Родилась я на Украине в селе Звенигородского района, а область тогда была Киевская. Потом наше село стало в Черкасской области. Так что по рождению я киевлянка. Национальность — украинка. Отец — Ищенко Иван Петрович — украинец, мать — Ищенко Килина Алексеевна — тоже украинка.

Моих дедушку и бабушку по отцовской линии звали Петро и Мария. У бабы Марии было много детей: шестеро сыновей — мой отец, Дмитрий, Савелий, Савка, Алексей, Михаил да две дочки — Дуня и Прасковея.

Дед Петро был известным на всю округу лекарем. Баба Мария вспоминала, что их двор всегда был полон крестьянских подвод. Дед лечил народными методами. Например, при высоком давлении прокалывал крючком больному руку. Из ранки в таз начинала бежать черная кровь. Когда вместо черной начинала течь красная, дедушка читал заговор и останавливал кровотечение. При женских болезнях, он что-то закапывал в землю и, больная выздоравливала. Кроме людей, дед лечил скотину. Мог одной рукой положить на землю бычка или жеребца и кастрировать. Когда в 30-х годах в селе проходило раскулачивание, всю семью выселили сначала в Казахстан, а потом в Сибирь. Дед Петро умер на чужбине в 1930г., а баба Мария с детьми в 1937г.г. вернулась в родное село. В 1938 году ее сын и мой отец — Иван женился на маме. Баба Мария умерла, когда я училась во втором классе.

Моих дедушку и бабушку по материнской линии звали Алексей и Федора. В голодовку 1933г. баба Федора похоронила мужа и двоих детей. Смогла выжить только моя мама.

***

Жили мы всей семьей — баба Федора, мама, старшая сестра Катя и я — в доме бабушки — глиняной хате под соломенной крышей. Наш с Катей отец погиб на войне в 1944 году. В 1959 году родился мой младший братик Витя. Семейный доход был небольшим — мама получала пенсию за погибшего мужа 136 рублей.

Мы с сестрой были худыми, весили мало — худорба, одна кожа да кости. Так я худенькой на всю жизнь и осталась. А какая крикливая была в детстве! Кричу, кричу. Мама и бабушка рассказывали: — Качаем-качаем колыску, устанем, а ты все не унимаешься. Бабушка говорит: — Взять ее за ногу да выкинуть во двор, може замовчыть!

Убранство в хате было небогатым. Так все тогда жили. Деревянный стол, широкие лавки вдоль стен. Святой угол с иконами и лампадкой. Занавески на окнах, скрыня (сундук) да две железные кровати. На стенах были развешаны семейные фотографии и украинские вышитые рушники (полотенца). Пол в хате был земляной. Раз в тиждень (неделя) по субботам мы мазали его навозом. Разводили в чугунчике свежее коровье гомно и мазали. Как высыхало, стелили соломой. Летом вместо соломы постилали осоку, а на Троицу — разные лечебные травы. Призбу (завалинка вокруг хаты) тоже мазали таким раствором. Уже позже стали застилать пол домоткаными дорожками. Между горницей и кухней в хате располагалась большая печь с лежанкой. Рядом с ней в углу стояли рогачи, чтобы доставать из печи горшечки. Топили печь дровами и кизяками. На завтрак варили суп, на обед и ужин кушали борщ. Часто варили каши. Туда резали куриные кишки, чтобы жирок был. Вот так питались.

К слову, хаты строили тогда всем селом. Собирались гуртом, делали замес ногами из глины и соломы, потом изготовляли такие вальки. Из вальков складывали стены высотой более 2-х метров. Сверху ставили крышу — кроквы (опорные конструкции), затем на кроквы укладывали снопы из соломы, и хата готова.

Хозяйство

В селе никто никогда не консервировал. У нас был лех (погреб). Там стояли кадушка огурцов, кадушка помидоров и кадушка капусты. В капусту мы клали яблоки-папировки. Сейчас этот сорт называется «белый налив». В стене погреба в полукруглой пещере лежала картопля (картошка). Это та, что кушать, а рядом на куче — та, что свиньям варить. Картопля для посадки хранилась у нас в саду. Там выше погреба и курятника была выкопана большая яма. Метров четыре-пять, наверное, глубины. Туда мы ссыпали картоплю, которую собирались весной сажать. Сажали по 40 ведер. Я или бабушка спускались по лестнице в ту яму, набирали ведро и на веревке поднимали наверх. Однажды по весне я туда спустилась. Мне скинули ведро. Говорят: — Вера, давай нагребай в него картоплю, а мы будем поднимать. Обычно мы так вытащим два-три ведра, посадим и опять лезем. Я залезла, глядь, а там гадюка! Я пулей выскочила по лестнице из ямы. А бабушка Федора потом залезла, взяла эту змею на вилы и выкинула из ямы. Гадюка там, наверное, всю зиму жила. Зимовала. (Смеется). Так, что гадюк полно было.

А в речке, что протекала рядом с нашим огородом и колодцем, водились вьюны. Это такая рыба наподобие угрей, похожа на крупных головастиков. Мама и соседские ребята ловили их сетками, а потом жарили на костре и ели. Костей у них нет, одно мясо. Только нужно было у них голову отрывать в золе. Они были очень вкусные. А когда к нам приезжал Павлик (сын Савины — родного брата отца), он этих вьюнов даже в ставку (пруду) ловил.

Во дворе рядом с лехом был курятник. По утрам, прежде чем выпустить кур, как нас научила бабушка, мы их щупали — будет яйцо или нет. Чтобы, не дай Бог, потом нигде не снеслись. Нужно было, чтобы они откладывали яйца только в курятнике, а то потом шукай их во дворе. Считали сколько яиц. Пять-шесть, уже хорошо. Это было наше питание.

Между лехом и курятником стояла собачья будка. Там жил пес Барбос. Кормили его два раза в день помоями. Бывало, вымоем посуду после супа или борща, добавим в помои половник похлебки и кусочек хлеба, а если есть, то и косточки. Барбос ел с большим аппетитом. Пока все не съест, никого к своей миске не подпускал — рычал. И, конечно, всегда был кот, он ловил мышей.

В саду у нас росло много плодовых деревьев: вишни, сливы, яблони, груши, черешня и шовковиця (тютина). Был большой малинник. Когда поспевали яблоки, мы ходили и собирали их на рядно (самотканое покрывало). А потом, надрываясь, носили на плечах целыми мешками на заготовительный пункт. Там их принимали, я помню, по 13 копеек. Мама тогда на эти гроши могла купить метр-два сатину или ситцу и пошить юбку или кофту. Шила мама сама, у нее была ручная швейная машинка фирмы «Зингер». Эта машинка до сих пор у моей сестры Кати хранится. Я потом себе тоже купила такую машинку и шила-перешивала на ней одежду для своей семьи.

В селе никто не носил трусов. Бабе Танахе было уже под 90 лет, когда я ей говорю: — Давайте мама сошьет вам трусы. А она отвечает: — Ну, пусть сошьет, только раздернутые (с разрезом). Баба Танаха справляла нужду на ходу. Идет на базар, присела, пописяла и пошла себе дальше.

Корова

Корову мы пасли с самого детства. Брали с собой бутылку молока (горлышко в ней затыкали вместо пробки кочаном кукурузы), кусочек сала и ломоть хлеба, помазанный чесноком. В саду под деревьями собирали яблоки и груши. Такой вот тормозок. Ходили всегда босиком. Понятия не имели обуваться. Подошвы ног у нас были закаленные. Только после дождя было много червяков, и нам боязно было на них наступать. Но потом ничего, привыкли.

Я пасла коров с соседскими девчатами Катей и Марусей. Гнали скотину на пастбище мы рано утром. Солнце только взошло, а бабушка уже кричит: — А ну вставай, пастушка! Пока солнце в попу не нагрело! И мы, пастушки, собираемся. Перекрикиваемся: — Катя! Маруся! И гоним коров. Коровы идут, а мы за ними следом. Идем в поле, пасем.

Часто гнали коров пастись в удаленное место в нескольких километрах от села. Там было много лесов, степи, балки и овраги, а между ними — ставки. В них мы поили коров. Как-то раз помню, мы с девчатами решили помыть ноги в той воде. Только туда залезли, а там полно гадюк! Мы с визгом оттуда тикать, а мальчишки нас еще и не пускают на берег. (Смеется)

К обеду пригоняли корову до хаты. Пока бабушка доит корову, мне надо было нарвать ботвы для свиней. Мама целыми днями работала в колхозе на буряках (свекла). Когда нарвешь ботву, ее нужно было порубить топором, потом смешать с помоями, кинуть горсточку «дерти» (отруби) и давать этот корм свиньям. И раз я топором бах и отрубила себе кончик пальца. Висит этот кусочек мяса, кровь идет. А бабушка кричит: — Давай скорее писяй на тряпку и прикладывай! Какие там медпункты, никто в селе этого не знал. Я пописяла на рану и тряпку, а потом палец этой тряпкой замотала. И все приросло!

Потом был еще схожий случай с собакой. Пошла я до соседа — деда Ивана, а его собака выскочила из будки и укусила меня за ногу. У меня до сих пор там шрам. А бабушка говорит: — Давай смоли клочок собачьей шерсти и этим попелом (зола) мажь укус! И все зажило, как на собаке. Вот так мы лечились в селе.

Я всегда сильно-сильно хотела учиться. Еще когда в школу ходила, мама говорила: — Катя поедет в город. Она на батько схожа и будет там учиться. А ты останешься дома на хозяйстве, а то корову некому пасти. Я ей отвечала: — Мамо, я поеду! Я сильно хочу учиться!

Идя в поле пасти корову, я брала с собой книги, чернильницу и перо. Садилась в траву и учила уроки. Бывало завожуся: зачитаюсь или решаю задачи, или письменное задание выполняю, а теленок выссе (высосет) молоко у коровы. Я его отгоняю. Вечером мама идет доить корову, а молока нет. Тогда она срывает крапиву. Одной рукой берет меня за руку, а другой стегает по попе. Я кричу и бегаю вокруг нее. А мама ругается: — Плохая пастушка! Пасла корову, а молока нет!

На зиму для коровы нужно было запасать сено. В саду росло много травы, и мама ее косила. Она косила всегда рано утром до восхода солнца, пока роса. А мы с Катей и бабушкой его сушили: раструшивали, потом переворачивали. Высушенное сено сгребали граблями и складывали в копну. Потом переносили его до хаты и закидывали на горыще (чердак). Я или Катя залазили наверх. Мама и бабушка вилами подавали нам сено, а мы его там укладывали.

***

Каждую весну в феврале-марте у коровки, кормилицы нашей, рождался теленочек. Новорожденное теля заносили в хату и держали рядом с лежанкой. Он там первое время лежал в тепле, поили его молоком из соски. А рядом под кроватью сидела квочка и высиживала из яиц цыплят. Чтобы она не убежала, ее привязывали за лапу к ножке кровати. Если было две квочки, то вторая сидела в гнезде под второй кроватью. А мы их кормили, и убирали после них. Вот так вместе росли.

До осени теленок подрастал. А потом для нас был большой праздник, когда его нужно было вести в районный центр на базар продавать. Мама говорит: — Кто в этот раз пойдет? Вера, Катя? Мы с сестрой ходили по очереди, потому что это считалось развлечением, ведь в город идем. Расстояние было 12 километров. Отвезти скотину было не на чем, вот и гнали. Мама впереди, тянет теленка за веревку. А я сзади дубчиком (палкой) его погоняю. Так и идем до райцентра. Вставали рано, чтобы успеть на базар. Пригоняем телка, продаем, а на эти гроши мама покупала конфеты «мятные подушечки». На кухне под потолком у нас висела корзинка из лозы, куда их ложили. А по праздникам нам с Катей по две штучки этих конфет давали. А так мы сами их достать не могли. В той же корзинке у нас хранились столовые ложки.

Смешно вспомнить, когда я в первый раз пошла в райцентр. Это ж город, народу много. А я иду по улице и всем говорю: — Здравствуйте! Здравствуйте! Это мне уже потом сказали, что в городе не надо со всеми здороваться, только со знакомыми. А в селе мы привыкли здороваться со всеми. Попробуй не поздоровайся, скажут: — Глянь, Килинына дочка! Пошла и не поздоровалась!

Хотела рассказать один случай, как моя двоюродная сестра Нюся приезжала к нам в гости. Это было летом. Идет она по селу, несет чемодан с подарками. Привезла селедку. По те временам это был лучший гостинец. А я пасла корову. Проходит она мимо, а я спрашиваю: — А вы до кого идете? А она в ответ: — Ты чья? Я: — Килинына. А она: — Ооо! Я ж до вас еду. Вот так я ее встретила. Это она приезжала забрать в город бабу Марию, мою родную бабушку и ее родную бабушку. Но баба Мария там недолго гостила. Пожила в летней кухне, а потом сильно захотела назад в село. Тогда за ней съездили и привезли обратно.

Сельская школа

Хочу рассказать, как я пошла в школу в 6 лет. Пришел до нашей хаты учитель Мусий Олексович. Он вел в школе первые классы. У нас в селе тогда была семилетка, а моя сестра Катя уже ходила в 1-й класс. Так вот пришел учитель и говорит маме: — Килина! А твоя младша где? В школу ее записывать? Мама ему отвечает: — Да она мала ще! На два года Кати младше. А учитель сидит на колоде посреди двора и говорит: — А ну, где ты? Я подошла. А он: — Высока! Та давай запишем! Пускай идет, здорова уже…

Так я пошла в школу. Летом все дети ходили босиком. Наш сосед — дед Оксень шил такую грубую обувку: резиновая подошва, а к ней парусина. Но мы все равно ее жалели, шли босыми, только уже подходя к школе надевали эти лапти. А пылюки на дороге было по самую косточку (щиколотку). Для зимы шили валенки из сукна. Сначала делали стельку, потом строчили на машинке и делали валенки с галошами. Однажды мама купила мне по случаю кирзовые сапоги. Да они оказались разного размера. Один — 38, а другой — 40, на два размера больше, чем я носила. В один сапог я могла портянку намотать, а в другой — нет. Но все равно с сапогами мне тогда сильно повезло. Обычно обувь сперва носила Катя, а мне доставались уже ношенные обувки. Так тогда было принято, ведь я младшая.

Бывало, идем в школу, а сумки у нас были такие полотняные из конопляной ткани, крашенной в луковой шелухе, а сосед Володька говорит: — Ой, дывися, дви видминницы идуть! А мы обе учились на «отлично». Вот так и закончили семь классов…

Когда я ходила в школу, на уроках физкультуры, мы часто бегали, сдавали нормы ГТО, было много разных упражнений. А у меня почему-то, когда быстро пробегусь, начинало сильно колоть в боку. А учитель говорит: — Вера! Почему не бежишь? А я отвечаю: — У меня в боку колка колэ. (Смеется)

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.