Беседует Дуэт — а вне лишь пустота… Внемли словам его, немая Высота! © Илья Иваньшин
Один мой педагог любил говорить студентам, что во всей литературе всего 10 сюжетов. А я вам скажу, что он был не прав — сюжет всего один: кто я такой…
Не рекомендуется к прочтению жизнедействующим в Одинцово…
— Хворьбою мне запахло, друже, хворьбою…
О чём это я, спросят уста твои изумлённые? Да всё о том же: как много, неимоверно, в сущности, много вокруг нас того, что недурно бы сделать, претворить, совершить. Сколько книг, сколь много фильмов, путей да авантюр и прочей радости кружится подле нас во всякое мгновение жизни, слишком скоротечной, чтобы надеяться, пущай даже лишь призрачно, на возможность впитать в себя хотя бы одну десятитысячную всего многообразия накопленного светом добра…
Ты приходишь в этот мир, полный сил и устремлений, выплёскивающихся изо всех возможных и невозможных просветов души, но, сталкиваясь всего с одним суровым фактом, вмиг теряешь не только всю прежнюю мощь, но и малейший намёк на неё. И факт заключается в одной простодушно прискорбнейшей истине: всего не постигнешь и, увы, не добьёшься, сколь самозабвенно бы о том ни мечталось
А знаешь, что ещё печальнее? Вот смотри: прочитал я, одним махом и на одном дыхании, заумную книженцию. И вроде как всё замечательно и остаётся лишь преисполниться самоупоением от осознания собственной молодцеватости и несомненной пользы, что принесло мне моё долгочтение. Но… Как бы так поделикатнее выразиться… Много ли с этого проку? Само собой, сиюминутные впечатленьица я получил. И, возможно, даже весьма грандиозные. Да, извилистые тропиночки мозга я поднатужил, дал ему необходимую для развития нагрузку, новыми мыслеобразами подпитал его более глубинные дали, взрастил, так сказать, очертания мощи своего интеллекта, заложил первоснову для цепочки взаимосвязанных архетипов… А что касаемо остающихся при мне воспоминаний? Запомнится ли это чтиво мне целиком? Или, может, половина его содержимого? Треть? Четверть? Одна десятая? Партия в морской бой проиграна…
Что же мы имеем в нелепо очерченных реалиях нашего мира? А вот чего: по всем канонам обыкновения в голову впечатываются лишь общие моменты. От того одеяния, что лицезреют читатели, на прощание остаётся лишь тонюсенькая ниточка, едва ли не разрывающаяся в клочья, чуть только взбредёт кому в голову заставить эту самую голову повспоминать, дескать, какие несусветицы распростёрты были в кладезе смыслов. И стоит хотя бы даже украдкой, одним лишь глазком вернуться к некогда прочтённой истории, как тотчас обнаруживаешь несколько пугающее чувство, словно всё это многострочие ты видишь впервые. Как? Извольте… Отчего?! Неужели все те часы, всё то долготрудное время, что я истратил на доскональное и вдумчивое ознакомление с фолиантом, канули, как мои бедные годы, в холодную пропасть небытия?
Таперича изыскаю касаемо всевозможных свершений…
Ты только вообрази: в заземлённом мироздании существует как минимум бесконечное множество путей возвышения «Я» и воплощения оного в нечто великое. Хочешь — становись учёным и спасай мир, хочешь — обернись чиновником и ввергай его год от года во мрак, хочешь — стань миром для кого-то одного, а то и уймы народу, сделавшись вместилищем чьего-либо счастья или же возвышенным идеалом для целого поколения…
Да что там поколения… Замахнуться можно и на всё человечество, не разделяя его ни временем, ни пространствами, не признавая никаких различий между вкусами и народами, вероисповеданием и культурой, как будто бы напрочь забывши о том, что всем, а значит и себе, о том втайне мечтающему, не угодишь никогда
Всем, конечно же, нет… Куда уж там, когда порой и родня изобличает в тебе живое доказательство теории Дарвина… Но вот «Повсюду» видится мне более правдоподобной историей
О чём бишь я молвил? Погоди… И куда, спрашивается, канула удаль молодого ума… Видимо, туда же, куда и пресловутая молодость, век бы ей прозябать, неприкаянной, во внутрях моих, жаждущих истины…
Ага, памятую! Припамятовался я, милый! Человечество! Да, стать его путеводной звездою: в определённый период многострадальной истории, что удавалось немногим, или, победив смыкающиеся с самого рождения чертоги ненавистного гроба, распростёрши глас и за их пределы, и за пределы неотёсанной рухляди, что зовётся телесною оболочкой, стать величиною вне времени и пространства!
Но загвоздка, вся штука-то в чём? А в том, что одной худосочной жизни, вспыхивающей и замирающей почти в одно и то же мгновение, коли рассматривать всю историю бесовского рода под названием «Человечество», и попросту невидимой, ежели воззриться на путь необъятной Вселенной, хватит, в лучшем случае, на то, чтобы преуспеть в одном единственном деле!
Вижу по взлетевшим к небу бровям, что ты, милый мой, не согласен и хочешь напомнить мне о великих… да что там великих — величайших мира сего: Леонардо да Винчи, в чьих жилах краски живописующего первоначала, живя душа в душу, сливались с искрою божественной благодати… Михаил Васильевич Ломоносов, нареченный русским Леонардо за свою всеохватность… Томас Юнг, последний человек, который знал всё, если верить словам его современника…
Хорошо, признаю, были уникумы и среди нашего тщедушного племени. Да, не удивляйтесь, именно нашего, потому что для меня все люди во все времена — единая песнь о несбывшихся грезах. Но ведь это всего лишь исключения из классического правила, неизменно его подтверждающие: возьмем, эмпирического наслаждения ради, 10000 умов — причем не каких бы то ни было, лишь бы заполнить пустующу выборку, а умов настоящих, высоких, таких умов, кои даже в окружии по-настоящему вумных людей — раз, два и вертай восвояси
И что, вы серьёзно хотите внушить мне, что какая-то жалкая горстка, буквально один из многоликой, вы только вдумайтесь, тысячи, безальтернативно доказывает, что каждый из нас может стать корифеем во множестве точек приложения силы? По-вашему получается, что настоящая жемчужина, каким-то чудом, для которого и «невероятное» звучит слабовато, на одной нити очутившаяся с грошовыми бижутерими, заряжает счастливчика, которому досталось сокровище, ярой уверенностью, что даже пустышки из пластика при каких-то небывалых условиях могут обернуться жемчугом в чистейшем его проявлении? А с головой у вас всё в порядке? Вижу по округлости ваших зрачков и насмешливому возмущению, что украдкою скользнуло по ним, вы желаете задать мне тот же самый вопрос…
Неужели вы в самом деле считаете, что раз один человек взобрался на пик Эвереста, улыбнувшись всему миру с его самой высокой вершины, откуда и до небес достучаться, и отправиться туда раньше срока во много раз проще обычного, да к тому же умудрился на дно Марианской впадины погрузиться, то значит и все остальные лбом звёзды цепляют, вставши всего лишь на цыпочки? Да даже если бы все на свете, как умалишенная братия со стадным инстинктом, разом решили хотя бы в одной единственной грани бытия сделаться чем-то наподобие острейшего из углов ее неисчислимых, об который все остальные, как волны, разбиваются, не в силах противостоять его твердолобости, на мириады мельчайших осколков, то все равно имели бы мы историю восхождения на Олимп с одним победителем и лемнискатою побежденных
Да и вообще, знаете ли: заслужить право называться даже просто ювелиром дела, вмещающего в себя так много правил и тонкостей, что и жизни, вероятно, не хватит для отражения всей многомерности на бумаге, что возвестит потомкам о извилистом пути, через который необходимо пройти, если хочешь называть себя мастером, а после, чем фатум не шутит, и ментором, в дальнейшем, быть может, и мэтром, если не свернешь с пути, свернув себе шею, или просто с него соизволив сойти…
О чём я там говорил? У меня, уж простите, не язык, а андронный коллайдер в миниатюре. Хоть заявку на получение Нобелевской премии подавай…
Ухватил я потеряну ниточку! Сделаться даже обыкновеннейшим мастаком, каких скитается тьма тьмущая по всему белу свету — задачка из созвездия грандиозных, а уж взобраться на высочайшую верхотуру, чтобы все, взирая снизу вверх на твое величие, величали тебя величайшим в истории — это, скажу я вам без церемониально-докучных излишеств, почти то же самое, что мечты ребенка о супергеройских способностях или вот, скажем, о мире, в котором не будет людей с кислой похлебкою вместо лица и извечными фразами: «Эх, знавал я и лучшие годы… Видал я и лучшие дни… О часах и говорить не приходится: у наших давно механизм проржавел до самого до основания… А минуты с секундами робкими шоблами жмутся один ко другому… Друг ко другу другому — и нигде вы такого не сыщете больше, мой друг… О времена, о нравы — как извратило вас лихое безвременье… Изволите видеть, как пал я, несчастный… Где нас нет — там всяко лучше… Где нас нет — снега посуше… Солнце, дождь и ветер в луже… Корабли плывут по суше… И рублевые пакеты по рублю, а не по три…»
А чего это вы смотрите на меня, словно я преподаватель шизобразительного искусства? Я, если вам интересно, никаких таблеток не пью и с психиатрами чаев не гоняю, одно другим запивая
Уже целый год, между прочим…
Ладно, проехали… Заправились и едем дальше!
Перечислил я, значится, мужей с божественным достижением. Тех, кто сумел превозмочь всемирную слабость и раскрыть в себе мастодонта — причём не единонаправленного, как почти что все прочие гении, а многогрань в воплощении чистейшего света. Вы, небось, думаете, это якобы доказывает — пусть бледную, почти для всех и каждого недостижимую — возможность претворить подобное в жизнь, даже не расставшись ради этого с нею (по крайней мере, в самое же первое время)? А вот и нет!
Да, не взирайте на меня, точно вас сейчас Кондратий за придаточную-то вашу конструкцию схватит. Вы что, серьезно считаете, что раз нескольким калекам удалось доковылять до нескольких пьедесталов, то значит можно сказать, что они покорили Вселенную?
Ладно, давайте к конкретике
Вспоминаем да Винчи… Художник — так о нем сказывают чаще всего. Также он прославился в амплуа музыканта, архитектора, скульптора, философа и даже писателя… Однако искусством его величие не ограничилось. Итальянец преуспел и как инженер, геолог, ботаник, даровал медицине столько, сколько ни я, ни вы не дали даже себе. Математика, картография, геометрия, зоология, анатомия, физиология, оптика, физика и механика… Мыслитель, ученый, творец, голова, гений, глыба… И это я еще не все перечислил
Но! Вы спросите: «Что это за паршивое „Но“ сорвалось с презренных губёшек?». Но погодите насмехаться над моим скептицизмом. Давайте сперва дойдем до конца, а после, как подобается, все и рассудим
Когда говорят о живописи, великих сыновьях её и дочерях, Леонардо, по обыкновению, чествуют первым. То есть, с одной стороны, именно его прежде всего вспоминают, а с другой — признают Лео лучшим. За всю историю и, вероятно, на все времена. А вот перебирая в памяти скульпторов, почти каждый сразу же отречитативит вам «Микеланджело»
Вприпрыжку устремляемся далее…
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.