Бесплатный фрагмент - Однажды в Тоцком. Записки контрактника

Посвящается моим армейским товарищам (2005 — 2008 г.)

ПРЕДИСЛОВИЕ

Доброго времени суток, дорогой читатель! Перед вами сейчас уникальная книга. В ней описаны события, которые в основном происходили в Оренбургской области, в небольшом военном городке — в Тоцком.

Помню один забавный стишок, написанный на задворках казармы: «Армия — жопа, Тоцк в ней дыра! И все мы со свистом попали туда!» Смешно, конечно, так как под этот стишок можно подогнать любой другой город. На самом деле, не место страшит людей, а люди место. Сам по себе военный городок Тоцкое очень уютное и светлое место, но стоит вам попасть за заборы воинской части, как все меняется в одночасье. Примерный офицер семьянин становится жестоким тираном. Пьянчуга контрактник, что на гражданке скитается по кабакам, пройдя через КПП, начинает командовать вверенным ему отделением солдат. Вы словно проходите через некий портал двух, абсолютно разных, миров, где, вместе с переходом, меняется и личность человека.

Вы должны понять для себя одну вещь — в этой книге вы найдете больше неприятного, чем приятного. Вы узнаете то, о чем раньше никто и не заикался. Узнаете так же, что дедовщина не является, на самом деле, главной проблемой в армии. Почему офицеров называют «шакалами». Что такое армейская иерархия и армейские понятия. Вы будете ужасаться, и удивляться проступкам и поступкам людей носящих на своих плечах погоны.

Все, о чем вы узнаете со страниц данной книги, происходило не на полях сражений, а в мирное время на территории воинской части и за ее пределами. Я повторюсь — в мирное время! Уточняю я это для того, чтобы вы не путали армию в мирное с армией в военное время, так как одни и те же люди, в разное время, будут вести себя по-разному. Например, в мирное время какой-нибудь «перец-дедушка», может обделаться от трели пулемета над головой и зарыться в окопе не поднимая головы. А скромный солдатик, тихий и мирный, может проявить невероятное мужество в бою и, даже, отдать жизнь, но в мирное время он себя никак не проявляет! Я это к тому, что в военное время принято быть сплоченным всем ребятам, кто завтра пойдет в бой и будет прикрывать твою спину. В мирное же время все наоборот — от скуки, солдаты придумывают себе новые приключения и выдумывают все различные понятия, где у старослужащего есть всегда преимущество перед новобранцами. Так что не ждите в этой книге геройских рассказов, где все друг за друга и каждый солдат другому солдату брат. Все как раз наоборот — жадность, алчность, лицемерие, подлость и многое другое вы найдете на страницах этой книги.

Эта книга позволит вам пройти вместе со мной весь путь от начала моей службы и до самого дембеля. Я покажу вам свои взлеты и падения. Позволю вам переживать вместе со мной, плакать и смеяться. Я открою вам все тайны, которые таятся за забором воинской части и так тщательно скрываются. Вы сможете заглянуть в замочные скважины каптерок и посмотреть, что же там происходит по ночам. То, что я так долго хранил в себе, теперь станет известно всем. Вы, буквально, увидите, как молодой, «зеленый» юноша, постепенно превращается в мужчину. И я не буду вам рассказывать о том, какой калибр у какого орудия и на какое расстояние оно стреляет — оставлю эти вопросы любителям техники и истории. Тем более, что этой информации хватает на всех ресурсах — книги, интернет, телевидение. Я же вам расскажу про армейский быт — армия изнутри глазами солдата.

Книга «Однажды в Тоцком» будет состоять из трех частей — «Год первый», «Год второй» и «Год третий». Причем книга «Год первый» будет поделена также на две части — по полгода. Всего будет четыре книги.

Так же прошу меня понять, что в книге очень часто встречается нецензурная брань. Хочу отметить, что если я уж взялся за то, чтобы полностью передать вам читатель всю атмосферу, царившую в армии, то писать по-другому, не используя матерных слов, просто невозможно! В армии матерятся все — от офицеров до солдат. Я хочу, чтобы вы полностью окунулись в мою книгу с головой, а когда вынырнете, то скажите: «Я как будто сам побывал в армии!». И, чтобы такое произошло, я просто обязан писать так, а не иначе — заменяя матерные слова, на схожие по смыслу, но абсолютно далекими по эмоциональному соображению.

А теперь самое главное. Чтобы материал моей книги не использовали органы внутренних дел и большинство людей не пострадали и не загремели за решетку (я в том числе), я вынужден сделать книгу художественной, а не документальной. Некоторые имена, должности и звания я изменю. Не все события будут правдой, но суть я донесу, не сомневайтесь. Я постараюсь как можно меньше исковеркать факты, или же не исправлять их вовсе, но где правда, а где ложь смогут понять лишь немногие, посвященные в те события, люди. Поверьте, я не стану лишний раз запугивать бедную мать неправдоподобным рассказом, наоборот — если вам страшно, и вы не верите, то значит, вы читаете истинную правду!

И помните, несмотря на все, что я написал выше, в армии существуют ОФИЦЕРЫ и достойные люди. Я их видел!

Ну, что, вы готовы надеть на себя военную форму и окунуться в мир армии? Тогда переворачивайте страницу. Мы начинаем.

ЗВЕРИ

Как вы думаете, что происходит с людьми, в большинстве случаев, когда в их руки попадает власть? Они начинают терять голову. Не обошло это и нас стороной. Эта глава очень важна для меня, так как в ней я расскажу о том, как в считанные дни превратился в того, кого бы, сейчас, люто ненавидел. В человека, в котором нет сострадания, нет ничего людского, и нет никакого достоинства. Это моя темная сторона. Моя, и моих товарищей, которые, как и я, не были готовы принять бремя власти.

Ночь, которая дала нам все бразды правления во взводе, перевернула все с ног на голову. «Деды» стали работать наравне со «слонами» нашего призыва, тогда как мы работать перестали. Узнав про нашу революцию, «деды» из других батарей не стали вмешиваться, так как им до этого не было дела — здесь нам сыграло на руку то, что наши взводовские «деды» очень мало общались с другими, что и сыграло с ними в злую шутку — они не нашли поддержки внутри дивизиона.

Впоследствии Сергей с Димкой так же получили сержантов и стали командирами отделений, что делало их, вполне законными управленцами нашего взвода. Саша Шейка и Марат, хоть и не являлись командирами отделений, но были верными соратниками, которые помогали управлять взводом, так сказать, изнутри. Всего во взводе управления было четыре должности командиров отделения — три из них занимали я, Димка и Сергей, а вот четвертая должность сочетала в себе командира отделения и замкомандира взвода. Это, довольно таки, ответственная должность, так как, в отсутствии своего взводного офицера, именно его заместитель принимал на себя обязанность командира. Я решил, что мне стоит оставаться в тени и не святиться лишний раз перед офицерами. Поэтому, на должность заместителя командира взвода, я предложил молодого парня, который прибыл из учебки, по фамилии Беда.

По началу, все шло как по маслу, «деды» работали, наш призыв, который прибыл из учебки, тоже. Был еще один парень, который имел почетное звание — единственный «дух» во взводе. Так сказать «Золотой дух». Именно его той ночью, я ударил по лицу, когда он пытался встать с кровати. Парня звали Ильгиз. Мы ему дали прозвище Хаба, которое было созвучно с его фамилией. Этот парень мне сразу приглянулся, так как не был похож на остальных. Во-первых, он был самым худым солдатом во всем полку. Настолько худым, что мне приходилось, однажды, везти его в Оренбург на откормку… Я сам был, откровенно говоря, в шоке, когда узнал, что в армии есть возможность отправить парня в госпиталь, где его будут пичкать котлетами по пять раз в день, чтобы он набрал вес. То есть, вдумайтесь — по недобору веса его взяли, чтобы потом откормить… Через пару недель, набрав три килограмма веса, Хаба мне позвонил и попросил его забрать, иначе он с ума сойдет от этих котлет. Во-вторых, он, словно книга, всегда был открыт для разговора, и я не помню момента, когда он мне соврал. В общем, искренний, добродушный парень, который брал своей простотой.

Изначально, мы просто руководили личным составом, распределяли рабочие места, назначали дневальных и дежурных, определяли людей в наряд. Вскоре, этого нам показалась мало. Мы поняли, что теперь, когда нарушена цепочка системы, где «дедам» «слоны» тянут слонячку, мы сами могли назначать себе «слонов». Только представьте, что мы прослужили всего полгода, и в армейской иерархии должны прислуживать своим «дедам» ближайшие шесть месяцев, но теперь, мы назначали себе «слонов» из своего же призыва!

Начиналось все с мелочей. Сначала, я отправил одного молодого в чепок за булочками. То есть, такого же молодого, как и я сам… Когда мне принесли булочки, я понял, что могу просить еще чего-нибудь, и это будет сделано. Мои товарищи не отставали. Отправляли «слонов» за сигаретами, в столовую за хлебом, в другие казармы, чтобы передать сообщение на словах нашим знакомым, типа «живая смска». Но и этого нам казалось мало.

Мы начали звереть, под вседозволенностью. С такой жадностью мы упивались своей ранней властью, что на все закрывали глаза. Мы ничего святого перед собой не видели. И мы выжимали из наших бумажных корон все до последней капли.

Мы просто начали «играть» в армию!

Я никогда не за кем не заправлял кровать. Никогда не стирал кому-то носки или портянки. Как-то стирал бушлат Женьке Ларину, но тогда была заключена честная сделка, где мне достался чистый и красивый бушлат, за что Евгению отдельное спасибо. Но мне, почему-то, захотелось почувствовать себя так, как чувствуют себя армейские «дедушки», когда им прислуживают «слоны». А именно, я хотел, чтобы за мной заправляли постель, и стирали мои вещи…

Сейчас, когда прошло уже много лет, я неустанно себя укоряю за то, что позволил себе такое бесстыдство, такое мерзкое унижение своих сослуживцев. Знаю, что оправдываться, здесь нет смыла. Я бы мог сказать, что в армии так делали все. Да, делали. Но со мной так не поступали. Так почему же я позволил себе такое? Наверное, потому что не был готов так рано «встать у руля». Я обвинял дагестанцев, когда они вели себя, словно «деды», но прослужили столько же, сколько и мы. Теперь же я вел себя точно так же, как и они. Я был ничуть не лучше их. И даже хуже. Все это для меня является черной главой в моей жизни, за которую мне всегда будет стыдно. Но это было. И я об этом расскажу.

Я выбрал бойца по фамилии Дятлов. Впоследствии, за ним закрепилось прозвище Дятел. Особо принуждать его тянуть мне слонячку, то есть прислуживать, не пришлось — одна увесистая пощечина, и солдат готов на все. По утрам он начал заправлять за мной кровать. По вечерам он подшивал мне китель. После отбоя, он садился на стульчик и начинал подшивать свой воротник, а потом и мой. Потом шел, стирал свои портянки и мои носки. Из столовой он носил мне пищу в котелке, когда мне лень было ходить самому. Примерно так и проходит слонячка в обычной армии. Все зависит от «дедушки» — насколько хватит у него фантазии. Моя же фантазия была безгранична.

Мои товарищи не отставали и выбрали себе по одному «слону». Кто пытался возразить, получал по голове, после чего, уже не отказывал. Все это продолжалось около месяца.

Помню, как хотел отправить Дятлова в столовую за сахаром и чаем, но в подразделении его не нашел.

— Не видели Дятла? — спросил я у своих парней.

— Я его в чепок отправил, за сосисками. — отозвался Марат.

— Чо-то я не понял, Марат. А какого хуя ты моего «слона» отправляешь, когда у тебя есть свой?! — недовольно спросил я.

— А он мне подменку стирает. Занят, в общем.

— Да мне похуй, чего он у тебя там стирает! — разозлился я не на шутку. — Нехуй трогать моего «слона», когда у тебя есть свой!

— А чо ты орешь-то? — подскочил Марат. — Ничего страшного с ним не случится!

В тот день мы с Маратом чуть не подрались из-за своих «слонов». Через пару дней эта история повторилась, но уже с Сергеем и Сашкой. Сашка отправил «слона» Сергея в третий батальон, не помню зачем. Сергей возмутился, и снова возникла конфликтная ситуация. Страсти накалялись. Мы начинали грызться между собой из-за своих «слонов». Стали несговорчивыми друг с другом. Договорились, что чужих «слонов» не трогаем, но и это не спасало наши дружеские отношения, которые камнем катились к черту со скалы тщеславия. С каждым днем, мы становились угрюмее. Иногда вымещали свое недовольство на «слонах». Ребята попадали под горячую руку и получали, ровным счетом, ни за что. Ссоры между нами участились. Нужно было срочно, что-то делать.

Я собрал своих товарищей в каптерке.

— Пацаны, что с нами происходит? — начал я откровенный разговор, закуривая сигарету.

— А чо не так? — спросил Сергей.

— Все не так, братан. Мы с вами стали, словно звери, готовые сожрать друг друга из-за «слонов»! Оглянитесь! Еще месяц, и мы меж собой передеремся! Чо мы творим?

— Хохол правильно говорит. — поддержал меня Саша Шейка. — мы стали реже общаться друг с другом.

— Базара нет. — согласился Марат.

— Я чего хочу сказать. Может, не будем больше помечать «слонов» своими личными рабами? Взвод мы отбивали все вместе. Нам нечего делить меж собой. И кого мы делим? Наших же сослуживцев! Мы, блядь, как ебанные работорговцы! Как мы вообще до этого докатились?! — я говорил искренне, от всего сердца. Говорил так, чтобы мне поверили, и чтобы сохранить наши дружеские отношения.

— Бля, Хохол, все так. Ну его нахуй! — Димка встал со стула и пожал мне руку. — Братан, сам не знаю, как это случилось, но больше, этого не повториться.

— Мне тоже личный слон не нужен. И терять друзей я не хочу. — похлопал меня по плечу Сергей.

— Ну, так что? Мир, пацаны!? — улыбнувшись, спросил я.

— Мир! — дружно ответили ребята, и мы все, по братски, обнялись.

В этот же день мы заказали через таксиста выпивку и до самого утра кутили в пьяном угаре.

Ночью я разбудил «духа» Хабу и предложил ему выпить со мной немного пивка.

— Знаешь, Хаба, — начал я исповедоваться «золотому духу» — Чо-то так стремно на душе… Я когда призвался, думал, что не буду вести себя как мудак по отношению к молодым. А что в итоге? Я ни то, что к молодым — к своему призыву отношусь как к рабам…

Хаба молча меня слушал, не забывая при этом посасывать из баночки холодное пиво.

— Все эти ебанные армейские понятия, которые я сам люто ненавижу… Ты, кстати, не злись на меня, что я тебя той ночью по лицу ударил. Революция требует жертв, сам понимаешь.

Хаба согласился со мной кивком головы.

— Завтра многое изменится. Вот увидишь… Я не понял, ты что, выдузил все мое пиво?

Пока я изливал Хабе душу, он выпил всю банку пива. На мой вопрос «почему мне не оставил», пожал плечами, улыбнулся и пошел спать…

Утром, следующего дня, я собрал свой взвод, чтобы побеседовать с ребятами:

— Парни, я хочу, чтобы вы уяснили одну важную деталь — больше, во взводе управления, пока я здесь, никакой «слонячки» и прочей хуйни, не будет! Не важно, кто какого призыва, кто, сколько прослужил — все будут работать одинаково. Если я узнаю, что вы обижаете духа, будете отвечать передо мной. Вы теперь все равны. Забудьте про армейские понятия, больше никаких «дедушек», черпаков и прочих армейской ереси! Надеюсь, что, больше, мне не придется возвращаться к этому разговору.

После того разговора, во взводе управления, до самого моего дембеля, больше не существовало таких понятий, как «дух», «слон», «черпак» и «дедушка». Я считал, что это позволит избежать, не только нам, но и следующим поколениям, того, что постигло нас, в погоне за властью. Разумеется, мы могли, в шутку, называть кого-то по сроку службы, но только в шутку! Срок службы, во взводе управления, больше не имел значения. Даже тот, кто пришел к нам в первый день, имел ровно столько же прав, как и те, кто прослужил год и больше.

Мы же себе отводили роль, этаких бригадиров, которые распределяют обязанности. В целом, все было, как и прежде, но только теперь, не существовало армейской иерархии. Мы не клеймили солдат отдельными «слонами». Это позволило, значительно сблизить ребят во взводе, между собой. Их больше не разделяли армейские понятия, которые позволяли смотреть на младший призыв с высока. Парни стали чаще общаться между собой. Больше не было отдельных компаний — был один, сплоченный коллектив. Даже тем «дедам», что пострадали от нас, приходилось общаться с молодыми на равных — иначе жесткий спрос!

Был ли я горд тем, что мне прислуживал свой же призыв? Нет. Я просто об этом не задумывался. Однако, я безмерно гордился тем, как смотрели на меня ребята с других подразделений, когда видели, как я командую «дедами», хотя прослужил ровно столько, сколько и они. Это была слепая и глупая гордость. Молодой призыв, с соседних батарей считали, что я «дед» по сроку службы. Наш призыв, которым был наполнен дивизион наполовину, за место уволившихся дембелей, обходили меня стороной. Большинство старослужащих с батарей общались с нами на равных. Не все, конечно, принимали тот факт, что мы так рано поднялись в своем взводе, но и мешать нам никто не стал. Свой авторитет во взводе мы уже заработали, оставалось утвердить себя в дивизионе. Все это делало меня гордецом. И только под конец своей службы, я начал понимать, что все мои проступки по отношению к своим сослуживцам, никак меня не красили. Они просто очерняли мою душу. Делали меня омерзительным. Но это было. Как было, и еще будет, многое другое, чем сегодня, я абсолютно не горжусь. Но, раз уж, я собрался написать эту книгу и обличить армейский быт изнутри, то и себя обходить стороной я не стану.

АКАЙ

Что ж, теперь я, Димка и Серега Карпин стали сержантами — командирами отделений. Нужно было командовать своими бойцами и у нас это получалось, довольно таки, не плохо. Но это было только внутри взвода. Нам не хватало той настойчивости, того упорства, что было в тех сержантах, которые прослужили подольше нашего. Мы еще не осмелели до такой степени, чтобы спорить с сержантами из других подразделений. Если нужно было командовать взводом вне стен нашей казармы, то мы вели себя сковано. Это в дивизионе знали, чего мы смогли добиться, и чего нам это стоило. В полку про это никто не знал, да и плевать было парням из других подразделений — если ты «слон» по сроку службы, то должен ему соответствовать. Осознание этого зажимало нас в рамки. Я был готов доказывать свое место во взводе, и даже в дивизионе, но выйти на большую арену полка, для меня было еще рановато. При любой ссоре с кем-то из старослужащих из других подразделений, как только узнают, что по сроку службы ты «слон», разговаривать уже никто не будет. Тебя просто изобьют. И, если, небольшим количеством солдат, можно сделать революцию во взводе, то в полку такой номер не прокатит — масштабы не те. Систему срока службы в полку еще никто не отменял. Пока не отменял…

Тем не менее, раз уж мы навязали себя в командиры, нужно было карабкаться вверх, и доказывать, что все это не зря. Но не всегда это получалось.

Как-то мы пошли кушать на ПХД. Димка Гурбанов повел наш взвод. Шли мы всем дивизионом. Наш взвод шел первым, так как по штату мы стояли во главе дивизиона. За нами шли батареи — первая, вторая и третья, а в самом конце, шел взвод обеспечения. Так вот, когда мы подходили к ПХД, нас подрезали солдаты из первого батальона. Сержанты первого батальона умышленно подвинули наш взвод и поставили свои роты впереди нас. Димка, как командующим взводом, возражать не стал, хотя, за такую наглость, он должен был, как минимум, возмутиться. Все это видел сержант из первой батареи Акай.

Акай по национальности был кабардинцем. Невысокого роста, коренастый и с, невероятно большой, головой. После ухода всех дембелей, Акай, на пару с ом, стали негласными лидерами всего дивизиона. Эдакие подпольные серые кардиналы. В дивизионе Акая все побаивались, и никто ему не смел возражать.

Так вот, когда Акай увидел, что взвод управления уступил наглости первого батальона, он, сначала, наехал на Димку:

— Ты какого хуя пропустил первый батальон, блядь?! Ты хоть понимаешь, что за тобой весь дивизион стоит?!

Димка лишь отмалчивался и не связывался с Акаем, так как понимал, что он не прав. Акай, поняв, что ничего вразумительного от Димки не дождется, перевел свой гнев на сержантов первого батальона:

— Э, сержанты! Вы охуели, блядь!? Схуяли вы нас подрезаете?! Ну-ка, убирайте свой батальон, нахуй! Анан сигейм, блядь!

Удивительно, но сержанты первого батальона не стали спорить с Акаем и приказали своим ротам отодвинуться в сторону, чтобы уступить место нашему дивизиону. Просто представьте, как один человек своей наглостью разворачивает целый батальон! Теперь вы понимаете, о какой настойчивости и упорстве я вам говорил? Хотя с Акаем не спорили еще и потому, что он был кавказцем. А в нашем полку с ребятами с Кавказа редко кто спорил, так как понимали, что они всем заправляют. Вот и с Акаем спорить не стали, чтобы избежать последствий.

— Веди свой взвод, да поживей, блядь! — прикрикнул Акай на Димку.

После того инцидента у ПХД, я думал, что Акай больше не будет злиться на Димку. Но я ошибался. В этот же день, когда мы стояли на плацу в ожидании вечерней поверки, я услышал, как Акай кого-то зовет:

— Э, уебище?! Сержант, блядь?!

Я повернул голову и увидел, как Акай кричит через строй первой батареи. И кричал он именно Димке. Но Димка его не слышал, или делал вид, что не слышит. Я не знаю. Но, как только, Акай решил сам подойти к Дмитрию, поступила команда офицера штаба полка «Смирно!». Все замерли. Началась вечерняя поверка.

После вечерухи, мы вернулись в казарму. Я понимал, что начинает нарастать конфликт между Димкой и Акаем. Если Акай доберется до Гурбанчика, то потом доберется и до нас. Наш авторитет во взводе может пошатнуться. Зрел не хилый конфликт, который нужно было срочно уладить. Но как? Никто из нас не общался с Акаем, так как он был намного выше нас по рангу (если можно так сказать). Он старослужащий кабардинец, который имеет весомый авторитет не только в дивизионе, но и в полку, мы же молодые выскочки, которым, каким-то чудом, удалось обуздать своих «дедушек». Акаю было явно плевать на наши достижения. Решить вопрос через а, единственного, кто имел вес над Акаем, я не мог, так как после событий перед новым годом, мы даже не здоровались.

Я начал думать, как найти подход к Акаю, чтобы избежать не нужных последствий в дальнейшем. Так сказать — решай маленькие проблемы, чтобы потом, не решать большие.

За день до инцидента у ПХД, Димке Гурбанову пришла посылка. Довольно богатая посылочка, которая ломилась от всяких сладостей. Я вспомнил про то, что у нас еще оставались от посылки пара банок вареной сгущенки, и пакеты с печеньем.

Я подошел к Димке и спросил его разрешения взять сгущенку с печеньем.

— Зачем тебе, Хохол? Подожди маленько, вместе чай потом попьем.

— Надо, Гурбанчик. Я не для себя — для дела. Поверь, очень нужно. Всего рассказать не могу. Это для общего блага. Просто знай, что я поступлю с этим намного разумней, нежели мы просто все съедим.

Не знаю, смог ли я до конца убедить Димку в том, что отдать мне банку «сгухи» с печеньем, лучше, чем мы бы их просто съели, но Димка спорить не стал и дал свое согласие.

Я подумал, что, если я подойду к Акаю не с пустыми руками, то смогу его задобрить во время разговора. А разговор мне предстоял довольно сложный. Мало того, что я сам по сроку службы был «слоном», так я еще должен был говорить за другого «слона». С чего бы вообще Акаю меня слушать, а не послать куда по дальше? Я сильно волновался, что Акай просто не станет меня слушать. Сейчас очень многое зависело от предстоящего разговора. Я понимал, если сейчас не подойду к Акаю, то потом будет поздно.

Я взял банку сгущенки, пакет печенья и пошел искать Акая.

— Акая не видел? — спросил я у дневального.

— В умывальнике он.

Я решил подождать у входа в умывальник. Через пять минут из дверей умывальника вылетел боец из третьей батареи с окровавленным носом, а вслед за бойцом вышел Акай.

— Еще раз вы будете курить в туалете, когда дежурит моя батарея, я вас головой в унитаз окуну! Анан сигейм! — кричал Акай на солдата из третьей батареи.

Ну вот, кабардинец явно не в духе. Я замешкался — подходить сейчас, или нет? Раз уж решился, то нужно было доводить дело до конца, и я подошел.

— Акай! — окликнул я кабардинца.

— Чо хотел? — повернулся он ко мне.

— Меня зовут Миша Хохол. Я с взвода управления. Не найдется свободной минутки, чтобы поговорить.

Акай посмотрел на меня оценивающим взглядом, затем улыбнулся и сказал:

— Конечно, найдется. Пойдем.

Кабардинец взял меня под руку, словно старого друга, и мы пошли с ним вдоль коридора.

— Что у тебя случилось, Хохол? — как-то по отечески, неожиданно для меня, спрашивал Акай.

— Не у меня. Я за друга пришел говорить. Сегодня на ПХД ты кричал на нашего сержанта Димку Гурбанова. Потом еще и на вечерухе.

— Это ты про того еблана, который первый батальон пропустил?

— Он нормальный парень, Акай. Просто ему нужно немного больше времени, чтобы адаптироваться, понимаешь? Нам всем нужно. Ты, наверное, слышал, что мы сменили власть во взводе.

— Слышал. Очень дерзко с вашей стороны. Это смелый поступок. Но, если вы взялись «рулить» во взводе, то должны этому соответствовать, чтобы из-за вас не страдал весь дивизион, как это было сегодня у ПХД. Что потом скажут в других частях, когда узнают, что наш дивизион уступил первому батальону? Что артдивизион чмошники? Мне такая слава не нужна.

— Знаю, Акай. Все ты правильно говоришь. Сейчас, я лишь прошу у тебя дать нам немного времени, чтобы освоиться. Мы сами по себе и это осложняет с решением проблем с другими подразделениями.

— Если эти проблемы касаются всего дивизиона, то одни вы уже не будете — это общая проблема.

Мы дошли с Акаем до дальней оружейной комнаты, которая уже давно не действовала. Потом мы развернулись и пошли обратно по коридору. Старослужащие провожали нас недоумевающим взглядом — почему Акай идет под руку с Хохлом и беседует с ним, словно старые друзья. Да я и сам недоумевал, почему Акай, изначально, отнесся ко мне с пониманием. Как бы то ни было, я ему за это благодарен.

— Спасибо тебе, Акай, за то, что выслушал меня.

— Нет проблем, Хохол. Обращайся, если что.

Я уже собрался уходить, когда вспомнил про печенье с банкой сгущенки, которые все это время я держал в руках.

— Вот, возьми. Это от души. От нашего взвода, в знак признательности.

— Саул, Хохол! — обрадовался Акай и принял мой подарок.

О разговоре с Акаем никто из ребят со взвода не знал. Не стал я и потом, спустя много времени, рассказывать об этом. Я решил сохранить наш с Акаем разговор в секрете, чтобы не зацепить гордость своих парней.

После беседы с кабардинцем, он стал со мной дружески здороваться. Потом он начал здороваться и с ребятами с моего взвода. Никто из парней не понимал, почему этот кабардинец так благосклонен к нашему взводу. Парни считали, что так и должно быть. И только я понимал, что, если бы, я не побеседовал тогда с Акаем, мы могли бы не удержать свое положение во взводе.

В свою очередь, тот разговор с Акаем, позволил мне чаще с ним общаться. Даже, изредка, но стал здороваться со мной. Это видели и другие старослужащие, которые не разделяли наших побед во взводе. Видя, как я общаюсь с Акаем, большая часть старослужащих смирилась с тем, что мы не хотим быть «слонами».

Я начинал выходить за рамки своего взвода и пробираться в окружение дивизиона. Это было лишь начало. Предстоял еще очень долгий путь.

БУХГАЛТЕРИЯ

Я уже упоминал, что незадолго до событий со сменой власти во взводе, в наш дивизион прибыл новый взводник — кадровый офицер лейтенант Тишинский.

Родом Тишинский был из Ростова — о чем постоянно напоминал его ярко выраженный ростовский говор. Чуть выше среднего роста, славянская внешность, светло-русые волосы и серо-голубые глаза. Лицом симпатичен. Таким был лейтенант Тишинский. Поначалу очень скромный офицер, вел себя довольно скованно. Видно было, что он растерян и многих вещей недопонимал. Пытался навязывать свои порядки и применять то, чему учили его в офицерской школе. Шел на контакт с нами, так как мы, как сержанты, были непосредственные его подчиненные, кто передавал волю царю взводовскому народу. Все было хорошо, пока не настал день выдачи зарплаты…

Зарплату мы тогда получали наличными. Приходили женщины из бухгалтерии, им выделяли место в каптерке третьей батареи, где они выдавали зарплату.

Я построил взвод за третьей батареей, которая стояла в очереди в каптерку. Очередь двигалась медленно. Две пожилые женщины бухгалтера абсолютно не торопились с выдачей денег. Ко всему прочему, в строй третьей батареи постоянно кто-то пристраивался, чтобы не занимать за нами. Вот «слон» с первой батареи пристроился в ряды третьей, потом с ОБОЗа двое, с ВУНы один…

— Блядь, вы чо, совсем охуели, что-ли?! — не выдержал я наглости своего призыва из других подразделений. — Ты с какого взвода? — набросился я на того, кто встал последним.

— С ВУНы. — Выпучил боец глаза.

— Ну, так и пиздуй в свою ВУНу и ждите своей очереди, блядь!

— Меня начарт ждет в парке! Он сказал, что я могу без очереди. — Настаивал на своем боец.

Я схватил парня из ВУНы за воротник, развернул и пнул ногой под задницу.

— Чо ты делаешь?! — возмутился тот.

— В очередь, блядь! В конец строя!

Солдат с ВУНы еще с секунду поколебался, потом встал за нашим взводом.

Весь этот диалог с бойцом из ВУНы слышал наш взводник лейтенант Тишинский.

— Ты язык-то свой попридержи! — подошел Тишинский ко мне и тихонько толкнул за плечо.

— Не понял? — удивился я.

— Чего не понял? Ты почему при дамах материшься?!

— При ком?

— При женщинах, говорю!

Я повернулся в сторону двух бухгалтеров, которые уже успели за свою службу наслушаться и насмотреться такого, что даже не обращали внимание на такие рядовые ситуации, когда кто-то рядом кричит, матерится и раздает оплеухи другим. Будучи военными, женщины сами, частенько, любили приукрасить свою речь бранными словами. В армии мат — это как второй по значимости язык, после русского. Объясняешь, объясняешь человеку задачу, а он не понимает — гаркнул на него матом, и сразу понял! Чудеса, да и только! Это знали все — я, ребята, что стояли в строю и даже те бухгалтера, что сами недовольно матерились на тех, кто ставит свою подпись не в ту графу при получении денег.

— Да вы чего, товарищ лейтенант? Я ж хотел, чтобы без очереди не лезли! — объяснялся я с лейтенантом.

— Культурнее надо!

Культурнее… Нашелся интеллигент. Что тут скажешь? Пару секунд я вообще не знал, что ответить Тишинскому на его» Культурнее надо!»

— Знаете, что, товарищ лейтенант, вы здесь совсем недавно, а потому многих вещей пока не понимаете. В армии все матерятся. И даже те милые барышни, с минуту назад, тоже матерились. Вы бы лучше смотрели, чтобы другие без очереди не лезли, а то наш взвод последним зарплату получит!

— Ты кого учить будешь, щенок?! — возмутился Тишинский. — Ну-ка, пойдем, поговорим!

Тишинский повел меня в ленинскую комнату, где мы остались с ним вдвоем на едине.

— Ты не охуел ли, случаем, солдат? — Пошел в наступление лейтенант.

— Никак нет. — спокойно отвечал я.

— Ты кого службе учишь?! Без тебя разберусь, что я должен делать, а чего нет!

— Да, пожалуйста.

— И чтобы не матерился больше при женщинах тех!

— Да я вообще туда больше не пойду! Свою зарплату я уже получил, а вы сами теперь стойте и отгоняйте тех, кто без очереди!

Надо ли вам сейчас рассказывать, как Тишинский на меня разозлился? Как скрипели его зубы в тот момент и как быстро забегали глаза…

— Хохлов, ты ебанутый?! — лейтенант подошел ко мне вплотную и начал тыкать пальцем меня в грудь. — Ты совсем без страха.

— Руки убери от меня! — отвел я руку лейтенанта в сторону.

— Тебе въебать что-ли?!

— Ну, въеби!

Каждый раз, когда кто-то из офицеров указывал мне на мое место — я командир, а ты подчиненный, — у меня возникало чувство дежавю — все по шаблону!

— Ты что думаешь, что ты бессмертный?!

— Слушай, лейтенант, ты сам начал. Чего ты от меня хочешь?

— Ты мне не тычь!!!

— Да как скажите. Я вашу работу выполнял — заботился о своем коллективе. Вам что-то не понравилось. Не нравится — сами разгребайте. Если у вас все, то я пойду. Разрешите идти?

— Смотри, Хохлов, довыебываешься! — пригрозил мне лейтенант и вышел первым.

Неприятная ситуация, что тут скажешь. Именно с того дня наши отношения с Тишинским не заладились — он откровенно недолюбливал меня, я же старался его максимально игнорировать, либо просто избегать, чтобы не раздувать конфликт. Тишинского бесил тот факт, что его замемстителем был сержант Беда, недавно прибывший из учебки, который никак не мог справиться с взводом. Каждый раз, когда у Беды что-то не получалось, Тишинский шел ко мне и отдавал распоряжения через меня, зная, что я могу повлиять на свой коллектив. Вскоре Тишинский и вовсе обходил Беду и отдавал все распоряжения мне, что неуклонно вело к тому, что моя должность должна скоро смениться на замкомвзвода.

К завершению этой главы, не могу не упомянуть тот факт, что вскоре, Тишинский сам матерился направо и налево! Причем общество женщин его больше не стесняло при выборе острых фраз и колких выражений.

ДЕВЯНОСТЫЕ

В этот же вечер, когда мы с Тишинским разругались из-за очереди к бухгалтерам, ко мне подошел Акай и сказал, что пару бойцов из его первой батареи на меня жаловались за то, что я им беспричинно отвесил пару хороших подзатыльников.

— Хохол, так дела не делаются! Кто дал тебе право трогать моих солдат? — возмутился Акай.

Я объяснил Акаю сегодняшнюю ситуацию, где его бойцы без уважительной причины пытались пролезть без очереди на получение зарплаты, за что и получили свои добрые подзатыльники.

— Я бы мог им и в морду дать от всей души, но, осознавая, что это твои бойцы, все же дал им детского подзатыльника. Не думал, что ты из-за этого будешь разбираться.

— Я разбираюсь по любому поводу за своих солдат, так как они мне платят за это. Но здесь твоя правда. И, тем не менее, если еще раз столкнешься с такой ситуацией, то позвони сперва мне, чтобы непоняток небыло.

— Я бы позвонил, да телефона нет.

Да, телефон в то время решал многое! Один только факт, что у тебя есть трубка, говорил о том, что ты уже чего-то стоишь, так как телефоны в нашей части отбирались «на раз». Как только кто-то из кавказцев, либо старослужащих увидят у вас телефон, то можете уже попрощаться с дорогой игрушкой. Если же дорогая игрушка все еще при вас, значить вы чего-то стоите, раз смогли отбить свои интересы перед другими.

— Если хочешь расти и быть при делах, то без телефона не обойтись.

Акай уже собрался уходить, но я его окликнул:

— Акай, что значить «они тебе платят»? — не выдержал я своего любопытства.

— Ты чего, Хохол, с луны свалился что-ли? — Удивился Акай.

— Да нет, с Тюмени…

Акай ухмыльнулся.

— Ты вообще зачем дедов своих подвинул?

— Ну, так, чтобы жить нормально.

— Этого недостаточно, нужно из этого извлекать выгоду.

— Выгоду? — удивился я.

— Этак ты братан далеко не уедешь. Ладно, после отбоя заскочи ко мне и мы поговорим.

После вечерней поверки Акай пригласил меня к себе в каптерку, где подробно рассказал за кружкой чая обо всех дополнительных доходах в армии.

— Если хорошо постараться, то на дембель можно и на своей машине уехать. Главное везде искать рыночный спрос, братан. Вот смотри — какой самый ходовой товар в армии?

— Телефоны? — предположил я.

— Точно. Не каждый может себе позволить такую игрушку. Не обязательно отжимать телефоны и заниматься его перепродажей. Достаточно иметь один сотовый, чтобы на нем заработать. Сколько человек в твоем взводе имеют телефоны?

— Ни одного.

— А сколько из твоих парней хотят позвонить домой?

— Все.

— Вот тебе и спрос. Осталось только предложение. Если у тебя телефон, то считай у тебя собственный банкомат. Все будут бегать к тебе и просить позвонить домой. Естественно эта услуга не бесплатна — один недолгий звонок сто рублей. Одна длинная смс 50 рублей.

— А если у солдата нет денег, а домой он хочет позвонить?

— Это нормально. Просто вы заранее обговариваете, что звонивший попросит своего абонента пополнить баланс твоего телефона.

— Не плохая математика! — улыбнулся я таким перспективам. — Сегодня вечером ты сказал, что твои солдаты тебе платят. В каком смысле?

— А ты как думаешь? Раз в месяц, в день зарплаты, мои солдаты отдают мне по сто рублей.

— За что?

— Ну ты деревня, Хохол! — улыбался Акай. — Ты думаешь, что я просто так хожу и заступаюсь за своих бойцов? Они, конечно, с моей батареи, но когда меня ваши били, ни один из них за меня не заступился. Почему же я сейчас за них заступаюсь?

— Потому, что они тебе платят?

— Конечно! Вот такая вот бухгалтерия, Хохол! Тебе нужно было хорошо подумать, прежде чем менять власть в своем взводе. Теперь, раз уж ты у руля, то нужно догонять ситуацию в ускоренном темпе и разбираться что к чему.

— Прям как в девяностых. А с других батарей тоже платят?

— Э, нет, Хохол, слишком много вопросов ты задаешь. Пусть другие подразделения тебя не касаются. У тебя есть твой взвод и в него пока никто не лезет. Не знаю почему, но Зарубек намекал, чтобы тебя не трогали. Ты не простой парень, это сразу видно. Что-то в тебе есть. Будь собой и все будет нормально.

Попрощавшись с Акаем я ушел в свой кубрик, где долго не мог уснуть, размышляя о дополнительном заработке. Идея стара как мир, но ведь она же и опасна. В любой момент один из солдат может побежать в прокуратуру и пожаловаться, что у него вымогают деньги. Но и с другой стороны соблазн дополнительных доходов. Тем более Акай сказал, что в наш взвод другие не лезут, но ведь это только пока — как только кавказцы узнают, что мы не получаем ник копейки со своего взвода, они просто возьмут его под свое крыло. Невольно вспомнились слова Женьки Ларина, перед тем, как он увольнялся — «Хохол, с нашего взвода никто и никогда не имел. Пусть так все и остается!» Никто и никогда из других подразделений — вот о чем говорил Женька. Если с твоего подразделения имеют деньги другие люди, то значить тебя в авторитет не ставят и не считаются с твоим мнением. В общем, как ни крути, но все размышления сводились к одному — пора серьезно поговорить со своими подопечными…

Утром, после завтрака, дивизион ушел в парк. Там же в боксах я собрал Серегу, Димку, Марата и Сашку, чтобы обсудить вчерашний разговор с Акаем.

— Если сами не будем со взвода иметь, то это будут другие. — Подвел я итог.

— Идея хорошая, но как их заставить нам отдать деньги? — Димка почесал затылок.

— А как ты заставил себе заправлять кровать? — намекнул я Димке на грубую силу.

— А это не будет означать, что мы возвращаемся к старому и все начнется по новой? — Серега сомневался в моей затеи.

— Здесь мы не просто отбираем деньги у бойцов — мы продаем им услуги.

— Чего продаем? — не понял меня Марат.

— Ну вы чего?! Они нам деньги, причем не такие уж и большие, а мы им защиту!

— Типа антивируса? — улыбнулся Гурбанчик.

— Дима, блядь, какой нахуй антивирус! — не выдержал я, и все засмеялись.

— Как какой — Касперского… — не поняв нашего смеха, наивно ответил Димка, чем еще больше усилил наш смех.

— Ладно, пацаны — шутки шутками, но у нас есть выбор. Либо мы сами собираем деньги с наших солдат, либо это делают даги в обход нас. Какой из двух вариантов вас устраивает?

Все как один сошлись во мнении, что первый вариант намного лучше и выгодней второго.

И так, первая часть плана была выполнена — поговорить со своими товарищами и убедить их в правильности моего решения. С этим особых проблем небыло. Теперь стоял другой вопрос — собирать деньги со всех, либо только с молодого призыва. В принципе, мы имели влияние над всем своим взводом и даже над дедами. Но у последних мы и так уже отняли их право на управление взводом и возможность не работать в рабочих командах. И пока наши дедушки с этим мирились. Если же мы еще и деньги начнем у них забирать, то они могут и не выдержать и, кто-нибудь из них, а может и все сразу, побегут жаловаться в прокуратуру, мол последние деньги у них отбирают. Со своего же призыва осуществлять сбор намного проще — они и так напуганы ситуацией во взводе и еще толком не обжились. Если не побежали жаловаться когда их принуждали к грязной работе, то и по поводу денег не побегут.

После отбоя мы собрали свой призыв в нашей каптерке.

— В общем так, пацаны. — начал я вступительную речь. — С сегодняшнего дня вы каждый месяц будете отстегивать нам по сто рублей. Вопросы есть?

Все отрицательно помотали головой.

Вот тебе раз… Я уже приготовился к долгой и принужденной беседе, а тут один вопрос — один положительный ответ. Я даже растерялся. Мы с парнями переглянулись в легком недоумении.

— Ну… Это, если вопросов нет, то можете идти спать. — Распустил я ребят по койкам.

— Стоять! — Остановил Серега парней. — Зарплата только вчера была. Скидывайтесь, давайте!

Вот так Серега! Об этом я и не подумал — действительно, зачем тянуть до следующей зарплаты, когда она только вчера была.

В общем, бойцы сходили за своими деньгами и принесли их нам. Не сказать, что мы сильно поживились, но доход был довольно не плох — порядка тысячи рублей.

— И что теперь? — Глядя на собранные деньги спросил Димка.

— Купим телефон. — Уверенно ответил я, собрал деньги в кучу и убрал их в сейф, что стоял в нашей каптерке.

Так мы начали зарабатывать небольшие деньги, помимо своих зарплат. Мы купили через Акая старенькую нокию фонарик и начали продавать звонки своим же солдатам. Все как и говорил Акай — сто рублей звонок и пятьдесят смс. Однажды к нам в каптерку постучал парень из третьей батареи и попросил позвонить.

— Не понял, у твоих дедов нет в батареи телефона? — Удивился я визиту бойца из соседнего подразделения.

— Есть, но у меня денег нет, а в долг сержанты не дают.

— Ну, так и мы не благотворительный фонд! — Возразил Серега.

— Мне сказали, что с вами можно договориться.

— Кто сказал? — Не понял я.

— Ребята с вашего взвода сказали, что вы с пониманием.

Что ж, неплохую рекламу нам делают наши бойцы.

— И что ты хочешь нам предложить? — Спросил я.

— Мне месяц назад родители посылку должны были выслать. Очень богатую посылку! Там много всяких сладостей. Собственно мне и нужно позвонить, чтобы узнать когда ее отправили. В общем, как только я получу посылку, то сразу делюсь с вами половиной, а это больше ста рублей.

Я переглянулся с Серегой, тот утвердительно кивнул головой. Тогда я достал из сейфа телефон и передал его пареньку. Как правило все звонки совершались в нашем присутствии, чтобы не наболтали лишние минуты. Паренек с третьей батареи управился за полторы минуты.

— Спасибо, пацаны за понимание! — отдал нам телефон боец третьей батареи. — Как только посылку получаю, сразу к вам.

Через пару дней на нашем столе стояла картонная коробка с обилием разных вкусностей, которые в разы превышали стоимость звонка в сто рублей. Тогда же мы решили, что не плохо будет брать плату за звонки товаром. Если у вас нет денег и абонент ваш не хочет за вас платить, то можно рассчитаться, к примеру, сигаретами. Потом мы и вовсе сделали таксу в восемьдесят рублей, что прибавило к нам клиентов с других батарей. Пожертвовав двадцатью рублями, мы выиграли намного больше. Все батарейные стали теперь бегать к нам, так как наша такса намного дешевле, чем у других. Мы даже смогли купить себе по телефону каждый!

Но это все долго не продолжалось.

Вечером в дверь нашей каптерки, без стука, зашел капитан с противотанковой батареи. Не говоря ни слова он подошел к Сереге и ударил того по лицу.

— За что?! — не понял Сергей.

— Ключи от сейфа! Бегом! — брызгал капитан слюной.

Кроме Сергея в каптерке был я и Димка. Ключи Димка всегда хранил у себя.

— Еще раз повторю и отхуярю вас всех троих! — орал капитан.

Я кивнул Димке, чтобы он открыл сейф.

Капитан словно знал, что там лежат наши телефоны. Кто-то слил ему информацию. Возможно кто-то из батарей устал с нами конкурировать и проболтался капитану, что у взвода управления есть телефоны. А, так как, в наше время телефоны были под строгим запретом в армии, то офицер имел полное право изъять дорогие игрушки.

— Еще раз увижу у кого-то из вас телефон, я его вам в задницу засуну! — фыркнул на последок капитан и скрылся с нашими телефонами.

— Вот тебе и рыночный спрос и налоговая служба. — разочаровано прошептал я вслед капитану.

После случая с капитаном мы стали осторожнее. Один из телефонов стоял на зарядке под бушлатами и капитан его попросту не заметил. С батарейными мы иметь дела перестали — звонки совершали только наши ребята со взвода. Денег это много не приносило, но и проблем не доставляло.

НАРЯД ПОНЕВОЛЕ

Взвод ушел в парк. Его повел молодой младший сержант Беда. В парке планировался обыденный будний день — уборка территории, после чего солдаты просто склонялись между боевых машин. Мы с парнями, я, Марат, Сергей и Димка, решили не идти с дивизионом и остались в казарме, чтобы хорошенько выспаться. Конечно же, это было против правил, но мы уже привыкли их нарушать.

Каждое утро, после команды дневального «Дивизион, подъем!», мы не торопились вставать из своих теплых постелек. Назначенный замкомвзвода сержант Беда постоянно подходил к нам, чтобы разбудить:

— Хохол, вставай. Хохол, подъем. — не приказывал, а просил сержант Беда.

— Беда, иди нахуй! Не мешай спать! — переворачивался я на другой бок, чтобы не слушать надоедливого сержанта.

— Ну, Хохол! Ну, пожалуйста! Меня Перов выебет! Ну, вставайте!

Я хватал, что обычно ближе под рукой находилось — тапок, либо мыльницу из тумбочки и швырял его в Беду. И так каждое утро. Из-за того, что взвод не в полном составе на построении, ругали, конечно же замкомвзвода. Тишинский был занят приемкой-передачей от нашего старого взводника и редко появлялся на построениях. А посему все тумаки от командиров доставались сержантам, в частности сержанту Беде. В общем, фамилию «Беда», парень оправдывал полностью, так как получал тумаки и от нас и от вышестоящего руководства.

Мирно посапывая в своей кровати, сквозь сон, я услышал то, чего меньше всего хотел, а именно, команду дневального: «Смирно!» Ничего хорошего для нашей четверки это не означало. Если дневальный подал такую команду, то, значить, в казарму зашел офицер ранга не ниже среднего. Этим офицером был майор Кузнецов.

Сразу, после команды, мы подорвались со своих кроватей, и начали их поправлять, чтобы нас не заподозрили в том, что мы спали. Надежда на то, что Кузнецов не зайдет в наш кубрик была наивной, так как майор, сразу же пошел по дивизиону, чтобы проверить порядок в расположении. Наш кубрик был первым справа.

— Опаньки! — почему-то, обрадовался майор, когда увидел нас в кубрике. — Ну, и что мы здесь делаем?

Что, что… спим, что же еще. И почему мы сразу не придумали, чем будем мотивировать свое присутствие в казарме, когда весь дивизион находится в парке. Чтобы такого ляпнуть, чтобы оправдать всех четверых? В голову ничего путного не приходило.

— Да мы за вещами заходили. — попытался выкрутиться Марат.

— И попутно решили вздремнуть. — утвердительно сказал начальник штаба.

Все-таки просек, что мы спали. Ну конечно, кровати, хоть и заправлены, но лица были заспаны. Глупцы. На самом деле, чтобы вас не заподозрили, что вы спали, есть ряд простых правил, которые помогут вам выкрутиться, когда вы попадете в ситуацию, схожую с нашей. Все, кроме меня, этого просто не знали. Во-первых, нужно всегда спать на спине. Это поможет вам избежать следов от подушки на вашем помятом лице. Пацаны же спали на боку. Сапоги, желательно, не снимать — просто свести ноги с кровати, чтобы не запачкать одеяло. Так вы сможете быстро соскочить с кровати, не будете тратить время на одевание обуви, и вам останется просто поправить за собой одеяло. Разбирать постель, естественно, ни в коем случае не надо, если вы спите «не законно», так сказать, «по фишке». И никогда не выключайте свет. Нужно научиться спать с включенным светом — это поможет вам избежать заспанных глаз. Глаза, даже под веками, будут более привычны к свету, из-за чего вам не придется щуриться, когда вы проснетесь. У вас нет пролежней на лице, ваши глаза не заспаны, кровать прибрана, а значить вы не спали. Остается лишь найти причину, которая привела вас в казарму.

— Да мы не спали, товарищ майор. — пытался объясниться Марат.

— Ты это зеркалу расскажи! — начинал злиться Кузнецов.

Да, зеркалу было, что рассказать. У всех, кроме меня, рожи были мятые, а глаза сонные.

— Короче, мне некогда с вами нянчиться. Сейчас принимаете наряд по дивизиону у третьей батареи, и заступаете вне очереди. Ты дежурным. — майор указал на Димку Гурбанова, так как он, единственный кто был с сержантскими лычками на плечах. — остальные дневальные. И чтобы к обеду, вы уже заступили!

— Есть. — опустив головы, пробубнили мы, заслушав свой приговор.

Я никогда не стоял дневальным по дивизиону. И теперь, когда мы смогли завоевать свой авторитет во взводе, нас ставят дневальными, что ударяло по нашему, извиняюсь за тавтологию, авторитету. Если ты дневальный, значит, ты должен мыть полы, прибираться в туалете и на улице. Было только одно место, где не нужно было наводить порядок — это тумба. Ты стоишь на тумбе, перед входом, как кремлевский солдат, и встречаешь всех, кто входит в казарму.

— Я на тумбе! — быстро зарегистрировал я себе местечко.

— Я на улице! — подхватил Марат.

— Чо-то я не понял. Я что, на параше?! — Серега, явно был недоволен тем, что ему осталось. — Парашу убирать не буду, хоть убейте!

Нужно было выкручиваться из сложившейся ситуации. Идти извиняться перед майором, было бесполезно. Нужно что-то другое. Но что? Что поможет нам избежать позорного дежурства?

— Парни, есть одна задумка. Может сработать. — в моей голове родилась идея. — Прежде чем заступит новый наряд, он должен, сначала, принять порядок и имущество у старого, верно?

— Ну, да. — закивали дружно пацаны.

— А что, если мы не примем дежурство?

— Как это не примем? — не понимал Димка.

— А просто. Нужно докапываться до каждой соринки. До каждой лампочки, что не горит. До каждой какашки, что плавает в туалете. — я посмотрел на Серегу, после упоминания про какашки, и улыбнулся.

— Да пошел ты! — огрызнулся Серега, когда понял, почему я на него посмотрел.

— Парни, кроме шуток. Докапывайтесь до каждой мелочи. Пусть устраняют. А пока они устраняют, мы будем тянуть время. Дальше по обстоятельству, может, еще чего придумаем. Если нам не удастся избежать наряда, то, хотя бы, мы добьемся с вами такой чистоты, при которой самим убираться не придется. Нам крупно повезло, что в наряде стоит наш призыв, а не старослужащие с третьей батареи. Надавим на них, прикрикнем. Думаю, выкрутимся.

Парни дружно согласились. В конце концов, это был наш единственный шанс не заступать в наряд, хотя бы, некоторое время.

Работа закипела.

Серега ушел в умывальник, где начал принимать дежурство у дневального, отвечающего за туалет.

— Так, пол грязный. Умывальники тоже. Краны, почему не чищенные?! — Сергей подошел к своим обязанностям со всей строгостью. — Здесь вообще нет ручки на кранике, так что ищи. Плитка на стенах — помой. Как закончишь, пойдем в туалет смотреть.

Тем временем Марат принимал территорию на улице.

— Я не понял, что за пыль на тротуаре? — возмущался Марат. — Почему бычки около урны, а не в ней?! Что за фантики у крыльца? Листья, что делают на твоей территории?

Пока Марат принимал улицу, я принимал у третьего дневального коридор нашего расположения.

— Взлетка грязная.

— Но я ее только что вымыл! — отстреливался дневальный с третьей батареи.

— А меня не ебет! — огрызнулся я. — плинтуса у тебя черные. Над плинтусами следы от кирзачей. Напротив вашего кубрика не горит светильник. В конце коридора, у старой оружейки, вообще нет плафона.

— Но там его давно нет!

— А в журнале передачи об этом написано?

— Нет. Все об этом знают и передают так.

— Что ж, тебе не повезло, я об этом не знаю. Так что, рожай плафон, дружище!

Задача старым дневальным была поставлена. За работой дневальных следил Димка.

Где-то, через час, вернулся в казарму майор Кузнецов.

— Дежурство уже приняли? — спросил майор у Димки Гурбанова.

— Никак нет, товарищ майор. Принимаем. — отчеканил Гурбанчик.

— Что так долго?

— Устраняют недочеты, выявленные нами.

Кузнецов промолчал. Лишь недовольно кивнул головой и прошел к себе в кабинет.

А в дивизионе, тем временем, работа просто полыхала! В умывальнике дневальный оттирал плитку зубной щеткой между швов. На улице бедолага, усердно махал веником, пока Марат, покуривая на крылечке, выискивал все новые места, где, по его мнению, требовалась уборка. И, пока старый дежурный, суматошно искал лампочку с плафоном, дневальный, тем временем оттирал плинтуса.

А время шло. С момента, когда нас поймал майор Кузнецов, прошло уже три часа. Наряд все еще не сменился.

— Дежурный! — раздался голос майора Кузнецова из его кабинета.

Димка зашел в кабинет начальника штаба.

— Да, товарищ майор.

— Вы наряд уже приняли? — Кузнецов, явно был не в настроении.

— Никак нет, товарищ майор.

— Какого хуя так долго?! — повысил голос майор.

— Наводим порядок, товарищ майор. В коридоре, так же, отсутствует плафон, что не указанно в журнале приема-сдачи.

— Этого плафона уже, хрен знает, сколько лет нет.

— Да, но в журнале об этом не сказано. — настаивал Димка на своем.

— А старый дежурный, что говорит? — немного смягчился в голосе Кузнецов.

— Ищет, товарищ майор.

— Ну-ну. Ищут они. Ладно, ступай. Через час доложишь, что и как.

Димка вышел из кабинета начштаба.

— Ну, чего там, братан? — спросил я у Димки.

— Пока ничего. Поорал немного. Сказал доложиться через час, как идут дела.

А дела наши были, довольно таки, неплохими, в отличии от дневальных третьей батареи, которые проклинали, про себя, этот наряд, этот день, и нас, за то, что заставляли их работать так, как никто из дневальных, до этого, не работал.

Когда в умывальнике дневальный вымыл пол, раковины, почистил плитку, отполировал краны войлоком с пастой Гоя до блеска, и нашел недостающие вентили на краники (скорее всего, поднялся к танковому батальону, и незаметно, скрутил у них), Серега заставил его чистить зубной пастой туалеты. На улице, на закрепленной территории, вспотевший дневальный, под руководством Марата, убрал всякий мусор, какой только можно было убрать. Однако, Марат заставил его пройтись граблями по газону, чтобы ни один листик под травой не завалялся. В коридоре дневальный мыл пол в третий раз, после того, как оттер плинтуса и стены. На этот раз я заставил дневального мыть пол с мылом, чтобы «весной пахло», и взлетка была как зеркало. Дежурный третьей батареи, где-то стырил плафон с лампочкой. Больше придираться было не к чему. И Димка пошел на доклад к начштабу.

— Товарищ майор, плафон с лампочкой нашелся. В умывальнике, на улице и в коридоре полный порядок. Мы готовы принимать дежурство.

Кузнецов вышел из кабинета, чтобы посмотреть, как мы принимаем наряд у третьей батареи. Коридор просто блестел! Плинтуса никогда не были такими чистыми с тех пор, как их покрасили. На стенах, ни одного чиркаша от кирзачей. А пол… пол словно наполирован. Да по нему кататься на коньках можно было. По всему коридору, который, еще и проветрили, витал приятный аромат мыла. Везде, как и положено горел свет. Зайдя в умывальник, Кузнецов чуть не ахнул. Краны, со всеми вентилями, просто слепили своей чистотой. Пол, также, вымыт с мылом. Плитка на стенах сверкала, швы меж плиток были белыми! В туалете, каждый писсуар был отчищен от желтого налета. Не было, абсолютно, никакого неприятного запаха. Над каждым писсуаром стоял рулон туалетной бумаги. В помещении приятно пахло мятой. На улице майора ждал, не менее, приятный сюрприз — ни одного бычка, ни листика, ни фантика. Словно сам господь Бог ступил на, отведенный нашему дивизиону, клочок земли. Все это произвело на Кузнецова приятное впечатление. Никогда еще в нашем дивизионе, так не принимали дежурство.

— Ладно, сержант. — обратился Кузнецов к Димке. — Пиздуйте в парк, и, чтобы я вас больше не видел в казарме!

— Есть, товарищ майор! — радостно сказал Димка, и побежал к нам сообщить приятное известие.

Вот так, мы пробыли в наряде около пяти часов, при этом даже не заступив. Но за это время мы навели такой порядок, который дневальные не могли навести за сутки. А что же наряд третьей батареи? Дневальные просто взмокли, пока устраняли наши замечания. Дежурили ребята себе спокойно, а тут мы, словно ураган! Пять часов мурыжили ребят, те, в надежде сдать дежурство, все исполняли, но так наряд и не сдали, и продолжили нести службу в прежнем режиме, проклиная про себя нас четверых.

ДЕДУШКА С МЕДБАТА

В книге вечерней поверки нашего взвода появилась новая фамилия — Чебыкин Е. А. Обычное явление, когда во взвод переводят нового бойца. Однако, фамилия в вечерухе уже как неделю числиться, а солдата нет. Тогда я решил проявить интерес у командира взвода по поводу этого Чебыкина, и командир мне сказал, что боец этот находиться в больничке. Получалось, что солдата перевели к нам, когда тот лежал с каким-то заболеванием в санчасти.

Время шло. Уже месяц Чебыкин Е. А. не появлялся в нашем взводе. Мне уже казалось, что такого солдата просто не существует, или же его прячут у нас заинтересованные лица — дескать солдатик служит во взводе управления, но на самом деле обитает в каких-то других краях.

Однако, Чебыкин все же появился.

Придя с взводом с ужина, я увидел в нашем кубрике крепкого, высокого паренька.

— Кто такой? — подойдя к крепышу поинтересовался я.

— Меня с медбата перевели. — глядя на меня оценивающим взглядом с неохотой отвечал тот.

— Чебыкин, что ли?

— Да.

— Как звать-то? — я улыбнулся и протянул Чебыкину руку для рукопожатия.

— Женя. — улыбнулся с натяжкой Чебыкин и пожал мою руку в ответ.

— А я Миша Хохол. С остальными еще успеешь познакомиться — они тебе расскажут, что тут и как. Лады?

— Лады.

Я уже собирался уходить, но потом решил уточнить у Евгения одну мелочь, которая для меня была важна:

— Женя, а сколько служишь-то?

— Полтора года. — гордо ответил Чебыкин.

Больше ничего спрашивать я не стал. Я лишь распорядился, чтобы парни показали Евгению свободные койки и пошел к своей кровати, чтобы переодеться.

Вы, наверное, спросите почему для меня было важно узнать срок службы Чебыкина? Я вам отвечу. Дело в том, что в наших кругах, да вообще в армии в целом, не приветствуется тот факт, когда солдат сознательно уклоняется от воинской службы в медицинских учреждениях. У нас это попросту называли «загасился от службы». Ведь, получалось, что в то время пока бойцы добросовестно трудились на благо Родине, все кто загасились по медбатам, ютились в теплых медицинских кроватках и не претендовали на тяжелые работы. Согласитесь немного обидно, не правда ли? Хотя вы можете сказать следующее — вы же тоже не работаете как все! Здесь я могу пояснить так: мы не прятались за подолом медсестрички, когда на нас наваливались проблемы одна за другой. Именно это нас и отличает. Те, кто гасятся по медчастям, убегают от окружающих их неприятностей, то есть боятся реальности и находят убежище в стенах санчасти. И все бы ничего, кроме одного «но» — когда такие загасившиеся ребята выходят из санчасти, не в силах больше найти предлога, чтобы оставаться там, они приходят в то подразделение, в котором числятся и требуют, чтобы к ним относились по сроку службы. Так делают не все, но Чебыкин оказался, как раз таки, из таких персонажей, кто живет по понятиям «срок службы — мой авторитет». Выходит, что кто-то честно трудился полтора года, и отвоевывал свое место под солнцем, а кто-то все полтора года вставал поздно, ложился поздно, медсестричек щупал, довольствие денежное получал и паек насыщенней кушал, при этом даже не почувствовал вкус настоящей службы, и автомат держал в руках только на присяге и то макет, скорее всего. А потом приходит такой вот «дед» с медбата и требует, чтобы к нему относились не по совести, а по сроку службы. И именно такого загасившегося солдата я и разглядел в Чебыкине.

Скинув бушлат и надев тапочки, я направился в умывальник, где застал курящего около умывальника Карпина Сергея.

— Новенького видел? — закуривая сигарету, спросил я у Сергея.

— Нет. Я в кубрик еще не заходил. Что за новенький-то?

— Тот самый Чебыкин, что в вечерухе числится.

— Да ладно. — удивился Серега.

— Ну да. Говорит, что уже полтора года прослужил.

— И хули с того?! — воскликнул Сергей готовый уже сходу идти осаждать пыл новоиспеченного «дедушки».

— Не суетись, Серега. Давай глянем, как себя поведет.

Мои предположения по поводу Чебыкина оказались правдивыми. Более того, пока мы с Серегой, Маратом и Гурбанчиком распивали чаи, после отбоя, в каптерке, наши покорные «дедушки», затаившие на нас обиду, рассказывали Евгению о недавних событиях, которые имели место быть. Шептали, что их по беспределу обнаглевшие «слоны» хлопнули, и что надо их угомонить. Видимо, увидев в Чебыкине довольно серьезного союзника, наши подопечные «дедушки» решили подбить парня на свое маленькое восстание. Однако сам Евгений, поддавшись искушению лизоблюдов, не учел одной детали — все кто его тогда окружал, были трусами, и в трудную минуту, они бы его не поддержали. В общем, как только Женя узнал, что взводом правят «слоны», он непременно решил восстановить справедливость, и ни в коем случае не идти у нас на поводу.

Утром следующего дня все было как обычно — подъем, умывание и завтрак. Это был понедельник — банный день.

Чебыкин Женя, как и все, встал, заправил кровать и пошел умываться. Ничего необычного.

Полы в кубрике мыть назначили Егорку — «дед» по сроку службы. Хоть мы и обещали, что «деды» не будут мыть полы после нашей революции… Тут уж, в общем, обманули мы. Не все «деды» мыли полы, но к некоторым снисхождения мы не проявили.

После умывания взвод пошел на завтрак под руководством сержанта Беды. Перед тем, как строиться на завтрак, мы, обычно, оставляли одного или же двух солдат, которые отбивали кровати деревянными плашками для создания ровного кантика. Я уже стоял на улице, ожидая пока выйдет личный состав, когда Гурбанчик решил оставить Чебыкина для отбивания кроватей.

— Чебыкин, отбиваешь кантики! Плашки лежат на подоконнике. — скомандовал Димка Гурбанов.

Евгений, услышав, что его назначают отбивать кровати, сразу воспротивился. Для него и так было дико, что «дедушку» заставляют работать, да еще и не кто-нибудь, а «слон» по сроку службы!

— Пусть «слоны» работают! Я свое давно уже отслужил! — фыркнул Чебыкин в сторону Гурбанчика и вышел из кубрика.

О том, что Чебыкин не стал поправлять кровати, я узнал лишь после того, как мы пришли со столовой. Гурбанчик мне все рассказал. Я решил пока не раздувать инцидент с плашками и подождать до вечера.

Следующей процедурой по распорядку дня была баня.

Дивизион построился перед казармой и по команде полковника Перова мы дружно отправились на помывку в баню. Беда вел наш взвод. Я, Серега и Димка Гурбанов шли последними в строю. Прямо передо мной шел Чебыкин Женя.

По команде Беды идти строевым шагом, я обратил внимание на то, что Чебыкин не только идет вразвалочку вместо строевого шага, но еще и руки держит в карманах.

Находясь позади Чебыкина, я пнул его по правой ноге со словами: «шагай как все, дедуля!»

То, что произошло потом, порадовало наших взводовских «дедушек» и стало неожиданностью доля меня самого.

Как только я ударил Евгения, тот молниеносно развернулся и со всей дури ударил меня кулаком в грудь.

— Сам шагай, «слон» ебанный! — кинул он в мою сторону и, не дожидаясь моего ответа, повернулся ко мне спиной, давая понять, что со мной разговор закончен!

Взвод остановился, ожидая, что же будет дальше. Серега, Саша Шейка, Димка и Марат ожидали от меня, что я тут же отвечу обидчику за нанесенный удар и оскорбление. Остальные же недоброжелатели в тайне надеялись, что Чебыкин меня не только унизит перед всеми, но и изобьет, преподав тем самым урок. А что же я? Я же решил, что затевать драку перед штабом полка, где мы проходили на то время, как минимум глупо. Еще я прикинул, что если сейчас кинусь на Чебыкина, то меня могут остановить, или же наоборот поддержать свои ребята, но и в том и в другом случае — исход для меня неприемлем, и я объясню почему: Если одолеть Евгения мне помогут со стороны, то другие скажут, что у меня кишка тонка справиться с ним в одиночку. Конечно же, я не Дартаньян, чтобы быть с Чебыкиным на «будьте любезны», но в этом конкретном случае я хотел решить проблему сам. Если бы нас разняли, то и тогда желаемого результата я б не достиг. Опять же, на открытой местности, где много разных маневров для удара, я бы просто мог не осилить Чебыкина, так как он был вдвое меня крепче. И я сделал вывод — что здесь не время и не место. Большинство во взводе, так же как и Чебыкин, сочли мой выбор за обыкновенную слабость. И я это прекрасно понимал.

— Хули вылупились?! Шагаем дальше! — обратился я повышенным тоном к своему взводу.

И взвод снова зашагал, а Чебыкин снова плелся в строю, держа руки в карманах.

Во время помывки в бане ко мне подошел Сергей и поинтересовался, что же я намерен делать с наглым «дедушкой». Я лишь сказал, чтобы никто не вмешивался, и что я решу эту проблему лично.

После бани все довольные и чистые пошли в казарму. И именно на обратной дороге у меня появился план, как разобраться с Чебыкиным.

Раз уж противник превосходит меня физически, то моим первым козырем могла бы стать неожиданность. Тогда в строю Евгений знал, что я могу ответить на его удар и был к этому готов, хоть и не подал виду, но когда я не стал ничего предпринимать, он понял, что я слаб и позволил себе расслабиться. Также для меня бы было преимуществом сразиться с Чебыкиным не в открытом пространстве, а в тесном помещении, где размахнуться руками было бы просто негде. И тогда я решил, что как только взвод вернется в казарму и начнет убирать рыльно-мыльные принадлежности в свои тумбочки, то именно тогда я и нападу на Чебыкина. Между двумя кроватями места как раз немного, и если я нанесу удар первым, то у меня есть все шансы на победу.

Уже вернувшись к казарме, когда взвод распустили, я решил выждать момент, когда все покурят и пойдут в расположение.

Я курил около крыльца казармы и поглядывал в сторону, где стояли «дедушки» с моего взвода вместе с Чебыкиным и весело что-то обсуждали. «Веселятся, суки» — злостно про себя подумал я. Конечно же, мне было неприятно, что надо мной смеются те, кто не так давно из-за меня плакал. Но они еще не догадывались, что уже через пять минут я дам достойный ответ Чебыкину, а заодно и им напомню, что свое положение во взводе они давно потеряли. Для меня также очень важен был тот факт, что Чебыкин оскорбил меня перед всем взводом, а значить и ответить ему я должен был перед личным составом.

Нельзя сказать, что я не боялся в тот момент, когда готовил на Чебыкина нападение. Боялся, еще как. Я же понимал, что тот мог меня попросту завалить и разбить все лицо, что явилось бы еще одним поводом для моих недоброжелателей посмеяться надо мной за моей спиной. Я не мог оставить все как есть и попросту закрыть глаза. Поняв, что я не такой уж крепкий духовно, «дедушки» бы вмиг нашли бы управу на меня и на моих товарищей. Как говориться: «быстрый взлет и быстрое падение!» Просить своих товарищей одолеть толпой зарвавшегося «дедулю» также не показало бы мою сильную сторону, даже наоборот, указало бы на мою слабость.

Вот Чебыкин с остальными парнями направился в казарму. Проходя мимо меня, Евгений что-то шепнул на ухо «деду» Минаю и тот заулыбался.

Я стиснул зубы.

Когда Чебыкин с взводом зашел в подъезд, я сделал еще пару глубоких затяжек табачного дыма, выбросил окурок (вместе с тем окурком я выбросил все сомнения из головы) и пошел следом за остальными.

Чем ближе я подходил к своему кубрику, тем быстрее билось сердце. Адреналин начинал бешено разгонять кровь. Я старался не думать о том, что могу проиграть схватку. Все что мне тогда нужно было делать, так это четко придерживаться своего хрупкого плана. И я придерживался.

Повернув в кубрик, я застал Чебыкина именно в том положении, в котором мне было необходимо — он как раз убирал свою мочалку в тумбочку, а значить стоял ко мне спиной в узком проходе.

Тот факт, что изначально мой план пошел, как и предполагалось, предал мне сил.

Я подошел к Чебыкину со спины, почти вплотную, и левой рукой похлопал его по плечу, чтобы тот развернулся. Конечно же, Евгений не ожидал, что в тот момент, когда он обернется на дружеское похлопывание по плечу, ему прилетит жесткий удар в лицо.

Как только Чебыкин повернулся ко мне лицом, я со всей силой ударил его кулаком по правой щеке. Тот попятился назад и уперся в тумбочку. Я решил не сбавлять натиск и ринулся осыпать Чебыкина новыми ударами по лицу и по голове. Первые пять секунд неожиданности Чебыкин закрывал голову руками, даже не отвечая на мои удары, но потом… Потом он схватил меня обеими руками, оторвал от пола, словно котенка, и попытался бросить на пол. Тут-то меня и спасло то, что проем был довольно узкий — я ухватился руками за верхние ярусы кроватей и не давал себя опрокинуть. Когда же хват Чебыкина немного ослаб, я убрал руку от кровати и со всей силы стукнул его локтем по спине. Евгений меня отпустил, но как только я встал на ноги, он ударил меня кулаком в левое ухо. На секунду я даже подумал, что потерял инициативу боя и вскоре проиграю, но отбросив эту мысль, снова кинулся на своего оппонента. Чебыкин сделал попытку броситься мне в ноги, чтобы схватить и снова попытаться кинуть, но я отпрыгнул и коленом ударил того прямо в нос. «Дедушка» обмяк. Я понял, что он начинает сдавать позицию (видимо удар коленом в нос, сильно выбил его из колеи). Воспользовавшись замешательством противника, я начал его добивать. Я бил изо всех сил. Бил локтем, коленом, кулаком. Бил и кричал:

— Нашелся, блядь дедушка! Дохуя вас тут таких гандонов развелось! Я тебе покажу, блядь дедушку!

Под громкие крики и не прекращаемые удары Чебыкин все же сдался. Он сел на колени, обжал голову руками и заплакал.

— Ай! Не надо больше, пожалуйста! — начал всхлипывать Чебыкин.

Победа! Для меня это была однозначно победа! Все кто был очевидцем того, что Чебыкин меня оскорбил, теперь стояли, раскрыв рты от удивления, и не верили своим глазам. И все надежды наших «дедушек», которые они возлагали на своего нового друга рухнули в одночасье.

Я же, до конца не насытившийся своей победой, схватил деревянную плашку с кровати, и ударил рыдающего Чебыкина по голове. Деревянная плашка треснула, из головы Чебыкина тонкой струйкой засочилась кровь.

— Будешь, блядь как все работать и кровати отбивать! Понял, гнида?! Вот этой вот плашкой отбивать! — кричал я над поверженным Чебыкиным. Потом я повернулся ко всем остальным зевакам и продолжил. — Вас всех это касается, дедушки хуевы! Забыли как той ночью сопли размазывали?! Напомнить, блядь?!

Да-а-а…Я тогда сам себя превзошел. Все решилось в какие-то считанные секунды. Видели бы вы лица тех, кто, не так давно, злорадствовал за моей спиной. Да что там другие лица, у меня самого лицо было, словно я выиграл битву века. Сейчас, даже смешно это вспоминать. Однако я смог произвести устрашающее впечатление на своих ненавязчивых «дедушек».

Оставив плачущего Чебыкина стоять на коленях, я прошел к своей кровати, сел и, взглянув в сторону поверженного оппонента, спокойным голосом сказал:

— Ты там у себя в медбате перец, а здесь ты такой же как и все. Также работаешь, также ходишь строем и также песенки поешь. И мне похуй на твой срок службы — здесь все равны! Все уяснил?!

Чебыкин утвердительно закивал головой, не вставая с колен.

Серега, наверное, не менее удивленный, чем остальные, предложил мне пойти покурить в умывальник. Мы вышли.

— Ну, ты даешь, братан! Хоть бы предупредил, что перца этого хуярить будешь, мы б подстраховали. — дружески хлопая меня по плечу подбадривал Сергей.

— Да ладно, чего уж там.- скромно ответил я, как бы давая понять, что больше не хочу развивать эту тему.

Когда мы вернулись в кубрик, то Чебыкина уже не было.

— Гильза, где Чебыкин? — обратился я к одному из дедушек.

— А он ушел. Сказал, что пошел умываться. — выпучив свои большие глаза отчеканил Гильза.

Я подошел к тумбочке, где лежали личные вещи Евгения и заглянул внутрь. Ничего. Все пожитки Чебыкин унес с собой.

— Пиздец… — тихо промолвил я вслух.

— Ты чего, Хохол?! — удивился Саша Шейка услышав, как я выругался.

— Походу наш дедушка в СОЧа ебанул! — озвучил я свое предположение и тут же принял меры, чтобы отыскать Чебыкина. — Так, Минай, давайте бегом ищите этого долбанного Чебыкина! Наплели ему своей братией всякой хуеты в уши, теперь расхлебывайте! Чтобы через пять минут здесь был!

Весь взвод подорвался и ринулся искать нашего беглеца.

Мне лишь оставалось гадать, что же будет дальше. Чебыкин мог прямиком пойти в прокуратуру и там пожаловаться на меня. В этом случае, я бы серьезно пострадал, и именного этого исхода я и боялся. Ему лишь надо было снять побои и написать докладную. Во втором же случае, он мог пойти обратно в санчасть и попросить, чтобы его снова «положили» с какой-нибудь фигней, типа «воспаления хитрости». Я молил Бога о том, чтобы второй вариант оказался верным предположением.

Как я и думал, взвод вернулся ни с чем. Бойцы не смогли отыскать Чебыкина. Оставалось только ждать.

В течении дня и до самой вечерней поверки, мы скрывали от командиров, что у нас пропал боец. Я искренне верил, что история с Чебыкиным разрешиться сама с собой.

На вечерней поверке, вместо Чебыкина букву «Я» кричал Егорка. Никто из командования ничего не заподозрил. Что ж, один день времени мы выиграли, но дальше так продолжаться не могло.

На следующий день, уже после завтрака, ко мне подошел Беда и сказал, что он специально ходил в медбат и узнавал, нет ли у них Чебыкина Е. А. Оказалось, что такой боец приходил вчера и жаловался на головную боль. В общем, как я и предполагал во втором варианте, Чебыкин вернулся туда, откуда он и пришел.

В этот же день я доложил полковнику Перову, что боец с нашего взвода Чебыкин Е. А. не успев прийти в расположение, тут же вернулся обратно в санчасть. О том, почему же все-таки Чебыкин решил уйти, я умолчал. Перов же, в свою очередь, пробубнив, что «такие солдаты ему нахуй не нужны», сделал все возможное, чтобы фамилию Чебыкина убрали из книги вечерней поверки.

Вот так вот, всего лишь один день, прослужив в нашем взводе управления, «дедушка» с медбата решил, что такая служба ему не по душе и вернулся обратно в свою теплую медицинскую кроватку.

Здесь я уже мог бы подвести черту в главе «дедушка с медбата», но на этом история Чебыкина еще не закончилась.

Дело в том, что через пару месяцев, после того, как Чебыкин благополучно покинул наш взвод, Акай пошел навестить своего земляка в санчасти. Позже Акай мне рассказал, как он увидел в коридоре сытого и довольного Чебыкина, который заигрывал с полненькой медсестричкой. При этом Чебыкин покручивал между пальцев руки дорогой сотовый телефон. В общем, парень явно был в своей тарелке. А закончилась случайная встреча Акая и Евгения тем, что у Акая появился новенький красивый телефон, а Чебыкин же, наоборот, лишился дорогой игрушки, которой он так красиво козырял перед медсестричкой. Затем, любезно передав «привет» от всего артдивизиона и от Миши Хохла, в частности, Акай удалился.

ТУАЛЕТ НАОБОРОТ

Заключать контракт можно после того, как солдат-срочник, прослужит полгода. Свои полгода я отслужил. Всего в дивизионе было два-три контрактника, зарплата которых, на тот момент, была лишь 4 тыс. рублей. В 2006 году мы, как срочники, получали около 300 рублей.

Мысли о подписании контракта меня давно уже посещали. И тут дело было абсолютно не в деньгах — я просто не хотел возвращаться домой, как бы странно это не звучало.

До того, как призваться в армию, ничем полезным я не занимался — гулял, покуривал травку, просиживал штаны за компьютерными играми. Мои сверстники стали переходить от легких наркотиков к тяжелым — внутривенные инъекции. Рассказы моих друзей о том, как это здорово сидеть на игле, начинали сманивать в сторону наркотиков.

Это круто, братан! Надо попробовать! Ты себя Богом ощущаешь!..

От ощущения быть Богом я сбежал в армию и не хотел возвращаться к этому снова на гражданке, а потому и решил остаться, подписав контракт и продлить свою службу еще на один год, вместо положенных двух. И, пока все нормальные пацаны мечтали о своем дембеле через пару лет, я же мечтал продлить свой срок службы хотя бы еще на год. Знал ли я тогда, что возможность начать колоться в армии, еще более реальна чем на гражданке? Конечно, нет. О том, что в армии можно достать все, что душе угодно, я тогда еще не знал…

В переписке с родителями я как-то намекнул на службу по контракту, на что получил категорический отказ — мол, два года и так не малый срок, так что не вздумай подписывать! Но я, все же, думал. Взвешивал все «за» и «против». Как только я начинал думать о своем дембеле по срочке, то сразу становилось как-то страшно, от незнания того, что будет ждать меня после. А здесь все ясно — тут тебя кормят, одевают, спать укладывают и разбудят когда нужно. Наверное, только тогда я смог понять тех людей, кто постоянно сидят в тюрьмах и при первой же возможности возвращаются обратно — там свой понятный, изученный мир, в котором ты себя хоть как-то нашел. И не сказать, что я нашел себя в армии, но здесь я не ощущал той тревоги, что была на гражданке — кем я буду, и что из меня выйдет. Кем устроюсь на работу и буду ли работать вообще. По сути, я отсрочивал взрослое решение, которое должен принять каждый мужчина по возвращении домой из армии. И тут меня осенило — армия ведь тоже работа! Если же мне комфортно здесь находится, то можно вынести из этого выгоду, а именно подписать контракт и получать за свою службу в десять раз больше, чем при срочной службе.

Решив, все же, подписать контракт, я направился к командиру своего дивизиона полковнику Перову. Проблем в том, чтобы стать контрактником не возникло. Подписав договор на контрактную основу, для меня ничего особо не изменилось.

Вообще привилегия контрактников, помимо зарплаты, возможность жить в городке, а не в казарме. К тому же можно сменить надоедливые сапоги на берцы. Сменил ли я свои сапоги? Нет, не сменил — я в них еще полгода прошагал, как минимум. Переехал ли я в городок? Да хрен там — все та же казарма. По сути, ничего кроме срока службы и повышенной зарплаты, для меня не изменилось. Да я и не горевал по этому поводу, так как для меня было главным продлить свой срок службы — и я это сделал.

Родителям я еще долго врал о том, что я не контрактник. Конечно же они расстроились, когда правда всплыла, но и поделать с этим уже ничего нельзя было — дело сделано.

Чуть позже ко мне присоединился Карпин Серега подписав аналогичный контракт. Что подтолкнуло Сергея подписать контракт, я не знаю. Подписал контракт и Акай. Так, постепенно, количество контракников в дивизионе стало увеличиваться.

Время шло. Весна уступила место лету. Для всех это означало, что просто настали теплые деньки и зимние лопаты сменились на метлы, для артдивизиона же, что настало время летнего полигона.

Мы приехали на месяц в поле. Повсюду стучали топоры, молотки. Где-то слышны пилы. Вся артиллерия дивизии выехала на летние учения. Солдаты обустраивали свой быт. Натягивали стропы на колья, вбитые в землю, и ставили свои палатки. Буквально, за один день, на ровном месте вырос целый палаточный городок.

Когда же палатки были поставлены, поступила команда, обустраивать туалеты. Батарейным достался общий туалет. Нашему же взводу, доверили выкопать яму под готовый деревенский туалет, сделанный для офицеров. Сравнивать офицерский туалет с солдатским, все равно, что сравнивать дорогой коньяк с паленой водкой. Солдатский туалет был жалким подобием своего названия — несколько ям, выкопанных около метра, и пара досок, чтобы не провалиться. А вокруг натянуты плащ-палатки, которые повесили, чтобы прикрывать наш срам. В общем, солдатам, как говориться, самое лучшее.

Для офицерского туалета, было принято решение копать яму в полтора метра глубиной, и сантиметров восемьдесят в квадрат. Пока бойцы, по очереди отдыхая, копали яму, туалет стоял рядышком, дожидаясь своей установки.

А вокруг продолжала кипеть работа. Солдаты, словно муравьи, все суетились, таскали доски, инструменты, веревки и прочие строительные материалы. То и дело подъезжали ЗиЛки, привозя нам деревянные щиты, сколоченные из досок, предназначенные для настила полов в палатках. Каждое подразделение старалось урвать себе щиты поновее, чтобы щелей между досок было, как можно меньше. В это же время КАМАЗы привозили поваленную древесину и вываливали ее в месте, оборудованным под дровник. Солдаты, тут же накинулись на бревна с пилами, по возможности, ища сухую древесину.

Пока копалась наша яма, к офицерскому туалету, то и дело, подбегали солдаты, чтобы справить нужду. Общие туалеты пока не были построены. Деревянный туалет был единственным олицетворением справления нужды в поле. Бойцы не знали, что туалет для офицеров, и что под ним еще не было ямы. Вот мы с Серегой Карпиным стояли рядом с туалетом и отгоняли всех, кто пытался посягнуть на офицерское строение.

— Гляди, еще один бежит. — показывал Сергей пальцем на очередного бойца, который держал курс на наш туалет.

— Вижу. — увидев бежавшего в нашу сторону солдата. — Иди нахуй отсюда! — крикнул я парню, и тот, в огромнейшем огорчении, побежал искать туалет в другом месте.

Вы можете сказать, что в поле можно сходить по нужде где угодно. Так-то оно так, но, для этого нужно было пробежать немалое расстояние, или же присесть посреди огромной стройки, на глазах у всех. Чтобы пописать, проблем не было — отвернулся в стороночку и пустил струю по ветру. Но, «по большому»… ну вы сами понимаете — тут по ветру не пустишь.

Так и стояли мы с Сергеем вдвоем, отгоняя бойцов от туалета, словно голодных волков от стада овец. Иногда наши ребята сами отгоняли солдат, когда нам с Сергеем это надоедало.

Когда яма под туалет была почти готова, на горизонте, со стороны палаток минометной батареи, появился очередной наш клиент, которому, явно не терпелось, сходить в туалет. Парень бежал очень быстро, прижимая правой рукой штаны на своей заднице. Глаза его были выпучены, что, гляди, лопнут. Лицо красное, надутое. По всему было понятно, что бедолага может и до нас не добежать — взорвется по дороге.

Мы с Серегой не стали останавливать паренька, думая, что наши солдаты его прогонят. Но, каково же было мое удивление, когда боец, беспрепятственно, открыл дверь туалета, забежал вовнутрь, и закрылся.

— Я не понял. Какого хуя вы пустили этого засранца в туалет? — недовольно спросил я у своих подопечных.

— Да заебались мы их уже отгонять, Хохол! — оправдывались парни.

— Вам же, дуракам, убирать после него! — показывая на туалет, сказал Серега.

— Мы справимся. — хитро, почему-то, улыбнулись они.

Мы с Сергеем сразу и не поняли, что задумали наши подопечные. А, тем временем, наши ребята, на цыпочках, окружили туалет, и начали прислушиваться, приложив уши к стенам.

— Хули вы там делаете, извращенцы? — сморщив лицо в неприятной гримасе, спросил Сергей.

— Сейчас увидите. — шепотом ответили они.

Мы решили не вмешиваться, чтобы посмотреть, что задумали наши бойцы. Нам с Сергеем было очень интересно, как же дальше будут развиваться события. А что же наши солдаты? Эти «шутники», подслушивая, дождались, когда бедолага начнет справлять свою нужду. В принципе, можно было и не подслушивать, так как, даже мы с Сергеем, стоя за десять метров от туалета, слышали, как паренек «рвет воздух на части». Я думал туалет развалиться.

— Нихуя себе! Какбы туалет не развалился! — прокомментировал характерные звуки Сергей.

Как только паренек приступил к своей необходимости, наши бравые ребята, зашли с боку туалета, навалились на него руками, и толкнули в сторону. Туалет покачнулся и свалился на бок.

— Даже я бы, до такого не додумался. — Без грамма шутки сказал я.

— Согласен — печально глядя на перевернутый туалет, согласился со мной Сергей.

Туалет лежит на боку. Дверь его закрыта изнутри на щеколду. Тишина. Странно даже. Почему боец внутри молчит и не пытается выбраться? Мы все молчали, возможно, секунд двадцать. Не дождавшись ни каких признаков жизни из туалета, я приказал парням поставить его на место:

— Поставьте туалет обратно!

Парни обхватили туалет, приподняли, и поставили в прежнее положение. Как только туалет встал вертикально, дверца его открылась, и нашему взору предстал парень из минометки.

— Дерьмодемон. — прошептал Сергей, видимо вспомнив отрывок из фильма «Догма».

Даже не спрашивайте «почему?», но тот парень улыбался! Он так широко улыбался, что мне стало не по себе. Я даже подумал, что он сильно стукнулся головой. Все его штаны были измазаны дерьмом. Его китель, сапоги, руки, да весь он был в дерьме. Но он улыбался! Возможно, он был довольный потому, что успел, все-таки, справить свою нужду до того, как его опрокинули, но, чем так, то лучше в штаны набульбенить. Но его это, явно не заботило. Он лишь натянул свои запачканные штаны, обвел нас довольным взглядом и, ничего не сказав, так же быстро убежал, как и прибежал.

— Ничего не понимаю. Обосрался и довольный. Они там, в минометке, совсем без комплексов, что ли? — рассуждал в слух Сергей. — Ну и срал бы на улице.

Я ничего не стал говорить Сергею, но вот своим подопечным высказал:

— Ну и нахрена? А если бы вы там обосрались? — осуждал я своих ребят. — Надо было прогнать его, как и остальных. Нихуя не смешно.

Парни промолчали, опустив, виновато, свои взгляды в землю.

Через полчаса туалет стоял на нужном месте. Пришел офицер с первой батареи и закрыл его на ключ, чтобы солдаты в него не ходили. А тот бедолага, что какал вверх ногами в туалете наоборот, еще неделю не выходил у меня из головы. Я все думал, где он будет стираться, если воду к нам еще не подвезли?

НЕУДАЧНАЯ ЭКСКУРСИЯ

Летний полигон в самом разгаре. День выдался довольно жарким. Подвел только порывистый ветер, который то и дело завывал между стенок палаток. В перерывах, когда ветер утихал, мы с парнями выходили на переднюю линейку попинать мячик и позагорать.

Обыденное полевое воскресенье — кто в футбол играл, кто просто валялся в палатке на деревянных нарах, а кому то и не лень было поработать: механики чуть ли не каждый день часами пропадали в парке у своих машин — делали вид, что чего-то ремонтируют, а сами спали в загашниках.

Почти все офицеры разъехались на выходные по домам к своим женам и детям. С личным составом остались только замполиты, так как воскресенье — это день, когда они являются ответственными.

Тот воскресный день не предвещал ничего плохого и неприятного до тех пор, пока Зарубек и еще двое дагестанцев не захотели пойти в полевой туалет «сходить по большому», и пока начарт майор Волк не решил приехать в полевой лагерь со своей женой и дочкой.

Но все по порядку.

На то время полевой туалет представлял собой вырытою траншею длинной два метра, шириной один метр и глубиной метра полтора. Поверх ямы были уложены по две доски с интервалом 50 см, чтобы на них можно было опереться двумя ногами и присесть на корточки. Таким вот образом солдаты «ходили по большому». Стенки же туалета заменяли плащ-палатки прибитые к ветхому каркасу из тонких брусков. Крышу над головой заменяло бескрайнее небо. Вот такой вот нехитрый, ненадежный туалет был у нас на летнем полигоне, в отличии от офицерского, который был сколочен из дерева. Такие туалеты, как у офицеров, сплошь и рядом стоят в деревнях и на дачах. Ничего не скажешь — офицерам все самое лучшее.

Вернемся к Зарубеку и его двум товарищам, которые уже присели дружненько на корточки, склонив свои волосатые зады, над черной туалетной бездной и принялись усердно выдавливать весь свой суточный рацион. В это время на заднем дворе около столовой (ПХД) припарковал свою машину майор Волк, приехавший в лагерь со своей женой и дочкой. Беззаботная семья во главе начальника артиллерии направилась в его палатку. Майор рассказывал, как он усердно выживает в суровых полевых условиях и какой он замечательный и справедливый командир. На ходу Волк показывал палатки и объяснял назначение каждой из них:

— Там у нас умывальник. Вон там вот наш штаб дивизиона, а здесь… — Волк запнулся, когда, указывая рукой на солдатский туалет, он увидел как три огромные волосатые задницы, проглядывающиеся через срываемую ветром плащ-палатку, усердно давят вчерашний ужин. Плюс ко всему ветер болтал не только плащ-палатки, но и то, что висело у парней между ног.

Разумеется, всю эту картину увидели и жена Волка и его бедная дочурка, которой на тот момент было не больше восьми лет.

— Ну, суки! Я вам устрою! — прошипел сквозь зубы майор и, взяв жену с дочкой за руки, быстрым шагом направился к своей палатке.