Бесплатный фрагмент - Орфизм

Предисловие

«Едва ли есть проблема большей важности для истории духовной культуры — не одного только эллинского мира, но и всего человечества, — нежели вопрос о происхождении того пессимистического (в его взгляде на земную жизнь), аскетического, мистического направления… которое по имени секты, решительнее других ему приверженной, называется орфическим». Эту цитату из Германна Дильса использовал в качестве эпиграфа к посвящённой орфизму главе своей знаменитой книги «Дионис и прадионисийство» Вячеслав Иванов. Она вполне справедливо отражает ту огромную роль, которую орфизм сыграл в истории греческой религии и философии, а также в последующем христианстве.

При этом до сих пор на русском языке не было ни одной посвящённой орфизму книги, и русский читатель имел в своём распоряжении лишь краткие очерки на данную тему в трудах по истории философии. Настоящее сочинение призвано восполнить этот пробел.

01. Индоевропейская эсхатология

Душа

Источником русского слова душа является праиндоевропейский (ПИЕ) глагольный корень *d {{{ʰ}}} ew- (> рус. дуть). От него было образовано производное существительное с суффиксом -s- *d {{{ʰ}}} owso-> слав. *duxъ (> рус. дух). От *duxъ, в свою очередь, было образовано производное существительное с суффиксом -j-a *duxъ-j-a> *duša (> рус. душа). Кроме того, от *duxъ был образован фактитивно-итеративный глагол *dyšati (> рус. дышать).

ПИЕ корень *d {{{ʰ}}} ew- также является источником литов. dvėselė и латыш. dvēsele «душа». Однако обычное название души в литовском siela, родственное русскому слову сила.

От того же корня *d {{{ʰ}}} ew- в ПИЕ языке было образовано производное *d {{{ʰ}}} ū-mo-, которое в нескольких индоевропейских языках имеет значение «дым» (индоар. dhūmá-, лат. fūmus, лит. мн. ч. dūmai, рус. дым). Однако его отражение в греческом θυμός имеет значения «дух, душа, жизнь; душа или сердце; желание; мысль; образ мыслей, дух; дух, мужество; гнев». С Платона за ним закрепляется в философии значение страстной части души.

В качестве основного названия души в греческом утвердилось слово ж.р. ψυχή, образованное от глагола ψύχω «веять, дуть, дышать» (<ПИЕ *b {{{ʰ}}} es-?); в качестве основного названия духа — слово ср. р. πνεῦμα, образованное от глагола πνέω «веять, дышать» (<ПИЕ *pneu-?).

В ряде индоевропейских языков названия души и духа образованы от ПИЕ глагольного корня *h₂enh₁- (без ларингалов *an-) «дышать»: тох. áñme; лат. ж.р. anima «душа», м.р. animus «дух» (<праит. *anamos; ср. гр. ἄνεμος «ветер»); др.-ирл. ainimm (<пракельт. ср. р. *anaman <ПИЕ *h₂énh₁mn {{{̥}}}); авест. ąnman- и wyānā- (wi-āna-> ср.-перс. gyān> фарси jān; ср. индоар. vyāná- «дыхание»). Происхождение других авестийских слов, обозначающих душу (daēnā-, urwan- и frawaṣ̌i-), спорно.

К тому же корню *h₂enh₁- (*an-) может восходить индоар. ātmán- «дыхание; душа», однако способ его образования не вполне ясен (ā (tmán-) <*h₂n {{{̥}}} h₁-?; или от *h₁eh₁tmṓ, ср. нем. Atem?).

Хеттское слово ištanza (n) — «душа» предположительно восходит к ПИЕ *sent- «замечать». Прагерм. ж.р. *saiwalō (> нем. Seele, англ. soul и т.д.) не имеет признанной этимологии. Армянск. hogi м.б. от ПИЕ *pew- «дуть, дышать». Албанск. shpirt заимствовано из латинского (spiritus «дух» <spiro «дуть, веять»).

Как мы видим, общее праиндоевропейское слово для души не поддаётся реконструкции. Почти все этимологизируемые слова с этим значением восходят к ПИЕ глагольным корням, означающим «веять, дуть, дышать» (чаще всего *d {{{ʰ}}} ew- и *h₂enh₁-/*an-).

Загробный мир

В одном из хеттских похоронных обрядов за обращением плакальщиц к умершему царю «Когда ты пойдёшь на пастбище» (mān-wa-kan Ú-SAL-wa (var. Ú-SAL-un) paiši) следует просьба к божеству:

kun-a-wa-ši Ú-SAL — LAM DUTU-uš āra iyan ḫarak.

nu-war-a-ši-šan šarrizzi ḫannari le kuiški.

nu-wa-ši-kan kedani ANA Ú-SAL GUD-ḪI-A UDU-ḪI a-ya ANŠU.KUR.RA.MEŠ ANŠU.GÌR.NUN.NA.ḪI. A ušeddu.

И это пастбище, о Бог Солнца, как до́лжно приготовь для него!

Пусть никто не похитит (его) у него и не оспорит судом!

Для него на этом пастбище будут пастись быки и овцы, кони и мулы!

(KUB III 24 II 1—4)

Пастбище (индоар. gávyūti-) упоминается в одном из самых известных эсхатологических текстов Ригведы, говорящем о царе загробного мира Яме как первом умершем:

yamo no ghātuṃ prathamo viveda naiṣa ghavyūtirapabhartavā u |

yatrā naḥ pūrve pitaraḥ pareyurenā jajñānāḥpathyā anu svāḥ ||

Яма первым нашёл для нас выход —

Это пастбище назад не отобрать.

Куда (некогда) прошли наши древние отцы,

Туда (все) рождённые (последуют) по своим путям.

(перевод Т. Я. Елизаренковой)

(Ригведа, 10.14.2)

Примечательно сходство утверждения «Это пастбище назад не отобрать» в Ригведе с пожеланием «Пусть никто не похитит (его, т.е. пастбище) у него и не оспорит судом!» в хеттском обряде. Возможно, оба этих текста восходят к индоевропейской погребальной формуле. Память об иранском соответствии индоарийскому Яме Йиме как о владыке загробного пастбища может отражать его постоянный эпитет «добростадный» (авест. huuąϑβa-).

В приведённом хеттском тексте пастбище обозначается шумерограммой Ú-SAL (акк. usallum). Из других текстов нам известно, что за ним скрывается хеттское слово среднего рода wellu, позднее превратившееся в слово общего рода welluš «пастбище, луг». По всей видимости, оно возникло путём ассимиляции из *welnu и родственно др.-сканд. vǫllr (<*uolnu) «пастбище, луг».

Греческое слово того же индоевропейского корня дало название Елисейских полей. Впервые в греческой литературе они упоминаются в пророчестве Протея в «Одиссее»:

σοι δ᾽ οὐ θέσφατόν ἐστι, διοτρεφὲς ὦ Μενέλαε,

Ἄργει ἐν ἱπποβότῳ θανέειν καὶ πότμον ἐπισπεῖν,

ἀλλά σ᾽ ἐς Ἠλύσιον πεδίον καὶ πείρατα γαίης

ἀθάνατοι πέμψουσιν, ὅθι ξανθὸς Ῥαδάμανθυς,

τῇ περ ῥηίστη βιοτὴ πέλει ἀνθρώποισιν:

οὐ νιφετός, οὔτ᾽ ἂρ χειμὼν πολὺς οὔτε ποτ᾽ ὄμβρος,

ἀλλ᾽ αἰεὶ Ζεφύροιο λιγὺ πνείοντος ἀήτας

Ὠκεανὸς ἀνίησιν ἀναψύχειν ἀνθρώπους:

οὕνεκ᾽ ἔχεις Ἑλένην καί σφιν γαμβρὸς Διός ἐσσι.

Тебе же не речено богами, о питомец Зевса Менелай,

В конекормном Аргосе умереть и встретить свой жребий,

Но в Елисейские поля и на края земли

Тебя бессмертные отправят, где златовласый Радамант.

Там легко протекает жизнь человеков,

Там нет снега, суровой зимы и ливней,

Но всегда сладкошумное веяние дующего Зефира

Океан посылает освежать человеков.

Ибо ты супруг Елены и зять Зевса.

(Одиссея, 4.561—569)

Отметим, что, как и в хеттском тексте, блаженное послебытие даруется здесь царю по божественному слову (θέσφατόν ἐστι).

В выражении Ἠλύσιον πεδίον второе слово значит буквально «плоскость, равнина», а для первого можно предположить развитие ἠλύσιο- <*Ϝαλνυ-τιο- <*wl {{{̥}}} -nu-tiyo- «луговой» от *wl {{{̥}}} -nu- «пастбище, луг»> гр. ἠλύ- (тж. хет. wellu, др.-сканд. vǫllr). Таким образом, Ἠλύσιον πεδίον (<[Ϝ] ηλύσιον πεδίον) означает буквально «луговая равнина» или загробное пастбище усопших, особенно царей.

Гомер упоминет Елисейские поля лишь единожды. В следующий раз они появляются в греческой литературе только у Аполлония Родосского (III в. н.э.), а часто начинают упоминаться только в позднеклассических текстах. В качестве, по всей видимости, их синонима обычно встречается выражение «Острова блаженных», впервые засвидетельствованное в «Трудах и днях». Гесиод рассказывает, что из четвёртого поколения (героев-полубогов) большинство было погублено войной:

τοῖς δὲ δίχ᾽ ἀνθρώπων βίοτον καὶ ἤθε᾽ ὀπάσσας

Ζεὺς Κρονίδης κατένασσε πατὴρ ἐς πείρατα γαίης.

καὶ τοὶ μὲν ναίουσιν ἀκηδέα θυμὸν ἔχοντες

ἐν μακάρων νήσοισι παρ᾽ Ὠκεανὸν βαθυδίνην,

ὄλβιοι ἥρωες, τοῖσιν μελιηδέα καρπὸν

τρὶς ἔτεος θάλλοντα φέρει ζείδωρος ἄρουρα.

[τηλοῦ ἀπ᾽ ἀθανάτων τοῖσιν Κρόνος ἐμβασιλεύει,

τοῦ γὰρ δεσμὸν ἔλυσε πατὴρ ἀνδρῶν τε θεῶν τε.

τοῖσι δ᾽ ὁμῶς νεάτοις τιμὴ καὶ κῦδος ὀπηδεῖ.]

Некоторых же, отдельно от людей жизнь и жилище им даровав,

Отец Зевс Кронион поселил на краях земли.

И они обитают, имея беззаботный дух,

На Островах блаженных близ Океана с глубокими водоворотами,

Счастливые герои, которым медосладкие плоды,

Зреющие трижды в год, приносит хлебодарная почва.

[Вдали от бессмертных над ними царствует Крон,

Которого от оков освободил отец людей и богов.

Им последним равно приходится честь и слава.]

(Труды и дни, 168—176)

Следующим после Гесиода Острова блаженных упоминает Пиндар (Олимп. 2.70—71). Иногда они прямо отождествляются с Елисейскими полями, именуемыми также Елисейским лугом (ср. у Лукиана: Ἠλύσιος λειμών… ἐν μακάρων νήσοις).

«Лугом» загробный мир именует уже Гомер в сцене нисхождения в Аид душ убитых Одиссеем женихов:

πὰρ δ᾽ ἴσαν Ὠκεανοῦ τε ῥοὰς καὶ Λευκάδα πέτρην,

ἠδὲ παρ᾽ Ἠελίοιο πύλας καὶ δῆμον ὀνείρων

ἤϊσαν: αἶψα δ᾽ ἵκοντο κατ᾽ ἀσφοδελὸν λειμῶνα,

ἔνθα τε ναίουσι ψυχαί, εἴδωλα καμόντων.

Мимо потоков Океана и Левкадской скалы,

Мимо врат Солнца и страны снов

Они неслись и вскоре достигли асфоделевого луга,

Где обитают души, образы усопших.

(Одиссея, 24.1—14)

В дальнейшем именование загробного мира «лугом» встречается в греческой литературе повсеместно. Слово λειμών «влажное, травянистое (злачное) место, луг», родственное словам λιμήν «пристань» и λίμνη «стоячая вода, озеро, болото», восходит к ПИЕ глагольному корню *leyH- (> рус. лить).

У Гомера образ загробного мира как хорошо орошаемого луга имеет определённо индоевропейское происхождение, о чём также свидетельствует именование Аида «славным конями» (κλυτόπωλος) (Ил. 5.654; 11.445; 16.625); ср. в приведённом хеттском тексте: «Для него на этом пастбище будут пастись быки и овцы, кони и мулы!».

Таким образом, для индоевропейцев ещё до отделения анатолийцев (т.е. уже в V тыс. до н.э.) мы можем реконструировать веру в то, что бессмертные души усопших попадают на изобилующие водой и растительностью пастбище или луг, где пасутся кони и крупный и мелкий рогатый скот.

Отсюда следует, что и наша заупокойная молитва, в которой Бога просят упокоить душу скончавшегося «в месте злачнем», имеет древнейшее индоевропейское происхождение.

02. Хеттская эсхатология

Древнейшие письменные свидетельства, выражающие представления индоевропейцев о душе, дошли до нас от хеттов (2-я пол. II тыс. до н.э.). Согласно им, душа человека является бессмертной.

Понятие души в хеттском языке выражалось словом ištanza (n) — (предположительное произношение istantsa (n) -) (шумерограмма ZI, аккадограмма NAPIŠTUM), от *s (t) ent-to-. Наиболее вероятная этимология связывает его с лит. sintėti «думать», цсл. sęštъ «разумный, мудрый» (<балто-сл. *s (e) nt- «думать»), лат. sentio «чувствовать», sensus «чувство; сознание; ум» (<*sent-tu-), нем. Sinne «чувство; ум; дух» (<*sent-no-).

Понятие тела в хеттском языке выражалось словом tuekka- (шумерограмма NÍ. TE, аккадограмма RAMĀNUM), родственным индоар. tvác- «кожа» (<ПИЕ *tuek «видимый облик»? ). Тело и душа в хеттских текстах приписываются не только людям, но также богам и зверям.

Душа человека продолжает существовать после смерти тела. Мёртвый или призрак называется словом akkant- (шумерограмма GIDIM), образованным от глагола akk- «быть убитым». В этом состоянии человек по-прежнему обладает душой. Хеттские akkant- и ištanza (n) — можно сравнить с гомеровскими понятиями εἴδωλον и ψυχή, описывающими состояние людей в загробном мире.

Один из хеттских обрядов в честь души умершего (akkandaš ZI) использует такие выражения, как ANA ZI-ŠU akuwanna pai- «дать его душе питья», apel ZI-ŠU eku- «напоить его душу», apel ZI-ni šipant- «совершить возлияние его душе», и т. п.

Наиболее важный из текстов, проливающих свет на представления хеттов о душе, был озаглавлен его первым издателем Харри Хоффнером «Путешествие бессмертной человеческой души». Основная часть этого текста была впервые опубликована в 1972 г., в 1988 г. к ней добавились ещё 2 фрагмента. Он представляет собой позднюю копию (XIII в. до н.э.) древнехеттского оригинала (XVII — XVI вв. до н.э.). В нашем переводе мы используем переводы Харри Хоффнера и Кальверта Уоткинса.

KUB 43.60 (Bo 2533) Ro. i

01 [-a] z GUD-uš šuppatta UDU-uš

Бык спит, овца

02 [šuppa] tta nepiš šupp [at] atta [a

Спит, небо спит,

03 [KI šuppa] tta ullāpa kadanki

Земля спит…

04 [] dandukiš ZI-anza

…Человеческая душа

05 [kuwapi] t=še=pa uitta ḪUR-SAG-i=kuw=at=šan

Пришла. Если это на горé,

06 [NI] M. LÀL=at udau š=an pēdi=šši dāu

Пусть пчела принесёт это и положит это на его место.

07 [takš] anni=ku! w= <at=> ša <n> NIM. LÀL=at <udau> (таб. dāu)

Если это на равнине, пусть пчела принесёт это

08 [n=] at pēdi=šši dāu kuit=a

И положит это на его место. То, что

09 [ter] ippiaz=ma n=at NIM. LÀLMEŠ udandu

Со вспаханного поля, пусть пчёлы принесут это

10 [n=] at pēdi=šši tiandu NIM. LÀL teriyaš UD-aš

И положат это на его место. Пусть пчёлы совершат путь в три дня,

11 [m] īuwa <š> UD-aš KASKAL-an pāndu n=apa iyatar=mit

В четыре дня, и пусть принесут моё изобилие (?).

12 udandu takku arunaz=ma n=at laḫanza

Если это из моря, пусть гусь

13 udau n=at=šan pēdi=šši dāu

Принесёт это и положит это на его место.

14 takku ÍD-az=ma n=at ḫuwalaš udau

Если это из реки, пусть сова (?) принесёт это

15 n=at=šan pēdi=šši dāu

И положит это на его место.

16 kuit=a nepišaz=ma n=at tapakaliya <š?>

Если это с неба, пусть…

17 ḫarašMUŠEN kad! dut udau ilalianza kaddu=šmit

Орёл принесёт это в своих когтях. Пусть желанная

18 walḫanza ēšdu MAŠ.GAL-š=an šappuit

Будет поражена их когтями. Пусть козёл

19 walaḫdu UDU-ušš=an SIḪI. A-andu walaḫdu

Поразит своим копытом (?). Пусть баран поразит своими рогами.

20 annaš=an UDU-uš tittittet walaḫdu

Пусть мать-овца поразит своим носом (?).

21 annaš DINGIRLIM-aš išḫaḫruanza n=aš išḫaḫruit

Мать-богиня плачет. Слёзы

22 walḫanza nu=šši=ššan kue āššū

Поразили её. Какое бы благо ни родилось

23 9! -andaš ḫappešnaš šer ḫāššan n=e

Над девятью частями тела,

24 walḫanza ēšdu ZI-anza=ma iyatniyanza

Пусть она будет поражена этим. Душа благоденствует

25 [ḫapp] ešnianza nu=šši=kan lē areškatta

Своими частями (?). Пусть для неё не будет невозможного (?).

26 [Z] I-anza=wa=kan uriš! ZI-anza=wa=kan uriš

Душа велика! Душа велика!

27 kuel=wa=kan ZI=anza uriš tandukieš=wa=kan

Чья душа велика? Человеческая

28 ZI-anza uriš nu kuin KASKAL-an ḫarzi

Душа велика. Какой дорогой она идёт?

29 uran KASKAL-an ḫarzi marnuwalan KASKAL-an ḫarzi

Она идёт великой дорогой. Она идёт невидимой дорогой.

30 š=an=z=apa KASKAL-ši LÚ. KASKAL-laš ḫandāit

Провожатый приготовил её для этой дороги.

31 šu! ppi DUTU-aš ZI-anza DINGIR-nan (annan?) ZI-anza

Святыня Богини Солнца — душа. Богам (или матери?) принадлежит душа

32 dandukišnaš kuwat arušan paimi

Человека. Зачем я пойду в яму (?)?

33 dāšanatan paimi ÍD-p [a m] ūḫḫi luli [ya

Я пойду… В реку я упаду. В пруд

34 muḫḫi tenawa=šan paim [i l] ē pai [mi lē

Я упаду. Да не пойду я к tēnawaš, да не пойду я…

35 tēnawaš idāluš KASKAL? -š [a?

Tēnawaš злы…

36 uellawa l [ē

Луг…

37 šiuniya [ḫ

Бо…

KBo 22.178 (+) KUB 48.109 Ro. ii

02 n=an ḪU] L-lu [š/n?

…злые

03 tēnau [waš/n? … Ū] L kanē [šzi

Tēnawaš… не узнаёт.

04 araš ar [an ŪL kanē] š -zi

Один другого не узнаёт.

05 annanekē [š ŪL kanē] ššan -zi

Сёстры от одной матери не узнают.

06 pappa (-) ŠE [ŠMEŠ ŪL kan] ēššan -zi

Братья от одного отца [друг друга] не узнают.

07 annaš=za DUMU-a [n=šan ŪL k] anēš -zi

Мать собственное дитя не узнаёт.

08 [DUMU-aš=za A] MA-an [n=šan ŪL k] anēš -zi

Дитя собственную мать не узнаёт.

09] x [ŪL ka] nēš -zi

…не узнаёт…

10] LÚ? [ŪL] kanēš -zi

…не узнаёт…

Vo. III

01 [šaniz] ziya [z=ka] n GIŠBANŠUR-az

С хорошего стола

02 [Ū] L adanzi [šan] izziyaz=kan ḫapš [al! iaz]

Они не едят. С хорошего седалища

03 [Ū] L adanzi [šan] izziyaz=kan GAL-az

Они не едят. Из хорошей чаши

04 ŪL akuwanzi [āšš] u adatar ŪL adanz [i

Они не пьют. Они не едят

05 āššu akuwatar=mi [t Ū] L akuwanzi

Хорошую пищу. Они не пьют моё хорошее питьё.

06 šaluinuš az [zikan] -zi

Куски грязи они едят.

07 mirmirruš [akkuška] n -zi

Мутную воду они пьют.

08 uētriš [(-)

Истощение

09 šer=šamaš [

Над ними

10 nu add [aš

И отец

11 ḫa [z-

Иссох

Vo. IV

03 w] ā! tar eku

Пей воду!

04 lē

Не…

Текст открывается ночным явлением человеческой души. За этим следуют приказы души, обращённые к пчёлам, гусю, сове и орлу принести её «изобилие» (вероятно, пищу). Далее некую «желанную» поражают козёл, баран и овца — очевидно, с родовспомогательной целью. Мать-богиню поражают её собственные слёзы, после чего она благополучно разрешается душой. За этим следует гимн душе и её божественной природе.

Далее говорится о «великом» и «невидимом» пути души — очевидно, в загробный мир. Собственная речь души упоминает находящиеся там реку, пруд и луг. Несчастные (грешные? непосвящённые?) души под воздействием злых сил загробного мира утратили память, едят грязь и пьют мутную воду. Им определённо противопоставляется душа протагониста (посвящённого в таинства загробного мира?), сохраняющая память и обеспеченная хорошей едой и питьём.

Примечательно сходство идей, выраженных в последней части этого сочинения, с представлениями орфиков. В хеттском тексте душа идёт в загробный мир «великой» дорогой, к которой она была приготовлена ещё при жизни «провожатым» (посвятившим её в таинства?):

29 uran KASKAL-an ḫarzi marnuwalan KASKAL-an ḫarzi

Она идёт великой дорогой. Она идёт невидимой дорогой.

30 š=an=z=apa KASKAL-ši LÚ. KASKAL-laš ḫandāit

Провожатый приготовил её для этой дороги.

«Великая дорога» может быть сопоставлена со «священной дорогой», которая упоминается в орфических текстах, например, в золотой табличке кон. V — нач. IV в. до н.э. из Гиппонион в Южной Италии (В10):

καὶ δή καὶ σὺ πιὼν | ὁδὸν ἔρχεα‹ι› ἅν τε καὶ ἄλλοι

μύσται καὶ βάχχοι | ἱερὰν στείχουσι κλε‹ε›ινοί

И, испив, ты пойдёшь по священной дороге,

По которой идут и другие славные мисты и вакханты.

И с «дорогой Зевса» из 2-й Олимпийской оды Пиндара:

μείναντες ἀπὸ πάμπαν ἀδίκων ἔχειν

ψυχάν, ἔτειλαν Διὸς ὁδὸν παρὰ Κρόνου τύρσιν: ἔνθα μακάρων

νᾶσος…

Но те, кто…

Сохранили душу свою чистой от всякой скверны,

Дорогою Зевса шествуют в твердыню Крона —

Остров Блаженных…

(2 Ол. 69—71)

Ни в каком другом хеттском тексте не встречается слово tēnawaš, смысл которого остаётся загадочным. Можно только сказать, что обозначаемое им явление каким-то образом вызывает утрату душами памяти:

03 tēnau [waš/n? … Ū] L kanē [šzi

Tēnawaš… не узнаёт.

04 araš ar [an ŪL kanē] š -zi

Один другого не узнаёт.

Орфические таблички упоминают рядом с домом Аида источник, к которому душа не должна даже приближаться. Очевидно, это источник Леты. Подробно о нём говорит Платон в мифе об Эре: « [души] отправляются на равнину Леты («Забвение»), где нет ни деревьев, ни другой растительности. Уже под вечер они располагаются у реки Амелет («Беззаботная»), вода которой не может удержаться ни в каком сосуде. В меру все должны были выпить этой воды, но, кто не соблюдал благоразумия, те пили без меры, а кто её пьет таким образом, тот всё забывает» (Государство, 10.621.a). Вместо источника Леты душа орфического посвящённого должна испить из источника Мнемосины (Памяти). Хеттский текст обрывается на призыве к душе:

03 w] ā! tar eku

Пей воду!

В утраченном контексте в хеттском загробном мире упоминается луг (uellawa). Орфические тексты называют лугом (λειμών) место пребывания душ посвящённых.

Хеттский текст сообщает, что души грешников в загробном мире пьют грязь или грязную, мутную воду (mirmirruš):

07 mirmirruš [akkuška] n -zi

Мутную воду они пьют.

В ряде греческих текстов, отражающих влияние орфизма, говорится, что непосвящённые в Аиде находятся в βόρβορος («болото; грязь; навоз; нечистота»), напр., у Аристофана (перевод Адр. Пиотровского):

εἶτα βόρβορον πολὺν

καὶ σκῶρ ἀείνων: ἐν δὲ τοῦτο κειμένους…

Дальше — грязь ужасная,

Навоз бездонный. В нём зарыты грешники.

(Лягушки, 145—146)

Замечательно семантическое и фонетическое сходство между хеттским словом mirmirruš и греческим словом βόρβορος, оба из которых не имеют признанной этимологии.

Сравнение древнехеттского эсхатологического текста с греческими текстами, созданными более чем тысячелетие спустя, выявляет несомненные черты близости между ними и позволяет предположить, что орфическая эсхатология имеет глубокие индоевропейские корни.

03. Гомер

Теокосмогония и космология

Самая подробная картина мира у Гомера представлена на щите Ахилла, который создаёт Гефест:

ἐν μὲν γαῖαν ἔτευξ᾽, ἐν δ᾽ οὐρανόν, ἐν δὲ θάλασσαν,

ἠέλιόν τ᾽ ἀκάμαντα σελήνην τε πλήθουσαν,

ἐν δὲ τὰ τείρεα πάντα, τά τ᾽ οὐρανὸς ἐστεφάνωται,

Πληϊάδας θ᾽ {{{Ὑ}}} άδας τε τό τε σθένος Ὠρίωνος

Ἄρκτόν θ᾽, ἣν καὶ Ἄμαξαν ἐπίκλησιν καλέουσιν,

ἥ τ᾽ αὐτοῦ στρέφεται καί τ᾽ Ὠρίωνα δοκεύει,

οἴη δ᾽ ἄμμορός ἐστι λοετρῶν Ὠκεανοῖο.

…

ἐν δ᾽ ἐτίθει ποταμοῖο μέγα σθένος Ὠκεανοῖο

ἄντυγα πὰρ πυμάτην σάκεος πύκα ποιητοῖο.

Он сотворил на нём землю, небо и море,

Неутомимое солнце и полную луну,

Все звёзды, которыми увенчано небо,

Плеяды, Гиады и силу Ориона,

И Медведицу, которую также называют Возом,

Которая поворачивается на месте и следит за Орионом,

И одна лишь не причастна к купанию в Океане.

…

На нём он поместил и великую силу реки Океана

У самого края крепкосделанного щита.

(Ил. 18.483—489, 607—608)

Небо Гомер называет «медным» (χάλκεον οὐρανὸν) (Ил. 17.425), «многомедным» (οὐρανὸν ἐς πολύχαλκον) (Ил. 5.504; Од. 3.2) или «железным» (σιδήρεον οὐρανὸν) (Од. 15.329; 17.563). Небо держится на столбах: титан Атлант «моря / всего глубины ведает и сторожит / большие столбы, что держат врозь землю и небо» (θαλάσσης / πάσης βένθεα οἶδεν, ἔχει δέ τε κίονας αὐτὸς / μακράς, αἳ γαῖάν τε καὶ οὐρανὸν ἀμφὶς ἔχουσιν) (Од. 1.52—54). Нижний тёмный слой атмосферы называется воздухом (ἀήρ), верхний светлый — эфиром (αἰθήρ): самая высокая ель на горе Иде «достигала через воздух эфира» (δι᾽ ἠέρος αἰθέρ᾽ ἵκανεν) (Ил. 14.286—288).

Под землёй находится Аид, ещё ниже его — Тартар. Зевс угрожает непослушным богам:

ἤ μιν ἑλὼν ῥίψω ἐς Τάρταρον ἠερόεντα

τῆλε μάλ᾽, ἧχι βάθιστον ὑπὸ χθονός ἐστι βέρεθρον,

ἔνθα σιδήρειαί τε πύλαι καὶ χάλκεος οὐδός,

τόσσον ἔνερθ᾽ Ἀΐδεω ὅσον οὐρανός ἐστ᾽ ἀπὸ γαίης.

Либо возьму и брошу в сумрачный Тартар

Очень далеко, где под землёй глубочайшая пропасть,

Где железные ворота и медный порог,

Так глубоко под Аидом, как небо далеко от земли.

(Ил. 8.13—16)

Особенно богата космологическими сведениями 14-я глава «Илиады» («Обольщение Зевса»). В ней Гомер называет прародителями богов Океана, который у греков был пресноводной рекой, огибающей землю вокруг, и его супругу Тефию. Желая получить от Афродиты «любовь и вожделение», чтобы привлечь к себе Зевса, Гера говорит ей:

εἶμι γὰρ ὀψομένη πολυφόρβου πείρατα γαίης,

Ὠκεανόν τε θεῶν γένεσιν καὶ μητέρα Τηθύν,

οἵ μ᾽ ἐν σφοῖσι δόμοισιν ἐῢ τρέφον ἠδ᾽ ἀτίταλλον

δεξάμενοι Ῥείας, ὅτε τε Κρόνον εὐρύοπα Ζεὺς

γαίης νέρθε καθεῖσε καὶ ἀτρυγέτοιο θαλάσσης.

Я иду к пределам многокормной земли, чтобы увидеть

Прародителя богов Океана и матерь Тефию,

Которые меня в своих домах хорошо вскормили и воспитали,

Приняв от Реи, когда Крона громкогласный Зевс

Низверг под землю и бесплодное море.

(Ил. 14.200—204)

В ответ на просьбу Геры усыпить Зевса и её обещание дать ему за эту услугу в жёны Хариту Пасифею Гипнос (Сон) требует от неё:

ἄγρει νῦν μοι ὄμοσσον ἀάατον Στυγὸς ὕδωρ,

χειρὶ δὲ τῇ ἑτέρῃ μὲν ἕλε χθόνα πουλυβότειραν,

τῇ δ᾽ ἑτέρῃ ἅλα μαρμαρέην, ἵνα νῶϊν ἅπαντες

μάρτυροι ὦσ᾽ οἳ ἔνερθε θεοὶ Κρόνον ἀμφὶς ἐόντες…

Ныне же поклянись мне нерушимой водой Стикса,

Одной рукой коснись многодарной земли,

Другой — светлого моря, чтобы нам были

Свидетелями все боги, что пребывают внизу вместе с Кроном.

(Ил. 14.271—274)

Гера исполняет его требование:

ὄμνυε δ᾽ ὡς ἐκέλευε, θεοὺς δ᾽ ὀνόμηνεν ἅπαντας

τοὺς ὑποταρταρίους οἳ Τιτῆνες καλέονται.

Она поклялась, как он велел, и назвала всех богов,

Что пребывают внизу в Тартаре и называются Титанами.

(Ил. 14.278—279)

В другом месте Зевс заявляет своему сыну Аресу, что, если бы он родился от другого бога, то за свои проступки «давно был бы глубже, чем Ураниды» (καί κεν δὴ πάλαι ἦσθα ἐνέρτερος Οὐρανιώνων) (Ил. 5.898). Уранидами здесь очевидно называются Титаны.

Кроме Крона из Титанов «Илиада» называет по имени только Иапета. Зевс заявляет разгневанной за поражение троянцев Гере, что её гнев не поможет ей,

…οὐδ᾽ εἴ κε τὰ νείατα πείραθ᾽ ἵκηαι

γαίης καὶ πόντοιο, ἵν᾽ Ἰάπετός τε Κρόνος τε

ἥμενοι οὔτ᾽ αὐγῇς {{{Ὑ}}} περίονος Ἠελίοιο

τέρποντ᾽ οὔτ᾽ ἀνέμοισι, βαθὺς δέ τε Τάρταρος ἀμφίς:

Даже если бы ты достигла последних пределов

Земли и моря, где Иапет и Крон

Пребывают и ни лучами Гипериона Гелиоса

Не наслаждаются, ни ветрами, но глубокий Тартар вокруг [них]…

(Ил. 8.478—481)

Таким образом, Гомер знает о том, что Крон и другие Титаны пребывают в Тартаре, куда их низверг Зевс, т.е. знаком с мифом о Титаномахии, подробно изложенным в «Теогонии» Гесиода.

В уже упоминавшейся 14-й главе, отвечая на просьбу Геры усыпить Зевса, Гипнос сообщает ей, что не может этого сделать:

ἄλλον μέν κεν ἔγωγε θεῶν αἰειγενετάων

ῥεῖα κατευνήσαιμι, καὶ ἂν ποταμοῖο ῥέεθρα

Ὠκεανοῦ, ὅς περ γένεσις πάντεσσι τέτυκται.

Кого-нибудь другого из вечносущих богов

Легко я бы усыпил, даже потоки реки

Океана, который есть прародитель всех.

(Ил. 14.244—246)

Зевс сильнее всех богов, как о том заявляет потомок Зевса Ахиллес сражённому им потомку реки Аксия Астеропею:

ἀλλ᾽ οὐκ ἔστι Διὶ Κρονίωνι μάχεσθαι,

τῷ οὐδὲ κρείων Ἀχελώϊος ἰσοφαρίζει,

οὐδὲ βαθυρρείταο μέγα σθένος Ὠκεανοῖο,

ἐξ οὗ περ πάντες ποταμοὶ καὶ πᾶσα θάλασσα

καὶ πᾶσαι κρῆναι καὶ φρείατα μακρὰ νάουσιν:

ἀλλὰ καὶ ὃς δείδοικε Διὸς μεγάλοιο κεραυνὸν

δεινήν τε βροντήν, ὅτ᾽ ἀπ᾽ οὐρανόθεν σμαραγήσῃ.

Но невозможно бороться с Зевсом Кронионом,

С ним не равняется ни мощный Ахелой,

Ни великая сила глубокотекущего Океана,

Из которого все реки, и всё море,

И все родники и великие колодцы текут.

Даже он боится перуна великого Зевса

И ужасного грома, когда он грохочет с неба.

(Ил. 21.193—199)

Но даже Зевс опасается Ночи, которая одна смогла спасти от его гнева Гипноса:

καί κέ μ᾽ ἄϊστον ἀπ᾽ αἰθέρος ἔμβαλε πόντῳ,

εἰ μὴ Νὺξ δμήτειρα θεῶν ἐσάωσε καὶ ἀνδρῶν:

τὴν ἱκόμην φεύγων, ὃ δ᾽ ἐπαύσατο χωόμενός περ.

ἅζετο γὰρ μὴ Νυκτὶ θοῇ ἀποθύμια ἕρδοι.

[Зевс] из эфира бросил бы меня безвестно в море,

Если бы меня не спасла Ночь — укротительница богов и людей.

К ней я прибег, спасаясь. Он же остановился, хоть и гневался,

Ибо побоялся нанести оскорбление быстрой Ночи.

(Ил. 14.258—261)

Психология

Как «душа» на русский язык в гомеровских поэмах обычно переводится слово женского рода ψυχή, образованное от глагола ψύχω «веять; дуть; дышать» (<ПИЕ *b {{{ʰ}}} es-?), т.е. первоначально означавшее «дыхание». С ним мы встречаемся уже в первых строках «Илиады»:

μῆνιν ἄειδε θεὰ Πηληϊάδεω Ἀχιλῆος

οὐλομένην, ἣ μυρί᾽ Ἀχαιοῖς ἄλγε᾽ ἔθηκε,

πολλὰς δ᾽ ἰφθίμους ψυχὰς Ἄϊδι προΐαψεν

ἡρώων, αὐτοὺς δὲ ἑλώρια τεῦχε κύνεσσιν

οἰωνοῖσί τε πᾶσι…

Гнев пой, богиня, Пелеида Ахилла,

Погибельный, который бессчётные ахейцам беды причинил,

Многие могучие души в Аид послал

Героев, самих же их добычей сделал псам

И птицам всем…

(Ил. 1.1—5)

Здесь мы видим, что в качестве «самого» (αὐτός) героя его уходящей в Аид душе противопоставляется его остающийся на земле труп (σῶμα — слово, не имеющее определённой этимологии). Однако в некоторых случаях говорится об уходе в Аид самих героев, как в случае сыновей Антенора:

ἔνθ᾽ Ἀντήνορος υἷες ὑπ᾽ Ἀτρεΐδῃ βασιλῆϊ

πότμον ἀναπλήσαντες ἔδυν δόμον Ἄϊδος εἴσω.

Там Антеноровы сыны, от Атрида царя

Судьбу приняв, погрузились в дом Аида.

(Ил. 11.262—263)

У Гомера душа никогда не играет активной роли в живом и сознательном человеке; самое большее о ней может быть сказано, что она пребывает в нём: «В нём одна лишь душа, и смертным зовут его люди» (ἐν δὲ ἴα ψυχή, θνητὸν δέ ἕ φασ᾽ ἄνθρωποι) (Ил. 21.569).

Применительно к живому человеку душа только покидает его, чаще всего в описаниях смерти. Так, о Патрокле Гомер сообщает, что его «душа из членов летящая ушла в Аид» (ψυχὴ δ᾽ ἐκ ῥεθέων πταμένη Ἄϊδος δὲ βεβήκει) (Ил. 16.856); то же самое — о Гекторе (Ил. 22.362); о Гипереноре: «Из открытой раны теснимая вышла душа» (ψυχὴ δὲ κατ᾽ οὐταμένην ὠτειλὴν / ἔσσυτ᾽ ἐπειγομένη) (Ил. 14.518). В некоторых случаях это даже может быть названо «гибелью души»: ψυχὰς ὀλέσαντες (Ил. 13.762; 24.167), ψυχῆς ὄλεθρος (Ил. 22.325).

После выхода из тела душа имеет вид «образа» (εἴδωλον), во всём сходного с покойным. В греческой живописи она изображается как уменьшенная фигурка человека с крыльями.

У живого человека центром сознания, соединяющим рациональное и эмоциональное начала, является θυμός «дух, душа, жизнь; душа или сердце; желание; мысль; образ мыслей, дух; дух, мужество; гнев». Это слово мужского рода восходит к ПИЕ существительному *d {{{ʰ}}} ū-mo-, которое в нескольких индоевропейских языках имеет значение «дым» (индоар. dhūmá-, лат. fūmus, лит. мн. ч. dūmai, рус. дым). Оно образовано от глагольного корня *d {{{ʰ}}} ew- дуть, который в русском языке дал слова дух и душа.

Частичным синонимом θυμός служит слово среднего рода μένος «сильное желание; сила, мужество; гнев», восходящее к ПИЕ *men-s- (> индоар. mánas-, авест. manah- дух, мысль, воля). Оба слова включают как физические, так и ментальные характеристики, и зачастую употребляются вместе. Так, Арес своей речью к троянцам «возбуждал силу и мужество в каждом» (ὣς εἰπὼν ὄτρυνε μένος καὶ θυμὸν ἑκάστου) (Ил. 5.470); то же Нестор в речи к ахейцам (Ил. 6.72); то же Гектор в речи к троянцам (Ил. 11.291); «Так увлекали Пелида и сила, и дух его храбрый» (ὣς Ἀχιλῆ᾽ ὄτρυνε μένος καὶ θυμὸς ἀγήνωρ) (Ил. 20.174) (перевод Викентия Вересаева).

Обычным телесным местом нахождения θυμός и μένος у Гомера является орган, именуемый словом женского рода с неопределённой этимологией φρήν, чаще всего во мн. ч. φρένες «грюдобрюшная перегородка; дух, душа, сердце, ум»: «Всегда у него на опасности сердце дерзало» (αἰεὶ γάρ οἱ ἐνὶ φρεσὶ θυμὸς ἐτόλμα) (Ил. 10.232); «С этого времени духу в груди моему не под силу» (ἔνθ᾽ ἐμοὶ οὐκέτι πάμπαν ἐρητύετ᾽ ἐν φρεσὶ θυμὸς) (Ил. 9.462); «И все, одинаковым духом пылая» (οἳ δ᾽ ἄρα πάντες ἕνα φρεσὶ θυμὸν ἔχοντες) (Ил. 13.487); «В груди его мрачное сердце ужасной злобой наполнилось» (μένεος δὲ μέγα φρένες ἀμφιμέλαιναι πίμπλαντ᾽) (Ил. 1.103); «Наполнил отвагой Ксанф ему сердце» (μένος δέ οἱ ἐν φρεσὶ θῆκε Ξάνθος) (Ил. 21.145); «И вложить ему мужество в сердце» (καί οἱ μένος ἐν φρεσὶ θείω) (Од. 1.89) (перевод Викентия Вересаева).

Со второй половины V в. до н.э. школа Гиппократа закрепила понимание φρένες как грюдобрюшной преграды или диафрагмы (в этом значении его употребляет и Платон в «Тимее»), однако у Гомера это слово скорее всего означает ещё лёгкие, что естественно соотносится с нахождением в них θυμός как дыхания. Это очевиднее всего в тех местах, где говорится, что θυμός разделяется во φρένες надвое:

ἐν δ᾽ ἄλλοισι θεοῖσιν ἔρις πέσε βεβριθυῖα

ἀργαλέη, δίχα δέ σφιν ἐνὶ φρεσὶ θυμὸς ἄητο.

На других же богов пала тяжёлая страшная вражда,

В две стороны в их грудях дух устремлялся.

(Ил. 21.385—386)

Ср.:

ὡς δ᾽ ἄνεμοι δύο πόντον ὀρίνετον ἰχθυόεντα

Βορέης καὶ Ζέφυρος…

ὣς ἐδαΐζετο θυμὸς ἐνὶ στήθεσσιν Ἀχαιῶν.

Как два ветра волнуют богатое рыбами море —

Борей и Зефир…

Так надвое разрывался дух в грудях ахейцев.

(Ил. 9.4—5, 8)

В лёгких вместе с духом находится душа, ср. сцену убийства Сарпедона Патроклом:

ὃ δὲ λὰξ ἐν στήθεσι βαίνων

ἐκ χροὸς ἕλκε δόρυ, προτὶ δὲ φρένες αὐτῷ ἕποντο:

τοῖο δ᾽ ἅμα ψυχήν τε καὶ ἔγχεος ἐξέρυσ᾽ αἰχμήν.

Наступив на грудь ногою,

Из тела вытащил копьё, за ним же последовали лёгкие (φρένες):

Вместе с наконечником копья он вырвал у него душу (ψυχή).

(Ил. 16.503—505)

В качестве вероятного синонима φρήν Гомер употребляет слово женского рода с неопределённой этимологией πραπίς, обычно во мн. ч. πραπίδες «грудная перепонка; ум, разум, сердце». Местом нахождения духа и души могут также называться грудь (στῆθος) и сердце (κῆρ, κραδίη, ἦτορ).

Иногда местом, из которого исходят душа и дух, Гомер называет ῥέθη — мн. ч. слова ср. р. ῥέθος, обычно «члены», но в эпической поэзии скорее «лицо»: «Члены покинув его, душа отлетела к Аиду» (ψυχὴ δ᾽ ἐκ ῥεθέων πταμένη Ἄϊδος δὲ βεβήκει) (Ил. 16.856); «Когда кто-нибудь, поразивши острою медью меня, из членов дух мой исторгнет» (ἐπεί κέ τις ὀξέϊ χαλκῷ τύψας ἠὲ βαλὼν ῥεθέων ἐκ θυμὸν ἕληται) (Ил. 22.68) (перевод Викентия Вересаева).

Как и ψυχή, θυμός и μένος покидают тело в момент смерти: «Быстро из членов дух вылетел…» (ὠκὺς δ᾽ ἐκ μελέων θυμὸς πτάτο…) (Ил. 23.880); «Там у него и душа разрешилась, и сила» (τοῦ δ᾽ αὖθι λύθη ψυχή τε μένος τε) (Ил. 5.296; 8.123; 8.315) (перевод Викентия Вересаева).

После этого ψυχή продолжает существовать в Аиде, а θυμός и μένος бесследно исчезают. Единственным исключением может быть эпизод, в котором Нестор заявляет, что, если бы Пелей услышал, что ахейцы испугались Гектора, он бы молился, «чтоб скорее дух из членов его погрузился в обитель Аида» (θυμὸν ἀπὸ μελέων δῦναι δόμον Ἄϊδος εἴσω) (Ил. 7.131) (перевод Викентия Вересаева). Однако в данном случае мы имеем риторическое пожелание, а не описание события, и θυμός здесь упомянут скорее всего потому, что он способен чуствовать стыд.

Помимо смерти, душа также покидает тело во время обморока, т.е. временной утраты сознания. Примечательно, что, когда человек приходит в себя, говорится о возвращении в тело духа, но не души. Так, Сарпедон теряет сознание, когда из его бедра извлекают копьё:

τὸν δ᾽ ἔλιπε ψυχή, κατὰ δ᾽ ὀφθαλμῶν κέχυτ᾽ ἀχλύς:

αὖτις δ᾽ ἐμπνύνθη, περὶ δὲ πνοιὴ Βορέαο

ζώγρει ἐπιπνείουσα κακῶς κεκαφηότα θυμόν.

Его покинула душа, на очи же пролилась мгла.

Снова он вдохнул, и дыхание Борея вокруг

Оживило, дующее, тяжело выдохнувшего дух.

(Ил. 5.696—698)

Когда Андромаха увидела, как Ахилл волочит тело убитого Гектора, она «выдохнула душу» (ἀπὸ δὲ ψυχὴν ἐκάπυσσε). Придя в себя, она «вновь вдохнула, и в грудь дух вернулся (букв. собрался)» (ἣ δ᾽ ἐπεὶ οὖν ἔμπνυτο καὶ ἐς φρένα θυμὸς ἀγέρθη) (Ил. 22.467,475). Одиссей был вынесен морем на остров феаков без сознания, потом «он вдохнул, и в грудь дух вернулся (букв. собрался)» (ἄμπνυτο καὶ ἐς φρένα θυμὸς ἀγέρθη) (Од. 5. 458). То же говорится о Лаэрте, когда ему открывается Одиссей (Од. 24.349).

Душой и духом у Гомера обладают не только люди, но и животные. Когда свинопас Евмей зарезал свинью, «её покинула душа» (τὸν δ᾽ ἔλιπε ψυχή) (Од. 14.426). Когда Мерион поразил стрелой голубку, «быстро из членов дух вылетел» (ὠκὺς δ᾽ ἐκ μελέων θυμὸς πτάτο) (Ил. 23.880).

При этом Гомер никогда не приписывает животным ещё одну функцию человеческой личности — νόος «ум, разум, мысль; образ мыслей; смысл или значение слова» (слово с неясной этимологией). У Гомера νόος принадлежит только рациональной (или скорее пока ещё интуитивной или перцептивной) сфере, в то время как θυμός — рациональной и эмоциональной. Как и θυμός и μένος, νόος находится в лёгких, что видно, например, по описанию механических служанок Гефеста:

ὑπὸ δ᾽ ἀμφίπολοι ῥώοντο ἄνακτι

χρύσειαι ζωῇσι νεήνισιν εἰοικυῖαι.

τῇς ἐν μὲν νόος ἐστὶ μετὰ φρεσίν, ἐν δὲ καὶ αὐδὴ

καὶ σθένος…

Навстречу ему золотые служанки

Вмиг подбежали, подобные девам живым, у которых

Разум в груди заключён, и голос, и сила…

(перевод Викентия Вересаева)

(Ил. 18.417—420)

В загробном мире умом обладает только душа прорицателя Тиресия. Цирцея говорит Одиссею, что ему со спутниками надлежит отправиться в Аид:

ψυχῇ χρησομένους Θηβαίου Τειρεσίαο,

μάντιος ἀλαοῦ, τοῦ τε φρένες ἔμπεδοί εἰσι·

τῷ καὶ τεθνηῶτι νόον πόρε Περσεφόνεια

οἴῳ πεπνῦσθαι· τοὶ δὲ σκιαὶ ἀΐσσουσιν.

Чтобы вопросить душу фиванца Тиресия,

Незрячего прорицателя, чей ум (φρένες) твёрд,

Которому и умершему ум (νόος) даровала Персефонея

Одному, чтобы быть в сознании, прочие же тенями летают.

(Од. 10.492—495)

В данном случае φρένες как вместилища ума фактически с ним (умом) отождествляются. В дальнейшем это приводит к образованию от этого слова таких производных, как φρονέω «думать; быть мудрым», φρόνησις «мышление, рассудительность, разум; разумение; мысль или образ мыслей» и т. п.

Эсхатология

Наиболее значительным эсхатологическим текстом в гомеровском корпусе является 11-я песня «Одиссеи» «Жертвоприношение теням», имеющая греческое название Νέκυια, которое означает жертву, приносимую мёртвым, чтобы получить от них предсказание будущего.

Слово νέκυια образовано от слова νέκυς мёртвый, восходящего к ПИЕ корню *neḱ (u) — « (насильственная) смерть; труп», давшего также лат. nex, р.п. necis смерть; авест. nas- гибнуть, nasuš демон трупного разложения; индоар. naç- уничтожать и пр. От νέκυς в греческом при помощи суффикса -ro- было также образовано слово νεκρός мёртвый.

В конце 10-й песни Одиссей, проведший год на острове волшебницы Цирцеи, просит её отпустить его домой. Она соглашается, однако объявляет ему, что перед этом он должен отправиться в загробный мир:

ἀλλ» ἄλλην χρὴ πρῶτον ὁδὸν τελέσαι καὶ ἱκέσθαι

εἰς Ἀΐδαο δόμους καὶ ἐπαινῆς Περσεφονείης

ψυχῇ χρησομένους Θηβαίου Τειρεσίαο,

μάντιος ἀλαοῦ, τοῦ τε φρένες ἔμπεδοί εἰσι·

τῷ καὶ τεθνηῶτι νόον πόρε Περσεφόνεια

οἴῳ πεπνῦσθαι· τοὶ δὲ σκιαὶ ἀΐσσουσιν.

Но прежде [тебе] надлежит совершить и пройти другой путь —

В дома Аида и ужасной Персефонеи,

Чтобы вопросить душу фиванца Тиресия,

Незрячего прорицателя, чей ум (φρένες) твёрд,

Которому и умершему ум (νόος) даровала Персефонея

Одному, чтобы быть в сознании, прочие же тенями летают.

(Од. 10.490—495)

Далее Цирцея подробно описывает предстоящий Одиссею путь:

ἀλλ᾽ ὁπότ᾽ ἂν δὴ νηὶ δι᾽ Ὠκεανοῖο περήσῃς,

ἔνθ᾽ ἀκτή τε λάχεια καὶ ἄλσεα Περσεφονείης,

μακραί τ᾽ αἴγειροι καὶ ἰτέαι ὠλεσίκαρποι,

νῆα μὲν αὐτοῦ κέλσαι ἐπ᾽ Ὠκεανῷ βαθυδίνῃ,

αὐτὸς δ᾽ εἰς Ἀίδεω ἰέναι δόμον εὐρώεντα.

ἔνθα μὲν εἰς Ἀχέροντα Πυριφλεγέθων τε ῥέουσιν

Κώκυτός θ᾽, ὃς δὴ Στυγὸς ὕδατός ἐστιν ἀπορρώξ,

πέτρη τε ξύνεσίς τε δύω ποταμῶν ἐριδούπων:

Но когда ты переплывёшь на корабле Океан,

Там низкий берег и роща Персефонеи

Из больших чёрных тополей и теряющих плод ив.

Вытащи свой корабль на [берег] Океана с глубокими водоворотами,

Сам же ступай в тёмный дом Аида.

Там текут в Ахеронт Пирифлегетон

И Кокит, который есть рукав вод Стикса,

Также [там есть] скала, где соединяются две ревущих реки.

(Од. 10.508—515)

Одиссей должен выкопать под скалой яму, совершить всем мёртвым (πᾶσιν νεκύεσσιν) три возлияния (мёдом, вином и водой) и заколоть им в жертву чёрную овцу и чёрного барана, пообещав после возвращения домой принести ещё более обильные жертвы. Овцу и барана надлежит сжечь с молитвой Аиду и Персефоне, а их кровь Одиссей должен вылить в выкопанную им яму и не позволять другим душам приближаться к ней, пока Тиресий не напьётся жертвенной крови и не предскажет царю Итаки его будущее.

11-я песнь начинается с отплытия Одиссея и его спутников с острова Цирцеи. Переплыв Океан (который в архаической Греции понимался как пресноводная река, обтекающая обитаемую землю кругом), они попадают в «страну и город киммерийцев» (ἔνθα δὲ Κιμμερίων ἀνδρῶν δῆμός τε πόλις τε), где царит вечный мрак (т.е. вход в Аид Гомер помещает где-то в Северном Причерноморье). Дойдя по берегу Океана до места, указанного Цирцеей, Одиссей делает всё, что она ему приказала, после чего:

αἱ δ᾽ ἀγέροντο

ψυχαὶ ὑπὲξ Ἐρέβευς νεκύων κατατεθνηώτων.

Собрались

Души мертвецов умерших из Эреба.

(Од. 11.36—37)

Одиссей позволяет напиться крови душе Тиресия, который предсказывает ему возвращение на Итаку. Потом он видит душу своей матери Антиклеи и также позволяет ей вкусить жертвенной крови. Антиклея рассказывает ему о делах на Итаке и обстоятельствах собственной смерти. Одиссей безуспешно пытается обнять душу своей матери подобно тому, как в Илиаде Ахилл пытается обнять душу Патрокла. Антиклея объясняет ему:

ἀλλ᾽ αὕτη δίκη ἐστὶ βροτῶν, ὅτε τίς κε θάνῃσιν:

οὐ γὰρ ἔτι σάρκας τε καὶ ὀστέα ἶνες ἔχουσιν,

ἀλλὰ τὰ μέν τε πυρὸς κρατερὸν μένος αἰθομένοιο

δαμνᾷ, ἐπεί κε πρῶτα λίπῃ λεύκ᾽ ὀστέα θυμός,

ψυχὴ δ᾽ ἠύτ᾽ ὄνειρος ἀποπταμένη πεπότηται.

Но такова судьба смертных, кто бы ни умер:

Жилы более не соединяют мясо и кости,

Но мощная сила горящего пламени

Побеждает [их], когда дух (θυμός) покидает белые кости,

Душа же, подобно сну, летает туда и сюда.

(Од. 11.218—222)

Далее Одиссей видит души знаменитых героинь и героев, в том числе Агамемнона и Ахилла. Последний обращается к нему с вопросом:

πῶς ἔτλης Ἄϊδόσδε κατελθέμεν, ἔνθα τε νεκροὶ

ἀφραδέες ναίουσι, βροτῶν εἴδωλα καμόντων;

Как ты дерзнул спуститься в Аид, где мёртвые

Лишённые разума обитают, образы усопших смертных?

(Од. 11.475—476)

Затем Одиссей наблюдает сцену загробного суда над душами:

ἔνθ᾽ ἦ τοι Μίνωα ἴδον, Διὸς ἀγλαὸν υἱόν,

χρύσεον σκῆπτρον ἔχοντα, θεμιστεύοντα νέκυσσιν,

ἥμενον, οἱ δέ μιν ἀμφὶ δίκας εἴροντο ἄνακτα,

ἥμενοι ἑσταότες τε κατ᾽ εὐρυπυλὲς Ἄϊδος δῶ.

Там я увидел Миноса, блестящего сына Зевса,

Держащего золотой скипетр, судящего мёртвых,

Сидящего, они же просили суда вокруг владыки,

Сидя или стоя, в широковратном доме Аида.

(Од. 11.568—571)

Орион на асфоделевом лугу (ἀσφοδελὸν λειμῶνα) продолжает охотиться на зверей, убитых им при жизни. Далее очам Одиссея предстаёт загробное наказание трёх грешников — Тития, Тантала и Сизифа. Последним он встречает Геракла:

τὸν δὲ μετ᾽ εἰσενόησα βίην Ἡρακληείην,

εἴδωλον: αὐτὸς δὲ μετ᾽ ἀθανάτοισι θεοῖσι

τέρπεται ἐν θαλίῃς…

После этого я заметил Гераклову силу —

Образ, сам же он с бессмертными богами

Наслаждается изобилием…

(Од. 11.601—603)

Слово «образ» (εἴδωλον) у Гомера используется как синоним слова «душа» (ψυχή). Словом же αὐτός («сам») в противоположность душе называется тело (σῶμα) (ср. Ил. 1.1—5). Таким образом, Геракл телесно пребывает на Олимпе, в то время как его душа находится в Аиде.

На вопрос Одиссея о том, как ему сделать так, чтобы его узнала душа его матери, Тиресий отвечает:

ὅν τινα μέν κεν ἐᾷς νεκύων κατατεθνηώτων

αἵματος ἆσσον ἴμεν, ὁ δέ τοι νημερτὲς ἐνίψει:

ᾧ δέ κ᾽ ἐπιφθονέῃς, ὁ δέ τοι πάλιν εἶσιν ὀπίσσω.

Кому из скончавшихся мёртвых ты позволишь

Приблизиться к крови, будет с тобой говорить неложно,

Кому же запретишь, удалится обратно.

(Од. 11.147—149)

Однако сам Тиресий узнаёт Одиссея и заговаривает с ним ещё до того, как вкушает крови. Кровь же ему нужна для того, чтобы «говорить правду» (νημερτέα εἴπω) (Од. 11, 96). О Тиресии ранее Цирцея сообщает, что только ему после смерти Персефона сохранила умственные силы (φρένες и νόος) и способность быть в сознании (πεπνῦσθαι), т.е. его случай исключителен. Однако без вкушения жертвенной крови Одиссея узнают, заговаривают с ним и рассказывают ему о случившемся с ними также души Ельпенора (Од. 11, 60—79), Ахилла (Од. 11, 467—540) и Геракла (Од. 11, 615—627). Возможно, это объясняется тем, что тело Ельпенора ещё не погребено, а Ахилл и Геракл — исключительные герои, но всё же даже в 11-й песни «Одиссеи» нет оснований говорить о душе как только бессознательной тени.

Вторым по значимости эсхатологическим отрывком в «Одиссее» является начало 24-й песни (стихи 1—204), которое иногда называется «Вторым Жертвоприношением теням» (Δευτερονέκυια). В нём описывается прибытие в Аид душ женихов Пенелопы, убитых Одисеем:

Ἑρμῆς δὲ ψυχὰς Κυλλήνιος ἐξεκαλεῖτο

ἀνδρῶν μνηστήρων: ἔχε δὲ ῥάβδον μετὰ χερσὶν

καλὴν χρυσείην, τῇ τ᾽ ἀνδρῶν ὄμματα θέλγει

ὧν ἐθέλει, τοὺς δ᾽ αὖτε καὶ ὑπνώοντας ἐγείρει:

τῇ ῥ᾽ ἄγε κινήσας, ταὶ δὲ τρίζουσαι ἕποντο.

ὡς δ᾽ ὅτε νυκτερίδες μυχῷ ἄντρου θεσπεσίοιο

τρίζουσαι ποτέονται, ἐπεί κέ τις ἀποπέσῃσιν

ὁρμαθοῦ ἐκ πέτρης, ἀνά τ᾽ ἀλλήλῃσιν ἔχονται,

ὣς αἱ τετριγυῖαι ἅμ᾽ ἤϊσαν: ἦρχε δ᾽ ἄρα σφιν

Ἑρμείας ἀκάκητα κατ᾽ εὐρώεντα κέλευθα.

πὰρ δ᾽ ἴσαν Ὠκεανοῦ τε ῥοὰς καὶ Λευκάδα πέτρην,

ἠδὲ παρ᾽ Ἠελίοιο πύλας καὶ δῆμον ὀνείρων

ἤϊσαν: αἶψα δ᾽ ἵκοντο κατ᾽ ἀσφοδελὸν λειμῶνα,

ἔνθα τε ναίουσι ψυχαί, εἴδωλα καμόντων.

Гермес же Килленский вызвал души

Мужей-женихов, имел он в руках жезл

Прекрасный золотой, которым он мужей очи усыпляет,

Которых хочет, других же спящих пробуждает,

Двинув им, он повёл [их], они же с писком последовали.

Как летучие мыши в недрах тёмной пещеры

Пищат и летают, когда какая-нибудь падает

С каменного свода, где они теснятся,

Так с писком и они (т.е. души) неслись. Вёл же их

Гермес незлобивый мрачным путём.

Мимо потоков Океана и Левкадской скалы,

Мимо врат Солнца и страны снов

Они неслись и вскоре достигли асфоделевого луга,

Где обитают души, образы усопших.

(Од. 24.1—14)

Далее в стихах 15—204 описывается, как в Аиде женихов встречают Ахилл и Агамемнон и как они рассказывают друг другу о том, что с ними случилось:

ὣς οἱ μὲν τοιαῦτα πρὸς ἀλλήλους ἀγόρευον,

ἑσταότ᾽ εἰν Ἀΐδαο δόμοις, ὑπὸ κεύθεσι γαίης.

Так они говорили друг с другом,

Стоя в домах Аида под глубинами земли.

(Од. 24.203—204)

Показательно, что, если в 11-й песни «Одиссеи» большинству душ (включая Агамемнона), чтобы обрести дар сознания и памяти, необходимо вкусить жертвенной крови, в 24-й песни таким даром обладают все души, т.е. речь о душе как о бессознательной тени вообще не идёт.

4-я песня «Одиссеи» упоминает об исключительной судьбе Менелая, которому суждено избежать общего для людей нисхождения в Аид. Пойманный Менелаем морской старец Протей предсказывает ему:

σοι δ᾽ οὐ θέσφατόν ἐστι, διοτρεφὲς ὦ Μενέλαε,

Ἄργει ἐν ἱπποβότῳ θανέειν καὶ πότμον ἐπισπεῖν,

ἀλλά σ᾽ ἐς Ἠλύσιον πεδίον καὶ πείρατα γαίης

ἀθάνατοι πέμψουσιν, ὅθι ξανθὸς Ῥαδάμανθυς,

τῇ περ ῥηίστη βιοτὴ πέλει ἀνθρώποισιν:

οὐ νιφετός, οὔτ᾽ ἂρ χειμὼν πολὺς οὔτε ποτ᾽ ὄμβρος,

ἀλλ᾽ αἰεὶ Ζεφύροιο λιγὺ πνείοντος ἀήτας

Ὠκεανὸς ἀνίησιν ἀναψύχειν ἀνθρώπους:

οὕνεκ᾽ ἔχεις Ἑλένην καί σφιν γαμβρὸς Διός ἐσσι.

Тебе же не речено богами, о питомец Зевса Менелай,

В конекормном Аргосе умереть и встретить свой жребий,

Но в Елисейские поля и на края земли

Тебя бессмертные отправят, где златовласый Радамант.

Там легко протекает жизнь человеков,

Там нет снега, суровой зимы и ливней,

Но всегда сладкошумное веяние дующего Зефира

Океан посылает освежать человеков.

Ибо ты супруг Елены и зять Зевса.

(Од. 4.561—569)

В «Илиаде» самым важным эсхатологическим текстом является эпизод явления Ахиллу души убитого Гектором Патрокла в 23-й песни. После того, как Ахилл в отместку за смерть друга убивает Гектора и, совершив оплакивание Патрокла, утомлённый засыпает:

ἦλθε δ᾽ ἐπὶ ψυχὴ Πατροκλῆος δειλοῖο

πάντ᾽ αὐτῷ μέγεθός τε καὶ ὄμματα κάλ᾽ ἐϊκυῖα

καὶ φωνήν, καὶ τοῖα περὶ χροῒ εἵματα ἕστο:

στῆ δ᾽ ἄρ᾽ ὑπὲρ κεφαλῆς καί μιν πρὸς μῦθον ἔειπεν:

«εὕδεις, αὐτὰρ ἐμεῖο λελασμένος ἔπλευ Ἀχιλλεῦ.

οὐ μέν μευ ζώοντος ἀκήδεις, ἀλλὰ θανόντος:

θάπτέ με ὅττι τάχιστα πύλας Ἀΐδαο περήσω.

τῆλέ με εἴργουσι ψυχαὶ εἴδωλα καμόντων,

οὐδέ μέ πω μίσγεσθαι ὑπὲρ ποταμοῖο ἐῶσιν,

ἀλλ᾽ αὔτως ἀλάλημαι ἀν᾽ εὐρυπυλὲς Ἄϊδος δῶ.

Пришла к нему душа Патрокла несчастного,

Совсем с ним ростом, очами сходная

И голосом, и в той же на теле одежде одетой,

Встала над головой и к нему слово сказала:

Ты спишь, забыв обо мне, Ахилл,

Ты не пренебрегал мною живым так, как мёртвым!

Похорони меня как можно скорее, чтобы я вошёл во врата Аида,

От них меня гонят души, образы усопших,

Не позволяют мне смешаться с ними за рекою,

Но тщетно я брожу вдоль широковратного Аидова дома.

(Ил. 23.65—74)

Патрокл сообщает, что после того, как его приобщат огню, он больше не придёт из Аида (οὐ γὰρ ἔτ᾽ αὖτις / νίσομαι ἐξ Ἀΐδαο, ἐπήν με πυρὸς λελάχητε) (Ил. 23.75—76), и предсказывает скорую смерть самого Ахилла. Ахилл обещает исполнить просьбу Патрокла и пытается обнять друга:

ὣς ἄρα φωνήσας ὠρέξατο χερσὶ φίλῃσιν

οὐδ᾽ ἔλαβε: ψυχὴ δὲ κατὰ χθονὸς ἠΰτε καπνὸς

ᾤχετο τετριγυῖα: ταφὼν δ᾽ ἀνόρουσεν Ἀχιλλεὺς

χερσί τε συμπλατάγησεν, ἔπος δ᾽ ὀλοφυδνὸν ἔειπεν:

«ὢ πόποι ἦ ῥά τίς ἐστι καὶ εἰν Ἀΐδαο δόμοισι

ψυχὴ καὶ εἴδωλον, ἀτὰρ φρένες οὐκ ἔνι πάμπαν:

παννυχίη γάρ μοι Πατροκλῆος δειλοῖο

ψυχὴ ἐφεστήκει γοόωσά τε μυρομένη τε,

καί μοι ἕκαστ᾽ ἐπέτελλεν, ἔϊκτο δὲ θέσκελον αὐτῷ.

Так сказав, он протянул руки к другу,

Но не схватил — душа под землю подобно дыму

Ушла с воем. Поражённый вскочил Ахилл,

Всплеснул руками и сказал печальное слово:

Удивительно! Есть и в домах Аида

Душа и образ, но в них вовсе нет жизненной силы (φρένες)!

Всю ночь ведь мне Патрокла несчастного

Душа предстояла, рыдая и плача,

И меня всё наставляла, чудесно ему подобная.

(Ил. 23.99—107)

04. Гесиод

Теокосмогония и космология

Ἦ τοι μὲν πρώτιστα Χάος γένετ᾽, αὐτὰρ ἔπειτα

Γαῖ᾽ εὐρύστερνος, πάντων ἕδος ἀσφαλὲς αἰεὶ

[ἀθανάτων, οἳ ἔχουσι κάρη νιφόεντος Ὀλύμπου,

Τάρταρά τ᾽ ἠερόεντα μυχῷ χθονὸς εὐρυοδείης,]

ἠδ᾽ Ἔρος, ὃς κάλλιστος ἐν ἀθανάτοισι θεοῖσι,

λυσιμελής, πάντων δὲ θεῶν πάντων τ᾽ ἀνθρώπων

δάμναται ἐν στήθεσσι νόον καὶ ἐπίφρονα βουλήν.

ἐκ Χάεος δ᾽ Ἔρεβός τε μέλαινά τε Νὺξ ἐγένοντο·

Νυκτὸς δ᾽ αὖτ᾽ Αἰθήρ τε καὶ Ἡμέρη ἐξεγένοντο,

οὓς τέκε κυσαμένη Ἐρέβει φιλότητι μιγεῖσα.

Γαῖα δέ τοι πρῶτον μὲν ἐγείνατο ἶσον ἑ᾽ αὐτῇ

Οὐρανὸν ἀστερόενθ᾽, ἵνα μιν περὶ πάντα καλύπτοι,

ὄφρ᾽ εἴη μακάρεσσι θεοῖς ἕδος ἀσφαλὲς αἰεί.

γείνατο δ᾽ Οὔρεα μακρά, θεῶν χαρίεντας ἐναύλους,

[Νυμφέων, αἳ ναίουσιν ἀν᾽ οὔρεα βησσήεντα.]

ἣ δὲ καὶ ἀτρύγετον πέλαγος τέκεν, οἴδματι θυῖον,

Πόντον, ἄτερ φιλότητος ἐφιμέρου· αὐτὰρ ἔπειτα

Οὐρανῷ εὐνηθεῖσα τέκ᾽ Ὠκεανὸν βαθυδίνην,

Κοῖόν τε Κρῖόν θ᾽ {{{Ὑ}}} περίονά τ᾽ Ἰαπετόν τε

Θείαν τε Ῥείαν τε Θέμιν τε Μνημοσύνην τε

Φοίβην τε χρυσοστέφανον Τηθύν τ᾽ ἐρατεινήν.

τοὺς δὲ μέθ᾽ ὁπλότατος γένετο Κρόνος…

Самым первым возник Хаос (Зияние), потом

Земля широкогрудая, всех седалище безопасное вовеки

Бессмертных, что владеют главами снежного Олимпа,

Также тёмный Тартар в недрах широкодорожной земли

И Эрос (Любовь), который прекраснейший среди бессмертных богов,

Расслабляющий члены у всех богов и людей.

Он покоряет в груди ум и разумный совет.

Из Хаоса родились Эреб (Мрак) и чёрная Ночь.

От Ночи народились Эфир и День, которых она родила, когда зачала, соединившись в любви с Эребом.

Земля же первым родила равное себе

Звёздное Небо (Урана), чтобы он покрывал её повсюду

И был для блаженных богов седалищем безопасным вовеки,

Родила великие Горы, прелестные обители богинь

Нимф, которые живут в ущелистых горах.

Она также родила неиссушимую пучину, бушующую волнами,

Понт (Море), без вожделенной любви. Потом же,

Разделив ложе с Небом, родила Океан с глубокими водоворотами,

Кея, Крия, Гипериона, Иапета,

Тейю, Рею, Фемиду, Мнемосину,

Златовенчанную Фебу и обворожительную Тефию.

После же них самым младшим родился Крон…

(Теогония, 116—137)

Гесиод производит вселенную от четырёх начал, не имеющих прародителей: Хаоса, Земли, Тартара и Эроса. При этом Τάρταρά τ᾽ ἠερόεντα может быть понято как винительный падеж, кроме того, в некоторых рукописях вместо д.п. μυχῷ значится в.п. μυχὸν, тогда строки 118—119, которые ряд толкователей считают более поздней вставкой, означают: «Бессмертных, что владеют главами снежного Олимпа, также тёмным Тартаром — недрами широкодорожной земли». В этом случае безначальных начал у Гесиода три.

Однако большинство исследователей считают здесь Τάρταρα формой мн. ч. от ср. р. Τάρταρον, которая ещё раз всречается у Гесиода в строке 841 (Τάρταρα γαίης). Обычно же это слово Гесиод использует в форме м. р. Τάρταρος. Наиболее вероятно его образование путём удвоения корня от глагола ταράσσω «трясти; мутить; волновать».

Первым из безначальных начал у Гесиода возникает χάος. Это слово, по всей видимости, образовано от глагольного корня, представленного словами χαίνω, χάσκω «зевать, зиять, раскрывать рот», и означает буквально «зияние» (значение «беспорядок» было придано ему гораздо позже). От того же корня происходит слово χάσμα «зев», которое Гесиод в строке 740 использует, очевидно, как синоним слова χάος. Таким образом, Хаосом Гесиод называет пространство между Землёй и Тартаром (а не между Землёй и Небом, как часто утверждают). По своей природе Хаос тёмный (ср. Χάεος ζοφεροῖο в строке 814), его дети — Мрак и Ночь. Это слово среднего рода, но, вероятно, вопринимается как женское божество, т.к. рождает детей.

Земля (Гея) сама рождает Небо (Урана), а потом, соединившись с ним, производит на свет двенадцать Титанов — шестерых сыновей и шестерых дочерей. Далее Гесиод излагает ставшую после него хрестоматийной историю об оскоплении Кроном своего отца Урана и захвате им власти над миром, рождении у Крона и Реи детей (Гестии, Деметры, Геры, Аида, Посейдона), которых Крон проглатывает, спасении Реей от этой участи Зевса и его последующем восстании против отца, победе богов-олимпийцев над Титанами и заключении последних в Тартар.

О Тартаре сообщается, что расстояние от Земли до него равно расстоянию от Неба до Земли и что такое расстояние пролетает за девять дней и ночей медная наковальня. Далее приводится подробное описание подземных областей:

τὸν πέρι χάλκεον ἕρκος ἐλήλαται· ἀμφὶ δέ μιν νὺξ

τριστοιχεὶ κέχυται περὶ δειρήν· αὐτὰρ ὕπερθεν

γῆς ῥίζαι πεφύασι καὶ ἀτρυγέτοιο θαλάσσης.

ἔνθα θεοὶ Τιτῆνες ὑπὸ ζόφῳ ἠερόεντι

κεκρύφαται βουλῇσι Διὸς νεφεληγερέταο

[χώρῳ ἐν εὐρώεντι, πελώρης ἔσχατα γαίης.]

τοῖς οὐκ ἐξιτόν ἐστι. θύρας δ᾽ ἐπέθηκε Ποσειδέων

χαλκείας, τεῖχος δὲ περοίχεται ἀμφοτέρωθεν.

ἔνθα Γύης Κόττος τε καὶ Ὀβριάρεως μεγάθυμος

ναίουσιν, φύλακες πιστοὶ Διὸς αἰγιόχοιο.

ἔνθα δὲ γῆς δνοφερῆς καὶ Ταρτάρου ἠερόεντος

πόντου τ᾽ ἀτρυγέτοιο καὶ οὐρανοῦ ἀστερόεντος

ἑξείης πάντων πηγαὶ καὶ πείρατ᾽ ἔασιν

ἀργαλέ᾽ εὐρώεντα, τά τε στυγέουσι θεοί περ,

χάσμα μέγ᾽, οὐδέ κε πάντα τελεσφόρον εἰς ἐνιαυτὸν

οὖδας ἵκοιτ᾽, εἰ πρῶτα πυλέων ἔντοσθε γένοιτο.

[ἀλλά κεν ἔνθα καὶ ἔνθα φέροι πρὸ θύελλα θυέλλῃ

ἀργαλέη· δεινὸν δὲ καὶ ἀθανάτοισι θεοῖσι

τοῦτο τέρας. Νυκτὸς δ᾽ ἐρεβεννῆς οἰκία δεινὰ

ἕστηκεν νεφέλῃς κεκαλυμμένα κυανέῃσιν.]

Его (т. е. Тартар) окружает медная ограда, а вокруг неё — ночь

В три ряда облита вокруг шеи, сверху же

Проросли корни земли и неиссушимого моря.

Там боги Титаны под мрачной тьмою

Сокрыты по решению Зевса Тучесобирателя

В затхлом месте, у пределов огромной земли.

Им нет выхода — Посейдон поставил медные двери,

А с обеих сторон обходит стена.

Там обитают Гий, Котт и большедушный Обриарей,

Верные стражи Зевса Эгиоха.

Там тёмной Земли, мрачного Тартара,

Неиссушимого Моря и звёздного Неба —

Одни за другими всех находятся истоки и концы

Страшные, затхлые, жуткие даже богам.

Зев огромный. Даже за целый год не достиг бы конца

Тот, кто вошёл бы туда через ворота,

Но страшная буря за бурей носила бы его туда и сюда.

Даже бессмертным богам ужасно

Это чудо. Там ужасные жилища мрачной Ночи

Стоят, окутанные тёмным облаком.

(Теогония, 726—745)

Перед домами Ночи Атлант держит на голове и плечах небо. Непонятно, как это может быть совмещено с традиционным представлением, помещающим Атланта на крайний запад земли, и как Атлант может держать небо, находясь в Тартаре.

τῶν πρόσθ᾽ Ἰαπετοῖο πάις ἔχει οὐρανὸν εὐρὺν

ἑστηὼς κεφαλῇ τε καὶ ἀκαμάτῃσι χέρεσσιν

ἀστεμφέως, ὅθι Νύξ τε καὶ Ἡμέρη ἆσσον ἰοῦσαι

ἀλλήλας προσέειπον, ἀμειβόμεναι μέγαν οὐδὸν

χάλκεον: ἣ μὲν ἔσω καταβήσεται, ἣ δὲ θύραζε

ἔρχεται, οὐδέ ποτ᾽ ἀμφοτέρας δόμος ἐντὸς ἐέργει…

Перед ними (т.е. домами Ночи) сын Иапета держит широкое небо,

Стоя, головой и неутомимыми плечами,

Неподвижно, где Ночь и День, встречаясь,

Приветствуют друг друга, переступая через большой медный порог,

Одна выходит наружу, другая входит в двери,

Никогда обеих дом не содержит…

(Теогония, 746—751)

Любопытная параллель к образам Ночи и Дня, уступающих друг другу своё жилище, обнаруживается в Ригведе:

idaṃ śreṣṭhaṃ jyotiṣāṃ jyotirāghāccitraḥ praketo ajaniṣṭa vibhvā |

yathā prasūtā savituḥ savayamevā rātryuṣase yonimāraik ||

ruśadvatsā ruśatī śvetyāghādāraighu kṛṣṇā sadanānyasyāḥ |

samānabandhū amṛte anucī dyāvā varṇaṃ carata āmināne ||

samāno adhvā svasroranantastamanyānyā carato devaśiṣṭe |

na methete na tasthatuḥ sumeke naktoṣāsā samanasā virūpe ||

1 Вот пришёл свет света, лучший из всех.

Яркий предвестник родился, (далеко) распространяясь.

Как (сама) она вызвана к жизни по побуждению Савитара,

Так Ночь уступила место Ушас.

2 Со светлым телёнком, светящаяся, сияющая, она пришла,

И уступила чёрная ей (свои) насиженные места.

Происходящие из одного рода, бессмертные, следующие друг за другом,

Странствуют День (и Ночь), меняясь цветом.

3 Общий путь у двух сестёр, бесконечный.

По нему странствуют они одна за другой, наученные богом.

Они не ссорятся, не останавливаются, (эти) две хорошо соразмеренные,

Ночь и Ушас одного духа, (но) разного вида.

(Ригведа, 1.113.1—3)

apānyadetyabhyanyadeti viṣurūpe ahanī saṃ carete |

parikṣitostamo anyā ghuhākaradyauduṣāḥ śośucatā rathena ||

Одна уходит прочь, другая приходит.

Две несхожие половины суток сходятся вместе.

Другая заставила скрыться мрак двух окружающих (миров).

Засверкала Ушас с блистающей колесницей.

(Ригведа, 1.123.7)

(перевод Т. Я. Елизаренковой)

В Ригведе Ночь и День или Заря (Ушас) — сёстры, у Гесиода День (Ἡμέρη — слово женского рода) — дочь Ночи (Νύξ).

Там же в Тартаре имеют свои жилища сыновья Ночи Сон ({{{Ὕ}}} πνος) и Смерть (Θάνατος), а также Аид и Персефона:

ἔνθα θεοῦ χθονίου πρόσθεν δόμοι ἠχήεντες

[ἰφθίμου τ᾽ Ἀίδεω καὶ ἐπαινῆς Περσεφονείης]

ἑστᾶσιν, δεινὸς δὲ κύων προπάροιθε φυλάσσει

νηλειής…

Там дальше стоят гулкие дома подземного бога,

Могучего Аида и ужасной Персефонеи,

Ужасный и безжалостный пёс сторожит перед ними…

(Теогония, 767—769)

Там же живёт Стикс:

ἔνθα δὲ ναιετάει στυγερὴ θεὸς ἀθανάτοισι,

δεινὴ Στύξ, θυγάτηρ ἀψορρόου Ὠκεανοῖο

πρεσβυτάτη: νόσφιν δὲ θεῶν κλυτὰ δώματα ναίει

μακρῇσιν πέτρῃσι κατηρεφέ᾽: ἀμφὶ δὲ πάντη

κίοσιν ἀργυρέοισι πρὸς οὐρανὸν ἐστήρικται.

Там обитает страшная богиня, для бессмертных

Ужасная, Стикс, старшая дочь текущего по кругу Океана.

Она обитает вдали от богов в славном доме,

Над которым возвышаются огромные скалы, повсюду же вокруг

Его поддерживают серебряные столбы, вздымающиеся к небу.

(Теогония, 775—779)

В реке Стикс заключается десятая часть мировых вод. В случае спора между богами бог должен совершить возлияние водою Стикс и поклясться. Если клятва ложная, клятвопреступник год лежит бездыханным, а потом ещё на девять лет лишается общества других богов.

ἔνθα δὲ μαρμάρεαί τε πύλαι καὶ χάλκεος οὐδὸς

ἀστεμφής, ῥίζῃσι διηνεκέεσσιν ἀρηρώς,

αὐτοφυής: πρόσθεν δὲ θεῶν ἔκτοσθεν ἁπάντων

Τιτῆνες ναίουσι, πέρην Χάεος ζοφεροῖο.

Там — мраморные ворота и медный порог

Неколебимый, скреплённый непрерывными корнями,

Самородный. Дальше же, отдельно от всех богов,

Обитают Титаны, по ту сторону тёмного Хаоса.

(Теогония, 811—814)

Единственное упоминание у Гесиода о Тартаре как месте наказания грешников содержится в фрагменте из «Каталога женщин», где в рассказе о Салмонее говорится, что Зевс, «взяв его, бросил в сумрачный Тартар» ([τὸν δὲ λα] βὼν ἔρριψ» ἐς Τ [ά] ρταρον ἠερόεντα) (фр. 30.22). Это также единственное в греческой литературе упоминание о наказании смертного в Тартаре ранее платоновского «Горгия».

Гесиодовский миф о смене на небесах трёх правителей (Уран-Крон-Зевс) имеет неиндоевропейское происхождение. Это видно уже по тому, что имена Урана и Крона не находят убедительной индоевропейской этимологии (сходство первого с именем индоарийского Варуны лишь случайное созвучие). Индоевропейский *Dyēus, отражением которого является греческий Зевс, был верховным небесным правителем изначально, и его имя и означает буквально Небо.

Данное предположение подтвердилось, когда была обнаружена хеттская «Поэма о царствовании на небесах», содержащая миф, очень сходный с гесиодовским, но примерно на полтысячелетия более древний. Поэма представляет собой хеттский перевод хурритского сочинения. К сожалению, от неё сохранилась только первая табличка, и та сильно повреждённая, так что во многих местах текст восстанавливается лишь предположительно.

Поэма начинается с обращения к «прежним богам» (karuilieš šiuneš). Данное выражение точно соответствует выражению πρότεροι θεοί, которым Гесиод называет Титанов (Теогония, 424, 486). Среднехеттский ритуал очищения дома упоминает, что «прежние боги» обитают под землёй, куда их низверг Бог Грозы. В хеттских текстах они часто обозначаются аккадограммой «Ануннаки»; этим именем у аккадцев назывались хтонические божества.

Хеттско-хурритская поэма описывает смену власти на небесах четырёх богов. Первым правит бог Алалу, которого свергает Ану. Алалу бежит от него «вниз в далёкую тёмную землю», что позволяет сопоставить его с гесиодовской Геей.

Ану был в Передней Азии богом неба, его имя (AN) и означает по-шумерски «небо», таким образом, он соответствует гесиодовскому Урану. Против Ану восстаёт бог с хурритским именем Кумарби, соответствующий Крону. Ану бежит от него на небо, но Кумарби успевает укусить его в лоно и откусить его мужскую силу. Вспомним, что у Гесиода Крон, восставший против Урана, оскопляет его, и отсечённые гениталии Урана порождают нескольких божеств. От проглоченной мужской силы Ану Кумарби беременеет тремя божествами, в числе которых Бог Грозы (хурритский Тешшуб, хеттский Тархунт). Гесиодовский Крон также носит в своём чреве проглоченных им божеств.

Дальше хеттский текст сильно испорчен. Предположительно Бог Грозы рождается из черепа Кумарби. Это напоминает рассказываемый в «Теогонии» миф о том, как Зевс проглотил свою первую жену Метиду, потому что ему было предсказано, что она родит сильнейшего его сына, который свергнет отца с престола. Вместо этого из черепа Зевса рождается Афина.

Кумарби пытается проглотить новорожденного Бога Грозы, но вместо этого глотает камень. Выплюнутый им камень становится предметом поклонения для людей. Это сходно с рассказом Гесиода о том, что после того, как Крон выплёвывает проглоченный им вместо Зевса камень, Зевс устанавливает этот камень в качестве предмета поклонения в Дельфах. Дальнейший текст утрачен, но из других хеттских сочинений можно заключить, что Бог Грозы в конечном счёте свергает Кумарби и сам становится правителем на небесах.

Сходство между хеттско-хурритской поэмой и сочинением Гесиода настолько велико, что заимствование данного мифа греками не оставляет сомнений. Наиболее вероятным временем этого заимствования была микенская эпоха, когда греки находились в тесном политическом (а надо полагать, что и культурном) общении с хеттами.

В «Трудах и днях» Гесиод рассказывает миф о пяти поколениях людей (золотом, серебряном, медном, героическом и железном), которые одно за другим создают боги. В целом с каждым поколением ухудшается как жизнь людей, так и их посмертная судьба, только поколение героев выбивается из этой последовательности.

«Самым первым бессмертные боги, имеющие дома на Олимпе, сотворили золотое поколение людей» (χρύσεον μὲν πρώτιστα γένος μερόπων ἀνθρώπων / ἀθάνατοι ποίησαν Ὀλύμπια δώματ᾽ ἔχοντες) (Теогония, 109—110). Это происходит ещё в правление Крона. В конечном счёте золотое поколение превращается в благих божеств:

αὐτὰρ ἐπεὶ δὴ τοῦτο γένος κατὰ γαῖ᾽ ἐκάλυψε,

τοὶ μὲν δαίμονες ἁγνοὶ ἐπιχθόνιοι καλέονται

ἐσθλοί, ἀλεξίκακοι, φύλακες θνητῶν ἀνθρώπων,

οἵ ῥα φυλάσσουσίν τε δίκας καὶ σχέτλια ἔργα

ἠέρα ἑσσάμενοι πάντη φοιτῶντες ἐπ᾽ αἶαν,

πλουτοδόται: καὶ τοῦτο γέρας βασιλήιον ἔσχον…

Потом это поколение покрыла земля.

Они называются святыми надземными божествами (δαίμονες),

Благими, защищающими от зла, хранителями смертных людей.

Ведь они наблюдают за правыми и злыми делами,

Одевшись в туман, обходят всю землю

И даруют богатство: такую царскую честь они получили.

(Труды и дни, 121—126)

Второе, серебряное поколение, «гораздо худшее золотого», превращается в подземных блаженных существ:

αὐτὰρ ἐπεὶ καὶ τοῦτο γένος κατὰ γαῖ᾽ ἐκάλυψε,

τοὶ μὲν ὑποχθόνιοι μάκαρες θνητοῖς καλέονται,

δεύτεροι, ἀλλ᾽ ἔμπης τιμὴ καὶ τοῖσιν ὀπηδεῖ…

Потом и это поколение покрыла земля.

Смертные называют их подземными блаженными.

Хоть они и вторые, но и им причитается честь.

(Труды и дни, 140—142)

Ещё худшим оказывается третье, медное поколение, сотворённое Зевсом. Оно нисходит в Аид:

καὶ τοὶ μὲν χείρεσσιν ὕπο σφετέρῃσι δαμέντες

βῆσαν ἐς εὐρώεντα δόμον κρυεροῦ Αίδαο

νώνυμνοι: θάνατος δὲ καὶ ἐκπάγλους περ ἐόντας

εἷλε μέλας, λαμπρὸν δ᾽ ἔλιπον φάος ἠελίοιο.

Побеждённые своими собственными руками,

Они сошли в тёмный дом холодного Аида

Безымянными. Хотя они и были ужасны, чёрная

Смерть взяла их и они покинули яркий свет солнца.

(Труды и дни, 152—155)

Четвёртым «Зевс Кронид сотворил более справедливое и лучшее, чем предыдущие поколения, божественное поколение мужей-героев, которые зовутся полубогами» (Ζεὺς Κρονίδης ποίησε, δικαιότερον καὶ ἄρειον, / ἀνδρῶν ἡρώων θεῖον γένος, οἳ καλέονται / ἡμίθεοι, προτέρη γενεὴ). Некоторые из них погибли в войнах героического века.

τοῖς δὲ δίχ᾽ ἀνθρώπων βίοτον καὶ ἤθε᾽ ὀπάσσας

Ζεὺς Κρονίδης κατένασσε πατὴρ ἐς πείρατα γαίης.

καὶ τοὶ μὲν ναίουσιν ἀκηδέα θυμὸν ἔχοντες

ἐν μακάρων νήσοισι παρ᾽ Ὠκεανὸν βαθυδίνην,

ὄλβιοι ἥρωες, τοῖσιν μελιηδέα καρπὸν

τρὶς ἔτεος θάλλοντα φέρει ζείδωρος ἄρουρα.

[τηλοῦ ἀπ᾽ ἀθανάτων: τοῖσιν Κρόνος ἐμβασιλεύει.

τοῦ γὰρ δεσμὸν ἔλυσε πατὴρ ἀνδρῶν τε θεῶν τε.

τοῖσι δ᾽ ὁμῶς νεάτοις τιμὴ καὶ κῦδος ὀπηδεῖ.]

Некоторых же, отдельно от людей жизнь и жилище им даровав,

Отец Зевс Кронид поселил на краях земли.

И они обитают, имея беззаботный дух,

На Островах блаженных близ Океана с глубокими водоворотами,

Счастливые герои, которым медосладкие плоды,

Зреющие трижды в год, приносит хлебодарная почва.

[Вдали от бессмертных над ними царствует Крон,

Которого от оков освободил отец людей и богов.

Им последним равно приходится честь и слава.]

(Труды и дни, 168—176)

Себя Гесиод причисляет к наихудшему, железному поколению, которое также будет погублено Зевсом.

Психология

В дошедшем до нас корпусе сочинений Гесиода слово «душа» (ψυχή) встречается всего 4 раза, и в каждом из них его можно примерно перевести как «жизнь».

В «Трудах и днях» Гесиод сетует, что люди теперь несвоевременно пускаются в плавание, подвергая свою жизнь опасности:

ἄνθρωποι ῥέζουσιν ἀιδρείῃσι νόοιο:

χρήματα γὰρ ψυχὴ πέλεται δειλοῖσι βροτοῖσιν.

Люди действуют невежественным умом:

Богатство стало душой для несчастных смертных.

(Труды и дни, 685—686)

Остальные три случая приходятся на фрагменты из «Каталога женщин». Описывая состязание в беге между Аталантой и Гиппоменом, Гесиод указывает, что для его участников оно имело разное значение:

ἣ μέν ῥα π [οδώκης δῖ᾽ Ἀταλάντη

ἵετ᾽ ἀναινομένη δῶρα [χρυσῆς Ἀφροδίτης,

τῶι δὲ περὶ ψυχῆς πέλε [το δρόμος, ἠὲ ἁλῶναι

ἠὲ φυγεῖν·

Быстроногая божественная Аталанта

Бежала, отвергая дары золотой Афродиты,

Для него же (т. е. Гиппомена) бег был за душу: быть ли ему схваченным или убежать.

(Фр. 76.5—7)

Упомянув о рождении Еленой Гермионы, Гесиод говорит, что тогда между богами вспыхнула вражда, ибо Зевс

ἤδη δὲ γένος μερόπων ἀνθρώπων

πολλὸν ἀϊστῶσαι σπεῦδε, πρόφασιν μὲν ὀλέσσαι

ψυχὰς ἡμιθέων ἵνα μὴ δειλ] οῖσι βροτοῖσιν

τέκνα θεῶν μι [γέῃ…

Уже спешил извести многочисленный род смертных людей,

Пообещав истребить

Души полубогов, чтобы дети богов не смешивались с несчастными смертными…

(Фр. 204.98—101)

Последнее упоминание касается души змеи:

ἀλλά μιν ὑβριστήν τε καὶ [ἄγριον, oὔ τι φατείον,

κῆλα Διὸς δαμνᾶι φῆ λυ […

ψυχὴ τοῦ γ᾽ οἴη καταλείπεται ἐν χθονὶ δίῃ.

Но когда она становится несказанно яростной и дикой,

Молнии Зевса укрощают её…

Только её душа остаётся на божественной земле.

(Фр. 204.137—139)

Ум (νόος) у Гесиода чаще всего упоминается в связи с Зевсом: Музы «песнями радуют великий ум отца Зевса на Олимпе» (Διὶ πατρὶ ὑμνεῦσαι τέρπουσι μέγαν νόον ἐντὸς Ὀλύμπου) (Теог. 36—37); «песнями радуют ум Зевса на Олимпе» (ὑμνεῦσαι τέρπουσι Διὸς νόον ἐντὸς Ὀλύμπου). Когда Ясон закончил предназначенные ему владыкой Олимпа подвиги, «ум великого Зевса свершился» (μεγάλου δὲ Διὸς νόος ἐξετελεῖτο) (Теог. 1002).

Прометей особым образом принёс быка в жертву, «обманывая ум Зевса» (Διὸς νόον ἐξαπαφίσκων) (Теог. 537), однако он был за это наказан, потому что «невозможно обмануть или обойти ум Зевса» (ὣς οὐκ ἔστι Διὸς κλέψαι νόον οὐδὲ παρελθεῖν) (Теог. 613).

Ум Зевса — тайна (ἀλλὰ Διὸς κρυπ [τὸς πέλεται νόος]) (фр. 16.17). О герое сообщается, что он «не ведал ума Зевса Эгиоха» (ἀ] λλ᾽ οὔ πως ἤιδει Ζηνὸς νόον αἰγιόχοιο) (фр. 43a.52); «не знал ума Зевса Эгиоха» (ἀλλ᾽ οὔ τι Διὸ] ς νόον αἰγιόχοιο ἔγνω) (фр. 43a.76); «Нет ни одного прорицателя из живущих на земле людей, / кто бы ведал ум Зевса Эгиоха» (μάντις δ» οὐδ» εἷς ἐστιν ἐπιχθονίων ἀνθρώπων / ὅστις ἂν εἰδείη Ζηνὸς νόον αἰγιόχοιο) (фр. 303).

Гесиод уведомляет брата, что «меняется со временем ум Зевса Эгиоха, / трудно понять его смертным мужам» (ἄλλοτε δ᾽ ἀλλοῖος Ζηνὸς νόος αἰγιόχοιο, / ἀργαλέος δ᾽ ἄνδρεσσι καταθνητοῖσι νοῆσαι) (Труды, 483), однако всё же обещает ему «сообщить ум Зевса Эгиоха» (ἀλλὰ καὶ ὣς ἐρέω Ζηνὸς νόον αἰγιόχοιο) (Труды, 661).

Умом обладают и другие божества. Дочь Нерея Немертея «имеет ум бессмертного отца» (πατρὸς ἔχει νόον ἀθανάτοιο) (Теог. 262). Котт в ответ на призыв Зевса обещает, что он с братьями выйдет против Титанов «с напряжённым ныне умом и разумным советом» (τῷ καὶ νῦν ἀτενεῖ τε νόῳ καὶ ἐπίφρονι βουλῇ) (Теог. 661).

Ум также присущ людям. В самый длинный день в двадцатых числах месяца рождается «ведающий муж, который весьма выдаётся умом» (ἵστορα φῶτα γείνασθαι: μάλα γάρ τε νόον πεπυκασμένος ἐστίν) (Труды, 793). Гесиод упоминает народы, у которых «ум превосходит речь» (τῶν μέν τε νόος [γλ] ώσσης καθ [ύπ] ερθεν) (фр. 150.14).

Любовь и вино сильнее ума: Эрос «покоряет в груди ум и разумный совет» (δάμναται ἐν στήθεσσι νόον καὶ ἐπίφρονα βουλήν) (Теог. 122), а вино человеку «вяжет ноги, руки, язык и ум / невыразимыми узами» (σὺν δὲ πόδας χεῖράς τε δέει γλῶσσάν τε νόον τε / δεσμοῖς ἀφράστοισι) (фр. 239.3—4).

Зевс приказал Гермесу «вложить собачий ум и лживый нрав» (ἐν δὲ θέμεν κύνεόν τε νόον καὶ ἐπίκλοπον ἦθος) в Пандору (Труды, 67). Дочь Зевса Дике (Правда) «сообщает ему о неправом уме людей» (γηρύετ᾽ ἀνθρώπων ἄδικον νόον) (Труды, 260). Богатства приобретаются неправедно, когда «выгода обманывает ум людей» (εὖτ᾽ ἂν δὴ κέρδος νόον ἐξαπατήσῃ ἀνθρώπων) (Труды, 323—324). Фраза «люди действуют невежественным умом» (ἄνθρωποι ῥέζουσιν ἀιδρείῃσι νόοιο) (Труды, 685) содержит единственный случай употребления Гесиодом слова νόος в субъективном генитиве в значении независимого агента.

Гесиод предостерегает своего брата от легкомысленных женщин: «Женщина-вертихвостка да не обманет твой ум!» (μὴ δὲ γυνή σε νόον πυγοστόλος ἐξαπατάτω) (Труды, 373), а также от неверных друзей: «Да не введёт [их] вид в заблуждение твой ум!» (σὲ δὲ μή τι νόον κατελεγχέτω εἶδος) (Труды, 714).

В примечательном фрагменте Гесиод сообщает: «Олимпиец дал силу Эакидам, / ум — Амифаонидам, богатство же даровал Атридам» (ἀλκὴν μὲν γὰρ ἔδωκεν Ὀλύμπιος Αἰακίδηισι, / νοῦν δ᾽ Ἀμυθαονίδαις, πλοῦτον δ᾽ ἔπορ᾽ Ἀτρεΐδηισι) (фр. 203). Из рода Амифаона, которому, по утверждению Гесиода, Зевс даровал ум, происходили знаменитые прорицатели, в том числе Меламп или Мелампод (по одной из версий, первым ввёдший в Греции религию Диониса) и Амфиарай.

05. Лирики

У Архилоха (ок. 690—640 до н.э.) встречается одно определённое упоминание слова «душа» в строке, гласящей, что мореходы «держат свои души в руках волн» (ψυχὰς ἔχοντες κυμάτων ἐν ἀγκάλαις) (фр. 213). В стандартном варианте «Песни о щите» Архилох заявляет «сам же я спасся» (αὐτὸν δ᾽ ἔκ μ᾽ ἐσάωσα), однако Аристофан в «Мире» (1301) цитирует эту строку в виде «душу же я спас» (ψυχὴν δ᾽ ἐξεσάωσα).

Один раз слово «душа» встречается у Семонида (VII в.):

νήπιοι, οἷς ταύτηι κεῖται νόος, οὐδὲ ἴσασιν

ὡς χρόνος ἔσθ᾽ ἥβης καὶ βιότου ὀλίγος

θνητοῖς. ἀλλὰ σὺ ταῦτα μαθὼν βιότου ποτὶ τέρμα

ψυχῆι τῶν ἀγαθῶν τλῆθι χαριζόμενος.

Глупцы, у которых ум таков, не знают,

Что время юности и жизни кратко

У смертных. Ты же, это узнав, до конца жизни

Терпи, душою радуясь благам.

(Фр. 29.10—13)

Тиртей (сер. VII в. до н.э.) упоминает душу трижды в значении «жизнь»:

θυμῷ γῆς περὶ τῆσδε μαχώμεθα καὶ περὶ παίδων

θνῄσκωμεν ψυχέων μηκέτι φειδόμενοι.

Будем же сражаться с духом за эту землю и за детей

Умрём, душ не щадя.

(10.13—14)

μηδ᾽ ἀνδρῶν πληθὺν δειμαίνετε μηδὲ φοβεῖσθε,

ἰθὺς δ᾽ ἐς προμάχους ἀσπίδ᾽ ἀνὴρ ἐχέτω,

ἐχθρὰν μὲν ψυχὴν θέμενος, θανάτου δὲ μελαίνας

κῆρας ὁμῶς αὐγαῖς ἠελίοιο φίλας.

Не бойтесь же и не страшитесь множества мужей,

Но прямо среди передних бойцов щит муж да держит,

Считая душу ненавистной, а чёрных кер смерти —

Милыми как лучи солнца.

(11.3—6)

ξυνὸν δ᾽ ἐσθλὸν τοῦτο πόληϊ τε παντί τε δήμῳ,

ὅστις ἂν εὖ διαβὰς ἐν προμάχοισι μένῃ

νωλεμέως, αἰσχρῆς δὲ φυγῆς ἐπὶ πάγχυ λάθηται,

ψυχὴν καὶ θυμὸν τλήμονα παρθέμενος.

Общее благо это для города и всего народа,

Если кто, широко шагнув, среди передних бойцов пребудет

Упорно, о позорном же бегстве вовсе забудет,

Подвергая опасности свою душу и отважный дух.

(12.15—18)

Душа упоминается у Сапфо (15а.7; 62.8) и Алкея (117b (F3 [b] 34)), но во фрагментарном или неясном контексте. Их современник Солон (ок. 630—560 до н.э.) упоминает рыбака, который «носимый тяжкими ветрами, / вовсе не щадит души» (ἀνέμοισι φορεύμενος ἀργαλέοισι / φειδωλὴν ψυχῆς οὐδεμίαν θέμενος) (13.45—46).

У Феогнида (VI в. до н.э.) встречается гомеровское представление о душе как о том, что покидает тело при его смерти и уходит в Аид:

ἥβῃ τερπόμενος παίζω: δηρὸν γὰρ ἔνερθεν

γῆς ὀλέσας ψυχὴν κείσομαι ὥστε λίθος

ἄφθογγος…

Я играю, наслаждаясь юностью, долго ведь под

Землёю, потеряв душу, я буду лежать как безгласный камень…

(567—569)

Сизиф смог выйти из Аида, чего не удавалось никому другому,

ὅντινα δὴ θανάτοιο μέλαν νέφος ἀμφικαλύψῃ,

ἔλθῃ δ᾽ ἐς σκιερὸν χῶρον ἀποφθιμένων,

κυανέας τε πύλας παραμείψεται, αἵτε θανόντων

ψυχὰς εἴργουσιν καίπερ ἀναινομένας.

Кто был окутан чёрным облаком смерти

И вошёл в тенистую область усопших,

Пройдя через тёмные врата, которые

Заключают души умерших против их воли.

(707—710)

В не вполне ясном по смыслу отрывке Феогнид, вероятно, отождествляет душу с жизнью:

φροντίδες ἀνθρώπων ἔλαχον πτέρα ποικίλ᾽ ἔχουσαι,

μυρόμεναι ψυχῆς εἵνεκα καὶ βιότου.

Заботы с разноцветными перьями имеют долю в людях,

Проливая слёзы о душе и жизни.

(729—730)

В двух его отрывках душа фигурирует как местонахождение нравственных качеств и чувств, с которым человек взаимодействует при своей жизни:

οὐδένα πω προὔδωκα φίλον καὶ πιστὸν ἑταῖρον,

οὐδ᾽ ἐν ἐμῇ ψυχῇ δούλιον οὐδὲν ἔνι.

Я никогда не предавал любимого и верного друга,

И в моей душе нет ничего рабского.

(529—530)

Было бы хорошо, если бы человек заранее знал срок своей жизни, чтобы соразмерно тратить сбережения,

νῦν δ᾽ οὐκ ἔστιν. ὃ δὴ καὶ ἐμοὶ μέγα πένθος ὄρωρεν,

καὶ δάκνομαι ψυχήν, καὶ δίχα θυμὸν ἔχω.

Ныне же это не так, что причиняет мне большую печаль,

И я терзаюсь душой и имею двоякий дух (т.е. не могу решить, быть ли мне бережливым или расточительным).

(909—910)

Анакреонт (ок. 573—495 до н.э.) говорит о своей душе в обращении к юноше:

Ὦ παῖ παρθένιον βλέπων

δίζημαί σε, σὺ δ» οὐ κλύεις,

οὐκ εἰδὼς, ὅτι τῆς ἐμῆς

ψυχῆς ἡνιοχεύεις.

О отрок с девичьим взором!

Я ищу тебя, ты же не слышишь,

Не зная, что моей

Души ты колесничий.

(Фр. 360)

Гиппонакт (кон. VI в. до н.э.) грозит предать свою душу злу в шуточном стихотворении:

Κακοῖσι δώσω τὴν πολύστονον ψυχήν,

ἢν μὴ ἀποπέμψηις ὡς τάχιστά μοι κριθέων

μέδιμνον, ὡς ἂν ἀλφίτων ποιήσωμαι

κυκεῶνα πίνειν φάρμακον πονηρίης.

Злу я отдам многостонущую душу,

Если ты не пришлёшь мне как можно быстрее меру ячменя,

Чтобы из ячменной муки я сделал

Кикеон и выпил лекарство от несчастья.

(Фр. 39)

Ксенофан (ок. 570 — п. 478 до н.э.) высмеивает веру Пифагора в переселение душ:

καί ποτέ μιν στυφελιζομένου σκύλακος παριόντα φασὶν ἐποικτῖραι καὶ τόδε φάσθαι ἔπος: «παῦσαι μηδὲ ῥάπιζ᾽, ἐπεὶ ἦ φίλου ἀνέρος ἐστὶ ψυχή, τὴν ἔγνων φθεγξαμένης ἀΐων.»

Говорят, что некогда он, проходя мимо избиваемого щенка,

Пожалел его и сказал такое слово:

«Перестань бить, ибо это дорогого

Человека душа, её я узнал, слыша её голос».

(DK 21 B 7)

Симонид (ок. 556—468 до н.э.) говорит о пребывании душ в живых людях:

Αἰαῖ, νοῦσε βαρεῖα, τί δὴ ψυχαῖσι μεγαίρεις

ἀνθρώπων ἐρατῇ πὰρ νεότητι μένειν;

Увы, жестокая болезнь, почему ты завидуешь душам

Людей, пребывающим с любезной юностью?

(Фр. 95.2 [D])

Дважды он упоминает души греческих воинов, сражавшихся с персами:

Τόνδε ποθ» Ἕλληνες νίκας κράτει ἔργῳ Ἄρηος,

Εὐτόλμῳ ψυχῆς λήματι πειθόμενοι,

Πέρσας ἐξελάσαντες, ἐλευθέρᾳ Ἑλλάδι κοινὸν

Ἱδρύσαντο Διὸς βωμὸν Ἐλευθερίου.

Некогда эллины силой Победы и деянием Ареса,

Доверяясь смелой отваге души,

Персов изгнав, свободной Элладе

Воздвигли этот общий алтарь Зевса Освободителя.

(Фр. 107 b 2 [D])

ἀκμᾶς ἑστακυῖαν ἐπὶ ξυροῦ Ἑλλάδα πᾶσαν

ταῖς αὑτῶν ψυχαῖς κείμεθα ῥυσάμενοι.

Мы лежим, защитив своими душами всю Элладу,

Стоявшую на острие бритвы.

(Фр. 130.1—2 [D])

Как и у Гомера, умирающий выдыхает душу в описании Симонидом смерти Архемора, сына царя Ликурга и царицы Эвридики:

ἰοστεφάνου γλυκεῖαν ἐδάκρυσαν

ψυχὰν ἀποπνέοντα γαλαθηνὸν τέκος.

Они оплакали млечное дитя фиалковенчанной,

Выдохнувшее сладкую душу.

(Фр. 553)

Вакхилид (ок. 518 — ок. 451 до н.э.) в духе Гомера говорит о душах и образах усопших в описании нисхождения Геракла в Аид с целью вывести оттуда Кербера:

ἔνθα δυστάνων βροτῶν

ψυχὰς ἐδάη παρὰ Κωκυτοῦ ῥεέθροις

…

ταῖσιν δὲ μετέπρεπεν εἴδω-

λον θρασυμέμνονος ἐγ-

χεσπάλου Πορθανίδα:

…

τῷ δ᾽ ἐναντία

ψυχὰ προφάνη Μελεάγρου

καί νιν εὖ εἰδὼς προσεῖπεν:

…

μὴ ταΰσιον προΐει

τραχὺν ἐκ χειρῶν ὀϊστὸν

ψυχαῖσιν ἔπι φθιμένων

…

μινύθη δέ μοι ψυχὰ γλυκεῖα

…

τὸν δὲ μενεπτολέμου

ψυχὰ προσέφα Μελεά-

γρου…

Там несчастных смертных

Души он увидел у потоков Кокита.

…

И среди них выделялся

Образ смелого духом

Потрясающего копьём Парфаонида.

…

Перед ним

Явилась душа Мелеагра

И, хорошо его зная, сказала:

…

Тщетно не пускай

Злую стрелу из рук

В души усопших.

…

[Перед смертью] ослабела моя сладкая душа.

…

И сказала ему душа

Стойкого в битве Мелеагра…

(5.63—83, 151, 170—172)

Здесь душа Мелеагра, знавшего Геракла при жизни, легко его узнаёт и обладает полным сознанием и памятью. В другом месте Вакхилид говорит о душе применительно к живым людям, когда описывает, как дочери Прета идут в храм Геры παρθενίᾳ γὰρ ἔτι ψυχᾷ (Гаспаров: «ещё с девичьими думами») (11.48).

Пиндар (ок. 518 — ок. 438 до н.э.) традиционно говорит об уходе души в Аид в момент смерти, упоминая гибель Агамемнона:

τὸν δὴ φονευομένου πατρὸς Ἀρσινόα Κλυταιμνήστρας

χειρῶν ὕπο κρατερᾶν ἐκ δόλου τροφὸς ἄνελε δυσπενθέος,

ὁπότε Δαρδανίδα κόραν Πριάμου

Κασσάνδραν πολιῷ χαλκῷ σὺν Ἀγαμεμνονίᾳ

ψυχᾷ πόρευσ᾽ Ἀχέροντος ἀκτὰν παρ᾽ εὔσκιον

νηλὴς γυνά.

Его же (т. е. Ореста), когда был убит отец, кормилица Арсиноя

Взяла из сильных рук и от горького коварства Клитемнестры,

Когда Дарданийскую деву, Приамову

Кассандру серою медью вместе с Агамемнона

Душою погнала на тенистый берег Ахеронта

Жестокая жена.

(Пиф. 11.17—22)

И Ахилла:

τοῦ δὲ παῖς, ὅνπερ μόνον ἀθανάτα

τίκτεν ἐν Φθίᾳ Θέτις, ἐν πολέμῳ τόξοις ἀπὸ ψυχὰν λιπὼν

ὦρσεν πυρὶ καιόμενος

ἐκ Δαναῶν γόον.

Его же (т. е. Пелея) сын, которого одного бессмертная

Родила во Фтии Фетида, на войне через лук с душою расставшись,

Возбудил, на огне сгорая,

Данайцев плач.

(Пиф. 3.100—104)

О том, кто предпочитает подвигам стяжательство, он говорит:

εἰ δέ τις ἔνδον νέμει πλοῦτον κρυφαῖον,

ἄλλοισι δ᾽ ἐμπίπτων γελᾷ, ψυχὰν Ἀΐδᾳ τελέων οὐ φράζεται δόξας ἄνευθεν.

Если же кто копит у себя скрытое богатство,

На иных же обращает смех, тот не знает, что душу Аиду отдаст бесславно.

(Ист. 1.67—68)

Воспевая победу в беге Диния Эгинского, Пиндар обращается к его покойному отцу:

ὦ Μέγα, τὸ δ᾽ αὖτις τεὰν ψυχὰν κομίξαι

οὔ μοι δυνατόν.

О Мегас, вернуть твою душу

Мне не по силам.

(Нем. 8.44—45)

В рассказе о походе Аргонавтов Пелий говорит Ясону, что они должны вернуть из Колхиды кости Фрикса. Здесь душа оказывается синонимом телесных останков:

κέλεται γὰρ ἑὰν ψυχὰν κομίξαι

Φρίξος ἐλθόντας πρὸς Αἰήτα θαλάμους.

Фрикс приказывает доставить его душу,

Отправившись в покои Ээта.

(Пиф. 4.159—160)

В нескольких случаях Пиндар говорит о душе как о деятельном начале живого человека:

ἦ κεν ἀμνάσειεν, οἵαις ἐν πολέμοισι μάχαις

τλάμονι ψυχᾷ παρέμειν᾽

Он (т. е. Гиерон) помнит, в скольких битвах в войнах

Он выстоял отважною душою…

(Пиф. 1.47—48)

ἐντί τοι φίλιπποί τ᾽ αὐτόθι καὶ κτεάνων ψυχὰς ἔχοντες κρέσσονας

ἄνδρες.

Здесь мужи, любящие конеборства, чьи души выше

Богатств.

(Нем. 9.32—33)

παῦροι δὲ βουλεῦσαι φόνου

παρποδίου νεφέλαν τρέψαι ποτὶ δυσμενέων ἀνδρῶν στίχας

χερσὶ καὶ ψυχᾷ δυνατοί.

Немногие способны решиться

Обратить тучу убийства против рядов враждебных мужей

Руками и душою.

(Нем. 9.37—39)

Эсон радуется при приходе Ясона:

ἃν περὶ ψυχὰν ἐπεὶ γάθησεν ἐξαίρετον

γόνον ἰδὼν κάλλιστον ἀνδρῶν.

Он возрадовался душою,

Видя избранного отпрыска, красивейшего из мужей.

(Пиф. 4.122—123)

Душа Геракла непреклонна:

καίτοι πότ᾽ Ἀνταίου δόμους

Θηβᾶν ἀπὸ Καδμεϊᾶν μορφὰν βραχύς, ψυχὰν δ᾽ ἄκαμπτος, προσπαλαίσων ἦλθ᾽ ἀνὴρ.

Так некогда в Антеев дом пришёл из Кадмейских Фив

На борьбу муж малый видом, душою же непреклонный.

(Ист. 4.52—53)

Пиндар обращается к собственной душе, которая здесь выступает как автономный деятель по отношению к своему носителю:

μή, φίλα ψυχά, βίον ἀθάνατον

σπεῦδε, τὰν δ᾽ ἔμπρακτον ἄντλει μαχανάν.

Не стремись, милая душа, к бессмертной

Жизни, но исчерпывай возможные средства.

(Пиф. 3.61—62)

Душой обладают не только люди, но и боги:

τότ᾽ ἔειπεν Ἀπόλλων: «οὐκέτι

τλάσομαι ψυχᾷ γένος ἀμὸν ὀλέσσαι…»

Тогда сказал Аполлон: Не

Потерплю душой рода моего гибели…

(Пиф. 3.40—41)

Души есть и у животных. Когда младенец Геракл убивает посланных Герой змей:

ἀγχομένοις δὲ χρόνος

ψυχὰς ἀπέπνευσεν μελέων ἀφάτων.

Удушьями время

Ду́ши выдохнуло из несказанных членов.

(Нем. 1.46—47)

При строительстве Илиона боги дают знамение:

γλαυκοὶ δὲ δράκοντες, ἐπεὶ κτίσθη νέον

πύργον ἐσαλλόμενοι τρεῖς, οἱ δύο μὲν κάπετον,

αὖθι δ᾽ ἀτυζομένω ψυχὰς βάλον:

εἷς δ᾽ ἀνόρουσε βοάσαις.

Три синих змея, когда была построена новая башня,

Ринулись. Двое пали, оглушённые, тотчас испустив души,

Один же с криком прыгнул.

(Ол. 8.37—40)

У Пиндара мы находим отголоски орфического учения о переселении душ:

οἷσι δὲ Φερσεφόνα ποινὰν παλαιοῦ πένθεος

δέξεται, ἐς τὸν ὕπερθεν ἅλιον κείνων ἐνάτῳ ἔτεϊ

ἀνδιδοῖ ψυχὰς πάλιν.

Души тех, от кого Персефона примет

Пеню за древнюю скорбь, на девятый год

Она вновь вознесёт наверх к солнцу.

(Фр. 133)

ὅσοι δ᾽ ἐτόλμασαν ἐστρὶς

ἑκατέρωθι μείναντες ἀπὸ πάμπαν ἀδίκων ἔχειν

ψυχάν, ἔτειλαν Διὸς ὁδὸν παρὰ Κρόνου τύρσιν.

Те же, которые смогли трижды,

Пребыв здесь и там, сохранить от всякой несправедливости

Душу, достигнут дорогой Зевса твердыни Крона.

(Ол. 2.68—70)

Ион Хиосский (ок. 490 — 422 до н.э.) говорит о том, что душа Ферекида Сиросского после смерти вкушает блаженство:

ὣς ὁ μὲν ἠνορέῃ τε κεκασμένος ἠδὲ καὶ αἰδοῖ

καὶ φθίμενος ψυχῇ τερπνὸν ἔχει βίοτον,

εἴπερ Πυθαγόρης ἐτύμως ὁ σοφὸς περὶ πάντων

ἀνθρώπων γνώμας ᾔδεε κἀξέμαθεν.

Украшенный мужеством и благоговением,

И умерший он имеет душой благую жизнь,

Если мудрец Пифагор истинно всех

Мужей мнения познал и изучил.

(Schibli фр. 56)

Как было показано выше, у Гомера (VIII в. до н.э.) душа (ψυχή) пребывает в живом и сознательном человеке, никак себя не проявляя, средоточием же чувств и мыслей являются дух (θυμός) и ум (νόος). В момент смерти все эти три сущности покидают тело человека, но дух и ум погибают, а душа продолжает существовать в Аиде в виде образа (εἴδωλον) покойного.

Уже у Гесиода и ранних лириков (VII в. до н.э.) мы наблюдаем изменение в значении слова «душа». Во всех случаях его употребления (4 у Гесиода, 1 или 2 у Архилоха, 3 у Тиртея, 1 у Солона) оно выступает как примерный синоним слова «жизнь». У Семонида (если только речь не идёт об ошибочно приписанном ему фрагменте Симонида) человек наслаждается благами душою, т.е. душа впервые выступает как орган чувств живого человека.

У лириков VI в. до н.э. это развитие продолжается. Душа всё более усваивает себе свойства гомеровских духа и ума. Феогнид говорит, что душа покидает тело при смерти и что души умерших находятся в Аиде, 1 раз отождествляет душу с жизнью и 2 раза называет душу местонахождением нравственных качеств и чувств. Анакреонт в обращении к юноше называет его колесничим своей души, а Гиппонакт грозится предать свою многострадальную душу злу, т.е. теперь человек имеет отношения со своей душой при жизни.

У Симонида душа пребывает в живом человеке, а умирающий выдыхает свою душу. Он упоминает смелую отвагу души и заявляет, что павшие в войне с персами защитили Элладу своими душами.

Из лириков V в. до н. э. Вакхилид в гомеровском духе 4 раза упоминает души умерших в Аиде, имеющие вид образов, однако сохраняющие полное сознание и память. 2 раза он говорит о душах у живых, в одном из этих случаев сообщается, что душа ослабела перед смертью.

Пиндар 5 раз говорит о душах усопших и ещё 5 раз упоминает душу как деятельное начало живого человека. Душой у него обладают не только люди, но и боги и животные. Единожды он обращается к своей душе как к самостоятельной сущности.

Дважды Пиндар ссылается на орфическое учение о переселении душ и о загробном блаженстве праведников. Первым из лириков метемпсихоз упоминает Ксенофан, высмеивая веру в него Пифагора. Ион Хиосский со ссылкой на Пифагора утверждает, что Ферекид в загробном мире вкушает блаженство душою.

06. Досократики

Теокосмогония

Как говорилось ранее, Гомер (VIII в. до н.э.) называет прародителем богов Океана, а матерью — Тефию (Ὠκεανόν τε θεῶν γένεσιν καὶ μητέρα Τηθύν) (Ил. 14.201); Океан — прародитель всех (Ὠκεανοῦ, ὅς περ γένεσις πάντεσσι τέτυκται) (Ил. 14.246). Зевс сильнее всех богов (Ил. 21.193—199), но даже он опасается Ночи, которая есть укротительница богов и людей (Νὺξ δμήτειρα θεῶν καὶ ἀνδρῶν) ((Ил. 14.259).

У Гесиода (VII в. до н.э.) первые безначальные начала — Хаос (Зияние), Гея (Земля), Тартар и Эрос (Любовь). Хаос родил Эреб (Мрак) и Ночь, Эреб и Ночь родили Эфир и День. Гея родила Урана (Небо), а потом от него — двенадцать Титанов, из которых Крон и Рея родили шестерых богов-олимпийцев (Теогония, 116—137).

Согласно Эпимениду (VII — VI вв. до н.э.), первоначала — Аэр (Воздух) и Ночь, от них — Тартар и два Титана, от совокупления которых родилось яйцо, из которого произошло новое поколение (DK 3 B 5).

Акусилай (VI в. до н.э.) считает первоначалом Хаос (Зияние), после которого возникли Эреб (Мрак) и Ночь, от совокупления которых родились Эфир, Эрос и Метис, от которых произошло большое число других богов (DK 2 B 14; DK 9 B).

Согласно Ферекиду (VI в. до н.э.), первоначала — Зас (Зевс), Хронос (Время), он же Крон, и Хтония, она же Ге (Земля). Хронос произвёл из своего семени три начала — огонь, воздух и воду, из которых возникло многочисленное новое поколение богов. Зевс побеждает змея Офионея и наследует Крону.

«Мусей» (VI в. до н.э.) называет первоначалами Тартар, Ночь и Аэр (Воздух) (DK 2 B 14).

Согласно Анаксимену (VI в. до н.э.), первоначало — Аэр (Воздух), «из которого рождается то, что есть, что было и что будет, а также боги и божественные существа, а [все] прочие [вещи] — от его потомков» (ἀέρα ἄπειρον ἔφη τὴν ἀρχὴν εἶναι, ἐξ οὗ τὰ γινόμενα καὶ] τὰ γεγονότα καὶ τὰ ἐσόμενα καὶ θεοὺς καὶ θεῖα γίνεσθαι, τὰ δὲ λοιπὰ ἐκ τῶν τούτου ἀπογόνων)» (DK 13 A7).

У Анаксимандра (VI в. до н.э.) из вечного начала (τὸ ἀιδίον) произошёл зародыш (γόνιμον), из которого родились горячее и холодное (огонь и аэр), потом возникли Солнце, Луна и звёзды (DK 12 A10).

Психология

В фрагментах Ксенофана (ок. 570 — п. 478 до н.э.) душа упоминается единственный раз в стихотворении, высмеивающем, по всей видимости, Пифагора: «Говорят, что некогда он, проходя мимо избиваемого щенка, / Пожалел его и сказал такое слово: / „Перестань бить, ибо это дорогого / Человека душа, её я узнал, слыша её голос“» (καί ποτέ μιν στυφελιζομένου σκύλακος / παριόντα φασὶν ἐποικτῖραι καὶ τόδε φάσθαι / ἔπος: «παῦσαι μηδὲ ῥάπιζ᾽, ἐπεὶ ἦ φίλου / ἀνέρος ἐστὶ ψυχή, τὴν ἔγνων φθεγξαμένης ἀΐων») (DK 21 B 7).

В фрагментах Гераклита (акмэ ок. 500 г. до н.э.) встречается несколько упоминаний о душе. Согласно Гераклиту, души происходят из воды вследствие круговращения элементов: «Душам смерть — воды рождение, воде / смерть — земли рождение, из земли вода / рождается, из воды — душа» (ψυχῇσιν θάνατος ὕδωρ γενέσθαι, ὕδατι δὲ / θάνατος γῆν γενέσθαι, ἐκ γῆς δὲ ὕδωρ γίνεται, / ἐξ ὕδατος δὲ ψυχή) (М 66); «Души же из влаги испаряются» (ψυχαὶ δὲ ἀπὸ τῶν ὑγρῶν ἀναθυμιῶνται) (М 40).

Лучшие души являются сухими, худшие — влажными: «Сухая душа — мудрейшая и наилучшая» (αὔη ψυχὴ σοφωτάτη καὶ ἀρίστη) (М 68); «Когда взрослый муж напьётся пьян, его / ведёт малое дитя, а он сбивается, не / понимая, куда идёт, имея влажную душу» (ἀνὴρ ὁκόταν μεθυσθῇ, ἄγεται ὑπὸ παιδὸς / ἀνήβου σφαλλόμενος οὐκ ἐπᾴων ὅκη βαίνει / ὑγρὴν τὴν ψυχὴν ἔχων) (М 69).

У некоторых людей души варварские: «Глаза и уши — плохие свидетели для людей, / имеющих варварские души» (κακοὶ μάρτυρες ἀνθρώποισιν ὀφθαλμοὶ καὶ / ὦτα βαρβάρους ψυχὰς ἐχόντων) (М 13). Ср. тж.: «Природа человека — бог» (ἦθος ἀνθρώπῳ δαίμων) (M 94).

Гераклит различает дух и душу: «С духом бороться трудно, ибо то, чего / хочет, он покупает за душу» (θυμῷ μάχεσθαι χαλεπόν· ὅ τι γὰρ ἂν θέλῃ, / ψυχῆς ὠνεῖτει) (М 70). Мера души огромна: «Идя, ты не найдёшь пределов души, по / какому бы пути ни шёл: настолько / глубокую меру (λόγος) она имеет» (ψυχῆς πείρατα ἰὼν οὐκ ἂν ἐξεύροιο πᾶσαν / ἐπιπορευόμενος ὁδόν· οὕτω βαθὺν λόγον ἔχει) (М 67). Гераклит упоминает о душах, нахоящихся в загробном мире: «Души обоняют в Аиде» (αἱ ψυχαὶ ὀσμῶνται καθ᾽ Ἅιδην) (М 72).

Два фрагмента Гераклита позволяют предполагать влияние на него орфического учения о том, что пребывание души в теле является для неё смертью: «Человек — свет в ночи: вспыхивает утром, / угаснув вечером. Вспыхивает к жизни, / умерев, вспыхивает к бодрствованию, уснув» (ἄνθρωπος ἐν εὐφρόνῃ φάος ἅπτεται ἑωυτῷ / ἀποσβεσθεὶς ὄψεις. ζῶν δὲ ἅπτεται τεθνεῶτος / εὕδων, ἐγρηγορὼς ἅπτεται εὕδοντος) (М 48); «Всё, что мы видим бодрствующими, есть / смерть, всё, что во сне, — сон» (θάνατός ἐστιν ὁκόσα ἐγερθέντες ὁρέομεν, / ὁκόσα δὲ εὕδοντες ὕπνος) (М 49).

У Эмпедокла встречается единственное упоминание о душе во фразе «Медью вычерпав душу» (χαλκῷ ἀπὸ ψυχὴν ἀρύσας) (DK 31 B 138). В сохранившихся собственных фрагментах Парменида слово «душа» не упоминается ни разу.

Метемпсихоз

Самым ранним мыслителем, с которым греческая традиция связывает учение о переселении душ, является предполагаемый учитель Пифагора Ферекид (акмэ ок. 544—541 до н.э.). Это определённо утверждает Словарь Суды: « [Ферекид] первым ввёл учение о переселении душ» (πρῶτον τὸν περὶ τῆς μετεμψυχώσεως λόγον εἰσηγήσασθαι) (Schibli fr. 2). Об этом также упоминает Порфирий в своём трактате «О пещере нимф»: «Ферекид Сиросский говорит о недрах, ямах, пещерах, дверях и вратах, символизирующих вхождения душ в тела и их исхождения из тел» (τοῦ Συρίου Φερεκύδου μυχοὺς καὶ βόθρους καὶ ἄντρα καὶ θύρας καὶ πύλας λέγοντος καὶ διὰ τούτων αἰνιττομένου τὰς τῶν ψυχῶν γενέσεις καὶ ἀπογενέσεις) (Schibli fr. 88).

О вере Пифагора (ок. 570 — ок. 495 до н.э.) в метемпсихоз упоминает уже его современник Ксенофан (ок. 570 — п. 478 до н.э.), которого цитирует Диоген Лаэртский (8.36):

Περὶ δὲ τοῦ ἄλλοτ᾽ ἄλλον αὐτὸν γεγενῆσθαι Ξενοφάνης ἐν ἐλεγείᾳ προσμαρτυρεῖ, ἧς ἀρχή,

νῦν αὖτ᾽ ἄλλον ἔπειμι λόγον, δείξω δὲ κέλευθον.

ὃ δὲ περὶ αὐτοῦ φησιν, οὕτως ἔχει:

καί ποτέ μιν στυφελιζομένου σκύλακος παριόντα φασὶν ἐποικτῖραι καὶ τόδε φάσθαι ἔπος: «παῦσαι μηδὲ ῥάπιζ᾽, ἐπεὶ ἦ φίλου ἀνέρος ἐστὶ ψυχή, τὴν ἔγνων φθεγξαμένης ἀΐων.»

О том, что Пифагор в иное время был иными людьми, свидетельствует и Ксенофан в элегии, которая начинается так:

Ныне другую я речь укажу и другую дорогу,

а о Пифагоре упоминает вот каким образом:

Говорят, что некогда он, проходя мимо избиваемого щенка,

Пожалел его и сказал такое слово:

«Перестань бить, ибо это дорогого

Человека душа, её я узнал, слыша её голос».

(перевод М. Л. Гаспарова и наш — С.П.)

(DK 21 B7)

Последователю Пифагора Филолаю (ок. 470 — п. 400 до н.э.) традиция приписывает учение о теле как могиле или темнице души: «Стоит вспомнить и высказывание Филолая. Пифагореец говорит так: Свидетельствуют и древние богословы и прорицатели, что в наказание за что-то душа сопряжена с телом и похоронена в нём как в могиле» (ἄξιον δὲ καὶ τῆς Φιλολάου λέξεως μνημονεῦσαι· λέγει γὰρ ὁ Πυθαγόρειος ὧδε· μαρτυρέονται δὲ καὶ οἱ παλαιοὶ θεολόγοι τε καὶ μάντιες, ὡς διά τινας τιμωρίας ἁ ψυχὰ τῷ σώματι συνέζευκται καὶ καθάπερ ἐν σήματι τούτῳ τέθαπται) (Климент Александрийский. Строматы, 3.3.17.1 = DK 44 B 14); «Филолай говорит, что Бог заключил всех словно под стражей, и показывает, что он один и выше материи» (Καὶ Φιλόλαος δέ ὥσπερ ἐν φρουρᾷ πάντα ὑπὸ τοῦ θεοῦ περιειλῆφθαι λέγων καὶ τὸ ἕνα εἶναι καὶ τὸ ἀνωτέρω τῆς ὕλης δεικνύει) (Афинагор. В защиту христиан, 6 = DK 44 B 15).

С этим учением связан запрет на самоубийство: «Пифагореец Евксифей, как сообщает перипатетик Клеарх во второй книге „Жизнеописаний“, говорил, что души всех привязаны к телу в этой жизни в качестве наказания и что Бог постановил: если они не останутся здесь, пока он по собственной воле не освободит их, то будут ввергнуты в ещё более многочисленные и страшные беды. Поэтому все опасаются угрозы господ и боятся самовольно уйти из жизни, и лишь смерть в старости приемлют с радостью, убеждённые, что освобождение души происходит по решению господ» (Εὐξίθεος ὁ Πυθαγορικός… ὥς φησι Κλέαρχος ὁ περιπατητικὸς ἐν δευτέρῳ βίων, ἔλεγεν ἐνδεδέσθαι τῷ σώματι καὶ τῷ δεῦρο βίῳ τὰς ἁπάντων ψυχὰς τιμωρίας χάριν, καὶ διείπασθαι τὸν θεὸν ὡς εἰ μὴ μενοῦσιν ἐπὶ τούτοις, ἕως ἂν ἑκὼν αὐτοὺς λύσῃ, πλείοσι καὶ μείζοσιν ἐμπεσοῦνται τότε λύμαις. διὸ πάντας εὐλαβουμένους τὴν τῶν κυρίων ἀνάτασιν φοβεῖσθαι τοῦ ζῆν ἑκόντας ἐκβῆναι μόνον τε τὸν ἐν τῷ γήρᾳ θάνατον ἀσπασίως προσίεσθαι, πεπεισμένους τὴν ἀπόλυσιν τῆς ψυχῆς μετὰ τῆς τῶν κυρίων γίγνεσθαι γνώμης) (Афиней. Пирующие софисты, 4.45 = DK 44 B 14).

Такой запрет приписывает Филолаю уже Платон: «Ну и что же, Кебет? Неужели вы — ты и Симмий — не слышали обо всём этом (т.е. недопустимости самоубийства) от Филолая?… Сказать по правде, я уже слышал и от Филолая, когда он жил у нас, — я возвращаюсь к твоему вопросу, — и от других, что этого делать нельзя… Сокровенное учение гласит, что мы, люди, находимся как бы под стражей и не следует ни избавляться от неё своими силами, ни бежать, — величественное, на мой взгляд, учение и очень глубокое. И вот что ещё, Кебет, хорошо сказано, по-моему: о нас пекутся и заботятся боги, и потому мы, люди, — часть божественного достояния» (ὁ μὲν οὖν ἐν ἀπορρήτοις λεγόμενος περὶ αὐτῶν λόγος, ὡς ἔν τινι φρουρᾷ ἐσμεν οἱ ἄνθρωποι καὶ οὐ δεῖ δὴ ἑαυτὸν ἐκ ταύτης λύειν οὐδ» ἀποδιδράσκειν, μέγας τέ τίς μοι φαίνεται καὶ οὐ ῥᾴδιος διιδεῖν· οὐ μέντοι ἀλλὰ τόδε γέ μοι δοκεῖ, ὦ Κέβης, εὖ λέγεσθαι, τὸ θεοὺς εἶναι ἡμῶν τοὺς ἐπιμελουμένους καὶ ἡμᾶς τοὺς ἀνθρώπους ἓν τῶν κτημάτων τοῖς θεοῖς εἶναι) (Федон, 61d — 62b) (перевод С. П. Маркиша).

Пиндар (ок. 518 — ок. 438 до н.э.) дважды упоминает переселение душ. Один раз — во 2-й Олимпийской оде (476 г. до н.э.):

ὅσοι δ᾽ ἐτόλμασαν ἐστρὶς

ἑκατέρωθι μείναντες ἀπὸ πάμπαν ἀδίκων ἔχειν

ψυχάν, ἔτειλαν Διὸς ὁδὸν παρὰ Κρόνου τύρσιν: ἔνθα μακάρων

νᾶσος ὠκεανίδες

αὖραι περιπνέοισιν.

Те же, кто претерпели трижды

Здесь и там, удержав вполне от грехов

Душу, идут путём Зевса к Кроновой

Твердыне: там блаженных

Остров Океана

Веяния овевают.

(2 Ол. 68—73)

Второй раз — во фрагменте, который цитирует Платон:

οἷσι δὲ Φερσεφόνα ποινὰν παλαιοῦ πένθεος

δέξεται, ἐς τὸν ὕπερθεν ἅλιον κείνων ἐνάτῳ ἔτεϊ

ἀνδιδοῖ ψυχὰς πάλιν, ἐκ τᾶν βασιλῆες ἀγαυοί

καὶ σθένει κραιπνοὶ σοφίᾳ τε μέγιστοι

ἄνδρες αὔξοντ᾿· ἐς δὲ τὸν λοιπὸν χρόνον ἥροες ἁγνοὶ πρὸς ἀνθρώπων καλέονται.

От кого же Персефона пеню за древнюю скорбь

Примет, наверх к солнцу тех на девятый год

Она вознесёт души вновь. Из них славные цари

И стремительные силой и величайшие мудростью

Мужи возрастут. Вовек святыми героями у людей они будут называться.

(Менон, 81b)

Парменид (ок. 520 — ок. 460 до н.э.) в «физической» части своей поэмы упоминает богиню-мироправительницу:

Αἱ γὰρ στεινότεραι πλῆντο πυρὸς ἀκρήτοιο,

αἱ δ» ἐπὶ ταῖς νυκτός, μετὰ δὲ φλογὸς ἵεται αἶσα·

ἐν δὲ μέσῳ τούτων δαίμων ἣ πάντα κυϐερνᾷ·

πάντα γὰρ <ἣ> στυγεροῖο τόκου καὶ μίξιος ἄρχει

πέμπουσ᾽ ἄρσενι θῆλυ μιγῆν τό τ᾽ ἐναντίον αὖτις

ἄρσεν θηλυτέρῳ.

Более узкие [венцы] наполнены беспримесным огнём,

Те, что за ними, — ночью, между ними же испускается доля пламени,

А в середине их — Богиня, которая всем правит:

Она зачинает проклятое рождение и совокупление всех существ,

Посылая совокупиться самцу самку и, наоборот,

Самца самке.

(DK 12.1—6)

Симпликий в комментарии к «Физике» Аристотеля (39, 18) сообщает о ней: «Он (т. е. Парменид) говорит, что она (т. е. Богиня) посылает души то из видимого мира в невидимый, то наоборот» (καὶ τὰς ψυχὰς πέμπειν ποτὲ μὲν ἐκ τοῦ ἐμφανοῦς εἰς τὸ ἀειδές (i.e. ἀιδές), ποτὲ δὲ ἀνάπαλίν φησιν). Ранее о той же богине (Δίκη) говорится:

Ἔνθα πύλαι Νυκτός τε καὶ Ἤματός εἰσι κελεύθων,

καί σφας ὑπέρθυρον ἀμφὶς ἔχει καὶ λάινος οὐδός·

αὐταὶ δ» αἰθέριαι πλῆνται μεγάλοισι θυρέτροις·

τῶν δὲ Δίκη πολύποινος ἔχει κληῖδας ἀμοιϐούς.

Там — ворота путей Ночи и Дня,

И их объемлют притолока и каменный порог.

Они в эфирной выси заграждены большими створами,

Поочерёдные ключи от которых хранит многокарающая Правда.

(DK 1.11—14)

Вероятно, многокарающая Правда определяет у Парменида кармические последствия при перевоплощении души.

Суть учения Эмпедокла (ок. 494 — ок. 434 до н.э.) о переселении душ излагается в фрагменте, по всей видимости, происходящем из начала его поэмы «Очищения»:

ἔστιν Ἀνάγκης χρῆμα, θεῶν ψήφισμα παλαιόν,

ἀίδιον, πλατέεσσι κατεσφρηγισμένον ὅρκοις·

εὖτέ τις ἀμπλακίῃσι φόνῳ φίλα γυῖα μιήνῃ,

<νείκεί θ»> ὅς κ <ε> ἐπίορκον ἁμαρτήσας ἐπομόσσῃ,

δαίμονες οἵτε μακραίωνος λελάχασι βίοιο,

τρίς μιν μυρίας ὧρας ἀπὸ μακάρων ἀλάλησθαι,

φυομένους παντοῖα διὰ χρόνου εἴδεα θνητῶν

ἀργαλέας βιότοιο μεταλλάσσοντα κελεύθους.

αἰθέριον μὲν γάρ σφε μένος πόντονδε διώκει,

πόντος δ» ἐς χθονὸς οὖδας ἀπέπτυσε, γαῖα δ» ἐς αὐγὰς

ἠελίου φαέθοντος, ὁ δ» αἰθέρος ἔμβαλε δίναις·

ἄλλος δ» ἐξ ἄλλου δέχεται, στυγέουσι δὲ πάντες.

τῶν καὶ ἐγὼ νῦν εἰμι, φυγὰς θεόθεν καὶ ἀλήτης,

νείκει μαινομένῳ πίσυνος.

Есть оракул Необходимости, древнее решение богов,

Вечное, скреплённое как печатью пространными клятвами:

Если кто-либо по прегрешению осквернит убийством свои члены

И, следуя Ненависти, поклянется преступной клятвой,

Из божеств, кому досталась в удел долговечная жизнь,

Тридцать тысяч лет скитаться ему вдали от блаженных,

Рождаясь с течением времени во всевозможных видах смертных,

Сменяя мучительные пути жизни.

Мощь Эфира гонит его в Море,

Море выплёвывает на почву Земли, Земля — к лучам

Сияющего Солнца, оно же ввергает его в вихри Эфира.

Один принимает его от другого, но все ненавидят.

Из таких ныне и я, изгнанник от богов и скиталец,

Повинующийся бешеной Ненависти.

(DK 115.1—14)

Геродот (ок. 484 — ок. 425 до н.э.) ошибочно утверждает, что греки заимствовали учение о переселении душ у египтян (в действительности такого учения в Египте никогда не было): «Владыками подземного мира египтяне считают Деметру и Диониса. Египтяне также первыми стали учить о бессмертии человеческой души. Когда умирает тело, душа переходит в другое существо, как раз рождающееся в тот момент. Пройдя через [тела] всех земных и морских животных и птиц, она снова вселяется в тело новорожденного ребёнка. Это круговращение продолжается три тысячи лет. Учение это заимствовали некоторые эллины, как в древнее время, так и недавно. Я знаю их имена, но не называю» (ἀρχηγετέειν δὲ τῶν κάτω Αἰγύπτιοι λέγουσι Δήμητρα καὶ Διόνυσον. πρῶτοι δὲ καὶ τόνδε τὸν λόγον Αἰγύπτιοι εἰσὶ οἱ εἰπόντες, ὡς ἀνθρώπου ψυχὴ ἀθάνατος ἐστί, τοῦ σώματος δὲ καταφθίνοντος ἐς ἄλλο ζῷον αἰεὶ γινόμενον ἐσδύεται, ἐπεὰν δὲ πάντα περιέλθῃ τὰ χερσαῖα καὶ τὰ θαλάσσια καὶ τὰ πετεινά, αὖτις ἐς ἀνθρώπου σῶμα γινόμενον ἐσδύνει: τὴν περιήλυσιν δὲ αὐτῇ γίνεσθαι ἐν τρισχιλίοισι ἔτεσι. τούτῳ τῷ λόγῳ εἰσὶ οἳ Ἑλλήνων ἐχρήσαντο, οἳ μὲν πρότερον οἳ δὲ ὕστερον, ὡς ἰδίῳ ἑωυτῶν ἐόντι: τῶν ἐγὼ εἰδὼς τὰ οὐνόματα οὐ γράφω) (История. 2.123).

Судя по соблюдению Геродотом обета молчания, учения о метемпсихозе, на которое он ссылается, придерживались орфики. Из собственно орфических источников подробнее всего это учение излагается в Рапсодической теогонии:

οἱ δ» αὐτοὶ πατέρες τε καὶ υἱέες ἐν μεγάροισιν

εὔκοσμοί τ» ἄλοχοι καὶ μητέρες ἠδὲ θύγατρες

γίνοντ» ἀλλήλων μεταμειβομένηισι γενέθλαις,

οὕνεκ» ἀμειβομένη ψυχὴ κατὰ κύκλα χρόνοιο

ἀνθρώπων ζώιοισι μετέρχεται ἄλλοθεν ἄλλοις·

ἄλλοτε μέν θ» ἵππος, τότε γίνεται <‒ ᴗᴗ — ᴗ>,

ἄλλοτε δὲ πρόβατον, τότε δ» ὄρνεον αἰνὸν ἰδέσθαι,

ἄλλοτε δ» αὖ κύνεόν τε δέμας φωνή τε βαρεῖα,

καὶ ψυχρῶν ὀφίων ἕρπει γένος ἐν χθονὶ δίηι.

Одни и те же отцы и сыновья в чертогах,

Нарядные жёны, матери и дочери

Родятся друг другом, обмениваясь рождениями,

Ибо переменчивая душа человеков согласно кругу времени

Меняется местами с животными от одного к другому —

То родится конём, то <‒ ᴗᴗ — ᴗ>,

То овцой, то ужасной видом птицей,

То телом собакой с низким голосом,

То родом холодных змей, что ползёт по божественной земле.

(Chrysanthou fr. 92)

Как уже говорилось ранее, у Гомера бессмертная душа (ψυχή) никак не проявляет себя в живом человеке, средоточием сознания которого является дух (θυμός), умирающий вместе с телом. Впервые о душе как вместилище мыслей и чувств живого человека говорят лирики VI в. до н.э. (Феокрит, Анакреонт, Гиппонакт, Симонид).

Традиция связывает возникновение учения о переселении душ с именем Ферекида (акмэ в 544—541). Стихотворение Иона Хиосского (ок. 490 — 422) утверждает, что душа Ферекида после смерти имеет благую жизнь. Древнейшим текстом, упоминающим учение о метемпсихозе, является стихотворение Ксенофана (ок. 570 — п. 478), приписывающее его Пифагору (акмэ ок. 530), которого традиция считает учеником Ферекида. В V в. о метемпсихозе говорят Парменид, Эмпедокл, Пиндар и Геродот.

Гераклит (акмэ ок. 500) приравнивает телесную жизнь к смерти. Пифагорейцу Филолаю (ок. 470 — п. 400) традиция приписывает утверждение со ссылкой на «древних болословов» (т.е. орфиков), что душа в наказание заключена в теле как в могиле или под стражей.

Пиндар (ок. 518 — ок. 438) первым определённо говорит о божественном происхождении души (Гераклит и Эмпедокл предположительно называют душу словом δαίμων). Геродот (История, 2.123) первый применяет к душе определение «бессмертная» (ἀθάνατος), которое ранее применялось только к богам.

Пиндар также первым определённо противопоставляет душу (ψυχή) телу (σῶμα). В примерно современных Пиндару орфических табличках из Ольвии (V в. до н.э.) душа противопоставляется телу предположительно как истина лжи. Орфические золотые таблички IV в. до н.э. содержат подробные указания о поведении душ умерших в Аиде.

07. Дионисизм

Имя Диониса (Διόνυσος, реже Διώνυσος) является индоевропейским по происхождению и образовано путём метатезы — *Διϝοννυσυς от *Διϝοσσυνυς. Диссимиляция u-u в u-o должна была произойти по модели υἱύς> υἱός, *snusus> νυός и т. п. Таким образом, оно означает «Сын Зевса», а в более далёкой индоевропейской перспективе — «Божий Сын».

Долгое время в науке господствовало следующее греческой мифологической традиции представление о том, что Дионис является поздним пришельцем в олимпийский пантеон извне — с севера (из Фракии) или с востока (из Лидии или Фригии). Благодаря находке и расшифровке текстов линейного письма Б теперь установлено, что Дионис присутствовал в греческом пантеоне уже в микенскую эпоху. В настоящее время известно 4 упоминания его имени в микенских текстах.

В тексте PY Ea 102 было обнаружено слово di-wo-nu-so-jo. Текст происходит из дворца в Пилосе («дворца Нестора») и был написан незадолго до его разрушения ок. 1200 г. до н. э. Указанное слово является, по всей видимости, теофорным именем слуги местного лавагета (Diwonusios, т. е. Дионисий). Такое же имя было прочитано на табличке KN Dv 1501 из критского Кносса, написанной ок. 1325 г. до н. э. Слово di-*79-nu [в ней восстанавливается как di-wyo-nu [-so] и является именем, принадлежавшим местному пастуху. Примечательно, что другой пастух, упомянутый в том же архиве, носил теофорное имя, образованное от имени Зевса.

То, что в XIV — XIII вв. до н.э. имя Дионисий могли носить представители самых разных слоёв — от приближённого пилосского лавагета до критского пастуха, свидетельствует о широком распространении культа Диониса в микенском обществе.

В тексте PY Xa 1419 из Пилоса, который предположительно датируется XIV в. до н.э., присутствует слово di-wo-nu-so [, которое может быть либо также теофорным именем, либо именем бога.

Самым важным микенским текстом, касающимся Диониса, является табличка KH Gq 5 из Ханьи (античной Кидонии) на западе Крита, написанная ок. 1250 г. до н. э. Она гласит:

di-wi-jo- [de.] di-we ME+RI 209VAS+ A 1 [

di-wo-nu-so ME+RI [] 2

Участку Зевса Зевсу 1 амфора мёда

Дионису 2 амфоры мёда

Это древнейшее надёжное упоминание имени бога Диониса. Примечательно, что его культ отправляется в святилище его отца Зевса.

Самые ранние упоминания Диониса в греческой литературе встречаются в сочинениях Гомера и Гесиода. Гомер 4 раза упоминает Диониса — 2 раза в «Илиаде» и ещё 2 — в «Одиссее». В «Илиаде» Диомед перед поединком с Главком заявляет о том, что не дерзает сражаться с богами, и в качестве примера неразумного человека, дерзнувшего на это, приводит Ликурга:

οὐδὲ γὰρ οὐδὲ Δρύαντος υἱὸς κρατερὸς Λυκόοργος

δὴν ἦν, ὅς ῥα θεοῖσιν ἐπουρανίοισιν ἔριζεν:

ὅς ποτε μαινομένοιο Διωνύσοιο τιθήνας

σεῦε κατ᾽ ἠγάθεον Νυσήϊον: αἳ δ᾽ ἅμα πᾶσαι

θύσθλα χαμαὶ κατέχευαν ὑπ᾽ ἀνδροφόνοιο Λυκούργου

θεινόμεναι βουπλῆγι: Διώνυσος δὲ φοβηθεὶς

δύσεθ᾽ ἁλὸς κατὰ κῦμα, Θέτις δ᾽ ὑπεδέξατο κόλπῳ

δειδιότα: κρατερὸς γὰρ ἔχε τρόμος ἀνδρὸς ὁμοκλῇ.

И сын Дриаса могучий Ликург

Прожил не долго, который враждовал с небесными богами,

Который некогда неистового Диониса кормилиц

Гнал вниз по божественной Нисе; они же все

Тирсы (?) на землю побросали, мужеубийственного Ликурга

Поражаемые стрекалом, а Дионис в испуге

Погрузился в морские волны и Фетида приняла его на лоно,

Устрашённого, ибо им овладел сильный трепет от угрозы того мужа.

(Ил. 6, 130—137)

Обольщённый Герою Зевс говорит ей, что не испытывал такой любви ни к одной из богинь или смертных женщина, в т.ч. к «Семеле, которая родила Диониса — радость смертным» (οὐδ᾽ ὅτε περ Σεμέλης… ἣ δὲ Διώνυσον Σεμέλη τέκε χάρμα βροτοῖσιν) (Ил. 14, 323—325). Одиссей среди женщин в Аиде видит Ариадну, которую убила Артемида «по свидетельству Диониса» (Διονύσου μαρτυρίῃσιν) (Од. 11, 325).

Агамемнон рассказывает в Аиде Ахиллесу о его (Ахиллеса) похоронах:

δῶκε δὲ μήτηρ

χρύσεον ἀμφιφορῆα: Διωνύσοιο δὲ δῶρον

φάσκ᾽ ἔμεναι, ἔργον δὲ περικλυτοῦ Ἡφαίστοιο.

ἐν τῷ τοι κεῖται λεύκ᾽ ὀστέα, φαίδιμ᾽ Ἀχιλλεῦ…

Дала [твоя] мать

Золотую двуручную [урну]: Это Дионисов дар,

Сказала она, работа славного Гефеста.

В ней лежат свои белые кости, славный Ахиллес.

(Од. 24, 73—76)

В сочинениях Гесиода Дионис упоминается дважды. В «Трудах и днях» поэт называет вино «дарами Диониса многорадостного» (δῶρα Διωνύσου πολυγηθέος) (Труды и дни, 614). В «Теогонии», перечисляя женщин, с которыми вступал в связь Зевс, он в т.ч. сообщает:

Καδμείη δ᾽ ἄρα οἱ Σεμέλη τέκε φαίδιμον υἱὸν

μιχθεῖσ᾽ ἐν φιλότητι, Διώνυσον πολυγηθέα,

ἀθάνατον θνητή: νῦν δ᾽ ἀμφότεροι θεοί εἰσιν.

Дочь Кадма Семела родила ему блестящего сына,

Сочетавшись в любви, Диониса многорадостного,

Бессмертного — смертная; ныне же они оба боги.

(Теогония, 941—943)

Из этих отрывочных упоминаний можно сделать вывод, что в VIII — VII вв. до н.э. грекам уже был известен в общих чертах классический миф о Дионисе, включая его рождение смертной женщиной Семелой от Зевса, его связь с вином и экстазом и его приход в Грецию с востока.

Полное изложение этого мифа приведено в «Мифологической библиотеке» Аполлодора (перевод В. Г. Боруховича):

Σεμέλης δὲ Ζεὺς ἐρασθεὶς Ἥρας κρύφα συνευνάζεται. ἡ δὲ ἐξαπατηθεῖσα ὑπὸ Ἥρας, κατανεύσαντος αὐτῇ Διὸς πᾶν τὸ αἰτηθὲν ποιήσειν, αἰτεῖται τοιοῦτον αὐτὸν ἐλθεῖν οἷος ἦλθε μνηστευόμενος Ἥραν. Ζεὺς δὲ μὴ δυνάμενος ἀνανεῦσαι παραγίνεται εἰς τὸν θάλαμον αὐτῆς ἐφ᾽ ἅρματος ἀστραπαῖς ὁμοῦ καὶ βρονταῖς, καὶ κεραυνὸν ἵησιν. Σεμέλης δὲ διὰ τὸν φόβον ἐκλιπούσης, ἑξαμηνιαῖον τὸ βρέφος ἐξαμβλωθὲν ἐκ τοῦ πυρὸς ἁρπάσας ἐνέρραψε τῷ μηρῷ. ἀποθανούσης δὲ Σεμέλης, αἱ λοιπαὶ Κάδμου θυγατέρες διήνεγκαν λόγον, συνηυνῆσθαι θνητῷ τινι Σεμέλην καὶ καταψεύσασθαι Διός, καὶ <ὅτι> διὰ τοῦτο ἐκεραυνώθη. κατὰ δὲ τὸν χρόνον τὸν καθήκοντα Διόνυσον γεννᾷ Ζεὺς λύσας τὰ ῥάμματα, καὶ δίδωσιν Ἑρμῇ. ὁ δὲ κομίζει πρὸς Ἰνὼ καὶ Ἀθάμαντα καὶ πείθει τρέφειν ὡς κόρην.

Влюбившись в Семелу, Зевс тайно от Геры разделил с ней ложе. Когда Зевс пообещал ей, что сделает всё, о чем она только его ни попросит, Семела, введённая в обман Герой, попросила его прийти к ней в том же самом виде, в каком он пришёл свататься к Гере. Не имея возможности уже отказать Семеле, Зевс прибыл в её брачный чертог на колеснице с молниями и громами и метнул перун. Семела, от страха упав замертво, родила шестимесячное дитя, а Зевс извлёк дитя из огня и зашил его в своё бедро. После смерти Семелы остальные дочери Кадма распустили слух, будто Семела разделила ложе с каким-то смертным человеком и стала после этого лгать, будто бы её любовником был сам Зевс, за что она и была убита перуном. В положенное время Зевс родил Диониса, распустив швы на своём бедре, и отдал дитя Гермесу. Последний отнёс ребёнка к Ино и Афаманту, попросив их, чтобы они воспитали дитя, как девочку.

ἀγανακτήσασα δὲ Ἥρα μανίαν αὐτοῖς ἐνέβαλε, καὶ Ἀθάμας μὲν τὸν πρεσβύτερον παῖδα Λέαρχον ὡς ἔλαφον θηρεύσας ἀπέκτεινεν, Ἰνὼ δὲ τὸν Μελικέρτην εἰς πεπυρωμένον λέβητα ῥίψασα, εἶτα βαστάσασα μετὰ νεκροῦ τοῦ παιδὸς ἥλατο κατὰ βυθοῦ. καὶ Λευκοθέα μὲν αὐτὴν καλεῖται, Παλαίμων δὲ ὁ παῖς, οὕτως ὀνομασθέντες ὑπὸ τῶν πλεόντων· τοῖς χειμαζομένοις γὰρ βοηθοῦσιν. ἐτέθη δὲ ἐπὶ Μελικέρτῃ <ὁ> ἀγὼν τῶν Ἰσθμίων, Σισύφου θέντος.

Разгневанная этим Гера поразила Афаманта и Ино безумием, и Афамант убил своего старшего сына Леарха, приняв его за оленя, а себя вообразив охотником. Ино же бросила Меликерта в сосуд с кипящей водой и затем, подняв труп ребёнка на руки, кинулась в морскую пучину. Там, в глубинах моря, приняла она имя Левкотеи, а ребенок её — имя Палемона, получив эти имена от моряков, которым они стали оказывать помощь, когда поднималась буря. В честь Меликерта Сизифом были учреждены Истмийские игры.

Διόνυσον δὲ Ζεὺς εἰς ἔριφον ἀλλάξας τὸν Ἥρας θυμὸν ἔκλεψε, καὶ λαβὼν αὐτὸν Ἑρμῆς πρὸς νύμφας ἐκόμισεν ἐν Νύσῃ κατοικούσας τῆς Ἀσίας, ἃς ὕστερον Ζεὺς καταστερίσας ὠνόμασεν {{{Ὑ}}} άδας.

Диониса же Зевс превратил в козлёнка, чтобы спасти его от гнева Геры. Гермес, взяв его на руки, отнёс к нимфам, которые живут в Нисе, находящейся в Азии: позднее Зевс поместил этих нимф среди звёзд, назвав их Гиадами.

(Аполлодор. Мифологическая библиотека, 3.4.3)

Διόνυσος δὲ εὑρετὴς ἀμπέλου γενόμενος, Ἥρας μανίαν αὐτῷ ἐμβαλούσης περιπλανᾶται Αἴγυπτόν τε καὶ Συρίαν. καὶ τὸ μὲν πρῶτον Πρωτεὺς αὐτὸν ὑποδέχεται βασιλεὺς Αἰγυπτίων, αὖθις δὲ εἰς Κύβελα τῆς Φρυγίας ἀφικνεῖται, κἀκεῖ καθαρθεὶς ὑπὸ Ῥέας καὶ τὰς τελετὰς ἐκμαθών, καὶ λαβὼν παρ᾽ ἐκείνης τὴν στολήν, [ἐπὶ Ἰνδοὺς] διὰ τῆς Θράκης ἠπείγετο. Λυκοῦργος δὲ παῖς Δρύαντος, Ἠδωνῶν βασιλεύων, οἳ Στρυμόνα ποταμὸν παροικοῦσι, πρῶτος ὑβρίσας ἐξέβαλεν αὐτόν. καὶ Διόνυσος μὲν εἰς θάλασσαν πρὸς Θέτιν τὴν Νηρέως κατέφυγε, Βάκχαι δὲ ἐγένοντο αἰχμάλωτοι καὶ τὸ συνεπόμενον Σατύρων πλῆθος αὐτῷ. αὖθις δὲ αἱ Βάκχαι ἐλύθησαν ἐξαίφνης, Λυκούργῳ δὲ μανίαν ἐνεποίησε Διόνυσος. ὁ δὲ μεμηνὼς Δρύαντα τὸν παῖδα, ἀμπέλου νομίζων κλῆμα κόπτειν, πελέκει πλήξας ἀπέκτεινε, καὶ ἀκρωτηριάσας αὐτὸν ἐσωφρόνησε. τῆς δὲ γῆς ἀκάρπου μενούσης, ἔχρησεν ὁ θεὸς καρποφορήσειν αὐτήν, ἂν θανατωθῇ Λυκοῦργος. Ἠδωνοὶ δὲ ἀκούσαντες εἰς τὸ Παγγαῖον αὐτὸν ἀπαγαγόντες ὄρος ἔδησαν, κἀκεῖ κατὰ Διονύσου βούλησιν ὑπὸ ἵππων διαφθαρεὶς ἀπέθανε.

Дионис же нашёл виноградную лозу. После того как Гера вселила в него безумие, он стал бродить по землям Египта и Сирии. Вначале ему оказал гостеприимство Протей, царь египтян, затем он направился к Кибеле, находящейся во Фригии. Там, исцелённый Реей, постигнув таинства и получив от Реи столу, он направился через Фракию к индам. Ликург же, сын Дриаса, который был царём эдонов, живущих по берегам реки Стримона, первым оскорбил Диониса, изгнав его из своей страны. Дионис нашёл прибежище в море у Фетиды, дочери Нерея, вакханки же были захвачены в плен вместе со следовавшей за Дионисом толпой Сатиров. Но затем вакханки были внезапно освобождены, в Ликурга же Дионис вселил безумие. Став безумным, он убил топором своего сына Дриаса, полагая при этом, что подрезает виноградную лозу. После того как Ликург обрубил конечности убитого сына, к нему вернулся рассудок. Так как земля перестала приносить плоды, бог возвестил, что она лишь тогда станет плодоносной, когда будет умерщвлён Ликург. Выслушав это предсказание, эдоны отвели Ликурга к горе Пангею и там связали. По желанию Диониса он был там брошен на растерзание лошадям и погиб.

διελθὼν δὲ Θρᾴκην [καὶ τὴν Ἰνδικὴν ἅπασαν, στήλας ἐκεῖ στήσας] ἧκεν εἰς Θήβας, καὶ τὰς γυναῖκας ἠνάγκασε καταλιπούσας τὰς οἰκίας βακχεύειν ἐν τῷ Κιθαιρῶνι. Πενθεὺς δὲ γεννηθεὶς ἐξ Ἀγαυῆς Ἐχίονι, παρὰ Κάδμου εἰληφὼς τὴν βασιλείαν, διεκώλυε ταῦτα γίνεσθαι, καὶ παραγενόμενος εἰς Κιθαιρῶνα τῶν Βακχῶν κατάσκοπος ὑπὸ τῆς μητρὸς Ἀγαυῆς κατὰ μανίαν ἐμελίσθη· ἐνόμισε γὰρ αὐτὸν θηρίον εἶναι. δείξας δὲ Θηβαίοις ὅτι θεός ἐστιν, ἧκεν εἰς Ἄργος, κἀκεῖ πάλιν οὐ τιμώντων αὐτὸν ἐξέμηνε τὰς γυναῖκας. αἱ δὲ ἐν τοῖς ὄρεσι τοὺς ἐπιμαστιδίους ἔχουσαι παῖδας τὰς σάρκας αὐτῶν ἐσιτοῦντο.

Пройдя через Фракию и всю Индийскую землю и поставив там стелы, Дионис пришёл в Фивы. Там он заставил женщин покинуть свои жилища и предаться вакхическому служению на склонах горы Киферона. Унаследовавший от Кадма царскую власть Пентей, которого Агава родила своему мужу Эхиону, хотел запретить эти вакхические неистовства и отправился на Киферон, чтобы застигнуть там вакханок. Но его мать Агава в припадке неистового безумия приняла его за животное и растерзала на части.

Доказав фиванцам, что он действительно бог, Дионис прибыл в Аргос: так как там его тоже не стали почитать, он поверг женщин в безумие. Они бежали в горы с грудными младенцами на руках и стали пожирать их мясо.

βουλόμενος δὲ ἀπὸ τῆς Ἰκαρίας εἰς Νάξον διακομισθῆναι, Τυρρηνῶν λῃστρικὴν ἐμισθώσατο τριήρη. οἱ δὲ αὐτὸν ἐνθέμενοι Νάξον μὲν παρέπλεον, ἠπείγοντο δὲ εἰς τὴν Ἀσίαν ἀπεμπολήσοντες. ὁ δὲ τὸν μὲν ἱστὸν καὶ τὰς κώπας ἐποίησεν ὄφεις, τὸ δὲ σκάφος ἔπλησε κισσοῦ καὶ βοῆς αὐλῶν· οἱ δὲ ἐμμανεῖς γενόμενοι κατὰ τῆς θαλάττης ἔφυγον καὶ ἐγένοντο δελφῖνες. ὣς δὲ αὐτὸν θεὸν ἄνθρωποι ἐτίμων, ὁ δὲ ἀναγαγὼν ἐξ Ἅιδου τὴν μητέρα, καὶ προσαγορεύσας Θυώνην, μετ᾽ αὐτῆς εἰς οὐρανὸν ἀνῆλθεν.

Желая переправиться с острова Икарии на остров Наксос, Дионис нанял триеру, принадлежавшую тирренским пиратам. Они приняли его на борт, но проплыли мимо Наксоса и взяли курс на Азию, желая продать его там в рабство. Но Дионис превратил мачты и вёсла в змей, наполнив корабль ветвями плюща и пением флейт. Пираты, охваченные безумием, попрыгали все в море и превратились в дельфинов. Так люди признали в Дионисе бога и стали его почитать. Дионис же направился в Аид и вывел оттуда свою мать, назвав ее Тионой. Вместе с ней он поднялся на небо.

(Аполлодор. Мифологическая библиотека, 3.5.1—3)

Существенные изменения в религии Диониса происходят в VII — VI вв. до н. э. Древнейшее упоминание о дифирамбе дошло до нас в одном из фрагментов Архилоха (ок. 690—640 гг. до н.э.), который хвастается своей способностью сложить гимн в честь Диониса. Тому же поэту предание приписывает изобретение дионисийских фаллических шествий.

Ок. 657 г. до н.э. тиран Кипсел свергает в Коринфе власть аристократического рода Бакхиадов, возводившего себя к Дионису. Аристократическая форма дионисийской религии сменяется её народной разновидностью. Придворный поэт сына Кипсела Периандра Арион изобретает классическую форму дифирамба. Примерно с 600 г. до н.э. в коринфской вазовой росписи широко распространяются дионисийские сцены.

Сходные процессы происходят и в других греческих городах, включая Афины, где в век тиранов появляются Великие Дионисии, трагедии Феспида и сатировские драмы Пратина. Древнейшим афинским праздником в честь Диониса были Анфестерии, которые праздновались также ионийцами, что свидетельствует об их возникновении ещё до ионийской миграции.

Самое раннее надписанное изображение Диониса присутствует на чернофигурном диносе (сосуде для вина) афинского мастера Софила (ок. 570 г. до н.э.). Роспись на сосуде представляет прибытие богов на свадьбу Пелея и Фетиды. В числе гостей — Дионис, за которым следуют Геба и кентавр Хирон. Ранние изображения всегда представляют Диониса зрелым бородатым мужем. Его изображения в виде безбородого юноши появляются только в V в. до н.э.

Дионисийский фиас с менадами и сатирами приобретает свою классическую форму в искусстве ок. 530—520 гг. до н. э. Древнейшее упоминание вакхантов и менад содержится у Гераклита (ок. 500 г. до н.э.), который грозит наказанием «бродящим в ночи, магам, вакхантам, менадам, мистам» (νυκτιπόλοις, μάγοις, βάκχοις, λήναις, μύσταις) за то, что «нечестиво они посвящаются в то, что считается таинствами у людей» (τὰ γὰρ νομιζόμενα κατ᾽ ἀνθρώπους μυστήρια ἀνιερωστὶ μυεῦεται) (М 87).

Вакхические празднества справляются ежегодно (Агрионии или Ленеи) или раз в два года (триетерии). Объединяясь в сообщества, женщины-менады удаляются из городов в горы, где предаются дионисийскому неистовству, которое ярко описывает Еврипид:

ὦ μάκαρ, ὅστις εὐδαίμων

τελετὰς θεῶν εἰδὼς

βιοτὰν ἁγιστεύει καὶ

θιασεύεται ψυχὰν

ἐν ὄρεσσι βακχεύων

ὁσίοις καθαρμοῖσιν

О блажен, кто, счастливый,

Таинства богов знающий,

Ведёт святую жизнь и

Посвящает душу,

В горах вакхически неистовствуя

Среди святых очищений…

(Вакханки, 73—77)

Неистовство (βακχεία) включает причащение сырой плотью жертвенного животного, по всей видимости, отождествляемого с Дионисом:

ἡδὺς ἐν ὄρεσιν, ὅταν ἐκ θιάσων δρομαί-

ων πέσῃ πεδόσε, νε-

βρίδος ἔχων ἱερὸν ἐνδυτόν, ἀγρεύων

αἷμα τραγοκτόνον, ὠμοφάγον χάριν, ἱέμε-

νος ἐς ὄρεα Φρύγια, Λύδι᾽, ὁ δ᾽ ἔξαρχος Βρόμιος,

εὐοἷ.

ῥεῖ δὲ γάλακτι πέδον, ῥεῖ δ᾽ οἴνῳ, ῥεῖ δὲ μελισσᾶν

νέκταρι.

Сладко в горах, бежав из фиасов, упасть на землю,

Облачённой в священную небриду, охотясь

За кровью убитого козлёнка, радостью сырого мяса,

Стремясь во Фригийские, Лидийские горы, вождь Бромий,

Эвое!

А земля течёт молоком, течёт вином,

Течёт пчелиным нектаром.

(Вакханки, 135—143)

По всей видимости, в критском дионисизме Дионис приносился в жертву и вкушался посвящёнными в образе быка. Древнейшим свидетельством об этом является речь миста в «Критянах» Еврипида (480-е — 406 до н.э.):

Ἁγνὸν δὲ βίον τείνομεν ἐξ οὗ

Διὸς Ἰδαίου μύστης γενόμην

καὶ νυκτιπόλου Ζαγρέως βούτης

τὰς ὠμοφάγους δαῖτας τελέσας,

Μητρί τ᾿ ὀρείᾳ δᾷδας ἀνασχὼν

μετὰ Κουρήτων

βάκχος ἐκλήθην ὁσιωθείς.

πάλλευκα δ᾿ ἔχων εἵματα φεύγω

γένεσίν τε βροτῶν καὶ νεκροθήκας

οὐ χριμπτόμενος, τήν τ᾿ἐμψύχων

βρῶσιν ἐδεστῶν πεφύλαγμαι.

Святую жизнь я веду с тех пор,

Как стал таинником Идейского Зевса

И пастухом бродящего ночью Загрея,

Как, совершив обряды вкушения сырого мяса

И воздев ввысь светочи Горной Матери

Вместе с Куретами,

Был назван вакхом и посвящён.

Одетый во всё белое, я бегу

Рождения смертных, к кладбищам

Не приближаюсь и животной

Пищи вкушения берегусь.

(Фр. 472)

В «Вакханках» Еврипида Дионис является в образе жертвенного быка Пенфею, намеревающемуся принести жертву на Кифероне (Вакх. 796—797):

Πενθεύς

καὶ μὴν ὁρᾶν μοι δύο μὲν ἡλίους δοκῶ,

δισσὰς δὲ Θήβας καὶ πόλισμ᾽ ἑπτάστομον·

καὶ ταῦρος ἡμῖν πρόσθεν ἡγεῖσθαι δοκεῖς

καὶ σῷ κέρατα κρατὶ προσπεφυκέναι.

ἀλλ᾽ ἦ ποτ᾽ ἦσθα θήρ; τεταύρωσαι γὰρ οὖν.

Διόνυσος

ὁ θεὸς ὁμαρτεῖ, πρόσθεν ὢν οὐκ εὐμενής,

ἔνσπονδος ἡμῖν· νῦν δ᾽ ὁρᾷς ἃ χρή σ᾽ ὁρᾶν.

Пенфей

Мне кажется, что я вижу два солнца

И вдвойне Фивы — семивратный город.

Ты, ведущий меня вперёд, кажешься мне быком,

И у тебя на голове выросли рога.

Но был ли ты зверем прежде? Теперь ты верно стал быком.

Дионис

Бог, хотя он прежде не был благосклонен,

Сопутствует нам как союзник. Ныне ты видишь то, что тебе надлежит видеть.

(Вакханки, 918—924)

В конечном счёте жертвенным животным оказывается сам Пенфей, в определённом смысле отожествляемый с Дионисом. Агава первой начинает его растерзание: «И вот всех прежде мать его, как жрица, / Бросается на жертву» (πρώτη δὲ μήτηρ ἦρξεν ἱερέα φόνου / καὶ προσπίτνει νιν) (Вакх. 1113—1114). Кадм позднее говорит дочери: «и славную богам повергла жертву ты» (καλὸν τὸ θῦμα καταβαλοῦσα δαίμοσιν) (Вакх. 1246) (перевод Иннокентия Анненского). Пенфей растерзывается, повторяя судьбу первого Диониса и его пророка Орфея.

В дельфийском дионисизме быку соответствовал козлёнок. Именование Диониса козлёнком засвидетельствано множеством источников, в т. ч. Гесихием (Hesych., s.v. Ἔριφος ὁ Διόνυσος). Согласно Аполлодору, Гера поразила безумием кормильцев Диониса Ино и Афаманта, самого же «Диониса Зевс превратил в козлёнка, чтобы спасти его от гнева Геры» (Διόνυσον δὲ Ζεὺς εἰς ἔριφον ἀλλάξας τὸν Ἥρας θυμὸν ἔκλεψε) (Мифологическая библиотека, 3.4.3). Боги, бежавшие от Тифона в Египет, принимали облик животных, среди них «Делий вороном стал, козлом Семелой рождённый» (Delius in corvo, proles Semeleia capro) (Овидий. Метаморфозы, 5.32.9), и т. д.

Сохранился культовый календарь аттического дема Эрхия первой половины IV в. до н. э. Он представляет собой мраморную стелу, на которой высечены списки жертвоприношений богам в определённые даты. Так, в 16-й день месяца Элафеболион (конец марта — начало апреля) в жертву Дионису приносились козлята, которые затем передавались женщинам (αἶξ παραδό: γυν | <α> ιξί). Жертвенное мясо, по всей видимости, поедалось.

Этот обряд, вероятно, был связан с ритуальной практикой Дельф (Δελφοί <ПИЕ *g {{{ʷ}}} e {l} bʰu- утроба, чрево> индоар. gárbha- и т.д.), бывших религиозной столицей эллинства, его своего рода Ватиканом. Об этой практике рассказывает Плутарх, служивший жрецом в дельфийском храме Аполлона:

Ὁμολογεῖ δὲ καὶ τὰ Τιτανικὰ καὶ Νυκτέλια τοῖς λεγομένοις Ὀσίριδος διασπασμοῖς καὶ ταῖς ἀναβιώσεσι καὶ παλιγγενεσίαις· ὁμοίως δὲ καὶ τὰ περὶ τὰς ταφάς. Αἰγύπτιοί τε γὰρ Ὀσίριδος πολλαχοῦ θήκας, ὥσπερ εἴρηται, δεικνύουσι, καὶ Δελφοὶ τὰ τοῦ Διονύσου λείψανα παρ» αὐτοῖς παρὰ τὸ χρηστήριον ἀποκεῖσθαι νομίζουσι, καὶ θύουσιν οἱ ὅσιοι θυσίαν ἀπόρρητον ἐν τῷ ἱερῷ τοῦ Ἀπόλλωνος, ὅταν αἱ Θυιάδες ἐγείρωσι τὸν Λικνίτην.

Также предания о титанах и ночные празднества в честь Диониса соответствуют рассказам о растерзании, воскресении и возрождении Осириса. То же самое и с гробницами. Египтяне, как я рассказывал, показывают могилы Осириса повсюду, а дельфийцы считают, что останки Диониса хранятся у них, позади прорицалища; и «чистые» приносят тайную жертву в святилище Аполлона, когда вдохновенные жрицы пробуждают Ликнита (перевод Н. Н. Трухиной).

(Об Исиде и Осирисе, 35)

«Тайная жертва» в месте, считавшемся гробницей растерзанного Титанами Диониса-Загрея, по-видимому, включала его принесение в жертву в виде козлёнка с вкушением его плоти, прообразом чего было вкушение плоти Диониса Титанами, и его последующее воскрешение жрицами-вакханками (Θυιάδες) под именем Ликнита (от λίκνον — веялка, колыбель Диониса).

В исступлении участник дионисийского празднества выходил за пределы собственной личности и отождествлялся с Дионисом, обоживаясь и сам становясь вакхом: «Какую цель и смысл имели „оргии“ Диониса? Ответ даёт их конечный результат. То был — ἔκστασις, экстаз. Древнейший смысл этого слова, как истолковывали сами древние, есть выхождение души из тела. Врач Гален определяет экстаз как ὀλιγοχρόνιος μανία [кратковременное безумие]. Но это безумие есть ἱερομανία [священное безумие] — состояние, в котором душа непосредственно общается с богом. В этом состоянии человек находится под наитием божества, он есть ἔνθεος [бога вместивший], непосредственно соединяется с божеством и живёт с ним и в нём. По определению Платона, люди в состоянии экстаза воспринимают в себя существо бога, поскольку возможно человеку общаться с ним. Схолиаст к Еврипиду даёт такое определение: „ἔνθεοι называются потерявшие разум под воздействием некоего видения, одержимые богом, который послал видение, и совершающие то, что подобает именно этому богу“. В экстазе человек выходит из своей ограниченности, для него нет времени и пространства, он созерцает грядущее как настоящее».

Хотя богом пророчества у греков по преимуществу был Аполлон, этому искусству не был чужд и Дионис. В «Вакханках» Еврипида Тиресий говорит Пенфею о Дионисе как источнике прорицаний:

μάντις δ᾿ ὁ δαίμων ὅδε· τὸ γὰρ βακχεύσιμον

καὶ τὸ μανιῶδες μαντικὴν πολλὴν ἔχει·

ὅταν γὰρ ὁ θεὸς ἐς τὸ σῶμ᾿ ἔλθῃ πολύς,

λέγειν τὸ μέλλον τοὺς μεμηνότας ποιεῖ.

Этот бог — прорицатель; вакхическая восторженность

И безумие наделяют силой прорицания;

Когда этот бог мощно входит в кого-то,

Он заставляет обезумевших предсказывать грядущее.

(Вакханки, 298—301)

Греческое слово προφήτης вошло в другие европейские языки как заимствование через посредство лат. propheta (prophetes) или как семантическая калька (рус. пророк) в значении пророк, т.е. предсказатель будущего, однако данное значение не является у него первоначальным.

Слово προφήτης образовано из корня -φήτης «говорящий» <φημί «говорить» (ПИЕ *b {{{ʰ}}} eh₂-> рус. баять, байка, басня и пр.) и приставка προ- «прежде» или «перед», поэтому оно может означать «тот, кто говорит прежде, т.е. предсказывает будущее» или «тот, кто говорит перед, т.е. объявляет (волю богов)». В греческом языке имеется глагол πρόφημι «предсказывать», однако он появляется на семь столетий позже, чем существительное προφήτης, и поэтому не может быть его источником. Кроме того, анализ других композитов с приставкой προ- показывает, что значение «прежде» не является у неё самым ранним и появляется позже, чем слово προφήτης.

Таким образом, словом προφήτης назывался человек, объявлявший или толковавший волю, человек же, через которого непосредственно говорило божество, т.е. пророк в собственном смысле слова, назывался μάντις. Так, в Дельфийском прорицалище пифия была μάντις, а толковавший её слова жрец был προφήτης. Подробно о различии этих понятий говорит Платон в «Тимее»: «То, что бог уделил пророческий дар (μαντικὴν) человеческому умопомрачению, может быть бесспорно доказано: никто, находясь в своем уме, не бывает причастен боговдохновенному и истинному пророчеству (μαντικῆς), но лишь тогда, когда мыслительная способность связана сном, недугом либо неким приступом одержимости (ἐνθουσιασμὸν). Напротив, дело неповреждённого в уме человека — припомнить и восстановить то, что изрекла во сне либо наяву эта пророческая (μαντικῆς) и вдохновленная (ἐνθουσιαστικῆς) природа, расчленить все видения с помощью мысли и уразуметь, что же они знаменуют — зло или добро — и относятся ли они к будущим, к минувшим или к настоящим временам. Не тому же, кто обезумел (μανέντος) и ещё пребывает в безумии (μένοντος), судить о собственных видениях и речениях! Правду говорит старая пословица, что лишь рассудительный в силах понять сам себя и то, что он делает. Отсюда и возник обычай, чтобы обо всех боговдохновенных прорицаниях (ἐνθέοις μαντείαις) изрекало свой суд приставленное к тому племя истолкователей (προφητῶν); правда, их и самих подчас называют пророками (μάντεις), но только по неведению, ибо они лишь разгадывают таинственные речения и видения, а потому должны быть по всей справедливости названы никак не пророками (μάντεις), но толкователями (προφῆται) при тех, кто прорицает (μαντευομένων)» (Тимей, 71e-72b) (перевод С. С. Аверинцева).

Слово μάντις (*men-ti-), родственное μαίνομαι «неистовствовать» и μαινάς (р.п. μαινάδος) «неистовая; менада», образовано от μένος «желание; сила; гнев» (<ПИЕ ср. р. *men-s-), восходящего к ПИЕ *men- «думать; помнить» (> рус. мнить и т.д.).

Постепенно дионисийские таинства утрачивают полисный характер и всё более перемещаются в сферу личного благочестия. Появляются частные таинства, более не привязанные к определённому святилищу или жреческому роду. Они отправляются странствующими жрецами, посвящающими как женщин, так и мужчин. В такой форме дионисийская религия становится одним из источников орфизма.

По всей видимости, именно опыт дионисийского исступления (ἔκστασις) проложил путь орфическому учению о душе как подлинном «я» человека, бессмертной божественной сущности, заключённой в темницу или могилу смертной плоти и способной исходить из одного тела и вновь вселяться в другое.

08. Орфей

Самым ранним определённым свидетельством об Орфее является фриз из сокровищницы сикионцев в Дельфах, датирующийся первой половиной VI в. до н. э. Он представляет собой иллюстрацию мифа об Аргонавтах. Слева на фризе изображены на фоне корабля два всадника, очевидно, Диоскуры, справа — два музыканта с кифарами в руках. Слева от правой фигуры музыканта имеется вертикальная надпись ΟΡΦΑΣ (Орфей). Слева от него предположительно изображён Филаммон.

Древнейшим определённым упоминанием об Орфее в греческой литературе является фраза ὀνομακλυτὸν Ὀρφήν («славоимённого Орфея») из поэта Ивика (Diel fr. 17), которую ок. 500 г. н.э. цитирует латинский грамматик Прискиан как пример дорийской формы имени Орфея. Об Ивике известно, что он жил при дворе самосского тирана Поликрата (533—522 до н.э.). Из этих двух самых ранних свидетельств об Орфее можно заключить, что в VI в. до н.э. он был знаменит и считался участником похода Аргонавтов.

Древнейшим литературным памятником, говорящим об Орфее как участнике похода Аргонавтов, является 4-я Пифийская ода Пиндара («Аргонавты») (ок. 462 г. до н.э.). Пиндар сообщает, что на призыв Ясона откликнулись десять героев, в числе которых был Орфей:

ἐξ Ἀπόλλωνος δὲ φορμικτὰς ἀοιδᾶν πατὴρ

ἔμολεν, εὐαίνητος, Ὀρφεύς.

От Аполлона же — лирник, отец песен

Пришёл — достохвальный Орфей.

(4 Пиф. 176—177)

Для остальных девяти героев Пиндар называет их божественных отцов, поэтому непонятно, какими он считает отношения между Аполлоном и Орфеем. Этот вопрос был неясен уже для схолиаста (Schol. Pind. Pyth. Iv, 176 Drachmann = Kern test. 58). Обычно Орфей считался сыном фракийского речного бога Эагра и Музы Каллиопы (Kern test. 22—26). Схолиаст указывает, что другие авторы и сам Пиндар в другом месте называют Орфея сыном Эагра. Согласно Аммонию, Орфей — «от Аполлона», потому что Аполлон — отец игры на кифаре. Однако есть и авторы (Асклепиад и пр.), утверждающие, что Орфей был буквально сыном Аполлона.

В трагедии Еврипида «Ипсипила» (кон. V в. до н.э.) рассказывалось о том, что царица Лемноса Испипила родила двух сыновей от Ясона, останавливавшегося на Лемносе по пути в Колхиду. На обратном пути он увёз своих сыновей в Иолк. После смерти Ясона Орфей стал учителем мальчиков и забрал их с собой во Фракию. От трагедии сохранились только отрывки на папирусе, в которых имя Орфея упоминается два раза. В первом отрывке описывается путь Аргонавтов:

μέσωι δὲ παρ» ἱστῶι

Ἀσιὰς ἔλεγον ἰήϊον

Θρῆισσ᾿ ἐβόα κίθαρις Ὀρφέως

μακροπόλων πιτύλων

ἐρέτηισι κελεύσματα μελπομένα,

τότε μὲν ταχύπλοον

τότε δ᾿ εἰλατίνας ἀνάπαυμα πλάτας.

…Возле средней мачты

Скорбную азийскую песнь

Пела фракийская кифара Орфея,

Всплескам длинных вёсел

Повеления напевая, то ускорить

Плавание, то дать отдых еловой лопасти.

(перевод А. В. Лебедева)

(Фр. 1, 3, 8—14 Italie = Kern test. 78)

Второй отрывок представляет обращение сына Ясона Евнея к своей матери Ипсипиле:

ἐπεὶ δ᾿ Ἰάσων ἔθαν᾿ ἐμός, μῆτερ, πατήρ

Ὀρφεύς με καὶ τόνδ᾿ ἤγαγ᾿ εἰς Θρήικης τόπον.

μοῦσάν με κιθάρας Ἀσιάδος διδάσκεται·

τοῦτ <ο> ν δ᾿ ἐς Ἄρεως ὅπλ᾿ ἐκόσμησεν μάχης.

Когда же, мать, умер мой отец Ясон,

Орфей взял меня и его (т.е. брата) во Фракийскую землю.

Меня он научил музыке азийской кифары,

Для него же устроил оружие Ареевой битвы.

(Фр. 64, 2, 93—102 Italie = Kern test. 79)

Имеются также две схолии к «Аргонавтике» Аполлония Родосского, упоминающие Орфея:

Ἡρόδωρος δύό εἶναι Ὀρφεῖς φησιν, ὧν τὸν ἕτερον συμπλεῦσαι τοῖς Ἀργοναύταις. Φερεκύδης, ἐν τῇι ς΄ Φιλάμμονά φησι καὶ οὐκ Ὀρφέα συμπεπλευκέναι. ἔστι δέ, ὡς Ἀσκληπιάδης, Ἀπόλλωνος καὶ Καλλιόπης· ἔνιοι δὲ ἀπὸ Οἰάγρου καὶ Πολυμνίας. ζητεῖται δέ, διὰ τί Ὀρφεύς ἀσθενὴς ὤν συνέπλει τοῖς ἥρωσιν. ὅτι μάντις ὢν ὁ Χείρων ἔχρησε δύνασθαι κατὰ τὰς Σειρῆνας παρελθεῖν αὐτοὺς Ὀρφέως συμπλέοντος.

Геродор говорит, что было два Орфея, один из которых плавал вместе с Аргонавтами. Ферекид [Афинский] в 6-й книге говорит, что с ними плавал Филаммон, а не Орфей. Как говорит Асклепиад, он сын Аполлона и Каллиопы, другие же говорят, что Эагра и Полимнии. Почему Орфей, будучи слабым, плавал вместе с героями? — Хирон, будучи прорицателем, предсказал, что они смогут пройти мимо Сирен, если с ними поплывёт Орфей.

(Schol. Apollon. I, 23 Wendel = Kern test. 5)

Πιερία ὄρος Θράικης, ἐν ἧι διέτριβεν Ὀρφεύς, φησὶ δὲ Ἡρόδωρος, ὅτι παρήινησεν ὁ Χείρων τῶι Ἰάσονι, ὅπως τὸν Ὀρφέα σὺν τοῖς Ἀργοναύταις παραλάβηι.

Пиерия — это гора во Фракии, где жил Орфей. Геродор говорит, что Хирон убеждал Ясона, чтобы тот взял Орфея с Аргонавтами.

(Schol. Apollon. I, 31—34a Wendel = Kern test. 5)

Древнейшее упоминание о смерти Орфея восходит к трагедии Эсхила «Бассариды», поставленной между 466 и 459 гг. до н. э. Согласно греческим авторам, словом βασσάρα, означающим по-фракийски «лисица», назывались фракийские менады.

Трагедия Эсхила не сохранилась, но на неё ссылаются «Катастеризмы» Псевдо-Эратосфена (24 = Kern test. 113), рассказывающие, что Лира занимает девятое место среди звёзд и принадлежит Музам. Она была изобретена Гермесом, а от него перешла к Аполлону, который передал её Орфею, сыну Музы Каллиопы. Орфей усовершенствовал лиру и мог с её помощью очаровывать даже зверей и камни, однако:

τὸν μὲν Διόνυσον οὐκ ἐτίμα (ὑφ» οὗ ἦν δεδοξασμένος add. cod. R), τὸν δὲ Ἥλιον μέγιστον τῶν θεῶν ἐνόμισεν, ὃν καὶ Ἀπόλλωνα προσηγόρευσεν· ἐπεγειρόμενός τε τῆς νυκτὸς κατὰ τὴν ἑωθινὴν ἐπὶ τὸ ὄρος τὸ καλούμενον Πάγγαιον <ἀνιὼν add. Wilam., ἰὼν Heyn.> προσέμενε τὰς ἀνατολάς, ἵνα ἴδηι τὸν Ἥλιον, πρῶτον· ὅθεν ὁ Διόνυσος ὀργισθεὶς αὐτῶι ἔπεμψε τὰς Βασσαρίδας, ὥς φησιν Αἰσχύλος ὁ τῶν τραγωιδιῶν ποιητής· αἵ διέσπασαν αὐτὸν καὶ τὰ μέλη ἔρριψαν χωρὶς ἕκαστον· αἱ δὲ Μοῦσαι συναγαγοῦσαι ἔθαψαν ἐπὶ τοῖς λεγομένοις Λειβήθροις. τὴν δὲ λύραν οὐκ ἔχουσαι ὅτωι δώσειν τὸν Δία ἠξίωσαν καταστερίσαι, ὅπως ἐκείνου τε καὶ αὐτῶν μνημόσυνον τεθῆι ἐν τοῖς ἄστροις· τοῦ δ» ἐπινεύσαντος οὕτως ἐτέθη·

Он не чтил Диониса (которым был прославлен add. cod. R), Гелиоса же считал величайшим из богов и называл Аполлоном. Пробуждаясь ночью перед рассветом, он шёл на гору, именуемую Пангеем, и ждал восхода, чтобы первым увидеть Гелиоса. По этой причине разгневавшийся на него Дионис послал Бассарид, как говорит трагический поэт Эсхил, которые растерзали его и разбросали части его тела. Музы же, собрав, похоронили их в месте, именуемом Либетрами. Не имея никого, кому отдать лиру, они сочли достойным Зевсу сделать её созвездием, чтобы память о нём и о них была помещена среди звёзд. Зевс выразил своё согласие, и так она была помещена.

(Катастеризмы, 24 = Kern test. 113)

Из этого рассказа к Эсхилу определённо восходит только сообщение о растерзании Орфея Бассаридами — очевидно, по причине гнева на него Диониса.

Дважды о смерти Орфея упоминает Платон. В «Пире» он сообщает, что Орфея боги «спровадили из Аида ни с чем и показали ему лишь призрак жены, за которой тот явился, но не выдали её самой, сочтя, что он, как кифаред, слишком изнежен, если не отважился, как Алкестида, из-за любви умереть, а умудрился пробраться в Аид живым. Поэтому боги и наказали его, сделав так, что он погиб от рук женщин…» (Ὀρφέα δὲ τὸν Οἰάγρου ἀτελῆ ἀπέπεμψαν ἐξ Ἅιδου, φάσμα δείξαντες τῆς γυναικὸς ἐφ» ἣν ἧκεν, αὐτὴν δὲ οὐ δόντες, ὅτι μαλθακίζεσθαι ἐδόκει, ἅτε ὢν κιθαρῳδός, καὶ οὐ τολμᾶν ἕνεκα τοῦ ἔρωτος ἀποθνῄσκειν ὥσπερ Ἄλκηστις, ἀλλὰ διαμηχανᾶσθαι ζῶν εἰσιέναι εἰς Ἅιδου. τοιγάρτοι διὰ ταῦτα δίκην αὐτῷ ἐπέθεσαν, καὶ ἐποίησαν τὸν θάνατον αὐτοῦ ὑπὸ γυναικῶν γενέσθαι) (Пир, 179d) (перевод С. К. Апта). В «Государстве» Эр наблюдает, как «душа бывшего Орфея выбрала жизнь лебедя из-за ненависти к женскому полу: так как от них он претерпел смерть, его душа не пожелала родиться от женщины» (ἰδεῖν μὲν γὰρ ψυχὴν ἔφη τήν ποτε Ὀρφέως γενομένην κύκνου βίον αἱρουμένην, μίσει τοῦ γυναικείου γένους διὰ τὸν ὑπ» ἐκείνων θάνατον οὐκ ἐθέλουσαν ἐν γυναικὶ γεννηθεῖσαν γενέσθαι) (Государство, 10.620a) (перевод А. Н. Егунова).

Исократ (436—338 до н.э.) в своей речи «Бусирис» (11.38—39), очевидно, имея в виду Рапсодическую теогонию орфиков, заявляет: « [Поэты] наговорили о самих богах таких россказней, каких и о врагах никто не посмел бы рассказывать. Они возвели на них хулу не только в воровстве, прелюбодеяниях и холопстве у людей, но и наплели небылиц, будто они пожирали детей, оскопляли отцов, заключали в оковы матерей и совершали множество других беззаконий. За это они не понесли достойного наказания, но и безнаказными не ускользнули… Орфей, который больше всех подвизался в этих россказнях, скончал жизнь растерзанный на части (Ὀρφεὺς δ᾽ ὁ μάλιστα τούτων τῶν λόγων ἁψάμενος, διασπασθεὶς τὸν βίον ἐτελεύτησεν)» (DK 1 A 14b) (перевод А. В. Лебедева).

Общим для этих четырёх древнейших рассказов о смерти Орфея является то, что он был растерзан — в трёх случаях сообщается, что женщинами, и в одном — что фракийскими. Однако причины указываются разные — непочитание Диониса, трусость или нечестивые рассказы о богах.

Изображения смерти Орфея появляются на греческих вазах примерно с 490 г. до н. э. Их можно разделить на три типа. Первый представляет Орфея сидящим на скале и поющим для окружающих его фракийских мужчин, в то время как издали приближаются женщины. Второй тип изображает Орфея бегущим. Третий представляет сцену убийства женщинами лежащего на земле Орфея. На самых ранних вазах Орфей всегда изображается в греческой одежде, к концу V в. до н.э. появляются его изображения в фракийской одежде, на вазах IV в. до н.э. он всегда одет по-фракийски. Примечательно, что у женщин нет никаких признаков того, что они являются вакханками.

В поэме александрийского поэта Фанокла «Любови, или Красавцы» (Ἔρωτες ἢ Καλοί) (кон. IV — III в. до н.э.) впервые встречается версия о том, что фракийские женщины разгневались на Орфея за то, что после гибели Эвридики он возненавидел женский пол и внушал эту ненависть фракийским мужчинам. Затем на эту версию мифа об Орфее ссылаются Конон (I в. до н.э.), Вергилий, Овидий и Павсаний. Она вполне совместима с изображениями на вазах V — IV вв. до н.э., т.е. могла быть известна уже в классическую эпоху.

Имеется также альтернативная версия смерти Орфея, согласно которой он погиб от молнии Зевса. Впервые она встречается в речи «Одиссей», приписываемой сопернику Исократа Алкидаманту. Речь направлена против Паламеда и утверждает, что изобретения, автором которых считается он, на самом деле были сделаны другими людьми. В частности, письменность изобрёл не он, а Орфей:

γράμματα μὲν δὴ πρῶτος Ὀρφεὺς ἐξήνεγκε, παρὰ Μουσῶν μαθών, ὡς καὶ τὰ ἐπὶ τῶι μνήματι αὐτοῦ δηλοῖ ἐπιγράμματα·

Μουσάων πρόπολον τῆιδ᾿ Ὀρφέα Θρῆικες ἔθηκαν,

ὃν κτάνεν ὑψιμέδων Ζεὺς ψολόεντι βέλει,

Οἰάγρου φίλον υἱόν, ὃς Ἡρακλῆ ἐξεδίδαξεν,

εὑρὼν ἀνθρώποις γράμματα καὶ σοφίην.

Первым буквы ввёл Орфей, узнав их от Муз, как показывает и надпись на его могиле:

Здесь фракийцы погребли Орфея, служителя Муз,

Которого правящий в выси Зевс убил дымным перуном,

Возлюбленного сына Эагра, который обучил Геракла,

Изобретя для людей буквы и премудрость.

(Псевдо-Алкидамант. Одиссей, 24 = Kern test. 123)

В науке господствует мнение, что данная речь приписана Алкидаманту ложно, однако эпитафия, которая в ней цитируется, может восходить к классической эпохе. Другой вариант этой эпитафии приводит Диоген Лаэртский:

τοῦτον δὲ ὁ μὲν μῦθος ὑπὸ γυναικῶν ἀπολέσθαι φησί: τὸ δ᾽ ἐν Δίῳ τῆς Μακεδονίας ἐπίγραμμα, κεραυνωθῆναι αὐτόν, λέγον οὕτως:

Θρήϊκα χρυσολύρην τῇδ᾽ Ὀρφέα Μοῦσαι ἔθαψαν,

ὃν κτάνεν ὑψιμέδων Ζεὺς ψολόεντι βέλει.

Сказание гласит, что Орфей был растерзан женщинами; но в македонском городе Дие есть надпись о том, что он погиб от молнии:

Музами здесь погребён Орфей, златолирный фракиец,

Зевса, владыки небес, дымным перуном сражён.

(перевод М. Л. Гаспарова)

(О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. Вступление, 5)

Павсаний указывает причину гнева Зевса на Орфея: «Есть те, которые говорят, что Орфей нашёл себе кончину, поражённый по воле бога молнией. А поражён он был молнией за речи и откровения, которым, неслыханным прежде людьми, он учил в таинствах и обрядах» (εἰσὶ δὲ οἵ φασι κεραυνωθέντι ὑπὸ τοῦ θεοῦ συμβῆναι τὴν τελευτὴν Ὀρφεῖ: κεραυνωθῆναι δὲ αὐτὸν τῶν λόγων ἕνεκα ὧν ἐδίδασκεν ἐν τοῖς μυστηρίοις οὐ πρότερον ἀκηκοότας ἀνθρώπους) (Описание Эллады, 9.30.5).

Древнейшим свидетельством о связи Орфея с загробным миром является картина Полигнота (сер. V в. до н.э.) с изображением Аида, которая находилась в Дельфах. Её описание оставил Павсаний:

ἀποβλέψαντι δὲ αὖθις ἐς τὰ κάτω τῆς γραφῆς, ἔστιν ἐφεξῆς μετὰ τὸν Πάτροκλον οἷα ἐπὶ λόφου τινὸς Ὀρφεὺς καθεζόμενος, ἐφάπτεται δὲ καὶ τῇ ἀριστερᾷ κιθάρας, τῇ δὲ ἑτέρᾳ χειρὶ ἰτέας ψαύει: κλῶνές εἰσιν ὧν ψαύει, προσανακέκλιται δὲ τῷ δένδρῳ. τὸ δὲ ἄλσος ἔοικεν εἶναι τῆς Περσεφόνης, ἔνθα αἴγειροι καὶ ἰτέαι δόξῃ τῇ Ὁμήρου πεφύκασιν: Ἑλληνικὸν δὲ τὸ σχῆμά ἐστι τῷ Ὀρφεῖ, καὶ οὔτε ἡ ἐσθὴς οὔτε ἐπίθημά ἐστιν ἐπὶ τῇ κεφαλῇ Θρᾴκιον.

Если вновь посмотреть на нижнюю часть картины, то следом за Патроклом нарисован сидящим на каком-то холме Орфей; левой рукой он держит кифару, а другой рукой касается ветвей ивы, к стволу которой он прислонился. Эта роща, должно думать, посвящена Персефоне; в ней, как думает Гомер, растут тополя и ивы. Внешний вид Орфея совершенно греческий; ни его платье, ни головной покров не имеют в себе ничего фракийского.

(Павсаний. Описание Эллады, 10.30.3)

Причина нахождения Орфея в Аиде здесь никак не объясняется. Первым о том, что Орфей спустился в загробный мир, чтобы вывести оттуда свою жену, говорит Еврипид в трагедии «Алкестида», поставленной в Афинах в 438 г. до н. э. В ней царь Адмет обращается к своей жене Алкестиде, пожелавшей сойти в Аид вместо него, со следующими словами:

εἰ δ᾿ Ὀρφέως μοι γλῶσσα καὶ μέλος παρῆν,

ὥστ᾿ ἢ κόρην Δήμητρος ἢ κείνης πόσιν

ὕμνοισι κηλήσαντά σ᾿ ἐξ Ἅιδου λαβεῖν,

κατῆλθον ἄν, καί μ᾿ οὔθ᾿ ὁ Πλούτωνος κύων

οὔθ᾿ οὑπὶ κώπῃ ψυχοπομπὸς ἂν Χάρων

ἔσχ᾿ ἄν, πρὶν ἐς φῶς σὸν καταστῆσαι βίον.

Если бы у меня были язык и песня Орфея,

Чтобы, дочь Деметры или её супруга

Песнями очаровав, взять тебя из Аида,

Я бы спустился, и ни пёс Плутона,

Ни провожатый душ Харон с веслом

Не помешали бы мне вернуть тебя на свет живой.

(Алкестида, 357—362)

Из этих строк можно заключить, что Орфею удалось достичь желаемого. О том, что он действительно сумел вывести свою жену из Аида, говорит и александрийский поэт Гермесианакт в начале III в. до н.э. (Афиней, 13.597В = Kern test. 61), т.е. таким и мог быть первоначальный вариант мифа.

Примерно современным «Алкестиде» или несколько более поздним является знаменитый неапольский рельеф, представляющий три фигуры, надписанные именами Орфея, Эвридики и Гермеса. Орфей изображён во фракийской лисьей шапке и высоких сапогах. В науке господствует мнение, что данная сцена представляет собой окончательное прощание Орфея со своей женой, т.е. является самым ранним свидетельством версии о неудаче его попытки.

Есть предположение, что надписи на неапольском рельефе были добавлены позднее. Древнейшим литературным источником, называющим имя жены Орфея, является уже упоминавшаяся поэма Гермесианакта (нач. III в. до н.э.), согласно которой её звали Агриопа («Дикая лицом» или «Дикая голосом»). Бион в I в. до н.э. называет её Эвридикией (3.124 = Kern test. 62). Однако имя Эвридика написано рядом с фигурой жены Орфея на одной из южноиталийских ваз III в. до н.э. или несколько более раннего времени. При этом на большинстве из подобных ваз Орфей изображается в Аиде без жены.

Согласно уже приводившемуся утверждению Платона, Орфея боги «спровадили из Аида ни с чем и показали ему лишь призрак жены, за которой тот явился, но не выдали её самой, сочтя, что он, как кифаред, слишком изнежен, если не отважился, как Алкестида, из-за любви умереть, а умудрился пробраться в Аид живым. Поэтому боги и наказали его, сделав так, что он погиб от рук женщин…» (Пир, 179d). Подобная версия мифа не встречается ни в каких других источниках.

Исократ (436—338 до н.э.) в своей речи «Бусирис» восклицает: «Или должны ли мы сравнить его (т. е. Бусириса) деяния с деяниями Орфея? Тот (т. е. Орфей) выводил умерших из Аида, этот же раньше срока губил живущих» (ἢ τοῖς Ὀρφέως ἔργοις ὁμοιώσωμεν· ἀλλ᾽ ὁ μὲν ἐξ Ἅιδου τοὺς τεθνεῶτας ἀνῆγεν, ὁ δὲ πρὸ μοίρας τοὺς ζῶντας ἀπώλλυεν) (11.7 = Kern test. 60).

Множественное число τοὺς τεθνεῶτας и имперфект ἀνῆγεν создают впечатление неоднократности действия, но в энкомии такие формы иногда используются для придания общего смысла единичному событию, т. е. Исократ может иметь в виду выведение Орфеем из Аида своей жены, которое он, подобно Еврипиду и Гермесианакту, считает успешным.

Классический вид миф об Орфее и Эвридике получает только у Виргилия и Овидия, которые, возможно, пользовались какой-то утраченной александрийской поэмой.

С темой нисхождения Орфея в подземное царство, во время которого ему удалось очаровать своим пением владык Аида, тесно связана тема магического воздействия его музыки не только на людей, но также и на зверей, деревья и скалы. В живописи классической эпохи она встречается редко, но хорошо засвидетельствована литературой. Своё самое раннее отражение она находит в одном из фрагментов Симонида (ок. 556—468 до н.э.):

τοῦ καὶ ἀπειρέσιοι

ποτῶντο ὄρνιθες ὑπὲρ κεφαλᾶς,

ἀνὰ δ᾿ ἰχθύες ὀρθοὶ

κυανέου ἐξ ὕδατος ἅλλοντο

καλᾶι σὺν ἀοιδᾶι.

И бесчисленные

Птицы летали над его головой,

И рыбы выпрыгивали

Прямо из тёмной воды

Под прекрасные песни.

(Diehl fr. 27 = Kern test. 47)

В трагедии Эсхила «Агамемнон», поставленной в 458 г. до н.э., Эгисф заявляет хору в ответ на его обличения:

Ὀρφεῖ δὲ γλῶσσαν τὴν ἐναντίαν ἔχεις·

ὁ μὲν γὰρ ἦγε πάντ᾽ ἀπὸ φθογγῆς χαρᾶι.

Ты имеешь язык, противоположный языку Орфея,

Который водил всё радостью своего голоса.

(Агамемнон, 1629—1630)

Дважды о волшебной силе музыки Орфея упоминает Еврипид. В «Ифигении в Авлиде», поставленной в 407 г. до н.э., Ифигения обращается к Агамемнону:

εἰ μὲν τὸν Ὀρφέως εἶχον, ὦ πάτερ, λόγον

πείθειν ἐπάιδουσ᾽ ὥσθ᾽ ὁμαρτεῖν μοι πέτρας,

κηλεῖν τε τοῖς λόγοισιν οὓς ἐβουλόμην,

ἐνταῦθ᾽ ἂν ἦλθον·

Если бы, о отец, я имела слово Орфея,

Чтобы убеждать заговорами скалы следовать за мной

Или очаровывать словами кого бы я ни пожелала,

Я бы прибегла к этому.

(Ифигения в Авлиде, 1211—1214)

В «Вакханках», впервые исполненных после смерти автора в 405 г. до н.э., корифей задаётся вопросом о местонахождении Диониса:

τάχα δ᾽ ἐν ταῖς πολυδένδρεσ-

σιν Ὀλύμπου θαλάμαις, ἔν-

θα ποτ᾽ Ὀρφεὺς κιθαρίζων

σύναγεν δένδρεα μούσαις,

σύναγεν θῆρας ἀγρώτας.

Может быть, [Дионис находится] в лесистых обителях Олимпа,

Где некогда Орфей, играя на кифаре,

Собирал деревья своею музыкой,

Собирал диких зверей?

(Вакханки, 560—564)

Платон в диалоге «Протагор» упоминает людей, которых «Протагор увлекает за собою из каждого города, где бы он ни бывал, завораживая их своим голосом, подобно Орфею, а они идут на его голос, завороженные» (οὓς ἄγει ἐξ ἑκάστων τῶν πόλεων ὁ Πρωταγόρας, δι» ὧν διεξέρχεται, κηλῶν τῇ φωνῇ ὥσπερ Ὀρφεύς, οἱ δὲ κατὰ τὴν φωνὴν ἕπονται κεκηλημένοι) (Протагор, 315a-b).

Кроме того, историк Филохор (ок. 345 — 260 до н.э.) приписывал Орфею дар пророчества: «Филохор также говорит в первой книге сочинения „О пророчестве“, что Орфей был пророком» (ἤδη δὲ καὶ Ὀρφέα Φιλόχορος μάντιν ἱστορεῖ γενέσθαι ἐν τῶι πρώτωι Περὶ μαντικῆς) (Климент Александрийский. Строматы, 1.21.134.4 = Kern test. 87).

Таким образом, в классический период засвидетельствованы четыре основных элемента мифа об Орфее: участие в походе Аргонавтов (рельеф Сикионской сокровищницы в Дельфах, создан ранее 550 г. до н.э.); магическое воздействие его музыки (фрагмент Симонида, жил ок. 556—468 гг. до н.э.); нисхождение в Аид для спасения жены (трагедия Еврипида «Алкестида», поставлена в 438 г. до н.э.); гибель от рук женщин (трагедия Эсхила «Бассариды», поставлена между 466 и 459 гг. до н.э.; в росписях ваз примерно с 490 г. до н.э.). Очевидно, главным для орфизма элементом мифа об Орфее было его нисхождение в Аид и возвращение обратно, что делало его носителем особого эсхатологического знания.

Сцены загробного мира довольно часто встречаются в греческом искусстве Южной Италии IV в. до н. э. Некоторые из них включают фигуру Орфея и позволяют предполагать влияние орфической эсхатологии. Приведём ряд примеров.

Керамический фрагмент из Руво в Апулии (ок. 375—350 гг. до н.э.) изображает в центре играющего на кифаре Орфея. Вверху справа от него представлены Персефона и Геката с зажжёнными факелами, слева — сидящая Дика (Правда), а выше неё — Ника (Победа), открывающая дверь (вероятно, в благое послебытие для орфического посвящённого).

На краснофигурной амфоре «мастера Ганимеда» (Basel S 40, ок. 325 г. до н.э.) пожилой человек (вероятно, скончавшийся орфический мист) сидит на складном стуле в подобной храму постройке, представляющей его могилу. В руке он держит свиток, отражающий уникальную для античной греческой религии роль священного писания в орфизме. Перед ним стоит играющий на кифаре Орфей.

Апулийский кратер IV в. до н.э. из Британского музея (F 270) изображает сцену, на которой Орфей и молодой человек (очевидно, посвящённый) стоят возле гермы, представляющей, по всей видимости, вход в Аид. Левой рукой Орфей удерживает на цепи Кербера, а правой протягивает юноше свою лиру, как бы обещая ему благое загробное существование.

09. Голова Орфея

Древнейшее в греческой литературе определённое упоминание о том, что голова Орфея продолжала жить после того, как фракийские менады разорвали его на части, принадлежит александрийскому поэту Фаноклу (кон. IV — III в. до н.э.):

Τοῦ δ» ἀπὸ μὲν κεφαλὴν χαλκῷ τάμον, αὐτίκα δ» αὐτὴν

εἰς ἅλα Θρηϊκίῃ ῥῖψαν ὁμοῦ χέλυϊ

ἥλῳ καρτύνασαι, ἵν» ἐμφορέοιντο θαλάσσῃ

ἄμφω ἅμα, γλαυκοῖς τεγγόμεναι ῥοθίοις.

Τὰς δ» ἱερῇ Λέσβῳ πολιὴ ἐπέκελσε θάλασσα·

ἠχὴ δ» ὡς λιγυρῆς πόντον ἐπέσχε λύρης,

νήσους τ» αἰγιαλούς θ» ἁλιμυρέας, ἔνθα λίγειαν

ἀνέρες Ὀρφείην ἐκτέρισαν κεφαλήν,

ἐν δὲ χέλυν τύμβῳ λιγυρὴν θέσαν.

Они отсекли его голову бронзой и тотчас же

Бросили её в морскую воду вместе с фракийской черепахой (т.е. лирой),

Скрепив гвоздём, чтобы они обе были носимы морем,

Омываемые серыми волнами.

Море же вынесло их на берег священного Лесбоса.

Так голос звонкой лиры звучал над морем,

Островами и морскими берегами, где

Мужи схоронили звучащую голову Орфея,

Положив вместе с ней в курган звонкую лиру.

(Stob. Ecl. 20.2.47, IV 461—2 = Phan. fr.1.10—17 Powell)

Фанокл называет голову Орфея «звучащей» (λίγειαν), не уточняя, что именно он имеет под этим в виду. Ряд более поздних авторов сообщает, что голова Орфея продолжала петь. Первым об этом упоминает в своём сочинении «Повествования» (Διηγήσεις), отрывки из которого сохранились в «Библиотеке» патриарха Фотия, мифограф Конон, живший предположительно в I в. до н.э. при дворе каппадокийского царя Архелая. Согласно Конону, в наказание за убиение Орфея Фракию поразил мор. Когда фракийцы обратились к оракулу, тот сообщил им, что для прекращения мора нужно найти и должным образом похоронить голову певца:

Καὶ μόλις αὐτὴν περὶ τὰς ἐκβολὰς τοῦ Μέλητος δι» ἁλιέως ἀνεῦρον ποταμοῦ, καὶ τότε ᾄδουσαν καὶ μηδὲν παθοῦσαν ὑπὸ τῆς θαλάσσης, μηδέ τι ἄλλο τῶν ὅσα κῆρες ἀνθρώπιναι νεκρῶν αἴσχη φέρουσιν, ἀλλ» ἐπακμάζουσαν αὐτὴν καὶ ζωϊκῷ καὶ τότε αἵματι μετὰ πολὺν χρόνον ἐπανθοῦσαν. Λαβόντες οὖν ὑπὸ σήματι μεγάλῳ θάπτουσι, τέμενος αὐτῷ περιείρξαντες, ὃ τέως μὲν ἡρῷον ἦν, ὕστερον δ» ἐξενίκησεν ἱερὸν εἶναι· θυσίαις τε γὰρ καὶ ὅσοις ἄλλοις θεοὶ τιμῶνται γεραίρεται· ἔστι δὲ γυναιξὶ παντελῶς ἄβατον.

После долгих поисков её нашёл один рыбак в устье реки Мелеса. Она продолжала петь и нисколько не пострадала от моря и не была иным образом обезображена, как это бывает с трупами людей, но и по прошествии долгого времени жила и цвела живой кровью. Взяв, они похоронили её под большой насыпью, огородив стеною священный участок, который первоначально был герооном, позднее же сделался храмом. Там [Орфей] чтится жертвоприношениями и прочими божественными почестями, но женщинам вход туда строго запрещён.

(Phot. bibl. cod. 186)

Тема поющей головы Орфея вошла и в римскую литературу, её воспроизводят среди прочих Вергилий (70—19 до н.э.) и Овидий (43 до н.э. — 18 н.э.):

Tum quoque marmorea caput a cervice revulsum

Gurgite quum medio portans Œagrius Hebrus

Volveret, Eurydicen vox ipsa et frigida lingua,

Ah! miseram Eurydicen, anima fugiente, vocabat…

Голову только одну, разлучённую с мраморной шеей,

Мчал, в пучине своей вращая, Гебр Оэагров.

Но Эвридику ещё уста охладевшие звали,

Звали несчастную — ах! — Эвридику, с душой расставаясь…

(перевод С. Шервинского)

(Георгики, 4.523—526)

Membra iacent diversa locis, caput, Hebre, lyramque

Excipis: et (mirum!) medio dum labitur amne,

Flebile nescio quid queritur lyra, flebile lingua

Murmurat exanimis, respondent flebile ripae.

Прах был разбросан певца. Ты голову принял и лиру,

Гебр! И — о чудо! — меж тем как несутся реки серединой,

Чем-то печальным звучит, словно жалуясь, лира; печально

Шепчет бездушный язык; и печально брега отвечают.

(перевод С. Шервинского)

(Метаморфозы, 11.50)

Лукиан Самосатский (ок. 120 — п. 180 н.э.) в речи «Неучу, который покупал много книг» (Πρὸς τὸν ἀπαίδευτον καὶ πολλὰ βιβλία ὠνούμενον) утверждает, что на месте захоронения головы Орфея был построен храм Диониса, а его лира была посвящена лесбосцами в храм Аполлона:

ὅτε τὸν Ὀρφέα διεσπάσαντο αἱ Θρᾷτται, φασὶ τὴν κεφαλὴν αὐτοῦ σὺν τῇ λύρᾳ εἰς τὸν Ἕβρον ἐμπεσοῦσαν ἐκβληθῆναι εἰς τὸν μέλανα κόλπον, καὶ ἐπιπλεῖν γε τὴν κεφαλὴν τῇ λύρᾳ, τὴν μὲν ᾄδουσαν θρῆνόν τινα ἐπὶ τῷ Ὀρφεῖ, ὡς λόγος, τὴν λύραν δὲ αὐτὴν ὑπηχεῖν τῶν ἀνέμων ἐμπιπτόντων ταῖς χορδαῖς, καὶ οὕτω μετ» ᾠδῆς προσενεχθῆναι τῇ Λέσβῳ, κἀκείνους ἀνελομένους τὴν μὲν κεφαλὴν καταθάψαι ἵναπερ νῦν τὸ Βακχεῖον αὐτοῖς ἐστι, τὴν λύραν δὲ ἀναθεῖναι εἰς τοῦ Ἀπόλλωνος τὸ ἱερόν, καὶ ἐπὶ πολύ γε σώζεσθαι.

Когда фракиянки растерзали Орфея, то, говорят, голова певца, брошенная вместе с лирой в Эбр, была вынесена потоком в Чёрный залив. Плыла эта голова, лёжа на лире, и пела некий Плач по Орфею, так гласит предание, и лира сама вторила ей, когда ветры, налетая, трогали струны; и с этой песнью были они принесены волнами к Лесбосу. Тамошние жители подняли приплывшее, голову схоронили как раз на том месте, где ныне стоит у них храм Вакха, а лиру положили в святилище Аполлона, в дар богу, и долго её там сберегали (перевод Н. П. Баранова).

(Adversus Indoctum, 11)

В III в. н. э. Флавий Филострат в двух своих сочинениях утверждает, что голова Орфея пророчествовала. В «Героике» он рассказывает о том, как осаждавшие Трою греки послали за пророчеством на остров Лесбос:

ἔχρα δέ, οἶμαι, ἐξ Ὀρφέως· ἡ κεφαλὴ γὰρ μετὰ τὸ τῶν γυναικῶν ἔργον ἐς Λέσβον κατασχοῦσα, ῥῆγμα τῆς Λέσβου ᾤκησε καὶ ἐν κοίλῃ τῇ γῇ ἐχρησμῴδει. ὅθεν ἐχρῶντό τε αὐτῇ τὰ μαντικὰ Λέσβιοί τε καὶ τὸ ἄλλο πᾶν Αἰολικὸν καὶ Ἴωνες Αἰολεῦσι πρόσοικοι, χρησμοὶ δὲ τοῦ μαντείου τούτου καὶ ἐς Βαβυλῶνα ἀνεπέμποντο.

Я думаю, что пророчество было получено от Орфея. После того, что было сделано женщинами, его голова приплыла на Лесбос, вселилась в некий пролом на Лесбосе и изрекала пророчества в земной впадине. С этого времени к её прорицаниям прибегали не только лесбосцы, но и все эолийцы и их соседи ионийцы. Пророчества этого оракула посылались даже в Вавилон.

(Героика, 28.8—11)

Лесбийский оракул Орфея он упоминает также в жизнеописании Аполлония:

Παρῆλθε καὶ ἐς τὸ τοῦ Ὀρφέως ἄδυτον προσορμισάμενος τῇ Λέσβῳ. φασὶ δὲ ἐνταῦθά ποτε τὸν Ὀρφέα μαντικῇ χαίρειν, ἔστε τὸν Ἀπόλλω ἐπιμεμελῆσθαι αὐτόν. ἐπειδὴ γὰρ μήτε ἐς Γρύνειον ἐφοίτων ἔτι ὑπὲρ χρησμῶν ἄνθρωποι μήτε ἐς Κλάρον μήτ᾽ ἔνθα ὁ τρίπους ὁ Ἀπολλώνειος, Ὀρφεὺς δὲ ἔχρα μόνος ἄρτι ἐκ Θρᾴκης ἡ κεφαλὴ ἥκουσα, ἐφίσταταί οἱ χρησμῳδοῦντι ὁ θεὸς καὶ «πέπαυσο» ἔφη «τῶν ἐμῶν, καὶ γὰρ δὴ ῾καἲ ᾄδοντά σε ἱκανῶς ἤνεγκα».

Затем Аполлоний направился на Лесбос, посетив по пути святилище Орфея. Говорят, что именно там некогда услаждался Орфей прорицанием, покуда не воспрепятствовал тому Аполлон. В ту пору не ходили люди за оракулом ни в Гриней, ни в Кларос, ни к треножнику Аполлонову, но пророчествовал один Орфей, чья голова лишь недавно явилась из Фракии. Тогда-то предстал пред вещим певцом бог и молвил: «Перестань вязаться в мои дела, ибо довольно я терпел и песни твои!» (перевод Е. Г. Рабинович).

(Жизнь Аполлония Тианского, 4.14)

Уникальное сообщение Флавия Филострата об орфическом оракуле на осрове Лесбос является, вероятно, поздним вымыслом, однако сама традиция о вещающей голове Орфея должна восходить к гораздо более раннему времени.

Известен афинский краснофигурный килик (круглая чаша для вина) V в. до н.э., на котором с одной стороны в центре изображена на земле голова Орфея с открытыми глазами и ртом. Справа от неё стоит Аполлон, который в левой руке держит ветвь лавра, а правую протягивает к изображённому слева сидящему юноше, на которого также обращены глаза Орфея. Юноша, очевидно, записывает на табличке то, что ему под вдохновением от Аполлона диктует Орфей. С другой стороны чаши изображены две, по-видимому, Музы, одна из которых держит лиру Орфею, а другая — ремень от неё.