18+
Однажды ты меня найдёшь…

Бесплатный фрагмент - Однажды ты меня найдёшь…

Объем: 144 бумажных стр.

Формат: epub, fb2, pdfRead, mobi

Подробнее

Стихи Ирины Телесовой.

Тепло. Лампово.

Нежная поэзия, светлая, чистая, лёгкая и трогательная, полная любви и веры в чудо и в сказку.

***

Однажды ты меня найдёшь.

В сентябрьский сумрак, серый, рваный,

Засунув пустоту в карманы,

Забыв про зонт, шагнёшь под дождь,

Пигмеем став от нелюбви,

Дрожа от холода и страха.

Большая подойдёт собака,

Лизнёт ладонь, мол, по пути.

Там, где, срастаясь с тишиной,

Деревья сторожат границы

В иное, этот мир иной

Меняет город, судьбы, лица.

Скрипит цараписто фонарь.

Медовый сумрак пьян и весел.

И хоть сентябрь отнюдь не май,

Сиренью пахнет рыжий ветер.

Свернёшь направо. За углом,

В твоём родном привычном сквере,

Увидишь вдруг возникший дом.

Толкнёшь незапертые двери.

Приветливо мигнёт окно

И медью звякнет колокольчик.

Ты словно посмотрел кино

Про холод, страх, тоску и дождик.

И позабыв, как страшный сон,

Все неудачи и потери,

Вернёшься в свой любимый дом.

И вспомнишь про миры и двери.

Здесь лунных бабочек ажур.

За стойкой дремлет фрау Марта.

И украшает абажур

Географическая карта.

Разносят водку и абсент

Героям вечного Ремарка.

И на ходу прибрав акцент,

Котяра чёрный шаркнет лапкой.

Ты прячешь радость под ребро,

Ты счастлив, что каноны лживы,

Что ты живёшь давным-давно,

Что смерти нет, а сказки живы.

Я буду ждать и слушать дождь

За дальним столиком у двери.

Однажды ты сюда придёшь.

Однажды ты в себя поверишь.

***

Когда голубые тени прилягут на кость порога,

Когда мотылёк последний укажет зиме дорогу,

Когда колесо сезонов найдёт квадратуру круга,

По свету пойдёт ежонок искать дорогого друга.

Сложив в узелок надежду, зажав в кулачке тревогу.

Так трудно, когда ты нежный, покинуть свою берлогу.

Когда сотни дел треножат, так было и есть извека.

Особенно если ёжик в обличии человека.

А где-то, покинув офис, спустившись бегом в подземку,

Под мышку упрятав кукис и новый роман-нетленку,

В рюкзак положив заботу, любовь и смешной фонарик,

На поиски вышел кто-то, медведя напоминая.

И как-то однажды… Верю! Надеюсь, не слишком поздно.

Окажутся теми двери. Удачно сойдутся звёзды.

И встретятся ёж с медведем. Счастливой монеткой солнце.

И скажет медведь: «Я верил!» А ёжик ему: «Нашёлся!»

***

Драконья мама делает печенье.

Драконьей маме по ночам не спится.

У сына сто десятый день рожденья.

Сын любит шоколадное, с корицей.

Сказал: «Уеду! — начитался мифов. —

В тот книжный город, где дома и люди.

Им плохо без драконов, гиппогрифов.

Они живут… но думают о чуде».

— Пойми, малыш, нам путь туда заказан.

У них коты, собаки, птицы, звери.

Для них мы персонажи страшных сказок.

Неверье закрывает в чудо двери.

Володьке пять. Он, раздобыв бумагу,

Пускает самолётики с балкона.

Ему хотели подарить собаку,

А он всё просит завести дракона.

И печь побольше каждый день рожденья:

Корица, шоколад, чуть кардамона.

В карманах вечно крошки от печенья.

Нет, сам не любит. Это для дракона.

А лет в двенадцать каждый понимает —

Здесь взрослый мир, и в нём свои законы.

Но выше крыши по небу летает

Воздушный змей, похожий на дракона.

Потом по кругу: школа, ВУЗ, работа.

Айтишник с бородой. Слетали в Ниццу.

Рутина, быт, проблемы и заботы.

И вроде, говорят, решил жениться.

А ночью — крыша. Если вдруг не спится.

Чердак давно обжит и обитаем.

— Держи вот. Шоколадное, с корицей.

— Запрыгивай, дружище, полетаем.

***

Сидели в сквере почти что люди,

О чём-то спорили горячо.

А кошка… Кошка пусть тоже будет,

Хоть кошка, в общем-то, ни при чём.

Потом на кухне за чашкой чая:

«Намажь варенье», «отрежь батон»,

«Я беспокоюсь», «люблю», «скучаю».

Ну а без кошки и дом — не дом.

Они б, наверное, удивились,

Но вряд ли стали б о том жалеть,

Что пропустили коронавирус,

Что пропустили случайно смерть.

А ночью звёзды. А ночью крыша.

«Укутай горло», «надень пальто».

И кошка с ними на крышу вышла.

Без кошки крыша — совсем не то.

Сегодня, завтра… всё так же будет.

И даже, скажем, лет через сто.

А кошки… Кошки почти что люди.

Почти что ангелы. Если что.

***

— Родиться лучше всё-таки весной, под шум ручьёв, весёлый стук капели.

— А где мы встретимся?

— Мы встретимся в апреле, звенящем сотней птичьих голосов.

— Как будем жить?

— Мы убежим в июнь. Вся наша жизнь — одно большое лето — так много в ней любви, тепла и света! И дверь свою закроем на засов.

— А где наш дом?

— Дом будет в сентябре. В опятах пень, как рыжий нос в веснушках. Мы травами набьём свои подушки и строчками стихов украсим день.

— А где мы будем спать?

— Для сна — февраль. Медвежий, лютый, ветреный и снежный. Но для двоих зимующих он нежный. Давай всё время вместе зимовать.

— Ну а потом?

— Всё повторится вновь. Рожденье, встреча, жизнь, любовь и вечность. И нежных душ влюблённых бесконечность. И быстротечность с правом на любовь.

***

Он приходит с работы и сразу к ней,

Не снимая пальто, не закрывши дверь.

Он целует любимый курносый ноc:

— Посмотри, моя лапа, что я принёс.

Ты спала? Не вставай, — поправляет плед, —

Подожди, приготовлю тебе обед.

Закупился едой… Только то? Не то?

Наконец, он снимает с себя пальто.

А она отрешённо глядит в окно.

За окошком позёмка, февраль, темно.

И она покидает уютный плед,

Выгибает спинку, идёт на свет.

У него на столе остывает чай.

У неё в глазах, как всегда, печаль.

— Ничего, так бывает, не голодна.

Он грустит: «Это снова моя вина».

А она вернётся к себе в кровать,

Будет щурить глазки и вспоминать

Свою жизнь человечью и этот дом.

И как кошкой она родилась потом.

***

Крылечко, окошки, ставенки.

Плетень, воробьиный рой.

В избушке жил гномик маленький.

А думал, что он большой.

Скорлупки, сюртук поношенный,

Залатанный колпачок.

В кормушке — для птичек крошево.

За печкой поёт сверчок.

На ветках висят фонарики,

А в печке сидит калач.

Он был не сильней комарика,

А думал, что он силач.

Кормил мотыльков и ёжиков.

Растил под окном цветы.

А в дождь перочинным ножиком

Своим мастерил мосты.

И шёл по мостам над лужами

Жучков, муравьёв народ,

И думал, что очень нужен им,

Кто в бурю весь мир спасёт.

***

Он не помнит, кто он и откуда,

Дождик, заплутавший в сентябре.

Просто он умеет это чудо —

Помогать упавшему тебе.

Если ты несбывшееся море,

Если ты погасший звёздный свет,

Если ничего нет, кроме боли,

Он звонит и говорит: «Привет».

И играет до утра на скрипке —

А ты слышишь нужные слова.

И ты снова море, скрип калитки.

И ты снова можешь подпевать.

Если слышишь, плачет скрипка-ветер,

Знай, что кто-то помнит о тебе.

Просто он дежурит в этот вечер

По твоей заплаканной судьбе.

В сентябре не переживший боли.

Как струна звенящая тонка.

Просто он когда-то был тобою,

Так и не дождавшимся звонка.

***

Причудливой вязью распишут дворы

Коньки и салазки.

На белых снежинках, как сны детворы,

Спускаются сказки.

В мерцающем свете встревоженный лик,

Искрятся поленья.

И я буду рядом молчать о любви

Танцующей тенью.

И хрупкая линия узеньких плеч

И тонких запястий.

Я буду учиться хранить и беречь

От бед и несчастий.

Ведь это так просто — молчать о любви

С тобою лет двести.

Ты будешь миры сочинять и стихи,

А я на них песни.

Дрожащие нимбы седых фонарей

И влажные стёкла.

На них нарисуем забавных зверей,

Влезающих в окна.

Плывущий драккар и знакомый дракон,

Летящий по небу.

Легенды и сказки чужих городов,

В которых нас нету.

Ещё нарисуем усталый маяк

И тёплое море,

Солёные цепи, компас, якоря.

Гонителя горя.

Хранителя счастья с большим фонарём

Из света и палок.

Свидетелем станет конвой воробьёв

Дворовых и галок.

И если зачем-то скрестили пути

Надёжно и нежно,

Так это хранить друг у друга внутри

Тепло и надежду.

***

Дорога без конца и без начала:

Вокзалы, пункты, станции, причалы.

И мы по ней то шагом, то ползком.

А то бегом или на лёгких крыльях.

Поэт уронит пару строк чернильных

Про что живём и сетуем о чём.

Ромашковая девочка из ситца

Мне снилась до и вечно будет сниться,

Сбываясь тёплым солнцем, новым днём.

Потупит взор — и душу рвёт на части

Иллюзия исчезнувшего счастья.

Смеётся — сердце пляшет босиком.

Не бойся. Я всё время буду рядом.

И если потревожу птичьим взглядом

Иль ветерком, уснувшим в волосах,

Ты просто будешь знать, что всё случилось —

И снова нам дарованная милость,

И снова время «лето» на часах.

***

Последний этаж. Крыша — дома макушка.

Под крышей — окно. За окошком — кормушка

Для птиц всех размеров, пород и мастей.

Чтоб больше слеталось к обеду гостей,

Орехов и ягод я им насыпала,

Прибила кусок несолёного сала.

Из конского щавеля, чертополоха

Вязала букетики (кушали плохо).

Арахис, боярышник, вишня, брусника,

Подсолнух, желток, бузина, костяника…

Когда прилетал незнакомый субъект,

Я в гугле искала — что ест, а что нет.

В то утро не клёст, не снегирь, не ворона —

Сидел на кормушке детёныш дракона.

Озябший малыш, с перепонками лапы,

Один в целом мире, без мамы и папы.

Схватила в охапку, укутала пледом.

Списалась по вайберу с бывшим соседом,

Металась по сайтам, звонила с айфона:

«Ребята! Скажите, чем кормят дракона?»

А люди смеялись, а люди шутили,

И пальцем над ухом, наверно, крутили.

А я почесала Дракошу за ушком,

Включила мультфильм и купила игрушку,

Крупы, апельсинов, яиц и печёнку —

Питанье хорошее нужно ребёнку.

Для кашек и фруктов объёмный смеситель,

Подумав, добавила огнетушитель.

Дракон подрастает и кормит синичек,

Бродячих котов и зимующих птичек.

Кто сам позабытый сидел за окошком,

В беде не оставит ни птичку, ни кошку.

А что у стола перегрызаны ножки,

В подпалинах мебель и чёлка (немножко),

И голос его по ночам слишком громок…

Так что Вы хотите? Он просто ребёнок!

Теперь уж весна, он подрос и летает.

Пойду собираться. Сказал, покатает.

***

Время найти в облаках луну,

Время считать цыплят.

Жил на опушке один колдун

Много веков подряд.

И, вопреки городской молве,

Делал одно добро.

Вишня, малина и бересклет.

В шляпе носил перо.

Сушит старик на окне грибы,

Варит в печи компот.

По половицам лесной избы

Шастает рыжий кот:

— Может быть, плюнем на лес? Ну к псам!

Ведь одичали. Ну?

Всё-таки кот у тебя… И сам,

Может, найдёшь жену.

Время заваривать крепкий чай:

Мяту, чабрец, улун.

Котиков лучше не огорчать,

Даже когда колдун.

— Так и приехали в город к вам, —

Новый сосед затих.

Рыжий таращится хитрован:

— С кем не бывает? Псих!

Время поставить из яблок сидр,

Время шарлотку печь.

Стал потихоньку меняться мир.

В крыше исчезла течь.

Кактус зацвёл. Прилетел дракон

(К тем, кто дракона ждал).

Тем, кто мечтал свой покинуть дом —

Поезд, перрон, вокзал.

Дед из четвёртой помолодел,

Вновь отпустил усы.

Верьте хотите, хотите нет —

Ходят назад часы.

Я эту сказку к чему веду —

Новый дурацкий стих —

Каждый, кто добрый внутри колдун,

С виду, наверно, псих.

***

Влажные стёкла озябших ночных витрин,

Рты подворотен и пристальный взгляд окон.

Ходит по городу призрачный господин,

Новые судьбы разносит смотрящим сон.

Ангел-хранитель для слабых и робких душ

Судьбы неспетых людей собирает в горсть,

Облаком бродит, неловок и неуклюж,

Сентиментальный и странный меняла-гость.

Нянчит за пазухой старую фрау Тилль:

«Как же так вышло? Ну как же ты так смогла?

Ну ничего, ты свободна, давай лети!

Будешь счастливой!» И, слыша его слова,

Где-то когда-то, а может, уже сейчас,

Прошлую жизнь забывая как страшный сон,

Фройляйн Весёлая Тильда прищурит глаз,

Ставя герою Ремарка на столик ром.

Призрачный герр вынимает колоду карт.

Судьбы тасует, реальности, сны, миры.

Кто-то его называет Счастливый Фарт.

Кто-то пришельцем с далёкой слепой звезды.

Хобби пришельца — менять по щелчку судьбу

Тихих, несмелых, кто мало чего достиг.

Небом обнимет и скажет: «Счастливым будь!»

Кто-то же должен беречь на Земле таких.

***

Осень выползнем скользким пролезет в любое нутро.

И домов, и подвалов, и душ, наизнанку надетых.

Кто-то в небе огромную лейку сменил на ведро.

И иллюзия, будто совсем отменили рассветы.

Только серость и дождь, да фонарь украшающий нимб.

Сэм по лужам бредёт, он итожит года и потери.

Вот бы чудо случилось, портал бы, как в книжке, возник.

Но реальность — не сказки, да Сэм в них не слишком и верит.

Воротился домой, событийную ленту прочёл,

Чтобы снова проснуться в ночи от тревоги и страха.

Подмигнул сам себе и для храбрости звякнул ключом.

Вздрогнул: снова, как в прошлую ночь, где-то воет собака.

Просыпается — ночь. Колыбельно качает вагон.

Тихий свет ночника и старик у окошка скучает.

— Поднимайся. Уже приближаемся. Скоро перрон.

На дорожку попей, как положено, крепкого чая.

Только что ж ты прозрачный? Неужто тумана хлебнул?

На границе миров с вами, дурнями, вечно запарка.

Ты сновидец никак? Ай-ай-ай, — говорит. — Ну и ну.

Шелестит, как опавшие листья в заброшенном парке.

Ну да ладно. Проснёшься отсюда — беги на вокзал.

Я скажу тебе поезд, вагон, направление, время.

Что, как студень, дрожишь и от страха таращишь глаза?

Не Харон я. И рельсы не Стикс. Проводник я. Еремя.

Это в книжках порталы и двери, а в жизни, чудак,

Новичку в Междумирье попасть — как цыплёночку в ощип.

Или мухе в смолу. Вот, держи на дорожку пятак,

Чтобы сон не забыть. Просыпайся! И хлопнул в ладоши.

А потом говорили по-разному… Осень, мол, сплин.

Про сезоны дождей. И что многие люди в миноре.

Поискали для вида. Но Сэм много лет как один.

Как на пенсию вышел, заели печали и хвори.

Кто-то сетовал: вот, одиночество всё и нужда.

Кто-то вспомнил про бред про пятак под подушкой и поезд.

Сэм летел над водой — и от радости пела вода.

Сэм бежал по земле — и трава вырастала по пояс.

***

Бредёт октябрь. Летит сова.

Тепла простыл и след.

Медведь идёт писать слова

И прятать их в конверт.

О том, что лес — как мёд и медь —

К зиме почти готов.

О том, что он совсем медведь

И знает мало слов.

О том, что зиму переждём.

Что всё совсем не зря.

О том, что с Ёжиком вдвоём

Они почти семья.

О том, что звёзды из фольги

Пришил на потолок.

О том, что Ёжика стихи

Запрятал в узелок.

Что всё едино: дождь, и снег,

И талая вода.

Что дружба с Ёжиком навек,

А значит, навсегда.

О том, что если на беду…

Что если невзначай…

Читает ёж: «Скучаю. Жду.

Завариваю чай».

***

Вместе с солнцем клонился к закату день.

Старый ворон баюкал своих детей:

— Этот мир для орлов и для лебедей.

Здесь ворон не любят.

Будут камни, рогатки — судьбы печать.

Не носите на сердце своём печаль.

Не копите обид, чтоб рубить сплеча —

Вы другим не судьи.

Завтра снова займётся чудесный день:

Запоёт соловей, протрубит олень.

Но кому-то дан свет, а кому-то — тень.

Вы держитесь тени.

Только кто станет слушать такой совет,

Если ты крылат и тебе мало лет.

Да к тому же любовью семьи согрет.

Ты отваги гений.

И пускай я дожил до закатных дней,

Не видал той тоски и любви сильней.

Как хоронят вороны своих детей —

Боль их сердце студит.

На минуту утихнет их скорбный грай.

Ждёт крылатых детей их вороний рай.

И вернутся назад, заглянув за край.

Вороньё — не люди.

У ворон нет воздушек, ножей, гранат.

Каждый солнцем, крылом и семьёй богат.

И, пугая всех добрых людей, в закат

Унесётся стая.

Если ты поднимешь с земли перо,

Если ты помашешь им вслед крылом,

Если ты ответишь добром на зло —

Ты уже другая.

Старик и Кошка

Старик повстречал незнакомую Кошку:

«Вы как, дорогая?» «Продрогла немножко.

Но, в общем, терпимо. Бывает и хуже,

Когда толстым льдом покрываются лужи.

А Вы как? — спросила учтивая Кошка. —

Я раньше Вас часто видала в окошке.

Горел до утра в Вашей комнате свет,

Вы тяжко вздыхали и кутались в плед».

Сердечком озяб и душою простужен,

Но каждый на свете кому-нибудь нужен.

И вместе смотрели на снег из окошка

Счастливый Старик и счастливая Кошка.

***

Ветер и дождь, я привычно бреду по лужам,

Храбро сражаясь с желанием их промерить.

Мокнет на лавке медведь — никому не нужен,

Пуговки грустно глядят на мордашке зверя.

Плюшевый, старый, давно оторвали лапу,

Пуговки разные — видно не раз пришиты.

Будет дружок, заберу, посажу под лампу.

Все мы когда-то бываем людьми забыты.

Каждый ребёнок помнит, как был звездою.

Знает, что он бессмертный, бесстрашный, сильный.

Ну а потом… жизнь, работа и всё такое…

Вот мы и дома! Какой ты, медведь, красивый!

Всё расскажу про себя. Отдыхай с дороги.

Я тебя к лампе — поближе к теплу и свету.

Мы полюбили и стали почти как боги,

Пели осанны ветрам, поездам и лету.

Кровь наша — свет и огонь ледяных созвездий.

Ветер мешался с дыханьем земли и моря.

Мы всемогущими были, совсем как дети.

Наша любовь — оберег от любого горя.

Был понарошечный зверь самым лучшим другом.

Слушал, кивал, согревался, светился счастьем.

Тоже, наверное, вспомнил про жизнь другую,

Где нет дождей и потерь, нет обид, ненастья.

Дождь всё идёт, и фонарь за окном мигает…

Нам хорошо, медведь, мы в тепле с тобою.

Только любя взахлёб, человек вспоминает,

Как он умел светить, когда был звездою.

***

Не зная брода, не веря в чудо,

Они выходят из ниоткуда.

А в Ниоткуде сегодня людно,

И нет никакой зимы.

Лежали звери с сердечной раной

На антресолях, в шкафах, в диванах.

Кто был трёхлапым, кто с ухом рваным,

Кто видел плохие сны.

Из капель море, из льдинок вечность.

Как Герда Каю про человечность,

Как звёзды небу про бесконечность,

Так Бог про конечность нас.

Что без любви нам всем точно крышка.

Читаем мало, живём вприпрыжку.

А, может, комп поменяв на книжку,

Откроем мы тайный лаз?

Вернутся звери, хвосты из плюша,

Вельвет на пузе, из меха уши.

И если скажут что, ты не слушай,

Ведь плачут они как мы.

И небо вспомнит полёт драконов,

Бумажных птиц и китов картонных.

Любовь, добро навсегда законны,

Как каждый приход весны.

***

Сова говорила: «Я мудрая очень.

Я много видала и знаю немало».

Когда птичьи стаи пророчили осень,

Сова из чулана, спеша, доставала

Чернила, бумагу, перо и наливку.

А как без наливки в сырую погоду?

А люди ушли, на запоре калитка

До нового лета, до нового года.

А люди вздыхали, что осень надолго:

Депрессии, слякоть, дожди и простуда.

И как ни старались, всё было без толку —

Не верится осенью в сказку и чудо.

Сова торопилась, сова сочиняла, —

Наливка и чай, кардамон и корица —

Упрятав до клюва себя в одеяло

Лоскутного яркого летнего ситца.

А после летела в потерянный город,

Тоскливый и грустный, как ёжик в тумане.

К тому, кто болеет, к тому, кто немолод,

К тому, кто нажил только дырку в кармане.

И сказки летели на крылья совиных,

Смеялись, болтали про то и про это.

И пахли душистой травой и малиной.

И птицам махали: «До скорого лета!»

И солнце вернулось и строило глазки,

Хоть осенью солнце — бродячий кочевник.

Ведь если ты можешь рассказывать сказки,

То ты хоть немного, но всё же волшебник.

***

Тех времён стародавних отыщешь след

Только в сказках. Там тайны и флёр легенд.

Волшебством по-шмелиному гулок лес.

Юный жёлудь поведал бы сто чудес,

Но молчит до поры. Ты уж мне поверь,

Когда след найдёшь и откроешь дверь,

Старый дуб, что растёт рядом семь веков,

Подтвердит на наречии ветерков.

А пока закрывай на щеколду дверь.

Ночь крадётся как мягкий пушистый зверь.

Разожги камин, пусть со дна веков

Прилетят сказки стайкою мотыльков.

В первой жизни она родилась в лесу.

Васильки и ромашки вплетя в косу,

Врачевала болящих настоем трав.

Будь то добрый, как светоч, иль злой, как мрак.

А когда в доме не было ни души,

Принималась игрушку из тряпок шить.

Разномастный ковёр полевых цветов —

Так и кошка пошилась из лоскутков.

Говорила ей бабка: «Во все века

Не случалось надёжней проводника.

Ты люби и спасай, за добро, за жизнь,

Но и кошку поближе к себе держи».

Пела ей о любви в ручейке вода.

Лето знойное выдалось: сушь, беда.

Люди ведьму молили: «Пришли дожди!»

А когда не дождались — её сожгли.

Во второй её жизни случилось так.

Есть под шиферной крышей большой чердак.

Там в столетней мохнатой седой пыли

Про неё пару строк — где и как нашли.

Детский дом переехал уже давно.

Ретро всё и винтаж, хоть снимай кино.

Запись старым чернильным пером гласит,

Что назвали ребёнка тогда Люси.

Что лежала малышка едва дыша.

Рядом чёрный огромной орал кошак —

Будто сажа печная — вонял костром.

Как пропал, позабыли скорей о нём.

Про Люси говорили: в глазах печаль,

Да несвойственный дамам талант врача,

Фильдеперсовый шарм вокруг стройных ног,

В саквояжике кошка из лоскутков.

Говорят, что красива была, как грех.

Что просватал её то ли перс, то ль грек.

Ну а дальше не знают её судьбы.

Да и сколько с тех пор утекло воды.

Я бы тоже про это давно забыл,

Но однажды со сказкой смешалась быль.

Колыбельно качался в ночи вагон.

Небольшой полустанок в лесу. Перрон.

Проводник лущит семки, разносит чай.

Подмигнул: «Вот попутчица, не скучай».

А в глазах у неё и любовь, и страх.

В рюкзаке два десятка целебных трав.

Сжала кошку из тряпок что было сил.

— Как зовут?

— Как и бабушку. Я Люси.

***

Я был менестрель и немножко маг,

Держал для друзей трактир.

В саду цвели вишни, хурма и мак,

И рос под окном инжир.

И каждый пришедший мог крикнуть: «Эй!

Подай нам мясной пирог!»

По средам варил шоколадный эль,

В субботу — вишнёвый грог.

И каждый был брат и другому рад:

И эльф, человек, и тролль.

И не было в нашем краю солдат,

Хоть каждый был в нём герой.

У каждого в жизни был свой маршрут.

Но снова дрожит земля.

Беда, коль заплачет придворный шут

На празднике короля.

Воюет король, значит, пробил час.

Давай, подтянись и в строй!

А если не с нами, то против нас.

А значит, теперь изгой.

Но как менестрель я немного мог.

На время закрыл трактир.

И вспомнил, что маг и немножко бог,

И заново создал мир.

Там умные — добрые. Злой — дурак.

Смеётся придворный шут.

В саду цветут вишни, хурма и мак.

А большего не прошу.

***

Есть бухты затонувших кораблей,

Есть острова погибших капитанов,

А есть планета плюшевых зверей —

Ребячьих душ отважных магелланов.

Потом, взрослея, мчимся сквозь года,

Забыв медвежью преданность и нежность.

Но мы-то остаёмся навсегда

В сердцах огромных плюшевых медвежьих.

Прошедших все нелёгкие пути

С рукою детской в мягкой верной лапе.

Всех подкроватных монстров победив

И все обиды вместе переплакав.

И пусть дороги наши нелегки,

В огромном небе, средь планет, над нами

Сидят медведи кротки и тихи

И детские хранят воспоминанья.

И если небо к нам благоволит,

И если хорошенько приглядеться —

Планета их уютная на вид.

Её ещё зовут Планета Детства.

Кот Мартин

Кот Мартин. Весна. Променад на Монмартре.

Сюртук, котелок и трость.

Зимою и летом, в июле и в марте

Кот Мартин — желанный гость.

В плетёной корзине немного оливок

И парочка рыбьих хвостов,

Багет, круассаны, пакетики сливок —

Мечта всех бродячих котов.

Родился кот Мартин весной на Монмартре

Обычным бездомным котом.

И жил круглый год от апреля до марта

С урчащим пустым животом.

Дежурил в кафе. Попрошайничал в баре.

Ведь сытый добрее народ.

Потом приглянулся супружеской паре.

Котам иногда везёт.

И жизнь изменилась. О горестях-бедах

Любой бы забыть готов.

Но ходит наш кот по субботам и средам

И кормит бродячих котов.

***

— Мама, сказочку мне, я без сказочки не усну.

Про избушку, про доброго духа зимы и птиц.

Где могучие сосны кусают за бок луну,

И катаются эльфы у спящих детей с ресниц.

Новогодней позёмкой по лесу бежит зима,

Заметая тропинки хвостами седых лисиц.

Пироги из печи — ароматный грибной туман.

Да под крышей соломенной пара волшебных птиц.

Будто углем рисованный, как порожденье тьмы,

Старый ворон. Да снежная белая ночь-сова —

Не понять, то ли прячется здесь от лихой зимы,

То ли это ночует под крышей сама зима.

А зима серебрила снежинками лунный свет,

Оставляла на стёклах узоры волшебных рун.

— Вы поймите, мамаша, что это усталый бред.

Мальчик в коме, не слышит, а Вам бы прилечь, уснуть.

Вскрикнет ночь по-совиному и полетит сквозь снег,

Унося на совином крыле все несчастья прочь.

Открывает глаза очень маленький человек.

— Всё в порядке, вернулся. Уж думали — не помочь.

Врач снимает халат и устало глядит на снег:

— Обошлось. Полно плакать. Устали и мы, и Вы.

А Вы — сказки. Наука! У нас двадцать первый век!

Невесомо кружится в палате перо совы.

***

Город, милый, прости, я со всякими пустяками.

Как всегда, по ночам с чашкой чая один на крыше.

Звёзды очень хотят, чтобы их по ночам считали.

А иначе зачем они снова на небо вышли?

Ты ведь тоже почти как лес. Прорастал домами.

Растекались потоки машин беспокойной речкой.

А дома — словно ульи с окошками-леденцами.

Вот сейчас бы увидел Медведь — оценил, конечно.

Только нынче зима. Ты же умный, а значит, в курсе,

Что зимою медведи в берлогах и спят до лета.

А ещё сосут лапу. Зачем? Неужели вкусно?

А ежи пишут письма и шлют им свои приветы.

И несут в узелке тепло тех, кто сопит в берлоге.

И хранят в узелке любовь тех, кто сидит на крыше.

Только очень прошу, косолапые милые боги!

Вы храните Медведя!!! Надеюсь, меня вам слышно.

Летом чай и Медведь… По Медведю скучаю. Очень.

Зазвенели-запели трамваи, а значит, утро.

Если я позову, он за мною приедет. Точно.

А совсем без тумана ежам, если честно, трудно.

***

Качаются кроны, беснуется тень,

Тревожатся сонные птицы.

И звёздною ночью, и в пасмурный день

18+

Книга предназначена
для читателей старше 18 лет

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.