…Однако, когда я понял, что мир существует, я решился. Проделал короткий путь по крыльцу из трех ступенек и постучал в дверь. Тишина. Я огляделся по сторонам. Куда ни кинь взгляд, везде сплошная белая пустыня. Нужно было, во, что бы то ни стало достучаться, пока… Иначе она снова поглотит меня и надолго. Я ударил сильнее. За дверью послышались шаркающие шаги и старческий голос пробурчал:
— Кого там еще дети носят? — затем громче, — Кто?!
За дверью прокашлялись, затем послышался звук отодвигаемой щеколды и скрипнув, тяжелая дверь медленно отворилась. Моему взору предстал сухой седовласый старик, а перед ним соответственно оказался я.
— Ты еще что за буй? — спросил он с недовольством, оглядывая меня с головы до ног. И добавил:
— Чего к нам «приуздил»?
Я улыбнулся, как можно шире и в своей обычной нахальной манере произнес:
— Эй, блондин, отворяй ворота! Чего гостя на пороге держишь? Ты молодца накорми, напои… — Я подмигнул, — В баньке попарь, а уж потом мозги вкручивай! А то, что за буй понимаешь припёрся, — передразнил я деда.
— Ладно, хватит «уздеть», — засипел он, — Иди за мной.
И он двинулся по коридору, что сразу же начинался от входа. Я помешкав последовал за ним, аккуратно прикрыв за собою дверь. Пройдя с десяток метров, мы очутились в большом, но темном зале, чей потолок уходил в небо до самого пятого этажа. Ко всему этот зал был еще и столовой. В центре стоял стол.
— Эй, — услышал я, — Здорово!
Обернувшись, я увидел друга, старого друга и обрадовался (именно обрадовался, а не удивился). Мы сердечно обнялись.
— Вот, два ушлёпка нашли друг друга, — проворчал дед.
— Эй, блондин, не серчай, — парировал я.
— Да, дед ты чего? — воскликнул друг, — Это же мой товарищ! Мы с ним… Эх! — снова воскликнул он, хлопая меня по плечу, — Давай жрать.
Вот! Вот мысль о еде меня приятно окатила с ног до головы и с головы до пят щекотливой и приятной волной. У меня так всегда, в предвкушении чего-нибудь по мне волны бегают…
— Ух, «Глядь» какая, — то ли восхищенно, то ли возмущенно сказал дед.
Я обернулся и замер. По лестнице в зал спускалась девушка. Была она и высокой и красивой и… Ну, понимаете такой как надо. Такой, как я всегда себе представлял. Такой, какой, по моему мнению, хотели бы обладать ну просто все мужчины мира (хотя бы один раз!). Новая волна забегала по моему телу (я такого напредвкушал) и я как бы ответил деду:
— Гляжу…
— Здравствуйте, — поздоровалась она со мной наиприятнейшим голосом. И поглядела на меня (как мне показалось) с любопытством. А когда такая девушка смотрит на вас с любопытством, вы начинаете воображать себе такое… В общем, я кое-как справился с очередной волной и выдавил из себя:
— Привет! Э…э… Как дела? — не очень удачно начал, конечно, но пока сойдет и так.
— Эх, «Глядища», — проворчал дед. Сплюнув на пол, он развернулся и двинулся вверх по лестнице.
— А вы к нам надолго? — не обращая внимания на деда, спросила она, — А то с ними так скучно, а вы как новый воздух…
Я раскрыл было рот, но очередная волна захлестнула меня от ног до головы. Пришлось неопределенно пожать плечами. Я вообще работать хотел, но как начать работать, когда тут такое?!
Она хлопнула длинными ресницами:
— Значит надолго, — и сложила руки на груди… Ну, как сложила, правильнее сказать охватила, четко обозначив контуры идеального размера, от чего очередная волна, отошедшая от головы, до ног не дошла и застряла где-то между ними. Из неловкого молчания вывел друг. Он хлопнул меня по плечу, толкнул к столу, а ей сказал:
— Дура, неси чего-нибудь выпить, — а когда она ушла, обратился ко мне, — Хороша Глядища?
— Хороша, — ответил я мечтательно и вдруг серьезно добавил, — А чего это вы выражаетесь так странно? Вроде бы материтесь, а вроде как дети…
Внезапно всё поплыло, появился какой-то туман, видимо потерял сознание… Я еще помню, подумал: как бы чего в беспамятстве не натворить…
Однако когда я понял, что мир опять существует, мы уже сидели за столом. Я, дед, друг и красавица. Стол они накрыли королевский, и вместо работы я уплетал за обе щеки. Во время обеда (а я думал, что мы обедаем) никто не проронил ни слова. Каждый ушел в себя и собственно в пищу. Я закончил последним. Вытер салфеткой губы и поблагодарил за еду.
— Тебя с какого буя в наши дибуны занесло? — неожиданно спросил дед.
— А я, что в Дибунах? — удивился я, припоминая название такой станции где-то под Питером, точнее над.
— Ага, в «дибенях», — уточнил друг место моего нахождения.
— Ааа! Ха-ха! Это блондин так матерится! — почему-то радостно сказал я (видимо осененный внезапной, но очень удачной догадкой).
— Что значит матерится? Слова не матерные, значит не мат, — пояснил друг, как-то очень довольно.
— Это его киса научил… — раздался голос красавицы. Ах, что за голос, друг тут же встал. Друг, который сидел за столом.
— Киса? — ощутив укол ревности, переспросил я.
— Да пришлось научить, — самодовольно сказал друг, — Он ужасно матерился. По поводу и без. Мы все думали, как бы его отучить и я придумал! Надо матерные слова заменить созвучными! А созвучные слова уже слух не режут и оскорблений никому не наносят! — и он снова уселся глядя то на меня, то на красавицу.
— Подожди, подожди, — медленно проговорил я, — То есть, если он матерится по-другому, иначе, он получается, не матерится вообще?
— Конечно! Он вообще не матерится. Слова не матерные и значит, не содержат матрицу мата…
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.