Бесплатный фрагмент - Операция «ДИ-строфик»

Вместо предисловия, или Что уже говорят о книге

Игорь Англер взялся за сложнейшую и интереснейшую задачу — написать роман о принцессе Диане, одной из самых влиятельных и неординарных женщин своего времени. Символично, что роман начат в 2021 году — в канун 60-летия со дня рождения леди Ди, а увидит свет — спустя ровно четверть века с момента её смерти.

«Операция Ди-строфик» отнюдь не фантазия на тему заговора, это своего рода беллетризованное расследование, благодаря которому у читателя появляется возможность страница за страницей вместе с автором распутывать этот клубок. В основе романа лежат материалы уголовного дела по факту гибели принцессы Уэльской и Доди аль-Файеда, так называемое французское досье, и собственное расследование королевского двора 2004–2006 годов под названием «Операция Педжет».

«Ди-строфик» — произведение на стыке жанров: детектива, приключенческого романа и документалистики. Англер мастерски умеет закручивать интригу, параллельно ведя несколько сюжетных линий, приглашая читателя в со-расследователи тех трагических и загадочных событий, тайна которых до сих пор не раскрыта.

(«Литературная газета» №22 от 02.02.2021,

Ксения Фролова. «Королева людских сердец»)

Роман Игоря Англера — интригующее, занимательное, напряжённое повествование.

Автор так достоверно описал [чаепитие в Букингемском дворце], с такими бытовыми деталями и такой тонкой, еле уловимой иронией, что кажется, будто он сам присутствовал на том собрании, и чай ему собственноручно наливала венценосная особа.

Таков весь роман: авантюрный, ироничный, серьёзный, трагичный, неспешный и в то же время стремительный, — иначе говоря, выдержанный в добрых традициях английской литературы.

По стилю Игорь Англер больше всего напоминает Фредерика Форсайта — бывшего британского агента, писавшего очень реалистично и достоверно, в сдержанной аристократичной манере, и куда больше ценящего нонфикшн, нежели художественный вымысел.

Все герои Англера — и отставной глава Скотленд-Ярда сэр Джон Стивенс, и бывший британский разведчик Ричард Томлинсон, и русский журналист Олег Пикалёв — живые и выпуклые персонажи. Поймала себя на том, что уже мысленно подбирала актёров на эти роли (ведь экранизируют же когда-нибудь).

Буду ждать выхода книги и с интересом следить за её творческой судьбой, а читателям пожелаю увлекательного чтения.

Кира Грозная, писатель,

журнал «Аврора», №1, 2022

Глава 1. Обыск в Каннах

Высокий мужчина средних лет вышел на балкон частных апартаментов с видом на Напульский залив. Вдали желтело Средиземное море, в чаше которого плавился солнечный шарик апельсинового мороженого. Ричард пригладил волнистые тёмные волосы, зачёсанные назад, и обернулся на своё отражение в оконном стекле. Внешность плейбоя привычно радовала глаз.

«Чем не Роджер Мур? — довольно улыбнулся Ричард. — Где ж вы, мои киски? Мур-мур-мур».

Тихий вечер опустился на Канны, которые никак не могли отойти от зимней спячки. В томительном ожидании кинофестиваля заходящее солнце щедро золотило пальмы на набережной Круазет, словно готовя статуэтки к церемонии награждения. До майского сумасшествия, которое окончательно разбудит город, оставалось два месяца. А потом начнутся горячие летние каникулы, когда туристы со всех стран, словно цунами, нахлынут на Лазурный берег, и за лесом яхтенных мачт будет невозможно различить горизонт.

«Не спуститься ли мне чуть позже туда? Поужинаю, прошвырнусь по барам. Может, сведу какое-нибудь приятное ночное знакомство», — в голове мужчины промелькнул возбуждающий сценарий пикантного приключения.

Ричард в который раз похвалил себя за хорошее вложение в недвижимость с таким удачным расположением. Он посмотрел на пустой бокал и, вспомнив про забытую в гостиной бутылку rosé, вернулся в гостиную. Рядом с кулером на столике лежала его книга «Большая брешь». Томик в ярко-красной обложке навеял воспоминания о его прошлом агента внешней разведки Её Королевского Величества. Карьеру Томлинсона трудно было назвать успешной, но только если судить по её бесславному итогу. Начало было дай бог каждому шпиону — сам Джеймс Бонд позавидовал бы.

Немногие выпускники средней школы перед поступлением в университет рискнули бы уехать на алмазные копи в Южную Африку. А юный Ричард сделал это, устроившись в «Де Бирс» подрывником, и по-настоящему, в поле, вникал в инженерное дело.

Затем была учёба в Кембридже, изучение аэрокосмических дисциплин и поступление в «Кембриджскую эскадрилью» — лётную школу под патронажем ВВС Великобритании. Осуществление детской мечты о службе в морской авиации было близко как никогда, но медкомиссия Томлинсона забраковала.

«Странно, что для элитных парашютно-десантных войск ВВС моё здоровье было подходящим», — вспоминал свою молодость Томлинсон.

Но прежде, чем пойти на военную службу, он с отличием окончил престижный Массачусетский технологический институт. А потом… А потом Ричард вспомнил про приглашение в МИ-6, которое ждало его ещё с Кембриджа. Затем, по завершении курса подготовки для работы в секретной службе, был «выпускной» экзамен — пресечение итальянского канала поставок оружия ирландским сепаратистам, который он успешно сдал. Немного погодя, в начале девяностых, он был направлен на «восточный фронт»: Россия — шпионаж за новыми ракетными технологиями, Югославия — вербовка агентов в самый разгар боевых действий. Мечта, а не карьера! Немного отдохнув в Лондоне, Томлинсон вернулся в Москву, чтобы на этот раз контролировать разоружение Советской армии и уничтожение химического оружия, а также пресекать попытки Ирана получить доступ к русским технологиям.

«Ведь только-только я подобрался к настоящим большим делам, которые обещали принести очень неплохие дивиденды, — Томлинсон обвёл взглядом свою квартиру, приобретённую на первые откатные деньги, — как эти штабные сволочи уволили меня без объяснения причин! Ну ничего, зато я всё понял и популярно людям объяснил, что такое МИ-6 как бизнес!»

Ричард чертыхнулся, вспоминая утраченные возможности. Он погладил обложку своего бестселлера, в котором были подробно описаны коррупционные схемы поставок третьим странам вооружений, якобы уничтоженных под контролем международных наблюдателей.

«Мы следили лишь за тем, чтобы оружие попало в нужные Западу руки, и чтобы комиссионные и откаты вовремя поступали на секретные счета, — Томлинсон снова разочарованно вздохнул, выглянув в окно. — Как мало я успел… заработать. Ну и чёрт с ними, на жизнь хватает, и ладно».

Ричард положил книгу рядом с кулером и вспомнил, что пошёл за вином. Но его внимание привлёк сюжет, появившийся на экране работавшего телевизора. Корреспондент Би-би-си вёл репортаж из какого-то лондонского хосписа. Он рассказывал об умирающем от рака отставном агенте МИ-5.

«С чего бы такое внимание?» — удивился Ричард и сделал звук погромче.

В кадре появился пациент. Бледный, как простыня, старик с провалившимися глазницами пытался что-то сказать корреспонденту, но вместо этого только хрипел, пуская розоватые слюнявые пузыри. Хотя микрофон практически касался его губ, расслышать что-то было чрезвычайно сложно. Ричард посмотрел на бегущую строку.

«Я… кха-кха… я… убил её… [корреспондент: кого?] Её… Ди… кха-кха… Мило-шевич… кха-кха… Свет… Много света… [корреспондент: повторите имя!] Диана… виноват… пр-р-р… кха-кха… пр-р-р… [Вероятно, хочет попросить прощения — Би-би-си]».

На экране снова появилось крупным планом лицо репортёра.

«Мы только что стали свидетелями сенсационного признания бывшего агента британской секретной службы Джона Хопкинса. Умирая от рака, он решил признаться в убийстве женщины. Невероятно! В это невозможно поверить, но её имя… Диана Спенсер!!!»

Ричард успел только присвистнуть, когда раздался звонок в дверь.

«Кто бы это мог быть? — удивился Ричард. — Почему мсье Антуан не предупредил о визите по домофону?»

Он вышел в прихожую и посмотрел в дверной глазок. С той стороны стоял консьерж в окружении людей в чёрной униформе.

— Мсье Томлинсон, откройте. Полиция!

В недоумении Ричард открыл дверь и впустил полицейских в прихожую. Офицер сунул ему под нос какую-то бумажку и буркнул про санкцию прокурора на обыск. Ричард наблюдал, как ажаны моментально рассредоточились по его квартире-студии и начали совать носы в вазы, переворачивая их, листать альбомы, снимать постеры со стен, абсолютно не заботясь о том, чтобы ставить вещи обратно на место. Мсье Антуан стеснительно мялся в прихожей, заглядывая внутрь. Потом пятясь, вышел из квартиры.

— Я английский гражданин! — попробовал остановить полицейских Ричард.

— Я как раз хотел с вами об этом поговорить, — неожиданно на чистом английском обратился к нему неприметный человек в цивильном костюме. — Я Майкл Дирлов, еврокомиссар от Великобритании.

Дирлов обвёл профессиональным взглядом однокомнатную квартиру, в которой хозяйничали полицейские. По телевизору повторяли сюжет про умирающего агента; еврокомиссар усмехнулся.

— Ну, где можно поговорить без свидетелей? Не в сортире же?

— Он также называется gents. Джентльменов прошу на балкон, — Ричард постепенно приходил в себя. — Я сейчас.

Он прихватил из кухни чистый бокал. Еврокомиссар уже сидел на стуле и ждал его, листая книгу.

— Вина? — предложил Ричард.

— Почему бы нет. Отличный вечер, не находите? — Дирлов жестом показал на тонущее в море солнце.

— Кому как, — хмыкнул Ричард.

— Мистер Томлинсон, уж вы-то должны были привыкнуть к повышенному вниманию Её Королевского Величества. Мы за вами бегали по всему миру, чтобы поговорить!

— И в тюрьму меня тоже упекли, чтобы поболтать в тишине? На полгода. Это ж сколько тем накопилось!

— Ну приговорили-то вас на год, а отпустили намного раньше. Разве не гуманно? К тому же вы такой неуловимый! Даже Джеймс Бонд не добирался до Новой Зеландии. Скажите, какого чёрта вас туда понесло? Думали, что на родине легче спрятаться? Книгу вот издали. Кто профинансировал? Русские?

— Ну и что? Других же спонсоров не нашлось. Так в чём дело на этот раз? — Ричард бросал беспокойные взгляды на комнату, следя за действиями полицейских.

— Боитесь, что подбросят наркотики? Правильно, эти могут, но не сегодня.

Майкл пригубил вино и пристально следил за реакцией Ричарда.

— Не могли бы вы, мистер Дирлов, объяснить конкретно цель вашего визита, коль скоро моя биография известна вам во всех подробностях?

— Я уполномочен передать вам высочайшую просьбу отказаться от ваших показаний, которые вы дали французскому судье Эрве Стефану.

Узнав причину неурочного визита, Ричард окончательно успокоился.

— Как такое возможно? Прошло столько лет. Судья вынес решение. Оно вступило в законную силу.

— Видите ли, коронер королевского двора инициировал процедуру инквеста, и группа детективов Скотленд-Ярда ведёт расследование. Они планируют вызвать вас на…

— Допрос?

— Ну зачем же. Надеюсь, этот период в вашей жизни позади. На интервью. Наша операция — это не совсем обычное следствие, и мы были бы признательны, если бы вы отказались от своих слов.

— Вы называете это признательностью? Может, и я должен сказать вам «спасибо» за то, что меня упекли за решётку по надуманному основанию?

— Ричард, вы же отлично понимаете, против кого вы тогда пошли. Сейчас мы просим… Я подчёркиваю — просим, чтобы вы оказали нам услугу. Цель «Операции Педжет» — утихомирить аль-Файеда, который смеет обвинять корону и никак не успокоится. Лично к вам у нас нет никаких претензий. Пока. Ну, что скажете?

— Не могу понять, то ли это ловушка, то ли интеллигентный шантаж. Я подумаю.

Ричард посмотрел, чем заняты полицейские. Те, рассевшись на диване и креслах в гостиной, нашли «Канал+» и оживлённо комментировали происходящее на экране. Обыск их больше не интересовал. Они ждали знака еврокомиссара.

— И всё-таки? — настойчиво поинтересовался Дирлов. — Я бы хотел услышать ваше решение сейчас.

— Когда нужно быть в Лондоне?

— Рад, что вы согласились. На следующей неделе сможете? Вот телефон детектива. Позвоните и договоритесь о времени. А книга у вас вышла занимательная. Честно. Ради «Большой бреши» моя жена даже бросила женский роман и прочитала её за два дня. А потом несколько дней приставала ко мне с вопросами. Тогда не удержался и я. Написано профессионально и, главное, без реальных имён, что дальновидно. А вот новую книгу писать не нужно — это будет, гм-гм, близоруко с вашей стороны. И это не шантаж и не угроза, а дружеский совет бывшего коллеги, если можно так сказать. Хорошего вам вечера! — сказал на прощание Дирлов.

Полицейские ушли вместе с ним, не составив протокол. Ричард допил вино и принялся наводить порядок в комнате. Ноутбук с открытой на нём рукописью «Золотой цепи» стоял на месте. Полицейские его даже не сдвинули с места, что было удивительно для погрома, который они учинили.

Томлинсон удивился, что Дирлов не стал интересоваться содержанием новой книги, разоблачающей английские спецслужбы. Хотя тот и намекал Ричарду быть поосторожнее в своих откровениях. Наученный горьким опытом, Томлинсон надёжно спрятал подлинники документов и мемуары в банковской ячейке, а на случай возможного ареста сделал распоряжения об их немедленной публикации.

Томлинсон бодрился, но внезапное вторжение полиции испортило настроение. Идти в бар расхотелось. Хватит с него приключений. Остаток вечера он провёл, перечитывая «Большую брешь», пытаясь по ней вспомнить, что наговорил тогда судье, и понять, как теперь выкручиваться. Ричард открыл страницу с описанием того, как планировалось убийство Милошевича.

«Ты съехал с катушек, сказал я ему… Жестокость плана потрясала. „Рыба“ очень серьёзно относился к своей карьере в МИ-6 и не стал бы предлагать такое просто так. „Это никогда не утвердят“, — добавил я. „Что ты знаешь?“ — сказал „Рыба“, посмотрев на меня как на невинного школьника. Больше про тот план я не слышал, но я и не должен был. Думаю, что даже „Рыбу“ отстранили от дальнейшей его разработки…»

«Но в суде я заявил, что видел документ, в котором предлагалось убить президента Милошевича, — размышлял Томлинсон. — Ссылка на агента H/SECT означала, что автор серьёзно поработал над планом. Важно, что агент MODA/SO тоже был в списке ознакомленных с ним лиц, так как он отвечал за разработку практической стороны дела».

«А вот здесь понадобится мясник…» Жёлтая карточка на обороте протокола означала, что это официальный документ, который должен был быть передан агенту по кличке «Корсет», затем контролёру по Восточной Европе C/CEE и окончательно H/SECT, помощнику самого шефа.

На первой странице рассматривались варианты по дестабилизации Сербии, Черногории, Боснии, давалось обоснование убийства, приводились примеры незаконной поддержки Милошевича президента Боснии и Герцеговины Радована Караджича и планов по геноциду албанского населения в Косово.

На второй странице кратко излагался план убийства. Предполагалось использовать RWW в засаде на дороге. Нападение должно было инсценироваться так, чтобы в его организации обвинили боснийских эмигрантов в Швейцарии. Список лиц, работающих над планом, должен был включать только шефа, C/CEE, P4 и MODA/SO, связного офицера с RWW в Херефорде».

Ричард включил ноутбук и нашёл текст своих показаний в суде:

«…Я познакомился с NF, офицером МИ-6, который отвечал за планирование операций на Балканах. Во время нашей встречи NF случайно показал мне 3-страничный документ, который при ближайшем рассмотрении оказался планом устранения Слободана Милошевича.

NF подчеркнул, что документ будет представлен старшим офицерам МИ-6, MK, тогдашнему главе балканских операций JR, связному МИ-6 с SAS (назначенец MODA/SO, но я забыл его имя), главе восточно-европейского управления RF и AP, личному секретарю главы МИ-6 Колину МакКоллу.

Из трёх вариантов один предполагал аварию в тоннеле, так как близость бетонных стен гарантирует смертельный исход или серьёзные травмы. NF предложил использовать вспышку для дезориентации водителя».

«Дьявол! — воскликнул Ричард. — Что-то многовато подробностей! Придётся врать, что видел этот документ издалека, шрифт был мелкий. Вот идиот, ляпнул, что в Париже в день гибели Дианы и Доди были английские разведчики высокого ранга! Ну и ладно, скажу, что на самом деле не знал, где находятся Ричард Спирман и Николас Лэнгман, и признаю, что мои подозрения в их причастности к смерти влюблённой пары необоснованны!»

«Ещё этот бедняга, глава службы безопасности „Ритца“. Вот кто попал, как треска в „фиш энд чипс“! Сливал информацию о важных постояльцах отеля за бабки, копил себе на пенсию, и на тебе — садись за руль и смотри не промахнись мимо тринадцатой колонны — мол, сам принц Филипп очень просил добавить символизма в сцену».

Ричард Томлинсон вспомнил, как пояснял суду, что «Анри Поль получал не так много, потому что не брал на себя больших рисков».

«Наверняка потребуют заявить, что операция в Советском Союзе по уничтожению оружия не имела отношения к Анри Полю и не должна быть связана с этим информатором, — бывший агент приложился к бокалу с вином, переводя дыхание. — Видимо, придётся признать, что я ошибался, считая, что Анри Поль был причастен к той операции. Но для сохранения лица скажу, что видел в одном досье подтверждение: сотрудник службы безопасности отеля „Ритц“ работает информатором МИ-6, и, по моему мнению, человек на должности Анри Поля в таком крупном отеле, вполне вероятно, мог быть завербован иностранной разведкой».

Про операцию «Сражение», которая могла стать гордостью любого шпиона, Томлинсон молчать не мог. Никто на его месте не смог бы. Ричард тогда заявил, что догадался, что Анри Поль работает на МИ-6, так как его привлекали к операциям, связанным с торговлей оружием.

«В 1992 году я участвовал в операции по перехвату высокотехнологичного оружия из бывшего Советского Союза. Она проводилась в сотрудничестве с очень влиятельным оружейным дилером. Я узнал, что этот дилер часто контактировал с Мохаммедом аль-Файедом. Код информатора МИ-6, который передал эту информацию, начинался с буквы „Р“ с несколькими цифрами. Так как этот источник упоминался несколько раз, я захотел выяснить, кто это. Это был француз, возглавлявший службу безопасности в отеле „Ритц“».

Ричард в раздражении захлопнул книгу и решил не тянуть с бронированием авиабилетов, пообещав самому себе c утра пораньше зайти в агентство.

* * *

Сэр Джон Стивенс, глава Скотленд-Ярда в отставке, коротал в одиночестве очередной вечер на вилле на Мальдивском атолле. Джон специально включил освещение в подводной спальне. Он постоял некоторое время перед панорамным окном, словно перед экраном телевизора, ожидая появления рыб. Затем Стивенс поднялся наверх, чтобы на террасе за бокалом вина наслаждаться этим зрелищем и иметь возможность отвлечься от утомительной работы.

Бывший полицейский прислушивался к плеску волн о сваи и смотрел, как среди резвящихся янтарных джеков степенно кружат акулы, совершенно не обращая внимания на привлечённую ярким светом рифовую мелочь.

Окуни скользили с постоянной скоростью, игнорируя мелюзгу, как будто ища что-то другое. Но после пары кругов из стаи неожиданно вылетали один или два хищника и, молнией прошив плотно сбитый «мешок с едой», возвращались обратно, чтобы вместе со всеми продолжать своё патрулирование. Так повторялось почти каждую минуту. Скорость кружения и, очевидно, сильная внутренняя волна, шедшая от более крупных рыб, не давали мелочи уйти. Она от страха жалась всё плотнее друг к другу, тем самым упрощая охоту на себя. Промахнуться джеки не могли. И только акулы, плававшие безо всякой конкретной цели и определённого маршрута, удивляли Джона своим безразличием к происходящему. Они бесцеремонно пересекали траекторию джеков, вторгались в кучу сардин, сея среди них панику, но почему-то никого не трогали.

«Время, видимо, не пришло», — подумал Джон и посмотрел на стол.

Там лежала красная папка с материалами «Операции Педжет», которые ему предстояло проверить и отредактировать. Джон вспомнил, как два года назад королевский коронер в присутствии герцога Эдинбургского сообщил ему о решении королевского двора начать формальную процедуру инквеста в отношении смерти принцессы Уэльской. Принц Филипп торжественным голосом произнёс фразу о том, что Её Королевское Высочество возлагает особые надежды на преданность и профессионализм сэра Стивенса.

«Елизавета II никогда не забывает своих друзей и союзников, — добавил принц Филипп, пристально вглядываясь в шефа английской полиции. — Вам придётся проявить терпение, изобретательность и дипломатию, принимая во внимание общественный резонанс и щепетильность ситуации. Само собой разумеется, придётся работать в тесном, но негласном контакте с МИ-5 и МИ-6, секретными службами США и судебными властями Франции. Я обеспечу вам необходимое политическое прикрытие. Уверен, что вы, сэр Стивенс, не подведёте и с блеском выполните задачу: в пух и прах разбить обвинения аль-Файеда в причастности или заинтересованности членов королевской семьи в смерти принцессы Уэльской и, тем более, прямом или косвенном участии в заговоре против неё».

Джону предстояло перечитать, оценить силу доказательств аль-Файеда, придать дополнительной убедительности выдвинутым двором контраргументам, выверить формулировки выводов, прежде чем итоговый отчёт, тысячи страниц уголовного дела — результат двухлетнего расследования, станет достоянием гласности.

С последним у Джона были серьёзные проблемы. Он не понимал, зачем нужно выставлять напоказ все подробности расследования, вплоть до результатов судебно-медицинских экспертиз. Почему нельзя ограничиться кратким итоговым пресс-релизом в английских газетах и на королевском сайте? Кроме того, как настоящий сыскарь, он прекрасно осознавал возможные негативные последствия опубликования некоторых деталей следствия, особенно принимая во внимание небезупречную логику и позицию детективов Скотленд-Ярда.

«Мягко говоря», — хмыкнул Джон, листая дело и отмечая свои нелояльные короне комментарии на полях.

Их тоже предстояло аккуратно вычистить из текста.

Он нехотя отставил бокал в сторону и нашёл в компьютере досье на Ричарда Томлинсона.

«Ричард Томлинсон родился в 1963 году в Новой Зеландии. Окончил с отличием Кембриджский университет и Массачусетский технологический институт. Служил в SAS. В 1991–1995 годах работал в „Восточном отделе“ секретной разведывательной службы Великобритании (SIS), известной как МИ-6. В мае 1995 года он был уволен без объяснения причин. Безуспешно пытался судиться с МИ-6. В декабре 1997 года приговорён к 12 месяцам тюрьмы за нарушение закона о государственной тайне. В мае 1998 года вышел на свободу. В августе 1998 года был допрошен Эрве Стефаном, судьёй французского магистрата, расследовавшим аварию в тоннеле Альма…»

«Да уж, наговорил на ещё одну книгу! — подумал Стивенс. — И объяснил, как и почему спецслужбы платят информаторам, где их находят. Очень логично растолковал, почему у шефа безопасности такого отеля, как „Ритц“, не было шансов не сотрудничать с разведкой. Ха-ха! Французы — жмоты. Соотечественникам не считают нужным платить, они же обязаны быть патриотами. Вот иностранцам — пожалуйста! Зато МИ-6, Моссад и ЦРУ всегда щедры, и со своими, и с чужими. Анри Поль, по мнению Томлинсона, не пешка, но и не фигура. Как бы то ни было, но двести тысяч фунтов стерлингов сумел накопить».

Джон перевернул страницу. Далее шли основные заявления Томлинсона под присягой.

* * *

«Офицер МИ-6 платил информатору наличными за его сведения.

Его отношения с МИ-6 продолжались бы до самой смерти… Я уверен, что личное дело Анри Поля содержит сведения о его встречах с курирующим офицером МИ-6, включая встречу непосредственно перед смертью.

В Париже на момент смерти Анри Поля работали два секретных сотрудника МИ-6, Николас Лэнгман и Ричард Спирман. Я уверен, что кто-то из них был знаком с Анри Полем и встречался с ним накануне его смерти.

Ричард Спирман — это чрезвычайно опытный разведчик с широкой сетью знакомств. Перед командировкой в Париж был личным секретарём шефа МИ-6 Дэвида Спеддинга. Думаю, что командировка Спирмана в Париж за месяц до событий имеет отношение [к гибели Дианы и Доди].

План убийства был напечатан и закреплён на жёлтой планировочной доске, символизируя, что это официальный и важный документ. Поэтому он должен ещё храниться.

Агент NF предложил организовать аварию в тоннеле для причинения смерти или нанесения серьёзных увечий при минимальном количестве свидетелей и дезориентировать водителя, используя генератор-стробоскоп.

Один из папарацци, фотограф, который всегда следовал за принцессой Уэльской, был членом «UKN». Это маленькая группа временных агентов МИ-6, которые оказывали услуги по наблюдению и фотографированию».

* * *

В памяти Стивенса всплыло интервью, которое Томлинсон дал в передаче «Диана. Ночь, когда она погибла». Бывший агент без тени смущения заявил, что в ту ночь Анри Поля заставили сесть за руль в последнюю минуту и что Анри Поль работал на МИ-6 с 1992 года, и, возможно, даже раньше. И, конечно, Томлинсон не забыл упомянуть про двух телохранителей, сопровождавших пару. Оба служили десантниками в SAS — спецподразделении ВВС Англии, а у МИ-6 с ними тесные связи.

«Бывший солдат SAS на всю жизнь сохраняет преданность своему подразделению!» — Стивенс вспомнил цитату из показаний Томлинсона.

«Как назло, свидетелей в тоннеле оказалось много. Они заявляли, что видели яркую белую вспышку. То есть косвенно подтвердили слова Ричарда Томлинсона, что с целью намеренного причинения смерти была действительно применена технология временного ослепления водителя», — прочитал Джон и поморщился.

А ещё эти неудобные очевидцы упоминали, что некий автомобиль и мотоцикл покинули место аварии на высокой скорости. Следствие так и не установило, кто это был. Кто-то описал «тёмную машину», которая двигалась рядом с «Мерседесом», когда он приближался к тоннелю. Её тоже не нашли. Английский турист рассказывал про две машины, скрывшиеся с места происшествия.

«Слава богу, французский судья не принял во внимание все эти показания. Иначе пришлось бы туго. Томлинсон знал очень много, даже клички агентов перечислил и роль каждого в планировании операции», — Стивенс отхлебнул вина.

Ричард Томлинсон заявил, что в 1992 году видел подготовленный его коллегой, курировавшим Балканы, «протокол» или «меморандум», в котором предлагалось устранить президента Сербии Слободана Милошевича, для чего были разработаны три альтернативных оперативных сценария и приводилось политическое обоснование необходимости убийства.

Один из них предполагал организацию автомобильной аварии с ослеплением водителя. Местом покушения должна была стать Швейцария, куда Милошевич приехал бы на мирные переговоры по Косово. Заговор против Милошевича должен был продемонстрировать концепцию «подстроенной аварии» как способ действий МИ-6.

«Не забыл сообщить судье, что при обучении ему показывали военное оборудование, которое генерирует яркую вспышку для дезориентации пилотов вертолётов. А когда судья спросил его, кто скрывается под ником MODA/SO, он, не колеблясь, сообщил, что это был майор МИ-6, прикомандированный к ним в качестве порученца», — дочитав, Стивенс посмотрел на циферблат «Брайтлинга».

Стрелки часов показывали начало второго.

Джон лениво протянул было руку к своему дневнику, но передумал его заполнять. Он начал записывать свои мысли в 2004 году, почти сразу после того, как ему поручили возглавить «Операцию Педжет». И теперь, по прошествии двух лет, по сделанным им комментариям можно было проследить, как менялось его отношение к делу. В какой-то момент он даже стал подписывать свои замечания по-разному: «Медный коп» — если это отражало официальную позицию, и «Капитан Божоле» — его личную, которая появилась у него не так давно. Именно это раздвоение и не давало ему покоя в последнее время. Джон встал с дивана. Он всматривался в темноту океана, где гудел невидимый риф. Сделав несколько глубоких вдохов, чтобы ощутить приятный океанский аромат, Стивенс, поколебавшись, решил не оставаться на ночь в гостиной, а спуститься в подводную спальню.

— Ну, нам пора спать, — произнёс, зевая и снимая наушники, молодой человек.

— Что, даже не пропустишь стаканчик скотча на сон грядущий? — поинтересовалась с ехидцей девушка. — Клиент очень рекомендует!

— Думаешь, что он вернётся в бар?

— Шучу. Стивенс игнорирует малейшие намёки одиноких флиртующих дам. Расплывчато-силиконовый возраст его не интересует!

— Всё равно не забудь проверить работу магнитофона и видеокамеры — вдруг наш детектив проснётся посреди ночи, — ответил ей парень.

«Нужно будет с утра осмотреть виллу повнимательнее на предмет „жучков“», — напомнил Джон самому себе, спускаясь по деревянной лестнице. На террасе осталась лежать раскрытая красная папка. Свежий ветер шелестел, приподнимая страницы, словно спешил их прочитать, воспользовавшись наступившей ночью.

Глава 2. Любовь до гроба

Индийский океан в это утро был похож на ровное зеркало альпийского озера. Необычно спокойный, он что-то нашёптывал самому себе, лениво шурша, переворачивая и шлифуя обломки кораллов и ракушек. Раки-отшельники боязливо, бочком-бочком, перебегали с места на место, примеряя новые домики, а при мелькнувшей на песке тени мгновенно ныряли в многочисленные норки. Рифы, отделявшие атолл от глубокого, с сильным течением, океанского пролива, были совершенно не слышны. Обычно они, словно аэропорт, басисто рокотали двадцать четыре часа в сутки. Стоял редкий для начала марта штиль. Поднимающееся яркое солнце всем своим видом говорило, что ещё чуть-чуть, и оно всем даст жару.

Для завтраков Джон облюбовал пирс, который длинной каменной стеной вдавался в лагуну, отделяя его виллу от остальной части атолла. Каждое утро он проводил здесь, в тени пальмы и в компании «Вдовы Клико», встречая и провожая в цейсовский бинокль все гидросамолёты, прилетавшие на остров, чем вызывал неподдельное любопытство у обслуги.

В отдалении, примерно в двадцати метрах от него, у деревянного буфета, задвинутого в гущу мангровых зарослей, молча суетились двое худых, обжаренных как стейк well-done индийцев. Изредка один из них бросал взгляд на белоснежный пляж, чтобы вовремя заметить поднятую руку и немедленно кинуться к клиенту. Но тот не спешил беспокоить прислугу, рассматривая в бинокль ровную линию океанского горизонта.

Джон Стивенс поселился в отеле «Конрад» неделю назад. Выбор объяснялся просто. Остров Рангали состоял из двух достаточно внушительных атоллов, соединённых между собой длинным мостом. Джон не представлял себе, как он сможет провести несколько недель, а, возможно, и месяцев на маленьком пятачке суши, поэтому размер имел значение. Кроме того, в отеле была роскошная, с бассейном и подводной спальней, вилла, полностью изолированная от остальных строений и стоявшая на приличном удалении в океане. Стивенс вспомнил, как личный секретарь королевы удивлённо вскинул брови, когда он озвучил ему свой выбор.

«Вы же не хотите, чтобы я работал над этим документом за завтраком в общем зале? — с ехидцей спросил тогда Джон, пристально всматриваясь в лицо Кристофера Гейдла. — Мне нужен полный покой, и не нужны соседи».

Тот молча кивнул в ответ, даже не взяв паузу, чтобы посоветоваться, хотя аренда такой виллы влетала королевской казне в копеечку.

«На всё готовы, только бы я довёл этот чёртов отчёт до ума, и лучше подальше от любопытных глаз в Англии. Ну и хорошо, лишь бы не мёрзнуть в сыром замке где-нибудь в Шотландии!» — примирился Стивенс с желанием двора на время убрать его из страны.

Прибыв на курорт, первым делом сэр Джон Стивенс потребовал, чтобы ему предоставили расписание авиарейсов и заранее сообщали обо всех изменениях в нём. Заодно приказал убрать из бара всё, что там было. Усевшись в кресло, он тыкал пальцем в винную карту, которую консьерж открыл для него на экране телевизора, выбирая самые дорогие вина и оправдывая своё второе прозвище — Капитана Божоле.

«Может, что-нибудь оставить из безалкогольных напитков?» — поинтересовался наивный консьерж, не понимая, с кем имеет дело.

«Только лёд!» — отрезал Капитан Божоле.

Сэр Джон Стивенс оторвался от морского бинокля с мощной «цейсовской» оптикой и, положив его перед собой на стол, протянул руку к шампанскому. Медленно, ожидая, пока осядет пена, он долил себе игристое вино по самый край бокала и вернул бутылку в ведёрко со льдом. Капля конденсата замерла на верху изящной ножки. Прозрачный страз дрожал, будто боясь сорваться вниз.

Стивенс задумался на секунду.

«Эх, за что же тебя, Джонни, королева ни с того, ни с сего пожаловала в рыцари? Отдаёшь себе отчёт, чего тебе, заслуженному бобику, может стоить невыполнение такого почётного задания? Вот Томлинсон — абсолютный оторва. Взял и ляпнул под присягой такое! Ничего не боится. Или, наоборот, чего-то очень опасается, поэтому и вылез на процессе со своими инсайдерскими показаниями о методах работы спецслужб. Мол, своими глазами видел портативный генератор мощных вспышек, который разработали для устранения неугодных лидеров. Не понимаю, зачем это ему. Известность? Так он уже опубликовал свою „бомбу“. Влезть в такое дело просто так, от нечего делать? Не поверю. Что-то за этим кроется. Неужели дело только в мести за то, что ему дали пинка и вышвырнули из разведки? Правда, ещё тюремный срок припаяли. Интересно, его уже нашёл яйцеголовый Коннор Старлетт? Сколько осталось жить Томлинсону, если он не откажется от своих слов? А если откажется? Точно, показания против королевы и истеблишмента — это для него гарантия остаться в живых. Но почему именно он? Как он связан с „Операцией Педжет“? Получается, что главное не то, что он сказал, а то, о чём он молчит? И это очень нервирует герцога Эдинбургского, а вместе с ним, естественно, психует и МИ-6. А устранить ещё одного свидетеля в этом деле нельзя. И так погибли три агента. Ясно, почему Томлинсон до сих пор жив. Но откуда у него такая уверенность? И что даёт ему силы выстаивать одному против всей системы? Мне бы и самому не помешала такая прививка смелости».

Стивенс посмотрел на толстенную красную папку. Она оказалась раскрытой на главе, посвящённой трагическому роману принцессы Дианы и наследника египетского миллиардера.

Все заявления, сделанные аль-Файедом старшим, сэр Стивенс знал наизусть, как и выводы, к которым надлежало прийти следствию. Вот только как сделать так, чтобы они, эти выводы, выглядели объективными и обусловленными обстоятельствами дела, а не предвзятыми и односторонними? Задачка не тривиальная, ведь аль-Файед не мальчик, чтобы бросаться такими обвинениями в адрес королевского двора, и он отлично понимает, против кого начал войну. Прежде чем удобно усесться в телестудии и открыть рот, он получил не одну сотню профессиональных консультаций о том, что и как говорить.

«Этот язык нельзя укоротить — нет такого ножа, даже у королевы! Следовательно, его показания нужно разбавить словами других свидетелей, и чем их больше, тем лучше!» — подумал Стивенс.

Он листал материалы дела, вчитываясь в протоколы допросов и пытаясь определить, правильно ли в них расставлены акценты, достаточно ли, но не слишком ли навязчиво они компрометируют слова главного обвинителя. Читая оставленные им на полях комментарии, Джон вновь обратил внимание на своё изменившееся к расследованию отношение. И это нельзя было объяснить его нетрезвым состоянием, плохим настроением или недовольством ранней, пусть и почётной, отставкой. Тут было что-то другое. Лорд Стивенс гнал от себя мысли, насколько он близок к тому, чтобы перейти на другую сторону баррикады, пусть пока только мысленно. А чтобы сделать это в реальности, открыто, ему нужен союзник, который уже прошёл этот путь и остался в живых. Именно поэтому он всё чаще подумывал о тайной встрече с Ричардом Томлинсоном.

«Почему она выбрала именно Доди?» — в который раз задавался вопросом сэр Стивенс.

Он прекрасно знал всех любовников леди Спенсер. Кто-то, как майор Мэннаки, возвращаясь со службы, случайно врезался на мотоцикле в фургон, за рулём которого оказалась девчонка, получившая накануне водительские права. Перевод из элитного подразделения, осуществляющего охрану членов королевской семьи, в обычный полицейский участок ничему Мэннаки не научил. Он продолжал болтать о своих амурных делах с Дианой. Иметь близкие отношения с принцессой разрешалось, но предавать их огласке нельзя было ни в коем случае. Это принципиальная позиция королевского двора. Однако Букингемский дворец никак не мог убедить бывшего телохранителя держать язык за зубами. А может быть, просто не успел, так как случилась эта смертельная авария.

«Идиоты! Кругом одни кретины! — ругался сэр Стивенс. — И как с такими замести следы?»

Стивенс имел право на крепкое словцо. Тон, с которым принц Чарльз сообщил Диане о гибели её бывшего любовника, не оставлял сомнений в том, что и эта смерть была подстроена. В любом случае, она была им на руку. Зачем было злорадствовать? Этот разговор моментально распространился в свете в виде сплетни.

Очередной избранник принцессы Уэльской, офицер кавалерии Джеймс Хьюитт, оказался куда сообразительнее своего предшественника. Перевод на захолустную базу в Германии с последующей командировкой в боевые части в районе Персидского залива дал ему ясно понять, что при определённых условиях за Британскую корону можно и погибнуть. И танк на войне не самое надёжное укрытие. Но лучше всё-таки остаться в живых, забыв про некогда блестящую карьеру в Лондоне. Хьюитт трижды не смог сдать квалификационный экзамен на чин майора.

«На кой чёрт тебе сдалось повышение? — недоумевал Стивенс. — Ты же здорово заработал на книге и интервью о Диане. Почти полтора миллиона фунтов срубил!»

В списке фаворитов Дианы был и пакистанский кардиохирург. Среди её многочисленных избранников доктор Хаснат Хан стоял особняком. И не только из-за длительности их отношений, сколько из-за той серьёзности, которую придавала им сама принцесса. Она дважды летала в Пакистан знакомиться с семьёй своего друга. Диана первая сделала предложение оформить их отношения официальным браком и даже поручила своему дворецкому обсудить с одним преподобным отцом межконфессиональные сложности и возможность тайного союза.

«Слава Аллаху, который надоумил Хана отказать принцессе Уэльской в этой безумной затее. Пусть и после года анонимных угроз расправиться с ним, — вспоминал сэр Стивенс, теребя уголок страницы. — Семья Ханов очень состоятельная, но, видимо, не настолько, чтобы во всём соответствовать стилю жизни принцессы. Диана сильно переживала этот разрыв. В конце концов она обратила внимание на Доди аль-Файеда. Почему?»

И на этот вопрос у бывшего главы Скотленд-Ярда был ответ, точнее, своя теория.

Во время своих визитов в Соединённые Штаты Америки принцесса Уэльская подробно интересовалась жизнью Жаклин Кеннеди после убийства её мужа и во время замужества за греческим судовладельцем Онассисом. Диану особенно привлекал в Жаклин её статус жертвы, отверженной высшим обществом Америки, которое не смогло простить ей измену погибшему президенту США.

«Очевидно, что принцесса просчитывала возможные последствия своего противостояния с Виндзорами и искала достойный пример. Она отдавала себе отчёт, что ей потребуется не только моральная, но и значительная финансовая поддержка. Вот почему именно аль-Файеды!» — хмыкнул Джон.

* * *

«ОТНОШЕНИЯ — ПОМОЛВКА — БЕРЕМЕННОСТЬ»

(i)

Заявления в поддержку обвинения в заговоре

Мохаммед аль-Файед сделал несколько заявлений об отношениях между принцессой Уэльской и Доди аль-Файедом, включая помолвку и беременность.

Отношения и помолвка

Основное из заявлений, сделанных Мохаммедом аль-Файедом

Мохаммед аль-Файед заявляет, что информация, которой он обладает лично или получил от иных лиц, подтверждает, что принцессу Уэльскую и Доди аль-Файеда связывали серьёзные отношения, и они собирались обручиться и вместе выбрали обручальное кольцо от ювелиров «Репосси» в Монте-Карло; что данное кольцо было подготовлено и подогнано этими ювелирами под нужный размер. Он заявил, что Доди аль-Файед позже забрал кольцо на Вандомской площади в Париже, в субботу, 30 августа 1997 года. Доди аль-Файед намеревался преподнести кольцо принцессе Уэльской в ту ночь, и они планировали объявить о помолвке в понедельник, 1 сентября 1997 года. «Службам безопасности» стала известна эта информация через прослушивание телефонных разговоров. Таким образом, приведённые факты доказывают, что у предполагаемых убийств был мотив.

Заявления

В понедельник, 1 сентября 1997 года, Доди и Диана собирались объявить о своей помолвке. Доди и Диана сказали об этом Мохаммеду аль-Файеду в субботу, в 10 часов вечера.

«Лица», которые не желают видеть Доди отчимом будущего короля, хотели убить Диану и Доди.

«Они» не допустят, чтобы египтянин, естественно, темнокожий и с вьющимися волосами, стал отчимом мальчиков.

Доди был убит из-за его намерения жениться на принцессе Диане, и Мохаммед уверен, что она ждала ребёнка от Доди.

Телохранитель Тревор Риис-Джонс сделал ложное заявление в своей книге, сообщив, что кольцо не было выбрано в Монте-Карло. Г-н аль-Файед видел запись с камеры CCTV в магазине «Репосси» в Париже, на которой Доди забрал это кольцо около 6 часов вечера в субботу, 30 августа».

* * *

В этом месте Стивенс не утерпел и воскликнул: «Неужели в МИ-6 такие недоумки?! Разрешили или даже помогли охраннику написать эти чёртовы воспоминания! Тревор — единственный свидетель, который выжил в аварии и от которого так старательно отводили подозрения в соучастии в заговоре. В том числе благодаря якобы фрагментарной потере памяти. Как раз с момента аварии и до выписки из больницы. Отвалили кучу денег врачу, наблюдавшему за телохранителем в Англии и поставившему сомнительный — тут помню, а тут — нет! — диагноз. И вдруг целая книга! И сколько бы ни выпытывали у него дотошные журналисты про инцидент в парижском тоннеле, Риис-Джонс твердил всегда: «Не помню ничего!»

Как авторитетно объяснила в суде доктор Морис Липседж, такова особенность данной травмы — мозг пациента старается не причинять ему дополнительных страданий, стерев из памяти неприятный эпизод.

«Конечно, лучше забыть, если хочешь жить, особенно при настоятельных рекомендациях внешней разведки! — съязвил сэр Стивенс. — Лучше бы ты сдох в „Мерседесе“ вместе со всеми остальными! А у меня было бы меньше проблем».

* * *

«Доди позвонил Мохаммеду ближе к вечеру в субботу, 30 августа, и сказал, что он вынужден вернуться в апартаменты на рю Арсена Гусси, поскольку кольцо там, и он хочет официально преподнести его принцессе Диане».

* * *

Джон перевернул последнюю страницу первой главы.

«Нужно заканчивать эту виндзорскую сагу побыстрее! — мелькнуло у него. — Надо проверить, не проскользнёт ли где-то в отчёте случайно высказанное мной сомнение или раздражение. Пока у меня нет такой страховки, как у Томлинсона, лучше помалкивать и вести себя, как подобает преданному рыцарю „Круглого стола“».

Джон стал подчёркивать опасные для следствия цитаты из показаний свидетелей, одновременно подсчитывая, сколько их у аль-Файеда, а сколько у «Операции Педжет».

«Отличная была идея пригласить всех этих селебритиз рассказать о Диане, даже если ничего интересного они не сообщили и сами не принимали участия в событиях лета девяносто седьмого, — Джон, открыв досье на нужной ему странице, довольно потёр ладони. — А эта девица вообще просто находка для нас!»

* * *

«Келли Фишер — американская модель, с которой Доди аль-Файед познакомился в июле 1996 года. Их отношения развивались в течение года. В ноябре 1996 года они были помолвлены и намеревались пожениться в августе следующего года».

Французское досье, документ D4086

«Я знала Доди аль-Файеда год и четыре месяца. 1 ноября 1996 года мы обручились и собирались пожениться. Наши отношения продолжались до 7 августа. С 16 июля 1997 года я находилась в Сен-Тропе. Доди и Диана были там же вместе с г-ном аль-Файедом-старшим. 27 июля Доди и я полетели в Париж: мы остановились на рю Арсена Гусси. 28 июля я улетела в Лос-Анджелес. Доди уехал в Лондон, и предполагалось, что он присоединится ко мне в Лос-Анджелесе. Вся моя семья собиралась приехать туда на бракосочетание, которое должно было состояться 9 августа».

* * *

«Прекрасный пассаж! — отметил сэр Стивенс. — Свидетель будто специально наводит на мысль, что Доди тот ещё плейбой. Посмотрите, разве их отношения с Дианой можно считать серьёзными? Доди — баловень, мачо, беззаботно проводящий время на дорогущем курорте одновременно с двумя подружками, и обе считаются его невестами!»

Джон открыл свой секретный дневник, в который он записывал контраргументы и критику под псевдонимом «капитан Божоле».

«Так-так, что скажет обвинение?»

«Фишер, при всех её внешних достоинствах, не соперница принцессе Уэльской. Сколько таких моделей увивалось вокруг Доди аль-Файеда? Десятки, сотни… Все на одно лицо, с одинаковой фигурой. Аль-Файед-старший наверняка относился к ним как к игрушкам своего сына. Сегодня в его постели, а завтра — «Чао, бамбина! Коробочка от «Тиффани» тебе на память!»

«А кто вообще слышал про эту странную помолвку в Америке? Почему никто не подтвердил слова Келли? Обычная пьяная болтовня на свадьбе у сестры? К тому же Фишер, возможно, еврейка. Какая тут семья с мусульманином?!

Диана — другое дело. Представительница древнего англосаксонского рода Спенсеров-Мальборо, Её Королевское Высочество, мать будущего короля Англии!»

Все эти факты отлично укладывались в теорию Стивенса: чтобы успешно продолжать войну с Виндзорами, Диане нужен был свой Онассис, и поэтому она всерьёз изучала биографию Жаклин Кеннеди.

* * *

Интервью «Операции Педжет». Заявление №119

Келли Фишер заявила, что о помолвке было объявлено в ноябре 1996 года на свадьбе её сестры в Лос-Анджелесе, в отеле «Беверли Хиллз», и Доди купил ей обручальное кольцо с бриллиантом и сапфиром, которое она получила от него позже.

Келли Фишер сказала, что они должны были вскоре пожениться и жить вместе. Для этой цели в апреле 1997 года была приобретена недвижимость в Малибу.

В дом можно было переехать в первую неделю августа, и поэтому было решено пожениться в августе, чтобы провести свадебный приём там.

«Меня пригласили на виллу Виндзор, которую прибрёл его отец. Он выставил на продажу вещи герцога и герцогини Виндзорских, и мы поехали туда посмотреть, нет ли там того, что можно было бы взять в наш дом в Парадайз Коув. Я захватила с собой видеокамеру. Плёнку с записью, которую я сделала в тот день, я предоставила следствию. На виллу нас отвёз Филипп. Там было два стола, которые мы решили взять себе, но больше ничего не пришлось нам по вкусу».

* * *

Сэр Стивенс понимал, что умные люди прекрасно осознают специфический социальный статус Келли Фишер, и что её роман с Доди выглядит слишком стремительным. Но тем лучше: чем длиннее шлейф историй, тем большее количество людей он накроет. Для дискредитации противной стороны все средства хороши.

«Присутствовала ли на приёме в честь помолвки семья аль-Файедов, и в каком составе? С одной стороны, к её показаниям не придерёшься: Келли действительно была с ними в Сен-Тропе. Но зачем приплетать сюда события годичной давности? Если только она не хотела выставить Доди в определённом свете и посеять сомнения насчёт серьёзности намерений Доди и Дианы, не говоря уже об общем неприглядном контексте: плейбой раздаёт девушкам дорогие подарки, а принцесса завязывает любовную интрижку с без пяти минут женатым мужчиной. Тогда уж нужно перекопать всю жизнь Дианы, Чарльза и королевы. А так это выглядит как сплетня, умело вплетённая в контекст. Араб и американская еврейка? Очень сомнительно! — читал свои записи в дневнике Джон. — Она, видите ли, получила от него кольцо. Так и записано в протоколе допроса. Ну не дура ли? Разве обручальные кольца получают? Их дарят, преподносят в романтической обстановке, стоя на коленях, а мисс Фишер почему-то умалчивает про этот момент. Было ли оно обручальным на самом деле? Вопрос. Бриллиант вместе с сапфиром — странное сочетание камней для такого случая. Кольцо она подробно не описывает, зато очень детально рассказывает про не стильные вещи на вилле Виндзор, куда принесла видеокамеру. Типичная янки».

«А эти расходы на юристов зачем? Любой человек скажет, что данный эпизод, касающийся приобретённой аль-Файедами собственности, не имеет никакого отношения ни к Диане, ни к аварии. Пустая трата денег из казны. Сразу бросается в глаза предвзятость следствия! Лучше бы убрать этот абзац из финального отчёта, — продолжал размышлять Стивенс. — А с другой стороны, адвокатам уже заплатили за работу, и нужно как-то оправдать их привлечение».

Далее в досье шли показания Мохаммеда аль-Файеда, которые он дал французскому следствию и «Операции Педжет», а также то, что он рассказал в интервью Николасу Оуэну от 3 июня 1998 года в передаче «Диана — секреты, скрывающиеся за аварией». Ничего особенного он не сообщил, кроме того, что о помолвке Доди и Дианы должно было быть объявлено в понедельник, 1 сентября 1997 года, и что они погибли через десять часов после покупки обручального кольца.

Таких, словно под копирку, выступлений на телевидении было очень много. Но Мохаммед аль-Файед, главный живой свидетель и обвинитель, человек с неограниченными возможностями, с маниакальной одержимостью ходил из одной студии в другую, излагая свою версию аварии и подозревая в её организации королевский двор. Название же купленного кольца «Скажи мне „Да“» не оставляло ни малейших сомнений, что оно действительно обручальное, а не дорогая безделушка, вроде тех, которые Доди обычно дарил на память своим подружкам.

«Что он там сказал журналисту? Что она „в конце пути нашла того, кто сможет наполнить её жизнь, сделать счастливой, исполнить все мечты, которые она утратила за долгие годы. Она обрела свою семью…“ — сэр Стивенс отыскал в деле соответствующую цитату. — Вот на такого свидетеля ополчилась вся королевская рать. Какой конец пути принцесса имела в виду? Ей не было и сорока лет. Может, она подразумевала ускользнувший от неё титул королевы-матери? Или это было обычное проявление её фобии преследования? Как бы то ни было, но слова про конец пути оказались пророческими!»

Сразу после показаний аль-Файеда-старшего шло короткое заявление принца Уильяма о том, что он ничего не знал о планах матери обручиться с Доди.

«Не знали, Ваше Королевское Высочество? Или забыли до поры до времени? — прочитал сэр Стивенс свой комментарий в дневнике. — Эта история не закончилась с аварией в тоннеле, она с неё началась! Продолжение обязательно последует. Разве внуки простят такое своей бабушке? Она-то точно не питает на этот счёт никаких иллюзий и приготовит им какой-нибудь сюрприз».

Чтение материалов этой главы напоминало ему пролистывание таблоидов и глянцевых журналов. Все опрошенные «Операцией Педжет» делились с детективами самыми сокровенными фактами, так как, по их мнению, именно они были доверенными лицами принцессы Уэльской.

«Немного ли конфидентов у одного лица? — усомнился Джон. — Но так нужно было следствию. Чем больше трескотни, тем проще отвлечь внимание от сути».

Например, леди Аннабель Голдсмит, подруга Дианы, разговаривала с ней по телефону в пятницу, 29 августа, то есть накануне печальных событий. По словам Аннабель, замужество нужно было принцессе, как «сыпь на лице»; никакое кольцо в разговоре не упоминалось.

«Ради красного словца леди Голдсмит готова пустить любую сплетню, но, тем не менее, прекрасная фраза! Сразу понятно, что свадьба в календаре не стоит. А о том, что леди Голдсмит — дочь восьмого маркиза Лондондерри и близкая подруга Аннабель Эллиот, сестры Камиллы Паркер-Боулз, любовницы принца Уэльского, знают лишь немногие посвящённые представители высшего света. И они не дураки, чтобы выставлять напоказ такую явную ангажированность свидетеля, как и предавать огласке тот факт, что Джемайма, дочь леди Голдсмит, вышла замуж за пакистанца Имрана Хана и переехала жить в Исламабад, — профессиональная память подбрасывала Джону все новые доказательства предвзятости королевского следствия. — Именно к ней несколько раз летала принцесса Диана вместе со своим любовником кардиохирургом Хаснатом Ханом, младшим братом Имрана».

«Как всё запутано!» — Джон поискал взглядом, что бы выпить.

Он быстро пролистал показания прочих свидетелей: компаньонок, подружек, друзей и просто знакомых, призванных уравновесить или «забить» показания Мохаммеда. В список попал даже дилер автосалона. Был там и Пол Баррелл, личный дворецкий принцессы Уэльской. Он единственный подтвердил, что Диана обсуждала с ним, на каком пальце носить кольцо, которое собирался подарить ей Доди.

«Телефонный разговор состоялся между ними за три дня до автокатастрофы. Аль-Файед не успел преподнести к тому моменту кольцо, но уже показывал ей. Значит, всё-таки ходили вместе в ювелирный салон и выбирали подарок, — сделал очевидный вывод Стивенс. — Но не обручальное же кольцо, раз принцесса собиралась носить его на безымянном пальце правой руки. Хороший совет дал мистер Баррелл! Вот только про то, что Диана подарила Доди запонки своего отца, он ляпнул зря. Не слишком ли личный и романтичный презент для мимолётного курортного романа?»

Джона больше интересовал другой момент. Почему Диана рассказала про кольцо только дворецкому? Если она хотела организовать утечку информации, могла бы набрать номер какого-нибудь знакомого корреспондента. Да любая бульварная газетёнка охотно подхватила бы такую новость. Но Диана по непонятной причине промолчала об этом даже в разговоре с приближённым журналистом Ричардом Кеем. Хотя они подробно обсуждали возможные темы воскресных газет.

«За день до гибели она волновалась о том, что о ней напишут в газетах. Знала бы Диана, что именно! — не удержался от профессионального цинизма Стивенс. — Очевидно, принцесса хотела, чтобы новость о кольце с „говорящим названием“ непременно дошла до королевы, и не из газет. Поэтому выбор пал на Баррелла, поэтому так подробно и обсуждались интимные подробности безымянных пальчиков — на левой руке носить или на правой? Но таки носить!»

Зато Лючия Флетча де Лима, супруга бразильского посла и, видимо, действительно близкая подруга принцессы, напустила тумана, намекнув вначале и про помолвку, и про прослушку. Поэтому Диана не могла говорить откровенно, опасаясь, что её подслушают.

«Кто её просил говорить об этом? — недовольный Стивенс отпил воды из стакана. — Хорошо, что в конце подтвердила, что кольцо и беременность не обсуждались. А их последний разговор состоялся 28 августа».

В очередной раз Джон отметил предвзятость «Операции Педжет». Вопросы свидетелям задавались только в нужном следствию ключе или контексте. И никаких отклонений в ту или иную сторону. Он давно ломал голову над тем, как закамуфлировать односторонний интерес детективов, но решение найти не удавалось. Видимо, его и не было.

«Жена посла упомянула про прослушку, но следователь проигнорировал её слова и не стал задавать ей уточняющие вопросы. Родни Тёрнер, постоянный поставщик автомашин Диане, прямо сказал ей, чтобы она была осторожна. В чём? Почему? Что ей угрожало? Но никакого интереса у следствия это не вызвало — таковы строгие инструкции. А ведь, кажется, именно мистер Тёрнер ремонтировал „Мерседес“ принцессы, когда отказали тормоза. Но в протокол попали только слова принцессы о том, что „всё кончено, и 4 сентября на работу“. В каком смысле „кончено“, уточнять не стали. Диана могла подразумевать и то, что всё решено с Доди, и покончено с Виндзорами. Ведь так?» — Джон критически перечитывал дело.

На глаза попались показания леди Сары Маккоркодейл. Сэр Стивенс вспомнил, что он с самого начала был против её привлечения в качестве свидетеля. Она в итоге ничего толком не рассказала, лишь что-то про пехотные мины, которые огорчали принцессу Уэльскую, и вообще тон у Дианы был расстроенный. Поэтому Сара сделала вывод, что «отношения с Доди прыгали, как колесо по дороге».

С точки зрения Джона, старшая сестра Дианы была слишком противоречивой фигурой, если не сказать прямой её соперницей, проигравшей главный приз жизни. Стивенс хорошо знал, что Сара считалась невестой принца Чарльза, а замуж за него в итоге вышла Диана. Сара наболтала в прессе что-то о своих отношениях с Чарльзом, и королева моментально вычеркнула её из списка претенденток на сердце наследника престола.

«Потом Сара вышла замуж за офицера, родственника ненавидимой всеми сёстрами Спенсеров мачехи Рейн. Также многие понимали реальную суть отношений между Сарой и Дианой, прочитав книгу Бредфорд „Диана. Жизнь. Любовь. Судьба“, в которой во всех красках описана „любовь“ Сары к Диане. Так когда-то относились к рабыням! Платить младшей сестре один фунт в час за уборку квартиры и заставлять её переделывать?! А Диана беспрекословно выполняла указания старшей сестры. Хотя разница между ними была всего четыре года. И после этого заявлять на следствии, что у Дианы не было от неё секретов? Высшая степень цинизма!»

Ключевым свидетелем был дворецкий Доди аль-Файеда Рене Делорм. 30 августа 1997 года он обслуживал пару в апартаментах на рю Арсена Гусси. Конечно, он тоже успел опубликовать книгу, которую назвал «Диана и Доди, история любви». Стивенс отчётливо помнил стратегию допроса: ловить Рене на противоречиях между его показаниями во французском суде и мемуарами.

За два года расследования сэру Стивенсу пришлось прочитать всё, что было написано о принцессе Диане в прессе и издано независимыми авторами, чтобы узнать Диану не только со слов её окружения, которому трудно доверять на все сто, так как у каждого имелся свой интерес, но и лучше понимать причины и логику её поступков.

Джон раскрыл материалы дела с показаниями Рене Делорма и свой дневник с комментариями. Первым стоял вопрос: «Можно ли доверять словам преданного семье дворецкого?», и тут же ехидный комментарий: «Равно как и всем, преданным королеве…»

Но сначала внимание Стивенса привлекли его слова о том, что интервью с Мирией Дениэлс, личной целительницей Доди, нужно поставить перед допросом дворецкого. Почему?

Во-первых, она знала младшего аль-Файеда с конца восьмидесятых годов и постоянно путешествовала с ним, оказывая ему различные услуги. Во-вторых, она находилась на борту яхты «Джоникал» одновременно с принцессой Уэльской в тот самый момент, когда была снята скандальная фотография Дианы в купальнике и газеты запустили сплетню о её беременности.

Откуда ей, не близкому человеку, знать такие интимные подробности? Оказывается, она массировала не только Доди, но и Диану. После чего сделала вывод, что принцесса не могла быть беременной, иначе она никогда не позволила бы настолько интенсивные упражнения на животе.

* * *

Мирия Дениэлс — из интервью «Операции Педжет».

Заявление №182

«Я абсолютно уверена и готова подтвердить, что она не была беременна. Во-первых, она сказала мне об этом сама. Во-вторых, в прошлом я работала с беременными женщинами, от момента зачатия до родов, и я знакома с тем, как тело беременной реагирует на процедуры даже на ранних сроках.

Я не обнаружила у неё признаков беременности. Если и была такая вероятность, то она определённо об этом не знала. Это подтверждает и мой разговор с Дианой на борту «Джоникал».

* * *

«Сильный свидетель! Очень! — признал Стивенс. — С одной стороны, Диана не хочет раскрываться перед малознакомым человеком, с другой, как говорит массажистка, — о беременности нужно сообщить, чтобы не навредить своему здоровью. Конечно, принцесса могла ещё и не знать о беременности. Но её нет в живых, и что бы хилер ни сказала, проверить это невозможно».

* * *

«Во время поездки мы получали факсовые копии газетных отчётов. Иногда кто-то из команды сходил на берег, чтобы принести газеты. Однажды, когда Диана пришла ко мне на массаж, она выглядела возбуждённой, вскинула руки вверх и очень эмоционально произнесла: „Теперь я у них беременная!“ Она имела в виду заголовок газеты, который она только что увидела. Она была явно расстроена тем, что газеты раскручивали эту тему».

* * *

«Отлично сказано. Умница! — не удержался от похвалы Джон. — Посмотрим, что скажет на это Рене Делорм».

* * *

Интервью Рене Делорма «Операции Педжет».

Заявление №120

«Доди приказал мне поставить шампанское на лёд к моменту их возвращения после ужина в ночь с 30 на 31 августа 1997 года. Он говорил мне, что планирует сделать принцессе предложение, и показал мне кольцо. Вечером того же дня я вошёл в гостиную, покашлял, чтобы обозначить своё присутствие, и увидел, что принцесса сидит на кофейном столике. Доди стоял перед ней, преклонив колено, и ласкал её живот, а она смотрела на свою руку. Единственное, что я слышал, было её слово „да“».

Следователь: «Почему вы не включили этот эпизод в книгу и ни разу не упомянули о нём до сегодняшнего дня?»

Рене Делорм: «Потому что я не хотел на этом спекулировать и, пользуясь случаем, подтверждать непроверенные слухи. Я думал, что, если она действительно беременна, то вскоре всё и так прояснится».

Следователь: «Сделал ли Доди предложение принцессе?»

Рене Делорм: «Я не знаю. Я сначала увидел коробку и узнал её, а потом обнаружил кольцо».

Следователь: «Упоминала ли принцесса хоть раз о помолвке?»

Рене Делорм: «Нет, не упоминала».

Следователь: «Зная этого человека как никто другой, можете ли предположить, что Доди аль-Файед сделал предложение без кольца?»

Рене Делорм: «С какой стати ему делать предложение без кольца? Так как кольцо по-прежнему оставалось в апартаментах, она не надевала его в ресторан. Я полагаю, что он не делал ей предложения».

* * *

«Верить его словам действительно можно не больше, чем всем остальным, то есть нужно сомневаться во всём. Но, с другой стороны, Рене один из немногих, кто не боится говорить по существу, язык у него живой, не выхолощенный адвокатами. Выглядит он честным человеком, не спекулирует на обстоятельствах, подтверждает только то, что видел своими глазами. Или он грамотно подаёт информацию, не перебарщивая с фактами? Кольцо же было, слово „да“ сказано, а в каком контексте — он честно не знает», — читал свои заметки Стивенс.

«Но что та сцена в гостиной могла означать? Диана во фривольной позе на столике. Доди, стоя на коленях, гладит её живот. Кольцо надето на палец. Следователь явно нарочно проигнорировал этот момент и не стал задавать вопросов. Точно следовал инструкциям, — отметил Джон. — Тем не менее, дворецкий слышал слово „да“, но только его. Не понятен контекст. Доди мог просто спросить, нравится ли кольцо, и принцесса сказать „да“. Но почему тогда после этого она сняла его? И оставила его в апартаментах? Или оно всё-таки было у неё на пальце, когда они поехали в ресторан? Вряд ли, так как никто в отеле не заметил нового кольца у принцессы. Но кто в той суматохе мог обратить внимание на него? Мало ли какие украшения могли быть на принцессе! Кстати, ещё один важный момент, сознательно упущенный следствием. Если кольцо было у неё на пальце, то кто-то либо сразу после аварии, либо во время вскрытия снял его и вернул на прежнее место, будто бы оно там и оставалось. Такую операцию могли провернуть только спецслужбы. У них было время. Почему кольцо не пропало? Потому что слишком много свидетелей: дворецкий, телохранители, отельные служащие, владельцы и продавцы ювелирного салона. Кроме того, сохранились чек на приобретение, сертификат качества бриллиантов и, наконец, пустая коробка. Практически невозможно зачистить столько следов. Кроме того, добавилась бы ещё одна таинственная и необъяснимая пропажа. Достаточно той шкатулки и видеоплёнок с интервью Дианы, пропавших из её спальни сразу, как только стало известно об аварии».

Стивенс прикрыл глаза, пытаясь представить, как агенты ослепляют водителя вспышкой, спрыгивают с мотоцикла, быстро осматривают принцессу, замечают кольцо, снимают его и срываются на рю Арсена Гусси, пока никто не узнал об аварии. Там у апартаментов они дожидаются, когда телохранители узнают о происшествии и дворецкий останется один, проникают в дом и… Или охрана намеренно впустила их внутрь?

«Нет, слишком сложно. Такое возможно только в кино. Если Диана и Доди планировали объявить о помолвке в Лондоне, то глупо светиться с обручальным кольцом накануне. Пропал бы эффект сенсации, а этого принцесса Уэльская никогда бы не допустила. Поэтому кольцо осталось в упаковке», — Джон решил, что это самое правдоподобное объяснение.

Хотя невидимое присутствие агентов МИ-6 (и только ли их одних?) не давало ему покоя. Стивенс машинально начал перелистывать файл, пытаясь добраться до последней главы о предполагаемом участии французских, английских и американских секретных служб в деле принцессы Уэльской. Но, перевернув пару сотен страниц, он передумал.

«Что я там не видел? Циничных ответов: «Ничего не знаем. Не видели. Не подслушивали. Не докажете!» — Стивенс вспоминал, как даже он, шеф могущественного Скотленд-Ярда, не смог пробить стену молчания, выстроенную секретными службами.

Джон решил закончить проверку материалов, относившихся к подготовке пресс-конференции в «Хэрродс», на которой Диана и Доди должны были объявить о помолвке. И вернулся назад, к соответствующему разделу в первой главе. Здесь у аль-Файеда было явное преимущество в свидетелях. Точнее, у короны не было ни одного человека, который мог бы опровергнуть показания Стюарта Бенсона, генерального советника и юридического консультанта Мохаммеда аль-Файеда, и Майкла Коула, ведущего пресс-конференции в «Хэрродс», которая таки состоялась 5 сентября 1997 года, но совершенно по другому поводу.

* * *

Стюарт Бенсон — «Операция Педжет»,

заявление №225

«В пятницу, 29 августа 1997 года, мне позвонил Доди с яхты „Джоникал“, на которой он отдыхал вместе с принцессой Дианой. Он сказал, что у него “ прекрасные новости», касающиеся его и «его подруги». Когда он говорил по телефону о принцессе Диане, он никогда не упоминал её имени, но всегда называл её «моя подруга».

Доди спросил, буду ли я где-нибудь в районе «Хэрродс» в понедельник, 1 сентября, чтобы встретиться с ним за ланчем. И сказал, что в связи с “ чудесными новостями» у него есть несколько вопросов, которые ему надо обсудить со мной. Я согласился встретиться с ним в это время.

Я могу только догадываться, почему он захотел меня увидеть. Однако по тону его голоса, по возбуждению, с которым он со мной говорил, и по тому факту, что это настолько явно касалось его отношений с принцессой Дианой и имело юридическое значение для него, я не сомневаюсь, что они решили обручиться».

* * *

«Важный свидетель! Этот профессиональный юрист уверен в своих словах и знает, как представлять аргументы. Нам же сказать в противовес нечего, — признался самому себе Стивенс. — Значит, будем компрометировать его самого. Достаточно ли будет намекнуть на его предвзятость, ведь ему платит аль-Файед? Но в этой жизни все кому-то платят, в том числе и мне».

Джону пришлось в очередной раз прибегнуть к испытанному способу — дать подстрочный комментарий в том духе, что любое объявление о помолвке или замужестве принцессы Уэльской стало бы значительным медийным событием, которое требует длительной подготовки и о котором уведомляют заблаговременно, так как оно вызвало бы огромный интерес СМИ. А «Операции Педжет» ничего не известно о планах или действиях в этом направлении, предпринятых какой-либо из сторон. А раз так, то ничего на самом деле и не было. Мало ли что хотел обсудить со своим юристом Доди!

Стивенс прекрасно помнил свои контраргументы, но, тем не менее, снова заглянул в дневник.

Если Диана и Доди приготовили новостную бомбу, то за воскресенье легко можно было обзвонить все значимые СМИ. Зал в «Хэрродс» всегда готов к приёму гостей и в тот день не был забронирован под другие мероприятия. Другое дело, что Доди назначил встречу только в обед в понедельник. Но желание принцессы объявить о помолвке именно 1 сентября не стоит понимать буквально. Они могли сделать это уже в аэропорту и сразу анонсировать официальную пресс-конференцию. И особой подготовки это не требовало бы. Ведь та же пресс-конференция по поводу гибели Доди и Дианы состоялась уже 5 сентября!

* * *

Показания директора по связям с общественностью

«Хэрродс» Майкла Коула —

«Операция Педжет».

Прочие документы №161

«Абсолютно понятно, что отношения носили искренний характер с обеих сторон, и г-н аль-Файед уполномочил меня сообщить вам лишь несколько деталей. Между прочим, мы не допустили утечки информации о кольце, которое Доди преподнёс принцессе за несколько часов до их гибели. Что означало это кольцо, мы, возможно, никогда не узнаем, и, если планета просуществует ещё тысячу лет, я не сомневаюсь, что люди и тогда будут строить гипотезы о том, что это значило».

* * *

«Действительно, кольцо „Скажи мне „Да““ всегда будет прозрачно намекать на истинную суть отношений Дианы и Доди. Все постарались, чтобы банальный выбор украшения превратился в детективную историю».

Англичанин закрыл папку. Солнце поднялось достаточно высоко и стало сильно жарить. Тень от пальмы превратилась в тоненькую ниточку на песке. Пора было заканчивать завтрак.

Глава 3. Знакомство в баре

Сэр Стивенс вернулся на виллу. Он открыл скользящую дверь и, оставаясь на террасе, вдыхал прохладный воздух гостиной. Джон посмотрел внутрь, откуда доносился мерный шум кондиционера, потом повернулся в сторону океана и решил искупаться, пока солнечные лучи окончательно не превратились в напалм. Он с наслаждением нырнул в прозрачную сапфировую воду, распугав разноцветную рыбью мелочь, грызшую каких-то моллюсков на сваях. Сделав пару кругов вокруг дома и полежав немного на спине на волнах, Джон поднялся по лестнице и встал под душ. Вытершись полотенцем и сменив плавки на сухие, он развалился на мягком диване под тентом.

Джон решил, что проведёт весь день здесь, читая и редактируя отчёт.

«И закажу ланч к себе, — подумал Стивенс. — А вечерком, может быть, наведаюсь в бар».

Он не стал дочитывать главу о выборе обручального кольца с говорящим — нет, орущим во весь голос названием «Скажи мне „Да“». Для утра было достаточно и того, что он уже прочитал. С беременностью принцессы — важнейшим, с точки зрения мотива предполагаемого убийства, вопросом, — он тоже разберётся потом, когда восстановит полную картину. Нужно будет сначала собрать воедино результаты медосмотров, вскрытий, анализов и экспертных заключений, а также показания всех свидетелей, наблюдавших за развитием романа между Доди и Дианой.

Здесь преимущество на стороне Мохаммеда аль-Файеда: телохранители, многочисленная прислуга, сотрудники отеля «Ритц» — все они подтвердят глубокий характер их отношений.

«А этот, Рене Делорм, — вспоминал Стивенс интимные подробности субботнего вечера в апартаментах аль-Файеда. — Говорил, что случайно видел Доди стоявшим перед Дианой на коленях и ласкающим её живот. Обычные любовники так не делают. Это же первые проявления отцовских чувств!»

Пресса с удовольствием посмакует эту сцену и, как обычно, переврёт, не сомневался Джон.

Теперь о том, как уничтожить следы того, что принцесса Уэльская носила в себе ребёнка аль-Файеда, и, следовательно, исключить сам факт наличия мотива. Нет беременности — нет ребёнка — нет проблем для английского престола — нет смысла устранять влюблённую парочку. Стивенс посмотрел на составленный им самим список лиц, имевших доступ к телам погибших, а также принимавших участие в обсуждении и принятии решения о бальзамировании тела Дианы. Здесь преимущество в количестве важных и качественных свидетелей на стороне короны. Аль-Файеда не пустили к трупам в первые, самые критические часы, отказали в требовании провести независимые или хотя бы повторные судебно-медицинские экспертизы. Поэтому ему остаётся только кричать о своих подозрениях, а вся доказательная база оказалась в руках…

Джон отлично помнил, что именно Скотленд-Ярд и МИ-6 получили полный контроль над доказательствами. Не заметить судорожные попытки разведчиков замести следы своего участия в парижском инциденте Стивенс не мог. Слишком очевидными и многочисленными были улики. Чересчур назойливым, а зачастую просто бесцеремонным, было внимание спецслужб к деятельности коронеров и детективов. Навязчивым и одновременно подозрительно пахнущим ванилью было любопытство представителей Букингемского дворца. Именно с этого обычная недоверчивость профессионального сыщика переросла в подозрительность.

Он всё ещё скептически смотрел на обывательские обвинения в тайном заговоре всемогущих спецслужб. Но после настоятельной личной просьбы принца Филиппа и молчаливого согласия принца Чарльза похоронить Диану Спенсер в закрытом гробу, чтобы никто не смог увидеть её лица, Стивенс окончательно потерял последние моральные ориентиры в проводимой им операции «Педжет», и его совесть заметалась, мощным пульсом стуча по вискам.

Джон лично осматривал тело Дианы и знал, что оно практически не было повреждено. Лицо не было обезображено, оно тоже не пострадало. Грим легко спрятал бы ту небольшую царапину на лбу, которую врач «скорой» ошибочно принял за серьёзную травму.

Конечно, так всё и было. Но как было придумано оправдание бальзамированию? Вовремя подвернулся этот французик-бальзамировщик, которому хотелось подзаработать на последнем портрете принцессы Уэльской.

«Близким же будет тяжело смотреть на труп, поэтому целесообразно поработать с лицом, чтобы оно выглядело более естественным. Это простая косметическая операция. Родственники будут вам благодарны, — объяснял мсье Монсё английскому генеральному консулу Кейту Моссу. — Вы сами видите, какая в помещении стоит удушающая жара. Лёд и кондиционер не помогают. Очень скоро на неё невозможно будет смотреть. А запах? Вы чувствуете, что процесс гниения уже идёт? Нельзя упускать время! Прощаться с любимыми нужно красиво!»

«Да-да, хорошая идея!» — ответил генеральный консул, и все вокруг согласно закивали головами.

«Особенно удачной была идея не ограничиваться только лицом, а впрыснуть побольше формальдегида во все части тела, чтобы исключить не только моральные страдания родственников от созерцания кожи, стекающей с черепа как масло, и закрытых, провалившихся внутрь глазниц век, но и всякие более шокирующие сюрпризы… Вряд ли принц Чарльз жаждал узнать, была ли его супруга действительно беременна от плейбоя-египтянина. Лучше ему не знать. Лучше вообще никому ничего не знать! А формальдегид — самое подходящее для этого средство! После его инъекций факт беременности уже невозможно ни доказать, ни опровергнуть, — Стивенс снова почувствовал, насколько ему физически неприятно вспоминать эти подробности. — И главное, доставили тело Дианы с пустым мочевым пузырём. Теперь ни один тест не установит наличие гормона ХГЧ».

Джон собрал вместе имевшие отношение к беременности материалы — получилась внушительная стопка. Теперь он сможет проанализировать мотив убийства в едином контексте, объединив медицинские вопросы с подробностями личной жизни принцессы Уэльской.

Но официальный отчёт ни в коем случае не должен давать целостную картину в одной главе. Нужно обязательно снова раздробить эти сведения на мелкие фрагменты и раскидать их по разным частям документа. То же самое сделать и с причастностью спецслужб. Не стоит давать публике (если кому-то взбредёт в голову прочитать всё полностью) возможность понимать проблему целиком. Лучше заставить читателя «попрыгать» из начала в конец, а потом в середину, и так по кругу. Перелистывание тысячестраничного текста утомительно, а с точки зрения выстраивания последовательной версии, бесперспективно. Задача «Операции Педжет» заключается не в расследовании и не в объяснении, а именно в разрушении аргументов аль-Файеда и окончательном запутывании всего и вся.

Эту философию следствия Стивенс изменить не мог, не раскрыв королевскому двору своё изменившееся отношение к делу. Редактируя текст, он был вынужден оставлять его в том же виде: раздробленным на мелкие эпизоды, которые, в свою очередь, были разбросаны по разным главам, чтобы разорвать связь между важными событиями.

«Как повели себя английские власти, когда тела прибыли в Лондон? — Стивенс перевернул страницу. — Не выдавали ли их поступки настоящего отношения к трагическому происшествию?»

* * *

Заявления, сделанные Мохаммедом аль-Файедом и Джоном Макнамарой, ставят перед следствием четыре вопроса:

1. Почему готовить ответ MPS о причине смертей в Париже поручили детективу суперинтенданту Риис, из группы по борьбе с организованной преступностью (OCG) в Новом Скотленд-Ярде, а не дежурившему в тот день старшему офицеру-следователю?

2. Кто отвечал за постановку задач Полицейской службе метрополии (MPS) после гибели Доди аль-Файеда и принцессы Уэльской, и как именно была определена роль MPS?

3. Почему офицеры MPS присутствовали на посмертных исследованиях принцессы Уэльской и Доди аль-Файеда в морге Хаммерсмита и Фулема 31 августа 1997 года?

4. Заявляли ли представители власти, в частности коронер Майкл Бёрджесс или офицеры Нового Скотленд-Ярда, о том, что данные смерти являются подозрительными, и не по этой ли причине была задержана репатриация тела Доди аль-Файеда?

* * *

«Всего четыре вопроса. На самом деле, всего один, — размышлял сэр Стивенс. — С чего вдруг вместо дежурного офицера-следователя полиции прибывшими трупами занялась группа по борьбе с организованной преступностью? Вопрос очень заковыристый! Настолько, что в ответ полиции приходится мычать что-то несвязанное».

Логика аль-Файеда убийственно проста. Если гибель Дианы и Доди наступила в результате несчастного случая, о чём власти всегда заявляли публично, то почему к делу такое особенное внимание? Было привлечено несколько детективов из группы по борьбе с организованной преступностью, которую возглавил лично Дэвид Венесс, помощник комиссара по специальным операциям. По какой причине Венесс настоял на замене детективов? Повторный осмотр, вскрытие и изъятие образцов из обоих тел осуществляли сразу два королевских коронера! Значит, пришли к выводу адвокаты миллиардера, английские власти изначально считали эти смерти подозрительными и намеренно проводили процедуру инквеста по специальным правилам, которые в обычных обстоятельствах не применялись бы. Биоматериалы Доди аль-Файеда вообще не имели права брать без согласия семьи. Но её никто и не спрашивал — просто взяли по-тихому, и всё.

«В такой ситуации неудобные вопросы лучше игнорировать, уходя от конкретных ответов. Тем более что даже опытные сыскари нет-нет, да и ляпнут что-нибудь неосмотрительно!» — Джон наморщил лоб, дойдя до показаний своих бывших подчинённых.

В их словах сквозила суетливая чехарда, возникшая в полиции при подборе кандидатов для приёма трупов и наблюдения за медицинским осмотром. Один написал даже докладную записку о том, что считает своё участие в процедурах неуместным. Другие сотрудники кулуарно обсуждали странности своего попадания в эту группу, о чём сообщили следователям «Операции Педжет».

Детектив Риис в порыве откровенности сболтнул первоначальное название полицейского дела — «Операция Париж», которое впоследствии было изменено на «Операцию Педжет».

«Какая к чёрту операция, если вас-нас якобы там не было? — возмущался Стивенс. — Назвали бы просто — „Последний путь“ или „С возвращением“, но нет, им обязательно нужно ввернуть „операцию“. Идиоты! Зачем так подставляться?»

* * *

Вопрос следователя: «Зачем проводили посмертное исследование тел?»

Ответ коронера Майкла Бёрджесса: «Хотя это необязательно при каждом инквесте, сделали на всякий случай, если в будущем… (возникнут вопросы)».

Доктор Джон Бартон, королевский коронер: «Поскольку это была принцесса Уэльская, я посчитал, что имею право провести посмертное исследование…»

Роберт Томпсон, менеджер морга, помогавший доктору Чепмену, заявил:

«Я не помню, чтобы брали образцы ткани у Доди аль-Файеда. Но на следующий день я отправил в госпиталь „Черинг-Кросс“ образцы обоих тел. Когда вскрыли желудок принцессы Уэльской, можно было ощутить запах алкоголя. Настолько сильный, что мне пришлось отступить назад. Доктор Чепмен ничего не сказал, но судя по его поведению можно было подумать, что он нашёл что-то необычное. Я удивился, когда узнал из отчёта, что в тканях её тела не обнаружили следов алкоголя».

Чепмен заявил, что содержимое желудка не пахло алкоголем.

Доктор Сюзан Патерсон, глава токсикологического отделения госпиталя «Черинг-Кросс», проводившая исследование образцов, взятых во время посмертного вскрытия, заявила:

«1 сентября Доктор Чепмен приказал провести исследование на алкоголь и наркотики.

Этанол не был обнаружен в крови и стекловидном теле. В содержимом желудка наркотиков не было.

В крови и стекловидном теле Доди аль-Файеда был обнаружен этанол в количестве, соответствующем 2 ½ бокалам вина. Наркотики не обнаружены».

* * *

«Пили оба, но следы алкоголя обнаружены только у Доди. Почему результаты экспертизы не соответствуют реальным фактам? Что страшного в том, что принцесса выпила пару бокалов вместе с ним? Наркотиков же они не принимали, — Джон Стивенс отметил непоследовательность и противоречивость отчёта. — Странно, один судмедэксперт говорит, что из желудка Дианы пахло этанолом так сильно, что его качнуло, а другой опровергает его слова».

«Зачем было врать про то, что у Доди не изымались образцы? Далее же сами пишут, что в лабораторию были отправлены биоматериалы обоих тел!»

Отставной комиссар снова и снова возвращался к своему конфликту с главой МИ-6.

«Зачем делать достоянием гласности факты, которые никогда бы не стали известны публике? Кому это было нужно, и для чего?»

* * *

«15. Диана находилась под плотным наблюдением МИ-6. ЦРУ и АНБ в Соединённых Штатах перехватывали её телефонные звонки. У ЦРУ и АНБ имеется 39 документов общим объёмом 1054 страницы, которые содержат, в том числе, и расшифрованные телефонные разговоры принцессы Дианы, когда она встречалась с моим сыном. „Они“ должны были быть осведомлены о том, что она собиралась публично объявить о своей помолвке с Доди в понедельник, 1 сентября 1997 года. Источник — свидетельские показания Мохаммеда аль-Файеда от 5 июля 2005 года».

* * *

«Какая точность: именно тридцать девять документов и тысяча пятьдесят четыре — не больше и не меньше — страниц! Откуда у него эта информация? Неужели кто-то из агентов слил её аль-Файеду? У этого фараона денег, как песка в Сахаре! — Джон оторвал виноградину от грозди. — Есть ли у него эти сведения на самом деле? Не побоится их опубликовать? Тогда дерьма не оберёшься».

Стивенс пришёл в бар на берегу океана, и как всегда, сел спиной к залу, не проявляя к собравшейся там публике никакого внимания. Он листал бумаги, а со стороны могло показаться, что это писатель работает над рукописью.

Отведя взгляд от папки, англичанин долго рассматривал своё отражение в ведре. Приблизив лицо почти вплотную к нему, он пытался разглядеть, не прибавилось ли фиолетовых прожилок на крупном носу. Но отполированный металл великодушно замаскировал не только пристрастие к винам из Бордо, но и многочисленные морщины по всему лицу. Седина с рыжими подпалинами окаймляла лысую макушку.

«Эх, это всё, что осталось от тебя, Медный коп? — вздохнул Джон, чуть двинув тяжёлой челюстью, и махом, будто водку, опрокинул бокал до дна. — А сейчас ты типичный бульдог, и к тому же плешивый».

С барменом Джон общался молча, поднимая нетрезвый взгляд на парня и сразу опуская глаза в пустой бокал.

«Вы ждёте, что я буду полировать „Аушентошен“ „Гиннесом“? — заявил он в первый же вечер, будучи уже не совсем трезвым. — Вы не знаете Капитана Божоле? Не дождётесь ирландского котла!»

И он заказал тогда «Петрус», чтобы снять все вопросы, а, скорее, чтобы досадить личному секретарю королевы. Названия выбираемых Стивенсом вин были единственными словами, которые он обращал к обслуге.

Вот и сегодня, заказав «Шато Марго» за две тысячи долларов, он наслаждался вином, просматривая бумаги и иногда делая в них пометки, как к нему подсел розовый и толстый, как поросёнок, турист. Внимательно посмотрев на этикетку бутылки, которую пил Джон, непрошеный сосед икнул и заказал себе виски. Пополоскав первый глоток во рту, он поморщился и нарочно громко, чтобы его услышал Джон, спросил бармена: «Неужели это и есть любимый виски Её Величества Елизаветы Второй?»

И подвыпивший англичанин, подсмотрев этикетку пятнадцатилетнего «Лафройг», конечно, попался на крючок.

— Не королевы, а принца, — не уточнив, какого именно, Джон зачем-то ввязался то ли в разговор, то ли в перепалку. — А вам, значит, не нравится?

— Забыл этот непередаваемый вкус железнодорожных шпал с неподражаемым послевкусием солдатской портянки. Говорят, что Елизавета каждое утро начинает со стаканчика джина, даже смешивает его с вермутом. Странные вкусы у королей, не находите?

— Доживёте до её лет, можете пить, что хотите, сколько хотите и когда хотите, — поднял на нагловатого русского тяжёлый, уже мутный взгляд Джон.

— Ну-ну, известный рецепт долгожительства. Как говорится, ещё не родился тот чёрт, что примет её душу.

— А у вас, похоже, есть вексель, который не оплатила моя королева?

— Лично у меня нет, но у России… — толстяк откинулся на спинку стула и, осмотрев зал, представился. — Олег Пикалёв, писатель.

Никто не обращал на него внимания, и Пикалёв, недовольно шевеля усами и прищурив семитские, чуть навыкате, глаза, вернулся к стакану с виски.

— Ух ты, писатель! И что же вы такое написали, что смогли прилететь в пятизвёздочный отель на Мальдивы? — присвистнул англичанин.

— «Самум заметает следы», криминально-приключенческий роман о событиях на Ближнем Востоке.

— И?..

— И получил премию ФСБ, экс «кей-джи-би», за лучший детектив года.

— Ого! Очень правильную книгу, по всей видимости, написали, мистер Пикалёф. Так что за счета, вы говорите, накопились у России к нам?

— За отказ Николаю Второму в политическом убежище, за тиару Романовых, которую присвоила ваша королева после революции в семнадцатом. Продолжать? Я не говорю уже про геноцид в Парагвае, да и то, что делалось в Индии, не предмет для гордости.

Англичанин молчал, внимательно рассматривая первого за неделю собеседника. Пикалёв по-своему истолковал это молчание.

— Чувствую, что меня занесло… Пожалуй, не стоило заходить так далеко, иначе наше знакомство не продлится и пяти минут. Вы, кстати, не представились.

— Не переживайте так, мистер Пикалёф, наши отношения вряд ли перерастут в дружбу. История, по вашим же словам, против этого. Максимум полчаса пьяной болтовни, и, highly likely, я попрошу вас завтра ко мне не подсаживаться. Я лорд Джон Стивенс, глава Скотленд-Ярда в отставке, в такой недавней, что даже ещё не успел привыкнуть к роскошной пенсии, как и к титулу барона, впрочем.

У Пикалёва от удивления округлились глаза.

— Не можете себе представить полицейского рыцаря? — спросил англичанин.

— Чтобы начальник ГУВД Москвы стал святым, да ещё при жизни? Никогда!

— Не только КГБ может хорошо платить за нужные услуги, не так ли? — усмехнулся Стивенс и знáком показал бармену налить ему виски. — Хм, Индия… Вы даже откуда-то про Парагвай узнали. В самой Англии мало кто знает о тех событиях. Бьюсь об заклад, что вы скоро напишете новый бестселлер и получите от КГБ очередную премию. Но вернёмся к Её Величеству. Итак, вы искренне полагаете, что родственники не должны себя так вести? Я про вашего несчастного Ники.

«Знал бы ты хоть сотую часть того, что знаю я, или была бы жива принцесса Уэльская, она бы порассказала тебе про любимую свекровь из рода Виндзоров!» — подумал про себя Джон, а вслух сказал:

— Откуда у вас, русских, иллюзия, что вы такие хорошие и весь мир обязан вас любить?

— На какой вопрос мне отвечать первым: про английских родственников русского императора или про весь мир? — спросил Пикалёв.

Англичанин безразлично махнул рукой и пригубил виски.

— Ясно, начнём с мировой проблемы, — начал русский, тоже схватив стакан. — Российская империя, да, вела войны, но она всегда старалась интегрировать местное население в своё общество. Ни о каком геноциде или рабстве никогда не было и речи! А ваше же Cодружество — чистое порождение колониализма. Назовите хоть одну страну, в которой британское присутствие оставило бы положительный след. А мы и в советский период строили полноценную экономику во всех республиках бывшего СССР. И не только, — ЕС элементарно слизал нашу модель СЭВа. С той лишь разницей, что везде теперь выпускают немецкий пресловутый «Фольксваген», убив местное производство.

— Пропаганда! «Фольксваген» в сто раз лучше вашей «Лады».

— Не спорю, она такой же драндулет, как «Воксхолл», но те же венгры выпускали отличные «Икарусы», которых больше нет, чехи — станки. Интересно, что сказали бы англичане, если бы им предложили на ровном месте обанкротить «Роллс-Ройс» или «Астон-Мартин»? По той лишь причине, что «Мерседес» с «Порше» не хуже.

Стивенс пробормотал что-то неотчётливое, видимо, ругательство. Русский писатель же продолжал сыпать обличениями. Разговор, несмотря на его странное содержание, не прерывался.

— Вернёмся к нашей королеве. Чем ещё она вас обидела?

— Мне лично до лампочки, но какой ад она устроила принцессе Диане? Во что она превратила её жизнь? Я иной раз думаю, что та авария в парижском тоннеле Альма для всех стала трагическим, но всё-таки решением проблемы, затянувшейся в мёртвый узел.

Джон Стивенс с интересом посмотрел на русского — тот снова удивил. Несмотря на агрессию, звучавшую в его словах по отношению к Англии, Пикалёв как-то неуловимо поддерживал интригу и, словно жгучий перец чили, будоражил желание вступить с ним в спор. А сэру Джону Стивенсу было что рассказать про принцессу Уэльскую. Он покосился на толстую канцелярскую папку с надписью «Операция Педжет». С этим увесистым томом красного цвета Джон никогда не расставался, таскал его повсюду с собой, время от времени делая заметки на полях.

— А это что у вас? — Пикалёв заметил, куда смотрит англичанин. — Воспоминания?

— Это материалы, которые не должны позволить одному делу стать уголовным, — уклончиво ответил Джон. — Иначе достанется всем поголовно!

— Неужели такие бывают у шефа лондонской полиции? Мне казалось, что лишь таинственное нераскрытое преступление может не давать копу спокойно пить вино на пенсии? А вас, видимо, очень не вовремя отправили на отдых.

— А вы догадливый, мистер Пикалёф…

— Так каковы же ва-а-аши творческие пла-а-аны? — пародируя типичного журналиста, спросил русский. — Если написание мемуаров откладывается…

Стивенс отвечать не спешил, демонстративно погрузившись в дегустацию виски. Пикалёв заметил перемену в настроении англичанина и решил оставить его на время в покое.

«Захочет, сам расскажет, — разумно предположил Олег, тем не менее пытаясь разглядеть название на папке. — Случайно ли он бросил на неё взгляд сразу после слов о Диане? Ну, у меня тоже найдётся, чем его заинтриговать».

Стивенс лишь усмехнулся уголками губ и перевернул файл, заметив, как русский попытался вытянуть свою толстую короткую шею. Его отвисшие щёки и несколько мясистых складок под подбородком создавали впечатление, что голова выходит сразу из плеч. Оттого попытка толстяка подсмотреть заглавие выглядела смешной. Да и, по правде, для непосвящённых слова «Operation Paget» ничего не говорили.

«Вылитый Шрек — только русский с еврейскими корнями!» — окончательно определил для себя типаж своего собеседника Стивенс и снова погрузился в свои размышления.

Почти десять лет прошло с того кошмарного августовского дня и не менее сумасшедшей осени тысяча девятьсот девяносто седьмого года. Круги от камня, однажды брошенного в тихий и очень глубокий королевский пруд, расходились и расходились, не желая смыкаться и хоронить очередную благородную тайну с кровавым оттенком.

Многолетняя секретная переписка с министерствами иностранных и внутренних дел Франции, технические экспертизы разбившегося «Мерседеса S280», компьютерная реконструкция аварии с применением самых современных лазерных технологий, противоречивые, как назло, в самых важных деталях заключения патологоанатомов о результатах вскрытий и посмертных экспертиз, подробный доклад о летних развлечениях принцессы Уэльской и Доди, поминутный хронометраж последней фатальной поездки шефа безопасности отеля «Ритц» Анри Поля, бесконечные допросы свидетелей, циничные ответы АНБ, ЦРУ и МИ-6: «Не следили, не прослушивали, не нанимали и не платили», — всё это и ещё многое другое сейчас лежало перед сэром Джоном Стивенсом, аккуратно и по определённому плану систематизированное в шестнадцать глав отчёта «Операция Педжет».

Не менее конфиденциальные чаепития с королевой и принцем Филиппом в Букингемском дворце и в Виндзорском замке, такие же туманные шотландские барбекю в их летней резиденции в Балморале в присутствии принца Чарльза, брошенные на стол в аристократической ярости салфетки в ответ на очередную бестактность публики, стеклянный взгляд королевы вместо ответа на обвинения аль-Файедов — эти обстоятельства только добавляли подозрительности. В голове бывшего комиссара полиции назойливо крутились аргументы сторонников теории заговора, опровержению которых пришлось уделить не одну сотню страниц в отчёте о расследовании. По правде говоря, и само расследование было попыткой оправдаться, поскольку никаких новых версий не выдвигалось и самостоятельных следственных действий не проводилось.

Пил водитель или не пил? Конечно, пил! Холостой француз в субботу вечером после работы — и не выпил бы! Но где он ухитрился набраться аж до 1,7 промилле? И при этом имел наглость вернуться в отель и умудрился несколько часов под видеокамерами ходить прямо, ни разу — даже случайно — не споткнувшись, разговаривать нормально, не заплетающимся языком. Где и с кем Анри Поль провёл почти три часа перед возвращением в «Ритц»? У французских спецслужб ума хватило лишь отрицать тот факт, что он якобы встречался со своим куратором. Идиоты лягушатники! Мозгов точно, как у лягушки: даже не сообразили найти свидетеля-собутыльника, который наврал бы про совместную пьянку, — всё равно никто не докажет обратное.

А анализы крови? То одна проблема, то другая. Результаты постоянно разнятся. Пробирки подозрительные. В процедурах забора полно неясных моментов, не говоря уже про глупые описки в протоколах.

Вместо вдумчивого анализа и исправления собственных ошибок при повторном вскрытии королевский коронер отпускал ехидные комментарии о французском раздолбайстве. Этот Майкл Бёрджесс просто достал своими разглагольствованиями о престиже и репутации английской короны. Лучше бы объяснил, зачем понадобилось бальзамировать тело принцессы. Была ли она на самом деле беременна от Доди? Вместо этого коронер набросил дополнительного дерьма на общественный вентилятор, публично заявив, что королевский двор начинает собственное расследование, которое укоротит злые языки. Нечего сказать — удружил короне! Одной вот уже укоротили…

Эти джеймсы бонды из МИ-6 тоже хороши! Мол, мы совершенно ни при чём, охрану якобы сняла сама королева по просьбе принцессы, и поэтому нас там не могло быть. Уж лучше бы были — хоть кто-то присмотрел бы за шальной мамашей будущего английского короля! Но куда там! Они за собственным агентом уследить не способны. Зато мистер Томлинсон успел и обличительные показания дать, и по миру, от Швейцарии до Новой Зеландии, побегать от своих бывших коллег, и даже книгу издать! Интересно, большая ли брешь пробита в стенке, за которой хранятся тайны разведки? Сможет ли «Операция Педжет» заделать её до того, как МИ-6, а с ними и кое-кто ещё, начнёт тонуть? Всё-таки работало десять лучших (или самых надёжных?) детективов, проведено более пятисот следственных мероприятий, опрошено около трёхсот (и откуда столько?!) свидетелей — многолетний титанический труд, и всё это только ради того, чтобы в итоге сказать, что доказательств заговора нет? Или просто не нашли? Или не стремились найти?

Очень интересная информация находилась в той самой красной папке, лежавшей сейчас на барной стойке перед лордом Джоном Стивенсом, и из-за которой русский уже полчаса беспокойно ёрзал задницей на стуле, рискуя с него свалиться.

«Какого чёрта?! — подумал Джон, но, увидев удивлённые взгляды бармена и Пикалёва, понял, что выругался вслух, а мысль продолжала пульсировать в его голове. — Какого чёрта они забальзамировали её? Будто не хватает других косяков и нестыковок. А королевский коронер не постеснялся публично пообещать разобраться с любителями поболтать о королевском заговоре. Сказать легко, а ты сам попробуй, когда аль-Файед нанял лучших юристов и экспертов для доказательства обратного. А эти свидетели? Выскакивают в самый неожиданный момент, чтобы рассказать суду и всему миру про то, что они видели, и про таинственный белый „Фиат“, и про яркую вспышку, и про сильные взрывы, и много про что ещё. Чего стоят показания Томлинсона под присягой об английском секретном оружии, разработанном для устранения Слободана Милошевича и якобы опробованном в Париже на принцессе Диане. Кто этого идиота тянул за язык? Или он настолько безнадёжно болен и решил, что пора проститься с жизнью, как настоящему шпиону? Парни из МИ-6 обещали вправить ему мозги, но не поздно ли ему менять показания, ведь присягу суду этот недоумок уже дал? Они его хотя бы нашли?»

Джон Стивенс отвлёкся от своего нового знакомого всего на несколько минут, но было такое ощущение, будто он успел пролистать многостраничный отчёт от начала до конца. В памяти всплывали его собственные едкие, разоблачающие неумелое следствие комментарии, которые он оставлял на полях в нетрезвом порыве профессиональной честности. Личный секретарь Елизаветы Второй попросил его об этом одолжении — прочитать отчёт, который королева захотела выложить на своём сайте для широкой публики.

«Сама додумалась, или подсказал кто?»

От лорда Стивенса требовалось правильно расставить акценты в скандальном деле, чтобы ни у кого не осталось ни малейших сомнений в том, что никто принцессе Уэльской не угрожал и смерти ей не желал.

Джон снова посмотрел на папку, в которой уместились последние десять лет его блистательной карьеры полицейского, завершившейся расследованием таинственной аварии и пожалованием рыцарского звания. Случись это тогда, в девяносто седьмом, он бы гордился своим статусом. А сейчас, в две тысячи шестом, он чувствовал, что этим званием его купили и отправили на Мальдивы перечитывать материалы дела, которые он и так знал наизусть. Что-то менялось в сознании Стивенса, в его отношении к данному делу, в чём он ещё боялся признаться самому себе. Нет, титул барона по-прежнему приятно щекотал самолюбие, но ощущение не совсем чистоплотной сделки его не покидало.

«Огромное количество вопросов в деле осталось без ответа. Почему они так рьяно отрицают причастность спецслужб, хотя эти парни постоянно крутятся рядом и во всё суют свои носы? Ладно, на многое можно закрыть глаза или объяснить чисто французским разгильдяйством, но… Но кто поверит в то, что единственная видеокамера на маршруте от отеля „Ритц“ до тоннеля Альмы в ту ночь не работала по чистой случайности? Типа придурки из парижской транспортной службы просто забыли передать дорожной полиции дистанционное управление камерой. А идиотам в полиции было лень узнавать, в чём дело, и пытаться что-то исправить в настройках. Так разве бывает? Более десяти камер по пути смотрело на здания, а единственная, которая должна была зафиксировать гонку смерти, не работала!» — Джон заметил, что бармен и Пикалёв снова поглядывают на него с удивлением, и понял, что ведёт себя странновато.

Успокоившись, он вдруг подумал, что в окружении Елизаветы явно имеется неплохой психолог, который и посоветовал ей отправить его на шикарный курорт для доработки отчёта.

Шампанское с утра, отличное вино, менявшееся в течение дня с белого на розовое, а под вечер на красное, расслабленное состояние разморенного солнцем тела и размягчённой морскими ваннами души должны были, согласно королевской задумке, обеспечить правильное психологическое состояние для выполнения тяжёлой задачи: примирить совесть с неоднозначным характером расследования и заставить себя подписать отчёт.

«Хотя нет. Наверняка идея проспонсировать мой мальдивский отпуск пришла в голову Елизавете, а разобраться с аль-Файедом раз и навсегда — принцу Филиппу. А я сам, проведя „Операцию Педжет“, разве не становлюсь соучастником? — сэр Джон Стивенс снова поймал себя на том, что стал идейно отдаляться от версии королевского двора. — А тут ещё этот шпион-писака, которого будто специально подослали ко мне».

«При чём тут русские? Ты же знаешь, что в тоннеле никого не было… не могло… не должно было быть. Никаких доказательств не нашли — значит, их нет! — убеждал самого себя англичанин. — МИ-6 и ЦРУ отрицают всё, даже факт прослушки!»

Но чем глубже он погружался в это необычное для полицейского дело, тем чаще он играл роль — нет, не адвоката, этим он как раз сейчас и занимался, разрушая версию о заговоре, — а частного сыщика, пытающегося разобраться в хитросплетениях различных версий, тайных и явных желаниях двора и принца Чарльза, совпадениях и случайностях, манипуляциях и маниакальной предрасположенности накликать беду на свою голову. В общем, делал то, что он всегда называл долгом полицейского: установить истину в этом чёртовом деле хотя бы для себя, пусть и на пенсии, когда от него уже ничего не зависит и никто ничего не ждёт. И в этот момент в голове Джона мелькнула шальная мысль.

«А почему бы не проверить мою версию на этом писателе, который к тому же, похоже, понимает толк в детективах?» — решил Стивенс и повернулся к русскому:

— Послушайте, мистер Пикалёф, у меня к вам есть деловое предложение…

Бывший шеф лондонской полиции ничем не рисковал. Отчёт в той или иной форме скоро станет достоянием гласности. Только секретные приложения показывать не нужно. И вообще можно ограничиться пока лишь введением, основными выводами и кратким изложением содержания шестнадцати глав. Будет интересно посмотреть на реакцию этого русского на формальное расследование гибели принцессы Дианы. Такая обратная связь, по мнению Стивенса, позволила бы ему объективно взглянуть на подачу и интерпретацию фактов глазами не самого ярого поклонника английской монархии.

— Какое именно? — поинтересовался Пикалёв.

— Я хочу, чтобы вы прочитали примерно сто страниц моего текста и поделились своими впечатлениями. Ваш предвзятый взгляд на английскую… автомобильную промышленность может оказаться мне полезным.

— Это же работа, а в чём тогда сделка?

— Мистер Пикалёф, вы меня расстраиваете! Ну как же! Я предоставлю вам доступ к эксклюзивной информации о гибели принцессы Уэльской!

— Которая доступна всем — вон сколько книг понаписано, — парировал Пикалёв. — Или которая будет кастрирована вами в самых занимательных местах.

— Мы, англичане, коварны, но не настолько. Вы не видели самого документа, ради которого вы просидели весь вечер, словно гусь, вытягивая шею. Кроме того, я, возможно, позволю вам оставить копию себе. А на полях будут, кстати, мои пометки. Комментарии шефа Скотленд-ярда чего-то же стоят?

— Вы, несомненно, уверены в том, что я должен согласиться на ваши условия. Действительно, с какой стати мне выпендриваться? Мне же нечего вам предложить, так? Ну что ж, сделка так сделка! Но у меня есть условие: вы даёте мне полный, без сокращений, отчёт, а я вам — свои комментарии и несколько страниц одного любопытного документа из архива советского КГБ в качестве компенсации.

— Что в нём может иметь отношение к принцессе Уэльской? К тому же он на русском. В чём мой интерес?

— Я вам переведу. Он на самом деле не имеет никакого отношения к Диане, но подозреваю, что может касаться английской короны.

— Их у моей королевы много. Какую именно вы имеете в виду?

— Вы когда-нибудь слышали про Корпус стражей света? А имя Ричарда Томлинсона вам случайно не известно?

— Не имею ни малейшего понятия, мистер Пикалёф.

— Тогда вам будет интересно узнать про секретную часть совместной советско-индийской космической программы, в результате которой была создана точная копия бриллианта «Кохинур». Я подозреваю, что не одна. Но зачем? Вот главный вопрос! Итак, по рукам?

— А вы интриган, мистер Пикалёф. Я подумаю над вашим предложением. Давайте продолжим переговоры завтра… ох, уже сегодня… за завтраком. Приглашаю вас к себе. Знаете, напротив виллы с подводной спальней есть пирс с пальмой…

— Под которой сидит какой-то чудак с биноклем и ведром шампанского?

— Да, это я. Мечта любого пенсионера. Мы с «Вдовой Клико» будем вас ждать к половине девятого, пока не очень жарко.

— И пока не прилетел первый гидросамолёт?

— О, я вижу, что моё хобби не осталось незамеченным. Я рад, что не ошибся в ваших способностях. Возможно, уже завтра отчёт окажется в правильных руках.

— Полная его версия, не забудьте про моё условие, Джон… сорри, сэр Стивенс.

— Извинения приняты, — англичанин галантно кивнул. — До встречи на пирсе, и не забудьте свои секретные бумажки.

Он ушёл, прихватив с собой папку и недопитую бутылку «Шато Марго».

— Сколько она стоит? — Пикалёв, проводив взглядом комиссара полиции, повернулся к бармену.

— Две тысячи четыреста долларов, — без эмоций, будто такое вино здесь заказывают каждые полчаса, ответил бармен.

Олег снова развернулся на стуле лицом в зал и, с наслаждением облизывая ледяные кубики в виски, окинул взглядом помещение. Низкие диваны и кресла с чередовавшейся то синей, то бежевой обивкой располагались полукругом вдоль панорамной стеклянной стены, которая была открыта в некоторых местах, давая прямой выход на террасу. Посетителей, задержавшихся в баре допоздна, было немного, и все они разбились на парочки или небольшие группы. Никто в одиночестве не скучал.

И Пикалёв, заказав себе ещё двойной виски и шишу, вышел на свежий воздух. Он улёгся на кушетку прямо у воды и принялся пускать кольца дыма. Над ним повис лёгкий табачный аромат, к которому примешивались запахи спелого арбуза и океана. Ночные волны ласкали пляж, так лениво и осторожно, будто опасались выплеснуть на берег купавшиеся в них драгоценные звёзды. Иногда затянувшись, Олег выдувал в небо длинную туманную струю, стараясь направить её так, чтобы она совпала с Млечным Путём.

«Интересно, эта дорога ведёт в рай или из него? Если последнее, тогда я остался бы здесь навсегда…»

Сзади тихо стоял официант, ожидая, когда в чаше потухнет последний уголёк и можно будет вежливо напомнить, что бар закрывается.

Глава 4. Завтрак с «вдовой»

Олег проснулся рано, на восходе, и чувствовал себя прекрасно, несмотря на то, что вчера допоздна засиделся с англичанином в баре и принял на грудь прилично виски. То ли организм устал бороться и подавать сигналы «SOS», то ли печень поняла, что состояние фуа-гра — это какая-то новая, неизученная форма алкоголизма, при которой можно жить вечно, если не дать свернуть себе шею, то ли он просто перестал замечать переход из трезвого состояния в пьяное, постоянно пребывая в лёгкой эйфории.

Пикалёв раскрыл дверь из спальни и, имитируя согнутыми в локтях руками бег, медленно потрусил на пустынный пляж перед виллой. Прилив подтопил ножки лежака, который он неосмотрительно бросил вечером слишком близко к воде. Искупавшись, он плюхнулся моржом прямо на жёсткий песок. Пикалёв предвкушал, как возьмёт в руки ту красную папку, названия которой он так и не рассмотрел, потому что Стивенс перевернул её лицом вниз на барной стойке. Олег попытался вспомнить то, что знал о последних каникулах принцессы Дианы во Франции в июле-августе девяносто седьмого года. Но память подбрасывала лишь её скандальные фотографии в леопардовом купальнике и застывшей в знаменитом поцелуе с Доди.

«Ищи настоящую причину или какую-нибудь мелочь, за которую можно зацепиться. Ковёр только выглядит чистым и гладким, а поворошишь — и вылезет ниточка, или пуговичка выкатится…»

Пикалёву не терпелось узнать позицию Скотленд-Ярда относительно мотива у возможных заказчиков убийства.

Сегодня на столе у Джона Стивенса стояла неизменная «Veuve Clicquot Ponsardin Brut La Grande Dame» и два бокала.

«Нужно будет попросить официанта заменить бокалы — слишком нагрелись. Где же этот писатель? Заставляете себя ждать, мистер Пикалёф! Меня — сэра Джона Артура Стивенса, барона Стивенса… э-э… Кирквел… э… пингтонского. Вот кого!»

«Наверное, зря я так напился вчера и познакомился с этим русским? — с сомнением потирал ноющий лоб Джон. — Как-то же обходился неделю без курортных друзей и подруг. И этот ужасный шотландский дёготь „Лафройг“ наложил на „Шато Марго“!»

Старший официант с именным бейджиком «Нанин» проверил за помощником, насколько тщательно тот вытер тарелки и столовые приборы, и на правильном ли уровне установлен огонь в горелках для подогрева пищи. Он налил себе воды и, опёршись о край буфета, посмотрел в сторону пирса.

— Ну уж сегодня точно прилетит, — произнёс Нанин. — Смотри, Ману, он попросил поставить два бокала.

— Вторая неделя пошла, и он не пропустил ни одного самолёта. Но вчера, говорят, сэр Джон познакомился в баре с русским. Так что второй бокал может быть для него, — поджал пухлые шоколадные губы Ману.

— Думаешь, они геи? — равнодушно спросил Нанин, обернувшись на раздавшийся поблизости голос.

По пляжу, часто останавливаясь, чтобы перевести дыхание, шёл грузный белый мужчина. Он с трудом вынимал вязнувшие в песке ступни и громко бормотал проклятия на непонятном языке.

«Гондурасы, могли бы предупредить, что в этих кара-кумах можно сдохнуть! Долбаный Баунти-пляж! Все ноги из жопы выдернул!» — говорил по-русски толстяк как бы самому себе.

Подойдя ближе, уже на английском он обратился к прислуге: «Не знаете, где найти мистера Стивенса?»

— Сэр Джон за столиком… с биноклем, — показал Ману на пальму на пирсе.

— Сэнкс, — процедил толстяк и, продолжая ругаться, отправился преодолевать последние двадцать метров песчаной трясины.

Широкая тень в шляпе упала на стол.

— Вы заставляете себя ждать, tovarisch Pikalioff. Неужели ухитрились заблудиться на острове? — приветствовал Стивенс подошедшего писателя.

— Я вас прошлой ночью, похоже, неправильно понял, — принялся оправдываться, борясь с одышкой, русский. — Подумал, что вы захотите встретить первый самолёт в привычном одиночестве. Но, честно говоря, не ожидал, что идти по пляжу будет так тяжело. Чёртов лишний вес! Уф-ф! Надо было заказать багги. Что вы сегодня пьёте?

— «Вдову Клико». Что ещё может пить одинокий отставной коп? Не думаете же вы, что королева прислала мне ящик «Krug»? Королевская щедрость имеет свои границы…

— А месть?

— В самую точку, мистер Пикалёф. А вы ведь даже не читали мой отчёт!

— Зато я читал много чего другого. Мемуары Черчилля, биографию Елизаветы Второй и её отца, Георга VI. А уж сколько книг вышло после смерти Дианы! И все сообщают якобы только им известные секреты. А на поверку их воспоминания оказываются идентичными цитатниками из глянцевых журналов…

— Нет, вы всё-таки отличная находка для меня! — Стивенс поднял бокал. — Cheers!

— Na zdorovie! — ответил Олег Пикалёв, успев лишь приподнять шампанское, так как англичанин уже пил, и добавил по-русски: — Вода ничто, жажда — всё!

— Что? — не понял Стивенс.

— Hangover does matter, water not! — перевёл, как смог, Олег.

— Indeed, — подтвердил Джон. — Я подумал над вашим вчерашним предложением и решил его принять, но с одним условием…

— Вечно вы, англичане, с одним условием в последний момент… — съязвил Пикалёв. — Уверен, что мне придётся его принять… Так что вы хотите?

— Вы читаете отчёт на моей яхте, записываете свои комментарии. Бар и команда в вашем полном распоряжении, но как только вы швартуетесь к причалу, всё должно остаться на яхте. Смартфон придётся бросить на вилле. Устраивает? Всё-таки тысяча страниц за три листочка на непонятном русском языке про якобы подделку «Кохинура», — Стивенс потянулся за бутылкой, демонстрируя, что реакция Пикалёва ему заранее известна.

— А вы что будете делать?

— Я буду с вами. Пить и ловить рыбу.

— Странный у нас союз, вам не кажется? — поднял свой бокал Пикалёв. — Deal!

— О’кей, — ответил Стивенс. — Long live Antanta!

Официанты с интересом наблюдали за завтракавшими на пирсе людьми, у которых, казалось, не могло быть ничего общего. Во-первых, русский явно не был тем, которого ждал каждый день с биноклем сэр Стивенс. Потому что Джон продолжал прикладываться к окулярам, рассматривая очередных прибывших на атолл. Во-вторых, персонал гостиницы знал, что англичанин — какая-то важная шишка, которую в аэропорту «Велана Интернешнл» встречал посол Англии в Индии. За единственную в своём роде на всех Мальдивах виллу на океане с подводной спальней и личной яхтой заплатил траст английской королевы. И вообще, ну не был Пикалёв похож на того, кто был нужен английскому полицейскому.

Русский толстяк целыми днями валялся у общего бассейна рядом с баром, хотя мог наслаждаться приватной обстановкой на своей вилле. Перегревшись от жары и вина, он плюхался всеми своими полутора центнерами в океан, вызывая настоящий цунами. И повсюду таскался с одной и той же книгой, как потом выяснилось, собственного сочинения, которую специально забывал. Постояльцы отеля за несколько дней сдали в библиотеку уже пять экземпляров. Так что вчера бармен только подтвердил уже известную версию: писатель. Официанты чуть-чуть уточнили: гей. И вот теперь за Пикалёвым пристально следили, а он ошибочно приписывал вдруг проявившееся к нему внимание повсюду разбрасываемым книгам.

Стивенсу же всю ночь не давала покоя упомянутая русским фамилия Томлинсон. Даже имя Ричард совпало. С какой стати КГБ заинтересовался камнем в королевской короне? И зачем русские тайно вырастили искусственный алмаз и передали его индусам? Любопытно, кто и где сделал огранку. Точно не «Де Бирс». За долгую карьеру полицейского Джон привык, что внешне никак не связанные между собой события или люди могли неожиданно пересечься, выстроив факты в новую, ранее совсем неочевидную версию.

— А тот англичанин, которого вы упомянули вчера… как его? — Джон притворился, что не запомнил имя.

— Ричард Томлинсон.

— Ну да, он самый. Что он делал в России? И когда?

— Вроде был сотрудником какой-то международной консалтинговой фирмы году в девяносто четвёртом.

«Принцесса Уэльская посетила Москву в середине 95-го, и пробыла там два дня… Нужно проверить послужной список этого бывшего агента МИ-6, не мог ли он с ней пересекаться. И вообще, он должен был состоять при военной миссии английского посольства», — размышлял Стивенс, а вслух произнёс:

— А-а, консультант или аудитор. Хотя странно, что такая пешка попала на радары спецслужб. Ну и что вам про него известно?

— Не очень много, но кое-что я знаю. В конце девяносто третьего года он приехал в Москву партнёром — странная какая-то должность — в «Максорли Консалтинг Групп». Работал в отделе комплаенса. Я плохо понимаю, что это означает, но в отчёте по нему сказано, что он проявлял повышенный интерес к РАО «ЕЭС», «Газпрому», нефтяным компаниям, но особенно его тянуло почему-то к «Алросе». Он перезнакомился со всеми членами совета директоров и правления, организовал для них специальный семинар и приём в Нахабино — там есть поле для гольфа.

— Какая была тема семинара?

— Что-то про размещение ценных бумаг на Лондонской фондовой бирже и привлечение финансирования. И при чём тут какой-то комплаенс?

— Если б я знал. Ну-с, мистер Пикалёф, яхта готова к отплытию, — Джон Стивенс поднялся из-за стола. — Бумаги КГБ с вами?

Олег Пикалёв с трудом оторвал своё грузное тело от плетёного кресла и начал рыться в заднем кармане широченных «бермуд».

— Они, как и ваша папка, тоже всегда со мной! — сказал он, вытащив несколько смятых листков с грифом «Комитет Государственной Безопасности СССР — Совершенно секретно — без срока давности».

Тут англичанин неожиданно сел на место, приглашая Олега последовать его примеру. Пикалёв недоумевал, не понимая, что произошло, как и оба официанта, которые подошли убрать со стола.

Играя на солнце всеми оттенками индийского сапфира, океан по-прежнему был спокоен, как Женевское озеро. На поверхности пестрила синими бликами подводная гряда кораллов, которая тянулась в глубину тёмным, почти чернильным пятном. От него отделилась тень и медленно направилась в сторону пляжа, постепенно накрывая светлую лазоревую гладь мелководья. Пикалёв поднял голову вверх, но на небе не было ни единого облака. А тень продолжала двигаться к берегу, охватывая пляж полумесяцем.

В прибойной кромке, ничего не подозревая, плыла почти прозрачная и невидимая стайка мелкой макрели. Её присутствие выдавали лишь движущиеся по донному белому песку быстрые серые чёрточки. Тёмно-синее пятно, которое почему-то двигалось точно с такой же скоростью, что и косяк, постепенно вытягивалось в направлении волнореза. Наконец оно с ним сомкнулось, закрыв макрели выход в открытый океан.

А впереди… а впереди был тот самый волнорез, сложенный из камня. Теперь пятно ускорило своё движение, азартно разгоняя рыбок, которые на полной скорости влетели в стенку. Назад пути не было. И началось пиршество молодых янтарных джеков, которые, загнав глупую мелочь в «мешок», выпрыгивали из воды, оглушая и дезориентируя жертвы, крутили бочки и кульбиты, метались из стороны в сторону зигзагообразными молниями и чавкали, чавкали, чавкали, пока не добили последнюю селёдку. На расправу ушла одна минута.

На поверхности затаилась рыба-игла. Она притворилась серебристым шлангом от сливного бачка и, не шевелясь, дрейфовала по ветру. Но как только рыбе-игле показалось, что опасность миновала, и она попробовала шевельнуть хвостом, откуда-то сверху в середину полуметрового тела воткнулось жёлтое копьё. Уже держа жертву на весу, серая цапля щёлкнула для верности клювом пару раз и, убедившись, что перелом позвоночника несовместим с жизнью, с видом победителя направилась к берегу, грациозно вынимая свои тонкие ноги-ходули из воды.

— Ну, как вам шоу? — спросил впечатлённого диким зрелищем Пикалёва сэр Стивенс. — Я любуюсь им почти каждое утро вместе с этими вот… с позволения сказать… любопытными папарацци.

Он показал на колонию крабов, которая забралась на камни, словно зрители в Колизее, и наблюдала за побоищем. На пляже, не рискуя заходить в воду, стояла цапля поменьше — она подбирала рыбу, которая выпрыгнула из воды в последней надежде переждать расправу на жарком песке и потом вернуться живой обратно. Но косоглазием цапли не страдали — ни один контрольный выстрел клювом не прошёл мимо цели. А разорванная пополам рыба-игла не давала сомневаться в высоком IQ пернатых.

Довольный произведённым эффектом, Джон продолжил:

— Ну, разве не дурочки? У макрели не было ни единого шанса остаться в живых. Смотрите…

* * *

Мохаммед аль-Файед заявил, что присутствие папарацци создало обстановку, в которой можно было подстроить столкновение. В заявлении не сказано, было ли это сделано папарацци намеренно, и не уточняется, были ли агенты внедрены в их среду, чтобы способствовать аварии.

Комментарий «Операции Педжет»: «Профессиональные фотографы, которые следовали за принцессой Уэльской и Доди аль-Файедом, начиная с момента их прилёта в аэропорт Ле Бурже в Париже и вплоть до фатальной аварии в тоннеле Альма, не работали как команда, разве что в самом условном смысле этого слова. На деле же они конкурировали друг с другом в погоне за уникальными фотографиями, чтобы продать их СМИ».

* * *

Олег снял тёмные очки и зажмурился от солнечных бликов, отражавшихся от поверхности воды. Привыкнув к яркому свету, он повернулся к англичанину и внимательно посмотрел на него.

— У меня не было времени подробно ознакомиться с вашими документами. Могу лишь судить по публикациям в СМИ. Вы, видимо, намекаете, сэр Джон, что это была сорвавшаяся в погоню стая, и никто не координировал их действия? А если не так? Может, среди них находились агенты, которые работали по своему плану, прикрываясь общей суматохой?

— Знаешь, Пикалёф, в той тусовке никогда не было одних и тех же лиц. Установлено, что в субботу 30 августа 1997 года некоторые папарацци следовали за парой в течение всего дня, другие приходили и уходили. Среди них были и фрилансеры, и штатные сотрудники агентств.

— Как это опровергает мой аргумент?

— Никак. Это не важно.

— Почему?

— Потому что «Операция Педжет» оценивала только свидетельства, которые поддерживали бы или опровергали факты участия папарацци, намеренного или нет, в криминальном заговоре с целью убийства принцессы Уэльской и Доди аль-Файеда. Детективы не анализировали доказательства, ни с точки зрения наличия причинно-следственной связи между действиями папарацци и аварией, ни с точки зрения их виновности. Это относится к компетенции коронера и рассматривалось в рамках уголовного процесса, который уже завершился. Суд никого не признал виновным. Точка.

— Странное сужение предмета расследования. Не находите, Джон? А что ещё нужно оценивать, если не причинно-следственную связь? Тем более что ваше расследование ограничено только теми папарацци, которые ранее фигурировали в деле, а ведь многих так и не нашли!

— Папарацци могли быть обвинены в содействии заговору по трём основаниям. Первое: фотографы намеренно выслеживали и гнали «Мерседес», следуя заранее намеченному плану, который привёл бы к аварии. Второе: неизвестная третья сторона, один или несколько папарацци подговорили или вынудили группу создать такую обстановку.

— Ну это вряд ли! Так топорно действовать и рисковать, что тебя могут сдать? Не думаю.

— Согласен. И, наконец, третий и последний вариант. Они непреднамеренно создали ситуацию, в которой «Мерседес» последовал по намеченному маршруту, позволив участникам заговора осуществить свой замысел.

— Доди и Диана через охрану и службу безопасности отеля пытались договориться с папарацци, но не смогли. Кто-то внутри толпы умело подогревал их азарт.

— «Операция Педжет» проверила доказательства, собранные французским следствием. Я имею в виду показания папарацци, задержанных на месте, а также тех, чьи личности были установлены впоследствии.

— Вы тоже с ними беседовали?

— К сожалению, только Пьер Суу согласился встретиться с нами. А он даже не был среди тех, кто следовал за «Мерседесом» до места аварии. Мсье Суу приехал чуть позже, так как последовал за «приманкой» — за тем «Мерседесом», что управлялся постоянным шофёром Доди аль-Файеда, Филиппом Дюрно, и который направлялся в апартаменты на рю Арсена Гусси без вип-клиентов.

— Н-да, облом! Этот парень точно ни при чём. Остальные отказались, а вы особо и не настаивали.

Стивенс пожал плечами.

— Протоколов допроса из французского досье было достаточно. Были и другие свидетели. Не говоря уже про записи с внутренних камер наблюдения отеля «Ритц».

* * *

Папарацци, опознанные снаружи отеля «Ритц».

Когда принцесса Уэльская и Доди аль-Файед покинули отель со стороны рю Камбон, у заднего входа присутствовали:

Жак Ланжевин (серый «Фольксваген Гольф»)

Алан Жюзар (серый/голубой «Пежо 205»)

Дэвид Одекеркен («Митсубиси Паджеро»)

Фабрис Шассери (чёрный «Пежо 205»)

Серж Бенаму (зелёный скутер «Хонда»)

Присутствовавшие на Вандомской площади (главный вход):

Ласло Верес (чёрный скутер «Пьяджио»)

Серж Арнал и Кристиан Мартинез (чёрный «Фиат Уно»)

Ромуальд Рэт и Стефан Дармон (голубой мотоцикл «Хонда 650»)

Николя Арсов (белый мотоцикл «БМВ R100 GS»)

Пьер Суу и Джерко Томич (красный мотоцикл «БМВ 750»)

Пьер Хунсфильд (чёрный «Фольксваген Гольф»)

Стефан Кардинале (белый «Ситроен АХ»)

Кольм Пирс (без транспортного средства).

* * *

Русский писатель и отставной английский полицейский продолжали разговор.

— То есть только один человек управлял автомобилем белого цвета, и это не был тот «Фиат»?

— Так точно, мистер Пикалёф. Единственный «Фиат Уно» был чёрного цвета. Но его владельцы вне подозрений. Итак, Пьер Суу, Джерко Томич, Пьер Хунсфильд, Стефан Кардинале, Николя Арсов и Ласло Верес оставались напротив отеля. Когда «Рендж Ровер» и «Мерседес» под управлением Жана-Франсуа Мусы и Филиппа Дюрно покинули Вандомскую площадь, эти папарацци последовали за ними и очутились у апартаментов на рю Арсена Гусси. Остальные папарацци так или иначе оказались участниками погони за Дианой и Доди.

* * *

Папарацци, опознанные на площади Согласия:

Серж Бенаму, Алан Жюзар, Дэвид Одекеркен, Кристиан Мартинез, Серж Арнал, Ромуальд Рэт, Стефан Дармон и Фабрис Шассери.

Вопреки показаниям свидетелей, включая некоторых папарацци, о замеченных вспышках фотокамер на площади Согласия, никаких снимков в этом месте не было сделано.

* * *

— Так что, если какие-то фотографии и были там сняты, то их не оказалось среди плёнок, которые полиция изъяла на месте аварии, Олег.

— А ты не находишь это странным? Почему нет фото?

— Скорее всего, либо высокая скорость и постоянно меняющаяся траектория движения препятствовали съёмке, либо на снимках не было ничего особенного, так как их до сих пор никто не опубликовал.

— Либо их уничтожили сами полицейские, так как именно там появился таинственный белый «Фиат». Отсюда, вероятно, и противоречия между показаниями и материалами дела.

— Ты так думаешь, Олег?

— Да. Вот необъяснимое обстоятельство: из четырнадцати папарацци, чьи личности точно установлены, только четверо поехали за кортежем на рю Арсена Гусси. Большинство же осталось чего-то ждать. Получается, что они знали про секретный план с отвлекающим манёвром. Кто им мог сказать? Охранники сдали Доди?

— Заговор, кругом один заговор. Да, Пикалёф?

— Факты, факты, и куча вопросов, подозрительно оставленных без ответов. Так, сэр Стивенс?

* * *

Папарацци, опознанные на пути от площади Согласия к тоннелю Альма.

«Мерседес» продолжил движение через площадь Согласия, проехал перекрёсток с Елисейскими Полями и свернул направо на набережную. Серж Арнал и Кристиан Мартинез следовали позади, но сразу после тоннеля Александра III «Мерседес» ускорился и скрылся из виду. Они продолжали ехать в этом направлении и оказались в тоннеле Альма, когда авария уже произошла.

Ромуальд Рэт и Стефан Дармон также следовали за «Мерседесом» и тоже подтвердили, что на набережной «Мерседес» резко оторвался.

* * *

— Эти четверо папарацци были, похоже, первыми, кто оказался на месте аварии. Фотографии с места аварии, принадлежавшие Сержу Арналу, Кристиану Мартинезу и Ромуальду Рэту, соответствовали их показаниям, — рассказывал Стивенс.

— А четвёртый?

— Стефан Дармон управлял мотоциклом и не был, строго говоря, папарацци. Никаких фотографий он не делал. Французское следствие пришло к выводу, что первый известный снимок разбитой машины на месте аварии сделал Серж Арнал.

— Каким мог быть временной интервал между ними и «Мерседесом»? Можно взглянуть на карту? На ней указан масштаб?

— Не уверен. Зачем тебе?

— Чтобы понять, как долго пассажиры «Мерседеса» оставались вне поля зрения папарацци.

— А-а, вот куда ты клонишь! Мы, естественно, хронометраж погони не рассчитывали, но, я думаю, не более тридцати секунд и точно меньше минуты. Что можно сделать за такой мизерный промежуток времени?

— Убедиться, что водитель и Доди мертвы, а Диана и телохранитель — живы.

— А потом?

— А затем подмигнуть Тревору, мол, «счастливо оставаться!» или «нас здесь не было, понял?» и скрыться.

— И поэтому, по-твоему, он потерял память?

— А разве нет? Ну что в этой аварии было такого особенного, если не присутствие белого «Фиата» и спецслужб? Прости мой цинизм, но выходит, что у единственного выжившего на радостях снесло крышу. И он почему-то напрочь запамятовал всё, что с ним произошло в тоннеле. И только данный конкретный промежуток времени.

* * *

Стефан Дармон, мотоциклист, с пассажиром Ромуальдом Рэтом

«Я первым проехал мимо разбитой машины. Сразу после меня подъехали скутер с одним человеком и мотобайк. Я остановился примерно в двадцати метрах перед «Мерседесом». Ромуальд быстро слез и побежал к машине.

Скутер тоже въехал в тоннель. Фотограф, слегка лысоватый спереди мужчина, ростом метр шестьдесят, также спешил к месту аварии. Он носил очки «Рейбан» и бежевую военную жилетку. Кто-то сказал, что он работал фрилансером в области фотожурналистики более двадцати лет. Я помню, что он спорил с кем-то из секьюрити, рыжим парнем, у дома аль-Файеда.

Другой мотобайк оставался у въезда в тоннель. Это была «Ямаха», возможно ХТ600 или TDM 800, тёмного цвета, с двумя пассажирами. Они никогда не проезжали через тоннель. Сделав фотографии, они развернулись и уехали. Больше я их не видел».

* * *

— За рулём скутера «Хонда Лид» был Серж Бенаму. Судя по фотографиям, сделанным на месте аварии, именно он носил одежду, похожую на ту, что описал Стефан Дармон. Серж Бенаму отрицал, что подъезжал к месту аварии так близко.

— Почему, Джон?

— Испугался, скорее всего. Он заявил, что потерял «Мерседес» из виду и прибыл на место аварии, когда там было уже несколько человек. А на фотографиях Ромуальда Рэта видно, что Серж Бенаму находился в тоннеле сразу после аварии.

— А кто был на «Ямахе»?

— Их было, по словам Стефана Дармона, двое. Он их не знает. Он сказал, что они не заезжали в тоннель. Он не мог сказать, откуда они появились. Этих двоих не опознали, и больше никто из свидетелей такого мотоцикла не упоминал.

— Ты меня снова обвинишь в излишней подозрительности, но… Возле отеля их не видели, никто их не запомнил…

— А Дармон?

— Вот только он и засёк их, потому что не фотографировал. Остальные же на них не обратили никакого внимания. И следователи их не нашли, потому что они не попали ни на одну фотографию. Так действуют только профессионалы из известных тебе секретных служб. Что ещё, мистер Стивенс, удалось узнать?

— Никто из папарацци не признался в том, что видел манёвр «Мерседеса», непосредственно приведший к аварии, и что был достаточно близко к нему, чтобы оказать на машину какое-либо влияние.

— Это как раз понятно. Из чувства корпоративной солидарности папарацци не стали показывать друг на друга. А что они делали после аварии?

— Папарацци прибывали в тоннель Альма в разное время. Плёнки, изъятые с фотокамер, показывают, что они снимали автомобиль и пассажиров почти сразу по прибытии на место аварии — на фотографиях рядом с машиной не видно экстренных служб. Можно дискутировать об аморальности действий папарацци, но суд не нашёл доказательств того, что кто-то из них намеренно мешал спасти пассажиров в машине или как-то был замешан в заговоре.

— Странно было бы, если бы они вели себя подозрительно. Факт аварии и ущерб уже налицо. Что ещё надо? Подробности покажут в новостях. Камеры наблюдения отключены, куча зевак в шоке, никто специально ни за кем не наблюдает. Показания свидетелей отрывочные. Чего ждать? У водителя «Фиата Уно» было немного времени, чтобы заглянуть внутрь «Мерседеса» и уехать. Двое неизвестных растворились в толпе. Кто позвонил в скорую помощь?

— Есть свидетельства, что Серж Бенаму попытался позвонить.

— В смысле попытался? Он позвонил или нет?

Джон Стивенс замялся.

— Понимаешь, какая штука. Многие говорили, что звонили в ту ночь по номерам неотложных служб. Французские следователи послали запрос в телефонную компанию, которая обслуживала номера свидетелей. Ответ удивил. «Божус Телеком» заявила, что 31 августа между двенадцатью и часом ночи в районе тоннеля и площади Альма, Вандомской площади и площади Согласия не было зарегистрировано ни исходящих, ни входящих звонков.

— Удивительно! Глушили сигнал, что ли?

— Опять ты за своё!

— А что ещё прикажешь думать? Ну ладно, не обижайся. Всё равно ты меня не убедил в обратном. Но, признаюсь, чем дольше я знакомлюсь с материалами дела, тем больше у меня вопросов и подозрений. Что сказал судья, проанализировав все эти чудеса, происходившие в тоннеле?

Стивенс пролистал несколько страниц.

* * *

В своём «Уведомлении об отказе» судья Магистрата Эрве Стефан, расследовавший обстоятельства аварии, указал:

«Чтобы уйти от фотографов, но без уголовно-наказуемой провокации с их стороны, водитель «Мерседеса» либо по своей инициативе, либо подчинившись чьему-то приказу, ускорился от площади Согласия по маршруту, который, возможно, не планировался изначально.

Многие свидетели указали, что «Мерседес» был окружён несколькими мотоциклами.

Однако превышение скорости — не следствие криминального поведения фотографов, но решение самого водителя автомобиля.

Суд пытался установить, были ли вблизи «Мерседеса» транспортные средства, которые незаконно помешали его движению. Никаких доказательств этому найдено не было. И наконец, эксперты не обнаружили, что «Мерседес» столкнулся с какими-либо иными транспортными средствами. Некоторые транспортные средства были неспособны преследовать «Мерседес» в тех обстоятельствах.

Таким образом, следствие пришло к выводу, что поведение водителя «Мерседеса», когда он двигался от площади Согласия и далее, не было результатом противоправных действий со стороны лиц, присутствовавших на месте аварии.

Суд пришёл к выводу, что «Мерседес» резко ускорился, миновав площадь Согласия, для того чтобы оторваться от фотографов».

* * *

— Подводя, Олег, итоги двухлетнего следствия, суд посчитал, что папарацци действовали как обычно, следуя рабочей схеме. Подтверждений, что они как-то причастны к заговору, тоже не обнаружено.

— Допустим, в отношении тех, чьи личности удалось установить, это справедливо. Но ведь были ещё неизвестные люди.

— В решении французского суда по этому поводу все чётко сказано. В шестнадцатой главе ты найдёшь подробности запросов в британские службы разведки и безопасности. Вкратце скажу, что свидетельств причастности какой-либо службы в деле нет. «Операция Педжет» считает, что ни МИ-6, ни ЦРУ, никто иной не могли как-то повлиять на папарацци или направить их на то, чтобы реализовать план убийства Дианы и Доди.

— Неужели? — скептически произнёс Пикалёв.

— Суд не смог установить личность одного фотографа, которого свидетели видели у отеля «Ритц» в субботу ночью и которого подозревали в причастности к разведывательным службам. На нём была красная рубашка, и говорил он по-английски. С того вечера его никто не видел. Мы же его нашли. Им был Колм Пирс, ирландский фотограф-фрилансер, который живет и работает в Париже. Мы всё проверили, но не обнаружили никаких связей Колма Пирса с секретной разведывательной службой.

— Ты это серьёзно, Джон? Они вам показали штатное расписание с фамилиями, адресами и телефонами своих агентов? Глупо полагаться на дежурные отписки. Неужели кто-то в них поверит? Врать — профессиональный долг шпиона.

— Скорее, не говорить всей правды, — парировал Стивенс.

— Ну хорошо, оставим в покое совесть сотрудников секретной службы, тем более что вряд ли такое понятие к ним применимо. Расскажи мне, Джон, о другом. Полиция арестовала несколько папарацци, конфисковала материалы съёмок с места происшествия, в газеты попали лишь общие планы. Можно сказать, ничего сенсационного, кроме самого факта аварии. Известно, что не всех фотографов опознали и задержали. Почему не всплыли некие скандальные снимки, на существование которых намекали многие?

— Видишь ли, какое дело, — многозначительно улыбнулся Джон. — Не успели. Редкий случай, когда кто-то сработал очень оперативно, хотя и не без огрехов.

* * *

Мохаммед аль-Файед в представлении на имя министра юстиции Шотландии в 2003 году заявил, что «Даррин Лаойнс получил фотографии с места аварии 31 августа 1997 года. Его офис был взломан 31 августа. Дом Лионеля Черро был ограблен в ночь с 31 августа на 1 сентября сотрудниками МИ-6».

Лионель Черро, фотограф

«Было установлено, что грабители проникли на первый и второй этажи. На полу валялось содержимое сумочки жены. Компьютеры были выключены из розеток.

Около часа ночи меня разбудил звонок владельца «СИПА», который был моим агентом во Франции. Он сообщил мне об аварии в тоннеле, я собирался поехать в Париж, но затем передумал. Некоторое время спустя из Флориды мне позвонил коллега Марк Сондерс, английский фотограф. Он спросил, не интересуют ли меня фотографии аварии. Я сказал да.

Позже ко мне пришли полицейские, и один из них сказал, что нас не ограбили, но предупредили. Кто? МИ-5, серые люди, «Летучий Эскадрон» или местные уголовники, которых кто-то нанял. За жизни беспокоиться не стоит, сказал он. Моя жена расплакалась. Полиция не нашла ни одного отпечатка пальцев».

Полицейские, проводившие осмотр, подтвердили свои слова.

* * *

— Получается, что никого не смутило такое совпадение: не успели фотографии прилететь в Лондон по электронной почте на следующий день после аварии, как тут же происходит таинственное ограбление, — откровенно смеялся Пикалёв. — Местному наркоману-алкоголику удалось проникнуть в дом, перевернуть всё вверх дном и не оставить ни единой улики. Но! Через несколько кварталов он бросает угнанную машину с окурком от сигареты, по которому его и идентифицируют. Какая удача!

— Повезло.

— Да, но так не бывает, чтобы наркоману потребовались только жёсткие диски с компьютеров, и он не взял ничего, что можно было бы толкнуть за деньги. Например, телевизор или мобильный телефон. Да мало ли что! Он обшарил два этажа! Про ограбление фотостудии в Париже по такому же сценарию говорить будем? Что за парни из «Летучего эскадрона»? Никогда про них не слышал.

Стивенс, посмотрев на Пикалёва, перевёл взгляд на океан.

Крабы, убедившись, что пиратская стая джеков-головорезов ушла в океан, осторожно спустились под воду, чтобы насладиться остатками королевской трапезы — обрубками хвостов и плавников. Стивенс встал из-за стола и обратился к Олегу.

— Теперь ты во всех деталях представляешь, на что была похожа та фатальная погоня за Дианой от отеля «Ритц» до моста Альма. Стая безумных папарацци на мотоциклах, жадные до кровавого шоу зеваки, гулявшие по ночному Парижу и бегом бросившиеся в тоннель, и… и разбитый вдребезги шикарный лимузин, в котором… ну вы знаете… три трупа, и четвёртый, самый умный, который сообразил, что лучше потерять память, чем быть добитым.

— Хотите сказать, что авария всё-таки была подстроена? — Пикалёв пристально вглядывался в глаза Стивенса, не понимая до конца, то ли он просто цитирует его же, Пикалёва, слова, то ли соглашается с ним.

— Я уверен в том, что случайностью была только колонна №13, в которую они врезались, а остальное… — сэр Джон не скрывал одолевающих его сомнений. — Это версии, версии, версии. И я хочу узнать вашу. Обратите внимание на одну деталь…

— На какую?

— Вы заметили, когда цапля зашла в воду? Уверен, что этот момент ускользнул от вашего внимания. Вот кто действовал как настоящий спецагент, а её жертва радовалась, что перехитрила джеков-загонщиков, и даже не догадывалась, что сама давно под прицелом.

— Ваша яхта действительно готова к отплытию? Я хоть сию минуту готов подтвердить нашу сделку! — Олег недвусмысленно помахал своими бумажками с грифом «КГБ СССР».

— Зайдём ко мне на виллу. Мне нужно кое-что захватить.

Официанты не приступали к уборке со стола, провожая взглядами странную парочку-Антанту, пока та шла до самого конца плавно изогнутого дощатого моста к одинокой вилле. Наконец сэр Стивенс и Олег Пикалёв скрылись внутри дома.

Ветер теребил прижатую бокалом зелёную «десятку». Мокрое пятно расползалось по кучерявым длинным волосам Александра Гамильтона, будто тот только что закончил принимать морскую ванну.

— И всё равно они геи, — подвёл итог Нанин, на правах старшего пряча чаевые в карман бежевых форменных брюк.

Глава 5. Скажи мне «да»

Оставив Пикалёва в каюте одного, Стивенс поднялся в гостиную. Пока стюард возился, открывая шампанское, Джон размышлял, какую часть отчёта освежить в памяти. Тема беременности принцессы Уэльской, которой они коснулись вчера, показалась ему слишком сложной и не совсем подходящей для расслабленной морской прогулки. Биохимические процессы, медицинские формулы, подробности вскрытия и бальзамирования тела — все эти вопросы требовали полной концентрации. А погружаться в это, тем более в присутствии русского писателя, Джон не хотел.

Попивая холодное пузырящееся вино, он перечитывал оглавление, иногда заглядывая в ту или иную главу. В конце концов Стивенс решил, что лучше всего подойдёт история с обручальным кольцом.

* * *

Мохаммед аль-Файед утверждал, что принцесса Уэльская и Доди аль-Файед посетили ювелирный салон «Репосси» в Монте-Карло, в котором они вместе выбрали обручальное кольцо. Это кольцо предположительно было отправлено в Италию для подгонки под размер, и позже, в субботу 30 августа 1997 года, Доди аль-Файед забрал его из салона Альберта Репосси в Париже на Вандомской площади.

Важная информация

Ювелиры «Репосси» держат салон в отеле «Эрмитаж» в Монте-Карло. Другой салон расположен в Париже на Вандомской площади, 6, на противоположном углу по диагонали от отеля «Ритц», в котором Альберто Репосси арендует витрины и кабинеты.

Кольцо, приобретённое у ювелиров «Репосси», находится в распоряжении Мохаммеда аль-Файеда. Оно относится к так называемой серии «Dis-moi Oui» («Скажи мне «Да»); изготовлено из золота и украшено бриллиантами, образующими форму звезды.

При изготовлении кольцу был присвоен уникальный номер, что обеспечивало возможность отслеживать его перемещения. Регистрационная книга в салоне указывала, что оно находилось на Вандомской площади с 19 марта 1997 года до 1 августа 1997 года, когда его перевезли в Монте-Карло вместе со всем товарным запасом парижского салона. Товары, включая «Скажи мне «Да», были возвращены в салон на Вандомской площади вовремя, чтобы успеть к визиту Доди аль-Файеда 30 августа 1997 года.

Важный вопрос

Согласно свидетельским показаниям, кольцо, описанное работником ювелирного салона «Репосси» Эммануэлем Гоббо как обручальное, было приобретено у них на Вандомской площади в Париже в субботу 30 августа 1997 года.

Важно не то, забирал ли Доди аль-Файед кольцо 30 августа 1997 года с намерением сделать принцессе Уэльской предложение, а то, выбирала ли пара обручальное кольцо вместе. Это совершенно разные подходы. В первом случае это могло означать желание Доди аль-Файеда сделать принцессе Уэльской предложение, тогда как второй случай указывал бы на согласие на помолвку с её стороны.

* * *

«Ну что ж, интересно, как можно запутать следы, смутить свидетелей, заставляя их вспоминать такие мелочи спустя столько лет. А внешне всё выглядит так, будто детективы дотошно расследуют дело, не отвергая сразу обвинения в преднамеренном убийстве. В магазине хотя бы видеокамеры работали, — отметил Стивенс. — Нужно внимательно проверить хронометраж: кто и что смотрит в салоне, и что конкретно из него выносится».

«Всё верно, но… — размышлял Стивенс, прочитав свой комментарий на полях. — Но первичные записи остались у аль-Файеда, и следствие почему-то оперирует не оригиналами, а собственным монтажом. Вопрос номер один: „Зачем это сделано?“ Видите ли, часы на разных камерах не синхронизированы. Достаточно ли убедительно данное объяснение? Вопрос номер два: „Зачем идти такой длинной дорогой, опрашивая свидетелей спустя десять лет? Не проще ли признать факт прослушки разговоров Дианы и опубликовать их содержание?“ Да, но только если их содержание не противоречит королевской версии о непричастности к трагедии истеблишмента и секретных служб. А это, похоже, далеко не так. Иначе почему и ЦРУ, и МИ-6 напрочь отказались от сотрудничества с „Операцией Педжет“? Что они скрывают? Достоверно известно, что телефон жены бразильского посла был на прослушке у американцев, а Диана звонила ей очень часто».

Джон с трудом подавил снова вспыхнувшее раздражение циничными ответами ЦРУ и МИ-6, которое испытывал не в первый раз. Пусть бы предоставили формальные отписки, но дали ему послушать перехваченные разговоры. Но Стивенс натолкнулся на полное игнорирование своих требований. Даже прямые просьбы, обращенные к принцу Филиппу, не помогли. Тот, не комментируя, принимал от сэра Стивенса письменные обращения и вскоре также молча возвращал их с пометками «Информация отсутствует».

«Не стали ли моя дотошность и въедливость причиной моей отставки?» — в который раз пришла эта мысль бывшему шефу Скотленд-Ярда.

* * *

Предварительный выбор кольца и события до субботы 30 августа 1997 года

Свидетельства указывают на то, что у принцессы Уэльской и Доди было всего две возможности посетить ювелирный салон «Репосси» — 5 и 23 августа 1997 года.

Мохаммед аль-Файед заявил, что кольцо было выбрано во время одного из круизов на борту «Джоникал».

«В августе Доди и Диана прибыли на Сардинию… Именно во время этой поездки Доди и принцесса Диана встретили в Монте-Карло ювелира Альберто Репосси и выбрали обручальное кольцо. Кольцо должны были отослать в Италию для подгонки размера, и Доди забрал его из салона „Репосси“ на Вандомской площади в Париже в субботу, 30 августа 1997 года».

* * *

Стивенс отметил бесполезность этих параграфов. Но принц Филипп настаивал, чтобы любая мелкая неточность в показаниях противной стороны получила освещение в отчёте.

«Для чего это? — вспоминал Джон свой разговор с ним. — Только для того, чтобы подчеркнуть, что показаниям аль-Файеда нельзя доверять? А факты?»

«К чёрту факты!» — был ответ принца Филиппа.

Ключевыми фигурами в эпизоде с выбором и покупкой кольца были владелец салона, итальянец Альберто Репосси и его супруга Анжела. Альберто допрашивали трижды в течение двух лет. Кроме того, он дал телевизионное интервью. Таким образом, ювелир представил четыре версии одного и того же давнего события, в котором принимало участие множество других людей. Их воспоминания, естественно, из-за давности разнились в мелочах и деталях.

«Идеальная ситуация для следователей, чтобы посеять сомнения в достоверности показаний свидетелей и самого Мохаммеда аль-Файеда, — подумал Стивенс. — Почему докопались до ювелира? Да потому что Репосси независимый. Про него нельзя сказать: «Не верьте этому дельцу, потому что ему платит аль-Файед. Араб — не единственный клиент салона. Поэтому за него и взялись».

* * *

Когда был нанесён визит в ваш магазин в Монте-Карло?

Когда с вами связались касательно кольца?

Кто контактировал с вами? С вами или с вашей женой?

Что было сказано?

Каким образом кольцо, которое тогда выбрали, было идентифицировано как кольцо «Скажи мне „Да“»?

Как изменялось кольцо?

Почему не было никакой документации, подтверждающей эти изменения?

Каким образом вы узнали о нужном размере кольца для принцессы Уэльской?

Кто сообщил вам о том, что принцесса Уэльская и Доди Аль-Файед собирались обручиться?

* * *

Сэр Стивенс хорошо помнил, что он сам настоятельно рекомендовал следователям повторить эти вопросы слово в самом начале первой главы, чтобы сразу настроить читателя на критический лад. Вопросы, а точнее противоречивые ответы на них, запутывали и отвлекали от неоспоримого факта — кольцо было выбрано и приобретено. И называлось оно «Скажи мне „Да“». Точка.

А вот ответила ли принцесса Уэльская Доди согласием? Неизвестно, но столько фактов говорит о том, что скорее всего да, что становится понятной дотошность «Операции Педжет» не столько в подтверждении или опровержении того или иного обстоятельства, сколько в создании нужной атмосферы скепсиса и недоверия.

Во время первого допроса 29 сентября 2005 года Альберто Репосси не скрывал, что семья аль-Файедов была его постоянным клиентом. В конце июля 1997 года в салон в Монте-Карло позвонил монсеньор Мора, менеджер парижского отеля «Ритц», и сказал, что хотел бы лично представить владельца каким-то очень важным персонам. Он спросил Репосси, есть ли у него обручальные кольца из коллекции «Скажи мне „Да“». Получив утвердительный ответ, он раскрыл имена клиентов: Доди аль-Файед и принцесса Уэльская… Которые однажды, без предварительной договорённости о встрече, пришли в магазин в Монако на площади Бомарше. Это было, по словам ювелира, в начале августа. Самого владельца в салоне не оказалось. Пару принял менеджер Лоренцо Черветти. Он немедленно перезвонил своему боссу. Черветти увидел принцессу Диану с внешней стороны витрины магазина. Доди и принцесса вошли и спросили Репосси. Узнав, что хозяина нет, они указали на кольцо и сказали, что интересуются им.

В тот же день поступил ещё один звонок из «Ритца». Это Клод Руле сообщил Репосси, что Доди хочет приобрести кольцо, которое выбрала принцесса Диана. Кольцо им нужно в начале сентября, когда они планируют объявить о своей помолвке. Клод Руле попросил Альберто Репосси подготовить кольцо к 30 августа и привезти его в Париж. Репосси, зная, что вся Италия в августе уходит в отпуск, был вынужден срочно связаться с братом, который отвечает за мастерские в Италии. У Репосси было всего десять дней на подготовку кольца.

«Клод Руле отрицал сам факт такого разговора, но при этом подробно описывал, как посещал вместе с Доди парижский салон Репосси. И никто не усомнился в его словах. Их просто удачно приплели к материалам дела, — вспоминал Стивенс. — А менеджер „Ритца“ Франко Мора, видимо, забыл о тех разговорах или не захотел ворошить прошлое. И восемь месяцев спустя Альберто Репосси вызвали на повторный допрос».