18+
Охотник
Введите сумму не менее null ₽ или оставьте окошко пустым, чтобы купить по цене, установленной автором.Подробнее

Объем: 190 бумажных стр.

Формат: epub, fb2, pdfRead, mobi

Подробнее

ПРОЛОГ

Настоятель обители францисканцев, что расположилась в предместье Нанта, несколько раз прочёл послание и нахмурился.

— Плохие вести, отец Себастьян? — Монах сложил на животе пухлые руки и взглянул на священника. — Я не ошибаюсь, речь о посланниках вечного зла?

— Увы, друг мой. Слава Господу, что мы несколько лет не получали подобных отчётов.

— Прикажете собрать братьев?

— Нет, Фредерик. Пока я прошу сохранить письмо в тайне.

— Пресвятая Дева, святой отец, но мы должны принять меры.

— Несомненно, сын мой. И, как всегда, они будут окружены молчанием посвящённых. Ибо подобная миссия не терпит разглашения. Пошлите за Охотником, Фредерик.

— Я всё понял, Отец Себастьян. — Монах поклонился и поспешил покинуть келью.

Часть первая

Нежные сиреневые сумерки мягко опустились на поля герцога дю Рамбаля. Старик Эдуэн устало выпрямился и, утерев пот со лба, произнёс:

— На сегодня хватит, пора ужинать.

Трое его сыновей молчаливо кивнули и проворно залезли в скромную повозку.

— Эй, Леон, братишка, сегодня твоя очередь править лошадью! — крикнул старший сын.

— Ещё бы, — оскалился младший. — Видать, ты так устал, что твоей бедной жене придётся довольствоваться мирно храпящим муженьком. — Средний брат рассмеялся и хлопнул Леона по спине.

— Вот чёртов парень, вечно у тебя на уме одни сальности, но за словом ты в карман не полезешь.

Старший Арно нахмурился и пробурчал:

— Чего ждать от этого сопляка? У него одни девчонки в голове. И в кого ты уродился таким бесстыжим? Скоро мужчины из деревни подкараулят тебя и свернут шею. Даже не думай, что мы с Готраном кинемся на подмогу.

Но младший брат, миловидный и стройный юноша с густой копной светло-русых волос и ясными смешливыми глазами, только расхохотался, ловко взбираясь на козлы.

Сам старик Эдуэн промолчал, хотя улыбка тронула его губы, скрытые под обвисшими, выгоревшими на солнце усами. Да пусть молодёжь позубоскалит, главное, что его сыновья здоровые крепкие парни, что не боятся любой работы и почитают отца. Любой мог бы гордиться такими детьми. И что скрывать, привлекательная внешность младшего сына льстила старому крестьянину. Черты Леона не были изящными, и он не обладал утончённостью изнеженных господ. Однако прямой нос и волевой подбородок, ровная, чуть смуглая кожа и статная фигура придавали его облику необыкновенную притягательность.

Конечно, в хозяйстве важнее сильные умелые руки, но когда воскресным днём семья, принарядившись, шествовала в церковь, старику нравилось, что девицы, молодые женщины, а подчас и знатные дамы так и впивались в юношу взглядом. И, провожая глазами экипаж герцога, где унылой тенью восседал бледный и худощавый Рауль, старик сочувственно качал головой. К чему деньги и пышная одежда, они ничуть не украшают младшего дю Рамбаля. И ко всему, поговаривают, что сын герцога умом не вышел. А вот Леон и в холщовой рубахе словно юный король. Хотя Эдуэну не слишком по сердцу любвеобильность младшего сына, он надеялся, что всему виной юный возраст Леона. Годам к двадцати парень нагуляется и наконец выберет себе порядочную девушку в жёны. А впрочем, раз уж парень готов всю ночь напролёт ублажать очередную красотку, стало быть, он здоров, как молодой бычок, и его горячая кровь быстро бежит по жилам. Недаром же его рождение произошло посреди леса, когда у телеги слетело колесо. Да-да, мамаша Эдуэн разрешилась сыном прямо на полу повозки, под завывание ветра и стук дождевых капель. Господь послал странствующего монаха, что тут же окрестил младенца, а заодно помог самому Эдуэну починить поломку. Стало быть, ангелы будут охранять мальчонку до самой смерти.


Когда сон окутал крестьянский дом Эдуэнов, Леон проворно вылез в окно и, перемахнув изгородь, направился к перелеску.

Сощурив глаза, он окинул взглядом женскую фигурку, что нетерпеливо прохаживалась вдоль тропинки.

— Вот нахал! — рассерженно прошептала женщина. — Я уж было собиралась уйти. Я тебе не уличная потаскуха, с которой можно обращаться по-всякому.

— Эй, Мали, не строй из себя сеньору. Так я и поверю, что ты бы отказалась воспользоваться случаем. Твой муженёк вернётся уже завтра и, стало быть, придётся ждать ещё с неделю.

— Ну знаешь! — Миниатюрная хорошенькая Амалия замахнулась, чтобы отвесить ухажёру пощёчину, но парень перехватил её руку и прижал женщину к себе. Ощутив близость его разгорячённого тела, она вздрогнула и приникла к нему.

— Вот досада… Ничего не могу с собой поделать, — томно протянула она.

Меж тем юноше явно надоело ходить вокруг да около и он, взяв Амалию за руку, решительно повёл за собой.

— Куда мы идём, Леон? — с любопытством бросила она.

— Подальше от соседских глаз, красотка, — ухмыльнулся парень. — Мамаша Дузе наверняка навострила уши. Мне-то всё равно, я вовсе не боюсь твоего тюфяка Кловиса. Попросту не хочу лишних пересудов. Отец и братья и без того пеняют мне за ветреность.

Пара миновала перелесок и остановилась в каштановой роще.

— Всё, Леон, дальше я не пойду. Гляди, какая темень.

— Вот дурочка, чего ты боишься? Уж наверное я позабочусь, чтобы уберечь тебя от опасности. — С этими словами Леон огляделся и, скривив губы, направился дальше. — Пройдём ещё немного, Мали. Здесь чёртова уйма каштановых скорлупок, а кожа у тебя нежная.

Женщина порозовела от удовольствия и послушно продолжила путь, но, завидев размытые в лунном свете силуэты камней, боязливо отпрянула и вцепилась в рукав спутника.

— Святой Франциск! Это же проклятое место, Леон! Ты разве не слышал о старинном кладбище?

— Оставь, дорогая, — пробормотал парень, вновь привлекая женщину к себе. — Неужто веришь стариковским россказням? Этим камням больше сотни лет, думаю, кумушки нарочно сочиняют истории, чтобы отвадить от леса ребятишек. Обещаю, если из-под камня вылезет мертвец, чтобы ущипнуть твой роскошный зад, я мигом сверну ему шею.

Женщина рассмеялась и сомкнула руки на мощной шее парня. Леон впился в податливые губы. Амалия закинула голову, дыхание её участилось. Юноша нетерпеливо рванул тесёмку сорочки и лёгкими дразнящими поцелуями стал покрывать обнажённую грудь любовницы. Опустившись на траву, женщина ощутила спиной прохладную твёрдость старой замшелой плиты, но желание, охватившее её, было слишком велико, чтобы замечать подобные мелочи. Под пылким натиском юного любовника Амалия не единожды едва не лишалась чувств, бессильно откидываясь назад, касаясь разметавшимися волосами примятого мха. Леон, казалось, вовсе не ведал устали, и очередная волна наслаждения заставила женщину громко застонать. На секунду она ощутила острую боль в шее, но не придала ей никакого значения, вообразив, что поранилась о засохшую колючку. Крошечная капля крови сползла по шее прямо на землю и мигом впиталась в мох, покрывший плиту. Почти на рассвете утолившие страсть любовники отправились в деревню. Уже дома Амалия вспомнила о саднящей ранке. Женщина вытерла засохшую кровь уголком шали и, рухнув в постель, тотчас забылась сном.

На другой день Амалия прилежно занималась хозяйством, и вернувшийся муж, флегматичный возчик Кловис, нашёл все дела в полном порядке, а свою хорошенькую жену в полном здравии с довольной улыбкой на устах. Однако ночью женщина никак не могла заснуть. Её знобило, во рту пересохло. Амалия выпила целую кружку воды, но вновь не смогла заснуть и, кутаясь в шаль, слонялась по дому. Грузный толстяк Вердье безмятежно похрапывал. Слышно было лишь скрип ставня да стук дождевых капель по черепице. И тем страшнее для женщины показался тихий незнакомый голос.

— Амалия… Амалия…

Женщина вздрогнула всем телом. Она взяла свечу и, поливаясь потом со страху, приоткрыла дверь. Но на крыльце никого не было. А меж тем голос незнакомца настойчиво повторял её имя. Не помня себя, молодая крестьянка бросилась в постель и, зажав уши руками, прижалась к мужу.

Более трёх ночей несчастная женщина слышала навязчивый голос. Бессонница придала её коже бледность, днём Амалия бродила словно во сне, и всё валилось у неё из рук.

— Уж не захворала ли ты, Мали? — озадаченно спрашивал супруг. — Ты битый час стоишь над котелком, а меж тем суп давно готов.

Женщина вздрагивала и торопливо начинала собирать на стол.

— Эй, подружка, — подмигивали соседки. — Неужто ты на сносях? Ты здорово осунулась и похудела.

Амалия через силу улыбалась и пожимала плечами. Но за её спиной женщины шептались, что если красотка и впрямь носит дитя, то вряд ли толстяк Кловис станет счастливым папашей. Не стоит ли винить в произошедшем юного повесу Леона? Вот подарочек для старика Эдуэна, что так гордится своим сынком. Сам Леон только хмыкал, слыша слухи и домыслы. Даже если Амалия и впрямь понесла, должно быть, это действительно его дитя. Муж любовницы наверняка никуда не годен, раз жёнушка шастает по ночному лесу со смазливым парнем. И он не придал никакого значения тому, что женщина стала откровенно избегать встреч. Ему ли, предмету воздыхания деревенских девиц, жаловаться на невнимание? Недолго думая, он устраивался в амбаре с зерном в компании с дочкой мельника.


Амалия под предлогом нездоровья отказалась ехать с мужем на ярмарку и, оставшись одна, мучительно дожидалась ночи. Женщина сновала по комнате, то и дело подходя к окну, словно ожидая заветного знака, и наконец створка окна распахнулась, пламя свечи погасло, и лунный свет хлынул в комнату.

— Амалия… Иди ко мне… Иди сейчас… — послышался глухой голос.

Женщину окатила волна страха, но, повинуясь неведомой силе, она накинула шаль и вышла из дому. Луна успела скрыться за тучами, пока Амалия упрямо шла к каштановой роще. И стоило ей оказаться на месте свидания с Леоном, как сверкнула молния, и глухой раскат грома потряс лес. Ноги у бедняжки подкосились, и она рухнула на замшелую плиту, больно ударившись коленями. Стуча зубами от страха и холода, женщина попыталась подняться, но чей-то голос словно пригвоздил её к месту.

— Я рад, что ты пришла, любовь моя.

— Кто ты? — выдохнула женщина.

— Я твой возлюбленный, Амалия. Твой повелитель, твой король. Тот, кому ты подаришь свободу, и тот, кто наполнит твою жизнь блаженством.

— Оставь меня! — выкрикнула женщина. — Я тебя не знаю! Я боюсь тебя!

— О нет, любовь моя, — тихо рассмеялся голос. — Мы же знакомы уже более месяца. Помнишь ночь, что ты провела здесь с мальчишкой Леоном? Тогда ты была так щедра, что одарила меня своей кровью. Но этого хватило только для пробуждения, дорогая. Мне нужно больше, Амалия, куда больше, чем в прошлый раз.

— Нет! Нет! — закричала женщина, в отчаянной попытке вскочить на ноги и пуститься прочь.

Но внезапно её охватила слабость, и, сама не понимая как, она нащупала возле плиты отбитый кусок камня с заострённым краем и, тупо посмотрев на него, полоснула остриём по запястью. Задохнувшись от боли, она как зачарованная смотрела на струйки крови, что побежали по руке, тотчас исчезая во мху.

Вскоре она перестала чувствовать холод от промокшей одежды; тепло разлилось по её телу, и нега охватила всё её существо.

— Отлично, любовь моя, — вновь раздался голос незнакомца. — Ты всё сделала правильно, красавица. А теперь иди, я буду ждать тебя следующей ночью.

— И я… я смогу увидеть тебя? — пробормотала женщина.

— Конечно, любовь моя. Мы непременно встретимся.

Женщина тяжело поднялась на ноги и пошла прочь. Она совершенно перестала ощущать боль и в вечно саднящей ранке на шее, и в порезанной руке. Вернувшись домой, Амалия кое-как замотала запястье тряпкой и спокойно заснула. На вопрос возвратившегося утром мужа женщина, пряча взгляд, соврала, что обожглась, неловко схватив котелок.

Часть вторая

Леон с самого утра собирался в поле, но во двор вбежал сын кузнеца Дюлена, рыжеволосый миловидный Марциал, и звонко крикнул:

— Эй, папаша Эдуэн! Сеньор герцог приказал отправить несколько крепких парней в аббатство Монтьенеф. Там надобно починить крышу.

— Вот ещё дело, — проворчал старик. — Неужто монахи так ослабели, что не могут справиться сами?

— Видать, монастырская еда и воздержание отнимают силы, — захохотал Марциал. — Ну так что, кто из ваших сыновей поедет со мной?

— Пусть идут Готран и Леон.

— Отец, да мне няньки не нужны, — хмыкнул младший сын. — Обойдусь и без братца.

— Нет, поедете вдвоём. Арно поможет мне в поле, а Готран проследит, чтобы ты не отлынивал от работы, увязавшись за очередной юбкой.

Леон скривился, но спорить с отцом в их доме было не принято. И вскоре повозка с молодыми мужчинами направилась в Пуатье.

Уже к полудню ловкие парни выполнили большую часть работы; спустившись с лесов, они утирали потные лица и, разминая затёкшие спины, направились перекусить.

Леон немного отстал, уж больно красивым ему показался величественный собор, который он никогда ещё не видел так близко. Юноша уважительно окинул взглядом аккуратный ухоженный сад позади церкви. Пожалуй, монахи всё же не зря едят свой хлеб. Убранство почище поместья герцога. Леон закинул голову и отбросил назад густые пряди волос, что вечно спадали на лицо. Однако при всей красоте здесь довольно скучно. И как это братья и послушники не воют с тоски, прохаживаясь по чудесным дорожкам, выложенным плитами, без возможности пофлиртовать с хорошенькими девчонками? Заслышав чьи-то шаги, Леон обернулся и заметил сухонького старичка, что брёл, опираясь на суковатый посох. И как только душа держалась в столь тщедушном теле? Бедняга нёс за плечами увесистый тюк и, кажется, не в силах был даже поднять голову.

Здорового молодого парня вмиг охватила жалость.

— Папаша, глядя на вас, и камень расплачется. С чего это вы взялись тащить тюк вдвое тяжелее вас? Давайте-ка я сам донесу.

Старик поднял маленькие выцветшие глаза, и морщинистое лицо его озарилось улыбкой.

— У тебя доброе сердце, парень. Хотя кое-какие грешки за тобой водятся, — произнёс он.

— Ну и дела! — захохотал Леон, ловко взвалив на спину поклажу. — Я всего раз был в этих местах, и тогда мне едва минуло пять лет. Откуда вам знать о моих грехах, папаша?

— Меня зовут отец Кеньо, сын мой. А что касаемо грехов, для старого человека, что служит Господу много лет, бывает достаточно одного взгляда.

Так, перекидываясь редкими фразами, они добрались до неприметной дверцы позади главного входа в собор.

— Благодарю тебя, Леон, — опёршись двумя руками на посох, произнёс старик. — Рад бы заплатить за услугу, да у меня нет и медной монетки.

— Оставьте, святой отец, — открыто улыбнулся парень. — Я и не помышлял об оплате. Уж, наверное, мне куда легче было одолеть пару шагов, чем вам. Прощайте, господин Кеньо.

— Постой, Леон. — Старик сунул руку за пазуху истрёпанной рясы и извлёк что-то, блеснувшее на солнце. — Вот, надень на шею, сын мой, и никогда не снимай.

— Что это? — Парень удивлённо уставился на медальон, висевший на простом шнурке.

— Считай это моим благословением, — серьёзно ответил старик. — И поверь на слово, оно непременно тебе понадобится.

— Благодарю за благословение, святой отец. Но мне хватило бы и ваших слов, — подмигнул Леон. Он надел медальон и спрятал его под ворот рубахи. А подняв голову, увидел, что старик исчез, словно растворившись в воздухе.

Вернувшись к своим и торопясь закончить работу до темноты, юноша успел позабыть о забавной встрече. И только по пути домой, когда усталые парни клевали носом под мерное покачивание повозки, Готран толкнул младшего брата локтем и шепнул:

— Вот ты чёртов гуляка! Успел-таки найти подружку, пока мы обедали.

— Ну и дурак. Откуда девчонки в таком занудном месте? Всего лишь заболтался со святым отцом.

— Да-да, — хихикнул брат. — Поди, ещё успел исповедаться в грехах и получить прощение?

Леон не стал спорить и, опустив поля шляпы на лицо, прикрыл глаза. Он припомнил разговор со стариком и только сейчас понял, что тот не единожды назвал его по имени, а меж тем сам юноша вовсе не успел назвать себя. А может, старик слышал, как парни подзывали друг друга, и ничего таинственного в этом нет.

В доме Эдуэнов царила тишина. Лишь мать, накинув шаль прямо поверх сорочки, поставила на стол кувшин молока и два ломтя хлеба. Убедившись, что младший сын валится с ног от усталости и наверняка ляжет спать, женщина отправилась к себе. Леон забрался на сеновал, не желая маяться в духоте с храпящим под боком Готраном. Он улёгся поудобней, но внезапно нащупал под рубахой подарок священника, и, привстав, чтобы поймать скупой отблеск луны возле крошечного оконца, попытался рассмотреть медальон. Он был довольно тяжёлым. Парень потёр его рукавом и наконец разглядел, что в раме из листьев изображены два скрещённых копья и крест. Должно быть, вещица недешёвая. Что ж, если она и впрямь принесёт удачу, уже хорошо. Говорят, любое подношение из рук священника сулит благо.


Красавица Амалия становилась всё бледнее. И её лихорадочно блестевшие глаза наводили на мысль о тяжкой хвори. Право же, молоденькая женщина вполне походила на умалишённую. Она вовсе запустила хозяйство и целыми днями сидела в доме, ни под каким видом не желая выходить на улицу. Знахарка Марион, поджав губы, заявила, что скорей всего бедняжка мается от чахотки, а стало быть, Кловису грозит остаться вдовцом в скором времени. Кумушки судачили, что Мали та ещё потаскушка и вечно наставляла мужу рога, вот и плата за грехи. Счастье, что они не нажили ребятишек — горе оставить малышей сиротами. И никто не ведал, что по ночам с упорством одержимой Амалия уходит в лес.

Только там к женщине вновь возвращались силы. И таинственный голос, что говорил с ней, более не вызывал у неё страха, а напротив, жгучее любопытство. В одну из ночей женщина приникла к плите и зашептала:

— Пусти меня, мой король. Я хочу быть с тобой, только с тобой!

— Я знал это, дорогая, — ответил незнакомец. — Ты заслужила мою любовь. Иди ко мне, Амалия.

Край плиты со скрежетом отодвинулся, обнажив лестницу, уходившую вниз. Конец её тонул во мраке. Из лаза повеяло ледяным холодом, запахом тлена и гнили. Но женщина без всякого отвращения начала спускаться. Стёршиеся осклизлые ступени привели её в склеп. Внезапно вспыхнули факелы на стене, осветив нависший потолок из земляного наката и несколько гробов, стоящих на козлах. Один из них, самый большой и покрытый истлевшей парчой, тотчас привлёк её внимание. Она медленно провела пальцами по вензелям, украшавшим крышку, и тут гроб рухнул на пол, подняв целое облако пыли. Трухлявые доски гроба развалились, и перед Амалией предстала жуткая картина. На полу копошился полуистлевший труп, источая омерзительный запах гниющей плоти.

— Поцелуй меня, Амалия, — повелительно просипел покойник.

— Да, мой король, — безропотно проронила женщина и, склонившись, прикоснулась губами к изъеденному червями тошнотворному лицу.

Голова её закружилась, порыв ветра сбил её с ног. Вокруг раздались всхлипы, стоны, тяжёлый шёпот и стенания. И тут прохладные пальцы приподняли её лицо за подбородок. Амалия с расширившимися глазами уставилась на молодого мужчину с пронзительным взглядом непроницаемо чёрных глаз. Тёмные волосы поблёскивали в свете факелов, но и при столь скудном освещении было видно, что незнакомец весьма хорош собой. Женщина с восторгом взяла его руку и почтительно поцеловала изящные, унизанные перстнями пальцы.

— Ты счастлива, любовь моя? — проворковал незнакомец.

— Да, мой господин, — преданно глядя на него, ответила Амалия.

— Хорошо, моя радость. А теперь уходи.

— Но… но я хочу остаться с тобой, — запротестовала женщина.

— Ещё не время. Я дам тебе знак, иди.

Последующие несколько дней стали для бедняги Вердье сущим кошмаром. Видно, его жена окончательно спятила. Она сидела, забившись в самый дальний угол комнаты, и, стоило мужу приблизиться, как несчастная бормотала вовсе несусветное:

— Поди прочь, Кловис. Я более не жена тебе. Скоро я стану королевой. Да-да, мой король придёт за мной…

— Не прислать ли кого-нибудь следить за ней? — хмуро говорили соседи. — Эдак она вполне может поджечь дом или натворить ещё какой беды, пока муж занят по хозяйству.

Пришлось Кловису раскошелиться и нанять старуху Рене присматривать за больной. Но однажды Амалия внезапно повеселела и, словно войдя в разум, впервые за долгое время попросила еды. Старуха Рене, кряхтя, направилась собирать на стол, а больная с проворством, которого и ожидать нельзя было при эдакой немощи, метнулась на чердак и спустя мгновение была уже на крыше дома.

Несколько досужих соседок видели, как женщина встала во весь рост, раскинув руки. Видно, она распугала летучих мышей, что гнездились на чердаке, и с отвратительным писком серые твари закружились прямо у неё над головой.

— Я иду к тебе, повелитель! — звонко воскликнула Амалия и рухнула вниз. Соседки завизжали так громко, что мигом сбежалась едва ли не половина деревни. Кто-то из ребятишек помчался за Кловисом, который, по счастью, не успел далеко уехать, и вскоре боязливая толпа окружила покойницу.

— Вот грех, теперь кюре откажется отпевать бедняжку, — шептались в толпе. — Упокой Господь её душу. Однако несчастный Вердье отмучился. Разве дело держать в доме умалишённую? Странно, хоть Мали была здорова погулять, но такой конец бедняжка не заслужила.

Конечно, соседи оказались правы. Кюре не позволил похоронить Амалию на кладбище и отслужить по ней мессу. Пришлось Кловису довольствоваться скромным обрядом за оградой кладбища. Леон вызвался помочь нести гроб и выкопать могилу. Хотя он никогда не любил эту женщину, а лишь желал её, как и всякую смазливую и лишённую строгих нравов девицу, парень счёл своим долгом проявить участие. Опуская гроб в землю, он испытал лёгкую тоску. Бог мой, как же изменилась хорошенькая Амалия! Её и не признать в этой высохшей женщине с жидкими спутанными волосами.


На исходе осеннего дня парочка подвыпивших парней возвращалась с ярмарки. Они засиделись в трактире, и повозка с соседями давно уехала. Теперь им пришлось идти пешком. Ну да ничего, как раз успеют проветрить головы, пока доберутся домой. Селистен то и дело останавливался и глупо хихикал, а Журден хвастливо похлопывал себя по карману, уверяя, что выиграл в кости десять экю серебром. Внезапно прямо перед ними возникла фигура женщины. Селистен прищурился и раскинул руки.

— Ого, только погляди, какая красотка, приятель.

Девушка и впрямь была хороша собой. Шёлковое платье с кружевной отделкой ладно облегало фигуру, распущенные светлые волосы золотились в лучах заходящего солнца. Нежный румянец покрывал щёки. Облик немного портили слишком бледные губы, но подвыпившим парням не было дела до такой мелочи.

— Эй, красотка, гуляешь в одиночестве и наверняка помираешь со скуки. Мы охотно составим тебе компанию! — весело крикнул Журден.

— Заманчивое предложение, дружок, — оскалилась девушка. — Вас двое, не позвать ли мне подругу?

— Если она так же смазлива, то конечно зови! — захохотали парни.

Девушка присвистнула, и из-за деревьев показалась ещё одна юная особа, одетая так же нарядно, как и подруга. Низко вырезанный лиф платья обнажал аппетитные формы, тонкая талия схвачена бархатным поясом. По всему, её подруга была так же привлекательна, и парни довольно переглянулись. Ради таких красоток можно и задержаться. И компания направилась в перелесок, девицы заверили, что знают отличное местечко, чтобы приятно провести часок-другой. Оказавшись в каштановой роще, Селистен, недолго думая, обхватил темноволосую девицу за талию и привлёк к себе.

— Ну-ка поцелуй меня, красотка, — подмигнул он.

Девушка закинула голову и вульгарно рассмеялась. Уставившись на неё, бедняга Селистен, мигом протрезвев и отшатнувшись, заорал на весь лес:

— Чёрт! Журден! Да это же Амалия Вердье, что померла более месяца назад!

Его друг вздрогнул и попятился, теперь и он ясно видел, что перед ним не кто иной, как погребённая за оградой кладбища покойница. Парни бросились прочь, но девицы возникли прямо перед ними.

— Э, нет, ребята, вы же сами были не прочь повеселиться, — прошипела блондинка. Неведомая сила пригвоздила парней к земле и лишила всякого сопротивления.

Горящие, словно угли, глаза Амалии и блеснувшие в последних отблесках заходящего солнца два острых клыка стали последним, что увидал Селистен.

Спустя полчаса на месте кровавой расправы появился холёный молодой сеньор в чёрной бархатной накидке, подбитой алым шёлком.

Окинув взглядом растерзанные тела, он благосклонно взглянул на девиц с пунцовыми губами и забрызганных кровью платьях.

— О, Дамиан… — Девушки присели в почтительном поклоне.

— Очаровательный вечер, мои птички, право же, что может быть лучше умирающих лучей солнца? Впрочем, как и любая смерть. Надеюсь, вы недурно провели время?

Дамиан спрыгнул с лошади и легонько пнул мыском сапога недвижимые тела. Склонившись над убитыми, он резко вонзил пальцы в грудь Селистена и вырвал сердце. Окровавленный комок ещё пульсировал в его руке, затянутой в лайковую перчатку.

— Взгляните, дорогие. Как жалкий человечек цепляется за жизнь. Его сердце ещё бьётся. — Дамиан поднёс его к губам и вонзил клыки в кровавое месиво. Девушки, как зачарованные, наблюдали за мерзкой трапезой и, приоткрыв рты, подходили к своему повелителю всё ближе. Дамиан обхватил их за талии и, прижав к себе, впился страстным поцелуем в губы Амалии, а затем и её подружки. И, подтолкнув женщин друг к другу, с наслаждением смотрел, как девицы целуются, окончательно перемазавшись в свежей крови. Поутру крестьянин, что тайком ставил силки на кроликов, наткнулся на истерзанные тела и едва не поседел со страху. Бедняга домчался до деревни быстрее любого всадника на резвой кобыле. Вскоре у рощи собралась целая толпа любопытных. Женщины вскрикивали и осеняли себя крестом, побледневшие мужчины хмурили брови и сжимали губы. Ну и дела, такого и в кошмарном сне не увидишь! Вот горе, страшно смотреть на родителей несчастных парней. Мать Селистена и вовсе сомлела, и её пришлось нести домой на руках. Мрачный мельник только зубами скрипел. Сроду его повозка не возила столь скорбный груз. Видно, на убитых напала волчья стая, надо бы устроить облаву, пока не пострадал кто-нибудь ещё. Старуха Дузе, сверкая глубоко посаженными глазками и тряся головой, зловеще произнесла, что дело нечисто. Когда это в их деревне случались три смерти подряд, да ещё таких молодых людей? Но женщины лишь пожимали плечами. Бедняжка Амалия не в счёт, все знали, что она спятила. А парней растерзали голодные звери. Такое могло приключиться с любым неосторожным человеком. Дурацкая затея идти через лес в сумерках! Говорят, Журден и Селистен здорово набрались в трактире.

В этот вечер за ужином в семье Эдуэнов было непривычно тихо. Братья молча хлебали суп, опустив головы. В конце концов, погибшие были их дружками и к тому же слишком молоды, чтобы помирать.

— Леон, — нарушила молчание мамаша Эдуэн. — Думаю, тебе не следует шастать по ночам. Сам видел, к чему могут привести ночные прогулки. Уж лучше бы ты женился, раз не можешь заснуть без женщины под боком.

Готран хмыкнул, но старик Эдуэн сурово посмотрел на него и кивнул.

— Мать права, ребята. Хоть я и сочувствую родне усопших, но осторожность — признак ума, а не трусости. Бравада до добра никого ещё не доводила.

Арно закурил трубку и взглянул на жену, что как всегда молча начала помогать свекрови убирать со стола. Экое счастье, что он женат и ему нет надобности охаживать очередную подружку.

В дом вошёл Марциал и, сняв шляпу, произнёс:

— Завтра я еду в аббатство, нам причитается по пять экю каждому за починку крыши. Кто составит мне компанию?

— Мои парни останутся дома, — проворчал Эдуэн. — Езжай один, неужто сам не довезёшь кошель с медяками?

Леон вздохнул и пожал плечами. Что поделать, отец явно не в настроении. Марциал потоптался у двери и надел шляпу.

— Эй, друг, передай от меня поклон отцу Кеньо, — бросил Леон.

— Непременно, — пробормотал парень, выходя прочь.

Поездка в аббатство прошла вполне благополучно, хотя, начистоту, Марциал здорово гнал кобылу, когда проезжал рощу. Сам не зная почему, он ужасно заробел, как только миновал город. Он старательно отсчитал монеты братьям Эдуэн и затянул кошель.

— Передал поклон священнику? — улыбнулся Леон.

— Да уж, и придумал ты поручение, дружок! — усмехнулся Марциал. — Битый час кружил по галереям и, должно быть, не обладай монахи ангельским терпением, выставили бы меня взашей. Ты что-то напутал, красавчик, а я по твоей милости выказал себя дураком.

— Как это? — приподнял бровь Леон.

— В аббатстве нет и никогда не было отца Кеньо, приятель. А единственный древний старик послушник и вовсе не тщедушный, а вполне упитанный. Его зовут брат Кассель.

— Но… чёрт, не мог я перепутать, — заспорил Леон. — Уж чего-чего, а память у меня хорошая. Я в точности запомнил его.

— Хватит тебе поминать лукавого к ночи, — сердито прикрикнула мать. — Стоит ли спорить по пустякам?

— Матушка! Уж вы-то должны поверить, — горячился парень. — Отец Кеньо дал мне благословение!

— Ох, ну и упрям ты, словно мул! — в сердцах сказала женщина.

Леон сунул руку за пазуху в попытке вытащить медальон, но отчего-то не стал этого делать и только пожал плечами. Да ну их, может, и впрямь старичок попросту доставил поклажу в аббатство и, конечно, его никто не запомнил. А спорить дальше — наверняка выставить себя недоумком.


Вскоре крестьяне едва вспоминали усопших. До того ли, когда приход осени ознаменовался сильными дождями, и приходилось спешно убирать урожай? А спустя ещё пару деньков и вовсе по ночам подмораживало. Леон с отцом и братьями совсем изнурял себя работой и, к тайной радости родителей, вечерами он валился с ног, не помышляя о тайных свиданиях. Пожалуй, ненастная погода заставила живность жаться ближе к человеческому жилью. Летучие мыши облюбовали деревню и, сказать откровенно, совсем не вызывали радости. Эти мерзкие твари, что промышляют ночами, а днём недвижимо висят вниз головой, редко у кого вызывают умиление. И хотя подобное соседство длилось веками, отчего именно злосчастной осенью они уж слишком расплодились? Старуха Дузе ежечасно находила зловещие приметы. А что прикажете думать, если серые пучеглазые пакостники совершенно растеряли всякий страх? Да-да, они так обнаглели, что не желают довольствоваться чердаками и скоро запросто станут гнездиться в комнатах. А всем известно, что эти твари — предвестники беды.

Кто-то отмахивался от её слов, кто-то осенял себя крестом и боязливо запирал дверь и ставни. Но старуха словно накликала несчастья. Один за другим, в деревне без всякой видимой причины скончалось трое малышей. Вечером младенцы засыпали здоровыми, а утром убитые горем матери находили в люльках застывшие тела. Испуганные жители послали в город за лекарем, но важный господин Буве так и не нашёл причины. Он потирал переносицу, закатывал глаза и наконец изрёк, что мёртвые младенцы бледны до синевы и малокровны. Должно быть, их мало кормили и дурно заботились. Но чего взять с деревенщины?

— А я видела, как над нашим Лулу кружила летучая мышь, — пропищала сестрёнка одного из умерших.

Но её никто и слушать не стал. Мало ли что болтает шестилетний ребёнок. И крестьяне вообразили, что среди малых ребятишек бродит хворь, нападающая на беззащитных младенцев. Жена Арно Жеральдин прикусила губу, и глаза её наполнились слезами — женщина была на сносях, и смерть детей вызвала у неё отчаянный страх. Пришлось мужу и свекрови битый час утешать бедняжку, уверяя, что будущему ребёнку ничего не угрожает. Не успели затихнуть разговоры об умерших младенцах, как пришла новая беда. Вдруг прямо на пустом месте спятил Марциал. Смешливый весельчак стал сам не свой. Бледный и осунувшийся, он стал сторониться прежних друзей и частенько наведываться в лес.

— Однажды Леон нос к носу столкнулся с товарищем, когда тот, крадучись, возвращался домой.

— Эй, приятель. Верно, ты решил перещеголять меня, — добродушно рассмеялся Леон. — Неужели нашёл подружку, что снизошла к твоим рыжим вихрам?

— Ну и дурак ты, Леон, — ухмыльнулся парень. — Такая девушка тебе и во сне не снилась. Вечно ты посмеивался надо мной и гордился, что все смазливые девчонки так и липнут к тебе. Вообрази только, я обрёл настоящее счастье. Моя Лилиан — настоящая красотка, хороша, словно сеньора. И такая нарядная! Да-да, она в шёлковом платье и кружевах, не чета нашим девицам в холщовых сорочках. А какой аромат от неё исходит! М-м-м-м, её нежные ручки благоухают так сладко, что голова кругом.

— Ну и дела, приятель, — подмигнул Леон. — Складно выводишь. Думаю, ты здоров привирать. Дай взглянуть на неё, и тогда я непременно признаю, что все мои любовные победы не стоят и медной монеты.

— Поищи недоумков в другом месте, — буркнул Марциал. — Стану я знакомить такого гуляку с возлюбленной.

Леон состроил скорбную гримасу, но тотчас расхохотался.

— Да ладно тебе, обойдусь. На мой век хватит пылких красоток и без твоей таинственной невесты. Но, сдаётся мне, она та ещё штучка, если ты стал бледным, словно покойник, и еле волочишь ноги. Если она сейчас вытянула из тебя все соки, что станет после свадьбы?

Однако свадьбы ни несчастный Марциал, ни его отец, кузнец Дюлен, так и не дождались. Серым дождливым утром служанка нашла парня повешенным в амбаре. Огромный Теофиль едва не потерял рассудок от горя, и молчаливые слёзы так и струились из его воспалённых глаз. Как же случилось, что он не уберёг единственного сына? Ведь никакой горькой нужды у Марциала не было. Разве что стал немного странным да чересчур бледным. Но Теофиль Дюлен — вовсе не нищий и запросто мог бы оплатить услуги лекаря.

— Чёрт побери! — мрачно бросил Леон, со всей силы ударив по балке амбара кулаком. — Может, его девчонка отказалась выходить замуж, и бедняга помешался от любви?

— Что ты несёшь! — вскинулся Дюлен. — Разве моему славному сынку отказала бы какая-то девица? Да и с чего ты взял, что он собирался жениться. Уж, наверное, мне он непременно сказал бы об этом.

Леон прикусил губу и промолчал. Скорей всего, его несчастный друг встречался с потаскухой, и посему не ставил отца в известность. Он говорил, что его возлюбленная разодета в шёлк и кружева, такая одежда не к лицу простой девушке. А юная сеньора нипочём не станет устраивать свидания с сыном кузнеца.

Похороны Марциала состоялись за оградой кладбища. Что вновь дало повод старухе Дузе прошамкать о проклятье, которое охватило деревню. Надо бы упросить кюре отслужить мессу да окропить дома святой водой. Но мало кто решился расстаться с парой монет. Урожай сильно пострадал от дождливой осени, надо бы приберечь каждый грош. Ведь плату сеньору дю Рамбалю никто не отменял.


Столетнее кладбище за каштановой рощей, что давно заросло травой, а треснувшие могильные камни покрылись плесенью и мхом, ярко заливал лунный свет. Холодная и зловещая луна словно остановилась над проклятым местом. С отвратительным скрежетом сдвинулись со своих мест вросшие в землю плиты, и поляна заполнилась омерзительными существами. Ковыляя полуистлевшими ногами, они двинулись к небольшой насыпи и покорно замерли в ожидании. Внезапно земля насыпи зашевелилась, и начал стелиться густой туман с сильнейшим запахом гнили. Стоило ему рассеяться, как перед мертвецами возник молодой красавец в чёрном бархатном камзоле, украшенном золотой нитью.

— Король… — прошелестело в толпе. — Наш король Дамиан явился…

Мужчина широко улыбнулся, обнажив белые зубы. Но два острых клыка придавали его улыбке зловещий вид и портили красивую внешность.

— Я рад приветствовать вас, мои верные слуги, — бархатным низким голосом произнёс он. — Итак, мои славные, час пробил. Больше мы не станем гнить в тесном склепе. Отныне деревня ваша.

Одобрительный гул послышался со всех сторон.

— Более вам нет нужды принимать свой истинный облик. Вы всего лишь станете погружаться в сон на рассвете и до захода солнца. А ночью ваша власть будет безраздельной. После полуночи вы отправитесь за свежей кровью, а сейчас у нас есть время немного повеселиться.

Дамиан прищёлкнул пальцами, и его свита мигом обернулась людьми. В восторге они поглядывали друг на друга и на свои богатые одежды. Девицы горделиво оправляли пышные кружева, Амалия и Лилиан позвякивали браслетами и нежно оглаживали пальцами рубиновые колье на белоснежных шеях. Марциал так и замер, уставившись в подмёрзшую лужу. Сроду он не носил такого шикарного камзола из тончайшего сукна и таких ослепительно белых шёлковых чулок. А башмаки с позолоченными пряжками! Право же, они так чудесно сверкают при свете факелов. Невесть откуда прямо посреди открытых могил возникли столы, щедро уставленные снедью. Пробки с шумом вылетали из бутылок, и красное, похожее на кровь, густое вино заливало тяжёлые скатерти из парчи. Добрых два часа нечисть веселилась на своём нечестивом празднике, славя короля Дамиана, восседавшего во главе стола и снисходительно поглядывавшего на свиту. А после и вовсе начался настоящий шабаш.

Мужчины и женщины без всякого стыда предавались плотским утехам, пачкая свои шикарные туалеты в земле. К обнажённому бедру Лилиан прилип пожухлый лист, вино пропитало кружевные манжеты сорочки Дамиана. Но Амалия лишь постанывала от удовольствия, целуя его грудь, и прижималась всё крепче, вцепившись острыми ногтями в спину нависшего над ней короля. Низкая оргия, должно быть, продолжалась бы до рассвета, но Дамиан, бесцеремонно отпихнув разомлевшую девицу, вновь прищёлкнул пальцами. На поляне тотчас воцарилась тишина.

— Пора, мои дорогие. Поспешим утолить нашу извечную жажду.

Не прошло и пары минут, как над поляной поднялась целая стая летучих мышей и ринулась в деревню.

Часть третья

За несколько дней до мерзкого шабаша на заброшенном кладбище в замке герцога Мишеля дю Рамбаля встречали гостей. Откровенно говоря, встреча вовсе не была ни торжественной, ни пышной. Прислуга с любопытством оглядывала скромный экипаж и двух дам, что робко вошли через парадный вход. Горничные явно позабавились над давно вышедшими из моды туалетами гостий и отсутствию украшений. Сеньора в летах была довольно полной, и видавшая виды шляпка явно не украшала её широкое румяное лицо с маленькими плутоватыми глазками. Её спутница, напротив, оказалась хорошенькой светловолосой девушкой с гладкой причёской монастырской воспитанницы, облачённая в унылое коричневое платье с узким кружевным воротником. Поражённые роскошью гостиной, обе гостьи так и не решились присесть. Дама оглядывала убранство цепким взглядом, словно прикидывая стоимость каждой вещи. А девушка, опустив голову, теребила край пелеринки. Наконец дверь распахнулась и чопорный лакей объявил, что хозяин прибудет сию минуту. Дама тотчас выудила веер в потёртой оправе и поджала губы. Мишель дю Рамбаль вошёл в комнату, и толстушка поспешно присела в поклоне, дёрнув спутницу за руку.

— Счастлив приветствовать в своём скромном доме столь очаровательных гостей, — произнёс герцог. — Надеюсь, долгая дорога не слишком утомила ни вас, дорогая Фелисия, ни юную мадемуазель.

— Ах, сеньор… — Толстые щёки гостьи стали ещё румяней. — Право же, любая дорога не трудна, когда ведёт в столь райское место.

— Вы весьма любезны, мадам. Ну что же, я распорядился, горничная проводит вас в ваши покои, где вы сможете переодеться к ужину. Хотя я наслышан о вашей достойной семье, но мы с сыном сгораем от нетерпения познакомиться поближе.

Фелисия вновь неловко присела в реверансе, а девушка ограничилась кивком, и обе поспешили за вертлявой горничной. Оказавшись в богато убранной спальне, девушка нахмурилась и, не сняв пелеринки, обернулась к спутнице:

— Боже милосердный, тётушка! Что мы тут делаем? Скажу по совести, меня никогда не угнетала моя скромная жизнь, но в этом доме, кажется, прислуга богаче нас. И вы ждёте расположения от такого важного человека, как герцог?

— Знаешь, Анжелик, ты ужасная дурочка! Да-да, не поджимай свои губки. Я достаточно потратилась на тебя, и если подвернулся случай, то будь уверена, что я его не упущу. Такое предложение выпадает раз в жизни! Ты же понимаешь, что сын герцога — достаточно завидный жених.

— Знаю, тётя. И мне тем более не понятно, отчего столь богатая семья решилась сосватать ему сироту-бесприданницу. Тут дело нечисто. Может быть, сын герцога…

— Нет, ты точно не в своём уме, несчастная, — покраснела от гнева Фелисия. — Да будь его сынок шелудивым псом, с таким богатством и положением можно вполне закрыть на это глаза. И запомни, я не собираюсь и дальше тратить свою жалкую ренту только оттого, что ты имеешь наглость противиться. В твоём случае выбирать — слишком большая роскошь. Да, Господь наградил тебя смазливым личиком и складной фигуркой, но это есть и у других девушек. Так что бери свой кусок с благодарностью, где бы его ни положили. И не забывай, я намерена вернуть всё, что потратила на твоё обучение в монастыре, всё, вплоть до нижних юбок и носового платка. Если ты так горда и спесива, можешь убираться, но ты уйдёшь в одной сорочке, милая. И в придачу босиком. Так что нацепи любезную улыбку и будь поласковей с женихом. Если он откажется от свадьбы из-за твоей кислой физиономии, мы отправимся домой пешком, у меня осталась всего пара экю. Между прочим, я заплатила портнихе пятнадцать монет за два новых платья, три экю за атласные туфельки и целых восемь за кружевную шаль. Только чтобы ты имела приличный вид. Вообрази, Анжелик, я пошла на такие жертвы вовсе не ради твоих прекрасных глаз.

Девушка прикусила губу. Голубые глаза наполнились слезами. Но гордость не позволила ей разреветься.

— Тётя… — выдавила она. — Но ведь мне ещё семнадцати не исполнилось. А вы торопитесь спихнуть меня, словно старую деву.

— Подумаешь, — вздёрнула голову Фелисия, отчего шляпка едва не съехала ей на нос. — Исполнится через каких-то четыре месяца. Чем раньше выйдешь замуж, тем лучше. В противном случае хороша же ты будешь без приданого, да ещё в летах. Тогда тебе останется выйти за простолюдина или напроситься в обитель.

— Уж лучше стать послушницей, чем влачить унылую жизнь с нелюбимым мужчиной, — вырвалось у Анжелик.

— Ты точно дура! Где это видано, чтобы женились по любви? — округлила глаза женщина. — Не знаю… Если только нищие могут позволить себе такое. Даже крестьяне смотрят на приданое, что принесёт в дом невеста. И если ты не забыла, твой отец носил титул шевалье. Конечно, денег он не оставил, но, по крайности, титул-то при тебе. Хватит зудеть, переодевайся, да взбей волосы попышнее. Горничные герцога — настоящие нахалки, где их только носит?

Меж тем сам герцог, сидя в кабинете, неодобрительно смотрел, как на его сыне неловко сидит нарядный камзол. Силы небесные, как этот парень умудряется не терять чулок при ходьбе? На тощих икрах они вечно собираются гармошкой и придают неряшливый вид. Впрочем, младшего дю Рамбаля это никогда не занимало. Приоткрыв рот, он сосредоточенно разглядывал мошку, ползущую по краю стола.

— Рауль! — повысил голос отец. — Очнись, наконец! Итак, дело сделано, я приискал тебе невесту. Девчонка чудо как хороша и образованна, и нам не придётся краснеть за неё в обществе. Конечно, она бедна, словно церковная мышь, увы, на это я готов закрыть глаза. Прискорбно, но в нашей провинции ты не пользуешься успехом у юных девиц. Понятно, что за моё богатство они наверняка согласятся на брак, но я не желаю быть посмешищем. Дураку ясно, что любая из них наставит тебе рога на следующий день после венчания. А малютка Анжелик воспитана в строгости. Да и отсутствие денег научило её скромности и отбило всякую охоту лезть на люди и строить глазки. По слухам, она предпочитает уединение и совсем не избалована роскошью. Такая супруга обойдётся куда дешевле. Уверен, она вполне удовлетворится парой платьев и украшений. Словом, лучше и найти было нельзя. После свадьбы я непременно выставлю взашей её тётку, которая, видно, вознамерилась урвать кусок пожирнее.

— Отец… — Рауль поднял рассеянный взгляд на герцога. — Но я не хочу жениться. Право же, я устал от ваших вечных придирок и одёргиваний, а теперь вы хотите, чтобы ещё и жена стала указывать мне, что делать. Я просто хочу, чтобы меня оставили в покое, только и всего.

— Ай! — скривился Мишель. — Да тебе, собственно, и делать ничего не нужно. Меня устроит, если ты не оплошаешь в постели с супругой и подаришь мне внука. К сожалению, должен признать, что я не молод, и надо думать, кому оставить наследство. Да, мой дорогой, я привык говорить открыто. Ты по своей глупости мигом пустишь всё по ветру, твоя жена, какая бы порядочная она ни была, мне и вовсе чужой человек. Стало быть, надежда только на ребёнка. Поверь, Рауль. Мысль, что мои богатства останутся — от души надеюсь — смышлёному мальчонке, успокоит моё сердце на смертном одре.

Рауль вяло махнул рукой и пожал тощими плечами. Пусть отец делает что хочет, лишь бы наконец окончил беседу и приказал подавать ужин. И тут он внезапно громко хлопнул по столу и победно рассмеялся. И, глядя в округлившиеся глаза отца, радостно объявил:

— Вот видите, я всё же пристукнул эту мерзавку! Не так уж я неловок, как вы ежечасно твердите.


Множество свечей освещало столовую, пламя весело отражалось в сверкающих приборах и хрустальных фужерах. Туго накрахмаленные салфетки из полотна затейливо украшены вышивкой. Горничные и лакеи едва сдержали смех, уставившись на мадам, что так и пожирала глазами всю обстановку. Стоя позади неё, Анжелик залилась румянцем и опустила голову. Однако когда вошли герцог и его сын, девушка украдкой взглянула на жениха, и мимолётное разочарование отразилось в её прекрасных серых глазах. Молодой человек показался ей ужасно невзрачным. Но, спохватившись, она присела в поклоне и стала утешать себя наивными мыслями, что не стоит судить о человеке по его внешности. Может статься, молодой Рауль — хороший человек. А сам герцог с радостью отметил, что при ярком свете Анжелик просто шикарна! М-да, если эту красотку нарядить в парчу и бархат и украсить нежную шейку дорогим колье, она способна затмить местных девиц. Что ж, на неё не жаль потратиться, право же, малышка Анжелик — настоящее сокровище. Даже жаль, что бедняжка достанется недоумку Раулю.

Герцог вёл непринуждённую беседу и всячески проявлял гостеприимство. Однако взгляд его то и дело устремлялся к девушке, и к сердцу приливала кровь. Чёрт побери, а не повернуть ли дело так, чтобы самому жениться на Анжелик? Но мысль, что он может скончаться раньше, чем обзаведётся наследником, вмиг испортила ему настроение. Тогда придётся делить наследство между тупицей сыном и юной вдовой. И, тяжело вздохнув, он с большим пылом начал расхваливать сына.

Рауль за всё время не проронил и двух слов. И когда по знаку герцога он отправился показывать юной гостье оранжерею, то и теперь не сделался многословнее и бесцветным голосом называл растения, что украшали богатый сад, нудно перечисляя, над какими цветами предпочитаются виться мошки. К концу вечера Анжелик стала испытывать к будущему жениху искреннее сострадание. Она уже поняла, что умом он не блещет, в обществе не нуждается. Вот бедняга! Должно быть, отец вечно тормошит его и принуждает к какой-либо деятельности. Ложась спать, Анжелик шёпотом прочла молитву и задумалась. Не есть ли её христианский долг стать другом несчастному Раулю и избавить его от отцовского гнёта? Монахини в обители научили её во всём видеть провидение Господне. Значит, она зря ссорилась с тётей из-за поездки в замок. Пожалуй, брак с хворым и странным юношей назначен ей как послушание. И, удовлетворившись благочестивыми мыслями, она погрузилась в сон. Но разве сны могут быть подвластны человеку, тем более совсем юной девушке, в которой струится горячая кровь и пылкая чувственная душа, так тщательно скрываемая в суровых рамках скромности и добродетели? И во сне она видела высокого молодого мужчину с широкими плечами и крепкими руками, густыми волосами и открытым взглядом.


Леон проснулся от душераздирающих воплей, что, казалось, охватили всё вокруг. Едва не свернув шею, спрыгнув из окна амбара, он бросился в дом и сразу заметил мать, что с безумным взглядом металась по комнате.

— Силы небесные, матушка… что произошло?

Но женщина лишь мотала головой и заливалась слезами. Вновь послышался отчаянный вопль из комнаты старшего брата, и Леон ринулся туда. Распахнув дверь, парень побледнел. На кровати корчилась его невестка Жеральдин, обхватив живот обеими руками, а рядом покоилось бездыханное тело её супруга. Да, бедняга Арно был мёртв. И видно, давно, тело успело застыть. Огромным усилием воли он заставил себя вернуться к матери и, схватив женщину за плечи, грубо встряхнул:

— Матушка, я знаю, что брат умер, но вам следует помочь его бедной жене, кажется, начались роды. Я разбужу отца и пошлю Готрана за повитухой.

Крестьянка подняла на него болезненный взгляд и, прижав ко рту уголок шали, словно в попытке заглушить рыдания, еле слышно выдавила:

— Беги сам, сынок… Твой отец и Готран скончались…

— Господь милосердный! — Леон отшатнулся от матери и без сил опустился на лавку. Красивое лицо исказило отчаяние. Да как такое возможно? Накануне вся семья была здорова, и никто не жаловался на хвори. Но ему так и не довелось погрузиться в скорбные мысли. Крики горя и ужаса успели охватить всю деревню. Выскочив на улицу, ошарашенный парень едва не поседел. Хватило и нескольких минут, чтобы понять — нынче ночью смерть собрала щедрый урожай. В каждом доме было по два, а то и три покойника. Люди бестолково метались из дома в дом в надежде найти хоть какое-то объяснение произошедшему, и Леон с добрых полчаса, поддавшись всеобщей панике, следовал за ними, пока не наткнулся на рыдающую повитуху Анн-Мари. Тут он мигом вспомнил о невестке и с огромным трудом уговорил плачущую женщину, потерявшую мужа и дочку, отправиться на помощь к Жеральдин.

Только к полудню двое крестьян с трясущимися руками и сжатыми губами отправились в город за доктором. К его приезду Жеральдин благополучно родила мальчика и успела впасть в забытье. Что, впрочем, было только на руку. Иначе молодая женщина выплакала бы все слёзы, убиваясь по мужу. Удивлённый доктор навестил один дом, затем другой и не нашёл ни единой причины для столь поспешной гибели. Разве что все покойники были бледны до синевы, и у каждого по две крошечные ранки на шее. Но жалкие царапины вряд ли могли привести к смерти. У третьего дома господин доктор и вовсе прикрыл рот платочком и вошёл явно нехотя, стараясь не подходить к усопшим слишком близко.

— Хм… Думаю, эта хворь заразна, вроде чумы, — закатив глаза, изрёк он. — Что я могу сделать? Только сообщить бальи. В вашу деревню пришлют солдат, не хватало ещё, чтобы эдакая зараза расползалась по всей округе.

Доктор так резво запрыгнул в экипаж, что огорошенные крестьяне и моргнуть не успели.

Опёршись на свою неизменную клюку, старуха Дузе зловеще прошамкала:

— Чума? Как бы не так. Я же говорила, что летучие мыши — не к добру. Это проклятье, проклятье! Помяните моё слово, всех, кто не уберётся отсюда, ждёт смерть!

Эти фразы вызвали у без того растерянных крестьян куда больше веры, чем слова доктора, и спустя час у каждого дома стояли повозки, в которые уцелевшие жители тащили свой немудрёный скарб.

— Святой Франциск… — простонал Дюлен. — Но куда же нам идти?

— В замок герцога, — решительно бросил Леон, — Куда же ещё идти арендаторам, как не к своему хозяину? Он должен защитить нас. По крайности, женщин, детей и стариков. А уж оставшиеся мужчины хоть как-то смогут постоять за себя.

Крестьяне переглянулись и сочли предложение младшего Эдуэна вполне разумным. И вот скорбная процессия торопливо двинулась в путь. Надо успеть покинуть деревню до приезда гвардейцев. Иначе бравые вояки никого не выпустят.

Они добрались до замка сеньора ещё засветло, и Леон постучал в ворота. Надо ли говорить, что выслушав сбивчивый рассказ, дю Рамбаль категорически отказал просителям. Вот недоумки! Кто станет слушать бредни выжившей из ума старухи о проклятье? Скорее всего, доктор прав. Надо быть умалишённым, чтобы пустить за ворота замка тех, кто наверняка уже успел заразиться. Ещё чего? Они решили нести чуму прямиком своему господину? Никакие мольбы и слёзы женщин не помогли, кованые ворота захлопнулись, и расторопные слуги мигом подняли мост.

— Чёртовы хворые бараны! — выругался герцог, глядя в окно. — Надо приказать окурить двери.

— Сеньор дю Рамбаль, — тихо проронила Анжелик, привлечённая суетой и громким разговором прислуги. — Разве Господь не обязал сеньоров заботиться о своих арендаторах? Ведь этим бедняжкам некуда идти, они могут погибнуть.

— Как ты наивна, дитя моё, — всплеснул руками Мишель. — Да пусть помирают, только подальше отсюда. Я понимаю, что ты воспитывалась в монастыре, но тебе следует кое-что позабыть из учений святош. Скоро ты станешь герцогиней и, поверь, тебе найдётся более интересное занятие, нежели сострадать беднякам.

Анжелик нахмурилась и промолчала. А столкнувшись на лестнице с тёткой, отрывисто произнесла:

— Тётя Фелисия, я хочу уехать. И немедленно. Я не стану жить в доме столь жестокосердных людей.

— Тише! Замолчи, неблагодарная! — Широкий подбородок мадам задрожал от еле сдерживаемого гнева. — Ты останешься и выйдешь замуж за Рауля. И не вздумай спорить, я уже говорила, что не упущу такой случай поправить наше положение. Да и ко всему, милая… — Фелисия ухмыльнулась. — Как ты успела заметить, герцог приказал закрыть ворота и поднять мост. Неужто готова броситься со стены в ров и пуститься вплавь через заросший грязный пруд?

Толстушка вздёрнула голову и направилась к себе.

Анжелик прикусила губу и помрачнела. Стало быть, она пленница? Но при всей внешней мягкости девушка обладала решительным характером и достаточной долей упрямства. С минуту постояв на лестнице, она направилась вниз и вскоре оказалась во внутреннем дворе, где расположились хозяйственные постройки. Побродив более часу, к своему искреннему огорчению, она не нашла других выходов из замка. И, присев возле конюшни, задумалась.

— Эй, Фернан! — послышалось позади неё. — Седлай лошадь, хозяин приказал отправиться к интенданту.

— Зачем ещё? — лениво раздалось в ответ.

— Хочет, чтобы прислали гвардейцев охранять подходы к замку. Говорят, в деревне чума, видать, опасается, что крестьяне начнут помирать прямиком за оградой.

— Вот дьявол! Как я проскочу мимо этих несчастных? Сеньору наплевать, что я и сам могу подхватить хворь.

— Не будь дураком, Фернан. Проберёшься старым заброшенным ходом. Правда, тебе придётся вести лошадь под уздцы, ход здорово присыпало землёй и верхом не проехать. Согласись, не слишком большое неудобство в сравнении со смертью от чумы.

Анжелик едва не подпрыгнула от радости. Значит, выход всё-таки есть. И она, спрятавшись в тени одинокого платана, стала следить за увальнем Фернаном, что, чертыхаясь, натянул куртку и начал седлать лошадь.

Часть четвертая

Крестьянские обозы, так грубо выставленные взашей собственным сеньором, расположились в перелеске. Люди были растеряны, подавлены горем и отчаянием. О возвращении в деревню и речи не шло. Отправленный на разведку мальчонка Гриваль только развёл руками. Да, вокруг их деревни уже расположились гвардейцы, должно быть, их старшина ещё не знает, что жители успели покинуть дома.

— Силы небесные, — вздохнул кузнец. — Мы не протянем в лесу и двух дней. Летом было бы куда легче.

Леон бросил тоскливый взгляд на свою повозку. Надо признать, что старик прав. Мать до сих пор напоминает потерявшую рассудок своим застывшим взглядом и всклокоченными волосами, а Жеральдин бедняжка лишь изредка открывает глаза и, нащупав крохотный свёрток с младенцем, вновь впадает в забытье.

— На, парень, хлебни немного, может, в голове прояснится, — криво усмехнулся Жак плотник, протягивая ему бутыль с сидром. Леон кивнул и, сделав большой глоток, утёр губы ладонью.

— И впрямь прояснилось, приятель. — Леон выпрямился в полный рост и громко произнёс: — Если сеньор отказал в защите, стало быть, осталось искать защиту у Господа. В четверти льё за холмом обитель святой Урсулы.

— Ты умом тронулся? — проскрипел корзинщик Бодю. — Такого жеребца, как ты, не подпустят к монашкам и на пушечный выстрел.

Стоявшие поблизости мужчины рассмеялись, а женщины, прикрыв рты уголками шалей, порозовели.

— Конечно, — спокойно бросил Леон. — Мне было бы совестно искать защиты у сестёр Господа. Но женщин, ребятишек и стариков они должны принять.

Старуха Дузе вскинула иссохшее личико и осенила себя крестом.

— Без всякого сомнения, парнишка Эдуэн прав. По крайности, за монастырские стены не проберётся нечисть.

Люди замолчали и, переглянувшись, согласно закивали. А ведь старуха говорит дело. Остаться в зимнем лесу — не лучшая доля. Надо поворачивать обоз, чтобы успеть дотемна. Леон откинул полу повозки и ласково сказал:

— Матушка, вам с Жеральдин и малышом надо поспешить.

— Нам? А как же ты, сынок? — очнувшись, пробормотала женщина.

— Не беспокойтесь, уж я придумаю что-нибудь годное, но когда вы будете в безопасности, мне куда легче будет размышлять.

И вот старик-корзинщик, кряхтя, уселся в повозку. Он хорошо знал дорогу, и лучшего провожатого было не сыскать. Да и ко всему, пришлось выпрячь из обоза несколько лошадей в помощь оставшимся мужчинам.

Как только скрип колёс затих, Леон откинул волосы, спадавшие на лоб, и подмигнул:

— Ладно, соседи, попробуем и мы приискать ночлег. Сдаётся, что трусливый сеньор герцог наверняка призовёт больше дюжины солдат охранять свой покой.

Осенний день короток, и совсем скоро начали опускаться сумерки. Кучка крестьян несколько часов кружила по лесу, но каждый раз разочарованно переглядывалась и направлялась дальше. Внезапно конь Леона резко остановился, и парень едва удержался в седле. Прямо перед ним возникла тщедушная фигурка странника в накинутом шапероне. Силуэт показался ему смутно знакомым, и, недолго думая, Леон спрыгнул на землю.

— Святой Бриак! Отец Кеньо? — воскликнул он. — Что занесло вас в эдакую глушь?

— О, это ты, малыш Леон, — улыбнулся старик. — Однако и ты вряд ли отправился за хворостом.

— Ах, святой отец… Пожалуй, большего горя, чем сегодня, я сроду не испытывал. Был бы признателен вам, если помянете в молитвах моего отца и двух братьев, что преставились в одночасье.

— Конечно, сын мой, это долг любого служителя церкви. Позволь всё же узнать, куда ты направляешься? Думаю, люди, что следуют за тобой, доверили тебе свои судьбы.

— Вы проницательны, отец Кеньо, — грустно кивнул Леон. — Я рад бы сохранить чужие жизни, если доведётся ночевать под открытым небом, то готов не сомкнуть глаз, охраняя их покой.

Крестьяне, привлечённые появлением незнакомца, спешились и окружили собеседников, уважительно поглядывая на простую рясу и тяжёлое распятие, висевшее на узкой груди.

— Что ж, это весьма благородно, Леон, — продолжал священник. — Тебе повезло, что мы встретились. Пожалуй, я смогу избавить тебя и твоих друзей от бессонной ночи посреди леса. Неподалёку есть охотничий дом. Его строил ещё отец сеньора герцога, но сыну он показался слишком простым и невзрачным. Богатое охотничье угодье он выстроил ближе к замку, а про отцовский дом успел позабыть.

— Силы небесные, святой отец! А откуда вы знаете эдакие подробности? — выпалил Эмиль-шорник.

Старик рассмеялся.

— Ах, сын мой, по долгу службы я исходил все окрестности вдоль и поперёк. Как видишь, повозкой я не обзавёлся. Однако вам следует поспешить. Езжайте чуть севернее от перелеска, за развилкой сверните направо. Дорога к дому совсем заросла сорной травой, и в темноте вы рискуете проскочить его.

Крестьяне приободрились и мигом забрались на лошадей, но Леон не спешил и, опустив руку на хрупкое плечо старика, произнёс:

— Отец Кеньо, думаю, вам надо поехать с нами. Уверен, что мой конь прекрасно выдержит двоих седоков. Вы слишком слабы, чтобы оставаться в одиночестве в ночном лесу. Мало ли что может приключиться.

— Благодарю за участие, сынок. — Улыбка тронула сухие губы священника. — Не волнуйся, те, в ком горит огонь веры, не ведают страха. Прощай, Леон. Да, послушай ещё один совет: будь начеку, мой мальчик и не дай злу отвести тебе глаза…

Леон мало что понял из последних слов, но старик проворно нырнул в тень и исчез.

— Эй, парень! — Жак-плотник поравнялся с Леоном. — Откуда ты знаешь святого отца? Не замечал, чтобы ты обивал пороги в церкви. Думал, ты горазд лишь завалить в траву очередную красотку.

— Это отец Кеньо из аббатства, — скупо ответил Леон.

Путникам повезло. Проехав ещё с полтора часа, Дюлен заметил размытый силуэт крыши. Стало быть, это и есть их пристанище. Неискушённым крестьянам дом показался довольно сносным. Каменная кладка стен и крытая черепицей крыша. Хотя, если уж откровенно, то строение явно нуждалось в починке. По всему, дом был заброшен давно, и деревянные части изрядно пострадали от непогоды и жучка. Но путники были рады любой крыше. Все успели продрогнуть и мечтали согреться у очага и выпить горячего. Лошадей привязали в пристройке — уставшая скотина заслужила отдых не меньше людей. Леон, не заходя в дом, разломал сухое деревце, а Жак старательно насобирал целую охапку хвороста. Дюлен чиркнул огнивом и зажёг самодельный факел. Войдя внутрь, мужчины зацокали языками, выражая полное одобрение увиденному. Ну и наглец же сеньор герцог, если счёл такое жильё недостойным внимания! Дом был достаточно просторным, хотя и мрачноватым. Должно быть, хозяин не гнался за внешним лоском. Крестьяне обошли несколько комнат наверху, в которых оказались постели и скромные комоды. Потоптались в гостиной с истлевшей обивкой парой кресел и огромным камином и, по всеобщему согласию, направились в кухню. Вряд ли собранного хвороста хватит протопить весь дом. Уж лучше расположиться в кухне и обойтись очагом. Любопытный подросток Анри наведался в кладовую, и вскоре все услышали его радостный вопль. Вы только поглядите, стоит помянуть добрым словом отца сеньора герцога! В кладовой, покрытой толстым слоем пыли, нашлось несколько бутылок вина, мешок крупы, попорченный мышами, и прогорклая мука.

Ну да постояльцы не из тех, кто привык к изысканной пище. Подмигивая друг другу и улыбаясь, мужчины на несколько мгновений совсем позабыли, какие события привели их в столь странное место, и теперь искренне радовались, что смогут провести ночь в тепле и заморить червячка. Леон нашёл старое рассохшееся ведро и принялся таскать воду из тощего ручья позади дома. Анри отправили поить лошадей, а печник Тибо принялся варить мучную похлёбку, в которую Теофиль Дюлен бросил кусок сала, достав его из глубокого кармана поношенной куртки. Вскоре по кухне распространился чарующий аромат съестного, и крестьяне сгрудились вокруг огромного очага, вдыхая сытный запах. Анри вернулся спустя полчаса.

— Вот чёрт. В конюшне притаилась такая огромная летучая мышь, видно, она голодна — мерзкая тварь едва не бросилась прямо на меня.

Крестьяне захохотали и отпустили пару шуток, пока Жак не помрачнел и мигом не оборвал всё веселье. Чего они гогочут, как стая тупоголовых гусей? Когда проклятые твари налетели на деревню, беды посыпались как из худого ведра. Да-да, он прекрасно помнит слова старухи Дузе — летучие мыши предвестники несчастья. Все вмиг стали серьёзными, и плотник с молчаливого одобрения тщательно запер двери и ставни, а после осенил себя крестом.

— Экая досада, что твой старичок-священник не остался вместе с нами, — пробормотал он, обращаясь к Леону. — Нам не помешало слово святого отца.

Но вскоре котелок с похлёбкой дымился на столе, вино оказалось на редкость крепким, и усталые, разморённые теплом и едой люди начали клевать носом.

Вскоре они действительно задремали, уткнувшись носом в колени или прямо за столом, опустив голову на руки. Уж больно тяжкий день выдался, и путники изрядно устали. Как ни бодрился Леон, желая охранять покой товарищей, но спустя полчаса и сам заснул, навалившись спиной на стену. Отчаянный стук в дверь заставил его вздрогнуть и тотчас вскочить на ноги.

— Вот дьявол! — поднял голову кузнец. — Надеюсь, мне послышалось.

— Оставьте, папаша, — бросил Леон. — Уж не двоим же сразу.

Дюлен тряхнул сидевшего рядом Жака, и спустя минуту, замерев, они вновь заслышали, как кто-то изо всех сил колотит в дверь.

— Ради всего святого, не вздумай открыть, — проронил побледневший Анри. — Это наверняка нечисть, о которой толковала мамаша Дузе.

— Верно, малец! Разве приличный человек забредёт в такую глушь среди ночи? — подхватил Тибо.

— Я должен открыть, — решительно произнёс Леон. — Вдруг святой отец решил вернуться, или попросту одинокий путник заплутал в темноте и сбился с дороги? А если вам боязно, то запритесь в кухне.

— Нечего упрекать нас в трусости. Осторожность ещё никому не помешала. — проворчал Дюлен. — Пожалуй, я возьму кочергу и пойду с тобой.

Крестьяне начали озираться, и вскоре за спиной Леона оказалось едва ли не готовое к битве войско, оснащённое всем, что попалось под руку. Анри замешкался и не нашёл ничего лучше, как прихватить увесистую оловянную миску. Сгодится огреть неприятеля по голове.

Распахнув дверь, Леон едва не расхохотался. Перед ним оказалась женская фигурка в пелеринке и капоре, усыпанная первым снегом, что щедро валил с неба более двух часов.

— Ах, добрые люди… — молитвенно сложив руки, залепетала незнакомка. — Ради Отца небесного, позвольте мне провести ночь в доме. Право же, я ничем не побеспокою вас. А на рассвете покину жилище с искренней благодарностью за приют.

— Вот дурочка! — вырвалось у Леона. Он схватил девушку за руку и буквально втолкнул в дом. — Сдалась нам твоя благодарность, пока ты заливалась соловьём, тебя запросто сожрали бы голодные звери. Должно быть, ты служишь в богатом доме, ты не похожа ни на крестьянку, ни на дочку лавочника.

Гостья порозовела и, откинув капор, опустила глаза от смущения, заметив мужчин, что откровенно таращились на неё.

— Простите, если нарушила ваш покой, славные господа, — произнесла она, ещё больше покраснев. — Но я была в таком отчаянии… Клянусь всеми святыми, я уж и не надеялась дожить до утра.

— Экая милашка, — прищёлкнул языком Тибо. — Жаль, что ты бродила по лесу без таких же смазливых подружек. Нам не помешало бы приятное общество.

Мужчины рассмеялись, а Леон, хмыкнув, вновь взял девушку за руку и повёл в кухню.

— Хватит гоготать, словно гусаки, — на ходу бросил он. — Девчонке надо выпить подогретого вина, она трясётся, как осенний лист.

Приятели поспешили за ними и, сгрудившись вокруг стола, вновь с любопытством уставились на гостью. Да, девушка и впрямь была очень привлекательна, настоящая красотка. И одета недурно. Конечно, подол платья из тонкой шерсти с узкой серебристой каймой успел вымокнуть и потемнеть, а с пелерины и вовсе тяжёлыми каплями стекает подтаявший снег. Но свежее, нежное лицо, обрамлённое пепельно-русыми волосами, и миндалевидные глаза так и притягивали взгляд.

— На, выпей вина. — Леон поставил перед гостьей полный стакан, с интересом глядя, как изящно она взяла его в руку.

— Благодарю вас, — мягко улыбнулась она.

— Хм… Теперь по порядку, какого дьявола такая с виду приличная девица шатается по лесу одна-одинёшенька?

— Ха-ха! — звонко воскликнул Анри, что стоял на безопасном расстоянии и косился на гостью с явным подозрением. — Да оттого, что она наверняка ведьма!

Мужчины переглянулись и вопросительно уставились на Леона.

— М-м-м, а что, всяко может быть… — протянул Эмиль.

— Пресвятая Дева! — испуганно пролепетала девушка, осеняя себя крестом. — Я не ведьма, я… я — невеста Рауля дю Рамбаля, моё имя — Анжелик Дюмонжо.

Вечно молчащий Гийом присвистнул и хлопнул себя по тощей коленке.

— Да лучше бы вам оказаться ведьмой, сеньора. По крайности, от неё помогает святая вода.

— Вот осёл! — пробормотал кузнец. — Откуда здесь святая вода?

Анжелик непонимающим взглядом обвела присутствующих. Чем она так не угодила?

— М-да-а-а, — протянул Тибо. — Не ожидал, что окажу услугу родне такого негодяя, как наш сеньор. По справедливости, стоило бы выставить малютку взашей, в точности, как он поступил с нами.

Леон нахмурился.

— Если хозяин оказался настоящей скотиной, не значит, что и его крестьяне такие же. Отказать в приюте нуждающемуся — грех.

— Когда ты успел стать святошей, парень? — хмыкнул Жак. — Неужто встреча со священником вмиг тебя изменила? А может, ты попросту польстился на хорошенькое личико? В это я готов поверить тотчас же. Конечно, ночь в объятиях знатной девицы, и ко всему, такой красотки, наверняка сладка. Но это не стоит смерти на виселице. Вообрази, что будет, когда прознает дю Рамбаль.

— Видит Бог, я всегда с должным уважением относился к соседям, но сейчас готов свернуть шею любому, кто выскажет грязные мысли, — рявкнул Леон, глядя на товарищей тяжёлым взглядом. — Будь на месте мадемуазель мужчина или дама в летах, я поступил бы так же.

Анжелик украдкой бросила благодарный взгляд в его сторону и вновь опустила глаза.

В кухне повисла тягостная тишина. Но Дюлен, самый рассудительный из всех, пожал плечами и хлопнул по столу широкой ладонью.

— Парень прав. Пусть девчонка остаётся, а утром отправляется в замок. Говоря по совести, я готов сам вывести её к дороге, чтобы точно знать, что она не собьётся с пути и не угодит в волчью яму.

Мужчины переглянулись и сочли слова кузнеца вполне справедливыми.

— Наверху есть комнаты, но там не топлено, — сказал Тибо. — Можно оставить дверь чулана приоткрытой, и там будет довольно тепло.

Девушка пролепетала слова благодарности и встала из-за стола.

— Подождите. — Леон снял куртку и накинул ей на плечи. — Оставьте накидку здесь, к утру она должна просохнуть.

— Благодарю вас, — просто ответила Анжелик. — Но, право, мне совестно… Ведь вы замёрзнете в одной блузе.

18+

Книга предназначена
для читателей старше 18 лет

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.

Введите сумму не менее null ₽ или оставьте окошко пустым, чтобы купить по цене, установленной автором.Подробнее