Бесплатный фрагмент - Останься

Посвящается всему, что не сбылось

«– А где же люди? В пустыне так одиноко…

— Среди людей тоже одиноко».

Антуан де Сент-Экзюпери «Маленький принц»

Машина заглохла прямо на проезжей части посреди частного квартала. Саймон помучил немного стартер, предприняв несколько попыток запустить двигатель, но сдался, когда взглянул на лежащую стрелку уровня топлива.

Прихватив с пассажирского сиденья полупустую бутылку бурбона, он выбрался наружу, и, даже не закрывая дверь, двинулся дальше пьяным шагом.

В спину ему бил желтоватый свет фар, из салона автомобиля доносились помехи радиоприёмника. Вокруг пахло остывшим асфальтом, а от лужаек по обе стороны от него тянуло свежескошенной травой.

Казалось, всё здесь было как раньше, но отсутствовала натуральность. Ни тебе трелей ночных птиц, ни звуков сверчков, ни шумов из домов, аккуратными рядами сжавших дорогу. Свет не горел ни в одном окне. Город далеко позади тоже поглотила тишина. Не было даже ветра. В сгустившейся вокруг тьме уже достаточно отошедший от своего авто Саймон слышал лишь собственные шаги и барахлящую в оставшейся за поворотом машине магнитолу.

«Если меня кто-то слышит, знайте: вы не одни», — проговорила она.

— Я бы на твоём месте не был так уверен. — Саймон отглотнул из бутылки, раскашлялся и отшвырнул её в сторону.

Склянка звякнула об асфальт, но не разбилась, а отлетела в траву и глухо закувыркалась в ней.

Идти оставалось недалеко. Ещё метров пятьдесят, и он на месте. Конечную точку своего маршрута он видел отсюда — газон вокруг участка уже успела захватить дикая растительность. Правда, сквозь неё всё ещё просматривались окна первого этажа здания.

Подойдя к тому месту, где, как он предполагал, должна была находиться входная дверь, Саймон достал из-за пояса кислотно-оранжевый сигнальный пистолет. Он был уверен — никто не придёт, но всё равно запустил в ночное небо красную ракету.

Вспышка ослепила его. Шум выстрела ещё раскатывался по безмолвному району, когда Саймон наконец смог отморгаться. Ракета уже заканчивала свой полёт где-то в конце улицы. Не дожидаясь её падения, Саймон нырнул в густую траву и продрался сквозь неё ко входу.

Отперев замок, он шагнул внутрь и, пройдя через грязный коридор, оказался посреди знакомой гостиной. На пыльном подлокотнике кресла всё так же лежал пульт от телевизора. Стоило нажать кнопку, и экран ожил, но продемонстрировал лишь помехи. Когда он показывал что-то другое в последний раз? Уже давно, в прошлой жизни, как раз перед его днём рождения.

— Малыш, у тебя завтра день рождения, а ты так и не сказал мне, что тебе подарить. — Дженнифер хитро посмотрела на него, уже представляя, как он нахмурится.

«Специальная трёхслойная подошва подарит вам великолепные ощущения при ходьбе», — обещали с экрана. — «А инновационная технология „ultra dry“ защитит кожу ног от пота и грибка. Только сейчас! Закажите одну пару шлёпок, и вторую мы вышлем вам совершенно бесплатно! Но это ещё не всё! Позвонившему в течение десяти минут мы подарим чудесный освежающий спрей для ног. Звоните сейчас, телефон указан внизу экрана. И поторопитесь, количество товара ограничено…»

— Джен, который час?

— Ну опять ты уходишь от разговора. Без двадцати четыре.

— Мне чертовски нужны эти тапки. Понять не могу, как я прожил без них целых тридцать два года. У тебя, кстати, осталось семь минут, иначе не дадут спрей.

— Дурак! Саймон, ты самый настоящий дурак!

Она бросила в него кусочек сахара, который только что собиралась положить в кофе.

— Но почему? Я же сказал тебе, чего я хочу. Ты что, не слышала? У них же трёхслойная подошва!

Он прищурился, понимая, что сейчас последует буря эмоций.

— Говорю же… Дурак. Я с тобой не разговариваю. А ещё у нас не осталось сахара. Теперь мне придётся пить невкусный горький кофе, и всё из-за тебя. Всё, теперь точно не разговариваю, — сказала она и отвернулась к окну.

Саймон поднял с кресла неудачно брошенный кубик сахара, зажал его зубами и тихо подошёл к ней.

— Не дуйся, я пгынес тепе твой хахаг.

Она не повернулась, но он увидел ямочки на щеках, которые говорили о том, что она улыбается.

— Давай. — Она подставила руку, продолжая глядеть в окно.

— А ты фофегнись и вогьми.

Она, наконец, рассмеялась. Рассмеялся и он, уронив уже никому ненужный сахар. Сгрёб её в объятья и поцеловал. Он любил её целовать. Любил всё, что с ней связано — её зелёные глаза, то, как она хмурится или, чуть приподнимая правую бровь, удивляется, как смеётся. В общем всё.

— И всё равно ты дурак, Саймон Дорф, но самый любимый. — Она встала на носочки и быстро чмокнула его в губы.

И тут Саймон заметил, как что-то промелькнуло в её взгляде.

— Ты что задумала? — спросил он, продолжая смотреть в её кошачьи глаза.

— Я знаю, что тебе подарить. Мы сейчас, пойдём и купим тебе часы. Красивые дорогие часы.

— Ну уж нет, так дело не пойдет. Не нужны мне никакие часы.

Он поставил её на пол и поспешил убежать подальше, но она поймала его за футболку и не пустила.

— Почему нет? У тебя же их никогда не было.

— Во-первых, это дорого. А с твоей стипендией это дорого вдвойне. Во-вторых, часы у меня были, просто они долго не задерживаются. Я либо теряю их, либо ломаю, либо с ними ещё что-нибудь случается. И в-третьих, мне кажется, будто в них я словно в каких-то наручниках.

— Опять ты выдумываешь глупости. Хорошо, давай телефон, закажу тебе твои чудо-тапки, раз тебе ничего не нужно, раз ты меня совсем не любишь…

— Ладно, ладно, — сдался Дорф, — идём за твоими часами.

— Твоими часами. — Она улыбнулась и поспешила в комнату одеваться.

Саймон плюхнулся обратно в кресло и вынырнул из воспоминаний. Телевизор на стене перед его глазами вновь показывал лишь помехи, а дом стал серым, невзрачным.

С виду всё осталось как прежде, но не было красок, того самого своеобразного запаха, который символизирует жизнь. Как давно он здесь не был? Месяц? Год? Два? Казалось, прошла уже целая вечность. Он вдруг понял, что время перестало играть роль какой-то отправной точки.

Дорф снова закрыл глаза и мысленно вернулся в тот чудесный июльский день, когда на столе, дымясь, стоял недопитый кофе Дженнифер, когда по телевизору рекламировали проклятые шлёпки, вернулся в последний счастливый день, который помнил.

Стоило им тогда ступить за порог дома, как упирающийся в него сетчатый забор тут же загремел под лапами тяжеловесного соседского питбультерьера. Чёрный пёс лаял, хрипя на вдохах, слепо шаря по испуганной Дженни своими поражёнными лейкомой мутными глазами и с треском скребя когтями стальные ячейки забора.

— Грим, ты чего? — рассмеялась Дженни, поборов оторопь. — Это же я, Джен.

Она было потянулась ко псу, но Саймон поспешно отдёрнул её руку и отвёл к машине.

— Эй, Грим! — Старик-сосед вылетел из дома. — Прекрати!

Питбуль оттолкнулся от забора и огрызнулся на хозяина.

— Что б тебя, зверюга проклятая…

Он отдёрнул руку, а второй, совершенно не страшась разъярённого животного, приподнял его за ошейник. Грим заскулил.

— Старый плут совсем поплохел, а? — спросил Саймон. — Уже не помнит наших сосисок?

— Не думал я, что с ним это случится… — Сосед наотмашь шлёпнул пса по морде и отпустил ошейник. — Домой!

Пёс, сгорбившись от обиды, поковылял к крыльцу.

— Ему едва ли не столько же лет, сколько нам с Фрэнсис… М-да… По собачьим меркам он уже реликвия, усыплять мне его жалко. Добрая псина ведь когда-то была.

— Не то слово, Алан. Пока зрячий был, даже кошек боялся, — усмехнулся Саймон, садясь в автомобиль.

— Он меня так перепугал… — сказала Дженни. — Я готова поклясться, что он смотрел на меня.

— Не выдумывай, он ослеп ещё до вашей первой встречи. — Саймон включил магнитолу, но та лишь дважды кашлянула и погасла. — Зараза…

Он стукнул по ней кулаком, и из динамиков заиграл джаз.

— Да, но… Знаешь, в его глазах не было пустоты, они были осознанными. Не могу объяснить, обычно он смотрит по-другому.

— Может он и сказать тебе что-то пытался? — усмехнулся Дорф, разгоняя машину по автостраде.

— Следи за дорогой, — выдохнула Дженни и отвернулась к окну.

Мимо проплыл рекламный билборд, и она приподнялась на сиденье, провожая его взглядом.

Саймон поправил зеркало заднего вида, ловя отражение щита. В его центре на чёрном фоне красовалась старинная детская колыбелька, а снизу тянулись прерывистые белые буквы.

— Колыбель… Чего-там? — Дорф не успел прочитать.

— Колыбель мертвецов, — ответила Дженни. — Выставка старинных детских вещей.

— Хочешь сходить?

Дженни покачала головой.

— Название идиотское. — Саймон рассмеялся. — Колыбель мертвецов, мир глазами слепцов… Это я к слову про Грима.

— Следи…

— За дорогой?

— За руками. — Дженни шлёпнула его ладонью в лоб и наконец тоже рассмеялась.

Саймон остановился у бордюра напротив часового салона и заглушил двигатель.

— Значит, расклад такой… — Он заговорщицки понизил голос, зная щепетильность Дженнифер в выборе дорогих покупок. — Тиснем котлы и наутёк. Шмыря беру на себя.

— Не пали контору и просто наблюдай, фраер, — улыбнулась Дженни и подалась к нему, намереваясь поцеловать, но стоило Дорфу наклониться к ней, как она резво отстегнула ремень безопасности и выскользнула наружу, показывая ему язык.

Он запер автомобиль и поспешил обогнать Дженни, чтобы открыть перед ней стеклянную дверь, на которой чуть ниже уровня глаз золотом поблёскивало название часового салона — «Реверс».

— И не будь скупердяем, я тебе всё-таки подарок покупаю.

Она одарила его игривым взглядом и прошмыгнула внутрь, остановившись у крайнего стеллажа.

Яркий, но в то же время не нервирующий, свет насквозь прошибал с особой тщательностью наполированные стеклянные полки, из-за чего складывалось впечатление, будто часы, выстроившиеся ровными шеренгами в иерархическом порядке, висят в воздухе.

Не только полки — всё помещение было точно вылизано ротой солдат — блестели и кафельный пол, и высокий потолок, и даже кожаный диван в углу сверкал как гигантский начищенный ботинок. От всей этой стерильности Саймону вдруг стало трудно дышать, словно и воздух здесь тоже подвергается какой-то специальной отчистке.

— Что скажешь, малыш? — Дженни изогнула свой тонкий пальчик о стеклянную дверцу стеллажа, совсем не боясь её испачкать. Она уже успела что-то присмотреть. — Вот эти.

— Да их можно на вагон шлёпок выменять, — удивился Дорф, глядя на ценник, — и к тому же они электронные. Слышал, такими бомбы детонируют, а у меня пока нет бомбы. Туговато, знаешь ли, стало в последнее время с тротилом в нашем городе…

— Ищете что-то конкретное? — улыбнулась материализовавшаяся между ними консультант. — Отличный выбор, давайте я вам покажу поближе…

Девушка уже потянулась к замку, но Саймон покачал головой.

— Нет, спасибо, мы за часами пришли, а не за центром управления полётами. — Он сделал пренебрежительный жест рукой, мол, знаете, на дух не переношу электронику.

И это было правдой. Саймон относился к тем людям, которые привыкли к вещам прямого назначения. Если речь шла о часах, то в них не должно быть ничего лишнего, максимум — календарь, но никак не МР3-плеер или кофеварка.

— Покажите вот эти. — Дженни, только взглянув на Дорфа при виде первых часов, сразу же поняла, что ему нужно.

Наверное, из-за этого он её и любил — она понимала его лучше, чем он сам. Хотя не только из-за этого, или даже совсем не по этой причине. Даже если б они с ней говорили на разных языках, он бы не любил её меньше. Но само осознание того, что она чувствует его на каком-то недосягаемом простым пониманием уровне, заставляло Саймона буквально щипать себя за бедро, чтобы понять: не спит ли он, реальна ли эта девушка на самом деле?

— Проснись, малыш. — Она ущипнула его за ногу, заставив прийти в себя.

Только после этого Саймон понял, что уже целую минуту неподвижно глядит на часы, к которым его подвела Дженни.

Да, именно их он и хотел. Пожалуй, никакие другие часы он бы не надел на своё запястье. Широкий кожаный ремешок, тёмно-коричневый, почти чёрный, прошитый светлыми тугими нитками, продолжал аккуратный металлический корпус. Циферблат в тон ремешку имел дополнительные стрелки для раздельного отсчёта долей, секунд и минут с часами. В довесок ко всему, помимо филигранно подогнанной головки воротка, боковой торец имел две хромированные режимные кнопки для управления хронографом. Это были его часы.

Но тут взгляд Дорфа скользнул вниз на ценник.

— Они ужасны… — проговорил он, пересчитывая знаки в числе. — Господи, да я в жизни такого убожества не видел!

— Вообще-то это «Такт». — Цокнула языком консультант. — Им дизайн делает фирма Мигелли Альфонсо.

— Самого Мигелли Альфонсо?! — воскликнул Саймон и оттащил от стеллажа Дженни. — Малышка, отойди, ты отбрасываешь тень на творение Мигелли-кем-бы-он-ни-был-мать-его-Альфонсо.

— Простите, можно мы сами выберем и позовём вас? — Дженни дождалась, пока консультант отойдёт, и подвела Саймона к соседнему стеллажу. — Ну хорошо, а как тебе эти?

Дорф не задержал на них взгляда и сразу изучил ценник. «Сикей». Цена на порядок выше «Такта».

— Да за такие деньги они должны время назад возвращать!..

— Может уже выключишь режим Гобсека? — нахмурилась Дженни. — Я же просила тебя унять своего внутреннего Скруджа, у меня есть деньги.

— У тебя есть деньги на произведение искусства от Фернандо Алонсо?! Откуда?

— Мигелли Альфонсо! — крикнула консультант из дальнего угла торгового зала.

— Да хоть Пабло Пикассо! — Всплеснул руками Саймон. — Джен, это ведь правда серьёзная сумма, даже для меня. Вот, посмотри…

Он наклонился к нижней полке и ткнул пальцем в крохотные розовые детские часики, на циферблате которых во всю чёрно-белую морду улыбалась пухлая панда с блестящими стекляшками вместо глаз. Резиновый ремешок был настолько крохотным, что едва бы смог замкнуться на двух его пальцах.

— Всего пять баксов. А это? — Он показал на часы «Такт». — В чём разница, если они одно и то же время показывают?

Дженни устало прорычала, закатила глаза и жестом заставила его замолчать.

— Девушка, можно вас? — она подозвала консультанта. — Давайте вот эти, альфонсовские.

Джен почесала Саймона ноготками по подбородку как кота.

— Разница в том, милый, что это мой тебе подарок, и тебе придётся его полюбить. А иначе я тебя прикончу.

Девушка-консультант звякнула ключами, извлекла стойку и сняла с застёжки ярлычок с ценником, не переставая нахваливать марку и предлагая ещё несколько вариантов, которые, по её словам, пусть и были «чуточку дороже», но, несомненно, обладали гораздо более выраженными качествами. Но ни Дженни, ни тем более Саймон, её не слушали. Дорфу по-прежнему не нравилось желание Джен так сильно на него потратиться, пусть и ради настолько хорошего подарка. Оно того не стоило.

Ремешок оказался довольно мягким и, несмотря на свою внушительность, часы ощущались достаточно лёгкими, а самое главное, не выглядели громоздкими, как глубиномер аквалангиста.

Пока Дженни оплачивала покупку, Саймон критически изучал своё отражение в установленном от пола до потолка зеркале, ловя себя на мысли, что пытается найти какой-то изъян то в часах, то в своей одежде, то в себе самом, лишь бы отказаться от покупки. К своему глубочайшему сожалению, он не находил ничего. Часы оказались превосходными. Всё-таки хорошо, что Джен вытащила его из кресла и заставила согласиться на подарок.

— Ну всё, полюбовался — и хватит, получишь их завтра, — она попыталась буквально сорвать часы с его запястья, но Саймон отдёрнул руку.

— Не-е-ет, дорогая, — протянул он, — теперь ты их снимешь только с мёртвой руки.

Дорф обнял её за талию и чмокнул в губы.

— Спасибо за часы, — сказал он. — А теперь пойдём купим сахара.

У него зазвонил мобильник.

— Джен, ты снова не взяла телефон? — спросил Саймон, глядя на дисплей.

— С чего ты взял? — Вкинула бровь она, садясь в машину.

— Твоя мама звонит. — Он показал ей экран.

— Не бери. — Она выхватила трубку, сунула её в бардачок и захлопнула крышку.

— Не думаешь, что у них могло что-то случиться? — спросил Дорф, заводя двигатель.

Дженни в ответ лишь пожала плечами.

— Езжай домой, — сказала она.

Телефон никак не замолкал, но они ещё долго не обращали на него внимания. Наконец звонок прекратился.

— Смотри-ка, она совсем как твоя. — Саймон показал на билборд с рекламой антикварной выставки, на чёрном фоне которой в пятне света белела старинная колыбелька. Телефон зазвонил снова.

— Она так батарею разрядит… Дай его сюда, я сам отвечу.

Дженни его не услышала — смотрела в окно и думала о своём.

— Джен! — Саймон сжал её руку. Дженни дёрнулась от неожиданности и наконец взглянула на него. — Она просто хочет поговорить, ответь.

— Ладно… — Дженни достала мобильник, глубоко вдохнула и приняла вызов, пытаясь имитировать радостный голос. У неё это плохо получилось. — Да, мамуль? Слушай, я немного занята…

Дорф услышал, как яростно принялся потрескивать динамик. Видно, Аманда была чем-то сильно взволнована. Лицо Дженни вдруг обрело отстранённое выражение ожидания, за которым могло последовать всё, что угодно. Саймон немного напрягся, ему передалась часть её волнения, и он, усевшись поудобнее, начал ускорять автомобиль. Но вот из груди Дженни вырвался короткий смешок, и слёзы выступили на её глазах. Она несколько раз порывалась что-то сказать, но её мама всё продолжала о чём-то рассказывать. Дженни провела пальцем по кончику носа и, совсем не скрывая эмоций, поглядела на Саймона. Случилось что-то очень хорошее.

— Девочка? — Она больше не сдерживала слёзы, и голос её немного изменился. — Перестань, мам, она не может быть похожа на меня… Ну здрасте, опять ты за своё, какие же мы тебе двойняшки…

Дженни снова засмеялась. Дорф понял всё. Они говорили о её сестре — Дженис, и, судя по всему, только что малышка Дженс стала мамой Дженс.

— Приехать? — Она поглядела на Саймона, но тот никак не отреагировал.

Он выглядел напряжённым.

— Ну конечно мы приедем. Нет… Обсудим потом, хорошо? Люблю тебя. Скажи Дженс, чтобы теперь прекращала есть всякую гадость. Целую. Пока. — Она положила трубку и бросила телефон на панель. — В чём дело, Саймон?

— С Дженис всё хорошо? — спросил он.

— Хорошо? — удивилась она. — Да, всё отлично. А что должно быть не так?

Он не ответил.

— Почему ты спросил про Дженис?

— Не бери в голову, — ответил он. — Так, мало ли, осложнения там…

— И с ней, и с малышкой всё в полном порядке, — перебила его Дженни. — А с тобой что происходит? Ты же понимаешь, что нам нужно их навестить?

Саймон постучал ладонями по рулю и пропустил автомобиль на перекрёстке.

— Знаешь, Джен, — начал он, — Тут такое дело…

— Нет, даже не смей это снова гово…

— Мне дежурство поставили, — бросил Дорф, стиснул челюсти и зажмурился, понимая, что сейчас начнётся.

— Что?! В твой день рождения?! — воскликнула она. — Ты же прошлые выходные отдежурил, чтобы сегодня тебя не дёргали!

— Ну, там всё слетело. Грег приболел…

— Да это ты по-моему в конец приболел! — сорвалась Дженни. — Ты ведь сам напросился?! Чего молчишь? Знаю, что сам.

— Мне нужно это отделение, понимаешь?! — Он шлёпнул ладонью по рычагу коробки передач. — А день рождения… Ну что день рождения… Подумаешь. Не последний год ведь живём…

— А что, если последний? — Она пронзила его ледяным взглядом. — Я тебе не нужна что ли? Почему я узнаю об этом сейчас? Почему ты сразу не сказал? Ты вечно так — тянешь до последнего, а потом ставишь перед фактом! И это если вообще ставишь. Когда бы ты мне рассказал, если бы мама не позвонила? Или вообще ни слова не сказал бы, а ночью втихую свинтил в свою долбланую клинику?..

— Вот именно поэтому я тебе ничего и не сказал, — буркнул Саймон и включил барахлящее радио.

Стоило ему повернуть на подъездную дорожку, как Дженни выскочила из машины, не дожидаясь её остановки. Она хлопнула дверью и скрылась внутри дома. Она даже не обратила внимания на Грима, снова рвущего когтями сетчатый забор. Едва Дженни ступила за порог, пёс смолк, заскулил и уставился на Саймона своими белыми глазами.

— Ну что ты, дружок? — Дорф присел рядом и ткнул пса пальцем во влажный нос.

Грим дёрнулся, встревоженно засвистел и крутанулся волчком, неотрывно глядя в глаза Саймону, точно пытался привлечь его внимание к чему-то.

— Может ты и правда что-то видишь?

В доме послышался грохот. Дорф поспешил внутрь.

— Малыш, где эта дурацкая сумка? — крикнула Дженни со второго этажа.

Саймон улыбнулся. Будто и не было никакой ссоры. В этом вся Джен.

— Под кроватью! — ответил он, поднимаясь.

Дженни крутилась в спальной, складывая вещи.

— Тебе помочь?

— Да я уже почти всё собрала…

— Почти, но не всё, — улыбнулся Саймон и шагнул в соседнюю полупустую комнату, оклеенную цветастыми обоями.

Здесь они планировали детскую.

Как и тогда, он прошёл к нише шкафа, схватился за пыльную ручку, открыл дверцу и уставился на перепачканные пальцы. Он взглянул под ноги и увидел свои следы в плотном пылевом ковре. Как бы он хотел, чтобы Дженни снова включила свет.

— Что ты ищешь?

Зажегся свет. Саймон прищурил глаза, а когда открыл, пыли не было ни на шкафу, ни на полу, ни на его руках. В проходе стояла Дженни с чёрной сумкой на плече.

— Колыбельку, — ответил он, заглядывая в пустой шкаф.

— Не нужно, — сказала Дженни и вышла.

— Ну зачем она нам сейчас? — Дорф догнал её на лестнице. — Как понадобится — дочь Дженис уже подрастёт…

— И обзаведётся собственными детьми. — Она бросила сумку на пол в прихожей и накинула лёгкую куртку.

— Зачем ты опять начинаешь это… Тебе жалко колыбельку для сестры?

— Нет, дело не в этом… — Она звучно задёрнула молнию. — Слушай, я продала её, ясно?

— Дедушкину колыбельку? — удивился Саймон. — Это же ваша семейная реликвия.

— Тебе-то что? Она всё равно тебя всегда нервировала.

— Прям вот с концами продала? — Не унимался Дорф, зная, что колыбелька для Дженни очень дорога.

— Да в аренду, задрал… Чёрт, где мои ключи?

А где были её ключи? Саймон сосредоточился и вспомнил. Он прошёл вдоль комода, взрезая кончиками пальцев плотный слой пыли. Рука упёрлась в бежевую фарфоровую кружку, перепачканную застывшими пятнами кофе. Она подалась вперёд, но Дорф остановил её у самого края и взял в руки. Когда-то это была любимая кружка Дженни. Она всюду возила её с собой, сколько себя помнила — всегда пила из этой самой кружки, быть может, это была первая кружка в её жизни. Как-то Саймон её уронил и отколол ручку. Дженни рыдала. Глупо, наверное, было плакать из-за такой мелочи, но некоторые вещи по-настоящему привязывают, становятся частью тебя. Дорф бессознательно сжал ладонью часы на своём запястье. Когда он склеил кружку, она была как новенькая, разве что эти два коричневых ободка напоминали о падении. Дженни всегда держала кружку ручкой от себя, пропустив под неё свои тоненькие пальчики. Зачем он сюда подошёл? Ах да, ключи.

— Ключи, Саймон! — поторопила его Дженни.

Он поставил на место кружку, взял ключи от машины Дженни и вернулся в прихожую.

— Так, подожди. — Его озарила внезапная догадка. — Так это она была на том билборде? Ты предпочла сдать колыбельку на выставку, вместо того, чтобы одолжить сестре?

— Мне её вернут после окончания. — Дженни впихнула ему в руки сумку и открыла входную дверь.

Грим завыл и заметался за забором.

— Достал ты уже, — бросила Дженни и уселась за руль своей тёмно-синей малолитражки. — Я быстро — туда и обратно.

Уложив сумку с её вещами, Саймон захлопнул багажник и отрицательно покачал головой.

— Нет. Ты переночуешь у родителей. — Он поцеловал её. — Ты ещё слишком плохо водишь для ночных поездок на такие расстояния. Что нет? Я бы тебе вообще права не выдал.

— Что ты за зануда такой? — надулась Дженни. — У тебя завтра день рождения, и я хочу, чтобы ты встретил это утро со мной. Разве ты этого не хочешь? Рад, наверное, от меня избавиться?

— Так, а ну-ка. — Он поймал дверь, не дав Дженни её захлопнуть. — Посмотри на меня, солнце. Ну? Перестань, я ведь волнуюсь за тебя. Да к тому же меня наверняка дёрнут среди ночи. Напомни хотя бы раз, когда в этом безумном городе в мои дежурства всё было спокойно?

— Ну и что, пока ты будешь в клинике, я приготовлю тебе чудесный завтрак. — Она пошла на мировую, сообразив, что переубедить его не выйдет, тем более вот такими обидами. И всё же, Дженни предприняла эту последнюю попытку. — Разве ты когда-нибудь возвращался с дежурства сытым?

— А ты любишь бить в больные места… — Саймон зажмурился, прокрутив в голове те кулинарные изыски, которыми Джен балует его по праздникам. Она терпеть не может готовку, но делает это невероятно. Дженни на секунду показалось, что он сейчас сдастся. Однако, когда Дорф открыл глаза, взгляд его стал более серьёзным. — Но твоя еда становится ещё превосходнее в середине дня. Так что раньше обеда не появляйся. У нас целый вечер будет чтобы отпраздновать мою старость.

— Ну вот и жуй свои бутерброды! — Она резко дёрнула за ручку, дверь вырвалась из ослабевшей от раздумий руки Саймона и захлопнулась. — Свечки вставить не забудь.

— Ах ты моя врединка. — Он буквально вытащил её через открытое окно и сжал в объятиях. — Пообещай мне, что переночуешь у родных. Дженис будет рада побыть с тобой подольше.

— Клянусь твоей щетиной. — Она коротко поцеловала его и завела двигатель. — Поверить не могу, что в следующий раз увижу тебя уже тридцатитрёхлетнего. До завтра!

— Не забывай притормаживать на ямках, Макрей! — крикнул Саймон вдогонку.

Дженни Высунула в окно руку, показывая ему средний палец, посигналила и, со свистом вырулив с подъездной дорожки, умчалась прочь.

Дорф глядел вслед её удаляющемуся синему «Мини Куперу», пока тот совсем не растворился вдали.

— Как же я тебя люблю, господи, — улыбнулся он, проводя рукой по гладко выбритому подбородку.

Воспоминания отпустили его, и он почесал свою порядочно отросшую щетину. Нет, он здесь не за этим, не за воспоминаниями. Дорф вернулся в дом и приступил к тому, за чем приехал — он искал, переворачивая всё, что попадалось под руки. А тем временем мысли о минувшем сами собой снова лезли к нему в голову.

Когда наутро после отъезда Дженни зазвонил будильник, Саймон первым делом заметил, что подушка была мокрой. Он кое-как разлепил опухшие веки и только тогда осознал, что ему трудно дышать. По щекам, не останавливаясь, бежали слёзы. Шмыгая носом, он поднялся, отцепил окаменевшие пальцы от скомканного одеяла и принялся утирать глаза тыльными сторонами ладоней. Слёзы не останавливались. Что такое ему приснилось? Он не смог вспомнить.

— Что-то ты разревелся, мужик, — проговорил Дорф перед зеркалом, утирая лицо пригоршнями холодной воды.

Это помогло немного перевести дыхание, но оно сразу же оборвалось — взгляд Саймона упал на запястье левой руки, которой он упёрся в край раковины. Подаренные Дженни часы стояли. Стрелки замерли в 3:15.

— Что за чёрт? — Он постучал пальцем в сапфировое стекло, однако это не помогло. — Ну, давай же, Хорхе, блин, Лоренсо!

Дорф пощёлкал режимными кнопками, расстегнул ремешок и потряс часы — по-прежнему стоят. Попытка запустить стрелки воротком также не увенчалась успехом.

Обречённо выдохнув, Саймон застегнул часы на запястье. Джен не должна узнать, что они сломались, это её сильно расстроит. Поэтому Дорф решил после работы заскочить в магазин и потребовать ремонта или замены. Главное — успеть это сделать до возвращения домой. А пока пусть они будут на руке, они слишком хороши, чтобы валяться в кармане. Всё-таки здорово, что Дженни осталась на ночь у родителей и не заметит поломки часов.

Одёргивая пиджак, Саймон сбежал по порожкам и, открыв скрипучую дверь «Доджа Чарджера», доставшегося от отца, остановился, обернувшись на сетчатый забор. Грима не было на привычном месте. Одни лишь опрыскиватели ритмично посвистывали на соседской лужайке.

«Неужели старик всё же решился?» — подумал Саймон, мысленно попрощавшись с псом.

Он забросил дипломат на заднее сиденье и спустя минуту уже разгонял восьмицилиндровый двигатель старенького «Чарджера», двигаясь в сторону города.

Утренние улицы были пустынны, и Дорф позволил себе держаться на верхнем пределе разрешённой скорости, как делал каждые выходные. Ему всегда нравилось вставать в эти дни рано, пока город ещё спал и будто весь был в его власти.

Остановившись на светофоре центральной городской улицы, Саймон отбивал по рулю такт играющей в магнитоле мелодии, бездумно поглядывая то на светофор, то в зеркало заднего вида, в котором отражались шесть пустых полос.

— Say goodbye to everyone, — подпевал Дорф, закатывая автомобиль на подземную парковку Центральной больницы, в которой работал, — Goodbye to everyone.

Вынимая ключ из двери, Саймон поглядел назад на девятое парковочное место, где обычно ставил автомобиль Грегор. Сегодня оно пустовало. Значит, машина ещё в ремонте. Пряча ключи, Дорф не смог сдержать улыбки, вспомнив рассказ друга о случившемся. Как-то, возвращаясь домой с работы, Грегор угодил в пробку, в которой стоял около часа. И вот, когда впереди наконец забрезжил просвет, он нажал педаль газа, но вдруг что-то с жутким треском проломило крышу его автомобиля. Как выяснилось позже, кто-то скинул пакет с водой с крыши высотного дома, и тот, набрав в полёте вполне приличную скорость, умудрился насквозь пробить железное покрытие. Рассказывая эту невероятную историю, Грегор, кажется, сказал: «Вот вам и законы физики».

Лифт, поднимающий Саймона на пятый этаж, двигался слишком медленно. Обычно в нём играла радиостанция с классической музыкой, но сегодня вместо привычных оркестровых мелодий из динамика под потолком раздавался глухой свист, который появляется в эфире всякий раз, когда станция прекращает вещание.

Саймон прошёл мимо стола дежурного врача, на котором стояла чашка остывшего кофе. Отхлебнув немного приторно-сладкого напитка, он извлёк из шкафчика планшет с данными своих пациентов и, перелистывая аккуратно составленные списки, открыл спиной дверь в пустую ординаторскую. Неспешно сменив пиджак на халат, Дорф бездумно поглядел на настенные часы, не заостряя внимания на положении стрелок, и приступил к работе.

— Подъём, ребята, — крикнул Саймон, влетая в палату, в которой лежало четверо его подопечных.

В это время больные всегда спят и вот за такое поведение лечащих врачей откровенно ненавидят утренние обходы, но график есть график, и хочешь не хочешь, приходится с ним мириться. Однако в этот раз не заворчал никто — палата была пуста.

Дорф молча стоял посреди комнаты и глядел на скомканные одеяла. Казалось, пациенты только что встали и дружно покинули помещение. Саймон медленно вышел в коридор. Больница утопала в безмолвии. Врачи уже давно должны были вовсю хлопать дверями и скрипеть подошвами по кафелю, выполняя ежедневную работу, но по какой-то причине клиника по-прежнему оставалась мёртвой.

Саймон подошёл к прозрачной двери соседней палаты, и в ней тоже никого не оказалось. Ускоряя шаг, он двинулся вдоль коридора и сквозь синеватые стёкла двери каждой палаты видел лишь пустые кровати. Пробежав мимо столика дежурного, он влетел обратно в ординаторскую. Пусто. В комнате не было ничего, что хотя бы как-то могло указывать на недавнее присутствие людей — слишком тихая, слишком чистая, слишком пугающая.

Дорф подошёл к окну и отодвинул жалюзи в сторону, глядя вниз на безлюдную улицу. Только сейчас он заметил, насколько она была пустынной. Не было никого — ни прохожих, ни проезжающих автомобилей, ни даже Байды-Дэйва — местного бездомного, который в это время обычно рылся в мусорных баках в поисках чего-нибудь полезного, толкая перед собой переполненную хламом гремящую тележку. Последние два года Байда жил в долгострое напротив клиники, и из окна ординаторской отлично был виден второй этаж, где бездомный в бочке сжигал мусор, чтобы согреться холодными вечерами. Бочка ещё чадила, но на старом матрасе в углу Дэйва не было.

Отвернувшись от окна, Саймон снова увидел висящие под потолком часы. Пододвинув стул к стене, он буквально сдёрнул их с крепления. 3:15. Его взгляд упал на наручные часы, остановившиеся ночью. 3:15.

Сшибая всё на своём пути, Дорф вылетел из ординаторской, пронёсся по коридору, толкнул дверь и скатился по лестнице на подземную парковку, где с третьей попытки вставил ключи в замок и наконец уселся в машину.

Двигатель яростно взревел под капотом. Саймон слишком круто заложил руль и чиркнул алым бортом машины колонну. «Чарджер» клюнул картером бетонную рампу на выезде с парковки, жадно вгрызся резиной в асфальт и, прочертив чёрные полосы на повороте, помчался по пустым улицам. Саймон держал у уха телефон.

— Давай, Джен, возьми трубку, — сквозь зубы шипел он, но в ответ слышал одни гудки.

«У-у-у…»

«Додж» забарабанил покрышками по решёткам ливневой канализации, ткнулся колесом в бордюр и отскочил обратно на проезжую часть, визжа резиной.

«У-у-у…»

Вслед за пролетевшим на красный автомобилем с дороги поднялись клочки газет, полиэтиленовые упаковки и другой мелкий мусор.

«У-у-у…»

Ещё один светофор.

«У-у-у…»

Саймон корил себя за то, что был таким невнимательным, за то, что с самого утра не позвонил Дженни. Он не понимал, что произошло, да и не хотел понимать. Исчезновение людей его бы не напугало так сильно, если бы у него не было оснований полагать, что вместе с ними может исчезнуть и Дженни. А могла и не исчезнуть — кто знает? Она вполне могла ещё гостить у родителей, могла ехать домой, а может, уже приехала. Дорф не знал.

«У-у-у…»

У Саймона появилось отвратительнейшее по ощущениям чувство — будто он до сих пор просто спит. Всё это — дурацкий сон. Не могут все так просто взять и исчезнуть, как в каком-нибудь идиотском фильме.

— Абонент не отвечает или…

— Да чтобы тебя! — Он переключил передачу и снова набрал номер.

«У-у-у…»

— Давай, малышка, ну где же ты?

Не выпуская из рук телефона, он буквально выпрыгнул из ревущего автомобиля, тот дёрнулся, прокатился ещё немного и заглох, упёршись бампером в соседский сетчатый забор. Дверь никак не поддавалась, ключи в его руках бесполезно бряцали и не хотели лезть в скважину. Саймон отшвырнул в сторону телефон, поднял только что выпавшие ключи и отпер дверь.

— Дженни! — Он бежал по коридору. — Джен, где ты? Дженни?

Всё находилось в том же положении, в каком он оставил, когда уходил. Кухня, ванная, гостиная, спальня — всё было пусто. Всё вертелось перед глазами как лошадки на ярмарочной карусели. Становилось трудно дышать. Дорф выбежал на улицу и, запустив пальцы в свои густые волосы, начал приводить дыхание в норму. Вращение замедлилось, и, наконец, совсем остановилось. Ему вдруг стало невероятно спокойно. Вернулась ясность мысли, но какая-то нетипичная для обычной ситуации — хладнокровная, резкая, подобная той, что приходила к нему всякий раз перед началом операции. Он поднял с недавно постриженной травы мобильник, сунул в карман, захлопнул дверцу автомобиля и колыхнул забор. Звон прокатился по периметру соседского участка, но за ним ничего не последовало.

— Грим! — Саймон посвистел. — Эй, малыш!.. Где же эта грёбаная псина?..

Он хотел было ещё раз ударить по забору, но в этот момент услышал на втором этаже собственного дома странный звук. Дорф подошёл поближе к открытой настежь входной двери, затаил дыхание и прислушался. Так и есть. Из дома доносился ритмичный писк с отсечками.

«Пи-и-кт… Пи-и-кт…»

Саймон поймал себя на мысли, что пытается засечь секунды между этими режущими ухо звуками. Каждый последующий писк находился всё ближе к предыдущему.

«Пи-и-кт, пи-и-кт-пи-и-кт-и-кт-икт».

Звук уже напоминал сигналы взбесившегося счётчика Гейгера, и когда Саймон наконец достаточно совладал с собой, чтобы шагнуть в мёртвенную черноту дома, слился в непрекращающийся свист. Дорф стоял в прихожей, выжидая, пока глаза привыкнут к полумраку, и фиксируя отступающий звон.

«Должно быть скакануло давление», — подумал он, мотнув головой и потрепав собственное ухо.

Звук ушёл. Но не совсем. Кто-то тяжело дышал. На втором этаже кто-то был.

Саймон нашарил рукой кружку Дженни на краю комода и крепко сжал, как первобытные люди в документальных фильмах сжимали округлые камни, готовясь расправиться со своим неприятелем. Глотая вязкую слюну, Дорф двинулся на подкашивающихся ногах к лестнице. Слух не обманывал его. Чем выше он поднимался, тем отчётливее слышал звуки дыхания. Дверь в рабочий кабинет была приоткрыта, и оттуда в коридор падал неровный зелёный свет.

Саймон помялся возле двери и легонько подтолкнул её. Через зашторенное окно в комнату попадало достаточно света, чтобы можно было понять: в комнате никого нет. Звуки издавала отцовская любительская радиостанция. Стоящая на полке, она мерцала своими зелёными индикаторами, ловя и теряя белый шум, издавая похожие на дыхание звуки. Дорф облегчённо выдохнул, щёлкнул рубильником и прикрыл дверь. Он прошёл в комнату и поставил кружку на прикроватную тумбочку рядом с мобильником Дженни. Взяв его в руки, он некоторое время просто смотрел на зеркальный экран, затем зажал трубку до боли в кулаке и неспешно опустился на кровать. Дженни опять забыла телефон дома.

— Дженни-Дженни, когда же ты уже начнёшь брать его с собой? — пробормотал он.

Саймон посмотрел на крохотную игрушку-антистресс, закреплённую на телефоне Дженни, и в раздумье помял её. Коричневый зверёк, представляющий собой нечто среднее между львом и медведем, аморфно деформировался под подушечками его пальцев, подмигивая своими тоненькими чёрными глазками в виде летящих вверх ногами птичек. Минутная волна спокойствия начала отступать. Больше не было привычной Саймону ясности, плана последовательности действий, позволяющего понять, зачем ты что-то делаешь в данный момент и что будешь делать дальше. А главное, он не мог понять или объяснить, что происходит, и даже просто принять это. И вдруг его щёлкнуло. Дорф снял телефон Дженни с блокировки и зашёл в историю вызовов. Раз уж она поехала к родителям и не вернулась, то до сих пор находится у них. Набрав телефон Аманды, он подставил трубку к уху. Динамик протяжно загудел.

«У-у-у… У-у-у…»

Однако трубку никто так и не поднял. После повторной попытки, настолько же безуспешной, как и первая, он набрал Сьюзан. Ситуация повторилась. Звонок шёл, но на той стороне никто не отвечал.

«Наверное, ещё спят», — подумал Саймон поднимаясь. — «Или нет?»

А вдруг все исчезли и там, в Дроппоинте? А все ли исчезли?

Ухватившись за эту мысль, он выбежал из дома и, лихо перемахнув через сетчатый забор, навалился плечом на незапертую входную дверь и растянулся по полу соседской прихожей. На чудовищный грохот и чертыханья Саймона никто не вышел.

Он поднялся и прошёл в гостиную, где что-то маняще поблёскивало всеми цветами радуги. К его глубочайшему удивлению, в комнате стояла новогодняя ёлка. Дорф зажёг свет и рухнул в ближайшее кресло. Помещение было точно таким же, каким он видел его зимой, когда приходил поздравлять соседа с Новым годом — гирлянды под потолком, чулки на электронном камине, огромный стол, сервированный под большую компанию, ель с пирамидкой подарочных упаковок и грудой разноцветных шариков.

«Ёлка посреди лета?» — удивился Саймон. — «Чокнутый старик».

Он прищурился и бессознательно пожевал щёку. Саймон не думал, что у него начались галлюцинации — сделал это машинально. Что-то тут было не так.

— Алан? — Голос Саймона надломился, и он рассмеялся. Откашлялся. Взял в руки один из подарков и сорвал с него синюю зеркальную упаковку. Внутри была пустая картонная коробка из-под мужских туфель. — Чудак-человек…

Он заглянул в кухню, в ванную и поднялся на второй этаж. В спальной не оказалось никого. На прикроватном столике громоздились упаковки от лекарств, которые он советовал умирающей жене Алана. Дорф пробежался по названиям медикаментов и приметил «Стионс», рецепт на который собственноручно подписывал, когда было уже поздно даже для детектрафирования. И всё же для них обоих это была последняя надежда.

«Фрэнсис… Два года уже прошло…» — думал он, глядя на её инвалидное кресло, которое Алан по какой-то причине за это время не удосужился прибрать вместе с лекарствами. — «Да что не так с Аланом?».

Постель была плохо заправлена. Саймон заглянул под кровать. Пусто. Лишь две пары тапочек. Поднявшись, он подошёл к соседней комнате. Что в ней? Он не знал. Никогда не бывал в этой комнате. Толкнул дверь, но она не поддалась. Тогда он потянул ручку на себя и вновь обомлел. Закрыл дверь. Снова открыл. Без изменений. Прямо за дверной коробкой продолжалась стена, оклеенная песочными обоями. Будто Алан просто присобачил дверь петлями к стене и аккуратно подогнал белый деревянный молдинг вокруг неё. Зачем это было делать? Он постучал по стене за дверью, но она была плотной, ничем не отличалось от остальных стен.

Саймон со всего маху захлопнул дверь, обстучал ладони друг об друга, стряхивая воображаемую пыль и, насвистывая под нос, чтобы отвлечь себя от ненужных размышлений, спустился вниз. Снова эта ёлка. Ему вновь стало не по себе при её виде. Он ощупал хвою и к своему ужасу понял, что она не искусственная. Понюхал руку. Точно, натуральная. Пощёлкал режимами гирлянды, выбрав медленное угасание, а затем вышел на улицу.

«Так», — рассуждал он. — «Кто-то из нас двоих с Аланом точно сошёл с ума… Господи, да проснись же!».

Дорф крепко зажмурился и отвесил себе такую оплеуху, что щека мигом онемела, а в ухе зазвенело.

— О-о-ох, мать… — Он перевёл дыхание.

Нет, это всё не сон, всё очень даже взаправду. Окинув улицу взглядом, Саймон пришёл к выводу, что остальные дома тоже пусты. Что ж, соседи исчезли. Что дальше? Он вышиб ногой калитку и уселся в свою машину. Двигатель взревел.

Разгоняя автомобиль, Дорф безрезультатно продолжал попытки дозвониться маме Дженни. В том, что люди исчезли в Рош-Аинде, сомневаться больше не приходилось — улицы по-прежнему оставались пустынными, а дома, мимо которых он проносился — безжизненными.

Молчащие телефоны были плохим знаком, но всё же он надеялся, что люди покинули только Рош-Аинд. Всё, на что натыкался его взгляд, говорило в пользу его версии — жители не исчезли, а просто ушли. Ушли, оставив свои дома, автомобили, не взяли с собой ничего ценного. Дом старика Алана выглядел так, точно из него никто не уезжал — за исключением целой кучи странностей, всё в нём находилось в полном порядке. Саймон не заметил никаких следов спешки. Что бы ни произошло минувшей ночью в городе, одно успокаивало — Дженни находилась в этот момент у родителей.

Покидая пределы родного города, Дорф притормозил у развилки. В Дроппоинт из Рош-Аинда можно было добраться двумя известными ему путями — по старой автостраде D25, ведущей через Айрамские горы, либо по новой D16, огибающей хребты широкой дугой. Первая была более трудной, имела целую кучу опасных поворотов, проездов шириной в колёсную пару и дюжину коротких тоннелей, зато, в отличие от более длинной, пусть и более скоростной D16, она позволяла втрое сэкономить время. К тому же полное отсутствие автомобилей значительно уменьшало опасность этого путешествия.

Большая часть несчастных случаев на трассе D25 происходила из-за плотного трафика — машины часто сталкивались в тёмных тоннелях, блокируя проезд в обе стороны. В плохую погоду не поделившие дорогу автомобили срывались вниз, а вечно пытающиеся всех обогнать лихачи часто пробивали защитные ограждения на поворотах и разбивались о дно ущелья. Некоторые залетали так далеко, что их автомобили до сих пор ржавыми плевками лежали в недоступных для человека местах. Всё это и стало причиной строительства автострады D16, единственным недостатком которой была большая удалённость от населённых пунктов и как следствие, «мёртвые зоны» в сетях сотовой связи. Именно это и заставило Саймона отказаться от поездки по равнине и выбрать кратчайший путь — он не хотел пропустить вызов от Дженни, да к тому же терять драгоценное время на D16 в сложившейся ситуации было бы совсем неоправданно.

Саймон начал переключать радиостанции в надежде услышать объяснение происходящему в дневных выпусках новостей. Прощёлкав одну частоту за другой, он не услышал ничего кроме шума. Такие же помехи выдавал и приёмник в лифте сегодня утром. Без всякой надежды проверив частоты в обратном порядке, он с неприятным осадком на душе выключил магнитолу. По какой причине не было слышно не только местных, но и республиканских радиостанций, он так и не смог объяснить. Может, что-то с приёмником? Он в последнее время порядочно барахлил.

Аманда по-прежнему не брала трубку, и Дорфа это начинало нервировать всё больше. Не выпуская из руки телефона Дженни, он продолжал ускоряться, сбрасывал скорость на поворотах и снова её набирал. И вдруг где-то на середине пути его телефон зазвонил. Саймон резко затормозил у края дороги.

— Алло! — крикнул он, принимая вызов. — Чёрт возьми, алло! Дженни?

Трубка отзывалась лишь многократным ослабевающим эхом:

— Алло… алло… чёрт… лло-о… ёрт… Дженни?.. энни… и… и…

Он отстранил мобильник от уха и поглядел на дисплей. «Дженни». Плотно прижатая к рулевому колесу рука сжимала её телефон. Сенсорный экран воспринимал все его случайные прикосновения, и в какой-то из моментов он попросту позвонил на свой номер. Внезапно возникшее волнение стремительно угасло, оставив после себя только злобу. Саймон отшвырнул на пассажирское сиденье оба телефона и завёл двигатель.

Скоро должен был показаться Дроппоинт — небольшой городок, лежащий у самой подошвы Айрамских гор. Хребты эти нельзя было назвать гигантскими, но всё же они задерживали значительную часть идущих с запада на Рош-Аинд туч, отчего погода в этом месте была преимущественно дождливой. Такая особенность расположения и дала имя городу — след, оставленный водяной каплей. Да и сам городок был чем-то похож на каплю — выстроившиеся по кругу стеклянные здания увеличивали свою этажность от пригорода к центру, отчего в солнечном свете Дроппоинт выглядел в точности как выпуклая линза или капелька росы.

Двигаясь к этой поблёскивающей под лучами заходящего солнца линзе многочисленными S-образными спусками, Саймон начинал нервничать. Расстояние было ещё достаточно большим, но уже отсюда стало понятно: город пуст. Волнение это достигло своего апогея, когда автомобиль Дорфа въехал на окраинную улицу, такую же пустую, как и любая улица Рош-Аинда.

Дом родителей Дженни находился в противоположном от гор районе Дроппоинта, и поэтому на пути к нему Саймону пришлось проехать насквозь весь город. Каждый преодолённый по безлюдным городским улицам метр только увеличивал его растерянность. Дорф теперь точно знал, что не найдёт здесь никого, и все картины его встречи с Дженни, которые он рисовал в своей голове по дороге, вдруг развеялись, точно песок из разбитых часов на ветру.

Саймон давно не бывал в этих местах, но к его удивлению всё осталось в точности таким, как он помнил. И это даже пугало. Вон то граффити на стене, которое он видел полгода назад, никто так и не удосужился закрасить, а это, на минуточку, полицейский участок. Вот этот заляпанный ссохшейся глиной внедорожник стоит на въезде автомойки как и шесть месяцев назад. Второй этаж супермаркета за это время так и не достроили, а из-под пожарного гидранта на углу по-прежнему сочится вода. Чем больше Саймон вспоминал Дроппоинт, тем больше в нём примечал знакомого. В какой-то момент он даже подумал, что между его потугами представить город и его насыщенностью деталями есть прямая связь. Но он тут же отбросил эту мысль и свернул с главной улицы.

Долго искать дом, в котором родилась Дженни, ему не пришлось. Его он заметил ещё издалека. Это было, пожалуй, самое необычное строение не только из тех, что он встречал в Дроппоинте, но и вообще в своей жизни. Дом строился, а точнее, перестраивался, в подражание стилю Гауди, и вышел настолько фантасмагоричным, что даже сам великий архитектор наверняка удовлетворённо покачал бы головой, если бы ему вдруг пришлось побывать в гостях у Аманды.

Отдалённо дом чем-то походил на песочный замок, но в нём отсутствовали высокие башни с бойницами и остроносые окна — сходство было в другом. Сама фактура стен выглядела в точности как смоченный морской водой песок. Как и в песчаном замке, в доме нельзя было найти ни одной прямой линии, а если бы вдруг вы такую нашли, то при более длительном изучении поняли, что это оптическая иллюзия. Этажи не казались надстроенными один на другой — линии плавно перетекали от фундамента к кончику крыши так же естественно, как созданный природой панцирь улитки. Оконные проёмы походили на выгнутые листья кувшинки, а скаты крыши настолько точно повторяли линии створки раковины морского гребешка, что могло показаться, будто её вовсе не создавала рука человека — он попросту снял часть панциря древнего гиганта, выброшенного на берег прибоем. Так же необычно дом выглядел и изнутри — здесь нельзя было найти ни одного угла, даже дверные проёмы имели плавную форму, ненавязчиво напоминающую облака.

И как во всём этом строении нельзя было найти ничего искусственного, Саймон не нашёл в нём ни одного человека. Дом был пуст. Два этажа представили ему ту же картину, какую он обнаружил в доме своего соседа — никаких видимых следов бегства, скорого отбытия или борьбы. Оба этих дома были ещё полны тепла, которое отличает жилые помещения от заброшенных.

Дорф подумал, что по какой-то причине все для него вдруг стали невидимками, но мысль эта оказалась настолько неправдоподобной, что он сморщился от её нелепости и тут же принялся искать рациональное объяснение. И кое-что нашёл. Саймон наконец заметил то, что видел и в доме Алана, и в больнице, но не обратил внимания — постели не были заправлены. Людей точно выдернули из них во время сна или испарили неведомым оружием прямо под одеялами. Но кому это могло понадобиться? От этой мысли Дорфу вскоре пришлось тоже избавиться. Не могло случиться так, что кто-то забрал всех людей, а его оставил спокойно лежать в постели с зажжённым светом в комнате.

Но не это его пугало больше всего. Во всём доме он не обнаружил ни одной вещи Дженни. Он знал, что она обычно берёт с собой к родителям, и с лёгкостью узнал бы даже её расчёску, однако здесь не было абсолютно ничего, что могло ей принадлежать.

Саймон вышел на улицу, захлопнул громоздкую деревянную дверь и ещё раз взглянул на безмолвную сюрреалистичную громаду дома. Когда-то давно, по словам Дженни, этот дом ничем не отличался от соседских типовых и абсолютно безвкусных двухэтажек. Но однажды ночью её дедушка Зандер оставил на столярном столе своей мастерской, располагавшейся в подвале, раскалённый пирограф, которым подправлял узоры на реставрируемой мебели. К моменту, когда он спохватился, мастерская уже пылала, а от старинного, быть может, единственного в своём роде серванта, ради которого старик и включил пирограф, остались одни головешки. Как и от всего дома. Пожарные залили строение пеной только когда пламя доедало второй этаж. Спасти удалось немногое, а остатки здания вскоре, с лёгкой подачи архитектурного таланта дедушки Грайхэма — брата-близнеца Зандера — перестроили в «нечто гаудианское». Именно так и назвал свой проект Грайхэм, потрясая чертежами перед родителями Дженни, Амандой и Чарли Пэйджами: «Это будет нечто гаудианское».

На гаудианской подъездной дорожке автомобиля Дженни не оказалось. Как и на дорожке дома напротив, в котором жила Дженис. Саймон даже не стал в него заходить — лишь заглянул внутрь спальни через окна и снова увидел скомканные одеяла.

Значит, Дженни к моменту всеобщего исчезновения уже уехала? Но когда это исчезновение произошло? А вдруг Дженни тоже не исчезла и в этот самый момент едет, а может уже и приехала в Рош-Аинд?

Подстёгнутый этим новым предположением, Саймон запрыгнул в автомобиль и помчался обратно к горам. Ехать по D16 он не захотел, в надежде перехватить Дженни у подъезда к Рош-Аинду. И это стало главной его ошибкой. Выбери он другой путь, и, возможно, разгадка происходящего сама бы пришла к нему в руки.

Уже у самой подошвы Айрамских гор барахлящее радио вдруг ожило, издало какие-то булькающие звуки и произнесло слово «шесть», затем зашипело и оговорилось: «Нет… Давайте шесть с половиной», после чего снова смолкло.

Дорф затормозил и принялся клацать кнопками, проверяя соседние частоты, однако сигнал давно пропал.

Швыряя автомобиль из одного крутого поворота в другой, он не оставлял попыток снова найти загадочную радиостанцию, однако больше ничего не смог разобрать среди белого шума.

Такой же шум сейчас заполнял и всю его голову, но вызван он был отнюдь не отсутствием мыслей, а их переизбытком. Саймон думал, анализировал, перебирал сотни возможных и невозможных версий случившего, но делал это настолько самозабвенно, что не успевал ухватиться как следует ни за один вариант. Самым неприятным во всём этом оказалось отсутствие ответов, неведение. До сих пор Саймону не приходилось испытывать настоящего ужаса, и вот теперь он с ним столкнулся. Необъяснимость происходящего заставляла его сомневаться в реальности окружающего, в своей вменяемости и, наконец, вообще в своём существовании. Он не мог понять то, что видел, а потому и не мог принять это. Проносясь мимо домов, пустых автомобилей, парковок и заправочных станций, он ловил себя на попытках рассмотреть какое-то движение, огоньки в окнах, звуки. Но не находил ничего. Мир погрузился во тьму и безмолвие. Одно лишь уличное освещение, включавшееся автоматически, создавало призрачную иллюзию жизни в покинутом всеми Рош-Аинде.

Остановившись перед собственным домом, Саймон выпрыгнул наружу, пересёк пустую подъездную дорожку. Преисполненный надеждой, он бросился к гаражу, рванул вверх створку ворот и уставился в черноту пустого гаража. Дженни так и не приехала. Дорф в это отказывался верить. В его голове за воротами обязан был стоять «Мини Купер», буквально светящийся отполированной синей краской. Как тогда, в начале лета, когда они с Джен его покупали.

— А вот и моя красотка! — Пухлощёкий хозяин авто прошёл внутрь и излишне нежно погладил малолитражку по крылу, точно прикасался к живому существу. — Как выглядит, такая и есть, даже сотни не отбегала!

— Как тебе? — Саймон взглянул на растерянную Дженни, и та пожала плечом, вопросительно повернувшись к механику, которого привела с собой.

Тот деловито обошёл авто кругом, присел у заднего колеса, что-то поразглядывал под днищем, сунул указательный палец в выхлопную трубу, повазюкал перепачканными копотью подушечками и поднёс их к носу.

— Какого хрена этот Бампо там вынюхивает? — усмехнулся Дорф. — Джен, ну ты взгляни на него, он просто потопчется вокруг, а потом скажет, что всё отлично. Сколько он с тебя за консультацию возьмёт?

— Он профессионал, а на такие вещи нельзя деньги жалеть, — ответила Дженни и улыбнулась механику. — Продолжайте-продолжайте, спасибо… Саймон, иногда ты просто невыносимый зануда.

Механик тем временем залез в салон и принялся сдёргивать резиновые уплотнители дверей.

— Эй! — крикнул продавец и бросился ему помогать. — Аккуратнее! Да зачем так рвать-то… Ну, видишь, никаких швов. Да всё отлично, говорю же — пробег чуть больше полста километров!

— По-твоему я бы с этим не справился? — спросил Саймон, наблюдая, как механик обстукивает корпус толщиномером. — Да брось ты, я свою машину с пяти лет с отцом перебирал и смыслю явно не меньше этого следопыта. Он ведь даже проверяет всё в случайном порядке — то внутри, то снаружи.

Механик тем временем уже изучил подкапотное пространство, запустил двигатель и теперь подгазовывал, вслушиваясь в звуки выхлопа.

— Эй, крю-чиф, поди на минутку. — Дорф отозвал механика в сторону.

— Саймон! — Нахмурилась Дженни. Но он лишь подмигнул ей.

— Я и так вижу, что всё нормалёк, дальше мы сами, — сказал он и достал кошелёк. — Сколько с меня?

— Как знать… — он цокнул языком и показал три пальца.

— Ты цену набиваешь? — Поднял взгляд Саймон, протягивая механику три десятки. — По мне и этого многовато за твои танцы для впечатлительных дам. Если бы не она, я б тебе вообще хрена лысого заплатил.

— Да уймись ты, мужик, — рассмеялся механик, пряча купюры. — Послушай вот… Ну?.. На холостых слышишь? Поёт не в той октаве. Её бы на подъёмнике проверить ещё.

— Нашёлся мне тут импресарио… — Махнул рукой Дорф. — Шуруй давай… И октаву не перепутай по дороге.

— Что он сказал? — спросила Дженни.

— Как я и говорил: всё отлично. — Он чмокнул её в губы. — Только я это бесплатно сказал, а он тридцатку сорвал, представляешь? Может мне тоже механиком подрабатывать начать?

— Вообще-то мы на двадцатку с ним договаривались, — сказала Дженни и рассмеялась, когда Саймон дёрнулся в сторону. — Да шучу я, балбес.

Она шлёпнула его рукой по лбу.

Продолжая глядеть вглубь пустого гаража, Саймон потёр лоб, точно Дженни ударила его по-настоящему, а не в воспоминаниях.

Оказавшись в доме, он не мог найти себе места. Ложиться спать он не стал, несмотря на то, что был измотан как физически, так и эмоционально, — просто понимал, что ему это не удастся из-за пережитого стресса. Есть даже не пытался — всё равно бы не смог проглотить и кусочка.

Телевизор и радио не работали. Выйти в интернет и отыскать какую-то информацию о случившемся там у него не получилось — загружалась только стартовая страница поисковика, но на любые запросы он лишь информировал о потере соединения. Помучив его минут десять фразами «Что случилось в Рош-Аинде», «Эвакуация в штате Рош-Аинд», «Новости Республики Дайяр» и им подобными, он нервно вбил в поисковую строку «Активировать протокол самоуничтожения», захлопнул ноутбук и запустил его в стену.

Осколки пластика разлетаются по комнате. Вывалившийся аккумулятор падает на полку. Он раскидывает разноцветные флакончики, склянки и коробочки. Пара из них срывается на пол. Одна открывается, выплёскивает наружу содержимое. Комнату тут же заполняет запах любимых духов Дженни — что-то древесное, отдалённо напоминающее бумагу. Саймон пинает флакон в коридор, и тот катится вниз по лестнице. Дорф смахивает с полки то, что на ней осталось. Срывает её с крепления и колотит ею стены. Проламывается гипсокартон. Слетают рамки с фотографиями, светильники-ракушки и выключатели.

Тяжело дыша, Саймон наклонился, чтобы поднять ноутбук, и опешил. Вокруг была полностью разнесённая комната с перевёрнутой постелью, разломанными прикроватными тумбочками и поваленным выпотрошенным шкафом. Дорф не сразу понял, что всё это — его рук дело. Он сполз по крошащейся изломанной стене на пол в груду вещей Дженни и поднял содрогаемыми тремором руками её кружку. Лицо Саймона было липким от слёз, кожа на кулаках сбита, правое запястье саднило — видно, на очередном ударе он вывернул кисть.

Дорф утёр нос предплечьем, с трудом встал и, спотыкаясь об обломки мебели, кое-как вышел из комнаты. Он доковылял до прихожей, аккуратно вернул кружку на её законное место и пошёл на кухню. В нижнем шкафчике он отыскал бутылку рома, но не смог сделать и двух глотков — от волнения желудок сжался и отказывался что-либо принимать. Закрутив крышку обратно, он плюхнулся в кресло перед телевизором, транслирующим лишь помехи.

Так что же всё-таки произошло? Люди не могли вот так просто исчезнуть. Они ушли? Но куда? Почему ничего с собой не взяли? Да и что могло понудить их к бегству? Индейцы Майя ведь тоже почему-то покинули свои селения, и те сотни лет зарастали лианами вместе со всем их добром, безразлично оставленным во дворцах и храмах. Но они сделали это не просто так. И тут должна быть какая-то причина. Единственное, на что Саймона наталкивало такое положение вещей — внезапная ночная авария в лаборатории «Эмерсайз» и последующая эвакуация жителей с запретом на вывоз личных вещей. Мало ли что могло произойти в этом исследовательском комплексе?

Как только Саймон подумал об «Эмерсайзе», он взбежал на второй этаж и уставился в окно кабинета на далёкую мельницу, подсвеченную ровной молочной подсветкой. Строение находилось в самом центре города-спутника Рош-Аинда, за сотню километров безжизненной пустыни от него, однако даже с такого большого расстояния башня выглядела внушительной. Научный центр и одноимённый городок Эмерсайз — вот где ответы.

И тут он услышал звук мотора. Едва уловимый, он доносился откуда-то снаружи. Дорф осмотрел дорогу в обе стороны, но ничего не заметил. Подойдя к соседнему окну у смежной стены, он увидел на асфальте алый отблеск задних фонарей автомобиля. Машина стояла прямо за углом здания, но на таком расстоянии, что рассмотреть её не удавалось ни из одного окна.

Саймон бросился вниз, услышал, как шины со скрипом рванули по асфальту, и машина, набирая скорость, пронеслась мимо дома, а по сомкнутым шторам пробежал отблеск света фар. К тому моменту, как Дорф выбежал на улицу, автомобиль уже скрылся за углом, но звук двигателя всё ещё слышался. Намереваясь перехватить его на соседней улице, Саймон перемахнул через несколько соседских заборов, растоптал чей-то редис, высаженный в аккуратные грядочки на заднем дворе, налетел на качели, зачерпнул ботинком воды из надувного бассейна, надорвал штаны о гвоздь в калитке и исцарапался, продираясь сквозь розовые кусты. Но всё это оказалось напрасно. Загадочное авто уже давно растворилось в ночи.

Возвращаясь обратно, он обнаружил, что во время погони надорвал спину и серьёзно ударился коленом. Ощущая себя полной развалиной, он кое-как подковылял к углу дома и уставился на окна второго этажа. Машина стояла где-то здесь. Он переставил свой «Чарджер» на это место и поднялся на второй этаж.

Из одного окна кабинета виднелась часть морды машины, а из другого — кончик заднего бампера. Будь она чуть короче или стой поближе к бордюру, и её вовсе не было бы видно. Удовлетворённый этим открытием, Саймон с облегчением понял, что у него не случилось галлюцинации. Кто-то действительно стоял здесь. Но почему уехал? Может, в городе есть и другие люди? Просто какой-то одиночка плутал по ночному городу и на секунду притормозил в незнакомом районе, чтобы сориентироваться. Версия показалась ему заслуживающей право на существование.

Саймон прихватил ром, вышел из дома, запер оба дверных замка и подёргал за ручку. Ему не хотелось бы, чтобы в его отсутствие кто-то хозяйничал в их с Дженни жилище. Жутко клонило в сон. Казалось, день затянулся настолько, что уже никогда не закончится. Но Саймон не мог себе позволить спать, и не только потому, что нервы не дали бы ему этого сделать, но ещё из-за полного отсутствия ответов. Он должен был найти хотя бы что-то, что можно хорошенько обдумать, прежде чем взять небольшую передышку. Пока же он лишь задавался вопросами. Устроившись поудобнее за рулём, он пошлёпал себя по затёкшему лицу и завёл двигатель. Однако ехать он не спешил. Дорф точно ждал чего-то, от скуки потягивая на себя рычажок стеклоомывателей. Вода щедро окатывала лобовое стекло, а дворники с неприятным скрипом размазывали её по всей поверхности. Проведя за этим занятием пару минут, он шумно выдохнул и включил первую передачу. В этот момент уличное освещение погасло, а значит, было уже около двух часов ночи — «Эмерсайз» всегда в это время отключал энергоснабжение города для профилактики генерирующего оборудования. Включать освещение начнут через несколько минут, да и то в режиме автомата — загораться будут только те фонари, под которыми происходит какое-то движение. Позже все лампы в городе зажгут в принудительном порядке, а как только начнёт светать — выключат до следующего вечера. Система была странной, и на взгляд Саймона совсем нелогичной. Но зачем-то же её такой сделали? Ну а сейчас мегаполис утонул во тьме, и она диктовала ему свои правила. Возможно, именно этого Дорф как раз и ждал.

Поглощённый ночью город всегда в эти моменты становился эфемерным, таял и растворялся во мраке, становясь похожим на масштабную декорацию в съёмочном павильоне какой-нибудь киностудии. Сейчас же, с полным отсутствием звуков и какого-либо движения, слабого аварийного света в окнах зданий, огоньков фонарей в руках редких прохожих и отблеска автомобильных фар на объездных трассах у окраины города, этот эффект многократно усилился. Рош-Аинд стал будто бы меньше, примитивнее, утратил детализированность настолько, что теперь больше походил на какой-то архитектурный макет или игрушечный городок из настольной игры. Звук двигателя громовыми раскатами раздавался в стороны и терялся где-то в переулках между далёкими небоскрёбами. Свет фар «Чарджера» вспышками зажигался на ослепших окнах многоэтажек и выхватывал из ночи клочки гонимого ветром мусора.

Пронзив насквозь эту безмолвную громаду, Саймон без колебаний вылетел на скоростную автостраду и помчал автомобиль к самому тёмному пятну на фоне звёздного неба. Этим пятном была мельничная башня «Эмерсайз».

Путь к подобным грандиозным объектам, рукотворным или природным, всегда завораживал Дорфа. Ты часами движешься к ним, а они долгое время всё остаются где-то далеко-далеко у черты горизонта, совершенно не меняя размера. Ты продолжаешь приближаться, а они всё так же далеки, и когда уже кажется, что тебе ни за что к ним не подобраться, вдруг в какой-то момент начинают стремительно расти. Не успеешь этого осознать, как они занимают всё видимое пространство, и тебе остаётся только гадать, почему раньше ты не замечал, что оказался к ним настолько близко.

Этот же принцип, по мнению Саймона, был применим ко всему в жизни человека. Мы можем длительное время учиться или к чему-то стремиться и не замечать изменений. Они и в самом деле не происходят, просто в какой-то момент вселенский фатум, точно сжалившись над нами, великодушно водружает желаемую цель перед самым нашим носом. Годами не происходит ничего, и в считанные часы случается всё, о чём ты даже боялся себе признаться в своих мечтах. Спортсмены называют это «эффектом плато», когда тренировки перестают приносить прежний результат на продолжительный период времени. Саймон же полагал, что всё дело в затраченной энергии. Законы природы не позволяют ничему появляться из неоткуда, а потому чтобы что-то получить, необходимо заплатить равнозначную цену. И вот когда ты отдаёшь достаточно, тогда и получаешь желаемое. Снег может целый день падать на бамбуковый лист, но его упругость сломит одна-единственная крохотная снежинка, ничтожного веса которой не хватало для критической массы, способной изогнуть его. В случае с Дорфом таким листом была тайна всеобщего исчезновения, и чем больше жалких попыток выяснить правду он предпримет, тем скорее до неё доберётся. Именно поэтому он и ехал в исследовательский комплекс. Не потому что надеялся там что-то найти — он прекрасно понимал, что не обнаружит там ничего нового. Нет. Он делал это не чтобы что-то найти, а чтобы искать.

Ничего другого, как он рассудил, ему и не оставалось теперь, когда он потерял Дженни. Он всегда боялся серьёзных отношений и сторонился их только лишь по этой причине. Раньше он этого не понимал, но теперь ощущал, как его сжирают тысячи собратьев того маленького червячка, который точил его где-то глубоко внутри во всякие моменты, когда он с кем-то сближался. Это был страх потерять близкого. Не так, конечно, потерять, как это происходило сейчас. Подобное просто не могло прийти Саймону в голову даже в качестве фантазии. В жизни случается много неподвластных нам вещей, и если уж быть до конца честным с собой, то вся жизнь соткана из них, а мы лишь довольствуемся собственноручно построенными иллюзиями о благополучии. На деле же любая привязанность обрекает человека на страдания. Люди меняются, уходят, умирают. Именно по этой причине любая, даже самая романтичная и благополучная история всегда больше о слёзах, чем о счастье. Что будет с вашими обезумевшими от блаженства влюблёнными, когда у одного из них завтра вдруг найдут неизлечимое заболевание или пьяный водитель собьёт другого на выходе из магазина? А даже если ничего подобного не произойдёт, они медленно состарятся и, при условии, что смогут пронести свой душевный пожар через всю жизнь (а в реальности такие случаи претендуют разве что на роль исключений, нежели правила) уйдут один за другим несчастные и измождённые переживаниями. Кому-то из них придётся оставить другого, и одно осознание этого может убить раньше времени. Второму же придётся запытать себя до смерти внезапными одиночеством и тоской. Глубоко внутри Саймон всё это прекрасно понимал, но в случае с Дженни он не мог сопротивляться этому отсроченному страданию в виде кратковременного счастья. Правда, тогда он не знал, что оно окажется настолько уж кратковременным.

Мимо всё проплывали указатели расстояний, рекламные баннеры, гренадиновые светоотражатели отбойных ограждений то и дело вспыхивали по обе стороны автострады в местах её подъёмов над пустыней. Под колёсами шумел истрескавшийся асфальт, ветер завывал вьюгой над бескрайней песчаной долиной, пахло остывающими минералами и песчаной пылью. Какое-то время был слышен шум ледяных вод Рораймы, но со временем он остался далеко позади. А где-то впереди, перед пятном подслеповатого жёлтого автомобильного света, насколько хватало воображения, простиралась безмолвная убаюкивающая пустота. Дорф начал моргать медленнее.

В очередной низине на дорогу нахлынул плотный туман, и Саймону пришлось разогнать «Чарджер» побыстрее, чтобы не увязнуть в нём.

— Джен, закрой окно! — попросил он, и сидящая рядом Дженни тут же вдавила кнопку стеклоподъёмника. Туман остался снаружи и противно заскрипел, сползая со стекла по борту машины. Саймон скривился от звука.

«Секунду, как тут оказалась Дженни?» — подумал он.

— Долго ещё? — спросила Дженис, приподнимаясь на пассажирском сиденье. Он уставился на неё, не понимая, с чего вдруг вообще решил, что ехал с Дженни, а не с её сестрой. А куда они едут?

Саймон посмотрел на Дженис. Она тяжело дышала и держалась за свой пухлый животик. Судя по всему, у неё скоро начнутся роды. Дорф взглянул на дорожные указатели. До больницы оставалось минут двадцать.

— Почти на месте. — Он положил руку ей на плечо, чтобы успокоить и вдруг понял, что находится вовсе не за рулём, а уже внутри клиники.

Вот и стойка регистрации совсем рядом.

«Стоп. А разве Дженис уже не родила?».

— Осторожно! — крикнула Дженис.

Саймон отошёл в сторону и пропустил летящего почти бегом грузного мужчину. Лицо неизвестного показалось Дорфу знакомым, но он не успел его как следует разглядеть. Толстяк выбежал на улицу и нырнул под козырёк метро. Лишь когда Дженис одёрнула Дорфа, он обернулся и уселся на стоящий рядом стул. Она села на свой.

«Эти стулья. Откуда тут стулья?».

Саймон огляделся — они уже давно не в больнице. Это была тёмная комната с устаревшим ремонтом, какой-то загородный дом, совсем незнакомый. Чей он?

Он захотел спросить об этом Дженис, но не смог, когда перевёл на неё взгляд. Дженис выглядела совсем не так как до этого. Да нет же, это Дженни. Вот и её свадебное платье. Она чем-то залила его. Вымокшая потемневшая ткань липла к ногам и оттягивалась вниз. Кровь?

Дорф было потянулся к ней, но вдруг у Дженни с колен, прямо из тёмного кровавого пятна, приподнялся взлохмаченный чёрный комок. Он стремительно вырос в огромного пса и лязгнул зубами. Грим.

Саймон от неожиданности повалился на пол, опрокинув стул, а пёс, загораживая собой Дженни, подковылял к нему на задних лапах как человек, склонился над самым его лицом и, роняя липкую слюну с языка, заговорил.

— Поздно! — прохрипел пёс, шаря слепыми выцветшими глазами по лицу Саймона и шумно вдыхая воздух. — Я тебя предупреждал!

Дорф закричал, откатился назад и почувствовал, как старый паркет под ним сменяется мягкой и влажной от росы травой. Запахло сырой землёй. Он прополз по траве до оврага и свалился в него, утопая по пояс в грязи и воде. Где-то вверху в тумане разразился воем Грим.

Саймон бежал и падал, поднимался и продирался сквозь болото ползком. И вдруг во мгле он услышал чьи-то стоны. Чуть левее в низине лежал человек. Схватив какую-то испревшую от времени и сырости корягу, Дорф подобрался к нему, простукивая находкой рыхлое дно, и протянул руку. Незнакомец ухватился своей липкой пятернёй за его предплечье, но вытянуть его у Саймона не получилось. Наоборот, он сам начал утопать.

— Да блин, вылазь уже! — Не выдержал Саймон. — Чего ты завис? Очнись!

Утопающий вдруг схватил Дорфа за шею и подтянул ещё ближе к себе. И тут Саймон с огромным ужасом осознал, что незнакомец не спасался, а тянул его за собой. Он поднял улепленное грязью напряжённое лицо и оскалил белоснежные зубы.

— Нет! — выдохнул он голосом Дорфа, и тот вдруг понял, что смотрит на себя самого. — Саймону до сих пор больно!

Двойник выдернул из болота вторую руку, положил её на макушку Саймону и начал его топить. Уходя в вязкую жижу, Дорф чувствовал, как её температура растёт с каждым сантиметром погружения. И вот, когда он уже ушёл в топь с головой, пекло стало просто невыносимым. Саймон боролся из последних сил и тут тяжесть отхлынула.

Он с шумом заглотнул раскалённый воздух, подскочил на кресле и сшиб лбом зеркало заднего вида. Взвыв от боли, Дорф повалился в бок, открыл дверь и выпал на горячий песок. Солнце ослепляло, вокруг, насколько хватало глаз, расстилалась пустыня. Он присел и уставился, на тянущиеся к самому горизонту следы покрышек в песке. Видно, он заснул за рулём, съехал с трассы и долгое время гнал по пустыне, пока с автомобилем что-то не произошло. Дорф заглянул внутрь и увидел на приборной панели горящий индикатор низкого уровня топлива.

— Блеск! — Саймон выругался и захлопнул дверь.

Как далеко он отъехал от трассы? Дорф не видел за упирающимися в горизонт следами покрышек ничего хотя бы призрачно похожего на трассу, город и даже «Эмерсайз». Видно, всё же очень далеко.

Обследовав салон автомобиля, Саймон обнаружил полупустую пачку каких-то завалящих луковых крекеров, почти полную бутылку рома и полбанки газированной воды. С таким запасом далеко не уйдёшь. Похоронив себя немного в мыслях, он вдруг понял, что нужно делать — открыл капот и заглянул в расширительный бачок стеклоомывателей. Половина. Эх, и нужно было вчера так усердно намывать ветровое стекло? Открутив отвёрткой крепление, Дорф выдернул шланг и загнал в отверстие болт. Готово. Получилась вполне симпатичная бутылка воды. Всё же хорошо, что он не пользовался специализированными стеклоочистителями.

Прихватив автомобильную аптечку, он покидал всё необходимое в сумку для инструментов и, нацепив зеркальные солнцезащитные очки Дженни, двинулся в путь, ступая по следам протекторов. Он не знал, как определять стороны света, не имел никаких навыков, необходимых для выживания в дикой природе, особенно — в пустыне. Поэтому он шёл туда, откуда приехал, и надеялся, что песчаные бури не начнутся до того, как он выберется из этого ада, не заметут следы шин, и ему не придётся блуждать кругами до своей кончины. Моисействовать он был не готов.

Песок похрустывал под подошвами, пахло разогретыми минералами, налетающие периодами порывы ветра не приносили желанной прохлады — наоборот опаляли кожу, особенно лицо. Рубашка пропиталась потом мгновенно. Пути не было видно конца и края. Но Саймон приободрял себя тем, что местность имела небольшой, но длительный уклон, за которым могла скрываться спасительная автострада. Нужно было дотянуть хотя бы до его вершины. И он шёл. По его прикидкам, наверху он должен оказаться часа через два-три. Под испепеляющим солнцем это была непростая задача. Воды было немного, но он пил вдоволь. При сильной жажде нельзя обходиться мелкими глотками — от этого не будет никакой пользы. Питьё рано или поздно всё равно закончится, поэтому тратить его попусту было нецелесообразно. Вода имела неприятный резиновый привкус, даже какой-то механический, но вполне годилась для утоления жажды.

Прошёл час, путь никак не кончался. Саймон выпил уже почти всю воду и уже знал, чем придётся обходиться, когда она закончится вовсе, но пока не желал об этом думать. Дойти бы только до вершины. Однако силы, казалось, уже иссякли.

Кожу начинало пощипывать, и он раскатал рукава рубашки. Так было хуже, но ему не хотелось мучиться с серьёзными ожогами, ведь он никак не собирался умирать. Хотелось отлить, но он терпел. Нельзя было терять драгоценную влагу. Где-то глубоко в мозгу будто забил колокол. Вибрации боли, многократно усиливаясь, мгновенно разбегались по всей голове. Так он провёл второй час.

На третьем часу он, наконец, измождённый физически и истощившись эмоционально, подобрался к цели. Песчаный хребет опускался всё ниже. Сердце билось всё быстрее. Ободрённый скорым спасением, он засмеялся и взбежал вверх… Но тянущаяся вдаль равнина не явила ему ничего нового — песок, раскалённый до дрожи воздух и полное отсутствие облаков на небе. Быть не может, что он заехал настолько далеко вглубь пустыни. Саймон обернулся и увидел внизу свой «Додж». И он оказался настолько отчётливо виден, что у Дорфа слёзы сами собой потекли из глаз. Он заревел в голос, как не делал уже лет двадцать пять, повалился в песок и начал сжимать, давить его пальцами, точно пытаясь причинить боль пустыне. Он покойник. Ему ни за что не выбраться отсюда живым. И никто никогда не узнает о бесславной смерти последнего человека на Земле. На очередном всхлипе его нижняя губа вдруг лопнула сразу в трёх местах. Боль оказалась настолько резкой, что он мигом взял себя в руки и сел. Ухватившись пальцем за край одной из трещин, он медленно снял с губы длинный лоскут высохшей кожи. Верхняя губа тоже начала иссыхать. Щёки саднило. Он потёр их и почувствовал под пальцами огрубевшую кожу. Вот-вот она начнёт шелушиться и слезать уродливыми пятнами. Допив оставшуюся воду, Саймон поднялся, открыл ширинку и наконец выпустил на свободу всё, что держал внутри. Моча зажурчала по стенкам расширительного бачка. Получилась треть от его общего объёма. Не густо, но позже, возможно, его организм сможет выжать ещё немного. Рано или поздно ему придётся пить это. Дорф усмехнулся мысли о том, что всеобщее исчезновение даже к лучшему — как только он выйдет из пустыни, к нему не подлетят репортёры и не начнут терзать расспросами о том, как он выжил.

Идти по ровной поверхности почему-то было даже тяжелее, чем в гору. Ныли колени и поясница, словно он всю минувшую ночь переносил тяжести из одного конца этой проклятой пустыни в другой. Ноги уже почти не слушались, вскипевшая кровь шумела в голове и клокотала в ушах, мысли практически отсутствовали. Казалось, ещё немного, и Саймон забудет, как его зовут. Вдруг исчезли все запахи и дышать носом стало невозможно. Раскалённый воздух выжигал лёгкие изнутри, из-за чего ему приходилось дышать всё чаще и чаще. Сердце уже не успевало прокачивать кровь и заходилось на верхнем пределе сокращений. Картинка начала плыть перед глазами, ему приходилось излишне часто моргать, и всякий раз веки всё сложнее было разъединить. Он снял солнцезащитные очки, оставившие под собой круги бледной кожи, правда, легче от этого не стало. Вестибулярный аппарат взбесился, Дорфа шатало из стороны в сторону, как пьяного боцмана болтает в шторм по палубе. Начали возникать рвотные позывы, но Саймон держался, боясь потерять жизненно важную влагу. Уже дважды ему пришлось сглатывать прогорклую воду, подкатывающую к горлу. Но вдруг он ступил в тень. Дорф запрокинул свинцовую голову и уставился на стоящий посреди песчаной бесконечности дом. Его дом. Саймон сморгнул и отвесил себе оплеуху. Дом никуда не исчез, зато щека треснула от удара. Потирая её одной рукой, он ухватился второй за перила ступенек и попытался их поколыхать. Они оказались прочные. Руки отчётливо чувствовали дерево. Он поцарапал ногтем витиеватую фактуру и неуверенно ступил на первую ступеньку.

В этот момент дверь распахнулась, и на веранду выскочила Дженни.

— Саймон?! — выдохнула она, но почему-то не спешила к нему спускаться. — Зачем ты здесь?

— Я пришёл за тобой, — ответил он и поднялся на вторую ступеньку.

Она лишь как-то горько усмехнулась и покачала головой. Ветер трепал её тёмные волосы, выбивая слёзы из зелёных глаз.

— Ты не рада мне? — Он шагнул под навес и взял её за руки. — Джен, что не так?

— Ты пришёл не туда.

Она погладила его по увешанной чешуйками иссушённой кожи щеке.

— Но я искал тебя! — Саймон схватил её за плечи, встряхнул, будто пытался пробудить ото сна. — Всюду искал!

— Нет. Ты искал не там. — Она провела пальцем по его нижней губе. — Вспомни где ты.

Дорф отстранился и окинул взглядом уходящий к горизонту песок вокруг них. Никаких ступенек, веранды и дома больше не было.

— В пустыне? — Пожал он плечами.

— Сколько времени, Саймон?

Он было посмотрел на часы, но вдруг осекся и стиснул зубы. Дженни не должна знать, что они сломались.

— Солнце печёт… Уже давно… Я часа четыре тут плутаю.

Она прильнула к нему и поцеловала, зарывшись пальцами в его густые волосы. Лопнувшие губы взвыли от силы её губ. Он закрыл глаза и прижал её к себе изо всех сил.

Дженни вдруг разорвала поцелуй.

— Это всё в твоей голове, Саймон, — шепнула она ему на ухо.

Он распахнул веки и уставился в пустоту, которую обнимал. На губах ещё чувствовались её губы. Он облизнул их и ощутил вкус металла, провёл по лицу ладонью и увидел кровь. Пошедшая носом, она струилась по рту и подбородку. В глазах вдруг померкло, и он рухнул в песок.

— Коллеги, что скажете? — обратился к двум своим копиям облачённый в белый халат Саймон, склонившийся над собственным бессознательным телом. — Саймон, может ты начнёшь?

— Да чё тут гадать, сердечный приступ! — вВсплеснул руками Саймон №2 в криво, через пуговицу застёгнутом халате. — Звездец ему, не выдержал нагрузки.

Саймон №1 презрительно скривился и фыркнул, всем своим видом показывая, что ему известен верный диагноз, вот только делиться им он не намерен.

— Ну а что думаешь ты, Саймон? — Саймон №1 посмотрел на третьего Саймона, держащего два пальца на сонной артерии пациента и увлечённо глядевшего на остановившиеся в 3:15 часы. Вид у этого Саймона был ни к чёрту — растрёпанные волосы, бледное лицо, впалые глаза.

— Это не приступ, — спокойно проговорил Саймон №3. — Сердце работает, но пульс учащённый и слабый.

— Браво, доктор Дорф! — Саймон №1 звонко похлопал в ладоши. Он выглядел куда свежее и солиднее своих клонов, точно ожившая отретушированная фотография с обложки журнала. — Мы поняли, чего с ним не произошло. Можете сразу вычеркнуть утопление и скарлатину.

— Хренли ты лыбу тянешь, псина? — Саймон №2 надвинулся на Саймона №1. — Говори что с ним, и мы его спасём.

Саймон №1 уставился на него и задумчиво почесал щетину.

— Нет, — ответил он, — я собрал консилиум, потому что сомневаюсь. Предлагаю вам взглянуть на анамнез.

С этими словами он запустил руку под халат и извлёк из заднего кармана джинсов измятую выцветшую бумажку. Послюнявив пальцы, он её развернул, прокашлялся и начал громко декламировать написанное фиолетовыми чернилами.

— Саймон Дорф, тридцати двух… Ох мать, тридцати трёх, с днём рождения, лет отроду… — Он посмеялся своей витиеватой фразе. — Шёл по пустыне на протяжение четырёх часов. Сначала у него возникла усталость, затем появились головные боли и головокружение, боли в ногах, спине и даже рвота. Это были лишь первые симптомчики. Затем появились шум в ушах, отдышка, участилось сердцебиение и потемнело в глазах.

— Цианоз лица, судороги мышц, неровное дыхание. — Саймон №3 тыкал пальцем в пациента, подмечая свои наблюдения. — У него солнечный удар!

— В смысле, блин, «тепловой»? — спросил Саймон №2.

— В смысле «без разницы», — ответил Саймон №1. — Я тоже так подумал изначально, но ведь всё это говорит уже о глубоком уровне поражения ЦНС, и здесь должны появиться бред с галлюцинациями. А раз уж он без сознания, как мы узнаем, есть ли они?

— Так мы с вами сейчас этим и занимаемся. — Саймон №3 встал с корточек и отряхнул брюки.

— Чем? — в голос спросили оба Саймона.

— Бредим, господа! — Саймон №3 взял в руки автомобильную аптечку. — Не хочу вас расстраивать, коллеги, но мне кажется, что мы все с вами — бредовая галлюцинация.

С этими словами он принялся раздевать пациента, вскоре избавив его от всей одежды. Втроём Саймоны без особых усилий разрыли руками углубление в рыхлом песке и уложили в него бессознательного Дорфа. Саймоны №1 и №2 начали растирать ромом его руки и ноги.

— Гонево, — бросил Саймон №2. — Кто же ему тогда помогает по-твоему, умник?

— Он сам. — Саймон №3 положил под голову пациенту ботинки, смочил одежду зловонным содержимым расширительного бачка и укрыл тело.

Саймон №1 извлёк из аптечки ватный тампон, пластырь и нашатырный спирт. Пропитав вату спиртом, он закрепил её пластырем на верхней губе Саймона. После этого Саймон №3 извлёк упаковку сухого льда и шмякнул ею о пластиковый корпус аптечки. Лёд раскололся и мгновенно превратился в ледяную воду. Пакет с ней разместился у Саймона на лбу, а раскрытая аптечка вместе с сумкой для инструментов улеглись на края вырытой в песке ямы и отбросили тень на его голову.

Дорф пришёл себя вечером, когда солнце уже утратило силу и клонилось к закату. Было холодно ни то от резко упавшей температуры воздуха, ни то от развившейся на фоне случившегося солнечного удара лихорадки.

Он поднялся из ямы, чувствуя себя мертвецом. Всё тело ломила боль, и определить её причину оказалось невозможно — то ли это от длительных физических нагрузок, то ли от пережитого теплового удара, то ли от долгого лежания в песке, а может, от всего сразу. Ему было не важно. Он поспешил надеть одежду, зашнуровать ботинки, собрать разбросанные вокруг пожитки обратно в сумку. Что делать дальше? Он не знал. В раздумье он прикончил безвкусные крекеры, запил их остатками газированной воды, выдавил в ладонь целую пластинку глюкозы и отправил в рот разом всю пригоршню.

Всё, что было, ему померещилось. Всё было в его голове, как и сказала Дженни. Ещё она сказала, что он ищет не там. Что это значит? Саймон пошарил руками вокруг себя, упёрся в автомобильные следы и заметил, как они поворачивают. Проследив за ними, он увидел, что плавный поворот обрывается резким, и следы уводят практически в то направление, откуда он пришел. А где-то вдали виднеется мельничная башня. По-видимому, во сне он свернул в пустыню, проехал по ней подковой и почти вернулся к трассе. Нужно было идти в ту сторону, куда машина стояла мордой, а он туда не взглянул изначально, хотя сразу бы заметил «Эмерсайз». Почему он не увидел мельницу, когда обернулся на вершине подъёма?

— Потому что кретин, — выдавил из себя Саймон.

Дорф повалился на спину и начал безудержно хохотать, ворочаясь в приступе истерики и поднимая в воздух тучи песчаной пыли. Смеялся долго, пока оседающий песок не облепил его окровавленное лицо и не начал оседать в лёгких. На смену хохоту пришёл кашель. Отплеваться не получалось — во рту попросту не было слюны. Он перевернулся на четвереньки и ущипнул себя за запястье, наблюдая, как смятая кожа разглаживается. Не слишком быстро, но серьёзного обезвоживания у него нет. Пока нет. Он с шумом выдохнул, поднялся и, пошатываясь, побрёл обратно по своим следам.

В прохладе идти было намного проще, даже боль значительно утихла. Казалось, он мог бы даже бежать, но не стал этого делать. Не следовало перегружать и без того ослабленный организм. Первоначальная лёгкость может оказаться обманчивой, а терять время на отдых не следовало, ведь ему предстояло до утра выбраться из этой грёбаной пустыни. Ещё одного дня в пекле он не вынесет и вряд ли сумеет себя спасти, ведь в аптечке уже почти ничего полезного не осталось.

Дорф всё шёл и шёл, не сразу заметив, как поднялся ветер. Поначалу слабый, он постепенно усилился настолько, что валил с ног. Пустыня вокруг начала вздыматься к небесам. Песок метался кругом, жаля и царапая его, но пока буря была несильной, и Саймон видел впереди свой «Додж». Ему нужно было подобраться к машине до того, как в воздух поднимется столько песка, что за ним ничего не будет видно. А рано или поздно это произойдёт. Саймон остановился и открыл сумку для инструментов. Пустая бутылка от рома — до свидания. Он отбросил её в сторону, подумав, что через сотни лет она может стать интересной находкой для археологов будущего. Дорф забрал из аптечки антисептик, жаропонижающее, пачку «Стионса», антиаллергены, жгут и бинты. Рассовав всё это по карманам, он выбросил аптечку, взял расширительный бочок, оставил пустую сумку стоять на песке и припустил со всех ног. Теперь уже было не важно, чем ему обернутся такие нагрузки, ведь пережить бурю на открытом пространстве он точно не сможет.

Через десять минут Дорф выбился из сил и был вынужден снова перейти на шаг. Песчинки хлестали его по лицу, ледяной воздух пробирал до костей. Смотреть сквозь бурю было всё труднее.

Саймон остановился, вглядываясь в чёрное беззвёздное небо. Выглядело оно так, будто с него сыпался не песок, а снег. Эта ассоциация вызвала у Дорфа отчётливое воспоминание и буквально перенесла его в прошлое.

Сверху, точно тысячи проносящихся мимо галактик, стремительно падали огромные хлопья снега. Это был первый настоящий снег в этом году, хотя в воздухе ещё пахло осенью. Поддавшись какому-то детскому восторгу, Саймон поглядел по сторонам, и, удостоверившись, что никто его не видит, совсем как мальчишка высунул язык и поймал нехотя спускающуюся одинокую снежинку. По телу сразу же пробежала волна холода, заставив его ладони произвольно зашуршать друг об друга. Тротуар был весь усеян ровным белым пушком, и Саймону совсем не хотелось нарушать эту чистоту. Но вдруг из дверей клиники вылетел мужчина в зимнем пальто, пихнул его в бок и безжалостно застучал каблуками ботинок по белой от снега плитке, оставляя широкие чёрные следы.

— Чего встал?! — прозвучало вслед за ним.

Дорф, которого этот неожиданный толчок вернул в реальность, некоторое время просто смотрел в спину удаляющегося незнакомца, удивляясь тому, что всякий раз, когда внезапно приходит зима, на улице появляются вот такие люди в тёплой одежде, как будто они целую неделю поджидают снегопада за приоткрытой дверью в полной зимней экипировке. Сам он никогда не был готов к похолоданиям, вот и сейчас приход зимы застал его врасплох.

Прижимая руки к груди, Саймон побежал к переходу, теперь не обращая никакого внимания на снег под ногами. Пропуская пронзительно сигналящий автомобиль с бешено работающими дворниками, он пересёк дорогу и направился к кафе, где они договорились встретиться с Дженни.

«Хлоп», — что-то толкнуло его в спину и, засыпавшись за воротник пиджака, принялось дико жечь кожу. Снежок. Сзади раздался знакомый смех. Нервно шаря рукой за шиворотом, Дорф обернулся.

— А вот это было подло, — рассмеялся он, подхватывая бегущую к нему Дженни. — Моя месть будет холодной.

— Ну прости, малыш, я не удержалась, — она поцеловала его, отстранилась, и закусила губу.

— Так, мне не нравится этот взгля… — Не успел он договорить, как Дженни сунула свои порозовевшие от холода ладошки ему под рубашку.

Саймон вскрикнул и отбежал, переводя дыхание. Дженни осталась под фонарным столбом и хохотала. Вокруг неё, в ровном круглом пятне жёлтого света, кружились снежинки, опускаясь на землю и поднимаясь снова вслед за порывами набирающего силу ветра. Детская радость первому снегу вновь вернулась к Дорфу. Дженни поманила его к себе пальчиком.

— Иди-ка сюда, мой полярный медвежонок.

— Медвежонку надоело мёрзнуть. — Саймон обнял Дженни и схватил за ледяную руку. — Так, снежная королева, решила без пальцев остаться? Быстро на «Чёрное море».

Он сунул её руку вместе со своей в карман пиджака и потащил к кафе. Недалеко от входа сидел Байда-Дэйв, одетый не слишком легко, но всё же достаточно слабо для такой погоды. В своих мозолистых ладонях, обтянутых нежно-розовыми перчатками-варежками без пальцев, он сжимал светлый картонный стаканчик кофе, сбоку которого чернели нарисованная керамическая чашка и несущийся по поверхности находящегося в ней напитка парусник. Рисунок кругом сжимала надпись: «One cup of Black Sea» — так называлось кафе. Перчатки были явно малы бездомному, и Саймон, естественно, знал почему — это были перчатки Дженни, они вместе покупали их неделю назад, но он не подал виду, что узнал их.

Дэйва вся округа знала давно. Этот бездомный обитал неподалёку и часто захаживал в клинику, клянчил какие-нибудь лекарства от простуды или просто грелся на кресле у входа, пока его не прогоняли охранники. Он был частым гостем и в этом кафе, и в книжном магазине напротив — в общем, заходил всюду, куда мог пробраться, и везде после него оставалось одно слово — «Байда». Оно заменяло ему в разговоре достаточно обширный круг понятий и явлений, и после минутного общения с Дэйвом человек невольно сам начинал говорить «Байда» не к месту. Именно по этой причине за бездомным и закрепилось прозвище «Байда-Дэйв», а иной раз и просто — «Байда».

— Как кофе сегодня, Байда? — крикнул закрывающий посудную лавку старик.

— Как я, к-х-хе… — Он жутко раскашлялся. — Ну то есть байда.

Оба рассмеялись и перекинулись ещё несколькими бессмысленными фразами.

Пока между ними происходил этот короткий диалог, Саймон спросил Дженни:

— Вот посмотри на Байду. Какого чёрта он не может устроиться на работу? — Он указал задумавшейся Дженни на бездомного. — Ну элементарно, хоть дворником? Молодой ведь ещё.

Она пожала плечами:

— Потому что работа — это…

— Бай-да-а-а, — протянули они вместе и рассмеялись, проходя мимо Дэйва.

— А я далеко не молод, просто время нарочно обходит меня стороной, чтобы поглумиться, — прохрипел Дэйв и сипло засмеялся.

— Да старина Дэйв у нас философ. — Саймон усмехнулся столь необычной для бездомного фразе и посмотрел на Дженни.

Та нахмурилась и толкнула его в бок:

— Перестань.

Байда тем временем наконец поборол последовавший за смехом приступ кашля и как-то обречённо махнул рукой, точно только что попытался объяснить что-то сложное глупому человеку.

— Мелочишки не подбросите? — Дэйв попытался изобразить милую улыбку, сверкая четырьмя оставшимися зубами. — А то ваще байда.

Дженни порылась в сумочке и, не обращая внимания на недовольное лицо Саймона, подошла к Дэйву, протягивая немного денег. Купюра быстро исчезла в нагрудном кармане Байды, который даже не взглянул на её достоинство и, с неподдельной благодарностью посмотрев на Дженни, спросил:

— Как думаешь, успею ли я сегодня добраться до той байдовой закусочной? — Он указал пальцем в неизвестном направлении.

Дженни пожала плечами, не понимая, о каком месте тот говорит, и потянулась к часам. Но не успела она приподнять манжету куртки, как Байда накрыл циферблат своей чумазой ладонью.

— Я не спрашивал у тебя про время. — Дэйв поймал её растерянный взгляд своими мальчишескими голубыми глазами. — И вообще, пока ты с ним, — он кивнул в сторону Саймона, — постарайся поменьше смотреть на эту… — Бездомный поглядел на скрывающиеся под его пальцами часы и пошамкал губами, подыскивая слово. — Байду.

Саймон подскочил к Дженни и отдёрнул её в сторону. Дэйв, как ни в чём не бывало, поднял свой стаканчик и звучно отглотнул немного кофе.

— Да не украду я у тебя твою подружку, рано или поздно у тебя её отберёт, — он постучал пальцами по голому запястью левой руки, — оно…

Дорф вернулся в реальность. Снег на лету вновь обернулся песком. Саймон понял, что больше не может терпеть жажду. Он взглянул на белый расширительный бочок от «Доджа» с чёрной крышечкой в своей руке.

— Это… бурбон, — попытался убедить себя он. — Мерзкий дешёвый бурбон.

Он запрокинул бутыль и, скривившись, хлебнул немного содержимого. За глотками последовал неистовый кашель.

— О боги, статыщсолодовый какой!

Ветер окреп и теперь неистово ревел. Пустыня вдруг ощетинилась песчаными иглами и завыла во всю глотку. За плотной пеленой песка уже ничего невозможно было разглядеть, но Саймон продолжал идти, как ему казалось, в том направлении, где он в последний раз видел свой «Чарджер». Следов от покрышек совсем не осталось, теперь ему оставалось только лишь надеяться на удачу. И она не заставила себя долго ждать. Через пятнадцать минут слепой борьбы с песчаным туманом он вдруг врезался коленом в бампер «Доджа» и повалился на багажник. Не веря своему спасению, Дорф приобнял машину и поспешил забраться внутрь, проверил, все ли стёкла подняты и закрыл воздуховоды на приборной панели.

Стихия бесчинствовала снаружи, а в салоне автомобиля царил кромешный мрак. Становилось всё холоднее. Саймон стянул с заднего сиденья чехол и укутался в него, точно в плед. Он спасён. Успокоенный этой мыслью и убаюканный звериным рёвом пустыни, он провалился в забытье, в сон без снов. Дорф точно сам исчез на несколько часов. Лишь внезапно оборвавшийся шум песчаной вьюги заставил его прийти в чувства и вновь осознать собственное существование.