Бесплатный фрагмент - Новые возможности

Пытаясь вспомнить…

Я дома. Если это вообще мой дом… Хотя окружающие утверждают, что это именно так и есть. И оснований им не верить у меня нет. Не знаю, в который раз обвожу комнату взглядом. Обстановка небогатая: трёхстворчатый шкаф, диван-книжка, на котором, как говорят, я обычно спал, письменный стол с компьютером (седьмой «виндоуз»). Но я откуда-то знаю, что уже есть десятый… И ощущение такое, что я пользовался чем-то покруче. Я знаю, что если включу компьютер и открою папку «фото», то увижу себя в окружении родственников и друзей. Себя я узнаю, а остальных нет. Даже дочку Танюшку не помню. Теперь-то я узнаю её при любых обстоятельствах, ведь прошло уже два года, как я здесь живу. И Танюшку все теперь, с моей подачи, называют Матрёшкой. Когда я вернулся «домой» Танюшке было четыре года, и она в то время часто болела. Ну, кто будет в детском саду следить за ребёнком, как за своим… На одну воспитательницу детей много, разве уследишь за всеми… А Танюшка любила есть снег, и не так, чтобы очень любила, а только оттого, что набегается, вспотеет и хочет пить. Сколько ей ни говори, что нельзя… Бесполезно. — Он вкусный, чистый.

— И с чего ты взяла, что он чистый? — спрашивала моя тётушка Павла Степановна, на чьём попечении тогда, да и теперь, находилась Танюшка.

— Он белый. — И весь разговор… — Ну и болей тогда. Одно ухо вылечим, другое заболит. Видно тебе это нравится, — сердито говорила тётушка.

Оказывается, у Танюшки не было мамы. Умерла. Мне рассказывали, как всё произошло, но даже такой важный эпизод из моей личной жизни не освежил мою память. А я ведь должен был помнить о смерти жены, о том, что остался с трёхлетним ребёнком на руках… И тётку родную, которая меня воспитала и теперь воспитывала моего ребёнка, я не помнил.

Ну, так вот, Танюшке для лечения отитов постоянно делали компрессы и повязывали голову платочком, что ей сильно не нравилось. В очередной раз поправляя ей платок, я сказал:

— Ну, теперь ты вылитая Матрёшка. — Да ещё и рассказал ей о такой игрушке, которой, как оказалось, у неё не было. Пришлось срочно купить. Танюшка раскрывала большую матрёшку и доставала всех меньших, расставляла их и играла.

— У тебя мама и дочки? — спрашивала Павла Степановна.

— Нет. Они все дочки, потому что я их мама. Я их всех соберу и спрячу в карман. Я главная Матрёшка. — Вот так Танюшка и стала Матрёшкой. И отзываться стала только на новое имя.

Мы втроём живем в двухкомнатной, смежной «хрущёвке». Во второй комнате два дивана, сервант, большой обеденный стол и тумбочка с телевизором. Телевизор современный — огромная плазменная панель, и говорят, что это я его купил… Много раз пытался вспомнить, как это произошло, но не удаётся.

Есть у нас ещё одна комната. Те из граждан, которые когда-то жили в «хрущёвках», хорошо о ней знают и называют её «тёщиной комнатой». Это довольно таки большая кладовка во второй комнате. У нас в этой кладовке стоит старый бабушкин сундук, а на нём лежит бабушкина же перина (хранится). Над сундуком висит старая одежда, которую никто уже не носит. Пригодится. На «чёрный день». Так говорила тётушка. «Выкинуть жалко. Смотри, какой прекрасный дедушкин кожан». Если кто-то не знает, что это такое, то поясняю. Это длинное кожаное пальто пятидесятых годов двадцатого века. «Дед был просто счастлив, когда смог его купить на барахолке». Так говорила тётя. Справа в кладовке были сделаны полки. На них тоже хранились нужные вещи. Например, одной из таких вещей был противогаз. Я даже не пытался расспрашивать тётю о том времени, когда, по её представлениям, он может пригодиться. Думаю, что в любой квартире есть места, где хранятся такие «нужные вещи». Одна из полок, что пониже, полностью принадлежала Матрёшке. Она устроила на ней комнату для своих кукол. Заберётся Матрёшка в свою комнатку-кладовку и играет там, а устанет, тут тебе и сундук с периной, можно и прикорнуть… Любила Матрёшка играть где-нибудь в уголке, чтобы никто не мешал. И в её возрасте, оказывается, тоже хочется уединиться. Фантазия у неё была развита сильно. Посидит, подумает, а потом начинает в детском саду разные истории рассказывать, сказки собственного сочинения. И ведь слушали её, вот что интересно.

За два года моей сознательной жизни (что было раньше, я знаю только по рассказам) моя Матрёшка подросла и теперь, в свои неполные семь лет училась в школе. Матрёшкой она звалась теперь только дома, а в школе откликалась на имя, данное от рождения — Татьяна Фурманова, по отчеству Павловна. А я значит Павел Фурманов.

Два года назад

С какого момента я помню себя? С того, как надо мной наклонился и встряхнул за плечо молодой лейтенант полиции, спросив мои документы. Я удивлённо посмотрел на него и стал шарить по пустым карманам в поисках паспорта. А удивлён я был от того, что не мог вспомнить ничего такого, что могло бы вызвать интерес полиции к моей персоне. Не найдя документов, я вдруг осознал, что не могу вспомнить своего имени «какого я рода и племени». Не могу этому лейтенанту внятно объяснить, кто я и как оказался на скамейке в парке ранним осенним утром. Ясно было одно, что на этой скамейке я спал, а что было до этого…

Меня отвезли в отделение полиции, пробили отпечатки моих пальцев по базе. Моих отпечатков в базе не было. Это даже слегка меня успокоило, значит, я человек без криминального прошлого. Ну, и куда дорога таким, как я? Прямо в психиатрическую больницу. Куда я и был доставлен.

Врач, Игорь Петрович, занялся мной всерьёз. Взял анализы крови, проверил кровь на содержание алкоголя и других токсических и наркотических веществ. Результаты анализов ничего не дали. Я был чист. Внешний осмотр тоже ничего не дал, никаких черепно-мозговых и других травм не было. — Похоже на психологическую травму, — сказал Игорь Петрович. — Ну, разберёмся… — И он честно разбирался со мной около трёх месяцев. Ведь это была не какая-нибудь захолустная клиника, а московская. Но, память не возвращалась. Тогда к моей идентификации приложила свои хорошенькие и умелые ручки медсестра Лиза. Она просто очень любила смотреть передачу «Жди меня» и поэтому, сфотографировав меня, обратилась в киоск, принадлежащий этой передаче, на железнодорожном вокзале. И вот случилось чудо. Как оказалось, меня уже давно разыскивала моя тётушка из Московской области. Естественно, ей сообщили, и она явилась за мной в больницу во всеоружии. Привезла фотографии, военный билет, единственный документ, который теперь у меня остался и мог подтвердить мою личность. Не забыла захватить и диплом о высшем образовании, из которого я узнал, что являюсь экономистом. Не буду врать, но само слово «экономика» не было для меня чуждым. Я откуда-то знал, что могу свести дебет с кредитом, и многие экономические термины сразу всплыли в моей памяти. Тётушка для моей идентификации привезла свою соседку Полину Евгеньевну, которая, увидев меня, сразу сказала:

— Павлик, как не стыдно тебе валять здесь дурака в то время, когда тётка с ног сбилась в поисках… Собирайся, пора домой. Танюшка папку заждалась.

С удивлением глядя на незнакомых мне людей, я спросил:

— Так у меня что же и жена имеется?

— Теперь уже нет, — вздохнув, сказала моя тётушка. — Больше года, как погибла, машина сбила. Водитель не виноват, сама она не в том месте дорогу перебегала…

Я смотрел на незнакомую мне тётку и её подругу, никого не узнавая. Мне казалось, что передо мной разыгрывают спектакль. Игорь Петрович, наблюдая за всем этим, сказал:

— Ну, что ж, главное узнали тебя и представили документы, а уж дома всё со временем вернётся на круги своя… Дочурку уж точно признаешь. А для верности можете сделать генетическую экспертизу. Наука у нас позволяет определить отцовство. — Я только робко поинтересовался:

— Тётя, так я что, бухгалтером работал?

— Конечно, нет. Таксистом.

Меня больше ничего не удивляло, пусть я буду экономист-таксист, только поскорее бы покинуть больницу, а то любимая Лизина передача могла предъявить на меня права и растиражировать мою историю. Мне совсем не хотелось изображать радостную встречу с родными на экранах телевизоров в каждом доме нашей великой страны.

После оформления документов о моей выписке из больницы Игорь Петрович позвал меня в свой кабинет и сказал:

— Вижу, не узнаёшь ты никого. Но, поезжай. Дома и родные стены лечат. Нет никаких оснований не доверять этой пожилой женщине, твоей тёте. Обращайся, если что…

Домой мы ехали в такси. Оказывается, мою тётку и её соседку привёз за мной мой сменщик Вася Пурышев, с которым мы на двоих приобрели автомобиль для работы. Увидев меня, Вася широко улыбнулся и раскинул руки для объятий. Обнять себя я позволил, при этом чувствовал себя неуютно, скованно. Короче, вид моего напарника ни о чём мне не говорил. Вася, почувствовав неладное, больше не улыбался и всю дорогу молчал. Высадив нас у дома, сказал:

— Ну, и угораздило же тебя… Если работать не сможешь, я деньги за машину отдам, не все сразу, конечно, частями. — Я кивнул, пожал ему руку, и мы поднялись в квартиру. Ничего из увиденного мною в этот день не вызвало воспоминаний. И когда вечером из детского сада привели мою дочь, никакого узнавания не было. Девочка четырёх с половиной лет, увидев меня, сначала, улыбаясь, направилась ко мне, но потом остановилась.

— Ну, что же ты, — сказала тётя — поздоровайся с отцом. Я чувствовал себя «не в своей тарелке». Я не знал, как себя вести… Девочка внимательно меня рассматривала, и видимо сделав какие-то свои детские выводы, сказала:

— Здравствуй, ты на себя не похож… Просто тебе стыдно, наверное, что заставил нас поволноваться. Совесть замучила…

Она интуитивно чувствовала, что что-то не так, искала этому объяснение и нашла. Малышка ещё тогда не знала, что не всегда нужно верить глазам. Есть ещё внутренний голос, интуиция и чувства. Для неё пока белое было белым… Но я знал, что существует множество оттенков чёрного, белого, серого… Мой внутренний голос кричал: «Не верь глазам своим».

Когда мы ехали в такси, я смотрел по сторонам, и мне казалось, что я еду не домой, а, наоборот, удаляюсь от всего мне знакомого и привычного. И городок, в который мы приехали, я не помнил. Если в Москве я узнавал улицы, по которым мы проезжали, и вспоминал их названия, то здесь я не знал ни одной. Чужой город.

Первым делом мне восстановили документы: паспорт и водительское удостоверение. Как оказалось, автомобиль водить я умел, но в такси работать не хотел, да и не мог пока, так как не знал ни город, ни его окрестности. Первое время к нам постоянно приходили люди, которых я должен был помнить, но не помнил. Постепенно поток посетителей иссяк. Я просто сидел дома и ничего не делал. Ну, не совсем ничего. Я водил Танюшку в детский сад, забирал её оттуда, ходил в ближайшие магазины за продуктами по поручениям моей тёти. По вечерам меня охватывало отчаяние. «Это всё не то, не моё». Как-то вечером, когда Танюшка уже спала, а тётя мыла на кухне посуду, я подошёл к ней и сказал:

— Павла Степановна, я очень стараюсь вспомнить свою жизнь, но не выходит у меня. Может всё таки я не Ваш племянник… Может мне опять в больницу уехать… —

— Да как такое может быть, Павлуша. Я ведь с рождения тебя воспитывала. Если ты не помнишь, то я-то всё помню. Не могу я обознаться. Всё образуется. Время всё расставит по своим местам. А для полной уверенности давай сделаем генетический анализ.

И сделали. Тётя нашла деньги на анализ (подруги помогли). Экспертиза показала, что на 99,9 процента я являюсь отцом Танюшки. Экспертиза всё расставила по своим местам. Ну, что же, первую половину своей жизни я забыл. Начну всё сначала, с чистого листа.

Новое в хорошо забытом старом

Через некоторое время я познакомился с соседями, знал в лицо всех жильцов нашего дома. Дом-то небольшой, трёхэтажный, с двумя подъездами. Все жильцы при встрече со мной улыбались и доброжелательно здоровались. В соседнем подъезде жил Витька Базаров.

— Твой друг детства, — говорила тётя. Так у него была даже своя теория на счёт меня.

— Пашка должен вспомнить кого-то из нас, соседей по дому. И этот первый, кого он вспомнит, поможет ему вспомнить остальных. «Дёрнешь за ниточку, весь клубок и распутается». Поэтому, все должны постараться. А кому первому это удастся, тому от меня приз.

— А какой приз? — заинтересованно спросил Виталий Гладышев, бывший преподаватель местного колледжа, проживший всю жизнь бобылём, и, до недавнего времени, ухаживавший за лежачей матерью. Все говорили о нём, что он хороший сын. Скорее всего, так и было. В молодые годы, после окончания учёбы, он уезжал на заработки. Несколько лет работал и, вернувшись, купил для себя кооперативную двухкомнатную квартиру. В то время его мать жила с мужем, бывшим военным, имевшим очень плохое здоровье из-за контузии, и старшим братом Виталия Владимиром. Владимир, в отличие от брата, считался, красавчиком, вёл сумбурный образ жизни, любил выпить и погулять. В результате спился и умер, вслед за отцом. Виталий стал жить у матери, а свою квартиру сдавал.

Витька посмотрел на окруживших его соседей и сказал:

— Ещё не придумал. Пусть это будет «сурпрыз». Но, разве в нём дело… Все мы Павла знаем давно, а уж тётку его, Павлу Степановну, только с хорошей стороны. Кому она только не помогала…

Неплохие, в принципе, люди жили в моём доме.

Витька, как оказалось, вообще многим был обязан моей тётушке. Она в буквальном смысле спасла его от тюрьмы. Учиться он никогда не хотел, еле окончив школу, пошёл в армию. После армии гулял много, выпивал. Наконец, его мать тётя Валя, которая воспитывала его одна, нашла ему невесту, простую работящую девушку очень яркой внешности. Вся яркость была в волосах, кудрявых и огненно рыжих. Видимо, это и очаровало Витю. Он женился, родилась дочь. Но верна поговорка «горбатого, могила исправит». Стал он опять выпивать, гулять и развёлся. И подругу нашел себе под стать. Оля, бывшая жена его детского товарища, тоже любила погулять, поучаствовать в сомнительных авантюрах. Обоим не хватало адреналина и приключений «на свою задницу». Тётя Валя устроила его грузчиком в винно-водочный магазин. «Алкоголика к алкоголю» скажете вы… Это тоже, что «пустить козла в огород». Но, что было делать, ведь с работой тяжело, а кормить и одевать такого здоровенного детину тёте Вале уже было не под силу. Ничего хорошего из этого не вышло. На этой работе он задержался недолго, так как украл ящик водки. И за этот свой поступок был препровождён в отделение. Вот тут тёте Вале и помогла моя тётушка, у которой в отделении был старинный знакомый, с которым и было решено, что дело возбуждаться не будет, а всё обойдётся денежной компенсацией.

Витька обожал автомобили, да и работал он водителем. Развозил хлеб по магазинам, ещё, когда был женат на Марии. И вот одним летним вечером, прогуливаясь со своей новой подругой и находясь «под градусом», заприметил он фургон с незакрытой дверью. Покататься предложил он, так как давно не сидел за рулём, прямо скажем, руки чесались покрутить баранку. Каким-то образом машину он завёл и выехал из города. Но не повезло, при обгоне задел москвич. Денег у них не было, чтобы расплатиться с хозяином москвича. Но Олька, недолго думая, предложила расплатиться товаром из фургона. Замок был сбит. Часть товара перешла хозяину москвича. Дальше «гениальная» идея Вити. Он поехал в ближайший посёлок и распродал там весь товар, на обратном пути бросив фургон. Узнав, о новых похождениях сына, тётя Валя слегла, и у неё случился инсульт. Денег для компенсации не было, да и размер суммы был неподъёмный. В этот раз помочь ему было невозможно. Пришлось Вите отбыть в «места не столь отдалённые», как говорят у нас в народе, и провести там несколько лет. Моя тётушка не бросила тётю Валю, ухаживала за ней и, в конце концов, поставила на ноги.

Надо сказать, что и без Витькиных инициатив все были ко мне доброжелательны. Только вот соседка с первого этажа, девушка, на вид лет двадцати восьми, не больше, старалась не смотреть в мою сторону, и, если наши пути пересекались, сухо отвечала на мои приветствия, опускала глаза, и вообще больше не обращала на меня внимания. Таким поведением эта молодая женщина сильно меня интриговала. Что я ей такого сделал в прошлой своей жизни? А может я был ей просто несимпатичен…

Лия

Май. Первая весна моей новой жизни. Погода хорошая: солнечно и тепло. «Чего дома сидеть…»

— Матрёшка, пошли гулять. — Я выглянул в окно. Во дворе на скамейке сидели пенсионеры, на детской площадке играла малышня. Была суббота. По субботам мы часто оставались вдвоём с Матрёшкой. Тётушка работала воспитателем в интернате, и работа была сменная. Сегодня её смена. Матрёшка сразу побежала в прихожую и начала натягивать ботинки.

Пока мы собирались, во дворе появились новые персонажи. За столиком на лавочке сидел Витька и что-то довольно эмоционально обсуждал с Виталием Семёновичем Гладышевым и военным пенсионером полковником Алексеем Андреевичем. Тут же была жена Алексея Андреевича Маргарита Аркадьевна, которая редко отпускала его одного. Везде вместе: и в магазин, и в поликлинику, и по другим делам. Матрёшка побежала на детскую площадку, а я подошёл к собравшимся и прислушался. Разговор шёл о политике.

— Не пойму я, — говорил Витька, — и чего это эти хохлы против русских окрысились… Ведь они ж такие, как мы. Один народ. И вот, что интересно, выступает по телику, обзывает русских «нелюдями», а у самого русская фамилия…

— Значит, у него мама украинкой была, — сказала Маргарита Аркадьевна.

— А другой с украинской фамилией за Россию и за ополченцев переживает, — продолжил Витя.

— А у него мама русской была, — сказала Маргарита Аркадьевна.

— Так вот это и говорит как раз о том, что давно всё перемешалось. И прав ты, Витя, один это народ, — сказал Виталий Семёнович. — И, конечно же, никаких древних «укров» не было. А разделение идёт не по национальному признаку…

— Хватит о политике, — сказал Алексей Андреевич. — Погода хорошая, пошли, Маргарита, мы на рынок собирались.

— А я, пожалуй, домой, — сказал Семёнович. Мне обед готовить надо. А пропаганду телевизионную я вечером люблю смотреть…

Все разошлись, остались только мы с Витькой. — А у меня сегодня выходной, — сообщил он. — Я чуток попозже в автосервис на халтуру.

Витя на данном этапе своей жизни работал грузчиком на овощебазе, а по выходным подрабатывал в автосервисе. На постоянную работу его в автосервис не брали, но, учитывая его любовь к автомобилям и умения по их ремонту, часто приглашали на подработку.

Тут, как раз, из подъезда вышла так заинтриговавшая меня девушка.

— А кто это? — спросил я Витю.

— Так ты что ж, так ничего и не вспоминаешь… Эх, голова твоя дырявая… Это Лия — «мышка серая»…

По тому, как это было сказано, я понял, что Лия ничем не привлекала и не интересовала Витю.

— Знаешь, Витя, имя мне ни о чём не говорит. Не пойму только, что я ей сделал… Я с ней здороваюсь, а она буркнет что-то в ответ и мимо, и не улыбнётся никогда.

— Так ты Лию совсем не помнишь? — опять спросил Витя.

— А чего б я тогда тебя спрашивал о ней…

— Говоришь, личико от тебя воротит… Злопамятная значит…

— Так в чём дело-то? — И тут Витька выдал: — Дружил ты с ней, со школы ещё… Шуры-муры разводил, а женился на её институтской подружке… Женщины обиду долго помнят… По мне, так ты нормальный выбор сделал, жена твоя яркая женщина была, всегда при макияже и одевалась модно, не то, что эта «заученная», «мышь серая». Нет, я против Лии ничего не имею. И фигурка у неё ничего, но не в моём она вкусе. Девка добрая, на помощь отзывчивая. В школе ещё к ней обращался, чтобы по русскому меня подтянула. Занималась со мной по просьбе моей мамы. Но у меня врождённая неграмотность, еле девять классов закончил. Шибко умная эта Лия…

Я понял, что для Вити «заученность» скорее недостаток, чем достоинство. А «заученные» в его понимании это интеллигентные и интеллектуальные люди. С такими общий язык ему найти трудно.

— Ну, сиди тут, может чего вспомнится… А я к ребятам в автосервис.

Я посмотрел на часы. Можно было ещё полчасика повыгуливать Матрёшку, а потом домой. Пора об обеде подумать. Полчаса пролетело быстро, и мы с Матрёшкой направились к подъезду, у которого вдруг появилась Лия с огромным пакетом в руке. Лия вошла в подъезд, и оттуда вдруг послышался собачий лай и вскрик. Я поспешил к двери, распахнул её, и из подъезда мне навстречу выскочил чёрный пудель, а за ним внук соседки с третьего этажа, крепко держащий поводок. Пудель так рванул на улицу, что парнишка еле устоял, а потом вприпрыжку побежал за собакой. Мы с Матрёшкой вошли. Лия стояла на площадке первого этажа, пакет валялся рядом, а по всей площадке были разбросаны продукты, особенно бросались в глаза раскатившиеся по всем углам апельсины. Я поднял пакет.

— Танюшка, надо помочь, собирай апельсины.

— Давай, — весело ответила Матрёшка и бросилась за ближайшим апельсином. Втроём мы быстро всё собрали, и я подал пакет Лие. Подавая пакет, я встретился с ней взглядом. Сквозь стёкла очков огромные серо-голубые глаза с длинными густыми ресницами смотрели на меня изучающе. Аккуратный носик, чётко очерченные губы. «Да она красавица…» подумал я.

— Спасибо, — сказала Лия. — Всё произошло неожиданно, собака выбила пакет из рук… Танюша, возьми апельсин. Спасибо за помощь ещё раз. — Потом посмотрела на меня и сказала:

— Изменился ты, Павел, сильно. Иногда вижу, как ты с дочкой возишься, будто другой человек…

Мы пришли домой, я занялся приготовлением обеда, но мысли мои невольно возвращались к Лие и к информации, полученной от Витьки. «Как я мог забыть такую красивую девушку… Тем более, если верить Вите, знал её с детства…» Я видел Витиных подружек, и, если моя жена была в его вкусе, то его подружки должны были нравиться и мне, но это было не так. Мне нравились совсем другие. Явное несоответствие. «Такие перемены… А может ли такое быть…» Я решил завести блокнот, в который буду записывать всё из моей прошлой жизни, что не соответствует моим теперешним убеждениям. В глубине души я чувствовал, что всё не соответствует и давно уехал бы в клинику, но останавливал «железный аргумент», связывающий меня прочно с Матрёшкой и Павлой Степановной — генетический анализ.

Новая жизнь

Новая жизнь налаживалась. Я ориентировался в окружающей обстановке, познакомился заново почти со всеми, кого знал раньше. Жизнь наполнялась смыслом, я хотел докопаться до причин своей амнезии. Для этого я постоянно носил с собой блокнот, записывал всё, что казалось мне странным и несоответствующим моим ощущениям. То, что блокнот — это верное решение, я не сомневался, так как почти сразу выяснилось, что я неплохо рисую. Конечно, не как художник, но карандаш в руке я держал уверенно. Рисунки карандашом получались приличные. А началось всё с Матрёшки, которая пыталась нарисовать соседского пуделя.

— Чёт, чёт, чёт, — ругалась Матрешка, сидя за столом, комкая одну бумажку за другой.

— Танюша, тебе уже неоднократно говорили, что ругаться плохо, — сказала присутствующая при этом тётушка. — И кто тебя только этому научил… — вздохнула она.

— Не выходит… — Матрёшка чуть не плакала. — Обещала Славику нарисовать его собаку…

Тут стоит сказать, что Матрёшка старалась всегда выполнять обещанное. Вот такая была девочка, если давала слово, то старалась его сдержать. В результате, она всё равно нарисовала бы собаку, но ей хотелось большего сходства.

— А давай, я попробую, — сказал я. И за несколько минут изобразил пуделя. Матрёшка заулыбалась и потребовала ещё. Я изобразил пуделя сидящим, лежащим, стоящим на задних лапах. У тётушки округлились глаза и она сказала:

— Не знала о таких твоих способностях. Новый дар открылся… Вообще-то ты всегда был способным ребёнком, возможно, я мало уделяла тебе времени… Но и время было другое, тогда нам с тобой нужно было просто выжить.

— А меня научишь? — спросила Матрёшка.

— Обязательно.

Это несоответствие, и я записал его в своём блокноте. Со временем в моём блокноте появились карандашные портреты Матрёшки, тётушки, Витьки и многих соседей. Сходство портрета с оригиналом бросалось в глаза. Маргарита Аркадьевна до выхода на пенсию работала в Доме творчества и вела художественный кружок. Посмотрев мои рисунки, сказала:

— Почти профессионально. Если бы ничего о тебе не знала, то подумала бы, что ты где-то учился. Талант талантом, но верные ракурсы и то, как положены тени… А ты красками не пробовал?

— Нет. Да это я просто так, от нечего делать… А от кого вы узнали, что я рисую?

— А как ты думаешь?.. Кто о тебе у нас во дворе больше всех печётся, даже награду пообещал?..

«Ну, Витюша, заботливый ты мой… Наверняка уже полгорода знает о моих, вдруг открывшихся, способностях», подумал я.

Постепенно налаживались отношения с Лией. Она уже не шарахалась при встрече со мной. Однажды, спустившись на первый этаж и увидев её, я спросил:

— Как дела? Какие проблемы? — естественно, не ожидая услышать о таковых.

— Да вот думаю, как на ноутбук установить программу «облако». Это когда все записи хранятся не в компьютере, а в сети.

У меня в голове как будто что-то разблокировалось. Я знал об этой программе.

— Могу установить. — Удивление, отразившееся на лице Лии было неподдельным.

— Ну, попробуй, — сказала она.

У Лии был классный ноутбук фирмы «Apple». Я установил программу так, как будто всю жизнь этим занимался и всегда пользовался только такими компьютерами.

— Где ты научился так разбираться?..

— Не помню, — ответил я.

— Ах, я и забыла, что тебя бесполезно о чём-нибудь спрашивать… Неужели совсем ничего не помнишь?

В который раз мне задают этот вопрос… Что имела в виду Лия, задавая его? Я посмотрел ей прямо в глаза и честно сказал:

— Абсолютно ничего.

— А почему бы тебе не пойти на какую-нибудь работу? Ведь у тебя образование высшее, экономическое, — сказала Лия.

Я об этом уже думал и не раз. Но успокаивало мою совесть то, что Вася регулярно, каждый месяц, приносил деньги за совместно когда-то купленный автомобиль. Эти деньги я всегда отдавал тёте, оставив самую малость на личные расходы.

— Не знаю, куда пойти.

— А в банк пойдёшь, если вдруг появится вакансия? — спросила Лия.

— Договорились.

Лия видимо хорошо знала ситуацию и предложила не просто, чтобы что-то предложить. Через месяц открылось новое отделение Сбербанка, в котором начальником кредитного отдела была назначена Лия. А я стал сотрудником этого отделения. Моя начальница была младше меня на пять лет. И обращался я к ней по имени и отчеству Лия Афанасьевна.

Ремонт

У меня теперь была работа, а значит и постоянный доход. Проработав несколько дней в банке, я понял, что банковское дело я знаю от и до, причём, на высоком уровне. Я мог работать в любом отделе, я разбирался во всём. Причём, знания вылезали из моей головы именно в тот момент, когда я в них нуждался, и уже не забывались. Как будто кто-то по мере надобности высвобождал клетки моей памяти. Проснувшись как-то утром и окинув взглядом квартиру, я вспомнил, как врач в больнице говорил, что дома мне «помогут стены». Я лежал и рассматривал стены родного дома, оклеенные дешёвыми обоями, местами потерявшими первоначальный цвет. Нет, ни о чём из прошлой жизни они мне не напоминали. Стены говорили о том, что им давно нужны новые обои. «Буду делать ремонт», решил я.

За неделю я спокойно переклеил обои в комнатах и прихожей. Тётушка была довольна.

— Ну, наконец-то, а раньше говорил, что «не имеет смысла». Собирался новую квартиру покупать. Копил, копил деньги… И где теперь они… Одному богу известно…

Я посмотрел на окна. На фоне новых обоев рамы с облупившейся краской выглядели убого. «Поставить бы стеклопакеты», подумал я. «Но, это позже, менять, так всё сразу. А пока тепло, лето, можно просто покрасить рамы».