Бесплатный фрагмент - Новейшие истории повседневности

Часть первая: Прозаическая

История первая: наблюдательная

Я родилась и не знала, что мне так понравится жить,

Что запах весенних ромашек,

Колокольчиков сизых и кашек,

Закаты у маленькой речки,

Загадки у старенькой печки,

Остывшее за ночь крылечко,

В огарок сгоревшая свечка так будут меня бередить.

Я та же! Я та же! Я так же люблю танцевать,

Смотреть, как уходят вагоны,

Меж рельс как мелькают перроны,

Слушать, как стрелки шагают,

Как время порой замирает,

Как там за воротами ветер

Все песни поет, и шепчет, и просит за ним повторять.

…Я не знаю, что будет, ведь мне так нравится жить,

Я буду пытаться красиво,

Я распишу все стихами,

Я обезболю таблеткой,

На ощупь запомню, глазами.

Я буду смеяться, как раньше,

И плакать от счастья, как будто не знаю, что время пришло уходить.

Помню, как-то я сидела за столиком в кафе, попивала газированную воду, и, пока пузырьки слегка пощипывали мой язык, я слушала. Раз в месяц у меня случались такие особенные дни, когда мне нравилось «держать всех под колпаком». «Под колпак» попадали все те, кто оказывались со мной на одной площади: в одном кафе или ресторане, в который я приходила вкусно поесть и «вкусно» послушать. Обычно я старалась занять столик в центре зала и наблюдала. В этот вторник кафе гудело, но слабо. Не так, как по вечерам пятниц или разгульных суббот. Кто-то забежал пропустить по кофейку между работой, кто-то пришел на бизнес-ланч, остальные были похожи на беспокойных муравьев и пытались одновременно жевать «Цезарь», болтать друг с другом, отвечать на входящие звонки и устраивать прямой эфир для креветок, разложенных по краям тарелок.

«Сколько вкуса в одном стакане этой газировки! Это потому, что бутылочка у них из стекла, а не из пластика, как обычно дома», — подумала я и сделала еще один большой глоток.

Итак, начнем. Я окинула беглым взглядом свою территорию. Кто эти люди, которые сейчас рядом со мной? Что у них внутри: боль, отчаяние или невероятные счастье и любовь? Что они читают перед сном: Библию или Ахматову? И почему именно их голоса я сегодня слышу? Ведь если все предначертано, то значит ли это, что мы собрались в этом кафе совсем не для того, чтобы просто пожевать салат и разбежаться по разным работам и делам? У нашей встречи другие смысл и предназначение. Но какие?

У окна сидел молодой человек за ноутбуком и мелкими глотками пил кофе. Идеальная борода, идеально подстриженные усы, идеальной белизны дорогая рубашка, идеально чистая обувь, и да, мне плохо видно, но, кажется, он делает маникюр. Он знал, что он идеальный, поэтому делал вид, что он очень занят, а может, и правда, совершал очередную идеальную сделку на идеальную сумму в миллион. Он казался мне слишком идеальным. Метросексуал. Но идеальность не так привлекательна, как может показаться на первый взгляд. Несомненно, совершенные мужчины будоражат чьи-то сердца, но в моем случае я начала зевать сразу после того, как просканировала его от усов до кончиков его кожаных, кажется, лаковых, ботинок.

«Все-таки предел совершенству есть», — подумала я и заказала еще воды.

За столиком в центре зала сидели две молодые девушки. До безобразия молодые. Я в свои опытные тридцать с хвостиком понимала, что им максимум по двадцать. Да и то, возможно, что мое предположение могло бы смертельно оскорбить их юный возраст. Безупречно одетые, с яркими Galaxy, которые они не выпускали из рук. Трудный ли у них был возраст? Мне показалось, что им все досталось слишком легко: одежда, гаджеты, эти креветки в кисло-сладком соусе и даже неприлично юный возраст.

«Ты завидуешь?»

«Я завидую? — заговорила я сама с собой. — Все-таки нет, мое чувство гораздо сложнее. Но эта тема для целого урока с психологом. Не сейчас».

А пока мой взгляд пополз дальше.

Официанты толпились вокруг барной стойки и что-то достаточно громко объясняли одному из своих коллег. Мне хватило чуть более одной минуты, чтобы понять, что в компании официантов тут новенький. И сегодня, и даже сейчас, его первый выход. ЦУ давались сначала всеми, потом компания разбежалась по залу кафешки, а с новеньким осталась только одна девушка. Судя по всему, это была всея всех официантов этого кафе. Командирским тоном она резюмировала: «Остальное прочитай в наших правилах», и паренек, так и не приобщившись к прекрасной кафейной жизни, побежал изучать какие-то неведомые правила.

«Надо все-таки как-нибудь устроиться в одно из кафе и поработать официанткой, — подумала я в тысячный раз. — Посмотреть на людей с другой стороны».

Почему-то мне казалось, что эта «другая сторона» непременно будет с червоточиной. Даже не казалось, я была уверена в этом.

Тут двери заведения распахнулись, и в кафе хаотичной походкой с огромной спортивной сумкой в руках зашел мужчина. Ему было чуть больше сорока, он был невысокого роста и явно куда-то очень спешил. Он говорил очень тихо, поэтому я не могла разобрать ни слова. Не знаю, о чем они разговаривали и что он хотел, но через пару минут он уже кричал что-то типа «маразм жил, жив и будет жить», после чего покинул кафе. Я смотрела, как он удалялся и думала о том, кого он мне напоминал. Абонента одной сотовой компании, в которой я проработала около семи лет. Многие из них также начинали с полутонов, потом кричали и вешали трубку. Я задумалась, почему он такой раздраженный? Что вообще заставляет людей оскорблять других людей? В век йоги и медитации весь мир должен уметь в нужный момент зачитать волшебную мантру и улыбнуться, а мы всё продолжаем использовать высокие децибелы, еще и с сумкой наперевес.

«Мужчина, вы из-за сумки такой взвинченный? Не будь у вас сумки, вы наверняка были бы почти как улыбчивый Брэд Питт», — спросила я про себя.

Я пыталась представить улыбку Брэда и присобачить ее на угрюмое лицо удаляющегося от кафе дядьки, но его сумка портила все. И я сдалась.

Пока я улыбалась, представляя свою реакцию, если бы в кафе вдруг зашел реальный Брэд Питт, у стойки снова появился тот новенький, который, видимо, уже успел ознакомиться с законами и правилами новой должности и явно был готов пуститься во все тяжкие официантские будни. Всея всех официантов оглядела его с ног до головы, ее губы едва шевелились, произнося что-то, будто она читала благословение, после чего паренек двинулся к столику рядом со мной.

За столиком сидела взрослая женщина с идеальной ровной спиной и громко орудовала столовыми приборами. Даже я, владея не в совершенстве, но хорошо импровизируя, знала, что греметь ножом и вилкой нельзя, и всегда следила за этим. Ее спина и грохот приборов не вязались в одну красивую картинку, поэтому почти сразу эта мадам произвела на меня неоднозначное впечатление, и я взяла ее на особый контроль.

Она сидела тут еще до того, как я пришла, а значит, она гремит тут уже больше часа. Женщина была очень хорошо одета. Уж не знаю, насколько стильно и насколько дорого, но мне нравился ее стиль. Единственное, что противоречило ее стилю, изношенная химическая завивка на желтоватые сухие волосы.

«Как будто этой стильной тетке привинтили голову от другого человека», — подумала я, на всякий случай осмотрев еще раз всех остальных посетителей кафе. У остальных все нормально, а здесь явно что-то не то.

Женщина заказала еще что-то из меню, долго тыча наманикюренным пальцем то в одно блюдо, то в другое. Паренька была заранее жалко, мне почему-то казалось, что после этой тетки у него есть все шансы убежать с этой работы, так и не насладившись ею. Хотя я могу ошибаться, и тетка окажется восхитительной интеллигенткой в шестом поколении, и мальчишке повезет.

Мистер Идеальные усы наконец-то оторвался от своего ноутбука и тут же принялся терзать телефон. Он печатал что-то двумя руками сразу, слегка откинувшись на спинку стула.

«Интересно, у него может быть девушка, которой он мог бы восхищаться? Не та, которая будет ежедневно наглаживать его идеальные рубашки, а вот прям девушка его мечты?»

— Ну какие на фиг мечты, — бормотала я себе под нос, — все его желания и мечты — это он сам!

— Вам повторить воду? — нарушил мои размышления официант.

— Да, и «Греческий», пожалуй.

— К сожалению, «Греческий» приготовить сейчас не сможем: у нас закончился фета.

Никогда не понимала, как в хорошем кафе может что-то закончиться, да еще посредине рабочего дня. Особенно то, что употребляют через одного. Я про «Цезарь» и «Греческий». В восьмидесяти процентах случаев, если я хочу просто перекусить, я закажу что-то из этой парочки.

«Вы потеряли довольного клиента, батенька», — хотела ляпнуть я, но подумала, что сегодня не время менять Вселенную.

— Еще воды. — И «батенька» наконец убежал.

Пока я думала о внезапно закончившейся фете, юные фрейлины с Galaxy приступили к созданию совместного селфи.

Они милые, отметила я про себя. Интересно, а что им может в себе не нравиться? Или они тоже мнят себя идеальными, только не выдают себя? А может, за красивыми телефонами и одеждой кроются комплексы и проблемы? А за жизнерадостными селфи скрываются забитые души и ауры? Я вспоминала себя. С одной стороны, это прекрасный возраст, с другой стороны, это возраст, наполненный до краев комплексами и неуверенностью в себе. Глядя на них, я пыталась представить себя в двадцать лет с дорогущим телефоном в руках, делающей селфи с подружкой, и не смогла. Мне не нравилась эта картинка. Поэтому, как я ни старалась напрячь воображение, уловить момент и свои ощущения от момента, в итоге я пришла к выводу, что моя юность и селфи несовместимы. Я писала стихи в то время, вела сентиментальный дневник и через день хотела уехать из города в деревню к маме.

— Я есть Господь Бог твой, и нет других богов, кроме меня.

Я повернула голову. Это была та самая женщина с желтой шевелюрой вместо элегантной прически.

Она сложила руки под подбородком и, закрыв глаза, видимо, нашептывала молитву. Я смотрела на нее, и мне почему-то стало не по себе. Было ощущение, что сейчас, закончив читать, она достанет из своей дорогой кожаной сумки бомбу и прокричит что-то страшное. Я контролировала каждое ее движение. Я ждала, что вот-вот на лице задвигаются мышцы и надуются вены, но лицо оставалось абсолютно спокойным, ровным.

— Ваша вода, — нарушил мои ужасные размышления официант.

— Счет, пожалуйста.

На случай бомбы мне хотелось быть готовой бежать прочь из кафе. Хотя в случае бомбы можно было вообще не платить. Никогда.

Глаза женщины долго еще оставались закрытыми, но губы уже не шевелились. Я залпом выпила воду, оплатила счет, надела пальто и оглянулась перед выходом. На секунду мне показалось, что вместе с губами той женщины замерло все кафе, и я даже почувствовала, как участился мой пульс. Но тут раздался звук разбивающегося стекла.

— Я сейчас все уберу! — взволнованно объяснялся тот самый новенький, ползая по полу и собирая осколки разлетевшегося под столом бокала.

Женщина открыла глаза. Кафе снова загудело. Зазвонили телефоны, посыпались селфи, загремели столовые приборы, засуетились официанты.

Это была не молитва.

«„Я есть Господь твой, и нет других богов, кроме меня“ — это одна из десяти заповедей», — вспомнила я уже по дороге домой, и мне наконец-то стало спокойнее.

История вторая: освободительная

Я ухожу. Мне пора.

  Я ухожу. Не держи.

    Я ухожу. Навсегда.

      Так надо, так лучше, прости.

Я ухожу. Это ложь,

  Что я не умею любить.

    Ты тоже это поймешь,

      Поэтому нужно спешить.

Я ухожу, пусть не ждут

  За поворотом меня.

    Не мы выбираем пути,

      Но нам их идти до конца.

Я ухожу. Бьют часы.

  Времени нет на слова.

    Поэтому просто смотри,

      Как я ухожу навсегда.

Она сидела за большим красивым столом в ресторане с пафосным названием Brilliant House и думала, что из «бриллиант» в этом заведении только дверные ручки и огромная колонна посреди зала. Все остальное было black and white. На сайте у заведения был хороший рейтинг, куча восторженных отзывов, изысканное меню и средний счет, рассчитанный на состоятельного клиента.

Маруся, напротив, не была состоятельной и изысканной и такие заведения посещала редко, но сегодня был особенный день, и ей хотелось чего-то особенного.

Большой круглый стол был рассчитан на большую компанию, человек восемь — десять. И откуда у людей столько знакомых, которых в свой особенный день хотелось бы видеть за одним столом? Она не понимала. Восемь душ, с которыми хотелось бы разговаривать минимум час, смотреть в их глаза, слушать их точку зрения, слышать их голоса, возможно, иногда смеяться над шутками и при этом получать удовольствие от общения. Многое произошло в ее жизни за последние тридцать семь лет, но такого Маруся припомнить не могла. За столами, за которыми ей довелось посидеть, как правило, все было одинаково, а потому очень скучно. Замужние дамы, как правило, подшучивали над своими мужьями, а те в ответ припоминали им воскресный пятичасовой шопинг. Те, что пришли в одиночку, усиленно делали вид, что они успешны и тотально независимы, производя впечатление раненых зебр: они неслись вперед по саванне, чтобы никому и в голову не пришло, что их внутренности давно волочатся вслед за ними, оставляя кровавый след на выжженной траве. Дети, как обычно, вели себя слишком шумно, а пожилые слишком тихо, изредка вставляя свои комментарии и вспоминая то Сталина, то Черчилля, то Путина, то даже Киркорова.

— Вы готовы сделать заказ? — прощебетал над ее ухом вышколенный официант.

— Устрицы вот под этим труднопроизносимым соусом и просекко. Да, и газированную воду, пожалуйста.

Brilliant-официант упорхал исполнять ее нескромный заказ, оставив за собой шлейф приятного аромата. Он пах то ли свежим красным перцем, то ли базиликом, она не разобрала.

В зале заиграла музыка. Спокойная мелодия без слов. «Особенная музыка», — подумала Маруся и сняла пиджак.

В этот особенный день на ней было шикарное шифоновое платье, платье мечты — она так называла платья, которые ей доставались большим трудом, месяцами поисков и ожиданий, сотнями примерок и фразами: «К сожалению, вашего размера нет». Платье приятно обволакивало ноги, а разрез, который сейчас могли наблюдать только ножки красивого круглого стола, добавлял ее глазам искорку невероятной сексуальной энергии (она помнила это со времен тренингов и никогда не забывала использовать это в жизни).

— Здравствуйте, леди! — напротив нее неожиданно появился красивый безупречно одетый мужчина с красивой улыбкой на лице.

— Привет, — Маруся улыбнулась и помахала ему рукой.

— Я принц. Твой принц, — его голос разливался по залу ресторана и сливался со звуками игравшей мелодии. — Кажется, обо мне ты мечтала все свое детство, и юность, и долгое время потом. Ты помнишь меня? — защебетал роскошный мужчина напротив.

Маруся молчала, не переставая улыбаться. Момент для молчаливой улыбки был самый-самый.

— Сначала я появлялся на роскошном андалузском скакуне, в кованых доспехах и с оружием в руках, там были и кольчуги, и бойницы, помнишь? Я спасал тебя от жестоких злодеев и страшных чудовищ, расколдовывал тебя фантастическим зельем и приводил в чувство самым сладким поцелуем, носил на руках, закутывая в лепестки роз, поил из своих ладоней и на крыльях любви забирал с собой в свой красивый старинный замок посреди цветущей долины.

Потом, кажется, в классе пятом, я переоделся и разоружился, и стал походить на смазливого Луис Альберто или Лукаса Ферраса. Ты страдала, от тебя отворачивались родственники и друзья, над тобой смеялись одноклассницы, но, несмотря ни на что, мы были вместе, преодолевая сложности и преграды.

Став старше, ты посвящала мне песни и стихи, грустные и очень грустные. Дневник пестрел сердечками и цитатами про сердечки, нижний ящик стола был доверху забит неотправленными письмами и открытками. Ты не переставала мечтать обо мне. Никогда.

Кажется, ближе к твоему выпускному из горячего бразильца (или мексиканца, я уже не помню точно) я превращался друг за другом то в смазливого Ди Каприо, то в брутального Стивена Сигала, то в невероятного Каттани из «Спрута». Тут уже я отрывался в своих суперспособностях по полной: на одном корабле с тобой я пересекал Атлантику, мы прыгали вместе в ледяную воду, я проникал на танкеры и авианосцы, я спасал тебя из рук шантажистов и бандитов, перевязывал твои раны и отогревал тебя на своей груди холодными апрельскими ночами. Редкими спокойными вечерами мы вместе гуляли по ночным улочкам шумных мегаполисов, бродили по широким пляжам, зачерпывая ногой прибой, пили кофе в самых невероятных местах этой Вселенной.

Ты всегда была невероятно нежна и чувственна, грациозна и очень красива. Тебя не хотелось отпускать от себя ни на минуту, потому что, едва теряя тебя из виду, я терял себя.

Позже мои образы стали меняться чаще, я уже не был типичным рыцарем или глянцевым мачо. После каждого просмотренного фильма или прочитанной тобой книги ты придумывала мне новые качества и черты, меняла цвет глаз, длину и структуру волос, надевала на меня смокинг, защелкивала дорогие запонки из слоновой кости, а через пару дней переодевала в джинсы и растянутый свитер, надетый на голое тело. Я был то высоким голубоглазым американцем, то широкоплечим загорелым испанцем, то обычным нескладным школьным приятелем из старших классов.

Я укрывал тебя от дождей и гроз, когда ты дрожала на веранде, забившись в самый дырявый угол. Когда ты болела, я пил с тобой твои горькие лекарства, чтобы разбавить их горечь.