Бесплатный фрагмент - Отцовская книга — допуск — 2

От автора.

Задать вопросы, обсудить другие книги и просто пообщаться можно здесь: https://m.vk.com/public190915781

Обращение к своим детям.

Вы можете упрекнуть меня в том, что меня было недостаточно в вашей жизни. Вы можете злиться на меня и обвинять. Вы можете говорить, что я должен был бы сделать всё, чтобы быть к вам ближе, что я должен был бы сцепить зубы и разорвать весь мир ради вас. А теперь представьте, я стою сейчас перед вами во весь свой рост, стою… и улыбаюсь вам. Вы моя Кровь, у Вас мой характер, Вы потомки мои, Вы потомки Великих Древних и Славных Родов, и негоже бросаться Вам столь дерзкими словами, но я рад, что Вы мне их бросаете. Я чувствую Ваш вызов и горжусь Вами, как гордятся Вами все Предки Ваши, что стоят сейчас нерушимым строем у вас за спиной. Дух их огромен, а глаза мечут молнии. Их Сила и Мудрость, как и Моя Собственная, всегда с Вами, течет в Вас, поддерживает Вас, струится, переливаясь яростными всполохами, по венам вашим. Поверьте, у Вас есть абсолютно всё, чтобы стать достойными людьми. Можете, конечно, пообижаться для проформы, но потом нужно будет просто взять и отпустить эту обиду… Да, вот так просто. Это нужно прежде всего Вам. Я в Вас Верю и Очень Люблю. Ничего не бойтесь. И Удачи в Жизни. Помните, с ростом мудрости всегда и непременно снижается уровень абсолютно любой злости, обиды или агрессии, вплоть до полного их исчезновения)))

***

Пройдя сквозь образовавшийся по воле Габринуса тоннель, друзья очутились в пелене ярко-белого ослепляющего света, который, казалось, шел отовсюду, заполняя собой все окружающее их пространство. Черепным коробкам наших неугомонных искателей приключений избежать этого тоже, увы, не удалось. Свет ворвался туда на огромной скорости через вовремя не успевшие отреагировать экстренным сужением зрачки, и, не встретив у себя на пути никакого достойного сопротивления, своим лавинообразным давящим напором он поставил непреодолимый барьер, к счастью временный, любой мыслительной деятельности всей троицы в ее еще зародышевом состоянии.

— У-ух, ты, — прикрывая глаза, только и смог вымолвить Верега, шедший первым. Но надо отдать ему должное, он быстро собрался и, недобро прищурясь, с устрашающим медвежьим оскалом стал медленно разводить руки в стороны. Такие показательные выступления, по его глубокому внутреннему убеждению, должны были сформировать у его сотоварищей образ грозного и ко всему готового представителя силовых структур, переходящего в режим берсерка. Если бы я знал, что сие произойдет, — хрипло начал он, — то использовал бы старую пиратскую уловку с повязкой на глаз, тогда уж застать врасплох меня бы точно так легко не получилось, и состояние сжатой пружины на боевом взводе, готовой в любой момент со всей своей стремительностью выстрелить, в котором я, к слову сказать, нахожусь практически постоянно, а перехожу в него столь молниеносно, что и вообразить не каждому дано, не было бы опозорено таким нелепым образом.

— Дружище, отложи в сторону свой нож для сепуки, — рассмеялся Габринус, — всех нас инстинкт самосохранения тут немного подвел, но слава Предкам Нашим, ничего плохого в этот раз не произошло.

— В этот раз…? Я не ослышался…? То есть здесь возможно недоброе развитие событий, — изогнул бровь Верега. Не то чтобы я был к этому не готов… — нарочито ощупывая свои слегка подернутые салом бицепсы в желательном для присутствующих ракурсе, — просто хотелось бы все-таки знать заранее…

— Жизнь очаровательна в своей непредсказуемости, так что…

— Ладно, ладно… не продолжай… слышали уже. Говори лучше, где мы оказались?

А оказались друзья на довольно большой каменной площадке в форме квадрата, представляющей собой основание правильной четырехгранной пирамиды, из вершины которой и струился тот свет, огорошивший в самом начале нашу бесстрашную троицу. В центре этой площадки находилось круглое отверстие. Подойдя к нему, Рагнир осторожно заглянул внутрь и обомлел — вниз уходила огромная шахта, напоминающая трубу, по стенкам которой двойной спиралью вилась лестница. Стенки шахты имели зеленоватый оттенок, а длина ее просто поражала воображение

— Ого… и что все это значит?

— Это, други мои, врата Храма Знаний, а имя этому Храму — Хэнджнагорэ.

— Да, название впечатляет, — загоготал Верега.

— Что есть, то есть. Но как говорится, со своим самоваром в чужое вместилище мыслей не лезут.

— И как же нам войти в сей чудо-храм?

— Не поверишь… для начала нужно спуститься, — проговорил Габринус, про себя улыбаясь дальнейшему развитию событий.

Долго не раздумывая, друзья вступили на лестницу, а Габринус, эффектно раскинув руки в стороны, просто шагнул в ствол шахты и стал очень медленно, примерно с той же скоростью, что и его сотоварищи, спускаться по воздуху вниз.

— Что, опять твои фокусы с левитацией… — слегка обиженным тоном пробурчал Верега.

— Не опять, а снова, только на этот раз более простые, чем раньше, которые и вы, слегка пораскинув мозгами, сможете повторить самостоятельно. Заметили…, что стенки шахты имеют зеленоватый налет…? Это патина, которая образуется в процессе окисления меди при ее взаимодействии с кислородом воздуха. То есть наша шахта представляет из себя обыкновенную медную трубу, а любой объект, обладающий сильными магнитными свойствами, при движении внутри нее, будет вести себя в точности как я сейчас, а именно, медленно и плавно планировать.

***

Объяснение для дотошных умов.

Медь, как нам известно, сама по себе обладает хорошей электропроводимостью, в то же время являясь немагнитным материалом в отсутствии внешнего магнитного поля, но при появлении такового она намагничивается, то есть приобретает магнитный момент, направленный в сторону этого поля, ему навстречу, представляя из себя таким образом диамагнетик по своей природе, человек, кстати, тоже в обычном состоянии ведет себя как диамагнетик. Кроме этого медь обладает еще таким немаловажным в нашем случае эффектом как способность выталкивать из себя образуемое ею магнитное поле. А вот теперь перейдем непосредственно к тому, что нам эти знания дают. Габринус как и любой человек в обычном состоянии обладает диамагнитными свойствами, но изменяя свое состояние, а на это, как вы уже могли не раз убедиться, его разум вполне способен, он превращает собственное тело в обыкновенный постоянный магнит, чье поле, двигаясь вниз, вдоль медной трубы как в нашем случае, создает внутри её материала переменный магнитный поток, который порождает в свою очередь вихревое электрическое поле, а так как медь является хорошим проводником, то это электрическое поле образует и круговой электрический ток (представьте сечение круглой трубы в разрезе), а он уже, в свою очередь, создает свое собственное магнитное поле, которое взаимодействуя с полем постоянного магнита, в нашем случае полем Габринуса, замедляет его падение, так как сила этого поля всегда направлена в сторону, противоположную его изменению. Иными словами, магнитное поле электрических токов, находящихся сверху движущегося постоянного магнита, притягивает его, затормаживая тем самым падение, а поле токов, находящихся снизу движущегося магнита, отталкивает его, выполняя ту же самую функцию.

***

— То есть ты ведешь к тому, что для левитации в этих условиях нам нужно иметь всего лишь сильный магнит, и уже мы на нем как на парашюте сможем спуститься вниз аки пчелки, переоценившие свою подъемную силу при переносе большого количества нектара в собственный улей?

— Верега, я приятно удивлен раскрывающимся у тебя аналитическим способностям, — заулыбался Габринус, — а то твои комментарии обычно не выходят за рамки «нудятина…, какая же всё-таки это нудятина».

— Ну, и где мы возьмем такой магнит, дабы сие повествование не осталось лишь пустым сотрясанием воздуха без какого-либо практического применения, — включился в разговор Рагнир.

— Это уже другой вопрос… Ну, например, мы его легко сможем сделать из любого имеющегося в наличии куска железа, конечно, обычно для улучшения свойств получаемого магнита, туда добавляют ещё и другие металлы, такие как никель, кобальт, неодим, бор, барий и другие, но в основе почти всегда лежит обыкновенное железо. Всё очень просто. Для начала, нужно собрать катушку, обмотав раз триста медную проволоку вокруг чего-нибудь круглого. Эта форма является предпочтительной для создания магнитного поля. Затем внутрь этого пространства мы помещаем наш будущий магнит. Дальше, оба конца проволоки подсоединяем к любому источнику тока. Вот, собственно, и всё. Наш кусок железа превращается в магнит. Можно, конечно, сделать количество витков в катушке не триста, а шестьсот или девятьсот, тем самым мы увеличим мощность используемой катушки, а, соответственно, и силу магнита.

— А где же мы возьмем источник тока? — уже более заинтересованно откликнулись друзья.

— Электричество повсюду вокруг нас, в том числе и в воздухе. Так что, если применить голову по прямому назначению, можно не только в космос полететь, но и молнию использовать в своих собственных целях, ведь она по сути своей представляет собой гигантский искровой электрический разряд, возникающий по причине столкновения ионов. В электрическом поле тучи её молекулы получают огромное ускорение и, сталкиваясь между собой, образуют те самые ионы. Эта ионизация, в свою очередь, приводит к образованию светящегося плазменного канала между двумя тучами или между тучей и землей, по которому и проходит импульс основного тока молнии, а, поймав его с помощью, например, длинного железного штыря, расположенного на возвышенности и соединенного с нашей катушкой, мы вполне можем создать мощный магнит. Конечно, нужно понимать, что сила тока молнии очень велика, а ее температура может достигать 30 000 градусов Цельсия, поэтому необходимо будет использовать несколько катушек, соединенных параллельно, этим мы сможем разделить ее огромную силу тока поровну между катушками. В общем, други мои, для нас нет и не может быть совершенно ничего невозможного.

Так за этими жизнеутверждающими разговорами вся троица благополучно спустилась вниз и, пройдя через змееобразный проход в скале, вышла на свежий воздух, оказавшись на слегка заросшей кустами и небольшими деревьями поляне.

— Ну, и куда теперь, наш всезнающий предводитель, где твой обещанный храм?

— Как всегда — на севере.

— И где же здесь север?

— Видишь лесок, север как раз в той стороне.

— И как вы, многоуважаемый Габринус, это поняли? Не соблаговолите ли просветить нас, неразумных.

— Отчего же не просветить… Я ориентируюсь на магнитные силовые линии Земли, ну, а вы, пока не являетесь обладателями столь выдающихся талантов, можете определить это, ну, хотя бы вот по этим кустам. Видите, их стволы изгибаются, формируя своеобразную дугу в форме лука, так вот, эта дуга своей вершиной всегда направлена на север. Ветви кустарников как и любые травинки, если хорошенько присмотритесь, всегда тянутся к югу, а старые ветви, согласно неписанному закону природы, постепенно уступают лучшее положение более молодым, создавая тем самым этот изгиб. Так что, все до безобразия просто.

— Да, ты, мой друг, просто кладовая, доверху набитая знаниями, зачем же нам тогда вообще нужен этот храм.

— Благодарю, конечно, за столь лестную оценку моих познаний, но здесь ты не прав… все течет, все изменяется, одни суждения сменяются другими, модифицируются, трансформируются, дополняются. Кроме того, всегда полезно иметь несколько точек зрения, чтобы избрать правильный путь.

— А ты не думал, что если циркулирующие в этом храме мысли окажутся ложными, то это лишь уведет нас прочь от истины. И время потеряем, и мозги засорим ненужной информацией. Мы вполне доверяем тебе, чтобы вариться целиком в твоем котле знаний и рассуждений.

— Вот в этом как раз и заключается опасность: вы мне слишком доверяете, слишком на меня полагаетесь, чтобы противостоять моим убеждениям, чтобы критиковать и сопротивляться мне, а только так и только так вы сможете найти самих себя. Ну, а по поводу заблуждений, они иногда бывают даже полезны, иногда только через них, через их преодоление, возможно прийти к истине. Запомните, каждой истине — свое место и время. Так что, давайте, без лишних разговоров движемся в плотной группе строго на север в порядке семисот пятидесяти метров.

— А откуда такая точность?

— Дальше как я вижу густой подлесок, поэтому плотничком пройти уже не получится?

— А-а, ну, раз так, то все понятно. Тогда в путь.

Не прошло и двадцати минут как друзья окунулись в густые и практически непролазные еловые дебри. Но продраться сквозь них оказалось вполне даже возможно. Только было они начали получать удовольствие от хлестких ударов колючими ветвями по лицу, поминая про себя красочными эпитетами неуклюжесть впереди идущего сотоварища и смакуя тем самым свое терпение и железную выдержку, как ельник вдруг резко закончился, и взору путешественников предстала большая долина с множеством белокаменных построек, в центре которой возвышалась огромная сверкающая на солнце пирамида, тоже как ни странно белого цвета.

— Вот это да! — вырвалось у Рагнира.

— Други мои, Храм Знаний с сопутствующими постройками пред вашими потрясенными лицами. На какое-то время это место станет домом для душ наших жаждущих и телес, трудностями пути натренированных. Прошу любить и жаловать.

— А почему людей не видно?

— Когда-то людей здесь было множество, тут развивались науки и философия, исследовались новые миры и проходили празднества, но обман и ложь нашли путь и в эту обитель познания, больное властолюбие окутало своей пеленой ее представителей, как итог, жизненные ценности человечества оказались извращены, а история переписана в угоду новым стремлениям. В ходе противостояния несколько высших жрецов скрыли этот храм от любых посторонних глаз, переместив его в своеобразную петлю времени, и единственный способ попасть сюда остался через портал, который открывается одним из тех камней, что принес мне в начале нашей одиссеи ты, мой дорогой Верега. Эти камни выполняют роль специфического маркера, несущего частотно-временную характеристику сего благословенного места.

— Ого, так я оказывается первопричина всех удивительных впечатлений, что льются на нас как из рога изобилия во время этого замечательного путешествия. Моя самокритичность улепетывает со всех ног от столь сладостной сердцу концепции. Я теперь прямо физически ощущаю длань моих Великих Предков, лежащую на мужественном плече их славного потомка.

— Смотри, не перехвали себя, славный потомок.

— Что вы… что вы, как можно? — с нарочитой искренностью возмутилась первопричина всех удивительных впечатлений.

— Ладно, давайте двигаться, а то не ровен час, и вечер застигнет нас на спуске в долину, а это уже, как вы сами понимаете, чревато…

Спуск оказался не слишком сложный. Уже через час друзья вошли на мощеные камнем улицы Хэнджнагорэ и подошли ко входу в главную пирамиду. Это было грандиозное сооружение, поражающее своей мощью и основательностью, которая, казалось, проистекала откуда-то изнутри здания, а монументальность замысла храма подчеркивала всю силу и незыблемость власти, покоящуюся на великих твердынях знаний его устроителей. Даже не верилось, что эта власть могла когда-либо пошатнуться. На входе друзей никто не встретил, и они благополучно вошли внутрь. Перед ними открылся огромный ярко освещенный холл с витыми колоннами по обе стороны, формирующими своеобразный проход к белоснежной каменной лестнице, ведущей, по всей видимости, на более высокий уровень. Повсюду виднелась роспись, мозаика и потрясающая лепка, но когда взгляд падал за колонны, то сверкающая в лучах собственного великолепия картина, сменялась слегка приглушенной, можно сказать, даже домашней обстановкой. Тут было царство тишины, дерева и покоя. Все пространство заполняли высоченные книжные хранилища, шкафы, полки и столы для чтения. Расположение их было не случайным, а имело строго определенный порядок. Они группировались в различные по размеру кластеры, ячейки и соты, но несмотря на все различия в размерах, везде царила атмосфера спокойствия, комфорта и уюта. Заметив немного ошеломленное от такого книжного великолепия выражение лиц друзей, Габринус усмехнулся:

— Да…, это, други мои, Храм Знаний, и этим все сказано… Как много в этом слове для сердца нашего слилось, как много в нем отозвалось…

— Интересно, а подвал с припасами тут где? — не выдержав высокопарных речей, изрек Верега.

— Да…, для кого-то все-таки слилось и отозвалось немного больше чем для другого, — захохотал старый лекарь.

К нему присоединился и Рагнир.

— Ба…, не может быть… мне знакомо это гоготание, воспоминаниями юности веет оно… Габринус, друг мой, не ты ли это? — послышался со стороны лестницы голос немолодого, по всей видимости, уже человека.

За голосом появился и сам его обладатель. Это был закутанный в черный балахон тучный старичок со смеющимися глазами. Шаркающей и слегка раскачивающейся походкой он весьма бодро спустился навстречу путешественникам:

— Ну, здравствуйте, гости дорогие! Давненько нас тут никто не навещал. Баньку не обещаю, истопником сегодня не я, но накормить и напоить вас мне вполне по силам.

— Что-то не узнаю вас в гриме, молодой человек, возможно, конечно, лишний вес, обильные послеобеденные возлияния и распущенность мыслей сделали свое дело. Но есть в вас что-то неуловимо знакомое… — и Габринус стиснул в объятиях встретившего их и улыбающегося во весь рот представителя Хэнджнагорэ.

— Позвольте вам представить одного из настоятелей Храма Знаний и моего друга юности, Луи. Ой, простите за панибратство, Луидора. А это мои верные друзья и соратники — Верега и Рагнир.

— Луидор… это как золотая монетка из древности?

— Рагнир, ты сама тактичность.

— Ничего, Габринус, вспомни… твой первый вопрос при нашем знакомстве был точно таким же. И да, мое имя созвучно названию этой монеты. Смею надеяться, что и металл из которого ее чеканили, нашел свое отражение в слепящем блеске моих сегодняшних завоеванных добродетелей.

— И что же это за добродетели?

— Скромность, конечно, разве это не очевидно, ну, и самокритичность, как без этого, — с робкой улыбкой произнес Луи.

— Похоже у вас с Верегой иерархия добродетелей весьма схожа, — рассмеялся старый лекарь.

— Это значит, что я найду в тебе брата по оружию, о могучий незнакомец, с которым меня свело провидение.

— Конечно, найдешь! Только сразу после приема пищи.

— Золотые слова. Позвольте сопроводить вас в трапезную — и Луидор провел друзей за лестницу, где находилась еле заметная дверь, ведущая, как оказалось, на кухню. Конечно, мы могли бы отобедать в зале, но я предпочитаю все-таки находиться в непосредственной близости к этому волшебному месту.

— Не поверите, достопочтимый Луидор, я считаю точно также, — оживился Верега. Ваши высокопарные слова — это музыка для моих ушей.

— Рад слышать это, многоуважаемый Верега.

Пройдя по затемненному коридору компания слегка оголодавших путешественников попала в Святая Святых Храма Знаний, по мнению Луи, да и не только его одного. Это было довольно большое помещение с очагом в центре, на котором прямо в эту минуту на трех изогнутых вертелах жарился целый выводок кроликов. Вокруг очага на небольшом от него отдалении стоял огромный дубовый стол, некоторые секции которого откидывались, формируя сквозные проходы из разных частей кухни к огню; по стенам же располагалось великое множество деревянных резных шкафов цвета сочной весенней зелени со всевозможными благовонными травами, приправами и специями. Все это вместилище вкусов и запахов дурманило, манило и создавало вокруг себя ауру, вылеплявшую в сознании вошедших совершенно четкую систему образов и ближайших целей, служащую лишь необузданному и бескомпромиссному инстинкту, инстинкту самой жизни.

— Это бес-по-добно волшебное место… — мечтательно пропел дрожащим голосом Верега. Чары его проникают в мою душу так стремительно, что у меня перехватывает дыхание. Я не могу совладать с собой. Как говаривала одна легендарная особа:" Ваня, я ваша навеки!»

— Так чего же мы ждем! К столу! — и Луидор, на правах хозяина прошел к очагу, сорвал с огня вертелы и бросил их как знамена поверженных врагов на стол перед рассаживающимися друзьями. Через секунду на столе появился боченок хмельного меда, деревянные кружки, малосольные огурцы и хлеб. Ешьте, пейте, други мои, старые и новообретенные, други новые и не менее значимые! Рад я вам до изнеможения души. Истосковался я по обществу людей достойных, к моей радости сюда занесенных, по свежим взглядам и сильным мыслям, по жарким спорам и минутам отдохновения после них. В общем, счастлив я от присутствия вашего в обители знаний, что Хэнджнагоре зовется.

— А что же ты не ешь с нами, хозяин радушный, раздели и ты с нами трапезу знатную, проговорил Верега, жадно разрывая зубами нежнейшее мясо кролика, покрытого хрустящей ароматной корочкой.

— Благодарю за столь щедрое предложение, преломить с вами хлеб — есть честь для меня!

— О, Предки, как восхитительно вкусно! В чем же секрет!? Хотя подожди… я не хочу знать, ведь волшебство может исчезнуть!? Нет… я хочу знать, я определенно хочу знать!

— Свиной шпиг и чеснок, — расплылся в улыбке Луидор, довольный признанием его кулинарных способностей.

— Конечно, же, я так и знал, все дело в сале! Всегда все дело в сале!

— На будущее, мой друг, — усмехнулся Габринус, — если ты имеешь намерение польстить этому чудаковатому кулинарному гению, то не говори ему, что он лишь подтвердил твои догадки, но скажи ему, что он открыл для тебя нечто новое, доселе неизведанное, мир, полный загадок и тайн, таким образом ты определенно найдешь путь к его тщеславию.

— Узнаю знатока человеческих душ… Уж, не ревнуешь ли ты друга своего к этакому чудаковатому кулинарному гению, — парировал храмовник.

— Ничего не ускользает от твоего всевидящего ока Луидор… надо признать, что чувство это мимолетом пролетая над гнездом сердца моего, все же нашло в нем некий отзвук, пусть хоть и кратковременный.

— Ценю твою правдивость, совесть юности моей. Ох, как я рад тому, что вы все здесь, а то я все один да один?

— Ну, допустим, человек в одиночестве никогда не бывает один… в разговорах с собой вас уже как минимум двое. Но постой, вас же здесь трое было? Ты, Мариус и Верона. Где они?

— Мариус, как ты помнишь, никогда не отличался терпением и умением ждать, он не выдержал первым… сказал, что лучше погибнет в борьбе, чем будет смотреть как жалкие и ничтожные твари оскверняют природу человека. Это я практически процитировал конец его последней пафосной речи здесь, в этих стенах, дальше он собрался и ушел в закат, ругаясь и кляня все по дороге. Верона же, как тебе наверняка тоже известно, пылала страстью безутешной к Мариусу, и вот, обуреваемая сим неутолимым чувством после ухода оного, решила идти вслед за ним, взяв с меня слово, что я никуда не уйду и останусь здесь, наливаясь все больше соками знаний, которые, по ее выражению, в скорости сгустятся во мне, потемнеют как дождевые тучи от обилия влаги и в конце концов прольются фонтаном новых истин на все человечество, дальше по ее плану, последнее должно прозреть и скинуть, наконец, с себя тиранию зловредных и больных на голову чудовищ. Ну, вот как-то так.

— И сколько ты уже здесь один?

— Почти два года, — вздохнул Луидор.

— Ну, как… солнце мудрости твоей переполнило чашу познания.. готово ли оно пролиться через край и опрокинуться на наши головы всей своей неукротимой мощью, — сочувственно, но смешливо прошептал Габринус.

— Ах, оставьте, мой друг, оставьте… какая чаша…? Кружка, разве что…, да и то небольшая… или, может быть, пиала — уже веселее ответил последний настоятель храма.

— Ну, это уже кое-что!

— Ах, не утешайте меня, мой друг, не стоит, — чуть откинув голову назад и подняв ко лбу тыльную поверхность ладони продолжал он, но увидев слегка приоткрытым краем глаза, что нужный эффект уже достигнут, Луидор, почти молитвенно сложа руки у себя на коленях, скромненько присел одним полупопием на край скамьи, опустил глаза, чуть вздрогнул ресницами, и мезансцена завершилась бурными аплодисментами.

— Благодарю, благодарю, — раскланивалось дарование, — рад, что вам понравилось… талант, видите ли… никуда от него не денешься.

Когда овации стихли, Рагнир спросил:

— А тогда кто у вас баню топит… вы сказали, что истопником сегодня не вы являетесь…?

— Все очень просто, мое альтер-эго. Поживете тут с мое, и тоже заведете себе такое, может быть, даже не одно.

Все дружно, но слегка нервно захохотали.

— Ну, что, усладители сердца моего, подкрепились, теперь пойдемте покажу, где вам отдохнуть с дороги.

— В опочивальню, так в опочивальню, — зевнул утоливший с приличным запасом свой голод Верега.

Дойдя каждый до своих покоев, друзья договорились встретиться с утра на кухне, чтобы вместе позавтракать и обсудить планы на будущее.

На этом закончился первый день пребывания наших друзей в Храме Знаний.

***

Проснувшись, не сговариваясь, практически в одно и то же время, вся троица направилась на кухню, где их уже ждал радостный Луи.

— Ну, как спалось… ничего не беспокоило?

— Разве что слишком мягкие кровати, мой дорогой Луидор. Скажу за всех и уверен, что не ошибусь: отвыкли мы за неделю странствий от столь трепетного потакания своим изнеженным когда-то телам, не поверишь, ложишься на матрас…, закрываешь глаза и как будто тотчас проваливаешься в приторно-вязкую пуховую бездну. Бррр… как вспомню, так вздрогну. В общем лично я спал на полу.

Друзья, скорчив приличествующие случаю гримасы, дружно закивали в ответ своему негласному предводителю.

— Ну, раз так, то и изысканные угощения вам подавать, наверное, тоже не стоит, вполне подойдёт кусок хлеба с вяленым мясом, а не те нежнейшие сырнички со свежей сметанкой, мятой и вареницем, что я вам ни свет, ни заря аки трудолюбивый пчел тут старательно готовил. И не ароматный травяной настой, истомившийся от жара в ожидании вас, должен прельщать взоры ваши ненасытные, а кружка обыкновенной пресной воды, из ближайшего водоема зачерпнутая.

— Нет, опять же выражу общее мнение, в этом моменте, мы готовы пренебречь выработанными в нелегких походных условиях гастрономическими привычками и полностью отдаться соблазну вкусить приготовленные тобою яства, дабы плоть наша суровая не отвратилась от прелестей жизни, увязнув в сухом дистрофическим ступоре.

— Рад слышать, столь благоразумные речи, а то швырнул бы я вам вот эту сковородочку в плоть вашу суровую, дабы ценили вы труд мой и благожелательное отношение, от широты души моей к вам проявляемое, — улыбнулся радушный хозяин, слегка приподняв один уголок рта, отчего улыбка его засияла палитрой новых выразительных и запоминающихся аспектов.?

— Не вытерпел всё-таки, — засмеялся Габринус, — а как же обещанная банька…

— Будет, будет тебе банька, сегодня вечером обязательно опробуем. Давай лучше рассказывай, не томи уже!

— Собственно, рассказывать тут особо нечего, пришли мы сюда, чтобы юноша этот уму-разуму набрался, а где это сделать, как не тут.

— И то верно… И, что, многообещающий юноша?

— Позвольте вам ответствовать со всей серьёзностью, да.

— Ну, раз так, то отчего же не помочь в столь благом начинании.

— Вообще-то я тут, — смутился Рагнир

— И мы, как ни странно, тоже, — продолжили диалог, даже не повернув головы, старички в балахонах.

— Значит, говоришь, достоин он облачиться в шубу познания… Не жарковато ему станет…

— Не знаю как насчёт шубы, но в куртенку, а-ля худи, думаю вполне, — глубокомысленно изрёк Габринус. Начнем, а там посмотрим по обстоятельствам.

— Да будет так… Давай, посмотрим, что ты из себя, молодой человек, представляешь. Удиви старика полетом пикирующего птеродактиля… Хотелось бы узнать… допустим, получил ты знания, что дальше намереваешься с ними делать…? Быть может, раздашь всем и каждому, кто сколько унесет, или сохранишь всю полноту их в тайном месте и будешь единолично владеть ими, холить и лелеять как свою прелесть, наслаждаться в полночных сумерках ее сверкающим трепетом, ее утонченной красотой, ее манящими и загадочными переливами.

— Не каждому нужна вся полнота знаний, а кому-то она даже напротив, вредна, а есть и те, кто не не имеет право и на маленькую их толику.

— То есть, конкретно ты будешь решать, кто достоин, а кто нет, получить от тебя знания… кто лучше, а кто хуже… и какие критерии, позвольте полюбопытствовать, вы собираетесь использовать… по какому принципу делить людей?

— Я бы разделил людей на три категории, сразу оговорюсь, люди, паразитирующие на других, живущие за счёт других, за счёт их любви и сострадания, сюда не относятся, они вне этих категорий, они и есть зло, с которым необходимо бороться. Так вот, основанием для разделения людей я бы сделал способность ощущать счастье, точнее, не саму способность, а причины, способные его вызвать, или ещё точнее, способность переработать в себе определенный объем вобранных знаний, оставшись при этом счастливым человеком. Первую категорию я бы определил как категорию сильных духом неординарных людей, людей с гармоничной настройкой сознания, они настолько одарены духовно, что весь мир для них — это совершенство. Они видят красоту его везде, не только в ромашках, улыбках и безоблачном небе, но и во всем несовершенном, непритягательном, злом и отвратительном. Для них это все едино и необходимо, все видится в хорошем свете, все раскрывает истинное великолепие жизни, все подчеркивает красоту ее линий и грациозность великого замысла. Для них не существует понятия добра и зла, белого и черного, света и тьмы, одно без другого было бы неполноценно, они находят свое счастье повсюду, будь то аскетизм, искания или крайняя жестокость. Трудные задачи для них — радость. Они будут счастливы там, где другие взвыли бы под тяжестью непосильного груза. Для них не существует такого понятия как пессимизм, они всегда веселы и добродушны. Они господствуют не по тому, что хотят, а потому, что просто существуют. Для таких людей и вся полнота знаний не станет тем якорем, который сможет утянуть их на дно. Вторую категорию я бы назвал стражами. Они сильны своими мускулами и темпераментом. Их задача — охранять права, порядок и безопасность в обществе. Это благородные воины, и лучший среди них — их предводитель, царь, король или наместник, главный судья и хранитель закона. Они проводники воли сильных духом, их исполнители, они берут на себя все самое грубое в руководстве обществом. Счастье таких людей заключается в поддержании установленного порядка. Их суть — ответственность. Представители данной категории должны иметь доступ к доброй половине всех знаний, но, конечно, не ко всему, чтобы оставшееся не смогло сбить их с пути, им предназначенного, оставив возможность быть счастливым. Третья категория — это люди ремесла, профессии, специализации, культуры и искусства. Они тоже имеют свое естественное призвание и свой особенный род счастья. Мастерство в чем-либо… в этом оно заключается, оно становится для них их основным инстинктом, в этом они видят смысл своей жизни. Да, возможно, люди этой весьма многочисленной группы посредственны, но они необходимы, чтобы и возникали такие исключения, как представители двух первых категорий, которые должны относиться к ним даже бережнее, чем к самим себе, ведь за счёт них они и существуют, за счёт них они и живут… и это для них не просто обыкновенная вежливость — это их прямое предназначение и наипервейшая обязанность. Естественно, что людям этой категории необходим лишь тот минимум знаний, который оставит им способность быть счастливым. Так, на мой взгляд, должна выглядеть иерархия любого гармоничного общества. Да, оно подразумевает под собой неравенство прав, но в этом и заключается великий и непреложный закон жизни. Люди не равны.

— И как же, по твоему мнению, должно определяться, в какую категорию попадает тот или иной человек, какое количество знаний ему необходимо для счастья… разделение по происхождению…? То есть, если грубо, в какой семье родился, там и пригодился?

— Нет, преемственность поколений, конечно, будет наблюдаться, но это совсем не является фактором отбора, все определяется непосредственными способностями конкретного человека, его пластичностью сознания, не его отца или деда, а его самого, то есть человек может попасть в любую категорию совершенно независимо от его происхождения.

— Ну, допустим… и как же ты думаешь ограничить доступ к части знаний для разных категорий…? Ведь истина — это не есть что-то такое, что мог бы иметь один и не иметь другой. То есть тебе придется лгать?

— Да, и лгать, и не договаривать, и вводить в заблуждение. Истина очень жестока, так как требует ради нее идти на столь неблаговидные поступки.

— И как же ты будешь с этим жить? Как договоришься со своей совестью?

— Здесь важно во имя чего приходится лгать, важны именно мотивы… чтобы поддержать гармонию общества, увековечить необходимую его организацию, утвердить великий стиль и архитектуру в его построении, обеспечив тем самым преуспевание самой жизни, или же лгать ради извлечения власти, денег, выгоды, что эту самую жизнь отравляет, разлагает и высасывает из нее все соки, так что… это суть есть очень разные вещи. К тому же обманываться или нет, дело каждого. Ложь — это нежелание видеть то, что человек видит, и нежелание видеть так, как он видит, то есть ложь — это обман самих себя. Я понимаю и принимаю, что придется лгать во благо, но каким образом оградить человека от его самого, от его собственной вездесущей любознательности, от жажды всего запретного… простого объяснения, что так будет лучше для него, что излишек знаний лишь приведет его на грань депрессии, и неизвестно, сможет ли он с ней справиться самостоятельно или нет, тут будет явно не достаточно, да и какие вообще доводы и основания могут здесь оказаться действенными…?

— Чтобы появились непреложные законы, чтобы люди не задумывались, каким образом они возникли, чтобы над ними не имела силы никакая современная идея, никакой новый закон или анархические проявления, нужно чтобы это утверждение шло от бессознательного, имело статус высшего божественного закона. То есть, если человек, который ведёт за собой людей, считает, что, путь развития определен верно, а это обычно делается исходя из огромного, глубокого, всеохватывающего и доказанного опыта самого народа, в том числе и отрицательного, то чтобы не допустить дальнейшей эволюции ценностей, дальнейших исследований в этой сфере, он должен перевести результат долгого и кропотливого изыскания в ранг божественного закона, как будто бы он был ниспослан свыше как дар, как чудо в уже сформированном и совершенном виде, не допускающим никаких изменений. А дальше, по прошествии нескольких поколений, вступит в силу ещё и традиция, укрепляющая его, то есть Боги дали, Предки опробовали, и теперь негоже и даже преступно в этом сомневаться. Этим и достигается автоматизм в исполнении выработанной истины.

— И как же обычному человеку убедить людей, что данный закон идёт напрямую от Бога… может быть, показать им проявление божественной природы или самого себя объявить Проводником и Помазанником Божьим, или даже превратить себя в его воплощение на земле, раздобыв для правдоподобности секрет эликсира бессмертия!? — рассмеялся Рагнир.

— Все гораздо прозаичнее, — улыбнулся Луидор, — существуют множество различных уловок. Можно исказить историю, выдумав ложные ее главы, это особенно эффективно в периоды катастроф, потрясений и различных неурядиц, когда может теряться связь поколений и, соответственно, преемственность знаний, хотя частенько используются и схожие с твоими интеллектуальные наработки, привлекаются хорошо скрываемые новейшие или, быть может, считавшиеся навсегда утраченными в общедоступных рамках научные знания…, но были времена, когда не гнушались также и самым откровенным, и грубым подлогом, когда народу демонстрировался только символ, образ, а иногда и просто голос практически бессмертного царя-богочеловека или даже самого Бога, под маской которого скрывались совершенно различные, но вполне обыкновенные люди, объединенные или управляемые некой общей идеей. Чего только в истории человеческой не было…

— Но такое манипулирование историей может привести не только к положительным моментам, но и к опасным заблуждениям.

— Абсолютно верно, все зависит от того, в чьих руках находятся ниточки такого манипулирования, и какова мотивация людей, стоящих у ее истоков.

— В таком случае, можем ли мы вообще доверять истории?

— А ты сам как думаешь?