Бесплатный фрагмент - Новая сила

ГЛАВА 13. НЕХОРОШИЕ НОВОСТИ

28 апреля 2009 года. 10 часов 35 минут.

В отеле, где они остановились, был единственный российский канал, да и тот работал так, что разобрать все слова диктора было делом нелегким. Но тем не менее Серов вслушивался в его каждое слово.

…Спустившись на завтрак в одиночестве, поскольку Аня изъявила желание поспать еще, Владимир лениво передвигая ноги, обутые в пляжные тапочки по пути в столовую в нескольких местах слышал возмущенные реплики русскоговорящих отдыхающих о бардаке в стране и «в конец офигевших ментах». Он бы не обратил внимание, если бы подобные обсуждения были в одной или двух компаниях, но, услышав за десять минут лестные фразы уже от пятой группы людей, он внутренне напрягся.

Если милиция стала предметом обсуждения сразу и у всех — значит кто-то из доблестной краснознаменной очень сильно «накосячил».

И вот уже смотря телевизор и, выкуривая уже третью сигарету к ряду, он пребывал в шоке. Услышанное, даже с учетом помех и, соответственно, вылетевших кусков текста, не лезло ни в какие ворота. В прошедшую ночь начальник одного из районных отделов по непонятным причинам расстрелял мирных граждан, устроив в магазине настоящую бойню. Хорошо, что трагедия произошла не на территории его округа, но и это было, мягко говоря, слабым утешением.

Под его нецензурные ругательства, выражающие общее отношение к произошедшему, проснулась его любимая. Поняв уже с первых секунд, что с Владимиром что-то не то, она поинтересовалась:

— Вов, что случилось?

— Доброе утро! Да ужас показывают, Анют, просто кошмар какой-то. Сегодня ночью начальник ОВД Царицино расстрелял ни с того ни с сего кучу людей, убитые есть…

— Действительно кошмар, — произнесла девушка, обнимая Серова и вглядываясь сонными еще глазами в экран телевизора: что теперь будет? Ты его знаешь?

— Да видел на совещаниях в главке, а так не общались. Тут дело в другом — какой удар по службе. Это все так не оставят, теперь всю милицию из-за этого будут трясти как нагадившую кошку… Столько голов полетит!

— Тебя-то это не коснется?

— Да кто ж его знает! Надеюсь, нет…

— Но ты же ни в чем не виноват…

— Кого ж это будет интересовать…

Уже находясь на пляже, Серов, позабыв про отдых и курортную обстановку, не жалея денег звонил в Москву узнать подробности от Пахомова.

— Вов, тут просто караул! Все на стреме, готовимся к проверкам всего, чего только можно. Генерал вел селектор — орал так, что у меня в кабинете штукатурка со стен сыпалась. Команда — всех, кто в ближайшее время хоть немного залетит — увольнять по статье вместе с непосредственным руководителем. Короче, словами не передать. Исполнение твоих обязанностей на пять с плюсами.

— Держись. Меня из отпуска не отзывают?

— Не знаю пока. Сам у генерала интересоваться не буду.

— И не надо. Все равно скоро прибуду. Но от моего присутствия ничего не изменится.

То, что это происшествие по масштабам своих последствий затмит все, что раньше случалось с милицией, Серов ни капли не сомневался. Одно дело, когда за должностное преступление — за взятку, за подброс наркоты — попадают опера, пусть даже и высокого уровня, и совсем другое, когда массовое убийство совершает начальник столичного райотдела. Это полный беспредел! И даже то, что его показательно посадят на самый долгий из всех возможных срок, не уймет жажду толпы к расправе и клеймлению всех ментов.

И поскольку его должность в определенном смысле политическая, то отголосок инквизиторских стараний ударит и лично по нему.

Гложущие его опасения начали сбываться буквально к вечеру того же дня. После вечернего селектора — судя по времени это было именно так — на мобильный телефон подполковника позвонил его первый заместитель.

— Вов, сидишь?

— Лежу, говори.

— Сейчас по селектору сообщили, что президент лично уволил Пронина.

— Да ладно! — Серов вскочил с кровати, практически на лету прикуривая: что еще?

— Этого мало что ли. Вроде как причина в том, что Пронин за царицинского сказал, что парень, типа, был неплохой и подающий надежды. На этом песенка его была спета — лично президент уволил. Селектор опять генерал лично вел, жестко очень, но по нам почти не прошлись.

— Это как так «почти»?

— Да так, замечания по концу месяца, чтобы все сдали, а по следствию, как обычно, отстаем.

— Андрей, надо сдаться по плану генерала, все как он приказал, иначе…

— Знаю, сделаем. До сих пор на работе, так что вал по плану и план по валу выполним. Дело не в этом. Стремно как-то. Кого теперь пришлют? Сколько увольнений может быть!

— Согласен, но что делать?! Сидим на местах ровно, ждем, куда подует ветер.

…Песок, море, погода — все это в единое мгновенье перестало приносить удовольствие. Только-только он начал из вечно находящегося в сумасшедшей гонке начальника милиции превращаться в мужчину, который отдыхает со своей любимой женщиной, так тут же все вернулось на круги своя…

Через пару дней Пахомов позвонил ему сам. Учитывая, что Серов фактически не расставался с трубкой, несмотря на все протесты Анны, на входящий звонок он ответил фактически сразу же.

— Здаров. Ну че, какие новости?

— Да все также. Отдел проверили шесть раз, дважды из главка. Замечания не значительные, по личному составу вопросов нет — все как один отработали на твердую пятерку. Держимся пока, Вов. Сам как? Как отдых?

— Да какой уже тут, на хрен, отдых! Все мысли только о работе…

— Ну давай тогда порадую чуток. Сегодня уже официально объявили, что Труба из отпуска не вернется — на пенсион подался.

— О как!

— Ну да. Так что, давай, отдыхай, и возвращайся с новыми силами к новой должности.

***

…Как назло, в довершение к взвинченным нервам и перманентно муторному настроению, Серов поругался с Анной в предпоследний день их курортного приключения. Как подумал он сам про себя, развивалось все по старой схеме: он был погружен в раздумья о работе и грядущих перипетиях, связанных с чрезвычайным происшествием с участием начальника ОВД «Царицино», что сопровождалось курением бессчётного количества сигарет и отстраненно-медитативным взглядом в никуда.

Пытаясь хоть как-то отвлечь своего драгоценного спутника от тягостных мыслей, Аня раз за разом натыкалась на то, что Серов снова уходил в себя и обратно не ожидался. В какой-то момент это надоело окончательно и уязвленная женская гордость, сообщившая что шкала системы ценностей Владимира безоговорочно смещена в сторону работы, вызвала целую бурю страстей. Нет, она не кричала, не топала ногами и не лила слезы, как можно было бы подумать. Напротив, ее спокойный и ровный голос доходчиво объяснял Серову, что она не хочет чувствовать себя ненужной рядом с ним. Если надо, она готова помочь всем, чем может, готова даже дать время на размышления и не докучать своим вниманием и даже присутствием. Но пока они на отдыхе — надо жить курортной жизнью, а думать о проблемах стоит по мере их фактического появления.

Сказанное ударило мужчину словно током; и то, как она говорила, и то, что она говорила, попало в намеченную цель с беспрецедентной силой и точностью, вернув его из мира мыслей в трехмерную реальность.

Несомненно, Аня была права. Девушка, моложе его на добрый десяток лет, была права и более устойчива к стрессу, чем он. Жить надо сейчас и здесь, особенно когда это здесь и сейчас так сказочно хорошо. А пытаться защищаться от еще не появившихся проблем и ударов судьбы также глупо, как делить шкуру еще не убитого медведя.

***

Официального окончания своего отпуска Серов дожидаться не стал, и едва вернувшись в столицу, явился лично к Валентинову, просясь выйти на работу. Похвалив Серова за рвение и верность в такую тяжелую пору, не скрывая радости, генерал согласился с прошением подполковника.

02 мая 2009 года, 09 часов 00 минут. Кабинет начальника ОВД н-ского района.

Несмотря на праздничный день, почти все руководство отдела, включая начальников служб было на боевом посту. Коротко проведя совещание и наказав следить за поведением подчиненных в сто раз строже, чем на день милиции, Серов отпустил всех по рабочим местам.

Начались тяжелые трудовые будни, и с учетом обстановки в милицейских рядах бдительность и требовательность надо было удесятерить. Впрочем, как полагал Серов, к авралам и происшествиям ни ему, ни его команде не привыкать — переживем! Жизнь в милицейских погонах сродни постоянному пребыванию на пороховой бочке…

Оставшись наедине, подполковник закурил и отхлебнул только что приготовленный кофе-машиной напиток.

От почти медитативного состояния его отвлек короткий писк мобильного — пришло смс.

«Я тебя люблю!» говорила смс-ка, отправленная Анной и «очень люблю» вторила ей следующая, поспевшая буквально через несколько секунд.

«Я тебя тоже люблю» ушло в ответ…

* * *

К сожалению, надеждам Серова было сбыться не суждено. Первым делом со службы вылетел Тимофеев, попавшийся городским гаишникам подшофе. Рейд дорожных милиционеров сопровождался присутствием коллег из управления собственной безопасности главка, а не знавший этого начальник розыска привычным жестом предъявил служебное удостоверение.

В духе лучших традиций голливудских фильмов про разведчиков, эта презентация была заснята в очень приличном качестве на видео, чтобы служить неопровержимым доказательством беспринципности и грехопадения сотрудника органов внутренних дел.

Не желая вреда своим уже бывшим коллегам, Тимофеев непонятно каким образом убедил городских особистов не поднимать шум и на месте вручил заявление о своем уходе прибывшему ответственному от руководства родного УВД.

Через несколько месяцев после него своей должности лишились сразу несколько сотрудников — начальник дознания, начальник штаба и начальник участковых, в связи с тем, что не прошли переаттестацию.

В целом эта процедура больше походила не на проверку сотрудников на профессиональную пригодность, а на избавление от неугодных. Самое интересное, что как-либо повлиять на результаты было нельзя. На испытательных экзаменах заполняли кучу бумаг, отвечали не бесконечное число вопросов, однако узнать в дальнейшем что же было сказано или отмечено не так не разрешалось. Решение о дальнейшей судьбе сотрудника приходило в виде лаконичной фразы «переаттестация пройдена» или «переаттестация не пройдена».

Руководящие сотрудники не переаттестовывались пачками, и во всех районных отделов множилось количество руководителей с приставкой «врио».

Похожая неразбериха творилась и в окружном управлении. В довершение ко всему, почти уже бывший заместитель начальника округа Трубников был еще бывшим с приставкой почти. Он продолжал отгуливать все ранее не отгулянные отпуска, в промежутках между ними умудряясь залечь то в больницу, то в госпиталь. А поскольку приобретенных за годы службы болячек хватало, то и лечение было длительным и основательным.

Короче говоря, фактически кресло Трубникова пустовало уже который месяц, а формально он все еще восседал на кресле.

Не желая подставлять своего перспективного заместителя под удары, которые в последнее время сыпались со всех сторон, Валентинов время от времени повелевал Серову также то взять больничный, то снова пойти догуливать отпуск, которых у него тоже скопилось не мало. Свои планы в части назначения Пахомова начальником н-ского ОВД взамен себя Владимир поведал генералу, и тот с поступившим кадровым предложением согласился.

Окрылившись данным известием к участившимися исполнениям обязанностей шефа Андрей начал подходить с большим энтузиазмом, все больше и больше вживаясь в новую роль.

Серов же в это время, хотя и оставался в тени, был всегда рядом и под рукой. Дополнительным и весьма приятным бонусом от его эпизодических отсутствий на работе служило совместное времяпрепровождение с Анной…

03 июня 2010 года. 19 часов 25 минут

Поступившее приглашение, а точнее вызов в отдел собственной безопасности округа Пахомова не удивил. Можно было радоваться, что еще в городскую особку не вызвали. По нынешним временам он бы не сильно удивился, если бы оттуда пришла повестка — как к следователю или в суд. При этом сразу с указанием, что ты обвиняемый или подсудимый.

Бегать от неизбежного — смешить судьбу, и в назначенный день и час первый зам начальника отдела поехал в ОСБ УВД.

Скрываться не имело смысла — да и машину свою он не скрывал, поскольку уж невесть какая ценность, и сев за руль самостоятельно направился в здание окружного управления, куда теперь перебралось это подразделение.

Прибыв к назначенному времени, Пахомов зашел к одному из оперов особки.

— Разрешите? Приветствую..

— Знаю, начальник ка-эм ОВД н-ского района Пахомов, а сейчас исполняете обязанности начальника отдела, знаю. Но вам не ко мне. С руководством Вашего уровня беседует лично начальник отдела Пашков Олег Саныч. Кабинет…

— Знаю-знаю, — обреченным голосом перевил его Андрей.

Через несколько минут он уже стоял у той самой двери, за которой с высокой степенью вероятности решится его дальнейшая судьба. Может, Пашков сейчас может и не все, но очень многое — особисты получили практически неограниченные права после громкого убийства, совершенного начальником ОВД.

— Разрешите войти?

— О! Андрей Георгиевич! Прошу, заходите, — Лаврентий был воплощением любезности.

Впрочем, выражение лица Пашкова выдавало его искренние чувства — акула приветливо и вежливо звала морского котика на обед, в котором один из присутствующих и будет основным блюдом.

…Беседа длилась уже более получаса, и, казалось, Пашков пытается изучить и переспросить мельчайшие подробности из жизни своего коллеги-милиционера. Как всегда, подход у ОСБ был одним и тем же — вопросы, намеки, намеки с угрозами, и снова вопросы. Правда, в этот раз свой арсенал Лаврентий расширил и даже получил образы почерка Пахомова, попросив написать того свою весьма краткую биографию: «ф.и.о., где и когда родился, и послужной список».

— Скажите честно, Андрей Георгиевич, а как вы сами считаете, вы можете работать в милиции?

После всех предыдущих этот вопрос был почти детским, и машинально Пахомов ответил «да».

— Вот как? Очень интересно! Милиция призвана защищать права людей, ограждать их от преступлений и правонарушений, раскрывать и предотвращать преступления, вы с этим согласны?

— Разумеется..

— Прекрасно. Но раскрывать преступления надо по закону, а не как Жеглов. Вор, конечно же, должен сидеть в тюрьме, но у нас и не послевоенная разруха, чтобы так. А я удивляюсь тому, как получается на практике: направить дело в суд — прокурору надо занести, чтоб он не слишком строго дела проверял, экспертизу сделать — будьте любезны эксперту дать, справки — туда же, по наличному расчету. Экспертиза от пяти до тридцати, если я не ошибаюсь?!

Пашков повысил голос, придав ему обличительные интонации:

— так вот. Я знаю ваше отношение ко мне, мягко говоря, не дружелюбное, но знаю и другое. Знаю, что н-ское ОВД который год хорошо живет благодаря отлаженной схеме. Вы получаете деньги от коммерсантов, работающих на вашей территории, от проституток, иногда от еще кой-чего по работе, а потом эти деньги идут далее, чтобы вы всегда были на плаву. И ухватить вас который год было невозможно — у всех языки за зубами, всех все устраивает, и все живут. Но кончилась ваша лафа! Серова, Крупенина, и твоя, Пахомов, лафа тоже кончилась! Я знал про тебя и подельников твоих все раньше, а теперь у меня доказательства есть.

«Какие доказательства у него могут быть? Вроде всегда все ровно было…» — думал про себя Андрей, и на его лице Лаврентий увидел задумчивость, и самое главное — сомнение.

— А впрочем, доказательства у меня, как всегда, Пахомов, слабые. Не то, что посадить вас не хватит — даже дело не возбудят. И еще — это особо важно — я не хочу не того и не другого. Хватит, набегался Лаврентий, наслужился. Толку — пшик, одни плевки в спину. Понимаешь, о чем я хочу сказать или нет?

— Нет пока, — зародившийся в душе Пахомова страх дополнился удивлением.

— А я завидовал вам, тебе, Лавочкину, Петровичу, и, особенно, Серову. Вы имеете все: власть, деньги, решает свои вопросы, ездите на хороших машинах, а я, словно цепной пес, сторожу кости, которые никому не нужны. Сам не могу съесть, а хозяину они на хрен не сдались. Ты получаешь в месяц котлету денег, а я зарплату. Я — хищник среди вас, ты — жертва, но ты живешь лучше! Где справедливость, я всегда спрашивал себя?! А нет ее!! Нет!! А вот теперь есть возможность что-то исправить.

Прервав свою пламенную речь, Пашков удалился в комнату отдыха и… Андрей почти не поверил своим глазам — Лаврентий принес с собой бутылку водки и два стакана.

— И не говори, что ты не пьешь вообще, а за рулем в особенности, — подытожил начальник особки разлив по трети стакана: я хочу предложить тебе дело, сотрудничество. Но не то, про которое ты подумал, не стучать. Мне сейчас это на фиг не сдалось, осб получило столько полномочий, что мне достаточно дать хреновую справку и мент лишится должности — даже выпасать никого не надо. Слушаешь?

Взгляд Олега Александровича словно рентген сканировал своего собеседника, и когда тот согласно кивнул, он продолжил:

— С Серовым вопрос решен, как и со многими другими начальниками отделов. Их не назначат в будущем в полицию, и это не моя прихоть, хотя другого про Серова я и не напишу ни за какие гроши. Но ты можешь остаться, и более того, когда должность начальника н-ского отдела станет вакантной, первым претендентом будешь ты. Уже есть. А я напишу так, как надо. Ну что, выпьешь со мной, Андрей Георгиевич? — Пашков поднял свой стакан и протянул его до половины разделявшего их стола.

Раздумья его собеседника были недолгими и посуда, ударившись, издала краткий звон.

— Я так понимаю, про Серова и других начальников ОВД ты слышал?

— Слышал…

— Так вот, моя лояльность будет стоить доли с объектов отдела. Немного — всего двадцать процентов. И еще. Делая такое предложение я рискую. Это ты — коррупционер, а я только начинаю, и мне нужна клятва на крови, так сказать. Ты запишешь на диктофон свой разговор с Серовым, где будет обсуждено хоть что-то компрометирующее его. Согласен?

Пауза в ответе Пахомова затягивалась, и Лаврентий «вытащил из рукава козырного туза»:

— Ну, теперь компромат есть и у меня на тебя! Во-о-он та камера, — Пашков указал левой рукой за свое правое плечо: записала нашу с тобой трапезу. Без звука, разумеется. Однако и одного видео будет достаточно твоим друзьям, чтобы выкинуть тебя как крысу из своей стайки. А предложение мое серьезно, здесь шуток нет. Что скажешь, дружище?

Когда Лаврентий указывал на камеру, взгляд Пахомова повторил движение его руки. Зная особиста, можно было не сомневаться — камера там есть, и на ней прекрасно видно, что он сначала что-то пишет — естественно, расписку о сотрудничестве, т.е. стукачестве, а потом отмечает это дело водкой. Лаврентий переиграл его! Но и про начальников отделов, и в том числе своего шефа он тоже слышал с разных сторон — их выкинут из системы и помочь никто не сможет. Это были объективные обстоятельства, и они были выше.

— Я согласен, — произнес Пахомов перед тем, как отправить внутрь себя очередную порцию водки.

***

Когда Пахомов ехал домой… у него не просто на душе скребли кошки — скорее над ним доблестно издевался весь зоопарк хвостатых и когтистых тварей. Выпитые с Пашковым три рюмки водки ощущались тридцатью серебряниками, за которые Иуда Искариот предал Христа.

С одной стороны, беспристрастный голос разума подсказывал ему, что принятое им решение было правильным, точнее политически правильным. Слухи о том, что старые начальники полиции не смогут стать начальниками в будущем звучали все чаще и чаще, и не было ни единой толики информации, позволяющей предполагать иное.

И на этом фоне решение застолбить должность Серова за собой, учитывая, что он однозначно ее лишится, было верным.

Но, несмотря на все эти доводы разума, а точнее доводы, которые он искал, чтобы оправдать себя, попытки самореабилитации были тщетными.

Где-то внутри голос того, что когда-то было честным человеком и верным другом, говорил о том, что Пахомов Серова предал и продал. Не как Иуда Христа за тридцать монеток, а за хорошую цену — за власть и сопутствующие этому сотни тысяч рублей ежемесячно. За воплощение давнишней мечты о карьерном росте и отсутствие проблем с отделом собственной безопасности. За дальнейшие перспективы или их отсутствие — но это было уже не важно. Цена и так была хороша…

— Тьфу ты, черт! Как же я купился на всю дрянь?! — Пахомов ударил обеими руками о руль, и машину ощутимо тряхануло.

Лаврентий поступил весьма нестандартно, и он попался на новую наживку. Конечно же, можно придти к Серову и рассказать, как все было на самом деле, заодно и рассказать про то, что начальник ОСБ трансформировался и тоже хочет зарабатывать. Но была видеозапись. Как минимум. А может и аудио, которая будет подана грамотной нарезкой отрывков их беседы. И, кроме того, было серьезное предложение Пашкова, который если что при своих нынешних полномочиях может точно ему испортить всю карьеру.

Таким образом, с одной стороны была верность старой и проверенной временем команде, тем людям, кого он считал своими друзьями, Серову, который его поднимал вслед за собой по карьерной пирамиде. А на другой стороне было желание власти, которую можно было, скорее всего, приобрести, сотрудничая с особкой в лице ее начальника, и понимание того, что старая команда вероятнее всего уже в прошлом. Верность человеческим принципам или холодный расчет — вот фактически тот выбор, который стоял перед ним. Выбрать первое — означало карьерную смерть, пусть гордую, но кроме как в отражении в зеркале этим гордиться будет не перед кем. Выбрать второе — бессовестно, подло, но этот путь обещал быть менее тернистым и более перспективным.

В определенный момент, Лаврентия нужно будет непременно слить или отстранить от неофициального куша отдела. Когда он запятнает себя, это будет сделать проще, но это дело будущего времени. А в настоящем надо сделать так, чтобы Серов ничего не узнал и не проклял бы своего друга за предательство — в конце концов, как говорится «не пойман — и не вор», и при этом доказать Пашкову готовность к сотрудничеству на неофициальных началах.

Приехав домой, Пахомов сухо поздоровался с женой и ушел в свою комнату, велев его не беспокоить. На вопросы «что случилось» буркнул, что все хорошо и просто устал, всем видом показывая, что дальнейшие расспросы ему не нужны.

Раздевшись и плюхнувшись на диван, мужчина устало выдохнул.

— Ну и денек…

И хотя придуманные доводы «за» становились все обильнее и красноречивее, на душе все еще было омерзительно. Достав из шкафчика пузырь «Хортицы», он плеснул себе в стакан огненной воды и залпом выпил.

«В политике нет постоянных друзей, есть постоянные интересы» — вспомнилось ему изречение одного очень видного деятеля.

Потом наливал и выпивал еще и еще, пока сознание не затуманилось и погрузилось в тяжелую вязкую темноту, лишенную сновидений.

ГЛАВА 14. НЕЖДАННОЕ ПРЕДАТЕЛЬСТВО

04 июня 2010 года. 19 часов 17 минут. Кабинет Пашкова О. А.

— Олег Александрович! Разрешите войти?

— Заходите, Валентин Григорьевич, присаживайтесь, — холодно приветствовал вошедшего Пашков.

Присев на указанный стул, гость продолжил:

— По вашему указанию прибыл, Олег Алексаныч, готов для проведения проверки.

Гостем главного окружного особиста был начальник криминальной милиции отдела внутренних дел по району «х». Пашков в соответствии с указанием главка и министерства вызывал к себе всех начальников ОВД и их первых замов. Просто заместителей он проверял исходя из личной инициативы, да и только те, кто представлял для его подразделения интерес. Сидевший напротив него мужчина был ему знаком также хорошо, как и все остальные его коллеги с аналогичными должностями. Каждый из них правая рука своего начальника, у кого-то любимая, а у кого-то ненавидимая конечность. По этой шкале сидящий перед ним был неким середнячком.

Очень сообразительный, с хорошей оперской чуйкой и развитым чутьем на людей, при этом не сильно отягощенный моральными и этическими принципами. Такие, как он, придя в милицию очень быстро сориентировались и сделали очень важное открытие — служить надо не идее, а конкретным людям, причем тем, которые могут для тебя что-то полезное сделать. Начальнику — если он может поощрить, начальнику своего начальника, если возможен карьерный рост, богатому коммерсанту — благо тот не обидит деньгами, если обратился с определенной просьбой.

Работа в милиции — своего рода компьютерная игра в жанре «стратегия в реальном времени» и в ней нужно выбирать ту линию поведения, которая приносит наибольшее количество игровых — читай — карьерных или материальных — очков.

Безусловно, следуя по данному игровому маршруту, рано или поздно сталкиваешься перед выбором, когда можно поступить «стратегически правильно», но несколько аморально, или как говорится «по-людски», однако потерять некоторые преимущества в «игре».

Оказавшись первый раз на таком распутье, Валентин Григорьевич Мяснов — еще молодой и зеленый оперативник уголовного розыска не долго раздумывал. Руководству нужны «палки» — раскрытые кражи, найденные у кого-то в карманах наркотики, выявленные факты их сбыта. Потенциальных преступников было пруд пруди — каждый маргинал, каждый бездомный или малоимущий. А ведь были и реальные нарушители закона — вопрос был только в том, что их надо было поймать…

Обзаведшись «своими» людьми, которые исправно исполняли роль всевидящих и всеслышащих понятых, молодой опер начал поднимать раскрываемость на вверенной ему территории. Жалобы и стенания «попавшихся» никто толком в расчет не брал — ведь, естественно, любой преступник будет кричать о своей невиновности и злом умысле ментов.

Особенно ему запомнился один случай. Вероятно, он и стал переломным в его карьере, а может это было простым совпадением — кто ж теперь разберет. К тому моменту Мяснову, как перспективному и подающему надежды сотруднику, приставили двух подчиненных — Горохова и Смирнова.

И вот, поехав на очередной раунд «охоты», ему на глаза попался молодой гражданин, который стоял чуть поодаль остановки автобуса. Обычный человек, ничем не отличающийся от серой массы толпы. Но когда машина Мяснова, проскочив на только что загоревшийся красным светофор, проезжала почти рядом с ним, не посмотрев на дорогу, гражданин вышел на проезжую часть.

От прибывшего в кровь адреналина у водителя затряслись руки, но, к счастью, железный конь затормозил в каких-то сантиметрах от почти состоявшейся жертвы.

— Да ты че там, урод, совсем что ли?! — выкрикнул через открытое окно Валентин: козлина! Жить надоело?!

— Да пошел ты, ездить научись, — прозвучало в ответ, и мужчина пошел дальше.

Внезапно страх у Мяснова сменился злостью. За выскочившим из-за руля Мясновым последовали и его товарищи, и буквально через несколько секунд мужчина уже лежал на асфальте, скованный наручниками…

Дальнейшее хотя и напоминало фарс, но являлось скорее драмой.

В кармане брюк у задержанного были в соответствии со всеми правилами изъяты несколько пакетиков с порошком, которые, как потом установила экспертиза, содержал героин.

А это, с учетом расфасовки по разным сверткам, было уже не хранением, а подготовкой к сбыту.

К сожалению, пришлось вытряхнуть все личные запасы зелья — и ему и двум его коллегам, которые имелись у них для «поимки» очередного «наркомана». Но это было ничто по сравнению со счастьем руководства от выявления такого преступления.

Судебным процесс затянулся на долгие пять месяцев — задержанный оказался сыном достаточно состоятельного человека, и отец нанял весьма опытных адвокатов, не веря в виновность своего чада. Пришлось пару раз ходить в суд для допросов, и в этот момент и у Мяснова, и у двух его подельников, что называется, дрожали поджилки, но пути назад не было. Шаг влево или шаг вправо — и можно было поменяться с подсудимым местами, но все тяготы своего положения оборотни в погонах снесли.

Задержанный ими мужчина получил четыре года тюрьмы, а через полгода после этого Мяснов — свое первое повышение, став начальником розыска. С тех пор он дал себе слово быть более осторожным и не рисковать понапрасну — фактически из-за эмоций — своей свободой и жизнью, поскольку теперь у него для этого были подчиненные. Но и их использовать стоило с осторожностью — далеко ведь не каждый такой же стойкий герой, как он, размышлял Валентин: кто-то может «проколоться» и сдать всех.

К тому же, как выяснилось, должность начальника отделения уголовного розыска таила в себе множество других прелестей, которые существенно подслащали жизнь своего обладателя…

Несмотря на эти злодеяния, о которых Пашков мог только догадываться, своего собеседника он знал с иной стороны. Насколько смел и дерзок был Мяснов в общении с гражданами, настолько же он был корректен и даже подобострастен в беседах и разговорах с вышестоящими должностными лицами. Любому оперу с первых дней службы было известно, что с отделом собственной безопасности шутки плохи, и если уж что, то последствия могут быть чрезвычайно серьезными.

Став начальником розыска, на службу собственной безопасности Валентин посмотрел несколько по-иному. Они не переставили быть для него хищниками, а он травоядным в пищевой иерархической лестнице, но в отличие от животного мира с этими плотоядными можно и нужно было договариваться.

Во-первых, всем хочется есть, и всем нужны «палки», поэтому отдавая определенный оброк, можно было жить более или менее спокойно. При этом, нельзя было становиться «стукачом» особки — это был путь в никуда, поскольку засланные казачки периодически выявлялись и на их продвижении и собственно на них самих ставился большой и жирный крест.

Во-вторых, имея ровные, рабочие, так сказать, взаимоотношения можно было надеяться на не столь пристальное внимание, и некоторую индульгенцию.

Рассудив здраво, Мяснов нашел золотую середину, которая в равной степени устраивала и его и особистов. Эпизодически из-под его пера выходили докладные записки на своих подчиненных сотрудников — естественно, тех, которые не проявляли полную лояльность к своему непосредственному руководству, об определенных «шалостях» и «грешках». Оперативные дела особки пополнялись в свою очередь этим компроматом, а подчиненные знали о потенциальной возможности быть «вложенными по самые уши».

Каждый профессиональный праздник Мяснов поздравлял своего курирующего опера-особиста ценным подарком, а позднее, получив очередное повышение, стал одаривать и лично Пашкова. От последнего в свою очередь также эпизодически поступали различные просьбы внеслужебного характера, которые начальник криминальной милиции Мяснов всегда исполнял с должным рвением и энтузиазмом.

Был случай, когда окружная особка нарыла достаточно компромата на одного из оперов, подчиненных Валентину, поймала с поличным и впоследствии компетентные лица даже возбудили уголовное дело. Пашков лично провел профилактическую беседу с Мясновым, который в ходе этого мероприятия дрожал, как осиновый лист. Но в отличие от своих более упертых коллег-начальников, поступил правильно, и пусть, хотя и неофициально, рассказал о пойманном сотруднике все, что можно. Характеристика, позднее представленная Валентином Григорьевичем, напоминала уже сама по себе скорее приговор инквизиции, в котором несчастный обвинялся во всех смертных грехах — совершенных и несовершенных, что было особке очень на руку. К тому же, благодаря разговорчивости Мяснова, оперу смогли вменить еще одну статью, что было несомненной победой безопасников…

Закончив с официальной частью своего разговора, Пашков резюмировал:

— Ну к вам, Валентин Григорич, с нашей стороны никаких претензий, собственно, нет. Честный милиционер, хороший руководитель, все ваши заслуги мы помним, и правильное отношение к службе знаем.

— Спасибо…

— Ну-ну, не стоит благодарностей, благодарить тут надо себя. Но есть у меня к вам еще один разговор, неофициальный, так сказать.