Бесплатный фрагмент - Обезьянка и море в апельсиновых корках

Девочка шла через Солнечный Лес. Солнечный Лес было для неё ёмким понятием, хотя она и слов-то таких, как ёмкое понятие, ещё не знала. Просто он был для неё таким тёплым, таким уютным, единственным местом в её маленьком мире, где ей не было страшно. Она придумала его сама, построила в своих фантазиях этот тёплый солнечный мир и очень хотела в него попасть. Но это было трудно. Почти невозможно. Для этого требовалось заснуть и увидеть его во сне. У неё долго ничего не получалось. И вот наконец получилось! Она шла через свой Солнечный Лес.

Солнце было повсюду. Оно прорывалось сквозь вершины деревьев и падало на землю, покрывая её причудливыми яркими пятнами, постоянно меняющими свои очертания. Деревья радостно шумели, обнимая зелёными ветвями тёплый ветерок. Босым ногам девочки было приятно идти по мягкой лесной подстилке. Она состояла из опавших листьев, хвои и мелких веточек, которые совсем не кололись, когда маленькие ноги наступали на них. Веточки тихо похрустывали, распугивая всяческую неопасную лесную мелочь вроде муравьёв, жучков и цикад. Муравьи приятно щекотали ноги, а цикады дружным и радостным хором приветствовали маленькую лесную фею. Голова девочки слегка кружилась от незнакомого аромата тропических цветов. Они были повсюду, размером с блюдце, из которого её любимая Ласковая Киса пила молочко. В центре распустившихся белоснежных бутонов искусный лесной мастер положил яркие мазки пурпурного цвета. Всё это великолепие оглашалось дружными криками ярких тропических птиц в кронах деревьев и шумом близкого водопада.

Душа девочки ликовала! Но главный восторг ждал её впереди. Она знала, что скоро лес закончится и откроется вид на море. О, море! Как она желала поскорее его увидеть! Там, на берегу, будет стоять утёс из белого мрамора. Его вершина — это удобное, нагретое солнцем кресло, в котором так уютно сидеть и смотреть в морскую даль. Справа от утёса должен низвергаться хрустальными струями водопад. Она будет сидеть в мраморном кресле, слушать успокаивающий шум волн и думать. Там, в морской дали, плывут острова её мечты, где радостно, нестрашно и спокойно жить. Там белоснежный песок, мягко стелящийся под ногами. Яркое синее небо с белоснежными облаками. Зелёные-презелёные пальмы, склонённые под тяжестью кокосов, и тёплое бирюзовое море! Там ей будет уютно, тепло и совсем не страшно. А море — это дорога к этим островам. Конечно, так просто до них не доплыть. Ну да ладно, она что-нибудь придумает!

Впереди сквозь ветви леса показались просветы. «Ну вот, уже скоро», — пронеслось в её голове. Оставшееся расстояние босые ноги почти пробежали. Раздвинув последние ветви Солнечного Леса, девочка вышла на берег. К утёсу вела узкая тропинка, плавно поднимавшаяся к его вершине. Утёс был таким большим, что закрывал небо. И тут она остановилась. Момент был торжественный. Она не должна бежать как ребёнок. Девочка выпрямилась, гордо подняла голову и не спеша, с достоинством юной принцессы начала восхождение к вершине своего солнечного королевства.

По мере того, как она поднималась, утёс опускался вниз и открывал всё большую и большую часть неба. Небо было красивого палевого цвета, какой обычно бывает ближе к закату. Каждый её дальнейший шаг окрашивал небо в оранжевый цвет. Это её забавляло. «Как интересно, — подумала она, — художники рисуют небо руками, а я ногами!» Поначалу в оранжевых красках неба было больше жёлтого, чем красного. Потом эти две краски сравнялись. Затем жёлтый стал уступать красному, и показалось закатное солнце. Оно вставало из-за головы утёса с той торжественной медленностью, с какой маленькая принцесса шествовала к своему трону. И опять ей это показалось забавным: на самом деле был закат и солнце садилось, но во время её шествия на утёс оно поднималось. Солнце было как огромный, сочный, спелый и огромный апельсин!

— А сейчас покажись, море! — воскликнула девочка.

Невидимый сказочный фокусник начал разворачивать панораму морской стихии. Теперь, ложась на воду, краски стали меняться от горизонта к берегу в другой последовательности: от оранжевой до палевой и через неё к синей. Смена цветов была не простым механическим процессом, а сказочным спектаклем, как и всё в придуманном ею мире. Раскалённое солнце плавилось густым оранжевым цветом. С его поверхности в море падали капли-лучи. В прохладной воде они превращались в апельсиновые корочки, похожие на маленькие оранжевые лодочки. Девочка знала, что если такую апельсиновую корочку сложить пополам, то из пор брызнет пахучая жидкость. Когда эту ароматную волну запаха вдыхаешь с закрытыми глазами, душа переполняется счастьем!

Чем ниже спускалось солнце к морю, тем больше капель-корочек падало с его поверхности, и вскоре вся дальняя поверхность моря покрылась ковром этой оранжевой флотилии. Оранжевые волны наступали на синие, и в месте их смешения вода приобретала палевый оттенок, а ближе к берегу оставалась ярко-синей.

Уже показался и её трон на самой вершине утёса, но что это? Крик разочарования готов был сорваться с её губ. Глаза наполнились обидой, и она в досаде всплеснула руками. Её трон был занят! Какое-то маленькое существо сидело спиной к ней и смотрело в море.

— Эй, — позвала она, — вы кто?

В ответ — ни звука, ни шевеления. Существо игнорировало её. «Ну и что теперь делать? — задала она самой себе вопрос. — Не возвращаться же, когда теперь опять удастся попасть сюда»? Девочка внимательней присмотрелась к существу. Закатное солнце чётко очертило его силуэт. Это была обезьянка. Из тех, что обычно выступают в цирке: без хвоста и с большими смешными ушами. «Как хорошо, что это не Грустная Жаба», — обрадовалась девочка. Она прислушалась к своим ощущениям и обнаружила, что, вот если сейчас подойти и сесть рядом с обезьянкой, та не испугается и не убежит. Сумасшедший восторг наполнил маленькую ребячью душу. Она точно знала, что обезьянка не убежит! Девочка была уверена: обезьянка здесь неспроста, она ждёт именно её и хочет сказать что-то очень важное. А ей ну очень, очень хотелось узнать, что скажет обезьянка. Такая уверенность была связана с одним случаем.

Примерно год назад, в августе месяце, когда всю неделю, не переставая, лил дождь, она обнаружила, что в кухню их квартиры залетел волнистый попугайчик. На этот отчаянный поступок его толкнула непогода. Он был мокрый, наверняка голодный и казался совсем беззащитным на заставленном банками подоконнике. Рядом на стуле дремал соседский кот, здоровенный, раскормленный наглый котяра по прозвищу Ронни. Казалось, он никак не отреагировал на появление попугая. Он лишь чуточку приоткрыл глаза и тут же обратно смежил веки. Но девочка знала, что это не так, что это проявление коварной натуры Ронни. Он заинтересовался, и ещё как! Об этом рассказал кончик его хвоста, нервно раскачивавшийся влево-вправо. И точно, кот проснулся, лениво потянулся, уселся и стал деловито лизать лапу. Ну, просто само миролюбие!

Попугайчик не испугался, только внимательней стал наблюдать за котом, смешно наклоняя голову то влево, то вправо. Он занимал удобную позицию межу двумя стеклянными банками, а сзади его прикрывало окно. Дождь за окном громко барабанил по железному водосливу, грозно шумели под напором ветра деревья, и единственным во всём мире местом, где попугаю можно было переждать непогоду, была эта кухня. Но кот, видимо, вовсе не казался ему гостеприимным хозяином и членом общества защиты промокших от дождя попугаев, готовым приютить бедного странника.

Девочка размышляла: у попугая, по её разумению, было всего два выхода. Один — вылететь в окно и спастись. Второй — забиться в какую-нибудь щель на кухне, такую узкую, чтобы кот не мог туда пробраться. Интересно, думала она, какой путь изберёт пернатый гость? Попугай избрал третий, неожиданный для неё и кота выход. Внимательно посмотрев на кота, он спросил человеческим голосом: «Чайку хочешь?» Кот перестал лизать лапу и изумлённо уставился на попугая. Издав воинственный крик, тот отважно бросился на кота! Кот опешил, прижал уши и бросился убегать. Попугай продолжал его преследовать, спрашивая при этом: «Чайку хочешь?» И он победил! Кот взвыл и уже сам, каким-то невероятным образом, забился в щель между плитой и кухонным столом, куда даже попугаю не было хода.

Попугай-победитель уселся на стул, ещё хранивший тепло кота, и занялся чисткой перьев. Вот в этот-то самый момент у девочки и возникло это восхитительно-новое чувство уверенности в том, что произойдёт дальше. Она не понимала, откуда пришла эта уверенность, но твёрдо знала, что так и будет. Девочка решительно подошла к попугаю и протянула ему свой палец. Птица не испугалась и не улетела. Она наклонила голову и оценивающе, одним глазом посмотрела на ребёнка. Затем, немного помедлив, попугайчик уселся на протянутый палец и задремал. Девочка была счастлива: он доверился ей! Она ведь не сказала ни слова, она просто мысленно попросила его об этом. И он понял. А она заранее знала, что так и будет. Это был сказочный попугай. Он специально прилетел защитить её от страха одиночества. И защитил. Девочке стало тепло, уютно и нестрашно одной в темной кухне, сотрясаемой раскатами грома.

Из-за кухонной плиты показалась испуганная морда кота. С ним произошли разительные перемены. Ещё каких-нибудь пять минут назад это был король квартала, гроза всех котов округи. Ему не было равных! Всего несколько минут изменили всю его жизнь. Он стал моральной развалиной. Эти минуты позора подорвали кошачью психику. До конца дней своих он будет шарахаться от воробьёв и мышей, вздрагивать от каждого шороха. Его шерсть испачкалась мусором, который обычно бывает в узких щелях между столом и кухонной плитой, казалось, он даже уменьшился в размерах. Теперь он не шёл гордо, как всегда, а крался на согнутых лапах, со страхом взирая на дремавшего попугая и желая лишь одного — быстро покинуть кухню, эту камеру кошачьих пыток.

Девочка, конечно же, не увидела всех этих перемен. Просто испуганный кот вылез из-за плиты и быстро прошмыгнул в коридор. Тем более она ещё не знала, что подобные, а то ещё и более изумительные перемены случаются даже с человеком — вершиной эволюции жизни на Земле! Такой вот был случай в её коротенькой на тот момент биографии.

Меж тем солнце продолжало клониться к закату. С берега подул ветерок. Повинуясь ему, мириады оранжевых корочек-лодочек устремились вслед уходившему за горизонт солнцу, словно почётный эскорт дневного светила. А за ними тронулась и синяя полоса моря, расширяясь и темнея.

Девочка опустилась на тёплый мрамор утёса рядом с обезьяной и, поскольку та её игнорировала, тоже решила не обращать ни малейшего внимания на свою соседку. Обезьяна задумчиво смотрела в морскую даль. Девочка решила поступить так же. Они молча сидели рядом, две маленькие фигурки, освещаемые закатным солнцем. На фоне неба их силуэты казались почти чёрными, и лишь светлые волосы девочки, развеваемые лёгким бризом, светились оранжево-золотой короной. Птицы понемногу смолкали, аромат цветов сгустился, шум водопада стал громче. Любопытство распирало девочку и не давало ей никакого шанса сохранить деланое безразличие к происходящему более пяти минут.

Она скосила глаза на обезьянку и увидела в её облике интересные подробности. Свободная от шерсти часть мордочки была розового цвета, но вся покрыта тёмными пигментными пятнами. Эти же пятна украшали и большие уши. Но более всего поражали глаза животного. В них светился разум, и это не позволяло относиться к ней как к существу низшего порядка.

Более того, девочка была уверена, что сможет поговорить с обезьянкой. В её сказочном мире это было бы возможным. Она решила, на всякий случай, обращаться с ней как можно более вежливо.

— Вы кто и почему заняли моё место? — повторила она свой вопрос.

— Это не твоё место, — спокойно отвечала обезьяна, продолжая смотреть вперёд.

— Как это не моё?

— Не твоё. В штате Невада, это в Северной Америке, молния сломала сосну. Учёные посчитали годичные кольца, и оказалось, что сосна простояла там пять тысяч лет. Пять тысяч лет! Вот тебе сколько лет?

— Десять.

— Уж наверное, она с большим правом, чем ты, могла считать то место, на котором росла, своим. Однако место то и сейчас там, а сосны уже нет. Ни у кого нет своего места на Земле. Земля не принадлежит никому, но все мы — и деревья, и животные, и люди — принадлежим Земле.

— А вот и не правда, потому что всё это…

Но обезьянка прервала её.

— Потому что всё это, — она обвела вокруг себя лапой, — ты выдумала?

— Вот именно!

— Тем более ты не права. Раз ты это придумала, значит, это существует только в твоей голове. Твоя голова является частью тебя. Ты целое, а голова только часть этого целого. Целое не может существовать в части себя. Хотя… Современные люди часто уходят от реальности внутрь своих голов. Теперь это, кажется, называется виртуальностью. Но вот в чём вопрос: почему они это делают? Вот ты почему здесь?

Девочка молчала, но не потому, что не знала, как отвечать, а просто хотела, чтобы собеседница поняла её как можно правильнее. Она размышляла.

— Давным-давно, — начала она…

— Ну да! Пять лет назад! — насмешливо перебила её обезьянка.

— Не смейтесь. Для меня это давным-давно.

— Извини, — смутилась обезьянка, — не права, продолжай, пожалуйста.

— Я жила у бабушки. Тогда-то всё и началось. В той комнате, где я спала, в углу стоял старый комод, а на нём радиоприёмник. Это был такой древний приёмник, на котором можно было ещё и пластинки проигрывать. Пластинки это такие…

— Да знаю я! Не томи, давай сразу к твоим страхам, — перебила её обезьянка.

Девочка не заметила то обстоятельство, что её собеседница, оказывается, была в курсе того, что она собиралась рассказать. Впрочем, в этом сказочном мире, похоже, всё могло быть.

— Ну и вот. Днём это был угол как угол: пыльный, с паутиной и всякой ерундой, завалившейся туда в разное время. А вот ночью он становился страшным местом. Я лежала и не могла заснуть, потому что меня пугал этот тёмный страшный угол. Меня охватывал страх, внизу живота разливалась слабость, а ноги становились ватными. Но самое жуткое было ожидать её появления из этого угла.

— Её это кого? — заинтересованно спросила обезьянка.

— Старушки! Маленькая такая. В тёмной одежде, лица нет. Идёт ко мне с выставленными руками, пальцы скрючены. А я-то знаю, что она будет щекотать мне ноги. Я очень боюсь щекотки! Я начинаю кричать до тех пор, пока не придёт бабушка и не успокоит меня.

— Да, — сочувственно произнесла обезьянка, — детские страхи самые яркие! Ребёнок мал, а страх велик. Поэтому он и не может уместиться в детской душе. И тогда он начинает прятаться в тёмных углах детской комнаты, в кладовках, в больших шкафах. Когда человек подрастает, страх полностью поселяется в его душе. Но знаешь что? Это в определённой мере и хорошо! В противном случае, если бы люди, вырастая, переставали бояться всего, всё время бы смеялись и радовались конфетам, то это были бы странные, ненормальные существа. Ну, и как ты боролась с этими страхами? Ведь ты как-то боролась?

— Я придумала Ласковую Кису. Когда старушка только начинала выходить из угла, появлялась она. Вначале раздавался тихий красивый звук маленьких серебряных колокольчиков. Во тьме вспыхивали крохотные золотые искорки. Их становилось всё больше и больше, они раздвигали тьму по углам, и только после этого появлялась Ласковая Киса. Она была вся белая, пушистая, ложилась возле меня и начинала тихо мурлыкать. Страх проходил, и я спокойно засыпала.

— Да, это ты хорошо придумала, — одобрительно отозвалась обезьянка, — но ведь было что-то ещё?

— В том-то и дело, что было! Ещё стала появляться противная Грустная Жаба. Я её не придумывала. После того как Ласковая Киса меня успокаивала, появлялась ещё и она, просто из воздуха! Вся такая неискренняя, в глаза не смотрит, вечно косит куда-то в сторону. При этом заметьте, трагически заламывает лапки-ручки, горестно закатывает глаза вверх, делает вид, что ей так жаль меня, бедняжку! И всё это без слов, как в дурацкой пантомиме. Да ладно бы просто стояла и кривлялась в стороне. Но нет, подойдёт и с горестным вздохом уткнётся своей мордой мне в грудь. А у меня от этого внутри разливается холод и становится грустно. Она меня расстраивает.

— Я бы сказала, что она наводит баланс в твоих чувствах. Согласись: спокойствие и грусть являются более мягким переходом от жуткого страха, — задумчиво произнесла обезьянка.

— Ещё я придумала Солнечный Лес, который приводит меня к морю, к этому утёсу, где мне хорошо и уютно мечтается, где нет страха. Поэтому и расстроилась очень, когда увидела вас на своём месте. Но я думаю, что вы не просто так здесь сидите. Вы должны мне что-то сказать?

— Да. Но я не знаю, обрадуешься ты или огорчишься сказанному. И, кроме того, я не вполне уверена, что ты поймёшь… Вот незадача! Ну, как объяснить ребёнку то, что даже не всякий взрослый поймёт? — ни к кому не обращаясь, произнесла обезьяна.

— А вы попробуйте. Вон вы какая умная обезьянка. Я таких ещё не встречала.

— Да не обезьянка я! Вернее не так. Внешне я, конечно, обезьянка, а вообще-то я… — говоря это, она впервые повернула свою мордочку к девочке и с сожалением вздохнула. — Здесь нет страха, говоришь…

— Ну, конечно же, нет!

— А куда тогда подевалась старушка, ну, та, что из тёмного угла?

— Как куда? Осталась там, в реальной жизни.

— А днём, говоришь, в том углу никого нет?

— Ну, говорю же. Постойте!

Глаза девочки испуганно расширились. Она посмотрела в глаза обезьянке и увидела в них жалость. Жалость к ней, такой глупой и наивной.

— Вы хотите сказать, что та старушка живёт в моей голове? И… И что же мне делать?

— Выселить её из головы, — отвечала обезьянка. — Видишь ли, страхи живут в нас. Но мы этого не знаем, потому что они направляют наши мысли на совершенно безобидные предметы, людей, животных, и мы начинаем их бояться, безуспешно бороться с ними, а не с самим страхом в нашей голове. Победить страх могут только те люди, которые сумеют раскрыть этот самообман и изгнать его из своей головы. Именно это я и пришла тебе сказать.

— А я смогу?

— Ты сможешь, не сразу, конечно, потому что это труд, посильный не каждому. Но ты сможешь. Знаешь, в чём между нами разница?

— Ну конечно! Ты обезьянка, а я человек.

— Нет! Разница между нами в том, что ты видишь то, что есть, а я вижу то, что будет. Так художник, стоящий перед белым холстом, видит картину на нём. А все остальные — только белый холст на подрамнике.

— А как я узнаю о своей победе над страхом?

— Однажды ты увидишь, что меня здесь нет. Это и будет означать твою победу. Тебе станет незачем приходить сюда. Всё, что тебе будет дорого, ты обретёшь в реальной жизни.

Девочка облегчённо вздохнула. Как и всякий ребёнок, она не могла долго волноваться. Взгляд её повеселел. Она бросила лукавый взгляд на обезьянку.

— А можно ещё кое-что добавить ко всему этому? — она обвела рукой прекрасный солнечный мир, созданный её воображением.

— Валяй! — усмехнулась обезьянка.

Девочка, как дирижёр оркестра, подняла обе руки вверх, взмахнула ими и крикнула:

— Начали!

Откуда-то грянула бравурная музыка. Это был парад-алле, который обычно звучит в цирке. Под его аккорды раздался размеренный топот множества тяжёлых ног. Из леса позади утёса показались две вереницы голубых слонов, одна направилась налево, а другая — направо, обтекая утёс, они выстроились вдоль берега моря, набрали в хоботы воды и подняли их, замерев в ожидании.

Девочка опять взмахнула руками и выкрикнула: «Давайте»! В то же мгновенье из всех слоновьих хоботов одновременно в пламенеющее небо ударили фонтаны воды. Они окрасились закатным солнцем и багровыми потоками низвергались в море. Голубые слоны с бьющими из хоботов багровыми фонтанами дополнили общую картину фантастической сказочной красоты окружающего мира. Этот мир был самим гимном жизни, красоты и счастья!

Солнце опустилось ниже, и по его команде корочки-кораблики устремились к центру моря, вытянулись в длинную оранжевую дорожку, которая начиналась под солнцем и заканчивалась недалеко от берега. Солнце стало погружаться в море, увлекая за собой оранжевую флотилию.

Девочка почувствовала, что пора прощаться, но почему-то медлила. Обезьянка тоже медлила. Было видно, что она хочет ей что-то ещё сказать, но не решается. Наконец она вздохнула и, глядя в сторону, сказала:

— Понимаешь, эти острова могут оказаться не такими, какими ты их себе представляешь. У одних людей детские страхи проходят с возрастом. У других они перерастают во взрослые страхи. И это уже не маленькая злая старушка с кривыми растопыренными пальцами, крадущаяся к ним из тёмного угла за шкафом. Это страх предательства, обмана, разочарования в близких и дорогих людях. Или страх от того, что не сможешь защитить близкого человека. Главное помни, что страх у тебя вот здесь, — она коснулась лапой её головы. — Солнечные острова становятся таковыми, если из души выгнать страх, иначе острова превратятся в маленькие частицы суши посреди мрачных болот. Чаще всего люди думают, что вон за той горой, или лесом, или морем лежит прекрасная долина или острова, где им легко и весело будет жить. Но оказывается, что за горой другая гора, а за лесом другой лес, а море нельзя переплыть. Но означает ли это, что там нет прекрасных долин и островов? Нет, не означает. Всё зависит от тебя. Помни это!

Девочка вздрогнула и посмотрела в море, туда, где плыли её острова. Она их тоже придумала. Она ведь и приходила сюда затем, чтобы думать об этих островах. У неё была заветная мечта: вырасти и уплыть на них. Она видела как наяву их прибрежный белый песок, ласковое бирюзовое море, ярко-зелёные пальмы и много-много тёплого солнечного света! На островах не было страха. Только радость, одна только радость!

— Но откуда же вы узнали! — Она повернулась, но обезьянки уже не было. А была ли она вообще?

                                     * * *

Летняя гроза в городе не кажется опасной. Но всё-таки в душе возникает слабое, неясное беспокойство. Связано оно с не предсказуемым в точности началом и концом грозы. Если ливень будет грохотать за окнами в то время, когда вы работаете в уютном сухом помещении, и закончится до конца рабочего дня, это хорошо. Вы пройдётесь до дома по умытому дождём тротуару, вдыхая свежий аромат зелени и летних цветов. Только и всего! Но вот если гроза разразится после работы, а вы на пути к остановке транспорта, это уже совсем другое дело.

Поэтому беспокойство перед грозой вызывает те же чувства, которые возникали у людей в давние века от слухов о приближающейся к городу вражеской армии.

Вначале это неясные, передаваемые тихим шёпотом на городском рынке слова о несметных полчищах беспощадных захватчиков. Потом всегда следуют бодрые и потому явно лживые заверения городских властей, что никакой армии на подступах к городу нет. Что стены города высоки, а его стража могуча и непобедима. Ну, в общем, обычное бла-бла-бла! Потом начинается подозрительная суета и отъезды богатых семей подальше от города. А уж потом! Как всегда «неожиданно» город окружают войска противника.

Гроза после рабочего дня это уже не шутки. Поэтому люди становятся суетливее, чаще смотрят на небо, прикидывая, успеют ли они добраться домой до её начала. Поднимается ветер, переворачивая листья деревьев и показывая их красивую серебристую обратную сторону. Особенно впечатляют чувственные души явления грозы тогда, когда она надвигается с противоположной от солнца стороны. Возникает величественная картина чёткого разделения мира на солнечный и мрачный грозовой. Здания ярко освещены солнцем, полыхают прожекторами оконных стёкол и одновременно с этим накрыты сверху мраком грозовых облаков. Ад и Рай соприкасаются, порождая страх и восторг в одно и то же время. Кто не успел покинуть город, тот обречён. Кто ещё не дома — тоже.

Наконец грянул ливень. Дороги вскипели реками дождевой воды, несущими смытый с обочин мусор. В ливневых решётках у обочины дороги крутятся водовороты мутных дождевых потоков, в которых пустые алюминиевые банки безуспешно пытаются спастись от гибели в бездне городской канализации. Люди прятались под прикрытием остановок транспорта, в арках и других подходящих местах. Кто-то бежал до дому, прикрывшись бесполезным пластиковым пакетом, который более успокаивал морально, чем защищал от дождя. Как говорится, хватался за соломинку.

Он наблюдал за всем этим из своего автомобиля по пути домой. Там его ждал отдых после трудного дня, и он очень хотел этого. И вдруг вдали, недалеко от автобусной остановки, он увидел её. Она стояла у самой обочины дороги, не пряталась под навесом, не прикрывалась зонтом или чем-либо иным, не пыталась закрыться от дождя. Она плакала. Вы спросите, как можно увидеть, что женщина, мокрая с ног до головы, со слипшимися от дождя волосами, поливаемая потоками дождя, плачет? Очень просто, если не смотреть на одежду, а видеть её лицо. У неё было лицо плачущей женщины! И он уже понял, что дом и отдых откладываются. Он знал, что будет дальше. Впереди него катилась шикарная машинка, внедорожник последней модели. Когда расстояние до неё сократилось, он увидел на заднем стекле большой стикер. На нём было написано: «Всё, что в жизни есть хорошего, либо незаконно, либо аморально, либо ведёт к ожирению!» Девушка шагнула на дорогу прямо под колёса этой машины. Странно, но водитель успел затормозить, так как ехал небыстро из-за ливня. Машина лишь коснулась бампером девушки, а если и ударила, то не очень сильно. Несмотря на это, она рухнула на дорогу как подкошенная и не подавала признаков жизни. Водитель этой машины, оказавшийся молодым человеком, выскочил на дорогу и бросился к девушке. Он приподнял её за плечи, вгляделся в лицо и вдруг прижал её крепко к себе, поднял лицо к небу, с которого хлестали потоки дождя, и стал отчаянно кричать. Из-за шума дождя крика не было слышно, но его лицо, полное отчаяния, говорило о неподдельном горе. Наконец он взял себя в руки, поднял девушку, положил её на заднее сидение своей машины и на большой скорости поехал по дороге.

«Вот и всё, — подумала она, — я умерла». Однако ощущение какого-то приятного тепла говорило ей об обратном. Она открыла глаза и увидела, что у обочины стояла машина, от которой и струилось тепло. Её мысли путались и текли медленно и представлялись ей в виде субтитров на экране кинотеатра. Через этот «экран» шли слова: «Я жива или нет»? Она отвернулась от «экрана» и вновь ощутила струи дождя на своём теле. «Наверное, я жива», — написал «экран». Дверь автомобиля со стороны водителя была открыта, и дождь заливал салон, часть кресла потемнела, впитывая струи дождя. Она смотрела на границу между тёмной, мокрой, частью кресла и светлой, сухой, и не могла понять, что же всё-таки с ней произошло. От неё ускользнуло и то обстоятельство, что мир вокруг неё странным образом изменился. Странность эта заключалась в полном отсутствии других людей. Ещё недавно они были всюду, а по дороге шёл поток машин, спешивших в сухие гаражи на отдых. Теперь же всё вокруг обезлюдело. Шёл тот же дождь, исправно работали светофоры, отражаясь цветными размытыми акварельными пятнами на мокром полотне дороги. Сверкали витрины магазинов и огни рекламы, но они никому уже не были нужны. Город обезлюдел! Во всём этом неуютном, хлещущим дождём мире остались только два человека — она и водитель стоявшей рядом машины.

— Да садитесь же скорее в машину! — почти кричал ей этот второй оставшийся во всём мире человек.

Она поняла, что этот человек оказался рядом с ней не случайно, а со смыслом, пусть и скрытом для неё теперь. Она села, и машина двинулась сквозь потоки дождя, а куда она ехала, ей было всё равно.

                                     * * *

Как курица, разгребая навоз, неожиданно находит жемчужину, так и природа-мать делает непредсказуемый кульбит и в семье простых, ничем не приметных людей рождается одарённый ребёнок. Как и в случае с курицей, для которой пшеничное зёрнышко куда более ценно, чем непонятная жемчужина, так и для таких родителей сложно раскрыть гениальность своего отпрыска.

С людьми происходит то же, что и с алмазами: они заложники судьбы. Если крупный алмаз распилить на части, огранить их и создать колье — шедевр ювелирного искусства, то оно превратится в предмет вожделения, зависти, счастья и несчастья и будет переходить из рук в руки от одного владельца к другому. Но если крупный алмаз оставить целым, то он станет достоянием всего народа, всей нации, предметом её гордости, символом могущества государства. Он будет лежать на бархатной подушечке, сверкая и переливаясь в главном хранилище страны.

Так и люди: одни разменивают свой талант в угоду случаю, другие становятся достоянием нации. Всё предопределено изначально. Всё заложено в человеке: или талант, или обычность, или патология, не важно — физическая или нравственная. Дальше скрытый талант может развиться, а может и нет. Здесь должно совпасть большое количество обстоятельств. В судьбе Паганини свою роль сыграл отец, простой трактирный скрипач. Он приучил сына к игре на этом инструменте. А что бы было, если бы он работал фермером в глухой провинции, где о скрипках никто ничего не слышал? Парень стал бы, как и отец, фермером, а мир не узнал бы великого маэстро Паганини. Поэтому скрытый талант может стать Достоевским, Рембрандтом или вечно пьяным горемыкой. Но даже если этот горемыка, в конце концов, умрёт под забором от постоянного пьянства, он не перестанет быть великим. Просто ни он сам, ни окружавшие его люди никогда об этом не знали и больше не узнают. Он как ненайденный алмаз. Он был. Просто его не нашли.

Вряд ли стоит говорить о том, что одарённый ребёнок в простой небогатой семье как алмаз без всякой надежды быть найденным и огранённым. Бывают, конечно, и исключения, но они, как говорится, лишь подтверждают правило.

Родись он обычным ребёнком, в обычной семье, его жизнь была бы обыденной и неинтересной. Многие дети, а затем и взрослые люди привыкают к этому, принимают такой склад жизни как данность и мирятся с ним. Наш ребёнок, а это был мальчик, чтобы избежать серости жизни, поступил по-другому. Реальный мир людей и вещей, окружавший его, был мал и скуден. Но его одарённый ум, постепенно развиваясь, раздвигал этот мир через фантазии. Они превращали его замкнутый мирок в захватывающее яркое пространство. Это всё равно как если бы для взрослого человека старая знакомая планета стала новой и неизвестной, ждущей дальнейших открытий, сопровождаемых сильными эмоциональными потрясениями. Он был всегда погружён в себя. Если он ехал в поезде, то шум колёс складывался в какую-нибудь песню, каждый раз новую. И ему было весело ехать под эту мелодию. Постепенно он сделал для себя вывод о существовании пяти чудес света. Это были вовсе не те общепризнанные, а его личные, которые заставляли трепетать его душу неистовым восторгом. Это были цветные минералы, цветы, бабочки, тропические рыбы и тропические птицы. Были и другие, но эти стали для него самыми главными. Когда он видел их представителей, у него от счастья начинала слегка кружиться голова. Естественно, иметь их в личном пользовании он не мог, а поэтому довольствовался цветными картинками, но точно знал, когда вырастет, они у него будут! В те редкие случаи, когда ему удавалось поесть досыта, он вместо удовольствия чувствовал стыд. Ему представлялось, что где-то в Африке сейчас голодают дети, а он такой сытый. Помочь он им не мог, и стыд от этого только усиливался.

С четвёртого класса ему очень нравилась одноклассница. Она была всеобщей умницей-любимицей. Почти все мальчишки в классе пытались ухаживать за ней. Все, кроме него. Старая, немодная одежда, стоптанные кроссовки заставляли стесняться своего внешнего вида. Зато в своих фантазиях он был другим: представлял себе, как во время военной игры вся школа построена на площади, на которую приземляется вертолёт. Все замерли. Из вертолёта выходит он в генеральской форме, а директор школы рапортует ему об итогах игры. Девочка смотрит на него с восхищением. Его душа ликовала всякий раз, когда он погружался в такие фантазии, и серая жизнь уходила далеко-далеко.

Его чувство сострадания распространялось не только на людей, но и на любое другое живое существо. Однажды летом, когда он жил в деревне у деда, за огородами позади дома ему приглянулся совсем маленький, внешне невзрачный цветочек. Он нашёл в чулане деда старую прямоугольную линзу с одним отколотым углом, и всё, его жизнь засверкала новыми красками. Серый песок под линзой превращался в россыпь драгоценных камней, контуры дырок, проеденных гусеницами на листьях, — в портреты известных людей. Увеличенный в несколько раз цветок оказался восхитительным кустом с фиолетовыми бутонами. Мальчик сразу влюбился в него и ходил каждый день любоваться этой красотой. Дни стояли жаркие, цветок вял под солнцем. Он и его цветок ждали дождя. Душа мальчика сильно страдала из-за того, что он не может помочь своему любимцу. Он пытался приносить воду из дома, чтобы полить цветок, но в силу своего возраста не мог принести достаточно воды, а той, что приносил, не хватало для пропитки каменной от жары почвы. Кроме того, когда он носил воду, его всякий раз очень сильно пугали огромные облака, которые заслоняли солнце и накрывали его чёрной тенью. Он очень их боялся, чувствуя себя одиноким и беззащитным. Наконец дождь пошёл! Но земля настолько высохла, что не принимала в себя живительную дождевую влагу. Тогда он стал размазывать капли-шарики по иссохшей земле вокруг цветка. Детские ладошки, втиравшие влагу, стали грязными, их царапали острые камешки, но он не чувствовал боли и с упорством продолжал своё дело. И он победил! Земля вокруг цветка потемнела и стала впитывать влагу. Тёмное пятно земли вокруг его цветка ширилось, он вздохнул с облегчением. Он спас жизнь своему цветочку, и на душе стало легко.

Как минимум два случая произошли с ним в детской жизни, которые при другом стечении обстоятельств могли изменить его жизнь к лучшему. Однажды на уроке рисования учительница предложила им задание, которое заключалось в необходимости простого копирования шара, куба и пирамиды. Конечно, при этом надо было показать умения строить перспективу и подсвечивать или затенять стороны объектов для придания им соответствующей формы и объёма. Все взялись за дело, и работа закипела. Дети смотрели на предметы, а потом пытались их скопировать в своих альбомах. Учительница отвлеклась на журнал, прикидывая, как сделать так, чтобы оценки за четверть были более высокими и к ней не было бы претензий со стороны завуча. Сделав отметки карандашом напротив фамилий учеников, которым можно было бы вместо троек поставить четвёрки, она оглядела класс. Все усердно работали карандашами в своих альбомах, и лишь один мальчик на задней парте смотрел не отрываясь на неё. «Опять он!» — внутри неё стало подниматься глухое раздражение. Она побаивалась его потому, что не понимала. Однажды ещё в студенчестве во время летней практики в детском оздоровительном лагере с ней произошёл случай, который в последующем заставлял её бояться одарённых детей. А случилось вот что. Она стояла возле входа в свой корпус и вдруг обнаружила конфетный фантик, лежавший на тротуаре прямо перед ней, и сильно расстроилась. Столько труда было потрачено, чтобы навести порядок на вверенной ей территории, и нате вам! Опять! В это время мимо шёл мальчик из младшего отряда, на вид лет семи-восьми. «Эй, — крикнула она ему, — а ну-ка, поднял фантик и отнёс в урну»! Малыш глянул на неё с искренним удивлением и спросил: «А почему я? Я не сорил, пусть убирает тот, кто его бросил!» Она сорвалась и заорала: «Поднял и отнёс!» Мальчишка вдруг заплакал, но поднял фантик и пошёл дальше. Позже она узнала, что унизила вундеркинда. Это был семилетний чемпион области по настольному теннису! Это была личность! В самом полном значении этого слова. У него было достоинство! Ей стало стыдно, но исправить ситуацию, попросить у мальчишки прощения за свою грубость, у неё не хватило мужества.

Вот и теперь, ожидая подвоха, она спросила с раздражением: «Ну и чего ты на меня уставился? Гипнотизируешь, чтобы я поставила тебе отлично за невыполненное задание?» Класс разразился хохотом. Раздражаясь всё больше, подошла и заглянула в альбом. «О боже!» — вырвалось у неё. На альбомном листке была она! Мальчик очень точно передал выражение глаз, овал лица и нахмуренный лоб, общее, вечно брезгливое выражение на лице! «Но как! Как ребёнок может такое!» — ошарашено думала она. Мальчик смотрел на неё широко распахнутыми глазами, полными слёз. Как тогда. Там. В детском лагере. «Господи, опять талант, и что мне с ним делать? Мальчик неблагополучный, родителей нет, живёт с сестрой-студенткой. Бедствуют. А пошёл он!» — сказала она себе, как тогда, там, в детском лагере.

В другой раз, через пару лет, случилось вот что. В начале года, как всегда, учительница литературы дала задание написать сочинение на тему осени. Все занялись письмом, а он поднял руку.

— Ну, что ещё?

— А можно вместо сочинения написать стихи об осени?

— Ну конечно можно, Пушкин ты наш!

У него было готовое стихотворение, и он быстро записал его из головы в тетрадь и стал скучать, глядя в окно.

На следующий день опять урок литературы и все с нетерпением ждали оценок за свои письменные работы. Он тоже, как всякий начинающий пиит, ожидал высокой оценки, похвалы и восхищённых глаз девочки, той самой! Первыми зачитывались отличные оценки. Он был уверен, что получит пятёрку. Учительница зачитала всего три фамилии, но его в коротеньком списке отличников не было! В следующем, более длинном, списке его тоже не было. В коротком перечне фамилий троечников его опять не оказалось. Учительница помедлила и торжественно начала: «Дети! Среди вас нашёлся один ученик, который, не мудрствуя лукаво, не прилагая никаких усилий, просто взял и переписал стихотворение об осени одного из наших великих поэтов». Она смотрела на него: «Встань! Тебе не стыдно? Ставлю тебе даже не двойку, а единицу! Садись, поэт». Класс разразился хохотом.

Он был раздавлен, не понимал, что происходит. Вместо признания такое унижение. Как такое пережить? До этого он, конечно, обижался и не раз. Но теперь! Это мощное чувство гибели всяческой справедливости. Но как? Как такое возможно? Он, как во сне, подошёл к учительнице и дрожащим от обиды голосом сказал: «Это я написал, это моё стихотворение!» До неё, наконец, дошло, что она попала в очень некрасивую историю. Во-первых, оскорбила очень талантливого ребёнка. А во-вторых, опозорилась перед всей школой. Да! Завтра же об этом будет знать вся школа! Все будут потешаться, что она не знает творчества «наших великих поэтов». Но теперь единицу поставят ей. Кроме того, через месяц будет городской школьный творческий конкурс по литературе, а она упустила блестящую возможность отличиться со своим учеником.

Учительница дрожащими руками прижала его тетрадку к себе и виновато попросила: «Можно я отправлю его на городской конкурс?» Его обида сменилась неведомым до сих пор холодным чувством иронии.

— Да, конечно! Я перепишу его и принесу вам завтра.

Она протянула ему тетрадь. Они оба знали, что ничего подобного не будет. Ничего он ей не принесёт. Ни завтра, ни послезавтра, никогда. Будь он взрослым, не обижался бы, а возгордился. Ведь его, пятиклассника, причислили к отряду великих поэтов! Но он, как и всякая творческая душа, ожидал похвалы, поощрения. Любому художнику, в широком смысле этого слова, обязательно требуется признание его талантов. Это кислород любого творческого процесса, без которого он чахнет и умирает.

А написал он вот что.

Осенью в лесу не так, как летом,

Осень — увядание природы.

Клёна куст, облитый красным цветом,

Ждёт похолодания погоды.

На осинках листики-монетки

Шелестят печальнее, чем летом.

Певчих птиц не слышно,

Видно в клетки

Кто-то их попрятал всех до лета.

Воздух осенью особенный, всегда так:

Звонок, звучен, чист, прозрачен.

Эхо улетает вдаль куда-то,

Вдаль, где лес чуть дымкой обозначен.

Осенью в лесу не так, как летом.

Тихо и торжественно чуть-чуть.

Скоро всё в лесу засыплет снегом,

И об этом стоит чуть взгрустнуть!

Стоит чуть взгрустнуть о прошлом лете,

Лете, тёплым солнцем обогретом,

И осенний лес в тиши скорбящей

Шелестеньем просит нас об этом…

Когда груз негативного отношения со стороны внешнего мира достиг своего предела, он решился на неординарный шаг: стал писать письма себе — взрослому. В них он объяснял себе, будущему взрослому, как надо реагировать на необычные поступки детей. Главный лейтмотив всех писем — не обижать, не глядеть высокомерно, не смеяться над «глупыми» словами. Нельзя относиться к детям как к взрослым, а к взрослым как к детям. Это главная ошибка взрослых — так он убеждал себя будущего. Конечно, здесь возникает естественный вопрос: а зачем писать письма себе, если человек и так должен помнить все те обиды, которые он терпел от взрослых? Да-да, конечно, это всё вроде бы и так. Но, сами понимаете, взрослые и дети — это разные планеты. Становясь взрослыми, люди забывают самих себя в детстве.

В этом смысле все взрослые делятся на три вида. Их вид зависит вот от чего. Когда ребёнок рождается, в нём сразу же начинает жить другой ребёнок, невидимый остальным людям. Видимый ребёнок растёт и превращается в молодого человека, затем во взрослого, затем пожилого и так далее. В этом все люди похожи друг на друга. А вот второй ребёнок внутри каждого человека, как правило, имеет свою, особенную жизнь. В одних он взрослеет параллельно своему внешнему двойнику и сливается с ним. Ребёнок внутри исчезает. Это первый вид взрослых людей. Именно они, в первую очередь, перестают понимать детей. У второго вида ребёнок внутри взрослеет, но не сильно, оставаясь вечно молодым и юным. Он часто сглаживает избыточную душевную взрослость внешнего человека и иногда делает его мысли и поступки свежими и современными. Другое дело третий вид. У этих людей ребёнок внутри так и остаётся ребёнком и не хочет взрослеть. И, кстати, не даёт взрослеть и внешнему своему проявлению. Жизнь у них, прямо скажем, не сахар. Зато именно их больше всего и любят дети! Согласимся, что поводов писать письма себе взрослому у нашего мальчика было предостаточно.

Он не стал взрослым. Когда умерла мама, они с сестрой остались вдвоём. Он школьник, а она студентка с маленькой стипендией. Чтобы не отдавать его в детский дом, она оформила опекунство. Для подтверждения своей финансовой состоятельности устроилась на полставки лаборантом в своём институте и на подработку уборщицей в школе, где учился брат. Жизнь для неё превратилась в средство достижения цели: вырастить брата. Было тяжело, но она терпела. Учёба, работа, учёба, работа — вот и всё, что она делала в жизни. Она перестала замечать, какая погода, какое время года. Нет, не в том смысле, что вообще не знала этого, а в том, что их смена не меняла её ритма жизни, её настроения, её чувств. Она не жаловалась, потому что некому, а брат был для неё важнее жизни, так она его любила!

В очередной раз убирая класс, она попросила брата поднять стулья на столы, чтобы не мешали мыть пол. Он справился с этим и стал помогать сестре. Как выяснилось потом, в одном из стульев торчал гвоздь. Брат проколол палец, но не придал этому значения и продолжил работать. Перчатка была повреждена, и грязная вода попала в ранку. Казалось, что это ерунда, мелочь, обойдётся. Не обошлось. Через день поднялась высокая температура и его положили в клинику. Должного внимания к ребёнку не было, ввиду того что был ещё неизвестен диагноз. Когда его, наконец, поставили, выяснилось, что у него общее заражение крови в запущенном состоянии.

Она пришла навестить его в промежуток после работы лаборантом и перед работой уборщицей. Оказалось, что пришла в промежуток между прошлой жизнью и будущей нежизнью. Дежурный врач посмотрела на неё жалостливо и сказала, что ей надо к главврачу отделения. Она уже была взрослой девушкой и поняла, что просто так с заведующим отделением не встречаются. По пути к врачу прокручивала в голове разные варианты, но всё сводилось пока к одному: лечение тяжёлое и потребуются дополнительные деньги. С этим было тяжело, но она что-нибудь придумает. Врач вышла из своего кабинета и пригласила её присесть на скамеечку под окном в конце больничного коридора. Она села, врач опустилась на скамейку рядом с ней и молча смотрела вдаль. Девушка, не дождавшись её слов, сильно испугалась. Внутри всё оборвалось, и душа заполнилась ужасом страшного предчувствия. Чтобы избавиться от него, она стала говорить сама, громко, чтобы заглушить нахлынувший страх. Её голос дрожал, когда она озвучила версию с деньгами на лечение брата и стала уверять, что обязательно деньги будут, а пока их нет, лечение пусть не прекращают. Заведующая отделением повернула к ней лицо и сказала: «Ваш брат умер. К сожалению, лечение не помогло. Примите мои соболезнования».

Она шла по улице, раздавленная каменной плитой душевной боли, которую несла одна на всём белом свете. Она хотела только одного: рассказать кому-нибудь о своём горе, хотя бы часть плиты-боли переложить на другого человека. Но таких людей у неё не было. На улице заканчивалась весна буйным разгулом зелени и цветения, ярким солнцем и почти летним теплом. Девушка ничего этого не замечала, жизнь для неё остановилась. Придя домой, она легла и стала смотреть в потолок. Наступила ночь, потом день, потом другая ночь, а потом она перестала воспринимать смену дня и ночи. Лежала и глядела в потолок. Не ела, не пила, не спала, как будто умерла с открытыми глазами, которые продолжали видеть потолок. Когда ей надоели звонки и удары кулаками в дверь, она встала и открыла. На пороге стояла куратор её группы и что-то говорила. Она её видела, но не слышала, как будто в телевизоре отключили звук. Лицо женщины было взволновано, на глазах слёзы. Она отметила этот факт, но не придала ему значения. Не дослушав, закрыла дверь и пошла в сторону кровати. Передумав ложиться, она подошла к столу брата, села на его стул и открыла ящик. Сверху лежала школьная тетрадь, на которой было написано: «Письма мне взрослому». Она открыла и стала читать.

Письмо 1

Когда ты вырастешь и станешь взрослым, то перестанешь любить щенков, котят и других детей разных животных. Я ещё не встречал взрослых, которые их любят. Не знаю, может быть, мне просто не повезло. Мне вообще не везёт.

Будет у тебя сын или дочка и они захотят себе щеночка, а ты им не разрешишь. Скажешь, мне вас кормить нечем, а тут ещё этот нахлебник. Когда взрослые так говорят, они не понимают самого главного. Да, конечно, поначалу, когда он маленький, явной пользы от него никакой. Он ведь не может охранять дом и защищать тебя от врагов. Вроде бы и так, а на самом деле нет. Пока он маленький, он учится любить ребёнка, а ребёнок учится любить его, и им обоим очень хорошо. Есть ведь дети, которые не любят бегать с друзьями во дворе, им интереснее самим с собой. Но всё-таки хочется, чтобы рядом был друг. Вот щенок и будет таким другом. Ты же не будешь упрекать своих друзей, что они пришли к тебе и едят просто так бесплатно. Ведь не будешь? А щенок и есть такой друг, даже лучше. Разве за дружбу и любовь, что он тебе даёт, надо требовать от него ещё и плату?

Когда щенок вырастет в большую собаку, то есть он, конечно, будет больше, но и польза от него будет большая. Он будет и дом охранять, и тебя, если надо. И будет продолжать оставаться самым верным другом. Такого и кормить не жалко. Надо только немного потерпеть, пока он не вырастет. Запомни! Когда вырастешь, не отказывай своему ребёнку взять в дом щенка. Никогда!

Письмо 2

Когда станешь взрослым, не забывай о разных мелочах, которые, на самом деле, очень важны для ребёнка. Два года назад, когда папы уже не было, а мама болела и не работала, денег было мало. Мне не дали деньги, чтобы сдать их на новогодний сладкий подарок. Все сдали, а я нет. Я тогда сказал учительнице, что не смогу его получить, так как мне надо будет после ёлки срочно уходить по делам. Я, конечно, это всё выдумал, чтобы меня не жалели, особенно та девочка. Когда все получили подарки и стали есть, я сидел за своим столом и делал вид, что не хочу конфет. Только потом я понял, что надо было уходить раньше, чем стали выдавать подарки, тогда моя история была бы хоть немного правдоподобной. А так я сказал, что уйду, а сам остался. И меня стали жалеть, предлагать конфеты из своих подарков. Я заплакал, мне было стыдно, а за что, я не понимал. Конечно, тысяча рублей это много. Но ты запомни, даже если у тебя будет мало денег, ты всё равно копи весь год по восемьдесят три рубля и тридцать копеек в месяц. Этого как раз хватит на подарок твоему ребёнку, и ему не будет стыдно перед одноклассниками.

Дальше читать ей не дали слёзы и боль души. Каменная плита опять навалилась на её плечи. Сил нести её уже не было. Она посмотрела за окно, там всё потемнело, надвигалась гроза. Она приняла решение, от которого сразу стало спокойно. Она окаменела душой, даже радость какая-то появилась. Радость того, что скоро её мучения закончатся, плита с плеч спадёт и ей станет легко. Он была одинокой молодой девушкой, одной во всём мире, где не осталось уже ни одной любящей её души. Это был пустой и холодный мир, которому было всё равно, живёт она в нём или нет. Она вышла под дождь, не замечая холода, потому что чувств никаких больше не испытывала. Она уже не жила.

                                     * * *

Они ехали сквозь дождь, и дворники не справлялись с потоками воды. Двигатель работал приглушённо. Она согрелась и стала приходить в себя. Водитель молчал и напряжённо смотрел на дорогу. Как и у всех робких людей, у неё внутри появилось чувство вины за долгое молчание. Она хотела начать какой-нибудь разговор, но не знала как. Чувство вины только усиливалось. Чтобы хоть как-то начать разговор, она спросила:

— Как вас зовут?

Он некоторое время молчал, а затем, не поворачивая лица, спросил:

— Зачем тебе это?

— Ну, как же! А как мы будем разговаривать?

— Разговаривать пока рановато, но даже если и так, то зачем при этом упоминать имена?

— А как тогда…

— Так же, как твоя мама общалась с тобой, когда ты ещё не умела говорить. Она называла тебя доченькой, зайкой, котёнком, ёжиком. Ты ведь не понимала значения этих слов, точно так же, как если бы она называла тебя по имени. Человека помнят не по имени, а по тому, как он жил. Поэтому уверяю, чтобы общаться, не надо имён. Более того, ты удивишься, но для общения и выражения своих чувств человеку слова вообще не нужны. Вот скажи, немые люди могут выражать свои чувства: любовь, радость, горе?

— Наверное, могут, — отвечала она.

— Вот! Могут! Пойми, чувства в нас уже есть, надо только подобрать слова нужные, чтобы их выразить. А это — самое трудное, не каждому дано. Запомни: слова надо подбирать к чувствам, а не наоборот. Если чувства есть, а слова нужные не находятся — это полбеды. А вот если слова льются широкой рекой, а чувств за ними нет, это уже настоящая беда.

Внезапно машина вырвалась из плена дождя и помчалась по сухой дороге, освещаемой ярким солнцем. Переход был резким и неожиданным, она вскрикнула и оглянулась назад. Мир был разделён на две противоположные части: одна, та, что позади, — мрачная, ревущая дождём, другая — впереди — яркая, сверкающая солнцем и зеленью.

Теперь надо сказать, что девушка была сестрой нашего мальчика-гения.

Уже в машине, понемногу придя в себя, успокоившись, она стала понимать, что происходящее с ней сейчас — это переход к какой-то другой жизни. Разделившийся на тёмную и светлую половины мир говорил ей именно об этом. Как тогда, в детстве, сначала на кухне с попугайчиком, а потом на белом утёсе с обезьянкой, внутри неё вновь зародилось это восхитительное чувство надвигающегося волшебства. Конечно, боль потери не ушла, а лишь притихла, но она уже могла замечать происходившее вокруг.

Машина свернула с большой дороги на просёлочную и вскоре подъехала к небольшому домику на высоком берегу узкого длинного озера. Мужчина вышел из машины и направился к воде. Она последовала за ним. Старая деревянная лодка с двумя потрескавшимися вёслами стояла, уткнувшись носом в берег.

— Вот твой корабль, а там, — он махнул в сторону противоположного берега, — твои острова. Ты должна наконец-то побывать на них.

Девушка с опаской оглядела «корабль» в виде старой лодки-развалюхи, чья способность оставаться на плаву вызывала у неё большие сомнения. Ну а как она будет грести? И где эти острова? Озеро было не шире метров тридцати. Примерно посередине его на небольшом расстоянии друг от друга торчали из воды три хатки ондатр.

Девушка обернулась, чтобы получить разъяснения по всем этим вопросам, но мужчина исчез. Она осталась совершенно одна, неизвестно где и неизвестно зачем. Солнце почти село, на землю опускались сумерки. От воды потянуло болотным духом. Он перемешивался с усиливавшимися ароматами цветов и трав. Этот букет тленного болотного и ярких цветочно-травяных запахов вызвал у неё чувство приятной тихой печали. С какой-то отчётливой остротой проступила мысль о бренности всего живого. Это был запах, олицетворявший суть земного бытия. Травы цвели и источали дурманно-пьянящие ароматы. Вскоре они отцветут и превратятся в озёрный ил, который даст жизнь новым цветам. Следовательно, подумала она, тлен это новая будущая жизнь, а цветенье — начало конца прежней. Она была ещё очень молодой, и это была первая в её жизни мудрость, которую она постигла сама. Не из книг, не от других людей, а сама!

Вдруг в наполненном ночными ароматами воздухе раздался тихий хрустальный звон, а вокруг неё засверкали маленькие золотые искорки. Они излучали еле видимое свечение, от которого стало не то чтобы светло, но как-то уютно и спокойно. Она перестала волноваться, улыбнулась и стала ждать. Из облака золотых искр появилась такая родная, пушистая Ласковая Киса.

— Ну, где ты была? Почему так долго!

— Я бы пораньше поспела, да пришлось отговаривать появляться здесь сама знаешь кого.

— Как! И она здесь?

Из-за небольшого кустика неподалёку появилась фигура Грустной Жабы. Она горестно возвела глаза в небо, сцепила вместе лапки-ручки, картинно заломила их, изображая тревогу за судьбу своей хозяйки.

Ласковая Киса, пытаясь хоть как-то успокоить девушку, сказала:

— Ну а что, пусть гребёт себе вёслами. Хоть какая-то польза!

— Ладно! Пусть гребёт.

Они с Ласковой Кисой сели в лодку, а Грустная Жаба оттолкнула её от берега и, шлёпая лапками по воде, ещё какое-то время толкала утлое судёнышко на глубину. Затем сноровисто запрыгнула в посудину и стала так грести вёслами, как будто всю жизнь только этим и занималась.

Лодка мерно колыхалась на волнах, монотонно плескали воду вёсла. От всего этого её стало клонить в сон. Однако какое-то беспокойство не давало заснуть глубоко. Это беспокойство медленно и тягуче сформулировалось в вопрос, который как резкий толчок пробудил её. Вопрос был вот какой: почему они так долго плывут по такому маленькому озеру? И куда вообще они плывут? «Какая я дура, — подумала она, — а раньше спросить не могла?»

— Плывём мы на первый остров из тех трёх, на которых тебе сегодня надо побывать, — сказала Ласковая Киса.

— А откуда ты…? А впрочем, ведь он тоже мне сказал про эти острова! Я понимаю, что дальше мне удивляться не надо будет. Так?

— Так. Постарайся меньше спрашивать, больше слушать и думать. Выводы делай сама. Ты ведь уже одну мудрость постигла. Запомни главное: дальше не будет ничего такого, что бы ты не смогла понять и объяснить. Это важно! От этого будет зависеть будущее хороших людей и твоё собственное. Островов всего три. На каждом есть люди, которые попали туда, по, скажем так, весьма специфическим обстоятельствам. У них было время подумать над тем, оставаться там или вернуться в свою прежнюю жизнь. Им надо помочь принять окончательное решение. Ты появилась очень кстати и можешь им помочь в этом. Как ты это сделаешь? Я не знаю. Но помочь им сможешь только ты.

Впереди первый остров. На нём живут, я даже не знаю, как точно назвать: в хибаре или сарае. Короче! В лачуге, по сравнению с которой каморка Папы Карло смотрится как дворец. Пейзаж вокруг под стать этому самому пристанищу. Так вот, живут в нём два человека. Одного зовут Джон, а другого Пол. На самом деле у них другие имена, но они здесь никому не известны. Они оба с юности помешаны на творчестве знаменитой ливерпульской четвёрки, даже сами играли в самодеятельных рок-группах. В общем, когда здесь им выпала возможность выбрать временные имена, они назвали себя именно так. Более того, ты сама увидишь, что они даже внешне стали немного похожи на своих кумиров. Живут они вместе, но до острова знать друг друга не знали. У каждого из них своя история постижения мудрости жизни, благодаря чему они и получили возможность выбора: вернуться обратно в свою жизнь или остаться навсегда на острове. Я введу тебя в курс дела, чтобы ты не купилась на их разговоры и не подумала, что они конченые циники.

История Пола

До того как попасть на остров, Пол работал проректором крупного университета. Жизнь сложилась удачно, жалеть было не о чем, пока он не влип в одну историю.

Надвигались выборы в городскую думу. Вокруг них разгорелись нешуточные страсти. Дело было в том, что губернатор поссорился с действующим мэром. Чего-то там не поделили в источниках своих личных доходов. Губернатор решил провести в думу города своих людей, которые должны были объявить мэру импичмент и сместить его с должности. После этого он мог поставить на оную должность своего человека.

Началась энергичная возня вокруг этого процесса. Команда губернатора начала поиск надёжных кандидатов, которые имели все шансы избраться по своим округам. В этой команде работал давний хороший знакомый нашего Пола. Он и предложил ему войти в кандидаты от губернатора и даже, возможно, после победы на выборах стать председателем думы. Нашему герою польстила столь блистательная перспектива. Возможность быть избранным была очень высокой: основу избирателей составляли студенты университета, которые его хорошо знали. Обычно умный и рассудительный, он поддался на эмоции и согласился участвовать в этой, как позже выяснилось, авантюре. Свою роль в принятии этого решения сыграло и то обстоятельство, что ему порядком уже надоела проректорская работа и хотелось каких-то перемен.

Он выдвинул свою кандидатуру на выборы, и тут началось! Уже на следующий день его вызвал ректор. Этого человека нельзя было обвинить в порядочности. Он получил эту должность не в силу своих способностей, а исключительно по воле случая. В коллективе он большим уважением не пользовался и имел куда более низкое доверие, чем наш Пол. Просто приказать или надавить прямо на нашего героя он побоялся, поэтому стал ходить вокруг да около, предлагать войти в его положение, стыдить и упрекать в том, что университет попал в немилость к мэру, а это чревато! Пол упрямо стоял на своём и отвечал в том духе, что, мол, свою кандидатуру он не снимет. На том и разошлись.

Началась агитационная кампания. Сразу же стали проявляться непонятные странности. Встречаясь с избирателями, он стал замечать, что их количество было подозрительно мало. При этом руководство учреждений всячески заверяло его, что собрали кого только было возможно, а остальные не могут по веским основаниям. Позже он узнал, что там же, но на встречах с его конкурентом залы были полные. Окончательно он убедился в подвохе после одного разговора.

После очередного заседания предвыборного штаба его вызвался подвезти один из кандидатов от губернатора по другому округу. По дороге он признался, что едет на разговор с мэром и в обмен на должность в администрации снимет свою кандидатуру. Но при этом Полу он пожелал всяческих успехов и даже признался, что очень его уважает. И действительно, на следующий день стало известно о снятии этой кандидатуры с предвыборной гонки!

Пол позвонил знакомому из губернаторской команды и попросил о встрече, на которой сразу же спросил: «Что происходит? Что, наш корабль тонет? Я вижу, как крысы уже бегут с него. Разве власть губернатора не выше, чем власть мэра?»

Знакомый отвёл глаза в сторону и начал свой рассказ на тему механизмов политического влияния в столице их региона. По мере его повествования пелена наивного представления нашего героя о власти стала спадать. Вместе с этим пришла отчётливая уверенность в том, что его втянули в авантюру. Конечно, втолковывал ему знакомый, губернатор как бы выше мэра, но возможностей манипулировать людьми у последнего больше, чем у первого. Как всегда главная причина крылась в удовлетворении насущных потребностей людей. Захочет региональный министр дом собственный соорудить, к кому он пойдёт за решением об отводе земли? Потребуется региональному чиновнику внука пристроить в элитную школу, из которой прямой путь в престижный университет, кто ему в этом поможет? А если зять, или сынишка, или дочурка вздумают бизнес в городе замутить, чьей поддержкой лучше всего заручиться? То-то и оно! Куда не кинь, всюду он: великий и ужасный! А что губернатор в этом смысле? Ничего!

Наш герой сразу же поверил в истинность этого рассказа, поскольку сам наблюдал другую странность в проведении кампании. Губернатор за каждым своим кандидатом закрепил по целому министру. Однако Пол быстро убедился, что его куратор-министр без особого энтузиазма справляется со своими обязанностями. Теперь ему стало понятно почему. История матушки-России буквально изобилует примерами того, как саботаж чиновников губил и более высоких руководителей.

Будучи человеком порядочным и не склонным к подковёрным интригам, Пол решил идти до конца. В день голосования с утра и до позднего вечера он находился на избирательном участке. Его представители были в составе комиссии и, когда стали появляться первые результаты голосования, звонили ему. Он проиграл, хотя этого не должно было быть. Упрямство и настойчивость в достижении результатов подтолкнули его к проведению собственного расследования причин случившегося.

Имея похвальную привычку подходить к решению любой проблемы системно, он начал с изучения избирательного законодательства. Выяснилась одна интересная деталь. Большинство нарушений его положений наказывалось в административном порядке. И лишь два карались уголовными статьями. Почему он упирал на изучение возможных нарушений? Да потому, что иначе его конкурент не мог выиграть! На участке было более тысячи избирателей. Студентов его вуза было больше двух третей. Не могли они голосовать за «стороннего дядьку».

Команда губернатора с треском провалила выборы и, чтобы хоть как-то завуалировать свою несостоятельность, подталкивала своих кандидатов к судебным искам по их итогам.

Пол вскоре выяснил, что списки избирателей по его округу были сфальсифицированы. Суть манипуляций с ними заключалась в том, что руководство вуза исключило из них более двух третей студентов, которые якобы уехали на практику. Он собрал документы, подтверждающие, что все студенты на самом деле никуда не уезжали, а благополучно проживали в общежитии. Именно фальсификация списков избирателей наказывалась уголовной статьёй.

Уверенный в своей правоте, он подал исковое заявление в суд. Дальнейшие события перевернули все его представления о правде, справедливости и законе.

Суд, несмотря на все документы, железобетонно подтверждавшие фальсификацию списков, отказал ему в иске. Он подал апелляцию в региональный суд. Адвокат, который ему помогал, заявил, что их дело верное. Кроме того, накануне заседания апелляционной коллегии прокурор города подал протест на необоснованное решение районного суда. Всё это вместе взятое породило надежды на справедливость и закон. Однако перед началом заседания председатель коллегии объявил о том, что прокурор отозвал свой протест. Пол сразу понял, что всё, он проиграл. Дальнейший спектакль на тему «наш суд самый гуманный суд в мире!» был ему уже неинтересен.

Наш герой рос послушным и добросовестным мальчиком, хорошо учился и свято верил в правоту взрослых. Затем он стал законопослушным студентом-отличником и окончательно уверовал в аксиому: в его стране право и закон — основа порядка и развития. Поэтому решения и одного и другого судов перевернули все его базовые представления о морали и нравственности. В его голове никак не укладывалось, как судьи, которые поставлены государством соблюдать законы, сами нарушали их бессовестнейшим образом. Люди, которые получают деньги от государства за охрану закона, сами его попирают! Он охотно допускал, что его дело, возможно, лишь исключение. А так повсюду закон и право торжествуют. Но его это мало утешало или скорее совсем не утешало. Это всё равно, что объяснять лягушке, раздавленной машиной на автостраде, что по статистике только небольшой процент её сородичей попадает под колёса. Остальные-то успешно пересекают!

Да, он чувствовал себя такой лягушкой, раздавленной катком власть имущих. Всё, во что он верил: правда, справедливость, закон — отныне лежало раздавленным, втоптанным в дорожную грязь.

Ему позвонили из команды губернатора и преувеличенно бодро предложили не расстраиваться и настаивали на том, чтобы он подавал апелляцию дальше! Ему стало противно, и он просто отключился от разговора. До него дошло, что он стал разменной монетой в чужой, его не касающейся игре. Что губернатор, что мэр — оба одним миром мазаны. А он — дурак! И теперь будет нести эту характеристику как каинову печать, всю оставшуюся жизнь.

Помимо моральных потерь и разрушенных нравственных идеалов, он ощутил и вполне себе материальные издержки. Он арендовал место под гараж и ежегодно обновлял аренду. Вскоре потребовалось вновь пройти эту процедуру. Неожиданно сотрудник соответствующего отдела районной администрации заявила, что в продлении ему отказано. Это было пренеприятнейшее известие, так как теперь его гараж могли просто увезти на край города и там установить на каком-нибудь болоте. С работницей у него сложились хорошие отношения, она всегда тепло реагировала на его шутки. Но теперь она сидела с каменным лицом и глядела не на него, а куда-то в сторону. Пол поинтересовался, что стало причиной столь неожиданного решения. Не отводя взгляда отчего-то очень интересного в углу кабинета, она ответила, что поступили жалобы от жильцов близлежащих домов на шум и выхлопные газы. На его замечание, что ещё ближе к домам стоит целый гаражный кооператив и ничего, жильцов оных домов он устраивает, она ничего не ответила. До него дошло, откуда ветер дует. Потеря места под гараж была существенным неудобством для семьи, где был маленький ребёнок. Эта проблема, возникшая из ниоткуда, доставила ему дополнительные волнения и беспокойство. Пол был очень ответственным человеком. Проблемы семьи, созданные им самим, очень тяготили его.

В детстве он видел фильм-сказку, где водяное чудище грозило главному герою пальцем страшной руки, вынырнувшей из воды, подкрепляя угрозу словами: «Помни должок!» Второй раз эта «рука чудища» погрозила ему, когда он собрался приватизировать свою квартиру. Для этого он воспользовался услугами юридической фирмы, специализировавшейся на подобных делах. На консультации он встретился с девушкой-юристом. Она была довольно молода, лет двадцати пяти, двадцати шести. Вела она себя очень серьёзно, как ребёнок, старавшийся выглядеть взрослее, чем есть. Он давно работал преподавателем в университете и хорошо знал такой тип женщин. Она была отличницей, очень ответственной и целеустремлённой студенткой. Специалистом она, наверняка, была хорошим. Он полностью ей доверился и ни о чём не беспокоился.

Через несколько дней «отличница» из юридической фирмы позвонила и ошарашенным голосом сообщила, что суд отказал ему в праве приватизации своей квартиры. Для неё это было впервые, как и для фирмы. Ничего подобного за всю их практику не случалось. Это было тем более удивительно, что по закону суд не мог ему отказать. Рука водяного чуда-юда опять грозила ему из болота под названием мэрия. Пол не мог рассказать девушке о причинах столь неординарного решения суда, потому что не смог бы доказать факт трудоустройства «руки грозящей» в мэрии, а ещё и потому, что не хотел разрушать веру «отличницы» в справедливость и гранитную твёрдость закона. А то она ещё бросит юридическую практику и пустится во все тяжкие. А он будет виноват.

Единственное, что он мог — это предложить ей помощь одного знакомого очень опытного юриста. Девушка обиженным голосом сказала, что сама справится. Да он, впрочем, в этом и не сомневался. Пожелал ей успехов и стал думать, откуда ноги растут. На мэра работало целое юридическое управление. Дураков там не было, тогда на что они рассчитывали? Сколько не тяни, а разрешение дать придётся. «Вот, — подумал он, — они тянут! А зачем тянут, чего ждут?» Он вспомнил, что действие закона о бесплатной приватизации муниципального жилья истекает через три месяца. Вот чего они ждут! Протянут до марта, а там дадут разрешение, но уже на платную приватизацию. Если посчитать стоимость квартиры в центре города, то платная пробьёт дыру в семейном бюджете. Пакость, конечно, мелкая, но ведь мэру будет приятно!

Он до дрожи в коленях любил своего сынишку и жену. И вот теперь они стали, по его дурости, заложниками прихоти мэрии. Он теперь бы не удивился, если бы его с семьёй выселили из квартиры, а ректор милостиво согласился бы поселить его в общагу. Опять он почувствовал себя раздавленной лягушкой. Да где уж там лягушкой, червяком! Его охватило отчаяние.

Начались звонки от знакомых, близких к мэрии, которые «к нему по-прежнему хорошо относились». Они начали увещевать его пойти к мэру и покаяться. Он благодарил и отказывался. Ему было до жути жуткой противно даже представить себе такое. Что он скажет? «Мой господин, покаянную голову меч не сечёт! Простите великодушно заср… ца, хотя я этого и не достоин! Искуплю вину кровью. Прикажите сделать любую подлость, самую недостойную из недостойных! И я свершу её!» Так, что ли? В мэрии работали очень опытные интриганы. Они всё рассчитали: загнали его в угол, обложили со всех сторон, а потом, когда «клиент дошёл до кондиции», предложили покаяться.

Пол стал размышлять. Зачем вообще им надо это его унижение? Зачем такой мощной властной фигуре необходимо сделать ему ещё больнее? Ничего более подходящего, чем «чтобы другим неповадно было!», он придумать не мог. Но тогда из этого вытекал неутешительный для него вывод: его не простят, устроят публичную порку в назидание остальным «людишкам» и выбросят на помойку жизни.

Когда он был ещё маленьким мальчиком, лет семи, отец поехал с ним к деду в гости. Сначала они ехали автобусом, а потом пешком шли по улице. На другой стороне, параллельно им, шёл мужичок в грязном, рваном плаще, с растрёпанными волосами. «Видишь этого человека? — спросил отец, — алкаш местный. А когда-то был главным врачом больницы, уважаемым человеком. Потом стал пить и опустился на дно». От этого воспоминания Пола охватил страх. Он представил, что его переселят в общагу, жена уйдёт от него, забрав сына. Он начнёт пить, опустится, с работы уволят, устроится вахтёром в общаге. Завхоз будет приводить к нему экскурсии «в целях воспитания трезвого образа жизни», говоря при этом: «Видите этого мужичка? Алкаш страшный. А когда-то был уважаемым человеком. Но стал пить и опустился!»

Он стал бояться ночей, потому что долго не мог заснуть, а всё думал и думал, что делать, где искать выход? Любой, даже очень сильный человек имеет свою ахиллесову пяту. Для него это была семья. Он дрогнул. Постепенно в его душе стало укореняться чувство раскаяния в содеянном. Он виноват, конечно виноват, и должен сменить гордыню на покаяние. Ради семьи, ради сына! Пусть он будет раздавленной лягушкой, червяком, кем угодно, но пусть тяготы жизни не коснутся их!

В итоге всех этих душевных трансформаций он пришёл к страшному для себя, разрушающему его человеческое достоинство решению: самому позвонить в мэрию, напроситься на встречу и покаяться. Он понимал, через что ему придётся пройти. Скорее всего, сразу его не примут, а вначале «промурыжат в предбаннике», наслаждаясь своим величием и его ничтожеством. И только потом какой-нибудь зам зама изволит его принять и огласить милость сюзерена. Оттяжка встречи будет нужна, чтобы все в мэрии и за её пределами узнали о его раскаянии и сделали правильные выводы. Опытные были интриганы, опытные! Хоть шляпу снимай.

Пол отдавал себе полный отчёт в том, в кого он превратится после «покаяния». В одного из них! Он не знал, сколь много «их», но «они» были повсюду. Пол постоянно встречал «их» то здесь, то там. Под «ними» он подразумевал тех, кто верил только в свою земную жизнь и превратил эту свою земную жизнь в последнюю бессрочную оргию перед смертью. Они не признавали ни стыда, ни совести, могли совершать самые подлые поступки по отношению к другим людям, не боясь никаких наказаний, ибо уверены были глубоко и искренне, что приговорённого к смерти уже ничем не накажешь. Любая, пусть самая неземная и божественная красота вызывает у них лишь тоскливый вопрос: «Зачем всё это? Зачем? Если они всё равно умрут, а красота останется». Настоящие радость и ощущение красоты жизни подменяется у них ложными суррогатами: алкоголь, цинизм, стяжательство. Вся их жизнь проходит под девизом: «Гульнём напоследок, а там — пропади всё пропадом!» Все они оправдывали свои поступки чем-то очень важным. И он тоже после всего будет говорить: «Я это сделал только ради спасения своей семьи». Вроде бы зачётное оправдание, но как-то…

В результате всех этих переживаний ему приснился сон, будто он попал в преисподнюю. Он шёл по огромной пещере, своды которой пропадали в аспидной черноты вышине, и их не было видно. Стены были покрыты какой-то плохо пахнущей копотью, стаяла адская жара и невыносимый смрад чего-то горящего. Дым и чад клубились вокруг него. Было темно, и лишь сполохи далёкого пламени слабо освещали стены колеблющимися отблесками. Вокруг сновали неясные тени существ с большими лопатами. Вскоре его глаза привыкли к темноте, и он обнаружил, что это грешники, абсолютно голые и чёрные от копоти. Они беспрерывно кидали лопатами уголь в бочку огромных размеров. Когда она наполнялась, грешники бросали лопаты и, облепив её как муравьи, напрягая все силы, тащили вглубь пещеры, туда, где вспыхивали языки пламени.

К нему подошло существо, одетое во всё чёрное. На левой стороне груди у него была изображена цифра шесть.

— Я бригадир, — сказал он и протянул ему огромную лопату. — Сейчас вернутся эти с пустой бочкой, и ты приступишь вместе с ними к работе. Будешь кидать уголь тысячу лет, а потом поглядим, куда тебя ещё пристроить.

— Это наказание? — спросил Пол.

Бригадир ухмыльнулся и сказал, кривя губы:

— Как сказать! Может это ещё и не наказание, — и спросил с хитрой усмешкой, — хочешь, помогу отлынивать?

— Конечно, хочу, — быстро ответил он.

Бригадир приблизил своё лицо к его лицу, и тут только Пол увидел, что у него не было глаз! Вместо них две чёрные впадины.

Существо сказало:

— Я научу тебя словам для отлынивания. Запомни: Многус работус нихт! Повтори!

Он послушно повторил:

— Многус работус нихт!

Бригадир радостно заулыбался, забрал у него лопату и указал на чёрный овал прохода в стене пещеры:

— Тебе туда.

Пол вошёл в проход, в конце которого пробивался свет. Дойдя до конца, он очутился в пещере гораздо более светлой, чем предыдущая. В ней толпа опять же грязных, потных людей пыталась затащить огромный камень по крутому склону наверх. Когда они уже почти достигли цели, камень сорвался и рухнул вниз, давя в лепёшки тела несчастных сизифов. Эти «лепёшки» тут же быстро растаскивались какими-то шмыгающими серыми существами.

К нему подошёл бригадир с двумя цифрами шесть на груди и спросил: «Ну, долго ты ещё собрался так стоять без дела? Видишь, людей мало, а камень с каждым падением становится всё больше и больше! Давай! Приступай!»

Он посмотрел в пустые глазницы бригадира и произнёс: «Многус работус нихт!» Бригадир криво ухмыльнулся и с облегчением произнёс: «Ну, это же другое дело! Тебе туда», — и указал на очередной проход в стене пещеры.

Он быстро прошёл по нему и оказался в ещё более светлой пещере. Посреди неё мерцало бездонной темной глубиной озеро. На одном берегу стояла толпа людей, а возле неё лежала груда увесистых камней. Люди по очереди брали каждый по камню и погружались в воду. Когда последний из толпы скрылся под водой, к нему подошёл третий бригадир с тремя шестёрками на груди. «Ну, надо же! — горестно воскликнул он, — и чего народец такой хлипкий? — И всего-то надо с камнем пройти под водой до другого берега, и всё! Делов-то»! Бригадир ещё немного погоревал лицом и, спохватившись, крикнул ему: «Что стоишь, рот раззявил! Хватай свой камень и — вперёд!»

Он опять произнёс: «Многус работус нихт!» Бригадир внимательно на него посмотрел и участливо спросил: «А точно — нихт?»

— Точно-точно, — ответил он поспешно.

Бригадир возвёл глаза к грязному своду пещеры, как бы говоря: «Видит Дьявол, я пытался ему помочь!»

— Ну, как знаешь, — сказал он, — тебе туда, — и указал на тележку, стоявшую на рельсах.

Он сел в неё, и тележка покатилась. Но покатилась как-то странно: не по наклону вниз, а вверх. Чем дальше катилась тележка, тем темнее становилось вокруг. Но вот вдали показались сполохи пламени. Наконец тележка подкатила к огромным грязным воротам, на которых было написано «ПЕРЕРАБОТКА». Что это слово означало, он не знал, но его охватило какое-то тревожное нехорошее чувство. Буквы источали злобу, ощетинившись острыми углами. От них веяло опасностью. Вдруг ворота с неожиданной быстрой лёгкостью широко распахнулись, и его оглушил жуткий хор душераздирающих криков людей, погибающих в адских муках. Почти теряя сознание от страха, он увидел огромный котёл с кипящей чёрной жидкостью, в которой варились тысячи людей.

Под котлом гудело багровое пламя. В это же время люди-муравьи подтащили полную бочку угля и опрокинули её в огонь. От этого пламя загудело ещё сильнее. Крики грешников в котле усилились. Тележка начала наклоняться над котлом. Он вцепился в её борта и дико заорал: «Я не хочу! За что!»

Откуда-то сверху раздался густой бас: «Как за что? Ты отлынивал от всего! Ты нам не нужен, поэтому идёшь на переработку». Он закричал в страхе: «Дайте мне шанс!» Ещё не успел смолкнуть его голос, а тележка уже покатилась обратно. Она с грохотом влетела в новую пещеру и опрокинулась, выбросив его на землю. Пол быстро вскочил на ноги и увидел у стены две лопаты: одна нормальных размеров, а другая — огромных. Он схватил самую большую лопату. Сверху посыпался уголь, а сбоку появилась пустая бочка, и он стал бросать в неё уголь. Им двигал страх, превращавший его в безумное животное. Сознание отделилось от тела, и он мог со стороны видеть существо, похожее на него, с безумным лицом, неутомимо орудовавшее огромной лопатой. Сколько прошло времени, было неясно. Сознание понимало, что здесь времени нет вообще. Адские муки — они вечные. А раз так, то и время ни к чему! Он потерял счёт бочкам и думал лишь об одном: когда его силы иссякнут, а они иссякнут, он будет отправлен на ПЕРЕРАБОТКУ. Следовательно, он лишь немного отодвинул час расплаты, но не смог его избежать. За всё надо будет отвечать по делам своим. С этой последней мыслью он и проснулся.

В человеческом обществе есть определённая масса двух энергий: добра и зла. Их соотношение примерно равно. В благополучные времена людей добрых больше, поэтому добро распределяется среди них меньшими долями. Каждый из них, вследствие этого, только немного добрый, а большая часть его существа занята собственным благополучием. Поэтому такие люди становятся добро равнодушными, или равнодушно добрыми. Злых людей тогда меньше, но зла в каждом из них — больше. Они настоящие злые и очень опасные. В смутные времена, наоборот, злых людей больше, но доля зла, ими получаемая, меньше. Они становятся зло равнодушными, или равнодушно злыми. Вот эти гораздо хуже настоящих, опасных злодеев, потому что их много. Но в то же время добрые люди, при их меньшем количестве, получают больше добра каждый. Именно поэтому в смутные времена среди нравственного хаоса, стяжательства, торжества Мамоны, Содома и Гоморры «вдруг» появляются удивительно добрые, человеколюбивые и наивно романтичные люди. А ведь бывали и времена, когда число таких людей сводилось к ничтожно малой величине — двенадцати апостолам во главе с Иисусом. Эта частица добра среди моря зла в итоге спасла мир. И те, иные, придут и скажут: «Это золото не золото, а мусор зловонный. От него смердит трупами убитых ради этого золота, гарью лесов, сожжённых ради этого золота, веет слезами сирот, чьих родителей убили ради этого золота».

Пола спасла случайность. Хотя чаще всего эти «случайности» вовсе не случайны. Небеса были милостивы к нему и в предложении «казнить нельзя помиловать» поставили запятую в правильном месте. Приближался юбилей вуза и его включили в оргкомитет по подготовке и проведению этого мероприятия. Предполагалось издать книгу, и он должен был составить ту часть, в которой говорилось о творчестве преподавателей художественно-графического факультета. Для этого надо было отобрать только наиболее значимые работы. При этом он согласился на подобную авантюру только при условии, что его мнение будет одним из нескольких мнений и других более компетентных людей.

Эта затея ему совсем не нравилась, тем более что он больше думал о своей предстоящей «казни». Так он и сидел, перебирая листки с цветными копиями работ. Она не сразу зацепила его внимание. Он отложил её в общую стопку уже просмотренных работ и продолжил перебирать листки. Однако внутри него повис неясный ещё вопрос: «Что это?» Он вернул картину и стал смотреть более внимательно.

Автором был один из старейших художников факультета Репетухин. Копия его картины размером двадцать на пятнадцать сантиметров изображала ночную пустыню, накрытую сверху чёрным с россыпью золотых звёзд небом. В центре композиции горел костёр, освещавший сидевших подле него двух людей в тёмных балахонах с капюшонами на головах, из-под которых свисали чёрные длинные волосы. Огонь вырывал из темноты ещё и маленькую глиняную постройку с односкатной крышей — какой-то сарай. И всё! Больше там ничего не было. Но чем-то она его зацепила! Он вдруг почувствовал, как внутри него зародилась какая-то надежда, какое-то малюсенькое предчувствие чего-то светлого во мраке бедствий, свалившихся на него. Но почему, откуда оно взялось? «Это картина», — догадался он. Она как-то влияет на него! Но что, что в ней такого?! Он стал вглядываться в маленькую копию, пытаясь разгадать ту магию, которая исходила от неё. Какая-то чёткая, спокойная уверенность охватила всё его существо. Уверенность была в том, что на картине Иисус и Иуда коротают вечер у костра накануне предательства учеником своего Учителя. Картина раздвинулась, пропуская его в себя, и он оказался внутри, поодаль от костра. Учитель поправлял головёшки и смотрел в костёр. Иуда смотрел туда же и думал: «Признаться или нет? Ещё есть время отказаться от предательства. Сознаться Учителю, отвести и спрятать его в надёжное место, а первосвященникам сказать, что он сам не захотел к нему идти и где-то скрылся». Он был плохим учеником, потому что не верил в Учителя. Иначе бы знал, что тот всё про него знает, абсолютно всё, даже то, что ученик обязательно его предаст! Но всё же… Учитель, в отличие от ученика, верил в него. Пусть он всё знал, пусть всё понимал и всему находил объяснение, но всё же верил: а вдруг! Вдруг Иуда поднимет на него глаза, полные слёз раскаяния, и скажет: «Прости, Учитель! Ибо не ведаю, что творю…»

Учитель смотрел в огонь и ждал, ученик метался в плену своих бесплодных терзаний, костёр трещал весёлыми языками пламени, разбрызгивая искры вокруг. Некоторые искры взлетали так высоко, что на мгновение становились частью россыпи звёзд. Так и Иуда думал, что может вершить судьбу Учителя, спасти его или предать, но был всего лишь маленькой искоркой костра, который развёл Учитель.

Пол смотрел на картину и думал: «Маленький листок, даже не вся картина, а как воздействует! Надо только понимать». Он уже давно понял, а эта картина лишь укрепила его веру в то, что главное счастье в жизни человека вовсе не в том, чтобы делать всё что хочешь. К сожалению, многие именно так и думают. Но он твёрдо уверовал: главное — НЕ делать того, что НЕ хочешь делать! Он не хотел идти на поклон, и картина спасла его от этого. Теперь он твёрдо решил: не будет он каяться. Не дождутся. А он не пропадёт! Начнут его опять доставать, пожалеют.

С этого момента дрожащий от страха грешник с лопатой в руках исчез и появился новый человек с твёрдой, спасённой от растления душой. Когда «доброжелатели» позвонили в очередной раз, он ответил в том духе, что если они не перестанут его третировать, он на самом деле подаст апелляцию в Верховный Суд, а там влияние мэра уже ничего не стоит. Чуть позже через знакомого из команды губернатора ему передали, что его оставят в покое, но внесут в «чёрный список». Да и пусть, подумал он. Затем, как по мановению волшебной палочки, все его проблемы стали разрешаться положительно. Государственная Дума продлила действие закона о бесплатной приватизации жилья ещё на три года. Суд тут же выдал своё разрешение, а «отличница» позвонила ему и радостно сообщила об этом. Аренду гаражного места продлили без всяких ограничений. Более того, ему стало известно, что имидж ректора в глазах мэра сильно пошатнулся и он начал сильно пить. И теперь уже ему грозила перспектива переквалифицироваться в вахтёры, которого посещают экскурсии во главе с завхозом.

После того как картина сыграла в его жизни столь решающую роль, вполне естественным было бы как можно скорее увидеть её в оригинале. Но он оттягивал это событие. Внутри поселился страх точно такой же, какой он испытывал в школьной юности, когда до оторопи боялся пригласить свою первую любовь на свидание. И всё же этот момент наступил. Он сидел в мастерской Репетухина и объяснял ему, какую картину хотел бы увидеть. К своему стыду, он даже не помнил её название. Говорил только, что на картине пустыня, костёр, подле которого сидят Иисус и Иуда. Глаза художника расширились от удивления: «Позвольте, — сказал он, — какой Иисус? Какой Иуда? Нет у меня таких персонажей».

— Но как же! Я сам видел небольшую по размеру копию, среди работ, представленных в юбилейный сборник.

— А! — осенило художника. — Я, кажется, понял, о какой картине вы говорите! Только, видите какая штука, — он как-то странно посмотрел на него, — впрочем, не хотите ли сами взглянуть, идёмте!

Они поднялись по деревянной лестнице на верхний, идущей вдоль всей стены балкон с балюстрадой. Там в специальных подставках хранились картины без рам. Это был «творческий багаж» художника, его жизнь, заключённая в картинах. Репетухин достал одну из них и поставил перед ним для обозрения. Пол взглянул и еле сдержал готовый вырваться крик! Оригинал показал то, что сложно было увидеть на маленькой копии. Пустыня была, сарай был, костёр тоже был, но подле него сидели не Учитель с учеником-предателем, а мужчина и женщина. Да, второй фигурой была женщина!

— Это чабаны на отдыхе, муж и жена, — сказал художник, — я их писал где-то под Астраханью.

— Спасибо, большое спасибо, — сказал Пол и, ошарашенный, стал спускаться вниз.

Он очнулся только дома и привёл его в чувство вопрос: «А что тогда это было?» Он не стал на него отвечать. Теперь это было уже не важно. Одним из следствий этого события стал появившийся у него интерес к живописи.

История Джона

Жизнь Джона до острова отличалась от жизни Пола. Пьянство отца повлияло на его умственные способности. Он вёл себя так, что назвать его умным ни у кого не поворачивался язык. Главную роль в его дальнейшей судьбе сыграла мать. Отец, и без того никчёмный человек, довершил картину своей человеческой несостоятельности уходом из семьи к другой женщине. Для Джона это был ещё не самый худший вариант. В данном случае отец стал предателем и перестал существовать в его жизни. Конечно, для мальчика это был сильнейший удар по мироощущению. Но всё же не такой сильный, как если бы из семьи ушла мама, бросив своего ребёнка. Как известно, связь ребёнка с матерью более сильная, чем с отцом. Мама это космос, в котором ребёнок живёт до самой её кончины, чаще всего даже не понимая этого. Потеря матери морально более сокрушительна для сына, чем потеря отца.

Так вот, оставшись одна, мама Джона всю свою нерастраченную любовь отдала сыну. Прежде всего она решила, что её мальчик — будущий очень талантливый интеллектуал. Она не знала, в какой сфере интеллекта он талантлив, а поэтому решила просвещать его во всех одновременно. Ему запрещалось работать руками по дому. Мама всё, в этом смысле, делала сама. Она приносила множество книг и заставляла его читать постоянно. Постепенно и сам Джон уверовал в свою интеллектуальную предрасположенность и не противился устремлениям своей матери, тем более что это было удобно и даже приятно. Итог этого процесса, как показала его дальнейшая жизнь, выразился в том, что никаким интеллектуалом он так и не стал, а руками делать ничего не мог. Как говорится в таком случае, двойной инвалид, и умственного, и физического труда.

По специальности он почти не работал, так как обладал всего лишь одним талантом — влипать в неприятности, которые сам же и организовывал. Как-то он прочитал, что потребление белка очень вредно для здоровья, и перешёл на питание исключительно одним только рисом. Этот эксперимент закончился реанимацией. Выйдя из больницы, он стал рассказывать всем и каждому, что, находясь между жизнью и смертью, узнал, что его предназначение в жизни — это нести высокое искусство людям.

На свете немало людей, которым при рождении было написано стать слесарями, плотниками, таксистами, причём очень хорошими представителями данных профессий. Но они почему-то сначала решили, а затем и стали певцами, режиссёрами, педагогами и так далее. В их когорту, как видим, попал и наш Джон. В соседнем городе находилась региональная студия документальных фильмов, где он и устроился на работу. Город был крупным портовым центром региона, довольно известным и популярным в стране. В нём проходили фестивали провинциального киноискусства, куда по разнарядке нередко приезжали известные режиссёры и артисты. Он крутился среди них, получал автографы, делал совместные селфи, впитывая «атмосферу высокого искусства». Накопив кое-какой опыт общения на высокие темы, он принялся за свои авантюры.

Для начала Джон попробовал дать возможность горожанам лишь прикоснуться к высокому искусству. Он намеревался достичь этого посредством «динамической инсталляции». Это название, динамическая инсталляция, он придумал сам, чем очень гордился. Вообще-то инсталляция обычно вещь неподвижная, а перформанс, наоборот, предполагает действие. Он взял и объединил во времени и пространстве обе эти формы. Джон считал своей личной заслугой создание нового вида современного искусства.

Во исполнение своего «светлого» замысла Джон направился в один из магазинов «товаров для любви и страсти», где собирался приобрести надувную куклу, сами знаете какую. Неожиданно это посещение дало ему возможность повстречать таких же «творческих» людей, как и он сам. Когда он вошёл, там уже находилась одна необычная пара — мужчина и женщина. Необычность заключалась в возрасте обоих посетителей: им было лет за семьдесят, что уже само по себе делало их пребывание здесь чем-то экстравагантным. Если этот факт наложить на их разговор, то эффект возникал в стиле «мама не горюй!» Старичок придирчиво осматривал специфическую плёточку и, помахивая ей, говорил: «Хороша фабричная штучка, не то что та моя, самодельная. Бедная моя попочка!» После этих слов он нежно чмокнул свою «девчонку». Та в ответ заливисто рассмеялась и попросила передать «фабричную штучку» на том основании, что работать на этом поприще придётся ей. Надо было видеть выражение лица продавца, молодого парня, скорее всего, студента на подработке. Когда пара пожилых «затейников на ниве любви и страсти» стала задавать ему весьма компетентные вопросы о новинках для работы на этой самой «ниве», он не знал куда себя девать. Джон сразу разглядел в них родственные души. «Было бы таких людей больше, серости людской было бы меньше», — подумал он.

Наш герой не мог знать, что история эта имела своё продолжение. Вечером продавец рассказал об этой паре любовнице хозяина магазина, которая контролировала работу продавцов. Та пересказала всё хозяину и неожиданно предложила: «А давай наймём эту парочку консультантами в наш магазин. Жаль только, не знаем их координат!» Хозяин магазина хитро посмотрел на неё и ответил: «Ну почему же не знаем. Знаем! Они всю жизнь проработали учителями. Милая, а ты знала, что лучшие в мире затейницы на ниве любви получаются из учительниц и воспитательниц детских садов?» На что его пассия ревниво отвечала: «До сих пор я знала только одно: из воспитательниц детских садов получаются лучшие в мире надзирательницы следственных изоляторов и колоний строгого режима».

Между тем, наш поборник высокого искусства пришёл домой и первым делом вдохнул жизнь в бездушную оболочку сами знаем кого. Затем он разместил «это» на переднем пассажирском сидении своего авто. Далее, специально выбрав время, когда движение на дорогах было наиболее интенсивным, выехал с «этим» на переднем сидении приучать народ к искусству. Эффект движения и непродолжительность визуальной фиксации «этого» в машине рядом с Джоном вызвали эффект взорвавшейся бомбы. Мужики-водители принимали куклу за настоящую голую женщину и теряли самообладание. И это всё во время движения! Естественно, за нашим «искусствоведом» потянулся шлейф аварий. Там, где он успел побывать, движение на автострадах было парализовано самым безнадёжным образом.

Постепенно, в течение примерно часа, до руководства дорожно-патрульной службы города из разных источников дошло, что причиной жутких заторов на дорогах является не фатальный сбой в работе системы управления движением, а «динамическая инсталляция», устроенная каким-то «клоуном». То, что надувная голая женщина на переднем пассажирском сидении в машине «клоуна» на самом деле являлась «динамической инсталляцией», руководство узнало позже от самого затейника этого «шоу».