Бесплатный фрагмент - Он, она, они

ЗНА­КО­МАЯ НЕ­ЗНА­КОМ­КА

За­ку­сы­вая пон­чи­ка­ми, за­пи­вая ка­као, я уто­лял го­лод. Мне хо­ло­стя­ку, ко­то­рый сто­ро­нил­ся жен­щин, не то что­бы из­бе­гал, а имен­но сто­ро­нил­ся, ста­ло не­лов­ко, ко­гда за мо­им сто­ли­ком поя­ви­лась брю­нет­ка в тот са­мый мо­мент, ко­гда я до­же­вы­вал по­след­ний пон­чик.

Раз­мес­тив­шись на сту­ле, и на пер­вый взгляд скром­ная да­ма стрель­ну­ла ка­ри­ми гла­за­ми, прон­зив ме­ня так глу­бо­ко, что и пон­чик, и гло­ток ка­као мед­лен­но опус­ти­лись в же­лу­док и спрес­со­ва­лись там в ко­мок. Я был про­тив­ни­ком дол­гих ув­ле­че­ний и ро­ма­нов, пред­по­чи­тая сво­бод­ную, хо­ло­стяц­кую жизнь узам бра­ка. В чём за­клю­ча­лись пре­иму­ще­ст­ва та­кой сво­бо­ды, объ­яс­нить, ко­неч­но, не мог, но стиль мо­ей жиз­ни впол­не уст­раи­вал ме­ня. Но се­го­дня мои убе­ж­де­ния, чув­ст­во­ва­лось, мог­ли дать боль­шую тре­щи­ну.

Мы смот­ре­ли друг дру­гу в гла­за, по­ка она пи­ла ко­фе. Не от­ры­вая взгля­да, раз­гля­ды­вая брю­нет­ку в упор, я по­ста­рал­ся вы­ра­зить на сво­ей фи­зио­но­мии пол­ное рав­но­ду­шие к её осо­бе, ма­ло то­го, по­ка­зы­вал всем сво­им ви­дом, что она не в мо­ём вку­се. Ну, про­сто всем. Гряз­ным во­рот­ни­ком ру­ба­хи, вы­тя­ну­тым джем­пе­ром и осо­бен­но, ис­хо­дя­щим от ме­ня за­па­хом бен­зи­на. А она спо­кой­но пи­ла ко­фе. Её са­мо­уве­рен­ность и доб­ро­душ­ная улы­боч­ка, об­ра­щен­ная пря­мо на ме­ня, на­ча­ли уже злить мое муж­ское са­мо­лю­бие.

«Да что в ней та­ко­го-то, а! Я и луч­ше встре­чал. Вста­ну сей­час и уй­ду. Вот и всё. До сви­да­ния! То­же мне, на­шлась ко­ро­ле­ва», — поду­мал я.

Брю­нет­ка, как по­ка­за­лось мне, бесхитростно по­смеи­ва­лась.

«И что я за­вёл­ся? Смот­рит, ну и пусть смот­рит. Что-то в ней есть, в этой брю­нет­ке. Не пой­му толь­ко, что имен­но. Оде­та про­сто, но со вку­сом: зо­ло­той, то­нень­кий брас­ле­тик к ли­цу, мод­ная юб­ка и коф­точ­ка», — про­дол­жал я мыс­лен­ный диа­лог сам с со­бой.

Она взя­ла сал­фет­ку, при­ло­жи­ла её к пух­лень­ким губ­кам и, по­ло­жив на край сто­ла, слег­ка раз­вер­ну­лась. За­тем об­ло­ко­ти­лась на стол, уст­ро­ив свой под­бо­ро­док на ла­до­нях. Её ров­ное ды­ха­ние и аро­мат ду­хов, кста­ти, при­ят­ный, по­дей­ст­во­ва­ли на ме­ня расс­лаб­ляю­ще, и я потянулся, бы­ло к ней, но во­вре­мя ос­та­но­вил­ся. И всё же нас раз­де­ля­ло толь­ко сим­во­ли­че­ское рас­стоя­ние — де­сять сан­ти­мет­ров не­люб­ви.

«А она сим­па­тич­ная», — от­ме­тил я.

Ин­те­рес­но, что ду­ма­ла брю­нет­ка о лич­но­сти, ёр­зав­шей на­про­тив. Её взгляд, ка­за­лось, оце­ни­вал фи­гу­ру муж­чи­ны, на­хо­дя­ще­го­ся в рас­цве­те сил, всех сил, в том чис­ле и фи­нан­со­вых, но, по-ви­ди­мо­му, её за­ин­те­ре­со­ва­ло что-то дру­гое. Не ис­клю­че­но, что она при­ки­ды­ва­лась, пря­ча за кра­си­вой внеш­но­стью обыкновенную стер­ву, ко­то­рая при удоб­ной воз­мож­но­сти виль­нёт хво­стом и сде­ла­ет ка­кую-ни­будь га­дость. Хлоп, и дол­жен по гроб жиз­ни.

«Нет, точ­но при­ки­ды­ва­ет­ся. Что-то в ней есть та­кое… Хоть я её и не знаю, ви­жу впер­вые, но за­ме­тил — глаз­ки у неё на­халь­ные. Вы­пи­ла ко­фе. Вам ещё что-ни­будь? Муж­чи­ну на де­серт? И по­че­му имен­но этот? Здесь их мо­ре. Ну что ус­та­ви­лась? Мне от те­бя ни­че­го не нуж­но. У ме­ня всё есть. Чем же она за­ни­ма­ет­ся, хо­те­лось бы уз­нать. С та­ки­ми руч­ка­ми кир­пи­чи не ук­ла­ды­ва­ют. Ин­тел­ли­гент­ка. Я шо­фёр, она — из дру­го­го кру­га. Ни­че­го об­ще­го. Хо­зяй­ка из неё, как из ме­ня учи­тель. И что тут де­ла­ет? Лад­но, я за­ско­чил пе­ре­ку­сить и толь­ко, да и мой гру­зо­вик сло­мал­ся… Смот­рю на неё — то­ще­ва­та, хрупковата малость. Мо­жет, уго­стить? А ес­ли от­ка­жет­ся? Да и пусть отказывается, сам съем», — повнимательней рассмотрев её, решил я.

Че­рез пять ми­нут на сто­ле стоя­ли та­рел­ки с жа­ре­ным кар­то­фе­лем и вет­чи­ной, са­ла­ты, пон­чи­ки. Брю­нет­ка по­смот­ре­ла на блю­да, на ме­ня и куль­тур­но приступила к еде. Оставалось только подождать минут пятнадцать и познакомиться.

Оту­жи­нав, она дос­та­ла из су­моч­ки жур­нал и, от­крыв его на од­ной из стра­ниц, про­тя­ну­ла мне. На весь лист бы­ла изо­бра­же­на фо­то­гра­фия зда­ния, в ко­то­ром мы и на­хо­ди­лись, а в пра­вом верх­нем уг­лу кра­со­ва­лось ли­цо брю­нет­ки. Тут же — имя, фа­ми­лия ав­то­ра про­ек­та. И зачем она показывает картинки журнала, на что намекает. Экая невидаль. Для шофёра с дипломом это стало далёким и неосуществимым. Уви­дев всё это, я рас­стро­ил­ся. Готовился без вся­ких там кив­ков сва­лить из ка­фе, но ко­гда жур­нал ло­щё­ной об­лож­кой кос­нул­ся ска­тер­ти сто­ла, пе­ред мо­им но­сом воз­ник бо­кал с крас­ным ви­ном, ко­то­рый оп­ле­ли паль­чи­ки брю­нет­ки.

Ну, как я мо­гу от­ка­зать­ся! Вто­рой бо­кал, тре­тий, а мы да­же не зна­ко­мы. За­чем ей кто-то и по­че­му не шофёр? Нет, толь­ко не это. Всё, ухо­жу. Гла­за бы мои ме­ня не ви­де­ли. Надо встать и уйти.

Брю­нет­ка, на­ки­нув бе­же­вый плащ, взя­ла ме­ня за ру­ку и слег­ка под­толк­нув, на­мек­ну­ла этим, что по­ра к вы­хо­ду. Я-то знал, ку­да мне на­до ид­ти, а вот ку­да ей?

Вый­дя из ка­фе, я по­вер­нул в сто­ро­ну сло­ман­но­го гру­зо­ви­ка и к бли­жай­ше­му те­ле­фо­ну. Брю­нет­ка про­дол­жа­ет ид­ти со мной, уже при­жи­ма­ясь ко мне и об­ни­мая од­ной ру­кой. Пре­одо­ле­вая крайние не­удоб­ст­ва, я дос­тал из ле­во­го кар­ма­на брюк за­пис­ную книж­ку. Оты­скав в ней сло­во «га­раж», слег­ка от­стра­нил­ся от спут­ни­цы, но не тут-то бы­ло. Жен­щи­на опе­ре­ди­ла ме­ня. Она от­кры­ла двер­цу те­ле­фон­ной буд­ки и, не ус­пев на­брать но­ме­ра, уви­де­ла, что про­во­да обор­ва­ны. По­жа­ла пле­ча­ми и по­ве­си­ла труб­ку об­рат­но. Я не­мно­го рас­те­рял­ся, а она, раз­вер­нув ме­ня на де­вя­но­сто гра­ду­сов, по­та­щи­ла че­рез до­ро­гу.

Не­сколь­ко ми­нут воз­му­ще­ния по по­во­ду та­кой на­гло­сти, и я уже ра­зу­ва­юсь в при­хо­жей. Брю­нет­ка ски­ну­ла туф­ли и, на­гнув­шись, по­гла­ди­ла пят­ки ус­тав­ших ног. Упав­ший плащ, су­моч­ка, зонт. За­тем она лег­ко и со­блаз­ни­тель­но сня­ла коф­точ­ку, вхо­дя в дру­гую ком­на­ту.

Шаг­нув в ко­ри­дор квар­ти­ры не­зна­ко­мой жен­щи­ны, я не по­чув­ст­во­вал се­бя гос­тем, как буд­то до­мой вер­нул­ся из рей­са. Так про­сто. Впер­вые, а не гость.

Тё­п­лый по­ток во­ды в ду­ше­вой ус­по­ко­ил и от­рез­вил. Её неж­ные ру­ки до­тро­ну­лись до шеи, рав­но­мер­но, слег­ка на­дав­ли­вая, раз­мя­ли мыш­цы, скольз­ну­ли и оп­ле­ли те­ло, за­мер­ли на ко­рот­кую пау­зу. И я по­чув­ст­во­вал влаж­ные гу­бы, её мяг­кие буг­ры, лас­каю­щий ухо ше­лест во­ды. Стран­но, но она как буд­то зна­ла обо мне всё или поч­ти всё. Три го­да раз­ни­цы и ку­ча сов­па­де­ний.

Про Ле­ну точ­но ни­че­го не зна­ла…

— Ты по­смот­ри на не­го. Что ты в нём на­шла!

— Да пол­но те­бе, па. Мы рас­ста­лись, — сказала Лена.

— Рас­ста­лись? А ку­да ты на­ря­жа­ешь­ся. Не с ним ли? — спросил её отец.

— Чем он те­бе не по­нра­вил­ся?

— Маль­чиш­ка ещё.

— Толь­ко и все­го, — спо­кой­но от­реа­ги­ро­ва­ла Ле­на и, за­кон­чив не­хит­рый ма­ки­яж, под­ско­чив к от­цу, чмок­ну­ла его в щё­ку.

— Ле­на, я про­шу те­бя, дет­ка!

— Па­поч­ка! По­след­ний ве­чер.

Я не при­дал то­му, слу­чай­но ус­лы­шан­но­му мной раз­го­во­ру осо­бо­го зна­че­ния. А ве­чер ока­зал­ся дей­ст­ви­тель­но по­след­ним. При­шли мы вдво­ем, а уш­ли ка­ж­дый в от­дель­но­сти, точ­нее, по­сле за­жи­га­тель­ных тан­цев, под­це­пив бо­лее под­хо­дя­ще­го же­ни­ха, Ле­на, ум­ча­лась в так­си. Тан­цуя бе­лый та­нец с ка­кой-то де­вуш­кой, я не вы­мол­вил ни сло­ва. С по­след­ним ак­кор­дом ме­ло­дии она не­ук­лю­же от­сту­пи­ла, вы­жи­даю­ще по­сто­яв, как-то оби­жен­но по­вер­ну­лась и, не обо­ра­чи­ва­ясь, сме­ша­лась с гу­щей тан­цую­щей мо­ло­де­жи. Свер­каю­щие ог­ни и му­зы­ка. Пя­тый курс ин­сти­ту­та. Моя быв­шая де­вуш­ка, дочь май­о­ра, уе­ха­ла в Азию. Че­рез не­сколь­ко лет она объ­я­ви­лась. Это был втор­ник или чет­верг, точно не пом­ню. Те­ле­фон­ный зво­нок. Сняв труб­ку, я ус­лы­шал зна­ко­мый го­лос:

— Как де­ла ар­хи­тек­тор?

— Вы ошиб­лись но­ме­ром, — по­сле­до­вал мой от­вет.

Ле­на на­зва­ни­ва­ла це­лый день, по­ка я не вы­дер­нул шнур, от­клю­чив те­ле­фон. Во мне го­во­ри­ла оби­да. Ка­кой про­ект, Ле­на? Ты и про­ект бы­ли свя­за­ны, бы­ли мо­им бу­ду­щим, без Азии и ко­го-ли­бо ещё.

Бли­же к ве­че­ру она по­зво­ни­ла в дверь квар­ти­ры. Я от­крыл, не при­гла­шая её прой­ти. Ис­поль­зуя своё жен­ское обая­ние, Ле­на рас­ска­зы­ва­ла о про­шлых ошиб­ках, об от­це-пол­ков­ни­ке. За­да­вая на­во­дя­щие во­про­сы, вы­яс­ня­ла — сво­бо­ден ли я. В это вре­мя с верх­не­го эта­жа, от­счи­ты­вая ка­ж­дую сту­пень­ку каб­луч­ка­ми ту­фель, спус­ка­лась жен­щи­на. В по­лу­мра­ке подъ­ез­да мне не уда­лось раз­гля­деть её ли­ца, но эта по­ход­ка по­ка­за­лась зна­ко­мой. Не дос­лу­шав Ле­ну, я за­хлоп­нул дверь.

Мои чер­те­жи двух­этаж­но­го зда­ния с пред­ло­жен­ны­ми стиль­ны­ми штуч­ка­ми так и ос­та­лись пы­лить­ся в бю­ро. За­щи­тив ди­плом, я со­брал че­мо­дан и от­пра­вил­ся на се­вер. Год ма­хал ло­па­той, по­том ос­во­ил экс­ка­ва­тор и пе­ре­рыл сот­ни тонн про­мёрз­шей зем­ли, а по­сле ко­ле­сил на гру­зо­ви­ке по раз­ным го­ро­дам и ве­сям. Че­рез две­на­дцать лет у ме­ня бы­ло всё, что нуж­но для хо­ро­шей жиз­ни, кро­ме од­но­го — че­ло­ве­ка, ко­то­рый бы раз­де­лил со мною эту ра­дость.

Я не час­то при­ез­жал до­мой.

«Ка­ко­го чёр­та! Су­тки в го­ро­де. Звон­ки, гос­ти. Где же ты бы­ла рань­ше? Се­вер — не Азия. До­ро­гая, у ме­ня дру­гие пла­ны, но ты в них уже не вхо­жа. Про­вес­ти со мной ночь, а ут­ром по­ма­хать руч­кой и уе­хать в Ита­лию! Ты про­сто об­во­ро­жи­тель­на, но у жен­щи­ны есть и дру­гие ка­че­ст­ва, по­верь мне, Ле­на», — воз­му­щал­ся я.

Стук в дверь.

— Ан­д­рей, от­крой!

— Про­щай. При­вет Италь­ян­цу!

За две­рью по­слы­ша­лись уда­ляю­щие­ся ша­ги. Ле­на се­ла в ма­ши­ну и вы­еха­ла со дво­ра. На этом и за­кон­чил­ся наш по­еди­нок. Не ос­та­лось ни гру­сти, ни жа­ло­сти. Ни люб­ви, ни пер­спек­ти­вы. Ни­че­го. Пус­тое ме­сто.

С ма­мой ра­бо­та­ла де­вуш­ка, о ко­то­рой она мно­го рас­ска­зы­ва­ла и конечно меч­та­ла по­зна­ко­мить её со мной. В то вре­мя ме­ня не ин­те­ре­со­ва­ли как Веры, так и Маши, и тем более Лены. Ну, куда денешься от этих настойчивых убеждений.

— А Ма­ша учи­лась в том же ин­сти­ту­те! Ан­д­рю­ша, так и бу­дешь один! Вон у Ма­рьи уже вну­ки. Скажи мне сын, когда ты женишься, — спрашивала постоянно мама, но, ви­дя, что мне до фо­на­ря, она пе­ре­ста­ла допекать этой темой.

Ме­ня раз­дра­жа­ли раз­го­во­ры о се­мей­ном сча­стье и уютных очагах. Не вы­дер­жав ро­ди­тель­ской за­бо­ты, я пе­ре­брал­ся в со­сед­ний квар­тал и пус­тую по­лу­тор­ку. Рас­кла­душ­ка, не­об­хо­ди­мая по­су­да и кни­ги. Что ещё нужно холостяку, но нет-нет, да и по­яв­ля­лась мысль: «Кто же та­кая эта Ма­ша». Не слишком ли часто произносят это имя. Совпадение. Так-то оно конечно так, но было ощущение, что за моей спиной, рядом существует женщина, содействующая в определённые моменты отнюдь не случайно. И действительно, всё на это указывает, но, пожалуй, так хочется самому, а этого нет, и не будет.

Я слы­шал уже об од­ной Ма­ше, лё­жа в реа­ни­ма­ции, не на­де­ясь на вы­здо­ров­ле­ние. Хи­рург го­во­рил — по­вез­ло. В чём? В том, что дни и но­чи на­про­лёт у по­сте­ли де­жу­ри­ла ка­кая-то Ма­ша? Ко­гда вы­пи­сы­вал­ся, ска­за­ли — не ос­та­ви­ла ад­ре­са, а пред­ста­ви­лась слу­чай­ной по­пут­чи­цей. Сда­ёт­ся, что эта самая по­пут­чи­ца и есть пас­са­жир­ка всей мо­ей жиз­ни.

Свадь­ба луч­ше­го дру­га. Ко­лон­на ма­шин, бу­ке­ты цве­тов, по­дар­ки, вальс Мен­дель­со­на, же­них с не­вес­той и её под­ру­га. Что-то бы­ло в ней та­кое… Раз­го­во­ры ме­ж­ду вы­пи­ты­ми рюм­ка­ми, вы­крик­ну­тое «горь­ко», а по­том всё как в ту­ма­не. Толь­ко го­ло­са:

— Я его са­ма от­ве­зу.

— Ма­ша, по­ста­рай­ся, по­жа­луй­ста.

— Не бес­по­кой­тесь, в слу­чае че­го, по­зво­ню.

— Ан­д­рю­ха, вста­вай! Всё, до­мой! Так­си подъ­е­ха­ло.

Са­ня до­та­щил ме­ня до ма­ши­ны:

— Ну, Маш! Сча­ст­ли­во.

На сле­дую­щее ут­ро, а вер­нее день, смут­но при­по­ми­ная ночь, я до­пы­ты­вал­ся у ма­мы как ока­зал­ся до­ма.

— Не­зна­ком­ка, в ши­кар­ном таком пла­тье. Ес­ли бы… не эта де­вуш­ка, так и со­пел бы на ули­це, воз­ле подъ­ез­да. Кстати, где-то я эту девушку видела.

— По­зна­ко­ми­лась с ней? — спросил я маму.

— Нет. Да­же по­бла­го­да­рить не ус­пе­ла. Уш­ла она. Хо­ро­ша свадь­ба! Ты сам что-ни­будь пом­нишь?

— Пом­ню, ко­неч­но, но до сто­ла. А там… рюм­ки вот та­кой глу­би­ны, но­ги вот та­кой вот дли­ны, го­ры, — вы­ста­вив ла­до­ни пе­ред гру­дью, я изо­бра­зил два бу­гра.

— По­нят­но. Раз­вле­ка­ешь­ся.

— Да нет, мам. Бы­ла там од­на.

— У ко­то­рой го­ры?

Кив­нув, я раз­вёл ру­ка­ми.

— Эх ты!

Пе­ред отъ­ез­дом в Мур­манск Са­ня и его же­на Юля рас­ска­за­ли, что по­сле свадь­бы Ма­ша уе­ха­ла. Ку­да — не зна­ют. Пу­те­во­ди­те­лем был Са­нин па­лец, ука­зы­ваю­щий на По­ляр­ную звез­ду.

— Мы не в кур­се, Ан­д­рю­ха! Бу­дешь в го­ро­де, за­хо­ди в лю­бое вре­мя. Ждём!

Гу­док. Ру­ко­по­жа­тие. Плац­карт. Ужин в ва­го­не-рес­то­ра­не, пол­го­да вах­ты.

Све­та­ло. С вы­со­ты третье­го эта­жа я смот­рел на ка­фе, ко­то­рое поя­ви­лось на уг­лу пе­ре­кре­ст­ка го­да полтора назад, и думал о та­ин­ст­вен­ной незнакомке, ко­то­рая стран­ным об­ра­зом по­яв­ля­лась и ис­че­за­ла в мо­ей судь­бе. Не­у­же­ли это та са­мая Ма­ша? Сев на край ди­ва­на, по­пра­вил ей во­ло­сы, об­нял и про­шеп­тал:

— Ма­ша!

— Ан­д­рюш­ка! — ра­до­ст­но вос­клик­ну­ла она.

На­ши гу­бы сомк­ну­лись.

И вот сей­час, как де­сять лет на­зад, она не­жит­ся в по­сте­ли, под ок­на­ми при­пар­ко­ван мой гру­зо­вик. Сын и тё­ща на да­че. Подъ­е­дут на наш с Ма­шей юби­лей, ча­сам к че­ты­рём. Так и жи­вём, а что ещё на­до. Она, сын и го­ды вме­сте.

НЕ­СКОЛЬ­КО МИ­НУТ ЗАБ­ВЕ­НИЯ

Блин! Что так хо­лод­но-то. Сы­ро. Про­стынь влаж­ная… Ку­да я по­пал? Одея­ло то­нень­кое… Я да­же его ве­са не ощу­щаю. Мо­жет, его и нет со­всем. О! Нет. Одея­ло ту­точ­ки, толь­ко тол­ку от не­го ника­ко­го. Вче­ра! А что же вче­ра. Блин. Ду­бак. На­до рас­сла­бить­ся и глу­бо­ко ды­шать, по­ча­ще и глуб­же.

Во­ва дро­жал, как оси­но­вый лист. Ук­рыв­шись с го­ло­вой и свер­нув­шись ка­ла­чи­ком, на­хо­дясь ме­ж­ду сном и бодр­ст­во­ва­ни­ем, он вспо­ми­нал про­шед­шие дни и ве­че­ра, пу­тая ре­аль­ность и сно­ви­де­ние.

Где… Где я? У Ма­ри­ны? Она фор­точ­ку за­бы­ла за­крыть? Она уже вста­ла. Ма­ри­на ра­но вста­ёт, но и по­рань­ше ло­жит­ся. Жа­во­ро­нок. Со­ско­чит с по­сте­ли, по­пра­вит мне чёл­ку, по­це­лу­ет. Её ру­ка скольз­нёт, ед­ва ка­са­ясь ко­жи, за­дер­жит­ся на гру­ди, ос­та­вив на ней от­пе­ча­ток те­п­ла. За­шур­шит ткань ха­ла­та, по­слы­шат­ся ос­то­рож­ные ша­ги. Стук­нет не­гром­ко дверь о ко­сяк и струя во­ды уда­рит о дно ван­ны. А я ещё по­ва­ля­юсь, ана­ли­зи­руя уви­ден­ный сон, ес­ли ко­неч­но при­снит­ся.

Но по­че­му-то се­го­дня я не слы­шал ша­гов, при­выч­ной воз­ни на кух­не, жуж­жа­ние фе­на и шум ки­пя­ще­го чай­ни­ка. Где же Ма­ри­на? Уш­ла? По­че­му ме­ня не раз­бу­ди­ла? Я, на­вер­ное, про­спал! Или…. Как я мог про­спать? Спе­шить то не­за­чем!

А вче­ра нам бы­ло не­мно­го гру­ст­но. Со­всем чуть-чуть. Мы гу­ля­ли в пус­тын­ном скве­ре, сре­ди по­кры­тых сне­гом то­по­лей, вет­ки ко­то­рых ус­пе­ли за­ле­де­неть по­сле за­мо­роз­ка. Го­во­ри­ли о нас, ро­ди­те­лях и о том, что слу­чит­ся в бли­жай­шее вре­мя.

Маль­чик и де­воч­ка, сжи­мая озяб­ши­ми ру­чон­ка­ми рем­ни школь­ных рюк­за­ков, о чем-то серь­ёз­но раз­го­ва­ри­ва­ли и про­хо­дя ми­мо, при­молк­ли, гля­нув на нас со­всем не по-детски. Не­воль­но улыб­нув­шись, мы вспом­ни­ли се­бя, шко­лу и пя­тый класс, где встре­ти­лись впер­вые. Ма­рин­ка с ко­сич­ка­ми смеш­ная.

За­шли в тор­го­вый центр по­греть­ся. Пе­ре­ку­си­ли, про­швыр­ну­лись по эта­жам. На­ро­ду!

По­том до­мой. Уе­ди­ни­лись. Взял её за ру­ку. Уша­ми при­жа­лись как два кро­ли­ка, при­тих­ли. Си­дим на ди­ва­не, на ка­на­ре­ек смот­рим. А они пры­га­ют по клет­ки, со­ловь­я­ми за­ли­ва­ют­ся. Два ча­са про­си­де­ли, слов­но две ми­ну­ты жиз­ни, рас­стать­ся бо­им­ся. Про­ща­лись дол­го.

На­ши ма­мы как на­зван­ные сё­ст­ры. На кух­не спря­чут­ся и шеп­чут­ся, шеп­чут­ся. О чём шеп­чут­ся… Всё рав­но по-сво­ему сде­ла­ем.

Блин! Ко­ло­тун. А кто это хра­пит? Ко­ля! Юр­ка так не хра­пит, а вот Ко­ля та­кую трель за­бу­бе­нит, уши в тру­боч­ку сво­ра­чи­ва­ют­ся. Толк­нёшь, а ему ходь­бы хны. Гу­ба­ми по­чмо­ка­ет и опять за­хрю­ка­ет. Зна­чит у Ко­ля­на. От Ма­ри­ны я к не­му за­гля­нул.

За сто­лом втро­ём усе­лись. Юр­ка кар­тош­ку хо­мя­чит, а мы с Ко­лей со­сис­ки, яич­ни­цу и ка­пус­ту ква­шен­ную, лу­чок зе­лё­ный. Пес­ню по­ём о ши­не­ли.

«Ой, вы, ой вы, се­рые ши­не­ли, от про­ли­той кро­ви сра­зу по­тем­не­ли».

Глот­ки рвём, риф­мы не со­блю­да­ем. Фаль­ши­вим, блин…! Со­се­ди свер­ху и сни­зу аз­бу­ку Мор­зе по ба­та­ре­ям от­сту­ки­ва­ют, сиг­на­лы шлют, а мы про ле­то и ма­лень­кую жизнь хо­ром за­пе­ва­ем, да под ка­пус­ту. В дверь зво­нят, по ба­та­ре­ям сту­чат, гла­за в ку­чу и ду­ша ску­лит и но­ет. От че­го но­ет, не знаю. Кто-то из стар­ших при­шёл, Коль­ке по за­тыл­ку съез­дил, дыл­дой обоз­вал и ло­бо­тря­сом, а что даль­ше бы­ло, хоть убей не пом­ню.

У Ко­ли до­ма те­п­ло. Нет, не у Ко­ли. Ну, где же тогда я, где. А!

По­езд. Мчит­ся по­езд че­рез по­ля, ре­чуш­ки, по­сёл­ки. Со­став, плав­но по­ка­чи­ва­ясь, сту­чит ко­лё­са­ми. Гу­дит, не за­дер­жи­ва­ет­ся. Плац­карт­ный ва­гон. Из ку­пе в ку­пе, по уз­ко­му ко­ри­до­ру сло­ня­ет­ся мо­ло­дёжь. Ожив­лён­но в ва­го­не и шум­но. Раз­го­во­ры, анек­до­ты. Сквоз­ня­ки, фан­ти­ки и чьи-то нос­ки. Зве­нит и по­бря­ки­ва­ет стек­лян­ная та­ра. За­пах коп­чё­ной кол­ба­сы, ку­ри­цы, хле­ба, ко­то­рые по­гло­ща­лись пер­вы­ми и со­вме­ст­но. На лю­би­те­ля са­ло. Ми­не­рал­ка. Пи­рож­ки и бу­лоч­ки. Ино­гда всу­хо­мят­ку. При­выч­ная тра­пе­за в до­ро­ге.

Во­ва за­лез на са­мую верх­нюю пол­ку, где обыч­но хра­нят­ся че­мо­да­ны и руч­ная кладь. При­жал­ся к стен­ке и ут­кнув­шись но­сом в сум­ку, со­пел в две ды­роч­ки. Гал­дёж про­дол­жал­ся, ино­гда сти­хая, во­зоб­нов­лял­ся вновь с ка­ко­го-то оди­ноч­но­го виз­га. Че­рез шум го­ло­сов до не­го до­нес­лось пре­ду­пре­ж­де­ние:

— За­глох­ли все! Вни­ма­ние. На ос­та­нов­ках ва­гон не по­ки­дать. В туа­лет не хо­дить. Там­бур по­се­щать не бо­лее че­ты­рёх, пя­ти че­ло­век.

— А вдруг при­спи­чит? — спро­сил кто–то из ора­вы.

— По­тер­пишь.

— Про­дук­ты за­кан­чи­ва­ют­ся. И во­ды нет.

— Ки­пя­ток бу­дет че­рез два­дцать ми­нут. На­по­ми­наю, ос­та­лось ча­сов де­сять ка­тать­ся. Да, и вот ещё что… По­вто­рюсь, для осо­бо за­быв­чи­вых. Му­сор в ок­на не вы­бра­сы­вать. Скла­ды­вать в па­ке­ты. Про­вод­ник убе­рёт.

Во­ва из­ряд­но вы­мо­тал­ся за по­след­ние чет­ве­ро су­ток. От­дох­нуть по-че­ло­ве­че­ски ему так и не при­шлось. Не по­мыть­ся, не по­жрать го­ря­че­го и не по­брить­ся. Дис­ком­форт из­мо­тал те­ло и ум, мо­ло­дые нер­вы, ко­то­рые ино­гда не вы­дер­жи­ва­ли и вы­плё­ски­ва­лись на ок­ру­жаю­щих в ви­де гру­бых слов, жес­тов и да­же взма­хов сжа­той в ку­лак ру­ки. У ка­ж­до­го из шес­ти­де­ся­ти ди­ких пас­са­жи­ров, со­про­во­ж­дае­мых по­доз­ри­тель­ны­ми субъ­ек­та­ми с хму­ры­ми ре­па­ми, бы­ли при­чи­ны нерв­ни­чать. И не толь­ко нерв­ни­чать и со­мне­вать­ся, но и жа­ло­вать­ся, ока­зав­шись в об­ста­нов­ки не­под­хо­дя­щей пред­став­ле­ни­ям боль­шин­ст­ва. Никто, нико­го тол­ком не знал. Никто, нико­му не до­ве­рял, ме­няя те­му «о се­бе», на те­мы бо­лее про­стые, уда­лён­ные и не имею­щих с ней ниче­го об­ще­го.

По­сле от­прав­ки в пункт на­зна­че­ния, чле­ны об­ще­ст­ва, вы­рван­ные из гра­ж­дан­ско­го кон­тек­ста стра­ны, раз­би­лись на от­дель­ные груп­пы. В со­став вхо­ди­ло от пя­ти до де­вя­ти пар­ней. Ка­ж­дая груп­па дер­жа­лась особ­ня­ком, тща­тель­но обе­ре­гая свои ин­те­ре­сы и на­ме­ре­ния.

Слу­ча­лись и по­та­сов­ки. В ча­ст­но­сти, во вре­мя пе­ре­сад­ки с ав­то­бу­са на по­езд. В са­мый раз­гар, слов­но из-под зем­ли поя­ви­лись трое с хму­ры­ми ре­па­ми и рас­ки­да­ли кон­флик­тую­щих пар­ней на сто­ро­ны.

— Пре­кра­тить не­мед­лен­но! Эй, ты… по­шёл! Ку­да! Пол­бу хо­чешь, дер­жи… По­шёл, я ска­зал.

— Сто­ять. Всем сто­ять. Не дви­гать­ся, — орал вто­рой.

— Ко­му ней­мёт­ся? Те­бе, те­бе или те­бе? Ра­зо­шлись! Ко­му ска­за­но, — хри­пел ба­сом тре­тий.

— Что шу­ст­рик! Не тер­пе­ли­вый, как я по­гля­жу. Ты кто? Не зна­ешь кре­тин. Луч­ше всех? Ты та­кой же, как и они. Сво­бо­ден.

Кровь ки­пит, нер­вы ша­лят, из ноз­д­рей пар. Паль­цы сжи­ма­ют­ся так, что кос­тяш­ки бе­ле­ют. Ро­жи ос­ка­лом пе­ре­ко­ше­ны, в го­ло­ве че­хар­да и раз­ные яв­ле­ния.

По­смот­ре­ли, по­топ­та­лись. Оце­ни­ли воз­мож­но­сти со­про­во­ж­даю­щих. При­сми­ре­ли. И мыслишки о дол­ге, вспых­нув ог­нём, ста­но­ви­лась пре­гра­дой для даль­ней­ше­го раз­би­ра­тель­ст­ва где-ни­будь без сви­де­те­лей.

Сдер­жи­вая ярость и пыл, Во­ва ук­ло­нял­ся от сты­чек, но на­хо­ди­лись ха­мы и на­гле­цы, по­зво­ляю­щие вес­ти се­бя, от­кро­вен­но го­во­ря, дерз­ко и раз­вя­за­но.

— Слышь, ты. Скво­за­нул с про­хо­да!

— Ме­шаю? — спо­кой­но спро­сил Во­ва.

— Ме­шаешь.

По­смот­рев на за­ди­ру с круг­лым ли­цом, тон­ки­ми гу­ба­ми и взгля­дом бе­ше­но­го пса, он по­со­ве­то­вал:

— Обой­ди, це­лее бу­дешь.

— Бор­зый! — вос­клик­нул круг­ло­ли­цый парень и уда­рил Во­ву в жи­вот.

«А ме­тил в сол­неч­ное спле­те­ние», — со­об­ра­зил Во­ва.

От­вет­ный хук «ле­вой» в под­бо­ро­док, за­ста­вил на­па­даю­ще­го схва­тить­ся за по­ру­чень. Дви­же­ние по­ез­да по­мог­ло с инер­ци­ей, при­дав уда­ру до­пол­ни­тель­ную си­лу.

— Эй! Ты чо. При­пух что ли! На ко­го ру­ку под­нял!

Во­ва ма­хал ку­ла­ка­ми не по­то­му, что чув­ст­во­вал к ко­му-то не­на­висть. Он не пи­тал зло­бы, не хо­тел уни­зить или стать ли­де­ром. Он де­лал это, зная, что ме­ж­ду дол­гом и под­чи­не­ни­ем ов­раг. Он на­чи­на­ет­ся здесь, в этом плац­карт­ном ва­го­не. В замк­ну­том про­стран­ст­ве, где про­яв­лял­ся ха­рак­тер, склон­но­сти и чер­ты. Под дей­ст­ви­ем не­ожи­дан­ных из­ме­не­ний, что-то внут­ри ка­ж­до­го и спря­тан­ное от по­сто­рон­них глаз, бе­рёт вверх и по­ка­зы­ва­ет своё со­дер­жи­мое.

Та­ких, как Во­ва бы­ло не­мно­го. Об­щать­ся на рав­ных или не об­щать­ся со­всем, зна­чи­ло для не­го нема­ло. Он без вся­ко­го со­жа­ле­ния рас­ста­вал­ся с людь­ми, уло­вив хоть ма­лей­ший на­мёк на при­ну­ж­де­ние, но ос­та­вал­ся вер­ным дру­гом тем, кто при­ни­мал его поч­ти как ма­ма, без при­творств и по-дру­же­ски.

На­но­ся пря­мые удары в нос, он уве­ре­но за­щи­щал свою не­за­ви­си­мость, не утом­ляя го­ло­ву зна­ни­ем о до­б­ре и зле.

— Эй! Ха­рэ.

— За­вя­зы­вай­те со­п­ля­ми брыз­гать!

— Уго­мо­ни­тесь бой­цы! — раз­дал­ся бас со­про­во­ж­даю­ще­го.

Со­гла­сив­шись с пре­кра­ще­ни­ем по­един­ка, круг­ло­ли­цый за­стег­нул на мол­нию мас­тер­ку, при­ло­жил пла­ток к раз­би­то­му но­су, сер­ди­то гля­нул и про­скольз­нул в там­бур. Ощу­пав реб­ро, от­ду­ва­ясь, Во­ва по­вер­нул­ся к ок­ну и без­дум­но смот­рел на по­кры­тые сне­гом про­сто­ры.

— Вов­ка! Да­вай к нам.

— Сей­час.

«Ве­се­ло в ва­го­не, не со­ску­чишь­ся. На пол­ку и бай-бай», — подумал он.

В рай­оне два­дца­ти трёх ча­сов, по­езд сба­вил ход, дёр­нул ва­го­ны и, пых­тя, ос­та­но­вил­ся. Ус­тав­шую, пси­хо­ван­ную тол­пу вы­са­ди­ли с по­ез­да на по­лу­стан­ке. По­строи­ли в две ше­рен­ги и сде­ла­ли пе­ре­клич­ку.

По­мо­гая друг дру­гу, рос­лые и дол­го­вя­зые, от­корм­лен­ные, ху­дые и щу­п­лые, а так­же сред­них раз­ме­ров юн­цы, ка­раб­ка­лись в ку­зов «Ура­ла». Под бре­зент, в ук­ры­тие от мок­ро­го сне­га. Бряк­нул борт, за­ре­вел мо­тор, и они тряс­лись по без­до­ро­жью в не­из­вест­ность, го­лод­ные, с хму­ры­ми и злы­ми ли­ца­ми. Кто дре­мал, кто зе­вал и каш­лял.

Гру­зо­вик, ре­за­нув кро­меш­ную те­мень лу­ча­ми фар, тор­моз­нул воз­ле од­но­этаж­но­го зда­ния.

— Вы­гру­жа­ем­ся, — про­зву­ча­ла ко­ман­да.

Ос­во­бо­ж­дая на­гре­тые мес­та под бре­зен­то­вым ук­ры­ти­ем, пры­гая в жид­кую гря­зю­ку, по­тре­во­жен­ную ко­лё­са­ми «Ура­ла», па­ца­ны, ле­ни­во пе­ре­би­рая но­га­ми, са­мо­стоя­тель­но ор­га­ни­зо­вав ко­лон­ну, по­слуш­но за­хо­ди­ли внутрь не­ка­зи­сто­го зда­ния.

— Раз­де­ва­ем­ся! Оде­ж­ду бро­са­ем сю­да. Сред­ст­ва ги­гие­ны: зуб­ную щёт­ку, мы­ло, безо­пас­ные брит­вы и про­чее в па­кет. Жи­вей, жи­вей! Не в гос­ти прие­ха­ли. Не тол­ка­ем­ся и со­блю­да­ем оче­редь.

Во­ва дос­тал из сум­ки при­го­тов­лен­ный зара­нее свёр­ток и со­всем пус­тую, бро­сил её в ку­чу оде­ж­ды. Ски­нул мок­рую курт­ку. С ног крос­сов­ки и джин­сы. На про­стынь, по­жел­тев­шую от вет­хо­сти, по­ле­те­ли сви­тер и ру­ба­ха.

Не об­ра­щая вни­ма­ния на тол­чею го­лых тел, он по­шлё­пал в ду­ше­вую. Ед­ва тё­п­лая во­да с за­па­хом бо­ло­та, омы­ло пле­чи, про­ка­ти­лась вниз и дос­тиг­нув пя­ток, со­гре­ла сто­пы.

— Не за­дер­жи­ва­ем оче­редь. Опо­лос­ну­лись и дос­та­точ­но. В суб­бо­ту ба­ня бу­дет.

На ходу, об­ти­ра­ясь ка­кой-то тря­поч­кой лю­без­но пре­дос­тав­лен­ной пе­ред по­мыв­кой, Во­ва шаг­нул в смеж­ную ком­на­ту. Рас­пи­сал­ся в жур­на­ле, одел­ся и тут…

Ощу­пы­вая ме­тал­ли­че­ский уго­лок кро­ва­ти, сжи­мая зу­бы от сы­ро­сти, он с бла­го­го­ве­ни­ем по­ду­мал о не­сколь­ких ми­ну­тах по­коя, дос­тав­ших­ся ему в пол­ном соз­на­нии. О ми­ну­тах, ко­гда он мо­жет рас­сла­бить­ся, по­меч­тать и вспом­нить что-ни­будь, что-ни­будь…

— Ро­та подъ­ём!

В ок­нах трёх­этаж­ной ка­зар­мы за­жёг­ся свет. За­мель­ка­ли те­ни. За­виз­жа­ли пру­жи­ны, за­кру­ти­лись пор­тян­ки. За­сту­ча­ли о пол каб­лу­ки кир­зо­вых са­пог. Го­лос стар­ши­ны, гром­кий и уг­ро­жаю­щий, пре­ду­пре­дил о до­пол­ни­тель­ных тре­ни­ров­ках пе­ред от­бо­ем, на­звал ко­го-то та­ра­ка­на­ми и вла­ст­но при­ка­зал стро­ить­ся на ули­це.

— Это ар­мия, сын­ки! Не са­на­то­рий.

Ар­мей­ский го­ро­док про­бу­дил­ся. За­суе­ти­лись ко­ман­ди­ры и де­жур­ные.

— Бе­гом марш.

На пла­цу пры­га­ли и от­жи­ма­лись, ку­выр­ка­лись и дос­та­ва­ли ру­ка­ми нос­ки са­пог под счёт, ко­то­рый час­то и из­де­ва­тель­ски ме­нял темп.

— Де­лай раз! Де­лай два! И д…в…а. И раз, два. Сол­дат­ская пру­жи­на со­гре­ет, взбод­рит и за­ка­лит ва­ши хи­лые ор­га­низ­мы, — гаркнул старшина.

Все по ко­ман­де пе­ре­вер­ну­лись на спи­ны и под­ня­ли но­ги.

— Угол со­рок пять гра­ду­сов. Дер­жать!

Пресс ка­ме­нел, и пот лил­ся гра­дом.

— Упор лё­жа при­нять, — скомандовал он.

От­толк­ну­лись, хло­пок, ис­ход­ное по­ло­же­ние. Раз.

— Бой­цы! Я ж ска­зал с хлоп­ком, про­гнуть­ся в по­яс­ни­це ко­ман­ды не бы­ло. Два… Три…. Встать.

Раз­го­ря­чён­ный строй в со­ста­ве шес­ти­де­ся­ти но­во­бран­цев ос­та­но­вил­ся у вхо­да в ка­зар­му, взрых­лив снег и лёд на пла­цу. Раз­роз­нен­ный от­ряд, ко­то­ро­му су­ж­де­но стать бое­вой и спло­чён­ной раз­вед­ро­той, спо­соб­ной вы­пол­нить по­став­лен­ную за­да­чу, вы­дер­жать тя­го­ты служ­бы и прой­ти спец­под­го­тов­ку. Оку­нуть­ся в нелёгкие, сол­дат­ские буд­ни, ко­то­рые на­все­гда вре­жут­ся в па­мять.

А потом торговый центр, в снегу тополя, Марина.

СНЕГОПАД

— Так! По­еха­ли, по­еха­ли, — то­ро­пил Илью Глеб. Они зна­ли друг дру­га дав­но. Дру­жи­ли с дет­ст­ва. Дру­зья не раз­лить во­дой. Кру­че чем бра­тья. Илья до­ве­рял ему как се­бе. Он на­вес­тил Гле­ба как обыч­но, но этот ви­зит не был обыч­ным. Ко­гда ло­ма­ет­ся жизнь не до обыч­ных ви­зи­тов. Ко­гда ло­ма­ет­ся жизнь не до от­пус­ков и ре­мон­тов, не до нор­ко­вых шуб и ве­се­лья. Хмур Илья, не по­за­ви­ду­ешь.

От­крыв дверь ав­то­мо­би­ля, он сел на пе­ред­нее си­де­ние и за­ду­мал­ся.

«Ка­тя, Ка­тя. Что я упус­тил? Что! Ко­гда это слу­чи­лось? На­ча­лось? С че­го? В чём же при­чи­на? Раз­го­ва­ри­вать по-че­ло­ве­че­ски ра­зу­чи­лись, орём друг на дру­га. Си­дим по раз­ным уг­лам как чу­жие. А мы и так уже чу­жие. Что у нас об­ще­го? Толь­ко Да­ша! Ниче­го боль­ше нет? Ниче­го не ос­та­лось? Ко­гда мы что-то де­ла­ли вме­сте? Ах да! Гу­ля­ли. И то, год на­зад. Со­бра­лись, по­шли! Уго­во­рил кое-как. Ка­тя ря­дом идёт, буд­то не зна­ет. Буд­то стес­ня­ет­ся ме­ня. На шаг опе­ре­дит, то от­ста­нет. Не хо­чет­ся ей гу­лять со мной. Чув­ст­вую, не хо­чет­ся! По­смот­рю на неё, а она в дру­гом мес­те. Рань­ше под ру­ку возь­мёт, при­жмёт­ся, го­во­рит, го­во­рит… Пред­ла­га­ет ку­да-ни­будь схо­дить или съез­дить и Даш­ка с на­ми. Все­гда втро­ём. Хо­ро­шо бы­ло! По-дру­го­му всё бы­ло».

Осень. Осень ран­няя, про­хлад­ная. Лю­ди по се­зо­ну оде­ты. Лу­жи по ут­рам кор­кой льда по­кры­ва­ют­ся. Ве­тер ко­лю­чий, уг­рю­мость все­об­щая по­сле тё­п­лых дней.

«До­жи­лись! День­ги врозь, спим от­дель­но. До­мой только, и но­че­вать при­хо­жу. Про­дук­ты в хо­ло­диль­ник за­бро­шу, с доч­кой по­го­во­рю и все мои до­маш­ние за­бо­ты. Де­лать ниче­го не тя­нет. Знаю, что на­до, а не мо­гу. Же­ла­ния нет. Про­па­ло же­ла­ние. Ста­рал­ся, пе­ре­жи­вал, эко­но­мил. Мо­жет зря? За­бо­лел на днях. Ерун­да! Бо­лей…! Бо­лей на здо­ро­вье. Ста­кан во­ды по­дать неко­му», — не успокаивался Илья.

В ба­гаж­ни­ке бряк­ну­ло. Ма­ши­на кач­ну­лась. Глеб спе­шил. Его не бу­дет до­ма с не­де­лю. По­сле­зав­тра он уе­дет. Из­вес­тия до­сад­ные. Ни­ку­да не год­ные из­вес­тия. Илья по­жи­вёт у не­го. Прие­дет, по­го­во­рит с обо­и­ми. Им ли рас­хо­дит­ся. Он не­бреж­но уло­жил ин­ст­ру­мент и за­крыл двер­цу ба­гаж­ни­ка. Сер­ди­тый Илья о чём-то ду­мал.

«Ра­бо­та, празд­ни­ки, вы­ход­ные. Тур­по­езд­ки. Квар­ти­ра как кар­тин­ка. Чис­то­та, по­ря­док и уют. Толь­ко ра­до­сти от это­го ника­кой. Ка­тя! Что же ты на­тво­ри­ла Ка­те­ри­на. Хо­лод­ная ста­ла, а мне ря­дом ду­шев­ный че­ло­век не­об­хо­дим. Без это­го ни ту­да, ни сю­да. О чём ду­ма­ет, что на уме, ка­кие мыс­ли? От­ри­ца­ет всё. Врёт! Знаю, что врёт. Скан­да­лы, ссо­ры. Не род­ные — вра­ги».

Глеб по­суе­тив­шись, по­смот­рел на панель при­бо­ров, пе­ре­клю­чил передачу, и ма­ши­на мед­лен­но тро­ну­лась с мес­та. Вы­ехав со дво­ра на про­спект, они пом­ча­лись в дру­гой ко­нец го­ро­да. Вто­рая по­ло­ви­на дня. На ули­це се­ро и хмуро, как и на ду­ше. Про­тив­но и тош­но. Пе­ре­крё­ст­ки, бе­лые по­ло­сы, мор­гаю­щие зе­лё­ные стре­лоч­ки.

«А как же Да­ша! Да­ша то как. Ра­зо­рвёт­ся на две по­ло­ви­ны? Мы как-ни­будь раз­бе­рём­ся ме­ж­ду со­бой, раз­ло­жим во­про­сы по пол­кам. А Да­ша? Что бу­дет с ней. Нет, нель­зя, что­бы так по­лу­чи­лось. Нель­зя. Дои­гра­лись! Оба. И кто те­перь прав, ви­но­ват, ум­ней! И кто же вы­иг­рал, и кто про­иг­рал, по­бе­дил? Мо­лод­цы. Упра­ви­лись. Да­шу спра­ши­вать совсем не обя­за­тель­но! В се­мье рас­кол. Не до Да­ши».

Глеб о чём-то спро­сил и Илья ма­ши­наль­но от­ве­тил.

«Вче­ра в ком­на­те за­кры­лась, ут­кну­лась в по­душ­ку. В гла­зах сле­зы. За­бы­ли ре­бён­ка, со­всем за­бы­ли! Са­ми то­нем и её за со­бой та­щим, ка­ж­дый в свою сто­ро­ну. За­чем мы ей по од­но­му. Упёр­лись ро­га­ми, два ба­ра­на. Кто ко­го. И как же быть? Опять про­гнуть­ся? Се­мью со­хра­нить до оче­ред­ной нер­вот­рёп­ки? Сно­ва мне…! Ка­тя это­го и ждёт. Ха­рак­тер. Край! Не моя оче­редь. Хва­тит! И что же слу­чи­лось с на­ми?».

— Не пе­ре­жи­вай. По­смот­ри на се­бя! Как чёр­ная ту­ча. Илья! Лю­ди схо­дят­ся, рас­хо­дят­ся. Пой­ми ме­ня толь­ко пра­виль­но. У ка­ж­до­го свои слож­но­сти. В этой си­туа­ции те­бе никто не по­мо­жет. По­про­буй, по­жи­ви её жиз­нью. Сме­ни об­ста­нов­ку. Съез­ди ку­да-ни­будь, — ус­по­каи­вал Глеб Илью.

— По­жить её жиз­нью! Да я и так толь­ко и де­лал что жил её жиз­нью. Всё для них. Это — по­жа­луй­ста, то — по­жа­луй­ста. Зна­ешь Глеб, что… Я от неё за этот про­шед­ший год, уви­дел пре­дос­та­точ­но. Не по­ве­ришь! Так мно­го уви­дел и ус­лы­шал, прав­да, кро­ме то­го, что дей­ст­ви­тель­но хо­тел. Я и не по­доз­ре­вал о её скры­тых та­лан­тах.

— Кри­зис ста­рик. Он у всех бы­ва­ет. Ты не го­ря­чись. Про­ско­чи­те! Ка­тя жен­щи­на упёр­тая. Не­спро­ста же это всё. Ты с ней по­мяг­че.

— Да она Глеб са­ма на кон­фликт на­ры­ва­ет­ся! Ах, так, ах так. В при­ори­те­тах те­перь я по­след­ний. Ты как-ни­будь сам, а вот ес­ли мне не­об­хо­ди­мо, будь уж лю­бе­зен, рас­ши­бись в ле­пёш­ку, не по­мо­жешь, от­ка­жешь­ся — пло­хой! Из-за Даш­ки тер­п­лю, ку­да де­вать­ся. Веч­но так про­дол­жать­ся не мо­жет. Мне на­до, мне на­до. А ко­гда мне на­до! На­пле­вать! По­про­сил и жди у мо­ря по­го­ды. Ой, я за­бы­ла! Под­руж­ка сви­ст­ну­ла, и след про­стыл. Нико­гда до кон­ца, ниче­го не до­во­дит. Возь­мёт­ся и бро­сит, а Илья рас­хлё­бы­вай. Про­бле­мы где-то там, где-то у под­руг и зна­ко­мых, а у нас Глеб, нет про­блем. Нет и всё тут! Ис­па­ри­лись. Так, ме­лочи одни. Соз­да­ёт­ся впе­чат­ле­ние, что се­мья в обу­зу. Зна­ешь Глеб…

Глеб слу­шал дру­га. Он и сам дав­но жил один. Не лю­бил да­вать со­ве­ты. Вспо­ми­нать о На­та­ше и де­прес­сии, из ко­то­рой вы­шел бла­го­да­ря од­но­му лишь сред­ст­ву — спор­ту. Тём­ные вре­ме­на. Он хо­тел по­мочь, но в то­же вре­мя по­ни­мал, что у ка­ж­до­го че­ло­ве­ка своё сред­ст­во и най­ти его труд­но.

Эмо­ции… Они есть и бу­дут. Но та­кие пе­ре­жи­ва­ния, что по­жи­ра­ют те­бя, твою жизнь и вы­бор, по­то­му, что ты уже вы­брал — их, мо­гут убить. Пар­ши­вые мыс­ли бес­ко­неч­ным по­то­ком вьют­ся по кру­гу. Но­чью, днём. И ка­жет­ся, им нет кон­ца. Об од­ном и том же, во­круг да око­ло. Не спишь, не ешь, те­ря­ешь ин­те­рес. Гнев, бес­си­лие и не­на­висть — один узел, пу­чок. Яд­ро, раз­ру­шаю­щее твоё су­ще­ст­во. Они все­гда с то­бой, пре­сле­ду­ют и по­ра­бо­ща­ют. От­се­ка­ют на­де­ж­ду что-ли­бо ис­пра­вить, ве­ру в се­бя и что-то доброе, луч­шее. По­рой не­воз­мож­но с ни­ми спра­вит­ся в оди­ноч­ку. Пе­ре­де­лать жизнь, скро­ить её за­но­во, сшить и на­чать с то­го, что ты есть. С то­го, что у те­бя есть. Это не ка­ж­дый смо­жет. Ему по­вез­ло. Да, по­вез­ло. Не всем так ве­зёт. У не­го бы­ла от­ду­ши­на. Как-то всё са­мо со­бой по­лу­чи­лось. Сплав на пло­тах по гор­ным ре­кам из­ле­чил. При­ро­да, драйв, опус­то­ши­ли его го­ло­ву от мрач­ных мыс­лей. С тех пор он ду­мал и по­сту­пал по-дру­го­му.

Подъ­е­хав к до­му, где жил Илья, Глеб ос­та­но­вил ав­то­мо­биль. Он слу­шал дру­га и хо­ро­шо пред­став­лял, что тво­рит­ся с ним. Вы­слу­шать… Сей­час на­до вы­слу­шать и ус­лы­шать без сво­их су­ж­де­ний и вы­во­дов. Без со­ве­тов и во­про­сов. А что де­лать даль­ше Илья ре­шит сам. Он смо­жет.

Илья, за­кон­чив свой дол­гий и эмо­цио­наль­ный мо­но­лог, по­про­щал­ся и вы­лез из ма­ши­ны. Его ожи­дал не­при­ят­ный раз­го­вор с Ка­тей.

— При­ез­жай! Зво­ни! Ес­ли на­ду­ма­ешь, схо­дим в по­ход, — пред­ло­жил Глеб. — Лес от­лич­ное ле­кар­ст­во. Ре­ко­мен­дую. Не уны­вай дру­жи­ще. Всё об­ра­зу­ет­ся.

— Об­ра­зу­ет­ся, как же, — от­ве­тил в пол­го­ло­са Илья и по­шёл в сто­ро­ну подъ­ез­да, ус­лы­шав за спи­ной ур­ча­ние отъ­ез­жаю­ще­го ав­то­мо­би­ля.

За два дня, он пе­ре­брал прак­ти­че­ски все ва­ри­ан­ты ухо­да. Илья бо­лее не стре­мил­ся га­сить не­объ­яс­ни­мые вспыш­ки Ка­ти­ной зло­бы. Реа­ги­ро­вать на её при­дир­ки и иг­рать роль без­воль­ной, отзывчивой кук­лы, под­дер­жи­вать, а по­сле че­го со­об­ра­зить, что те­бя сно­ва на­ду­ли. До не­го никак не до­хо­ди­ло, за­чем она так по­сту­па­ет.

Хит­рит, вы­кру­чи­ва­ет­ся и ждёт но­во­го при­ми­ре­ния.

— Пси­хич­ка! — про­из­нёс он, под­ни­ма­ясь на тре­тий этаж, ещё на­де­ясь на её бла­го­ра­зу­мие.

Со­гла­сить­ся с ним, зна­чит при­знать свои ошиб­ки, а для Ка­ти это бы­ло слож­но­ва­то. Но де­ло не в со­гла­сии, а в при­ми­ре­нии. Она уме­ла пе­ре­вер­нуть фак­ты и снять с се­бя от­вет­ст­вен­ность. Ка­тя яв­но что-то скры­ва­ла. Что-то та­кое — взрывное. Он да­же ду­мать об этом не хо­тел.

«По­че­му Ка­тя? По­че­му? Ве­дёшь се­бя так, слов­но те­бе всё рав­но. Че­го ты хо­чешь? Че­го до­би­ва­ешь­ся?», — спра­ши­вал он се­бя.

До­ка­зы­вать бы­ло не­че­го. Их жизнь, их мир, ко­то­рый они соз­да­ва­ли дол­гие го­ды, и был до­ка­за­тель­ст­вом. И мир этот ру­шил­ся. Не­у­же­ли они ста­ли ка­ки­ми-то дру­ги­ми. Он, Ка­тя, их дочь и от­но­ше­ния ме­ж­ду ни­ми. На­зревал кон­фликт и де­лать вид, что ниче­го не про­ис­хо­дит глу­по. Из ма­лень­ко­го не­до­ра­зу­ме­ния он пре­вра­тится в не­по­ни­ма­ние, а даль­ше не до­ве­рие и про­пасть. На­вер­но. На­вер­но и дру­ги­ми.

Илья имел на­ме­ре­ние ра­зо­брать­ся с се­мей­ным пе­ре­плё­том не­мед­ля. Пря­мо сей­час и се­го­дня.

— Ка­тя! — на­чал он. — Сколь­ко мож­но!

Ка­тя мол­ча­ла. Ей не хо­те­лось от­ве­чать. Она смот­ре­ла в пол, слу­шая но­та­ции му­жа.

— Ка­кие-то звон­ки. Уш­ла. При­шла. Ку­да? За­чем? Что за сек­ре­ты, тай­ны? Я те­бя не по­ни­маю! Го­во­ришь од­но, де­ла­ешь дру­гое. Кри­чишь по лю­бо­му пус­тя­ку. Что-то не уст­раи­ва­ет? Ска­жи, что имен­но.

Ка­тя по­смот­ре­ла на му­жа и от­ве­ла взгляд, но так ни­че­го и не ска­за­ла. Она по­ни­ма­ла, по­ни­ма­ла, что так про­дол­жать­ся не мо­жет. Что их жизнь по­сте­пен­но, день ото дня при­хо­дит в ту­пик и те­ряет смысл. Че­го-то не хва­та­ет, не дос­та­ёт, но «оно» ещё здесь и кру­тит­ся ря­дом. Ря­дом с ним, и с ней, с Да­шей. Что-то от ра­ду­ги, вес­ны, при­кос­но­ве­ний, взгля­дов. Ведь бы­ло же, бы­ло! Увы! Про­шло, но не ис­чез­ло. Так бы­ва­ет. Жи­вут лю­ди, жи­вут и им ос­та­ют­ся толь­ко при­выч­ки. Тоск­ли­во ду­мать, что мно­гое уже по­за­ди. Меч­ты как ту­ман, рас­сея­лись в жиз­нен­ных ме­ло­чах и к сча­стью не все рассеялись.

И так бы­ва­ет. Они вме­сте мно­го­го до­би­лись и пе­ре­жи­ли, но упус­ти­ли, про­зе­ва­ли свою си­нюю пти­цу. За­мо­та­лись. Упорх­ну­ла пта­ха.

«Я ус­та­ла. Я про­сто ус­та­ла», — ду­ма­ла Ка­тя.

«Хо­тя нет. Сло­ва… Лишь сло­ва. Бес­смыс­лен­ный раз­го­вор. Сколь­ко их бы­ло».

Илью раз­дра­жа­ло мол­ча­ние же­ны. Он ­нерв­ни­чал, но про­дол­жал го­во­рить.

«За­чем он толь­ко при­шёл в рес­то­ран. За­чем?», — осуждала она его.

Цве­ты. Явил­ся. От­ку­да он уз­нал, от­ку­да! А… на­шлись до­б­рые лю­ди. А что! Ей нельзя с друзь­я­ми в рес­то­ран схо­дить! Нель­зя, да. Не ска­за­ла, на­ха­ми­ла, что из того! По­ду­ма­ешь тра­ге­дия, че­го тут такого осо­бен­но­го. Гля­нул — му­раш­ки по ко­же. По­ве­се­ли­лась. Ага! Как же! На­дое­ло быть од­ной. Хо­те­лось, что­бы кто-нибудь, по­уха­жи­вал, был ря­дом и всё.

Он на ра­бо­те. Все­гда на ра­бо­те. Веч­ность.

Где твои вос­хи­щён­ные гла­за, ком­пли­мен­ты. Где? Ужин при све­чах. Тан­цы. Вы­пра­ши­ва­ла, вы­пра­ши­ва­ла. Обя­за­ны! Долж­ны! При­дёшь и бу, бу, бу… Я то­же, ме­ж­ду про­чим, не лан­ды­ши ню­хаю. А Сер­гей — Ка­тю­ша, Ка­тю­ша! Хо­дил по пя­там. При­ят­но. Ни­че­го с со­бой сде­лать не смог­ла. Не ус­тоя­ла. Сда­лась. Не лю­би­ла. Ника­ко­го на­сла­ж­де­ния. Не луч­ший эпи­зод из жиз­ни. Вот так Илья. И кто же ему всё-таки ска­зал? Да ка­кая теперь раз­ни­ца!

А в рес­то­ра­не Ка­тя бес­це­ре­мон­но вос­клик­ну­ла:

— О! Цве­точ­ки. Ниче­го ори­ги­наль­ней при­ду­мать не смог? За­чем мне этот ве­ник!

И от­бро­си­ла цве­ты в сто­ро­ну на край на­кры­то­го сто­ла, за­сте­лен­но­го од­но­ра­зо­вой ска­тер­тью.

Си­дя в кру­гу сво­их зна­ко­мых, в ве­чер­нем пла­тье, ук­ра­сив пра­вое за­пя­стье брас­ле­том, ко­то­рый ей по­да­рил Илья ко дню ро­ж­де­ния, Ка­тя не ожи­да­ла уви­деть му­жа. Вы­зы­ваю­ще по­смот­рев, она ехид­но улыб­ну­лась, ус­лы­шав одоб­ряю­щие, но не гром­кие смеш­ки ком­па­нии. Илья опе­шил, вос­при­ни­мая на се­бе вы­жи­даю­щие взгля­ды. К та­ко­му приё­му он не был го­тов и пред­став­лял всё ина­че. Ка­тя сер­ди­лась, из­лу­чая непри­вет­ли­вый взгляд.

«Яс­но. Лиш­ний», — со­об­ра­зил Илья.

— Ну же, при­са­жи­вай­ся уже, так и бу­дешь сто­ять, как вко­пан­ный, — пред­ло­жи­ла од­на из де­ву­шек, раз­ря­див об­ста­нов­ку, ука­зав на сво­бод­ный стул.

По­смот­рев на при­сут­ст­вую­щих, стол, на ко­то­ром стояли за­кус­ки, ви­но и фрук­ты, Илья, от­кло­нив пред­ло­же­ние, раз­вер­нул­ся и ушёл.

Го­ло­са, и сколь­зя­щие по по­лу офи­ци­ан­ты, и звон сто­ло­вых при­бо­ров. Рас­стро­ен­ный и по­дав­лен­ный, он вы­шел из рес­то­ра­на. Зву­ки ме­ло­дии, улыб­ки, на­гла­жен­ные во­рот­нич­ки, настроения, ос­та­лись за стек­лян­ны­ми две­ря­ми. За стек­лян­ны­ми две­ря­ми ос­та­лось что-то важ­ное для не­го. «Оно» но­си­лось по за­лу, сту­ча­лось в ок­на и об­ра­ща­лось к лю­дям, но за непро­би­вае­мым стек­лом, никто не слу­шал это важ­ное «оно».

«Не об­ра­до­ва­лись, а на­обо­рот, рас­строи­лись! Ви­де­лись то дав­нень­ко. Осо­бен­но с эти­ми… Её кол­ле­га­ми. Бес­по­кой­ст­ва на весь рес­то­ран. Да, Ка­тя! Та­ко­го вы­ра­же­ния ли­ца у те­бя я ещё не ви­дел. Взгляд и ух­мыл­ка. Что ты… Пе­ред кем! Со мной так нель­зя. Кто они эти лю­ди! До­ро­же чем я? Ос­та­вай­ся с ни­ми», — рас­су­дил Илья, рас­стег­нул пид­жак и за­ша­гал по тро­туа­ру.

Он по­че­му-то не злил­ся. Но­вое чув­ст­во про­сну­лось в нём, со­всем ещё ма­лень­кое, но бес­по­щад­ное. Он вспом­нит за­сто­лье не раз, о ко­то­ром слу­чай­но уз­нал. Эту ком­па­нию, улы­боч­ки, пе­сен­ки.

Ка­тя и рань­ше по­зво­ля­ла се­бе не­за­уряд­ные вы­ход­ки, вы­хо­дя­щие за рам­ки вся­ких объ­яс­не­ний. Ред­ко, но по­зво­ля­ла. К то­му же, ей нра­ви­лось соз­да­вать на­пря­же­ние и не толь­ко в се­мье, не за­ду­мы­ва­ясь осо­бен­но о по­след­ст­ви­ях. Она вер­ну­лась око­ло один­на­дца­ти, ви­ди­мо ожи­дая хо­лод­ный при­ём, сыг­рав на пуб­ли­ку и по­лу­чив мни­мое удо­воль­ст­вие.

Да­ша спа­ла. В ко­ри­до­ре, на­про­тив вход­ной две­ри, стоя­ла до­рож­ная сум­ка Ильи. Сняв туф­ли, Ка­тя про­шла в кух­ню. Мяг­кий, струя­щий­ся свет аба­жу­ра, ло­жил­ся на стол раз­мы­той кра­пи­ной. Илья мол­ча лис­тал пап­ку с бу­ма­га­ми. По­пра­вив при­чёс­ку при­выч­ным дви­же­ни­ем, она на­ли­ла ста­кан во­ды и осу­ши­ла его. Пре­одо­лев ка­кой-то внут­рен­ний барь­ер, по­до­шла к му­жу, на­ва­ли­лась на пле­чи, об­ня­ла и про­шеп­та­ла:

— Про­сти. По­жа­луй­ста, про­сти!

Илья не от­ве­тил, а на ду­ше у не­го бы­ло сквер­но.

«О чём ты толь­ко ду­мал! Собрал сум­ку… То­гда ты во­об­ще ни­че­го не го­во­рил. Со­брал сум­ку и всё. Оби­дел­ся», — вспомнила Катя случай.

— Пап! Мам! Я гу­лять, — пре­ду­пре­ди­ла во­шед­шая в ком­на­ту дочь. По­смот­рев на ро­ди­те­лей, спро­си­ла:

— Вы, по­че­му та­кие гру­ст­ные?

— Со­всем нет, — от­ве­тил Илья, серь­ёз­ным го­ло­сом.

Да­ша, сде­лав смеш­ную гри­ма­су, по­спе­ши­ла уй­ти.

— В де­вять, что­б до­ма бы­ла. Одень­ся те­п­лей. Снег обе­ща­ли, — сказал он дочери.

— Хо­ро­шо пап!

Вход­ная дверь хлоп­ну­ла. Ка­тя и Илья пе­ре­гля­ну­лись, не ре­ша­ясь доль­ше за­дер­жи­вать взгля­дов. Они мол­ча­ли. Не­ви­ди­мое, от­тал­ки­ваю­щее по­ле, соз­дан­ное из во­ло­кон по­доз­ре­ния и от­ре­шён­но­сти, пу­та­лось ме­ж­ду ни­ми. Он гнал мысль об из­ме­не, но пе­ред ним про­плы­ли сце­ны, раз­го­во­ры, по­ступ­ки. На мгно­ве­ние Ка­тя по­ка­за­лась ему не зна­ко­мой, ка­кой-то дру­гой, не род­ной. И всё же бы­ло со­мне­ние.

«Ну, что Ка­тя, поя­ви­лись пре­тен­зии. К это­му соб­ст­вен­но и шло. Ка­кой уж есть. У меня, их то­же нема­ло. Так и бу­дем мол­чать. А что же даль­ше? Даль­ше то что, Ка­тя?», — подумал Илья.

Ко­го-то ли­ри­че­ские и ча­рую­щие встре­чи, бур­ные ро­ма­ны, за­хле­ст­нут впе­чат­ле­ния­ми и взбод­рят, ока­тив чем-то вес­енним, на­пол­нят смыс­лом бу­ду­щее. Ко­му-то об­но­вят жизнь, вдох­нув не­что яр­кое и соч­ное в су­ще­ст­вую­щий по­ря­док, раз­ру­шив в нём дав­но от­жив­шее. А ос­таль­ным и по­тер­пев­шим, на­пом­нят о са­мо­ува­же­нии, рас­кро­ят на час­ти, ка­ж­дая из ко­то­рых так и ос­та­нет­ся ча­стью. Под­толк­нут на по­ис­ки че­го-то но­во­го в се­бе и для се­бя лич­но, но воз­мож­но ос­та­нут­ся в па­мя­ти чем-то горь­ким.

Ка­тя не же­ла­ла оп­рав­ды­вать­ся, от­ри­цать или винить, ко­го бы то ни бы­ло. Она пе­ре­жи­ва­ла и пы­та­лась вер­нуть преж­нюю жизнь и по­ни­ма­ние. Чув­ст­во­вать се­бя не толь­ко же­ной и жен­щи­ной тоже, но у неё это как-то не­важ­но по­лу­ча­лось. Она час­тень­ко сры­ва­лась и тер­зала се­бя, и мужа, дочь.

«А он не про­стил. Ма­ло ли, что люди бол­та­ют. Эх, ты Илья, сплет­ням по­ве­рил! Люб­лю, вот и дёр­гаю, я же не оло­вян­ная. Не­ко­гда, не­ко­гда! За­ня­той ты наш. Взял бы за ру­ку, пом­нишь как у то­по­ля. Сво­дил бы в парк, хоть в цирк. Ку­да-ни­будь! Ты, я и Да­ша. Бе­га­ем, суе­тим­ся, се­бя не слы­шим, просьб не пом­ним. От­стра­ни­лись, ка­ж­дый сам по се­бе. Од­но на дру­гое на­ло­жи­лось и по­ка­тил­ся ком с го­ры. Вот так и катимся Илю­ша. Раз­во­дят нас, не­у­же­ли не яс­но», — рассуждала Катя, оставшись одна.

Ти­ши­на и звон в ушах от пус­то­ты в квар­ти­ре.

Илья сто­ял у подъ­ез­да и раз­мыш­лял. Мыс­лей мно­го. Пас­куд­ные мыс­ли. Они пе­ре­ме­ша­лись в го­ло­ве как ло­те­рей­ные ша­ры в ба­ра­ба­не. Ку­да ид­ти? Неку­да. При­шли. Раз­го­вор не за­кон­чен. Ниче­го не вы­яс­ни­ли, не ре­ши­ли. Он ог­ля­дел двор. Да­ши ни­где не бы­ло вид­но. С на­сту­п­ле­ни­ем су­ме­рек, дет­ская пло­щад­ка опус­те­ла. Шёл снег. Те­перь он оди­нок. Оди­нок и всё-та­ки не один. Все­гда есть кто-то ря­дом, но ря­дом нет род­ст­вен­ной ему ду­ши. Труд­но с этим сми­рить­ся, а ещё труд­ней со­гла­шать­ся с мер­зо­стью, ко­то­рую уз­на­ёшь о близ­ких лю­дях.

«И что ос­та­ёт­ся? За­быть, ни­че­го, пе­ре­жить?», — выдохнул Илья, за­стег­нув курт­ку, су­нул ру­ки в кар­ма­ны и не спеша, за­ша­гал вдоль дво­ра.

— А снег кру­жил и па­дал, никто, ни в чём не ви­но­ват, — про­пел он в пол­го­ло­са и свер­нул со дво­ра на неши­ро­кую ули­цу.

Лю­ди, ав­то­бу­сы, киоск «Рос­пе­чать». До­ма с кир­пич­ны­ми фа­са­да­ми, бе­тон­ные стол­бы с пла­фо­на­ми, па­да­ет снег и по­кры­ва­ет ас­фальт.

Све­жо, про­хлад­но, но тоск­ли­во.

Встре­ти­лись как-то два че­ло­ве­ка. По­лю­би­ли. Что де­лать, ес­ли ка­ж­дый в од­ном и том же ну­ж­да­ет­ся, а дать это­го не в со­стоя­нии? Ты пер­вый, а по­том уж я. Бьют­ся, бьют­ся, ис­кры ле­тят. Оба на­стыр­ные. О чём спор? Пус­тяк. Ника­ко­го спо­ра. По­строи­ли во­круг се­бя сте­ны, не про­ши­бёшь и не пе­ре­ле­зешь. Без лиш­них слов всё яс­но, не до­го­во­рят­ся они, чтобы до­го­во­рит­ся, ком­про­мисс не­об­хо­дим. Не про­стой, а какой-то осо­бый ком­про­мисс. И од­на у них точ­ка со­при­кос­но­ве­ния, од­на ни­точ­ка связывает. Дочь. Рвёт­ся нить. Один­на­дцать лет до­че­ри.

Ули­ца, ули­ца! Как мно­го свя­за­но с ней. Жизнь! Но жить не так про­сто. Все­гда най­дут­ся те, кто не­за­мет­но вой­дёт в нее, и по­ста­ра­ют­ся из­ме­нить на свой ма­нер. По­кру­тят­ся, по­вер­тят­ся, хап­нут ин­те­рес и до сви­да­ния. Во­бьют кол раз­до­ра, да­же не ог­ля­нут­ся. Оно им на­до. А на этой ули­це, в сне­го­пад, он по­зна­ко­мил­ся с Ка­тей. Че­рез ме­сяц сде­лал ей пред­ло­же­ние. На этой ули­це, у то­по­ля они за­га­да­ли же­ла­ние на дво­их. На этой ули­це встречались, меч­та­ли…

— Илья! — ок­лик­ну­ла его Ка­тя.

Бе­жит, на хо­ду паль­то за­стё­ги­ва­ет. Ве­тер всю при­чёс­ку рас­тре­пал. То­ро­пит­ся.

— Илья! По­до­ж­ди.

Он ог­ля­нул­ся.

Она по­до­шла к не­му. Гу­бы дро­жат, од­на ла­донь сжи­ма­ет дру­гую. В гла­за смот­рит. Так по­смот­ре­ла, слов­но в ду­шу за­гля­ну­ла. Дав­но так не смот­ре­ла. По-доб­ро­му, с лю­бо­вью.

— Илья! Илья да­вай нач­нём сна­ча­ла. Ниче­го не бы­ло! Слы­шишь? Не бы­ло ниче­го! Смо­жешь?

Он мол­чал. Ми­нут пять, а мо­жет де­сять. Ду­мал. Креп­ко ду­мал. С оби­дой в го­ло­се от­ве­тил:

— Смо­гу.

На ули­це лю­ди, пла­фо­ны го­рят на бе­тон­ных стол­бах, в ки­ос­ках жур­на­лы, га­зе­ты по­ку­па­ют, а сне­жин­ки кру­жат­ся, кру­жат­ся. Ка­тя и Илья сто­ят. Гла­за в гла­за. Не ше­ве­лят­ся. Об­ня­лись. Те­п­ло им. Те­п­ло отто­го, что вме­сте они. Те­п­ло без ра­бо­ты, дру­зей, под­руг и зна­ко­мых. Те­п­ло без ко­мо­да из оре­ха, гар­ни­ту­ров и ке­ра­ми­ки.

Хо­лод­но им друг без дру­га.

ВСТРЕЧА

За бортом «ниссана», который эксплуатировался уже четыре года и две недели, тянулись к небу берёзы, кусты шиповника и дикой вишни. Высокая трава, стелилась зелёным ковром, укрывая в своей тени разную живность, грибы и ягоды. Тут тебе и порхающие стрекозы, щебет птиц и лучи солнца. Традиционный список к пикнику, с вычеркнутым в нём и не увиденным водоёмом. Лесной, вечерний ландшафт, через который Николай медленно ехал, часто переключая передачи и сердито поглядывая на тахометр, в целом успокаивал и приводил в восторг, если бы не хотелось сказать:

— Да гори оно, синим пламенем! Зачем я свернул на эту чёртову дорогу!

Раздался грохот, сверкнула молния. Так повторилось несколько раз. Задул ветер и поднял пыль. Небо почернело, изменив яркие краски леса, которые стали серыми и неприветливыми. Брызнул дождь.

Объезжая кочки и ухабы, Николай что-то недовольно бормотал под нос, смотря на колею, утрамбованную шинами автомобилей, гусеницами тракторов и местными пешеходами. Недоразумение, которое не очень-то походило на дорогу, служило для сокращения пути, километров на двадцать и пользовалось спросом, но в основном в сухую погоду и летом. Кто её проложил, неизвестно и ему как-то хотелось верить, что с благими побуждениями. Он тоже съезжал на неё, если очень уж торопился, но было это редко и без особого на то желания.

Включив дворники, Коля занервничал. Минуя берёзовый лесок, пересекая поле, скудно засаженное подсолнечником, он грубо подсчитал, что до бетона пилить ещё километров пять, шесть. Терпение его иссякало, чего не скажешь о дожде, который с каждой минутой становился сильнее.

«Блин, запаздываю…! Жена заждалась, изволновалась. На столе салаты разные, борщ и пирог стынет, гусь с яблоками. Перед сыновьями неловко, юбилей всё-таки у матери. Перед внуками стыдно, обещал как-никак к шести быть, мороженое, печенья привезти. Блин! А уже начало седьмого», — переживал он.

Без Димки и Каринки ему ни радости, ни спокойствия, мучения одни. День не видит, уже скучает. Вся семья вместе — и душа на мести. А сколько детей в приютах и интернатах без бабушек и дедушек! Жутко подумать. Судьба обойдётся не ласково с малолетства, а им и пожаловаться некому. Психологическая травма на всю жизнь. Иди, отыщи виновных.

— Ну и дорога! Сократил путь, называется, — пробурчал Николай.

Минуты через две после грустных умозаключений, в лучах фар ближнего света, появилось три силуэта. Они размахивали руками, о чём-то между собой обсуждали, подтанцовывая под дождём.

Посигналив им и притормозив, он проследил глазами за мелькающими тенями, справой стороны автомобиля. Открылась дверь и на заднее сидение, даже не спросив разрешения, уселось три женщины. Охая и ахая, брызгав струйками дождевой воды в салоне, они жаловались на мужчин и бездорожье, упрекая друг друга в упрямстве, недальновидности и некорректных действиях.

Немного успокоившись, промокшие насквозь женщины, оценив свой внешний вид, отчего-то вспомнили, что не одни, обратили внимание на Николая, который не проронил никакого слова. Шесть глаз уставились ему в затылок, скользнули вниз по его спине и затем обратно. Окончив осмотр, женщины зашептали и принялись молча за причёски, бросая косые взгляды то на себя, то на водителя.

Одна пассажирка, которая оказалась посередине, была стройней своих подруг и опрятней. Небольшого роста, с продолговатым лицом в веснушках, рассыпанных от носа до ушей и подбородка, рыжеватыми кудрями. Большие глаза смотрели вниз и выражали обиду с примесью унылости. Она дрожала, подёргивая плечами и, похоже, сожалела о виде своей цветастой блузки. Открыв рот, рыжеватая дама хотела что-то сказать, но её вежливо попросили оставить своё мнение пока при себе, сделав пару немых и странных намёков.

Две её суровые спутницы, очевидно не обученные никаким светским манерам, расположились в салоне по-домашнему. Временами, соглашаясь всё-таки с тем, что находятся не в гостиничном номере, а на заднем сидении не телеги, вовсе не своего автомобиля, иногда соблюдали субординацию.