Бесплатный фрагмент - Обыкновенные люди с необыкновенными судьбами

Слова благодарности

Мне невероятно везло. Я встретилась с удивительными людьми, профессионалами своего дела, доброжелательными и отзывчивыми. Они помогли появиться на свет тому, что вы сейчас держите в руках. Конечно, это Елена Хэрмэнс, основатель школы «История семьи. Ищем вместе» (school.elenahermens.com). Елена помогала советами и поддержкой, подставляла жилетку, в которую можно было плакаться, и радовалась вместе со мной удачам и находкам, она вдохновляла уроками и личным примером.

Это Рита Абакумова, молодая талантливая фотограф и ретушер. Она восстанавливала фотографии, испорченные временем и побелкой настолько, что даже лаборатория опускала руки, она терпеливо присылала мне копии, когда я в сто третий раз их теряла.

Эта книга не была бы написана, а так и осталась бы в таблицах и справках, если бы я не попала на курс к Ирине Гусинской. Год я честно пыталась самостоятельно написать связный текст, но у меня не получалось чего-то, что я могла бы не стыдясь кому-то показать. На курсе за три месяца неусыпного контроля и напряжения смогло появиться на свет то, что вы сейчас читаете.

Это чудесная Renata Schubert и Владимир Оконечников, которые, даже не зная меня лично, по просьбе Виталия Михайловича Гольдмана переводили полустертый немецкий текст с реверсов фотографий.

Это Виталий Гольдман, удивительный стоик и жизнелюб, с интересом следящий за моими поисками и уговаривающий не складывать находки в стол, а подарить тем людям еще одну жизнь.

Это Людмила Петровна и Вадим Михайлович Поповы, сумевшие сохранить потрясающие документы и фотографии, пролившие свет на некоторые события.

Это Леонид Наумович Слуцкер, готовый делиться фотографиями и своими воспоминаниями.

Это все те, кто поддерживал меня все то время, пока я занималась этой книгой.

Не потому что, а вопреки

Пятилетнюю девочку родители часто привозили пожить у бабушки. В той же квартире, в одной из комнат, жила еще одна бабушка, на самом деле она была прабабушка. Бабушки между собой не ладили. Они отдельно покупали продукты, отдельно готовили, отдельно смотрели телевизор. Разговаривали они тоже редко. Выглядело это все грустной коммунальной квартирой. Присутствие ребенка немного оживляло обстановку. Но бабушки совершенно по-разному общались с девочкой. Бабушка Оля возила внучку на стадион, водила, несмотря на сопротивление, гулять в парк, есть положено было по часам, а вожделенная вареная колбаса оказывалась на тарелке только после съеденной ненавистной манной каши. С бабушкой Эммой, которая была прабабушкой, было иначе. Она не переживала из-за бутерброда с колбасой вместо каши, она переживала, что колбаса не та, что раньше, и что у нее уже нет зубов, чтобы есть что хочется. У нее на столе стояли фотографии красивых людей, о которых она рассказывала невообразимые вещи. Девочка ее стеснялась. Потому что она, когда выходила на улицу, сияя, всем говорила: «А вот это моя правнучка!», а ребенку слово «правнучка» казалось таким смешным и неловким и совсем не хотелось быть этой самой смешной правнучкой. Еще все говорили о ее трудном характере, о том, что она невозможна, живет только для себя, и сочувствовали тем взрослым, которые были вынуждены с ней общаться. А если она кому-то нравится, значит, у тех людей тоже трудный характер и они тоже невозможны? Девочка очень не хотела расстраивать родителей и быть невозможной. Но бабушка Эмма все равно очень радовалась правнучке и рассказывала ей свои невероятные истории. Ну как это ее сестра может жить во Франции, а брат — в Америке? «Старая бабушка совсем, — думала девочка, — все перепутала». Но истории были такими захватывающими, а люди на фотографиях такими красивыми, что ей было уже все равно, путает бабушка или нет, пусть рассказывает, ведь эти рассказы намного интереснее, чем детские книжки со сказками. И бабушка Эмма совсем неправильно всё понимала. Она возмутилась студентом, подрабатывающим сантехником: «Я ему сказала: вы же интеллигентный юноша, у вас красивые длинные волосы, но они попадают в трубу, когда вы ее чистите!» — а внучка старательно ей объясняла, что длинные волосы — модно, и при чем тут труба?!

Но дома с ней было интересно. Она накручивала девочке локоны на старинные, разогретые на плите щипцы, что очень не нравилось бабушке Оле, она рассказывала всякие истории, которые, по мнению девочки, конечно же, могли быть только выдумкой. Как-то раз она рассказывала, что еще в Кишиневе в их с мужем спальню заползла змея и она страшно испугалась. А правнучка, советский пятилетний ребенок, хорошо знавший, что такое спальня в детском саду, но не представлявший, что в квартире тоже может быть спальня, все выпытывала у нее: а где же были все остальные? Они что, так и остались в спальне? Или они тоже убежали?.. Она не смеялась, она сочувственно гладила малышку по голове и, попытавшись объяснить, что никаких остальных там не было, а спальня была только для нее и ее мужа, наткнулась на искреннее удивление и непонимание и начала рассказывать о другом. Еще она очень смешно произносила слово «фешенебельный», как будто два отдельных слова: «фэшен’эбелный». Это тоже было очень неправильно, ведь так никто не говорит!

Очень странно устроена память. Для ребенка история прабабушкиного детства была логична и понятна, это было так же, как в книжке со сказками: если ковер летает — значит, летает, и нечего раздумывать почему. В этой книге почти ничего не написано о тех, кто жив. У каждого человека есть право сказать о себе самому. Здесь истории жизни тех, кого уже нет. Их поступки не всегда были однозначны. Они жили в другое время, они не могли взглянуть на те события, что происходили в их настоящем, сегодняшним взглядом, они еще не знали, кого и как рассудит история. Они достойны симпатии и уважения. За то, что сделали все, чтобы у их потомков был шанс появиться в этом мире.

Линия Гольдман. Здесь идет речь о Давиде и Фане (Фаине, Фании) Гольдман, родителях той самой прабабушки Эммы и ее восьми братьях и сестрах.

Главы располагаются по старшинству, в зависимости от года их рождения.

Роза, 1887 год.

Лазарь, 1888 год.

Михаил, 1890-й.

Эмма, 1896-й.

Яков, предположительно, 1897 год.

Ефим, 1899 год.

Лиза, предположительно,1901-й.

Вера, 1903-й.

Ольга, 1907 год.

Дальше в мостик между Эммой и ее потомками вплетается линия Аккерман:

Давид Аккерман, 1880 года рождения — ее муж,

Ольга Аккерман, 1916 года рождения — их дочь.

Следующая входящая линия — Слуцкер:

Наум Слуцкер (1907 г. р.) — муж Ольги Аккерман.

Исследование заканчивается примерно на середине ХХ века. И тем не менее эта работа еще не закончена. Даже сейчас, когда книга уже дописана, всплывают новые подробности. Поэтому продолжение этой истории будет следовать.

Часть 1. Линия Гольдман

Глава 1. Давид и Фаня

Фаня (Фаина) Цукерман родилась 4 декабря 1867 года в Кишиневе в семье Лазаря Цукермана 1839 года рождения и Сары Вейланд 1844 года рождения. Семья была многодетной и дружной. Даже спустя десятки лет со всеми родственниками поддерживались очень тесные отношения. Одна из двоюродных сестер Фани, Эмилия, вышла замуж за Захара Трауберга, в чьей семье появился на свет Леонид Трауберг, ставший впоследствии кинорежиссером и подаривший стране трилогию о Максиме. Тесное общение с этой веткой семьи прервалось только в 1976 году, со смертью одной из дочерей Давида и Фани, Ольги Давыдовны Левиной, столпа и опоры всех семейных связей.

Давид Гольдман, также уроженец Кишинева, родился в 1859 году у Самуила и Рахель Гольдман. Известно о сестрах Давида Ребекке и Ханне, а также брате Лазаре и брате Шауле (Шмуэле?), который впоследствии, после переезда в Америку, изменил имя на Чарли.

В семье было принято отправлять мальчиков в Америку. Началось это еще до рождения Давида — первым в семье был увезен родителями в Америку его дядя, бывший тогда еще ребенком. Произошло это в 1843 году и связано было с воинской повинностью.

Армия — это отдельная тема в истории российских евреев. В 1827 году был издан указ о воинской повинности евреев, известный под названием «Устав кантонистов». Евреи, согласно указу императора Николая I о введении для них натуральной воинской повинности (26 августа 1827), принимались к призыву с 12 лет. Еврейские дети-рекруты до 18 лет направлялись в батальоны кантонистов, откуда большинство их попадало в школы кантонистов.

Не только воинская повинность, но и некоторые другие указы и постановления, изданные в тридцатые и сороковые годы под общим названием «Положения об устройстве евреев», имели своей целью затруднить традиционную еврейскую жизнь и способствовать ассимиляции евреев (например, ограничение традиционного образования, устранение кагалов, введение цензуры на еврейские книги, изданные за пределами России, или их изъятие и так далее).

Сначала семья жила в Кишиневе, но Давид был коммивояжером и вынужден был много времени проводить в Одессе, в которой, за счет того, что она была намного больше Кишинева, было больше клиентов, а соответственно, и доходов. Но в Кишиневе были все родственники, город был хорошо знаком и привычен, решиться на окончательный переезд было трудно. Поэтому семье приходилось жить на два дома — и в Кишиневе, и в Одессе. Так продолжалось вплоть до 1909 года, когда семья окончательно переехала в Одессу, сняв дом по адресу Французский бульвар, 11. К этому моменту Давид получил место приказчика в торговом доме «Елише Гальперин», принадлежащем крупной торговой сети «Елише и сын».

Младшая дочь Ольга всегда говорила, что ее отец коммивояжер. Воспользовавшись словарем Брокгауза и Ефрона, можно узнать, что «коммивояжер (франц.) — странствующий агент по торговым делам. В России к услугам К. в обширных размерах прибегают лишь лодзинские (отчасти и белостокские) фабриканты, и этим значительно обусловлен широкий сбыт, какой получают лодзинские фабрикаты» (Энциклопедический словарь Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона. — СПб.: Брокгауз — Ефрон, 1890–1907).

Я склоняюсь к мысли, что для Одессы слово «приказчик» звучало привычнее, поэтому Давид и был записан приказчиком, хотя работал он именно коммивояжером, что подтверждают разъезды между Одессой и Кишиневом, дальнейший переезд в Петербург и последующий отъезд в Европу, где он также продолжал работать.

В 1916 году семья перебралась в Петербург. К этому времени она состояла из родителей и трех незамужних дочерей — Лизы, Веры и Ольги. Сыновья в родительском доме долго не жили. По разным причинам, но примерно в 15 лет их отправляли к родственникам в Америку, так произошло со старшими, Лазарем и Ефимом.

В Петербурге Давид и Фаня пережили революцию, но в 1919 году решили уехать в Германию вместе с семьей старшей дочери Розы. После этого в России они были только один раз, в 1924 году, приехав навестить своих детей Эмму и Михаила вместе с младшей Ольгой и задержавшись на свадьбу младшей дочери.

Из Германии им пришлось переехать во Францию, где жить стало сложнее — французским они не владели. Но рядом всегда была дочь Роза и ее дети, часто навещала дочь Лиза.

Фаня умерла в 1939 году в Париже. После ее смерти уже 80-летний Давид окончательно переселился к Розе, где он и умер в 1944 году, не дожив до конца войны.

---

Глава 2. Роза

Первый ребенок Фани и Давида, Роза, родилась 27 мая 1887 года в Кишиневе.

Трудно сказать, было ли ее детство счастливым. Как большинство старших детей, она нянчилась с младшими, а младше ее были все. Получив классическое образование, то есть языки, умение вести дом и растить детей, она всю жизнь именно этим и занималась. Сначала братья и сестры, потом собственные дети, потом стареющие родители, которые всегда жили рядом с ней.

Муж Розы, Евадий Каплан, был старшим сыном кишиневского аптекаря Исаака Каплана. У Исаака была сеть аптек, и Евадий считался завидным женихом.

Смерть первого ребенка, сына, умершего вскоре после рождения, едва не поставила под угрозу брак Розы, но в 1912 году родилась дочь Сара, и в семье все пошло своим чередом.

Евадий был неизменным помощником своего отца. В 1915-м, когда Исаак Каплан решил расширять сеть в Петербург, именно Евадий был его правой рукой. В 1916 году, переехав в северную столицу вместе с собственной семьей и родительской семьей жены, он открыл аптеку на Гороховой, 53, где вместе с ним начал работать брат Розы Михаил. В Петрограде тоже начала строиться аптечная сеть Капланов.

В это время Евадий Каплан и Михаил Гольдман работали менеджерами в принадлежащей Капланам владимирской аптеке и занимались закупками и поставками аптечных и химических продуктов в Петрограде, Москве и Стокгольме. Аптеки тесно сотрудничали с Красным Крестом, на госпитальном корабле которого плавал Давид Аккерман, муж Розиной сестры Эммы.

10 июля 1917 года у Розы и Евадия появляется сын Яков. А через несколько месяцев происходит революция. И аптеки становятся собственностью государства.

Не сразу, но к 1919 году семья решает уехать в Европу. Выбор пал на Германию. Евадий при помощи своего отца, также уехавшего с ними, снова начинает заниматься аптечной темой, решив осесть в Гамбурге. Дела пошли неплохо, но снова начались перемены. На сей раз информация начала поступать от мужа Розиной сестры Веры. Будучи приближенным к власти человеком, владея еще кулуарной на тот момент информацией о политике в отношении евреев, Отто посоветовал родственникам жены покинуть Германию.

Для Розы не было большой разницы, где жить. Языками она владела, а обустройство дома, ведение хозяйства и уход за домашними в любой стране были одинаковы.

Семья осела в Париже, вскоре к ним присоединились и родители.

После смерти Фани в 1939 году Давид Гольдман, которому исполнилось уже 80 лет, переехал жить к Розе.

Роза есть почти на всех семейных фотографиях. Но ни на одной фотографии не удалось увидеть ее улыбки, всегда только уставший, отстраненный взгляд, обращенный куда-то внутрь себя. Всю жизнь она выполняла то, чему ее научили с детства: вела дом, следила за детьми, всем помогала. Может быть, она и была этим счастлива.

Умерла Роза Каплан 19 марта 1959 года.

---

Глава 3. Лазарь

Лазарь Гольдман родился в 1888 году в Кишиневе.

Оказавшись после школы в должности помощника аптекаря, Лазарь был очень доволен. Ему нравилась эта работа, нравилось возиться с лекарствами, нравилось продавать. Будучи очень способным к языкам, он легко освоил латынь и планировал связать свою жизнь с аптечным бизнесом. Но жизнь внесла свои коррективы.

«В воскресенье днем 6 (19) апреля 1903 года из толпы, собравшейся на площади, полетели первые камни в прилегающие еврейские дома, началось разорение лавок и магазинов, но к вечеру все затихло и ночь прошла спокойно. Полиция арестовала 60 человек. На улицы вывели воинские патрули из гарнизона, но никаких приказов солдаты не получили. Кишиневский губернатор фон Раабен и прочие высшие должностные лица своим бездействием фактически поощрили продолжение погрома.

На следующий день 7 (20) апреля в Кишиневе разгорелся кровавый погром, сопровождаемый грабежами, поджогами и убийствами.

Весть о начале беспорядков в городе быстро достигла предместий. Бездействие полиции и властей местные жители восприняли как негласное разрешение на расправу с соседями-евреями. Евреи, почувствовав растерянность власти, решили прибегнуть к самозащите. По отчету царского прокурора Горемыкина, расследовавшего погром, сопротивление евреев и защита ими своей собственности привели к разгулу дикой вакханалии. A. Солженицын цитирует в своей книге отчет прокурора:

«В разных частях города многочисленные партии, человек в 15—20 христиан каждая, почти исключительно, из чернорабочих, имея впереди себя мальчиков, бросавших в окна камни и кричавших, начали сплошь громить еврейские лавки, дома и жилища, разбивая и уничтожая находящееся там имущество. Группы эти пополнялись гуляющим народом».

К 2—3 часам дня погром охватил большую часть города. Полиция даже не пыталась остановить толпу.

В 3 с половиной часа губернатор Раабен передал командование начальнику гарнизона генералу Бекману с правом применить оружие. Солдатам гарнизона были розданы патроны, войска произвели массовые аресты.

«В пять часов этого дня 7 апреля стало известно, что „приказ“, которого с такой надеждой евреи ждали с первого дня, наконец, получен… В час или полтора во всем городе водворилось спокойствие. Для этого не нужно было ни кровопролития, ни выстрела. Нужна была только определенность».

«Всех трупов обнаружено 42, из коих 38 евреев; у всех убитых найдены были повреждения, причиненные тяжелыми тупыми орудиями: дубинами, камнями, лопатами, у некоторых же острым топором… Огнестрельных ран не было у убитых… Раненых всех 456, из коих 62 христианина… Из числа 394 раненых евреев только пятеро получили тяжкие повреждения; остальные все легкие. Никаких следов истязаний ни у кого не найдено, и только лишь у одного еврея, слепого на один глаз, выбит другой глаз… Почти 3/4 пострадавших мужчины, за единичными исключениями, взрослые люди. Об изнасилованиях было подано три заявления, из коих по двум составлены обвинительные акты… Домов разгромлено было около 1350».

«КИШИНЁВСКИЙ ПОГРОМ 1903 года Другое лицо Холокоста» библиография Сhisinău 2017 год.

Дядя Яков, брат матери, у которого и жил, и работал Лазарь, погиб во время этого погрома. Перед родителями стоял сложный вопрос, как устроить будущее сына. Черта оседлости и наличие родственников предполагали проживание либо в Одессе, либо в Кишиневе. Кишинев вызывал теперь у 15-летнего Лазаря панический ужас. Он хорошо помнил знакомые лица соседей, искаженные гримасами ярости, и кровь на улицах. Страшные крики и гибель дяди.

В Одессе, где жила семья, не было возможности пристроить мальчика к аптечному бизнесу. Лазарь мог бы учиться торговать, но, будучи несколько замкнутым, едва ли смог бы преуспеть на этом поприще. И родители решили отправить мальчика в Америку, к сестре отца, надеясь, что там он сможет научиться так понравившемуся ему аптечному делу.

23 июня 1906 года на корабле La Provence Лазарь приплыл из Гавра в Нью-Йорк. Забегая вперед, скажу, что в Россию он больше не вернулся.

Надежды родителей, благодаря усидчивости и трудолюбию юного Лазаря, оправдывались. Юноша легко овладел английским и вскоре уже работал в аптеке Иегуды Шильдкраута, мужа Ребекки, урожденной Гольдман, сестры его отца. Разумеется, о собственном бизнесе речи пока не было, но Лазарь был еще слишком молод, чтобы из-за этого расстраиваться.

Перспективный жених, он безумно влюбился в юную шведку Маргарет Марию Стилл, на которой женился 10 июня 1914 года в Лондоне.

Молодая семья решает жить в Европе, ближе к родителям обоих. У пары появляется трое детей: Сюзанна Надежда (18.10.1915 родилась в Англии), Ирена (09.01.1917 родилась в Швеции) и Яков. Но брак оказался ненадежен. Вскоре после рождения третьего ребенка Маргарет влюбляется в некоего Виктора де Завало и скоропалительно выходит за него замуж 22 декабря 1928 года, оставив детей бывшему мужу.

Лазарю стало нелегко. Хотя у детей были няни и бонны и рядом были родители, детям не хватало матери, а самому Лазарю — жены. Кроме того, сказывался общеевропейский кризис и его бизнес начал терпеть убытки. Американские родственники предлагали вернуться в Америку, уверяя, что экономика там крепче и Лазарю будет легче обеспечить семью. Любимый аптечный бизнес можно вести везде, болеют люди на всех материках. И к тому же Лазаря тянуло в ставшие родными Соединенные Штаты, хотелось уехать из Европы, где его покинула жена и где все напоминало о жизни с ней. И он решился. Вместе с детьми Лазарь возвращается в Америку.

Но мало было пережить переезд — возникли новые проблемы, которые надо было неотложно решать. Хотя американские родственники и приняли молодого отца с тремя детьми, надо было подобрать подходящее жилье, обустроить жизнь детей и начать заново бизнес.

С бизнесом было сложно. Лазарю пришлось работать в аптеке у тетиного мужа за зарплату. Жить так, как он привык жить, имея собственное дело, не получалось, содержать и няню для младшего сына, и гувернантку для дочерей стало слишком накладно. Приходилось искать нянь из Латинской Америки. Те за меньшую плату, чем коренные американки, выполняли ту же работу. Но и качество работы было хуже, чем у квалифицированных гувернанток.

Лазарь впал в депрессию, на него давило одиночество, груз ответственности за детей, невозможность выбраться из ситуации. Даже вернуться в Европу, где можно было бы рассчитывать на помощь родителей, не представлялось возможным. На переезд не было денег, а родители сами только что пережили переезд во Францию. Жизнь в Германии могла стать небезопасной для евреев (как я писала выше, муж сестры Веры, вращаясь в околоправительственных кругах, предупредил родителей жены о необходимости отъезда в другую страну).

Все это было хорошо известно и понятно, но кому и когда от этого становилось легче?

Депрессия одолевала Лазаря. У него не было сил выбраться из этого круга, из-за этого дела шли еще хуже, что тянуло за собой дальнейшее ухудшение его состояния. Ситуация только усугублялась, пока на пороге его дома не появилась новая няня детей — Elena Ravuelta.

Родившаяся в Чили, в Сантьяго в 1897 году, вместе с матерью и младшей сестрой в 1916 году она оказалась в Америке. Жизнь мигрантов часто нелегка, особенно сначала. Тяжелая, грязная неквалифицированная работа, низкая оплата. Тот же путь проходила и Елена. Короткий брак с 1918 по 1920 год, закончившийся смертью мужа, если и облегчил жизнь молодой женщины, то ненадолго. Начав работать у Лазаря няней для троих детей, Елена постепенно взяла на себя обязанности и кухарки, и уборщицы, а позднее стала женой Лазаря.

Плохо приспособленные к тому, чтобы выживать в одиночку, Лазарь и Елена прекрасно дополняли друг друга. Сама Елена иметь детей не могла, она приняла детей мужа как своих собственных. Надо сказать, что дети платили ей взаимной любовью, они называли ее ласково Елени.

Но успех Лазаря все откладывался. Видя, как переживает муж из-за того, что не может создать семье достойный образ жизни, Елена предложила переехать на Кубу. По ее мнению, на скудном кубинском рынке у Лазаря было намного больше шансов преуспеть, чем в Северной Америке. Кроме того, Великая депрессия уже затронула Америку. Зацепила и Кубу, но кубинцам помогал принятый американцами сухой закон, на базе которого возник так называемый алкогольный туризм, то есть приток денег в страну.

Семья собралась и отправилась в новую жизнь.

Впрочем, совсем новой эта страна не была. С 18 до 19 лет Елена с сестрой и матерью жила именно на Кубе, откуда они и приехали в Нью-Йорк. И по воспоминаниям Елены, страна эта была почти сказочной, веселой, яркой. Скорее всего, именно так оно и было, если смотреть на мир глазами восемнадцатилетней девушки. Но именно эти воспоминания из ее юности и сыграли свою роль. Пунктом назначения Лазаря и его семьи стала Гавана. И тут им повезло.

1930 год. Опыт Лазаря в аптечном бизнесе, воодушевление, которым щедро делилась его жена, уже подросшие дети, что облегчало домашнюю работу Елены и давало ей больше времени для помощи мужу, американские родственники, которые только радовались возможным поставкам медикаментов в Гавану, — все вместе это дало наконец Лазарю возможность встать на ноги.

В этот же период он изменил и имя. До сих пор в документах он значился Лазарем, теперь он внес изменения в паспорт, поменяв свое имя на его созвучный испанский вариант, и стал Луисом (Louis).

Крупным бизнес Лазаря так и не стал. И все же сеть из нескольких аптек, изготовление препаратов на заказ, поставки из Америки, позволяющие конкурентоспособно выглядеть на рынке, — все это давало семье возможность хорошо жить.

Бывшая жена почти все время поддерживала отношения с детьми. Лазарь и Елена не возражали против этого, хотя основное бремя по обеспечению семьи лежало на них.

В 1956-м старшая дочь Сюзанна уезжает в Америку, а оттуда дальше, к родственникам по материнской линии, в Швецию. Младшая дочь Ирена выходит замуж в Перу.

Лазарь и Елена продолжают заниматься аптеками, сын Яков им помогает, хотя на самом деле это они помогают ему. К 1959 году Лазарю уже за семьдесят.

А в 1959 году на Кубе происходит революция. Фидель Кастро, освобождение от американского ига и, как это водится, экспроприация экспроприаторов. Кто и во время какой революции разбирался в справедливости уничтожения частной собственности?.. Бизнес семьи Гольдман стал принадлежать государству.

Лазарь нашел в себе силы показать себя лояльным гражданином нового строя. Он предложил свои услуги в качестве переводчика и был принят на работу в штаб Рауля Роа, превратившийся со временем в МИД Кубы. Бонусом Лазарю, свободно владеющему русским, английским, французским, немецким и испанским языками, было разрешение продолжать руководить сетью аптек, ранее ему принадлежавших, а теперь обязанных приносить прибыль государственной казне.

Не смог смириться и принять ситуацию сын Яков. Он бежал в Америку к матери.

Я нашла сына Сюзанны, старшей дочери Лазаря. Писала ему, но он не захотел отвечать на мои вопросы. Известно только, что Сюзанна умерла в 2015 году, дожив до ста лет, Яков сейчас жив, но о жизни на Кубе, отце и Елене вспоминать не хочет.

---

Глава 4. Михаил

В 1890 году родился еще один сын — Моисей. Из писем Виталия Михайловича Гольдмана: «В вопросе образования он шел тем же путем, что и остальные мальчики семьи Гольдманов. Реальное училище, но, как и все дети, обладая артистическим талантом, смог поступить в Симферопольский морской корпус на музыкальный факультет по классу трубы. Это было неслыханной удачей и говорило о его несомненном музыкальном таланте, преодолеть квоты, ограничивающие евреев в получении высшего образования, было нелегко».

Разумеется, аптечный опыт его не миновал.

Биографию Моисея легче всего отслеживать по его фотографиям — несмотря ни на что, они сохранились.

Первая мировая война. Михаил Гольдман оказывается на фронте.

Из письма В. М. Гольдмана: «Армия была под руководством генерала Брусилова, который осуществил прорыв в закарпатском направлении. Похоронная рота, которой командовал отец, следовала по пятам наступавшей армии и подбирала трупы, которые тут же и хоронила. Территориально это было Западное Закарпатье. Там рота отца подобрала мальчишку с двумя оторванными руками (была фотография), которого и таскали за собой до конца войны, т. е. до революции 1917 года».

Вот эта фотография: