Бесплатный фрагмент - О рыбалке и не только

Предисловие

Бытует расхожая фраза, особенно в нашей среде — технарей, «чудес не бывает». Так это или не так — вопрос открытый. Но если так, тогда окружающее представляется уж слишком скучным, тривиальным, что ли. Неспроста созданы сказки, легенды, были и небылицы. Они вдохновляют на поиски необычного. Они свидетельствуют, что кому-то в нашей жизни во все времена здорово везет, и не обязательно для этого надо стать полным дураком.

Ведь кто такой дурак? Отнюдь не дебил. В первую очередь, это тот, кто отринул традиции успешной жизни, кто сумел подойти творчески к обыкновенному течению бытия. Возможно, поэтому невзначай ступил на тропинку, возле которой порой плутает (бывает, и топчется) чудо. То самое чудо, без которого жизнь напрасна. Поэтому в число искателей удачи, необычного в обычном, потрясающих впечатлений без обиняков можно включать и рыбаков, и охотников, и путешественников пусть даже и в районном масштабе.

В книгу «О рыбалке и не только» вошли самобытные сочинения двух авторов, двух ровесников, двух хороших товарищей, чьи рабочие места — в одном производственном здании, двух увлеченных (каждый в своей области) людей.

Удивительные рассказы Николая Вахрушева о рыбалке отличают полная достоверность, документальность, минимум художественных изысков и максимум доброго мягкого юмора. Получаешь огромное душевное удовольствие, ощущение присутствия в заповедных уголках русской природы, все еще таящей чудеса и загадки.

Известно, рыбацкие зорьки сродни медитации. Тишина. По водной глади скользит мягкий свет. Где-то плещется рыба, и ночная птица летит неведома куда… Самое время подумать о главном, сбросить в воды накопленную душевную муть, очистить сердце или… почитать короткие рассказы из второй части сборника.

В этих рассказах, может быть, и нет полной достоверности, но есть правда, рожденная в душевных переживаниях, в коротких встречах с неординарными людьми. В словесных зарисовках подмечена мимолетность земного бытия и жажда подлинного счастья. Все это в совокупности рождает особое отношение к жизни как к хрупкому дару быть причастным к чему-то большому, неизведанному, что упрощенно называют чудесами.

С уважением,

Сергей Усков

Николай Вахрушев

Васька

Первые шаги в рыбалке я сделал летом у бабушки с дедушкой в посёлке Верх-Нейвинский Свердловской области. В трехстах метрах от дедушкиного дома протекала небольшая мелкая речушка. У меня была одноколенная бамбуковая удочка, выданная дедом. Я накапывал червей в пустую консервную банку и утром, после завтрака, уходил на речку с бидончиком под рыбу и удочкой.

Первым делом я там обходил все мостики для стирки белья, пока они пустовали. К обеду возвращался с уловом и вываливал мелкую рыбёшку в старую железную ванну во дворе дома, приспособленную для сбора дождевой воды. Дохлых рыбёшек я отдавал коту.

У бабушки был кот Васька. Мне было пять лет, коту десять. Кот по своим стайным рангам считал старшим вожаком бабушку, дедушку он обходил стороной, считая равным, меня Васька воспринимал на правах приблудного котёнка.

Он не любил, когда его кто-то гладил, но, видя отношение ко мне бабушки, терпел мои приставания, изредка предупреждая своим рычанием. Почти каждую ночь, после того, как я усну, кот ложился спать ко мне в ноги, а так как размерами он был с меня, то ночью мы с ним постоянно пихались ногами. Днём Васька обхаживал свои владения, его даже собаки боялись.

Соседка жаловалась, что он заходит на их двор, как к себе домой. Собака при его появлении прячется в свою будку и молча ждёт, пока он уйдёт.

Однажды я возвращался с рыбалки с десятком окуньков в бидоне. Чтобы открыть массивную калитку, мне приходилось наваливаться всем своим весом на массивную кованую рукоятку. Затем я закрывал калитку на засов.

В этот момент выскочил Васька и впился зубами и когтями в мою левую руку с бидоном и стал усиливать давление зубов и когтей на кисть руки. От неожиданности и резкой боли я выпустил из руки бидон с рыбой.

Кот тут же бросил меня и парой движений ловко собрал всю рыбу в пасть. После чего он поспешно залез под первую ступеньку лесенки дома и стал недосягаемым для возмездия. Из-под ступеньки послышался хруст съедаемой им рыбы. На руке не было ни царапины, боли тоже не было.

— Бабушка, Васька отнял у меня всю рыбу, — пожаловался я бабушке.

— Он тоже хочет поесть вкуснятины, ты же знаешь, он очень любит рыбку, — успокаивала меня бабушка.

— Но я ему постоянно скармливаю дохлую рыбу, живую я отпускаю в ванну, — возразил я.

— А ему хочется поесть именно живую, уж прости его…

После этих бабушкиных слов мои аргументы иссякли.

На следующий день я опрометчиво забыл про кота, когда возвращался с рыбалки. Всё в точности повторилось, как и днём ранее. Я был уязвлён: какой-то кот натурально грабит меня!..

На третий день я уже не забыл про кота. Подойдя к калитке, поставил бидон на скамейку, затем открыл калитку и выглянул за неё. Кота нигде не было. Вдруг сзади послышалось, как упал бидон. Через пару секунд я уже стоял у пустого бидона — чистая работа, рыбы и кота будто не было. Началось противостояние с котом.

В очередной раз при возвращении с рыбалки я, уже готовый дать отпор Ваське, дошёл до ванны и вывалил рыбу. В ванне было около десяти сантиметров воды. Я отнёс бидон и удочку, вышел во двор.

Послышалось жалобное Васькино мяуканье. «Вася, ты где?» Я пошёл на его зов. Кот стоял в центре ванны, вытянув лапы и поджав живот. По всему было видно, что он пытался дотянуться до рыбы в ванне и свалился в неё.

Я протянул руки к коту, он тут же зацепился за них и, как по лестнице, вылез из ванной, оставив на мне кучу болезненных царапин.

Больше кот на мой улов не претендовал. Когда я предлагал ему рыбу, он демонстративно отворачивался. Я клал её в Васькину миску в доме, через некоторое время рыба незаметно исчезала. При мне он её не ел.

Случай на Нейве

В очередной раз рыбачив на речушке, вытекающей с завода «Б», вновь заметил стайку чебака. С высокого мостика в мелкой, по колено взрослому, речушке видна была вся стая, но как я ни старался им подкидывать червяка или хлеб, они лишь пугливо разбегались.

Окунь, наоборот, сразу прибегал поинтересоваться, что упало в его владения, но остались только «умные» особи, они нюхали червяка, глазели на меня из воды, но не клевали.

Иногда я замечал, что чебак осторожно подъедал с поверхности воды мелкую мошку, но такую даже на крючок не насадишь. Попробовал поймать хоть какую-нибудь муху, но, оказалось, что муху сложнее поймать, чем рыбу. Пришлось осваивать сначала технологию ловли мух.

Во-первых, необходимо очень медленно приблизиться к сидящей мухе, чтобы тень не попала на неё. Затем медленно, без резких движений, подвести руку на 15 см от мухи.

Во-вторых, отработать очень резкий и быстрый захват мухи на лету. Хорошо, если муха сидит на листике или травинке, захватываешь вместе с листом или травинкой. А вот если муха сидит на бревне или доске… Чаще поначалу вместо мухи ловил занозу.

В-третьих, муха очень осторожная и шустрая. Но я нашёл способ ускорения процесса ловли мухи. Если отвлекать внимание мухи, махая левой рукой на расстоянии 60—70 см, то правую руку можно не тормозя подвести на расстояние захвата.

В конце концов, методом проб и ошибок я наловчился ловить мух — трех из четырех увиденных, причём и с деревьев, и с брёвен, и и досок, совершенно не рискуя поймать занозу.

Грузило поднимаешь на 50 см, забрасываешь поплавок в центр играющей стаи и ждёшь, пока он не поплывёт в сторону, тогда подсекаешь. Однако стая чебаков тоже не лыком шита. Если ловишь одного из них, вся стая отходит от берега и держится на большем расстоянии. Пришлось усовершенствовать технологию заброса, удлиняя леску. Сменил большой поплавок на маленький, круглый — стало удобно приманивать стаю. Облегчил снасть, закидывать стал по ветру.

Оказалось, что самые результативные — маленькие мухи, их надо смочить в воде, чтобы они не плавали, тогда чебак просто берёт её в рот вместе с крючком и не выплёвывает. Большие чёрные мухи чебак объедает по частям и довольно быстро.

На левом берегу речки тогда стояли бревенчатые частные дома, теперь эта зона нежилая из-за загрязнения выбросами завода «Б». Перед мостом Малого пруда — большая заводь, которую мне по левому берегу (по болотине) вдоль забора не пройти. У последнего дома — выступающий двухъярусный мостик для стирки белья. После того, как я проредил стаю чебака выше по течению от завода «Б», она скатилась в эту заводь. Естественно, я последовал за ней.

В последнем доме позади меня шумело праздное веселье: местное население праздновало неизвестно что, но с размахом, с музыкой, с танцами под баян, с открытыми настежь окнами.

Я устроился на мостике, ветер дует в спину, деревья забрасывать не мешают. За пять минут поймал три приличных чебака. Позади меня скрипнула калитка: вышли покурить два поддатых мрачных мужика. Как назло, я подсёк очередного чебака, и он полетел в ведёрко.

— А ничо чебак, нормальный, — заметил один из мужиков. Второй подошёл, заглянул в моё ведёрко и позвал напарника по перекуру.

— Смотри-ка, тут уже на большую сковородку рыбёшки.

— Ну да. И чебак немелкий. Давай наловим на сковороду: удочки есть, червей накопаем, бабы пожарят на закуску, — с энтузиазмом предложил первый.

В этот момент я подсёк очередного чебака, курильщики побросали сигареты и скрылись за массивной калиткой. Увлечённый ловлей рыбы, я уже забыл про них, но через десять минут калитка опять скрипнула, и появилась та же парочка, только с четырехметровыми хлыстами удилищ и банкой с червями. За ними вынырнул такой же поддатый весёлый толстый блондин.

— Брысь с моего мостика, это я его строил, — прошипел мне владелец удочек.

Я покинул мостик и переместился на берег, стал закидывать в другую сторону. Два поплавка со здоровенными червями шлёпнулись в центр играющей стаи.

Через несколько минут стояния с удочками компаньоны стали шушукаться, мол, не клюёт совсем. Тем временем у меня объели муху, я вытащил снасть и пошёл ловить новую муху на брёвнах у дома.

— А он не на червя рыбачит, вон — мух ловит, — сообщил компаньонам весёлый и толстый блондин.

— Поймай-ка мне муху, а то стоишь тут без дела, хоть какой-то толк от тебя будет, — скомандовал владелец мостика.

Блондин пошёл к брёвнам и стал пытаться подобраться к садящимся на них мухам. Укараулил, неловко махнул рукой и поймал… занозу.

— Иди к чёрту со своими мухами, я пошёл занозу вынимать, — выругался блондин и ушёл в дом.

— Сам поймаю, всё сам, всё сам, — запричитал рыболов и пошёл к брёвнам.

Несколько безрезультатных попыток не остудили энтузиазм заядлого рыболова, владельца мостика. За ним из окошка со смешками поглядывали две женщины. Наконец он изловчился и тоже поймал занозу.

— Муху под мухой ловит, ловец-профессионал. Пока только занозы ловят. Да пойди ж в сенях на стёклах поймай, хоть малая польза от тебя будет, меньше мух в доме, — высказалась одна из женщин, видимо, хозяйка хозяина мостика.

— Где ты раньше была? — сказал появившийся весёлый толстый блондин, и они с хозяином мостика скрылись за калиткой. Через пять минут заскрипела калитка, они появились с довольными рожами и подошли к мостику.

— Давай одну, — скомандовал владелец мостика.

После возни со спичечным коробком блондин выдал большую чёрную муху. Большой поплавок плюхнулся в центр играющей стаи. Через три минуты рыболов, который хозяин мостика, вытащил снасть.

— Поклёвки не видел, от мухи остались крылышки, жопку съели, давай муху, — прокомментировал он. Его напарник сошёл с мостика, смотал удочку и присел на брёвна, наблюдая, как тот ловит.

— Я что, один должен на всех вас ловить рыбу? Хорошо, смотрите, как надо! — поплавок полетел в озеро. Через три минуты он вынул из воды снасть.

— Опять муху съели, гады, поклёвки совсем не видно! Муху давай! — Ещё две попытки — тот же результат. На требование мухи блондин ответил: — Всё, нету, кончились мухи, пойдём за стол.

— Пока не поймаю хоть одну, не пойду! Иди, принеси мне муху.

— Бросай, тут водка стынет! — сообщила хозяйка из окошка, но хозяин мостика упрямо стоял на своём. Через пару минут калитка заскрипела, появилась хозяйка с подносом, на котором стояли три рюмки и три куска чёрного хлеба с колбаской и огурчиком. Каждому из мужчин она выдала по рюмке и бутерброду. Предложенное было выпито и съедено.

— Ладно, завтра поймаю, — объявил рыболов и добавил, обращаясь ко мне: — Лови, пока…

Вся команда скрылась за скрипящей калиткой, я опять встал на мостик и продолжил ловить. В доме не умолкало буйное веселье.

Рыбалка с дедушкой на Большом пруду

Из разговоров взрослых я понял, что у дедушки есть лодка на Большом пруду.

— Деда, свози меня на лодке на рыбалку на Большой пруд, — заискивающе предложил я, так как ни разу ещё не бывал там.

— Съездим как-нибудь, — ответил дед.

Зря он так опрометчиво поспешил пообещать, теперь я несколько раз на дню интересовался, когда поедем, когда червей копать, большая ли лодка, в общем, я находил тысячу причин, чтобы напомнить ему об этом. Наконец дедушка сообщил мне, что завтра утром пойдём рыбалить на Большой пруд с лодки.

— Вставать рано, приготовь всё, одеться теплее надо тебе, на пруду прохладно, простыть можешь, — пояснил дедушка, и я начал собираться: накопал червей, проверил свою трехметровую удочку, бабушка нашла мне старую куртку, «чтоб не продуло».

В 4.00, как только стало светать, меня «подняли, но не разбудили», в таком состоянии я, волочась за дедушкой, дошел до пруда. Перед самым прудом он велел мне постоять, подождать, пока он зайдёт в бойлерную бани за вёслами и шестами. Через пять минут деда вышел с вёслами и двумя шестиметровыми шестами. До лодки было менее 500 метров, деда нёс шесты и вёсла, я рюкзак и свои снасти.

Над прудом стоял густой туман. Дедушка открыл и снял замок, отмотал цепь от причального столба, закинул внутрь лодки шесты, вставил вёсла в уключины, закинул в лодку рюкзак, мои снасти и меня в коротких сапожках. Бросил цепь на нос лодки, оттолкнул лодку и запрыгнул на её нос. Мы шли на вёслах минут пять вдоль завода «Б», в центре заводи деда воткнул первый шест в илистое дно, привязав к нему верёвкой кольцо на носу лодки. Провернул лодку под углом к ветру, воткнул второй шест и привязал к нему верёвкой кольцо на корме лодки.

— Всё, теперь можешь ловить, — сказал деда, раскрывая рюкзак.

— А где твоя удочка, а деда? — спросил я, только обнаружив, что у дедушки удочки нет.

— У меня зимняя удочка, — дедушка вынул из рюкзака маленькую самодельную удочку и коробку с крючками и блёснами.

Я размотал леску с зацепов на бамбуковом удилище, настроил поплавок на метровую глубину, насадил червяка и забросил подальше от лодки. Дедушка закинул блесёнку, отмотал леску до дна и стал периодически ловко трясти удочкой.

— Деда, ты забыл червяка насадить, — со знанием дела высказался я.

— На самотряс ловят без наживки, перестань болтать, своим звонким голоском всех окуней распугаешь, — не очень дружелюбно ответил он.

Всплесков рыбы на поверхности воды не видно, всё в тумане, дедушка целых два часа сосредоточенно тряс маленькой удочкой, я молча смотрел на свой поплавок. Где-то у берега редко слышны были мощные всплески хищной рыбы.

— Деда, у тебя клюёт? Что-то не видно тут рыбы, — спросил я, не выдержав долгого молчания.

— Вся рыба у дна, наверное. Нужно было прикорма взять… Может, покушать хочешь? — заботливо спросил дедушка.

— Хлеба кусок мне достань, — согласился я, но не из-за голода, а из-за белого хлеба для прикормки.

Получив кусок хлеба, я стал его жевать, затем незаметно отпускать под лодку. Потом положил удилище в лодку, закинул крючок с грузилом под лодку, увеличивая глубину почти до четырех метров. Дедушка упорно ловил на свой самотряс, а я понятия не имел, как на такой глубине ловить рыбу.

— Дедушка, здесь ничего нет, поплыли к берегу, в камыши, — предложил я в сердцах.

— Рано ещё, сиди, лови, не шуми, — отозвался деда, продолжая трясти свою маленькую удочку.

К 9.00 туман практически рассеялся, из хмурых туч стал периодически моросить мелкий дождик. Вдруг я не нашёл свой поплавок на привычном месте, потащил за леску и почувствовал сопротивление рыбы. Через пять секунд я ловко затащил в лодку окуня. По моим меркам, окунь был приличных размеров. Однако рыбина заглотила крючок глубоко, пришлось обратиться к дедушке.

Недовольный тем, что его отвлекают от самотряса, дедушка-таки начал вызволять крючок. В итоге пришлось порвать пасть и жабры окуню, но крючок был спасён. Окунь полетел в садок.

— Раньше подсекай, не жди, пока заглотит, — с этой нотацией деда вернул мне снасть.

С утроенным энтузиазмом я насадил червя и забросил под лодку — вода постоянно утягивала туда поплавок. В очередной раз, вытягивая поплавок из-под лодки, почувствовал рыбину, быстро затащил её в лодку. Крючок опять был проглочен окунем, но уже не так глубоко.

— Раньше подсекай, — повторил деда, бросив снасть в мою сторону.

— Деда, насади червя, чего ты хочешь поймать на железку? — поучительно выговорил я дедушке. Он сосредоточенно тряс блесёнкой, наконец подсёк и вытащил окунька, чуть менее моих.

Я изменил тактику лова, стал держать лесу в натяг, чтобы не прозевать поклёвку, периодически подтягивая поплавок, чтобы видеть его перед собой. Очередной окунёк не успел заглотить, и я сам отцепил его и бросил в садок. При следующей поклёвке крючок зацепился за что-то на дне. Как я ни старался, он не отцеплялся, дедушку тревожить не стал, потянул сильнее и… леска порвалась. Крючок с грузилом остались на дне.

— Деда, дай крючок, — попросил я.

Дедушка с явным неудовольствием полез в коробочку и выдал мне средний крючок. Привязал его как мог, насадил червя и забросил. Леска плавала на поверхности, червяк без грузила медленно увлекал её за собой. Теперь наживка тонула до дна более трех минут. Как контролировать поклёвку, я даже не представлял себе. Но вот через минуту леска остановилась на поверхности воды. Это неспроста! Я потянул за леску и вытянул заглотившего крючок окуня. Дедушка ворча порвал жабры очередной рыбе.

— Не умеешь ловить, — проворчал деда, и крючок полетел в воду передо мной.

Появилось солнышко, подул ветер. Теперь окунь стал клевать чаще, признак этого — леска вдруг резко убыстрялась в своём движении вниз либо замирала. Окунь стал брать с полводы. Иногда я видел сквозь толщу воды, как червяк, дёрнувшись, исчезал в темной пасти окуня. Почти каждый окунь успевал заглотить крючок.

— Неправильно ты ловишь рыбу, больше не возьму тебя с собой, — ворчал дедушка, но каждый раз вызволял крючок из окуня.

Окунь стал клевать с глубины полметра. Я закидывал удилище через себя на 5—6 метров от лодки, леска ложилась на воду ровно, так удобнее было отслеживать поклёвку. Клевало чуть не при каждом забросе, но, как я ни старался, почти каждый окунь заглатывал крючок.

— Дедушка, стая у поверхности стоит, а ты трясёшь железкой у дна. Насади червя и с полводы лови, скорее клюнет, — попытался поучать я дедушку.

— Вот ещё, учить меня вздумал! Хватит уже ловить, больше двадцати окуней испортил, неумёха, — ответил дедушка и стал сматывать свою зимнюю удочку.

— Только клевать здорово стало, дождь кончился, а мы уходим? — жалостливо заверещал я.

— На уху хватит, не надо жадничать, — уже по-доброму ответил мне дедушка.

— А Ваське не хватит, — настаивал я.

— И Ваське хватит, меру надо знать, — отрезал деда и стал выдёргивать из ила шест.

Лодка ходила ходуном, а я всё ловил окуней одного за другим. И уже сам разрывал пасти и вызволял крючок, не надеясь на дедушку. Дед вытащил второй шест, лодку понесло ветром к берегу.

— Деда, можно я вёслами погребу? — попросил я. Дедушка разрешил, я сел за вёсла и стал неуклюже ими перебирать.

— Меньше брызгай, не плюхай вёслами в воду, перебирай плавно, упрись ногами в переборку, вот, не спеши.

Я старался изо всех сил. На полпути к причалу устал грести против ветра.

— Ну, вот и хорошо, грести-то у тебя лучше получается, чем рыбу ловить, давай меняться, в гавань я сам заведу, иди на своё место. — Дедушка сел за вёсла, я был только «за», и через пять минут мы причалили.

Дедушка вытащил лодку на берег, привязал её к столбу на замок. Велел мне надеть рюкзак и взять свои снасти, сам взял вёсла и шесты, и мы пошли к бойлерной. Когда вёсла и шесты остались там, деда взял у меня рюкзак, и мы пошли домой.

Кот Васька не отставал от нас ещё при входе во двор. Теперь же он вился вокруг бабушкиных ног, обвивая их хвостом. Но бабушка на него цыкнула, и он послушно спрятался под лавкой, громко мурлыкая оттуда и не выпуская из поля зрения рыбу.

— Что внучок, сам-то поймал чего? — спросила меня бабушка.

— Да, бабушка, клевало хорошо, — уклончиво поскромничал я.

— А чой-то вся рыба с порванными жабрами? — обратилась она к деду, как только высыпала рыбу в тазик.

— Он ловить-то не умеет совсем, — пояснил деда.

— Так, понимаю, что обловил тебя внучок, здорово обловил. Ну и правильно, а нам с Васькой всё равно, — заулыбалась и засмеялась бабушка. Дедушка молча устроился на диване перед телевизором «Рекорд».

— Вот молодцы, вечером вам уху сварю, а из крупных завтра в печи пирог будет, — прокомментировала бабушка, приступая к чистке рыбы.

После чистки рыбы потроха полетели в миску кота, он именно этого и ждал. Это был единственный случай моей рыбалки с дедушкой, как я ни просился потом.

Воровка на доверие

Заранее договорились с родственниками около 11 часов субботнего дня выкапывать картошку на дедушкином участке в Верх-Нейвинском. В назначенный день я пораньше утром пришёл с удочкой на речку. Путь к дому дедушки пролегал через деревянный мостик, что ниже дороги по течению речки, так что мимо меня родственники незамеченными пройти не могли.

Привычная уже стайка чебака плескалась в центре разлива речки. В течение часа я поймал с десяток рыбин, бросал их в пластиковое ведро. Ловил с мостика для полоскания белья длиной около четырёх метров, поэтому ведро с рыбой оставалось на берегу, а я с удочкой курсировал по мостику.

Ещё издали приметил, как по мосту в мою сторону не спеша, даже вальяжно, почти «интеллигентной» походкой, шествовала толстая длинношёрстная почти белая, по-домашнему ухоженная кошка.

Поймав очередную рыбку, я пошёл к ведру, толстая инфантильная кошка уже сидела в полуметре от ведра. Прошёл мимо неё и бросил рыбку в ведро с водой. Кошка смотрела в даль мимо меня и абсолютно не отреагировала ни на меня, ни на рыбку.

Это показалось мне странным, но я подумал: бывают же домашние кошки, которые не едят рыбу, а то и вообще не знают, что это такое. Однако, поймав и насадив на крючок очередную муху, я не выпускал кошку из поля зрения. Мой жизненный опыт подсказывал, что такое соседство очень опасно.

Я зашёл на мостик и закинул поплавок, периодически посматривая в сторону кошки и ведра. Поведение кошки не менялось, она то меланхолично смотрела в одну точку, куда-то мимо меня, то вылизывалась, не проявляя никакого интереса к рыбе.

По мосту через речку прошли родственники, помахали мне.

— Поймал чего? — поинтересовались они на ходу с противоположного берега.

— На сковороду хватит, больше десятка, — ответил я.

— Чудесно, минут через двадцать приходи копать, — уточнили они и ушли вверх по просёлку.

Я увлёкся ловлей чебака и забыл про кошку всего на пару минут. Наживка оказалась съедена, я направился на берег за новой. Кошка всё так же безразлично сидела в полуметре от ведра. Проходя мимо, я заглянул в него, там было… полведра воды, рыбы не было — от слова «совсем». Кошка по-прежнему игнорировала моё присутствие и демонстративно стала вылизываться.

Я осмотрелся: вокруг ведра немного мокрая трава, ни чешуинки от съеденной рыбы — чистая работа. Поразила и даже немного ввела в ступор наглая невозмутимость животного. Да чёрт с ней, с рыбой! Главное, как за две-три минуты можно было проглотить более десятка рыбин — вот загадка!

Кошка медленно и вальяжно направилась назад, к деревянному мосту через речку, я вылил воду из ведра в траву, стал сматывать удочку. Проходя по мосту, заметил в траве кошку, она вылизывала только что родившихся у неё малюсеньких, слепых котят без шерсти.

А-а-а, ну теперь всё понятно, это почти всё объясняет.

— А где рыба, рыбачок? — вопрошали родственники.

— Беременная кошка съела, — просто ответил я.

— Ничо не поймал, так и не надо выдумывать кошек, да ещё беременных. Надо же такое выдумать!

Я в ответ промолчал.

На Раму

Как-то в воскресный день (тогда ещё была шестидневная рабочая неделя), когда мне было шесть лет, а брату Саше уже десять, он сходил первый раз с отцом на зимнюю рыбалку на ближайшее к нам озеро Рама. Вечером они вернулись, замёрзших ершей и окуней Сашка тут же бросил в ванну, наполнив её холодной водой. Ожили все рыбки, я поиграл с ними. Сашка стал заманчиво рассказывать о походе на лыжах.

— Там такая лыжня: оттолкнёшься лыжными палками и катишься с горы. А когда выходишь к озеру, под спуском — бухта-залив и крутой спуск. Спускаешься на ровный лёд, сквозь него на мелководье видно каменистое дно. А если присмотреться, в лунку видно, как рыбки подходят к червяку… А вот этого окуня я вытащил на большого червя, — красочно заливал Сашка, чтобы я ему завидовал.

Я уже привык, что он постоянно пугал меня перед сном бабайкой на лампочке и смеялся, когда мама давала мне конфету и говорила, что это от зайчика из леса.

— Ну нет никакого Деда Мороза, это папа с мамой купили тебе подарок в магазине! — с издёвкой говорил он мне на Новый Год.

Но мой мозг отказывался верить в его болтовню, я больше верил маме, может, я интуитивно понимал, что так мне выгоднее.

Однако после возни с рыбками я сразу поверил в Сашкину рекламу и стал проситься непременно с ними на рыбалку в следующее воскресенье.

— Да ты сначала на лыжах научись бегать, там холодно, ты станешь ныть, идти далеко, устанешь, на себе тебя тащить, что ли? У тебя даже удочки нет, и лыжи маленькие, — аргументы Сашки были неоспоримыми.

— Я тоже хочу на рыбалку с вами, рыбок ловить и с горки кататься, — заплакал я.

Мама с укоризной посмотрела на Сашку, он уже пожалел, что поделился со мной информацией.

— Ничего, вот пойдёшь на будущий год в школу, тогда и возьмём тебя с собой, — успокоил меня отец.

Так у меня появилась мечта: сходить с ними на зимнюю рыбалку.

На деле оказалось всё маленько не так, как рекламировал Саня.

В следующее воскресенье отец с Сашкой рано утром опять ушли рыбачить на Раму. Я после завтрака вышел покататься на лыжах. Утро было солнечное, без ветра. На горке за улицей Туристов встретил Сашу Власова и Олега Воробьёва. Поделился с ними информацией о рыбалке на Раме.

— До Рамы всего три километра, — сообщил Саша Власов.

— Вообще-то семь, — возразил я.

— Три с половиной, по спидометру тягача, отец говорил, — встрял Олег Воробьёв.

— Ты там был?

— Мы с Саней летом там были, это практически рядом. Там ещё лодка в бухте на цепи, только там замок, — сообщил Олег.

Олег тут же рассказал притчу-анекдот: «Всю жизнь ходили до Рамы три километра, приехал землемер, намерил семь километров, теперь лишние четыре километра тёхать приходится».

— Ну так пошли, сходим, — предложил я.

— Легко, пошли, — согласились дружки.

Спустились на болото за воинской частью, прошли лес. С левой стороны появился небольшой массив пригорков.

— Тут, наверно, здорово кататься с горок. Гляди, и трамплины есть, — на ходу сообщил я.

— Конечно, вон обломки лыж валяются, трамплины разбитые. Пошли дальше, тут только лыжи ломать, — ответил Олег.

— А сколько мы прошли уже? — спросил я.

— Ещё два раза по столько, и мы на озере, — ответил Саша Власов.

Через полчаса мы выдохлись и заметно сбавили темп ходьбы. Присели на горизонтальный ствол берёзы передохнуть.

— На велосипедах летом было всё-таки быстрее, — сообщил Саша Власов.

— А вы что, на великах туда ездили? — спросил я.

— Ну да, а какая разница, расстояние-то не меняется? — ответил Олег.

— Большая разница, сколько ещё нам пилить? — с одышкой выговорил я.

— Вот эта прямая видимая часть лыжни закончится, а там ещё метров пятьсот.

После прямой части лыжня стала петлять по лесу.

— Что за флажки красные нам постоянно встречаются? — задал я вопрос своим спутникам.

— Ну, ты даёшь! Это же лыжная трасса для кросса, здесь соревнования проводятся, и нормы ГТО все сдают. Видишь, две лыжни параллельно идут, левая для тех, кто к разворотному пункту идёт, а правая для тех, кто идёт обратно. А ты думаешь, почему такая накатанная лыжня? Там ещё где-то разворотный пункт на дистанцию десять километров…

— Зашибись, он как раз на пяти километрах, получается, а там, видимо, ещё пару километров — и будет озеро, — с иронией подначил я компаньонов.

Мы прошли ещё с полкилометра, не встретив никакого поворотного пункта. Накатанная двойная лыжня уходила резко вправо, налево уходила менее накатанная, явно не для спортивных нужд лыжная тропа.

— Рама слева, нам, скорее всего, туда, — озадаченно сообщил Олег.

— Веди, Сусанин, ежели чего, набьём тебе рожу и вернёмся, — скомандовал Сашка Власов и добавил: — Шутка юмора.

Через пять минут мы вышли к озеру, под спуском действительно была симпатичная бухта — залив, как и описывал мой брат.

— Ну, я же говорил вам, а вы не верили! — прокричал на радостях Олег.

— Если бы не верили, вообще бы с тобой не пошли, — пробурчал я в ответ.

На озере никого не было видно, начиналась метель.

— Твои, скорее всего, ушли в тот конец озера, — предположил Саша.

— На том берегу всегда рыба больше и водка вкусней — так думает каждый настоящий рыбак, — вторил Сашке Олег.

Мы по разу скатились с горы на лёд и пустились в обратный путь. До дома я добрался уставший и голодный, когда стало темнеть. На улице разразилась сильная метель. Я не стал рассказывать маме, что был на озере. Устал так, что было не до того. Мама меня покормила, и я сразу лёг спать.

Через пару часов вернулись с рыбалки отец с братом Сашкой, рыбы они не поймали. Оказалось, они были на озере Окунёвое, за Рамой. За низиной, на той стороне, по центру Рамы, как рассказывал потом брат Сашка.

В самоволку

Второй раз на Раму мы пошли в той же компании в конце мая, когда растаяли снег и лёд; с собой мы с Сашкой Власовым взяли удочки. В бухте была лодка, выдернули из пенька скобу, к которой она была привязана цепью. Вёсла освободились, мы вычерпали пустой консервной банкой воду из лодки и поплыли на другую сторону озера, поочерёдно меняясь на вёслах. Причалили к песчаному берегу залива, лодку вытащили наполовину на песок и привязали цепью к берёзе.

Нашей целью было как раз озеро Окунёвое, там водились только окуни. На озеро мы вышли не петляя, прошли болотину по тропинке вдоль берега. На краю болотины начинался лес. Там мы нашли старое кострище, обложенное камнями.

Первым делом развели костёр, с собой мы принесли картошку, хлеб и какие-то консервы. Я закинул удочку. Клёва не было. Тогда принялись обжаривать хлеб на огне, затем, когда появились угли, заложили под них картошку. Через полчаса картошка поджарилась под углями, мы раскрыли консервы и всё съели.

Солнце пошло вниз, вечерело, пора было собираться в обратный путь. Я пошёл проверить удочку. Червяк оказался объеденным. Я поменял наживку и закинул удочку, поплавок тут же утонул, я вытащил небольшого окунька. Подошёл Сашка Власов.

— Ну, куда тебе один окунёк? Отпусти его, пора уходить, — высказался он.

Окунька я бросил в мелкую лужу на болотине и снова закинул удочку. Поклёвка не заставила долго ждать, второй «матросик» полетел в лужу. Клевало хорошо.

Мы зашли на мелководье, на сколько позволяла обувь. У Сани удочка была короче моей и сапоги ниже. Чтобы докинуть до места клёва, он удлинил леску и забрасывал через спину.

Подошёл Олег, посмотрел на нашу рыбу, я дал ему половить моей удочкой. Через час у нас было больше тридцати окуней.

Солнце садилось, а нам ещё плыть через Раму. Пришлось прекратить рыбалку. Я отказался от рыбы, чтобы не оправдываться дома, что был на озере. Олег тоже не стал связываться с рыбой, в итоге всю её забрал Сашка Власов.

— А мне ничего не будет, — самонадеянно заявил он.

Собрали пожитки, затушили костёр. Когда вышли к лодке, пошёл дождь, на озере бушевал сильный ветер с севера и появились волны с барашками. Отплыли от берега, через триста метров ветер начал сносить нас влево от бухты; стало понятно, что к бухте нам не выплыть.

— Надо доплыть до того берега, а там вдоль берега волны меньше, дойдём до бухты, — прокричал сквозь ветер Олег.

На середине озера прочувствовали стихию озера по полной. Мы с Сашкой гребли, Олег вычерпывал воду из лодки, которая заливалась сильными волнами через борт. Под дождём мы промокли до нитки. От мысли вернуть лодку в бухту на место пришлось отказаться, как только приблизились к берегу. Волны там бились о камни, причалить было негде; пришлось плыть по ветру за выступающий мыс в километре от исходной бухты.

За мысом нашлась небольшая песчаная отмель, волн там не было, мы вытащили лодку на берег и надёжно привязали к толстой берёзе. Вёсла спрятали под ближайшей ёлкой. Домой по раскисшей дороге дошли без приключений, когда стало темнеть.

На следующий день мы с Олегом спросили Сашку Власова, что сделали из рыбы. Тот ответил:

— Получил пендюлей, за то, что ходил на озеро. Я даже не рассказывал про лодку, всё равно бы не помогло…

Серия неудачных рыбалок

В пятом классе в феврале решил сходить на рыбалку, напарника себе не нашёл. Мама одного меня отпускать категорически отказывалась, тогда пришлось соврать, что кто-то там согласился. Рано утром в воскресенье вышел на Раму, по морозу добежал на беговых лыжах до небольшого островка на том берегу, что по центру, напротив озера Окунёвое. Расположился на знакомом месте между этим островком и берегом, туда пару раз ранее водил меня отец.

Рассвело, клёва совсем не было. Через пару часов поднялся ветер, пурга. Озеро Окунёвое всего в километре — рядом, в лесу, понятно, что там пурги нет. Я смотал удочки и пошёл через болото на Окунёвое. Через двадцать минут я уже сидел у лунки. На озере даже ветра не было. Потратив три часа, понял, что клёва не будет. Ну вот такой день!..

Около часу дня я решил возвращаться домой. Проходя по болотине по своему следу, увидел, что на мою свежую лыжню вышли следы какого-то зверюги. Длина следа составляла около полуметра. Я струхнул: такие следы могли оставить только взрослый медведь или росомаха! Встречаться как-то с такими хищниками не хотелось. Далее звериные следы шли поверх моей лыжни. Я озирался во все стороны, что называется, ушки были на макушке, как у зайца.

Через сотню метров звериные следы сошли с моей лыжни, я вышел на Раму и спокойно вздохнул. Ветер дул сильный, но видимость была хорошая. Через полтора часа я был уже дома. Так ничего и не поймал.

***

Через неделю я решил опять сходить на рыбалку, теперь на озеро за Рамой. Отец рассказал, что с горы из расщелины в Скальное впадает ручей. Так вот, если подниматься по этому ручью, последовательно встретится около восьми небольших озёр, в них водятся окуни.

В следующее же воскресенье я опять придумал себе напарника и в одиночку пошёл на рыбалку. В семь часов утра я уже был на Скальном. Пробурил пару лунок. Не клевало, совсем. Опять поднялся ветер, и я решил, что лучше посмотреть на горные озерки, чем сидеть в пургу на большом озере. Пошёл по сужающейся расщелине, через пятьсот метров появился ручей, растительность исчезла. Я полез на лыжах по камням вверх.

Вышел на озеро приличных размеров, его три залива раскинулись метров на триста. Остановился в центре, пробурил лунку. Длины лески в двадцать пять метров не хватило, чтобы достать до дна. Как тут ловить!..

Я переместился на пять метров от берега, лески опять не хватило, чтобы грузилом достать дно. Тогда я пробурил третью лунку в метре от берега. Глубина оказалась около семи метров. Попробовал забуриться в пологих с виду заливах в метре от берега — везде глубина не менее семи метров. Нет, в таких условиях ловить бесполезно. Смотал удочки, пошёл выше по очередному ручью.

Следующее озеро было не больше ста метров в диаметре. Пробные лунки в метре от берега показали те же семь метров. Я двинулся дальше.

К очередному озеру забирался без лыж, их я оставил воткнутыми в снег. Озерцо имело размеры двадцать на тридцать метров. В метре от берега глубина — почти десять метров. Я полез выше, ручей там спадал с горы небольшим водопадом.

Следующее озерцо было зажато скалами и имело размеры десять на десять метров, глубина у берега — пятнадцать метров. Чтобы подняться выше, пришлось карабкаться по узкой вертикальной расщелине, с рюкзаком с трудом протиснулся, но любопытство было сильнее целесообразности. Через тридцать метров наконец залез на скалу.

Озерко четыре на семь метров было окружено со всех сторон пяти-семиметровыми скальными выступами, дальше пути не было. Это был каменный мешок. Скалолазных принадлежностей у меня не было. Глубина в полуметре от скалы оказалась больше длины лески моей зимней удочки в двадцать пять метров.

Наконец целесообразность взяла верх над любопытством. Я полез по скалам назад, однако спускаться оказалось гораздо трудней: на верх с бурением лунок я потратил три часа, на чистый спуск — почти то же время. Порядком уставший, я остановился на тех же своих двух лунках на Скальном, перекусил, попил чаю.

Клёва опять не было — ветер не стихал. Я двинулся в обратный путь, через пару часов я уже лежал в горячей ванне дома…

***

На неделе спросил отца:

— А что, за горой, та, что за Рамой, озёра есть?

Отец ответил, что там через расщелину, напротив Скального, есть горное озерцо, правда, оно неглубокое, но рыба в нём точно есть. Кстати, через расщелины до него не добраться — скалы крутые.

У меня тут же появились рыбацкие планы. Пришлось опять прибегнуть к вранью, чтобы не нервировать маму. В первый воскресный день марта, в шесть часов утра, я выдвинулся в сторону Рамы. Через сорок пять минут я уже был в бухте на льду Рамы. Ещё через полчаса вошёл в лес на том берегу.

Гора была совсем рядом, меньше чем в километре. В лесу рыхлый снег, лыжи проваливаются на полметра. Нормально дошёл до начала крутого подъёма, гора резко уходила вверх с уклоном около сорока градусов. Летом такой подъём не стал бы препятствием, но, когда на склоне метр рыхлого снега, опереться не на что.

Я попробовал подниматься ёлочкой — снег осыпался и не позволял подняться даже на полметра. Тогда я попытался применить способ подъёма лесенкой, эффект был тот же. Пришлось скинуть лыжи, и я тут же провалился в рыхлый снег на метр.

На склоне росли редкие деревья, я выбрал направление на ближайший ствол и стал карабкаться в гору, трамбуя ногами снег. Через полчаса добрался до ствола ёлочки в десяти метрах от подножия. Позади меня осталась траншея до мёрзлой земли со снежными стенками в полтора метра высотой.

Из этого окопа я не видел перспективы выше себя, но осмотр достигнутых успехов ниже меня вселял надежду. Потратив ещё полтора часа, поднялся уже метров на пятьдесят. Я упорно трамбовал снег под наклоном в тридцать градусов то влево, то вправо галсами по пять метров. Ещё через час мне удалось подняться до восьмидесяти метров от подножия.

Дальше наклон горы стал заметно уменьшаться. Через сотню метров снег был не такой рыхлый, я вновь встал на лыжи и полез лесенкой. Лес стал редеть, пошли кустарники.

Прошёл ещё час, и я поднялся на пологую часть горы. Появился твёрдый наст, справа виднелись расщелины, кругом из-под снега торчали чёрные гранитные камни сопки. Через сотню метров на макушке горы пришлось снять лыжи из-за обилия камней. Наконец подъём сменился на спуск, камни закончились, я надел лыжи и стал спускаться по твёрдому насту. Уклон не увеличивался. Внизу, в трёх километрах, выглядывала из-за горы часть желанного озера. Минут через двадцать такого спуска я уже был рядом с целью похода — до озера рукой подать, да и перепад высоты незначительный.

Время — около часа дня. «Успею половить два-три часа», — думал я. Но интуиция подсказывала, что у горы могут быть крутые склоны с обеих сторон. Обзор озера вдруг стал быстро расширяться. Я снизил скорость, затем совсем развернул лыжи перпендикулярно движению. Проскользнув по снежному насту около пяти метров, я остановился.

Остановился я, надо сказать, вовремя. В десяти метрах наст заканчивался пятиметровым обрывом, ближе подходить было опасно: велик риск обвалиться вниз вместе со снежным наносом-карнизом.

В надежде найти спуск, я огляделся. Налево вертикальный обрыв тянулся, насколько хватало зрения, высота его была не меньше четырёх метров. С правой стороны высота обрыва увеличивалась, линия обрыва переходила в высокие каменные расщелины Скальных озёр, с ними я недавно сталкивался. Спуститься можно, но вот подняться потом по вертикальной пятиметровой стене шансов совсем не было, места для обхода тоже не видно.

Справа, в двадцати метрах, на краю обрыва, через наст торчал камень, я залез на него, вынул термос и бутерброды. Сильный ветер дул в спину, ярко светило солнце на чистом небе. Поедая припасы, я обдумывал ситуацию и осматривал пейзаж с высоты обрыва.

Озеро начиналось в ста метрах от меня, но было недосягаемо. Судя по болотистой безлесной местности за озером, небольшая речка, вытекающая из него, не имела водопадов. Значит, сюда, скорее всего, добирается форель. А форель зимой на удочку не ловится, это же не окунь. Для окуня горное озеро — не лучшее место, ему здесь просто нечем питаться, вот лесные озёра — другое дело.

Мои рассуждения напомнили мне басню Крылова «Лисица и виноград»: «Он слишком зелен и наверняка кислый», — думала лиса о высокорастущих гроздях спелого винограда, не имея возможности до них дотянуться.

Я взглянул на часы, было уже почти два часа дня, вздохнул и стал укладывать вещи. Через три с половиной часа я был дома, так и не закинув удочку в этот раз.

В Ловозеро на своих машинах

Я учился в шестом классе, Саня в десятом. В конце февраля родители на очередном застолье договорились с Медведевыми в следующие выходные поехать на двух машинах на рыбалку в Ловозеро. У Медведевых «Москвич-403» светло-синего цвета, у нас бежевая «Волга» ГАЗ-21. Сказано — сделано.

В субботу, в четыре часа ночи, выехали по дороге Пулозеро-Ловозеро. В семь часов подъехали к спуску на лёд, а там — с десяток машин. Не могут пробить снежный занос. Все прижались к сугробу, дорога свободна. Ну мы тоже встали в сторонку и пошли узнавать ситуацию.

— В шесть часов проехал дежурный «ГАЗ-66», но по его колее никто не может проехать. Хорошо у моего «ГАЗ-62» лебёдка сзади, так я и себя вытащил, и все по очереди попытали счастья, я всех вытащил. Хочешь, пробуй, только, если уедешь дальше вон того сугроба, я тебя не достану. Обещают к девяти тягач, но не точно. Два часа коту под хвост, — разъяснил отцу ситуацию водитель армейского «газика».

Пока мы обсуждали создавшееся положение, «Москвич-412» стал разгоняться по спуску.

— Ну куда эта лёгкая консервная банка поперлась! Тут тяжёлые старики не могут с нормальными колёсами проехать, а он на своих роликах сейчас на пузо сядет!.. Пойду его вызволять. — И владелец газика пошёл к машине, она стояла внизу первая от проезда.

«Москвич» летел по колее, но перед обозначенным предельным сугробом воткнулся в снег и заглох. Водитель завёл машину, но колёса беспомощно вращались в воздухе. Задом подъехал «газик», его водитель растянул пятьдесят метров троса, зацепил сзади «Москвич-412» и потихоньку потащил его назад, к скоплению машин. «Москвич» спокойно занял своё место на обочине. Дорога опять была свободна.

— Если ты, Вячеславович, не пробьёшь, то другим и пытаться не стоит. Там всего-то двадцать метров от этого злосчастного сугроба, дальше под снегом лёд. Оно, конечно, рискованно, можно хорошо сесть на пузо, только тягач и вытащит, — высказал отцу свои мысли дядя Коля Медведев.

— А-а-а, попытка — не пытка, есть только один способ это проверить — попробовать, — сказал отец и направился к своей «Волге».

Мы все сели в машину. Отец подъехал к склону и показал свои намерения, газанув на холостых. Водители внизу сели в свои легковушки и вжались в снег, чтобы расширить проезд. Отец включил вторую скорость, набрал около пятидесяти километров в час и вышел на прямую колею. Машина ревела на предельных оборотах.

Вот мы поравнялись с сугробом, за которым нас уже некому вытащить. Гружёная «Волга» своими двумя тоннами давила бугор по середине колеи, постепенно теряя скорость. Двигатель ревел, скорость падала, уже отъехали тридцать метров от предельного сугроба…

— Теперь, если сядем, то вытащит нас только тягач, ну давай, родимая, — говорил с машиной батя, на снижая оборотов.

Скорость упала до ползучей, но дальше не падала, за десять секунд проползали около метра по колее. Сзади при свете фар за нами с горы с надеждой следили водители легковушек, выйдя из машин.

— Осталось каких-то пятнадцать метров, неужто сядем, — уже спокойно рассуждал отец.

Машина медленно ползла в сторону чистого льда. Через пару минут машину стало подёргивать, колёса цеплялись за твёрдую основу в колее, стала медленно расти скорость. Выехали на чистый ровный прозрачный лёд. На выходе из бухты набрали скорость шестьдесят.

— Ура, пробились… гляди, за нами уже «газик» проехал, за ним дядя Коля, кажется, тоже пробился! Да там уже все едут вереницей, — сообщил Саня, разглядывая машины в утренних сумерках через обледеневшее заднее стекло.

Вдруг на выезде из протоки, на ровном чистом прозрачном льду, нас сильно тряхануло, подбросило и развернуло, двигатель заглох. Отец со словами «рессоры, мои рессоры» выскочил из машины и полез под передний бампер осматривать ходовую часть.

— Ходовая в порядке, пойдём смотреть, обо что это мы так дорболызнулись, — сказал отец, вылезая из-под машины.

Мама осталась в машине, а мы с папой и Саней пошли назад по нашему следу. В тридцати метрах, лишь подойдя вплотную, обнаружили прозрачный ледяной гребень высотой тридцать сантиметров и шириной десять сантиметров в основании. В сумерках его не было заметно. Видимо, осенью лёд треснул, его выдавило в гребень по всей длине протоки. В пятнадцати метрах на пути основной ледовой дороги гребень был снесён по ширине десяти метров.

Водитель «газика» всё видел и снизил скорость при приближении к нам. Но он ехал по накатанной колее, а не по целине. Миновав нас, снова набрал скорость. Мы поспешили к машине.

— Саша, Медведевых видишь? — спросил отец.

— Да, едут по колее «газика», — ответил Саня, всматриваясь в заднее стекло.

— Поедем за «газиком», этот точно знает рыбные места, следи, чтобы Медведевы не отстали, — скомандовал отец.

В сумерках мы неслись по колее «газика», он светил фарами впереди, сзади виднелись его красные ходовые огни. Мы отстали от него на пару километров. Уже почти рассвело, поэтому не спеша плелись по его следу, за нами на расстоянии километра следовали Медведевы на «Москвиче».

Вдруг «газик» впереди остановился, развернулся и поехал чуть ли не в противоположную сторону. Через пять минут мы подъехали к этому мест: было понятно, что он пятился назад и затем разворачивался.

— Интересно, чем вызваны такие манёвры…

Отец медленно проехал место разворота «газика». Впереди на колее темнела вода.

— Стоп, стоп, скорее назад!..

Машина начала наклоняться вперёд, отец дёрнул ручник и переключился на заднюю скорость, наклон стал увеличиваться, колёса заскользили по мокрому снегу. Отец газанул, колеса пробуксовали до льда, машина медленно поехала назад и выровнялась.

— Чуть не утонули. Ну его, этого Сусанина, он сам ничего не знает. — Отец вытер пот со лба, и мы вышли из машины.

— Кругом лёд почти метровой толщины, а тут или родник размывает, или течение на мелководье, чуть не влипли… Где там Медведи?

Мы подошли осмотреть место провала. В колее от машин стояла вода. Подъехали Медведевы на «Москвиче».

— Ну, куда поедем? — спросил отец у подошедшего дяди Коли.

— Я думал, ты знаешь, так резво погнался за «ГАЗоном», — удивлённо ответил тот.

— Вон видишь, куда заехали с этим знатоком, — буркнул отец.

— Это я понял, когда он попятился назад. Зачем далеко ехать, вон в паре километров устроимся, там глубина три метра. Если окунь клевать будет, по-любому наловим. А если нет, то его нигде не будет, — высказал своё предположение предводитель Медведев.

Мы поехали за «Москвичом». Наконец-то место было определено.

— Приехали куда надо с точностью до десяти километров, тут кругом глубина три с половиной метра, — заявил дядя Коля, собирая бур.

Саня уже бурил вторую лунку для меня, я распутывал удочку. Глубина действительно оказалась заявленной. Просидели до десяти часов, поклёвок не было, стал усиливаться ветер. Отец и Медведев с интервалом в полчаса заводили и прогревали машины. К одиннадцати всем осточертела такая рыбалка.

— Пора подкрепиться, а там за нами и рыба подтянется, тоже есть захочет, — заявил дядя Коля, раскладывая какой-то походный конструктор. Конструктор он установил за предварительно сделанной полукруглой стеной из снега.

— Что это за фигня? — спросил я.

— Рыбацкая печка, сейчас чай будем делать.

— А дрова где возьмём? — не унимался я.

— А вместо дров — сухой спирт.

Дядя Коля вытащил упаковку с большими белыми круглыми таблетками, положил три штуки на дно конструкции, четвёртую поджёг и положил сверху. Через минуту синий огонь разгорелся, на верхний обод печки он установил котелок на литр воды из лунки. К двенадцати часам таблетки сухого спирта закончились, а вода так и не вскипела.

— А что тут ещё из достопримечательностей есть? — спросила мама, прыгая на месте от холода.

— Недалеко оленеводческое хозяйство, если там забивают оленей, можно по дешёвке рога купить, — ответил дядя Коля, сворачивая свою «фигню».

— Серёжа, поехали отсюда, пока не замёрзли, по магазинам в Ловозере пройдёмся, может, чего-нибудь хорошее выбросили в продажу, рога на бойне, может, прикупим, — обратилась мама к подошедшему отцу.

— Да, кажется, пурга начинается, надо сматываться…

Через двадцать минут машины уже мчались к выезду с озера. «Москвич» свернул на боковую дорогу, появились загоны для оленей, огороженные жердями. Взрослые пошли в бревенчатый дом, мы с Сашкой смотрели на стадо оленей в загоне. В пятидесяти метрах, рядом с длинным сараем, несколько оленей метались в маленьком загоне.

Один из работников бойни набрасывал лассо на рога оленю и прижимал его голову к ограде, второй закреплял на рогах своё лассо, и они врастяжку затаскивали оленя в узкий проход. Там на сколоченном из досок помосте их ожидал здоровенный работник с большой разбойничьей дубиной. Голову оленя фиксировали верёвками, и он бил дубиной оленю между рогов. Рога ломались и разлетались в разные стороны. Олень замертво падал, другие работники утаскивали тушу в сарай.

Из избушки наши вышли за идущим впереди оленеводом, видимо, старшим на бойне. Тот позвал забойщика с дубиной. Оставив свой инструмент на помосте, забойщик, весь в пятнах крови на брезентовой куртке, подошёл к ограде из жердей.

— Вот им нужны рога, займись, — коротко отдал распоряжение старший.

— А в складе смотрели? — спросил забойщик, он же по совместительству бригадир.

— А там у вас одни обломки, красивых рогов нет, — ответил дядя Коля.

— А-а-а. Вам нужны красивые, ну вон сколько бегает, выбирайте любые, — гостеприимно отозвался забойщик.

Честно говоря, выбора-то не было, больше половины оленей были с одним рогом, у остальных рога были обломаны в стычках. После пяти минут ожидания, бригадир позвал молодого работника с лассо и по-своему объяснил ему задачу.

— Ну что, выбрали? — спросил паренёк.

Наши начали шептаться и препираться. Паренёк терпеливо ждал.

— Вон, смотри: рога целые в дальнем углу, — сказал дядя Коля и все подхватили.

— Да, да. У него нормальные, неповрежденные рога, вон того, если можно, — наконец сделали свой выбор покупатели.

Паренёк шустро убежал и через пять минут притащил совсем другого оленя с лассо на рогах. Рога, однако, у него были целые.

— Да мы не этого выбрали, а вон того, — хотел объяснить отец.

— Слушай, на, возьми верёвку и иди лови своего, — невозмутимо ответил запыхавшийся паренёк, держа за рога брыкающегося оленя.

— Ну, в принципе, рога целые и практически такие же. У этих оленей у всех рога невзрачные, — встрял дядя Коля, и все тут же согласились, лишь бы поскорее закончить выбор.

Паренёк провёл «нашего» оленя без очереди в малый загон. Затем на рога закрепили вторую верёвку и подтащили бедное животное к помосту. Бригадир молодецки размахнулся дубиной, что-то треснуло, рога разлетелись в разные стороны.

— Похоже, он их сломал, были рога плохенькие, а теперь и этих нет, — подвёл итог процедуре дядя Коля.

Тушу оленя затащили в сарай, через десять минут оттуда вышел бригадир и принёс плоды своего труда.

— Вот, — коротко представил он, держа в одной руке целый рог с куском окровавленного черепа и клочками шерсти, в другой — обломанный под корень рог.

Женщины состроили гримасы.

— Разбирайтесь тут без нас со своими рогами, мы посидим в машине, — сказала мама и удалилась с тётей Тамарой.

— А нельзя было как-то поаккуратнее, — робко спросил отец.

— А, так вон дубина, покажи, как надо, а то я не умею. У меня технология такая…

При слове «технология» Саня всхлипнул в приступе смеха.

— Странные услуги они тут предлагают. Том Сойер так забор покрасил, ещё и с прибылью, — поддакнул я Сашкиному хохоту.

— Да, технология, мы рога по весу сдаём, это побочный продукт, основное — мясо, — упорствовал грамотный бригадир.

— Ну, вы могли бы найти способ особо красивые рога продавать на сувениры, — предположил дядя Коля.

— Это не ко мне. Северные олени не такие рогастые, как благородные олени, выбери из кучи другой целый рог, вот и будет пара… Будете брать? Мне работать надо, производство стоит, — строго спросил бригадир.

Саня опять всхлипнул в приступе смеха. Бригадир и дядя Коля ушли в сарай. Через пятнадцать минут дядя Коля вернулся с двумя целыми рогами.

— Так они оба левые, ты что, не мог правый найти? — спросил его изумлённый отец.

— Не поверишь, правые все обломаны, у бригадира удар поставленный, он только так может, «техноло-о-огия», — театрально произнёс дядя Коля.

Саня забился в истерике от хохота. С рогами дядя Коля сходил в избушку начальника, там рога взвесили, назвали сумму. После оплаты он положил рога в мешок и сунул в багажник.

— Ихний начальник дал адрес, у кого лопарки можно купить, поехали, — сделал сообщение дядя Коля.

Женщины встретили сообщение с энтузиазмом. Но сначала посетили местный магазин. В бревенчатом одноэтажном здании царил бардак, ткани лежали вперемежку с продуктами. Ничего не приглянулось. В темноте с трудом нашли избу без опознавательных знаков. Взрослые ушли выбирать лопарки. Мы с Саней остались у машины.

Всего через полчаса они, довольные, вернулись. Лопарки — это мягкие сапоги-валенки, сшитые из шкур оленей с разноцветной расшивкой из меха, мех и снаружи и внутри. Красивая и тёплая обувь для дома, на улице лопарки недолговечны. А ещё, как оказалось, их очень уважает моль.

В полной темноте отправились домой, впереди мелькали красные габаритные огни «Москвича», мягко убаюкивали качания на зимней дороге, фары высвечивали фарватер пути. Я почти засыпал на заднем сиденье, красные огоньки впереди то исчезали за поворотом, то вновь возникали впереди на дистанции сто метров.

Очнулся я от тишины, в салоне горел свет, через все стёкла виден только снег.

— В снег улетели, — объявил мне Сашка и стал осторожно открывать окно, выжимая наружу снег. — Я могу вылезти наверх, но в салоне будет полно снега, — с энтузиазмом сообщил он родителям.

— Подождём, должны же Медведевы обнаружить, что нас сзади нет, вылезти в пургу всегда успеем, — решил за всех отец.

Через полчаса сидения в снежной западне стал тускнеть свет освещения. В салоне надышали, Саня сквозь снег через приоткрытое окно проделал рукой дырку наверх.

— Над крышей около полуметра снега, — объявил он результат своих исследований.

Сзади что-то звякнуло, через минуту машина медленно поползла назад, Саня закрыл окно. Когда вылезли из машины, рядом стояли армейский «Урал» и «Москвич» Медведевых.

— А я гляжу: вас сзади нет и нет, вернулся на три километра, где последний раз видел, опять нет. Стал медленно ехать вперёд, внимательно осматривая обочины, а тут — тоннель в снегу. Мимо как раз проезжал «Урал», ну, остановил, подцепили да вынули вас из снега… А тут коварный спуск с поворотом, в темноте легко не заметить. Удачно улетел — на мягкое болото: слева камень, справа камень, а ты в аккурат между ними попал.

— Ты что, совсем не видишь, куда рулишь, чуть не поубивал всех, — в сердцах высказала мама отцу. Тот, не найдя ответа, только развёл руками.

— Нет, ну направление полёта было верным, в сторону дома, это дорога не туда свернула, — попробовал улыбающийся Саня смягчить ситуацию с помощью шутки. Но никто не засмеялся.

— Я вам больше не нужен? — спросил водитель «Урала», отец поблагодарил его и он уехал.

На «Волге» не было никаких повреждений. Машины опять полетели по снежной дороге к дому, и я спокойно уснул на заднем сиденье.

Ворона и горбатый окунь

Зимой, в конце февраля (я учился в седьмом классе), напросился с отцом на зимнюю рыбалку на Ловозеро. Рыбаки скидывались, заказывали «Урал» с тентом на кузове и в ночь с пятницы на субботу, обычно в четыре часа, выезжали. Расстояние в восемьдесят километров преодолевали чуть больше чем за два часа. В этот раз желающих было много, поэтому снарядили два «Урала».

В кузове машины расселись по лавкам, расставили в центре рыбацкие ящики. Всю дорогу рыбаки травили анекдоты, байки и курили. Тент был отброшен наверх, но почему-то свежий воздух не поступал внутрь кузова. От скопления дыма мне стало плохо, тогда я развернулся к борту, отцепил одно крепление тента и стал дышать свежим воздухом через образовавшуюся щель. Таким образом я и доехал до места лова.

«Уралы» выгрузили желающих на первой остановке на озере и поехали дальше. Всего таких высадок было три. На последнем месте они были до пяти вечера, потом подбирали всех в обратном порядке.

Мы с отцом вылезли на первой остановке. Пробурили четыре лунки и всё утро ловили на мелководье в ста метрах от какого-то острова. Глубина — полметра от кромки льда, какой-то знаток утверждал, что здесь, на песчаной отмели, должен быть крупный хариус. С семи до девяти я трёс удочкой и заглядывал в лунку. Но так ничего и не поймал, не было даже поклёвки.

Рассвело, я обнаружил в пятидесяти метрах одноклассника Лёху Алексеева, он тоже приехал со своим отцом, только в другом «Урале».

— Нучто, Лёха, клевало хоть раз? — задорно спросил я, подойдя к нему.

— Дёрнуло раз, — коротко ответил тот.

— Ладно врать-то, нет тут рыбы на мелководье, хариус очень осторожный, если и была парочка, так давно удрали от такого стечения народа, — пошутил я.

— Ты, если сам не ловишь, другим не мешай, — буркнул недовольный Алексей.

Я вздохнул и пошёл к своей удочке. Поболтать было не с кем. Прошёл слух, что у кого-то около берега на глубине пятнадцать сантиметров ото льда крупный хариус оборвал любимую мормышку.

В одиннадцать случился конфуз. Рыбак подбирал блесну и оставил на ящике коробку с поролоном, утыканным блёснами и мормышками. Ворона приметила это блестящее богатство и подлетев схватила его в клюв.

— Зевака, ворона блёсны стащила, — закричали бедолаге, стоящему спиной всего в трёх метрах от ящика с удочкой.

Пострадавший среагировал мгновенно: бросил удочку и побежал по снежному насту за вором с черпаком для очистки лунки ото льда. Ворона не ожидала, что поролон с блёснами весит около килограмма, но с трудом набирала скорость и высоту. С пяти метров бедолага бросил в ворону свой черпак. Черпак просвистел рядом с птицей и воткнулся в снег. Затем в ворону полетели ещё три черпака, но та увернулась.

Казалось, ограбление состоялось. Но нашелся более удачливый метатель черпака. С расстояния в десять метров он метнул своё оружие в ворону (она была на высоте более пяти метров), в лоб. Ворона увернулась от летящего в неё черпака и бросила добычу. Тут же стала пикировать за потерей, но рыбаки уже бежали со всех сторон. Птица не стала рисковать, отлетела на пятьдесят метров и начала дожидаться своего счастливого момента, когда кто-нибудь оставит без присмотра вещи.

— Эти вороны тащат всё, что плохо лежит: крышки от термосов, пакеты с едой, вон — блёсны… Иногда рыбак оставит удочку на большом расстоянии, а ворона сидит недалеко и наблюдает за ней. Если кивок начинает дёргаться, хватает удочку и взлетает с ней. Если вытягивается рыбина, ворона бросает удочку, хватает рыбу и улетает вместе с удочкой. Прямо хоть привязывай, — прокомментировал произошедшее возвращающийся к своей удочке рыбак.

Я осмотрелся, действительно, вокруг скопления рыбаков по кругу торчали около десяти ворон. Тут меня позвал отец. Он пытался вытащить кого-то крупного, но не получалось. Когда я подбежал, отец держал леску в натяг и смотрел в лунку. Я тоже заглянул. Там торчала раскрытая пасть на всю лунку!

— Крупный налим… завёл его в лунку, не пролазит, застрял, на эту леску его не вытащить… тащи удочку с большой блесной на толстой леске из ящика.

Я метнулся к ящику, нашёл удочку — и бежать назад. Но отец уже вытащил налима.

— А как ты его? — спросил я, подбежав с удочкой.

— Леска оторвалась, а я посмотрел: зубов у него в пасти нет, запустил руку в лунку да и вытащил его за верхнюю губу. С писком, свистом через стодвадцатимиллиметровую лунку протащил этого амбала, — рассказал отец. Налим был больше метра в длину.

— Если пришёл налим, значит, хариуса не будет, — заговорили рыбаки и стали менять диспозицию.

— Собирайся, Кольша, пойдём на глубину, тут ловить нечего, — сказал отец, и я стал сматывать удочку.

Отошли на километр от острова в снежную целину. Пробурили три лунки и попробовали ловить, глубина около трёх метров. Первые полчаса не клевало. Отец вытащил термос, я подошёл и перекусил с ним. Батя выпил спирт из полости в пробке термоса (так он прятал спиртную заначку, чтобы не ругалась мама) и закусил бутербродами. Я пробурил ещё пару лунок и стал обходить удочки.

Не клевало — глухо… Батя разомлел на ярком солнышке и уснул с удочкой у лунки. Солнце припекало, в два часа дня я скинул шубу и пробурил ещё одну лунку через десять метров. Только закинул удочку — окунь на триста граммов! Спешно поправляя и меняя червей, за пару минут вытащил пять таких же окуней. Клевать перестало! Срочно бурю новую лунку в пяти метрах и снова одного за другим вытаскиваю пять окуней.

В таком бешеном темпе пробурил двенадцать лунок, поймал около шестидесяти достойных окуней. Руки не слушались от усталости. Бурить больше не стал, собрал всех окуней и перенёс к лунке отца. Шёл пятый час. Я восстановил силы и попытался ловить еще, но окуни больше не клевали. Проснулся отец.

— Двенадцать лунок, шестьдесят окуней, — отчитался я.

— Молодец! В пять приедет машина, собирай вещи. Будем подтягиваться к месту сбора, видишь, люди уже снимаются с мест, — сказал отец и тоже стал собирать вещи.

К пяти вечера мы присоединились к подошедшим рыбакам, машин ещё не было. Стали определяться, кого ещё нет и где он сидит.

Мимо в пятидесяти метрах от нас проезжал горбатый запорожец, он на скорости отважно пробивал снежные наносы. При приближении к людям водитель сбавил скорость, воткнулся в большой нанос снега и забуксовал. Через три минуты из него вылезли три огромных пьяных пассажира в шубах. Было непонятно, как они там помещались. Пассажиры схватились за задний бампер, самый здоровый стал командовать: «И-и-и раз-з-з». Худенький водитель вовсю жал на газ, здоровяки в этот момент поднимали задний мост. Колёса отчаянно крутились в воздухе. Но самое интересное: с каждым таким «и-и-и раз-з-з» машину проталкивали на метр!

— С такими пассажирами ничего не страшно.

— Да и бензин не нужен.

— Чувствуется, что они уже давно так едут.

— Слаженно работают.

— Лихие ребята, хорошо приняли на грудь, таким Ловозеро по колено, — веселились рыбаки, сидя на ящиках.

В полшестого приехал наш «Урал», в кузове сидели два рыбака, мы с отцом тоже залезли в кузов и устроились на скамейке. Водитель поправлял тент, проверял крепления бортов.

— Ну кто сколько поймал? — бодро спросил отец.

Один ответил, что сто двадцать окуней, другой назвал цифру двадцать семь.

— А что так мало? Окунь после обеда дико клевал, у нас шестьдесят, — не сдержался я.

— А мне больше не надо, — вяло ответил рыбак из угла кузова со стороны водительского места.

Тут не сдержался водитель.

— Ты своих окуней с его не равняй. Александр, покажи одного, пусть люди увидят…

Только тут в тени я рассмотрел торчащий из-под крышки ящика рыбий хвост. Судя по нему, окунь был гигантским.

— Да ну, что там хвастать, когда уже поедем? — вяло ответил рыбак.

— Вон идут вдали последние. Зубы не заговаривай, показывай окуня, а то высажу, — в приказном порядке пошутил водитель.

Рыбак вздохнул, открыл шпингалет ящика и вынул за хвост рыбину… Таких окуней я не видел ни до, ни после этого случая! Голова окуня была обычная, только большая и широкая. От головы вертикально вырастал спинной гребень с большим плавником. С раскрытым спинным плавником окунь был похож в профиль на дикобраза, а размерами, пропорциями и видом — на двухкилограммового леща шириной больше десяти сантиметров. Рыбак затолкал рыбу в ящик и с трудом его закрыл.

— Это где такие окуни клюют? — спросил обладатель количественного рекорда в сто двадцать окуней.

— Да там, — махнул в ответ рукой владелец гигантов и повернулся, укутавшись в шубу, выказывая своё нежелание общаться.

— Под самыми Хибинами, на глубине двадцать семь метров. Он их ловит на какие-то вымоченные куриные потроха, — ответил за счастливчика водитель и начал свой рассказ.

«Уже третий год я подвожу его туда. Близко под скалы мне нельзя, там лёд колотый от камнепадов, много подводных течений, промоины, встречается тонкий лёд, так что с километр под самые скалы он идёт пешком с санками… Когда он первый раз угостил меня тремя такими окунями, я напросился в следующий раз с ним. У этих окуней мясо жирное, не чета вашим, вкуснее курицы. Он проинструктировал меня, какую толстую леску взять, какую удочку, крючки и прочее, да только я об этом забыл…

Через неделю оставили «Урал» в километре от гор, прошли пешком под самый склон Хибин, метров триста от скалы. Я пробурил пару лунок, леска не достаёт до дна, он же не сказал, что там двадцать семь метров, на червя не клюёт.

А он всё это время тщательно готовил единственную лунку. Сначала пробурил своим шнеком четыре лунки на сто пятьдесят миллиметров рядом и вынул центральный кусок льда. Потом поменял ножи на специальный резак и стал выравнивать боковины, затем этим же резаком подрезал нижнюю кромку льда у лунки, чтобы леска при вытягивании рыбы не обрезалась об острые края. Получилась этакая большая квадратная лунка, не лунка, а произведение искусства. На всё это у него ушло около часа.

Расправил единственную удочку с наконечником от рапиры и леской полмиллиметра, насадил на большой крючок куриные потроха и закинул…

Это ещё не всё! Он вынул кормушку, заправил её из другой банки какими-то мелконарезанными потрохами и прикормил у самого дна. Прошло полчаса, и этот негодяй начал вытаскивать вот таких горбачей одного за другим.

Через пару часов остановился и позвал меня, показал, как надо приманивать и когда подсекать, а сам уселся на ящик и стал хихикать, глядя, как я азартно таскаю этих горбатых гигантов. Еще через пару часов попытался остановить меня. Но день солнечный, окунь идёт офигенный, времени ещё четыре часа до отъезда. Я чуть не подрался с ним из-за удочки.

Тогда он опять сел на свой ящик и стал хихикать, но уже на другую тему.

— Сам будешь тащить свой улов до машины, жадюга, я тебе помогать не стану. А вот что ты станешь делать с таким количеством рыбы ночью дома? Это вообще твоя личная проблема. Я-то почему, думаешь, ловлю только двадцать семь штук? У меня под них рассчитано место в рюкзаке и в ящике. За один раз на санках всё увезу, а у тебя и санок нет, и рюкзака нет. Остановись, скоро пятьдесят штук наловишь, жадюга! Но это ещё не все твои проблемы. У меня договорено: к моему приезду подойдут знакомые, я им раздам часть рыбин, забью загодя пустую морозилку, вывешу часть в авоськах за окна и лягу спать в одиннадцать часов. А ты до утра с этой рыбой… будешь по соседям и знакомым раздавать. Лови, лови, только не говори потом, что я тебя не предупреждал…

В четыре часа дня он отнял у меня удочку, и мы стали сматываться. Он всё погрузил на санки, стоял и ржал, видя, как я изобретал способы переноски рыбы. Потом сидел в машине, пока я ещё два раза ходил за рыбой. Каждый окунь — более двух килограммов! Ладно я нашёл в машине два мешка. Около центнера окуней!

Чем ближе я подъезжал к дому, тем больше меня мучил вопрос: а куда я их дену? Действительно, полночи я названивал знакомым и сослуживцам, уговаривая их взять больше рыбы. Весь дом до конца зимы питался только этими окунями. Теперь только восемь окуней он мне ловит. Ну, иногда я сам иду с ним — ради спортивного интереса. И всё, баста! Больше не надо, их ещё чистить и потрошить…».

Подошли последние рыбаки, началась погрузка в кузов, один «Урал» уехал раньше, мы догнали его на выезде со льда. В девять часов вечера машины остановились у автобазы, уставшие рыбаки стали разбредаться по посёлку.

Как я учил Николая рыбачить

В седьмом классе, где-то в конце марта, в четверг, ко мне на физкультуре подкатил Николай Козлов.

— Хочешь, анекдот расскажу? Значит, слушай. Приходит домой мужичок после работы и говорит своей жене: «И чего все говорят, что шофера грубые люди. Только что, как обычно, перебегал дорогу у магазина, поскользнулся, упал, а тут — грузовик. Чуть не задавил! Так водитель мне сказал: „Для вас козлов переходов накопали, а вы всё равно через турникеты лазаете“. Заметь, вежливо, на Вы, и по фамилии обратился, вот только не пойму, откуда он меня знает».

Это была явная провокация, анекдот не без изюминки, но я, на всякий случай, сдержал смех, лишь максимально улыбнулся. Довольный началом подката, Николай продолжил:

— Я знаю, ты тут на зимнюю рыбалку часто ходишь, я ни разу не ловил со льда, давай сходим.

— Хорошо, только на Раму больше ходить не хочется, завтра окончательно договоримся, но вставать надо рано, — ответил я Николаю.

Дома я спросил отца, куда ещё можно сходить на лыжах, чтобы озеро было недалеко от посёлка, и в то же время туда никто не ходил. Отец стал перечислять:

— Скальные озёра далеко, и ты их знаешь, на запад от Рамы — Щучье, но там рядом артиллеристы всё сетями выловили; за Рамой — Окунёвое, ты знаешь; севернее его Гольцовое… Озерцо небольшое, в нём водится только палия и голец, но их надо уметь ловить. Скорее всего, ничего не поймаете, да и будете плутать, пока его найдёте. Савёлы, Первое Дачное — далеко, Второе Дачное — выше Рамы, мелкое, зимой там рыбы нет. А вот на северо-запад… если идти по южному склону гряды сопок, что напротив котельной через болото, наткнёшься на горную речку, она втекает в глухое лесное озерцо. Туда точно никто не ходит. Мы туда на вездеходе ездили…

В пятницу я обсудил с Николаем предстоящий поход.

— Только у меня удочки нет и того, чем делают дырки во льду, — заявил тёзка.

— Это не проблема, главное — найти это глухое озеро в лесу. Найдём ручей на склоне, по нему дойдём до озера, — успокаивал я себя и Николая.

— А как же мы под снегом найдём ручей? Да он, наверное, замёрз, — выражал сомнение компаньон.

— Под снегом слышно журчание ручья, ну не найдём, так вернёмся, — увещевал я Кольку.

В субботу в школе окончательно обговорил с Николаем подготовку к походу.

— Выходим в четыре утра, не проспи, предупреди родителей, чтобы это не было для них сюрпризом. С вечера приготовь лыжи, одежду. Из еды возьми бутерброды с колбасой, варёные яйца, соль и термос с чаем. Пораньше ложись спать. Без десяти четыре я тебе звякну по телефону. Выйдешь, и я как раз подойду. До котельной дойдём без лыж, а дальше… Да поможет нам святой Януарий! Не забудь утром позавтракать…

В воскресенье я встал по будильнику в три тридцать, оперативно собрал бутерброды, налил чай в термос, проверил сосательные конфеты в кармане. Собрал удочки, бур; еду — в рюкзак, червей положил во внутренний карман шубы. Без десяти четыре набрал Колькин номер телефона.

— Да, сын говорил мне, что вы пойдёте на рыбалку, но почему так рано? — ответил в трубку заспанный голос отца Николая.

Через три минуты к трубке подошёл Николай, спросонья он не сразу понял, почему его разбудили.

— Ну, ты идёшь? — спросил я.

— Через десять минут буду внизу, у подъезда.

Я вышел из дома, было ещё темно, пошёл вверх к первому дому на Октябрьской, ниже детского сада. В четыре часа пять минут я подошёл к Колькиному подъезду, как раз из него вывалился мой компаньон.

У Кольки лыжи были широкие, солдатские, с ремнями под валенки. У меня лыжи узкие, беговые, с креплениями под лыжные ботинки. То есть после меня на широких лыжах Николаю лыжню придётся тропить заново.

— Позавтракал? — поинтересовался я.

— Да, мама тоже встала, я забыл предупредить родителей, что мы выходим в четыре утра.

Пешком, с рюкзаками на спине, с лыжами и лыжными палками в руках, мы через час прошли мимо котельной. По дороге на Питьевые озёра ещё прошли с километр, в этом месте дорога немного поворачивала вправо и шла вдоль склона сопки. Светало. Перед нами лежало плоское болото, через три километра начинался лес и подъём на склон нужной нам сопки.

— Нам вот на тот склон, — указал я рукой.

Надели лыжи, спустились с дороги на плоское болото. На болоте лежал плотный снег, идти было легко. Через двадцать минут подошли к речке Письем в конце болота, без труда перешли её в удобном месте; начался подъём по склону сопки. Чтобы не идти по лесу, поднялись почти на верх склона и шли чуть выше кромки леса.

Через километр я сообщил Николаю, что придётся спускаться в глубокий снег, чтобы не прозевать ручей: чем ниже, тем он заметнее. Всего через пятьсот метров я издали заметил вереницу кустов карликовой ивы. Подошли ближе, это был какой-то ручей. Из-под снега слышалось журчание воды.

— Ну вот, осталось спуститься по ручью к озеру, — самоуверенно сообщил я без причины улыбающемуся другу.

Ещё через километр склон стал совсем пологим, появились болотины. Небо было чистое, солнце уже вовсю начинало припекать. Ручей перестал журчать и исчез в очередной плоской поляне. Размеры поляны — двести на четыреста метров. А, может, это и есть искомое озерцо? Жаль, я не спросил у отца его размеры.

Мы скинули лыжи, я начал разгребать снег под лунку. То же самое стал делать Николай в десяти метрах от меня. Через десять минут на глубине восемьдесят сантиметров я расчистил до льда, Николай пожаловался: «А у меня ёлочка». Я заглянул в его яму. В центре, на двадцать сантиметров выше поверхности льда, красовалась елочная верхушка. У меня сквозь лёд проглядывали водоросли.

— Нет, это точно не озеро. Собирайся, пошли дальше.

Надели лыжи, прошли с километр. Перед нами открылась ровная поляна диаметром около пятисот метров. Сразу пошли в её центр, разгребли снег в одном месте, лёд был чистый. Я собрал бур и начал бурить. Через три минуты бур провалился, я машинально выдернул его — должен был хлынуть поток воды, но воды не было. Запахло тухлыми яйцами. Я отошёл от ямы. Вдруг из лунки показался рыжий дым, он вился узенькой верёвкой вертикально вверх — ветра не было совсем.

— Что это за фигня? — спросил Колька. Он провёл лыжной палкой поперёк рыжей верёвки из дыма. На палке осталась коричневая полоса.

— Сам вижу такое первый раз. Наверное, это болотный газ. Он теплее воздуха, вот и поднимается, удерживая компактно сам себя. Закапывай лунку, пока не отравились.

Мы отошли от зловонного места, собрали свои пожитки, надели лыжи и тронулись дальше в путь. Ещё через километр вышли из леса на снежную поляну размерами полкилометра на километр. Зашли в центр поляны и стали раскапывать снег под лунку. Появилась макушка ёлочки.

— Видимо, святой Януарий не собирается нам помогать, — пошутил я.

— Пошел он на… со своей помощью, где ручей? Уже скоро одиннадцать часов, — в сердцах выпалил Колька.

— Я тоже порядком устал от этого снега. Ты отдохни тут, а я сбегаю, посмотрю, что за тем перелеском на краю болота. Если что, крикну тебе или вернусь, пойдём назад, — сообщил я свой план напарнику.

Доплёлся до деревьев, с трудом ёлочкой взобрался на пригорок. За перелеском оказалась снежная поляна диаметром полтора километра. Не оборачиваясь, я закричал: «Колька, давай сюда!».

— Чего кричишь, я сзади тебя, очень надо было оставаться там одному с медведями, — послышался Колькин голос.

Мы пошли в центр поля; то тут, то там виднелись бугорки и неровности. Я шлёпнул лыжной палкой по небольшому снежному выступу, снег осыпался и появилась макушка маленькой сосёнки. Я вопросительно взглянул на коллегу по несчастью.

— Да что уж там, пошли дальше, — устало пролепетал Николай, вздохнул и пошёл впереди меня.

Через пятнадцать минут мы дошлёпали до конца болота, по его краю текла приличная быстрая река шириной два метра.

— Очень интересно, озеро выше или ниже по течению? — задал я сам себе вопрос вслух.

— Я могу идти только вниз, — заявил тёзка и потопал впереди меня вдоль по течению реки.

Через десяток минут мы упёрлись в плотные заросли березняка. Прошли влево полста метров, обойти эти заросли не представлялось возможным, они простирались на всё видимое пространство.

— Вроде метров через пятьсот сквозь заросли видно пробелы. Надо попробовать пробиться. — После этих слов я решительно вклинился в заросли.

— Коля, старайся прокладывать нормальную тропу, нам по ней ещё назад топать, — ломая ветки и раздвигая плечами тонкие стволы берёз, кряхтя, проговорил я.

Через сотню метров карабканья и воспоминаний какой-то матери на два голоса стало видно, что березняк скоро кончится. Всего за полчаса мы пробились сквозь заросли, оставив после себя кривой тоннель. Перед нами открылось озеро шириной с полкилометра, длиной километр. Справа виднелось непокрытое льдом устье реки, слева в ста метрах от нас сидел военный в офицерской плащ-палатке и фуражке с удочкой. Рядом с военным суетился пацанёнок лет семи. Мы подошли к ним. Рядом с единственной лункой лежал один совсем мелкий окунёк.

— Не клюёт? Давно сидите? — задал я вопросы офицеру.

— С утра, часа три, вот всё, что клюнуло, — ответил единственный рыболов.

— А как вы сюда попали? — недоумённо спросил я опять.

— Да вон же наш дом, — кивнул собеседник в сторону противоположного берега.

Увиденное меня ошарашило, всего в километре от озера стоял пятиэтажный дом, за ним виднелись какие-то ангары. Вот тебе и глухое озеро!

— А вы откуда? — опять спросил любознательный военный.

— Оттуда, с четырёх часов идём, — я махнул рукой в противоположную сторону от его дома.

Военный с недоумением посмотрел на нас, как на психов с другой планеты, потом на часы, видимо, вычисляя, сколько времени мы уже в пути. Часы показывали одиннадцать тридцать. Мы с Николаем пошли в сторону устья реки.

— Близко к устью не подходи, там могут быть промоины, — проинструктировал я Николая.

Остановились в тридцати метрах от открытой воды, сняли лыжи и рюкзаки, лыжи воткнули вертикально в снег, рюкзаки повесили на крепления. Я достал бур из чехла и стал его собирать. Николай внимательно разглядывал диковинную конструкцию, будто это космический бластер. Затем, видимо поняв назначение этого конструктора, стал молча разгребать снег для лунки. Я поставил бур на лёд и сделал десяток оборотов, лопатка ушла в лёд. Тут я остановил бурение.

— Сейчас надо приготовить удочку, как только я пробурю, забросишь червя в лунку… В это время года окунь приманивается шумом бурения и ходит некоторое время прямо у льда под лункой, — с этими словами я достал удочку из кармана своего рюкзака, червей из внутреннего кармана шубы и передал всё Николаю.

— А как червя насаживать? Я этого никогда не делал, — заявил Николай. В правой руке он держал удочку, в левой — железную банку из-под леденцов «Монпансье» с червями и растерянно смотрел на меня.

Я отмотал два метра лески на удочке, насадил червя. Банку с червями убрал назад во внутренний карман шубы. Николай стоял передо мной с удочкой в правой руке, в левой руке он зажимал крючок с насаженным червяком.

— Держи червя в кулаке, чтобы он не замёрз. Как только пробурю лёд, бросай червя в лунку, — продолжал я инструктировать Николая, при этом вращая бур.

Наконец, минуты через три бур провалился под лёд (толщина льда — около восьмидесяти сантиметров), я выдернул его с силой. Через лунку хлынул поток воды. Николай тут же бросил червя в лунку.

— Рано, надо убрать шугу с поверхности лунки, а то червяк не утонет.

Оператор удочки тут же вынул червя и зажал его в кулаке. Я вытащил рукой из лунки осколки льда — образовалось окошечко чистой воды. Николай тут же метко бросил в него червяка. Червяк уходил под воду, а я следил за леской, грузило утягивало её на глубину, но через метр она остановилась.

— Неужели здесь так мелко, или я не до конца пробурил, а ещё встречается иногда двойной лёд, — озадаченно проговорил я, — а ну вытащи.

Коля потянул леску.

— Там кто-то сидит! — С этими словами он ушло вытянул окуня на триста граммов.

— Ага, быстрей отцепляем окуня, поправляем червя и снова забрасываем, — объявил я наш план действий.

Дальше Николай уже всё делал сам. Через десять секунд он вытащил из лунки второй такой же экземпляр окуня. Я отцепил крючок, заменил червя, Николай забросил удочку, размотали ещё два метра лески… а дна всё не было.

— А ну, попробуй вытащить и снова закинуть, — предложил я Николаю. Он потащил леску и тут же прокричал: «Он уже там сидит, на крючке!».

Третий окунь за минуту полетел в снег. Наконец удалось измерить глубину — около двух метров. Я посоветовал Николаю поиграть наживкой около дна. И ещё два таких же окуня прибавились.

— Пора бурить следующую лунку, в этой, скорее всего, клевать больше не будет, — сообщил я Николаю, взял бур и приступил к бурению второй лунки в пяти метрах от первой. А он в ожидании молча занял позицию перед лункой с удочкой в правой руке и с червяком в левом кулаке.

Всё повторилось, только на этот раз мы всё делали слаженно и молча, каждый выполнял свою часть работы. После третьей лунки к нам подошёл военный со своим пацаном.

— Простите, а вы на что ловите? — спросил он.

Я вынул квадратную железную банку из-под леденцов «Монпансье» с червями и открыл её. Военный вытащил из кармана точно такую же банку и тоже открыл. Черви в банках тоже были одинаковыми.

— Странно, почему же у нас не клюёт? — озадаченно проговорил офицер.

— Окунь привлекается шумом бурения, надо периодически бурить новые лунки и сразу ловить, пока он не ушёл, — выдал я секрет успеха.

Они ушли к своей лунке, было видно, как военный крутил свой шнековый бур, его пацан стоял рядом с будущей лункой, в правой руке он держал удочку, в левом кулачке зажимал червяка. Через минуту они стали таскать таких же, как у нас, окуней.

Я уже бурил седьмую лунку, военный сидел у своей второй лунки. Я крикнул ему, что надо ещё бурить, но он почему-то так и не сподобился сделать третью лунку. В час дня они ушли с озера. Пробурив десятую лунку, я растянулся на снегу, высунув язык.

— Всё, я больше не могу, попробуй сам, — известил я Николая. Тот поиграл с буром пару минут и сел отдохнуть.

— Да, это дело непростое… Но не пора ли нам топать обратно?

Он был абсолютно прав. Около лунок валялось больше сорока окуней, черви кончились, часы показывали полвторого. Мы собрали рыбу, всю её я отдал Николаю. Как следует перекусили чем Бог послал. Свернули удочки и бур, надели лыжи и тронулись в обратный путь.

Снег подтаял под ярким солнцем и стал липким, лыжи по нему не скользили, зато когда поднимаешь лыжу, за ней вытягивается до полуметра налипшего снега. Иногда под лыжей виднелась прошлогодняя трава и болотный мох. Вот когда я понял, что совершил громадную ошибку! Надо было захватить на рыбалку кусок парафина или свечку. Достаточно было немного натереть лыжи, и этой проблемы не возникло бы. Вдобавок у Николая из-за больших усилий при перемещении лопнуло резиновое крепление правой лыжи, держащее валенок за пятку; он периодически соскальзывал с лыжи и проваливался в снег с поминанием всех святых.

Мы прокладывали себе дорогу домой не столько лыжами, сколько матом. Когда в потёмках измотанные вдрызг вылезли на дорогу, по ней проезжал армейский «Урал» с тентом. Николай замахал руками, машина остановилась рядом с нами. В кабине, кроме водилы, был ещё один солдат.

— Подкиньте до посёлка, — взмолился Николай.

— Мы туда не едем, — сообщили служивые.

— Ну хотя бы до котельной, — добавил я, понимая, куда они едут.

— Ладно, залезайте быстро, — скомандовал водила.

Мы с тёзкой закинули лыжи и лыжные палки в кузов. Я подсадил компаньона, и он свалился внутрь кузова. Я стал забираться через борт. В этот момент машина рывком тронулась — я остался висеть за бортом. Видя это, Николай вцепился в мой рукав и рюкзак. В такой позиции мы быстро доехали до котельной. Я уже подумал, что мои мучения окончились, но «Урал» стал набирать скорость по хорошей дороге в гору от котельной. Лишь на верху, около первого складского строения, я собрался с силами и заскочил через борт в кузов. В этот момент машина остановилась поперёк дороги.

— Приехали, выметайтесь, — послышался крик водилы.

Я выпрыгнул из кузова, Николай стал выкидывать лыжи и лыжные палки на дорогу, машина начала медленно двигаться назад. Я еле успевал перекидывать в сугроб лыжи и палки из-под колёс, чуть не на меня полетел из кузова тёзка. Мы сами чудом не попали под задние колёса «Урала».

Водитель переключил передачу, и наше такси скрылось в темноте. Пару минут мы переводили дух после этой круговерти. Затем связали лыжи и палки верёвочками и поплелись по Октябрьской к Колькиному дому. Наконец подошли к его подъезду. Часы показывали одиннадцать. Когда компаньон скрылся, я потопал к себе на Ленинградскую, 14. Дома я принял горячую ванну, поел и заснул как убитый.

В понедельник утром я, как обычно, позавтракал и пошёл в школу. Все мышцы побаливали — сказывалась вчерашняя усталость. Я залез на свою последнюю парту и распластался на ней. Первый урок продержался нормально. Второй урок — математика. Пригрело солнышко, я задремал на своей задней парте — стало так хорошо…

— А что это там Вахрушев на галёрке, спит, что ли? — сквозь дремоту услышал я зычный голос Валентины Ивановны Савенковой.

Я всё слышал, но проснуться, выйти из дремотного состояния не было ни сил, ни силы воли.

— Они с Козловым вчера на рыбалку ходили, — зашептали девчонки с первых парт.

— А, ну ладно, пусть отдохнёт. А Козлова почему нет? Он его из леса-то привёл назад? — уже тихим голосом допытывалась Валентина Ивановна.

— Да вроде, сказал, что довёл его до подъезда, — доложили те же шёпотом.

После школы я позвонил Николаю, он жаловался, что его мучают судороги ног, поэтому он не пошёл в школу. Вечером я спросил у своего отца, в каком году он был на этом глухом озере. Отец ответил, что это было ещё до моего рождения. И с удивлением услышал от меня, что там уже рядом построена воинская часть.

В школе Николай появился лишь в среду и сразу стал рассказывать одноклассникам ужасы про воскресный поход. Потом ко мне подошёл Алексей Алексеев и предложил сходить туда же с ним. В четверг на репетиции школьного ансамбля я рассказал ребятам про воскресное озеро. Виктор Кошкин, руководитель нашего школьного ансамбля, тоже предложил сводить его туда.

Короче, в конце недели договорились пойти втроём: я, Алексеев и Кошкин. Николай Козлов второй раз туда идти наотрез отказался, заявив, что с него хватит зимней рыбалки — хорошего понемногу.

Рассказывать о втором походе как-то даже неинтересно. Всего за пару часов дошли до озера по проложенной лыжне (местами до травы). Поймали где-то по двадцать окуней и за те же два часа вернулись домой.

— И ничего там трудного нет, — убеждал потом Николая Алексей. Но не смог убедить.

Куда делись сети

— Что-то мы давненько не ели свежей рыбы. Не поставить ли нам сети на Лебяжьем, — обратился ко мне отец в конце июня. Было это в семьдесят четвёртом, после окончания седьмого класса. На следующий день мы собрали семь сетей, лодку, котелок, провиант и приехали на озеро Лебяжье. Дорога по лесу привела на площадку посередине западного берега озера. День был солнечный, я быстро накачал лодку и сел за вёсла. Отец погрузил сети, и мы поплыли на противоположный берег.

В тридцати метрах от берега начали ставить сети в одну линию, поплавки последней сети ушли на глубину четыре метра на середине озера. После этого вернулись к машине, отец занялся обустройством костра, а я, как всегда, заготовкой дров.

Ближе к вечеру я взял удочку, червей и поплыл вдоль берега к устью вытекающей реки на расстоянии с километр от машины. На полпути обнаружил странный канал в болотистом береге. Он будто был прорублен в болоте до самого леса (длиной пятнадцать метров, шириной полтора метра) и заканчивался мелководной заводью диаметром семь метров. Ещё через несколько минут у самого устья обнаружил большую стаю мелких сигов.

Я третий раз в жизни видел такое. Первый раз за пару лет до этого на озере, под крутым спуском, второй раз — в устье речки, впадающей в Дальнее Скальное озеро.

Сиги плотным пятном (диаметром около трёх метров) медленно плыли на расстоянии метра от берега, при этом постоянно плескаясь на поверхности воды, специально создавали эффект кипящей воды из брызг. (Могу только предположить, что таким образом стая вспугивала, привлекала насекомых с берега и поедала их.)

Стая шла на меня, я подготовил удочку, насадил червяка на крючок и, дождавшись приближения рыбы на расстояние заброса, закинул поплавок в центр «кипения» воды. Кипение тут же прекратилось, мимо лодки и под ней стали пролетать у самого дна тёмные спинки сигов. Через минуту в десяти метрах позади меня кипение возобновилось. Я понял, что гоняться за ними бесполезно.

В устье я принялся методично облавливать заросли водорослей. Водоросли закончились заиленной заводью справа от впадающей реки с глубиной полметра, я без всякой надежды закинул поплавок подальше, в центр заводи, через минуту он пошёл в сторону. Я вытащил приличного окуня на триста граммов. Закидываю снова, через пару минут поплавок опять поплыл в сторону, я вытащил ещё одного такого же окуня.

Заводь не длиннее двадцати пяти метров, я подплыл на пару метров — глубина упала на десять сантиметров. Заброс, движение воды, и я вытаскиваю третьего окуня. Подплываю ещё на метр вглубь заводи, заброс… И поплавок медленно поплыл от меня. Постепенно углубляясь в заводь и уменьшая глубину, я поймал восемь одинаковых окуней. Но тут обнаружилось, что лодка садится на илистое дно. Дальше глубина с пятнадцати сантиметров сходила на нет на протяжении десяти метров.

На мелководье ходила стайка окуней, их спинные плавники выглядывали наружу. Я забрасываю поплавок в центр стаи — плавники разбегаются веером от него. Начинаю подёргивать поплавок — вся стая медленно разворачивается и сходится веером к нему, затем окуни замирают. Один гребень уходит в сторону, за ним тащится мой поплавок. Я вытаскиваю окуня. Стая начинает расходиться веером. Успеваю снять окуня, поправить червя и снова закинуть удочку. Окуни опять веером сходятся к поплавку. Таким образом мне удалось выловить всю стаю: пятнадцать одинаковых окуней.

Было только семь вечера, я поплыл вдоль берега назад к машине. Через некоторое время обнаружил на дне у берега останки сгнившей сети. Поддел веслом, собрал и обследовал. Капроновая нить потеряла прочность, поплавки тонули, но метров пять полотна сети были без дыр.

Вспомнил про стаю мелких сигов, решил попробовать поставить эту сеть у них на пути. Стаи у берега не было видно, поплыл за ней в сторону машины.

На полпути опять встретил странный канал, заглянул внутрь. Оказалось, вся стая плескалась на мелководье в заводи у леса. Я натянул в два слоя останки сети между берегами на выходе из канала. Стая что-то заподозрила, сиги перестали плескаться и стали торпедами вылетать через канал. Ячейки сети были великоваты для этих сижков, поэтому почти вся стая пролетела мои заграждения насквозь, но с десяток сигов покрупней всё-таки запутались. Я собрал рыбу, забросил останки сети на берег и поплыл к отцу.

— Ты вовремя, надо проверить сети, нужна рыба для ухи, — отец встречал меня на берегу.

— Не надо, уже есть рыба для ухи, — гордо улыбаясь, сообщил я отцу.

Мы принялись чистить рыбу, картошку, лук, морковь, подвесили котелок с водой на огонь костра. Через час наших стараний запахло наваристой ухой из окуней и мелких сигов. Поели, отдохнули в машине, потом постреляли из ружья по консервным банкам.

Стояла светлая ночь. На озере нет ветра и даже ряби, малейший всплеск на другом конце озера слышен у нашего костра. Всю ночь не спали, утром тучки развеял лёгкий ветерок, озеро озарило солнце.

В десять утра пора снимать сети. Без труда нашли на глубине в прозрачной воде крайнюю сеть, поддели веслом и стали выбирать. Рыбы почти не было.

— Узел, должно быть, развязался, плыви дальше, надо найти ещё три сети, — произнёс отец, когда закончилась четвёртая, а следующей сети, привязанной к ней, не оказалось. Я проплыл пятьдесят метров, затем стал плавать поперёк галсами.

— Давай на берег, выложим рыбу и сети, возьмём спиннинг, попробуем подцепить им сети, не могло их далеко унести, скомандовал отец.

Вернулись со спиннингом, прочесали с ним акваторию радиусом двести метров.

— Неужели кто-то ночью снял три сетки, но мы бы услышали любой всплеск, ночь была безветренная, тихая. Давай ещё раз пройдём, подальше, — недоумевал отец.

— Может, косяк рыбы попал и утащил сети? — предположил я. Мы расширили область поиска, но сетей не было.

— А там, в устье, что за пена? — спросил меня папа.

В заводи, где я поймал окуней, виднелось белое скопление, действительно сильно напоминающее пену.

— Не было там вчера никакой пены, — уверенно ответил я.

— А не наши ли это поплавки? А ну, поплыли, посмотрим, — предложил отец.

Я погрёб в сторону устья реки. Через пятнадцать минут мы достигли устья, пеной оказался кокон из наших сетей. Внутри кокона была огромная дохлая рыбина длиной полтора метра.

— Никогда не видел такой большой кумжи! Да это же не кумжа, это сёмга, сынок! — удивлённо и радостно сообщил отец. Сёмга имела почти круглое тело, в поперечнике — настоящая торпеда.

— Я слышал, что этой весной на реке Воронья, куда впадает эта система озёр, ледоходом порвало металлические сети у местного рыбоводческого хозяйства, и вся стая сёмги прошла вверх по течению. Видимо, это одна из них, — рассказывал отец, пока я грёб к машине.

На берегу раскатали кокон, в пасти рыбы полно обрывков сетей. Две сети почти не пострадали, зато в средней обнаружили семь полуметровых дыр с интервалом в три метра. Я потом штопал эту сеть пару месяцев вечерами.

Из сёмги достали три литра икры, каждая икринка диаметром двенадцать миллиметров. Икру засолили, и этот процесс занял не неделю, как для обычной икры, а месяц! Когда стали пробовать класть её на бутерброд с маслом (три икринки на кусок), икринки скатывались по маслу. Я придумал для удобства делать в масле пальцем ямки под икринки. Голову кумжи отец отдал знакомому, тот из неё сварганил украшение на стену и не вернул — слишком красиво получилось.

Походы за форелью на приток Нижнего Орловского

Первый раз на речку, которая с гор впадает в озеро Нижнее Орловское, я ходил с братом Александром в двенадцать лет. Со своим другом Сергеем Бубновым Сашка неоднократно там был, в том числе и на охоте. Вечером после работы отец отвёз нас с братом к началу тропы на озеро, которая проложена по верхней части гряды гор. С тропы открывается прекрасный вид на всю пойму реки.

— Видишь вон там болотце, где начинаются кусты? Там речка начинается с ручейка шириной с ладонь. В этом ручье водится форель, только надо осторожно подойти, без шума, и закинуть в окно между карликовыми ивами. Вспугнёшь шумом — пиши пропало, форель уходит под кочки, — науськивал меня брат. Мы спустились по склону на болотце, Сашка показал на вереницу кустов карликовой ивы.

— Разматывай удочку, твоя первая будет. Уже шесть часов, форель должна начать клевать. Всю ночь будем ловить, до утра, утром за нами приедет отец. Глубина около десяти сантиметров, — шёпотом инструктировал меня старший брат.

После этих слов он остановился позади меня, освободив мне пространство перед ручьём. Я аккуратно стал заводить червя в «окно» между кустиками карликовой ивы. Червяк не успел коснуться воды, как на него из ручья выпрыгнула небольшая форель и повисла на леске. Я снял её с крючка и положил в противогазную сумку.

— Поочерёдно обходя друг друга, будем спускаться вниз по течению до озера, не теряем из виду друг друга. Стемнеет — разведём костёр. Там, где река спокойная, есть глубина. Ночью тоже можно ловить, протягивая поплавок по поверхности воды, увидишь сам, ты ещё так не ловил, — выдал последние напутствия Саня и прошёл на тридцать метров впереди меня. Там он закинул удочку и тоже стал вытаскивать форель из ручья. (Приличный горный ручей вытекал через сто метров из болотца и сбегал по перекатам в лужи-заводи.) Форель клевала всё активней.

Солнце клонилось к горизонту. В девять часов вечера оно опустилось за сопку, но было ещё достаточно светло. Однако стало холодать. Около одиннадцати мы дошли до заводей с глубиной около полуметра. Там мы с братом обосновались на ночь на уже готовом кострище в метре от реки. Развели костёр, закинули удочки, поели консервы, разогретые на костре. Саня стал показывать, как ловить форель в темноте.

В общем, большого отличая от обычной ловли не было, только поклёвки в темноте не видно, но чувствуешь, когда при протягивании поплавка кто-то дёргает за леску. В темноте форель дёргала, в том числе и за грузило.

Небо было чистое, из-за сопки виднелась голубизна, где-то там двигалось солнце. В три часа ночи стало светать, мы залили костёр водой и двинулись по перекатам вниз по течению реки шириною всего около полутора метров. К пяти часам вышли в устье реки. Стало совсем светло, солнце пригревало. Форель перестала клевать, днём она не так активна, как вечером и утром.

Мы смотали удочки, поднялись по склону сопки на тропу и заспешили по ней в исходную точку маршрута, к семи часам должен был подъехать отец, чтобы забрать нас домой, ему ещё надо было успеть на работу.

На полпути в расщелине лежал белый снег, из-под него вытекал родничок. Тропа спустилась к роднику, там на палочке висела кверху днищем керамическая кружечка с отломанной ручкой. Мы напились из ручья, вода была холодная и вкусная, зубы сводило от холода родниковой воды, но всё равно хотелось пить и пить её. Без десяти семь мы издали увидели бежевую «Волгу» и отца, который уже ожидал нас.

Второй раз мы с братом Александром прошлись тем же маршрутом лишь пять лет спустя, когда он перешёл на пятый курс института, а я поступил на первый курс этого же института. В августе мы приехали на короткие каникулы к родителям, отец снова отвёз нас в горы, к той же тропе. Но был уже конец августа, ночью были заморозки. Весь вечер мы забрасывали удочки в знакомые места, но не было ни одной поклёвки, форель куда-то исчезла.

Переночевали у костра на старом кострище, с рассветом попытались опять ловить, но форель, видимо, уже покинула речку. В шесть часов стало светло, на небе ни тучки. Солнце согрело местность, исчез иней с мха и травы. Я вышел на конечный участок реки. Около трёхсот метров она быстро текла по террасам и просматривалась вниз до поворота на озеро. Александр задержался в ямах на болоте выше меня.

Случайно поймал маленького гольяна, хотел подначить Сашку, мол, я хоть так обрыбился. Чтобы гольян не сдох, я закинул его в заводь. Заводи в этом месте реки — лужи шириной в полтора метра.

Ровный левый берег утыкался под кочки с карликовыми ивами высотой пятнадцать-двадцать сантиметров, там глубина просматривалась почти до двадцати сантиметров. Правый берег представлял из себя песочно-галечную косу.

Я стоял с удочкой на этой косе у воды, гольян утащил поплавок под кочки противоположного берега, посматривал вдоль реки, ожидая Саню. Наконец он появился в пятидесяти метрах, я подтянул гольяна, но он глухо засел под противоположным берегом. Я потянул со всей силы (ну порвётся леска — плевать, всё равно рыбы нет, и уже пора уходить).