Бесплатный фрагмент - Осколки Мира. Архив первый: антагонист

Пролог [вне архива]: Soul of the World

Ничем не примечательная комната была освещена лишь тусклым мерцанием монитора. У непримечательных явлений зачастую есть свойство казаться достаточными, а комната как нельзя кстати казалась достаточно непримечательной для того, чтобы сделать выводы о привычках и образе жизни владельца. Книжные полки, расположившиеся над небрежно заправленной кроватью, помимо немногочисленных разномастных книг были заполнены столь же немногочисленными сувенирами, чьё единственное предназначение — быть хоть куда-то поставленными. На самой же кровати лежала раскрытая тетрадь, заполненная, видимо, некими рукописными инструкциями или рекомендациями. Ещё несколько тетрадей вместе с письменными принадлежностями были небрежно сдвинуты на край стола и прижаты полупустым стаканом. Нечто, в темноте смутно напоминающее одежду, явно случайно выпало из не до конца закрытого шкафа. Непримечательная идиллия казалась бы совершенной, если бы не возвышавшаяся чуть ли не до потолка гора плотно запакованных коробок, каждая из которых была подписана: «сжечь», «на свалку», «закопать», «закопать с известью»… Ко всему перечисленному можно добавить разве что одинокий довольно удобный стул и расположившегося на нём в пледе и слегка громоздких наушниках почти неподвижного владельца комнаты — усталого на вид немного неказистого юношу двадцати одного года отроду, безотрывно смотрящего в монитор компьютера, скользящего одной рукой по клавиатуре и судорожно передвигающего другой рукой мышку. Такова была почти непримечательная комната по эту сторону экрана.

***

Двое сокомандников уже несколько минут пребывали в молчании. Путь к руинам был достаточно труден для того, чтобы требовать концентрации, но не настолько, чтобы возникла острая необходимость координировать свои действия между друг другом. Конечно, у двух друзей всегда имелись темы для общения, и зачастую прервать их невинные с точки зрения разве что них самих разговоры было так же трудно, как и вклиниться в созданный для двоих мир. Эти двое были связаны друг с другом только общим времяпрепровождением в игре Soul of the World, они никак не пересекались в реальном мире, что не мешало им являться лучшими друзьями. Они всегда прекрасно понимали друг друга. В том числе и в те моменты, когда кто-то из этих двоих пребывал в своих собственных мыслях. Поэтому затяжное молчание не было затянувшимся, а продвижение к цели не было затруднительным.

Глориус Гвардиан не только обладала крайне нелепым с точки зрения своего напарника никнеймом, но и принадлежала к самому непопулярному народу — суккубам. Свои дурную славу и невостребованность среди игроков суккубы получили за весьма плохую совместимость с любой командой. Вносящие хаос на поле боя, суккубы могли разрушить даже самую надёжную стратегию как союзников, так и противников, к тому же некоторые их особые возможности имели довольно неоднозначные побочные эффекты. Например, возможность сделать поле боя непригодным для, собственно, самого боя. И всё же, не смотря на явные недостатки, суккубы как игровая раса имели своих поклонников, сколь бы немногочисленными они ни были. И причина тому — выживаемость. Не выносливость, не живучесть, именно выживаемость. Возможность выжить при неблагоприятном исходе. Попросту бросить всё и сбежать.

В общем и целом, большинство игроков чувствовали негодование, едва заметив поблизости суккуба. Но большинство — это ещё не все. И Вэ Соли относился к категории тех самых «не всех», чему как нельзя кстати способствовала его расовая принадлежность — призрак. Призраки — они и есть призраки. Умело скрываются, появляются в самый неподходящий момент, делают что задумали и вновь исчезают, оставляя после себя неизгладимое впечатление. Нет, конечно же, не все призраки поступали именно так, и в то же время поступали именно так не только призраки. И всё же, имея предрасположенность к чему-либо, вполне естественно стремиться её реализовать. А реализовать предрасположенность к порой даже более раздражающей окружающих, чем у суккубов, манере игры легче всего было как раз в условиях несколько неожиданных. Иначе говоря, в том самом хаосе, в котором всё и так пошло не по плану.

Суккуба сеяла вокруг себя хаос и создавала множество неожиданных ситуаций для призрака, которыми тот в свою очередь не упускал шанса воспользоваться. Если же дела обстояли не лучшим образом, одна всегда могла сбежать, второй даже не появлялся. Довольно редкая разновидность миниатюрной пати, но, как ни странно, вполне конкурентоспособная, и, что, в свою очередь, вовсе не странно, весьма требовательная к навыкам, опыту и командной работе, и уж тем более не подразумевающая молчание.

Сегодня Соли вообще не был настроен ввязываться в довольно сомнительный и весьма скучный рейд, цель которого звучала как «там скоро такая штука появится, ты в восторге будешь». И тем не менее он ввязался. Причин тому было две. Первая — в реальном мире Глориус занимала некую должность в отделе уровневого дизайна этой игры, «Soul of the World», и, естественно, была осведомлена о всевозможных новшествах. Именно такую причину Соли предпочёл бы считать главной и единственной, однако сам он прекрасно осознавал, что это даже не причина — всего лишь незначительный повод и дополнительный бонус. Вторая же причина, на самом деле являвшаяся первой — сама Глориус. Вернее, тот факт, что Глориус была единственным человеком, способными помочь ему разобраться в собственных переживаниях. Более того, она была единственной во всём мире, кто был способен вообще хоть как-то повлиять на мнение или, скажем, решения Соли.

И сегодня Вэ Соли как раз хотел, чтобы Глориус повлияла на его мнение об одной важной для него проблеме, которая, как он считал, никому не показалась бы хоть сколько-нибудь примечательной. Ему казалось, что эта проблема по сути была настолько же незначительна для всего остального мира, насколько важна для Соли. Ещё можно сказать и о самой проблеме, но вся суть незначительных для остального мира проблем как раз и заключается в том, что, сколько о них ни говори, как ни старайся их расписать, значения это им не прибавит. Не прибавит примечательности. Упоминать о подобных проблемах-явлениях нет никакого смысла. Соли весьма отчётливо осознавал всё это, и потому пришёл к выводу, что его жизненно важная проблема не стоит упоминания даже в обществе единственной личности, которую он по-настоящему считал другом.

«Как-то нелепо. Кажется, мне положено чувствовать себя неловко. Интересно, Глориус когда-нибудь чувствовала себя неловко? Интересно, какая она в реале?» — именно об этом думал Соли, приблизившись к цели сегодняшнего странствия, руинам храма Лже-Демона. Когда он, наконец, решил спросить, зачем понадобилось тратить столько времени на бесполезную прогулку…

— Тебе нравится этот мир?

— А?

— Тебе нравится этот мир? Этот мир, в котором мы с тобой сейчас и здесь. — Повторила Глориус непривычно серьёзным тоном. — Тебе нравится это место, эта игра, эта часть вселенной?

— Не знаю, плох реальный мир или хорош, но в том, что мы с ним совершенно не понимаем шуток друг друга, убеждаюсь с каждым днём всё больше. Сойдёт такой ответ?

— Сойдёт. Значит, хочешь сюда попасть? Нет, не так… Если бы появилась возможность бросить свою старую жизнь и начать новую здесь, со мной, ты бы согласился?

— Ты на что-то намекаешь или просто хочешь поговорить? — Нет, это был не сарказм, Соли действительно желал узнать то, о чём спросил.

— Ты скажи, и я скажу.

— Хм… Вот мой ответ, настолько же отстранённый и наделённый зачатками здравого смысла, насколько и твой вопрос. То, что подобная затея была бы весьма рискованной и отдавала идиотизмом, конечно же, очевидно, но мне кажется, что оно того стоит, риски вполне оправданы. По крайней мере если с тобой.

— Ну тогда полетели!

— Что?

Остатки Храма Лже-Демона вдруг окончательно рассыпались, среди обломков начали вырисовываться очертания портала. Обычный в общем-то проход между локациями, хоть и обладающий аномально внушительными габаритами. Вместо того, чтобы привычно активироваться, он продолжал расти. Портал становился всё больше, постепенно заполнив собой весь монитор. Вот только на этом его рост не закончился. «Какого чёрта?» — с запозданием подумал юноша к тому моменту, когда мерцающая воронка уже заслонила собой больше половины стены. Знакомый механический голос, ничуть не тревожащийся о том, что он обращается к монстру в человеческом обличье, вовсе не из наушников проскрипел:

— Разрыв пространства стабилизирован. Напоминание: аккумуляция духовной энергии до окончания материализации может привести к распаду телесной оболочки.

Параграф 01: добро пожаловать в центр вселенной

— А теперь у нас много дел. Мне срочно нужно вернуть тело в норму. Крылья сами отрастут, но вот нормальные глаза та ещё морока. Так, надо бы провести твою адаптацию… Ну там душу наполнить, чтоб не ходил беспомощным, язык какой-нибудь в тебя залить, нормальную одежду выдать… Кстати, зачем тебе такое большое полотенце?

Посреди огромного зала, представляющего из себя нечто среднее между складом и музеем (в основном благодаря заполненным стеллажам вперемежку с застеклёнными витринами), на довольно удобном стуле сидел закутанный в плед юноша. На его голове располагались громоздкие наушники, а в руке — компьютерная мышь, обрывки проводов слишком технологичных для текущей обстановки устройств слегка дымились, оплавленные перемещением.

Возле юноши стояла Глориус, вернее, девушка, очень похожая на столь знакомого персонажа игрока с никнеймом Глориус Гвардиан, похожая всем, кроме одежды и только что упомянутых характерных признаков суккуба — вместо пламенных демонических глаз вполне обычные голубые, перепончатых крыльев и вовсе не было.

— Полотенце? Где? А, ты про плед… Стоп! Если ты сейчас решила, что я всё понял, то это даже близко не так.

— Что не понял?

— Ничего не понял.

— Вот прям совсем-совсем ничего не понял?

— Да, примерно столько не понял.

— Ладно, тогда-а-а… Точно! — Девушка приняла позу, которую можно было назвать величественной, и не менее «величественно» начала вещать, прикрыв ладонью устремлённые вверх глаза. — Внемли же, человече, твоё желание было услышано… эм-м-м… непревзойдённой мной, и, раз уж мне всё равно нужно было домой, непревзойдённая я прихватила с собой сувенир, упакованный в какое-то дурацкое полотенце. Пади ниц, о человече, ибо игра «Soul of the World» была создана непревзойдённой мной по образу и подобию мира, который непревзойдённая я ныне изволила осчастливить своим присутствием. Сойдёт?

— Да, так лучше. — Возникшее было лёгкое недоумение на лице парня уже успело смениться привычным для него непроницаемым выражением, расширившиеся было глаза уже вернулись к своему обыкновенному состоянию, порой заставлявшему людей чувствовать необъяснимый озноб. — Хотя некоторые детали…

— Ой, кому вообще сдались эти детали? А вообще… Мог бы изобразить побольше удивления. Покричать, например. Или по складу побегать. Только обязательно с криками. И не вздумай меня обманывать, я точно знаю, что человек обязан кричать, когда очаровательный демонёнок забирает его в другой мир, да-да.

— Ты, выходит, демон?

— Очаровательный демонёнок. Попрошу не путать.

— И сейчас я обязан кричать? — Презрительно скривился юноша, было очевидно, что сейчас он испытывает в лучшем случае раздражение. — Если хочешь, чтобы я кричал, то попробуй начать с пыток. Подсказать, что делать, или ты, как и положено демону, сама справишься?

— Вообще-то я ожидала немного более бурную реакцию от тебя…

— Да, изменилась локация. Да, занятно. Не больше, и не меньше. Не знаю, зачем я тебе понадобился, но если ты ожидала, что я начну из-за чего-то подобного биться в истерике, то ты выбрала не того, а я ошибался, полагая, что мы знакомы. — Раздражение юноши усилилось, его презрение уже не проскальзывало, а буквально выплёскивалось. Было совершенно очевидно, насколько мало волнует его нереальность происходящего, равно как и потенциальная опасность собственного поведения, далёкого от тактичности. — Если тебя это не устраивает, то можешь подавиться своим недовольством и…

— Всё, поняла, я была не права, но у тебя тоже характер не из лучших, знаешь ли! Кароч, добро пожаловать в центр вселенной. Комната с нормальной одеждой за той дверью, при всём желании не заблудишься. — Несколько смущённая столь негативной реакцией своего ближайшего друга девушка наспех отмахнулась от продолжения разговора.

«Голос и поведение — это определённо Глориус. Поведение? Если продолжать считать, что я её и вправду знаю, то происходящее не выходит за рамки нормального. По крайней мере для неё, а это мало о чём говорит. Осталось лишь решить, что и за какие рамки выходит для меня. Нет, я не о том думаю.» — Юноша изучающе рассматривал девушку перед собой. Та, совершенно не придавая какой-либо значимости ни произошедшему, ни окружающему, с любопытством задрала кофточку и пыталась рассмотреть что-то на спине. Она выглядела чрезвычайно привлекательно во всём, начиная с выразительных глаз и обворожительного лица и заканчивая эталонной фигурой, и мало что могло испортить положительное впечатление от её внешности. «Да, с таким телом ей хоть в королевы красоты, хоть в статуи. И обёртка, кажется, настолько дорогая и модная, насколько это вообще возможно. Интересно, меня это не раздражает из-за ситуации? Лучше бы по другой причине.» — Прокручивая в голове неприятную мысль, юноша начал получать своеобразное удовольствие от осознания того, что его собственный болезненный, нелепый и, мягко говоря, запущенный внешний вид со стороны должен казаться насмешкой над «навязчивой холеностью» представшей перед ним особы.

Но насколько эти двое контрастировали друг с другом, настолько же они контрастировали и с помещением.

Оттенённые полумраком, величественные колонны задавали тон цитадели великого правителя, а разнообразные стеллажи и стойки содержали такое количество холодного оружия всех мастей, что не оставалось никаких сомнений в исторической ценности этого места. Чернеющая же в центре монументального зала гигантская воронка, испускающая серебристые молнии, выглядела скорее важным элементом экспозиции, нежели чем-либо сверхъестественным, и даже кружащиеся округ неё пепельные «снежинки» размером не менее чем с ладонь взрослого человека выглядели вполне к месту. В общем-то всё здесь выглядело к месту, за исключением этих двоих.

Колонны — они действительно задавали тон. Расположенные на расстоянии не более чем трёх человеческих ростов друг от друга, упирающиеся в высокий потолок эти сами по себе произведения искусства были покрыты вычурными барельефами, символически изображающими разнообразные сражения между длинноволосой крылатой демоницей и множеством крайне разнообразных существ. Не смотря на стилизованную образность изображений, демоница определённо везде была одна и та же. В сочетании с тем, что изображённые на колоннах противники демоницы держали в руках ровно то же оружие, что и располагалось бок о бок с соответствующими барельефами, а также некоторой потрёпанностью выставленных экспонатов, несложно догадаться о трофейной природе содержимого зала.

Перестав, наконец, крутиться волчком, кажущаяся не к месту девушка переключила своё внимание на кажущегося не к месту парня:

— О, ты ещё здесь! У меня крылья какие-то странные растут, на них будто красные и серые вены местами. Как думаешь, может, волосы такими же сделать, чтоб по цвету сочетались?

Девушка продемонстрировала сидящему парню свою оголённую спину, на которой действительно появилась пара небольших чёрных крыльев с серебристыми и кроваво-красными проблесками.

— Не стоит, и без этих излишеств неплохо.

— Ну как хочешь, тебе же на меня смотреть.

— Надо полагать, внятных комментариев я не дождусь?

— Эх… — Изобразив обречённость на миловидном лице, девушка начала повторять уже тем поучающим тоном, которым обычно пытаются достучаться до напакостивших детей. — Внемли же, человече, твоё желание было услышано прекрасной мной, и, раз уж…

— Ты не расслышала слово «внятные» или слово «комментарии»? Центр вселенной, говоришь?

— Ну почти. Не прям точный-точный, но около того, да.

— А ты демон. Надо полагать, здесь ты тоже суккуба.

— Не просто суккуба, а украшение суккубьего народа!

— То есть суккуба?

— Д-да.

— И та игра, выходит, создана тобой по образу и подобию центра вселенной?

— Даже лучше! Я заставила разработчиков воссоздавать мои воспоминания, чтобы куча людей безотрывно концентрировалась на этом месте, потом использовала их концентрацию для сопряжения реальностей и разрыва блокировки физическими законами. И это, кстати, потому что я ум-ни-ца! Честное слово, выбраться из вашего унылого мирка, это целое достижение. Вот, внятный комментарий! Меня хвалить нужно, а ты расселся и дуешься.

— Раз тебе нужно, то ты и хвали. Так, что там ещё у меня было из срочного? Пока только одна твоя фразочка на ум приходит, «желание было услышано».

— Ты ж вроде у себя на родине не очень-то счастливым был, а когда я предложила отправиться со мной, сразу согласился. Разве нет? — В голосе девушки начали проскальзывать тревожные нотки.

— Хм… И правда. Если вырвать слова из контекста или слушать наш разговор в пол уха, то действительно можно подумать, что ты предложила, а я согласился.

— На самом деле не хотел? — Голос девушки наполнился грустью, она выглядела по настоящему расстроенной. — Раз так… ну… знаешь… можно… тебе туда… ну… обратно… и всё…

— Ты какая-то нервная. Случилось чего?

На лице юноши появилась кривая ухмылка, которую многие, если не все, сочли бы отвратительным злобным оскалом. Однако этот оскал вкупе с небрежно брошенной фразой вывели девушку из удручённого состояния. Заметно приободрившись, та, всё ещё немного неуверенно, произнесла:

— Да нет, всё норм. Ах, да, точно. Когда дырка затянется, назад тебе вернуться вряд ли получится. Ну, время там, физика ваша дрянная. Хотя, если честно, я без понятия, как оно работает.

— Значит, как в сказке, туда и обратно не получится? А, плевать. Это не первое сомнительное предприятие в моей жизни, так что… Как ты и сказала, «полетели».

— Х-ха, сразу бы так! — Остатки уныния девушки окончательно исчезли, равно как и неуверенность. — Тогда пойдём, сломаем вон то копьё. Нет, его жалко, разберём булаву. Терпеть не могу булавы.

— Я тут подумал… Не хотел я вот так исчезать.

— М-м? О сестре задумался?

— Есть такой грех.

— У тебя с собой случайно нет такой штуки… Как же это называется?.. Игрушка, но удобная, маленькая, всем нравится… Смартфон! Его можно использовать как средство связи.

***

1 день с начала внеземной интервенции.

В кабинете начальника криминалистического центра двое мужчин в строгих деловых костюмах и медицинских перчатках склонились над треснувшим смартфоном и молча смотрели видео. Один из них сосредоточенно вглядывался в изображение, стараясь не упустить ни одной детали, второй проявлял куда больший интерес к настенным часам и двери, его занимало лишь окончание рабочего дня. Опаздывать на день рожденья дочери из-за какого-то дурацкого видео совершенно не входило в его планы.

«Привет, сестрёнка Соли. Твой никчёмный братик отправился со мной настолько далеко, что ты и представить себе не можешь. Пожалуйста, не волнуйся за него. Если он случайно не помрёт, а всего лишь потеряет кусок тела, я выращу ему что-нибудь получше. Надеюсь, это будет копчик, сделаю птичий хвост.»

«Нет, ты серьёзно? Не вздумай это отправлять. И меня зовут не Соли. Так, для справки.»

«По-о-оздно-о-о.»

«Ни разу не поздно! Отдай сей…»

Далее прозвучал шум, видео оборвалось.

— И что ты от меня хочешь? — Недовольно спросил спешивший домой офицер.

— Я? Ничего. Ты ознакомился с делом?

— Зачем? Ничего стоящего моего внимания, парень со своей подружкой решили пошутить. Возможно, пьяные или под кайфом. Вон какие у неё глаза красные. Даже если появится что-то по нашей части, такие дела находятся в юрисдикции твоего отдела. Надеюсь, на этом всё? Я, вообще-то, спешу.

— Что ж, Даниель, раз ты так сильно спешишь, то я постараюсь быстро ввести тебя в курс дела. Vae Soli — это никнейм пацана в игре «Soul of the World». Что-то вроде псевдонима. Девка якобы работает в корпорации Afalon-inc., выпустившей игру. Многие сотрудники её опознали. И никто из них не смог назвать ни имени, ни должности, ни даже отдела. Более того, её нет ни в одной базе данных, по крайней мере в нашей стране. Кстати, она появилась в корпорации в то же время, когда появился проект игры. Откуда этот проект взялся, тоже, разумеется, неизвестно, и до сих пор никому не приходило в голову задаваться подобными вопросами. Теперь касательно исчезновения этих двоих. Точное время установить не удалось, но я готов поспорить, что пропали они тогда же, когда в центральном офисе корпорации вышла из строя часть электроники. А теперь самое интересное. В одном из помещений офиса угадай какого здания, как и в одной комнате угадай чьей квартиры, почти всё было уничтожено на молекулярном уровне. В прямом смысле. Да, и этот мобильник валялся на полу той самой квартиры. В обоих местах была обнаружена странная субстанция, мне она показалась похожей на пепел. По словам учёных, это вещество в принципе не должно существовать. Хотя то же самое они сказали про некие аномалии, зафиксированные спутниками на местах происшествия. Кстати, кое-кто из наших общих знакомых мне намекнул, что такие же аномалии были замечены несколько часов назад в центральной части Южной Америки и на территории Западной Азии.

— Бред какой-то. Человек, которого нет, пепел, которого не должно быть, ещё и аномалии.

— Бред это или нет, можешь спросить у сотрудников НИИ, которые сейчас работают с твоими криминалистами. Но сомневаюсь, что тебе они помогут больше, чем мне. Я вообще не понимаю, почему подобным должна заниматься полиция, но приказ есть приказ. К тому же теперь это не моя забота — дело перевели в твой отдел. Хотя мне, если честно, до одури интересно, что же всё-таки происходит.

Ещё недавно спешивший домой офицер обречённо посмотрел на своего коллегу, после чего поднял трубку рабочего телефона и набрал номер.

— Привет, родная. Начинайте без меня. Нет-нет, просто мне сегодня придётся задержаться на работе. Скорее всего надолго, тут какая-то чертовщина происходит. Поздравь за меня крольчонка, надеюсь, она не сильно расстроится.

Параграф 02: у этого тела есть имя

Девушка выполнила бросок в лучших бейсбольных традициях, смартфон был успешно поглощён черневшей даже в этом полумраке воронкой. Словно только и дожидавшаяся этого воронка начала сворачиваться, и уменьшалась до тех пор, пока с треском не захлопнулась, исторгнув напоследок целое облако серого пепла.

— О, как быстро закрылся. — Девушка была слегка озадачена, но не стала придавать произошедшему большое значение и переключилась на осмотр стеллажей с оружием. — Хотя, чему удивляться? Артефакт всё равно был нестабилен. Хорошо ещё, что не сломался раньше времени, иначе торчать бы мне на вашей Земле… Итак, булава. Где-то зде-есь бы-ыл хла-ам.

— «Использовать как средство связи» — в смысле, как записку?

— Ага, ага. О, нашла!

— То есть не звонок на ту сторону, а видеозаписка?

— Ты что, думал, будто я вставлю суперсимку, которая позволит названивать сквозь время и пространство? Сам то представь, где у вселенной центр, а где окраина. И смотри поменьше сериалов.

Удар хрупкой девичьей ножки разбил на осколки грозное на вид дробящее оружие. Из осколков заструился дым трёх цветов: красного, синего и жёлтого.

— И, разумеется, сказать об этом заранее ты не могла. — Юноша немного скривился в ответ на услышанное.

— В следующий раз можешь предупредить, что нужно сказать заранее. Нет, этого не хватит, ты мне живой нужен. И, пожалуйста, невредимый.

Очередной удар по ещё одной булаве привёл к тому же результату. Только теперь цветов в клубах дыма было четыре, помимо уже имевшихся красного и жёлтого, появились чёрные и белые тона.

— В следующий раз я посажу тебя на цепь и буду кормить собачьим кормом, пока ты не выучишь команду «апорт». Вот же гадство!

— Ну не плач, не плач, посмотри лучше, какой джек-пот. И это со второй попытки!

— Тебе вообще нельзя… Тебе… Тебя… Глориус, как мне тебя называть теперь?

— Да так и называй, Глориус Гвардиан.

Тонкие струйки дыма нитями устремились к девичьим ладоням. Сплетаясь, они начали походить на комочки разноцветной шерсти.

— Я уже устал повторять, твой никнейм убог. Умоляю, не говори мне, что это и есть твоё настоящее имя.

— Нет, у меня дурацкое имя, поэтому зови меня Глориус Гвардиан.

Нити наконец сплелись в пушистые сферы, остатки разноцветного дыма начали стелиться по мраморному полу и понемногу рассеиваться.

— Большинство имён дурацкие. Сомневаюсь, что фантазия того, кто дал тебе имя, переплюнула людскую.

— Может, поспорим? Имя мне — Мутатиматри-Эт-Импера-Ультимоветирей.

Хмурая девушка сделала указательный жест, и цветные шарики, повинуясь приказу, не спеша полетели к задумавшемуся юноше.

— Беру свои слова назад. А если просто часть имени убрать? Например, «Мутатиматри». Можно сокращать до «Матри».

— Ни за что! Мутатиматри ничем не лучше, чем Глориус Гвардиан.

Разноцветные сферы обволокли всё тело человека и тут же впитались в него. Юноша не сразу заметил некоторые перемены в своей внешности. И жёсткие неопрятные чёрные волосы, и гипнотизирующие своим блеском тёмно-карие глаза попросту выцвели, они довольно заметно окрасились в полутона тумана или, быть может, сумерек. Даже кожа, казалось, потеряла былую эластичность, теперь она стала как будто слегка безжизненной.

— Может тебе и не нравится своё имя, но оно настолько громоздкое, что можно запросто вырвать из него часть, которая не сильно режет слух. Всё равно что с плохой картиной. Ты пытаешься сжечь, а я предлагаю порвать. Как насчёт «Вети»? Или «Вета»? Звучит почти как «вето».

— Хм-м… Сменилось множество эпох, древние расы канули в омут небытия и имена их покрылись песками забвения, не воспеваемые более уже ни одним смертным. О тех далёких временах способен был напомнить лишь клочок истлевшей летописи в руке одинокого путника, укрывшегося от ненастья в пыльных руинах забытого храма Лже-Демона. Тот путник всё вглядывался в стёршиеся знаки, с трудом смог разобрать он — «вети» или «вета», что звучит почти как «вето». Нескоро прибыл путник в дом родной, и едва переступил он порог, как супруга поднесла к нему новорождённое дитя. В глаза ему взглянув, она чуть слышным шёпотом спросила: «Как наречёшь ты дочь свою?» Погладив умилённо дочь по крыльям цвета ночи, путник молвил: «Прекрасное дитя, я нарекаю тебя… Вета!» Прикольно звучит — Ве-е-е-ета. Вета-а-а-а. Нет, Ве-е-ета.

Новоиспечённая Вета, явно довольная своим новым именем, материализовала в воздухе огромный манускрипт, по виду соответствующий только что продекламированной ею «легенде», и начала внимательно изучать страницу за страницей, не переставая при этом сиять лучезарной улыбкой.

— Слушай, Вета…

— Да-да, это я. — Лучезарная улыбка тут же почти уткнулась в лицо юноши.

— Вета…

— Да-да-да, Вета тебя слушает.

Девушка ещё сильнее приблизилась, буквально нависла над всё ещё сидевшим на своём слишком «Земном» стуле парнем, который, хоть и не был против её причудливой радости, решил придать своему голосу немного строгости.

— Мутатиматри!

— Ладно-ладно, всё, я тебя слушаю. Что ты хотел спросить?

Вета наконец вернулась к неоконченному делу. Страницы фолианта вновь зашелестели.

— Просто хочу понять, насколько могу доверять своим знаниям об этом мире. Ты сейчас в меня язык залить собираешься?

— Да, Соли, собираюсь. А насчёт знаний… Так, в общих чертах. На детали особо не рассчитывай.

В этот раз уже не дым, а вырвавшийся со страниц старинной книги свет окутал пока ещё сравнительно безымянного юношу.

— Моё имя не…

— Вэ Соли. Твоё имя — Вэ Соли.

Почти именованный юноша не сразу заметил, как перешёл на доселе незнакомый язык.

— Я не говорил, что меня не устраивает моё настоящее имя.

— Да ладно!? А кто на стене школы рисовал (какой же там счёт у тебя в конце был…) Vae Soli — 58 / стадо идолопоклонников — 11? И ведь каждый раз заново рисовал, сколько бы ни закрашивали.

Всё также широко улыбаясь, Вета вновь обернулась к окончательно именованному Соли и посмотрела на него кроваво-красными глазами. Капли густой тёмной крови медленно стекали, застревая в ямочках на щеках.

— Эй, это было шесть лет назад! Хотя да, было неплохо. Так, откуда ты вообще об этом знаешь? А, ну конечно, теперь всё сходится. Даже не спрашиваю, как долго ты за мной наблюдала. Пока остановимся на том, что… Приятно познакомиться. Меня зовут Вэ Соли, можно просто Соли. И в честь нашего знакомства прими в дар это полотенце, а то у тебя глаза… Э-э-э… Я, конечно, не эксперт, но почему-то мне кажется, что подобное не есть нормально.

— Что? А, ты про мутацию? Я ж, вроде, говорила, с глазами всё сложно. Сейчас я немножко ослепну, но если будешь меня лапать, то я догадаюсь, кто это сделал.

Трансформирующаяся суккуба села там же, где стояла, и полностью накрылась успевшими вырасти крыльями, оставив Соли разглядывать экспонаты склада-музея.

— А мне чем прикажешь заняться?

— Поиграй пока. Здесь же полно игрушек. Хотя нет, подожди. Подожди, подожди, подожди, подожди-и-и-и-и-и готово! И снова слишком быстро. Сегодняшний день какой-то странный. Необычный какой-то. Ладно, буду считать, что свезло. Теперь мне нужны большой жирный стейк и маленькое ведёрко сладостей. Здесь под боком была деревушка, и, если на месте её не окажется, нам срочно придётся охотиться. Все эти мутации кучу энергии тратят. Кароч, пойдём перекусим. И… О боже, Соли, надень уже что-нибудь, мы же не на пляже!

Окончательно преобразившаяся Вета вытирала лицо взятым у Соли пледом и рассматривала его дрожащими зрачками своих новых глаз, словно впитывающими в себя языки красного пламени. Яркие, не менее красные узоры вен на её размашистых чёрных кожистых крыльях идеально гармонировали со столь же чёрными спадающими с плеч волосами, более редкие же серебристые вены на крыльях словно оттеняли её нежную светлую кожу.

Вета не стала упоминать о том, что приковало её внимание — о переменах во внешности своего спутника, до сих пор одетого в одни лишь застиранные шорты. Всматриваясь в холод серого тумана его глаз, в безжизненность его поблекших волос, в матовость его ещё более мертвенной, чем обычно, кожи, она была уверена в своём выборе.

***

14 дней с начала внеземной интервенции.

Виктор никогда не был поклонником видеоигр. Так, баловался пару раз, но особо его это не увлекло. Шанс, конечно, был, но никто из многочисленных знакомых Виктора не относился к играм всерьёз, некоторые и вовсе считали игры никчёмной тратой времени. Поэтому увлечься чем-то подобным было для Виктора фактически невозможно. Нет, не потому, что он боялся показаться белой вороной, хотя зачастую для обычного подростка это являлось решающим фактором. Причина заключалась в том, что Виктору попросту не с кем было бы обсуждать подобные увлечения. До не давних пор дела обстояли именно так.

Когда Виктор вернулся из длительной заграничной поездки, он с удивлением обнаружил, что многие из его друзей и подруг активно обсуждают не что иное, как одну довольно известную онлайн-игру. Точнее, нелепые слухи. Весьма туманные и загадочные слухи.

Кто-то говорил, в игре «Soul of the World» можно открыть портал в параллельный мир. Кто-то рассказывал о возникавших по всему миру необычных явлениях. Кто-то активно шептался про исчезновения игроков и про выжженные комнаты. Кто-то даже нашёл просочившееся в сеть интервью с человеком, который заглянул в мир игры. Иногда упоминался заговор выпустившей игру корпорации Afalon-inc. с мировым правительством.

Слухи ходили разные, и у всех у них было три общих черты. Во-первых, в слухах фигурировала игра «Soul of the World», которую обычно называли просто «SW». Во-вторых, обсуждаемые события активно отрицались официальными СМИ и активно освещались СМИ неофициальными. В-третьих, сложившаяся ситуация не только отдавала мистикой и фантастикой одновременно, но и рисковала надолго остаться одной из самых популярных тем. Вполне достаточно для того, чтобы Виктор решил присоединиться к абсолютному большинству своих многочисленных знакомых. Присоединиться к стремительно растущему числу игроков «SW».

Установка «Soul of the World» требовала немало времени, которое Виктор решил занять рассказами про другие миры, всё же тема соответствовала. Он наткнулся на мангу про человека, после смерти переродившегося в маленькую синюю слизь в магическом мире. Собственно, история Виктору понравилась, он твёрдо решил потратить завтрашний вечер на то, чтобы прочесть продолжение. Но на сегодня у него уже были планы.

Запустив игру, Виктор немного растерялся от множества игровых рас, народов и фракций. Сперва он захотел без лишних раздумий выбрать в качестве игрового персонажа человека и создать его похожим на себя, но…

Раса: человек.

Народ: вариативно.

Статус: вариативно.

Базовая фракция: отсутствует.

Связь с Душой Мира: отсутствует.

Сложность развития персонажа: высокая.

Вероятность провала вступительного испытания: 99,2%.

Внимание! До завершения вступительного испытания доступ к инкарнациям (возрождениям) заблокирован.

Внимание! Способ инкарнации (возрождения) определяется сообразно результатам вступительного испытания.

И всё в том же духе…

— Да чтоб вас! Если человеком быть так сложно, то зачем вообще нужны люди? — Виктор был несколько раздосадован возникшими с первых минут сложностями. Он решил воспользоваться подсказкой, появившейся как раз перед созданием персонажа, в которой было написано: «Не за чем терзать себя сомнениями. Выбор самой привлекательной для тебя расы по внешнему виду и общему описанию скорее всего окажется наилучшим.»

Виктор бегло осмотрел доступные варианты, и остановился на:

Раса: драконид (химера).

Народ: дилунь (драконид земли).

Статус: клинок дракона.

Базовая фракция: служители лунь.

Сложность развития персонажа: средняя.

Вероятность провала вступительного испытания: 1,8%.

И внешний вид, и общее описание выглядели намного более внушительно, чем у расы людей. К тому же драконы всегда казались Виктору чем-то особенным. Поначалу он хотел выбрать расу чистокровных драконов, но в итоге остановился на более гуманоидной версии персонажа — дракониде.

Закончив создание персонажа, Виктор наконец-то начал своё приключение. Вернее, обучение.

Снова выбор. Выбор, в каком из монастырей искать себе наставника. Виктору уже слегка надоело что-либо решать и выбирать, он просто ткнул на первое заинтересовавшее его направление, выслушал, что «путь к мастерству тернист», недовольно отдал проводнику-дракону, являвшемуся тем самым чистокровным лунь, всё имевшееся оружие и начал пробивать себе дорогу к первому учителю через стаю слизей.

Пещера, в глубинах которой скрывался монастырь, была заполнена существами с не очень грозным названием «плотоядная слизь». Собственно, слизи и стали причиной выбора обучения рукопашному бою как первому навыку. К сожалению Виктора, плотоядные слизи не были милыми, они даже не были синими. Просто комки бесформенной болотистой массы, преграждавшие путь персонажу, которые и были первым испытанием.

Задача была предельно проста — пройти через пещеру, заполненную слизняками. И для этого необходимо было истреблять их голыми руками. В основном бить. Поначалу на каждую медленно ползущую слизь требовалось не менее пяти ударов, но в конце поросшего сталактитами прохода любой из бесформенных сгустков уже отлетал от малейшей затрещины.

Путь к выходу из пещеры наконец-то был свободен. Мягкий свет закатного неба окрашивал кривые каменные своды. Свет, который резко начал тускнеть. Готовый выбраться из этого мрачного и весьма неприглядного места Виктор остановился, он начал всматриваться в очертания постепенно увеличивающейся чёрной воронки, он предсказуемо ожидал окончание вступительного испытания.

Воронка продолжала расти, некоторые сталактиты с треском падали наземь, иногда погребая под собой беспокойно расползающиеся болотообразные сгустки. Воронка заполнила собой весь монитор компьютера. Воронка росла, она покрыла собой уже большую часть стены и потолка комнаты Виктора, исходящие от неё серебристые молнии отскакивали от всевозможных книг, статуэток, аккуратно расставленных по полкам призов и грамот, молнии заключали Виктора в своего рода кокон.

Среди негромкого наэлектризованного шума раздался безразличный ко всему механический голос:

— Разрыв пространства стабилизирован. Напоминание: аккумуляция духовной энергии до материализации может привести к распаду телесной оболочки.

Вспышка серебристого света, и Виктор оказался посреди той самой пещеры. Пещера немного отличалась. Хоть очертания и сохранились в целом, некогда просторные своды во многих местах обвалились, кое-где виднелись ямы, отдалённо напоминающие кратеры взрывов. И всё-таки это была та самая пещера.

— Параллельный мир?!!! Серьёзно?!!! Да нет, не может быть, это же просто байки. Чтоб вас, этого просто не может быть! — Виктор чуть не свалился со стула, на котором всё ещё продолжал сидеть, он крутился волчком, он потянулся за кружившимися в воздухе огромными хлопьями тёмного пепла, он таки свалился со стула. Виктор уставился на медленно отползавший вглубь пещеры комок бесформенной болотистой массы.

Он рассмеялся, и смех его эхом загулял между каменистыми наростами:

— Ха-ха-ха, параллельный мир! Настоящий параллельный мир! Чёрт, это самое крутое, что случалось в моей жизни! Как там, основы рукопашного боя?..

Плотоядная слизь, ощутившая агрессивное настроение новоприбывшего человека, начала преображаться. Состояние бесформенной движущейся лужи начало сменяться довольно неопределённой формой, отдалённо напоминающей поросший мхом желеобразный валун.

— Не может быть, ну совсем как в игре!

Виктор, недолго думая, замахнулся и впечатал крепко сжатый кулак в самый центр шевелящегося валуна. Рука вошла в тело слизи без малейшего сопротивления. Человек был готов к тому, что ему понадобится несколько ударов для уничтожения первого противника в этом новом неизвестном мире. Но он не был готов к тому, что его рука увязнет в этом грязно-зелёном копошащемся сгустке.

«Раса: человек. Сложность развития персонажа: высокая.»

Попытка стряхнуть неприятную массу не привела к должному результату. Слизь не спеша поглощала человека, она обволакивала мягкую, совсем ещё детскую кожу сантиметр за сантиметром. Все попытки избавиться от этого омерзительного существа, сопровождавшиеся звуками ожесточённой борьбы, привели лишь к тому, что Виктор стал выглядеть так, будто его окатили из ведра смешанной с чернозёмом зелёной краски.

«Раса: человек. Вероятность провала вступительного испытания: 99,2%.»

— Отцепись, от меня, ты-м-м-м-м… — Человек захлёбывался, слизь уже начала забираться в рот и уши своего врага, посмевшего напасть на неё в её собственном логове. Звуки борьбы постепенно угасали, они начали сменяться хрустом перемалываемых костей и плеском редких пролитых капель неожиданно питательной для такого слабого и тщедушного существа крови.

«Внимание! Доступ к инкарнациям (возрождениям) заблокирован.»

Случайно оказавшийся в ныне безымянной пещере подросток к концу своей жизни случайно узнал, почему этих невзрачных бесформенных слизей зовут плотоядными. Эта невзрачная бесформенная слизь тоже кое-что узнала, потому что была не только плотоядной.

Некогда бесформенная, теперь значительно увеличившаяся в размерах слизь начала приобретать… форму. Сферическую форму. Цвет слизи тоже начал меняться. Окончательно сформировавшийся шар начал светлеть, он сменил несколько оттенков, и наконец преобразился. Теперь это была вполне оформленная сфера нежно-голубого оттенка.

Округлая голубоватая слизь с большим трудом издавала невнятные булькающие звуки, отдалённо напоминающие человеческий голос. Постепенно звуки становились всё чётче. Это продолжалось до тех пор, пока бульканье не начало походить на слова:

— Бль-бо-блш-сбль-зль-бль-блу-бло-бло-шль-бль-злбль-бльок-бйа-блё-бло-пщи-бли-злёк-бльок-йа-а-ха-а-ро-о-ша-ий-й-сы-ли-зьо-на-а-ак-йа-кха-ро-щий-сли-зьо-нак! Я-ха-ро-ший-сли-зё-нак!

Голубоватая сфера подпрыгнула, вытянувшись в воздухе, и с громким шлепком приземлилась на неровную каменистую поверхность. Из тела слизи показались знаки. Нет, это были не просто какие-то знаки, это было довольно конкретное слово. «шлёп» — именно это было написано в выступавшем из тела плотоядной слизи белом облачке.

Слизь ещё немного попрыгала, выдавая в процессе различные надписи, такие как «плюх», «хлоп», «бултых», а иногда и просто»!», после чего совсем уже уверено произнесла:

— Я хороший слизёнок! — Слизь обернулась в сторону до сих пор испускающего вокруг серебристые молнии и похожие на пепел хлопья портала. Ещё раз повторив для надёжности «Я хороший слизёнок!», округлая голубоватая масса уверенно запрыгнула в медленно черневшую воронку, после чего та начала сворачиваться. Воронка с треском захлопнулась, оставив после себя небольшой вихрь из чрезмерно больших пепельных хлопьев. Безымянная ныне пещера, пронизывавшая одну из безымянных ныне скал у подножия Драконьих Гор, погрузилась в тишину.

Параграф 03: из праха.

Эпоха Сегрегаэм, начавшаяся с кровопролитного возвращения химерических рас в мир своей Прародительницы, запомнилась как период множества ожесточённых военных конфликтов как между главенствующими фракциями, так и внутри самих фракций. Одним из наиболее разрушительных по своим последствиям считается затяжное противостояние Альянса Единения с основными силами прочих существовавших на тот момент доминирующих фракций. Именно это противостояние в конечном итоге привело к окончанию эпохи Сегрегаэм.

Альянс Единения полностью соответствовал своему названию. Он представлял из себя союз нейтральных городов в различных мирах, чьей отличительной особенностью являлась идея сосуществования всевозможных рас на подконтрольных территориях. Примечательно было то, что среди граждан Альянса Единения нередко встречались и представители тех рас, которые издревле считались высшими и вокруг которых всегда строились доминирующие фракции. Примечательно было также и то, что, несмотря на полное уничтожение Альянса Единения, можно смело заявить о частично достигнутой первоначальной цели Альянса. Дело в том, что для победы над Альянсом некогда непримиримые главенствующие фракции впервые в истории решили объединить свои силы. Это, в свою очередь, повлекло за собой множество изменений, среди которых числилась и уникальная для следующей эпохи склонность конфликтующих сторон к мирному урегулированию множества вопросов.

Несмотря на, безусловно, благотворное влияние на многие из миров столь значимого явления, как Альянс Единения, его падение можно считать тёмными страницами архивов. Тысячи городов были безжалостно истреблены войсками фракций, немногочисленные выжившие скрывались, будучи признанными предателями крови.

Раскинувшийся над скалистой бухтой город, чьё название было потеряно в веках, оказался в числе последних выживших городов Альянса. Однако выживший не значит устоявший. Некогда уютные безмятежные улицы прекрасного города ныне пребывали в удручающем состоянии. Большая часть домов была разрушена в ходе продолжительной осады. Коптившие небо пожары, брошенные гнить тела, редкие отдалённые отзвуки стенаний тех раненых, которым никто не собирался оказывать помощь — город был захвачен без малейшего признака милосердия.

Городская ратуша сейчас отличалась от многих городских построек не только своими размерами, но и своей невредимостью, из-за чего выглядела монументально на фоне окружавших её разрушений. Это делало проходящий внутри неё ритуал ещё более устрашающим, если такое вообще было возможно.

К тому моменту, как двое архангелов и призрак вошли в ратушу, ритуал был близок к завершению. Полтора десятка несчастных созданий, прикованных друг к другу, бились в конвульсиях, заживо пожираемые многоцветным пламенем, и взорам троих предстали только лишь обезображенные до неузнаваемости тела, находящиеся в одном шаге от своей гибели.

Проводивший ритуал демон не обратил никакого внимания на вошедших — он был полностью сосредоточен на переплетениях цветных узоров пламени и выискивал знак, известный только ему. Вошедшие, в свою очередь, остановились чуть поодаль в ожидании, стараясь не отвлекать демона от выполнения своей, без сомнения, сложной задачи — происходившее никак не тревожило этих троих.

Прошло не более минуты, и демон, наконец, облегчённо вздохнул. Он пробормотал себе под нос несколько слов на малефикаруме — грубоватом языке демонов — и приблизился к одному из обречённых, настолько обезображенному, что его расовую принадлежность уже попросту невозможно было определить, разве только предположить, что жертва обладала плотью и как минимум восемью конечностями. Тем не менее обугленное тело всё ещё подавало признаки жизни. Виной тому было огромное количество сил, используемых демоном для успешного завершения проводимого действа.

Демон уже какое-то время чувствовал усталость от столь трудоёмкого процесса создания материала для проклятого артефакта, и потому испытал особое удовлетворение от финального аккорда ритуала. С заметным наслаждением он вонзил длинный узкий кинжал в грудь с трудом выбранной жертвы, отчего та, издав последний хрип, затерявшийся в общей какофонии стенаний, неподвижно замерла. Многоцветное пламя, до того рябью покрывавшее обгорающую плоть узников, взвилось до потолка, мгновенно обратив несчастных в пепел и тем самым прервав их затянувшиеся страдания.

Истощённый демон одной рукой вытирал пот с покрытого роговыми наростами черепа. Другой рукой он продолжал держать только что применённый кинжал. Ещё не остывший пепел стягивался к лезвию кинжала, в полёте формируясь в нити грубой серой ткани, которая оборачивалась вокруг серебристого лезвия. Постепенно ткань сформировала нечто наподобие рулона. Сложный ритуал был завершён.

Увидев, что демон завершил процесс создания материала для проклятого артефакта, один из архангелов, обладавший, в отличие от своего шестикрылого собрата рядом, всего двумя белоснежными крыльями, привлёк внимание ритуалиста. Этот архангел вообще был единственным из троицы, проявлявшим хоть какой-то интерес к происходящему. Точнее, он был единственным по-настоящему заинтересованным в происходящем. В отличие от этого архангела, у самого демона интерес был разве что спортивный, он всего лишь оказывал услугу союзнику, о чём и поспешил сообщить:

— О, ты уже здесь, Айшма? Не заметил, как ты пришёл. Ну и работёнка! Давно я ничем таким не занимался, уже и забыл, как это выматывает. Но всё равно получилось неплохо, этого более чем достаточно для Эгиды. Дальше сам справишься. И не забудь, с тебя причитается!

Демон передал двукрылому архангелу пепельный свёрток, и тот с благодарностью принял ценный предмет:

— Само собой, причитается, друг мой Белиал. Я очень тебе признателен, и был бы ещё признательнее, если бы ты перестал называть меня этим дурацким прозвищем. — Айшма-Дэ хоть и упомянул о своём недовольстве, на самом деле не был раздражён от прицепившейся новой формы обращения. Он давно уже считал свой титул весьма некомфортным, настоящее же его имя, как и имена всех остальных Прародителей рас, подходило разве что для особых случаев. Впрочем, Айшма уже планировал официально закрепить за собой это прозвище.

— Сказал так, а ведь и сам ко мне по прозвищу обратился. — Демон оскалился, наглядно продемонстрировав несколько рядов своих заострённых зубов. Несмотря на извечную вражду между Пресвятым Литургом и Девятью Кругами, фракциями ангелов и демонов соответственно, Белиал и Айшма неплохо сдружились за время военной кампании против Альянса Единения. Не было ничего удивительного в том, что один из них мог попросить другого об одолжении, или, например, проявить любопытство. — Может, всё-таки расскажешь, зачем тебе понадобилась Эгида Милосердного Сна? Дело, конечно, твоё, но ведь для любого из ангельского племени использовать тёмный артефакт смерти подобно. Тем более если он изначально проклят.

Двукрылый архангел немного смутился, он не хотел отвечать на этот вопрос. Впрочем, лгать своему приятелю он тоже особо не стремился, да и отмалчиваться обстоятельства не предполагали. Немного подумав, Айшма-Дэ решил дать уклончивый ответ:

— Нет, что ты, Белиал, я пока ещё дорожу своей жизнью. Эгиду я собираюсь подарить одной личности, которая очень увлекается коллекционированием. Так уж вышло, что у меня с этой личностью возник… э-э-э… ряд недоразумений, и мне бы очень хотелось в силу обстоятельств наладить с ней взаимопонимание.

Окутанный голубоватым сиянием призрак, до того не проявлявший интереса к происходящему в ратуше, присоединился к разговору:

— Что я слышу, Скульптор Рода? — Язвительно обратился он к Айшме. — Не очень-то ты дорожишь своей жизнью, если хочешь наладить взаимопонимание с этой… личностью. — В словах призрака, как и в особом акценте на известной ему «личности», заключалась насмешка, однако из-за свойственной этой расе склонности к меланхолии у него получилось изобразить, скорее, скорбную издёвку. Впечатление дополнялось и небольшой размытостью его облика.

Айшма недовольно скривился. Он не хотел излишне распространяться на эту тему. Чрезмерная осведомлённость призрака его также не радовала.

Что же до Белиала, то, ещё недавно всего лишь дружески любопытствующий, теперь он был действительно заинтригован, и поспешил узнать подробности:

— Неужели Айшма-Дэ смущён? Вот так неожиданность! И что же за личность вызывает у Скульптора Рода такие эмоции?..

Призрак с готовностью ответил, игнорируя недовольный взгляд двукрылого архангела:

— Ты о ней, скорее всего, слышал. Возможно, даже знаком лично. — Обладатель певучего грустного голоса, должно быть, и сам понимал, что сгущать краски у него получается весьма посредственно, и потому не стал более затягивать вступление. — Матерь Искажений. Мутатиматри-как-её-там.

После этого откровения разговором заинтересовался и второй, шестикрылый архангел.

Что же касается Белиала, то:

— Эта бешеная сука?!! — Демон чуть не поперхнулся, такое он услышать никак не ожидал. — Айшма, верни мне ткань!

И без того раздосадованный поворотом событий архангел вместо того, чтобы возвратить создателю материал для проклятого предмета, прижал его к груди, и гневно фыркнул, глядя в пол:

— А ведь я пытался отделаться от хвоста, когда сюда шёл! Нет же, нужно всё испортить. — После чего уже более спокойно обратился исключительно к демону. — Да брось, Белиал, она ведь из твоей расы. Я понимаю, сколько проблем она порой доставляет, но можно быть к ней немного снисходительнее.

— Снисходительнее, говоришь? Проблемы? Большинство Прародителей рас сожалеют о том, что не прикончили эту тварь, когда была возможность, и если ты думаешь, что я являюсь исключением…

Демон и дальше изливал бы свой гнев, однако его прервал шестикрылый архангел:

— Подожди, Белиал. Не суди Скульптора Рода столь строго, позволь прежде высказаться мне. — До сих пор молчавший архангел говорил мягко, и всё же в его голосе чувствовалась та сила, которая, кажется, способна внушить чувство безмятежности любому. Даже воспылавшему гневом Лорду-Демону, который, пусть и не усмирился до конца, но всё же замолчал и дал знак, что готов слушать.

Чувство досады в груди Айшмы-Дэ немного утихло, о чём он и сообщил:

— На самом деле это вовсе не тайна. Просто мало кто об этом знает, и мало кто упоминает, но раз уж зашла речь, то я не против, чтобы денница всё разъяснил.

Шестикрылый, удовлетворённый обоюдным согласием, продолжил:

— Всем известно, что сей архангел, титулованный Скульптором Рода, является светлым Праотцом причудливых народов, отпрыски его именуются инкубами и суккубами. Сам Скульптор урождён первородным инкубом, однако же имеется и тёмная Праматерь сей расы, коя рождена первородным суккубом…

— Разве их Праматерь не сгинула в прошлой эпохе?.. — Перебил призрак, но до него почти сразу начало доходить осознание. — Не хотите же вы сказать, что?..

— Что Матерь Искажений является предначертанной Скульптору Рода самим Всесоздателем? Да, именно это я желаю молвить. — Денница нисколько не смутился тому, что в его повествование вмешались.

— Но как же химеры? — Не унимался призрак.

— А химеры есть ни что иное как ничтожные искажения крови, и никоим образом не связаны со Скульптором Рода.

— Да за что ж так с тобой, Скульптор? — Теперь призрак по-настоящему сочувствовал двукрылому архангелу, его и без того скорбный голос пронизывался печалью.

— Прости, Айшма-Дэ, я и не подозревал… Рулон этот… Оставь себе… — Демон сочувственно положил свою могучую руку на плечо хрупкого с виду Айшмы, отчего тот слегка пошатнулся, хотя, возможно, таково было последствие соприкосновения тьмы и света в их душах. — И, ну… Если тебе ещё что-нибудь понадобится, просто дай знать.

Двукрылый архангел хотел побыстрее отделаться от неприятного разговора, его одолевали противоречивые чувства. С одной стороны, Айшма испытывал благодарность к другим представителям пантеона Прародителей рас за понимающее отношение к щекотливости его положения. С другой же стороны сам Айшма не считал своё положение настолько плачевным, насколько это виделось остальным. Он уже давно не ощущал неприязни к своему «предначертанию», он даже чувствовал к ней некоторую причудливую форму симпатии. Всё, чего он желал — добиться от Матери Искажений добрососедского отношения. Не больше и не меньше. Но об этом точно никому не следовало знать, кроме самого Айшмы-Дэ.

***

Вэ Соли вошёл в помещение с «нормальной одеждой», отдалённо напоминающее торговый центр. Очень отдалённо. В основном тем, что ощутимая часть той самой одежды была словно выставлена напоказ, украшая собой ряды безликих манекенов. В остальном же весьма просторное помещение мало чем напоминало привычные для человека рукотворные места. Да и нерукотворные места, подобные этому, увидеть воочию было бы проблематично.

Первое, что бросалось в глаза — освещение. Довольно мягкий свет исходил не из статичных светильников, а из множества горящих угольков, которые роем парили вокруг Вэ Соли, при этом сохраняя некоторую дистанцию и стараясь не мешать его осмотру. Наоборот, стоило юноше обратить внимание на что-либо, будь то манекен, или многоуровневая витрина, или же очередной высеченный на стене символ, угольки-светлячки устремлялись в заинтересовавшую его сторону, они стремились подсветить заинтересовавшее его место. Мест же, обративших на себя внимание Соли, здесь хватало.

Стены и плавно перетекающий в них потолок были интересны уже только тем, что характерные для большинства архитектурных сооружений правильные прямоугольные или округлые формы начисто отсутствовали, всё пространство было неимоверно искривлено, и, если бы не сравнительная выверенность расстояний, место можно было бы принять за тщательно обустроенный природный объект. Рукотворность подчёркивалась и материалом — изломы ониксовых волнистых узоров на многогранниках каменных плит вовсе не казались случайными, они подбирались с явным усердием. В сочетании с не очень ярким, но очень подвижным освещением, разнообразие тёмных тонов искривлённого пространства создавало атмосферу мрачной таинственности.

Разнообразие — вот как следует охарактеризовать основное содержимое просторной комнаты. Так называемая одежда была частично известна Соли по игре, которую он уже начал воспринимать как своеобразную образовательную систему, кои зачастую несколько отличаются от действительности, но по крайней мере дают ряд общих представлений. Соли уверенно направился к наиболее заинтересовавшей его части помещения, не забывая при этом внимательно осматривать прочие предметы боевой амуниции отдалённо знакомого мира. Юноша окончательно убедился, что вся представленная здесь экипировка предназначалась далеко не для любования цветами.

Несмотря на количество предметов амуниции, хоть и уступающее поражающему воображение множеству орудий из соседнего зала-музея, всё ещё было довольно велико, однако систематизировано до крайности практично. Боевая экипировка для крылатых, многоруких, змееподобных, маленьких, больших, хвостатых, человекоподобных… С первого взгляда легко было определить не только местоположение экипировки для любой из представленных форм жизни, но и отыскать желаемое по чёткой последовательности расположения в соответствии со свойствами.

Вэ Соли начал осматривать группу витрин в антропоморфной зоне. После тщательного изучения своеобразного ассортимента он остановился на, пожалуй, наиболее невзрачном предмете в этой части комнаты. Соли был вполне доволен находкой.

Эгида Милосердного Сна являлась редчайшим артефактом. Материал, необходимый для создания Эгиды, не просто напоминал пепел. Он в действительности был пеплом и добывался при помощи сложного ритуала, в ходе которого, среди прочего, необходимо заживо предать огню несколько представителей различных рас. По иронии, слово «милосердие» в названии артефакта оправдывало себя уже в процессе создания, ведь одно из обязательных условий для проведения ритуала — жертвы должны воспринять жестокую болезненную смерть как нечто менее мучительное и ужасающее, чем продолжение собственной жизни. Одного этого было достаточно, чтобы Эгида Милосердного Сна оказалось большой редкостью с коллекционным статусом.

Однако редкость таких артефактов, как Эгида, обуславливалась не только сложностью в создании, но также и противоречивостью присущих им особенностей. К примеру, одним из неприятных свойств этой созданной из праха накидки было наличие так называемых отголосков душ, остающихся после проведения ритуала. По сути незамысловатая на вид куртка хранила в себе множество воспоминаний и переживаний, причём далеко не радужных.

Вэ Соли знал о столь непритягательной особенности Эгиды, он был осведомлён о том, что освоение одного из сильнейших в своём роде артефактов сопряжено с необходимостью в прямом смысле соприкоснуться с чужим отчаянием. Конечно же, Соли ничего не знал о многих чрезмерно самоуверенных воителях, не устоявших перед искушением овладеть всеми возможностями Эгиды и в скором времени плативших за свою жажду силы рассудком, а то и вовсе жизнью — только единицы могли выдержать боль истерзанных душ. И всё же Соли подозревал нечто подобное, его выбор был вполне осознанным.

Причин, по которым Соли хотел опробовать именно Эгиду Милосердного Сна, было две.

Первой причиной было желание человека увидеть изнутри особенности незнакомого мира, законы которого в корне отличались от привычного представления о реальности. «Что, как не временное слияние с душами тех, для кого окружающая действительность была естественной, даст лучшее представление о новой среде обитания?» — примерно так рассуждал Соли. В следствие своего привычного образа жизни, который мог бы показаться приемлемым разве что самому Соли, он не очень беспокоился ни о потенциальной опасности его затеи, ни о том, что сам он зачастую характеризовал просто как неприятные ощущения, как данность, как ещё один вариант обыденности.

Вторая причина отличалась своеобразной прагматичностью. Вообще-то Соли никогда не был человеком, склонным к проявлению честолюбия, и его вся амбициозность, можно сказать, находилась в пределах его головы, распространяясь исключительно на вещи, которые редко касались кого-либо кроме него самого. Поэтому вопрос целесообразности использования опасного артефакта состоял не в получении пресловутой силы, которая юношу, разумеется, нисколько не интересовала. Вэ Соли всего лишь хотел использовать артефакты, которые могли бы максимально сочетаться с его собственной личностью, будь то образ мышления, привычки, выработанные годами модели поведения и, банально, эстетические представления. Из всего известного Соли многообразия экипировки в этой комнате Эгида Милосердного Сна показалась ему наиболее подходящей.

Надев Эгиду, Соли в полной мере ощутил имевшуюся у него духовную энергию. Для него это было по-настоящему необычное ощущение, сопоставимое со зрением, слухом и прочими способами восприятия. Соли не до конца понимал, что именно он испытывает, и попытался объяснить самому себе происходящее. Вот только осмыслить непривычное чувство оказалось несколько затруднительно. Не проще, чем объяснить слепому от рождения, чем синий отличается от зелёного. Соли решил пока не вдаваться в особенности процесса, постигать который явно следовало при помощи интуиции, и просто наблюдал, как небольшая часть полученной ранее энергии влилась в артефактную одежду, заставив ту ожить.

В тот момент, когда Соли почувствовал отголоски душ в Эгиде, Эгида почувствовала отголосок души в Соли. В тот момент души соприкоснулись. Соли понял, что «прикосновение душ», о котором он некогда слышал — вовсе не лирическое преувеличение, а, наоборот, преуменьшение. Целая палитра эмоций нахлынула на Соли. Бесчисленные формы животного страха, жгучего стыда, бессильной злобы, давящей тоски — способные окунуть в глубокое отчаяние переживания сопровождались отрывочными бессвязными гнетущими образами чьих-то давно прожитых жизней.

Несколько секунд показались пережившему агонию Соли неимоверно долгими, после пережитых видений обычно хладнокровный и собранный человек некоторое время не мог сосредоточиться на действительности. Постепенно пелена уходила из его взора, остервенело бьющееся сердце неспешно успокаивалось, конвульсивная дрожь медленно сходила на нет. Ещё не придя в норму до конца, Соли обнаружил себя лежащим на полу в неестественной позе, с разбитыми в кровь костяшками пальцев, истекающим слюной и липким потом. Он на всякий случай проверил свою промежность и искренне порадовался тому, что в столь удручающем состоянии не все возможные жидкости вырвались наружу. Дрожащими руками он прикоснулся к лицу и отметил с некоторым сожалением — поблизости нет ни одного зеркала, увидеть нынешнее уникальное выражение собственного лица не представляется возможным. Обычное сожаление для того, кто в родном мире имел статус монстра.

«Впечатляет… Эффектно. Любопытно. Занимательно. После такого сильно удивлюсь, если в этом мире популярны галлюциногены. Видимо, полностью освоить Эгиду Милосердного Сна будет проблематично. Что ж, не очень-то и хотелось. Хотя… Немного жестковато, но с другой стороны весьма интригует. Особенно интригуют все эти хромые судьбы. Может, на досуге стоит попытать счастья со следующей стадией прикосновения к душам? Готов поспорить, что видения станут более информативными. Эх, любопытство — дрянная черта…» — Соли погрузился в рассуждения о новом опыте, с большим трудом пытаясь принять стабильное вертикальное положение. Из рассуждений его выдернул учтивый голос, раздавшийся из-за спины.

— Даже столь непродолжительное наблюдение за Вашими действиями, уважаемый Вэ Соли, вынуждает меня полностью согласиться с опасениями госпожи по поводу некоторой неосмотрительности Ваших действий. Позвольте предложить Вам менее опасное для жизни облачение.

Всё ещё пребывающий в некоторой задумчивости Соли ответил:

— Не припомню, чтобы успел сделать что-то неосмотрительное. Думал, что использование Эгиды обернётся куда большими проблемами. Госпожа, ты сказал?

Соли с недоумением обернулся к источнику голоса. Рядом с ним стоял моток шевелящихся лиан, покрытых шипами. В его позе с лёгкостью угадывался поклон, несколько растительных переплетений, заменявших руки, протягивали свёрток с менее опасным облачением.

— Госпожа, ныне изволившая именовать себя Ветой, продемонстрировала обеспокоенность состоянием здоровья Вашей персоны. — Напоминающее рот отверстие растительного существа двигалось в такт словам.

— Не слишком ли много твоя госпожа о себе возомнила? — Соли был настроен скептически по отношению к такому проявлению заботы. — Впрочем, мне и правда не стоит слишком увлекаться. По крайней мере, сейчас. Что у тебя там? Сапоги сойдут на первое время. Штаны… Ладно, терпимо. А это что, камзол? Оставь себе, меня вполне устраивает куртка. — Юноша взял из подобия рук недостающие части облачения, сразу начав переодеваться.

— Как Вам будет угодно. И всё же хочу отметить, что Эгида Милосердного Сна…

— Не убедил. — Соли холодно прервал растениевидного монстра. — Если никто не требует, чтобы я вернул Эгиду, то остальное сугубо моё решение и моя проблема.

— В таком случае, уважаемый Вэ Соли, позвольте препроводить Вас к госпоже.

***

— О, Соли, ты уже здесь! М-м-м, Эгида Милосердного Сна… И почему я не удивляюсь? — Заметив приближение своего друга и его сопровождающего, Вета отвлеклась от своего занятия. Занималась она ничем иным, как тщательным осмотром стройных рядов покрытых пылью бочонков. Так же внимательно, как теперь смотрела на Соли. — Ты ведь в курсе, что это очень проблемный артефакт? Я, конечно, предложила тебе выбрать одежду на свой вкус, но, знаешь… Постарайся не превратиться в плаксивое желе.

— Вполне достойная позиция. Не то что у одного слишком уверенного в собственном мнении сопровождающего, из-за которого я всю дорогу придумывал как можно более желчную речь. Твой гербарий тебя компрометирует.

Ни демоницу, ни, тем более, человека не беспокоило, что растениевидное существо всё ещё здесь.

Прекрасно понимающая позицию своего друга, Вета решила, что предупредила его о возможных последствиях вполне достаточно для того, чтобы его действия стали вполне осознанными, и вернулась к изучению стоявших на столе бочонков, продолжив разговор:

— Ой, да меня все подряд только и делают, что компрометируют. И это ещё в лучшем случае.

— Что никак не остановит меня от произнесения какой-нибудь желчной речи, если сама речь окажется достаточно хороша.

— Вот и отлично! Обожаю слушать хорошие речи. Но это как-нибудь в другой раз. Пока ты выбирал, в чём тебе с наибольшей вероятностью запретят ходить по подиуму, я не теряла времени даром. Девочки, можете приступать к работе!

Проигнорировав немой вопрос во взгляде юноши, выдавшая своё распоряжение Вета начала открывать один из наиболее сильно обросших плесенью бочонков. Неподвижно стоявшие вдоль одной из стен девушки в костюмах горничных зашевелились. Если бы не выведший их из оцепенения приказ, горничных можно было бы принять за очень искусные и крайне реалистичные статуи, служившие, скорее, дополнением к изысканной витиеватости стиля этой яркой и красочной, в противовес предыдущим, комнаты, наводящей на мысли о викторианской эпохе. Теперь же находящиеся в движении служанки скорее нарушали стилевое единство вычурной гостиной. Дело было не в том, что они начали двигаться, а в том, как они начали двигаться. Некоторые из горничных двигались в танцевальной манере, некоторые же дефилировали подобно моделям, иные же и вовсе кокетливо краснели, прикрывая грудь. Многие из них издавали до неприличия эротичные звуки.

Вета блаженно откинулась на очевидно мягком диванчике и прикрыла глаза. Она неспешно потягивала содержимое выбранного бочонка — насыщенного тёмно-соломенного цвета с лёгкой зеленью вино играло своими красками в хрустальном бокале. Поглощённая дегустацией превосходного напитка, Вета расслабленно комментировала своих горничных, не обращая внимания на происходящее:

— Венец творения, отряд похотливых горничных… Их лица сочетают в себе лучшие черты человеческой расы. Их тела идеально сбалансированы, их кожа нежна и неотличима от настоящей. даже стыки деталей невозможно разглядеть. Их алгоритмы поведения сочетают в себе лучшее из того, что я знаю о хентае и романтических комедиях. И всё это я успела сделать, пока ты бродил по моему дому и выбирал одежду. Настоящий шедевр. Гениальное творение. После такого, Соли, ты сможешь либо восхищаться мной, либо боготворить…

Соли присел на диванчик рядом с вещающей суккубой, которая не заметила, что всё появившееся было многообразие звуков в комнате, за исключением её голоса, постепенно исчезло.

Закончившая говорить Вета приоткрыла глаза, чтобы полюбоваться произведённым на своего друга эффектом. Вот только увидела она совершенно не то, на что рассчитывала, и её томный прищур глаз резко превратился в две окружности.

Только что подвижные служанки без единого изъяна вновь стали неподвижны, с той лишь разницей, что теперь они все пребывали в весьма плачевном состоянии. «Отряд похотливых горничных» был уничтожен. Тела лежавших горничных были покрыты порезами, из которых виднелись внутренние механические элементы. В некоторых из них остались длинные кинжалы с узкими лезвиями, точные копии того кинжала, который находился в руке Соли.

От неожиданного зрелища Вета не заметила, как пролила большую часть содержимого бокала. Вполне довольный реакцией Веты, Соли решил подлить масла в огонь:

— Так себе девочки для битья, автопополнение кинжалов в этой куртке куда более достойно восхищения. — Игнорируя готовое выплеснуться из Веты недовольство, Соли говорил нарочито безразлично. Или просто безразлично. — Итак, вернёмся к проблеме говорящих кактусов.

— Я… Ты… Я же так старалась…

— Не знаю, почему это исчадие джунглей…

— … я же их так давно хотела…

— … решило навязывать мне свою заботу, но…

— … лучшие материалы…

— … если это всё же твоих рук дело, то…

— … из хранилища призвала…

— … изволь посадить свой куст в горшок, иначе я…

— … они же были моим шедевром…

— … рано или поздно пущу его на дрова.

— … я в них душу вложила!!!

— И поняла, что не стоит натравливать свои шедевры на жалких людишек. Видишь, какая ты умница?

Соли старательно игнорировал постепенно переходящее на крик плаксивое возмущение Веты, которая, поняв, что эффект от её слов был ровно нулевой, обиженно надулась и заявила:

— Теперь можешь не надеяться, что я поделюсь с тобой содержимым винного погреба.

— Не велика потеря. Всё равно я никогда не был ценителем вин. — Соли действительно ничуть не опечалился от услышанного.

— Просто ты не знаешь, что теряешь. — Переменчивость настроений Веты вновь проявила себя, только что обиженная демоница уже готова была забыть о собственной угрозе и начала расписывать достоинства одной из своих многочисленных коллекций. — Все эти вина и без того считались элитными, когда я их собирала. А если учесть, как долго меня не было дома, они уже могли превратиться в национальное достояние. В мире Тетис время частенько ломается, поэтому трудно судить, сколько на самом деле прошло лет. Но, судя по вкусу, вот этому винишку точно не меньше двадцати столетий. И оно восхитительно! Сам попробуй!

Окончательно забыв о только что озвученном нежелании делиться ценным напитком, Вета наполнила два бокала, один из которых протянула Соли. Юноша с некоторым любопытством принял напиток, но дегустировать не спешил. Он озвучил свои суждения:

— Тысячелетнее вино. Наверное, это действительно нечто особенное. Пожалуй, тратить на меня подобное, это весьма расточительно. Я ведь правда ничего не смыслю ни в дорогих винах, ни в изысканных вкусах. Вряд ли я смогу оценить по этот напиток по достоинству. Вета, лучше оставь побольше для себя.

Юноша уже собрался поставить бокал, но был остановлен словами демона:

— Не-не-не, так не пойдёт. Это винишко настолько божественно, что даже ты, Соли, почувствуешь себя на вершине блаженства… Кароч, пей!

В ответ Соли пожал плечами и пригубил тёмно-соломенную жидкость. Что ж, он действительно получил удовольствие от напитка, и высказал своё впечатление:

— Вкусно. Очень вкусно. Не более. Как жаль. Смутно ощущаю, что и вправду попробовал нечто особенное, но проникнуться у меня совершенно не выходит. Особая форма возможностей, которые нельзя не упустить. Я и правда ничего не смыслю в изысканных вкусах.

Услышав такое мнение Соли о напитке, который доставил ей огромное удовольствие, испытывавшая своего рода азартный энтузиазм Вета пришла к несколько неожиданному заключению:

— Решено! Будем пить до тех пор, пока ты не превратишься в истинного сомелье! Не позволю тебе лишиться столь важного элемента бытия.

Подобная перспектива не очень обрадовала Соли:

— Таким способом ты превратишь меня не в сомелье, а в алкоголика. И вообще, ты, помнится, говорила про какое-то поселение. — Юноша определённо хотел перевести разговор в другое русло.

— А, ну да! Рядом с моим домом должна быть небольшая храмовая деревушка. Раньше она называлась Калвария, но все эти названия меняются по любому поводу. Я в любом случае собиралась посмотреть на её состояние, и, раз уж в моём доме пока что ни крошки нормальной еды, то причин выйти на прогулку вдвое больше.

Параграф 04: храм Лже-Демона

Раскинувшийся среди скалистых предгорий величественный город Калвария являлся столицей благословенной Епархии Ма’алаки» и населён он был по большей части представителями одноимённой с ней расы — ма’алаки». Раса ма’алаки» являлась одной из представительниц рас-полукровок, именуемых химерами. К этой расе принадлежало большое количество народов с единым происхождением. Ма’алаки» были полуангелами и причисляли себя к Пресвятому Литургу. Этим, собственно, и объяснялся тот факт, что, несмотря на многочисленность проживавших в столице Благословенной Епархии химер, увидеть полукровку неангельского происхождения было совершенно немыслимо.

Представители чистокровных рас редко селились в Калварии. Почти никогда. Всё же мало кто горел желанием иметь дело с низшими созданиями вроде химер, тем более в этом мире. Даже ангелы и святые, чьё родство с ма’алаки» являлось неоспоримым фактом, были редкими гостями в столице. Несмотря на политику привлечения мигрантов, уже долгие годы проводимую епархией, «однообразие» полуангелов за редким исключением разбавляли предприимчивые добродушные фиоры, в которых любой человек сразу признал бы известных всем сказочных фей, да ещё несколько реккурентов, обретших душу механизмов, по природе своей лишённых склонности к дискриминации.

Была и другая причина того, что Калвария не блистала расовым многообразием. И причина эта — собственно, Пресвятой Литург, к которому принадлежала Епархия Ма’алаки». Что было совершенно неудивительно. Даже союзники Епископата в их бесконечных священных войнах чувствовали постоянную настороженность, прекрасно осознавая, насколько легко порой патриархи ангельской расы объявляли кого-либо еретиком.

Будучи абсолютно лояльной радикальным настроениям Литурга, столица Ма’алаки» была пронизана религиозными веяниями во всём, будь то быт, досуг или архитектура. Пожалуй, стоит уделить немного внимания архитектуре Калварии. Монастырская строгость жилых кварталов, вычурная каноничность богато украшенных храмов и прочих административных зданий. Единство стиля казалось нерушимым. И потому величественное строение, возвышавшееся над нетронутым пустырём прямо посреди главного города Епархии Ма’алаки», не просто казалось не к месту, оно было буквально бельмом на глазу как для власти, так и для обычных жителей. Многие из них сводили упоминания храма Лже-Демона к шутке или детской страшилке, а иногда и вовсе притворялись, что ни пустыря, ни «этого дома с привидениями» не существует.

Храм Лже-Демона и окружавший его Порочный квартал действительно выделялись на фоне остального города. Заострённые изогнутые шпили Храма создавали впечатление раскрытой пасти глубоководного хищника, видневшиеся на них окна-бойницы казались червоточинами болезни. Неровные тёмные стены были словно измазаны то ли в грязи, то ли в застывшей лаве. Вечно тлеющие округлые знаки и письмена не известного ни одному ма’алаки» происхождения, спиралью обхватившие этот мрачный замок, едва заметно дымились. Завершали образ несколько развевающихся на несуществующем ветру округлых платформ, привязанных массивными изъеденными ржавчиной цепями к зарешёченным балюстрадам.

В общем, довольно эффектно выглядящий то ли замок, то ли монумент мог бы считаться жемчужиной зодчества расы демонидов — химер демонического происхождения — если бы им удалось доказать свою причастность к его созданию. Даже истинные демоны, каким-то чудом увидевшие Храм Лже-Демона, признавали его одним из самых изящных существующих строений. Вот только находился этот Храм не в одном из миров, принадлежащих демонам, и вовсе не в землях демонидов.

В старые времена каждый новый архиерей Калварии считал своим долгом попытаться избавить вверенный ему город от «богомерзкого шрама» древних эпох. Множество раз воины и зодчие собирались с целью выполнить благочестивый приказ благочестивого руководства, но результат всегда был одинаковый, то есть нулевой. Раз за разом лучшие из лучших пытались приблизиться к Храму Лже-Демона, раз за разом они продвигали демоляторы и осадные орудия, и раз за разом все они возвращались. И каждый из них был уверен, что прийти следует как-нибудь в другой раз. Когда их спрашивали, почему, некогда целеустремлённые исполнители без тени сомнения отвечали: «Потому что зал ожидания временно недоступен» — и только после этого осознавали всю бессмысленность происходящего.

В конечном счёте свежепревознесённый в должность архиерея отец Крилли’Ба’Тедеу предложил поистине гениальную идею — сконструировать могущественный автономный механизм, способный без постороннего вмешательства демонтировать громоздкое и прочное на вид здание. Подобная машина оказалась до крайности дорогостоящим и трудоёмким проектом, и тем не менее представители власти Калварии единогласно признали социальную значимость возможности избавить сердце епархии от кощунства. Проект был запущен, механизм был создан. Настал долгожданный день запуска. Многие жители Калварии желали стать свидетелями очищения своего родного города от скверны, окружавшие богомерзкий пустырь трущобы впервые в истории были заполнены народом, даже священники не побрезговали ступить на проклятую землю.

Величайший в мире автономный демолятор с гордым названием «Разрушитель Скверны» был торжественно запущен под гром оваций, после чего благополучно обрёл душу, проскрипел механическим голосом «зал ожидания временно недоступен» и подал запрос на строительство персонального ангара в кластере небольшого селения реккурентов со скромным названием H1N1, расположенного неподалёку от столицы ма’алаки». Получив подтверждение корректности запроса, Разрушитель Скверны покинул порочную землю, безразличный к возмущённым крикам толпы.

Наличие души у Разрушителя Скверны, отныне зовущегося Pa3pYIIIiTeJIb-TP, было официально подтверждено. Развязывать конфликт с могущественной и прямолинейной расой реккурентов никто не рискнул, и потому всякие попытки вернуть хотя бы часть колоссальных вложений, равно как и попытки добраться до Храма Лже-Демона, в скором времени окончательно сошли на нет. Затеявший грандиозное мероприятие архиерей Крилли’Ба’Тедеу за растрату был отправлен служить проповедником на один из Затерянных Осколков Мира.

Богомерзкий Храм Лже-Демона так и остался веками обрастать слухами на правах дома с привидениями, окружённый пустырём и опоясанный трущобами. Жители Калварии старательно избегали его. Разве что самые храбрые из выросших в Порочном Квартале подростков, желавшие продемонстрировать собственное бесстрашие сверстникам, решались приблизиться к монументу, чтобы потом безразлично сообщить им заветное «зал ожидания временно недоступен». Никто не входил в демонический замок, и уж тем более никто из него не выходил. До сегодняшнего дня.

***

С первого взгляда на Порочный Квартал становилось ясно, что название своё он оправдывает разве что с большой натяжкой. Услышав в назывании слово «порочный», ожидаешь увидеть вереницы борделей вперемежку с казино, кричащие вывески увеселительных заведений, в которых можно всё и всем, в открытую предлагающих нелегальные товары суровых торговцев на худой конец. А никак не плотную завесу готовых в любой момент развалиться безликих многоэтажек, отличавшихся друг от друга лишь размером трещин на словно изъеденных норами-окнами голых стенах. Беспощадно узкие улочки своими изломами словно вливались в поросший скудной растительностью пустырь, вынося в своих потоках медленно разлагающийся мусор. Порочный Квартал плотным кольцом окружал Храм Лже-Демона, успешно заменяя крепостную стену.

На обычно пустующей границе из не очень жилых домов стояли двое ба’астидов. Эти ба’астиды, или же кошачьи химеры, многое переняли от своих предков ангелов: тонкие немного резкие черты лица, кожу медного цвета и то ли стройные, то ли измождённые ангельские фигуры… Многое, но далеко не всё. Кошачьи черты, в данном случае тигриные, хоть и ничуть не преобладали над ангельскими, сразу бросались в глаза. Яркий полосатый мех покрывал верхние и нижние лапы, равно как и округлённые уши, немного терявшиеся на фоне чёрно-оранжевых волос. Острые на вид когти венчали собой грациозные руки и сильные босые ноги. Из прорезей грязных потёртых туник виднелись длинные чуть изогнутые хвосты. И эти два ба’астида, эти две тигроподобные химеры стояли на краю богомерзкой земли и вглядывались в застывшие в вечном тумане очертания пугающего Храма. Они спорили.

Пожилой полутигр как мог успокаивал свою не на шутку встревоженную дочь:

— Милая Хано, ты же сама слышала. Проклятая земля никого не забирает, все, кто туда ходил, возвращались целыми и невредимыми. С ними ничего не случится, поверь.

Такие доводы явно не могли до конца успокоить тигрицу, она протестовала:

— Да, слышала, некоторые говорят и такое. А некоторые говорят, что химеры порой исчезают в тумане и не возвращаются. Что, если мои малыши никогда не вернутся? Неужели ты не переживаешь за внуков, папа?

Старик смутился упрёком дочери:

— Конечно, я переживаю, но сейчас мне кажется, что беспокоиться не о чем. Ты же и сама знаешь, если бы кому-то из семьи грозила смерть, я бы первый об этом узнал.

— Да, конечно, ты прав, но всё равно я…

— Сколько раз мы избегали гибели только потому, что я знал, когда она нам грозит? Лучше подумай о том, что глупая выходка мальчишек могла кого-нибудь разозлить.

Химера невольно поёжилась после слов отца. Она опустила глаза и прошептала:

— Надеюсь, в этот раз всё обойдётся.

Пожилой полутигр притворился, что не заметил перемены в настроении дочери, и продолжил говорить тем же мягким родительским тоном:

— Конечно, обойдётся, к тому же… Посмотри! Наверное, это мальчики возвращаются. Сейчас ты их отчитаешь, и мы все вместе пойдём д… домой. — Старик запнулся, но всё же смог выдавить из себя последнее слово.

Женщина оживилась, она готова была броситься навстречу двум плывущим в тумане теням и уже подалась вперёд, но внезапно была остановлена. Её плечо сжала крепкая шероховатая ладонь, острые когти оставили новые дыры на и без того потрёпанной тунике.

— Возвращайся домой сейчас же!

— Что-то чуешь?

— Я… Я не знаю. Не могу понять.

— Тогда, может, нам обоим лучше спрятаться неподалёку?

— Как часто бывало, чтобы я не мог понять то, что чую? Возвращайся, а я осмотрюсь. Мои внуки всё ещё где-то там.

***

Дневник Иессея из рода Наки’ир.

547 год Эпохи Эугенес, день 7 Первой Луны.

Недавно узнал, что у человеческой расы есть довольно интересный обычай. Некоторые из людей делают заметки о значимых событиях. Ведут записи в карманных книжках. Тоже решил попробовать. Немного безрассудно, конечно, но даже создатель мой Наки» порой не гнушается людского. А эта причудливая традиция не так уж и плоха, если задуматься. Если задуматься… Решено, в этом дневнике я стану писать о значимых событиях, и о тех вещах, о которых хочу поразмыслить.

О чём написать?..

Дни некогда могущественной Гипербореи, главного оплота грехопадения в этом мире, подходят к концу. Конечно, священная война далека до завершения. И всё же величие благодати небесной, что позволила молитвенным песнопениям вновь разверзнуть земную твердь и утопить в бушующей лаве души сего мира послед

Не то, о чём я хочу здесь писать. Гиперборея и так падёт, это очевидно, это просто миссия. Моя миссия, миссия прочих святых, нечто ясное и предрешённое. Совсем не то, о чём я хочу написать. Я не знаю, о чём хочу мыслить. Может, со мной что-то не так?

Или это всего лишь очередной нелепый обычай нелепых созданий.

Параграф 05: возвращайся

Две бредущие сквозь туман тени наконец обрели очертания. Старый ба’астид внимательно осматривал незнакомцев. Манеры и поведение парочки нельзя было назвать угрожающими, скорее, они выглядели беззаботно, путники непринуждённо что-то обсуждали. Однако полутигр заметно нервничал. У него были на то крайне веские причины.

При одном взгляде на незнакомцев старика передёрнуло, может из-за отвращения, может из-за страха, может вовсе из-за ненависти. Сомнений не было, одним из путников был демон. Присмотревшись, полутигр понял, что демон — всего лишь безобидная суккуба, о которых он читал в старинных архивах. Но хоть суккубы и слыли самым жалким и беспомощным народом среди всех Девяти Кругов, факт оставался фактом. Демон беспечно разгуливал по столице Епархии, и не где-нибудь, а рядом с демоническим монументом.

Суккуба была одета в короткое изящное платье того же насыщенного красного цвета, что и её глаза. Дополнявшие платье ленты извивались вокруг демона, словно продолжая её движения — и жизнерадостную походку, и множество активных жестов, и, казалось, даже слова. Пожилой ба’астид задумался: «Конечно, это всего лишь суккуб, но совершенно точно — она далеко не проста. Живой Доспех, надо же.» Полутигр за свою жизнь неоднократно видел армии, он видел множество воинов не только Епархии, он чётко осознавал, что Доспех был в то же время и оружием. Мало кто из воителей мог похвастаться столь ценной экипировкой, которая могла не только принимать любую желаемую форму от повседневной одежды до походного облачения, но и спасти владельца в гуще самого ожесточённого сражения. Не говоря уже о том, что само освоение Живого Доспеха являлось доказательством могущества — только сильнейшие из воителей могли подчинить Доспех и выжить.

«Но опасаться стоит и второго. Кто он вообще?» — взгляд полутигра остановился на неизвестном юноше с тусклыми, словно выцветшими тёмными волосами и матовыми серыми глазами. Сосредоточившись, ба’астид заглянул в душу непонятного существа: «Что за… Никогда о таких не слышал. Не может же быть такого, чтобы сила духа не зарождалась, а просто хранилась, как в сосуде. Да ещё его одежда. Если это именно то, о чём я думаю…» — Неизвестный был одет в простецкую на вид мешковатую куртку с капюшоном из грубой ткани тех же цвета и текстуры, что и древесная зола. Юноша бросил короткий взгляд на пожилого ба’астида, и, когда их глаза встретились, на мгновение исчез. Нет, не стал невидимым и не переместился. Незнакомец на доли секунды исчез из его памяти, из мыслей и внимания. Этого было достаточно. Ба’астид окончательно убедился. Однажды он уже видел существо в точно таком же облачении.

***

Неподалёку от границы Епархии Ма’алаки». Недавно, а для кого-то и вовсе будто бы только что…

Пожилой полутигр расставлял принесённые бочонки. Вернее, хоть как-то пытался расставить, не уронив ни одного. Загноившиеся раны на рассечённой спине уже не просто мешали двигаться. Старика лихорадило. Он знал, что в таком состоянии долго не протянет. Но сейчас его беспокоило другое. Полутигр искоса поглядывал на свою дочь, подготавливавшую кубки на мраморном столе, и на сидевших за этим столом демонидов.

Один из демонидов, оборотень-нетопырь, которых обычно именуют вампирами, ласково обращался к Хано:

— Нет, серьёзно, ты же совсем на меня не смотришь. Неужели я тебе нисколечко не нравлюсь?

При вопросе похожего на подростка-утопленника вампира тигр вздрогнул, а его дочь и вовсе уронила на пол один из кубков. Подобные реплики нетопыря в адрес этой ба’астидки звучали не впервые, и раньше они всегда оканчивались лишь презрительными насмешками прочих демонидов в сторону своего соратника. Причиной тому были суровый нрав и глубокая религиозность предыдущего центуриона. Однако теперь всё могло измениться.

— Ну сколько можно ломать комедию, Басабар? Если тебя и правда не тошнит от мысли сношаться с этой швалью, так отдери её уже. Только, пожалуйста, сделай так, чтобы мне не пришлось на это смотреть. — Могучая воительница из народа берсерков сварливо ворчала, но её грубый голос выдавал приподнятое настроение. Её словно высеченное из камня покрытое шрамами лицо излучало благодушие. Сторонний наблюдатель, заметивший неожиданный задор в её словах, вряд ли смог бы понять, что смогло развеселить медведицу, очередная ли выходка товарища, или же внимательно изучаемое ею письмо с клеймом легиона.

— Шеф, ты ничего не понимаешь в романтике! Ты предлагаешь воспользоваться вещью. Но только представь, как чудовище душой и чудовище телом, будто созданные друг для друга, избытком ощущений гасят мысли, как излишек масла гасит огонь…

— Вот же старый извращенец. — Берсеркия закончила изучать документ и мельком глянула на улизнувшую под шумок полутигрицу, наполнявшую кувшин содержимым одной из бочек. Впрочем, никакого желания интересоваться шепчущейся со своим отцом ба’астидкой, равно как и отвратительными желаниями своего теперь уже подчинённого, у неё не было. Воительница продолжала разговор с вампиром, но теперь словно обращалась ко всем сидящим за столом демонидам, до того косившимся на нового центуриона в ожидании. — Да плевать, делай что хочешь. Знаешь, Басабар, ты был прав — моё назначение прошло как по маслу. Никаких подозрений. У нас первый приказ, и это не вшивые зачистки. Через три полных ночи мы присоединяемся к Дикому Легиону.

За столом раздалось довольное бормотание, все присутствующие вояки испытали облегчение. До этого момента они чувствовали некоторую неуверенность.

— Так говоришь, будто до сих пор сомневалась в моём плане… шеф. — Надменный вампир самодовольным голосом особо подчеркнул слово «шеф» и сопроводил его наиграно-учтивым поклоном.

Берсеркия в ответ лишь глухо засмеялась и приняла кубок у возвратившейся к тому времени ба’астидки. Вампир же в свою очередь не собирался продолжать этот разговор. Полутигрица вновь приковала к себе внимание вечно молодого демонида, что тот наглядно продемонстрировал, демонстративно развернувшись спиной к столу — заскрипев разворачиваемым тяжёлым стулом. Басабар больше не обращал внимание на своих соратников, которые в свою очередь также старались не обращать внимания на очередную безумную выходку вампира.

Басабар жестом остановил Хано, явно спешившую поскорее выполнить свою работу и вновь улизнуть. Та смиренно остановилась и опустила глаза, всей своей позой выражая покорность. Вампир недовольно скривился, его явно не устраивало такое отношение объекта своей симпатии, однако он взял себя в руки и вновь вернулся к ласковым манерам, в которых на этот раз проскальзывали деловые нотки:

— Послушай, Ханарифай… Я правильно произношу твоё имя? Ходить угрюмой, это, должно быть, весьма занимательно, но и у приветливости есть свои безусловные достоинства. К примеру, неожиданные возможности, или, скажем, получение желаемых выгод.

Хано невольно покосилась на отца. Она осознавала, что его жизнь висит на волоске, она отдавала себе отчёт и в том, насколько беспрецедентной можно считать помощь умирающему от ран ма’алаки» в лагере демонидов. Тигрица собралась с духом, и неуверенно прошептала:

— Хано’Ра’Фиа. — Её голос почти утонул в шуме обсуждений нового назначения, и тем не менее вампир прекрасно расслышал сказанное, он был слишком увлечён собеседницей и сосредоточен лишь на происходящим между ними.

— Хано’Ра’Фиа… Как непривычно звучит.

Вампир понимал, его недвусмысленная манипуляция сработала. И всё же происходящее было далеко от желаемого результата. Басабар твёрдо нацелился развить полученную инициативу, он взял полутигрицу за руку, от чего та, не в силах противостоять нахлынувшим эмоциям, содрогнулась и крепко зажмурилась. Вампир с горечью отметил про себя, что столь бурная реакция является вполне ожидаемой, и начал поглаживать вставшую дыбом шерсть на занемевшей руке. Басабар увлечённо ворковал, он был полностью поглощён разговором с испуганной ба’астидкой:

— Ты, наверное, думаешь, что я хочу тебя купить, Хано’Ра’Фиа. Но, поверь, если бы я хотел купить тебя, то делал бы это где-нибудь подальше от всех этих ханжей. Да, есть то, что я хочу купить, за что я готов заплатить немалую цену, в чём ты сможешь убедиться очень скоро. Даже не доверие, всего лишь одна твоя мысль, Хано’Ра, одна мысль о том, что, может быть, стоит хотя бы попытаться взглянуть непредвзято на этого одинокого старого вампира.

Вампир окончил свой небольшой монолог. После секундного молчания он начал с силой сжимать нежную руку тигрицы, из-за чего та невольно вскрикнула от боли. Наполненный презрением незнакомый голос, больше похожий на рык, громом пронёсся сквозь наступившую тишину просторного зала:

— Самые сопливые предсмертные слова, которые я слышал.

Хано, уже успокоившаяся и набирающаяся смелости для того, чтобы встретиться взглядами со своим сумасшедшим возлюбленным, наконец открыла глаза, хоть и не по первоначальной причине.

Ба’астидка смотрела на наполненный ужасом лик вампира, её словно загипнотизировала агония, она хотела отвести взгляд и не могла себя заставить сделать это. Она не хотела видеть, но всё равно видела. Хано видела не только этот лик. Ещё недавно, всего несколько секунд назад возбуждённо беседовавшие демониды застыли. Некоторые откинулись на спинки стульев, некоторые сложили головы на стол. Всех их объединяло одно — их черепа были насквозь пробиты кинжалами-мизерикордами. Такими же мизерикордами, которым также насквозь была пробита шея Басабара. И сидящий на краю стола ухмыляющийся незнакомец в одежде цвета древесной золы, одной рукой медленно проворачивающий кинжал в шее вампира и другой аккуратно придерживающий тому голову.

В отличие от своей дочери, старый ба’астид наблюдал за происходящим безотрывно. Ему намертво въелась в память каждая деталь с того момента, как оборотень-нетопырь взял за руку Хано. Ба’астид увидел, как всё время стоявший возле выхода рослый беловолосый незнакомец в простецкой мешковатой куртке цвета пепла скинул капюшон и в один прыжок добрался до стола, не издав при этом ни единого шороха, не создав ни одного дуновения ветра. Только тогда старик в удивлении понял, что незнакомец уже давно стоял в дверном проёме, но по неизвестным причинам его присутствие казалось самым несущественным из возможных явлений. Ба’астид наблюдал за тем, как этот неизвестный одним движением, за которым почти невозможно было уследить, оказался на середине стола. В полёте незнакомец всё с той же невообразимой скоростью совершил некое подобие танцевального па, дополненного вспышками металлического блеска. В своём беззвучном танце, сопровождающимся, словно аккомпанементом, романтическим монологом вампира, размытая серая тень коснулась каждого из сидящих за столом демонидов. Полудемонов как будто расположили для выставки, украсив им головы стальными кинжалами. Естественным заключением немого либретто стал росчерк ещё одного кинжала в руке бесшумного убийцы. В точности такого же кинжала, что украшали теперь головы истекающих кровью неподвижных оборотней-демонидов.

Грациозный убийца лениво и всё также беззвучно опустился на край стола, за спину произносящему речь вампиру, и приставил к его горлу мизерикорд. Кинжал почти касался движущегося кадыка будущей жертвы, и тем не менее убийца терпеливо ждал — лезвие вошло в плоть лишь после заключительных слов небольшого монолога «одинокого старого вампира».

Хано пребывала в оцепенении всё то время, пока незнакомец неспешно крутил в шее вампира свой кинжал, вворачивая его и тем самым разрывая нестареющую, но гниющую плоть. Вервольф был доволен. Да, неизвестный определённо был волком-оборотнем, об этом говорили характерные для его народа волчьи клыки и глаза. Но вряд ли Хано’Ра’Фиа это осознавала, она лишь попятилась, и, когда волк-оборотень опустил наземь обессилевшее тело, споткнулась, шумно растянувшись на каменном полу и даже не заметив этого.

Старый ба’астид пытался осмыслить увиденное и понять, что ему следует делать дальше и следует ли делать хоть что-то. Для него было очевидно лишь, что произошедшее далеко вышло за рамки нормального течения событий, и тем не менее он не чуял смертельной опасности ни для себя, ни для своей дочери. Полутигр пребывал в растерянности, если не сказать, в смятении. Не до конца отдавая себе отчёт в своих действиях, он наполнил один из кубков только что принесённым из погреба фиорским мёдом и подошёл к вервольфу, учтиво предложив ему напиток и постаравшись хотя бы казаться спокойным:

— Это было… поразительно…

Удивлённо вздёрнувший брови вервольф принял кубок свободной рукой и залпом осушил его, после чего также беззвучно, как и всё совершённое прежде, поставил его на стол. Единственный живой демонид в этом зале посмотрел на творение своих рук и немного неуверенно, как будто самому себе, сказал-прорычал:

— При совершении правосудия ни один кубок не пострадал. — Слова волка-оборотня звучали отрешённо и неуверенно, что совершенно не вязалось с веющим непоколебимой силой рычащим тембром его голоса. Невооружённым глазом было видно, что этот рослый демонид совершенно не привык обсуждать с кем-то свои действия, что подобные разговоры были для него настолько же обескураживающие, насколько обескураживающим для пожилого ба’астида было зрелище мгновенной расправы над сильнейшими воинами центурии.

Пожилой тигр понимал, что этот разговор, сопровождавшийся разве что, звучанием капель стекавшей на пол крови, должен получить логическое завершение, и потому продолжил, невольно копируя интонацию пугающего собеседника:

— Никогда не видел такого мастерства, даже не знал, что нечто подобное возможно.

— Пф, мелочи, можно и лучше. Есть к чему стремиться. — Вервольф немного скептически осматривал своё творение, и вдруг очнулся, словно только что заметил своего собеседника. Теперь уже полуволк явно разговаривал с полутигром, теперь его речь соответствовала рычащему тембру и неоспоримой силе, пусть и не до конца вязавшимися со стилем боя первого. — Вроде, старый хилый кошак, а не из робких. Я прям зауважал!

Вервольф оценивающе посмотрел на пожилого ба’астида, и, когда их глаза встретились, ненадолго выскользнул из его памяти и внимания. Ба’астид как будто на несколько мгновений перестал понимать, почему он стоит рядом с экспозицией безжизненного застолья и смотрит в пустоту. Тем не менее вызывавшая дрожь кратковременная потеря памяти не помешала привыкшему к ужасам вечных войн старику продолжить бесспорно опасный диалог:

— Старым быть тяжко, хилым быть постыдно, но быть робким при дочери недопустимо.

Вервольф перевёл взгляд на явно не спешившую вставать девушку и хрипло рассмеялся, прикрыв обнажившиеся клыки тыльной стороной кисти, из-за чего находящийся в ней кинжал коснулся длинных серебристых волос:

— Кх-хе-хе, верно говоришь, дед. И зачем упырь ради какой-то ма’алаки» нарушил Право Сильного?.. Хотя, не будь кошка осквернена кровью ангела, была бы, может, весьма…

Старик начал переживать, что допустил ошибку в «переговорах», и постарался отвлечь от своей дочери внимание невероятно опасного собеседника:

— Право Сильного? Мне казалось, что Вы пришли из-за убийства предыдущего центуриона, достопочтимого…

— Что за чушь!? Хочешь править — возьми право, таков закон! — Речь полуволка стала ещё более резкой, отрывистой, она наполнилась гневом и презрением. — Если бы Андабат пал в честном бою, то и быть посему. Взявшись за меч, будь готов умереть. А сброд, который своей подлостью посмел предать законы собственной расы!.. — Вервольф вдруг опомнился, он тяжело вздохнул и задумчиво произнёс. — Эх, тебе то откуда об этом знать, кошак… Право Сильного…

Старый ба’астид не был уверен, стоит ли вмешиваться в размышления собеседника. Хоть он и не чуял смертельной опасности для себя и своей семьи, но всё же прекрасно понимал, что есть вещи не менее страшные, чем потеря этой последней оставшейся у него ценности. Полутигр лихорадочно обдумывал, как прервать столь напряжённое для него молчание, и потому до него не сразу дошёл смысл слов вновь развеселившегося демонида:

— По правому берегу озера сейчас ни одного охотника Легиона. Примерно в четверти перелёта встал кто-то из ваших. На’аги, вроде. Возьми свободу, если вправе. — Вервольф вновь обнажил волчьи клыки. — И если день будет долгим.

Демонид отсалютовал своим окровавленным мизерикордом и неспешно направился винному стеллажу, пробормотав себе под нос: «Хорошее пойло мне старик подсунул. Взять бочонок, что ли?..»

Старый полутигр понял, что разговор окончен, но на всякий случай застыл на месте, чтобы выразить учтивость, когда неожиданный освободитель повернёт в сторону выхода. В отличие от своей дочери. Ба’астидка наконец решилась встать, и едва слышным дрожащим голосом то ли спросила, то ли сообщила:

— Нас не убьют…

Услышавший шёпот ба’астидки вервольф подбросил свой кинжал и резко развернулся, театрально встав в позицию фехтовальщика с рапирой. Разве что без рапиры. Демонстрируя остроту волчьих зубов, он надел маску надменности на своё почти человеческое лицо:

— Тебя явно не учили общаться с кровожадными монстрами, киска. — Мизерикорд идеально приземлился в протянутую руку. Благодаря заменившему рапиру кинжалу статуя «позиция фехтовальщика» могла считаться завершённой. Окрашенное красным остриё указывало на девушку, словно вызывало её на поединок.

Явно довольный произведённым эффектом вервольф рассеялся. Вновь забывший о существовании ба’астидки, он вопросительно посмотрел на её отца, направив оружие на один из бочонков — он явно хотел узнать, какое вино только что пробовал. Старик утвердительно кивнул.

Полуволк одним движением плеч распахнул свою пепельную куртку и убрал в неё как кинжал, так и указанный бочонок. Оба предмета скрылись под складками одежды, словно их и не было вовсе. Затем вервольф повернулся к выходу и начал готовиться к бегу. Его внешний вид начал преображаться: заострились уши, ногти превратились в когти, густой серый мех начал покрывать всё тело. Он проворчал как будто сам себе:

— Додумаетесь хоронить упыря — выслежу и лично выпотрошу. — После чего накинул на свою голову капюшон и на несколько секунд исчез из памяти обоих своих зрителей.

Осознавшая, что весь этот «спектакль одного актёра» наконец закончился, обессилевшая ба’астидка готова была рухнуть на каменный пол, её била сильная дрожь, слёзы застревали в уголках её высохших губ. Отец вовремя подхватил её. Он крепко обнял свою дочь и внезапно осипшим сдавленным голосом как мог, пытался её успокоить:

— Тише, тише, Хано. Девочка моя, всё хорошо. Всё будет хорошо, слышишь. Всё будет хорошо. Представляешь, мы идём домой. Слышишь, домой. Скоро ты будешь дома. Ну? Дома, а там мальчики. И Хару, и Мару, представь, как они обрадуются. Всего то и осталось — дойти до дома…

***

21 день с начала внеземной интервенции.

Сообщение:

«Привет, Даниель! Ты, наверное, ещё не успел раскидать бумаги по полкам и расставить фотографии на столе, но заниматься этим тебе придётся после совещания. Со старыми коллегами тоже здороваться будешь после. Да уж, тебе как всегда не везёт. Срочное совещание в первый же день. Начало через двадцать минут. Обнаружили разумного представителя вторженцев. Судя по докладу, это какой-то синий говорящий шарик, который общается нелепыми фразами и записками. Хорошо, что хоть общается. В общем, не опаздывай. Ах, да, ещё кое-что. Рад, что ты к нам вернулся, хоть и при таких обстоятельствах. В слух повторять не собираюсь, учти. Не опаздывай.»

Параграф 06: предвосхищение и его отсутствие

Пожилой ба’астид скользил взглядом по двум путникам, вышедшим из густого тумана. Встретившись глазами с одним из них, юношей неизвестной расы в пепельных одеждах, он на мгновение потерял незнакомца из вида и даже забыл о его существовании. Нахлынувшие в этот момент воспоминания заставили полутигра потеплеть и похолодеть одновременно.

Несмотря на возникшую бурю эмоций, старик оставался собран и постарался ничем не выдать своё беспокойство, он лишь слегка поклонился незнакомцу и начал всматриваться в хлопья вечного тумана, плывущие по загадочной пустоши. Со стороны невозможно было заметить, что краем глаза ба’астид продолжает следить за беспечными с виду путешественниками и прислушивается к их разговору.

Юноша с идеально серыми волосами скептически осматривал стену изъеденных временем высоток:

— Как ты говорила? Деревушка?

— Н-да, деревушка малость распухла…

— И заодно превратилась в свалку.

— А я так надеялась на ресторанчик… Всё-таки придётся охотиться.

— На кого? На местных бомжей? Один в наличии уже имеется.

— Не-е-е, это тоже представитель народа кошкодевочек. Вообще-то у кошкодевочек часто рождаются особи с отклонениями, их ещё называют самцами. Вместо того, чтобы милосердно усыпить несчастных уродцев, кошкодевочки используют их для размножения. У этого, наверное, срок годности вышел, вот и выбросили, но всё равно, есть его будем, только если не найдём ничего другого.

— Кошкодевочки? То есть, ба’астиды? — По словам и поведению юноши было невозможно определить, действительно ли ему интересно, или же он просто поддерживает разговор.

— Ага. Кошкодевочки — милашки! Да в общем-то и те двое мелких тигрят тоже сойдут, если подумать. Даже жаль, что в итоге они вырастут.

Пожилой ба’астид готов был сорваться. Нет, не из-за унизительных высказываний незнакомцев. Жизнь давно уже отучила его обращать внимание даже на столь сильные оскорбления. Ба’астид услышал кое-что куда более важное. Стараясь быть как можно более сдержанным, он учтиво поклонился и обратился к путникам:

— Позвольте поприветствовать вас. Моё имя — Муавва’Ра’Хира.

Красное пламя в глазах демона на мгновение окрасилось в зелёный цвет. Суккуба оглянулась на полутигра, но большей реакции, чем удивлённое «ха?», тот не получил — в глаза почти сразу вернулись красные всполохи, признаки удивления исчезли так же быстро, как и появились, заинтересованности не было вовсе. Суккуба явно не собиралась останавливаться для беседы с потрёпанным ба’астидом. В отличие от своего спутника.

Юноша проявил своего рода интерес к полутигру:

— Постой, Вета, это же первый контакт. Кактусы и суккубы не в счёт. — Незнакомец остановился и в точности повторил поклон старого ба’астида, однако в его поведении не чувствовалось ни вежливости, ни живого интереса. Незнакомец словно изучал полутигра под увеличительным стеклом, он словно прикидывал, стоит ли препарировать неизвестный организм. — Привет. Меня зовут… Хм… Вэ Соли, видимо. Вам что-то нужно?

От пронизывающего взгляда незнакомца Муавве стало ещё более не по себе. Как бы то ни было, он и был готов ко многим вариантам развития событий, и потому продолжил:

— Простите, что проявляю бестактность, вмешиваясь в чужой разговор, однако я невольно услышал, что Вы упомянули маленьких ба’астидов. Не могли бы Вы рассказать мне об этом подробнее?

— Да, без проблем. Мы с этим крылатым недоразумением натолкнулись на двух мальчиков. Примерно на половине пути отсюда до… — Соли вопросительно глянул на свою спутницу.

— Раньше Храмом Лже-Демона называли, не знаю, как сейчас. — Вета явно скучала, она облокотилась на вонзившиеся в землю кожистые крылья и ковыряла носком сапога подвернувшуюся кочку.

— То есть, он так и называется, Храм? Не дом? Не особняк? Может, хотя бы замок? — В голосе Соли чувствовалась издёвка.

— Не смотри на меня, это не я придумала. — Суккуба недовольно поморщилась, в её глазах промелькнула оранжевая вспышка.

— Итак, мы встретили детишек на пол пути к… Храму. — Юноша особо подчеркнул слово «храм», чем заставил девушку поёжиться. Слегка вздохнув, Соли начал обращаться уже исключительно к Муавве. — Не знаю, что они ожидали там увидеть, но от нас они убегали как от ночного кошмара. Странно, что Вы их не встретили. Ваши дети?

К своей радости ба’астид отметил, что манеры неизвестного юноши несколько изменились. Дело было даже не в участливости вопроса, а в том, что старик перестал чувствовать себя объектом изучения. Теперь Соли всего лишь сухо излагал факты. По крайней мере, именно так это ощущалось, несмотря на слова.

— Ну что Вы, не льстите мне, Вэ Соли, в таком почтенном возрасте иметь маленьких детей уже попросту неприлично. Это мои внуки. Убежали на пр… туманный пустырь, заставили переживать. — Ба’астид вовремя одёрнул себя, он был уверен, что не стоит называть пустырь «проклятым». По крайней мере при тех, кто его таковым, скорее всего, не считает.

— Да уж, в таком тумане можно и заблудиться. Что же, хорошо, что Вы так сильно переживаете о внуках, приятно это видеть. Мой опыт подсказывает, что подобная забота встречается не так часто, как хотелось бы.

— Мало что сравнится по значению с тревогой о потомках, ибо сказано: «Ивма’Ра жил сто сорок Всеурожаев, и видел сыновей своих и сыновей сыновних до четвёртого рода. И умер Ивма’Ра в старости насыщенный днями.»

Демоница решила вмешаться в разговор:

— Теперь ещё и проповеди… Мелкие светят своими перепуганными душонками в той развалине. — Вета раздражённо указала в сторону одного из покосившихся домов. Видимо, ей окончательно наскучила кочка, давно превратившаяся в ямку. Она поторопила своего друга. — Чтоб тебя, Соли, пойдём уже!

Юноша махнул на прощанье пожилому ба’астиду и двинулся дальше так, словно того и не было. Немного возмущённый, он критиковал свою спутницу:

— Я, между прочим, проверял пособие.

— Пособие?

— Ага, «Пособие по общению без целей и причин для чайников». Мне его сестрёнка сама написала. Вручила на днях, советовала выучить. А тут повод проверить, как работает. Немного обидно, что работает паршиво. Готов поспорить, Глория сильно старалась.

— А, по-моему, работает отлично. Выглядело так, будто ты поломался.

— Хм… Пожалуй, не стоит судить по одному наблюдаемому случаю… — То ли сам себе, то ли своей спутнице, пробормотал Соли.

Направившийся было в сторону указанного дома ба’астид остановился. Его сковал страх. Даже не страх, скорее это был леденящий ужас. Ма’алаки» почуял смерть так, как не чуял никогда прежде. Впервые в жизни он предчувствовал гибель не только свою, не только своей дочери, своих внуков, он ощущал неотвратимость гибели всех в Порочном Квартале, в Калварии, возможно во всей Епархии. Муавва вслушивался в странный диалог двух странных незнакомцев, он лихорадочно думал, что же изменилось.

Ма’алаки» смотрел вслед удаляющимся незнакомцам, он чуял — чем дальше эти двое, тем ближе смерть. Старый полутигр, переживший многое, искал способ пережить бедствие. Он было подумал, что зря процитировал писание при демоне, но дрожь души подсказала ему — писание не при чём. Он вспоминал слова о внуках, о тумане, о Храме Лже-Демона — всё это не имело значения. Он прокручивал в голове все те оскорбления, которые теперь уже вовсе не имели никакого значения: когда-то деревушка превратилась в свалку, народ милашек-кошкодевочек, особи с отклонениями, охота на бездомных и ресторанчик… «Ресторанчик»??? В голове ба’астида едва ли не зазвучал колокол, он чуял слабый огонёк надежды в этой пучине отчаяния. Ресторанчик, который неизвестно как мог спасти от катастрофы — готовый отдать все свои оставшиеся годы за малейшую подсказку старик смотрел вслед удаляющимся незнакомцам, которые шли в сторону… В сторону полигона Академии Истинного Правосудия, а в противоположной стороне находился небольшой трактир, недавно построенный одним чудаковатым святым.

От этой мысли, промелькнувшей в голове ещё сильнее постаревшего полутигра, повеяло надеждой, от неё не пахло смертью. Муавва вздохнул с облегчением, он окликнул почти уже скрывшихся в беспощадно узких улочках путников:

— Постойте, уважаемые! — Догнав «стихийное бедствие», пожилой полутигр тяжело отдышался. — Вы, кажется, искали место, в котором можно отобедать? Могу посоветовать одно заведение неподалёку. Конечно, это всего лишь трактир, но кормят там весьма достойно, особенно по меркам Порочного Квартала. Пройдите в ту сторону, по улице не сворачивая. Трактир называется «Остров Яблонь», его трудно пропустить.

— Эм-м-м. Спасибо, наверное. — Соли озадаченно посмотрел на побледневшего и в то же время довольного ба’астида, затем свернул на указанную улицу.

Вета была не менее озадачена. Она пошла вслед за другом, удивлённо сверкая зелёными бликами в пламени своих глаз:

— Что не так с этим котиком?..

— Никаких идей. Да и не мне судить, я здесь впервые. Так, для справки.

— Чего он так испугался?..

— Может, решил, что ты его вместе с внуками на стейки пустишь, если нормальную еду не найдёшь?

— М-м-м, жареное мяско… Ну, его можно понять. Нет, всё равно странно. Даже в те времена, когда химер выращивали на мясо, кошек почти не готовили.

Старый ба’астид Муавва’Ра’Хира направился к указанному Ветой полуразрушенному дому на границе проклятого пустыря. Хоть он и чувствовал до сих пор некоторый страх, однако теперь, когда неотвратимая безысходность превратилась в некоторую вероятность, Муавва позабыл даже то, что его родная дочь сейчас должна находиться в одной из обшарпанных клоак, выделенной его семье для поселения. И эта клоака, это убогое подобие жилища, находилась аккурат по пути следования двух незнакомцев, чьи голоса, наконец, затерялись в темноте каньонов-улиц Порочного Квартала.

***

Дневник Иессея из рода Наки’ир.

547 год Эпохи Эугенес, день 18 Девятой Луны.

Прошло уже довольно много времени с тех пор, как я завёл эту странную книжку. Случайно вспомнил о ней, когда сортировал псалмы. И, кажется, понял, о чём я хочу написать.

Иногда у меня бывают свободные дни, порой даже недели. Когда я только родился, то не понимал, зачем это нужно. Мне уже не менее одиннадцати лет отроду, но я до сих пор не понимаю. Впрочем, не мне осуждать указания моего ангела, моего Наки».

Поначалу я просто странствовал по миру в свободное время. Как мог избавлялся от скуки и ощущения собственной ненужности. Тогда я и натолкнулся на это место. Трактир «Остров Яблонь». В самом трактире не было ничего особенного, просто дешёвая гостиница с дешёвой едой и дешёвой выпивкой. Ничего примечательного, тем более для меня, для такого существа, которое не испытывает усталости, покуда благодать при мне. Но было в этом месте кое-что особенное. Кое-кто.

Боудикка. Хозяйка трактира. Она возненавидела меня с первого взгляда. Я, конечно, понимаю, что не все люди доброжелательно относятся к нам, святым, сколь бы благие вести мы им ни несли. Что поделать, таковы, наверное, все войны, всегда может остаться лишённый и обиженный. Но Боудикка ненавидела именно меня. Нагло, беспричинно, неприкрыто. Не понимаю этого. И всё равно продолжаю в свободные дни прилетать в «Остров Яблонь». Не понимаю. Почему меня так радует лицезрение этого человека. Просто радует. И просто печалит её отношение ко мне. Не понимаю.

За последние несколько Лун у меня не выдалось ни одного свободного дня. Я даже переживал, что до конца года так и не подвернётся случай посетить тот трактир. Всё же, следующий год будет годом Всеурожая, а такое время вовсе не располагает к праздному времяпрепровождению. Теперь же я искренне радуюсь появившейся возможности увидеть Боудикку. Наверное, вместо приветствия услышу очередное вычурное пожелание скоропостижной смерти. Но даже это представляется мне весьма радужной перспективой. Может, со мной и правда что-то не так?

Параграф 07: причины, не равные следствиям

Человек и демон вошли ущелье одного из проулков. Оба они осматривали содержимое всей этой гнетущей паутины ломанных направлений. Стены рассыпающихся высоток напоминали бы руины, если бы не изредка виднеющийся в окнах тусклый мерцающий свет. Разнородный, смешанный с водянистой грязью мусор уже давно заменил собой землю. Множество дверных проёмов, и ни одной двери, ни одной даже занавеси. Всё это вызывало недоумение у Веты, и некоторое любопытство у Соли.

— Не бывает же настолько нелепых руин, да? Мне кажется, или этот муравейник без муравьёв так и задумывался? — Соли провёл рукой по глиняной заплате на одной из многочисленных трещин в стене.

— Запросто. Ты под ноги посмотри! Сколько они так живут? Хотя что ещё ждать от этого отребья?..

— Ты про химер? Здесь же полукровки должны обитать?

— Ага.

— Пока что отдаёт экономическим кризисом. Или это просто гетто.

— Гетто? Здесь? Бред. Превратить окрестности моего дома в гетто, это глупо даже по меркам… К-кстати, насчёт глупостей… — Вета внезапно остановилась, она стыдливо замялась и опустила свои затуманившиеся глаза, до этого момента поблёскивавшие зелёными вспышками удивления вперемежку с красными искрами радости. Суккуба переминалась с ноги на ногу, она не решалась окликнуть своего спутника.

Соли не придал особого значения перемене в поведении Веты. Он ещё какое-то время продолжал неспешно продвигаться вперёд, по пути исследуя занимательную для него окружающую действительность. Но длилось это исследование не долго.

Из ближайшего закоулка навстречу юноше вышла небольшая, но довольно внушительная компания. Внушительность заключалась не в их количестве, не в ядовитых ухмылках и злорадном хохоте при виде отшатнувшегося от них человека, даже не в разнообразии шпаг, кинжалов и топориков во владении каждого из членов этой явно бандитской шайки. Дело было скорее во внешних данных. Компания эта состояла исключительно из мертвецов. Нет, мертвецы — не самое подходящее определение. Компания состояла из оживших скелетов, почти уже сгнивших, столь же изъеденных временем, как и обрывки заплесневелой ткани, некогда бывшие одеждой.

Один из мертвецов водрузил на череп нечто, отдалённо напоминающее широкополую шляпу, и вызывающе обратился к своей шайке:

— Напрасно вы тревожились, джентльмены, что в ваших карманах не осталось ни монеты на выпивку. Бьюсь об заклад, сейчас мы поправим наше бедственное положение.

Под дружный гогот банды живых скелетов Соли примирительно поднял руки. Он поспешил договориться, ничуть не скрывая испуг:

— Послушайте, нам ни к чему неприятности! Вам деньги нужны, так? — Соли одной рукой пошарил в складках своей куртки и извлёк небольшой тряпичный кошель. — Здесь всё, что у меня есть, клянусь! — Юноша осторожно бросил кошель раззадоривавшему шайку грабителю.

— Отрадно видеть такого смышлёного юношу. Но что насчёт остального? Уверен, одежда твоя не из дешё…

Главарь скелетов замер, как замерли и остальные мертвецы. Со стороны это выглядело так, будто всю банду грабителей поставили на паузу. Только разорванный в клочья тряпичный кошель падал в однородное месиво грязи под ногами живых трупов. Теперь всю лихую компанию невидимой клеткой окружали парившие в воздухе небольшие металлические пластины. От одной пластины к другой то и дело с шипением пробегали искры.

Преувеличенные признаки страха и нервозности разом сошли с лица юноши. Соли был удовлетворён полученным эффектом, его теперь уже вновь спокойное безразличное лицо слегка обезобразилось лёгкой ухмылкой:

— Хех, бомба в кошельке, мне это никогда не надоест. А теперь, если я всё правильно понял, нужно всего лишь сосредоточиться… — И Соли сосредоточился. Внешне почти ничего не изменилось, разве что его холодный немигающий взгляд, прежде всегда чёткий и пронзительный, теперь словно был направлен в никуда.

Манипуляции духовной энергией были для Соли внове, ему не терпелось опробовать эту мистическую третью руку. До сего момента он сдерживал своё любопытство, однако сейчас же потенциальная, пусть и довольно сомнительная с его точки зрения, угроза воспринималась как нечто иронично приятное. В своём родном мире этот монстр редко сдерживал искушение в столь щекотливых ситуациях. Его представление о приятном времяпрепровождении сложилось с насущной необходимостью.

Использование фиксатора времени требовало концентрации. Управление замораживающими пространство и время манипуляторами было сродни распутыванию случайных узлов, к тому же видоизменяющихся в процессе. Причём доступны такие «узлы управления» были и тем, кто в подобные манипуляторы умудрялся попасть. Фактически, тот, кто лучше справлялся с динамичной головоломкой, получал управление над ней. И в данной ситуации управление с лёгкостью получил не встретивший сопротивления Соли, чему немного удивился:

— Как-то слишком легко. — Соли с сомнением наблюдал за поворотами металлических пластин, каждый из которых порождал россыпь шипящих искр. — Местная шпана-нежить ещё страннее местной апокалиптической помойки.

Пространство между парящими вокруг группы оживших скелетов дисками пошло трещинами, подобными трещинам на разбитом стекле. Характерный звон разбитого стекла предварял звуки падения. Мертвецы рассыпались на осколки — теперь они стали полноправной частью лежавшего, а иногда и плававшего повсюду мусора.

— Не-е, тебе показалось, самые обычные ходячие кости, ничего странного, совсем-совсем ничего. — Вета, и без того чувствовавшая себя не в своей тарелке, ещё сильнее смутилась.

Соли поднял один из расколовшихся черепов и начал осматривать его со всех сторон:

— Серьёзно? Механическая нежить — это «ничего странного»? Хорошо, допустим, что эти пафосные робоскелеты были реккурентами. Лично я представлял расу овладевших душами механизмов если не рациональными хладнокровными ценителями гармонии и самосовершенствования, то хотя бы… Так! — Юноша резко обернулся к своей спутнице, от чего та, и без того уже готовая к словесной порке, сразу же спряталась за своими демоническими крыльями, как за стенами бастиона. — Ну и из какого они мультика?

— Они не из мультика! — Возмущённо воскликнула суккуба, едва не выпрыгнув из-за импровизированного перепончатого бастиона. Впрочем, она тут же спряталась обратно. Теперь Вета осторожно выглядывала в щель между чёрными крыльями. — Они из фильма…

— Конечно, из фильма, Вета уже большая. — Обычное спокойствие голоса Соли делало его саркастичность ещё более издевательской. — Расскажи-ка, убогонькая, что творилось в твоей головушке, чтобы я знал, где тебя пожалеть.

— Я, я просто подумала… И вообще, ты сам виноват! Ты… Ты с котиком вёл себя по-дурацки, вот я и начала переживать… — Увидев на себе ещё более презрительный взгляд Соли, Вета начала оправдываться сильнее. — Не смотри на меня, как на насекомое, я за тебя волновалась! А вдруг ты перенервничал, когда сюда попал, вдруг ты на самом деле испугался. Нужно было проверить, что с тобой всё в порядке, вот я и придумала этих гомункулов по-быстрому… Пока вы с тем тигром ворковали. Ну и не отозвала их немножко.

— Нервничаешь из нас двоих только ты. — Юноша смирился с поведением подруги. Подобные недоразумения случались между ними довольно часто. Правда, теперь всё происходило в реальном мире, а не в игре, но ни Соли, ни, тем более, Вета разницы этой словно и не заметили. Разве что в этот раз у Соли имелось огромнейшее количество интересовавших его вопросов, ответ на один из которых он и решил получить. — Выходит, умение суккубов видеть души насквозь, это твоё художественное преувеличение?

— Ещё чего, суккубы в этом лучшие, а я — лучшая из суккубов. — Вета немного расслабилась. Её глаза постепенно переставали казаться радужным смешением красок, в них постепенно начало возвращаться красное пламя.

— Как-то не очень заметно.

— Сам бы в свою душу попробовал глянуть. В ней даже Оракул ногу сломит. — Вета окончательно вылезла из-за своей крылатой баррикады, она демонстративно надулась.

Человек и демон могли бы и дальше обсуждать различные особенности друг друга, однако внимание обоих привлёк женский крик, прозвучавший из-за ближайшего поворота. Соли покосился на свою подругу, его вопрос прозвучал немного даже сочувственно:

— И кто на этот раз? Клоун с красным шариком?

— Я здесь ни при чём, я только скелетов придумывала! — Тут же поспешила предотвратить надвигающуюся волну насмешек Вета.

— Проехали. Здесь и без твоих поделок из природных материалов есть на что посмотреть.

— Может, что-нибудь и найдётся, ага. Хотя лично я на многое не рассчитываю.

— Скажи, Вета, ты хоть раз бывала в парках развлечений?

— Это в которых нужно покорно ждать своей очереди, чтобы меня засунули в большие неуправляемые штуки и вертели мной, как вздумается? П-ха, мне этого и в жизни хватило.

— Там и другие аттракционы бывают. Можно прогуляться по чьей-то иллюзии счастья или… Или стать похищенной принцессой, да? — Только что зашедший в переулок Соли слегка усмехнулся увиденному.

Мужчина с бычьей головой в светлом балахоне с золочёной вышивкой тащил за волосы довольно хрупкую звероподобную женщину. Та неуклюже сопротивлялась и сквозь слёзы о чём-то просила. Разобрать смысл её слов было крайне затруднительно, слишком уж неразборчивы они были. Рассмотреть её как следует было не менее затруднительно. Дневной свет и без того казался неимоверно далёким в этой паутине притиснувшихся друг к другу обшарпанных развалюх, так ещё и немногочисленные освещённые окна поспешно закрывались одно за другим.

В ответ на неразборчивые мольбы мужчина развернулся. Касавшиеся земли полы его балахона распахнулись, в живот девушки ударила закованная в сталь нога. Упавшая в грязь девушка бессильно попыталась закрыться своими покрытыми мехом когтистыми руками. Теперь можно было разглядеть, что мех, как и волосы, и уши, был тигриной чёрно-оранжевой расцветки. Можно было разглядеть и ногу мужчины, вернее, окованное сталью массивное копыто, прижимавшее теперь девушку к земле и не дававшее ей и малейшей возможности вырваться.

Копытный мужчина, принадлежавший к народу мината’уров, презрительно сплюнул:

— С чего бы тебя отпускать? Сама с демонскими отродьями жила, теперь и ублюдков своих приучила. Давно нужно было содрать с тебя шкуру. А шкурка то хороша, надо бы воспользоваться, пока цела. — Мината’ур с лёгкостью поднял всё ещё пытавшуюся вырываться полутигрицу и начал срывать с неё грязную тунику.

Почти неразличимые из-за царившего вокруг полумрака, Соли и Вета негромко переговаривались.

— Мне почему-то кажется, что твою расу в этих краях не очень жалуют… — Глубокомысленно заключил Соли.

— Да как-то плевать, химер проблемы, не мои. — Вета элегантно, хоть и немного комично, скривила своё и милое личико, отчего её в общем-то нейтральные слова стали отдавать явной насмешкой. — Что думаешь насчёт парнокопытного?

— Конечно, он мне нравится, но если смотреть со стороны, то получится, будто я мешаю другим делать то, что они считают правильным. — Соли задумчиво наблюдал, как мината’ур пытается раздвинуть ноги из последних сил сопротивляющейся ба’астидки. — Вмешиваться в чужие дела без достаточно веской причины, это немножко…

— Фу-у-у, Соли, опять включаешь режим «нудного старикашки».

— Эй, полегче, это не занудство, а мораль. Не знаю, как у демонов, но у человека должна же быть мораль? Вот увидишь, однажды я отыщу подходящую для себя.

— Ага, коне-ечно найдёшь, мы о-оба в это верим. — Вета утешительно похлопала своего друга по плечу. Невозможно было сказать, подтрунивала ли она, или же говорила всерьёз. Как, в общем-то и всегда. — Так что насчёт зоопарка?

Соли, наконец, вышел из задумчивого оцепенения. Его губы искривились в обычной жуткой ухмылке. Соли смерил глазами вожделенно кряхтящего мината’ура и совершенно уже обессилевшую ба‘астидку:

— Навевает воспоминания…

Параграф 08: Vae Soli

6 лет до начала внеземной интервенции.

Тем вечером я решил прогуляться. Проветриться, пройтись по городу, осмотреть окрестности. Давно пора было это сделать. Всё же я более пяти месяцев как переехал. Изначально я намеревался сходить на мост — согласно уверениям, популярное место встречи у молодёжи — и проверить одну теорию, но мало того, что умудрился забыть тетрадь для записи наблюдений, так ещё и настроение было какое-то… Совсем не хотелось ни на чём сосредотачиваться. В итоге я, как ни странно, просто гулял.

Пойти особо было некуда, вернее, я не знал, куда можно сходить. Сестрёнка временами рассказывала про всякие торговые центры, какие-то кафешки, вроде даже упоминала старинный храм-музей, вот только вкусы у нас с ней настолько разные, что эта информация не несла в себе совершенно никакой смысловой нагрузки. По крайней мере для меня. Да, удивительная у меня сестра. Наверное, никогда не пойму, как у неё получается не только меня терпеть, но ещё и пытаться проявлять заботу, уделять внимание. Ну, мне она тоже небезразлична. Можно было бы для разнообразия позвонить ей и спросить про тот музей, раз уж она по неким загадочным причинам радуется моим просьбам и вопросам, но поздновато, наверняка он уже был закрыт.

Я решил направиться в сторону дома и свернул в один из безлюдных проулков. Вообще-то я всего лишь хотел срезать путь, вот только мало ли что я хотел. На данный момент проулок для этого не предназначался. Этот загаженный проходец был благополучно занят двумя бугаями категории «отморозки обыкновенные», прижавшими какую-то девчушку к обшарпанной стене, чему та, судя по всхлипам и довольно забавному мычанию (интересно, что пошло на кляп?) была не очень рада.

Конечно, это мог оказаться извращённый фетиш или ролевая игра, с людьми ведь так запросто и не угадаешь, но на всякий случай необходимо было ускоренно решить, в какую сторону перемещаться. Вправо или влево? Справа я пришёл. Что было по пути? Нет, нет, не то, опять не то… Да, такое подойдёт, бежать определённо нужно вправо. Так, с линии обзора выбежал, и даже если кто-то из них меня заметил, то выглядеть моё действие должно было как классическое позорное бегство, отлично. Далее. Стеклянная бутылка — на месте. Горшок с цветком — на месте. Земля не настолько сухая, как мне бы хотелось, но ничего, должно прокатить. Осталось подготовить бутылку. Трещина — есть. Готово. На приготовление ушло меньше двадцати секунд, вполне приемлемо.

Когда я вернулся и осторожно выглянул из-за угла, рубашка на загнанной в угол самочке уже была разорвана, виднелась вполне симпатичная грудь. Хороший выбор, парни, что тут скажешь. Хотя, как по мне, заплаканные гримасы достаточно уродливы, чтобы отбить всякое сексуальное желание, но тогда я подумал, что о вкусах не спорят. О них ведь и вправду нет смысла спорить, разве что анализировать. Ещё я подумал, что где-то уже видел эту самочку. Впрочем, я много о чём подумал. В частности, тогда я задумался, точно ли предмет её одежды называется рубашкой. У тряпок довольно много названий, особенно когда дело касается женщин. Есть ещё, вроде, блузки, и запросто могло оказаться, что её рубашка, это как раз блузка и есть. До сих пор не имею понятия, в чём разница. Следует исправить.

В тот момент я сосредоточился не только на предметах гардероба. Ещё меня занимал не менее интересный и куда более насущный в текущей ситуации вопрос. А чем, собственно, этот способ выбора полового партнёра хуже других? Моя попытка провести параллели хотя бы с той же современной модой влюбляться обернулась не в пользу последней. Когда я взвесил все пришедшие на ум достоинства и недостатки обоих явлений, предполагаемое изнасилование (я был уже почти уверен, что это оно и есть) выглядело не такой уж и плохой альтернативой. В итоге я решил отложить «морально-этическую дилемму» — в таких вопросах нужен основательный подход. Да и не моё это.

В общем, времени я даром не терял. На самом деле можно было просто поглазеть на реалити-шоу, но, поскольку такое довольно унылое зрелище само по себе ни интереса, ни каких-либо эмоций у меня не вызывало, пришлось чем-то занимать свой ум. И, наконец, я дождался — один из этих любителей малолеток соизволил начать снимать штаны. Нет, я понимаю, девушка в юбке и всё такое, но ведь гораздо удобнее было бы сперва снять с неё трусики, она же вырывается. Странный он какой-то.

Момент был более чем подходящим, но я всё ещё не был уверен, стоит ли вмешиваться. Поскольку у меня было довольно много сомнений относительно собственного отношения к представшему передо мной шоу, я решил, что анализировать все свои эмоции прямо сейчас немного лень, и сосредоточился на самой яркой. Что я вижу? Трое сомнительных мясных существ, двое из которых… Точно раздражают. И как раз ситуация располагает, грех не воспользоваться. Ха, а ведь ещё и бонус — небольшое приключение с минимальными рисками. Если что-то пойдёт не так, то всегда можно сделать нежелательных мясных существ чуть более мёртвыми, чем обычно. Собственно, в этом и весь риск. Было бы обидно провалить тестирование новой идеи из-за пары центнеров биомяса. Разве что обидно.

Сравнительно удовлетворённый ходом событий, я начал пробираться за спину любителей женской плоти, тщательно контролируя уровень издаваемого шума и спектр обзора всей троицы участников спектакля. Особую проблему создавала особь женского пола, но, хоть она и могла меня заметить, была на счастье слишком увлечена страданиями. По пути я прикинул, насколько трудно будет её найти и обработать. Не избавляться же от свидетельницы двойного убийства, не дав ей шанса. Это невежливо. Так, по возрасту школьница, лицо знакомое, значит, мы при любом раскладе должны были учиться в одной школе. Тогда я не придал особого значения этому, как оказалось, значимому факту.

Довольно быстро очутившись в нужном месте, я ещё раз оценил чрезмерно настойчивых любовников. Уже лет десять как не школьники, состояние алкогольного опьянения может создать проблему, вполне здоровенные напрочь телята, а ещё тот, что спустил штаны, стоит далековато. Неудобно, но не более. Самое время начать.

Удар импровизированным оружием пришёлся ровно туда, куда нужно. Испытуемый номер раз благополучно отправился во вполне достойный нокаут. Ну да, мой уровень физического развития всегда заметно уступал сверстникам, поэтому точность и подготовка удара действительно решали всё. Заблаговременно подготовленная трещина на бутылке дала свои плоды, импровизированное оружие благополучно превратилось из дробящего в колюще-режущее. Испытуемый номер два начал оборачиваться на движение настолько предсказуемо, насколько это вообще возможно. Даже не пришлось особо напрягаться, чтобы попасть ему в глаза землёй. Дезориентация — выполнено. Прямое попадание в столь услужливо оголённое бедро не вызвало никаких затруднений, яркая артериальная кровь слегка фонтанировала из рваной раны. Не так красиво, как хотелось бы, но имеем что имеем.

Конечно, можно было и остановиться на достигнутом, но терять такую замечательную возможность было бы попросту глупо. Постаравшись придать голосу немного драматичности, я обратился к испытуемому номер два:

— Ты умираешь. Умрёшь через восемь минут. Если повезёт. Жить хочешь?

Испытуемый ошалело смотрел на медленно растущую под ним лужу крови. Что ж, соображал он не очень резво, он явно не до конца понимал, что происходит. Всё ещё оставалась вероятность паники, поэтому я не стал мешкать и продолжил:

— Я серьёзно. Если ничего не сделать, то через пять минут ты умрёшь от потери крови. И ты, разумеется, понятия не имеешь, что делать. Ещё раз спрашиваю. Жить хочешь?

Бледнеющий подопытный соизволил посмотреть на меня и неуверенно кивнул. В это же время испытуемый номер раз начал приходить в сознание. Нокаут оказался так себе, но мне это было даже на руку. Я тут же обратился к первому образцу, постаравшись изобразить добродушную улыбку:

— Тут твой друг умирает. Не хочешь ему помочь? — Я чудом не рассмеялся. Я не рассмеялся. Я молодец.

Увидевший уже довольно приличную лужу крови на пыльном бетоне, первый испытуемый явно не горел желанием спасти своего соратника по завоеванию женского лона. Ну, судя по тому, как резво он убегал. Обидно. Такой грандиозный план был… Должно быть, это из-за улыбки. Улыбаться у меня никогда не получалось. Немного расстроившись потере ключевого испытуемого, я продолжил:

— Видимо не хочет. Так, продолжаем борьбу за выживание. Ты бы прилёг, мужик. Ну не тупи, не так уж здесь и грязно, ложись, иначе скоро потеряешь сознание и всё равно ляжешь. — Истекающий кровью подопытный неуверенно улёгся на землю. — Теперь подними руки вертикально вверх. Так, правильно. Теперь хлопни в ладоши три раза.

В тёмном переулке раздалось ровно три звонких хлопка. Я с восторгом вслушался в затихающее эхо. Эксперимент удался — объект даже не пытается обдумывать ни собственные действия, ни чужие указания. Конечно, это был всего лишь один наблюдаемый случай, но всё равно приятно видеть подтверждение своей теории.

— Отлично! Ладно, ты мне помог, теперь я тебе помогу. Да опусти ты руки, убогонький. Надави кулаком вот сюда и не отпускай, я пока жгут сделаю.

Показав своему замечательному подопытному, как правильно замедлять артериальное кровотечение, я начал осматриваться в поиске подходящих для жгута материалов и только тогда понял — та ободранная дурочка до сих пор сидела, вжавшись в кирпичную стену. Нет, серьёзно, она просто сидела и пялилась на меня. Меня это, мягко говоря, удивило, но я хотя бы нашёл то, что искал:

— Ты ещё здесь? У тебя отсутствует инстинкт самосохранения или ты хочешь продолжить интимную вечеринку? Дай мне… Как его? Бюстгальтер. — Пока ещё девочка, вместо того, чтобы хоть как-то ответить на мои вопросы или отдать материал, сжалась до состояния «пригодно к транспортировке в походном рюкзаке». — Ой, да ладно, он всё равно уже порван, потом новый купишь. Дай. Мне. Бюстгальтер. Спасибо.

Получив желаемый объект, я, наконец, смог приступить к спасению жизни своего занимательного элемента исследования.

— Скажи, девочка без инстинкта самосохранения, у тебя, совершенно случайно, не появлялось в последнее время желания сходить домой и переодеться? Просто если ты и вправду дожидаешься продолжения, эм-м-м, вакханалии, то тебе следует иметь ввиду, что твой незадачливый любовник ещё не скоро сможет уделить тебе внимание, у меня же, в свою очередь, совершенно отсутствует какое-либо желание заменять его в этом нелёгком деле. Эх, какая-то ты необщительная… А ну брысь отсюда!

Под звуки удаляющихся шагов я закончил оказание первой помощи. Я немного задумался: «А эта невезучая сегодня бегает быстрее, чем обычно. Быстрее, чем обычно? А откуда я вообще знаю, как она бегает обычно?» И тут до меня дошло: «Стоп, это ж та самая принцесска. Как её там звать?.. А, неважно. Вот же морока. Надеюсь, она хотя бы додумается притвориться, мы с ней сегодня друг друга не видели. Так, представить этот гуманоидный зверинец… Вспомнил. Учёба — ранг A, физическое развитие — ранг А+, социализация — ранг S++. Проблем возникнуть не должно.» — По крайней мере так мне показалось. Ну а кто не наивен в свои пятнадцать?

Порядком расстроенный открывшейся мне деталью свершившегося, я согнул ногу подопытного в колене и направился своей дорогой, через плечо отставляя последние рекомендации:

— Ногу по возможности не опускай. Скорую сам вызовешь? Молчишь — значит вызовешь. Врачи приедут примерно через полчаса, но на всякий случай запомни время. А ещё лучше — запиши. Какие-то вы все сегодня необщительные… Ладно, бывай мужик. Хорошо провели время!

За спиной вдруг раздался грубый осипший голос. Не ожидав этого, я даже обернулся:

— А зачем я в ладоши хлопал?

— Вот и я о том же. Зачем же ты в ладоши то хлопал?.. — К стыду своему, в этот раз я уже не смог удержаться от смеха. Ничего не знаю, это смех такой. Точка.

— Ты больной.

— Больной здесь ты, а не я, и врачи это подтвердят. Я, конечно, не эксперт, но у тебя, кажется, гонорея.

***

Прошло три недели, и небольшое приключение было оставлено пылиться на полке приятных воспоминаний.

Сегодня я пришёл в школу… Знаю, посещать это заведение для меня не имеет смысла, но я проспорил, и не кому-нибудь, а сестре, так что ничего не поделаешь. Хотя с кем я ещё мог поспорить?.. Итак, сегодня я пришёл в школу раньше обычного. Не настолько, конечно, чтобы придавать этому значение и искать, чем заняться перед уроками, но достаточно, чтобы пробежаться глазами по завалявшимся в рюкзаке документам. На что я, собственно, и собирался потратить избытки времени, когда зашёл в класс, полагая, будто сегодняшний день не должен отличаться от других.

Я, как обычно, молча направился к своему месту, не обращая никакого внимания на окружающие объекты. Окружающие объекты, вроде как, тоже предпочитали не обращать своё внимание на меня — точно не знаю, не проверял с тех пор, как избавил свою жизнь от необходимости контакта с этими существами. И ведь для такого эффекта понадобился минимум усилий! Получить за неделю стараний полгода настоящего комфорта — это очень выгодный обмен. В общем, новая школа казалась мне довольно уютным местом. Может, поэтому я в неё хожу? Нет, во всём виновата Глория!

Подойдя к своему столу, я понял — что-то сегодня не так. Пока ещё неуловимое ощущение вызвало у меня смутное неприятное чувство, но я не мог понять, что именно меня раздражает. Необходимо было понять, что это за «сегодня не так» и что конкретно в этом «не так» раздражает.

Я начал заново прокручивать в мозгу последние десять секунд жизни: «Вот я подхожу к двери класса. Она открыта. Всё нормально. Я захожу в класс. Всё нормально. Я иду. Всё нормально. Скопление людей по левому борту, кажется, эмоционально обсуждает чьё-то выздоровление. Всё нормально. Кто-то с кем-то здоровается. Всё… ненормально, пока не понял, что именно. Ладно, дальше. Дальше тишина. Странно. Почему все замолчали? Нечто привлекло их внимание? Судя по направлению взглядов, это нечто находится рядом со мной. Поблизости ничего подходящего нет. Методом исключения можно предположить, что объект внимания — я. Мне не понравилось приветствие. Что с ним не так? Может, содержание? Нет, содержание вполне обычное. Тогда что? Кажется, было использовано моё имя? Да, точно, поздоровались со мной. Хоть и странно, что одна из особей додумалась меня поприветствовать, но объективных причин выказывать столь сильное удивление нет. В общем, бред какой-то, можно проигнорировать, хоть и неприятно.» — думал я.

Окинув существо раздражённым взглядом, я, наконец, расположился на своем стуле и уже было оставил мысли о немного причудливом происшествии, как вдруг понял, что именно привело в состояние глубокого удивления весь класс. Вызвавшее аномалию существо являлось чем-то вроде богини всея человечества в рамках как минимум одной школы, эдаким идолом, объектом восхищения или что-то в этом роде. До сего дня она, как и другие более-менее разумные особи, старательно избегала контактов со мной. Теперь же ей взбрело в голову со мной поздороваться. А вот это уже тянуло на головоломку, это уже было интересно.

«Начало дня. Никаких значимых событий в последнее время. Никаких ожидаемых событий в ближайшее время. Предпосылок к школьной активности не обнаружено, да и при возникновении таковой её царственная позиция вполне позволяла перепоручить столь неприятный контакт одному из миньонов. Выражение лица подозрительно доброжелательное. Причина явно в другом. Так, учитель математики поразительно стабилен в своих действиях. На перекличку он тратит от пятидесяти трёх до пятидесяти шести секунд. В течение последних трёх недель процесс занимал в среднем одну минуту девятнадцать секунд, что при отсутствии одного из учеников на пятнадцать секунд дольше нормы, тем более планомерном. Кажется, регулярные упоминания о чьей-то болезни в течение того же срока. Сегодняшнее скопление в начале дня. По крайней мере ясно, кто отсутствовал и почему для всех это было так важно. Но каким образом это должно касаться меня? Трёхнедельное отсутствие кого-то значимого, три недели назад я… Та-дам! Головоломка собрана. Нет, я, конечно, помог принцесске избежать нежелательный сексуальный опыт в том переулке, но это вовсе не причина, чтобы отравлять мое сознание своим в нём присутствием… Хм, а инцидент, выходит, огласку не получил? Скорее всего и в полицию никто не обращался. Не скорее всего, а точно, иначе бы мне уже пришлось разгребать этот мусор. Хотя мне даже интересно, как испытуемый объяснял женское бельё на ноге…»

Вдруг мои занимательные рассуждения наглым образом прервали. Да-да, та самая богиня всея академии просто встала передо мной и, пока я судорожно пытался вспомнить её имя, дабы на корню пресечь столь неприятный инцидент, с улыбкой, которую, должно быть, сама считала вершиной обаяния, начала что-то там говорить, вынудив меня фокусироваться на её речи. Так и не вспомнив имя, я через силу и с большой неохотой прислушался.

— …не было на уроках. Не мог бы ты помочь…

— Не мог бы. — Пока я тратил время на тщетную попытку вспомнить её имя, эта надоедливая особа уже начала говорить. Чтобы в следующий раз не «тормозить» в аналогичной ситуации, сделал пометку выучить, наконец, имена одноклассников. Жаль только, что мои слова, как это часто бывает, не возымели желаемого эффекта. Пусть и растерявшая твёрдость голоса, улыбку и остатки уверенности, принцесска, вместо того, чтобы просто отстать, попыталась ещё что-то промямлить.

— Я просто, ну, то есть… Подумала…

— Без понятия, что взбрело тебе в голову, и без понятия, чем ты там болела, но болезнь, видимо, дала осложнения на мозг. У тебя ко мне какое-то дело, требующее строго моего участия? Поскольку гарантированно нет, то изволь поручить это кому-нибудь из своих почитателей и избавь меня уже от необходимости лицезреть твой лучезарный лик. Не имею ни малейшего желания получить смертельную дозу радиации.

Понадеявшись, что такой спокойной и внятной речи вполне достаточно, чтобы меня оставили в покое, я оглянулся на до сих пор молчащую аудиторию. Всё содержимое классной комнаты замерло. Выражение на лицах содержимого далеко перевалило за отметку «удивление». Скорее это был шок в приблизительном диапазоне «на наших глазах происходит внеземная интервенция». Именно тогда я понял, что недооценил обожаемость надоедливого божества. Теперь проблем было не избежать. В качестве компенсации за грядущие неудобства я поспешил запечатлеть на фото представшую передо мной картину абсолютного шока, благо, телефон оказался в кармане и до выхода стада из состояния оцепенения оставалось ещё добрых две с половиной секунды.

На тот момент я рассчитывал, что всё ограничится возмущёнными воплями, но это было в пределах моих ожиданий, кои оказались ошибочны. Волна негодования не заставила себя ждать. К моей удаче вперёд выдвинулся лишь один экземпляр, и, хоть он и выглядел наиболее тренированным из всей толпы, всё шло точно по плану. Сопровождаемый негодующими криками, экземпляр схватил меня за воротник и постарался донести до меня собственную позицию в данном инциденте.

— Ты, кусок шизанутого дерьма, совсем охре…

Мнение бешеного невротика меня не интересовало, и потому я принял решение не тянуть с реализацией проекта. Всё-таки ради него я ещё в начале обучения в новой школе выторговал себе место рядом с окном. Столь услужливо открытый рот позволил мне не просто поцеловать очередного испытуемого, но даже соединиться с ним языками, что только усилило эффект. Тело подопытного безвольно ослабло, и я обхватил его как можно крепче. Честно говоря, я опасался, что не удастся сдвинуть с места столь здоровую тушу, но оказалось, что это не так уж и сложно в ситуации, когда туша не сопротивляется, а знание физики имеется, и потому мы с подопытным благополучно вылетели в окно в жарких объятиях.

Цветочная клумба смягчила падение, обошлось без серьёзных травм, можно было считать, что проект завершился с минимальными затратами. Из открытого окна классной комнаты прозвучало: «Это самоубийство!!!». Какое ещё самоубийство? Всего то второй этаж. Мы же не вниз головами падали. А если подумать… Неужели у них совсем нет чувства юмора? Ну да ладно.

Посмотрев на своего ценного подопытного, я всерьёз начал переживать о его психическом состоянии. Ну правда, к чему трястись то? Ещё и бормочет под нос: «За что ты нас так ненавидишь?». Неприятно как-то вышло, хороший же подопытный. Качественный. В общем, я решил разрядить атмосферу шуткой:

— Ненавижу? Что ты, боже упаси, я не… О, бабочка! — Съев одну из раздавленных в результате падения бабочек так, чтобы нервному испытуемому были хорошо видны мои действия, я с душевной улыбкой продолжил. — Какая гадость эти бабочки, совсем не вкусно. Зато скоро бабочка окажется в моём животе, а это, между прочим, определение любви. Поцелуемся?

Глядя в след отползающему однокласснику, я в очередной раз сокрушённо отметил, что улыбаться у меня ну совершенно не получается. Или у этих существ и правда начисто отсутствует чувство юмора? Бедненькие… «Нет, всё-таки дело в мимике — не может у них быть настолько плохо с юмором. Так, можно попросить сестрёнку, чтобы она помогла мне репетировать выражения лица. Хотя нет, не стоит, у неё и без меня сейчас полно забот. Вряд ли кто-нибудь другой согласится. Не шантажировать же ради подобного. Хотя… Нет, к чёрту. Как говорится, горе одинокому. Горе одинокому… На латыни — vae soli… Вэ Соли. А что, неплохо звучит.»

Параграф 09: на разных языках

Соли криво ухмыльнулся, глядя на самозабвенно готовящегося к плотским утехам мината’ура и его безвольно обмякшую жертву. Хано почти уже потеряла связь с реальностью, она просто искала своим пустым безжизненным взглядом хоть что-нибудь, за что могло зацепиться её погрязшее в смятении сознание. Её взгляд зацепился за две фигуры, наблюдавшие за молчаливым отчаянием ба’астидки.

Одна из фигур, встретившись взглядами с Хано, дьявольски оскалилась и что-то произнесла. Слов слышно не было, хотя, возможно, ба’астидка уже попросту была не в состоянии воспринимать окружающие звуки. Вторая фигура, фигура с демоническими крыльями, поклонилась первой, и сделала приглашающий жест, как будто была плохо обученным дворецким.

Первая фигура направилась в сторону Хано, и вскоре скрылась из поля её зрения — скованная бессилием своего тела ба‘астидка не могла и дальше смотреть на свою последнюю связь с реальностью, по каким-то причинам внушавшую чувство страха и в то же время чувство доверия, чудом пробившиеся сквозь пелену столь болезненной отрешённости. Во внешнем мире не осталось ничего, и Хано закрыла глаза в попытке найти точку опоры в мире внутреннем.

Ба‘астидка закрыла глаза и погрузилась в своего рода транс, состоящий из обрывков воспоминаний. Хано пыталась вспомнить всё, что только могла, о времени, которое теперь казалось настолько счастливым и беззаботным, что походило скорее на сон, почти забытый сон. Она почти смогла увидеть один из дивных миражей, в котором можно просто сидеть у домашнего очага на коленях отца и слушать его наставления, истории, песни… Да что угодно, лишь бы этот наполненный заботой голос никогда не утихал. Хано слышала убаюкивающий голос отца, она почти чувствовала его объятия. И вдруг Хано явственно ощутила, как отец вылил на её спину ушат тёплой воды и отшвырнул её на мягкий прохладный ковёр.

***

Соли запустил руку под одну из складок своей простой на вид куртки. Он бесшумно извлёк мизерикорд — тот узкий кинжал, который всегда оставался в скрытом арсенале Эгиды Милосердного Сна и мог бесконечно повторять сам себя. Хоть Вета и подтвердила перед выходом «на прогулку за едой», что Эгида обладает подобием указанных в игре свойств, Соли совершенно не представлял, как именно эффекты и возможности станут реализовываться, и потому постарался идти, не привлекая к себе лишнего внимания. Уверенно, спокойно, без резких движений, словно так и должно быть, как будто ничего не происходит. У Соли в своё время было достаточно много практики.

Поглощение звуков в боевом режиме работало отлично. Стоило начать двигаться в сторону своей цели, как шум шагов, дыхание, сухое шуршание ткани пропали. Бесценное свойство во многих ситуациях, однако Соли ощущал некоторый дискомфорт — как он и подозревал, звуки собственного тела хоть и воспринимались в большинстве своём неосознанно, однако же были довольно значимы для восприятия себя в пространстве. К счастью, тактильные вибрации никуда не исчезли, поэтому возникшее неудобство должно было само собой исчезнуть после двух-трёх применений эффекта.

С другими свойствами Эгиды дела обстояли не так просто. Например, очевидный из названия эффект Милосердного Сна. «Если цель испытывает ужасные муки, то любое достаточно сильное духовное касание может погрузить её в состояние счастливого забытья, избавляющего от страданий». Соли приблизительно понял, как пользоваться силой духа, однако для грамотного применения доселе неизвестной энергии требовалось ещё много практики. Соли попробовал направить энергию. Ба‘астидка действительно потеряла сознание, но юноша вполне допускал, что она могла и сама отключиться, с учётом её обстоятельств.

Применение эффекта Безликого Прохожего также было не до конца понятно для Соли. Из описания было ясно только, что владелец Эгиды не мог быть обнаружен врагом, пока сам не обнаруживал себя. Ещё будучи игроком, Соли часто пользовался аналогичными способностями, которые были реализованы в SW как некий компромисс между скрытностью и невидимостью. Вот только где начинались «враги», и где заканчивалось «сам не обнаруживал себя», юноше предстояло выяснять опытным путём. То, что один увлечённый похотью мината’ур в чуть ли не сектантском халате не обращает на Соли никакого внимания, с лёгкостью могло объясняться множеством факторов, начиная с любования собственными возможностями и заканчивая банальным физическим вожделением.

Несколько раздосадованный запоздалым осознанием бесполезности собственных действий, играющий монстр недовольно пронзил шею быкоглавого агрессора, после чего резким движением руки превратил колотую рану в рваную. Он был немного рассеян, и потому не сразу заметил, что поток густой крови, вытекающий из горла медленно заваливающегося на ба’астидку мината’ура, буквально поливал её с головы до ног. Ощущение было как от плохо проделанной работы, и Соли со вздохом разъединил тела двух обмякших химер.

Вета с любопытством смотрела, как её друг недовольно хмурился, начав препарировать не успевшее остыть тело. Сам процесс суккубу не интересовал, её интересовало лишь неожиданно мрачное состояние человека. Вета подошла и грациозно уселась на свернувшуюся в клубок и мерно посапывавшую ба’астидку, она постаралась представить, как должны разговаривать профессиональные психологи. Получилось у неё довольно посредственно:

— Вас что-то тревожит, Вэ Соли? Вы хотите поговорить об этом?

— Представляешь, хотел проверить Эгиду Милосердного Сна и только в процессе осознал, что ничего на самом деле не проверяю. Теперь чувствую себя придурком. — То ли ворчал, то ли жаловался юноша.

— Ой, да ладно тебе, подумаешь, поиграл немного. Играть это круто!

— Играть круто, только когда осознаёшь, что играешь.

— Ве-ерно… Значит, ты правильно чувствуешь себя придурком. — Девушка услышала в ответ недовольное цыканье, и, как ни в чём не бывало, продолжила. — Кароч, я придумала для тебя загадку!

— Что, нормальную загадку? Или как обычно?

— Как обычно нормальную загадку. Слушай! Зачем копытному понадобилось совокупляться с кошкодевочкой? — Вета строго выпрямилась и изобразила, будто читает свой вопрос с невидимого листа. Из-за её телодвижений беспробудно спавшая ба’астидка попыталась перевернуться на другой бок, за что была беспощадно прижата к земле демоницей, недовольной этим.

Соли не проявил никакой заинтересованности. Он профессионально исследовал только что вскрытую грудную клетку «копытного». Лишь после того, как Вета демонстративно отвернулась, для большей убедительности громко хмыкнув и поджав губы, Соли произнёс, не прерывая своей работы:

— Раз это загадка, то самые популярные причины для изнасилования, такие, как самоутверждение за счёт беззащитного, не подходят. Верно? Эм-м-м, не знаю даже. Пусть будет месть.

— Эй, ты даже не пытаешься!

— Потому что загадка паршивая. Я не понимал, что творится в головах зверинца, состоящего из одного вида. А ты от меня требуешь начать ни с того ни с сего разбираться в мыслях и чувствах целого зоопарка.

— Ну во-от, теперь это почти уже и не загадка. Обидненько. В общем, ответ на не-загадку — зависть. — Слегка продемонстрировавшей своё недовольство Вете на самом деле вовсе не было «обидненько».

— Ха? И чему телёнок мог завидовать? — Соли же, в свою очередь, проявил некоторый интерес к услышанному.

— Мне-то откуда знать? Я только его чувства просканировала, я мысли читать не умею.

— То есть ты загадала загадку, не имея возможности самой найти отгадку. Это не просто паршивая загадка, это очень паршивая загадка. Требую возмездия.

Вета выглядела так, будто только что уронила дорогую вазу. Она подняла руки, показывая, что сдаётся, и неуверенно попыталась спросить:

— Что общего у ворона…

— Возмездие.

В ответ на непоколебимую твёрдость приказа демонице осталось лишь покорно склониться перед человеком:

— Да, мой господин…

Соли ничего не ответил, он лишь указал своим кинжалом на объект, находящийся под Ветой — на свернувшуюся клубочком и сладко посапывающую ба’астидку, которая совершенно не замечала, что её почти обнажённое, напрочь измазанное в грязи и чужой крови тело уже какое-то время используют в качестве табурета.

— Нет, требую амнистию!

— Отказ.

— Это издевательство!

— Надеюсь, что так.

— За что ты так жесток со мной?!

— Столь жалкое создание, как ты, не заслуживает сочувствия. Обжалованию не подлежит.

Холодный взгляд серых человеческих глаз встретился с ярко-алым пламенем глаз демонических. Человек и демон негромко прыснули, их смех больше походил на сбившееся дыхание, их смех был настолько тих, его возможно было услышать, лишь подойдя совсем близко.

***

Вета склонилась над ба‘астидкой, она нежно массировала шею и плечи спящей. Ласковым голосом, наполненным любовью и заботой, она почти напевала на ухо Хано:

— Вставай, спящая красавица. Хватит притворяться, что Милосердный Сон до сих пор на тебя действует. Ну же, просыпайся…

Хано не ответила, даже не открыла глаза, она лишь блаженно улыбнулась и подложила под голову свои руки. Шерсть на руках Хано, как и у всех взрослых ба’астидок, заканчивалась чуть выше локтя, и была весьма мягкой, благодаря чему можно было сказать, что теперь Хано устроилась на вполне достойной подушке.

Крайне недовольная таким поведением, Вета уже собиралась отвесить размашистую пощёчину ба’астидке, но вовремя остановилась, поймав на себе издевательский взгляд скалящегося кривой ухмылкой человека. В ответ она состроила гримасу ненависти, предназначавшуюся для Соли. Правда, получилось у неё довольно умилительно — Вета, как и любая суккуба, патологически не умела выглядеть некрасиво.

Безмолвная перепалка между демоном и человеком привела лишь к тому, что Вета ещё сильнее осознала суровость своего «наказания». Она показала своему спутнику, продолжавшему возиться с телом покойного мината’ура, язык, и вернулась к заботливым манипуляциям над ба’астидкой:

— Хватит вести себя как ребёнок, проснись и пой. — Вета дотронулась до плеча полутигрицы и начала аккуратно её трясти. Это возымело эффект, ба’астидка нехотя открыла глаза и сонным взглядом уставилась на лицо добродушно улыбающейся суккубы.

Ещё не успевшая до конца обрести связь с реальностью Хано не могла разобраться, что происходит, где она, и кто находится перед ней. Всё, что она осознала, едва очнувшись от счастливого гипнотического сна, так это то, что она лежит на земле, что на неё смотрит демон, и что демон по каким-то неведомым причинам не настроен враждебно к ней, к химере ангельского происхождения.

Хано сразу же напрягла свою память, она применила все свои скудные познания демонического языка — Хано насколько могла учтиво приветствовала этого демона на его родном наречии, она была почти уверена, что сумела довольно сносно поздороваться и представиться, она тактично замолчала в ожидании ответа незнакомой демоницы.

Вета немного опешила от услышанного, она растерянно спросила:

— Это что сейчас было? С каких пор ма’алаки» разговаривают по-демонски? Нет, погоди, с чего вообще химера говорит на малефикаруме?!

Хано тоже растерялась от такой неожиданной реакции, она совершенно не представляла, что на это ответить, она недоумённо моргала под светом неровного алого пламени адских глаз. Откуда-то сбоку донёсся холодный, безразличный, немного ленивый мужской голос:

— Хей, Вета, а какому языку ты меня обучила? Просто чтобы знать.

Суккуба обернулась в сторону голоса, она гордо выпятила грудь и не менее гордо продекламировала:

— Язык называется Сервили. Я сама его придумала.

— Сама?

— Ага-ага!

Хано удивлённо смотрела на демоницу, которая жизнерадостными кивками подтверждала только что сказанную околесицу.

— Хм, неплохо… Отныне я нарекаю тебя перепончатокрылым Фроммером.

— Ты меня уже нарёк Ветой, теперь страдай, если не нравится. Вот!

— Как-то не хочется страдать. Воздержусь.

Хано понимала, что понимает она всё меньше и меньше. Мысль, возникшая в голове ба’астидки, была случайно произнесена в слух:

— Демон не может быть связан с сервилическим наречием…

Опомнившись, Хано в испуге прикрыла рот руками, но вылетевшие слова уже были произнесены и, скорее всего, услышаны, ба’астидка невольно вжалась в склизкую землю, на которой лежала до сих пор.

Невнятное бормотание полутигрицы вернуло к ней внимание демона. Вета вновь обратилась к Хано с чуть ли не материнской заботой:

— Ох, девочка, стоит ли тебе сейчас тревожиться о таких пустяках, как происхождение одного единственного языка?

Ба’астидка определённо не была готова к такому развитию событий, она просто не знала, как реагировать на противоречащее здравому смыслу поведение демона. Ведь девушка перед ней определённо была истинным, доселе не виданным демоном — глаза, крылья и душа были тому подтверждением. Хано не знала, как реагировать на происходящее.

В поисках ответов Хано начала озираться по сторонам, она искала хоть что-то осмысленное в бессмысленности происходящего, и, наконец, заметила источник безразличного мужского голоса, слышанного немногим ранее. Неизвестной расы юноша возвышался над мёртвым мината’уром, он точными уверенными движениями буквально потрошил покойника, отсекая одним лишь тонким кинжалом части тела одну за другой и внимательно осматривая их. После тщательного изучения каждый из органов небрежно выбрасывался в сторону. Судя по возвышавшейся рядом с юношей горке из плоти, мёртвое тело было уже более чем наполовину разобрано на части.

И без того пребывавшая в полном недоумении ба’астидка окончательно перестала себя контролировать:

— Он… Это же… Я… Он… — Хано начала задыхаться, её била крупная дрожь, она не могла связать воедино не только слова, но и разрозненные обрывки воспоминаний о последних произошедших с ней событиях, только теперь начавшие всплывать на поверхность. Боль, страх, унижение, отчаяние. Всё, что ей пришлось испытать сегодня, новыми красками впивалось в раскалённое сознание.

— А, тебе так сильно трупы не нравятся? Раз не нравятся, то отвернись и не смотри. — Вета доброжелательно похлопала по спине готовую впасть в истерику ба’астидку.

Всё, что смогла сделать почти намеревающаяся потерять сознание Хано, так это подчиниться. Она покорно отвернулась, и теперь сидела, поджав ноги к груди, уткнувшись лицом в грязную слипшуюся шерсть на своих коленях. Хано сдавленно спросила:

— Что случилось с этим адептом?

— Ну… Он умер. Очевидно же, нет?

— А я?..

— А ты не умерла. Тоже очевидно, вроде бы.

— Зачем Вы со мной говорите? Что Вы от меня хотите?

— Да ничего, в общем-то. Я просто наказана.

— А если бы Вы не были наказаны? Я бы тоже умерла?

— Пха-ха-ха, на кой ты бы мне сдалась, мне до тебя вообще дела?!.. — Начавшая было по привычке говорить первое, что пришло на ум, Вета, осеклась, услышав глухой смешок, исходивший от изредка поглядывавшего на неё человека. — Кхм. То есть… Конечно же, нет. Ты сама подумай. Зачем бы мне могло понадобиться что-то подобное?

— М-много причин…

— Не знаю ни одной. Это ведь даже не весело…

— Значит, я снова стала рабом?.. И пусть, так даже лучше. Лучше для всех. Всё равно моя жизнь давно перестала отличаться от пытки…

— Что?.. Рабом?.. Пытка?.. Если не нравится жизнь, то просто убей себя, а не вываливай гнойники своего мозга на первых встречных!!! — От доброжелательности Веты не осталось и следа, она совершенно не могла себя заставить потакать находившейся уже за гранью нервного срыва ба’астидке. — Соли-и-и-и, не будь скотиной! Забери меня от невменяемой кошки, пока я не сожгла её дотла вместе со всей этой свалкой!

— Не долго же ты продержалась. — Юноша оторвался препарирования тела буйволоподобной химеры и поймал на себе пустой взгляд химеры тигроподобной. — Если так сильно хочешь, то сожги, ба’астидка, кажется, только за.

Хано ничего не ответила на столь угрожающее заявление, она лишь опустила глаза.

— Ну-у-у… Она вроде заткнулась, мне прям полегчало сразу. — Вета небрежно пожала плечами. — Как сказал мудрец по имени Вэ Соли… Хей, человече, говори, что думаешь!

— Думаю, что ма’алаки» похожи на людей куда больше, чем я ожидал.

— Ты про невменяемость?

— Я про анатомическое строение. Осмотр окончен, туша больше не нужна. — Соли распахнул свою серую куртку и извлёк оттуда кусок ткани, который начал использовать как полотенце. Закончив гигиенические процедуры, он немного подумал, после чего поднял с земли оставленный там кинжал, вытер его и убрал под одежду.

Демоница бодро прошла мимо ба’астидки, человек поспешил догнать её. Оба они уже не смотрели на опустошённую девушку-химеру. Ни один из них не мог заметить, как Хано протянула руку, словно пытаясь дотянуться до стремительно удалявшегося юноши, как она одёрнула эту руку, словно натолкнувшись на невидимую преграду.

Несмотря на жизнерадостность своего предыдущего заявления, Вета была слегка подавлена, о чём и поспешила уведомить идущего рядом человека:

— Это, Соли… Ты не подумай, бывают и миленькие кошкодевочки. Честно-честно. Я лично таких знала… Давно… — Вета действительно задумалась, она даже начала загибать пальцы, явно пересчитывая ба’астидок, которые, по её мнению, могли считаться «миленькими».

— Конечно, бывают, я ничуть не сомневаюсь. Готов поспорить, у любого народа найдётся несколько приемлемых особей, и вполне естественно, что ба’астиды не являются исключением.

— Эх, а я ведь так хотела показать тебе миленькую кошкодевочку…

— Предпочитаю девочек-кроликов.

— Девочек-кроликов не существует.

— Да? Жаль. В любом случае, не представляю, что ты ожидала от этой химеры. Судя по всему, у неё сейчас нет ни сил, ни желания, ни возможности выжить. Какая может быть милота в таких условиях?

— Верно, ни шанса оказаться миленькой. — Вета обернулась в сторону сидящей ба’астидки.

Красные ленты Живого Доспеха, извивавшиеся вокруг демона, устремились к Хано. Они обвили химеру, после чего столь же стремительно приволокли её к ногам Веты, которая лёгким движением руки материализовала в воздухе манускрипт, ту же самую внушительную в своих размерах и богатом оформлении рукопись, которую уже применяла недавно, обучая своего спутника единому для всех химерических рас языку сервили.

Вета открыла последнюю страницу фолианта. С учётом того, что книга, казавшаяся реликвией, в закрытом виде была размером сопоставима с односпальной кроватью, несколько миниатюрных записей в самом углу бежевого бумажного полотна выглядели как случайные чернильные брызги.

Возникшее из ниоткуда, равно как и манускрипт, серебристое перо немного покружилось в воздухе, словно несомое порывами лёгкого ветра, и приземлилось аккурат в протянутую руку Веты. Суккубе пришлось облокотиться на страницу призванной книги, чтобы дотянуться до угла с уже имевшимися записями, и она начала делать новую пометку:

— Хано… Как же там?.. Кошкодевочка, представься ещё раз. Только теперь на сервилийском, малефикарум в твоём исполнении ужасен.

Полутигрица опасливо поёжилась, но всё равно подчинилась, почти шёпотом представившись теперь уже на родном языке:

— С позволения почтенной, имя моё — Хано’Ра’Фиа.

— «Хано’Ра’Фиа». Теперь у тебя и у твоих сопровождающих есть перманентное право приближаться к Храму Лже-Демона. Кароч, можешь пожить у меня, если здесь совсем паршиво. Ну всё, проваливай. Кыш-кыш.

Химера начала пятиться, расширившимися глазами глядя на демона перед собой. Поняв, что её никто не собирается удерживать или преследовать, девушка развернулась и побежала, она скрылась в темнеющем проёме одного из зданий, того самого, из которого её совсем недавно выволок теперь уже мёртвый адепт в расшитом золотом светлом балахоне.

— Не придёт. — Скептически изрёк Соли.

— Само собой не придёт. — Не менее скептически ответила Вета.

— И зачем было приглашать?

— Теперь эта кошкодевочка не просто умрёт. Незадолго до своей гибели она осознает, что не воспользовалась шансом спастись, что сама обрекла себя на гибель, отказавшись от возможности воспользоваться одним из немногих абсолютных убежищ. Пха-ха-ха! — Довольная своей выходкой Вета спрыгнула с висевшего в воздухе манускрипта, который исчез сразу же, как только перестал быть нужен своей хозяйке.

— Ну да, забавно вышло. — Соли слегка усмехнулся. — А если всё-таки припрётся?

— М-м-м… Значит, она хоть и совсем чуть-чуть, но миленькая, да? — Казалось, что суккуба и впрямь задумалась. По крайней мере, она вопросительно посмотрела на человека и прикусила кончик пера.

— Что будешь делать, если ба’астидка придёт?

— М-м-м?.. Не-а, не придёт. — Перо выскользнуло из руки Веты и исчезло, не успев долететь до земли. — И вообще, мы здесь по делу. Теперь ничто не остановит нас на пути к вкусняшкам!

Параграф 10: Жрица Искажений

Единый мир Тетис, Кристальный Лес.

79 год-Всеурожай Эпохи Сегрегаэм.

Украшенный едва заметными округлыми узорами шатёр располагался в центре лагеря. Говоря «в центре», любой мог пребывать в уверенности, что так оно и есть на самом деле. Ни демониды, ни ма’алаки» не смогли бы простить друг другу столь вопиющее оскорбление, как попытку оказаться хоть на шаг ближе врага к самому значимому сегодня месту в Кристальном Лесу. В обычной ситуации обе расы даже не подумали бы сдерживаться в попытке продемонстрировать свою близость к дару самой Матери Искажений, что, вероятно, переросло бы в очередную кровавую бойню. Но в этот раз ситуация была не совсем обычной.

Этот день мог стать переломным моментом в гражданской войне. Мог и не стать. По правде, мало кто из химер верил в окончание конфликта. Даже дети зачастую не воспринимали подобные заявления всерьёз. Дети… Непосвящённому обывателю могло показаться странным, что в таком месте, как организованный для мирных переговоров лагерь, можно услышать детские голоса и иногда даже увидеть ещё слишком юных для войны и политики созданий, однако именно такой была традиция представителей химерических рас. Любые межрасовые вопросы имели право разрешать лишь правители в присутствии собственных семей. Даже несмотря на продолжительную войну эта традиция оставалась нерушимой. Возможно, потому, что так, согласно легенде, однажды решила Матерь, а может быть, просто чтобы у тех самых правителей и их советников реже возникало желание прикончить собеседников в процессе диалога. Впрочем, первое никак не мешало второму.

Пусть завершение войны между демонидами и ма’алаки» выглядело невозможным, стороны всё же нехотя сошлись во мнении, что передышка действительно была необходима, лучшим доказательством чего стал хотя бы уже тот факт, что за прошедшие два долгих дня существования лагеря не возникло ни одного конфликта. Танэ’Ба’Сей именуемая также Жрицей Искажений, упорно взирала на это звенящее от напряжения затишье с надеждой на наступление мирной поры. Одна из старейших химер, эта гепардообразная в давние времена считалась гордостью расы ма’алаки». Конечно, годы брали свое: от былых красоты и величия остались лишь воспоминания, ноги уже не способны были удержать её, вызывавший некогда зависть соплеменников искрящийся мех на кошачьих ушах и грациозных руках уже давно поблек и почти весь вылинял, слезящиеся замутнённые глаза уже не очаровывали своим янтарным сиянием. Но трудно было переоценить значение её личности для всех без исключения полукровных рас. Ведь именно Танэ’Ба’Сей была одной из тех, кто, ещё будучи ребёнком, застал времена Аболитии и кто всю свою жизнь защищал химер от разорения и повторного порабощения чистокровными расами. Именно Танэ’Ба’Сей была одной из тех немногих, кто пытался предотвратить и в последствии остановить междоусобную войну. Именно Танэ’Ба’Сей была одной из тех, кому посчастливилось быть знакомой с Матерью Искажений. И сегодняшние мирные переговоры были целиком и полностью заслугой Танэ’Ба’Сей.

Жрица Искажений с горькой усмешкой взглянула на чёткую границу между воинственными бивуаками и подала пра-правнукам знак, что пора отнести её в главный шатёр. Она прибыла на совет одной из первых. Обменявшись учтивыми приветствиями с уже ожидавшим начало собрания третьим советником лорда-демонида сатиром Фереспондом, Танэ’Ба’Сей с трудом заняла своё почётное место. Она с досадой вспомнила, что в этот раз демониды пригласили на переговоры одного из демонов. Обычное дело, демониды часто пользовались поддержкой демонов, ма’алаки» же обращались к ангелам. Тем не менее ничего хорошего такой гость не сулил, ведь постороннее вмешательство в столь обострённой ситуации могло разрушить едва уловимую надежду на хрупкий мир. Танэ’Ба’Сей обречённо вздохнула. На неё нахлынула невыносимая усталость. Подобная бесконтрольная усталость всё чаще накрывала словно волной некогда гордую воительницу, должно быть из-за беспощадного ко всем старикам времени, возможно и как следствие невыносимого давления бесконечных тревог. Веки её сами собой наползли на поблекшие от прожитых Всеурожаев глаза, Танэ’Ба’Сей погрузилась в сон о временах своего столь далёкого детства. Никто не посчитал нужным разбудить задремавшую Жрицу Искажений к началу переговоров.

***

Сказать, что переговоры зашли в тупик, значит не сказать ничего. Едва заседание началось, как правители враждующих фракций — архиерей ма’алаки» кената’ур Митри’Дат и лорд-демонид вервольф Ромулла III — начали высказывать друг другу взаимные обвинения. Советники и военачальники обеих сторон молча окидывали врагов наполненными ненавистью и презрением взглядами. Сидевшие поодаль жёны и дети правителей явно нервничали и то и дело поглядывали в сторону выхода, готовые, казалось, в любой момент забыть о нерушимом правиле и покинуть место проведения переговоров. Представители враждующих рас уже начали переходить на откровенные оскорбления и провокации, атмосфера накалялась с каждой брошенной сквозь зубы фразой.

— Вы же не думаете, что моя раса, нет, я лично смогу в однажды забыть, как вы отдали приказ живьём скормить моего первенца диким волкам?

— Конечно же нет. Более того, я искренне надеюсь, что Вы лично, достопочтимый Ромулла, никогда не забудете, как живьём разрывавшее наших детей животное было точно также разорвано другими животными.

— Видимо Вы намекаете на то, что наша раса сродни животным куда более вашей расы? А те дети, что поступили в Академию Мастерства Истязания, должно быть, являлись олицетворением цивилизованности вашей расы?

— Знаете, достопочтимый Ромулла, ко мне пришла замечательная идея. Почему бы не переименовать Академию Мастерства Истязания в Академию Истинного Правосудия? Ведь что, как не правосудие, настигает тех, кто без тени сомнения вырезает под корень мирные деревни?

— Правосудие? Ты говоришь о правосудии, ничтожный мул? Где же тогда найти правосудие воинам моего Бессмертного Легиона? Знаешь, почему Бессмертный Легион намного больше любого другого? Да потому что в него попадают те, кто потерял свои семьи от ваших рук, те, кто, как и я, жаждет мести! Что, для твоего правосудия их семьи уже недостаточно мирные?!!

— Не смей равнять жизни моих подданных с жизнями демонских отродий, псина!

Неожиданно для всех певучий мягкий женский голос словно молнией прорезал готовый взорваться шатёр. Голос, раздавшийся из самого затенённого угла и приковавший к себе всё внимание собравшихся, принадлежал не кому иному, как удивительной красоты демону — девушке с чарующими черта лица, способными вскружить голову изгибами тела, угольно-чёрными крыльями и такого же цвета волосами. На губах её застыла лёгкая невинная улыбка. Глаза её, пылавшие языками чёрного пламени, поглощали сам свет, точно также, как поглощали свет её покрытые чешуёй чёрные кожистые крылья, и столь же чёрные волосы, и не менее чёрные узоры на светлой нежно-мраморной коже. Казалось, будто у цвета пламени её глаз должно быть совершенно иное название, пламенем это назвать можно было лишь с очень большой натяжкой.

— Неприятно как-то звучит — демонские отродья. Кажется, если вы оба не замолчите, будет больно.

Оба повелителя готовы были перенести всю свою злость на вмешавшуюся в их перепалку особу, перебивая друг друга, они закричали:

— Да как ты смеешь подавать голос, отвратительная дьяволица!!!

— Не зарывайся только потому, что ты демон!!!

В ответ на оглушительный рёв «Отвратительная дьяволица» никак не изменилась в лице, она лишь растворилась в воздухе и в то же мгновенье оказалась между двумя взбешёнными правителями.

— Я же предупреждала, что будет больно.

Всё тот же певучий голос хоть и оставался прежним, но мягким больше точно не казался. Теперь, когда чёрное пламя её глаз начало разрастаться язвами на телах лорда Ромуллы Третьего и архиерея Митри’Дата, беспощадно пожирая их плоть и заставляя корчиться в ужасающе-беззвучной агонии, стало ясно, что мнимая мягкость голоса — лишь маска леденящей ярости.

Наблюдавшие за жестокой расправой над своими господами политики и воины постепенно приходили в себя, многие из них обнажили своё оружие — мечи, когти и клыки. Все они жаждали разорвать дьяволицу на части, но никто не решился сдвинуться с места. Ненависть вступила в схватку со страхом. Один из воинов, закованный в тяжёлый латный доспех демонид, тануки, сдавленно прохрипел, совершенно не осознавая истинный смысл своих слов:

— Не надейся уйти отсюда живой, предательница.

***

Танэ’Ба’Сей видела сон. Не просто сон, она видела воспоминание, она вновь переживала один из самых важных дней своего детства. Она видела сон о том далёком дне, когда ей пришлось проститься с самой Праматерью, прародительницей рода химер.

Танэ вовсе не считала себя ребёнком. Недавно минуло восемь лет-Всеурожаев с тех пор, как Танэ появилась на свет. Это значило, что не более одного Всеурожая отделяло ба’астидку от времени, когда она способна будет зачать и выносить дитя, не боясь навредить себе и плоду. Юная Танэ’Ба’Сей и сама уже начала ощущать изменения, замечать первые признаки зрелости. И её это печалило. Танэ сожалела о том, что ей так и не довелось почувствовать себя ребёнком.

Танэ была старшей. Иногда она с завистью смотрела на тех химер, что были моложе неё, и потому могли с любопытством изучать неизведанный мир, подаренный Матерью, могли ссориться и мириться друг с другом, могли отлынивать от работы и капризничать, могли попросту бездельничать или придумывать игры. Придумывать игры, в которых никто не умирал. Они были младшими нового поколения. А Танэ была одной из немногих старших.

Танэ была также и младшей. Она была младшей дочерью. Она была младшей сестрой. Она никогда не спала в клетке и не ела с земли. Она с младенчества знала, что можно общаться с помощью слов и ходить на двух ногах. Её никогда не дрессировал хозяин, её всегда учила Матерь Искажений. Ведь Танэ была одной из первых детей нового поколения. Поколения свободных рас, а не племенного скота.

Танэ с малых лет привыкла воспитывать не только тех, кто был младше неё, но и тех, кто старше, подобно тому, как и её саму учила и воспитывала Праматерь химер, единственная в своём роде демон-суккуба по имени Мутатиматри-Эт-Импера-Ультимоветирей. Молодая ба’астидка считала это нормой жизни, чем-то естественным и само собой разумеющимся. Иногда она вместе с другими старшими нового поколения жаловалась Матери Искажений на то, что химер старших поколений, в отличие от младшего, сложно научить даже к таким элементарным вещам, как использование одежды или кровати. Но все они прекрасно знали, что с этим можно только смириться. Те, кто повзрослел на правах ручных зверушек и домашнего скота, никогда не смогут заново повзрослеть в качестве представителей свободных рас обретённого мира химер, именуемого Тетис. Это вряд ли получится исправить, сколько бы сил не было приложено, сколько бы артефактов не было использовано, сколько бы энергии Души Мира не было впитано.

Для Танэ’Ба’Сей жизнь никогда не была настолько простой, как теперь. Да, на её плечах всё ещё лежала ответственность за будущее семи рас, но Матерь Искажений готовила Танэ к этому с рождения. Ба’астидка это понимала, она принимала это, она никогда не была против этого. Но с недавних пор кое-что изменилось.

Танэ росла в условиях беспрестанной войны с чистокровными расами, ожесточённой борьбы за право жить в мире Тетис, сотворённом Всесоздателем для своей дочери, именуемой Матерью Искажений. Да и просто за право жить.

Минуло чуть более одного Всеурожая, признанного в этом мире годом, с тех пор, как война, именуемая Аболитией, закончилась. Именно тогда Танэ впервые узнала, чем именно безопасность отличается от опасности. Для неё это время, весь этот год казался чем-то сказочным, нереальным. Танэ’Ба’Сей до сих пор не могла привыкнуть, что жизнь может быть настолько простой.

Впрочем, Танэ не спешила привыкать. Более того, она боялась привыкать. Причиной тому был момент, который рано или поздно должен был наступить. И который настал сегодня.

В этот день жизнь в поселениях Тетиса остановилась. Не было привычной суеты, те немногие, кого можно было встретить на улицах, были мрачны и молчаливы, все без исключения коренные жители этого мира были подавлены, они испытывали чувство тревоги. Тревогу чувствовала и Танэ, и, пожалуй, даже в большей степени, чем большинство химер. Именно поэтому она решилась прийти в Храм.

Ба’астидка уже готова была войти в Храм Лже-Демона, когда её догнал молодой тенгу, полуворон из расы ёкаев, являвшихся химерами-призраками:

— Постой, Танэ. — Приземлившись, воронокрылый мальчик отдышался и привёл себя в порядок. — Мне всё-таки кажется, что не стоит тебе идти к Праматери. Она ведь сама запретила прощаться с ней. Даже тебе не стоит нарушать её волю.

— Праматерь учила нас принимать решения самостоятельно, и в этом была её воля. Праматерь всего лишь сказала, прощание кажется ей напрасным. И я решила, что это не так.

— Сомневаться в словах Праматери, это…

— Это значит, следовать её заветам.

— Я не понимаю. — Полуворон почувствовал растерянность, он действительно не понимал.

— А я понимаю. Может, поэтому Праматерь и благоволит мне больше прочих? — Было очевидно, что Танэ по-настоящему этим гордится. — Я вхожу. Пойдёшь со мной?

Тенгу неуверенно кивнул, и они оба прошли под громоздкой резной аркой.

Лабиринт коридоров Храма был немного запутан, но все, кто считал себя приближёнными Матери Искажений и кому дозволено было её видеть, знали его наизусть. Ба’астидка и тенгу весьма быстро добрались до небольшой смотровой площадки на вершине здания.

На площадке были двое.

Одной была Матерь Искажений. Она стояла на коленях, и вокруг неё роились частицы Души Мира — напоминающие раскалённую магму капли парили в воздухе. С каждой секундой капель становилось всё больше, они увеличивались в размерах, вливаясь одна в другую, и они медленно притягивались к суккубе, застывая на её светлой мраморной коже, скрывая под собой тонкие округлые узоры и впитываясь в густые волосы.

Вторым же был архангел со слегка подпалёнными слепяще-белыми крыльями, стоявший чуть поодаль и державшийся так, словно он оказался здесь случайно и ему не было никакого дела до того, что истинная владычица Тетиса проводит таинство слияния с Душой Мира.

Ба’астидка и тенгу — оба они были шокированы тем, что кто-то из ангельской расы посмел явиться на просторы их родного мира, они были до крайности возмущены. Единственное, что сдерживало их гнев, их желание умчаться обратно в деревню Калварию и поднять по тревоге всех способных сражаться химер, было спокойствие Праматери. Ни гепардообразная, ни воронокрылый не знали, как реагировать на присутствие одного из тех, кого считали смертельными врагами.

Матерь Искажений заметила двух детей:

— Вот как, всё же пришли… — По голосу демоницы было заметно, что она почти погрузилась в забытье. Скованным, почти бессильным жестом она подозвала химер.

Тане приветственно поклонилась Праматери и уверенно подошла. Тенгу, в отличие от ба’астидки, не был настолько решителен, он ещё раз окинул архангела подозрительным взглядом. Тем не менее доверие этого мальчика к Праматери было значительно сильнее вызванных смертельным врагом страха и ненависти, и он, пусть и не сразу, повторил действия своей подруги.

Праматерь чуть повернулась в сторону архангела и едва слышно проговорила:

— Эй, пернатый отброс, здесь ты своё дело сделал.

— Да. Уверяю, что выполню свою часть…

— Я знаю. Проваливай.

Архангел не придал значения тому, что его перебили, что было само по себе удивительно для представителя этой расы. Он принял столь неуважительное поведение как данность, и сразу же подчинился грубому приказу. Расправленные крылья, вспышка белого света, лёгкое дуновение, и вот уже на смотровой площадке остались трое. О пребывании здесь архангела напоминали лишь несколько обгоревших перьев.

Матерь Искажений с грустью посмотрела на двух химер. Её глаза, только что бывшие серыми, подобно туману, наполнились синими всполохами. Почти уже шёпотом она повторила:

— Всё же пришли. — Праматерь слабо улыбнулась. — Не стоило.

Химеры смутились. Им было неловко от слов Матери Искажений.

Тенгу был смущён сильнее ба’астидки, он попытался оправдаться:

— Простите наше своеволие, Праматерь. Вы, должно быть, не хотели тревожить нас лицезрением врага, но если Вам понадобился кто-то из чистокровных, то это было по-настоящему важно. Никто из химер не усомнился бы в решении прародительницы.

— Ты про этого недоархангела? — Голос Праматери становился всё слабее с каждой секундой. — Он просто заключил сделку всей своей жизни. Нет, дело не в нём.

— Праматерь! — Со страстью обратилась Танэ’Ба’Сей к самому важному существу в мире Тетис. — Я не знаю, что принудило Вас к таинству. А ещё я не знаю, как много времени пройдёт, прежде чем Вы пробудитесь вновь. И всё же я прошу позволить нам, верным потомкам Вашим, быть подле своей прародительницы в день слияния с Душой Мира.

— Милая Танэ, ты, как всегда, слишком серьёзно относишься к жизни. Наверное, это моя вина. — Голос Праматери наполнился ещё большей грустью, чем прежде.

Меньше всего в своей жизни Танэ желала расстраивать обожаемую Матерь Искажений:

— Не вините себя! Мне, как одной из старейшин семи рас, положено быть серьёзной.

— Что ж, раз тебе и правда это помогает, делай то, что считаешь нужным. Знаешь… Может, для всех ты и старейшина, но для меня ты прежде всего миленькая кошкодевочка. — Синее пламя печали в глазах Праматери немного рассеялось, и Танэ’Ба’Сей почувствовала облегчение. — Мне ведь и правда кажется, что не стоило вам приходить ко мне сегодня, дети мои. Понимаете, всякий раз, сливаясь с Душой Мира, я погружаюсь в небытие. Для меня время остановится, для вас нет. В этот раз меня не будет с вами долго, очень долго, и я не знаю, сколько продлится это забвение. Представляешь, Танэ, может так случиться, что ты уже состаришься к тому моменту, как я вернусь… Ну вот, теперь вы ещё и боитесь…

Тенгу и ба’астидка переглянулись. Эти дети знали, что Матерь Искажений на долгое время покинет их, но они не предполагали, что срок может оказаться настолько велик. Ба’астидка неуверенно спросила:

— Разве мы сможем прожить без Вашей заботы всё это время, Праматерь?..

— А почему нет? Прошедший год-Всеурожай химеры прожили, почти не полагаясь на мою помощь. По-моему, вы неплохо справились. К тому же, нападения чистокровных рас на Тетис можно не опасаться. Хоть об этом я позаботилась. — Голос Матери Искажений был уже едва различим, а её тело почти полностью покрыли застывающие капли Души Мира. Только лицо суккубы, её крылья и кисти рук ещё оставались свободны. — Возьми меня за руку, Танэ.

Едва услышав эти слова, Танэ’Ба’Сей схватила оголённую часть руки Праматери. Болезненное ощущение жара заставило ба’астидку стиснуть зубы, и всё же она терпеливо держала руку демоницы своими миниатюрными ещё детскими ладонями.

Руки девочки опутали исходящие от Праматери чёрные нити. Нити ползли по густому пятнистому меху ба‘астидки, они добрались до локтей и начали обвивать её лишённую шерсти кожу. Добравшись до плеч, нити начали приобретать форму округлых узоров, точно таких же, какие украшали тело Матери Искажений. Окончив движение, нити перестали казаться нитями, они стали такой же частью Танэ, как и сама её кожа.

Праматерь удовлетворённо прошептала:

— Теперь ты сможешь сама создать безопасное место, кошкодевочка.

— Безопасное место?

— Просто направь мои Узы на то место, которое хочешь сделать безопасным. На дом, например. В этом месте никто не сможет нанести другому вред. Разве что я, да ещё Всесоздатель. Так немного спокойнее, правда?

— Не намного. Я боюсь не того, что химеры не смогут за себя постоять, мы умеем сражаться. Я боюсь того, что больше не увижу Вас.

— Значит, постарайся не умереть до моего возвращения. И ты тоже, воронёнок. Постарайся прожить долгую счастливую жизнь, присмотри за семьёй. Особенно за малюткой Танэ! Она слишком серьёзная. Всё, мне пора, я итак держусь из последних сил.

Танэ нехотя отпустила руку Праматери, она готова была терпеть обжигающую боль и дальше, но, увы, расставание было неотвратимо. Тенгу подошёл к ба’астидке, он обнял её и погладил по длинным волосам песочного цвета. Он невольно повторил интонации Праматери, её нежный шёпот:

— Я не разочарую Вас, Праматерь. Никто из химер не разочарует Вас.

Вряд ли Матерь Искажений услышала слова воронокрылого ёкая. К тому времени, как тенгу окончил говорить, все парившие вокруг подобные магме капли уже осели на её теле. Демонические крылья, единственное, что не затронула энергия Души Мира, сомкнулись над застывшей Праматерью и заключили её в подобие кокона. Чешуя, покрывавшая крылья, начала осыпаться. Кокон сжимался с тугим хрустом, кости внутри крыльев ломались, их крошки вперемежку с густой тёмной кровью падали наземь. Это длилось недолго. Совсем скоро на месте, где только что стояла преклонившая колени прародительница химер, осталась лишь неприглядная смесь разорванной плоти, раздробленных костей, запёкшейся крови и угольно-чёрной чешуи.

***

Танэ’Ба’Сей часто видела это воспоминание в своих снах. Вновь и вновь она переживала день расставания с Матерью Искажений, каждое мгновение которого намертво врезалось в память теперь уже престарелой, готовящейся уйти на покой ба’астидки.

Сон, который Танэ видела сегодня, сперва ничем не отличался от воспоминаний. Жрица также была в своём юном теле, она точно также входила в Храм Лже-Демона вместе со своим ныне покойным другом тенгу. В точности, как и в тот день, ба’астидка говорила с прародительницей, и, как всегда, прародительница погружалась в небытие. Но в этот раз окончание сна было совершенно иным.

В этом сне праматерь не укрылась в коконе из собственных крыльев, вместо этого она встала, и её глаза окрасились чёрным огнём всепоглощающей ненависти, который Танэ уже видела во время войны и который она предпочла бы никогда более не видеть в своей жизни. В этом сне её воронокрылый друг, вместо того, чтобы пообещать исчезающей Праматери не разочаровывать её, озлобленно хрипел: «Не надейся уйти отсюда живой, предательница».

Танэ’Ба’Сей не понимала, как одно из самых важных и трепетных её воспоминаний превратилось в бессмысленный кошмар. Она спала, но всеми силами старалась проснуться, чтобы прервать омерзительное наваждение. Танэ просыпалась, она стремилась вернуться в реальность до тех пор, пока не поняла. Это уже не сон. Не кошмар, не наваждение. Это и была реальность, которая вторглась в её сновидение.

Страж лорда Ромуллы, демонид из народа тануки, посмел произнести столь кощунственные слова, более того, он посмел направить оружие, свой изогнутый меч, на саму прародительницу химер, истинную владычицу этого мира.

Танэ’Ба’Сей не могла поверить в то, что видит. Буря эмоций накрыла её с головой, она чувствовала страх, смятение, и, главное, неимоверный стыд за себя и за все семь рас, населявших мир Тетис. Старая ба‘астидка знала — ничего уже не изменить, и всё, что она могла, так это сказать:

— Простите меня, Матерь Искажений. Я не справилась.

На слова Танэ’Ба’Сей обернулись все, кто находился в шатре. Поднявшие оружие воины в нерешительности начали метаться взглядами между известной всем Жрицей Искажений и неизвестной никому демоницей, устроившей мучительную казнь верховным правителям враждующих рас. Советники двух владык, равно как и их семьи, присутствовавшие не собрании, также не могли уловить суть происходящего, однако для них ситуация прояснялась немного быстрее, чем до разгорячённых воинов, чьи рассудки помутила жажда крови.

Что куда важнее, на слова Жрицы обернулась и Матерь Искажений. Присмотревшись, она узнала свою воспитанницу, несмотря на те огромные перемены, что постигли ба’астидку со времён их последней встречи. Чёрное пламя ненависти в глазах демона понемногу начало угасать, и она обратилась к старушке, бывшей в её глазах всего лишь ребёнком:

— Кошкодевочка, ты ли это? — Матерь Искажений смотрела на ба’астидку и понемногу успокаивалась. — Ты действительно постарела. — Она подошла к своей воспитаннице, не обращая внимания ни на ошарашенную толпу, ни на исчезающие тела правителей, и просто села рядом с Жрицей.

— Простите меня. Меньше всего на свете я хотела, чтобы Вы увидели то, во что мы превратились. Я не справилась.

— И что, везде так?

— Да. Демониды воюют с ма’алаки», якшасы воюют между собой, остальные воюют против всех. Все ненавидят друг друга.

— А я чуть не возненавидела вас. — Чёрное пламя почти исчезло из глаз Праматери, сменяясь серой дымкой. Её голос уже не излучал убийственный холод, теперь он казался сухим и безжизненным.

— Простите. Я не понимаю, как мы дошли до такого. — Больше всего на свете Жрица Искажений хотела исчезнуть и никогда больше не показываться на глаза прародительнице, чтобы скрыться от стыда за поведение химер.

В шатре нарастал шум. Постепенно оправляясь от первого шока и начиная вникать в происходящее, многие присутствующие шептались между собой. Кое-кто падал ниц, смиренно вымаливая прощение у Праматери, некоторые же гневно шипели на преклонившихся и озлобленно косились на сидевших бок о бок древнего демона и очень старую, но далеко не древнюю ба’астидку. Никто не решался применить силу в этой неразберихе, ведь все знали, что в месте, благословлённом даром Праматери, никто не сможет причинить другому вред. Кроме самой Праматери.

Матерь Искажений никак не реагировала на нарастающую суету вокруг. Игнорируя всех прочих, она обращалась исключительно к дряхлой Жрице:

— Как дошли? Видимо, те, кто хотел сделать выбор, сделали его. Решили, на что хотят потратить свои жизни. Всё просто, верно?

Если бы кто-то сказал Танэ’Ба’Сей, что настанет момент, когда она захочет увидеть Праматерь в гневе, то она сочла бы этого шутника лишившимся рассудка. Но прямо сейчас Танэ предпочла бы, чтобы гнев Праматери не утихал. Танэ молчала, она не в силах была заставить себя поднять глаза.

Так и не дождавшись ответа на свой вопрос, Праматерь продолжила безразличную речь. Она как будто говорила сама с собой, её голос терялся в нарастающем шуме, и Жрице Искажений пришлось напрягать свой слух, чтобы разобрать слова Праматери, как и тем немногим химерам, которые преклонились перед «дьяволицей»:

— И почему я разозлилась?.. Мои дети всего лишь выбрали то, на что хотят потратить свои жизни, а я всего лишь решила, что меня это не устраивает. Просто выбор. Меня не устраивает то, что я увидела… Раз уж я разозлилась, то, выходит, я захотела быть связана с… Что тут у вас? Боретесь за власть над всем, до чего можете дотянуться? Или развлекаетесь тем, кто кому что должен? Или придумываете, кто более прав, чем вчера? Нет, совсем не то, на что я бы хотела потратить жизнь.

— Я тоже. И не только я. Но у тех из нас, кто пытается остановить это безумие, не хватает сил.

— Что ж, Танэ, раз ты думаешь, что всё дело в силе… — Голос Праматери изменился до неузнаваемости, наполнился чудовищной мощью и пронёсся по Тетису, затрагивая каждый уголок этого мира. Начавшаяся тряска изрядно напугала и без того не находящих себе места химер. Праматерь окутало мерцание. — Властью имени моего нарекаю тебя Апостолом моим. Властью имени моего назови единого из каждой расы детей моих Апостолами владычества моего, равными себе. Привнеси волю мою в мир мой. — После величественно произнесённых слов мерцание перекинулось на ба’астидку.

Землетрясение окончилось, рассеялось мерцание, и в наступившей тишине уже все химеры из присутствовавших здесь пали ниц. Не преклонилась только сидевшая бок о бок с прародительницей Жрица Искажений, которая округлившимися глазами озиралась по сторонам.

Праматерь устало вздохнула и заговорила вполне обычным чарующим голосом, который после произошедшего перестал казаться чем-то реальным:

— Насчёт «воли моей»… Это просто слова, подтверждающие благословение. Не бери в голову. Всё, теперь у тебя есть сила. Делай с этой силой, что хочешь.

— Благодарю Вас, Праматерь. — Жрица Искажений склонилась настолько, насколько ей позволяло это сделать её старое тело. — В этот раз Ваши дети оправдают Ваши ожидания, вот увидите.

— Я уже увидела всё, что могла. Вполне достаточно для того, чтобы никаких ожиданий не осталось. Не будь такой высокомерной, постарайся оправдать хотя бы свои собственные ожидания, прежде чем говорить о чужих. — Матерь Искажений встала и уже собралась покинуть это место, но остановилась и вновь обернулась к готовой разрыдаться старой ба’астидке. — Знаешь… Пока ты в таком теле, у меня язык не поворачивается называть тебя кошкодевочкой. Тебе и самой, наверное, неудобно будет жить в подобном состоянии…

Танэ’Ба’Сей, буквально разваливающаяся от старости, подняла голову и посмотрела ту, кого почитала всей своей душой. Она увидела едва заметный проблеск тепла на лице Матери Искажений, и по-детски улыбнулась в ответ. Танэ вытерла слёзы и посмотрела на свои руки. На свои детские руки. Кошкодевочка запустила тонкие острые коготки в пятнистый искрящийся мех. Янтарные кошачьи глаза почти уже девушки возрастом чуть более восьми Всеурожаев хоть и сияли вновь, были слишком мудры для этого молодого тела.

Матерь Искажений окинула взглядом своё творение:

— Да, так намного лучше. Можешь повзрослеть, если захочешь, но ты и сама, возможно, заметила, что радости в этом не так уж и много.

Праматерь отвернулась от вечно юной ба’астидки и круговым движением взмахнула перед собой рукой. Перед ней появилась воронка, исторгающая гигантский пепел и пучки молний. Воронка росла, Праматерь шла к ней.

— Праматерь, неужели Вы вновь покидаете нас?! — Жрица искажений бросилась было к прародительнице химер, но умудрилась запутаться в ставших чрезмерно большими для её маленького детского тела одеждах.

— Ну да. Я буду тебя навещать иногда, если ты об этом. До встречи, кошкодевочка. — Матерь Искажений приблизилась к выросшему пространственному разрыву, и беспорядочно метавшиеся молнии овили демоническое тело. Воронка поглотила демоницу, после чего с треском захлопнулась, оставив после себя немного подобной пеплу омертвевшей ткани реальности.

Параграф 11: случайные истории

Вета и Соли сидели напротив друг друга за небольшим деревянным столом.

Юноша хмуро уставился на пустое блюдо перед ним. Он облокотился на край стола и двузубой оловянной вилкой рисовал круги на остатках жира в своей тарелке.

В отличие от своего спутника, Вета была окружена множеством разномастных ёмкостей, большая часть которых уже была опустошена и сдвинута на край стола. Но даже того, к чему она ещё не притронулась, вполне могло хватить, чтобы накормить несколько взрослых мужчин.

Покончив с очередным румяным стейком, Вета придвинула к себе аппетитно выглядящий десерт. Она буднично пересказала своему другу события, произошедшие в начале прошлой эпохи, не забывая при этом динамично поедать стоящий перед ней тортик:

— Кароч, слушай. Жили-были химеры. Жили они весьма отвратно, это и жизнью назвать сложно. Однажды у меня появилась возможность исправить их положение. Я этой возможностью вроде как решила воспользоваться. Было сложно, больно, мерзко, но получилось. Ну… Должно было получиться. Мне казалось, что я всё обустроила как надо, оставалось последнее условие. Я, чтоб его выполнить, погрузилась в небытие. И вот! Возвращаюсь я такая довольная в реальность, и вижу, что все семь рас химер занимаются ровно тем же, из-за чего в своё время их жизнь целую эпоху была подобием бесконечной пытки. Неприятно было, в общем. Но я почти сразу успокоилась, да! Вернее, мне как-то плевать вдруг стало, что там с химерами дальше будет. Правда, я иногда вспоминаю ощущение, бывшее в тот момент…

— Очень интересная история. Познавательная. Только зачем ты мне всё это рассказываешь?

— Затем, что ты меня психованной дурой называешь! Я всего то немного вспылила, а тебя это уже бесит. Чего ты на меня так взъелся?

— Может, потому что ты использовала некромантию? Нет? — Соли буквально источал сварливость.

— А фто такофо? Подумаеф, твуп вовквефила? — Вета, не в пример юноше, была предельно беззаботна, и поглощала содержимое очередной тарелки в усиленном темпе, что в значительной степени повлияло на её дикцию.

— Видишь ли, Вета… Труп, который ты воскресила… Этот фаршированный карликовый грифон должен был стать моим обедом, дура ты психованная! — Соли слегка прикрикнул, указывая в сторону.

В том месте, на которое указал юноша, все столы и стулья были перевёрнуты. Некоторые и вовсе разбиты в щепки. И посреди этого погрома сидело небольшое покрытое румяной корочкой существо. На одном из боков существа виднелись оголённые кости, из распоротого живота вместо внутренностей вываливались ароматные овощи. Свежезапеченный грифончик приветливо махал хвостом из стороны в сторону и пытался скрести слегка обугленными когтями по полу.

Вета с трудом проглотила всё, что смогло уместиться в её рту, и виновато пододвинула к Соли самое громоздкое из оставшихся в живых после её гастрономического нашествия блюд:

— Ой!

— На тебя невозможно злиться. — Сомнительные извинения, напоминающие ростбиф, были приняты.

— Правильно, не нужно на меня злиться, меня нужно любить, ценить и баловать.

— И вдруг я понял, что злиться на тебя очень даже возможно.

— Но любить меня намного приятнее. По крайней мере для тебя, Соли.

— И почему я сомневаюсь?..

— Главное, что я не сомневаюсь. Во-первых, я правда так думаю, а это, между прочим, уже значит многое.

— Ты меня убедить в чём-то хочешь, или запугать?

— И то, и другое, и немножко сверху. Во-вторых, мы с тобой вместе как две печенюшки, между которыми лежит крем, или как инь и ян, или как печенюшки в форме инь-ян, между которыми лежит крем, или как коробка…

— Ты до сих пор не наелась?

— Естественно, не наелась, голодная как после использования армагеддона, но я не об этом. Просто я сильная и красивая, ты умный и коварный, а в месте мы как коробка тех вкуснейших печенюшек, которые я вчера ела.

— Вот только я далеко не самый умный.

— А я далеко не самая сильная. Вообще не важно. В-третьих, когда я сделаю тебя своим апостолом…

— Стоп! Я сейчас кое-что подозрительное услышал.

— Ничего подозрительного. Так вот. Когда я сделаю тебя…

— Обойдусь. — Соли категорично прервал суккубу.

— Почему?!! — Жалобно воскликнула Вета.

— Потому что звучит подозрительно. Потому что звучит так, будто я тебе должен. Потому что звучит так, будто я твой слуга. Потому что звучит так, будто я обязан следовать твоим целям. Мне продолжать?

Атмосфера за столом слегка изменилась. Извращённая версия непринуждённости между этими двумя стала чуть более извращённой и чуть менее непринуждённой. Соли сверлил свою подругу-суккубу тем же холодным изучающим взглядом, ровно таким же, каким совсем недавно рассматривал внутренности неудачливого мината’ура в светлом балахоне. Вета же, в свою очередь, глубоко задумалась. Она стала достаточно отрешённой для того, чтобы её глаза совершенно выцвели и приобрели тот же оттенок тумана, что и глаза юноши после поглощения им силы духа, случившегося сразу по прибытии на осколок мира Тетис.

Ещё немного, и молчаливая неподвижность начала бы казаться по настоящему гнетущей. По крайней мере со стороны. Однако глаза Веты вернулись в исходное состояние красного пламени, и она как ни в чём не бывало прервала молчание:

— Нет.

— Что «нет»? — Окружавшая Соли ледяная аура тоже постепенно начала исчезать, юноша по-своему прочувствовал настроение подруги.

— Всё «нет». Даже целей нет.

— Тогда я ещё меньше понимаю, как здесь оказался.

— Так… После трансформации во мне осталось совсем мало энергии, я захотела есть и пошла за едой, ты составил мне компанию, и вот мы здесь. Вроде, всё понятно.

— Меня интересует как раз тот момент, в котором я составляю тебе компанию.

— А что? Ты всё равно не знаешь, на что потратить свою жизнь. Так почему бы не потратить её на то, чтобы составлять компанию этой очаровательной мне?

— Говоришь со знанием дела. — Задумчиво отметил Соли.

Вета без задней мысли подтвердила:

— Само собой. Много об этом думала, ага. Я ведь только из-за тебя свой путь домой решила через игру сделать.

— Как мило с твоей стороны.

— И с твоей тоже. — Оживлённо поведала Вета. — Я сперва хотела свою религию основать. Даже начала мотаться по школам, выискивать будущих проповедников. Потом наткнулась на тебя, начала за тобой наблюдать и поняла, что человеческие развлечения не менее эффективны, чем религиозный фанатизм. А ещё они намного приятнее.

— Вот это уже убедительно. И как ты умудрилась на меня натолкнуться? Я вроде старался нигде не светиться.

— Так ведь у меня есть суккубий сверхчуятель! — Гордо провозгласила Вета.

— А если серьёзно?

— Да случайно. А вообще, было шика-арно, Соли, меня никто до тебя в такой ступор не вгонял. Будто вместо крыльев отрастила генератор случайных чисел. Но ты думай, что во всём виноват суккубий сверхчуятель.

— Дурацкое название.

— Суккубий! Сверх! Чуятель!

— Да-да, суккубий сверхчуятель. Если у тебя всё же появятся какие-нибудь цели, то залогом нашего с тобой успеха станут несмешные шутки.

— Несмешные шутки, это залог успеха клирика, а наши с тобой шутки, это далеко не шутки.

— Кстати, насчёт клириков… Тот тип, он из святых, верно? — Соли указал на темнокожего монаха в скромной накидке, уже какое-то время наблюдавшего за единственными посетителями разгромленного заведения.

Заметив на себе тяжёлый взгляд, наводящий мысли о монстре, монах направился к нему сквозь погром, который ещё недавно был вполне приличным убранством трактира «Остров Яблонь».

***

54 дня с начала внеземной интервенции.

Даниель сидел на уютном диванчике в уютной гостиной своего уютного дома, окутанный столь же уютным мягким светом винтажного торшера. Он перелистывал увесистую папку, внимательно исследуя страницу за страницей. Многие из его коллег во время работы пользовались электронными носителями, составляя бумажные версии дел наспех и прикасаясь к ним исключительно с целью похоронить архиве департамента. Даниель же во многом был старомоден, и всегда считал, что досье, даже столь объёмное, как то, что он держал в руках, на порядок комфортнее. Ему казалось, так лучше для понимания, особенно в сложных и загадочных вопросах, с которыми он столкнулся два месяца назад и в которых вот уже месяц буквально утопал с тех пор, как вернулся на свою прежнюю должность, покинув пост начальника криминалистического центра.

Досье, которое Даниель держал в руках, которое он перечитывал уже много раз, вызывало у него тем больше вопросов, чем больше ответов он находил. Даниель считал это досье самым загадочным из того, с чем он имел дело когда-либо. В этом досье содержалась вся доступная информация об одном пропавшем без вести человеке, о том странном парне, с которого началось знакомство Даниеля с мистическими событиями, названными в департаменте «внеземной интервенцией».

На месте Даниеля любой посчитал бы, что жизнь одного из нескольких десятков пропавших людей куда менее значима, чем множество других необъяснимых явлений, происходящих по всему свету. Почти всё, связанное с «интервенцией», было далеко за гранью здравого смысла. Но кое-что позволяло Даниелю найти ту едва уловимую грань между мистическим хаосом и, пусть не менее мистическим, но всё-таки порядком. И грань находилась в этой увесистой папке.

Положив досье на колени, Даниель устало протёр глаза и только тогда понял, что уже какое-то время занимает диванчик не в одиночестве. Из-за крайней сосредоточенности он даже не заметил, как его дочь пристроилась рядом и крайне увлечённо всматривалась в те же страницы, что и он.

— Хоть я и говорил тебе, что любопытство, это хорошая черта, но не пора ли высунуть свой нос оттуда, куда совать его не следует? — Даниель попытался придать голосу строгость, но вышло не очень убедительно. Его слова скорее походили на добродушное ворчание.

— Прости, пап. — Впрочем, девочка вовсе не выглядела смущённой, хоть и вздрогнула от слов отца. Она прекрасно знала, что должна ну очень сильно провиниться (вернее, попасться), чтобы отец стал относиться всерьёз к её выходкам, которые, по мнению многих взрослых, частенько выходили за все мыслимые рамки. — Но это же так интересно! А это правда, то, что написано вот здесь вот? Тот человек, он правда запер своих одноклассников с мутировавшими крысами, когда учился в школе?

— Скорее всего, это правда, хоть доказать и невозможно. Крольчонок, тебе ещё рано интересоваться такими вещами.

— Я уже не маленькая, мне уже одиннадцать. И вообще, никакой я не крольчонок!

— Хорошо, Лили. Если ты не маленькая, и если ты не крольчонок, то что у тебя на голове?

Надувшаяся было девочка гордо поправила свой ободок с кроличьими ушами, словно корону, в чём она и поспешила убедить своего отца:

— Это благословение Королевы Красных Кроликов, а не какая-то там игрушка.

— Что, настоящей королевы?

Вопрос отца несколько озадачил Лили:

— Раз она Королева, то точно настоящая. Наверное… Её зовут так. Расскажи про тех сумасшедших, которые…

— Видимо, твоя королева и правда настоящая, если она разрешила тебе не спать в столь поздний час. — Даниель жестом прервал дочь и с упрёком продемонстрировал часы, стрелки которых показывали приближение полуночи.

— Я… Я почти спала, да, потом захотела пить и… А правда, что ты расследуешь вторжение инопланетян?

— Что?! С чего ты взяла?! — От удивления Даниель слегка подскочил, из-за чего папка благополучно свалилась с его колен.

— Пап, ты громко говоришь по телефону, в других комнатах всё слышно. Я не подслушивала, честно. У мамы спроси.

Такого стыда Даниель не испытывал очень давно. Весь его профессионализм, все его долгие годы безупречной работы — всё это только что подняли на смех, и не кто-нибудь, а его одиннадцатилетняя дочь. Немного успокоив себя тем, что, как ни крути, на работе его ценили за высокие аналитические способности, а не за шпионские навыки, Даниель сокрушённо поинтересовался у дочери:

— И много вы с мамой слышали?

— Не очень. — Словно не заметив тревоги отца, Лили бодро начала перечислять. — Слышала про сорняки, которые душат куриц. Про песочную змею. Ещё про летающие камни, рядом с которыми всё работает неправильно. Ой, и про слизёнка! Па-ап, расскажи про слизёнка. Он ведь один из тех инопланетян, которые решили устроить вторжение на Землю?

— Ох, что с тобой поделать. — Как обычно поддавшись давлению дочери, Даниель растаял и решился немного удовлетворить её любопытство. — Не то, чтобы это вторжение. Если честно, сам не понимаю, почему происходящее все решили считать вторжением. Как по мне, то, с чем я сейчас работаю, просто случайный набор необъяснимых явлений. Давай так, Лили. Я расскажу тебе про слизёнка, а ты пойдёшь спать и пообещаешь не разбалтывать то, что вы с мамой случайно услышали. Это, между прочим, большой секрет.

— Я умею хранить секреты. Мама ведь до сих пор не знает, что случилось с её любимой вазой. — Девочка подмигнула отцу, отчего тот невольно улыбнулся. От неприятного чувства, только что овладевавшего Даниелем, не осталось и следа.

— Хороший аргумент. — Даниель прикинул, насколько много он может себе позволить рассказать, и решил, что, раз уж прямого запрета на разглашение информации нет, то можно допустить некоторые вольности. По крайней мере, о собственной беспечности, которая неоднократно выходила ему боком, Даниель в этот момент не вспомнил. — В общем, слизёнок. По крайней, мере, так он представился. На прошлой неделе, когда я летал в командировку, познакомился с этим чудом природы. Представляешь, что я увидел, когда прибыл на военную базу? Синий шар с мультяшными глазами катается на бронетранспортёре, а вооружённые до зубов солдаты, вместо того, чтобы ловить этого монстра, выманивают его кораллами и салатом. И у них получилось. Синий монстр просто выпрыгнул из машины, а потом впитал в себя несколько вёдер кораллов. Салат тоже попробовал, но ему не понравилось, он сказал «Фу-у-у, бездушная трава».

— Так он говорящий?! — Удивлённо воскликнула Лили.

— Ещё какой говорящий. Меня ведь затем и позвали, чтобы я попытался наладить с ним осмысленный контакт. Только у меня плохо получилось. Я так и не понял, что у него на уме. Он вёл себя как ребёнок. Даже когда я с ним знакомился, он заявил: «Я хороший слизёнок.» Так его и решили называть. Слизёнок.

— А что ещё он рассказывал? Откуда он появился?

— Если б я знал. Не представляю, откуда слизёнок взялся, но уверен, что такого места на нашей планете существовать просто не может. Судя по его рассказам, место очень странное.

— И слизёнок вот так запросто всё рассказывал тебе?

— Ну, разговорить его оказалось не очень-то сложно. Проблема в том и была. Этот монстр довольно общителен, и знает, как минимум, три языка, но знает он их как-то обрывочно. То есть, многое понимает с лёгкостью, но в элементарных вещах постоянно путается. Общение с ним напоминало общение через словарь, в котором вырвали половину страниц. А ещё слизёнок совершенно не понимает, как устроен наш мир. Я даже не уверен, что разобрался, как с ним общаться.

Почему-то Даниелю было немного неудобно признавать плохую результативность своих трудов перед дочерью, которая была совершенно увлечена его рассказом.

— Но ты же с ним всё равно общался?

— Да, общался, но на самом деле это не так уж и сложно. Всего лишь нужно каждый шаг ему показывать, рассказывать каждую мелочь и спрашивать его мнение. Вот пример. Монстр, как оказалось, любит купаться. Ему даже организовали личный бассейн, в который он часто упрыгивает. В основном он перемещается, как мячик, но иногда ползает. Пошёл я за слизёнком в его бассейн, и увидел, что по пути этот гадёныш стащил у кого-то автомат и играл с ним в воде. М-м-м… Думаю, что всё-таки играл. Он подкидывал автомат и плевался в него водой. К тому времени я уже понял, как задавать ему вопросы, и поинтересовался, всё ли у него получается. И что ты думаешь? Этот слизёнок взял и нарезал автомат на кусочки. Водой. И заявил: «а вот так режет, вода не слушается, но всё равно режет.»

— Какой опасный слизёнок…

— Не очень-то он и опасный. Уж точно не злой. Хотя то, что случилось дальше, меня немного напугало. Слизёнок достал из автомата пули и начал плевать водой уже в них. Одна пуля взорвалась от струи воды, и он у меня спросил: «это бабах?» У него над головой знак вопроса появился. Такой же синий, как он сам. После того случая, кстати, все начали прятать от него пули, потому что этому монстру понравилось играть с оружием, а пробраться он может куда угодно, ему и небольшой щели хватит.

— А он смешной!

— Немного смешной, немного страшный. Такой вот слизёнок. Как тебе история?

— Кру-уто! Пап, ты теперь всегда такими странными вещами занимаешься?

— В основном. Но это не значит, что мне можно про всё тебе рассказывать, Лили.

— Знаю. — Последнее заявление Даниеля немного расстроило его дочь, но она всё же решила попытать счастья и спросила. — Даже про то, что написано в этой папке?..

— То, что написано в этой папке, тебя точно волновать не должно. Этот парень, Крис, досье на которого я изучаю, он всего лишь один из пропавших без вести людей. Тот ещё психопат. Могу разве что посочувствовать тем, кто с ним свяжется. Ничего такого, чем стоит интересоваться. И вообще, кому-то давно уже пора быть в постели.

— Эх-х. Спокойной ночи, пап.

— Спокойной ночи, крольчонок. И помни. Большой секрет.

— Тайна. «Тайна» звучит лучше… А «секрет», он как шутка.

— Хорошо, пусть будет «тайна». Главное, чтобы никому не рассказывала.

— Конечно! — Лили, наконец, отправилась в свою комнату. Впрочем, она не особо спешила. Даже специально замешкалась, чтобы увидеть, на какую полку отец уберёт ту папку, которая всё же интересовала её, интересовала куда больше, чем рассказ про синего круглого инопланетянина-слизёнка.

Лили пробыла в своей комнате достаточно.

Родители уже спали, когда Лили пробралась в гостиную. Стараясь не издавать ни звука, она с трудом дотянулась до полки, на которую всего час назад её отец убрал ту увесистую папку, которая не давала покоя девочке. Лили прекрасно осознавала — этот поступок выходит за рамки того, на что отец закроет глаза. Нет, Лили ни в коем случае не хотела расстраивать родителей. Более того, она, даже будучи в столь юном возрасте, считала, что иногда с ней можно быть и по строже, потому что временами её и правда, как она сама говорила, «немножечко заносит». И всё же то, что она хотела узнать из этого досье, было крайне важно для неё.

Папка была действительно тяжёлой. По крайней мере для Лили. Вот только поняла это Лили с некоторым запозданием, и избежать шума от падения такого количества сшитых вместе документов ей удалось только благодаря чуду и небольшой ссадине. С тяжело бьющимся сердцем и немного побаливавшим плечом Лили бесшумно настолько, насколько могла, добралась обратно до своей комнаты, в душе посетовав на то, что незаметно вернуть досье на место будет ещё сложнее, чем добыть.

Тем не менее, Лили была уверена, что риск более чем оправдан, и что она ни о чём не пожалеет, даже если её поймают на содеянном. Одеяло накинуто, фонарик включен, и первая страница тяжёлого не только для транспортировки, но и для чтения, досье — открыта.

Лили всматривалась в фотографию, блестевшую тусклым глянцем. Дрожащей рукой Лили провела по лицу того, кто был обозначен как «крайне опасен», словно она хотела пригладить растрёпанные волосы. Охваченная бурей эмоций, Лили с трепетом прошептала:

— Так вот куда ты пропал, Соли… Нечестно. Я ведь теперь даже знаю, что тебя зовут Крис.

Параграф 12: Иессей из рода Наки’Ир

Одетый в скромную накидку святой уверенно прошёл мимо груды изувеченной мебели, стараясь держаться подальше от стоявшей на страже фаршированной нежити. Миновав недовольного грифончика, святой выбрал себе наиболее целый стул и как ни в чём не бывало подсел к явно опасным посетителям трактира. Всем своим видом демонстрируя доброжелательность, он непринуждённо заговорил:

— Смею заметить, ваше общение с моими работниками завершилось не лучшим образом…

— Если хочешь компенсацию ущерба, то сперва научи своих шавок общаться с клиентами. — Вета демонстративно отодвинула ещё не тронутые блюда подальше от новоявленного собеседника.

— Что ж поделать, появление суккуба и человека в столь… специфическом месте оказалось для них слишком большой неожиданностью. А я как раз хочу разбавить однообразие своих будней подвернувшейся неожиданностью.

— Разбавить однообразие будней? Серьёзно? — Недовольно скривился Соли. — Какой-то мутный тип.

Вета и Соли переглянулись. Девушка тут же поддержала своего спутника:

— Ага-ага! Как будто хочет предложить нам контрафактную благодать за пол цены.

— Ещё и думает, наверное, что в состоянии найти общий язык с кем угодно.

— И вообще, откуда он знает про людей? Твоя нелепая раса как бы в карантинной части вселенной.

— Ты закончила аннигилировать еду? А то у меня вдруг дикое желание возникло осмотреть окрестности и заодно послушать познавательную историю про карантины во вселенной.

— Фифяф, я ефё футь-футь… — То, с какой скоростью Вета заталкивала в себя последний из оставшихся на столе пирогов, могло бы вызвать глубокую депрессию у чемпионов по поеданию тех самых пирогов.

Хоть святой и пытался вклиниться в этот сумбурный диалог, такая возможность у него представилась только когда оба собеседника замолчали и начали вставать с намерением покинуть заведение, о чём свидетельствовал брошенный на стол изопсеф — весьма ценная валюта в любом из миров, в которых была известна её ценность. Ни демон, ни тем более человек не знали, что стоимости любого изопсефа более чем достаточно, чтобы оплатить не только их внушительный обед, о чём они осведомились заранее, но и весь причинённый ущерб.

Прекрасно осведомлённый об особенностях местной экономики святой лишь вздохнул и пожал плечами. Деньги были меньшим из того, что его волновало. В отличие от непредсказуемости человека и демона, о которой святому было известно чуть меньше, чем о реальной стоимости этого небольшого плоского камешка, заключавшего в себе крупицу живой плоти Всесоздателя.

Собравшись с духом, святой поспешил нагнать своих проблемных посетителей, и обратился к ним уже без демонстративной доверительности:

— Постойте, не уходите. Я ведь ещё не представился. Иессей из рода Наки’ир. Возможно, если вы не будете столь предвзяты по отношению ко мне, то моё скромное общество покажется вам не только занимательным, но и весьма полезным. — Поймав на себе пренебрежительные вскользь брошенные взгляды, святой продолжил, как ни странно, несколько более уверенно. — А если так?.. У меня есть все основания полагать, что моё общество покажется вам обоим не только полезным, но и весьма занимательным. У меня есть свои причины, но разве это многое меняет?

Наконец Вета посмотрела на святого с интересом. Она, как и Соли, остановилась, но Иессей вовсе не был уверен в том, что его персоне оказали внимание. У святого были основания полагать, что всё не может быть так просто, по крайней мере с этими двумя. И он не ошибся.

Вета жалобно обратилась к своему спутнику:

— Ты только послушай, Соли. Стоило мне оказаться в своём мире, как всякие непонятные типы из рода Наки’ир сразу же начинают что-то думать. Или даже притворяться, что знают. И что мне с ним делать?

— Неправильный вопрос, Вета. — Юноша словно читал наставление своей спутнице. — Лучше подумай, что тебе делать в целом, и только потом решай, как в общую картину вписывается мутный тип, который решил, что его имя нам следует знать.

— Что делать? Самой бы узнать?.. Точно! — Суккуба подскочила к покорно ожидавшему вердикт святому и начала гладить его по голове, от чего округлый сияющий энергией света нимб соприкоснулся с тёмной демонической сущностью и заискрил. — И-ес-сей. Правильно? Если неправильно, просто смирись. Мы с Соли погуляем немного и подумаем, чем хотим заняться. А ты… Ну… Не знаю, приберись здесь, что ли. Если ты правда такой всезнайка, каким хочешь казаться, то найти нас будет для тебя просто.

Иессей поморщился, ведь даже лёгкое касание тьмы для создания света всегда болезненно:

— Сомневаюсь, что такое слово, как «просто», применимо по отношению к Вам и Вашему спутнику.

— Правильно сомневаешься. Мясной Лорд, в атаку!

Свежевоскрешённый карликовый грифон, до этого момента покорно следовавший за оживившей его хозяйкой, сразу же подчинился приказу и остервенело набросился на Иессея, отчего тому пришлось поспешно отступить. К счастью для Иессея, все святые были по природе своей воинами поддержки, они обладали не только врождёнными инстинктами бойцов, но и превосходными навыками в использовании природы своих душ в качестве защиты и оружия. Тем более против нежити, наполненной чистейшей тьмой.

***

Человек и демон покинули трактир под смесь звуков борьбы, рвущегося плаща и молитвы экзорцизма, наспех прочтённой святым Иессеем: «Светлая сила Праотца нашего всевышнего, да коснись же сего тела бренного, да очисти сие, да обрати сие заблудшее в подобное, да упокой плоть сию во плоти твоей».

— Мясной Лорд? — Усмехнулся Соли.

— Может, следовало назвать его Костяшкой? Гриль-нежить тоже неплохо звучит… — Всерьёз задумалась Вета.

— А сапоги свои можешь назвать Левым и Правым.

— Соли, ты не понимаешь. Я же отправила верного подданного на смертельную миссию, и ему полагалось достойное имя. Но я взяла и ляпнула первое, что в голову пришло. Какое постыдство! Эх, покойся с миром, Лорд-Костяшка.

— Лорд-Костяшка пал в неравной битве с лампочкоглавым злодеем, и могилой ему стало ветхое помойное ведро.

— Какая трагичная легенда. А вообще… У меня такое чувство, что лампочкоглавого Иессея лучше запомнить.

— Ладно, пусть Иессей называется Иессеем. Чувство в значении «предчувствие» или в значении «вывод».

— В значении «просто так никто со мной связываться не станет». То, что во мне и в моём верном спутнике кто-то типа него заинтересован, слишком далеко от нормы. Да ещё и ощущение от этого святого какое-то… Ах, да! Я вроде как довольно известна.

— И что, Вета, у тебя настолько отвратная репутация?

— Сам как думаешь, какая должна быть репутация у той, кто считает тебя больше чем другом, Соли?

— Сравнивать не с чем, но, вероятно, любая репутация, которая будет зависеть от… Целей… Которых нет? — Соли, который с момента попадания в незнакомый ему мир был глубоко озадачен самим фактом собственного здесь появления, ощутил некоторую трогательность момента, как бы парадоксально это ни было. Именно сейчас он вовсе не был озадачен.

— Которых. Нет. — Вета же, в свою очередь, никакой трогательности момента не ощутила, она в очередной раз впала в задумчивую отрешённость и показалась сама себе совершенно незначительной. Всё её естество поблекло. Этот вопрос её действительно тревожил.

— Знаешь, Вета, а я ведь только сейчас начал понимать, почему мы с тобой стали так близки. Теперь мне становится ясно, как я здесь оказался.

— Долго же до тебя доходит. — Хоть Вета и усмехнулась, и даже немного оживилась, она всё ещё была слегка подавлена. Но для неё такие перепады настроения были более чем естественны, и не были чем-то значительным, о чём Соли был прекрасно осведомлён и с чем, как правило, не особо считался.

Человек и демон чувствовали себя как нельзя более к месту друг рядом с другом в этой затхлой паутине рассыпающихся улочек-направлений, именуемой Порочным Кварталом.

***

Обряд очищающего экзорцизма прошёл на удивление легко, чему Иессей искренне порадовался. Может, карликовые грифоны и являлись весьма слабыми домашними животными, в отличие от своих огромных сородичей, но святой прекрасно осознавал, в чём разница между возможностями некромантии обычного пользователя тёмной энергии и колоссальным потенциалом тех, кто был способен повлиять на саму структуру мироздания, и тем более той, для кого тьма была основным элементом души.

Конечно, Иессей не стал бы радоваться своей лёгкой победе над потенциально низкосортной нежитью, если бы не был осведомлён о сущности демоницы, которая эту нежить создала. И он прекрасно понимал, что если бы у той, кого теперь звали Ветой, был хоть немного более серьёзный настрой, то даже такой малости оказалось бы вполне достаточно, чтобы превратить его трактир в груду камней и досок. Благодаря такому знанию радость Иессея ещё немного увеличилась — он был почти уверен, что, по меркам этих двоих, сейчас они были настроены дружелюбно. Фактически святому даже одобрили повторную встречу, что полностью соответствовало его планам.

Осмотревшись по сторонам, Иессей решил последовать совету демона, что само по себе было весьма иронично. Позвал старательно державшихся подальше от крайне опасных посетителей работников и отдал распоряжения. Всё ещё чувствующие себя неуверенно, разнородные ма’алаки» начали убирать последствия разрушений, с опаской поглядывая на недавно закрывшуюся входную дверь.

Один из работников, молодой на’аг по имени Варру’Шуа, занимавший должность главного помощника Иессея и пользовавшийся его особым расположением, приблизился к святому, стараясь держаться как можно дальше от обугленных останков карликового грифона. Он проявлял такую щепетильность вовсе не потому, что боялся испачкать длинную змеиную часть своего тела, покрытую пёстрой чешуёй, и не потому, что воочию видел силу мёртвого орудия, нет, он был уверен, что нежить упокоена навсегда. По большей части на’аг испытывал омерзение даже к тем обгорелым останкам, которые остались как свидетельство применения некромантии. На’аг искренне радовался, что избавляться от богомерзких останков придётся не ему.

Варру с почтением обратился к святому, и все пребывавшие в главном зале трактира химеры прислушались:

— Мессир Иессей, я позволил себе предупредить стражу о демонах в Калварии. Но так странно. Те двое так долго здесь пробыли. Никто до сих пор не пришёл.

— Вот как? Быть может, тебе просто не поверили, Варру? Скажу так. Те, кого предупреждать имеет смысл, уже итак знают всё необходимое, а те, кому это нужно, всё равно не прислушаются. Но ты не знаешь, о чём именно следует предупреждать, так что не бери в голову.

— Вы говорите загадками, мессир. И выглядите так, словно эти демоны Вас забавляют.

— Вовсе не забавляют, скорее их появление меня обнадёживает. Я определённо не зря построил этот трактир, определённо не зря. — Иессей считал большой удачей произошедший инцидент. Вернее, то, что инцидент произошёл именно в его трактире. — И, кстати, имей ввиду, что демон из них только один. Может пригодиться, если ещё раз с ними встретишься. Но я настоятельно рекомендую тебе постараться избегать встречи с этими двумя. Даже я не берусь предположить, чем всё закончится в следующий раз.

Все химеры, и без того старательно прислушивавшиеся к разговору святого и на’ага, приостановили свою деятельность, стараясь не пропустить не единого слова. Всем им было немного не по себе от пришедшей на ум мысли, которую тут же озвучил Варру’Шуа:

— Мессир Иессей, неужели эти двое знакомы с Вами?

— Нет-нет, они со мной не знакомы. А вот я с ними знаком. Насколько мне известно.

— Как причудливо звучит. И всё же, кто они?

— Для тебя, равно как и для многих, они, пожалуй, проблема. А может и нет. Тут уж как повезёт. Для меня они не что иное как возможность. — Иессей с грустью посмотрел на окружавших его ма’алаки», отчего те невольно начали переглядываться.

— Ох, мессир, мне не по себе от Ваших слов. — Варру’Шуа вновь озвучил настроение присутствующих.

— Тебе должно быть не по себе и без моих слов. Не часто Матерь Искажений возвращается в свой мир, да ещё и на пару с восьмым апостолом.

Все находившиеся здесь ма’алаки» замерли. Никто из них не был готов услышать нечто подобное, никто из них не был готов поверить в услышанное. Химеры переговаривались друг с другом:

— Еретическое учение…

— Да ладно вам, это всего лишь легенда! Кто в здравом уме поверит, что Праматерь не из архангелов?

— Но если это правда…

— Разве стал бы святой нам лгать?

— И что она вообще здесь делает?.. Полный бред.

— Нет, не может такого быть, просто не может.

— Я однажды слышал, что апостолов у Праматери всего семь. Только не подумайте ничего такого, я случайно об этом услышал, случайно!

Под аккомпанемент гомона химер Иессей покинул трактир «Остров Яблонь». Он был уверен в том, что скоро его жизнь наполнится множеством противоречивых событий. Впрочем, Иессей не питал иллюзий по поводу того, что всё будет идти по какому бы то ни было плану, но столь досадное обстоятельство заинтриговало его ещё в тот день, когда он прибыл в центр вселенной.

***

Дневник Иессея из рода Наки’ир.

547 год Эпохи Эугенес, день 23 Девятой Луны.

Не понимаю, что со мной происходит.

Не изменилось ничего. Мир всё тот же. Цель всё та же. Вера всё та же. Не случилось ровным счётом ничего. Всего-то упокоился ещё один человек. Очередной человек по имени Боудикка. Она умерла, и то необъяснимое ощущение, которое было со мной с момента моего рождения, распалилось с новой силой.

Мне всегда мешало это чувство, из-за него я сам себе казался прокажённым. Но с появлением в моей жизни того трактира, названного в честь не существующего ныне места, болезненное ощущение в душе отпустило меня.

Некогда чарующий «Остров Яблонь» в один миг превратился в очередной дешёвый трактир на горном перевале, а гранитное надгробие неподалёку вдруг стало источником страха. Нелепо. Я должен страшиться, но страшиться должен Всесоздателя и немилости света, никак не торчащего из обледенелой земли камня с горсткой высеченных символов. Так не должно быть.

Устал. Впервые за свою жизнь я устал. Устал от дурных мыслей, устал от сомнений. Устал.

Я обратился за советом к создателю Наки», но он ничего не объяснил мне. Он попытался утешить меня, но его речи не помогли мне. Так постыдно — обратиться за помощью к ангелу, коему рождён быть слугой, и, получив сию милость, не чувствовать благодарности, но возжелать большего.

Кажется, создатель Наки» заметил грешность души моей, и простил по доброте своей. Даже пообещал, что обратится к мудрости архангела. Это ещё более постыдно. Но почему же мне стало немного спокойнее? Разве таким должен быть святой?

Параграф 13: демон среди людей

После изобильного обеда в трактире «Остров Яблонь» у Веты не было никакого желания двигаться, однако и оставаться на одном месте также не входило в её планы, в основном из-за наличия спутника. Поэтому обычные её методы перемещения, такие как ходьба, перелёт и разрыв пространства, не были использованы. Вместо этого Вета улеглась, как на кровать, на одно из своих крыльев, достаточно больших и пластичных для подобной манипуляции, и использовала второе крыло в качестве паруса, улавливающего невидимый глазу ветер — подконтрольные ей потоки энергии этого мира. Она парила бок о бок с Соли, словно плыла по воздуху, сонно развалившись.

Соли не имел представления о том, что столь непринуждённые манипуляции духовной энергией говорили о могуществе. Он придавал значение такого рода знаниям исключительно в тех случаях, когда считал их потенциальной угрозой. В силу особенностей мировоззрения Соли, впечатлить его чем-то подобным было попросту невозможно, и любая попытка сделать это без крайней необходимости могла привести в лучшем случае к его неприязни. Впрочем, Вета и сама придавала могуществу столько же значения, сколько и человек рядом с ней. Двое искали выход из совершенно неуютной, почти безжизненной паутины улиц, скрашивая свой путь ничего, в общем-то, не значащей беседой.

— Знаешь, Вета, было бы неплохо, если бы ты рассказала про вселенский карантин. — Пусть Соли и не верил в ценность этой информации, но ему было в некоторой степени интересно. Примерно в той степени, в которой обывателю интересно порой узнавать о доисторических животных или далёких планетах.

— Карантин? — Готовая в любой момент задремать Вета не сразу поняла, что имеет ввиду её спутник.

— Да, карантин. Ты недавно упомянула, что моя раса заперта в карантинной части вселенной. Любопытно было бы узнать подробности.

— А, вот ты о чём… — Вета сладко зевнула, устроилась поудобнее на своём крыле-кораблике и начала ленивое повествование. — В одном периферийном мире жили-были люди. Поначалу их… То есть вас… Нет, «их» говорить приятнее. В общем, поначалу их никто не замечал, люди считались очередными бездушными животными в очередном диком мире. Но однажды кто-то из Прародителей рас (не знаю, кто именно) обнаружил, что у людей всё-таки есть души. Просто людские души оказались немного… Причудливыми, да. Души у людей вроде как были, но своей энергией не обладали. Зато постороннюю духовную энергию прекрасно впитывали. Причём любую, без ограничений. Бывает и такое. Но не важно. Куда любопытнее то, что у твоей расы есть потенциал в усилении артефактов. Кое-кто увидел в этом возможность, но получилось не очень. Вот твой мир и заперли. И меня вместе с ним.

Вета замолчала. Такое объяснение показалось ей достаточным, однако Соли считал иначе:

— Получилось не очень? По-моему, получилось не очень разве что у тебя. Не очень информативно. Что именно пошло не так? И при чём здесь карантин? Только не говори, что мой мир заперли исключительно потому, что какой-то шишке что-то не понравилось. Так даже мне слегка обидно за соплеменников.

Вета задумалась:

— Вряд ли поэтому… От твоей расы обычно довольно много проблем. Даже не знаю, что хуже, управлять людьми или не управлять. — Заметив лёгкий оттенок понимающего согласия Соли, Вета продолжила повествование с чуть большим энтузиазмом. — Я ведь тоже не в курсе всех подробностей. Сама попала в твой мир незадолго до карантина. Кажется, поначалу самых перспективных людей тренировали мастерству использования духовных артефактов, но проект вышел из-под контроля. Лично я была одной из тех, кто занимался уборкой. Спала себе в одном из подземелий в роли тёмной владычицы, и, когда заявлялся какой-нибудь самопровозглашённый герой с целью уничтожить корень зла, отбирала у него опасную игрушку.

— Какая любопытная работа… Не знаю, как она выглядела на самом деле, но готов поспорить, что было весьма занимательно.

Вета была полностью согласна Соли:

— И не говори! Совсем не жалела, что согласилась, развлекалась по полной!.. — Вета элегантно приземлилась на землю и обогнала Соли. Она радостно смотрела на своего друга, её недавно потускневшие сонные глаза радостно пылали, она хотела поделиться с Соли яркими воспоминаниями… И вдруг осеклась. Вета нахмурилась, и едва ли не выплюнула с досадой. — До тех пор, пока не проснулась однажды и не поняла, что в твоём мире прошло полторы тысячи лет…

***

8 лет до начала внеземной интервенции.

Я просыпалась. Моё окаменевшее тело скрипело от малейшего движения. Знаю, звучит так себе, но на самом деле это довольно приятно. Приятнее, чем потянуться после обычного сна. А, ещё эта пелена в глазах, всё двоится и расплывается. Я осматривалась по сторонам, пыталась сосредоточиться на том, что меня окружало.

Расставленные вдоль стен жаровни, подчиняясь моему ещё не успевшему сосредоточиться взгляду, воспламенялись, окрашивая своим неровным светом довольно унылое подземелье. Честно говоря, далеко не лучшее моё творение, но в оправдание скажу, что я не очень-то и старалась. По сути обычный вырубленный в глубинах скалы зал, окружённый незамысловатым лабиринтом и наполненный парой десятков наспех высеченных статуй. Ладно, статуи вполне сносные, хоть и представляют из себя всего лишь знакомых мне демонов в боевом облачении. Конечно, надо было представить эти статуи чем-то вроде двух отрядов, готовящихся к схватке друг с другом, рвущихся в бой… Но я постоянно откладывала эту затею, и в результате привыкла к тому, что есть. Не важно. Важно то, что я проснулась.

Вообще-то моя задача состояла в том, чтобы дожидаться в своём подземелье зазнавшихся людишек, овладевших более-менее заметными артефактами, и отбирать те самые артефакты. Такой вот сбор опасных отходов развалившегося предприятия. Я была прям как настоящая мусорщица, с одной только разницей, что не нужно было мотаться по свету в поисках мусора. Серьёзно, немного слухов о силах зла, обобранные до нитки покалеченные псевдогерои со своими жалобами перед своими корольками, небольшая гора сокровищ за моей спиной, и всё — желающие покарать тёмную владычицу объявлялись чуть ли не каждый месяц. И самое шикарное! Чем сильнее этих выскочек унизишь, тем больше у них будет желание отомстить. Добыл артефакт — принёс артефакт — был втоптан в грязь — ищет артефакт посильнее. Замкнутый круг, в общем.

Но каждый раз дожидаться новой партии этих трудолюбивых муравьёв, как ты понимаешь, занятие тоскливое, время ожидания неизвестно… Вот я и впадала в оцепенение. Наверное, со стороны выглядела как одна из статуй. Нет, как самая красивая статуя на величественном троне! А пробудиться в случае приближения жизни — ну, это просто организовать. Так я и жила какое-то время. Не очень беспокоилась по поводу того, что происходит, пока я сплю. Вернее, совсем не беспокоилась.

Я очнулась в ответ на приближение жизни. Я блаженно потянулась, стряхнула с крыльев какой-то уж слишком большой слой пыли, немного подождала, пока огни жаровен достаточно разгорятся для того, чтоб всё выглядело эстетично. Ну, сам понимаешь, такие тёплые огоньки со всех сторон, уютный свет и мрачные тени переплетаются между собой, и очаровательная таинственная я врезаюсь в сердца шайки источников жизни своей новейшей незабываемой речью:

— Ступившие в царство темнейшей тьмы, посмевшие бросить вызов воплощённой безысходности, внемлите, жалкие смертные, посягнувшие на звание героев этого мира… г-героев?.. — Присмотревшись к трясущемуся скопищу людишек в странных одеждах, я поняла, что ничего не поняла. Что-то явно было не так. — Эм-м-м… А вы точно герои?

Вот серьёзно, на героев они ну никак не походили. Бледные, ошалевшие, перепуганные, да ещё и безоружные. Один уже в обмороке. Остальные тоже молчат. Всё не так должно быть! Я даже близко не понимала, что происходит, кто они такие, зачем пришли в подземелье, если не за мной. Естественно, мне очень хотелось, чтобы кто-нибудь соизволил объясниться. Но они были настолько напуганы, что пришлось выйти из образа. Так обидно, я же репетировала… Кароч, я подошла и вполне добропорядочно попыталась разговорить шайку:

— Эй, человечьи отродья, я к вам обращаюсь! Какие-то вы убогонькие для героев. Что вы забыли в моём подземелье? — Ответа так и не последовало, я немного забеспокоилась. Даже помахала крылом перед их лицами, чтобы проверить реакцию. Не могли же они стоя отключиться? Не могли, реакция была. Нервная такая реакция. — Ау? Меня кто-нибудь понимает вообще?

Это и правда тревожило. Просто в моём Кодекс-Гигасе есть такая замечательная страница, которая позволяет говорить на языке любого собеседника. Конечно, такая страница есть в любом Кодекс-Гигасе, но это никак не отменяет того, насколько это удобно. Было бы обидно, если бы Кодекс вдруг подвёл. Ну, я зря переживала об этом. Вернее, зря я переживала о… В общем, не о том я переживала, тем более что мне соизволили ответить.

— М-мы здесь случайно. Не т-трогайте нас, п-пожалуйста, м-мы уже уход-дим. — Не особо доблестные слова, но на фоне остальных припадочных эта женщина держалась неплохо. Да, так держать, но…

— А ну стоять! — Что значит уходят? Я была категорически против, меня совершенно не устраивал такой расклад. Да, так я и сказала. — Что значит «уходите»? То есть пришли, разбудили, и решили сбежать как ни в чём не бывало? Никакой ответственности!

Эта женщина… Я потом узнала, что её зовут Летисия. Неплохое имя, мне нравится, так и буду её называть. Летисия только и смогла, что пискнуть:

— Простите…

Эх… А ещё Летисией называется… С другой стороны, не очень-то справедливо было так говорить, о чём я и сообщила:

— Хах, мелочи, я тоже с ответственностью плохо совместима. Но если мы с тобой, девочка, немного поболтаем, то никому от этого хуже не будет. Ой, а если мы болтать не будем, то кое-кому хуже всё-таки будет. — Вот какая я хорошая, я даже предупредила Летисию, что мой контроль чувств может иметь негативные последствия. Хотя, если подумать… Эти люди были такими сговорчивыми, теперь я вообще плохо представляю, зачем мне могло понадобиться подчинять их силой.

И вот, когда Летисия подтвердила своё согласие на сотрудничество, я уже было собралась заваливать её вопросами, как заметила, что ко мне летит пандорум. Ну, помнишь, такие безразмерные шкатулки с посланиями, которые может открыть только адресат. На пандоруме определённо было выгравировано «Матерь Искажений». Знаю, титул у меня не из приятных, но выбирать возможности не было… Да, пандорум. Он меня немного озадачил. В обычной ситуации он бы меня сильно озадачил, но в сравнении с этой компашкой явно-не-героев… Я и правда не знала, как отнестись к посылке:

— Вот и что мне с ней делать?.. — Вслух сказала я.

Летисия, видимо, подумала, что вопрос обращён к ней, а не к пустоте, и сказала:

— Не… Н-не знаю… Что это такое?..

— Посылка, конечно! Хм, даже не подписано, от кого. И что в ней может быть?

— Наверное, стоит посмотреть. — Сомневаюсь, что Летисия думала о посылке, но, по крайней мере, она пыталась хоть что-то из себя выдавить.

На самом деле, слушать такой совет с моей стороны было несколько опрометчиво, но ты ведь меня знаешь:

— Пожалуй, стоит посмотреть, ага. Надеюсь, там не какой-нибудь рой пчёл-убийц, настроение у меня и без того испорчено.

В шкатулке не оказалось ни пчёл, ни убийц, ни ещё какой дряни, в ней лежали два предмета. Первый — секреция сопряжения сознаний. Второй же — слегка помятый лист бумаги, исписанный знакомым подчерком. Записка.

«Здравствуй!

Пожалуй, начну с того, что Совет Прародителей окончательно закрыл людской проект. Принято решение запереть эту часть вселенной во избежание потенциальных проблем. Дело в том, что священная война, которая развернулась на поверхности, приобрела… Сомневаюсь, что тебе это интересно, напишу о более насущных проблемах. Совсем скоро начнётся крупномасштабный ритуал, в ходе которого, насколько я знаю, мир станет заперт внутри самого себя. Я в таких вещах мало что смыслю, но это нечто вроде создания особых физических законов, из-за которых перемещение между мирами станет практически невозможным. Такая вселенская клетка.

Возможно, ты ещё не поняла, к чему я это пишу… Так вот. Совет Прародителей решил ещё кое-что. Кое-что относительно тебя. Верно, тебя решили бросить в этом запертом мире. Сейчас ты, должно быть, очень зла на меня, ведь это из-за меня ты вообще оказалась в мире людей. Но, поверь, я здесь не виноват, и, если бы я мог препятствовать такому решению, то непременно приложил бы все усилия. Мне и самому крайне неприятно было узнать, что решение запереть тебя в этом мире было принято задолго до того, как я об этом услышал. План на случай краха людского проекта, как оказалось, с самого начала содержал часть, в которой тебя закрывают вместе с этим миром без названия. Чувствую себя идиотом.

В любом случае, оставляю тебе эту секрецию в надежде, что ты ей воспользуешься. Я понимаю, что сопряжение сознаний — не самый простой в применении метод, но лучшего способа выбраться из мира-клетки я, увы, не придумал. Зная о твоих способностях, я полагаю, что, после некоторых усилий, ты справишься и покинешь это место. Если захочешь, конечно.

Прости, что так вышло.

Искренне, твой

Твой

С уважением

С сочувствием

С пониманием

С любовью

Айшма-Дэ, Скульптор Рода.

P.S. Пусть наши с тобой отношения не всегда складывались гладко, и пусть у тебя есть все основания злиться на меня за эту оплошность, доставившую тебе столько неудобств, равно как и за иные промахи, однако я искренне надеюсь, что ты проявишь понимание в сложившейся ситуации. О том, что я рискнул содействовать тебе вопреки решению Совета Прародителей, не должен узнать никто, пожалуйста, не говори никому, кроме твоих самых доверенных персон. Если таковые, конечно, существуют.»

Да уж, это было неприятно. Очень неприятно. Совсем-совсем неприятно. Я всегда знала, что многие меня почему-то недолюбливают, но оказаться в столь неловкой ситуации было до одури неприятно. Ну, я довольно быстро успокоилась. В конце концов, не ожидать чего-то подобного было крайне глупо с моей стороны, и этот тупой инкуб здесь совершенно не при чём.

Я захотела прочесть записку ещё раз, но оказалось, что я нечаянно отправила её в небытие. И заодно заставила своих неправильных гостей прятаться за статуями в попытках избежать попадания в чёрное пламя. Ой, получается, что я немного всё-таки вспыльчивая? А, не важно.

Ах, да, об этих людях! В общем… Желания оставаться в подземелье у меня как-то больше не было, и я поднялась с ними на поверхность. По пути узнала, что в твоём мире прошло около полутора тысяч лет с моего последнего пробуждения, что о священной войне только всякие несусветные байки сохранились, что в твоём мире вроде как не осталось представителей других рас и все считают их вымыслом… Точно! Когда я узнала, что, за неимением других разумных рас люди решили поделить свою на несколько, то просто упала со смеху! Нет, ты представляешь, дробить свою расу, основываясь на паре несущественных отличий! У вас, людей, даже игра такая есть, в которой найди семь отличий. Подумать только, до чего же!.. Ну, не мне тебе рассказывать, насколько это нелепо, ты ведь и сам всё знаешь.

Кстати, я ведь ещё узнала, что эта шайка — они даже близко не связаны с героями и артефактами. Оказалось, что какие-то шахтёры рыли норы в поисках угля, и наткнулись на мой лабиринт. Решили посмотреть, что внутри. Странные они какие-то, я так и сказала:

— А зачем вы здесь уголь роете? В паре тысяч шагов к северу от моего подземелья ведь полно алмазов. Или теперь алмазы ничего не стоят?

Кажется, шайка не знала про алмазы. По крайней мере, они сильно удивились. Но я не уверена. Возможно они удивились тому, что я нашла их запасы алкоголя. Отвратительное такое пойло, называется… Медицинский спирт. Не знаю, зачем люди делают эту дрянь, но настроение у меня было действительно паршивое, и оба ящика как-то сами собой исчезли. Лучше надо было прятать, вот что я им сказала.

Мы с той шайкой ещё немного поболтали и разошлись. Вообще интересно, что поначалу такие пугливые человечки в итоге оказались вполне общительными. Но всё равно немного дёргаными. По крайней мере, когда я увидела зеркало, то немного задумалась о своём внешнем виде. Я ведь чувствовала, что с человеческой точки зрения не очень привлекательна — эти демонические крылья, глаза суккуба, да и кожа моя… Ну, человеческая кожа мне и самой в итоге понравилась, как видишь. И… Мне всегда было уютнее выглядеть миленько. Не знаю, почему, честно! Пожалуй, это что-то на уровне рефлекса. Кароч, я не стала сильно заморачиваться. Просто скопировала из души одного самца самый желанный образ перед тем, как попрощаться.

Я всего лишь мутировала в человеческую самку. Вполне приемлемую, совсем не страшную, даже наоборот, очень красивую. Вот скажи мне, Соли, что-теперь-то могло напугать эту нервную шайку? Вот ну что?!!

Параграф 14: дикастерий, главный вход

Юноша с удовольствием слушал рассказ подруги. С виду холодный и безразличный, в действительности Вэ Соли проявлял большой интерес к происходящему вокруг него, равно как и к различным историям, тем более к историям Веты. Как, в общем-то, и всегда. Также Соли далеко не был бесчувственным, скорее наоборот. Однако тех, кто об этом хотя бы догадывался, можно было пересчитать по пальцам одной человеческой руки, не обязательно целой. Личное мнение, переживания и уж тем более сопереживания Соли крайне редко оправдывали не то что желания, но даже ожидания окружающих. Сам Соли, сколько себя помнил, старался демонстрировать сумбур своих эмоций только убедившись, что сможет избавить себя от негативных последствий, и в итоге окончательно разучился это делать. Впрочем, сейчас он находился в обществе той, рядом с которой подобных сложностей он не испытывал. Возможно, именно поэтому демоница рядом с ним была одной из тех немногих, кому он симпатизировал. Возможно, думал Соли, именно поэтому он и мог почувствовать настоящую близость разве что с этой демоницей. К слову, личностей, которым Вэ Соли хоть как-то симпатизировал, можно было пересчитать по пальцам одной человеческой руки, не обязательно целой.

Суккуба рассказывала человеку историю из своего прошлого, и её настроение порой кардинально менялось в течение короткого повествования. Только что подавленная Вета за несколько секунд превращалась в Вету жизнерадостную, возмущённую, удивлённую… Так, словно она заново переживала произошедшее. Активно жестикулируя, самозабвенно декламируя, непринуждённо восклицая, она ни в коей мере не была обеспокоена собственным экстравагантным поведением. И уж тем более она не была обеспокоена мнением любого случайного зрителя, кем бы он ни оказался. Единственное мнение, которое могло интересовать Вету — мнение единственного неслучайного зрителя. Мнение человека, которого она предпочла называть Вэ Соли, не вдаваясь в подробности того, что считала это имя идеальным только из-за знания — такое имя на самом деле было выбором самого Вэ Соли. К слову, личностей, которые были в достаточной мере знакомы с Ветой, немало поразил бы один только факт — Вету интересует чьё-то мнение.

На пустой, едва ли не вымершей улочке-лазе Вета хотела узнать мнение человека, едва ли умеющего своё мнение выражать:

— Вот скажи мне, Соли, что-теперь-то могло напугать эту нервную шайку? Вот ну что?!! — Возмущению демоницы не было предела. По крайней мере, на данный момент.

— Вета, насколько ты уверена, что использованный тобой облик не был страшным?

— Уверена! Я в этом облике жила ещё несколько лет, и всем он нравился. На самом деле очень удачный внешний вид попался, почти не нуждался в доработке.

— Раз облик настолько хорош, то дело, скорее всего, в женщине, послужившей источником. — Соли отрывисто высказал обрывок своего суждения, и, по привычке, не доводя его до конца, спросил. — Если для тебя это так важно, почему ты не поинтересовалась у шайки не-героев? Судя по тому, что ты рассказала, те люди были бы с тобой весьма откровенны.

Ни Соли, ни, тем более, Вета даже не задумались о том, что для обычных людей превращение грозного сверхъестественного создания в обычного человека может показаться устрашающим. Не задумались они и о том, что эта женщина могла быть попросту знакома исследователям древнего лабиринта, и, например, к тому моменту её уже не было среди живых. А если бы кто-нибудь сказал этим двоим, что процесс мутации суккубов сам по себе может испугать обычных людей, то Вета, скорее всего, искренне рассмеялась бы от подобного утверждения, Соли же, вероятно, не удержался бы от сарказма в адрес высказавшего нечто столь нелепое.

— Спросить? Мне такое даже в голову не пришло… — Вета остановилась в недоумении.

— Желательно интересоваться у первоисточника, но тебе ведь ничто не мешает досаждать своим вопросом случайным прохожим, и после сравнить их ответы. Такой способ хоть и не совершенен, имеет ряд достоинств.

— Ой, ну что мне могут сказать случайные прохожие?.. Если давить на первоисточник ещё имеет смысл, то на остальных рассчитывать не только неприятно, но и попросту нелепо. Сам посмотри, Соли. — Вета закатила глаза и сосредоточилась на окружающем пространстве. Для такого существа, как она, почувствовать присутствие жизни на довольно приличном расстоянии было чем-то само собой разумеющемся. Не более чем за секунду Вета нашла то, что искала. — Пойдём, ближайший случайный прохожий за тем поворотом!

— Если тебе неприятно, то можешь ничего мне… Хм. — Глядя на быстро удаляющуюся фигуру суккубы, Соли пожал плечами и направился следом.

Пройдя сквозь очередной лаз между домами, Соли обнаружил открытое пространство. Открытое, разумеется, в сравнении с тем, что он видел, пробираясь сквозь Порочный квартал. Размером чуть больше баскетбольной площадки, здесь такая миниатюрная площадь могла показаться по-настоящему просторной. В дополнение к этому, площадь была полностью очищена от изобиловавших на остальных улицах грязи и мусора, что подчёркивало особый статус места даже больше, чем одетый в наводящую на мысли о тамплиерах военную форму молодой нэдзу’ум — крысоподобный ма’алаки», определённо исполняющий здесь обязанности стражника.

О том, что нэдзу’ум являлся стражником, говорили не только его украшенные крестом белоснежные латы, но и его поведение. Полуангел направил свою алебарду на приблизившуюся к нему Вету, и высокомерно объявил:

— Как отродье тьмы оказалось в священной Калварии? Именем архиерея Триполи’Ба’Тризе я приказываю тебе, нечисть, проследовать со мной в…

— Да не хочу я за тобой следовать! — С едва различимой скоростью Вета ребром ладони ударила по алебарде. Пришедшийся по плоскости навершия алебарды удар расколол сталь, оставив ма’алаки» с одним лишь древком, вместо лезвия увенчанным кривым обрубком. Вета, не придавшая ровным счётом никакого значения тому, что острие алебарды только что находилось в миллиметрах от её груди, как ни в чём не бывало продолжила. — Я только спросить хочу. Чем может напугать мутация суккубов? Хотя ты, наверное, ничего в этом не смыслишь… Я объясню. В общем, пропускаешь сквозь тело образ, что-то хочет отпасть, что-то хочет вырасти, и начинается… Эй, ты куда? Я ещё не договорила!

Нэдзу’ум определённо не собирался дослушивать. Одним прыжком он добрался до центра площади, на котором слегка возвышалась чёрная округлая площадка, напоминающая пустующее основание статуи, и срывающимся голосом завопила:

— Дикастерий, главный вход!!!

— А ну стоять, крысёныш!!! — То ли обиженно, то ли возмущённо прокричала Вета вдогонку, и красные лоскуты её Живого Доспеха-платья устремились вслед за крысоподобной химерой.

Несмотря на то, что Путы Живого Доспеха двигались быстрее выпущенной стрелы, поймать нэдзу’ума у Веты не получилось. Как только полуангел докричал название места, его окутали вылетевшие из чёрного пьедестала такие же чёрные струи вязкой жидкости. Так же стремительно, как и поднялась, жидкость влилась обратно в пьедестал, оставив после себя затихающее эхо звука выплеснутой воды. Подобные щупальцам полоски красной ткани пытались схватить воздух.

— Нахамил. Угрожал. Убежал. — Глубокомысленно подвела итог произошедшему Вета.

— Ничего не сказал. Провал. — Соли подчёркнуто повторил интонацию Веты.

— Вот, спросила у случайного прохожего. Получилось даже хуже, чем я ожидала. — Впрочем, Вета совсем не была расстроена неудачей, наоборот, она выглядела так, словно только что доказала сложную теорему. — Конечно, этот крысёныш стоял и никуда не шёл, и потому ты можешь не засчитать его за прохожего, Соли, но всё равно я права.

— Если только что продемонстрированный тобой приступ слабоумия был жалкой формой самоутверждения, Вета, то мне остаётся лишь восхищаться твоей никчёмностью. — Несмотря на саркастичность, Соли испытывал своеобразное умиление поведением своей подруги. Впрочем, сейчас его больше заинтересовала чёрная плита, использованная для побега от неожиданно превосходящими силами противницы излишне самоуверенным стражем.

Совершенно не задетая язвительностью Соли, Вета заметила его интерес к сооружению:

— Никчёмность от важности отличается только набором букв. Но если что здесь и сейчас никчёмно, то разве что это старьё. — Вета взошла на пьедестал и для большей убедительности попрыгала. Под её ногами образовалась небольшая рябь, каждое приземление сопровождалось хлюпаньем. — Знал бы ты, Соли, как давно я их расставила по Тетису… На первое время, вроде как до тех пор, пока химеры не организуют приличный транспорт. Что-то про такие вещи говорят в твоём мире… Нет ничего постоянного вневременного… Нет постоянства вне времени… Постоянное ничто временно…

— С каждой попыткой холоднее и холоднее, Вета. А у тебя, как я погляжу, связь с этим миром вырисовывается всё более тесная. Насколько же он для тебя важен?

Вета задумалась, она погрузилась в воспоминания, её обычно живое окрашенное множеством эмоций лицо потеряло всякое выражение, тело словно потеряло часть своей переполненной энергией грации, а горящие красным пламенем выразительные глаза немного потускнели.

— Не очень, на самом деле. Раньше считала мир Тетис величайшим сокровищем. Потом он опротивел мне настолько, что раскололся. Теперь это просто дрейфующие по центру вселенной осколки, которые мне удобнее называть домом, чем что-либо ещё. Потому что быть бездомной неудобно. Но я не пробовала, наверняка сказать не могу. — Произнесла Вета так, будто озвучивала список ежедневных покупок. — Мне показалось, или нэдзу’ум упомянул дикастерий?

— Да, он кричал про главный вход дикастерия. Это что-нибудь значит для тебя?

— Не особо. Обычная древняя судебная система. Почти такая же убогая, как чистилище или визенгамот. И тоже не местная. Дикастерии, кстати, даже более предвзяты и политизированы, чем суды твоей родины, зато немного менее убыточны.

— Кажется, чтобы дикастерии стали достопримечательностями, которые захочется увидеть, они должны превратиться в руины. — Соли тоже задумался, хоть и по другой причине, нежели Вета. — Да и вообще этот твой осколок мира выглядит ещё более унылым местом, чем моя так называемая родина. Зачем ты вообще меня сюда притащила? Неужели не нашлось места получше?

— Я страдаю, и ты страдай! — Демоница хитро прищурилась, в неё понемногу начала возвращаться оживлённость, глаза постепенно начали окрашиваться пламенем. — А ещё… Любое место окажется в итоге тусклым и унылым, если его не окрасить. Соли, ты знал, что красный цвет души, это цвет радости? Обнимашки? — Вета распахнула руки, демонстрируя свою готовность к объятиям.

— Нет, не знал. Хм, на ум приходит, что твои глаза не просто так цвет меняют… Стоп, какие ещё обнимашки?

Вета не стала дожидаться согласия Соли, она притянула неспособного сопротивляться подавляющей силе юношу на платформу и крепко обняла его, произнеся при этом:

— Дикастерий, главный вход!

***

Дневник Иессея из рода Наки’ир.

547 год Эпохи Эугенес, день 25 Девятой Луны.

Создатель Наки» пришёл обеспокоенным. Он поведал мне о причинах своего беспокойства. Теперь обеспокоен я.

1. Архангел решил, что я не являюсь тем святым, каким должен быть.

2. Принято решение развеять мой дух. Я должен срочно покинуть мир людей.

3. Наки» сожалеет о случившемся, говорит, что это он виноват во всём, что он не должен был никому говорить о проблеме.

4. Я являюсь лучшим творением Наки», кто бы что ни говорил.

5. Я отправляюсь в центр вселенной. Какой-то истинный оракул через видение связался с Наки» и пообещал, что если я выполню одно его поручение, то для меня найдётся подходящее место.

А теперь по порядку. К дьяволу порядок. Не представляю, что и думать обо всём этом. Следует успокоиться. Отвлечься. Как?

День 29 Девятой Луны.

Никак не могу прийти в себя. Страшно. Тоскливо. Таких эмоций не должно быть у святых.

Уже три дня плывём прочь из мира людей. Никак не можем выбраться. Спросил у перевозчика, в чём дело. Он сказал, что мы не сможем попасть на путь до тех пор, пока не перестанем думать о пути и не начнём просто следовать ему. О чём это он?

Перевозчика зовут Харон. Мрачный старик. Неудивительно, что про него болтают, будто он порой перевозит неприкаянные души. Лучше бы был Ной, о нём я слышал много хорошего. Говорят, однажды Ной умудрился перевезти в мир людей целую ораву каких-то животных, которых хотели истребить в их родном мире. Может, просто слухи?

Не знаю, какой день.

Что меня больше гнетёт, чувство утраты или путешествие?

Мы с Хароном уже очень долго плывём мимо каких-то странных скал. Иногда кажется, что они повторяются. Ни ночи, ни дня, ни солнца, ни луны. Кроме скал и воды вообще ничего.

А старика это, кажется, совсем не волнует. И время его, похоже, не интересует. Такое ощущение, что ему всё безразлично.

Очередной неизвестно который день.

Наконец-то перемены. Теперь мы плывём по невиданному потоку. Вокруг бездна, усеянная огоньками. Харон, нет, старик сказал, что это души миров. Немного напоминают звёзды.

Ещё старик сказал, что мы наконец-то попали на путь. Так и не объяснил, как мы это сделали. Ну да ладно. Главное, что скоро прибудем в центр вселенной. Если верить старику. Сегодня он такой разговорчивый. Если подумать, то не очень уж он и мрачный.

Странно. Тоска поутихла. Страх тоже. Приятно просто плыть по течению, не думая ни о чём.

Параграф 15: ученица монстра

77 дней с начала внеземной интервенции.

Трое подростков сидели на уютном диванчике уютной гостиной уютного дома Даниеля Тислераолы, окутанные уютными мягкими лучами полуденного солнца, пробивающимися сквозь полупрозрачные винтажные занавески. Все трое наблюдали за тем, как Лили, единственный ребёнок хозяина этого уютного дома, с победоносным видом поставила табурет рядом с массивным стеллажом, на полках которого по большей части хранились многочисленные папки с документами.

Не смотря на разницу в возрасте, а она, к слову, составляла примерно три года, Лили, которой одиннадцать недель назад исполнилось одиннадцать (и которую просто завораживали всевозможные совпадения), считалась равноправным членом этой компании. Конечно, трёхлетняя разница кажется ощутимой в возрасте одиннадцати-четырнадцати лет, однако стоит отметить, что типичное поведение Лили, о котором её родители даже не догадывались, никак не соответствовало её возрасту. Вернее, оно вообще не соответствовало какому-либо возрасту. Часто циничная, иногда высокомерная, зачастую жестокая, не по годам расчётливая и непомерно эксцентричная, в открытую называемая педагогами не иначе как «бестией» (что, по сути, стало её вторым именем), Лили способна была добавить седых волос даже тем, кому седые волосы ещё не полагались. Кроме, разве что, её родителей, к которым она относилась на удивление трепетно — действительно, на удивление, с её то характером, она даже старалась выглядеть в их глазах милой и доброй одиннадцатилетней девочкой. Ну и кроме, пожалуй, той самой компании, которая почти собралась в гостиной её на удивление уютного дома, но им лицезрение выдуманных персонажей не полагалось.

Эти пока ещё дети уже были достаточно стрессоустойчивы для того, чтобы стихийное бедствие по имени Лили казалось им лёгким бризом, и достаточно экстравагантными для того, чтобы получать удовольствие от времяпрепровождения с общепризнанной бестией. Рыжеволосая бестия как раз взобралась на принесённый табурет и голосом, полным презрения, провозгласила:

— Ну что, готовы подавиться своими насмешками, узколобые ретрограды?

Никто из подростков не был уязвлён ни тоном возвышавшейся над ними девочки, ни подобранным специально для них оскорблением. Напротив, их реакция оказалась довольно… слабой. Впрочем, если бы они обращали внимание на нечто столь несущественное, то с чего бы им здесь оказаться?

Сидевший в центре холёный голубоглазый блондин, по которому с первого взгляда можно было определить его популярность среди сверстников, примирительно обратился к рыжей бестии:

— Ещё раз повторяю, Лили, никто над тобой не насмехался. Я ведь просто сказал, что вся эта муть про Вэ Соли и другой мир, похожа на… Не очень правдоподобна, в общем. Чего ты так завелась?

Расслабленно лежавшая на мягких подушках веснушчатая девушка прекратила наматывать на пальцы свои каштановые кудри и беззаботно промурлыкала:

— Разве малютка Лили завелась не потому, что ты назвал её чокнутой, а её историю враньём, Ксавье? Лично я не знаю, что правда, а что нет. Я даже не знаю, что значит «ретроград». Так-то!

Предусмотрительно прихвативший с собой чипсы смуглый крепко сложенный паренёк, в шутку называвший себя потомком ацтеков (и эти его заявления, к слову, сомнениям не подвергались), из уважения к гордому признанию девушки на другой стороне дивана передал ей ещё не тронутую пачку с угощением, игнорируя неудобство, доставленное в процессе извечно гордому собой Ксавье. Та с удовольствием приняла подарок.

— Вообще не поэтому, Софи! — Сразу прояснила Лили. — Если Ксавье настолько чокнутый, что считает чокнутой самую разумную особь вида человеческого, то это его проблемы, а не мои. Но даже не надейтесь, что я позволю вам называть Вэ Соли бредом.

Маленькая хрупкая девочка, стоявшая на табуретке, никак не могла вызвать ассоциации с теми умилительными детьми, которые рассказывают стихотворения. Она начала излучать почти осязаемую угрозу, и все здесь присутствующие хоть и считали себя компанией друзей, но чётко осознавали — эта угроза вполне реальна. А ещё все здесь присутствующие знали также и меры предосторожности, обязательные для применения во избежание стихийного бедствия.

Впрочем, защитные меры не понадобились. Материализовавшаяся было убийственная аура развеялась посторонним фактором — резкий звук дверного звонка вернул Лили в состояние надменного подобия сомнительной доброжелательности. Смуглокожий паренёк отложил свои чипсы, встал с дивана и на всякий случай уточнил:

— Это, наверное, Синдзо. Схожу, открою. Не против?

— Ага. Спасибо, Эндрю. — Всё ещё недовольная, ответила Лили, после чего потянулась к одной из полок, обронив сквозь зубы нечто не очень разборчивое и не очень тактичное.

К тому моменту, как Лили, преисполненная чувством собственного достоинства, спорхнула на мягкий, даже пушистый ковёр, со стороны входной двери раздались голоса.

Голос, принадлежавший Эндрю, со свойственными ему ленивыми нотками, протянул:

— Лили сегодня не в духе.

Громкий энергичный ответ пронёсся по дому настолько же незамедлительно, насколько и беззаботно:

— Значит, она сразу засияет, как только увидит меня!

Голос Эндрю стал ещё протяжнее и ещё ленивее:

— Я серьёзно. Лили не в духе.

Энергичный голос Синдзо несколько поубавил в своей беззаботности, равно как и в громкости, однако его всё ещё легко было расслышать:

— Да нет, ничего плохого не случится…, наверное.

— Как знаешь, я предупредил. — Даже не глядя можно было понять, что Эндрю пожал плечами.

После столь непродолжительного диалога в гостиную помимо «потомка ацтеков» Эндрю вошли двое. И если один из новоприбывших, обладающий характерной японской внешностью Синдзо, любивший при упоминании Эндрю его индейского происхождения в шутку пытаться выменять свою фамильную реликвию — старинную самурайскую катану — то «на алтарь жертвоприношений», то «на трубку мира с топором войны в комплекте», был знаком со всеми присутствующими, и его появление было ожидаемо, то другой являл собой неизвестную переменную.

— Разрешите представить, единственный и неповторимый, на прошлой неделе официально вступивший в должность моего младшего братика, и барабанная дро-обь… Алоиз! — Провозгласил Синдзо, как заправский церемониймейстер.

— Здрасьте… — Неловко просипел полный мальчик, смущённый чрезмерно ярким представлением. Заметив осуждающие взгляды, отправленные с дивана, он смутился ещё сильнее, и нервно запустил руку в свои рыжие волосы.

Впрочем, осуждающие взгляды Ксавье и Софи были адресованы вовсе не Алоизу. Увидев такую реакцию друзей, легкомысленный Синдзо начал подозревать, что привёл своего новоявленного брата прямиком к минному полю.

Прежде, чем Синдзо успел придумать выход из сложившейся ситуации, Лили продемонстрировала своё неудовольствие присутствием незваного гостя:

— Если того, что ваши родители поженились на прошлой неделе, достаточно, чтобы устраивать подобные вторжения на мою территорию, то, может быть, стоит попробовать избавить вас двоих от несуществующих кровных уз?

Синдзо нервно сглотнул. Он осознавал, что такая угроза вполне реальна, если её произнесла эта бестия. Он не понаслышке знал о коварных методах и странных жутковатых навыках стихийного бедствия в облике одиннадцатилетней девочки.

Но Синдзо не очень сильно волновался по поводу надвигающейся беды, потому что:

— Брось, Лили, мы же друзья. Ты же не станешь портить жизнь матери своего друга, правда?

— Вторжение на мою территорию. — Повторила Лили. — Вторжение постороннего. Как это сочетается со словом «друзья»?

От такого заявления Синдзо несколько растерялся. Впрочем, одно уже то, что Лили предупредила его, и даже объяснила причину своего негодования, говорило о её дружеском расположении и готовности пойти на уступки, ведь на тех самых посторонних кара обрушивалась без предупреждения и без какого-либо права на апелляцию.

Увидев замешательство владельца раритетной катаны, впустивший его «чистокровный ацтек» понимающе похлопал того по спине и чуть менее лениво, чем обычно, произнёс:

— Я же предупреждал. Лили сегодня не в духе. — После чего он занял прежнее место на диване с верой в силу дружеских уз.

Как и Эндрю, ни Ксавье, ни Софи не верили в то, что Лили воплотит в жизнь свою угрозу. Разумеется, они, как и Синдзо, ни капли не сомневались в возможностях маленькой коварной бестии, однако в то же время они небезосновательно верили в лояльность Лили по отношению к приглашённым. А вот насчёт неприглашённого никто никаких иллюзий не питал.

Собственно, поэтому Синдзо и считал нужным опасаться негодования своей подруги. В большинстве своём дети достаточно холодно воспринимают появление таких вот новых родителей, порой и вовсе в штыки, однако отношение Синдзо было диаметрально противоположным. Менее года назад именно Синдзо обратился за помощью в поисках достойного спутника жизни для своей матери к той самой миниатюрной катастрофе, которая и сама воспользовалась помощью загадочного «кое-кого» для содействия благополучию его семьи, а теперь сверлила его убийственным взглядом. Определённо, Синдзо рассчитывал на совершенно иное развитие событий. Определённо, сегодня Лили была совершенно не в духе.

С безучастного в целом дивана неожиданно прилетел спасательный круг, и кинула его Софи:

— Лиличка такая Лиличка, столько яда, никакой курок над виском не поможет… А мне вот кажется, что не стал бы Синдзо тащить к тебе в гости всякую дрянь. Ты же вроде на нашего блондинистого товарища злилась? Тоже, что ль, на него позлиться? А то гадёныш выводит Лиличку из себя, а остальным потом отчаянием иссекаться.

Спасательный круг подействовал. Хаотично сменявшая цвета как неисправный светофор убийственная аура малютки Лили в очередной раз испарилась, и остатки её раздражения выразились в довольно скромном и вполне безобидном:

— М-м-м… И всё равно это вторжение.

Незваный же гость, в полной мере прочувствовавший атмосферу и совершенно не подозревающий об участии одной маленькой рыжей бестии в судьбе его семьи, едва слышно спросил у своего с недавних пор брата:

— Мне уйти?

На что получил беззаботный ответ:

— А, не заморачивайся, Алоиз, всё нормально. Нормально же? — На всякий случай уточнил Синдзо. Да, в этой компании по понятным причинам довольно часто уточняли что-нибудь «на всякий случай», по крайней мере если дело касалось Лили.

— Стоять! Ты, как там тебя…

— Алоиз. — Вместо младшего братика ответил Синдзо.

— Не подсказывать! — Жёстко оборвала юная бестия, после чего сразу вернулась к незваному гостю. — Так вот, Алоиз. Запомни. То, что у тебя рыжие волосы, ещё не значит, что ты вправе считать себя рыжим. Рыжая здесь только я. Понял?

— Д-да. — Захлопал глазами Алоиз.

— И не прикасайся ко мне без разрешения. Нет, вообще не прикасайся, даже с разрешением. И на диван не садись. И вообще, постой где-нибудь в уголке…

— Лили! — Возмущённо воскликнул Синдзо.

— Ладно, ладно. Твоя зверушка под твою ответственность, Синдзо. — От Лили, конечно же, не ускользнуло то, как её неожиданный гость едва заметно дёрнулся при столь неуважительном сравнении, которое ни за что не могло бы смутить любого из её приятелей. — Кстати, сколько тебе лет? — Вернулась к допросу Лили.

— Одиннадцать. — Услышав такой обыденный вопрос, Алоиз слегка расслабился. Ещё бы, ведь он впервые услышал нечто нормальное с того момента, как пересёк порог этого дома.

— То есть, мы с тобой одного возраста, но грудь у тебя уже начала расти, а у меня ещё нет? Вот же тварь несправедливая, эта природа! — И Лили беспощадно разрушила единственный проблеск нормальности.

— … — От этого последнего выпада порядком закомплексованный Алоиз готов был разрыдаться.

— Значит, шуток ты не понимаешь? Сочувствую. — Произнесла Лили тоном, не заставляющим сомневаться в количестве испытываемого ею сочувствия. Меньше или равно нулю. Именно такое количество.

У Синдзо, наконец, проснулось чувство ответственности, и он решился вступиться за приведённого им «родственника»:

— Пожалуйста, хватит издеваться над моим братом, Лили. Твои шутки вообще никто не понимает.

— Э? Хорошая же шутка. Лёгкая, повседневная, непринуждённая. Всё как положено.

Ксавье, с трудом сдержавший смех при произнесении Лили «унылой шутки», присоединился к разговору, не забыв при этом вернуть себе слетевшее было едва заметное высокомерие:

— Просто имей ввиду, Лили. Может, есть какие-нибудь обстоятельства, при которых твоя шутка стала бы смешной. Но здесь и сейчас она точно не к месту. — Сказал единственный человек в этом доме, которому шутка понравилась. Если не брать в расчёт саму Лили, конечно.

Сама Лили на очевидную провокацию не повелась. Использование провокаций против ребёнка, обученного заменять собой детектор лжи, занятие само по себе довольно бессмысленное. Вдвойне же бессмысленным это занятие делал тот факт, что Лили пригласила гостей далеко не просто так. Стоит отметить, что незваных гостей Лили встречала в штыки при любых обстоятельствах. На самом деле Алоиз легко отделался. Очень легко отделался.

Вместо того, чтобы доказывать что-либо, Лили театрально изрекла:

— Есть как минимум один человек, который посчитал бы мою шутку к месту. Из-за него я и призвала вас, мои верные соратники! Настало время! Пробил час! Пришла пора поведать вам о том, кто научил меня всему, что может уничтожить любого из вас, убогонькие.

Взгляды «верных соратников» сошлись на небольшом журнальном столике. Точнее, на той увесистой папке, которую Лили взяла со стеллажа и водрузила на столик. На том объёмном досье, которое Лили поглаживала теперь, словно любимого домашнего питомца.

Приятели переглянулись. Они были заинтригованы. Даже в кругу друзей Лили крайне редко говорила о себе. Всякие же попытки выведать у Лили что-либо сверх уже сказанного ею пресекались. Порой пресекались довольно жёстко.

И вот теперь эта девочка-загадка, эта заготовка для суперзлодейки добровольно собиралась приоткрыть завесу ореола таинственности, окружавшего её словно непроходимыми зарослями ядовитого плюща.

Лили смотрела на приятелей с вызовом, приятели смотрели на Лили с любопытством.

Первым тишину нарушил как всегда инициативный Ксавье:

— Дело №476… Это что, полицейское досье? Лили, ты же не хочешь сказать, что это досье на кого-то вроде твоего учителя? Теперь ты воруешь у полиции? Я на такое не подписывался, валим, народ. — Попытка белокурого красавца казаться саркастичным с треском провалилась.

— Не-а, не полицейское. Папа уже уволился из полиции. Ему недавно предложили вернуться в какой-то там секретный департамент, он там ещё до криминалистического центра работал. — С готовностью пояснила Лили, её открытость сегодня просто зашкаливала. К тому же театральность её манер пропала также легко, как и появилась. — В этом досье…

— Подожди, Лили! Ты что, стащила секретное досье? Вот так взяла и стащила секретное досье у своего отца? Идея свалить теперь кажется ничего такая. — Со смехом перебил подругу Синдзо, понявший, что инцидент с незваным гостем исчерпан.

— Не такое-то оно и секретное, раз папа держит его дома. И вообще, у меня всегда есть план «Б». — Отмахнулась Лили. У неё и правда всегда был план «Б». — Так вот, досье…

— Учитель нашей Лили. — Присоединился к нарастающему гомону обычно немногословный Эндрю. — Обычный человек? Не дьявол?…

— Достали. — Одного слова Лили оказалось достаточно, чтобы на корню пресечь поднявшийся было шум. — Или слушайте, или проваливайте. — Уже в гробовой тишине произнесла Лили, её голос сдавливал, подобно стальным тискам, и не оставлял сомнений. Третьего не дано.

Одна лишь Софи устояла перед натиском убийственной ауры Лили:

— Да-да, пусть проваливают, особенно белобрысый, а я останусь и разумно послушаю. Может, что-нибудь даже примечу. Вряд ли, конечно, но! — Всем своим видом выражая заинтересованность, Софи открыла подаренную ей недавно пачку чипсов.

Немного выждав, Лили задумчиво констатировала:

— Никто не проваливает. — После чего устроилась на диванчике бок о бок с Софи. Увидев, что последние прибывшие всё ещё стоят, она повелительно указала на свободные места, и только после того, как все устроились, придвинула столик с лежавшим на нём досье и провозгласила, как не очень умелый церемониймейстер, пародируя приветственную речь Синдзо. — Разрешите представить, по-настоящему единственный и действительно неповторимый, одиннадцать недель назад официально покинувший мир людей, и барабанная дробь — Вэ Соли!

Наконец, первая страница дела №476 была открыта.

Приложенная фотография — не очень удачная. Случайный снимок случайной переполненной народом улицы, снятое в профиль лицо черноволосого болезненно-бледного юноши, слегка растрёпанного, внимательно наблюдающего за чем-то. Ни цвета глаз, ни телосложения определить не представляется возможным. Фотографии получше не отыскалось ни в одном из существующих архивов, но об этом знал разве что изучавший дела, так или иначе связанные с «внеземной интервенцией», Даниель Тислераола, да ещё пара его коллег-агентов.

Возраст — двадцать один год, о чём по снимку можно было разве что догадаться. Именно догадаться. С равным успехом можно было предположить любой возраст в промежутке от пятнадцати до сорока лет.

Имя — Кристофор Песчовари. «Крис» в имени «Кристофор» обведено карандашом.

Вопрос возник сразу, и озвучил его Ксавье:

— Я правильно понимаю, что твоего Вэ Соли зовут Кристофор?

— Не Кристофор, а Крис. Здесь же помечено для таких, как ты. И вообще, не только у тебя есть имя, представляешь. — Добродушно пояснила Лили, после чего перелистнула страницу.

Собравшиеся на диванчике приятели скользили глазами по общей характеристике Кристофора по имени Крис, и написанное совершенно ничего не проясняло, скорее, наоборот, вызывало множество вопросов, один из которых недолго думая озвучила вскинувшая брови Софи:

— Тот, кто это писал, вообще хоть в чём-нибудь уверен? — Негромко хмыкнув, видимо, для убедительности, Софи высказала общее мнение. — Я узнала только то, что ничего не узнала!

— Всё нормально, так и должно быть. — Не задумываясь ответила Лили, и начала листать страницу за страницей в поисках одной ей известной конкретики. — Вэ Соли отлично танцует… Он и меня учил. Мы иногда танцевали вместе, один раз даже под луной, совсем как в сказке…

Подростки скептически посмотрели на свою одиннадцатилетнюю подругу, они подумали об одном и том же.

Неуверенно усмехнувшись, Ксавье спросил:

— И что это за танцы со взрослым мужчиной, если не секрет?

Лили мечтательно улыбнулась. Она не заметила двусмысленного намёка на нездоровые пристрастия Соли в своих словах, не заметила она их ни в словах своего белокурого собеседника, ни во взглядах окружающих. Рыжеволосая бестия, выглядящая сейчас совсем как миловидная наивная девочка, в дребезги разбила подозрения друзей своим сквозящим романтическими нотками ответом:

— Эх, как в настоящей сказке… Ой, нет, не секрет. Понимаете, мир вокруг, он наполнен музыкой. Мир подчиняется музыке жизни, похожей на тишину. Как же там… Люди, животные, машины, облака… Всё вокруг нас живёт по своим законам. Законы жизни создают ритмы и мелодии. Сложные, неуловимые, переменчивые, сбивчивые, сливающиеся друг с другом и рвущиеся на части. Это и есть музыка жизни. Да, Соли так и говорил. А ещё… Самое сложное элементарно, научиться её чувствовать. Научиться взаимоконвертировать интуицию с логикой. Научишься чувствовать, научишься и танцевать, и тогда всё становится просто. Незаметно проскользнуть под носом у охранников, или оторваться от преследования… Своровать что-то нужное, не рискуя попасться… Да много что можно сделать, если научишься танцевать… Понимаете?

Не понимали. Все друзья Лили пребывали в растерянности после её монолога, все они не знали, что сказать, и на всякий случай неуверенно закивали.

— Да, вроде бы.

— Понятно. Наверное…

— Э-э-э… Может быть… Ну-у-у.

— Так, примерно.

Один только Алоиз, испытывавший растерянность ещё до описания Лили так называемых уроков танцев, воздержался от невнятных комментариев. Он молча смотрел то на давно превысившую лимит странностей Лили, то на досье в её руках.

Молчание Алоиза продлилось недолго. Чем дольше он задерживал взгляд на открытых страницах папки, тем сильнее его любопытство перевешивало смущённость. В копилку достоинств новоиспечённого сводного брата можно добавить одну немаловажную мелочь. Синдзо ни за что не привёл бы Алоиза в этот дом, в эту компанию, если бы не считал, что тот сможет принять их психотический микромир, который сегодня собирался подняться на новую ступень. Алоиз, с ранних лет до сегодняшнего дня проживавший обычную жизнь обычного ребёнка, сам не заметил, как начал проникаться царившей здесь атмосферой. Рыжеволосый мальчик, которому настрого запретили называть себя рыжеволосым, осторожно спросил у рыжеволосой девочки, исповедовавшей монополию на рыжие волосы:

— А этот Храм Истинных Лун, про который здесь написано… Этот… Эта… Я слышал, что есть такая страшная секта. Это что, та самая?

Лили искренне удивилась такой постановке вопроса и выпалила первое, что пришло на ум:

— Странный ты какой-то. Обычная секта. Что в ней может быть страшного?

— Ну… Я слышал про какие-то теракты. И про людей, которые сами себя сжигают. Это же… страшно?.. — Аккуратно продолжил Алоиз.

Лили подтвердила правдивость пугавшей Алоиза действительности таким голосом, словно сказанное им не имело никакого значения:

— Ну да, было такое. Издержки производства. Ничего особенного. Я как-то об этом не задумывалась. М-м-м… Наверное, это должно быть страшно, ага. Мне вот больше запомнились конфеты, которыми меня угощал Соли, и ещё те костюмы, в которые он меня наряжал.

В этот раз уточнить детали двусмысленного заявления непривычно доброжелательного стихийного бедствия негласно вызвался флегматичный Эндрю:

— Конфеты. Костюмы. Секта. Лили, с тобой там что-то делали? А то звучит не очень как-то.

— Со мной… — Задумалась Лили. — Нет, это не так называется. Не правильно. Я делала! Вот так правильно. — Лили ещё немного подумала, в этот раз о том, стоит ли вдаваться в подробности, и почти сразу решила, что стоит. — Конфеты я пробовала, потому что Соли плохо разбирается во всяких вкусностях. Он делал конфеты, а я их пробовала, и говорила, какие лучше. А потом на собраниях этого Храма надевала разные костюмы и помогала с проповедями. В конце всегда раздавала наши конфеты, у них внутри были какие-то психотропные препараты. Мы с Соли назвали их «вкусные наркотики».

В этот раз не выдержал уже Синдзо, он тревожно перебил повествование Лили:

— Ты что, ела конфеты-психоделики?!

— Нет. — Расстроенно произнесла Лили. — Вэ Соли на мне только чистые конфеты проверял. Я хотела попробовать вкусные наркотики, но Соли сказал, что я ещё маленькая. Не такая уж я маленькая…

Синдзо, который искренне переживал за подругу, был полностью удовлетворён таким ответом. Извечно ироничная же Софи, напротив, поинтересовалась:

— А как же твои танцы под космическую музыку? Или музыкальная медицина против наркотиков?

Лили поджала губы и обиженно протянула:

— Думаешь, я не пыталась? Ты просто не знаешь Соли… — Обижалась она вовсе не на Софи, и уж тем более не на обожаемого Вэ Соли. Обижалась Лили исключительно на саму себя.

Может быть, потому что Ксавье несколько опасался последствий плохого настроения Лили, может быть, потому что ему и правда было любопытно, может и по иной, неизвестной причине… Ксавье спросил:

— То есть Вэ Соли создал секту. Зачем? Для развлечения, что ли? Или ради денег?

Рассчитывал ли на это светловолосый красавец, или же нет, неизвестно. Как бы то ни было, расстройство Лили сошло на нет, она вновь заговорила с энтузиазмом и доброжелательностью:

— Ты что, дурачок? Нужно быть полным кретином, чтобы так заморачиваться ради денег. Ради развлечения можно… Это, конечно, весело, иметь ручную секту с дурацким названием, но есть же целая куча способов развлечься, не утруждая себя нудным контролем толпы психопатов. Просто у нас в городе тогда перестали продавать «Шлитте».

Когда Ксавье спросил у Лили о причинах появления одной из опаснейших сект мира, он старался выглядеть безразличным и старательно демонстрировал высокомерие. Однако после столь неожиданного ответа его привычная маска, и без того неоднократно трещавшая по швам сегодня, окончательно прорвалась:

— Так, Лили, подожди! «Шлитте», это марка косметики, если я не ошибаюсь. При чём здесь вообще секта?!

Лили беззаботно махнула рукой:

— Соли для какой-то подработки пользовался этой косметикой. В ней, вроде, реагенты содержатся. Если их извлечь, то можно использовать для ускорения мутаций микроорганизмов. Не знаю, что там за вещества. В общем, полезная штука. А заказывать Соли не хотел. Сказал, что проще покупать в ближайшем супермаркете, чем ждать три недели посылку.

— И всё-таки, при чём здесь секта? — Не унимался Ксавье.

Лили посмотрела на своего приятеля так, словно её вердикт «дурачок» стал окончательным и бесповоротным:

— Раз правительство развлекается внедрением идиотских законов, таких же идиотских, как твои вопросы, то следует отвлечь правительство проблемами посерьёзнее, чем косметика. Вон, даже Софи это понимает.

Лили беззастенчиво указала на свою подругу, которая хоть и была заинтересована в уничтожении дарёных чипсов куда сильнее, чем в причинах возникновения радикальной религиозной организации, но всё же согласно закивала в ответ на упоминание её имени, и даже что-то утвердительно промычала с набитым ртом.

Страницы досье вновь зашелестели. Лили искала нечто конкретное, известное лишь ей. Остальные присутствующие бегло просматривали содержимое страниц, не успевая прочесть написанное и терпеливо дожидаясь подготовленной для них информации.

Лили так и не добралась до желаемой страницы, она была остановлена Алоизом. Нет, Алоиз ни в коем случае не планировал мешать своей не в меру агрессивной ровеснице. Просто, зацепившись взглядом за совсем уж несусветный с его точки зрения абзац, он невольно прочёл его вслух:

— «Обнаруженные на месте происшествия отпечатки пальцев Луиса Гаравито предположительно принадлежали Кристофору Песчовари в период с середины октября…» Это как так вообще?!!

В ответ на столь бурное удивление Лили безразлично пожала плечами. Лёгкий оттенок грусти, то и дело отбрасывавший тень её лицо, задержался дольше обычного:

— Как написано, так и есть. Мне так нравилось играть с Соли в доктора…

В этот раз никто не усмотрел двусмысленности в словах этого исчадия ада в облике маленькой девочки. Всем стало не по себе, даже не знакомому с типичной Лили Алоизу, который, нервно сглотнув, прошептал:

— В доктора?..

— Угу. Ну… Я ведь уже сказала про то, что у Соли была подработка? С этой подработки иногда оставался био-мусор. От мусора ведь не обязательно сразу избавляться, верно? Вот мы и играли, Соли был доктором, а я медсестрой. Точно, отпечатки! Соли как-то брал кожу с пальцев био-мусора и пересаживал себе для какого-то проекта. Временная мера.

Часто моргая округлившимися глазами, Алоиз, как загипнотизированный, проговорил:

— Удивительно… Жутко, но так удивительно!..

— Точно-точно! Я и сама в шоке, не представляю, как папа понял, что Соли целый месяц ходил с чужими отпечатками пальцев! — А вот Лили, превосходно считывающая малейшие перемены в настроении окружающих, но не всегда способная правильно их интерпретировать, явно не поняла, что именно показалось Алоизу удивительным. — Как говорил Соли, мой папа настолько же гениален, насколько наивен. Ну правда! Про смену отпечатков пальцев догадался, а то, что мы с Соли пальцами поменялись, даже не заметил. — Невинно рассмеялась Лили.

— Что-что вы сделали?!! — Воскликнул Алоиз, полностью увлечённый жуткими историями своей жуткой ровесницы и не заметивший, как остальные присутствующие едва ли не содрогнулись от услышанного. А может и содрогнулись. Он не обратил внимание.

— Смотри! — Изрядно повеселевшая Лили с ногами забралась на диван и, полностью повернувшись к Алоизу, сняла носки, после чего с восторгом спросила. — Видишь?

— Ой, вот этот палец правда отличается! — Указал Алоиз на безымянный палец левой ноги Лили, восторженность которой подействовала на него заразительно. Он не осознавал, что в нём понемногу начал умирать тот испуганный мальчишка, которого способна задеть первая же колкость.

— Соли пришил мне свой палец, а себе пришил мой. Потому что это прикольно! — С гордостью сказала Лили.

В отличие от Алоиза, про себя уже признавшего, что это и впрямь прикольно, его сводный брат обладал несколько иным мнением. Синдзо задумчиво проговорил:

— Да уж, Лили. Кажется, я начинаю понимать, почему ты такая двинутая…

Охарактеризованная подобным образом Лили ничуть не смутилась:

— Да-да, конечно, вас, зануд, послушать, так я и чокнутая, и двинутая, и ещё невесть что. Хотя… Это хорошо, наверное… Наверное… если вы согласитесь помочь одной сумасшедшей с её сумасшедшим планом, то будет больше шансов, что это согласие… Не пустой звук?.. — Голос Лили становился всё более неуверенным.

Все приглашённые участники собрания с недоумением посмотрели на маленькую бестию, которая впервые на их памяти выглядела хоть сколько-нибудь неуверенно. Неприглашённый участник собрания, хоть и не был знаком с типичными формами огненновласой бестии, однако тоже чувствовал, что подобное поведение никак не вяжется с образом Лили.

Флегматичный Эндрю чуть склонил голову на бок. Надменный Ксавье вскинул брови. Беззаботный Синдзо изобразил на лице нелепую улыбку. Саркастичная Софи с тревогой спросила, хлопая длинными ресницами:

— Какая-то просьба? Даже не поручение? Лили, у тебя что-то случилось?

— Можно сказать, случилось… — Сказала Лили так, словно не верила сама себе. — Тот, о ком я вам сейчас рассказывала, я хочу его найти… Он где-то… Настолько далеко, что вы и представить не можете… Как же его зовут?!! — Неуверенность Лили обрастала новыми красками, красками неподдельной тревоги, ещё одного состояния, которое эта бестия демонстрировала своим приятелям впервые.

Ксавье в свойственной ему манере подтвердил общее непонимание:

— Хорошо, конечно, что ты сама признала себя сумасшедшей, Лили, но было бы ещё лучше, если бы ты не начала ни с того ни с сего принимать свои фантазии за реальность. Ты ни про кого не рассказывала.

— Позвала нас в гости ни с того ни с сего. — Подхватил Эндрю.

— Может… Собиралась рассказать? — Обеспокоенно подсказал Синдзо.

Неуверенная Лили пробормотала себе под нос:

— Может, и собиралась. — После чего обратилась к Алоизу. — Эй, мелкий. Я… Я тебе чужой палец показывала?

— Чужой? Это как? — Немного испуганно переспросил Алоиз.

— Так, понятно… Ни черта не понятно! М-м-м… А это тогда что?! — Нервно воскликнула Лили, указав на досье.

И вновь в ответ лишь недоумевающие лица, недоумевающие жесты, недоумевающие взгляды.

Лили открыла лежавшую на её коленях увесистую папку и начала вчитываться в описание того загадочного человека, который был для неё неимоверно важен. Обеспокоенная, она то ли шептала, то ли всего лишь выдыхала в такт своим мыслям: «Кристофор Песчовари, Кристофор, Крис, не то имя, совсем не то имя, совсем не то имя, совсем не то…» — Лили плавала в тумане помутневших воспоминаний, перелистывая страницу за страницей, задерживаясь на каждом новом фрагменте достаточно долго для того, чтобы окружающие успевали бегло осмотреть осколки столь же противоречивой, сколь и противоестественной информации.

Вдруг радостный крик прорезал пучину общего недоумения:

— Вспомнила! Вэ Соли! — Лили испытала огромное облегчение от того, что неожиданно ставшие расплывчатыми неимоверно важные для неё воспоминания вновь обрели ясность. — Как я вообще могла забыть?! Тот, про кого я вам рассказывала. Его зовут Вэ Соли. Так странно…

— Вэ Соли? Про которого ты рассказывала? — Переспросил Синдзо. — Прости, Лили, но я совершенно не понимаю, о чём ты. Да вообще все мы… Так-так-так, подождите, Лили ведь правда что-то такое рассказывала сейчас. Мне же не одному только что это на ум пришло, нет?

Софи поспешила подтвердить сказанное другом:

— Ой, я тоже вспомнила. Лили, плюс Вэ Соли, плюс мракобесие всякое… Вот и как теперь упражнять память, зная, что она может вдруг взять и ослабеть?

Подтвердил возвращение воспоминаний и Эндрю:

— Массовая потеря памяти, затем массовое восстановление памяти. Да, Лили, это странно.

Ксавье, в свою очередь, немного смущённо проронил:

— Это не просто странно, это… Лили, что ты там говорила насчёт других миров?

Хоть и испытавшая только что крайне неприятные ощущения, Лили в целом была довольна произошедшим. Ещё бы, ведь теперь ей не обязательно было вдаваться в подробности, чтобы объявить:

— Да всё просто. Вэ Соли на пару с демоном попал в другой мир при помощи одной онлайн-игры. Я намерена его отыскать и хочу попросить у вас о помощи в этом проекте.

— В другой мир? С демоном? — Почти не недоверчиво протянул Алоиз, пока ещё не готовый принять столь мистическую реальность.

Лили, в свою очередь, открыла самую последнюю страницу посвящённого Вэ Соли досье, и указала на фотографию умопомрачительно красивой девушки, впрочем, куда более удачную, чем фотография Кристофора Песчовари с первой страницы досье. Лили задумчиво произнесла:

— Я её уже видела. Один раз. И я почти уверена, что она демон. И вообще… Если демоны существуют, то вполне естественно, что Соли подружился с одним из них.

Так собравшиеся в одной уютной гостиной одного уютного дома испытали на себе не какое-нибудь случайное воздействие на разум, они испытали на себе преодолевший феноменальное расстояние абсолютный эффект проклятого артефакта, затронувший Лили в меньшей степени только лишь потому, что она была носителем живой плоти нынешнего владельца одной из немногих существующих ныне Эгид Милосердного Сна.

Параграф 16: всего лишь игра

Вполне привычная к такому способу перемещения, как Психопомп, больше известный под названием Проводник Душ, Вета буднично дожидалась, пока Стигические Воды стекут с её кожи обратно в жерло. В противовес ей, Соли испытывающий головокружение после того, как его тело разложили на субатомные частицы и заново собрали, пошатнулся, устояв на ногах лишь благодаря «обнимашкам». Юноша почти ослеп, его слух и обоняние создавали впечатление увязания в болотной трясине, тактильные ощущения также оказались не из лучших. Соли наощупь попытался стряхнуть с себя остатки чёрной жидкости, вызывавшей раздражающий зуд, но его действия оказались бесполезны, в отличие от произнесённого Ветой «просто стой и жди» неожиданно скрипучим голосом.

Ждать пришлось не долго. Восстанавливающееся зрение уловило режущие после тенистых закоулков Порочного Квартала простор и освещённость. Монастырская строгость кремовых стен усиливала ощущение ухоженности и чистоты этого дикастерия. Кованые символические украшения подчёркивали религиозность. Широкая винтовая лестница соединяла этажи. Искусные витражные окна походили на галерейное достояние. Разномастные стражники в доспехах Ордена слушали аналогично одетого крысоподобного коллегу.

— … демон хоть и похож на суккуба, но ужасно силён! Сломал освящённое оружие всего одним ударом, как будто ему это ничего не стоит!

Стражники выглядели обеспокоенно, некоторые из них смотрели на нэдзу’ума с сомнением. Один из воинов, единственный из всех носивший плащ рослый ба’астид чуть дёрнул своим кошачьим ухом и со всей серьёзностью произнёс:

— Если то, что ты говоришь, правда, то не стоит предпринимать…

— Конечно, правда! Зачем мне лгать?! И моя алебарда тому доказательство. — Крысоподобный ма’алаки» разгорячённо перебил полубарса, от чего многие стражи неодобрительно зашептались, кое-кто прошипел «ты как к приору обращаешься, младший брат?», чем сильно смутил нэдзу’ума. — П-простите мою дер…

— Довольно. — От повелительного тона ба’астида замер не только чрезмерно пылкий младший брат ордена, но и остальные воины. — Впредь не забывай о субординации, не все в ордене столь снисходительны, как я. Что ж, если этот демон действительно столь могущественен, то необходимо предупредить гроссмейстера, прежде чем предпринимать какие-то действия.

К этому моменту уже пришедший в себя после использования Психопомпа Соли с иронией спросил у спутницы:

— И что, Вета, ты действительно могущественная?

Соли, как всегда, говорил довольно тихо, и, с учётом его гладкого низкого тембра, отдававшего холодом, услышала его одна только Вета.

— Не знаю, никогда об этом не думала. Что куда важнее… Почему они говорят обо мне как о каком-то мужлане? Я же всё-таки девушка и требую соответственного отношения!

Голос Веты хоть и тоже всегда был гладким, но в совершенно ином смысле, нежели у Соли. Её голос был певучим, музыкальным звоном, обворожительным в своей насыщенности, всегда привлекающим к себе внимание. И внимание обсуждающих дальнейшие действия стражников, находящихся в отдалении, было привлечено.

Все как один, воины повернулись в сторону источника возмущённого восклицания. Они вновь замерли, на этот раз по совершенно иной причине. Разве что в этот раз не замер один только нэдзу’ум, который начал пятиться, предупреждая всех:

— Эт-то… Это тот самый демон!!!

Первым опомнился приор:

— Оружие к бою. Окружаем. Проклятая нечисть смеет осквернять своим присутствием священное место. Уничтожить любой ценой.

Стражники незамедлительно последовали приказу, и, судя по их рвению, подгонять их не требовалось. Всем своим видом химеры выражали неприязнь. Один из воинов-ма’алаки» решил на всякий случай уточнить:

— Что насчёт второго?

— Раз пришёл с демоном, то и обращайтесь, как с демоном.

Ма’алаки» больше не задавали вопросов. Они уверенно распределились по небольшим группам, каждая из которых состояла из двух рядов по три воина спереди и два позади. Передние ряды выставили перед собой засеребрившиеся алебарды, задние же ряды направили оружие вверх, серебристое сияние вокруг них было на порядок сильнее. Не вошедшие в группы воины встали на защиту командовавшего атакой приора. То, как уверенно и слаженно стражники рассредоточивались вокруг новоявленного противника, говорило об их мастерстве, что было неудивительно. Защищавший ключевые города Епархии Ма’алаки» орден Домини считался элитой, и даже не так давно примкнувший к ордену крысоподобный нэдзу’ум вполне мог рассчитывать на привилегированное отношение, не скрывая своего нижайшего иерархического положения в ордене.

Воины ордена Домини взяли демона и человека в окружение, они были уверены в своих силах и лишь дожидались команды, как натянутая тетива арбалета лишь ждёт, чтобы быть спущенной.

Окинув небрежным взглядом направленные на него копейные наконечники алебард, человек слегка скривился — он выглядел так, словно в нос ему ударил неприятный запах. Соли озвучил то, что первым пришло ему на ум:

— То есть мне предлагают подохнуть за компанию? Да ещё и в унылой стерильной пробирке, именуемой дикастерием… Не очень-то драматично.

Всё ещё негодующая Вета полностью поддержала недовольство своего спутника:

— Соли, неужели ты ожидал какое-нибудь заманчивое предложение от этих ущербных? Ты посмотри на них! Отребье даже не способно заметить, какая я очаровательная, элегантная и очень ранимая девушка! Но это поправимо. — Казалось, что Вета действительно собирается исправить недоразумение. По крайней мере, то, что сама она считала недоразумением.

Воздух вокруг суккубы едва заметно изменился, пристальный наблюдатель смог бы заметить своеобразную ауру, ничем не выделяющуюся, кроме, разве что, зрительного искажения, подобного тому, какое встречается над раскалённой полуденным зноем пустыней. Нежно улыбнувшись в подтверждение самопровозглашённой очаровательности, Вета встретилась взглядом с командующим атакой ба’астидом. Уже готовый отправить стражников в бой, приор вдруг изменился в лице. Вся его решительность, вся его неприязнь и даже излучаемая непоколебимость сошли на нет — вместо твёрдого приказа из уст ба’астида донёсся нежный вздох, никак не вязавшийся с образом сурового воителя.

Довольная произведённым эффектом, Вета встретилась взглядом со следующим стражем, потом с ещё одним… К тому моменту, как не успевшие ощутить на себе силу духовного контроля могущественнейшей из суккубов начали беспокоиться по поводу отсутствия приказа к нападению, добрая половина стражей уже встретилась взглядами с Ветой и уподобилась своему командиру. Смущённые, заливающиеся краской, восторженные, ма’алаки» с нескрываемым обожанием смотрели на ту, кого только что считали в лучшем случае ненавистным врагом.

Крысоподобный нэдзу’ум испытывал беспокойство сильнее прочих стражей, и первым обратился к приору.

— Старший, прикажете атаковать? — Голос нэдзу’ума выражал общее беспокойство, все оставшиеся в здравом уме химеры испытали некоторое облегчение от того, что младший решился задать этот вопрос.

Приор нехотя оторвал восхищённый взгляд от суккуба, и пристыженно ответил:

— Нет, не стоит… Что за глупости… Как такое вообще могло прийти в голову?.. Кхм. Опустить оружие.

— Что за?.. — Недоумевающие стражи начали перешёптываться, хоть и прилежно выполнили приказ старшего по званию. Иерархия в Ордене являла собой строжайшую константу.

— Что с приором? Почему он передумал?

— Не понимаю…

— Приказ есть приказ.

Не понимающие поведение командира стражники так бы и отступили, если бы не задумчивые слова одного из арьергардистов:

— Этот, случайно, не из тех демонов, которые как-то влияют на души?..

Высказанная догадка мгновенно изменила настроение всех ма’алаки».

Недоумевавшие стражи вновь обрели боевой дух, с той лишь разницей, что теперь они не были молчаливыми исполнителями самого собой разумеющегося приказа. Они взорвались многообразием гневных выкриков:

— Душа приора захвачена! Спасём старшего!