошадях. Ахали и охали. Продолжая пускать в сторону принца влюблённые взгляды. Ах! Бедняжка! Кажется, он сильно ранен. — Шептались они. Вся эта толпа оттеснила Пуатье в сторону. Она молча наблюдала за происходящим. Мужчины соорудили что-то вроде носилок для Генриха. Они причитали о том, как они были близко от кабана, и ещё немного и добыча была бы в их руках. Говоря о том, как Генрих вновь всех обставил и забрал добычу. Генрих успокаивал их. Говоря, что возможно, в следующей охоте им повезёт. Но, явно не собираясь уступать никому и в следующий раз. И вдруг, он громко произнёс, ища Диану глазами среди толпы.

— Нет, господа!

— Мне самому поймать его было бы точно не под силу, если бы не мадам де Пуатье!

— Она отличный ловчий!

— На неё зверь сам так и бежит!

Говоря это. Он хитро и озорно смотрел на неё, широко улыбаясь ей. Все головы повернулись в её сторону глядя с любопытством, словно говоря. Неужели это правда?! Она метнула на него рассерженный взгляд и ответила холодно.

— Полная чепуха.

— Я оказалась здесь совершенно случайно.

Но, Генрих совершенно развеселился, несмотря на свою рану, продолжал.

— Господа, не верьте ей!

— Мадам де Пуатье просто скромничает!

Она сжала губы, метнув в его сторону уже почти злой взгляд. Надеясь, что он, наконец, угомонится. Он весело подмигнул ей, продолжая прибывать в отличном настроении. Что за глупости он болтает! Раздражённо думала Диана, отвернувшись от него, дабы закончить этот разговор.

И вот, вся эта честная компания. Лошади, люди, собаки, туша кабана добыча, несомненно, Генриха и он сам, возглавляя, словно цезарь всю эту шумную компанию, двигались по лесу, направляясь обратно ко-дворцу. Его несли мужчины, словно римского императора на импровизированных носилках, так как верхом сам он ехать не мог из-за раны на ноге, которая была распорота, словно острым лезвием клыками кабана почти до самого бедра. Он был бледен из-за потери крови, но его казалось, это совсем не волновало. Он веселился и шутил. Мужчины хохотали громким смехом от его шуток, а дамы кокетливо хихикали. Сам же он размахивал своими руками в разные стороны, так же как и своей одной ногой, так как другая его нога не была в состоянии исполнять чечётку первой. Пуатье уступили лошадь, так как её кобыла куда-то убежала. Она ехала чуть поодаль от него. Генрих то и дело вертел своей головой, ища её в толпе, а когда находил, улыбался ей добродушно.

Вечером всё это общество собралось на пир по поводу удачной охоты. И, несмотря на свою раненую ногу, Генрих веселился от души. Его добычу уже хорошо прожаренную приветствовали шумными и бурными возгласами, восхваляя охотника за отвагу и ловкость. Придворные шумели и веселились. Когда было выпито достаточно вина они стали играть в милую и бесшабашную игру, жмурки. На глаза надевали чёрную шёлковую повязку и кружили. И тот, у кого были закрыты глаза повязкой, должен был поймать с закрытыми глазами кого-то из убегающих. Если это была привлекательная дама, то находилось много желающих кавалеров попасться ей в руки. Если же это был привлекательный мужчина, то даме, которой он приглянулся, не стоило труда попасть в его объятия, притворно изобразив, что она старается убежать. И многие дамы почему-то бегали так плохо, что очень быстро оказывались в лапах игроков. Суть была в том, что никто не от кого не убегал на самом деле, а быстрее оказывался в объятиях того кто ему оказывался мил. Выигрышем считался поцелуй, но одним поцелуем, как правило, ничего не заканчивалось.

Генрих сидел за столом, наблюдая за игрой. Положив раненую ногу на маленькую табуретку обшитую бархатом. Пуатье осталась так же сидеть на месте, не участвуя в веселье. Он посмотрел на неё.

— Не играете? — Спросил он.

— Нет, — ответила она, скучающи.

— От чего нет? — Продолжал Генрих.

— Возможно, вы бы развеселились.

Уголки её губ поплыли вверх, словно крылья бабочки.

— Я не вижу там достойного игрока. — Ответила она, всё ещё улыбаясь.

Он засмеялся.

— Да, а вот я думаю, многие не отказались бы попасть в ваши чудные ручки. Продолжил он их диалог.

Она вскинула брови вверх. Пристально и внимательно на него посмотрев, ответила.

— Вы видно переживаете, что не можете сыграть? — Пропела она.

— О, я думаю, вам за раз попалась бы целая дюжина милейших дам.

— А те, кто не успел бы попасться, явно были бы огорчены. — Закончила она, ехидно промурлыкав слова, словно большая кошка. Улыбаясь ему одним лишь уголком губ.

Он улыбнулся ей в ответ.

— Какая же вы злая, однако! — Ответил он усмехаясь.

— Ах, моя дорогая Диана.

— Какое мне дело до этих домашних кошечек. — Он улыбнулся ей с ухмылкой.

— То ли, вы! Другое дело!

— Так и норовите слопать кого-нибудь на обед или ужин.

— Несчастные жертвы! — Добавил он.

— И не подозревают, что добыча. — Вздохнул он.

— И чем крупнее дичь, тем для вас лучше. — Продолжал он. Явно намекнув на короля и её с ним связь.

Пуатье ничего не ответив, медленно поднялась из-за стола. Давая ему понять, что уходит. Хмыкнув и картинно состроив гримасу, ответила.

— Сегодня я не голодна.

Генрих рассмеялся, покачав головой.

— Значит, им повезло! — Сказал он, махнув лениво на бегающую весёлую толпу.

— Куда вы? Спросил он.

Она картинно раскланялась ему.

— Конечно же, спать, ваше высочество! — Промурлыкала она и поплыла, словно лебедь к выходу.

Он крикнул ей вдогонку.

— Вы бросите больного, почти умирающего человека?!

— Это не милосердно, Диана! — Добавил он.

Она всё же повернулась, весело рассмеявшись.

— Вы меньше всего похожи на больного и умирающего! — Ответила она весело.

— Спокойной ночи, ваше высочество. — Сказала она, уже удаляясь.

— Спокойно ночи, ответил Генрих, вздохнув. — Опечаленный тем, что она всё же ушла.

Пуатье были выделены комнаты во дворце, туда она и направилась, где надеялась отдохнуть от столь полного событиями дня.

Чудо бульон

Но, спать ей не дали в дверь постучали. Ей передали маленькое письмо. Письмо было от Генриха. Он писал: «что ему, кажется, стало хуже, и его бросает в жар, и кажется, что он вообще при смерти. И его последним желанием является увидеть её».

Она читала послание и смеялась от души.

При смерти! Боже мой! Да на вас нужна как минимум дюжина кабанов! Мой дорогой Генрих. — Подумала весело Диана и от души рассмеялась.

Она постояла минуту в раздумьях и решила идти в его покои. Посланник дожидался ответа за дверью.

— Передайте его высочеству, что я никак не могу отказать больному в его просьбе и непременно навещу его.

Она подумала и сказала.

— Через час.

— Да, — добавила она.

— Я буду у его высочества, через час.

Посланник поклонился и исчез в коридорах дворца. Через час она была у дверей покоев Генриха, слегка постучав в дверь. Ей открыл тот же самый слуга, что принёс письмо. Диана вошла в комнату, слуга незаметно скрылся за дверью, оставив их наедине. Она застала Генриха за написанием другого письма. Бумага лежала рядом с ним на кровати.

— Что вы пишете? — Спросила она.

Он поднял глаза.

— Я собирался вам написать следующее послание, на случай если вы не придёте.

— А если бы я и тогда не пришла? — Улыбаясь, спросила она.

— Тогда, я слал бы вам письма всю ночь. — Ответил он.

Он отложил в сторону бумагу, на которой писал очередное послание.

— Что ж, это уже не нужно, вы уже здесь.

Она стояла рядом с его кроватью.

— Значит вы при смерти? — Сказала она, улыбаясь.

Он улыбнулся ей в ответ.

— Мне уже лучше, — ответил Генрих.

— Как ваша нога? — Продолжила Диана.

— О, ничего страшного, — начал, было, он.

Потом, спохватился.

— О, ужасно плохо! — И принялся, притворно постанывать.

— О! Какая боль! — Сказал он. Театрально расширив глаза и деланно гримасничая изображая мучение. Устремив мучительный взгляд, в потолок и протягивая к ней руки.

— Ну, присядьте же рядом со мной, иначе я точно умру! — Продолжил он этот фарс.

Она устроилась рядом с ним на краешке его кровати, покачала головой и серьёзно посмотрев на него, спросила.

— Так как, всё же ваша нога?

— Может, вы всё-таки ответите?

Он, весело посмотрел на неё, своими тёмные глазами, сказал.

— Я ведь уже сказал. — И хотел было, повторить свой сказанный ранее, такой театральный монолог.

Но она, остановила его. Вскинув брови вверх и ожидая вразумительного ответа.

Он посмотрел на неё. Понимая, что его монолог не принят и она ожидает от него серьёзности, просто сказал.

— Да это просто пустяк, моя дорогая Диана.

— Вам право, не о чем беспокоится, уверяю вас.

— Не пройдёт и недели и я буду снова на ногах. — И он улыбнулся.

— Неделя! Боже мой! Генрих!

— Да у вас рана по всей ноге!

— О чём вы говорите! — Ответила удивлённо Пуатье.

— Право, мадам. Вы увидите сами. Через неделю, я буду на ногах, как не в чём, не бывало, поверьте мне. — Ответил он смеясь.

— Этот чёртов кабан лишь слегка поцарапал меня, вот и всё. — Добавил он весело.

На самом же деле, кабан нанёс Генриху сильную рану. Вспоров, словно бритвой кожу и мясо по всей ноге, до самого бедра, и только чудом не задев артерии, что могло грозить Генриху неминуемой гибелью! Генрих носил этот шрам, оставленный в тот день чудовищем до конца жизни.

Пуатье сказала, сделав серьёзное лицо.

— Завтра я принесу вам бульона. Он поставит вас на ноги и восстановит ваши силы. — Ответила она, не слушая его болтовню про царапины.

Зная, что если она не позаботиться о том, чтобы Генрих выпил чудо бульон, то сам он это делать не за что не станет.

Диана искренне верила, что хороший бульон лучшее средство от любых недугов!

— Я выпью ваш бульон лишь с одним условием.

— Если вы сами будете меня им поить с ложечки! — Подняв палец вверх, изрёк Генрих, смеясь и веселясь.

— Иначе, я не стану его не за что пить! — Сказал он и скривил лицо, гримасничая.

— Хм! — Хмыкнула Пуатье.

— Придётся мне вас им напоить, и даже не сомневайтесь, я обязательно это сделаю, если вы иначе, не намерены лечится! — Деловито добавила она.

Вдруг, став серьёзной добавила.

— Генрих, я хотела поблагодарить вас. — Сказала она.

— Если бы вы не появились так вовремя, там в лесу. Я не знаю, что случилось бы. — Сказала она.

Не в состояние объяснить свой ступор во время встречи в лесу с кабаном. Но, она не успела закончить, как он притянул её к себе и поцеловал в губы. Она почувствовала его горячий и настойчивый поцелуй и ответила на него. После долгого и горячего поцелуя, чуть отстранившись от него, она посмотрела на него. Его глаза горели огнём, в слабом свете свечи. Она отвела взгляд и произнесла.

— Мне, пожалуй, пора. Спокойной ночи Генрих.

Она собиралась подняться с края кровати, на которой сидела, но он остановил её.

— Подождите Диана. — Он удержал её за руку.

— Диана, скажите всё же.

— Почему вы остались на месте, там в лесу?

— Вместо того чтобы убежать прочь.

— Даже страшно представить, что могло с вами случиться!

— Если бы я не успел появиться так вовремя, — добавил он.

— Я просто никак не могу понять. Почему вы не убежали?!

— Вы стояли там, на своей рыжей кобыле, такая спокойная! Словно, прекрасная каменная статуя и в ваших глазах не было и капли страха!

— Неужели вы не испугались? — Спросил он.

— Ах, вы, а о кабане! — Выдохнула она, думая о поцелуе.

— Ах, нет. Что вы, я просто не успела испугаться вот и всё. — Ответила она.

Он слегка улыбнулся.

— И всё же, это чудовище напугало бы кого угодно. — Сказал он задумчиво.

Она уже встала с краешка кровати, на котором присела рядом с Генрихом.

— Я просто не успела, вот и всё. — Ответила она улыбнувшись ему.

Она уже собиралась выйти из комнаты. Но, вдруг повернулась и сказала.

— Генрих, ещё раз спасибо.

— Вы спасли мне, скорей всего жизнь!

— Надеюсь, ваша нога скоро заживет.

— Я приду завтра, — напомнила она.

— И принесу вам бульон.

Он снова сделал смешную гримасу.

— Нет, Генрих.

— Вы мне обещали выпить весь бульон. — Добавила она.

Он улыбнулся ей.

— Конечно, моя дорогая Диана.

— Я выпью даже яд из ваших прекрасных рук! — Ответил он.

Она, улыбнувшись, покачала головой и вышла, закрыв тихо за собой дверь.

Через неделю Генрих действительно уже был на ногах. Раны на нём, кажется, действительно затягивались чудесным образом, и то ли помог чудодейственный бульон Пуатье, которым она нещадно поила Генриха, как и обещала, толи дело было в горячих поцелуях, которые следовали после бульона. Несмотря на прописанный докторами постельный режим, Генрих уже через неделю сидел в седле. Придворные дивились столь быстрому выздоровлению Генриха. На что он отвечал окружающим, что он так быстро встал на ноги благодаря чудодейственному лечению мадам де Брезе, и что её бульон, определенно, обладает магическим действием. Делая загадочный вид, Генрих рассказывал очередным придворным, о чудо бульоне. Пуатье же покрывалась красным румянцем, слыша его речи, не зная, что именно он имеет в виду. Действительно её бульон или страстные поцелуи. Хотя, она была уверенна, что скорее второе, чем первое. Придворные же оставались в догадках и сомнениях об их отношениях, и сколь близкими они были. Генрих же видя её порозовевшие щёки, широко улыбался ей. А она делала вид, что вовсе не слышит, о чём он болтает. Делая вид, что она занята увлекательной беседой с какой-нибудь дамой. Видя, что она усердно притворяется глухой. Он повторял фразу громче.

— Чудодейственный бульон! Говорю я вам. — Обращаясь к собеседнику, почти кричал он, своим громовым голосом.

Тут уж должен был услышать даже глухой!

И тогда не выдержав, Диана бросала на него почти злой и колючий взгляд.

Словно говоря ему. Да замолчите же вы!

Он же делал невинное лицо и ещё невиннее улыбку и она сменяла гнев на милость. Да и как можно было на него злится?! На Генриха злиться было невозможно! Пуатье пыталась скрыть от всех любопытных глаз их отношения. Генрих же хотел кричать в буквальном смысле, о том, что они вместе. И лишь зная, что её это сердит, говорил пока о бульоне.

Так началась их история, длинною в целую жизнь!

Для которой, как оказалось, целой жизни было слишком мало!

Они бегали по ночам по тёмным коридорам и узким лестницам дворца, прячась от любопытных глаз. Прокрадываясь, друг к другу в покои, словно воры, а днём делая серьёзные лица. Но, придворные конечно шептались, но никак не могли их уличить. Кажется, обоим доставляла удовольствие водить всех вокруг за нос, смеясь над любопытными и играя с придворными в кошки мышки. А когда их не видели, они пускали друг в друга огненные стрелы взглядов. Но, всё же слухи поползли, ведь всем было любопытно. Так ли это на самом деле? Любовники ли они?

Наконец-то они решили открыться, и открыто отправились в известное во всей Франции место, которое посещать могли только любовники. Они отправились в замок Экуен, принадлежащий констеблю Монморанси. Настроение в этом замке создавалось знаменитыми эротическими витражами. Эти витражи шокировали своим содержанием даже Рабле! Они иллюстрировали любовь Психеи, и намекали Генриху, что и его богиня может быть человечной. Может затрепетать в его объятиях, как Психея в руках Амура.

Так началась знаменитая в последующих веках любовная история!

Диана, знавшая до тех пор лишь любовь своего старого мужа, который годился ей в дедушки и столь же не молодого и себялюбивого короля. Только познав страсть пылкого принца, который по возрасту годился ей в сыновья. Поняла, что любовь может быть не только исполнением супружеского долга, но и удовольствием. Генрих же в свою очередь не выглядел как юнец. Наоборот, он выглядел гораздо старше своих лет по внешнему виду, и по уму был зрелый мужчина. Поэтому Пуатье забыла о разнице в возрасте. Генрих был тем более счастлив, обнимая свою богиню, о которой грезил и мечтал всегда, с первой их встрече её образ был в его сердце. Свои чувства он также выразил в стихах. Он сожалел, о потере времени. Об удерживающей его боязни, что его богиня не снизойдет до него. Что он будет верен ей до последнего своего вздоха, и его сердце всегда будет принадлежать ей одной! И когда они абсолютно счастливые вернулись во дворец. Всем стало всё ясно окончательно. Больше они не скрывали своих отношений, и все при дворе поняли, что они любовники.

Превратности судьбы

Колокола били по всему Парижу и по всей Франции. Франция была в трауре. Скончался от тяжелой легочной болезни наследный принц Франциск. Генрих был убит горем. Он искренне любил брата. Он молча стоял у окна. Она подошла к нему сзади.

— Генрих, вы не могли ему помочь.

— Мне очень жаль, что Франциска не стало. — Сказала она.

Он повернул к ней несчастное лицо, полное горя и утраты.

— Мне жаль, — повторила она обняв его.

Он положил свою голову ей на плечо и молчал, как когда то в детстве. Тогда, когда они встретились впервые, и он был ещё ребёнком. В тот день, когда их совсем детей, Генриха вместе с ещё здоровым братом, отправили в плен.

Она погладила его густые, чёрные волосы. Так они и стояли молча, не произнося не слова.

Как странны порой переплетения судьбы или самого рока. Много лет назад маленького принца, второго сына короля все попросту забыли даже поприветствовать, отправляя в плен. Ведь он не должен был стать королём. Но, кто из смертных может знать, что должно быть? И чья неукротимая сила, и рука сверху, пишет и решает судьбы людей? Неотвратимый рок или сама судьба! А власть, которой обладают короли, лишь иллюзия! Потому что есть только одна истинная власть! Это его власть и воля! И имя ему создатель или Бог! Какую судьбу он уготовил каждому из нас?! Какой поворот приведёт нас к гибели или к победе?! Генрих не должен был стать наследником престола, но он им стал! И всё изменилось. Если раньше он мог бродить один и его не особенно замечали, не считая конечно дам, то наследник престола, интересовал теперь всех. Теперь он не мог быть не замеченным. Придворные буквально караулили его у каждого куста, пытаясь добиться расположения. Они хороводом ходили за ним по пятам. Он жаловался Диане, что они не оставляют его в покое не на минуту. Новое положение Генриха совсем не радовало, оно его тяготило, и столь обожаемая им свобода была утеряна безвозвратно. Его не радовало совершенно то, что он станет королем. Генрих всю жизнь готовил себя к военной карьере, а это означало походы и сражения. Где всё решает лишь собственная смелость и доблесть. Теперь же он понимал, что всё перевернулось. Он никогда не сделает военной карьеры, так как он будущий король Франции, и это его печалило. Он всё ещё был раздражён.

— Лживые льстецы! — Говорил он, разговаривая с Дианой.

— Ходят вокруг, словно стая шакалов.

— Высматривая что-то или выпрашивая.

— Вы не представляете Диана!

— Нынче днём я со злости сказал некую несуразицу, в надежде на то, что хоть кто-то возразит мне.

— И что вы думаете?!

— Они в один голос согласились с чепухой, которую я сказал!

— Как такое может быть?! — Закончил он, раздражённо.

Он посмотрел на неё совершенно несчастный и добавил.

— Диана, это ужасно! Вы не представляете.

Диана полулежала, облокотившись на шелковые подушки на сделанной в римском стиле не большой софе. Она махнула рукой Генриху, который нервно мерил комнату шагами, приглашая его присесть рядом с ней.

— Генрих дорогой.

— Да не думайте вы о них столько, право.

— Будто вы не знаете придворных.

— У вас совсем дурное настроение из-за этого.

— Бросьте, забудьте. — Ответила она ему.

Он горько вздохнул.

— Как же не думать, если они повсюду!

— Генрих прошу не переживайте вы так.

— Вы разбиваете мне сердце! — Продолжила успокаивать его Диана.

— Пускай себе кланяются и болтают, словно попугаи.

— Не замечайте их. — Сказала она, и, встав с кушетки, подошла к нему. Генрих сел в стоящее рядом кресло.

Она устроилась у него на коленях, болтая ножками и обняв его за шею.

— Ну, хотите, я расскажу вам весёлую историю? — Пропела она.

— Чтобы вы перестали грустить.

Он вдохнул ещё горше прежнего, посмотрел на неё и улыбнулся.

— Да действительно, не буду думать. — Сказал он, пытаясь скрыть грусть в голосе.

— Тогда слушайте историю. — Сказала она, ткнув слегка своим пальчиком его в нос, словно щекоча. Пытаясь развеселить его.

Он улыбнулся ей, но остался грустным.

Да здравствует король

Всё затихло и замерло, словно остановившееся время. Этот день мог быть таким же, как и многие другие, если бы тишину и покой этого дня не нарушил, словно взрыв вулкана голос глашатая. Сначала он был тихим, а потом начал нарастать, словно сходящая вниз лавина, набирая силу. И вот, наконец, загремел, дойдя до точки в самом верху, словно тысячи голосов огромного улья, гула людей.

— Король умер!

А потом, последовала пауза, и воздух взорвался взрывом вулкана голосов.

— Да здравствует король!

Итак, Франциск 1 был мертв. Диана и Генрих стояли у открытого окна.

Она услышала гул, и слова.

— Король умер!

Она повернула голову посмотрев на Генриха и вместе с гулом толпы прошептала.

— Да здравствует король! — И присела в глубоком реверансе, приветствуя нового короля Франции, как требовал этого этикет.

Генрих не питал тёплых чувств к Франциску 1, поэтому потерю он принял спокойно и лишь официально скорбя. Он никогда не видел любви по отношению к себе своего отца, который всегда был холоден к нему. Франциск попросту никогда не замечал и не любил Генриха. Поэтому Генрих не стал изображать поддельной скорби. Возможно, в душе лишь взгрустнув, что так и не познал отцовской любви. Дело было в том, и об этом тихо шептались придворные, что Генрих вовсе не был сыном Франциска. Королева в молодые годы слыла не виданной красавицей, и кто знает, какой отчаянный герой захаживал в её покои. Франциск 1 подозревал королеву и считал в глубине души Генриха не своим сыном. Но, это были лишь слухи и догадки, не подтвержденные не чем. А слухи остаются лишь слухами. Самого же Франциска 1 эти слухи не сильно беспокоили, так как Генрих не был наследником престола. С Генрихом, Франциск 1 всегда был холоден, и это холодность никогда не таяла.

Диана приподнялась с реверанса и посмотрела на Генриха. Он был где-то далеко, словно не с ней, вглядываясь вдаль задумчиво.

Он словно очнулся и посмотрел ей в глаза, улыбнувшись ей в ответ.

Коронация была пышная. Казалось, что весь Париж собрался на площади у церкви, не только высший свет, но и простой люд от мало до велика.

В церкви было так много народа, что как говориться, яблоку не было куда упасть. Генрих стоял в великолепных королевских одеждах для коронации Французских монархов. Священнослужители высших рангов стояли рядом с ним, держа на вытянутых руках, на бархатных подушечках, атрибуты королевской власти, чтобы преподнести их королю, как знак высшей королевской власти, дарованной королю самим богом. Так как король является несомненным помазанником божьим, исполняющим его волю на земле!

Церемония коронации началась. Священнослужитель с благоговеньем медленно возложил на голову Генриха знак королевской власти, корону, усыпанную драгоценными камнями, невероятной величины и столь же прекрасной чистоты.

Со словами: — « Да здравствует помазанник божий, исполняющий волю бога на земле, король Франции, Генрих 2»!

И как только было произнесено последнее слово, раздался такой гул, что казалось, стены церкви затряслись. Генрих повернулся лицом к своим подданным и своему народу. Казалось, всё дрожит и вибрирует от тысячи голосов.

— Да здравствует король Франции! Да здравствует Генрих 2!

Диана стояла в первых рядах в церкви. Она смотрела на Генриха и её сердце замерло.

Он стоял в лучах света и величия, словно возвышался и парил над всеми окружающими. Его лицо было спокойно и торжественно. Она смотрела на него, на короля Франции, на своего короля!

И в голове пронеслась мысль. Наместник божий на земле! Человек, которого коснулась рука бога!

Весь двор, присутствующий в церкви присел в глубоком реверансе, так же как и Диана. Приветствуя своего короля!

И вот, по странному велению судьбы привратницы. Ещё вчера насмехающиеся и поливающие её грязью придворные, кружили голодной стаей, возле новой фаворитки короля. Не опрометчивые и недальновидные, и поэтому столь глупые, сетовали на то, что оказались таковыми, то есть глупцами! К тому же на их беду у Пуатье оказалась на удивление хорошая память. Те же, рассудительность которых, как, оказалось, стала их несомненным спасение, были рады своей нейтральной стороне в войне дам.

Примером того, что у Пуатье хорошая память и довольно, как оказалось, на беду многим, мстительным нрав, стал один эпизод. Однажды, одна из дам, из числа не рассудительных и в не давнем прошлом, позволившая себе насмешки и колкости в сторону мадам де Брезе, попыталась загладить ошибку и как говорится смягчить углы. Эта дама подошла и, попробовав заговорить с Дианой, в надежде, что Пуатье не помнит о её злом языке. Диана, находившаяся в окружающей её с не давних пор льстивой толпе и говорившая с кем-то из придворных, лениво перевела на несчастную холодный взгляд полный презрения и высокомерия, словно на надоедливую муху. Провела им по даме сверху вниз, словно двумя кинжалами. Глупая дама попыталась ей что-то сказать. Но, Пуатье молча отвернулась от неё, словно той и не было вовсе. Сказав придворным, с которыми разговаривала.

— Идёмте господа.

— Здесь, кажется, завоняло чем-то загнивающим, и я слышу мерзкое жужжание мух. — Сказав это, она медленно пошла прочь продолжая беседу в окружении всё той же льстивой толпы. Оставив несчастную в глупом и униженном положении, совершенно одну.

Итак, те глупцы, что надеялись на её плохую память. Поняли, что её память, ей, верно, служит, на их огорчение, и она уж точно не собирается ничего забывать. Они навсегда лишились расположения фаворитки короля, а значит и расположения самого короля. Так как всем была известна привязанность Генриха к Диане. Генрих же просто отдал Диане её врагов, лишь посмеявшись их участи. Зная, что его драгоценная Диана, словно фурия, обладает крайне мстительной натурой. То, что она не забудет и не простит им своих оскорблений. Её враги жестоко поплатились за свои едкие замечания. Они были навсегда лишены благосклонности короля. Некоторые предпочли удалиться от двора, как говорится от греха подальше. Поняв, что Пуатье может быть крайне мстительной, и расправляется с врагами без малейшего сожаления в сердце.

Что же касается столь ненавистной для Пуатье, де Тамп, то она ещё оставалась во дворце.

Прошёл уже месяц и Де Тамп ждала нападения Пуатье, словно разъярённой тигрицы. Она ждала нападение Пуатье с первого же дня, когда Генриха короновали, и он стал королём. Но, на её удивление Пуатье не проявляла к ней никакого интереса. Де Тамп была сконфужена этим странным явлением, но, в конце концов, решила, что Пуатье упиваясь своему внезапному восхождению, позабыла о ней. Де Тамп же после неожиданной кончины Франциска1 была тут же всеми позабыта и брошена и осталась одна. Она старалась не попадаться Пуатье на глаза. Надеясь, что Диана и вовсе о ней позабыла, начиная верить, что гроза миновала.

Как неожиданно в одно солнечное, прекрасное утро в её дверь постучали. Её слуга принёс ей переданный кем-то подарок. Она была очень этому удивлена. Подарком оказалась картина. К ней прилагалось маленькое, изящное письмо. Взяв его в руки, де Тамп почувствовала тонкий аромат, исходящий от него и узнала маленькую печать, дома де Брезе, она тут же похолодела. Трясущимися руками она распечатала письмо. Красивым, чётким и изящным почерком там было написано: « Моей дражайшей подруге, мадемуазель де Тамп. С нежной любовью, примите этот подарок. В честь того, что ваша дражайшая подруга помнит о вас». Подписано, графиня де Брезе.

По телу де Тамп поползли неприятные мурашки. Это не предвещало для неё, ничего хорошего. Она подошла к картине и со злостью содрала с неё ткань, в которую та была обвёрнута. Перед её взглядом предстал скучный и довольно безвкусный, даже уродливый натюрморт. Она скривилась с отвращением, но не успела опомниться как в её комнату, без стука, впорхнула светящаяся, словно само солнышко, Пуатье. Де Тамп опешила, глупо уставившись на ненавистную Пуатье. Но, Пуатье не останавливаясь, быстро шла к ней на встречу, раскрыв объятия и весело улыбаясь.

— О, моя дорогая подруга! — Пропела своим голосам Диана.

И подойдя к де Тамп вплотную, обняла её и, расцеловав в обе щеки, которые стали бледней самой белой стены.

Пуатье обняла де Тамп так сильно, что та испугалась, не явилась ли Пуатье её задушить.

В какой-то момент Диана всё же выпустила её, из стальных объятий и весело вскрикнув, быстро подошла к картине.

— Ах, боже мой! Моя дорогая! — Сказала Пуатье, своим, словно нараспев, сладким голосом. Растягивая каждое слово, словно наслаждаясь.

— Вам нравится мой подарок?

— Правда, он чудесный?

Она с наслаждением рассматривала уродливую картину.

— Вы знаете.

— Как только я увидела это чудо, то сразу вспомнила о вас. — Продолжала Пуатье с энтузиазмом.

— Эта прекрасная картина мне напомнила о вас, моя дорогая!

Пуатье не отводила взгляда от кошмарного натюрморта. Благоговейно сведя руки спереди, словно молящийся, сказала.

— Я подумала, что она вам и вашему вкусу не вероятно подходит. — Продолжила Диана, резко повернувшись и посмотрев на де Тамп.

Её глаза остановились на белой, как стена, де Тамп. Но, Пуатье не угомонилась, явно наслаждаясь, быстро, словно бросок кошки она подошла к де Тамп, схватив её за руку. От чего у той случился нервный тик.

— Вам не нравится? — Испуганно и наигранно, спросила Пуатье.

— Ах, боже! Не вините меня!

— Вы же знаете, я не такой знаток в живописи как вы. — Продолжила Пуатье свою пытку, не дав де Тамп ответить.

Диана продолжила весело.

— Знаете, не могу дождаться, когда это чудо. — Она лениво махнула рукой в сторону уродливой картины, не отводя взгляда от своей жертвы, словно огромный питон, продолжила.

— Это чудо, пополнит вашу замечательную картинную галерею в вашем поместье.

Де Тамп показалось, что она сейчас лишится чувств.

Диана притворно наивно ей улыбнулась, всё ещё не отводя от той глаз. У де Тамп закружилась голова, ей стало не по себе. Тёмно-карие глаза Пуатье, в лучах солнечного света бьющего через окно, вдруг зажглись на какое-то мгновение жёлтыми огнями и стали похожи на глаза гигантской кошки, следящей за мышью, которую она держит за хвост, в следующую минуту собираясь откусить той голову. Де Тамп вздрогнула, пытаясь отшатнуться от Пуатье, но та в следующее же мгновение снова схватила её за руку, сильно сжав запястье и сладко ей улыбнулась. У де Тамп не осталось сил их выдернуть, она подвернула ногу и попыталась не упасть к ногам Пуатье.

Диана улыбалась, не сводя с де Тамп почти хищного, плотоядного взгляда, голодного кота. Продолжала нараспев.

— Знаете что?!

— Вы выедите сегодня вечером!

— А уже завтра, мой замечательный подарок, а так же ваши картины, которые я приказала снять в королевской галереи. — Это были именно те картины, которые рисовали с де Тамп, когда она была фавориткой и украшали королевскую галерею и Диана давно сняла их, прочь с глаз долой.

Она продолжила.

— Они будут украшать вашу галерею в вашем особняке вместе с моим подарком! Она будет, пожалуй, достойным и самым лучшим украшением вашей галереи! — Закончила она почти торжественно.

Всё так же пожирая свою жертву глазами и наслаждаясь её агонией.

Де Тамп слабо из последних сил попыталась спастись. В безысходности понимая, что Пуатье её изгоняет.

Она выпалила.

— А как же его величество король?!

— Я должна сообщить королю о своём отъезде! — Слабея, произнесла де Тамп. Стараясь, не свалится в обморок.

Диана, наконец, выпустила свою жертву из своих цепких лап, перебила её.

— Ах, моя дорогая.

— Вам не о чем беспокоится.

— Я уже всё обсудила с его величеством королём.

— Он, поверьте просто в восторге от моего подарка!

Она блаженно перевела свой взгляд на уродливую картину. Добавила медленно, нараспев, словно пела песенку.

— Ах, как же она вам подходит!

Потом встрепенулась, словно что-то вспомнив.

— Ах, боже мой!

— Дорогая, мне пора бежать! — Заторопилась она, добавив.

— Так значит сегодня вечером.

— Не забудьте!

Де Тамп попыталась ещё что-то сказать, но Диана её перебила.

— И не спорьте, дорогая!

— Всё решено! — Весело, добавила Диана.

— Сегодня вечером вы отбываете!

— Я, увы, не приду вас провожать.

— Дела, знаете ли.

— А уже завтра мой подарок будет у вас в поместье! — Сказала она, и, сделав паузу, твёрдо закончила утвердительным.

— Да! — Словно сама себе, всё ещё с благоговеньем глядя на свой подарок.

И не дожидаясь ответа, поплыла к выходу, шурша своими юбками. Она уже вышла, но край её юбки ещё медленно выползал в дверном проёме следом за ней. Словно хвост огромной змеи! Мелькнула мысль у де Тамп и она без сил рухнула на кушетку стоявшую рядом. Выкрикнув безнадежно и дрожа все телом.

— Змея! Проклятая змея! — И, зарыдала.

Де Тамп была изгнана из Парижа и удалена от двора навсегда. Что же стало с подарком Пуатье, картиной, это никому неизвестно, кроме самой де Тамп.

Уже вечером, собрав все свои вещи, она шла к своему экипажу. Подняв голову на дворец, она вдруг увидела Пуатье, стоящую у окна, та следила за ней. Споткнувшись, у подножки экипажа и чуть не упав, де Тамп поспешила побыстрее скрыться в тени экипажа.

Пуатье смотрела на отъезжающий экипаж, она улыбалась!

Генрих осыпал свою Диану бесценными подарками, к самым завидным драгоценностям короны он присовокупил огромный брильянт, изъятый у поверженной фаворитки умершего короля герцогини де Тамп. Диане достались и все замки герцогини, а также Парижский особняк ненавистной соперницы.

Не удовольствовавшись изгнанием герцогини, Пуатье подвергла чистке и других сторонников де Тамп. Так Пьер Лизе лишился должности премьер-министра. А Оливье, должности канцлера. В то же время, сторонники Пуатье, стали получать высшие государственные должности. Как только Генрих стал королём он, вспомнил своих старых друзей и повелел вверить Монморанси высший государственный пост. Диана не возражала против такого решения. Так как она поддерживала констебля. Он не внушал ей опасений.

У Дианы, была удивительная привычка. Вставать рано утром, с рассветом. Когда день, вместе с птицами, только просыпается и первые лучи солнца окрашивают небо. Она вставала и чувствовала неподдающуюся разуму радость. Её душа наполнялась покоем и умиротворением, сравнимым наверно, с блаженством. В этот ранний час, когда весь мир ещё не проснулся окончательно и воздух был особенно чистым, а пение птиц заполняло всё вокруг. Диана шла на конюшню, где ей уже седлали лошадь, и около часа ездила верхом. Наслаждаясь этим удивительным творением бога и природы, рассветом, а так же быстрой ездой и чувством полной, абсолютной свободы. Задыхаясь от ветра и быстрой езды. Потом, она возвращалась и принимала прохладную ванну, чтобы дать остыть своему телу, которое было разгорячено быстрой ездой. Прохлада воды была ей очень приятна. Ее тело успокаивалось, и она чувствовала себя заново рожденной, она шла и ложилась спать ещё на несколько часов. Этот ритуал, стал частью её жизни. И не проходило ни дня, чтобы она не встретила солнце. Иногда она так и говорила. Здравствуй солнце! Словно здоровалась со светилом. Проснувшись, после пары часов сна, она завтракала легко и чувствовала прилив сил, словно само светило заряжало её своим светом. Так начинался её день. Генрих, ездил с ней иногда на рассвете. Но, когда он не присоединялся к ней. Она тихонечко сползала с кровати, чтобы не разбудить его, но он всегда всё ровно слышал её. Тогда она целовала его нежно говоря, спите, я скоро вернусь. А когда возвращалась, и если он ещё спал, так же тихо забиралась к нему под одеяло.

Генрих, был женат на Екатерине Медичи, но некогда не испытывал никаких чувств, к своей жене. Это, несомненно, был брак по расчёту. Явление обычное, для особ королевской крови. Диана, конечно, ещё в начале их отношений спрашивала Генриха, о Екатерине. На что, он отвечал ей. Что, его сердце и его жизнь принадлежат ей лишь одной и так будет всегда. И ей пришлось смериться с тем, что Генрих женат. Что же касается Генриха. То, доходило до того, что Пуатье практически, приходилось просить его, посещать покои Екатерины. Пуатье, не видела в некрасивой, неказистой Екатерине соперницы. Генриху, Екатерина была не интересна. А вот если, у Екатерины, у которой, кстати, из-за того, что Генрих не хотел, попросту, исполнять с ней супружеский долг, не появится наследника и детей. Из-за этого, вполне, мог случиться развод. И ещё неизвестно, кто мог оказаться следующей претенденткой, в жёны Генриха. Поэтому, Пуатье, выбрала, как говорится, меньшее, из зол, то есть Екатерину. В очередной раз, когда заходил разговор с Генрихом о том, что ему нужны наследники и ему нельзя оставлять без внимания Екатерину. Генрих впадал в гнев и тоску по этому поводу. Во первых, потому что не хотел этой женщины, которая была его женой. Во вторых, потому что женщина, которую он любил, попросту, отсылала его в кровать к другой. От чего, он становился совершенно несчастным. Собираясь к Екатерине, он становился нервным и злым. Ругаясь бранными словами, как последний сапожник во Франции.

— Я, король Франции! — Говорил Генрих.

— Должен спать и ублажать, словно, самая последняя шлюха, в этом королевстве, эту женщину!

— Диана и вы сами говорите мне это?! — Говорил он, обиженно.

— Генрих, дорогой.

— Вы прекрасно знаете, это разрывает мне сердце!

— Но мы не властны над этим!

— Вы, всегда будете женаты на другой! Вы же, знаете.

— Вы, никогда не смогли бы, женится на мне. — Печально, отвечала Пуатье.

Точно зная, что это было именно так и не могло быть иначе. Генрих становился ещё печальней.

— Я, король Диана!

— Я, могу всё! — Он грустно усмехнулся.

— Только, не могу жениться, на той, которую люблю!

— Я, предпочёл бы судьбу, любого сапожника, в моей стране!

— Потому что, любой сапожник, свободнее меня! — Закончил он горько.

Диана молчала, опустив глаза. Она не знала, что сказать. Понимая, что оба они чувствуют себя, в этот момент, невольными пленниками обстоятельств, которые они не под силу, изменить. Но, тем не менее, Пуатье не питала неприязни или не навести к Екатерине. Пуатье, было даже жаль Екатерину, как женщине. Она понимала, что та тоже была такой же заложницей обстоятельств. Что она, жила с мужчиной, который не любил её. И Диана, понимала, что нет судьбы более печальной для женщины, чем быть за мужем, за тем, кто тебя не любит. Так что, да. Она жалела Екатерину. До, одного момента. Который, случился однажды и она поняла, как неистово Екатерина её ненавидит.

Однажды, Диана спросила у читающей книгу Екатерины Медичи.

— Что, вы читаете?

На что, Медичи, ответила.

— Я читаю, историю Франции и нахожу, неоспоримые свидетельства того, что в этой стране, блудницы, всегда управляли делами королей.

Намёк, был понятен! Она, попросту, назвала её шлюхой!

Глаза Пуатье, зажглись жёлтым огнём! Но, имея железную выдержку, что она продемонстрировала ещё в войне с де Тамп. Диана не повела и бровью. Через секунду, она добродушно и широко улыбнулась Екатерине. Ответила.

— Интересуетесь историей?

— Правда, интересно?

— В ней много занимательного!

— Я, тоже, нахожу, очень интересным, как отпрыски купцов, вдруг надевают корону!

— Почитайте.

— Уверяю, вы найдете, не много, таких историй! — Закончила она, всё ещё любезно улыбаясь.

Екатерина заёрзала на кушетки. Понимая, что за Пуатье, осталось последнее слово. Диана попрощалась с Екатериной.

— Оставлю вас, за познавательным занятием. — Сказала она и пошла прочь.

Отвернувшись от Екатерины, её улыбка улетучилась с её лица, а глаза потемнели. Ах, вот, ваше истинное лицо! Яду, в вас, предостаточно! Думала, про себя Диана, удаляясь от Екатерины. Только, на меня, он врят ли подействует! Уж, поверьте! Усмехнувшись подумала Пуатье удаляясь от Екатерины. Хорошо, я поняла, закончила она свою мысль. Мы враги! И никак, не иначе.

Екатерина, смотрела, как грациозно уплывает силуэт удаляющейся Пуатье. Она смотрела ей в след с искренней ненавистью. Прошептала на итальянском. — Мерзкая шлюха!

Но, в её глазах, было ещё кое-что, другое чувство, что вызывала в ней Пуатье. Это чувство, была глубокая зависть, одной женщине к другой. Она понимала, что ей никогда не быть такой, как Пуатье. Грациозной, ослепительной красавицей! И поэтому, Екатерина, исподтишка, пыталась копировать и подрожать, Пуатье.

О, да, Екатерину, все видели иначе, чем она, и кем она, была на самом деле, но пока ещё, тайно в глубине души. Её видели, спокойной, скромной королевой. Но, как же они все ошибались! Даже Диана, не сразу увидела, кто есть на самом деле, Екатерина Медичи. Хоть и видела, людей, практически насквозь. Только сейчас, она поняла, что Екатерина полна яда и вовсе, не является невинной овечкой. В какой-то момент, Диана подумала, что, пожалуй, развод Генриха с итальянкой и женитьба на новой пассии, является не такой уж и плохой идеей. Но, потом, она решила, что всё же итальянка, не является для неё угрозой и тем более соперницей. К тому же, теперь она точно знает, что у этой змеи ядовитые зубы! А это значит, что надо держать, друзей близко! А врагов, ещё ближе! Дабы, знать и предугадывать все их коварные замыслы на много шагов вперед! И она решила, что к Екатерине, она будет очень близко! Придя к такому выводу. Диану, более она не беспокоила.

И, несмотря на то, что корона была на голове у одной. Настоящей королевой, была другая!

Медичи, первое время думала, что сможет что-то сделать против фаворитки и приказала сделать дыру в потолке покоев Пуатье. В надежде увидеть, что можно использовать против фаворитки, высмеять или унизить её. А возможно, причинить ей вред или что-то неприятное, она решила подсмотреть за ней и королём. Взору Медичи, предстала весьма пикантная сцена. Полуобнаженные любовники, удобно устроились на роскошной постели. Диана де Пуатье выглядела великолепно. Любовники прекрасно проводили время вместе, вытворяя в постели такие безумства, о которых Медичи и не могла себе представить. От, которых, она сначала покраснела, а потом побелела. Екатерину, увиденное, потрясло и огорчило. Отношение к ней короля, стало ей предельно ясно. Она вернулась к себе, её лицо ещё было пурпурным, от увиденного. Она опустилась в кресло, прошептав. — Мерзкая, французская шлюха! И снова, покрылась краской, вспоминая увиденное.

Она рассказала всё одной из своих приближенных дам, сказав.

— Увы! Я, пожалела, что увидела то, что не следовало!

— И, это, причинило мне боль.

Екатерина поняла, Генрих для неё потерян навсегда. Больше никогда она не использовала отверстие в потолке покоев ненавистной Пуатье.

Позже, она писала своей дочери: — «Я радушно принимала, мадам де Пуатье, ибо король вынуждал меня к этому. И при этом, я всегда давала ей почувствовать, что поступаю так, к величайшему своему сожалению, ибо, никогда жена, любящая своего мужа, не любила его шлюху! А иначе её, я назвать не могу. Как бы, особам нашего положения, не было тягостно, произносить подобные слова».

Королева, даже строила планы, чтобы отравить ненавистную фаворитку, но гнев короля в этом случае. А он, был бы таким, что Екатерине даже страшно было представить, останавливал её. В общем, ненависть Медичи к Пуатье, была всепоглощающей.

Тем временем, про Пуатье, говорили при дворе и за его пределами.

Она, больше чем королева!

Генриху, вскоре стало известно, что Медичи наблюдала за ним и Дианой. Он не предпринял ничего против этого и даже не наказал даму, сопровождавшую Медичи. Хотя знал, что в качестве конфидентки королевы в этом эпизоде, выступала герцогиня де Монпансье, и она разболтала о случившемся другим фрейлинам. Такое пренебрежительное бездействие, было воспринято при дворе, как весьма жестокая месть королеве.

Но, одним врагом для Пуатье при дворе не обошлось.

Вернулся после долгого отсутствия, один из близких родственников короля. Человек влиятельный и очень богатый. Он невзлюбил Пуатье с первого взгляда. Когда Генрих представил ему Пуатье, тот прожёг её высокомерным взглядом, глядя на неё сверху вниз и считая её не достойной, ни его происхождения, ни тем более короля. Довольно сухо и холодно принял это знакомство. Генрих, не питал симпатии к своему родственнику, но был с ним любезен. Так как, иначе просто не мог. Королевская кровь, что текла у обоих в жилах, крепко связывала их невидимыми узами родства. Делая его неприкосновенным человеком в государстве. О чём он, несомненно, знал. Позволяя себе вольности те, что никто другой позволить не мог. Однажды, на пиршестве в пьяном угаре. Он назвал Пуатье, выскочкой, не особо высокого происхождения. Что, было, совершенно, не так. Диана де Пуатье, была из очень древнего, дворянского рода и всегда гордилась и помнила об этом. Но, этого негодяя, это совершенно не интересовало, он хотел унизить её. Диана, узнала о его высказываниях по поводу неё, позже. Так как всегда бывает в таких случаях. Стоит сказать что-то один раз, в одном месте государства, как, это услышат на другом краю страны, передавая, из уст в уста. Так и о его нелестных высказываниях, по поводу неё, узнали все. То же, чувство, ненависти, что она испытывала к своему покойному мужу, она испытывала теперь и по отношению к нему. Он, так же высказывался о ней в унизительной форме. Ненависть, вспыхнула в ней вновь, направленная на родственника Генриха. Он напомнил ей время её замужества, полное унижений и обид. Она возненавидела его ещё больше, за то, что он ей об этом напомнил. Родственник короля, кажется, пропитался к ней, такой же ненавистью. Не забывая, поливать её грязью везде, где бывал. Пуатье, сказала об этом Генриху. О, мерзких речах, который ведет его родственник по отношении к ней. Генрих, вздохнул, покачав головой. Зная своего родственника.

— Диана, дорогая.

— Не обращайте внимание, на его пьяную болтовню.

— У него, всегда был грязный язык.

— Я поговорю с ним, и дам понять, чтобы он не смел более, высказываться о вас в подобном тоне.

— Он всегда, был несносным.

Но, и после разговора Генриха, самого короля! Казалось, этому негодяю, всё было нипочём. Он не прекратил злословить. Генрих, видя, что Диана принимает всё близко к сердцу. Говорил.

— Чёрт!

— Может, мне проткнуть его шпагой!

— Поверьте, я бы так и сделал, с удовольствием!

— Но, мы, чёрт побери, родня!

— Было бы, замечательно, Генрих! — Отвечала Диана.

— А знаете, моя дорогая, давайте, вас сделаем, герцогиней! — Он усмехнулся.

— Посмотрим, что тогда, он скажет!

Она встрепенулась радостно.

— Генрих, вы даруете мне титул герцогини?! — Обрадовалась Пуатье.

Он пожал плечами.

— Кто, если не короли, даруют титулы? Моя дорогая, Диана. — Улыбнулся он ей.

— А, я, король! Если, вы не забыли.

Она засмеялась.

— Нет, я не забыла!

— Вы, мой любимый король!

— Итак, продолжал король.

— Решено!

— Вы, будете герцогиней!

— Тогда, у моего драгоценного родственника, не останется мотивов портить вам настроение!

Подпрыгнув от радости Пуатье, буквально вспорхнула ему на колени, обнимая за шею

— Генрих. Боже!

— Неужели, вы это сделаете?!

Он улыбнулся.

— Конечно, моя дорогая.

— Видите, вы, снова улыбаетесь!

— Ваша улыбка, стоит целого королевства!

Она блаженно прищурила глаза, представив рожу, мерзавца, когда тот узнает, что король, поднял её на более высокую ступень знати. Представив всё это Диана расхохоталась!

— От чего, вы смеетесь? Моя дорогая. — Спросил её король, улыбаясь.

Она выдохнула с ещё большим блаженством.

— Я вижу, перекошенное лицо, вашего родственника!

— Когда он узнает, эту новость.

Генрих, приподнял бровь, усмехнулся.

— Да, думаю, он будет в бешенстве, — теперь засмеялся сам Генрих.

Она расцеловала его в обе щеки, раз так сто!

— Генрих, я вас обожаю! Вы, знаете!

Он засмеялся.

— Да, моя дорогая.

— Уж как, вас, обожаю я! — Ответил он и прижал её к себе сильней.

Так, они смеялись и веселились, насмехаясь над заносчивостью и высокомерием родственника Генриха. Который, видно забыл, что Генрих, король!

Король, даровал Диане, титул герцогини Валантинуа. Королевский родственник, как и говорил Генрих, был в бешенстве, от вознесения Пуатье из графинь в герцогини. Он возненавидел её ещё сильнее.

Шенонсо

Что же касается Медичи, то определённо вознесение Пуатье на пирамиде знати вверх, она приняла, покраснев от злости. Но, ненависть Медичи теперь уже к герцогине достигла эпогея, когда Генрих преподнёс Пуатье один из самых великолепнейших замков во всей Европе. Замок Шенонсо на реке Шер.

Светлая, загородная резиденция находилась не далеко от города Тур. Она была расположена около одноимённой деревушки Шенонсо во французской части Эндр и Лаура. Замок был возведён на месте старой крепости в стиле Ренессанса. На прилегающей территории были обустроены великолепные сады. Замок был конфискован у семьи королевского казначея Томаса Бойе за долги королём Франциском 1 и сделан частью его имущества и вот теперь он перешёл по наследству Генриху. Особенную изящность зданию придавали декоративные окна на крыше. С одной стороны Шенонсо, открывался великолепный вид на парк. С другой стороны на очаровательные просторы реки Шер. Замок был просто сказочно красив! Так же, из-за своего расположения. Им должна владеть, только королева! Поговаривали придворные. Екатерина надеялась, что Генрих преподнесёт ей этот подарок. Когда же он подарил его Диане, Медичи чуть не хватил удар. А всем стало окончательно понятно, кто настоящая королева!

Шенонсо, предстал перед Дианой во всей красе.

Замок находился у реки, словно парил над ней. Он поражал обилием комнат и коридоров пышностью и богатым убранством внутри. Диана ахнула!

— Боже! Генрих!

— Он великолепен! — В полном восхищении, сказала Пуатье стоявшему рядом королю. Он улыбнулся ей и просто ответил.

— Я знал, что вам понравится.

Она обошла столько комнат, сколько смогла и, выглянув в окно на реку. Воодушевленно сказала.

— Генрих, знаете!

— Здесь не хватает моста!

Он улыбался ей, видя как она счастлива, сказал.

— Вы можете построить их хоть сто, Диана!

— Если вам не хватает моста.

— Велите и вам его построят!

Она как ребёнок захлопала в ладоши от радости. Перед её глазами ярко встала картина моста, который она хотела бы достроить.

— Он будет великолепен, Генрих!

— Вот увидите!

И действительно, Пуатье достроила красивый арочный мост через реку, который создавал впечатление, будто здание плывёт по воде. Именно эта не достающая часть полной картины, которая предстала перед её глазами, сделала замок просто волшебным дворцом на воде! И окутала замок романтичной атмосферой. Так же Пуатье по другую сторону замка решила украсить территорию парками. Был переделан парк замка Шенонсо и фруктовый сад (один из самых красивых садов во Франции).

Шенонсо впечатлял расписанными потолками изразцовыми полами и картинной галереей. Дорогими гобеленами мраморными каминами и всей невероятной роскошью и красотой.

Шенонсо стал их излюбленным местом, где они вдвоём с Генрихом прибывали по возможности большую часть времени, которую король мог себе позволить быть вдали от Парижа.

Диана стояла нагая спиной к Генриху рядом с открытой дверью, на большую балконную террасу, выходившую из их спальни. Была прекрасная ночь. На небе светила своим серебряным светом полная луна. Ночь раскрыла всю свою красоту. Запахи и песни ночи наполнили мир, трелью сверчка, смешиваясь с отдалёнными криками совы и божественным пением соловья. Ночь наполнила мир своей таинственной красотой. Где-то вдали внизу шумела река. От запаха вьющейся розы, которой были усыпаны стены замка вперемежку с влажным запахом воды, кружилась голова. Лунный свет освещал её фигуру, окрашивая её белую кожу серебряным чуть голубоватым светом. От этого было впечатление, что он словно исходит, от самой стоящей обнажённой Пуатье. Окутывая её фигуру серебряным облаком и смешиваясь с водопадом спадающих вниз чёрных ещё чуть влажных от бурных объятий Генриха волос. Которые, словно чёрный водопад рассыпались по белой кожи, словно чёрная река на белом песке. Она застыла на месте, устремив свой взгляд куда-то вдаль. Словно заглядывая за одной ей ведомый горизонт. Она смотрела вдаль, застыв на месте, как будто серебряная статуя. Генрих позвал её по имени. Она очнулась, как будто вернулась из своей сказочной страны. Слегка повернула к нему голову и посмотрела на него, слегка улыбнувшись. Он был просто заколдован этой картиной! Его сердце замерло. Он лежал нагой на медвежьей шкуре, одном из своих трофеев, который лежал на полу возле камина, его всё ещё зажигали на ночь, так как ночи ещё были прохладными. В камине догорал огонь, отражаясь на его чуть смуглой коже золотом. Он заговорил, словно зачарованный не отрывая взгляда от неё.

— Признайтесь Диана. — Сказал Генрих.

— Ведь это вы бессмертная богиня луны Артемис?

— Расскажите, где вы прячете свою диадему полумесяц?

— Признайтесь, вы спустились с Олимпа?

— Посмотреть, как живём здесь мы смертные?

— Я обещаю хранить вашу тайну!

— Что вы среди смертных! — Продолжал он.

Глядя на её взметнувшиеся волшебными волнами волосы от вдруг налетевшего из открытого окна тёплого ветра. Его сердце замерло и забилось так сильно, что он подумал, что сейчас задохнётся и оно выпрыгнет из его груди. Она повернулась к нему, нежно улыбаясь, ответила.

— Не говорите так Генрих.

— Богини ревнивы, вы же знаете.

— Артемис услышит ваши речи и разозлится на меня. — Пропела она своим голосом.

— Я всего лишь женщина. — Добавила она, идя к нему в объятия.

Он протянул к ней руки, желая, чтобы она поскорей оказалась в его объятиях.

— Диана. — Сказала он. Обнимая её и прижимая к себе.

— Признайся, всё же.

— Где ты спрятала свою диадему с полумесяцем? — Добавил он чуть слышно, задыхаясь от стука собственного сердца. Слыша, его стук в ушах и как сильно оно бьётся. Чувствуя обволакивающий, словно невидимое покрывало её легкий, сладкий запах. На какое-то время ему показалось, что у него закружилась голова и он, отрываясь от земли, парит где-то в невесомости среди миллиарда звёзд. Где-то далёко от грешной земли. Её запах окутал его окончательно, будто миллион маленьких шёлковых ленточек, лаская его кожу. От этого, на коже у него проступили мурашки. Пробежав по всему телу горячими потоками и стуча в голове и висках собственным сердцем. Он совершенно забыл обо всём на свете, кроме неё и её запаха. Её волосы посыпались чёрными ручьями, по его сильным плечам и ему показалось, что в них блеснул полумесяц. Этот мир уплыл и стал туманным. А он словно оказался в другом мире, неведомом и прекрасном, из которого он не хотел возвращаться!

Она обняла его, обвив его шею своими белыми руками. И он понял, что он в плену, из которого он не хотел освобождаться! Что ему никогда не жить больше без этого сладкого плена! Что он никогда и нечего не желал больше чем быть в плену её волос, её запаха и её белого нежного тела, прижимающегося сейчас к нему. Чувствуя её нежный и горячий поцелуй на своих губах, он прижал её сильней к себе. Словно боясь, что это наваждение исчезнет и растает. Он прижал её к себе ещё крепче, целуя её мягкие, сладкие, словно мёд губы.

Собрание

Как-то раз, находясь в Париже во дворце. Диана, как всегда уютно устроившись у него на коленях, болтала ножками, наслаждаясь их беззаботностью.

— Дорогая мне надо идти, — сказал Генрих.

Но она не хотела его отпускать.

— Но, Генрих, не уходите!

— Вы ведь король и можете делать что захотите! — Капризно надув губки, говорила Пуатье.

— Вот от того то, что я король, моя дорогая Диана. Мне и надо идти. — Ответил ей Генрих.

— Ну, куда же вы?! — Продолжала не отпускать короля Пуатье.

На что он ответил, что у него собрание, назначенное на это время и он, и так уже благодаря ей опаздывает, чего терпеть не может делать.

— Что ещё за собрание?! — Фыркнула она, капризно.

— Какое собрание вам дороже меня?! — Надула она снова губы.

— Моя дорогая Диана. Собрание, на которое мне нужно идти.

— И поверьте, мне этого совсем не хочется делать.

— И я предпочёл бы остаться с вами.

— Но, к сожалению, мне всё же придётся пойти. — Добавил он.

— Но, если вам не хочется Генрих, вы можете не ходить! — Подняв в небо, указательный палец деловито изрекла она, словно очень важную вещь.

Отчего он рассмеялся и ответил.

— Мадам, вы, наконец, подниметесь?

— Или мне надо поставить вас на ноги самому? — Смеясь, продолжил король.

Пуатье покачала головой не собираясь вставать с его колен и также продолжая болтать ножками.

Он вздохнул.

— Вы думаете, мне доставляет удовольствие, слушать занудные речи придворных?

— Но, это мой долг, мадам. — Добавил король, подражая её жесту, подняв вверх указательный палец и делая важное выражение лица, подобающее королю.

На этот раз рассмеялась Пуатье.

Она обняла его за шею.

— Ну, так не ходите! — Капризничала она.

Замотав головой, словно болванчик, что означало: " Ну, скажите, нет, и не ходите». Она сделала несчастные глаза.

Он засмеялся.

— Ну, так может быть, пойдёте вы?

— Посмотрите тогда, какое это мучение! — Смеялся король, своей шутке.

— А вот и пойду! — Сказала Пуатье, спрыгнув с его колен, грозно хмуря брови и вытянув руку вперёд, погрозила указательным пальцем, кому-то неведомому.

— И разгоню всех этих, зануд, чтобы эти болваны, вас больше не отвлекали от более важных дел! — Изрекла она важно.

Под более важным делом имея в виду, чтобы им не мешали наслаждаться друг другом.

Король уже веселился от души.

— От важных дел?! — Сказал Генрих смеясь.

— То есть, чтобы меня никто не отвлекал от вас?!

— Моя дорогая, — смеялся Генрих.

— Идите и отругайте их за это! — Веселился он от всей души.

— Конечно! — Ответила она, почти серьёзно.

— Вот и пойду!

— Ну, так идите! Вы ещё здесь?! — Ответил Генрих.

Он уже смеялся, так раззадорившись, что казалось, у него выступят слёзы от смеха.

— Моя дорогая даю вам слово.

— Вы сбежите от них уже через 5 минут! — Добавил, веселясь, Генрих.

— Ну и пойду! — Нахмурив брови, продолжала она.

— Ну, так идите уже! — Продолжал, смеяться он.

Король уже так развеселился, что свесив свои ноги сбоку кресла, в котором уже не сидел, а почти лежал, болтал ими, веселясь от всей души.

— А вы дадите мне свою королевскую печать? — Сказала Диана, делая наивное ангельское лицо.

На этот раз, он уже засмеялся так, что слёзы всё же брызнули из его глаз. Он едва успокаивался от своего приступа слёзного смеха, ответил ей смеясь.

— Боже! Диана!

— Вы меня хотите убить смехом?!

— Конечно же, я не дам вам свою печать! — Смеялся он.

— Вы чего доброго, начнёте шлёпать ею, направо и налево без разбору и чего доброго, устроите переполох и неразбериху в государстве! — Смеялся он.

Она надула губки, словно действительно думала, что король даст ей свою печать и теперь обиделась на него за то, что это не так.

Отчего у него снова начался приступ смеха.

— Ну же мадам, так вы идёте? — Сказал, веселясь, Генрих.

— Да, иду! Ваше величество! — Вредно, добавила она, состроив ему гримасу и показав остренький язычок, словно маленькая девочка с плохими манерами.

Король указал рукой на дверь, словно говорил. Ну же, идите мадам!

Картинно закинув вверх подбородок, она развернулась и зашагала уверенным шагом из комнаты.

Он крикнул ей вдогонку.

— Скажите, что я вас прислал.

Он все ещё смеялся.

— Жду вас через 5 минут! — Добавил он.

Пуатье вошла в залу, где проходило собрание.

Мужчины негромко переговаривались друг с другом, увидев её, удивлённо уставились на неё.

Она сделала глубокий вдох, словно пловец, перед тем как нырнуть в пучину и направилась к почётному месту для короля. Взгляды присутствующих стали ещё более удивленными. Она важно уселась на место короля. Присутствующие умолкли, с удивлением наблюдая за ней. Она шепнула советнику, что сидел рядом, что сегодня, по приказу короля, заседание будет вести она. Он мотнул головой, профессионально сохраняя, хладнокровие и объявил, об этом всем присутствующим в зале. Раздался гулкий шёпот, словно рой мух. Показывая, как они не могли с этим согласится. Понимая, что она должна что-то предпринять.

Пуатье решительно и важно поднялась со своего места или верней сказать с места короля, подняла резко вверх руку, привлекая их внимание и громко и чётко произнесла.

— Господа, начнём заседание! — Пресекая тем самым их гул.

И снова уселась на своё место. Заседание началось.

Оно шло долгих два часа! Благо дело, рядом был советник, знающий своё дело. Она толком не поняла, о чём идёт речь и что именно они говорили. Делая при этом важный вид, словно ей было понятно каждое слово. Но суть всё же, она уловила. Они предоставляли отчётность налогов от пользования королевскими землями. Речь шла о налоговых выплатах в государственную казну. Собрание было об этом. В отчётах, всё детально описывалось, предоставляя конечную сумму. Сначала, устно в докладах, к этому прилагался детальный отчёт, на бумагах. Подпись и печать, на которые должен был поставить король. В докладах принимали участие одни из самых знатнейших и богатейших вельмож со всей Франции. В общем, за этим всем следил министр финансов. Это были больше бумаги для счетоводов, бухгалтерия. К концу заседания собралась большая кипа бумаг, в которых Диана не разбиралась совершенно. После того как, все закончили чтение своих отчётов, заседание было окончено. О чём объявил всё тот же советник. Кипа бумаг лежала перед ней.

Она поднялась, сказав. — Что все бумаги, будут переданы королю. Попрощавшись с присутствующими поклоном головы, вышла из зала, направившись туда, где оставила Генриха. Неся под мышкой, внушительную кипу бумаг. Отказавшись от помощи советника и секретаря, которые хотели донести бумаги до короля. Она нашла Генриха скучающим.

— Что вы там так долго делали?! — Удивился он.

Увидев в её руках кучу бумаг, сказал.

— Давайте это сюда, я поставлю свою печать. — И добавил, возмущённо.

— И почему, вы сами их несёте?!

— Для чего там находятся, интересно мне знать, советник и секретарь! Пробурчал он сердито.

Но она отдернула руку с бумагами.

— Что?! — Удивилась она.

— Вы собираетесь всё это утвердить?!

— Ну, конечно же, я собираюсь это утвердить. — Ответил Генрих.

— Давайте же Диана, покончим уже с этим. — Добавил он, протягивая руку снова за бумагами.

— Но вы даже не проверили их! — Сказала она, удивлённо.

Он вздохнул, и сказал.

— Моя дорогая Диана.

— Вы знаете, на скольких таких бумагах мне приходится ставить свою печать?

— Я не могу их все проверять.

— Для этого у меня есть министры.

— Иногда, да. Королевские земли проходят полную проверку, ревизию.

— Но как я уже вам сказал, этим занимаются мои министры.

Она удивилась и ответила.

— Но, если они вас грабят?!

— Как вы об этом узнаете?

Генрих улыбнулся, усмехнувшись.

— Моя дорогая. Да я в этом даже уверен!

— Но за всеми я никак не смогу уследить, к сожалению.

— К тому же я не думаю, что они списывают большие суммы.

— Проверять же всех и постоянно просто невозможно.

Пуатье ответила на это.

— Генрих, позвольте мне довести дело до конца, раз уж вы позволили мне начать.

Он удивлённо посмотрел на неё.

— И что же вы собираетесь делать? — Спросил он.

— Проверить их! — Серьёзно ответила она.

Он улыбнулся.

— Ну ладно, проверяйте.

— Хорошо, тогда мне на это понадобится какое-то время. — Сказала она.

— Я расскажу вам позже о результатах.

— Ну ладно, пусть будет по-вашему, — согласился он.

— Только, не тяните с этим слишком долго.

— Эти зануды, замучают меня со своими отчётами и скопится целая гора бумаг.

Она улыбнулась и просто ответила, — хорошо.

Итак, уже вечером Пуатье сидела над бумагами, листая их и нечего толком, в них не понимая. Она задумалась. Как же мне их все проверить и сверить? Кто же поможет мне в этом разобраться? Она перебирала в голове людей, по её мнению компетентных в подобных вопросах. Когда её словно озарило. Кардинал! Сказала она вслух. Да, именно, Кардинал! Подпрыгнув, она встала с кресла воодушевлённо.

Кардинал, слыл знатоком не только в бумажных делах и отчетах. Но и вообще, был человеком невероятно одарённым во многом. Он слыл человеком всезнающим.

Она тут же, не медля ни минуты, написала письмо кардиналу. С просьбой о встречи. Отправив послание незамедлительно. Ей пришёл довольно быстрый ответ, что он будет рад её визиту.

Кардинал

Пуатье вошла в просторную, светлую, совсем непохожую на монашескую келью, шикарно обставленную приёмную залу кардинала. Не заставив себя ждать к ней на встречу выбежал маленький, толстенький с круглым брюшком и коротенькими ручками, краснощёкий и круглолицый человек. И если бы, не его кардинальская шапочка и ряса священнослужителя, то вы запросто могли бы принять его, этого сияющего улыбкой, небольшого роста человека, за вашего доброго дядюшку. Он бросился к ней, сияя улыбкой.

— О, чем я скромный монах, — что конечно никак не вязалось с роскошной обстановкой, — обязан вашему посещению, мадам?

— Вы освещаете мою скромную келью! — Сказал радушно кардинал.

Диана улыбнулась, смеясь про себя, таким разительно не правдивым сравнениям. Правдой в этом всём, было только то, что он действительно был человеком церкви, представителем папы во Франции. То есть, человеком, наделённым большой властью. Кардинал по сути, был вторым человеком после короля. Так как, не один важный документ, не был окончательно утверждён, без согласия на то и воли божьей на земле. То есть, священной церкви, а значит им кардиналом. Да и вообще, про кардинала говорили, что мимо него не прошмыгнёт и мышь, что было несомненной правдой. Так как, с его благословения и под его руководством, была тайная полиция, прикрываемая самой церковью, чьи шпионы были повсюду. И, конечно же, эта организация не была гласной. Тем не менее, это не означало, что её нет. И как бы вы ошиблись! Приняв кардинала, за вашего простого доброго дядюшку. Кардинал, как уже было сказано, был вторым после короля по влиянию человеком в королевстве, с острым как бритва умом. А так же, несомненно, человеком далеко не простым, и знающем, всё, что творится вокруг. Благодаря конечно своим шпионам. Кардинал был одним из богатейших и влиятельнейших людей во всей Франции. Он был почти сказочно богат, но также и сказочно скуп. Этот маленького роста человек, любил хорошо поесть и был настоящим гурманом и ценителем хорошего вина. Он любил его, любовью преданной и почти нежной. Но не стоит заблуждаться. Он не был любителем выпить, отнюдь. Он был настоящим гурманом и любил насладиться его вкусом. Его коллекция вин и его винный погреб поражал. Он был даже, пожалуй, куда лучше, чем королевский винный погреб. Кардинал, пригублял вино, своими пухлыми губами, смаковал и принюхивался, и лишь затем, с наслаждением, выпивал его, мелкими глотками. Его нюх, так сказать на вино, был почти как у борзой на дичь. Принюхиваясь к бокалу с напитком богов, как называл любовно кардинал вино. Он мог сказать вам, откуда оно. С холмов ли Италии, с какого региона, или с зелёных пригорков Франции и именно откуда. Он действительно был знатоком, этого замечательного напитка и любил его словно женщину. Так как будучи монахом, отказался от женской любви, несомненно, заменив это любовью к вину. Он любовался бутылкой и цветом содержимого и вообще мог говорить о нём бесконечно.

Пуатье, присела на предложенное ей кардиналом кресло и начала рассказывать, зачем пришла. Посмотрев, в хитрые глаза кардинала и мило улыбнувшись ему, она протянула ему стопку бумаг. Кардинал сел за столик, взяв бумаги, и стал внимательно их изучать. Но, уже через несколько минут, поднялся из-за стола. Он улыбнулся ей широко и с расположением, сказал.

— Мадам, здесь нет нечего серьёзного.

— Так, бухгалтерские отчётности имений и владений, стоящих на королевской земле и соответственно информация о взымающихся налогах. Это решит любой счетовод.

— И, разве, это не относится к министру финансов? — Продолжил кардинал.

— Не пойму мадам, зачем вам ломать над этим голову?

— И, он, всё так же широко улыбаясь, продолжил.

— И, в чём, ваш вопрос, ко мне?

— И, как я могу быть, вам полезен? — Сказал он, потеряв, казалось, интерес к бумагам и к ней. Но при этом, всё так же, профессионально улыбаясь.

Он начал было говорить, меняя тему разговора.

— Мадам, расскажите как его величество?

Но, она перебила его, не дав закончить, слегка кашлянув.

— Но, вы не дослушали. — Сказала мило Пуатье и так же профессионально улыбнулась ему, как и сам и кардинал.

Он приподнял бровь, явно не ожидая такого напора.

— Ах, простите меня, мадам. — Всё ещё удивляясь её напору, ответил он.

Думая всё это про себя и всё так же, не снимая улыбки с лица и не показывая ничем своих мыслей. Но для Пуатье, тем не менее, его мысли не остались незамеченными. Она прочла их, по лёгкому недоумению кардинала и его приподнятой брови. Пуатье была человеком невероятно проницательным и никакая маска не смогла бы скрыть ваших истинных мыслей от неё. Но, она сделала вид, что она нечего не заметила.

— Так вот, я бы хотела проверить отчётности в этих бумагах, сказала она.

— Как вы понимаете, я не очень сведуща в этих делах.

— И вот это и привело меня к вам, в надежде на помощь и поддержку, и на ваш, несомненно, компетентный совет. — Закончила она. Кинув на него такой же хитрый взгляд, как и у самого кардинала. Улыбаясь ему, самой прекрасной и милейшей улыбкой в своём арсенале.

— Так вот, продолжила она.

— Не найдя во всём государстве, человека более умного, сведущего и одарённого.

— Я прибыла в вашу милую келью. — Сказала она, бросив окидывающий взгляд, на роскошную залу. Словно, сделав круг глазами, и в них едва мелькнула весёлая усмешка.

Кардинал, тем не менее, заметил и уловил все её интонации.

Ответил, тем же хитрым взглядом, широко улыбаясь, но уже очень внимательно разглядывая собеседницу. Лишь его глаза, чуть прищурились, выказывая уже не скрываемое любопытство. Улыбка не сходила у него с уст. Он ответил, тем не менее, удивлённо.

— Проверить? — Кажется, в первый раз за этот разговор, это было искренне.

— Да, — подтвердила она.

— Так вы могли бы мне помочь? — Сказала она.

Это, несомненно, была просьба. Её тон при этом, был самим милым. Она сделала вид, прелестной дамы нуждающейся в помощи. Хоть и прекрасно понимала, что кардинала это врят ли тронет. Но, это бы, потешило его самолюбие, благо в нём, его было предостаточно. Да и к тому же, помочь фаворитки короля. Оказав услугу. Это возможно он смог бы использовать в будущем, думал кардинал.

Пуатье всё так же невинно улыбаясь. Отлично поняв ход его мыслей, подумала про себя усмехнувшись. Использовать её! Ну, это врят ли!

Так они думали, каждый про себя. Отлично играя этот спектакль. Он стал серьёзным, о чём-то задумавшись на мгновение. Просчитывая все свои выгоды. Но уже через секунду, он снова одел, парадную улыбку.

— Да конечно, мадам.

— Это конечно, возможно, устроить.

— Для вас, и ради вас, мадам, столь прекрасного цветка Франции, можно сделать все что угодно! — Улыбаясь, ответил он.

Подкидывая лесть, словно полено в огонь. Пуатье мило улыбнулась лести, оставшись к ней совершенно равнодушной.

— Я могу отправить моих счетоводов и бухгалтеров с ревизией, в выше перечисленные, поместья. Дабы, они всё сверили на месте, все отчётности в поместьях и цифры в предоставленных документах.

— Но, на это понадобится немного времени. Сами понимаете, это не малое количество поместий.

— В любом случае, мадам, я в вашем распоряжении. — Ответил он и улыбнулся ей снова.

— Я буду вам невероятно признательна. — Засияла Пуатье.

— Что же, я оставлю вам бумаги и буду ждать с нетерпением результата. — Сказала Пуатье.

— Мадам я сообщу вам незамедлительно. Можете, на меня положиться. — Ответил он и улыбнулся ей вновь, своей профессиональной улыбкой, словно надевал её по желанию. Внимательно вглядываясь в Пуатье, словно и не говорил с ней уже как полчаса.

Она поблагодарила кардинала ещё раз и попрощалась с ним. Он стал снова похож на добрейшего вашего дядюшку. Сказав.

— Мадам, я не отпущу вас, без маленького подарка, от бедного монаха. — Сказал кардинал Пуатье.