Бесплатный фрагмент - О чем умолчал Толстой, или Моя Анна

Предисловие

Меня, как многих, не покидает впечатление, что в «Анне Карениной» по начальному замыслу автора линия Анны должна была прерваться с ее смертью при родах: мосты в семью сожжены, в обществе светит статус изгоя и главное — угасает страсть! И вот вещий сон, потрясающее покаяние на смертном одре, прощение и она покидает этот мир. За нее больно: искренне покаявшаяся грешница!

Но Толстой продлил линию во «второй сезон», превратив Анну в неадекватную мегеру, не вызывающую ни грана сочувствия. Мне по душе первый «сезон» и я позволил себе представить здесь свое «видение» ее отношений внутри «треугольника», где герои во многом отличны от классических.

Если отойти от пиетета перед именем гения, то роман в «сухом остатке» — уникальный гимн роковой страсти с широким спектром мнений о нем: от возвышенной любви до банальной похоти.

Но в романе нет прямых сцен, передающих накал этой страсти! Будто мэтр остался недоволен своими попытками включить их в рамках приличий своего времени и лишь описал муки совести Анны «после». Мы не так стеснены и решили не взваливать на читателя домысливание эротичных картин «по умолчанию» и свою версию дополнили эпизодами с ее интимными отношениями с обоими своими мужчинами. Введены они с единственной целью: проследить их эволюцию как иллюстрацию дороги к неизбежно трагичному финалу.

Тем не менее надеюсь, что читатель останется с ощущением «хэппи энда» и светлым послевкусием: «понять и простить»…

В тексте курсивом выделены фрагменты из классика, напоминающие о «дочернем» характере моей книги…

Моя Анна

«Я не могу и не хочу быть ничем другим, кроме любовницы, страстно любящей одни его ласки…»

Пробуждение

Спальня супругов Карениных. Анна уже в постели, в непрозрачном пеньюаре, укрытая до груди. Вошел муж, с игривой усмешкой осведомился:

— Не против ли любимая женушка исполнить супружеский долг?

Она ответила ему в тон:

— Как можно быть против!

Алексей Александрович прикрутил фитиль лампы, оставил полумрак. Сбросил на кресло халат, остался в рубашке до колен и кальсонах.

Тогда в добропорядочных семьях «исполняли долг» не нагими, а в спальной одежде. Она стянула панталоны, он кальсоны. Умудрились не обнажить друг перед другом «срамных мест»!

Он лег рядом, поцеловал в губы, плечи, провел ру­кой по груди. Всякие прелюдии и нетрадиционные забавы в те времена мужья оставляли для походов к любовницам и в известные дома. С женами исключали их, опасаясь разбудить чреватую соблазнами чувственность.

Он ощутил свою готовность и перебрался на нее под одеяло. Она подтянула пеньюар и он вошел. Секс у них всегда в этой и только в этой позе…

Он чмокнул ее в лоб, перебрался на свою половину, пожелал спокойной ночи, заснул. Анна надела панталоны. Перед глазами возникло его лицо во время близости: такое же, как и «до». Мгновения всплеска эмоций при апогее и… всё…

Она лежала с открытыми глазами и вспоминала редкие эпизоды в своей жизни, связанные с сексом.

<<Тяпа умчалась вглубь сада и она поспешила за ней. Ус­лышала слабые стоны за кустарником и раздвинула ветки. Перед глазами предстал голый зад конюха, ритмично толкающего обхватившую рябину женщину с завернутыми до пояса юбками! На звук он повернул голову, Анна отскочила и с трепещущим сердцем убежала к террасе…

Вечером, подавая ужин, кухарка Фрося надменно на нее взглянула и криво усмехнулась. Еще наглее щерил зубы при встрече конюх. Обедневших дворян Облонских не уважала даже челядь…

Второй раз она увидела через окно кухни: Фрося сидела на столе, а у нее между колен трудился приехавший брат Стива.

Следующий раз был уже в брачную ночь, в темноте. Помнила сумбурно из-за поглотившего все мысли волнения…>>

А дальше уже так, как сегодня. Несколько раз до рождения сына была близка к оргазму, но и только. Упоминания в книгах о бурных страстях приписала обычным в них преувеличениям. Их отсутствие с мужем сочла нормой и постаралась мысли на эту тему из головы выбросить.

Мужские гениталии она «видела» только у скульптур и недоумевала: даже у Геракла «он» был явно скромнее, чем у мужа, хотя оценить размер могла только по ощущению — «вживую» мужнин не видела…

***

Утро. Анна одна в постели. Проснулась, дернула веревочку вызова. Вошла молодая служанка Аннушка, помогла одеваться: корсет, чулки…

Завтрак втроем с восьмилетним сыном. Обычные вопросы: все ли хорошо на службе у него, как успехи в учебе у сына, что нового слышала в «свете»…

— Кстати о свете. Княгиня Тверская пригласила в свой салон. Не будешь против? Мне, откровенно говоря, смертельно наскучило общение в среде, где самая младшая старше меня лет на десять.

— Разумеется нет, хотя слышал про него разное. Пойди, присмотрись.

Встают.

— Пройдем в кабинет, там среди писем есть тебе от брата. Не припомню такого…

…Она читает, он собирает портфель, замечает, что она хмурится.

— Что там, надеюсь, ничего серьезного?

— С женой нелады. Долли не намерена прощать его очередной адюльтер. Стива зовет меня, надеется, что только я могу на нее повлиять. Что посоветуешь?

— Мое отношение к нарушению обещания, данного при венчании, ты знаешь. Семья святое и ради нее стоит переступить через любые обиды.

— Дам телеграмму, что приеду. Попробую помирить.

— Я возьму билет в императорский класс. Ближайшего дня ждать с неделю.

***

Граф Алексей Вронский, двадцатитрехлетний флигель-адъютант, в салоне двоюродной сестры Бетси, княгини Елизаветы Тверской. Салон — это зал на первом этаже и комнаты яруса на втором, место «тусовки» тогдашней «продвинутой» элиты. Бетси провожает брата.

— Алекс, опять только заглянул и уже уходишь?

— Так те же лица, Бет.

— Не скажи. Знаком с Анной, женой знаменитого Каренина? Она стала захаживать, пригляделся бы.…

Она показала взглядом на одну из дам. Он оглянулся.

— Красивая… слышал про нее: зануда и недотрога, время жалко тратить.

Бетси усмехнулась.

— Тем интереснее. Кстати, муж старше нее лет на двадцать… Ладно, иди.

Он еще раз оглянулся, на миг «увидел» ее на корточках перед своей ширинкой. У всех полковых ловеласов эта поза приходила в голову при первом же взгляде на пригодную для секса женщину. Он презрительно скривил губы и вышел.

***

Анна уже пару раз салон посещала. Ей было двадцать семь и импонировало, что возраст большинства дам был не старше сорока. Здесь царила атмосфера свободы при обсуждении любых тем. Все было внове. Человек разносит на подносе бокалы с шампанским, почти все дамы с пахитосками. Одна кивнула в сторону зала.

— Почти все достойные кавалеры салон покинули.

Самая старшая пыхнула дымом и хохотнула:

— Значит, не нашли среди нас ни интересных, ни свободных!

— Хотя виконт Таврин тут. Но с баронессой Вороновой не общается. Расстались?

— Это не повод быть демонстративно невежливым!

— А молодой камер-юнкер не отходит от графини Астаховой…

— Вряд ли она ответит, граф с нее глаз не спускает.

Дама расхохоталась:

— Ну, эту помеху при желании обойти легко!

Подошла Бетси.

— Как Вам у нас, Анна Аркадьевна?

— Необычно и интересно, еще раз спасибо за приглашение.

— Пойдемте, пообщаемся с другими тоже.

Переходят к другой группе.

— Что обсуждаем?

— Модную книгу. Ужасно пикантно, на грани, но не могла оторваться!

— Я же говорила…

Бетси с Анной отходят.

— О какой книге речь?

— «Золотой осел», перевод с античного, тут она из рук в руки переходит, редкость. Она сейчас у меня, специально для Вас придержала

— Спасибо, Вы так любезны.

— Только мужу лучше о ней не знать.

— А что там такого!?

— Начнете, сами решите…

***

Анна не знала, что муж из довольно обширной библиотеки удалил все книги с откровениями о сексуальной стороне жизни, и о соитии смогла почерпнуть лишь скудные сведения, но такое!! Уже с первых страниц зачитанной чуть не до дыр книги она поняла: Алексей Александрович не должен ее увидеть!

«… Луций во власти необузданного и уже мучительного желания, приоткрыл одежду и показал Фотиде, с каким нетерпением жаждет он любви… Она медленно опускается над ним на корточки; часто приседая и волнуя гибкую спину свою сладострастными движениями…»

Анна услышала шаги и поспешно задвинула книгу под подушку.

***

Анна возвращает книгу Бетси.

— Какие впечатления?

— Ну… откровенно уж очень.

— Не понравилось, значит, читать про интимную жизнь?

Бетси пытливо всматривается ей в лицо. Анна стеснялась признаться, что читала взахлеб, но и выглядеть святошей в ее глазах совсем не хотела.

— И фантазии всё… Матрона с ослом, придумают же такое…

«Именно интимные сцены тебя и зацепили, дорогая», подумала Бетси. Вслух предложила:

— Я дам другую, там не фантазии. Не против?

— Нет. Бетси, спрошу прямо. Я чувствую Ваше желание сделать мне приятное и ценю это. Но почему?

— Отвечу тоже прямо. Все, кого Вы здесь видите, мне симпатичны, но близких нет. Почему-то мне кажется, что мы с Вами можем ими стать. Не хотели бы?

— Буду рада.

Они приложись щеками.

***

Вторая книга была про оргии в древнем Риме…

«…Флавий возлег на медвежью шкуру. Его фаллос был уже готов к подвигам и призывно покачивался. Златовласая рабыня из варваров выбралась из латрума. Присела над ним и медленно впустила его в огнедышащее жерло своего вулкана под дикий стон хозяина!

Подошел Марий, встал над приятелем вплотную к ее лицу. Она взялась за его фаллос, и он был для нее как вкуснейший леденец с орехами и медом, осыпанный семечками кунжута. Она наслаждалась им и слышала уже стон Мария…»

Анна захлопнула книгу. Лицо пылало, сердце колотилось. Представила себя в позе этой рабыни на муже! Потом его в позе Мария: ее чуть не стошнило…

Книгу она открыла через день. Пролистала, останавливаясь на эротических эпизодах.

«В основном все повторяется и уже не так возбуждает. А зачем Бетси мне книги так настоятельно подсовывала?..»

Анна признала факт: читать о позах и страстях было грешно, но… притягательно! Стала представлять в них светских дам и будто вскрывала скрытую от глаз часть их жизни…

Представляла в них и себя с мужем, у него была… голова Байрона с обложки сборника его стихов! Другие всплывавшие в памяти мужчины в картинах не удерживались. Ее смущал такой хотя и невинный, но все же блуд. Но это была ее тайна, тот самый «скелет в шкафу»…

Она фыркнула, зевнула и заснула.

***

Анна с Бетси прохаживались по балкону над залом.

— Бетси, хочу знать наперед: мы будем откровенны друг с другом?

— Я смогу. А почему спрашиваешь?

Они остановились.

— Эти эротические книги. Ты ведь не случайно мне их дала?

Бетси прислонилась к балюстраде. Задумалась, будто собираясь с мыслями..

— Не случайно. Скажи, ты ведь знаешь, что говорят обо мне и Тушкевиче?

— Да.

— Это правда, но, как говорится, «свечку никто не держал».

— А это важно?

— Важнее всего. Делаешь вид, что это только слухи и как бы тишь да гладь!

— Ты влюблена в Тушкевича?

— Милая Анна! Главнее то, что ни я не влюблена в Тверского, ни он в меня. Но сейчас я имею то, что мне нужно: и штиль в семье и взаимную страсть. Князь, кстати, тоже не скучает. Его любовница — жена пароходчика Савельева, урожденная графиня Долгих.

— А книги?

Бетси спросила после секундной паузы:

— Анна, ты счастлива? Только откровенно.

Анна молчала.

— Понимаю. «Он порядочный, заботливый, добрый». А страсть между вами есть?! Не забывай, мы договорились и это сугубо между нами.

— А почему думаешь, что нет? Я всем довольна с мужем.

Бетси улыбнулась.

— Но если страсти нет, то рано или поздно появится и твой Тушкевич. И лучше не зачахнуть, так и не познав радости страстного соития. Вот я и хотела тебя разбудить. Потому что лучше сделать ошибку и потом сожалеть, чем мучиться всю жизнь от того, что ее не сделала.

Она взяла Анну под руку, засмеялась.

— Ну, а если ты счастлива с мужем во всех смыслах, то и слава богу, и никакие книги твое счастье не нарушат…

Анна ехала домой, была встревожена.

«Да, у нас с Алексеем Александровичем нет страсти, как в книгах, но и не влекло ни к кому другому!»

Она отогнала эти мысли и стала думать о предстоящей поездке в Москву.

***

Вокзал в Москве. На перроне Вронский и Степан Облонский.

— А ты кого встречаешь?

— Я? я хорошенькую женщину, сестру Анну.

— Ах, это Каренину…

Поезд остановился и Вронский поднялся в вагон. У двери купе пропустил выходящую Анну, вежливо кивнул. Протискиваясь, она встретилась с ним глаза глаза. В выражении ее миловидного лица что-то особенно ласковое и нежное, свет в глазах светится против ее воли в чуть заметной улыбке. Он проводил ее взглядом, захотел еще раз увидеть ее лицо. И в конце прохода она оглянулась!

Их обоих «зацепило», но они об этом даже не подозревали…

В купе Вронский обнял мать.

— Как доехала?

— Отлично, спасибо попутчице, проговорили всю дорогу. Я от нее в восторге.

— Я ее видел у Бетси. И о чем же говорили?

— Обо всем, в основном о семейном. Я о семье твоего брата, твоей карьере, она о своей семье, о сыне, очень дружна с ним.

Вышли. Анна с братом несколько впереди. У кареты она обернулась, явно выискивая его взглядом. Он улыбнулся ей, в карете спросил мать.

— А что Каренина говорила о муже?

— Безмерно уважает. Он ходячая добродетель, нас знакомили, еще до нее.

Она лукаво улыбнулась.

— А почему спрашиваешь, не интрижку ли надумал?

— А ты не одобришь?

— С каких это пор я бываю против! Наоборот, престижная была бы связь, на пользу положению в «свете». Да и ей встряска не помешает.

Смеются.

***

Долли рассказывала о связи мужа с гувернанткой.

— Мне противно видеть его рядом с детьми!

Анна взяла ее за руки.

— Дети Стиву обожают. И он любит и уважает только тебя, просто слаб бороться с соблазнами. Он страшно переживает, себя без семьи не представляет. Вот меня позвал. Прости его, Долли.

— А ты бы простила?

— Да, но мне не придется. Алексей Александрович другой, сильный.

— Я уверена, пройдет время и он опять сорвется.

— Думаю, что нет. Но даже если так, то семья превыше всего. Прости его еще раз, не пожалеешь!

Помолчали.

— Сейчас все мысли о помолвке сестры с Вронским. Послезавтра бал. Кити очень переживает, влюблена в него.

— А он?

— Наверное. Не зря же маман приехала.

У Анны по лицу пробегает тень.

…Она у окна. Снег. Перед глазами его мимолетная улыбка, взгляд из-под козырька.

…Он у окна. Перед глазами ее такие притягательные румяные губы, светящиеся глаза…

***

Бал. Весь вечер они или самозабвенно танцевали в паре, или выискивали друг друга взглядами.

Каждый раз, как он говорил с Анной, в глазах ее вспыхивал радостный блеск. Анна улыбалась, и улыбка передавалась ему. Она задумывалась, и он становился серьезен…

Только близко к концу ее взгляд натолкнулся на смотрящую на нее с детской обидой потухшую Кити. Тут только она заметила направленные на нее осуждающие взгляды, будто проснулась и быстро покинула зал.

***

Анна и Аннушка в купе одни.

«Ну, все кончено, и слава богу!… Увижу Сережу и Алексея Александровича, и пойдет моя жизнь, хорошая и привычная, по-старому…»

В Бологом она вышла освежиться. Была приятно удивлена, увидев Вронского, но сказала то, что приличествовало.

— Вы едете? Разве не должны быть при Кити!

— Я еду для того, чтобы быть там, где Вы, — сказал он, — я не могу иначе…

— Неприлично так говорить. Забудьте и я забуду.

Она чувством поняла, что этот минутный разговор страшно сблизил их; и была испугана и счастлива этим.

Она вернулась в вагон. Аннушка дремала. Анна с руками укрылась пледом и прикрыла глаза. Разговор не оставил сомнений: он признался в любви, а значит, хочет быть ее любовником!

«Это исключено, но…»

Она перебирала в мыслях все моменты общения с ним и погрузилась в сладостную дрему: представила себя в интимной позе с Вронским, ласкающим ее своим преданным и восторженным взором. Она ощутила позывы «внизу» и непроизвольно просунула руку под юбки, под белье…

Она проснулась: ее тормошила Аннушка:

— Анна Аркадьевна, простите, но Вы так стонете!

Анна ужаснулась: хорошо, что руки были под пледом! Она почувствовала презрение к себе, встряхнулась.

— Дурной сон, Аннушка.

…В Петербурге на вокзале ее встречал муж.

«Ах, боже мой! отчего у него стали такие уши?..»

Какое-то неприятное чувство щемило ей сердце. Вронский увидал ее мужа и тоже испытал неприятное чувство. Он возмутился: мысль, что она улыбалась не ему, была невыносима!!

***

Раздевшись, она вошла в спальню, но на лице ее не было того оживления, которое в Москве так и брызгало из ее глаз…

— Я соскучился по моей любимой и за терпение заслуживаю вознаграждение! Как считает она?

Анна тревожилась за свое поведение после Бологого. Но обошлось и даже были свои плюсы: закрыла глаза и представила на месте мужа Вронского, его лицо вблизи своего. Новые ощущения оказались настолько сильными, что она неожиданно для себя ощутила оргазм, и это непроизвольно отразилось на поведении при соитии…

«Потому что я была с НИМ?!».

Она не думала, что Алексей Александрович это может заметить, она вообще в этот момент думать была не способна. Но он заметил и неожиданно впервые поцеловал в губы «после». Вот это новшество было Анне почему-то неприятно…

***

Петербургский высший круг, собственно, один; все знают друг друга… Вронский был везде, где только мог встречать Анну.

Бетси наблюдала за братом. Он впервые здесь после Москвы, прохаживался по салону, ни с кем подолгу не заговаривая, но и не уходил. Подошла.

— Что с тобой, Алекс? Ты кого-то ждешь?

— Каренина будет?

— Да. А что у тебя к ней, неужели нацелился?

Вронский помедлил, потом решился:

— Это другое, Бет, не интрижка. Я люблю ее.

— Когда успел! А она?

— Уверен, что и ее влечет ко мне.

— Так в чем проблема?

— Она не обычная, не может решиться, хотя муж староват для нее…

— Все мы необычные… поначалу. Не особенно церемонься, братец, она жаждет африканских страстей!

— Почему так думаешь?

— Имела возможность догадаться.

Она рассмеялась:

— А как я вспоминаю ваши насмешки! Куда это все делось! Вы пойманы, мой милый!

Он знал, что в глазах всех светских людей роль человека, приставшего к замужней женщине, чтобы вовлечь ее в прелюбодеянье, никогда не может быть смешна, и поэтому с гордою и веселою улыбкой посмотрел на кузину.

— И что? Надеюсь дать повод всем облизывающимся лопнуть от зависти!

Вошла Анна. Он бросился к ней.

— Анна, я люблю Вас безумной любовью! Все мысли о том, как бы оказаться подле Вас. Никакие доводы не могут это чувство изгнать из моего сердца!

— Это очень дурно, то что Вы говорите. Заставляете думать с осуждением Вашего эгоизма. Слышали, что Кити заболела? Вам следует навестить ее.

При этом на лице Анны ни на мгновение не появилось выражение осуждения.

— Нет. Я честен с Вами и буду честен с ней, не хочу дать ей ложную надежду.

— А вовлекать меня в греховные отношения честно?! Зная, что я на это не пойду никогда.

— Разве любить грех?! Послушайте свое сердце, все в Ваших руках, а я в любом случае Ваш, счастливый ли или несчастный!

***

Вот уже недели две, как она вернулась из Москвы и каждый раз при интиме с мужем она мысленно была с этим «мальчиком-офицером», как она подумала о нем поначалу, пытаясь отдалить себя от него. И каждый раз испытывала оргазм!!

…Очередное соитие. «После» Алексей Александрович впервые не отвалился на свою половину, а привстал рядом, опираясь на локоть.

— Анна, ты можешь объяснить, что с тобой происходит?

— А что ты имеешь в виду?

— Я заметил, что ты стала м-м… эмоциональнее при coitus. Я на вершине счастья, но так у нас впервые. Как ты это объяснишь?

Анна смотрела в его излучающие высшую степень ласки и одновременно внимательные глаза и готова была провалиться сквозь землю… Но что ей было сказать?!

— Не знаю, милый, само собой как-то…

— Я даже подумал, не захотела ли ты зачать?

Он смущенно и как-то жалостливо улыбнулся.

— Нет, не поэтому. Но я не против… если на то будет божья воля.

Алексей Александрович выглядел счастливым.

— В нашем кругу только у нас один сын…

У нее сразу испортилось настроение:

«Ну, да… главное круг…»

Он поцеловал в губы:

— Спокойной ночи любимая.

— Спокойной ночи…

…Муж уснул, а Анна еще долго не могла разобраться в душе. Ей было стыдно при виде его счастливого лица. Она второй раз по крупному лгала ему. Первый раз, когда долго не беременела после сына и сказала мужу, что не получается. Они ездили на воды, в святые места, ставили свечки в храмах. На самом деле Анна не хотела рожать чуть ли не каждый год как Долли и принимала снадобье от знахарки, втайне переданное той же Долли. Через два года она решилась, зачать, но уже и вправду не смогла и с легким сердцем забыла о предохранении…

И вот второй раз лгала сегодня! Ее повергла в изумление та легкость, с которой она, оказывается, умеет лгать!

«Что эта страсть означила? А то, что я изменяю мужу! Мысленно, но имею sex с другим и получаю удовольствие! Грязное притворство!..

А если бы ЭТО случилось, то я буду с обоими!!? Муж не будет знать, а любовник с этим смирится!?. А если муж узнает и закроет глаза?..

Жизнь во лжи! Как Бетси и многие другие!»

Анна застонала.

«При встрече скажу, что должно. Прервать, пока не поздно!».

***

Она решительно отвела его в сторону:

— Алексей, я должна Вам сказать…

И… останавливает на нем свой взгляд, полный любви. Он взял ее руки в свои:

— Анна, не говорите ничего. Я вижу и глазами и сердцем: Вы любите меня! Вы можете не признаваться, но это не важно. От судьбы не уйти.

Анна беспомощно слушала.

— Но это безумие! Сейчас за мной должен прийти муж.

— Но Вы же не хотите уходить? Так останьтесь, не магометане же мы, в конце концов!

…Каренин заехал в салон. Его жена сидела с Вронским. Он подошел и предложил ей ехать вместе домой; но она, не глядя на него, отвечала, что останется ужинать. Он раскланялся и вышел…

Зайдя домой, он машинально скинул пальто Аннушке, прошел в гостиную, вернулся. Потоптался в полной прострации, прошел в кабинет, встал перед портретом жены на стене.

Каренин впервые подумал, что у нее может быть своя не связанная с ним жизнь. Он понимал, что жена не получает при близости достаточного удовлетворения, но делал вид, что она смирилась с этим, как многие, и успокоился.

«И вот по прошествии девяти лет у нее регулярный оргазм!»

Теперь он не мог не связать это с появлением на ее орбите поклонника. Об уровне их близости оставалось только догадываться. Возможно, прямо в эту минуту его жена в укромном уголке в объятиях Вронского! Он с усилием изгнал из мыслей картину…

На лестницу всходили ее шаги. Ему стало страшно за предстоящее объяснение.

— Анна, я должен предостеречь тебя, — сказал он…

— Потом, потом, так хочется спать!

Он увидел, что глубина ее души, всегда прежде открытая пред ним, закрыта, и это так и будет вперед…

***

Через день. Анна вернулась домой.

— Ты из салона, любимая?

— Да.

— Есть что-либо новое?

— Тебя стали интересовать светские новости?

У него на лице ироничная улыбка.

— Просто хочу понять, о чем можно целый вечер говорить, если, конечно, не отлучаться…

— Представь себе, можно.

Она ушла в спальню. Алексей Александрович вошел за ней и обычным своим тоном предложил «исполнять долг»…

Анна в мыслях опять была с Вронским. Она заметила, что муж стал желать соития чаще, настаивал. И происходило это как правило после посещения ею салона. То есть, после встречи с Вронским!

«Догадывается и будто предъявляет свои права?»

Это была, конечно, не случайность. Каренин в салоне больше не появлялся, но уже не сомневался в… не совсем невинных отношениях жены с Вронским, да и сестра приятеля княгиня Мягкая намекнула.

Он отгонял мысли об измене, но, не признаваясь себе в этом, мстил им, как если бы измена была. Поэтому и требовал интима с женой именно сразу после их встреч, когда ей будет особенно неприятно. Ему было страшно обидно, когда представлял, как он был смешон, приписав ее недавнюю страсть чувством к себе.

«В чем конкретная причина ее страстности при соитии? То ли она удержалась от измены и старается загладить вину, то ли хочет таким нехитрым способом измену скрыть? А может, и не было ничего, и это новый этап в ее физиологии?..»

Анну картины интима с Вронским преследовали всякий раз, как она не была занята: он над ней, или наоборот. Другие позы из тех книг не привлекали. Поведение мужа в последнее время ее злило и она уже не хотела с ним близости даже ради, как сказали бы в наше время, «виртуального» соития с Вронским…

Мощный сексуальный посыл от оказавшегося рядом полкового казановы упал на благодатную почву. Началась новая жизнь для Алексея Александровича и для его жены. Ничего особенного не случилось. Анна, как всегда, ездила в свет и встречалась везде с Вронским. Он видел это, но ничего не мог сделать…

***

Анне стало казаться, что в салоне взгляды всех устремлены на нее с Вронским. Будто их интересует одно: когда она оступится и как они будут смаковать ее падение! Бетси же на правах подруги сообщала что-нибудь о нем, даже когда она не спрашивала. Это было настолько назойливо, что ее насторожило:

«Чего он ищет во мне? Любви не столько, сколько удовлетворения тщеславия?».

Анна возмутилась: неужели она уже настолько готова стать прелюбодейкой, что не способна прекратить выставленный на всеобщее обозрение флирт!? Она решила не доставлять салону такой радости, оставила Бетси записку и ушла, не дождавшись его:

«Извините, Алексей, но я решила прекратить наши объяснения на тему любви до того времени, когда определюсь, как далеко они могут зайти. Настоятельно прошу не преследовать меня. Анна».

***

Она продолжала бывать в свете, очень редко. Вронский делал попытки объясниться, но она никогда не оставалась с ним одна.

…Прихожая. Аннушка приняла у Каренина пальто.

— Анна Аркадьевна дома?

— Два часа как ушли.

— Сережа ужинал?

— Пока нет. Простите великодушно, но решила не кормить в одиночестве.

— Приведи в кабинет и принеси ужин туда.

Ужин с сыном. Обычные темы общения. Сына увели ко сну.

Он стоял пред возможностью любви в его жене к кому-нибудь, кроме его. Как бык, покорно опустив голову, он ждал обуха, который, он чувствовал, был над ним поднят…

Аннушка приняла шубку у Анны.

— Сережа ужинал?

— Да, с отцом. Спит.

Анна отвела глаза и прошла в кабинет. Муж поднял глаза от бумаг, смотрит выжидающе.

— Я не из салона. Была на ужине у Мягких.

— Хорошо. Это у тебя новое — докладывать? Не обязана.

Она подходит, приобнимает. Он целует ее руку.

— Иди спать. Я пока поработаю, милая — много дел.

***

Долго болел Сережа, для восстановления его здоровья Каренин отвез семью в Карлсбад на воды и они вернулись только к лету.

…Три кареты подъехали к даче: семья, прислуга, вещи.

— Сергей, не забудь: не меньше пяти часов на свежем воздухе. Мама проследит.

Супруги прощаются. Чмоканье.

— Буду по пятницам, как обычно. Не скучайте.

­ — Не беспокойся, и Бетси обещала навещать.

По лицу мужа пробежала тень, Анна прикусила язык…

В дороге Каренин с присущей четкостью подвел итог:

«Месяц вместе, соития без прежней легкости, оргазмов уже нет. В целом стало безрадостно и… тревожно».

***

Вечер пятницы. Алексей Александрович на даче. Вошел в спальню, взглянул на жену. Анна уже лежала с закрытыми глазами.

«Притворяется, все чаще и чаще…»

Он полежал, вздохнул, отвернулся. Анна открыла глаза…

Они лежали с открытыми глазами, зная, что каждый об этом знает. Впервые за все девять лет! Думали об одном и том же.

«Мне стали неприятны его прикосновения… Как же дальше?!»

«Я ей стал физически неприятен. Это не проходит…»

Оба пришли к примерно одному и тому же выводу.

«Как стремительно он стал чужим! Безвозвратно чужим?..»

«Она уже изменяет мне в мыслях… Неужели уже не только!?»

…Войдя в спальню следующим вечером, он сразу спросил:

— Не спишь, милая?

— Нет.

Она уже знала: чтобы легче стерпеть соитие, лучше сначала расслабиться и, услышав его шаги, сразу закрыла глаза, представила себя с Вронским и стала ласкать себя «там».

— Тогда, надеюсь, мне сегодня перепадет счастье насладится благосклонностью супруги?

— Она давно усвоила свои обязанности, дорогой…

…Потом Анна стала смелее отказывать, ссылаясь то на усталость, то на недомогание. Он делал вид, что поверил, но «исполнение долга» был вынужден свести к минимуму.

Она приноровилась получать оргазм от воображаемого соития с Вронским известным способом без «участия» мужа…

«Обворожительная мечта счастия»

К Анне наведывалась Бетси, делилась новостями. О Вронском не заговаривала, но однажды она испытующе взглянула на нее:

— Не хочешь узнать, что с Алексом?

Анна испугалась, схватила подругу за руку:

— Что с ним!?

Бетси лукаво засмеялась.

— Успокойся, здоров, но сам не свой. А ты?

Анна погрустнела.

— Не знаю, мне плохо сейчас, но то ли ему нужно, что и мне!?

— А ты отдайся… «на волю волн» и веди себя, как все. По ходу и поймешь…

Анна сидела на веранде до темноты. Мысль была одна:

«Я не хочу себе лгать, я хочу быть с ним, но смогу ли, „как все“? А если не смогу, то как?!»

***

Подошел июль. Анна услышала звуки подъехавшей кареты, выглянула в окно… и заметалась по комнате: у кареты стоял Вронский, подавая руку сходившей Бетси. Она бросилась к зеркалу, что-то лихорадочно поправила в прическе, на платье, вышла к ним.

— Я не ждала…

— Анна, я на два месяца буду в лагере под Ржевом и не мог уехать, не увидев Вас!

В ней все пело. Она смотрела на него сияющими глазами и ни о чем не могла думать. Рядом были Сережа, Аннушка, гувернантка, а она смотрела на его лицо и не могла оторвать глаз…

Опомнилась:

— Пройдемте. Аннушка, кофию, будь добра!

Поговорили о пустяках. Бетси поднялась.

— Сережа, я тебе принесла английский мяч, он так высоко скачет. Пойдем, испробуем.

Прошли в сад. Он взял ее под руку, повел вглубь.

— Анна, что Вы со мной сделали, моя недоступная любовь! Я не живу, я только думаю о вас, мечтаю о Вас. Дерзаю и представляю Вас со мной.

— Алексей, я впервые признаюсь, что мне Вас не доставало. Но думали ли Вы о последствиях тех отношений, о которых говорите?

Он остановился и повернулся к ней, взял за руку:

— Нет, и не буду. Потому что знаю, что мы будем вместе, что Вы этого тоже хотите, а остальное не важно!

Она утонула в его восхищенных глазах и говорила только чтобы говорить.

— Не говорите так. Такое безрассудство может быть пагубно для меня, Вас это не смущает?

— Пагубно!? Пагубно отказываться от счастья, посланного судьбой!

Она почувствовала, что сейчас бросится к нему в объятия и вопьется в эти губы и… увидела у него за спиной смотревшего на них садовника. Она заставила себя убрать руку.

— Нет, Алексей, я не готова, простите…

— Что бы Вы ни решили, я буду у Ваших ног и буду ждать хоть всю жизнь!

…В карете Бетси о чем-то спрашивала, но в мыслях Вронского только Анна: ее глаза, улыбка, вот она говорит, вот смеется… А вот она нагая, распахивается перед ним, над ним ее восхитительная грудь, под его руками ее роскошные ягодицы…

Бетси его тормошит, он возвращается в реальность

— Что-то я тебя не узнаю, граф Вронский! Я о зрелых дамах знаю все, в своих мыслях она уже твоя любовница, а ты не делаешь последние полшага!

— Я не могу с ней, как с другими, Бет, впервые мне женщина дорога, я впервые представляю с ней жизнь. И она будет моей!

Он постоянно хотел ее видеть! Он действительно страстно ее любил…

***

Сентябрь. Анна снова стала бывать в салоне Бетси. Она призналась Вронскому, что приходит в салон только ради встречи с ним, но не позволит себе переступить грань, за которой ее ожидает неизвестность с большой вероятностью катастрофы.

— Анна, любимая, такая любовь, как у нас, преодолеет любые трудности и оттягивать полное соединение наших жизней, значит насильно сопротивляться предначертанному судьбой.

Анна слушала эти слова как самую сладостную мелодию и чувствовала, что готова сделать последний шаг, достаточно слабого толчка. Она счастливо улыбается, но заставляет себя сказать:

— А Вы уверены, что знаете, что делать после известного рубикона?

…Где-то в октябре придя в салон она сразу с тревогой увидела бегущего к ней Вронского с расстроенным, почти плачущим лицом.

— Что случилось, Алексей!

— Анна, меня прямо сейчас ждут на императорском флагмане. Я включен в свиту Великого князя, он отправляется в кругосветку с визитами в монаршие дворы!

— Это надолго?

— К зиме должны вернуться, точнее, до их рождества…

У нее отлегло от сердца.

— Уф-ф! Как Вы меня напугали! А говорили «преодолеем любые трудности».

— Я писать смогу только из столиц! Бетси передаст.

— Буду ждать…

Она взяла его за руку:

— И писем и… Вас…

Анна ждала письма от Вронского как свидания…

***

Они с Бетси на балконе и еще одной без умолку трещащей дамой. Анна не слушала: сегодня возвращался Вронский! Унеслась мыслями в картины близости с ним. Желанной, реальной! Видела его обещающие губы, его влюбленные глаза над ней!!

Он вошел в салон и сразу взбежал к ним. Дама их покинула, пряча ухмылку. Он взял Анну за руки, не мог отвести глаз.

— Я снова Вас вижу, я счастлив!

— И я безмерно рада. Расспрашивать не буду, все знаю из писем. Просто побудем рядом.

Бетси «со значением» обратилась к брату.

— Я тебя ищу. Вчера вместе с письмом мне от твоей маман взяла у курьера и твое. Оно на твоем комоде.

Бетси бросила на Вронского взгляд, о котором Анна вспомнила много позже, и оставила их вдвоем. Анна шутливо осведомилась:

— Вы держите здесь комод?

Он повернулся к ней.

— Да. У сестры есть комната для меня, я остаюсь здесь иногда. Помнится, Вы упрекали меня, что совсем не знаете, как я живу, когда не с Вами. Хотите взглянуть?

Они взглянули друг другу в глаза. Ее обдало жаром: не предложение ли это было перейти ту самую грань? Секундная пауза и она, выдохнув, произнесла:

— Любопытно…

— Пройдемте.

Прошли. Бетси проследила взглядом и ухмыльнулась.

***

Он открыл дверь своим ключом и запер, как только вошли. В комнате было довольно светло от уличных фонарей. У Анны сумбур мыслей, не могла зафиксировать ни одной. Ею овладело ощущение надвигающейся катастрофы: они впервые были наедине! Вронский развернул ее к себе, обнял. Она увидела его взгляд и у нее все поплыло. Он подхватил ее, отнес к кровати у стены.

В отличие от Анны Вронский полностью владел собой. После обмена взглядами с сестрой им владела одна мысль: сегодня он осуществит свою лелеемую почти целый год мечту и наградит себя неимоверным наслаждением! Он впился поцелуем в ее губы, и она впервые в жизни почувствовала, что буквально жаждет ощутить, как ее заполняет мужчина!..

Этот мужчина!

Коснувшись первой же пуговицы, Вронский увидел ее растерянность, на грани паники. Он был молод, но уже опытен, понял: она не раздевалась даже перед мужем! Решил «ковать, пока горячо» и не стал тратить время на миллион крючков: присел перед ней, просунул руки под юбки и стянул с нее сразу все нижнее белье.

— Ах, что Вы себе позв…

Вронский молча уложил ее поперек кровати и быстро скинул с себя все. На ее лице отразился страх, почти ужас! Он отметил, как она жадно обежала взглядом его обнаженное тело, как делает усилие, чтобы оторвать глаза от его нацелившегося ввысь «орудия».

«Бог ты мой, да она хотя бы мужа голым видела?!»

Он завел ворох юбок и корсет выше талии и коснулся там губами. Обнажил грудь, стал ласкать, целовать. Анна утонула в омуте желания, ощутила «внизу» ищущее прикосновение, притянула его и… с колотящимся сердцем впустила, издав дикий стон! Она отключилась от реальности в первое же мгновение бережного входа, а со следующего сплелась с ним в исступленном совокуплении…

Первый в жизни настоящий оргазм, потом еще. При апогее на мгновения потеряла сознание. Надо ли говорить, какую феерию удовольствия она испытала!..

…К Анне медленно возвращалась реальность. Свершилась обворожительная мечта счастия! Но было что-то ужасное и отвратительное в воспоминаниях о том, за что было заплачено этою страшною ценой стыда…

Она села. Бледный, он стоял над нею и умолял успокоиться. Понял, что из этого состояния ее выведет только одно: ощущение, что она любима. Он посадил ее к себе на колени, стал нежно целовать лицо, волосы, плечи, оглаживал тело:

— Все будет хорошо, мое сокровище. Мы любим и это главное. Ничто не в силах нас разлучить, а значит, мы будем счастливы!

Он был в этом абсолютно искренне уверен…

Его вновь охватило желание. Она прижималась к его нагой груди, ощутила «восстание» под собой и в голове осталась одна мысль:

«Хочу еще и еще!».

Он снял с нее обувь, сноровисто раздел. Она этого даже не заметила, хотя обнажение донага было для нее впервые: настолько была поглощена предвкушением предстоящего упоительного слияния с этим телом, всецело принадлежавшим ей телом!..

Он вошел, увидел на ее лице выражение беспредельного блаженства! Она не отрывала глаз от его лица, пила любовь из его глаз, вжималась в него, словно боясь выпустить из себя. Почувствовала завершение и бешено задвигалась…

Они вышли из комнаты. Было поздно, внизу сидела одна Бетси с пахитоской.

— Я припозднилась, до свидания, Бетси.

— До свидания, милая.

…Усадив Анну в карету, Вронский вернулся. Бетси довольно улыбалась.

— Какое длинное письмо… Прочитал?

— Она чудо, Бет!

— Рада за тебя, но чудес не бывает, голову не теряй…

Он ее не слышал, впервые после близости с женщиной ощущал не просто блаженство, а бесконечное счастье!..

***

Анна с замиранием сердца вошла в переднюю. Муж ее ждал и она ответила на немой вопрос:

— Были новые знакомые Бетси, ты их не знаешь. Пришлось немного задержаться. Я пойду лягу…

— Хорошо, милая.

Она сразу прошла в спальню, за ней Аннушка, начала раздевать. Анна увидела в зеркале недоумение на ее лице при виде незнакомо завязанного корсета. Залилась краской…

Зашел муж, разделся, начал снимать кальсоны. Она почувствовала, что все в ней вопит об охватившем ее отвращении: только не сегодня!

— Ты извини, сегодня не могу. Голову ломит, там было накурено…

Он как-то неловко оправляется:

— Что ж, отдыхай, любовь моя, но частое посещение салона княгини Тверской не одобряю. Спокойной ночи.

Лег, чмокнул в лоб и отвернулся. Она повернула голову, увидела его затылок. Его вид ее почему-то обескуражил:

«Будто и не было во мне другого мужчины всего час назад!!»

Додумать она не успела, провалилась в сон…

***

Она проснулась, вызвала Аннушку. Пытливо всмотрелась в ее лицо. Оно было подчеркнуто обычным.

— Я впервые проспала завтрак. Алексей Александрович ушел?

— Час как. Позавтракали с сыном и ушли. Вам подать?

— Накрой в гостиной. И приведи Сережу.

…Она долго рассматривала свое лицо в зеркале.

«Я совершила смертный грех и мир не рухнул!?.»

В гостиной обняла сына, зарылась губами в волосы, не сразу отпустила. На лице тревога. Налила ему крюшон.

— О чем говорили с папой?

— О математике. Что в семье все должны друг друга любить и заботиться. И чтобы не забыл погулять.

Весь день ей казалось, что мир вокруг должен стать каким-то другим, что она сама выглядит иначе. Голову сверлила мысль, что с ней, той самой Анной, произошло невозможное: она совершила гнусное предательство! И не только по отношению к Алексею Александровичу, от которого встречала только доброту, а даже и к своему дому, к сыну. Она понимала, что к этому шло, но…

«Я изгваздала представление о себе… Но ведь я полюбила! Разве любовь не извиняет все!?»

Она чувствовала всю шаткость такого оправдания, металась по комнатам и с замиранием сердца ждала возвращения мужа…

Он вошел в переднюю. Все как обычно: разделся, взял ее за плечи, чмокнули друг друга в губы. Она ожидала этого поцелуя со страхом, но отторжения не произошло, спасла ритуальность! Ей было стыдно за отвратительное притворство, но… у нее не было к нему сочувствия, вообще не думала о его чувствах!!

— Как голова, любимая?

— Прошла.

…Алексей Александрович вошел в спальню. Анна напряженно ожидала, но, к ее удивлению, привычная процедура позволила отнестись к соитию как к акту из разряда «попили чаю». В первый момент ее чуть не передернуло, но она закрыла глаза, стерпела. По ощущениям отличий в их «органах» не заметила. При завершении без эмоций наблюдала его экстаз… Небо и земля!!

…Муж уснул.

«Он ничего не почувствовал! И вообще дома все по-прежнему?!!»

Анна окунулась в воспоминания. Соитие с НИМ… Его губы на ее теле, его лицо над ней в страсти! Блаженство от первого поцелуя до расставания!..

***

Они с сыном на прогулке по обширному двору. Он лепил снежную бабу, она стояла в сторонке. Снова унеслась мыслями в тот вечер: его нагое тело, восставший член, свои руки на его чреслах! Она почувствовала позывы внизу живота, лицо запылало…

Неожиданно для себя произнесла вслух:

— Я буду с ним, уже не смогу жить без этого! И будь что будет!

— Мам, ты что-то сказала?

— Нет, родной, мысли вслух.

…Два дня ее занимала только мысль о свидании. На третий день курьер принес днем записку:

«Не могу без тебя, моя королева. Назначь час, когда сможешь прийти. Целую везде».

Она быстро черкнула: «Через два часа».

При одевании перед выходом внимательно проследила, как служанка завязывает корсет, положила в сумочку пеньюар…

***

Он открыл ей, бросились в объятия, слились в поцелуе…

Всепоглощающая, безбрежная страсть под симфонию ее стонов и его выкриков! Завершили в восторженном совместном апогее, потом без сил лежали на животах, лицом к лицу, рука в руке и отключились…

…Она положила голову ему на грудь:

— Алексей, я такая счастливая!..

— Потому что я весь твой, а ты вся моя…

— И так будет всегда? Я не смогу без тебя!

— Так будет, пока мы живы…

Он целовал ее тело, а она прижимала к себе его голову, задыхаясь от переполнявшего ее восторга. Их снова неудержимо повлекло к слиянию…

Анна полностью подчинялась его рукам как в своеобразном танце, вся во власти незнакомых первобытных ощущений. Пьянела от них, видя его искаженное в бешеном экстазе лицо…

Вронский с восторгом признался себе:

«Я знаю о сексе все, но такой ураган самозабвенной страсти встречаю впервые! Она каждый раз отдается так, будто напоследок перед казнью!»