Бесплатный фрагмент - Оранжевая книга Мельника

Активировать синхрофазодром!

Как-то раз доктора физико-математических наук Станислава Александровича пригласили консультантом на съёмки фильма к самому Началóвскому! Станислав Александрович оробел: такая знаменитость, кинозвёзд, кумиров всего Союза снимает, с министрами на рыбалку ездит. Хотел было отказаться, но уговорили.

* * *

— До-сто-вер-ность! — вещал Началóвский. — Я не могу потерять доверие зрителя! Вы, Стансаныч, главное не волнуйтесь: там всего пара сцен про учёных. Посмотрите на эти ваши синхрофазодромы: похожи или нет — вот и вся работа.

— Синхрофазотроны, если позволите, — смущённо поправил мэтра Станислав Александрович.

Началóвский воссиял импортными полимерами:

— Ну вот видите, вы уже работаете, и совсем не страшно.

Под руководством научного консультанта к первому съёмочному дню реквизиторы собрали испытательный стенд, совершенно достоверный, один-в-один, как в НИИ. Станислав Александрович с гордостью продемонстрировал его режиссёру.

— Вот! Всё, как вы и хотели.

Началóвский обвёл разочарованным взглядом серую стенку с редкими тумблерами и стрелочными индикаторами.

— Хм-м-м… А такие штуки стеклянные, как колбы, а внутри спиралька светится, где? — брюзгливо надул он губу.

— Лампы? Они внутри.

— Надо сделать, чтобы они были снаружи!

— Но так не бывает!

— Как не бывает? А в «Красном атоме» Дырьева эти лампы были снаружи.

— Халтура, — буркнул Станислав Александрович.

— Красиво! — возразил Началóвский. — А это что за стрелочка? — постучал он ухоженным ногтем в индикатор.

— Барометр.

— А это? — Он перешёл к следующему окошку.

— Датчик Невзорова.

Началóвский развернулся на каблуках к консультанту.

— Голубчик, а где же телевизоры с зелёной молнией?

— К-какой м-молнией? — По интонации мэтра Станислав Александрович понял, что его карьера научного консультанта «Мосфильма» вот-вот кончится.

— Милейший Стансаныч, кто из нас научный консультант? Это вам лучше знать, как они называются. Там такие круглые экранчики с сеточкой, и в них зелёная молния прыгает.

— А-а, вы, наверное, осциллограф имеете в виду. Но вы же, товарищ режиссёр, про метеорологов снимаете, а они таким прибором не пользуются.

— Да? Хм-м.. — Началóвский задумался, — а что им меряют?

— Измеряют. Точнее, отслеживают колебания. Частоту…

— Что-то товарищ консультант заговаривается, — горячо зашептал на ухо Началóвскому его ассистент, — колебания — это же про волны. Представьте: море, шторм, отважные советские учёные осциллографом меряют колебания. Надвигается девятый вал, но это не останавливает тружеников науки…

— Да-да-да — властным жестом Началóвский остановил полёт фантазии ассистента, — как сейчас вижу эту сцену: мужественное бородатое лицо учёного, чуть освещённое зеленоватым отблеском прибора… Волны бьются в иллюминаторы, палуба колеблется… Прекрасно, прекрасно! Ну вот, Стансаныч, а вы говорите, не пользуются.

Станислав Александрович сделал ещё одну робкую попытку объяснить:

— Вы не поняли, не такие колебания, электрические: пики…

— Пики? Очень интересно… — прервал его режиссёр и повернулся к ассистенту: — Митенька, голубчик, запиши в блокнотик. Когда будем снимать фильм про альпинистов достать этот… Ос-циллограф. Пики мерять.

— Измерять, — еле слышно всхлипнул консультант.

Началóвский обнял его за плечи:

— Стансаныч! Дорогой ты мой человечище! Что бы мы без вас делали! Да мы такой с вами фильм снимем — Ленинская премия, не меньше! Давайте быстренько реквизит переделаем: лампы, осциллограф и всё такое. Митенька, найди ещё рычаги такие, с хромированными шариками. После «Иван Василича» должны были остаться, их там много было. — Он хлопнул в пухлые ладошки. — Всем спасибо, съёмки переносятся на завтра.

* * *

В день премьеры все кинотеатры страны были переполнены. Ушлые спекулянты втридорога толкали билетики опоздавшим, а в тёмном зале под тихий стрёкот кинопроектора люди, затаив дыхание, смотрели на экран. Там отважный советский метеоролог на колеблющейся палубе научного корабля дёргал за подозрительно знакомые хромированные рычаги. Во мраке таинственно мерцали оранжевым светом лампы. Шторм усиливался. Огромная волна, высотой с новомодную хрущёвку, нависла над кораблём, готовясь обрушить на утлое судёнышко тонны студёной воды. Учёный замер, тревожно вглядываясь в колебания полоски индикатора, и её зелёный свет бросал отблеск на мужественное лицо героя, подчёркивая чеканный профиль. Когда зажгли свет, зрители аплодировали стоя.

В день премьеры Станислав Александрович напился, до противофазы.

— Осциллографом… Альпинисты… Пики… Меряют… — всхлипывая, жаловался он милиционерам и размазывал слёзы по лицу

— Пики, пики, — утешали его милиционеры по дороге в вытрезвитель, — и трефы, и буби тоже меряют.

А Началóвский собрал все союзные премии и даже какую-то международную.

Через пару месяцев мэтр советского кинематографа, уже лауреат Ленинской премии, приступил к съёмкам фильма о трудовых буднях альпинистов. Позвонил Станиславу Александровичу, но, только тот услышал в трубке медовое «Стансаныч, дорогой!», сразу заперхал и хриплым голосом ответил:

— Тут такие не живут, умерли, ушли во цвете лет! — и поспешно положил трубку, а после никому про свою работу консультантом не рассказывал.

«Не получилось, — говорил, — другого пригласили. Не пришёлся ко двору, знаете ли…»

Создатель и его беспокойное семейство

— Над седой равниной моря

Гордо рею я, могучий,

Рассыпая семя жизни…

Ну-ка, что у нас там вышло?

Старик обмотал бороду вокруг шеи и нырнул в океан.

— Выплыву — запишу. Хорошие стихи, — бормотал он под нос, распугивая рыбёшек широкими махами рук: рыбёшки почтительно пугались. — Главное не забыть. Потом эпос о себе сочиню, какому-нибудь писаке подкину. Писаке… Его ещё создать надо, и писать научить. — Он повис, задумавшись. — Это ж ещё письменность сотворить надо! — схватился он за голову. — Сколько дел, и всё на меня одного! — сказал он проплывающей мимо селёдке.

«Хорошо, что мне писать нечем», — подумала та и сочувственно махнула хвостом. Тяжело вздохнув, старик продолжил спуск.

На дне он подошёл к куче грубых булыжников и сухо чмокнул верхний из них.

— Доброе утро, дорогая. Как ты? Доктор был? — Куча камней промолчала. — Обижаешься? Зря. Я на работе задержался. Столько дел, столько дел, ты себе не представляешь. — В молчании кучи старик уловил нарастающее раздражение. — Ну не выдумывай, любимая! — сказал он, поглаживая верхний булыжник. — У меня никого кроме тебя нет. Никого вообще ещё нет. Не ревнуй! Как наш маленький? УЗИ делала? — Старик сделал ещё одну заметку на будущее и едва сдержал стон: так много всего ещё надо было придумать. Он приложил ухо к большому булыжнику пониже. В глубине что-то заворочалось. — Ой! — вскрикнул он. — Пяточкой бьётся, футболистом будет! — Старик зажмурился. — «Футбол» — добавил он в свой бесконечный список.

Куча камней тяжело молчала.

— Началось? — спросил он с надеждой? — Давай, дорогая, тужься. Дыши вот так: вдох-выдох-вдох-выдох… Да, не учили, просто поверь на слово, теперь это будет помогать. Видишь? Стало легче.

Камни у подножия зашевелились, два крупных булыжника откатились в сторону, и счастливый отец ухватил сморщенное розовое тельце.

— Какой хорошенький… — сказал он с плохо скрываемым разочарованием. — Весь в… Кого-то.

В его руках извивался маленький розовый кракен. Он жмурил три своих глазика и протягивал к отцу щупальца.

— Сынок… — ласково сказал старик. Кракен икнул и выпустил чернильное облако. — Чернила… — задумчиво пробормотал старик. Идея с эпосом уже не казалась сложновыполнимой. — А осьминогу не жить!

* * *

На время декрета старик перетащил жену на берег. Случайно оказалось, что тот камень, с которым он обычно разговаривал, оказался где-то посередине. Долго старик кряхтя перекладывал булыжники, много ругательных слов придумал, и очень они ему понравились. Но, после недолгих раздумий он решил в эпос их не включать, а придумать для него другие слова: не такие экспрессивные, но красивые и плавные.

Из вытащенных из середины камней два были очень похожи на лицо жены. Старик долго вглядывался в трещинки и вкрапления кварца, но вспомнить, какой из них был головой так и не смог. Он с досадой сплюнул и придумал нож.

— Надеюсь, угадал, — бормотал он, вырезая в камне два глаза, нос и рот. — Хмм, а тут можно сделать побольше… — он обвёл прорезь рта сверху и снизу, бубня под нос: — На попку похоже… Можно снизу сделать заострение и назвать сердечком… И праздник какой-нибудь придумать. Не забыть бы. — Он критично осмотрел вырезанное в камне лицо. — Чего-то не хватает… «Любимая, у тебя такие пушистые ресницы…» — сказал он голосом несотворённого актёра из непридуманного ещё сериала и заработал лезвием. — Ну вот: совсем другое дело. Ты — самая красивая женщина во всём мире.

Старик положил камень с вырезанным лицом на вершину кучи и отошёл, любуясь своим творением.

— Теперь не перепутаю.

Семижды семь раз восходил Он на ложе с ней, и семижды семь раз оставалось её лоно бесплодным, пока…

Старик макнул бакланье перо в чернильницу, но там оказалось пусто.

— Тьфу ты, пропасть, — пробурчал он. Создание письменности прошло успешно, но чернила очень быстро заканчивались. Старик открыл ржавый бак в углу пещеры. На дне его в панике заметался по дну осьминог, меняя цвет от фиолетового до багрово-красного.

— Скажи спасибо, что живым оставил, ловелас головобрюхий, — ворчал старик, вылавливая существо, подозрительно похожее на его первенца. Он надоил полную чернильницу и бросил осьминога обратно. Облегчённо вздохнув, бедняга забился в дальний угол. Он уже не раз пожалел, что забрался на кучу камней на дне. Кто ж знал, что она окажется женой Создателя всего, ещё и такой фертильной.

— Ну что, как она, доктор? — спросил старик угрюмо нависающую над женой скалу и сразу ответил сам себе гнусавым голосом: — Ну что ж, голубчик, ах, простите, Ваше Всемогущество, беременность проходит нормально, отклонений нет, ваша уважаемая супруга вот-вот разрешится от бремени.

Много раз пытался старик создать людей по своему образу и подобию, но из исходных материалов были одни камни, и ни двигаться, ни разговаривать они не хотели.

— Семижды семь, — вспомнил он, на чём остановился. — Будем надеяться, что пятидесятый раз будет счастливым… Поздравляю вас с новорожденным, Ваше Всемогущество! У вас мальчик! — старик вывел себя из раздумий противным голосом доктора. — Где? — Удивился он. — Так вот же, — и сам развел руками, обхватывая пустоту.

Счастливая мать бессмысленно таращила на него обрамлённые пышными ресницами глаза.

— Нарекаю тебя Воздухом! — торжественно сказал старик и поплёлся в пещеру готовиться к пятьдесят первому соитию со своей каменно-твёрдой женой. Ну когда-то же должно получиться?

Вслед за Воздухом лоно жены Его исторгло Воду, Огонь и Железо…

Старик поморщился и бросил перо в чернильницу.

— Как-то это чересчур физиологично, не находишь? — спросил он сидящего на столе осьминога и погладил его макушку. Осьминог изменил цвет на нежно-зелёный, кончики его щупалец свернулись от удовольствия.

— Проголодался, малыш? — Старик сунул ему в щупальца жирную селёдку и под довольное чавканье исправил «вслед» на «вослед».

В пятницу на пороге его пещеры появился сын. День этот пятницей ещё не был, но до того счастливую весть принёс отпрыск, что старик сразу нарёк этот день пятницей — лучшим днём недели. Пока сын переминался несуществующими ногами у входа, Старик быстро назвал остальные дни и вычеркнул семь пунктов из списка.

— Бать, тут это… — промямлил Воздух и вытер рукавом сопли смущения. — Девочка у меня родилась.

— Девочка? — недоверчиво переспросил старик.

— Ну это такая, как объяснить… Мягкая, как ты, но без бороды и красивая.

— Но-но, поговори у меня! — грозно сдвинул брови отец.

Он только накануне повыдёргивал из бороды все седые волоски. Оставшаяся прореженная поросль отливала спелым конским каштаном. Старик был доволен своим обновленным обликом, и Ося выразил свое одобрение янтарно-фиалковыми переливами. Чтобы не забыть, старик дописал в конце длинного рулона:

256701 Янтарь

256702 Фиалка

— Бать, ты это, приходи в гости, с внучкой понянчишься.

* * *

Новоиспечённого дедушку долго упрашивать не пришлось. В радостном нетерпении вошёл он в пещеру сына и протянул ему пакет с Осей.

— Поставь в воду.

Ося упал на пол и обиженно замигал ядовито- лиловым.

— Бать, ну было б чем, — укоризненно напомнил Воздух.

— Детки у меня, блин, — проворчал старик. — Руки из… Тьфу ты, ничего из ниоткуда! Ну, веди. Где она?

Посреди спальной пещеры лежала большая каменная плита.

— А ничего, фигуристая, удобная — подумал старик о невестке, подкручивая усы. Вспомнил, как впиваются в тело камни его Рауни и испытал приступ лёгкой зависти: «Какую красотку сын себе домой приволок»

Посреди невестки лежало маленькое чудо. Старик не мог поверить своим глазам: две пухлые ручки, две мягкие ножки с умилительно-розовыми пяточками. Ровно по две, прям, как у него. Он наклонился к девочке:

— Ути-пути, кто у нас тут такой хорошенький? Дедушкина принцесса?

Голос старика, привыкший к сотрясению всего пустого ещё мира, стал тоненьким и сладеньким, как блестящие нити сахарной ваты. Малышка протянула ручку и ухватила деда за палец, а его список того, что надо создать, пополнился словами «сахар» и «вата»

— Как назвали девчушку-то? — спросил старик невестку.

— Илька-зараза, сладу с ней нет, — желчно промолчала невестка.

— Илька… — прошептал старик. — Красивое имя.

* * *

Илька выглянула из своей пещерки и на цыпочках, на цыпочках, не дыша, вдоль стеночки пошла к выходу.

— Стоять! — гаркнул Воздух ей в ухо. Илька топнула.

— Ну па-ап!

— Что «ну па-ап»? — передразнил её Воздух. Далеко собралась?

— Гулять.

— Очень интересно, — сказал отец с интересом. — И где же?

— На улице!

— Нет ещё никакой улицы! Ничего ещё нет! Дедушка твой, да святится имя Его, так увлекся составлением списка того, что надо создать, что не успевает ничего создавать.

— Ну вот в «ничего» гулять и пойду!

— Никуда ты не пойдешь!

— Почему?

— Потому что я так сказал!

— Ну па-ап!

— Не папкай!

— Ну ок, аргументируй.

— Мать болеет. Лежит, не встаёт уже… — Воздух посмотрел на непридуманные ещё часы. — Всю жизнь.

Илька закатила глаза.

— Пап, мама — каменная плита. Она не может встать по определению, хоть больная, хоть здоровая. Ещё аргументы есть?

— А ну-ка, посмотри на меня!

— Если б я ещё знала, где ты, — пробурчала Илька, но повернулась в сторону, откуда доносился отцовский голос.

— Туоническая сила! — выругался Воздух. — Ты что с губами сделала?

— Нравится?

— По-моему слишком вызывающе.

— Когда-нибудь все девушки будут такое делать. — Илька надула и так сильно распухшие губы. — Смотри.

Она взяла каменную чашку и приложила под нос. — Теперь вдыхаешь и терпишь, пока можешь. На, попробуй.

С ехидной улыбкой Илька протянула отцу первый в истории косметический инструмент.

— Над родным отцом издеваешься? Знаешь, доченька моя дорогая, учиться надо, а не на гульки шляться.

— Давай учиться, — согласно кивнула она. — Чему?

— Да Похъёла чему… Блин, нечему. — Воздух вздохнул.

— Дедушка ещё не придумал, — сказали они хором.

— Па-ап…

— Что «па-ап»? Я уже сколько-то времени «па-ап». Как дедушка придумает что-то кроме дней недели, скажу сколько.

— Пап, а ты знаешь, какой сегодня день?

— Хреновый!

— Ну па-ап!

— Пятница.

— Мой день рождения!

— У тебя каждую неделю день рождения. Ни месяцев, ни лет ещё нет.

— Ну в честь дня рождения, ну пожалуйста, ну на немножечко, ну вот совсем-совсем на чуточку, ну вот на полстолечко… — заканючила Илька.

— Смотри мне! — Погрозил Воздух чем-то невидимым. — В подоле принесешь — из дома выгоню.

— От кого? Нету ж никого.

— Не знаю от кого вы, дурёхи, залетаете.

— Какие дурёхи, пап? Я одна на всем белом свете… в тёмной пустоте. Хоть бы свет уже придумал!

— Не придирайся! Я репетирую на будущее. В кого ты язва такая? Родители — приличные… эгхм… воздух и камень. Не, дедов характер, однозначно!

Старик сдвинул осьминога с рулона.

— 3864018: чебурек, — бубнил он себе под нос. — 3864019: чахохбили. 3864020: чизкейк.

Осьминог осторожно коснулся бумаги, Старик не отреагировал. Осьминог протянул второе щупальце. Старик, задрав подбородок, ковырялся пером в зубах. Осьминог растянулся поперёк листа и запульсировал приятным золотистым цветом.

— Ну Ося, — взмолился старик. — Не видишь? Я работаю. Ну давай мантию почешу, и ты пойдёшь на место. Договорились?

Осьминог раскинул щупальца и блаженно порозовел.

— Я тут посчитал, Ось: последние двадцать пунктов у меня про еду. Может, сотворить уже что-то помимо рыбы? Надоела. Создам-ка я… Хм-м-м… — Старик вытащил рулон из-под прибалдевшего осьминога и начал его разматывать. — Вот! Триста двадцать семь тысяч сто шестнадцать. Утка. Утки несут яйца, и их можно жарить. В смысле яйца. И утку тоже.

И создал Создатель утку в пятницу, к дню рождения внучки, и побежал её поздравлять.

* * *

Старик наклонился над Илькой. Бороду закинул за плечо, чтоб не мешала. Иля сидела с закрытыми глазами, грудь мерно поднималась и опускалась в такт дыханию. Старик пощёлкал пальцами, но внучка даже не пошевелилась.

— Давно она так? — спросил он.

— Не знаю, мерять не в чем, — пожал чем-то невидимым Воздух. — Бать, может пора уже от тайм-менеджмента к реальным делам перейти, а? Ну ни черта же нет. Чёрта, кстати тоже нет.

— Не гунди, — оборвал его отец. — Всё будет. Сначала надо взять под контроль свою жизнь, потом заниматься всякой ерундой. Я работаю. — Он повернулся, пошарил глазами по сторонам. Воздух вежливо кашлянул. — Ра-бо-та-ю! — раздельно сказал он туда, где должно было быть лицо сына. — Вон, смотри, первая ласточка, даже лучше: утка. Ласточки животные бесполезные, их потом. — Он протянул сыну пакет, оттуда что-то возмущённо крякало.

— И ты туда же, — обиделся Воздух.

— Ну ты это… — стушевался старик. — Как проснётся, скажи, что я заходил. Специально для неё это существо сотворил, в подарок ко дню рождения. А мне пора. У меня дел… Во! — Он стукнул ребром ладони по горлу. Пойду время создам. Хоть узнаем, сколько она проспала. И где можно было так нагуляться в нашем нигде? Ума не приложу. — сказал, и, сокрушённо покачивая головой, ушёл.

* * *

— Ну что-с, голубушка, сколько мы спим здоровым крепким сном? — спросил старик гнусавым докторским голосом.

— Если верить твоему летоисчислению, то семьсот лет, — ответил за Ильку Воздух. — Ты год нормальной длины сделал? А то как-то странно.

— Нормальной, нормальной, — заверил сына старик. — Что есть норма — тут я определяю. А это что за гнездовье?

— Так утка твоя. Как ты ушёл, залезла к Ильке на колени и сидит. Яйца высиживает.

— Яйца? — оживился старик. — Сейчас сотворю масло, соль и… И помидорчики! И сковородку.

Он зажмурился, вспоминая порядковые номера этих слов, но сотворить не успел. Илька потянулась и сладко зевнула во весь рот. «Бегемот. — мысленно добавил старик в конец списка. — Сделаю ему милые розовые ушки, как у Илечки». Потревоженная утка, возмущённо крякнув, свалилась на пол, вслед за ней посыпались яйца: шесть золотых и одно железное. И не высоко, а разбились вдребезги. Старик вздохнул, Воздух выдохнул, мама промолчала из спальни что-то про кривые руки и стеклянный детородный орган.

— Это что за аппликация? — спросила Илька. Старик, кряхтя пособирал осколки скорлупок. Золотые кинул вверх, железные бросил вниз.

— Не пропадать же добру, — сказал он, глядя, как под ногами, словно свиток его бесконечного списка дел, разворачивается суша, а над головой загораются звёзды. — Чего-то не хватает…

Он опустился на колени и достал из-под внучкиного стула самую большую золотую скорлупку.

— Теперь порядок, — сказал он, и над их головами засияло солнце.

Потрясённо замолчала мать в спальне, и остальные присоединились к ней, а Илька прокашлялась и тихо сказала:

— Я это… Не знаю, с чего и начать.

Отец и дед повернулись к ней.

— Ну, в общем, у меня будет маленький.

— Откуда? — спросил потрясённый отец.

— Ветром надуло!

— Когда? — спросил не менее потрясённый дед.

— Кажется, прямо сейчас, — ответила Илька, глядя под ноги.

И сотворила богорождённая Ильматар реки, и озёра, и моря великие, и ручейки малые…

На следующий день вся семья провожала новорожденного усатого и бородатого героя. Когда отрыдалась мать, отмолчалась бабушка, отсоветовался отец, прадед взял Вяйнемёйнена под локоть и отвёл в сторону.

— Вень, ты там это, заселяй землю поскорей, а то как-то камни поднадоели, помягче кого-нибудь хочется, поживее…

— Слышь, деда, а ничего, что это твои праправнучки будут?

— Мог бы и промолчать, всё настроение испортил! — Укко-громовержец поджал губы и, расстроенный, ушёл в свою пещеру. — Кто тебя за язык тянул? — крикнул он оттуда.

Зря вы мне не поверили

«А какая цель вообще у того, что ты пишешь? Кто водит твоей рукой? Позволь, я процитирую: „Мне плевать, верят в меня или нет, а Он очень обидчив. Пускает только тех, кто верит и не ищет доказательств“. Ты постоянно балансируешь на тончайшей грани между статьёй УК и гневом фанатиков. К чему это?» фрагмент интервью на канале «Эмпатия Манучи» от 24 апреля 2024 года.

«Мы с братьями требуем немедленного изъятия всех физических и электронных носителей информации с произведениями С. В. Мельникова в текстовом, аудио- и видеоформатах. Запрос должен быть принят, зафиксирован и обработан в течение трёх земных дней» из письма СЕО «Джаннаталь-Газ» СЕО «АлияХим-Фарма» 25 апреля 2024 года

«Дорогие смежники, „культура отмены“ сейчас очень популярна, но я не вижу никаких причин для стирания вышеупомянутого господина из медиапространства. Или вы обиделись?» А. А. Саттаров, СЕО «АлияХим-Фарма» — СЕО «Джаннаталь-Газ»

«Истинно верующих невозможно оскорбить» Андрей Стемпковский

«…таким образом, по всем признакам мы наблюдаем наступление нового ледникового периода, подобного тому, в котором находилась Земля в позднем плейстоцене, когда мы на неё высадились. Положение усугубляет резкое снижение активности Солнца, а также почти полная ликвидация парникового эффекта в результате мер, продавленных смежниками в последние несколько лет.

Рекомендация Учёного Совета: в кратчайшие сроки увеличить квоты на трансфер.

Возможные меры:

1. Новая мировая война без применения средств массового поражения.

2. Пандемия заболевания, вызванного возбудителем с высокой вирулентностью…»

Из докладной записки руководителя научно-исследовательского отдела г-ну Саттарову, СЕО «АлияХим-Фарма»

«18 июля 2024 года. По обновлённым данным Роспотребнадзора, заболеваемость в столице перевалила психологический порог в 10000 заражённых в день. Напомним, что в отличии от предыдущих вариантов, смертность от COVID-23 превышает 20% от числа заражённых. Мы призываем вас…» из ежедневной инфосводки портала stopcovidplease.ru

«По нашей информации придворные медики уже тестируют новую вакцину, способную защитить кремлёвских старцев от новой заразы. Когда простые смертные, не входящие в провластную элиту, получат доступ к этому суперсредству, наши источники не сообщают…» Телеграм-канал «Кусачая сударыня», 1 августа 2024 года

«Нам удалось разработать методику, скачкообразно повышающую сопротивляемость организма новому вирусу. Она включает в себя два этапа — саму вакцинацию и последующую медицинскую процедуру, связанную с э-э-э… контролируемым прекращением поступления кислорода в головной мозг. К сожалению, эта процедура крайне болезненна и требует особой точности от э-э-м… медицинского сотрудника, проводящего эту процедуру. Мы работаем сейчас над тем, чтобы сделать её, как бы так сказать… более общедоступной» из интервью Первому каналу руководителя Центра Гигиены и Эпидемиологии Н. Э. Феклистова 11 августа 2024 года

«Катююх… Ахренеть… Ты прикинь, я про эту хрень читал год назад! Я тебе клянусь! Сейчас найду!» из разговора на кухне во время интервью руководителя Центра Гигиены и Эпидемиологии Н. Э. Феклистова на Первом канале 11 августа 2024 года

«Мы с братьями считаем, что вы гиперболизировали значимость проблемы глобального похолодания и недопустимо расширили квоты. Наши научники передали специалистам Центра Гигиены и Эпидемиологии технологию, разработанную нашим научно-исследовательским отделом. ЦГиЭ проводит клинические испытания на добровольцах, предоставленных ФСИНом» из письма СЕО «Джаннаталь-Газ» СЕО «АлияХим-Фарм» 12 августа 2024 года

«Кать, да ничего я не придумываю, просто не помню название. Ща!» из разговора на кухне 12 августа 2024 года

«Руководство МВД, ФСИН, МО, МЮ приняло решение о добровольной ревитализации сотрудников силовых ведомств с 20 августа до 1 сентября текущего года. Сотрудники, отказавшиеся ревитализироваться, не будут допущены к исполнению служебных обязанностей» газета «Правительственный вестник» от 15 августа 2024 года

«При исследовании первого случая ревитализации, так сказать, нулевого пациента, мы обнаружили любопытный побочный эффект. У ревитализированного изменяется слуховое восприятие, и он начинает принимать императивы неревитализированной особи, как обязательные к немедленному исполнению. Это срабатывает не во всех случаях, но уже можно сказать, что ревитализация ведёт к значительному повышению трудовой дисциплины» из докладной записки руководителя ЦГиЭ в Администрацию Президента от 12 августа 2024 года.

«Ну, что я говорил? Съела? Даже название такое же: „Ревитализация“, а написано год назад, прикинь? Грёбаная Ванга! Там такая жесть! Надо перечитать, вдруг и остальное сбудется» из разговора на кухне 15 августа 2024 года

«Ну, что? Запасаемся попкорном. Время идёт, а россияне остаются беззащитными перед страшным вирусом, потому что Кремль в первую очередь печётся о полиции и нацгвардии. Когда же начнётся ревитализация простых смертных?» Телеграм-канал «Кусачая сударыня», 1 сентября 2024 года

«Напоминаем, что пункты ревитализации расположены во всех парках и торговых центрах столицы. Работают круглосуточно и без предварительной записи. Сохраните жизнь, пройдите ревитализацию!» из листовки Правительства Москвы, 12 октября 2024 года.

«Я не знаю, что делать. Директор вчера собрал всех и заявил, что отстранит от работы всех неревитализированных. Я уволюсь! Да я помню про эту чёртову ипотеку, но я… боюсь. Это знаешь, как больно? Блин, этот, в книге предупреждал. Мне в голову прийти не могло, что это может случиться на самом деле…» из разговора на кухне 15 октября 2024 года

«Устал, любимый? Как на работе? Всё, ты сделал это? Какой ты молодечик у меня, дай в носик поцелую. Это правильное решение. Сейчас никак нельзя остаться без работки. Помой посудку… И бельё развесь, а я жду тебя в кроватке, послушного и готового на всё…» из разговора на кухне 16 октября 2024 года

«Я считаю необходимым расширить всеобщую ревитализацию на детей школьного возраста. Да, я знаю, что процент заболевших невелик, но, даже ради слезинки одного ребёнка мы должны пойти на это. Наши дети не должны умирать! Что вы выкрикиваете? Да, я сам с себя и начну, и мои дети пройдут ревитализацию добровольно! Я сказал! Этим мы не только спасём детские жизни, но и сможем понизить подростковую преступность и повысить успеваемость! Давайте уже начинать мыслить в государственных масштабах! Выношу этот вопрос на голосование!» из выступления лидера фракции «Новая Россия» в ГосДуме 21 октября 2024 года.

«Собирайтесь на митинг! Пора прекратить это насилие государства над личностью! Нет всеобщей ревитализации! Общий сбор 5 ноября на площади Трёх Вокзалов.» Телеграм-канал «Кусачая сударыня», 1 ноября 2024 года

«Ну что ж, у пациента рецессия. Галоперидол, думаю, можно отменять, понаблюдаем ещё за состоянием. Ну что вы, Сергей Валерьевич? Полегчало? Ну и славно. Нет, простите, но писать вам пока нельзя. Будьте паинькой, и через недельку мы вернёмся к этому вопросу. Договорились?» главврач ПКБ №4 им. Ганнушкина, обход 12 февраля 2023 года.

«Вы, Алексей Иванович, напрасно ему разрешили писать. Полюбуйтесь. Оказывается, Землю оккупирует раса разумных грибов из созвездия Гончих Псов. Явные галлюцинации. Вот вы — гриб, например, как вам такое? Я считаю, что нам нужно начать новый курс антипсихотиков. Разумные грибы, Господи боже мой! Ну кому такое придёт в голову?!» из разговора завотделением психиатрии с главврачом ПКБ №4 им. Ганнушкина 20 февраля 2023 года.

«/|-|| — _|• <^|°-_- <> | {–} — — ||':_-.» из донесения агента (_-':; — / ПКБ №4 им. Ганнушкина — α Гончих Псов, Конгрегация Разумного Мицелия

21 февраля 2023 года.

«Не надо было давать ему писать» — последние слова последнего выжившего человека на планете Земля, сплошь заросшей мухоморами.

Даже если вы немного за центнер

Либретто

Училась в школе девочка Катя с красивой, почти французской, фамилией Лурье. Хоть сейчас на афишу: Катрин Лурье. Звучит? Но, кроме красивой фамилии, ничего красивого в ней не было. Может, душа… Да кто её разглядит?

Катя весила больше центнера. На короткой толстой шее, невидимой за парой подбородков, сидела голова — как груша из сырого теста с пузырями. Её голубые глаза могли быть красивыми, но в них никто не смотрел. Уже в пятнадцать лет девочка поняла, что её мечты не сбудутся. Поняла и смирилась.

Уныние и безнадёга — паршивый катализатор для дружбы. На переменках она одиноко стояла где-нибудь под окном, уткнувшись в книгу. После школы, не поднимая глаз, брела домой мимо галдящих одноклассников. Никто её не звал, никто не видел.

Пролог

Всё изменилось в тот день, когда в её десятый «А» перевели несколько «вэшек». Среди них — актриса школьного театра Кристина. Она тоже классической красотой не блистала, зато занималась танцами и была яркой, острой на язык и огненно-рыжей. Все танцевальные партии в спектаклях были её — без вариантов.

Никто не знает, что стукнуло в её продуваемую всеми ветрами голову, но после первого школьного дня Крис догнала Катю и схватила за руку. Катя остановилась, с трудом оторвав взгляд от асфальта. Перед ней стояла рыжая девчонка, густо усыпанная веснушками, и улыбалась.

— Торопишься? — спросила она.

— Нет. — ответила с опаской Катя.

— Тогда пошли, поболтаем. Расскажешь: кто, что, как…

Крис за локоть потащила опешившую Катю к ближайшей скамейке.

С тех пор они стали подругами не разлей вода. Катя вначале относилась к Крис настороженно. Она не верила, что могла заинтересовать такую бойкую девочку и ждала подвоха, но потом расслабилась. В её жизни появилась отдушина: человек, с которым можно просто поговорить. Ей так этого не хватало.

На Крис смотрели странно, с удивлением: «Зачем ей это нужно? Может каверзу какую-нибудь задумала, и скоро поржём?» Но близко никто не подходил. Если дружишь с невидимкой, сама становишься невидимкой. Крис это не беспокоило. Ей хватало общения на танцах и в театре.

Первый акт

Как-то раз школьный режиссёр Тамара Николаевна влетела в дверь актового зала и шмякнула папку с бумагами об стол:

— Ставим «Сильные чувства»! Что вылупились, неучи, не читали? Распределяю роли.

За пять минут раскидала школьникам сценарии, не увидела только Сегедилью Марковну. Походила перед актёрами, пожевала губу. Остановилась перед девятиклассником Лёхой — пухленьким, как пупс с перетяжечками. Задумчиво посмотрела в его голубые глаза, покрутила пуговицу на его рубашке.

— Алёша… — ласково сказала ему Тамара Николаевна. — У тебя такие пушистые ресницы… Похлопай глазками. Давай, мой хороший.

Лёха понял, о чём это задумчивое кручение пуговицы. Он испуганно моргнул, затряс головой:

— Не-не-не, Тамара Николаевна, не надо… Пожалуйста… только не я!

— Алексей, Алёшенька, сынок, — вкрадчиво заглянула ему в очи режиссёр. — Ты актёр или свистулька пластилиновая?

— Тамара Николаевна… Что угодно, только не это… — загнусил бедняга, понимая, что после роли Сегедильи жизни ему в школе не будет.

И тут на помощь товарищу пришла Крис:

— У меня есть Сегедилья что надо! Высший класс! Привести?

Перст Тамары Николаевны пронзил воздух:

— Веди!

Алёша с облегчением упал на стул.

Антракт

Катя замотала головой, часто-часто заморгала, ну точь-в-точь — пухлый Алёша полчаса назад.

— Ты, что, Крис, я не смогу. Я же не актриса.

— Сможешь! — уверенностью Кристины можно было пробить крепостные ворота. — Я знаю, что сможешь!

— Нет, — уныло выдохнула Катя и села на тахту. — Если я выйду на сцену — умру со стыда. Прости, что подвела.

Крис изящным движением развернула стул спинкой вперёд и оседлала его по-гусарски. Катя подавила завистливый вздох: даже такое простое движение ей недоступно. Эх, ей бы такую гибкость… Кристина смотрела в её лицо. пристально, не моргая. Катя смутилась и опустила взгляд.

— Так… Значит, ты до конца жизни хочешь ходить с глазами в пол?! Шарахаться? Бояться, что поднимут на смех? Чтобы не смеялись над тобой, надо заставить всех смеяться над твоей ролью. Понимаешь?

Катя испытывала к Крис сложную смесь чувств: зависть, благодарность, восхищение, подростковую дружбу, которая бывает крепче любви. Но сейчас ей хотелось, чтобы единственная подруга ушла и оставила её одну.

— Кать, ты мне доверяешь?

После недолгой паузы Катя качнула тяжёлой головой, но глаза всё ещё буровили пол между толстых неуклюжих ног.

— Тогда ты пойдёшь со мной на репетицию, будешь играть, как… Наталья Крачковская. На Варлей ты пока не тянешь, прости. Видела, как играет Крачковская?

Крис спрыгнула со стула, прислонилась к косяку, стряхивая воображаемый пепел:

— Если бы я была вашей женой, я бы тоже ушла! — сказала она, копируя игривые интонации жены Бунши.

Катя восхищённо смотрела на подругу и улыбалась. Только глаза подозрительно блестели.

— Её роль — не она. Люди смеются над образом, потому что актриса так захотела. Это смех восхищения, а не насмешка. Ты сыграешь Сегедилью Марковну. Сыграешь круто, как последний раз в жизни. Ты взорвёшь зал. Пух! — Крис изобразила пальцами взрыв — Зал будет умирать со смеху, но… — Крис выдержала мхатовскую паузу. — Запомни! Заруби на носу: они смеются не над тобой, а над твоим персонажем. Потому что ты хочешь, чтобы они смеялись. Тебе, настоящей, не будет больно. Никогда! Поняла? Тогда пошли, порвём их всех!

Не давая Кате опомниться, она резво потащила её на улицу.

Уже в школе, перед дверью в репетиционную комнату Крис притормозила и сказала серьёзно:

— Кать, легко не будет. У Тамрико язык хуже наждачки. Запомни главное: не обижайся. Что бы она ни говорила, всё на пользу. Обещаешь?

Дождавшись Катиного кивка, Кристина распахнула дверь.

Генеральная репетиция

Катя стояла посреди пустой комнаты, уныло глядя в окно. Тамара Николаевна, заложив руки за спину, покачивалась с носков на пятки. С минуту она рассматривала девочку, потом повернулась к Крис:

— Фактура хорошая. Мне нравится, будем работать.

Понеслось. Репетиция была похожа на игру в вышибалу. То одна, то другая, то третья швыряли в неё реплики, которые Кате надо было отбивать. Тамара Николаевна бегала вокруг неё и тычками в плечи, руки, спину, пыталась расслабить её сведённые судорогой мышцы. От этой чехарды у Кати закружилась голова. Режиссёр закричала: «Стоп!» и упала на стул. Похлопала по соседнему ладонью:

— Садись! Ребят, сходите погуляйте десять минут.

Катя опустилась рядом. Она боялась поднять глаза на Тамару Николаевну. Она всё провалила. Когда дверь за последним школьником закрылась, режиссёр обняла её — коротенькой ручки едва хватило.

— Девочка, ты некрасивая. У тебя лишний вес, одышка и куча проблем со здоровьем.

Глаза Кати начали наполняться слезами. Режиссёр похлопала её по спине:

— Ну, ну, не надо. Плакать полезно, но лучше не здесь. Ты правильно сделала, что пришла. В театре все твои недостатки не имеют значения. Важна только роль, и она уже твоя. Сейчас ты — полено. Мне нужно будет сильно постараться, чтобы выстругать из тебя буратино. Единственное, что могу гарантировать: будет больно, тяжело и обидно. Если готова — оставайся. Если тебе хочется распускать нюни и жалеть себя — подняла зад и иди домой. Ну? Решай сейчас.

Девчонки вернулись и Катины мучения продолжились. Она осталась

Премьера

Начался первый прогон в актовом зале школы. За пятнадцать минут до начала Крис утащила Катю за кулису:

— Катюх, есть идея! Когда будешь просить у доктора буриданчика, строй ему глазки. Ну, будто он тебе нравится, и интересует он сам, а не его уколы. Попробуй.

Катя грудным голосом подала реплику:

— Доктор, я тоже хочу впрыскивать буридан… Мне можно?

В голосе страстное придыхание, глазами пытается изобразить страсть. Крис прыснула, но сразу скривилась:

— Не пойдёт — это не кино. Зритель в заднем ряду твоих эмоций на лице не увидит. Попробуй так.

Головой, легко, повторяя движения глаз, Крис посмотрела в правый верхний угол зала, скосила глаза к кончику носа и бросила томный взгляд на Катю.

— Просто: в угол — на нос — на предмет. В угол — на нос — на предмет. Повтори.

Катя воспроизвела всё в точности, и подруга сунула ей под нос большой палец:

— Во! Ни пуха, ни пера!

— К чёрту! — ответила Катя.

Она вышла на сцену так, будто делала это всю свою жизнь. Жёсткий курс молодой актрисы от Тамары Николаевны подействовал. После него Кате ничего не было страшно.

В первой сцене с доктором она вытащила откуда-то белый платок. Томным голосом подала первую реплику, прикрыла нижнюю часть лица и как дала глазками такой залп бронебойным по кристининой схеме, что доктора чуть не снесло со стула. Выстрел завершился глубоким страстным вздохом. Зал грохнул. Под платком видно не было, но Катя улыбалась.

Занавес

После премьеры к ней подошёл красивый молодой курсант, встал на колени, подарил огромный букет роз. Через три года они поженились. Сейчас стройная красавица Катя — прима драматического театра, её муж — контр-адмирал Балтийского флота, и у них трое прекрасных детей. Любить друг друга они будут всю жизнь, и умрут, конечно же, в один день.

Реальная жизнь от художественного вымысла отличается чуть меньшим количеством чудес. Ничего этого не было. А что было на самом деле?

Некрасивая девочка Катя перестала быть невидимкой. Обрела плоть, и голос, и точку опоры, и стала чуточку увереннее в себе. В день, когда в школьном дворе Крис схватила её за локоть, в Катиной жизни появилась ещё одна дорога. Поколебавшись, Катя на неё свернула. Она играла в театре до выпускного, срывала смех и аплодисменты. А когда выходила на поклон, её глаза сияли. Как же это было не похоже на её прошлую жизнь…