Бесплатный фрагмент - Онейрическая реальность в новейшей литературе России и Аргентины

Учебное пособие «Онейрическая реальность в новейшей русской и аргентинской прозе» включает в себя материал по учебной дисциплине «История литературы Испании», «Современная русская проза» для студентов филологических факультетов. Актуальность работы обусловлена отсутствием исследований по анализу произведений авторов, представляющих новую и новейшую литературы России и Аргентины. В отечественном и зарубежном литературоведении сегодня представлено много работ, анализирующих сон как элемент художественной структуры произведения, но до сих пор отсутствует четкое определение литературного сна и мотивного комплекса сна. Между тем сон/сновидения и близкие ему тождественные состояния играют важную роль в анализе художественного произведения и определении характера его художественной реальности.

Проблема литературного сна как структурного элемента художественного произведения впервые была поставлена М. М. Бахтиным и Ю. М. Лотманом.

М. М. Бахтин затронул тему сновидения в монографии «Проблемы поэтики Достоевского». В своем труде М. М. Бахтин выделяет три источника современного романа: эпические жанры, риторические жанры и большой корпус текстов, объединенных карнавально-смеховым контентом. Именно последняя традиция положила начало активному присутствию сновидения в теле текста. По мнению М. Бахтина, целый ряд текстов карнавально-смеховой культуры представляют собой сновидение, поскольку именно этот структурный элемент текста помогал рационально объяснить перемещение героя в иной мир, где он должен был пройти ряд испытаний.

Ю. М. Лотман, независимо от М. М. Бахтина, внес свою лепту в исследование категории сна в литературных текстах.

Исследуя текст как сложный культурный феномен, Лотман ввел понятие текстов первого и второго уровней. Первые призваны передать смысл, вторые — более сложные — должны породить новые смыслы. Анализируя тексты второго уровня, Ю. М. Лотман приходит к выводу, что они располагают рядом собственных кодов сообщения. Иными словами, в один текст, читаемый и интерпретируемый по правилам одного кода, включается второй текст, для правильной интерпретации которого потребуется уже иной код. По мнению Ю. М. Лотмана, самой распространённой моделью такой комбинаторики является сновидение.

Новый всплеск интереса к сновидению подогрели междисциплинарные исследования, особенно в сфере психоанализа. Однако и здесь специалисты не пришли к общему определению феномена сна и похожих на него состояний измененного сознания. Труды Зигмунда Фрейда «Толкование сновидений», а затем и К. Юнга «Очерки по психологии бессознательного» подвергались критике и сомнениям, несмотря на то, что даже современные теоретики психоанализа вслед за Фрейдом полагают, что сон — это закодированные мысли, образы, которые объединяются в определенные сюжеты, иногда их сложно сразу понять, они кажутся бессмысленными. Но будучи отражением подавляемых скрытых мыслей, чувств, желаний, сновидения становятся верными помощниками психологов и психиатров, помогая последним четко определить проблему сновидящего. Другая группа, основываясь на исследованиях К. Юнга, полагает, что психоанализ не способен в одиночку объяснить феномен сна, для этого необходимо обращение ко всему корпусу гуманитарных наук — фольклору, мифологии, антропологии, авторской литературе, медицине и т. д.

С развитием психологии и философии историки литературы также значительно расширили категориальный аппарат анализа сновидений.

В работах С. С. Аверинцева, А. Л. Бокшицкого, В. Н. Топорова, Д. А. Нечаенко, Д. И. Юркова, М. Дынника, Л. И. Милевской, О. Ю. Славиной, Е. А. Яблокова и других были подробно исследованы функции и мотивы сна в литературном произведении, субъектная организация сновидений в произведениях русских и зарубежных писателей. На связи образа сновидения и факта из действительной жизни акцентировали внимание ряд исследователей (Н. Андреев, В. Марков, А. Бем, Р. Маслов), которые доказали связь сновидений с психическими травмами, пережитыми персонажами в прошлом и, таким образом, утвердили его связь с психическими/психологическими состояниями.

Мы видим многочисленные попытки дать развернутые классификации сновидений, которые ценны для нас тем, что сон там предстает не только частью художественного текста, но и способом выражения мировоззрения (М. Дынник, Я. С. Билинкис, А. Вергежский, Я. Э. Голосовкер и др.).

Сегодня большая часть ученых самых разных направлений сходятся во мнении, что категория сна включает в себя состояние не только отличное от бодрствования, но и может служить единым знаменателем для целого ряда пограничных состояний измененного сознания.

По итогам изучения темы обучающийся должен

Знать:

— историю возникновения термина «Онейрическая реальность»

— основополагающие признаки формирования онейрической реальности

Уметь:

— применять полученные знания на практике при анализе текста

— исследовать онейрическую реальность и выявлять ее основные функции в произведениях отечественных и аргентинских писателей

— актуализировать национальные признаки онейрической реальности

Владеть:

— профессиональной терминологией

— навыками анализа художественного текста

— навыками выделения национальных мифологических матриц

Материал пособия поможет обучающимся усвоить материал по истории литературы Испании и испаноязычных стран, по истории русской литературы новейшего времени.

Направленность учебного пособия определила его структуру. Пособие состоит из двух глав, теоретической и практической. В теоретической части работы дан обзор концепций теоретиков направления литературного сна и создаваемой им онейрической реальности. В практической части дан анализ произведений авторов аргентинской и отечественной литературы нового и новейшего периодов.

Глава I. Онейрическая реальность: к истории вопроса

1.1. Категория мотива в художественном тексте

Прежде чем перейти к анализу произведений Э. Сабато и Ю. Мамлева, рассмотрим подробно категории мотива и сна в теоретических исследованиях.

Мотив (фр. «motif»; нем. «motiv»; oт лат. «moveo» — двигаю) — одна из кросс-уровневых единиц художественного текста, активно причастная его теме и концепции. За последние десятилетия интерес к теоретическому потенциалу термина «мотив» заметно возрос, что зачастую приводит к аберрациям при его использовании. Объективно, даже широко распространенные словосочетания весьма удалены друг от друга семантически:

1) «мотив творчества» (темы)

2) «фольклорный мотив» (простейшая повествовательная формула)

3) «лирический мотив» (повторяющийся комплекс чувств и идей)

4) «мотивная структура» (концептуально значимая конструктивная связь повторяемых и варьируемых элементов текста, сообщающая ему неповторимую поэтику).

Таким образом, обращаясь к одному из самых продуктивных путей исследования литературного текста, следует помнить о различных путях трактовки феномена «мотив».

Сам термин «мотив» пришел в литературоведение из музыковедения. Впервые термин зафиксирован в «Музыкальном словаре» С. Де Броссара (1705). В литературоведении понятие «мотив» первыми стали использовать И. Гёте и Ф. Шиллер. Гёте определяет мотив как «элемент, непосредственно следующий за выбором сюжета (в данном случае, сюжет следует понимать как идею), ибо только благодаря мотивам произведение обретает внутреннюю структуру». В статье «Об эпической и драматической поэзии» (1797) выделены мотивы пяти видов:

— Устремляющие вперед (ускоряют действие)

— Отступающие (отдаляют действие от его цели)

— Замедляющие (задерживают ход действия)

— Обращенные к прошлому

— Обращенные к будущему (предвосхищающие то, что произойдет в последующие эпохи)

На рубеже XIX — XX веков весомый вклад в развитие теории мотивов вносят А. Н. Веселовский, В. Я. Пропп и Б. В. Томашевский.

Сегодня в литературоведении мы можем выделить четыре основных подхода к изучению мотива:

— Семантический, представленный именами А. Н. Веселовского, А. Л. Бема, О. М. Фрейденберг

— Морфологический (В. Я. Пропп, Б. И. Ярхо)

— Дихотомический (представленный трудами А. Л. Бема, А. И. Белецкого, В. Я. Проппа)

— Тематический (Б. В. Томашевский, В. Б. Шкловский, А. П. Скафтымов)

Остановимся на них подробнее.

В основе семантического подхода лежат идеи А. Н. Веселовского. «Под мотивом я разумею формулу, отвечавшую на первых порах общественности на вопросы, которые природа всюду ставила человеку, либо закреплявшую особенно яркие, казавшиеся важными или повторявшиеся впечатления действительности».

Автор отмечает одночленность мотива, неразложимость его на отдельные семантические элементы: «Признак мотива — его образный одночленный схематизм; таковы неразлагаемые далее элементы низшей мифологии и сказки: солнце кто-то похищает (затмение), молнию-огонь сносит с неба птица; у лосося хвост с перехватом: его ущемили и т.п.». Веселовский считал мотивы простейшими формулами, которые могли зарождаться у разных племен независимо друг от друга и обладать схожестью, которую можно было объяснить не заимствованием, а скорее однородностью бытовых условий и психологических процессов.

В 1902 году положения Веселовского о мотивах были пересмотрены. В. Я. Пропп пишет о том, что такое толкование в настоящее время не может быть применено, демонстрируя разложимость неразложимого мотива Веселовского. Например, мотив «змей похищает дочь царя» можно разложить на четыре составляющих: змей-похищение-дочь-царь. Каждая из этих четырех частей имеет множество вариантов и может быть изменена (змей на Кощея, похищение на заточение, дочь на служанку, царь на царского сына и т.д.). Таким образом, заключает В. Я. Пропп, любой мотив может быть сведен к набору логико-грамматических составляющих.

Позже в «Морфологии сказки» В. Я. Пропп решает проблему вариативности мотива путем нахождения его семантического инварианта, который называет функцией. Таким образом, он соединяет два подхода (морфологический и семантический).

Направление Веселовского и Проппа получило дальнейшее развитие в работе Б. Н. Путилова «Мотив как сюжетообразующий элемент», где мотивом названо каждое слагаемое сюжета, моделирующее и обуславливающее развитие сюжета.

Дихотомические представления о мотиве в отечественной науке, зародившиеся в работах А. Л. Бёма, А. И. Белецкого, В. Я. Проппа, интенсивно развиваются в работах фольклористов и литературоведов второй половины XX века — А. Дандеса, Л. Парпуловой, Н. Г. Черняевой.

Дихотомический принцип как таковой выступил основанием для синтеза семантического и морфологического подхода. Это способствовало развитию дихотомического принципа до уровня отдельной теории, представленной работами Н. Г. Черняевой, Б. Н. Путилова, Н. Д. Тамарченко и других литературоведов.

Тематическая трактовка мотива прослеживается в работах Б. В. Томашевского «Теория литературы. Поэтика», В. Б. Шкловского «О теории прозы», А. П. Скафтымова «Поэтика и генезис былин». Представители тематического подхода говорят о мотиве как о «теме неразложимой части произведения».

Б. В. Томашевский определял мотив следующим образом: «Тема неразложимой части произведения называется мотивом. В сущности — каждое предложение обладает своим мотивом».

Как мы видим, единого определения мотива не существует. Каждая эпоха, каждая школа дает свое определение, акцентируя внимание на том, что кажется важным в данный момент.

С понятием мотива коррелирует концепт «мотивный комплекс». Здесь также, как и в случае с мотивом, отсутствует единое определение. Как следует из названия, мотивный комплекс напрямую связан с понятием мотива. Согласно Веселовскому, мотивы группируются в комплексы, и такие комплексы обычно представляют собой сюжет. С ним солидарен Н. Д. Тамарченко, который указывал, что в составе сюжетов обычно действуют комплексы взаимосвязанных сюжетов.

Тему мотивного комплекса развивает в своем исследовании Юлия Леготина, которая на основе поэзии Я. Полонского доказывает, что мотивный комплекс представляет собой совокупность единичных мотивов как простейших единиц, связанных на глубинном уровне и заставляющих посмотреть на текст под другим углом зрения.

Мы согласимся с выводами Юлии Леготиной, и в нашей работе будем оперировать именно этим определением.

1.2. Феномен сна в междисциплинарных исследованиях

Как мы указали во Введении, сон/сновидение является предметом интереса не только профессиональных сомнологов или, в нашем случае, литературоведов. Вслед за Юнгом, мы готовы утверждать, что изучение мотивного комплекса сна невозможно без исследований сомнологов, психологов, психиатров, литературоведов, философов, антропологов и специалистов других смежных областей.

Многочисленные труды по теории сновидений в XX веке были объединены под эгидой единой науки — онейрологии, которая ввела в научный оборот новые понятия и термины, в том числе такой термин, который будет нас интересовать — «онейрическая реальность».

С физиологической точки зрения, сон — это периодическое функциональное состояние человека, характеризующееся отсутствием целенаправленной деятельности и активных связей с окружающей средой. Это время отдыха и восстановления всех систем организма. Однако если бы людей интересовала только данная сторона вопроса, сновидения не породили бы столько мифов и легенд.

Уже представители древних традиционных культур расценивают сновидения как канал связи с предками, с миром духов и, шире, с невидимым миром, который также реален, как и явь.

Античные философы и мыслители тоже не обошли вниманием сны и сновидения. Еще Платон (ок. 429—347 гг. до н.э.) в своих ранних диалогах «Апология» и «Пир», говоря о сновидениях, называет их сообщениями от богов, а в позднем диалоге «Софист» заключает, что сновидения по факту являются философским методом, с помощью которого сновидящий может получить определенное знание о мире.

Аристотель размышлял о природе сновидения в трактатах «Parva Naturalia», «О сне и бодрствовании», «О бессоннице» и «О гадании по снам», где писал о том, что сновидения являются продуктом воображения и побочным продуктом предыдущих ощущений. В заключение Аристотель дает совет своим ученикам изучать оба состояния — бодрствование и сон, поскольку одно невозможно познать без другого, бодрствование и сон — два состояния одной способности, причём бодрствование — это позитивное, а сон — негативное.

Но, очевидно, самым обширным и максимально полным исследованием в античную эпоху по снам и сновидениям считается «Онейрокритика» («Oneirocritica»), написанная во II веке греком Артемидором из Далдиса. Правда, здесь следует отдельно оговорить тот факт, что Артемидор интересовался сновидениями с точки зрения предсказания будущего, что и наложило соответствующий отпечаток на всю работу.

Работа Артемидора вызывала интерес у других исследователей данной темы, в XIX в. этот труд прочитали Зигмунд Фрейд (1856—1939) и его ученик Карл Юнг (1875—1961), которые также внесли свою лепту в исследование природы сна.

Согласно теории З. Фрейда, сны и галлюцинации имеют четкую связь с реальной жизнью человека, это лишь неисполненные желания, которые проявляются в сознании человека, требуя воплощения. В итоге все сводилось к подавленным и запретным сексуальным желаниям. К. Юнг во многом соглашавшийся со своим учителем, сны и сновидения интерпретировал как каналы связи с бессознательным, попытку репродуцировать в сознании архаические образы и переживания, которые невозможны в современной реальности.

Исследования Фрейда и Юнга спровоцировали новый всплеск интереса к данной теме. Тема сна становится предметом интереса писателей и художников, антропологов и философов, физиологов и психиатров. В свет выходят многочисленные научные труды, описывающие сон с разных углов зрения. Научные теории повлияли на художественную литературу, которая в XIX — XX вв. отражает основные достижения и открытия в области сновидений. Дж. Р. Льюис в свое время сделал попытку описать все мотивы и коррелирующие с ними функции сна в своей «Энциклопедии сновидений». Опираясь на его работу, выделим основные мотивы сна/сновидений, которые встречаются в мировой культуре.

— Сон — путешествие в иной мир

Широко распространенный универсальный мотив, связанный с тем, что душа во время сна покидает тело и отправляется в путешествие по разным мирам, где может получать сакральные знания, встретить другие души и т. д.

Подобная интерпретация сна характерна для архаического сознания. Африканские племена, австралийские аборигены, североамериканские индейцы, коренные культуры латиноамериканского континента и целый ряд других этносов, разбросанных по всему земному шару, продолжают интерпретировать именно так состояние сна. С этим обстоятельством связаны запреты и табу на пробуждение спящего, так как тот может умереть из-за того, что душа не успеет вернуться в тело из дальнего путешествия.

— Сон — смерть и смерть — сон

Подобный мотив уходит корнями в Библию. Именно в Книге книг смерть предстает как сон. Говоря о смерти Давида, Соломона и других царей Израиля и Иудеи, Ветхий Завет сообщает, что они «почили» (уснули) с отцами своими (3 Цар. 2:10; 11:43; 14:20,31; 15:8; 2 Пар. 21:1; 26:23 и др.)

Новый Завет использует тот же образ. Говоря об умершей дочери Иаира, Христос сказал, что она спит (см. Мф. 9:24; Мк. 5:39). Точно так же Он объяснил состояние умершего Лазаря (см. Ин. 11:11–14).

— Сон — предупреждение

Подобное восприятие сна также распространено в архаическом мышлении ряда этносов. В качестве вариации такого мотива может служить явление во сне умершего человека / духа, предупреждающего о грядущей опасности. Подобные мотивы встречаются в мифах, фольклоре и Библии, что свидетельствует об их популярности.

— Сон — видение

В ряде культур между видениями и снами, передающими божественные откровения, практически не делается различий. Особенно это заметно в иудейской, христианской, мусульманской религиях, где истина сообщается через прямое откровение Бога или передается через посланников — ангелов. Приведем несколько примеров. Ж. Гофф в своей монографии «Средневековый мир воображаемого» рассматривает Библейское наследие и выделяет девять сновидений (явлений или видении) Нового Завета. Пять — в Евангелии от Матфея: четыре из них имеют отношение к рождению Иисуса (Мф., I, 20; II, 12,13—19; II, 22), один сон принадлежит жене Пилата. Четыре оставшихся сна описаны в Деяниях Апостолов (XVI, 9; XVIII, 9; XXIII, 11; XXVII, 23), и принадлежат они святому апостолу Павлу.

В этой же книге автор отдельно оговаривает тот факт, что в период Средних веков люди особое значение придавали снам, считая, что, как и в библейские времена, именно так Бог разговаривает с людьми, предупреждая о чем-либо или отдавая приказания.

— Сон — инициация