Бесплатный фрагмент - Нужные тебе люди

Я вернусь, я вернусь, что мне годы и версты?

Я вернусь, я вернусь, что мне бури и тьма?

Я вернусь, я вернусь, пусть погаснут все звезды

И дороги закроет седая зима.

Я вернусь, я вернусь, пусть забыли меня

И не ждут, и ни слова не скажут в ответ.

Я вернусь, я вернусь к очагу без огня,

Я вернусь к двери дома, которого нет.

Я вернусь, я вернусь, хоть зачем это надо —

Возвращаться туда, где тревога и грусть,

В черноту бурелома из райского сада?..

Я не знаю, не знаю… Но все же вернусь.

Пролог

Говорят, что тем, кто постоянно живет в Кардисе и при этом любит этот город, вряд ли дорог разум.

Кардис сказочно красив с конца весны и до поздней осени — все время жизни листвы, с того дня, как деревья окутывает нежная зеленая дымка, и до того, как начнет тускнеть покрывающая землю мозаика всех оттенков золота и багрянца.

Все остальные дни он серый, сырой и хмурый. У этого города два обличия, он — оборотень. Такой же, как и я.

Очередная медная монетка ушла на глубину, даже не потревожив свинцовую рябь реки. Проходящий мимо усатый патрульный взглянул с подозрением, но задерживаться не стал. Ну, стоит на набережной Эневе молодой грустный парень — так пусть и дальше стоит. Помимо патл, которые щенок отрастил чуть ли не до пояса, ничего подозрительного или достойного внимания в нем нет. Бросил что-то в реку? Так не сам же через парапет сиганул, и мусор по воде не плывет. А до прочего стражу порядка дела нет.

Никому нет дела.

Я провел в Кардисе пять лет. Самых счастливых в моей жизни. Я сбежал сюда, как только закончил школу, с твердым намерением никогда больше не возвращаться домой. Слишком много плохого было связано с имением Туманное Озеро. Желают дорогие родственники прибрать его к рукам? Пожалуйста! Пусть бодаются с дядей Сэульвом и пытаются обойти закон. Три раза «Ха»! А про школу, где сперва травили, а потом просто делали вид, что меня не существует, и думать не хочу. Хватит!

С такими настроениями я приехал в Кардис. Сам удивился тому, что поступил в институт.

Сказать, что в Кардисе для меня началась новая жизнь? Нет, просто здесь я наконец-то начал жить.

Пять лет. А теперь все закончилось.

Наш тренер в фехтовальном клубе часто повторял, что не всякий удар нужно отражать. Иногда достаточно просто уклониться. Если же не получается ни того ни другого, можно попытаться использовать силу противника против него же.

Раз уж я в который раз оказался никому не нужен, то какой смысл идти против судьбы? Не проще ли наконец принять очевидное и примкнуть к себе подобным?

Последняя монета — «счастливый» медный пятак, с которым я прошел все экзамены, полетел в реку. Дальше на набережной делать было нечего.

Вербовочный пункт наемников располагался в полуподвальном помещении на окраине города. Ни вывески, ничего. Только чья-то шаловливая рука написала на двери мелом: «Послали к чертям? Вам сюда!» и изобразила указующую стрелку.

Вербовщик — мрачный лохматый мужик — походил на огородное пугало, к которому сверху приделали банный веник. Он окинул меня равнодушным взглядом и молча ткнул пальцем в стену, к которой были прикреплены несколько помятых листков. Разговаривать он явно не собирался — и без того ясно, чего ради люди являются в это небогоугодное заведение.

Шрифт, который выбрали для печати устава наемников, был крупным, а самого текста — мало. Смысл сводился к тому, что любой подданный королевства Сиргарен, достигший совершеннолетия, может записаться в серые отряды, а после убедить потенциального заказчика или капитана, набирающего народ на очередной контракт, в своей полезности. Подписать договор и выполнять его условия. Получить свою долю оплаты или угробиться в процессе достижения цели. Бойцы серых отрядов берутся за дела, которые больше никого не прельщают. Наемников называют «никому не нужные люди». Я бы сказал, люди, которых не жалко.

Я вернулся к столу. «Веник» еще раз оглядел меня, на этот раз с подозрением:

— Документы давай!

Я хотел привычно предъявить диплом, но вовремя спохватился, что здесь он ничего не значит. Выложил только паспорт.

— Восемнадцать есть?

В королевстве Сиргарен проживают представители разных рас, и власти время от времени предпринимают попытки вывести соответствие их возрастов, но затея эта каждый раз терпит крах. Поди подели на возрастные категории вечно юных русалок и рождающихся старыми кикимор. У гномов и эльфов, кроме них самих, вообще никто ничего не понимает. У оборотней детство равно человеческому, но чем старше обладатель двух сущностей, тем больше лет проходит до достижения нового рубежа. Для меня настоящая взрослость наступит через три года. Но трезвонить об этом на каждом углу я не собираюсь.

Раз уж повелел король Адельстан всех граждан считать людьми, то и совершеннолетие наступает, стоит прожить на свете восемнадцать календарных лет.

«Веник» демонстративно заглянул в мой документ, потом перевел взгляд на меня:

— А ты его часом не у старшего брата свистнул?

— Кого?

— Паспорт. А то ведь явятся родители, устроят скандал — во что мы ребенка втянули.

Мои точно не явятся.

— Мне двадцать один год.

Я хотел все-таки достать институтский диплом, но вербовщик уже протянул мне паспорт, скептически хмыкнул, а потом выложил на стол разлинованный бланк и поставил рядом чернильницу с воткнутым в нее облезлым пером.

— Анкету заполни. И расписаться не забудь.

Анкета была простой. Имя, возраст, где собираюсь жить ближайший месяц. Имена и адреса наследников.

— Куда тело в случае чего доставить, — любезно объяснил вербовщик. — Ну и барахлишко, какое от тебя останется. Если никого нет — ставь прочерк. Но не обессудь, закопают тогда за государственный счет, по низшему разряду.

Я мстительно вписал координаты тетушки Марджори. Она никогда не упускала возможности напомнить, какой я позор для рода Лусебрунов, так пусть позаботится о достойном, «правильном» погребении. А дело это муторное и хлопотное. Хотя я собираюсь выжить.

«Веник», едва взглянув на заполненную анкету, смахнул ее в ящик стола:

— Через два дня придешь за лицензией. А сейчас свободен.

Продавать свою жизнь оказалось совсем не сложно.

На круги своя

.…Дверь вылетает с полпинка. Стоящая посреди комнаты тетка с воплем кидается в угол. Да, есть чего испугаться — морда у меня сейчас и помимо трансформы зверская. Но мать-то, если верить легендам, должна была броситься в другую сторону, туда, где в манежике, испуганно тараща голубые глазенки, сидит розовый детеныш примерно года от роду.

Может, на няньку нарвался? Быстро перевожу взгляд на истошно визжащую особу. Точно мамаша. Не тетка, довольно молодая красивая женщина, только лицо от крика перекосило.

— Не трогай меня! Не трогай!

Да нужна ты мне, курица! И детенок твой черта сдался, но контракт есть контракт.

Замотав мелкого в одеяло, я выхватываю его из кроватки. Жду, что на меня сейчас набросится разъяренная тигрица, но ничего подобного не происходит. Горе-родительница по-прежнему верещит в углу, но даже сквозь ее визг можно расслышать топот на лестнице. Естественно, внутри замка должны находиться слуги.

Драться в коридоре мне сейчас совсем не с руки, но окно детской находится как раз в полутора метрах над крытой соломой крышей пристройки. Спрыгиваю, словно с горки съезжаю по наклонному скату, приземляюсь, ударяюсь обо что-то голенью…

Будь трижды проклят тот, кто убирает этот двор! В ноге что-то хрустнуло и, кажется, сместилось. Больно! Но это не горе.

Во дворе вовсю бушует драка. Люди в бело-зеленых ливреях сошлись в рукопашной с разнообразно вырядившимся сбродом. Холеный мужичонка только что не выпрыгивает из окна первого этажа, выкрикивая приказания. Ему нет дела до отпрыска любовницы, но как стерпеть то, что кто-то влез в его курятник? Месть, смерть и преисподняя!

Ребенок у меня на руках недовольно вякает, размышляет секунды три и заходится отчаянным ревом не хуже своей маменьки. На удивление голосистая семья.

Не блажи ты так, мелочь пузатая! Не колдунам на зелья тебя продать собираемся.

Передо мной вдруг оказывается оседланная лошадь. С другой стороны — еще одна. Бородач из нашего отряда, наклонившись с седла, протягивает руки:

— Дите не помял?

— Что ему сделается! — Сунув соучастнику верещащий сверток, вскакиваю в седло.

В глазах темнеет, дыхание перехватывает от боли. Но сейчас не до этого.

Бородач по-разбойничьи свистнул, и тут же наши сообщники по похищению, бросив драку с обалдевшими от такой наглости слугами, помчались к воротам, за которыми оказалось еще несколько оседланных лошадей из хозяйской конюшни.

Миг, и о нападении серого отряда свидетельствовала только клубящаяся над дорогой пыль.

Лошадей пришлось бросить у края болота. Вот странно: до людей мне дела нет, а животных всегда жалею. Хотя этим-то коникам ничего не грозит. Скакали мы недолго, никого не загнали, а седлал их, пользуясь суматохой, и выводил за ворота… этот… как его… Трэкул. Он, судя по ухоженной бороде, скаегет, а данный народ, живущий в общинах в соответствии с вековыми обычаями и по законам своей религии, ко всякой домашней скотинке относится бережно. Заберут лошадок слуги барона Феглица, вернут в родную конюшню.

Вот нам до дома хоть и близко, а добраться нелегко. Сюда мы дошли пешком. Чего там, казалось бы, — болото да лесок за ним, а там уже Сиргарен. Граница — одно название. Это только между нашим и здешним королем, подданным которого является барон Феглиц, конфликт, который никогда не перейдет в войну или что-либо серьезное, а местные жители с обеих сторон запросто шастают в гости к родственникам и за грибами-ягодами.

Но в тот день боги решили развлечься за наш счет. Когда отряд покидал владения барона Феглица, почти столкнулся с кортежем, возглавляемым каретой, герб на которой один в один походил на украшающий ворота усадьбы.

Тот, на чей дом мы совершили налет, был трусом и слюнтяем, а вот брат его занимал видный пост в системе безопасности королевства, слыл человеком умным и жестоким, а главное — сильно не любил, когда его старшого обижают. И именно в этот час черт принес его навестить родственника.

Кое-какая фора у нас была. Пока брат местный объяснит брату приезжему, что происходит, пока младший Феглиц пошлет по следу своих головорезов. По твердой земле мы бы точно успели уйти в Сиргарен, где имать нас в самой захудалой деревушке — значит провоцировать международный скандал, который никому не нужен.

Но лошади не могут скакать по узким болотным тропкам и трясине. Если же нас настигнут по эту сторону границы, то так в болоте и останемся. Никто не будет интересоваться судьбой наемников.

Похищенное дитя хлопот не доставляло. Ребенка нес скаегет. Ублаженный конфетой из моих личных запасов и куском сахара из общественных, мелкий не канючил, только поглядывал вокруг, явно захваченный новой обстановкой.

Худо было со мной. Я тащился в конце колонны. Мне кое-как примотали веревками к поврежденной конечности две относительно прямые палки, еще одну дали в руки в качестве костыля, но все понимали: прыгая на одной ноге, я либо отстану, либо буду задерживать отряд. Уходить в полную трансформу бесполезно: перелом в таком месте, что, даже скинувшись волком, поджать больную лапу и бежать не трех не получится.

Добравшись до очередного мшистого островка, я неловко завалился на него боком:

— Все, дальше без меня. Я прикрою.

Никто не стал возражать. Неписаный закон наемников: если ценой жизни одного можно спасти остальных и, главное, выполнить контракт, тем, кому не повезло, жертвуют не раздумывая.

Я оставался, вооруженный мечом и луком. Соучастники воткнули в кочку передо мной несколько стрел на случай, если появятся преследователи. Капитан пристроил рядом большой острый нож. Если попаду в плен, ничего хорошего меня не ждет. Но, скорее всего, раньше до меня доберутся пиявицы. Видел нескольких, выжидающе поглядывающих из трясины. Невинные детские личики, пухлые тельца до пояса. И змеиные хвосты ниже. Добычу эти твари предпочитают жрать заживо.

Во всех ситуациях коротким клинком зарезаться удобнее, чем мечом.

Наемники уходили молча, не прощаясь. Какой смысл? Мы никто друг другу, между нами лишь контракт. Который для меня уже закончился.

Последним шел коренастый скаегет, уже передавший ребенка капитану. Остановился рядом, поправляя секиру на поясе и вдруг, хекнув, взвалил меня на плечо. Боль в сломанной ноге была такая, что я сразу потерял сознание.

Я очень не хотел возвращаться в Туманное Озеро, но пришлось. Военные отреклись от серых отрядов давно и решительно, в госпитали наемников не принимают, а в гражданских больничках, где всем очень быстро становится известно, кто ты и при каких обстоятельствах попортил здоровье, долго находиться непереносимо. Велико удовольствие, когда на тебя или пялятся, как на хищного зверя в зоопарке, или пытаются объяснить, насколько неправильно ты живешь. Дядя Сэульв, по крайней мере, ничем подобным заниматься не будет.

Так оно и оказалось. Родственник строго следил за тем, чтобы я выполнял все указания врача, а что до всего остального, так Сэульв Лусебрун еще несколько лет назад сказал, что жизнью своей и репутацией я, закончив школу, волен распоряжаться, как мне самому заблагорассудится.

Другое дело дядин денщик Ахиней. Он то ли счел своим долгом развлекать хворого, то ли, будучи человеком общительным, рад был невольному слушателю.

Бесконечное число раз пересказывал он добравшиеся из столицы сплетни о случившемся там скандале.

Жена известного в Сиргарене финансиста сбежала с любовником в сопредельное государство, да еще прихватила с собой единственного рожденного в законном браке сына. Оскорбленный толстосум заявил, что готов отпустить неверную (получше тебя, стерва, найду!), но при этом лишить ее содержания. Привыкшую к роскоши даму такое положение вещей не устраивало, да и задетое самолюбие покоя не давало. Она ответила, что в таком случае не отдаст бывшему мужу ребенка.

Малыш стал призом в этой игре взрослых, будто и не человек он был, а яркая вещица, которую родители пытаются отобрать друг у друга. Так продолжалось, пока не вмешалась маменька финансиста. Старая леди не стала платить юристам, а сразу наняла серый отряд, недвусмысленно поставив задачу: ее внук должен быть при ней, а средства и затраты при достижении цели ее не волнуют.

Похоже, бабушка была единственным человеком, который мелкого искренне любил и которому тот нужен сам по себе, а не как средство шантажа и прочих пакостей.

Блудливая невестка со всеми своими адвокатами ничего не могла сделать против суровой свекрови, а финансовый туз оказался во всем послушен воле матушки.

Эх, не было у меня такой бабушки. А отец слишком долго плавал, а потом утонул в море-океане. А ведь могла жизнь и по-другому сложиться.

Ну а для нашего похищенного все закончилось хорошо. И для отряда тоже — оплату по контракту все получили приличную. Только я основательно застрял в Туманном Озере. Ладно хоть дядя Сэульв расшугал любопытных соседей, быстро пронюхавших, чем я занимаюсь и какую роль играл во всей заварушке, и повадившихся ездить в гости. Скандал в столице взбудоражил провинциальное болото. Обыватели жаждали подробностей.

Но адмирала в отставке Лусебруна не одолеть, и меня, слава дяде, быстро оставили в покое.

Вообще мне сейчас жаловаться — только бога гневить. Скаегет Трэкул вытащил меня из болота и на плече доволок до небольшого городка по нашу сторону границы, где сдал с рук на руки толковому хирургу. Перелом голени, несмотря на мои эскапады, оказался чистым, без осколков и смещений. К середине зимы кость срослась, но нога еще болела и слушалась плохо, боялась ходить. Я отучал ее от этого страха, таскаясь сначала по своей комнате, потом по коридорам, потом по заснеженным тропинкам и аллеям возле дома. На костылях, с палкой, безо всякой опоры, каждый раз увеличивая маршрут на несколько шагов. У меня была цель — летом самостоятельно пройти небольшой лесок близ Туманного Озера.

А пока что я выбирал на аллее приметное дерево и пытался добраться до него без остановки. Только ухватившись за ствол, позволял себе отдохнуть.

С утра внезапно потеплело, снег начал таять. Мокрый гравий скользил под сапогами. Зато дух от лиственниц шел потрясающий. Добравшись до облюбованного дерева, я обхватил ствол руками, прижался лбом к сырой коре. Хорошо…

— Взыскуешь единения с природой?

Нормальные люди, когда их окликают, оборачиваются. Я одновременно с движением корпуса делаю подшаг в сторону и чуть сгибаю колени, уходя из-под возможного удара. Это уже на уровне инстинктов, вбитых в меня даже не службой в серых отрядах (всего-то один контракт!), а предшествовавшими ей тренировками, когда наставнику надо было за короткое время сделать из меня справного бойца. В какой-то мере это удалось.

Но то, что хорошо проделывать, если надежно стоишь на ногах, не всегда удается, когда хром и слаб. Не докрутив поворот, я привалился плечом к стволу лиственницы.

По голосу уже понял, что ко мне подошла девушка. Но это не значит, что защищаться не придется. Детство в Туманном Озере научило: слово, взгляд, выражение лица могут причинить боль не меньшую, чем удар кулаком.

Черт, когда-нибудь меня это отпустит?!

Я поднял глаза. Имени девицы не помню, но, несомненно, знаю ее. Здесь, на берегах Узкого озера, народ не меняется годами. А я, несмотря на замкнутый образ жизни, все же вынужден был посещать школу.

— Сударыня?

— Не помнишь меня? Я — Каролина.

Каролина… Немудрено, что я не узнал ее. Мы вместе учились в школе, но она уже тогда была яркой личностью. Вольнодумная отличница, позволяющая себе спорить с учителями, звезда всяческих мероприятий, кладезь талантов, она принадлежала к настолько другому миру, что я даже не думал о ней ни во время учебы, ни тем более после окончания школы.

И вот сейчас она стояла передо мной и улыбалась приветливо, радостно.

Что мне было делать? Сказать, что не знаю ее, и гордо удалиться прочь, отчаянно хромая и раскачиваясь из стороны в сторону? Жалкое зрелище.

Лучше уж, разведя руки в стороны, изобразить поклон.

— Здравствуй, Каролина. Я помню тебя.

Каролина имела ко мне свой интерес и не скрывала этого. По-прежнему переполненная энергией умница, она решила освоить журналистику. Для начала — написать статью, которой мог бы заинтересоваться какой-нибудь известный журнал. Но где взять достойную тему в тихой провинции? А тут возможность узнать о жизни серых отрядов от самого настоящего наемника!

Я рассказал Каролине то, что она хотела услышать. Больше ради того, чтобы побыстрее отвязалась. Но на другой день она приехала снова. Потом еще раз. От Кортезьена, небольшого городка, где сейчас жила начинающая журналистка, до Туманного Озера было не так уж далеко. Каролина говорила о том, как обстоят дела с очерком, который благосклонно принял толстый литературный журнал. Потом о своей жизни. Расспрашивала о моей. И однажды я понял, что не просто так сижу на скамейке в начале подъездной аллеи, а дожидаюсь появления в урочный час моей… Той, кто подарила мне дружбу.

В детстве друзей у меня не было. В школе травили, а потом, когда дядя Сэульв научил давать отпор, просто игнорировали. В институте была своя компания, вместе проводили время, много и искренне смеялись. Тогда же я пробовал встречаться с девушкой. Все закончилось после получения диплома.

То же в фехтовальном клубе. Собрались, погремели оружием, разошлись.

А Каролина… С ней было легко. Казалось, можно говорить обо всем на свете.

Я тоже писал книжки. Больше для себя. Каролина же была настроена весьма решительно и шла к успеху. Она вправду была талантлива. Тем не менее читала мои вещи и хвалила. И свои произведения, — не только статьи в журналы и очерки! — она показывала мне первому.

Мне стали нужны и дороги эти встречи, разговоры, восклицания Каролины: «Что бы я без тебя делала!». Впервые в жизни я знал, что кому-то интересен и нужен.

Иногда мы спорили. Упорно, но без злобы.

— Что-то тут не так, — говорила Каролина, выслушав мой рассказ о неудачном контракте. — Не может быть такого, чтобы человека бросали на верную смерть.

Я не пытался ее разубедить. Просто ее версия нашего мира лучше, добрее и справедливее. В нем один и тот же человек не может в обществе институтских преподавателей пить чай с пирожными и быть оставленным в болоте на поживу кровожадным тварям. Пусть она и дальше будет в этом уверена.

— Ты действительно считаешь, что дети зло? — кипятится Каролина в другой раз. — И что женщина, мечтающая о семейном счастье, — свиноматка?!

— Нет. Мне обидно именно потому, что к твоей героине относятся как к таковой. А детей надо рожать, если действительно будешь их любить. А не ради чьих-то целей.

Я так вообще неизвестно чего ради появился на свет. Отец, едва поняв, что его сын — оборотень, а значит, по умолчанию не годится во флот, где испокон веков служили все Лусебруны, сразу вернулся к своей эскадре. Маменька восемь лет окутывала меня холодом, а овдовев, сразу уехала с любовником. Больше детей у нее не было. Прочие родственники пытались объявить меня бастардом. Оборотни — каприз природы, мы, как и русалки, рождаемся в обычных человеческих семьях. Но в роду Лусебрунов такого не могло случиться никогда! Не иначе как стерва Амалия с кем-то нагуляла! Если бы не дядя Сэульв, загибался бы я сейчас в специальной школе, мало чем отличающейся от тюрьмы. Но и адмирал бросил ради моего воспитания любимое дело — с трудом приведенный в приличное состояние Северный флот. Всем от моей нелепой жизни сплошные неприятности, так кому она изначально была нужна? Просто потому, что так положено?

— А еще этот твой… Обманул ведь девушку! Я не верю, что хоть любовь, хоть дружбу можно строить на шантаже.

Каролина сердито молчит. Обиделась. Но не надолго. Разговор удается свернуть на другую тему, и мы снова друзья.

Как хорошо, когда есть человек, которому можно смело говорить то, что думаешь.

Был долгий снежный февраль, сумеречный март и ранний теплый апрель. Я начал нормально ходить гораздо раньше, чем планировал. Ведь это нужно было еще и Каролине.

Ради тех, кто принимает тебя таким, как есть, хочется сделаться лучше.

Какой черт навел нас в тот день на разговор о клятой истории про деторождение и шантаж, единственной, которая мне не нравилась? Почему она была мне мучительно неприятна, будто дело касалось меня лично? Слово за слово мы наговорили друг другу резкостей, оба обиделись, разошлись, даже толком не попрощавшись.

День я кипел от возмущения, но в урочный час все же сидел на нашей скамейке. Причина нашей ссоры не стоит того, чтобы терять друга.

Каролина не пришла. Не явилась она и на следующий день. Верно, ее обида была сильнее моей. Вечером я сам отправился к ней с предложением мира. Нужно нормально поговорить с Каролиной, не сердиться и не обижаться, а все объяснить.

…Слова близкого человека хлестали, как кожаный ремень. Ей больше не нужно общение со мной. Прежде было нужно, теперь — нет. Если я люблю ее, то должен любить во всем. Пусть это послужит мне уроком на будущее. Я явился, преследуя какую-то корыстную цель? Но хорошо, если я смирюсь и признаю…

Я слушал, а разум и душа отказывались принимать происходящее, заменяли его другой картиной. Перед глазами плясали красные флажки охоты на волков. Я полз к ним с перебитым хребтом.

За что же она так со мной?! По незажившим ранам, прицельно… Каролина слишком хорошо знала меня.

Я хотел повторить, что любовь и дружбу нельзя строить на шантаже, но вместо этого выдохнул:

— Волка нельзя выдрессировать, только приручить.

Мне хватило сил, чтобы повернуться и уйти. Несколькими днями позже я совершил ошибку — отправил Каролине письмо.

Я плохо умею говорить. Каролина что-то не так поняла, надо написать ей, все объяснить. Ведь мы друзья! Я так думал…

Когда я опускал письмо в почтовый ящик, уже знал, что ответа не будет.

Сидение в Туманном Озере утратило всякий смысл и стало не просто неприятным, а невыносимым. Нет смысла рваться туда, откуда тебя прогнали. Собрав вещи, я отправился в Кардис. Лицензия наемника была при мне. А еще я хотел отыскать и поблагодарить спасшего меня скаегета Трэкула.

Трэк борется с гоблинами

Вызнать в конторе серых отрядов в Кардисе адрес, по которому обретался Трэкул сын Стензальта (и вправду скаегет!), оказалось совсем не сложно. Был бородач в среде наемников чем-то вроде легенды. Не часто встретишь такого вдалеке от Каменистых Пустошей, притом одного. Вера не запрещает скаегетам воевать, но на службу они всегда нанимаются сплоченным отрядом. Думаю, во всем Сиргарене подобных Трэкулу больше нет. А бойцом он был справным, с хорошей репутацией. Так что где сыскать это чудо, знали многие. Жизнью его интересовались гораздо меньше. Когда я поздно вечером подошел к названному дому (рано и ходить смысла нет, все равно не застанешь), скаегета убивали. Трое молодчиков усердно месили ногами скорчившегося у стены бородача.

Я был вооружен мечом. Нападавшие — ничем.

Первый вражина получил по шее клинком в ножнах. Возмущенно заорав, обернулся и тут же налетел на прямой в челюсть. Двое других отвлеклись на секунду, этого времени хватило воспрявшему скаегету, чтобы схватить противника за занесенную для пинка ногу и сильно дернуть. Человеческий затылок, соприкасаясь с камнем брусчатки, издает весьма неприятный звук. Третьего злодея одолели совместными усилиями, после чего я подставил бородачу плечо, и мы этакой перевернутой «галочкой» задали стрекача, если в данной ситуации можно так сказать. Оставаться и продолжать бой не было никакого желания. Нас устраивала одержанная победа, стоять же насмерть или лишний раз получать по морде не было никакого стимула. Ну а если бы на улице сейчас появился патруль службы правопорядка, в «коптильню» отправились бы все участники драки.

Вопрос был — куда податься? К Трэкулу домой категорически нельзя, ко мне тоже нежелательно. Госпожа Нильс, моя квартирная хозяйка, имела весьма романтические представления о жизни наемников, считала бойцов серых отрядов кем-то вроде благородных разбойников из возвышенных книг минувших веков. Я боялся, что довольно симпатичное и благообразное, но попорченное битьем лицо скаегета сильно повредит ее иллюзиям.

Трэкул, сплюнув кровь, решил:

— На вокзал!

Это было разумное решение. На нашу удачу на путях уже пыхтел готовый к отбытию паровик. Как оказалось, столичный.

До центрального вокзала, где к нашей внешности точно возникли бы вопросы, мы не доехали, сошли на маленькой станции в предместье.

У меня есть одна антиспособность: стоит оказаться в каком-нибудь незнакомом месте без четкого понимания, куда нужно идти, я тут же теряюсь. Не могу сообразить, куда мне надо. Потому растерянно топчусь на месте, а то начинаю упорно шагать в сторону, конечной цели явно противоположную. Или иду за тем, кто уверенно ведет.

В данном случае это был кряхтящий, но целеустремленно шагающий вперед бородач. Он, постоянно употребляя местоимение «мы», объявил, что знает, где можно ненадолго устроиться. На подворье своих единоверцев меня скаегет вряд ли поведет, а по притонам этот народ не шастает — грешно. Значит, будет недорогая, но приличная гостиница. Переждать день-два, осмотреться, понять, во что я влез, — самое то.

Мы подошли к двухэтажному аккуратному домику, окруженному пустым пока что цветником. Мытые окна, кружевные занавески, герань на подоконнике. Хм… Семейный пансионат, что ли? А нас туда пустят? Хорошо хоть руки и сапоги у меня чистые.

Дверь открыла дама не самой внушительной и грозной наружности, но в ее присутствии почему-то хотелось только что не по стойке смирно встать. Впечатление несколько смягчал белый фартук с рюшами и ручной вышивкой.

— Здравствуй, Пандаура, — произнес мой спутник. — Ты говорила, что если вдруг…

— Входи, Трэк, — кивнула дама. — Оба заходите, — поправилась она, окинув меня внимательным взглядом. — Сейчас разберемся, что вы там натворили.

Я думал, что теперь, когда сдал Трэкула с рук на руки его знакомой, могу поискать себе другое пристанище, но у госпожи Пандауры было собственное мнение. А тот, кто попался на глаза этой грозной даме, должен соблюдать ее правила. Я был отправлен спать на длинный узкий диван, усиленный гобеленовой подушкой со странным узором, а хозяйка с бородачом удалились на кухню. Сквозь неплотно закрытую дверь были слышны их голоса. Слов не разобрать, но явно спокойный разговор двух хорошо знакомых людей.

Не спалось. Но встать, зажечь свет, бродить по дому, даже просто попрощаться и уйти, я не мог. Шут его знает, о чем там Трэкул с хозяйкой беседует. Встревать всяко невежливо.

С утра пойду в местный вербовочный пункт и поинтересуюсь насчет контракта. Можно было бы вернуться в Кардис, но пока воздержусь от этого. Вряд ли кто-то из врагов скаегета знает о нашем с бородачом весьма неблизком знакомстве, но все же лучше немного поотсутствовать.

Госпоже Нильс отправлю телеграмму. Мол, жив-здоров, на контракте. Я не обязан отчитываться перед квартирной хозяйкой, и за комнату у меня уплачено вперед, вещи не выкинет, но ведь начнет беспокоиться, куда жилец пропал.

Она настырная. В молодости бы такое упорство проявить, да по другому поводу — сейчас бы с внуками сидела. А так делать госпоже Нильс особо нечего, еще заявится в нашу контору узнавать о моей судьбе. Будут потом наемнички зубоскалить, что за Сольвом Волком бабки бегают. Ну к лешему, лучше предупредить.

С этой мыслью я уткнулся носом в подушку — до чего же все-таки странный узор, какой-то лабиринт напоминает! — и наконец уснул.

Утром пробудился рано, но из кухни уже доносились характерные звяки и стуки. Позевывающая госпожа Пандаура в тапочках, халате и бигуди возилась у плиты.

На мое приветствие кивнула, а в ответ на вопрос, есть ли в доме адресная книга, махнула рукой в сторону прихожей:

— В город, что ли, собрался? Тогда завтрак пропустишь, а обедать в два часа будем.

Я поклонился в знак согласия и почтения и отправился искать себе заработок.

В вербовочном пункте меня встретили не слишком приветливо. Нет пока что свободных контрактов. Особенно для пришлых. Своих дураков девать некуда!

Значит, придется вернуться в Кардис, а Трэкулу пожелать удачи где-нибудь в другом месте.

Я вообще-то был не против такого расклада. Не люблю многолюдную, шумную вечно куда-то спешащую столицу. Но нужно прежде сказать обо всем бородатому, попрощаться.

Когда я подошел к нашему временному пристанищу, скаегет стоял на крыльце. Он почему-то смотрел не на улицу, а заглядывал внутрь дома.

Приблизившись, я тоже бросил взгляд. Трэкула заинтересовала кладовка, которая, как и во многих частных домах, располагалась между входной и внутренней дверьми. Аккуратные добротные полки, абсолютно пустые.

— Это гоблины! — мрачно произнес Трэк, почесывая бороду. — Их проделки!

Гоблины, мелкая зеленая шпана, обладают собственным наречием, а общество их устроено в соответствии со строгой иерархией. Следовательно, они считаются разумной расой и полноправными гражданами Сиргарена. Поговаривают, будто тому, что все жители Сиргарена, даже те, кто принадлежит к малым расам, теперь считаются людьми, народы должны быть благодарны как раз гоблинам. В общедоступных хрониках такой информации нет, а вот анекдоты гуляют.

О том, например, что пятьдесят лет тому назад королю Адельстану доложили, что некая гоблинская семья упорно уклоняется от уплаты податей. Предводителя табора тонконогих призвали на монарший суд. На вопрос короля о недоимках гоблин ответил:

— Ты, Ваше Величество, закон для людей издал?

— Для людей.

— А че тогда к малым расам цепляешься?

Адельстан посмеялся, гоблина отпустил, но повелел с тех пор считать людьми не только тех, кто изначально принадлежал к человеческому племени, но и всех разумных, причастных к цивилизации и способных платить налоги.

Хотя гномы против признания зеленокожих равными себе решительно возражают. Племенные законы запрещают гоблинам работать и вести оседлый образ жизни, потому они кочуют по всей стране, промышляя попрошайничеством и мелким воровством. В сезон созревания и сбора урожая этот народ являет собой настоящий бич для садов и огородов, а когда наступают холода, зеленые нахалы набиваются в подземные выработки гномов. Разъяренные рудознатцы гоняют незваных гостей, но те только перемещаются с места на место.

Они крутят какие-то темные делишки с татирами, так же кочевым народом, но те, в отличие от гоблинов, изначально чистокровные люди.

Иногда на какой-нибудь табор нападает особое настроение, и гоблины отправляются в крупный город. Вот и сейчас добрались, негодные, до столичных предместий. До самого дома госпожи Пандауры.

— Гоблины! — мрачно повторил скаегет. — Их зеленых рук дело!

— Не знал я, что гоблины плотничают.

— Подличают они, а не плотничают! — Из глубины дома выплыла разгневанная хозяйка. — А сейчас — полдничают! Все закрутки стянули, тонконогие! И огурцы, и грибочки, и икру кабачковую! И варенье!

— Из шишек? — озабоченно спросил Трэкул.

— Да!

Скаегет горестно вздохнул. А я-то думал, вопрос неизвестно почему издевательский.

Но у каждого народа своя кухня. Нужно выразить уважаемым шишкоедам сочувствие и двигаться дальше.

— Трэкул, я сейчас в конторе был, там ничего…

— Значит, у меня пока поживете! — решительно прервала мою речь госпожа Пандаура. — Заодно поможете. Не в одиночку ж мне этих ушастых мерзавцев отваживать!

Я хотел было вежливо отказаться, но знакомая Трэкула воззрилась на меня заинтересованно, как грибник на многообещающую горку листьев.

— Поди-ка сюда. Что ж такой худой да бледный? Совсем дома не кормят? Но это дело поправимое. Ну-ка!

Я и вякнуть ничего не успел, как меня цепко ухватили за запястье и повели в дом.

В кухне стоял запах щорба. Густой, вкусный, такой, что вдохнешь — зашатаешься.

На столе — так, будто лежащая на нем скатерть была сказочной самобранкой, — мигом появились глубокие фаянсовые тарелки, тут же наполнившиеся густым рубиновым варевом, корзинка с нарезанным крупными ломтями свежим хлебом, ложки, солонка.

— Кушай на здоровье, потом добавочки насыплю, — пообещала госпожа Пандаура, бухнув в стоящую передо мной посудину со щорбом целый сметанный айсберг. — Откормим!

Я понял, что сопротивление бесполезно.

Я договорился с госпожой Пандаурой о том, что она сдаст мне комнату на неопределенный срок, и был переселен с дивана с узорчатой подушкой на более удобное ложе. Знакомая Трэкула рассказала, что давно уже зарабатывает тем, что пускает жильцов, — дом большой и свободного места много — только вот сейчас решила годик передохнуть.

В отведенной мне комнате я обустроился быстро, благо имущества у меня было всего ничего. Только лишь меч в опечатанных ножнах да кое-какие вещички первой необходимости, которые я прикупил по пути из конторы. Я могу голодать несколько дней, но ходить нечесаным или неделю не менять рубашку — нет!

Тем более подобных жертв от меня и не требовалось. Деньги имелись. Часть гонорара за выполненный контракт была положена в банк, а чтобы получить монеты, достаточно просто предъявить паспорт или лицензию серого отряда, которая всегда при себе. Без этого особой формы медальона ни один уважающий себя наемник топиться и то не пойдет.

Разложив все так, чтобы при необходимости любой предмет можно было быстро взять или достать, но при этом мое барахлишко не бросалось в глаза посторонним, я подошел к окну. Самая важная для меня часть жилища. Хорошо, если сквозь стекло видно что-нибудь приятное.

Окно выходило на задний двор. Посреди него Трэкул пристраивал двуручную пилу к лежащему на козлах бревну. Бородачу не хватало размаха конечностей, чтобы ухватиться за вторую рукоятку. Зубастая железная полоса качалась и изгибалась, не желая направляться, куда надо. Зрелище обещало быть забавным.

Когда я оперся ладонью о бревно и протянул другую руку к пиле, Трэкул взглянул с удивлением.

Ну да, пальцы аристократа, ухоженные волосы до пояса. Но ведь бородач был со мной в отряде, где те, кто вздумал насмешничать, быстро прекращали это занятие. Да и после недавней стычки скаегет должен понимать, на что я способен.

Но одно дело драка, которую рыцари Сиргарена испокон веков считают достойной забавой, и другое — марать ручки простой работой. Сейчас скаегет спросит, видел ли я до этого дня пилу близко.

Не спросил. Улыбнулся и, когда я взялся за свободную рукоять, потянул инструмент на себя.

Пилить на пару с Трэкулом было одно удовольствие. Зубастая «щука» будто сама ходила, сплевывая белые опилки, и скоро на землю упал ровный березовый чурбак. Мы быстро разделались с бревном и положили на козлы новое.

При такой четкой работе как не быть беседе.

— Так что там с гоблинами?

— Озоруют, — дернул бородой Трэкул. — Как бы в дом не влезли, вещички тырить. Подстерегу и пинками выгоню. Больше не сунутся.

— Участвую.

Бревна на дворе закончились.

— Будешь? — спросил Трэк, устанавливая чурбак на дровокольную колоду.

— Секиру дашь?

— У Пандауры топор есть.

Колоть дрова мне всегда нравилось. Скаегет только успевал подбирать и складывать свежие поленья. Двигался он еще несколько кособоко: не прошли последствия вчерашнего битья.

Два толстых чурбака бородач откатил в сторону.

— Нам потом потренироваться. У тебя, смотрю, меч. А щепки Пандауре для самовара пригодятся.

Основательный мужик Трэкул сын Стензальта.

Последняя чурка разлетелась на две равные половинки, и Трэк аккуратно пристроил их в поленницу.

— Могешь! — одобрительно сказал он.

Хотел еще что-то добавить, но громкий крик «Грабят!», скорее возмущенный, чем испуганный, не дал этого сделать. Мы с Трэкулом — я с топором в руках, он с поленом — кинулись вокруг дома. Выскочив из-за угла, чуть не споткнулись о лежащий на земле скатанный ковер. Я на секунду подумал, что, завернув в него, пытались похитить госпожу Пандауру, но тут она сама появилась на крыльце.

— Ах, негодники, подлецы, черти паскудные!

— Мы? — растерялся я.

— Гоблины!

Если б я не был участником этой истории, а услышал ее от кого-нибудь, точно решил бы: брехня! Гоблины пытались обокрасть почтенную горожанку, когда сама она находилась в доме.

Закончив с хозяйственными делами, госпожа Пандаура удобно расположилась в кресле у окна на первом этаже. Созерцала палисадник, раздумывала, какие цветы скоро можно будет посадить. Благосклонно обозревала она оградку, клумбы, садовую фигуру сидящего на задних лапах енота, выползающий из соседнего окна скатанный ковер. Что?! Это же окно ее дома и ее ковер!

Крик госпожи Пандауры вспугнул воришек-гоблинов. Бросив добычу, они припустили прочь. Когда мы прибежали, гнаться за кем-либо уже не имело смысла.

Мы с Трэком хотели вернуть ковер в дом тем же путем, каким его пытались похитить — пропихнуть в окно, но госпожа Пандаура велела повесить вещь на забор. Раз уж все равно оказалась на улице, так заодно и пыль выбить. Хозяйственная дама займется этим, как только поглядит, что гоблинам удалось-таки украсть.

Скаегет задумчиво ковырял ногтем оконную раму. Стекло из нее было вынуто и аккуратно прислонено к стене дома.

— Пандаура! — крикнул Трэкул в комнаты. — Замок на двери я заменю, стекло вставлю, а ты купи кактусы и по всем подоконникам плотно расставь.

— Угу!

— Через кактусы разве что кошка пролезет, — зачем-то объяснил мне бородач. — А цвести начнут — красиво будет. — И тут же, без перехода: — В конторе контракт попросим, чтобы дня через три приступить. Как раз этих живодристов зеленых отвадить успеем.

— Так нет же ничего.

— Это ты неправильно спрашивал.

В окне показалась недовольная госпожа Пандаура.

— Подушку с дивана потырили, больше ничего. — Хозяйка дома расстроенно всплеснула руками. — Вот же ведь — единственную вещь со старого места с собой забрала, а ее и увели!

Вечером Трэкул щедро посыпал пол перед входной дверью, окнами первого этажа и даже перед печью молотым перцем.

— Пусть обчихаются! — мстительно приговаривал скаегет.

Кроме того, соорудил по всему дому уйму простых, но надежных ловушек. Хозяйке было строго велено затвориться в своей комнате и без особой нужды по дому не шастать, особенно в темноте.

Мне же хитроумный скаегет, хорошенько подумав, также велел сидеть и до поры не высовываться, но не в своей комнате, а в засаде. Госпожа Пандаура придирчиво оглядела место дислокации и, поцокав языком, притащила нам с Трэком по матрасу.

Незваные гости заявились вскоре после полуночи. В одной из комнат наверху раздался топот — будто кто-то расхаживал в сапогах.

— Через трубу все-таки влезли! — прошептал Трэкул. — Ну, идем!

Сами будто воры — неслышно, поднялись мы на второй этаж. Прислушавшись, бородач указал на одну из дверей. Поднял сжатый кулак и по очереди оттопырил три пальца. Как только разогнул последний, мы вместе, распахнув дверь, влетели в комнату.

Свет во всем доме был погашен, но госпожа Пандаура по совету Трэка оставила шторы незадернутыми, и в лунном сиянии было отлично видно… что комната пуста.

Хотя не совсем. Возле печки здоровенный серо-полосатый кот с кисточками на ушах брезгливо тряс перемазанной в саже лапой. На нас он взглянул с ленивым интересом, словно аристократ на ярмарочных шутов.

— А, Барсик! — Госпожа Пандаура выглянула из своей комнаты напротив. — Нагулялся?

За открытой форточкой можно было разглядеть ветвистое дерево. Поспорю на что угодно, что в эту комнату госпожа Пандаура жильцов не селит.

Котище, топая, как обутый в тяжелые башмаки матрос, и оставляя на полу одинокий сажевый след, протянул мимо нас длинное тело, подошел к женщине и уселся у ее ног, обернув «со сдачей» хвост вокруг лап.

Трэкул перевел задумчивый взгляд с окна на кота, потом на его хозяйку. Хотел что-то спросить, но тут снизу, не то из прихожей, не то с улицы, раздался страшный грохот.

— Пандаура! — воскликнул Трэк. — Сколько у тебя кошек?!

— Только Барсик!

Мы организованной толпой помчались вниз по лестнице. Барсик змеился впереди всех.

В прихожей на первый взгляд все было спокойно. Во всяком случае, внутренняя дверь была закрыта. Однако из-за нее доносилось невнятное, но воодушевленное пение. Старался явно один человек. Отодвинув сунувшегося вперед Барсика, Трэкул распахнул дверь.

В кладовке среди рухнувших полок сидел гоблин. Раскачиваясь из стороны в сторону, он с предельным удовольствием тянул некий жалобный мотив. Нагнувшись в угол, куда бородач насыпал особо много перца, втянул пряность ноздрями. Похоже, то, что заставило бы любое живое существо безудержно чихать, зеленого паршивца пьянило и приводило в экстаз. Нас гоблин заметил, но оторваться от источника наслаждения было свыше его сил.

— Ах ты ж! — с чувством произнес Трэк. — Это я как-то ошибся.

Схватив воришку за зеленое оттопыренное ухо, он выволок того из кладовки.

Лишившись доступа к перцу, гоблин мигом «протрезвел»:

— Дяденька гном, не бей сироту!

— Какой я тебе гном! — рявкнул скаегет. — Живо говори, что украл!

— Ничего-о-о!

— А если я тебя за ноги потрясу?

— Ой, добрый дядечка, я знаю: воровать плохо, боженька не велит, но ведь папки у нас нет, мамка болеет, а братишки-сестренки маленькие еще, кушать просят. Подайте на хлебушек, а?

— Я тебе сейчас так дам!

— Да ла-ано! — Гоблин аккуратно высвободил свое ухо из пальцев Трэка. — Ничего нет. Не успел. За хабаром всегда сбегать можно, а ханыжки на халяву нюхнуть — когда еще обломится? С собой не отсыплете?

— Фигу тебе без начинки! — не оправдал гоблинских надежд Трэкул. — Вчера здесь был?

— Не. Мы по два раза на одно место не ходим — надо же с другими людями делиться. Тут Бузяка с Цикой были. А до того Куся харч почистила.

— Ну и куда они хабар дели?

— Харчи употребили. — Гоблин довольно хлопнул себя по круглому пузу. — А барахлишко какому-нибудь барыге скинули.

— Как этих Бузяку и Цику найти?

— Так понятное дело, на Лежке они. Коротыги сейчас под городом подземную дорогу роют, нам в самый раз. Красивая тетенька, пожальте коврик на обустройство, а?

— Бог подаст! — рассердилась госпожа Пандаура.

— Ну пусть тогда он вам и помогает! — Ловко вывернувшись, гоблин шмыгнул за дверь

Барсик обнюхал место, на котором зеленый сидел, и чихнул.

— Однако ж, — сказал Трэкул, огладив бороду. — Надо идти под землю.

Подземную дорогу в столице затеяли строить лет пять тому назад. Наняли для этого несколько семей гномов. Основательные горняки заявились с кирками и лопатами и быстро проложили под столицей годный туннель, протянули рельсы и пустили по ним паровик. Горожане сперва новшества опасались, но вскоре любопытство победило. Попробовали пользоваться подземкой — оказалось не так уж страшно, к тому же ездить быстро, быстрее, чем по поверхности. Городские власти посовещались и заказали гномам строительство еще нескольких туннелей.

Нормальные люди попадают на подземную дорогу через станцию, заплатив монетку. Нас с Трэком этот путь не устраивал.

Мы отправились к последней станции подземки и скоро отыскали недалеко от нее небольшую корчму, над входом в которую вместо обычной лампы горел горняцкий фонарь.

Мы не ошиблись. За одним из столиков сидели трое гномов. Они уже закончили с едой и просто отдыхали, развалившись на стульях и неторопливо прихлебывая что-то из больших глиняных кружек.

— Эвоэ, тангар! — сказал Трэк. — Чистых горизонтов.

Я где-то читал, что это приветствие имеет двойной смысл. Горизонтами называются как уровни в шахте, так и условная линия, где небо смыкается с землей. Гномам одновременно желают и комфортных условий труда, и благополучного подъема на поверхность.

Строители подземки сдержанно кивнули.

— И вам всего хорошего, — ответил один из них, поставив кружку на стол. — Дело?

Похоже, гномы не любят зря тратить время.

— Дело. Гоблины у хорошего человека нужную вещь украли. Надо вернуть. Скажете, где эта шпана засела?

Теперь кружки отставили все трое гномов. Слушали с интересом. Новость о том, что у кого-то из гоблинов будут неприятности, всегда доставляла подгорному племени удовольствие.

— Из Безилта тонконогих третьего дня вышибли, — раздумчиво сказал гном. — Теперь небось в аппендиксе застряли. — Глядя на наши недоумевающие лица, он усмехнулся, но все же соизволил объяснить: — В тупиковом коридоре. Заброшенном. На пещеру с подземным озером там вышли.

— Добраться туда как? Покажете?

— Нет, — покачал головой горняк. — Кто ж вас так под землю пустит? Если только мы проводим. Но, ясное дело, не за так.

— Сколько?

— Не боись, мужик, обирать не будем. Да и не за деньги поможем. Вы ж вроде наемники? Вот мы вас как бы и наймем.

— Что делать надо?

— Червь у нас завелся, — задумчиво поведал словоохотливый гном, остальные двое согласно кивнули. — Стены дырявит, опоры грызет, гадит повсюду. А вдруг как перед паровиком вылезет? Или же на станцию, к людям. Мы б его уже скрутили, но он, гад ползучий, хитрый. Собаку хорошо бы, чтобы след взяла, да только псину под землю не потащишь. Ты, паря, оборотень? — Резко повернулся он ко мне.

— Да.

— Вот и займешься.

Трэк хекнул, будто хотел что-то возразить, но я вовремя толкнул его локтем: молчи, все нормально.

— Так, значит, договорились, — довольно заключил гном. — Тогда через часок на станцию спускайтесь. Схомутаем червягу, а потом и к гоблинам можно.

Несколько человек вошли в вагон, и паровик, запыхтев, втянулся в туннель. Последний рейс на сегодня.

— Интересно, — сказал Трэк, глядя вслед уходящему поезду, — куда у него дым из трубы здесь девается? Хитры гномы!

— Трэк, ты никогда не задумывался, почему так вышло, что столько всего напридумывали для жизни, а оружие за четыре века совсем не изменилось? Как арбалет жестоким оружием объявили, так с тех пор все теми же мечами и топорами гремим.

— Много чего для жизни хорошего? — проворчал бородач. — Может быть, если бы изначально только об этом думали, а не как себе подобных половчее истреблять, еще больше полезного было б.

Трэк отошел и принялся разглядывать резную каменную колонну.

Мы были на станции одни. Балин, разговорчивый гном, привел нас сюда и велел, чтобы мы не попали под паровик, никуда не соваться и ждать окончания работы подземной дороги.

Так что было время внимательно осмотреть станцию. По красоте убранства она мало уступала иным богатым домам столицы. В этом тоже был свой смысл, способ привлечь на подземку пассажиров. Среди красоты нет места страхам и сомнениям.

— Эй! — Балин подогнал к платформе пустую дрезину и приглашающе махал нам рукой. — Запрыгивайте, поедем!

В туннелях подземки было неинтересно. Слабоосвещенные каменные своды, какие-то дыры в стенах, мимо которых мы проезжали так быстро, что ничего нельзя было разглядеть. Я даже пожалел, что заранее не спросил у Балина, далеко ли нам ехать — можно было бы и поспать.

Наконец дрезина остановилась.

— Вот тут червячок в последний раз шалил, — сказал гном.

Я не знаю, как должно выглядеть подземное строительство в нормальном состоянии, но с этим явно было что-то не так. Дядя Сэульв рассказывал, как опасен в шторм на палубе корабля тяжелый незакрепленный предмет. Думаю, последствия этой беды сильно напоминают увиденное мной сейчас. И червячок-то, похоже, толщиной с хорошее бревно.

— Ну что, оборачивайся, — весело предложил гном.

— Сейчас.

Я ушел на десяток метров в темный туннель, туда, где от дрезины меня было не разглядеть. Предстоит полное обращение, волку человеческая одежда только мешает, а скидывать портки при посторонних я не собираюсь. Чтобы унюхать червя, хватило бы и боевой, а то и частичной трансформы, но мало ли кого я встречу на пути. Люди почему-то не радуются, когда из-за угла выворачивает прилично одетый тип, чье человеческое тело венчает волчья башка. Ну да, а зверь, рыщущий по подземным уровням, явление самое что ни на есть привычное… Ладно.

Я улегся на землю. Холодно, но лучше перетерпеть пару минут, чем рухнуть с высоты роста, если лапы не удержат. Глубоко вздохнул. Все, понеслось.

Первыми начали вытягиваться вперед челюсти и нос. Поползли вверх уши. Хрустнули суставы. Еще миг, и я перестал ощущать идущий от земли холод. Усы и борода у оборотней растут медленно, а вот шевелюры не редеют до глубокой старости. Мои патлы только в две косы заплетать, зато сейчас все тело покрыла плотная шерсть, еще и на хвост «поленом» осталось.

Поднявшись на четыре лапы, я потянулся. Мышцы слегка побаливали, как после долгой напряженной тренировки, но все прошло как надо.

Трэк и Балин толковали о чем-то у дрезины. На меня взглянули с интересом, но без удивления.

— А похож, — хмыкнул гном. — Знатный зверюга! Не знал бы — точно б решил, что обычный волчара. Ну что, чуешь?

Чуял я еще в человеческом обличии. Вонь от червя осталась бронебойная. Но теперь она была словно разложена на кучки — где-то побольше, где-то поменьше. Покрутив носом, я определил направление, откуда шел наиболее сильный запах. Гад, несомненно, пополз туда.

— А раз чуешь, тогда — фас!

Да этот подгорный житель совсем обнаглел! Но не проводить же обратную трансформу только для того, чтобы сказать, что я о нем думаю. Я чуть вздернул губу, продемонстрировав гному волчьи клыки, и устремился по следу червя.

Бежать по подземным коридорам оказалось так же скучно, как и ехать. Но теперь у меня была четкая цель. Запах червя становился все сильнее и резче, значит, я держался верного направления. Человеку давно бы уже стало дурно от омерзения, но полная трансформа заставляет воспринимать мир по-другому.

Гад полз так, что оставленный им след можно было затянуть в хитрый узел. На мое счастье, он почему-то предпочитал просторные коридоры, а если на пути встречались какие-то препятствия, то я мог их преодолеть. А вот пролезь червь в какую-нибудь дыру, и розыскам пришел бы конец.

В одном месте тварь довольно долго тянулась по рельсам.

Еще несколько звериных прыжков, нырок под каменную арку, и я понял, что достиг цели.

Гад удобно устроился в просторной яме. Нашел подходящую или сам выгрыз? Размерами белесый, на вид скользкий «червячок» не уступал обитающей на южном материке водяной змее, той, что в своих кольцах легко может удавить человека.

Змей я боюсь. Но мне эту тварь не за хвост дергать. Сообщу гномам, где их враг обосновался, и с этим покончено.

Похоже, гад недавно подкрепился. Он свернулся спиралью, и его бледное тело в одном месте вспучилось уродливым подрагивающим бугром. Мерзость какая!

Осторожно отступив, я развернулся и побежал прочь от логова червя.

Перкин Сермил был в ярости. Какой-то Дэнил Матсер, презренный камнерез, посмел свататься к девице из древнего рудничного рода! Он-де и Сента любят друг друга! Хорошо хоть, не прямо в дом к родителям, голодранец, явился, а прежде решил потолковать в шахте с потенциальным шурином (ага, шиш ему!).

— Когда волк пробежит по шпалам, — провозгласил почтенный гном, тыча пальцем в прикрытую бородой грудь собеседника, — тогда ты женишься на моей сестре!

Дурень Дэнил ничего не ответил, только, приоткрыв рот, пялился поверх плеча Перкина. Сермил хотел оглянуться и посмотреть, что там, но не успел: мимо прямо по рельсовой дороге для вагонеток пронесся поджарый серый волчина. Оглянулся на бегу, одарив гномов зубастой улыбкой, и скрылся в туннеле.

— Ах ты ж… — только и смог выдавить Перкин, не глядя протягивая растерянному камнерезу широкую мозолистую ладонь. — Приходи в дом, дармоед. Сента вроде как согласна.

Обратный путь был хороший. Кроме двоих спорящих о чем-то гномов, я никого не встретил. Добрался до своих вещичек, сбросил трансформу. Оделся, отряхнулся, пригладил волосы. Вышел к людям.

Трэк и Балин, сидя на дрезине, разговаривали о жизни.

— Нашел червягу? — благодушно спросил гном, когда я приблизился.

— Нашел. Сколько времени нужно, чтобы собрать народ?

— А чего его собирать-то?

Балин поднялся и несколько раз ударил по рельсу подобранным с земли железным ломиком. И сразу же отовсюду начали подходить гномы. Появлялись из боковых коридоров, неторопливо вытирая руки ветошью, приветственно кивали знакомым, отряхивали с бород каменную крошку.

— Что, Балин, пришло время?

— Пришло.

Из сумрака подземелья потянулись мелкоячеистые сети, на вид очень крепкие.

— Удержит? — Балин придирчиво пощупал одну из них.

— А то! — гордо ответил владелец сети. — Для себя делал!

— Сейчас проверим! — предводитель гномов азартно потер руки и повернулся ко мне. — Веди!

Нам не было нужды повторять извилистый и местами труднопроходимый путь червя. Я просто называл гномам замеченные ранее ориентиры, и горняки моментально понимали, куда нужно идти.

Меня удивило, что гномы шагают не таясь, с топотом, хохотом и победным гиканьем. Балин объяснил: червь абсолютно глухой, а шум распугивает прочих обитающих в подземелье тварей.

Наконец мы подошли к проходу, ведущему к логову гада.

— Вы здесь постойте, — распорядился Балин. — Мы сами справимся.

---

И верно: достаточно было увидеть, как четко и слаженно строятся гномы в колонну, как готовят сети, как входят под арку, и сомнений не оставалось — справятся.

Какое-то время было тихо. Потом раздалось шипение, будто на раскаленную плиту разом выплеснули кастрюлю воды, и крики:

— Ага!

— Живьем брать!

— Слева заходи!

— Хватай!

— Уйдет, заррраза!

Червь вылетел из коридора, будто копье, брошенное могучей рукой воителя древности, и на миг замер, свернув длинное мускулистое тело в спираль.

Этого времени мне хватило, чтобы вогнать меч в ножны и, отщелкнув застежку, сорвать их с пояса. Швырнув клинок поперек тела червя близко к голове, я схватился за рукоять меча и окончание ножен и прижал гада к земле. Живьем — значит живьем. Еще бы Трэк помог…

— Влево!

Я шарахнулся в сторону, одновременно оглянулся через плечо — что происходит?

Этого не должно было быть. Я прижимал к земле голову червя, и точно такая же башка неслась на меня оттуда, где должен был находиться хвост гада.

Не червь. Амфисбена.

Я еще успел заметить и даже подумать, что разинутая пасть твари напоминает рот с вывороченными губами, усеянными мелкими острыми зубами, и между ними мечется шершавый, как рашпиль, язык. Вот, значит, как «червячок» грызет камень и опоры.

Сильная рука схватила меня за шиворот и рванула в сторону. Амфисбена с размаху «поцеловала» пол, но тут же, разгневанно шипя, вскинула обе головы, завертела ими, отыскивая жертву. Трэк проворно поволок меня прочь, а из туннеля уже выбегали гномы с сетями. На этот раз им удалось накинуть тенета на беснующуюся тварь и скрутить ее.

— Попался, мироед! — довольно произнес Балин. — Послужишь теперь на благо общества!

— Гоблины, — вежливо напомнил Трэкул.

Балин согласно кивнул:

— Теперь можно и к гоблинам.

— Дальше не пойду, — сказал Балин, остановившись у развилки. — Одному соваться резона нет. Побьют.

Логично.

— Эй, наемники! — окликнул нас гном, когда мы отошли на несколько шагов. — Может, скажете заодно зеленорожим, чтоб проваливали? Все равно через два дня выходной, гнать их всем кланом придем.

— А нас, значит, за такие слова не побьют?

— А вы вежливо скажите!

В конце туннеля самозабвенно бранились две гоблинки. Язык наемников богат и своеобразен, но фантазии зеленокожих дам, их умению выстраивать сложные фразы, а также способности произносить их на одном дыхании позавидовал бы любой ветеран серых отрядов.

При этом спорщицы отличались отменной бдительностью.

— Крася, подожди, — махнула рукой сопернице обладательница высокой причудливой прически. — Молодые люди, че надо?

— Где ваш главный? — строго спросил Трэк.

— Опять из санитарной комиссии, что ли? Крася, Ковыга на месте?

— Делать людям больше нечего, все ходют и ходют. В Больших Затирухах ходили, теперь опять. У себя он.

— Поняли? Идите, там спросите. — Противница Краси чуть подвинулась, освобождая нам дорогу.

Путь был один — вперед.

Мы едва успели отойти, как под сводами туннеля раздалось:

— Ах ты, глупая мадам!

Интересная беседа гоблинок продолжилась.

Лежка гоблинов напоминала пляж, на котором все почему-то одеты. Во всем мире нет больше такого места, где живые существа настолько заняты своими делами, а вернее, бездельем.

Вокруг подземного озера собралось несколько десятков гоблинов, но никакого кипения жизни не наблюдалось. Тонконогие сидели или лежали на подстилках, некоторые бесцельно бродили по берегу.

Неподалеку от нас теплая компания дулась в карты, но лениво, без азарта. И игроки и зрители откровенно позевывали.

Трэк дернул меня за рукав:

— Смотри!

На берегу озера стояло кресло. В нем восседал гоблин. Судя по тому, что одет он был лучше всех прочих, это и был Ковыга — предводитель тонконогих. Рожу он тоже имел подходящую — надутую и очень зеленую. Но главное: из-под гоблинской ляжки торчал уголок подушки со знакомым узором.

— Так. — Трэк решительно устремился вперед.

Нас заметили, но задерживать не стали. Гоблины просто образовали широкий круг, словно предвкушая какое-то зрелище или иную потеху.

Мы подошли к креслу.

— Здравствуй, уважаемый, — вежливо произнес Трэк.

Зеленоухий скроил презрительную мину:

— Ковыга, король всех гоблинов, дозволяет тебе говорить!

Кивком поблагодарив за запоздалое разрешение, скаегет продолжил:

— Тут, твое величие, к тебе вещь одна случайно попала. Вернуть бы надо.

Трэкул с легкостью подстраивался под хамовато-веселый стиль гоблинов. Я предпочел пока что помалкивать.

— Какая еще вещь? — брюзгливо спросил Ковыга.

— Да вот подушка, на которую ты свое царственное седалище пристроил.

— Подушка?!

Гоблин взвился с кресла, будто его подбросило мощной пружиной. Вцепившись в подушку двумя руками, уставился на нее алчным взглядом:

— Отдать ее тебе? Карту, на которой указан путь к сокровищу?

— Какую карту? — опешил Трэк.

— Вот, зырь! — Ковыга выставил подушку впереди себя, но тут же передумал, бросил ее обратно в кресло и уселся сверху.

Я, однако, успел заметить, что посреди геометрического узора, действительно похожего на лабиринт, вышит крупный красный крест.

Некоторые вещи не стоит делать ни в коем случае. А я не удержался. Переглянувшись с совсем уже впавшим в изумление скаегетом, слегка пожал плечами и покрутил пальцем у виска. Думал, в гоблинском обществе это допустимо. Оказалось — ошибся.

— Ты че, ты че тут кажешь?! — пронзительно завизжал король всех гоблинов. — Во-он!

И сразу же его зеленые подданные гурьбой набросились на нас, схватили, понесли как статуи небесных заступников в храмовый праздник. До самого выхода из пещеры. А там гоблины оправдали звание злых еретиков — раскачали нас и выкинули куда подальше. Со знанием дела.

Не столь больно было грохнуться на камни, как обидно. Но для Трэка после недавнего битья падение было явно лишним. Он даже встать сразу не смог.

У входа в пещеру клубилась хохочущая, кривляющаяся, тычущая в нас пальцами толпа. Прорваться сквозь нее, чтобы продолжить разговор с Ковыгой и вернуть подушку, и думать было нечего.

Я помог Трэку подняться, и под гогот и улюлюканье мы побрели прочь.

План был настолько простой, что я даже немного рассердился на себя — почему раньше не додумался? Если мне удалось выследить червя, то почему бы не отыскать по запаху вещь из дома госпожи Пандауры?

Гоблины трусливы. Хочется верить, что при виде разъяренного зверя они просто разбегутся. Противно было бы их кусать.

Оставалось дождаться ночи или хотя бы позднего вечера.

Но не зря умные люди говорят о никчемности составления планов. Задолго до сумерек, когда я сидел на крыльце, туда же вышел Трэк.

— Слушай, Солевейг, — сказал он, устраиваясь рядом на ступеньках. — Не надо тебе к этому Ханыге…

— Ковыге.

— Ага. Не надо тебе к гоблинам ходить.

— С чего ты взял, что я вообще еще раз сунусь в этот гадюшник?

— Ты смотрел… Запоминал, чтобы вернуться. Они у Пандауры украли, ты у них украдешь. Не надо так.

— Грех?

— Просто нехорошо. Гномы собираются послезавтра прогнать гоблинов. Можем пойти с ними.

— В бою честнее?

— Мы наемники.

И снова планам не суждено было сбыться. Мы не вошли в гоблинскую лежку на острие атаки, не взяли честную добычу.

Когда явились с утра в знакомую корчму, там было подозрительно тихо. При этом выглядело заведение так, будто в нем до рассвета что-то праздновали. Балин обнаружился в дальнем углу спящим в обнимку с бочонком из-под пива.

— А-а, вы… — Гном сладко зевнул, будто в лесной чаще открылся овраг. — А мы тут того… Гоблинов ночью погнали. Потом отметили это дело.

— Как — гоблинов ночью погнали? — возмутился Трэк. — Вы же собирались только завтра идти!

— А вы им об этом сказали? Нет? Ну и хорошо. А то б зеленомордые завтра разбежались, лови их потом, из разных щелей выковыривай. Но если б сказали, они бы нас сегодня ночью точно не ждали. Вот их и взяли тепленькими. Военная хитрость!

Мы молчали, силясь постичь загадочную тактику гномов.

— Да вы не переживайте! — Балин поднялся на ноги и с сожалением заглянул в пустой бочонок. — Гоблины так драпали, что все барахлишко побросали. Сейчас пойдем подберем вашу вещь.

На берегу подземного озера не осталось следов битвы. Только поспешного бегства. Но все равно очень неприятно было бродить среди брошенных вещей, смотреть на кострище, над которым все еще висел котел, на перевернутое кресло-трон Ковыги, прочие приметы налаженного походного быта.

Подушку госпожи Пандауры мы так и не нашли.

В тот же день мы отправились в вербовочный пункт. Трэк на удивление легко получил контракт для нас двоих. Дельце обещало быть выгодным, а капитан набираемого отряда считался удачливым. Что же до всего прочего… Госпожа Пандаура прекрасная и благородная женщина, наша спасительница, искренне хочется чем-нибудь ее порадовать. Но еще одна кастрюля щорба… Моя благодарность не простирается столь далеко.

Жаль, что мы не сумели вернуть госпоже Пандауре любимую подушку, но сейчас на это способны разве что высшие силы.

Перед отправкой надо было кой-чем закупиться. Мы отправились на рынок. Разговаривая о предстоящем контракте, вышли на узкую тихую улочку, ведущую к торжищу. Я окинул ее равнодушным взглядом и встал, как вкопанный.

Никогда не мог спокойно пройти мимо книжных, оружейных и антикварных лавок. Но если из первых выхожу с полными руками и пустым кошельком, то на хорошие клинки и предметы старины могу только полюбоваться. Раз в жизни удалось раздобыть монет на приличный меч-кацбальгер, но это была жизненная необходимость.

Однако в этот раз вещь, выставленная в витрине антикварной лавки, заинтересовала меня более чем.

— Трэк, смотри.

— Вижу, — кивнул скаегет и решительно потянул на себя дверь лавки.

Хозяин заведения взглянул на нас довольно кисло — не оборванцы, но сразу понятно, что ничего не купят. Тем не менее произнес с умеренной почтительностью:

— Что угодно господам?

Трэк вежливо поклонился в ответ:

— Скажите, почтенный, а откуда в вашей лавке берется товар?

На лице антиквара отразился явный интерес. Наемники. Кто знает, что может осесть в их рюкзаках.

— Есть достаточно людей, на законных основаниях обладающих вещами прошлых лет, которые им не нужны, с которыми они готовы расстаться за разумную плату.

— Понятно. А если вещь принесут вам гоблины? Что-нибудь вроде этого? — Обернувшись, скаегет указал на витрину, где была выставлена подушка, очень похожая на похищенную у госпожи Пандауры.

Хозяин лавки сам только что не позеленел от возмущения:

— Гоблины?! Откуда у мерзких грязных гоблинов может взяться подобная вещь?!

— Может, они сами мастерят, — с невинным видом ответил Трэкул. — Я слышал, у них есть что-то типа карт, где отмечены ведущие через лабиринт пути к кладам.

— Какой лабиринт? — горестно воздел руки антиквар. — Какой клад? Это гезерская вышивка! Ей четыре века! В Сиргарене такие вещи встречаются редко! В гареме эмира…

Знаток старины замолчал и уставился на нас с подозрением. Что толку распинаться перед тупыми наемниками о вещах и людях, о которых они знать не знают и знать не хотят? Продавать они ничего не собираются. Зачем тогда интересуются? Эта публика сама воровата не меньше гоблинов, не иначе внимание отвлекают.

— Эмира Хайретдинна Блистательного, — я счел нужным поддержать разговор. — Владыки древней Гезеры, вошедшего в историю не только как мудрый правитель, но и покровитель искусств и поэт, автор бессмертных касыд. Впрочем, сейчас не об этом. Значит, у гоблинов вы товар не принимаете? Вопросов больше нет.

На том мы покинули лавку антиквара. Подкарауливать здесь гоблинов с подушкой госпожи Пандауры смысла не было.

— Э, покупай!

Кто-то дернул меня за полу.

На рынке нужно держать ухо востро. Зазеваешься — не то что кошелек вытащат, сапоги снимут, и не заметишь. Потому обернулся я сразу.

Ковыга, король всех гоблинов, радостно скалясь, помахивал в воздухе знакомой подушкой.

— Распродажа королевского имущества? И карту отдашь? А как же сокровища?

— А че? — хитро усмехнулся Ковыга. — Сокровища сейчас не взять, коротыги мешают. Вот уйдут, тогда. А денежки всегда нужны. Ай, бери, торопись, последняя осталась!

Надеюсь, Трэк не сочтет меня скупщиком краденого.

Ничего плохого скаегет не сказал, только скорбно заметил, что за деньги, которые содрал с меня жадный гоблин, диван не диван, но средних достоинств пуфик вполне можно приобрести. Ну не знаю я, почем нынче мебель, никогда не покупал. И о стоимости антикварных редкостей забыл справиться. Но даже если б знал, все равно не стал бы торговаться. Это у бородатых соплеменников сына Стензальта сбивание цены — излюбленная народная забава, почти искусство, а я не умею. И не хочу. На предложение Трэка вернуть мне потраченное также ответил отказом. Поделим пополам.

— Пандаура, когда из дома уходила, только эту подушку с собой взяла, — каким-то извиняющимся тоном сказал скаегет.

Я в ответ хмыкнул что-то невразумительное. Если хорошему человеку дорога́ его пропавшая вещь, ее надо вернуть. А вышивка ли это, редкая и антикварная, кольцо с бриллиантом или старая галоша — без разницы.

По дороге к дому госпожи Пандауры мы немного поспорили, как возвратить хозяйке дорогую пропажу. То ли тихонько положить на прежнее место, то ли чинно и без затей отдать в руки. В результате решили, что если радовать — так сразу.

Госпожа Пандаура работала в своем садике: рыхлила землю когтистой тяпкой с короткой ручкой. Цветы под окном посадит. В Туманном Озере таким не баловались, только кусты сирени росли возле дома сами по себе.

— Пандаура! — окликнул Трэк, выступив вперед.

Женщина обернулась, взглянула вопрошающе, убрав запястьем со лба выбившуюся из-под косынки прядь.

— Пандаура, вот, — сказал скаегет, протягивая подушку.

— Кисульчик!

Ой, если б меня так назвали за что бы то ни было при посторонних, я бы сквозь землю провалился. А Трэк ничего, стоит довольный.

— Барсик!

Кот выставил из-за двери усатую морду.

— Барсик, смотри, твою лежанку вернули!

— Пандаура, — ласково сказал скаегет, — ты на свое рукоделие хотя бы наволочку надень.

Я чуть не рассмеялся, вспомнив, как в первую ночевку лезла в нос кошачья шерсть, я еще удивлялся — откуда?

Редчайшая гезерская вышивка, значит. Ну-ну.

Я где-то читал, что эмир Хайретдинн Блистательный терпеть не мог перец.

Мост над туманом

Купленные на бульваре пирожки оскорбляли Трэка. И тесто-то жесткое, и начинки мало, и жарили сие кулинарное изделие на прогорклом масле. И вообще, нельзя обедать пирожками, сидя на лавочке в каком-то переулке.

Может, оно и так, но особого выбора у нас все равно нет. Мы основательно и безденежно засели в Кьере, маленьком сонном городке, месте последнего контракта. Нет, дело было хорошим, и гонорар за него нам выплатили сразу, но попользоваться честно заработанным не удалось. Трэк еще раньше умудрился влезть в долги. Собственно, из-за них скаегета в Кардисе и били. Хуже того, вернувшись с контракта, мы вышли прямиком в распростертые объятья взаимодавцев. С людьми, способными настолько быстро и ловко выследить должника, лучше конфликт не длить. Наших общих средств — как же бородач смущался и отказывался! — как раз хватило, чтобы закрыть должок с процентами. От Трэка отстали, но вот теперь денег на то, чтобы питаться пирожками, у нас хватает, а чтобы уехать куда-нибудь в более приличное место, чем Кьер, нет.

Помимо пустого ныне банковского счета, куда переводят плату по контрактам, у меня есть еще один, открытый для меня дядей, тот, куда поступают доходы с Туманного Озера. Можно было бы его распотрошить, но вот загвоздка: еще будучи моим опекуном, Сэульв Лусебрун заключил с банком договор, по которому забрать деньги я могу только с согласия родича и в его присутствии. Сильно разозлился адмирал, когда несколько лет назад моя беглая маменька, Амалия Кондрагон, заявилась, чтобы прибрать к рукам имение. А еще больше разгневало родича мое поведение в той ситуации.

Если я вызову дядю сюда, он, конечно, приедет, но не скоро. Да и, если честно, очень не хочется этого делать. Когда я уезжал из дома в Кардис, гордо заявил, что отныне своей жизнью буду распоряжаться сам. «Что ж, — невозмутимо ответил дядя Сэульв, — сам так сам. И со всеми возникшими проблемами тоже разбирайся без посторонней помощи».

Так что ж, теперь, когда приперло, на попятную? Ни за что!

Однако если в ближайшие два дня не получим контракт, нам будет нехорошо.

В городе найти подработку трудно. А отправляться в какую-нибудь из окрестных деревень смысла нет. Если засядем там, упустим контракт. Будем каждый день приезжать в Кьер — потратим на дорогу все заработанное.

— Это не повар, это уголовник! — прервала мои размышления очередная горестная тирада друга. — Разве можно так обращаться с тестом?!

— А по-моему, вкусно.

— Как же ты живешь, если для тебя это — вкусно?!

В прежние годы кормили лучше. А вот насчет жизни — не уверен.

— Как видишь, пока не помер. Идем в контору, может, появилось что-нибудь.

В вербовочном пункте тишь и гладь полного штиля.

Местный работник отгородился от всего мира газетой. На скамейке у стены устроилась жгучая брюнетка в шляпке и приличном светлом пальто. Читает книгу и сосет леденец на палочке. Заказчица? В серых отрядах таких барышень не водится.

Почувствовав мой взгляд, девица оторвалась от чтения и насмешливо выгнула бровь.

Я в ответ широко улыбнулся. Ясно, что стерва. Ехидина. Насмотрелся я на таких в прежние годы.

Весть о том, что Амалия Кондрагон, по покойному мужу Лусебрун, сбежала с любовником, быстро облетела берега Узкого озера. Общество было скандализировано. Соседи принялись кататься к нам в усадьбу якобы для того, чтобы выразить соболезнования враз набившимся в дом родственникам отца, а на деле — поглазеть. Почтенные матроны взирали на меня с презрением, осуждающе поджимали губы, а их малолетние детишки радостно подхватывали от мамаш произносимое шепотом «сын шлюхи». Оттого, что слова были гадкими, запретными, их выговаривали с особым удовольствием. Барышни постарше многозначительно переглядывались со своими кавалерами, и именно так, как сейчас особа с леденцом, выгибали выщипанные по моде брови.

Позже дядя Сэульв сказал: «Никогда не показывай врагам свою боль или обиду. Не давай им то, чего они добиваются».

Девица фыркнула и снова занялась книгой.

Трэк тем временем проследовал к столу вербовщика:

— Есть что-нибудь?

Вершитель наемнических судеб сложил газету:

— Что-нибудь…

Он обозрел стол перед собой так, будто тот был завален договорами на контракт и вербовщик хотел любезно выбрать для нас самый аппетитный.

— Что-то было… Вот оно! Выгодное дельце для небольшого отряда! Заказчик благородного происхождения, — многозначительно взглянул в мою сторону. — Только вас ведь двое. Правила знаете.

Устав наемников строг: на контракт выходит не меньше трех человек. Пусть даже один из них хромой, другой косой, а третий деревенский дурак — отряд должен быть полным.

— Подождите, может, еще кто-нибудь подтянется, — посоветовал вербовщик. — А то вон — девушку с собой возьмите.

Брюнетка оставила книгу и леденец и изучающе рассматривала нас с Трэком.

— Ладно, — протянула она. — Я согласна.

Она согласна. А мы? Трэк вообще отказывается работать с женщинами. При всем своем к ним уважении в один отряд с воительницей ни за что не запишется, про контракт трижды подумает, брать ли, если заказчица — дама. Это может плохо кончиться. Про скаегетов гуляет довольно много скабрезных слухов, а на представительного сына Стензальта вешаются все — от шлюх до скучающих домохозяек. Скромный и добродетельный бородач эти поползновения решительно пресекает, да и порядочных женщин в мире много, но существуют еще ревнивые мужья и подозрительные отцы.

Контракт уплывал в жадные лапы конкурентов.

— Мы тоже согласны, — решительно сказал я, прихлопнув ладонью лист договора, который вербовщик уже потянул к себе. Трэк меня убьет или отречется от непутевого друга на главной площади, но нам нужно это дело.

— Спятил? — прорычал Трэкул, в гневе накручивая на кулак собственную бороду. — Ты хоть представляешь, что это — тащить на контракт девчонку? Незнамо какую!