Аннотация
В условиях нарастающего глобального кризиса актуализируется необходимость философской рефлексии становления новой цивилизационной парадигмы. Исследованию природы и сущности такой парадигмы, предназначенной спасению человечества, путей ее становления, посвящена настоящая монография. Анализируя онтологические, гносеологические, аксиологические и социально-политические основания кризиса современной культуры, а также господствующие в мире цивилизационные парадигмы, авторы предлагают в качестве альтернативы поликультурный энвайронментализм как новую цивилизационную парадигму.
Монография может быть интересна всем, кто интересуется философскими, социально-политическими и социально-экологическими проблемами исследования современной культуры.
Введение
Когда-то великий Платон сказал, что философия — это способность видения мира на уровне сущностей. Сегодня, двадцать шесть веков спустя, нам очень не хватает такой способности. Возгордившись своими техническими достижениями, мы не только не продвинулись в сущностном понимании бытия, но и заметно отдалились от него, поместив между собой и природой искусственный мир, причем не только артефактов, но и абсолютно иной реальности, придуманной людьми, погрязшими в утилитарно-прагматической жажде тотального превосходства. Нам представляется, что именно стремление к превосходству над другими, как следствие осознания собственного комплекса неполноценности, можно назвать генеральной движущей составляющей социальной эволюции. Вся история человечества представляет собой, на наш взгляд, попытку человека доказать и утвердить свое превосходство над окружающим миром, включая людей.
То, что сегодня практически уже никто не сомневается в весьма спорной идее превосходства человека над животными, общеизвестно, но, как это не парадоксально, почти так же привычна совершенно абсурдная мысль о превосходстве одних народов с их культурами над другими. Есть даже термин «развитые страны», по нашему мнению, не только абсолютно неграмотный, но также вредный и опасный. А что говорить о понятии «золотой миллиард», предполагающий, что остальные шесть миллиардов — люди второго сорта? Более того, в одной и той же стране на протяжении тысячелетий социальная иерархия и социальное неравенство позволяют людям думать и говорить о превосходстве одних людей над другими. А понятие «великие личности»? Опять свидетельство рабского сознания, ставящего одних людей выше других, как правило, потому что они натворили такое, от чего волосы дыбом встают.
К сожалению, мало кто вспоминает известные слова: «Перед великим умом я склоняю голову, а перед великим сердцем — преклоняю колени». Потому что в основном люди преклоняются силе, способной поставить на колени всех окружающих. Разве это показатель великого человека и личности?
Да, это — реалии современной человеческой экзистенции, которую, к сожалению, человеческой не назовешь. Отсюда и кризисное скатывание человечества в пропасть экологического, социального и антропного кризиса. Мы все дружно идем к гибели, причем, одни из нас хвастаются, что возглавляют эту колонну умалишенных существ, гордо провозгласивших самих себя «homo sapiens». Мы — люди разумные, а все вокруг — неразумное. И как это нас угораздило появиться в этом «бестолковом» мире? Этот вопрос до сих пор мучает многих ученых, не понимающих всю смехотворность такой постановки проблемы.
Итак, нарцистическо разрушительная идея превосходства, как эйдос современной цивилизации, как причина неминуемой в будущем гибели человечества, ее причины, последствия и возможные альтернативы — именно это является объектом нашего исследования. Какие цивилизационные парадигмы существуют сегодня, конкурируя друг с другом, куда они могут привести человечество, какой из них мы отдаем предпочтение и почему? На наш взгляд, это важнейшие вопросы, от решения которых зависит будущее планеты. Наша обязанность ответить на эти вопросы еще и потому, что все остальные живые существа, оказавшиеся в заложниках непомерных человеческих амбиций, ничего в данном случае сделать не могут и ждут от нас того или иного решения.
Мы предполагаем рассмотреть специфику сложившейся ситуации, затем перейти к осмыслению ее причин с тем, чтобы осуществить возможную диагностику проблемы с составлением рецепта ее разрешения.
Монография состоит из двух частей. В первой осуществляется философская рефлексия кризиса современной цивилизации, ее вызовов, анализируются господствующие цивилизационные парадигмы. Во второй раскрывается сущность предлагаемой авторами новой цивилизационной парадигмы — поликультурного энвайронментализма, место и роль России в ее становлении.
Предлагаем отправиться с нами в это увлекательное путешествие. Не гарантируя, конечно же, истин в последней инстанции, обещаем честную и беспристрастную работу.
Глава 1. Культура и вызовы современной цивилизации
1.1. Кризис современной культуры
Современный этап разворачивания человеческой трагикомедии знаменуется приближением людей к заветной, давно предсказанной, столь же желанной, сколь и проклинаемо пугающей, двуполосной черте виртуального «Ада-Рая». С одной стороны, человек, как никогда близко, подошел к границе, за которой он теряет свое гордое название, все более превращаясь в существо, для которого слово «зверь» было бы наивысшим комплиментом. Думается, что этот тезис сегодня не требует аргументации. Та жестокость, с которой некоторые, так называемые «человеки», обращаются друг с другом, с окружающими флорой и фауной поразили бы самых агрессивных хищников. С другой, — несмотря на это, человек остается самым разумным и благородным существом на планете, созидателем не только «вторичного» мира техники, но и «первичного», природного. То, что сегодня дикие звери, заболев, выходят к людям и просят у нас помощи, красноречиво свидетельствует о том, что человек поднялся в своем развитии до осознания себя существом, способным и обязанным созидать и помогать своим меньшим братьям.
Всегда присущая природе человека амбивалентность доходит сегодня до своей кульминации именно посредством создания беспрецедентных искусственных средств грандиозного созидания и уничтожения. Техносфера, достигнув масштаба, превышающего обычное человеческое представление о особственной природе, искажающего пространствено-временное существование человека как вида, угрожает трансформации его сущности. Это позволяет многим исследователям говорить о наступлении эры постчеловека.
О том, что современное человечество вступило в новую фазу своего развития написано очень много. Хотелось бы коротко остановиться на тех особенностях, с которыми связана новая ступень нашего развития.
Одна из особенностей современного этапа развития науки и техники заключается в том, что они позволили человечеству внедриться в недра материи, в наномиры, внося туда изменения. Тотальная дифференциация и фрагментация современного мира, помноженная на овладение человеком все большими скоростями, привела к трансформации пространственно-временной метрики мира. Изменилось не просто восприятие человеком пространства-времени, трансформировались и сами пространственно- временные характеристики мира, включенного в сферу человеческого взаимодействия.
Великое послание Альберта Эйнштейна человечеству, заключающееся в специальной теории относительности, о зависимости пространственно-временных параметров объекта от скорости его движения, должно быть распространено на все сущее, то есть «энвайронментализировано». Каждое существо во Вселенной не просто имеет свои пространственно-временные характеристики, которые зависят от скорости его передвижения. Скорость движения, конечно же, зависящая и от онтологической специфики самого объекта, его состава и структуры, и от особенности среды, в которой он перемещается, изменяет не только пространственно-временные характеристики объектов, но и онтическую сущность, как их самих, так и среды их существования. Так, человек, создавая искусственные средства передвижения, овладевая все более мощными скоростями, изменяя среду своего существования, сам превращается практически в другое существо. То есть человечество выступает сегодня средством «мутации» не только своего ойкоса, но и своей собственной природы. Новые существа создают новую планету и наоборот. Происходит своего рода взаимотрансформация. Среда породила существо, предназначенное для ее собственного изменения.
Когда-то на заре человечества эти взаимные изменения оказались обоюдно полезными, что не скажешь о современных трансформациях. Достаточно просмотреть ежедневные информационные передачи об изменениях экологической ситуации в мире, чтобы еще раз убедиться в этом. В свое время Карл Маркс отмечал, что создание парового двигателя способствовало превращению феодального общества в капиталистическое. Сегодня мы можем констатировать, что самолеты, космические корабли и аппараты, Интернет, высокие информационные и нанотехнологии изменили пространственно-временные характеристики нашей планеты. Видимо, недалеко то время, когда существенно изменится и облик Земли. Поэтому, на наш взгляд, наступило время дополнить теорию относительности Эйнштейна «принципом корреляции» — зависимости свойств и даже сущности объектов и их ойкоса от скорости движения. Человек, перемещающийся в микро- и мега мире, — уже совсем другое существо, чем известный нам доселе homo sapiens.
Окружающую среду меняют и средства ее познания, причем не только физически, но и посредством изменения человеческого восприятия. Мощнейшие микроскопы и телескопы меняют сущность человека, как воспринимающего существа. Вследствие этого меняется и способ восприятия мира, а, следовательно, и сам мир.
Уход в микромир, возможность действовать в пространстве, в котором человек не существует и, в принципе, не может существовать, трансформирует не только его масштаб, но и сущность. Для наномира человек превращается в сверхсущество. Не отношение к нормам морали, как считал Ф. Ницше, а скорость, средства, характер и масштаб воздействия на внешнюю среду — критерий сверхсущества. Таким образом, сверхсущество — понятие относительное и динамичное. В одной метрике оно является обычным, нормальным существом, а в другой — «сверх». Важно подчеркнуть, что слово «сверх» в данном случае не носит моральную окраску, оно может быть со знаком, как «плюс», так и «минус».
Мир меняется и под воздействием развития самой науки. Обычно говорят о том, что практика — источник и критерий развития знания, но мало пишут о том, что наука, развиваясь, изменяет и сам мир. Развитие науки меняет не только мышление людей, оно меняет мир и на физическом, и на биологическом, и на психическом, и на социально-экономическом, и социально-политическом уровнях. Эволюция науки приводит, в конечном счете, к тому, что ее рассматривают в качестве некого средства решения социально-экономических проблем, между тем, как наука превращается сегодня в ноосферную силу, творящую новый мир. Ученые, не смотря на попытки «сильных мира сего» постоянно указывать им «на свое место», превращаются в силу «коллективного демиурга».
Обратное же влияние общества на науку очевидно. Тоталитарное общество стимулирует развитие оборонной промышленности, в то время как товарам массового потребления в таком обществе уделяется недостаточно внимания. Мы в Советском Союзе это проходили. Сегодня это «проходят» в Северной Корее, Иране и других странах. В монографии «Социальная теория и социальная структура» раскрываются четыре типа связей между социальной структурой и развитием науки, прослеживаются точки напряжения между институциональными нормами науки и политической диктатурой. Осознание этого формирует порой враждебное отношение людей к науке, которую обвиняют в создании механизмов разрушения цивилизации…. Обычно многие не видят, что ответственность за негативное воздействие на мир лежит не столько на самой науке, сколько на той социально-политической структуре, которая детерминирует подобное ее развитие. Наука, чтобы развиваться должна находить опору в ценностях общества, ведь ученые — такие же люди, подверженные общественному сознанию, общественной психологии и идеологии. Наука зависит от культурных ценностей, культивируемых в обществе. Поэтому успешное развитие науки предполагает, прежде всего, формирование положительного отношения общества к ученым, ибо от их деятельности зависит судьба страны и всего человечества. Если из страны будут постоянно «утекать мозги», то такая страна перспективы не имеет. Авторы монографии на примере Фашистской Германии показывают, как политический режим может лишить науку автономии, заставляя заниматься определенными проблемами.
Между тем, наука не должна терять свою автономию и становиться служанкой религии, теологии, идеологии, экономики, государства. Существуют прикладные науки, которые решают практические задачи, встающие перед обществом. Теоретическая же наука должна быть в определенной мере чистой. В указанной книге резюмируется, что до тех пор, пока центр социальной власти сосредоточен в каком-то одном институте, но не в науке, и пока у самих ученых нет уверенности относительно их первостепенной лояльности, их положение остается неопределенным. Похоже на позицию Платона по отношению к роли философов в управлении государством.
Не менее важна и другая особенность современного человека как сверхсущества — возможность параллельного существования во многих мирах. Человек может это делать благодаря своему сознанию. Проникнуть в иерархию материального мира посредством идеального, сознания, обнаружив жизнь на разных уровнях материи, научиться управлять пространством и временем посредством изменения масштабов объектов благодаря современным технологиям (сверхмикро- и телескопов и др.) — прерогатива сверхматериального существа. Но лишь благодаря вектору его деятельности, характеру воздействия на эти миры может проявиться истинное лицо этого существа.
Однако и это еще не все. В силу своей особенности человек в принципе может воспринимать и объекты идеального мира. Наука пока еще не вступила в «тера инкогнито» духовного мира, поэтому не может предоставить доподлинный материал, верифицирующий или фальсифицирующий данный тезис. Достаточно привести в его подтверждение факты интуитивного видения некоторых закономерностей, открытий по наитию, чтобы убедиться, что выражение Гете: «Я вижу идеи» следует понимать буквально. И видение Платоном «эйдосов» вовсе не является результатом его философских спекуляций, как порой пишут близорукие, а порой и вовсе слепые компеляторы.
Таким образом, овладение неестественной для человека скоростью движения в пространстве, помноженное на создание искусственных средств изменения масштабов пространства, и воздействия на него, человек меняет метрику мира, которая субъективируется благодаря интеллектуальной трансформации человеком собственных возможностей.
Третья составляющая нового сверхсущества на Земле, тесно связанная с двумя предыдущими, — энергия, точнее, степень овладения ею. Открывая все более мощные источники энергии, человек постепенно отрывается от своих земных корней, создавая центробежную силу вселенского существа. Это все еще реалии сегодняшнего дня. Что же нас ждет в будущем? Уже сегодня ученые говорят о возможном перемещении во времени, трансформации полей, в том числе гравитационных и о многих маловероятных сегодня явлениях.
Меняется не только человек и его природное окружение, меняется и социальная среда, общество, законы существования в нем. Одной из особенностей современного общества является тотальная мимикрия. Знак, как отмечают постмодернисты, заменяет значение, явление — сущность, видимость и кажимость — объект. Этот тезис легко проиллюстрировать, обратившись к деньгам. Чек заменяет банкноту, которая заменяет деньги, заменившие объективную реальную ценность. Деньги выступают всеобщим эквивалентом потенциальной энергии субъекта, ими обладающего. Однако, следует заметить именно «обладание», а не зарабатывание этих денег символизирует в обществе мощь человека, допуская легальность незаконного их присвоения. Это трансформирует систему морально-нравственных ценностей, заменяя честь и достоинство человека его «эффективностью», а счастье «успешностью». Все пишут о том, как стать успешным, но мало кто говорит о том, как остаться человеком в этом бесчеловечном сегодня мире.
Экспоненциальный, ничем не обоснованный и не обеспеченный рост денежных знаков, порождает новые, ничем не обоснованные вещи, главным «достоинством» которых является их высокая цена. Поэтому-то нас и окружают самые абсурдные и никому не нужные вещи. Некогда мир лучезарной мечты превратился в болото корысти, в котором тонут самые чистые идеи. Блистательный идеальный мир Платона, окончательно проглоченый практичным миром К. Маркса и сексуально озабоченным миром З. Фрейда породил абсурдный мир Ф. Кафки и А. Камю.
Следующим шагом мимикрии бытия является развитие компьютерных технологий и в частности виртуальной реальности Интернета. Реальность перекочевала в «ящик», для того, чтобы «в ящик сыграло» все живое. Не Бог умер, как замечал Ф. Ницше, а тот, кто должен был носить его в своем сердце — человек. Реанимационные функции остались за философией и религией, по которым был нанесен мощный удар абсурдизирующим обществом массового потребления, обожествившим банкноту, как свидетельство могущества ее владельца.
Капитализм, таким образом, уничтожил «завтра», веру в завтрашний день, убрав, следовательно, почву из-под религии, с ее ориентированностью на царствие небесное, и философии с ее рефлексией над вечными смысловыми проблемами. Все рекламы, ориентированные на сиюминутное потребление товара. «Только сегодня — скидки! Завтра будет поздно!» Агрессивная инфляция: «Ваши деньги завтра сгорят! Тратьте их сегодня! Завтра может не наступить!» И вообще, скоро — конец света! Заметьте, идея конца света выгодна современным капиталистам, которые заинтересованы в быстром отъеме денег у граждан. В этом они похожи на преступников, грабящих население, с той лишь разницей, что капиталистам деньги отдают добровольно в замен на не совсем нужный, а иногда и вовсе не нужный, но хорошо разрекламированный товар.
Подобные настроения поддерживают СМИ, постоянно муссируя информацию об убийствах, о болезнях, катастрофах, стихийных бедствиях и т. д. Конец света не только ожидается, но и с радостью пропагандируется и приветствуется. Даже, как все знают, называется конкретное число, правда периодически его корректируют. Как только ожидаемый всеми конец света не наступает, «друзья человечества» предлагают другую, не менее приветствуемую дату всеобщей погибели, которая воспринимается, чуть ли не как международный праздник.
Даже понятие «общество массового потребления» меняет свой смысл, теперь уже означая не потребление массами никому не нужных массовых товаров, а «потребление» средствами массовой информации самих масс. То есть уже не столько массы потребляют, сколько их самих потребляют те, кто держит в руках СМИ и другие рычаги манипуляции. Вспоминаются слова Геббельса: «Дайте мне средства массовой информации, и через некоторое время я превращу людей в свиней!» Интересно, что для людей не нашли более подходящего слова, чем «масса», которое является чисто физическом словом, например: масса тела, творожная масса и т. д. Хотя и слова «население» или «народ» не намного лучше, означая то, что населяет или то, что народилось. Однако — это уже не физические, а биологические термины, обозначающие в отличие от «массы» все-таки уже живое существо, хоть и еще не совсем достойное уважения. Более нейтральным в этическом плане представляется слово «общество».
Овладение сверхскоростью и наращивание искусственных средств существования приводит к тому, что сам человек все больше становится искусственным. Если пока и не в сущности, то, во всяком случае, в своем существовании. О том, что жизнь превращается в абсурдную экзистенцию написано достаточно много. Гениальные произведения А. Камю, Ж.П.Сартра, М. Хайдеггера, К. Ясперса, Ф. Кафки и других великих философов снимают необходимость подробной аргументации этого тезиса. Гораздо меньше исследований посвящено социокультурной и пространственно-временной специфике этой экзистенции. К тому же, нас интересуют условия возникновения и утверждения, так называемой, «фальшивой» экзистенции, которая всецело овладела современными социальными субъектами всех уровней.
В условиях нарастания скорости обесценивания истинных ценностей и провозглашения ложных, социальная мимикрия вытесняет подлинную жизнь. Утверждается формализм, как способ «фальшивой экзистенции». Люди превращаются в «фальшивомонетчиков», создателей абсурдных, недействительных ценностей, обворовывая не только других, но и себя. Миллионы умнейших и достойнейших людей с утра до вечера занимаются навязанной сверху бюрократической возней. Так система отключает мозги элементов, еще сохранивших способность к креативному мышлению. Смертная казнь заменена бюрократическим отключением бодрствующего сознания. Так людей превращают в безропотные массы.
Интересно, что слова «воровать» и «врать» имеют много общего. Они связаны и бытийно. Сначала надо начать лгать и, причем, прежде всего, себе, потом уже другим, а там до воровства — один шаг. Не случайно создается общественное мнение о честных людях, как неудачниках, не способных благополучно существовать в современном обществе. Отсюда, успех, как главная категория потребительской псевдо экзистенции. Так формируется «воровское сознание». Не важно что, как и какой ценой — важно, что успел.
Попробуем разобраться с социокультурными детерминантами фальшивой экзистенции. Капиталистический способ бытия, обожествивший деньги, сначала превратил все в товар, а затем фактически подменил истинные ценности, постоянно девальвирующей бумажкой. Более того, акционерный капитализм, осуществив двойной пирует обесценивания, заменил деньги акциями, которые уже и вовсе условно связаны с теми или иными ценностями. Это — лишь бумага, на которой написано, что их владелец чем-то владеет. Создание электронных бирж окончательно виртуализирует ценность, удаляя владельца электронных акций от действительности.
Это приводит к виртуализации действительности, установлению и господству не существующих или не работающих в действительности ценностей, употреблению слов, значение которых не знает даже употребляющий их. Общество массового потребления превращается в мимикрирующее общество, имитирующее употребление симулякров, так называемое, общество массового сомнамбулизма или иллюзиона. Кстати, слово «цирк» происходит от английского слова, которое в свою очередь от греческого «circus» — «круг». Запирая себя в круг бессмысленного существования, мы попадаем в цирк, где все вещи играют абсурдные роли — медведь ездит на велосипеде, а лев прыгает через обруч и ходит на задних лапах! Человеку недостаточно собственного сумасшествия, он еще и животных доводит до психического срыва, упорно просовывая свою голову им в пасть!
Грандиозное создание человечества — бюрократический аппарат, который создал алгоритм абсурдизации действительности, уводящий смысл в далекие и недосягаемые для человеческого ума дали. Форма, объявленная самоцелью, и оторванная от содержания, превращается в карающий меч бюрократа, ненавидящего смысл, который может обнажить его пустую сущность. Нагота короля не может быть замечена в условиях жестко формализованной игры. И только ребенок, выключенный из нее, способен увидеть отсутствие не только одежды короля, но и его самого. На авансцену выходят шуты в королевских одеяниях. Пешки знают, что «все понарошку» и короли липовые, и доспехи бутафорские. Но балом правит номенклатурная братия, которая должна не только внушить всем свою важность и утвердить свои права, но и заставить истинных наследников королевского престола почувствовать собственную ничтожность перед новыми правилами сложнейшей формализованной игры. Язык бюрократа не только сложен, но и бессмыслен, что ставит вечно пытающегося все понять профессионала в тупик беспомощного положения. Вот здесь торжествующая серость и бездарность отыгрывается на мастере, застенчиво опускающего глаза и путано признающего собственную неправоту.
В условиях построения бесклассового общества, уничтожения капиталистов и попытки построения общественной, а по существу государственной формы собственности был создан мощный чиновнический класс, который, в свою очередь, был сложно структурирован. Одной из особенностей этого класса, является то, что он сам разрабатывает и правила игры, и язык изложения, непонятный непосвященным. Это своего рода современное жречество, оторванное от всех слоев населения. Если антагонистические классы жить не могут друг без друга, взаимно являясь «своим-иным», то бюрократ самодостаточен, ему нужен аппарат и какой-либо процесс. Причем, чем абсурднее процесс, тем лучше бюрократу. Оптимальным, если не сказать идеальным, является бесконечный заформализованный, облаченный в абсолютную бессмыслицу бег по кругу, выхолащивающий остатки мозгов у людей, вовлеченных в этот процесс, участники которого не имеют ни малейшего представления о его цели.
Что же это за общество, породившее такого монстра? Думается, что название ему — «государственный тоталитаризм» или просто гостоталитаризм. То, что долгое время называлось социализмом, на деле, как оказалось, ничего общего с ним не имеет. Ведь вместо общественной собственности на средства производства удалось создать лишь государственно-чиновничью. Но парадоксально и то, что построенное нами общество, называемое сегодня капитализмом, также ничего общего с ним не имеет.
Интересно, что русское слово «государство», происходя от слова «государь», олицетворяет его владения, сам государь отождествляется с господом, а вся территория, которая является страной, а отнюдь не государством нарекается владением, собственностью государя. И чему тогда удивляться, если простым его гражданам живется не очень комфортно? Оно ведь по определению есть Государство.
Но не так все просто, как может показаться на первый взгляд. Абсурдизация действительности началась с первых дней существования человека. Уже первобытный человек, мифологизируя действительность, начал выносить смысл бытия за скобки собственного существования. Он стал придавать вещам и природным стихиям смысл, который придумывал сам. Причем, люди, которые придумывали, порой потешались над теми, кто в это верил и подчинял свою жизнь абсурдным фантазиям. Не всегда такое делалось с целью узурпации власти. Гораздо чаще «креативщики» просто самоосуществлялись и самоутверждались посредством своих фантазий. Но другие, так называемые «силовики», хищники, которым не хватало этого самого креатива, поняли, как можно использовать уже придуманное. Они закрепили абсурд в массовом сознании и сделали его инструментом собственного возвышения. Их существование стало происходить в другом, более симпатичном для них, амплуа — в статусе земных богов.
Уже тогда создавались символы, олицетворяющие несуществующие, а порой и нелепые качества их носителей. Это и идолы истуканы, и всякие амулеты и нательные знаки, тату. «Мастера» так искусно обманывали массы, что и сами стали верить в чудотворность собственных вымыслов. А это уже — высший пилотаж.
Еще в рабовладельческом обществе сформировалась четкая структура, закрепляющая за людьми абсурдизацию действительности в качестве их профессии. При феодализме роль религии в этом процессе смыслотворчества многократно возросла. Однако, самое интересное и немыслимое произошло при капитализме. Был обожествлен идеальный и абсолютный симулякр — деньги. Изобретены они, конечно, были гораздо раньше, но в абсолютное средство «смыслокиллера» они превратились именно при капитализме. Квитанция не только заменила вещь, но и стала смыслом человеческого бытия. Люди порой даже и не могут ответить, для чего им нужны деньги. Они нужны и все. Именно чеки, квитанции, а не сами реальные вещи. Мертвое не только поработило, но и убило живое. Воистину: «Люди гибнут за металл!»
Мы как-то на занятии спросили у студента второкурсника: «Что Вам нужно более всего?». Один их молодых людей, почти не думая, выпалил: «Деньги!». Тогда мы иронично спросили: «А сколько?». Он ответил: «Триллион долларов!» На наш вопрос, а для чего ему такие деньги, он резонно ответил: «Были бы деньги, а для чего я найду!» Тогда мы предложили этому студенту написать на доске, озвученную цифру. Не видя подвоха, юноша вышел к доске и к своему удивлению даже не смог правильно написать цифру, запуташись в нулях. «Вы даже не можете написать эту цифру, представляете, что с Вами сделают эти деньги, если появятся реально?» — заметили мы, приведя студента в недоумение своим вопросом…
Следующим актом дистанционирования от смысла было гениальное изобретение, которые представляли собой чеки на чеки. Взамен денег, как чеков, Вам давали бумажку, согласно которой Вы становились собственником части предприятия и могли претендовать на его прибыль. Если, конечно, ее официально покажут. То есть Вы отдаете кровно заработанные деньги, часть Вашего труда и времени взамен бумажки, которая дарит иллюзию их роста. Скорее всего, Вы никогда и не продадите эти акции. Ведь это долговременный капитал, который можно передать своим детям и внукам, если к тому времени предприятие не обанкротится, а его руководитель не уедет в… Лондон.
Но и это еще не все. С развитием современных компьютерных технологий произошла виртуализация бытия вообще, денег, и акций, в частности. Но так как деньги и, тем более, акции уже являются лишь симулякрами, символами, бумажными чеками, то третий виток отчуждения смысла от объекта привел к еще большей абсурдизации действительности.
В России вышеизложенные реалии умножаются идеологией «кривых зеркал» постсоветского пространства, вызывая эпидемии «социальной шизофрении», сносящей «крышу» рядовым добросовестным труженикам. Раздвоение и «растроение» действительности и смысла приводят к формированию пустых, отчужденных от смысла и сущности не укорененных личностей, о которых писали экзистенциалисты. Единственным способом выживания, а тем более успешного функционирования личности в таком обществе является «экзистенциальная мимикрия».
Шизоидальная погоня за деньгами замкнула круг стремлением к власти, безумной жаждой ее. Хотя и деньги, и власть, особенно власть, не только отнюдь не панацея, но и многим противопоказаны. Ведь власть — это возможность управлять чужой волей. Но если человек имеет слабую волю и не может управлять даже собой, как он может управлять чужой волей? Парадокс как раз и заключается в том, что к власти зачастую стремятся люди, обладающие слабой волей, компенсируя свою волевую немощь должностными параметрами, черпая ее извне. Тогда они «обезволивают» и тех, кем управляют. Особенно ненавистны чиновникам люди свободолюбивые, обладающие от природы сильной волей. Автономия воли, о которой говорил И. Кант, претит чиновничьему аппарату, рьяно пытающемуся ее уничтожить. Но, по Канту, именно автономия воли является основой морально-этического поведения личности. Значит, чрезмерная бюрократизация общества способствует девальвации морали в нем.
Не случайно тотальная автоматизация и технизация, приводящая, по Э. Фромму, к автоматизирующему конформизму, порождает у людей массовый психоз погони за властью, которая создает у беспомощных и заблудившихся людей иллюзию могущества. Эта иллюзия силы, могущества и богатства в качестве эйдоса управляет современным миром, делая людей несчастными.
С другой стороны, развитие капитализма, индивидуализма и свободы, им провозглашенных, с неизбежностью ведет не только к автономизации, но и атомизации личности. Материальное благополучие и индивидуальная свобода человека западной цивилизации сопровождается все большим отчуждением его от других людей, порождая иллюзию личной самодостаточности. Однако на фоне этого растет число заболеваний, связанных с отсутствием у людей нормального человеческого общения. Качество общения существенно влияет на качество жизни различных возрастных групп людей. Особенно от этого страдают пожилые люди. Исследования показывают, что хроническое одиночество ведет к депрессии, алкоголизму и наркомании, что в свою очередь приводит к потере нормального круга общения и здоровья. Не секрет, что одной из причин разводов, болезней, нередко приводящих к летальному исходу, является прекращение общения между супругами.
Мы, в России это прочувствовали на себе. За каких-то 20—30 лет мы изменились, изменился характер нашего общения. Консьюмеризм все больше разделяет людей, превращая их в чужих, безличностных потребителей товаров массового производства. Интересно, что не только товары, но и люди превратились в товар массового производства и потребления. Об этом массовом, атомарном человеке раньше мы лишь читали в книжках. (Г. Маркузе, Ю. Хабермас, Э. Фромм и др.)
Одним из проявлений кризиса современной западной цивилизации является, безусловно, разрушение семьи. То, что классики марксизма, совершенно неоправданно и близоруко связали семью с частной собственностью, то, что большевики попытались, нарушая все не только религиозные, но и человеческие устои, разрушить семью, провозгласив «общность жен и свободу отношений», привело к беспрецедентному шабашу депрессивных одиночек, тщетно мечущихся между Доном Жуаном, Гамлетом и леди Макбет Мценского уезда.
До сих пор проблеме семьи, безлико называемой «ячейкой общества», уделяется в отечественной специальной литературе недостаточное внимание. Семья — это не ячейка — это ядро общества. Семья — это не наличие родителей и детей, это — определенные отношения и ценности, это — ядро культуры, которая и созидается и разрушается в семье. Вспомним слова Конфуция: «Каждый злодей и преступник начал с того, что стал плохим сыном».
К сожалению, именно абсолютизация базовых ценностей капитализма — свободы, денег и власти приводят к разрушению семьи.
Свобода — это беусловная социальная ценность, но когда она гипертрофируется, то и как все остальное, подчиняясь диалектике, превращается в свою противоположность. Когда женщина не только не хочет вести домашнее хозяйство, а это, безусловно, ее личное дело, но и отказывается рожать детей, предлагая сделать это мужу, то это, на наш взгляд, все же перебор. Одна из наших аспиранток, как-то сказала: «У меня родился мальчик, сейчас ему несколько месяцев, и я не знаю в какой цвет одежды его одевать в синий, как мальчика, или в красный, как девочку». Я, не понимая проблемы, сказал, что раз это мальчик, то, конечно, — в синий. Она ответила, что это будет нарушением личной свободы ребенка, «пусть он вырастит и сам выберет себе пол. А пока я буду один день одевать его в синее, а другой — в красное».
Вам не кажется, что это уже чересчур? Все-таки природа его воспроизвела на свет как мальчика! А может и учить говорить его не стоит? Пусть вырастит, и сам решит говорить ему или лаять, рычать, мяукать! Вспоминаются слова мудрого Сократа, ответившего на вопрос, что самое главное в жизни одним словом — «Мера». А на вопрос: «А, что самое сложное — двумя: «Знать меру».
В условия таких реалий очень остро стоит вопрос о смысле человеческой жизни, которому посвящено очень много литературы. Одним из наиболее уважаемых нами авторов остается Виктор Франкл, прекрасно показавший в своей работе «В поисках смысла» всю сложность и важность проблемы. К этому вопросу мы еще вернемся, сейчас же логично рассмотреть продолжающиеся процессы трансформации культуры, связанные с интенсификацией ее глобализации.
1.2. Глобализация культуры
Однако, пожалуй, самым грандиозным изменением культуры является процесс ее глобализации, который, трансформируя культуру человечества в целом, изменяет также и локальные национальные культуры. Причем, характер и направление этих изменений часто не совпадают, а, напротив, порой противоречат общему направлению глобализации. Что происходит сегодня с культурой человечества вообще и с культурами отдельно взятых этносов? Каков Ответ на эти Вызовы?
Методологически оправданным представляется разделить этот вопрос еще на два подвопроса, рассмотрев сначала изменения, происходящие в материальной, а потом уже в духовной культуре общества. Причем, в каждой из этих систем необходимо выделить приоритетные, системообразующие элементы, обусловливающие изменения и в других подсистемах культуры. К таким в области духовной культуры мы относим, безусловно, философию, науку, мораль и религию. Конечно, и в других формах общественного сознания происходят изменения, но, на наш взгляд, уже как следствия. Правда, по поводу вторичности искусства по отношению к философии могут возникнуть возражения. Заметим, порой трудно провести грань не только между философией и искусством, но и между моралью и религией, моралью и философией. Но все-таки существуют общепринятые дефиниции, проводящие невидимые, порой весьма условные границы между этими формами сознания. Справедливости ради следует подчеркнуть, что все эти формы общественного сознания могут выступать в различных амплуа, и как следствие, и как причина социокультурных трансформаций.
Самым серьезным политико-экономическим следствием глобализации является то, что слаборазвитые страны, имеющие исторически традиционную культуру, могут остаться не только без современных технологий, но и без собственной национальной экономики вообще. Причем, такая участь может быть разделена не только слаборазвитыми странами. Греция это иллюстрирует своей судьбой в Евросоюзе. Сегодня продолжается деление стран на центральные и периферийные. Известно, что жители стран центра, составляющие 20% населения планеты, потребляют 86% всех материальных благ, создаваемых в мире, а 20% людей из периферийных стран довольствуются лишь 1,3% благ. Наличие потребления-эксплуатации центром мировой периферии позволяет некоторым ученым (Г. Мюрдаль, П. Баран и др.) называть их некими классами, которые состоят не из человеческих существ, а из социальных общностей. Ю.И.Семенов называет их «глобальными классами».
Жорж Батай в своей книге «Проклятая доля» подчеркивает, что экономически развитые страны придумывают тысячи способов «ритуального потребления», бесполезно уничтожающего собственные ресурсы, направляя их в сферу искусственно выдуманных развлечений, но не перераспределяют их в экономически отсталые страны с целью их поддержания. То есть жестокий закон джунглей принимает еще и форму абсурдного времяуничтожения. Ресурсы, Деньги и Время попадают в одну пищевую цепочку. Не случайно абсолютно абсурдное выражение «Время — деньги».
Естественно, что у эксплуатируемых стран возникают негативно-агрессивные чувства по отношению к эксплуататорам. На основании этого С. Хантигтон в своей работе «Одинокая сверхдержава» высказывает предположение, что в будущем нас ожидает уже столкновение не между классами или странами, а между цивилизациями. Одна из его работ, как известно, так и называется «Столкновение цивилизаций». Однако, на наш взгляд, такой вывод представляется малоубедительным, ибо противостояние все равно будет между странами, возможно между группами стран, но не цивилизациями, ибо эти противоречия имеют не культурологический, а социально-экономический и политический характер. Называя реально существующее экономико-политическое противоречие цивилизационным, С. Хантигтон переводит его в иное, совершенно непродуктивное, тупиковое русло.
Факт выгодности глобализации сверхдержавам иллюстрируют цифры: оборот средств в глобальной финансовой системе за одну только неделю равен годовому валовому продукту США, а за время чуть меньше месяца — всему мировому валовому продукту. Весьма откровенно выразился американский экономист Линдон Ларуш: «Сегодня англо-американцы грабят большую часть планеты при помощи убийственной и кровожадной практики Международного валютного фонда. Он ежегодно добывает сотни миллиардов долларов для экономики США». Вследствие этого сверхдержавы избегают экономических кризисов посредством «экспортирования» их на периферию. Кризисы в странах Латинской Америки, Африке, Юго-Восточной Азии яркий пример этому.
Глобализационные последствия не прошли и мимо России. Наглядным примером является демографическая ситуация в стране в 90-е годы. Приведем лишь цифры. Если в 1990 г. население РСФСР увеличилось на 332,9 тыс., то уже в 1991 г.- только на 103,4 тыс. человек, а после начала реформ население России стало резко уменьшаться. В 1992 году население уменьшилось на 220 тыс. человек, в 1993 г.- 750 тыс., а в1994г.- на 890 тыс., в 1995 — на 630 тыс., в 1996—1997 — на 1млн.500 тыс. За первые пол года 1999 года население страны сократилось на 406,2 тыс. человек.
Как известно, одними из творцов и одновременно творений глобализации являются транснациональные корпорации (ТНК), которые сегодня выступают основными игроками мировой экономической и политической арены. Развитие транснациональных форм деятельности, интенсификация товарных и финансовых потоков через становящиеся все более прозрачными границы приводит к бурному росту числа и размеров ТНК, капитал которых сегодня превышает бюджеты многих стран мира. Так, если составить список стран в соответствии с их национальным валовым продуктом и включить в него крупнейшие ТНК, то американская корпорация «Дженерал моторс» по экономической мощи в этом списке окажется на 23 месте, а «Форд» на 24-ом, японская «Мицуи» на 25-ом, «Мицубиси» на 26-ом и т. д.
Сегодня насчитывают более двух тысяч ТНК, каждая из которых распространяет сферу своего влияния на более, чем десятки государств. Среди них 500 крупнейших имеют совокупный продукт в более, чем 22 трлн. долларов, что составляет 61% мирового валового продукта. Они контролируют капитал почти в 40 трлн. долларов. На этих пятистах ТНК заняты 84,5 млн. человек. 93% их штаб-квартир расположены в США, Западной Европе и Японии. Среди 50 самых больших ТНК 27 имеют американское происхождение. Эти компании национальными можно назвать лишь условно, не случайно их называют транснациональными. Они с легкостью пересекают государственные границы и управляют жизнедеятельностью населения менее развитых стран, мотивируя это неспособностью местного населения справиться с возникающими при глобализации проблемами.
ТНК сегодня не только планируют развитие экономики отдельных недавно еще суверенных государств, какие именно отрасли экономики эти страны должны развивать, точнее развитие каких отраслей экономики стран третьего мира выгодно ТНК как сверхмонополиям, но и развитие потребностей населения этих стран. Так, производители пепси-колы формируют потребность именно в этом напитке у жителей всего мира, как будто житель Индонезии или Бурунди не проживет без пепси или сникерса. Формируя потребности, интересы они формируют нужный им менталитет и способ поведения. То есть задача, в конечном счете, заключается в управлении поведением, владении волей людей.
Следует заметить, что одним из положительных последствий глобализации является повышение общего уровня жизни населения слаборазвитых стран. Так, двадцать лет назад средний житель Малайзии получал 350 долларов в год на человека, а сегодня более 5000 долларов в год на человека. Вступление в единых мировой экономический рынок предполагает некое выравнивание материального состояния игроков. То есть, чтобы влезть в «золотой корсет», следует соответствовать некоему стандарту. Происходит повсеместная компьютеризация и телефонизация, повышающая уровень технической грамотности мирового населения. Еще в 2000 году на Земле больше половины людей не сделали ни одного телефонного звонка, а к 2010 году интернет будет иметь 3 млрд. человек, а телефонную связь практически все. Правда, сегодня пока пользователи интернета находятся в большей мере в США (50%) и Европе (40%), в Японии и Корее (5%) и всего 5% — в остальной мире.
Однако, не все товары столь безобидны как Пепси, Сникерс, одежда или парфюм. Есть и такие, как оружие, алкоголь, наркотики, реализация которых приносит, с одной стороны, грандиозные сверхприбыли, а с другой — распространяет смерть. Это и есть, по сути, торговля смертью. А всевозможные террористические акты? Не случайно, что география многих из них локализируется вокруг мест распространения запасов сероводородных ресурсов. Как видим, ценой материального благополучия одних является жизнь и смерть других.
Сегодня формируется транснациональная политическая система, которая приводит к могуществу становящейся и развивающейся международной политической элиты. Транснациональные корпорации уже активно участвуют в управлении процессом создания угодных им национальных правительств в различных регионах. Мы прекрасно это видим на примере разноцветных революций в странах СНГ.
Подобные изменения в экономике, финансовой сфере и политике не могут не отразиться и на духовной культуре традиционных стран. Представители самобытных культур, понимают, что за технологической, экономической, политической и правовой универсализацией последуют изменения их традиций и жизненного уклада, отношения к собственному национальному языку, как правило, умалению его значения.
В качестве литературной иллюстрации данной мысли может быть приведено прекрасное произведение Чннгиза Айтматова «Буранный полустанок или И дольше века длится день». Образ манкурта, человека, которого насильно превратили в существо, не помнящее ни себя, ни свою культуру, ни свою мать, ни свою родину и, который, в конце концов, по приказу своего хозяина убивает собственную мать. Не так ли поступают руководители некоторых государств, под диктовку своих политических хозяев ставящие под угрозу жизнь собственного народа? В свое время выдающийся советский философ М. Мамардашвили произнес следующие слова: «Если мой народ пойдет за Гамсахурдия, я пойду против своего народа». К сожалению, нам всем, всему человечеству сегодня не хватает духовных лидеров. Такой человек, как Махатма Ганди один, без всякого насилия, лишь посредством голодовки остановил кровопролитную гражданскую войну многомиллионного индийского народа, а есть политические деятели, которые разжигают смертельный огонь войны, поглощающий тысячи жизней. Вот и ответ на вопрос о роли личности в истории вообще и глобализационных процессах, в частности.
В качестве примера влияния процесса глобализации на духовную культуру особенно интересно рассмотрение религии как силы, противостоящей экспансии глобализма, ибо, будучи более статичной, консервативной, она продолжает оставаться одним из малоизменяющихся столпов культуры. Влияние процесса глобализации на религию является на сегодняшний день недостаточно изученным. С одной стороны, каждая религия в свое время задавала интегративные процессы, стремилась к экспансии. Распространение одной религии останавливалось развитием и распространением другой. Сегодня же нечто третье угрожает существованию каждой из этих религий. Тотальная рационализация, меркантилизация, технизация, виртуализация заставляет религии переосмысливать собственную стратегию, стать более толерантными друг к другу, идти на диалог с другими конфессиями как, в общем-то, с единомышленниками, людьми духа, признающими приоритет духовного мира над материальным.
Хотя, как уже указывалось, идея интеграции людей и лежит в основе мировых религий, она не имеет ничего общего с интеграцией современной глобализации, превращающей мир в единый мировой рынок, а все сущее — в товар. Религии, напротив, противостоят всему тленному, сиюминутному, «продажному». Поэтому роль религии в эпоху глобализации не только не уменьшается, но и растет. Во-первых, развитие новых технологий облегчило общение между представителями различных конфессий. Всевозможные телемосты, Интернет, спутниковая связь и многое другое позволяют им общаться, находясь каждый в своем регионе. Наблюдать различные обряды и ритуалы различных религий и видеть зачастую единый их смысл.
Во-вторых, представители различных конфессий объединяются передлицом тотального роста бездуховности и меркантилизма. В-третьих, одним из ответов на глобализационные вызовы является бурный рост новых, нетрадиционных религий, некоторые из которых имеют явно экстремистский характер. Одной из особенностей этих организаций является их поразительная «текучесть» в том числе и из-за жесткости их требований.
Другой специфической чертой многих из этих новых нетрадиционных религиозных движений является их языческий характер. Возможно, что ничего страшного в этом нет, но настораживает то, что, как правило, реакцией языческих религиозных движений на глобализационные процессы выступает экстремизм различного толка. В качестве ответа таких организаций на вызов глобализации является либо радикальный антиглобализм, либо крайний глобал-оптимизм. Самыми однородными религиозными группами являются нетрадиционные религиозные объединения неопротестантского толка: Момоны, Свидетели Иеговы, Неопятидесятники, которые представляют собой скорее транснациональную корпорацию, чем религиозные объединения. Они имеют штаб-квартиры в США, огромные финансовые ресурсы, заводы, недвижимость, отели и рестораны по всему миру. Это тоже своего рода результат глобализации.
Следует различать глобальные и локальные религиозные проекты. Локальными являются объединения, влияние которых, распространяясь в одном, двух регионах, не выходит за пределы отдельно взятой страны. Глобальные же, как уже было показано, распространяются по всему миру. Они мало чем отличаются от торговых сетей, используя методы хорошо известного по всему миру сетевого маркетинга. Широко проводят свои рекламные акции и кампании, презентации, семинары имеют периодическую печать. Многим политикам и бизнесменам стоило бы перенять методы мотивации деятельности членов этих религиозных организаций. Они обещают своим членам, «братьям» не только здоровье, успехов в карьере, благополучия семейной жизни, теплоту общения единомышленников, мистические переживания и сверхъестественные способности, но и зачастую вечную жизнь. Новые информационные и коммуникационные технологии помогают им вовлекать все новых людей в свои ряды.
Интересно подчеркнуть, что если в экономической, политической, культурных сферах следствием глобализации является унификация, стирание национальных различий, то в религиозной сфере, как наиболее консервативной части культуры, растет разнообразие, вследствие сепаратизации основных мировых религий. Многие религиозные организации выступают против глобализации и ее последствий. Так, фундаменталисты различного толка считают, что конечная цель глобализации — концентрация мировой политической власти в руках Антихриста. Порой, прикрываясь борьбой против глобализации, религиозные организации пытаются бороться друг с другом. Не секрет, что часто и религию используют в качестве идеологии для политической борьбы, манипулируя массами. Но об этом аспекте мы погоговрим позже.
Однако большинство традиционных религий дают более взвешенную оценку глобализации, отмечая ее двойственный характер. С одной стороны, отмечается возникшая угроза культурной идентичности этносов, их экологической и демографической устойчивости, с другой — указывается на блага, которые дарит глобализация — развитие новых технологий, рост международных контактов в различных сферах, положительное влияние на экономику слаборазвитых стран. В этих условиях именно религиозные организации могли бы способствовать достижению взаимопонимания людей с различными ценностями. Ведь толерантность, терпимость, о которой много говорят в последнее время, является фундаментальной ценностью практически всех религий.
Диалог культур, необходимость которого утверждается почти в каждой статье, должна начаться с диалога религий и религиозных организаций, с целью преодоления непонимания, ведущего многих людей к конфронтации. Это должно привести к формированию толерантных отношений между представителями различных конфессий, религиозных движений и организаций.
Глобализационные процессы не могли не отразиться и на такой форме общественного сознания, как искусство. Меняется не только содержание и форма художественных произведений. Всеобщая утилитаризация и прагматизация бытия меняет даже их цель и предназначение. Искусство все больше превращается в средство бизнеса, в товар. Технизация культуры приводит к превалированию формы над содержанием, отрыв знака от значения, о котором говорил Бодрийар. Вспомним скульптуры Дж. Пайка, машинообразные скульптуры Дж. Эпштейна и других. Массовость современного искусства практически ведет к его смерти, ибо теряется индивидуально-личностное начало, которое и является субстанциональной характеристикой искусства.
С другой стороны, именно искусство является той мощной силой, которая формирует у представителей как своей, так и чужой культуры ту национальную идентичность, о которой сегодня так много пишут. Именно российскому искусству, и в большей степени литературе обязаны мы существованию образа «русскости», русской души. Не случайно практически все иностранцы при слове Россия, русский сразу же вспоминают в первую очередь А.С.Пушкина, Л.Н.Толстого, Ф.М.Достоевского, А. П. Чехова. И действительно, каждый из этих авторов, и многие другие в своих произведениях несли часть портрета русской души, которую «умом не понять». Чего не скажешь о многих современных произведениях, уже, как правило, носящих транснациональный характер. Здесь, впрочем, также как и везде, главное не впадать в крайность. Признание и изучение своего, ни в коей мере не должно вести к игнорированию остального.
Это характерно и для искусства других стран. Так, Джереми Пэксмен в своей работе «Англичане. Портрет народа» пишет: «Кажется быть англичанином просто. Они были всегда наиболее легко узнаваемой нацией, узнаваемой по языку, манерам, одежде самим фактом чаепития. Теперь все гораздо сложнее. Когда случайно мы сталкиваемся с кем-то, с типичной верхней губой, ухоженной обувью или одеждой или манерой отождествлять себя с англичанином, мы внезапно удивимся до крайности — условности, которые определяли англичан, мертвы, а в роли посланцев страны больше выступают певцы или писатели, чем политики и дипломаты». Культурную самобытность англичан многие ученые объясняют островным положением Англии, которое, так же как и японцев, раньше выступало именно в качестве железного занавеса для других культур. В эпоху глобализации эти географические барьеры исчезают. Остаются культурные ценности, укоренившиеся в национальном сознании.
Наряду с унификацией сегодня наблюдается и фрагментизация культуры. «На личностном уровне, — пишет Э. Тоффлер, — нас осаждают и ослепляют противоречивыми и не относящимися к нам фрагментами образного ряда, которые выбивают почву из-под ног наших старых идей, и обстреливают нас разорванными и лишенными смысла «клипами», мгновенными кадрами. По сути дела, мы живем в «клип-культуре». То же самое отмечают Джеффри Вульф по поводу беллетристики и Даниэл Ласкин — документальной прозы. «Идея любого исчерпывающего синтеза, — пишет последний, — кажется несостоятельной. Альтернативное решение — собрать мир наобум, особенно его самые забавные черепки». Разбивка образного ряда человека на крошечные черепки не ограничивается литературой, она еще больше проявляется в прессе и электронных средствах коммуникации. Э. Тоффлер подчеркивает, что современный человек уже практически разучился воспринимать целостную системную информацию. Он чувствует себя достаточно хорошо под бомбардировкой блицев: полутораминутный клип с новостями, полуминутный рекламный ролик, фрагмент песни или стихотворения, заголовок, мультик, коллаж, кусочек новостей, компьютерная графика. Изменилась не только ментальность современного человека, изменился также и сам способ восприятия им информации и самой реальности.
Подобные изменения диктуют необходимость изменения и способа взаимодействия между людьми, социальными и социоприродными системами. Для этого необходимо овладеть и новыми способами интеграции и переработки информации. «Чем более разнообразна цивилизация, чем дифференцированней ее технология, ее энергетические формы, тем больше информации должно проходить между составляющими ее частями, чтобы иметь возможность соединить их воедино, особенно перед лицом глобальных перемен».
Меняются не только способы взаимодействия между социальными субъектами, меняется и сама среда. Сегодня уже нельзя говорить безоговорочно о чисто природной среде. Наша окружающая среда все более «интеллектуализируется» и компьютеризируется. Уже нет необходимости вспоминать научно-фантастические произведения, чтобы проиллюстрировать это. Достаточно взглянуть на достижения техники, возможности уже существующих роботов, функционирование «умных домов», ведущих за хозяина некоторую домашнюю работу, холодильников, заказывающих к супермаркетах продукты для хозяина, чтобы убедиться, что среда обитания современного человека стала интеллектально-механизированной. То есть наряду с новой техно-, инфо-, социосферами сегодня создана «новая экосфера». Это не совсем то, что В.И.Вернадский называл ноосферой, но, видимо, термин «ноосфера» может иметь, в том числе, и такое содержание. Возможно, в недалеком будущем машины будут называть человеческое общество «средой».
Абсолютизация релятивизма, характерная для современного постмодернизма, деконструктивизм, деуниверсализм, к сожалению, отражается и на морали. Стираются границы между добром и злом, порядочным и непорядочным. А слово «честь» звучит уже почти как анахронизм. И это не случайно, ведь глобализация в принципе не может не иметь разрушающего воздействия на мораль, как систему ценностей, норм поведения определенного народа в исторически определенный момент времени. Ведь правила поведения, приемлемые для народов Южной Америки, например, могут быть неприемлемыми для европейцев. Вспомним поговорку «Что русскому хорошо, немцу — смерть». Сегодня поведение молодежи унифицируется, что позволяет говорить о глобально молодежной субкультуре. Фильмы, звезды шоу бизнеса формируют образцы поведения молодым людям всего мира. Унифицируется даже молодежный сленг. Так, что сегодня молодые люди всех стран практически могут понять друг друга, не зная в нужной мере иностранные языки. Формируется «гламурный» образ жизни, зачастую включающий в себя и употребление наркотиков. Об этом, конечно, позаботились международные наркоструктуры, финансирующие практически рекламу легких наркотиков посредством телевидения и кино.
Все менее «популярным» становится истинный патриотизм, не говоря уже о чувствах. На смену его приходит национализм. «Уже не так много стран, чьи граждане готовы отдать жизнь за свое государство, но, увы, растет готовность жертвовать жизнью за этнически-религиозную идентичность. Мы пробили стену нерушимости государственных границ, и назад дороги нет» — подчеркивает Э. Тоффлер.
Изменяется, как уже указывалось, и такая фундаментальная составляющая общества, как семья. Все больше начинают говорить о традиционной и нетрадиционной семье. Так сегодня семья не всегда ассоциируется с браком, порой даже не всегда обязательно и совместное проживание супругов и детей в одной квартире. Э. Тоффлер в своей работе «Третья волна» отмечает, что трансформация семьи в будущем неизбежна, ибо новые реалии приводят к ее изменению. Это не может не отразиться на демографической ситуации. Имеют место самые противоположные прогнозы по поводу роста населения на планете. Однако в качестве общей тенденции можно отметить уменьшение численности населения развитых стран и продолжающийся, но уже не такими темпами, рост населения развивающихся стран.
Сегодня средний уровень рождаемости на планете составляет 3,1. В развитых странах — 1,6, а в развивающихся — 3,5. В основном в южных странах, кроме КНР контроль над рождаемостью пока не достигнут. Лидерами рождаемости являются африканские страны, в частности Нигерия, где уровень рождаемости достигает — 6,2. Стабилизация роста населения возможна лишь в том случае, если уровень рождаемости достигнет простого воспроизводства, то есть на двух взрослых будет приходиться двое детей. А пока по прогнозам ученых к 2050 году в странах развитого Севера численность населения останется на нынешнем уровне, в то время как в остальном мире будут жить от 8 до 9 млрд. человек.
Все эти социокультурные трансформации глобализирующегося человечества не могут не отразиться и на личностном уровне. В глобальном «супермаркете» человек становится не просто потребителем, но и одиноким, безразличным, бесстрастным, нервозно-агрессивным и всего боящимся массовым потребителем. А. Зиновьев называет ХХ век возможно последним человеческим веком. «На смену ему, — пишет он, — надвигается громада веков сверхчеловеческой или постчеловеческой истории, истории без надежд и без отчаяния, без иллюзий и прозрений, без обольщений и разочарования, без радости и без горя, без любви и без ненависти…». Иначе говоря, развитие техники, а точнее, технизация культуры приводит и к роботизации человека. Вспомним работы А. Камю «Посторонний», или Ф. Кафки «Процесс» и др. Главные герои этих произведений практически разучились чувствовать по-человечески. И действительно, в обществе, где все становится товаром, то есть в глобальном супермаркете человек практически смирился с тем, что сам превратился в товар. А для чего товару чувства? Любовь и ненависть, патриотизм, порядочность, честь? Товар будет смеяться над этими понятиями, правда смех этот будет зачастую сквозь слезы.
1.3. Философия кризиса или кризис философии?
Философия, как квинтэссенция эпохи, не только в первую очередь отражает ее кризис, но и сама, вследствие этого, испытывает болезненные трансформации. Естественно, что, как вечная мировоззренческая рефлексия отношения человека к миру, в различные эпохи философии подвергается ценностной «коррозии» социокультурно организованного пространства.
Позитивизм, прагматизм, экзистенциализм, феноменология, структурализм, постмодернизм — все эти философские направления, отражая кризисные изменения, происходящие в мире, в один голос свидетельствуют о смерти не только Бога, но и философии как метафизики, предназначенной быть зеркалом бытия. Философию постоянно пытаются превратить в служанку, выражающую те или иные интересы. Если в Средневековье она превратилась в служанку теологии, то сегодня, к примеру, позитивизм, пытается превратить ее в служанку науки, прагматизм в служанку коммерциолизированной меркантильной жизни.
Постмодернизм и вовсе пускает философский дискурс в лабиринт вечных блужданий внутри текста, подобно средневековым схоластам, отгородив философию каменной стеной от жизни. Причем, каждое из направлений предлагает новое «умственное зрение» мимикрирующего мира. Тотальный скептицизм и пессимизм, в определенной мере, как следствие противоречия между душевно-духовным дискомфортом автора и его материальным комфортом, не может не отражаться на бытии. Вновь круг замыкается. Осмысление абсурда умножает его существование.
Многие постмодернисты, утверждая конец традиционных форм философствования, призывают перейти к нетрадиционному мышлению, с присущей им иронией, «новой субъективностью» и «скольжением по поверхности». Их основной посыл в том, что все есть иллюзия, ибо мир есть лишь наше представление о нем. Поэтому, вообщем-то, его и нет. Все — лишь сон. Идея стара как мир. Признавая множественноть истин, (хорошее проявление демократии и плюралима, не так ли?) они, по сути дела, лишают истину статуса существования. Истина, для них, — это слово, обращенное к собеседнику. А слов может быть, как известно бесконечное множество. Так как текст, не только отражает, но и творит реальность, то реальностей такое же множество, как и ее интерпретаций. То есть, они говорят о виртуальной реальности параллельно с технологическим созиданием виртуального мира. Подобная виртуализация в квадрате может привести, на наш взгляд, к «шизофренизации в кубе».
Понимая мир как хаос, лишенный целостности, они говорят о «ризоматичности» бытия, то есть изменениях, лишенных определенных закономерностей и направлений. Мир лишается ими всякого порядка, что противоречит не только результатам научных исследований, но и онтологическому статусу науки. Между тем, как известно, одна из самых популярных книг лауреата Нобелевской премии Ильи Пригожина так и называется — «Порядок из хаоса». Модернисты же пытаются из порядка сотворить хаос. Мир, по их утверждению, состоит из симулякров, то есть придуманных реальностей, которые в действительности не существуют и никогда не существовали. Отсюда и объективной единой истории не существует. Поэтому единого для всех будущего также не может быть. Единым будет лишь конец истории, как ее логическое завершение.
Даже, если отмеченные постмодернистами феномены и имеют место, философия, как форма общественного сознания, будучи нетленной, должна, не смотря ни на что, выполнять свои функции. Подобно блудному сыну, она вновь должна вернуться к себе, став Благоговением перед Божественной мудростью и средством содействия реализации этой Мудрости. Поэтому философия должна превратиться сегодня в средство не только познания, но и обеспечения Мира (причем и с большой, и с маленькой буквы). Интересно, что в русском языке слово «мир» обозначает и мир как «world» и мир как «Pease». Значит, в русской культуре Мир и мир подразумевают друг друга, а в православии, как и в христианстве, вообще, да и во всех мировых религиях, оба эти мира предполагают, в качестве своего основного условия, мир в душе человека.
Эпоха постмодернизма в философии подходит к своему завершению иначе человечество обречено на психопатическое слепое блуждание в поисках смысла по бесконечным просторам современных текстов.
Одним из основных методов исследования социоприродных процессов современности должна стать, на наш взгляд, «энвайронментальная герменевтика». Герменевтика (от греческого hermeneutikos — разъясняющий, истолковывающий) как метод исследования, теория и практика интерпретации языковых выражений, представленных знаками, символами, текстами, речью возникла, как принято считать, в античности.
Согласно греческой мифологии Гермес — вестник богов, разъясняющий людям смысл их посланий. Сегодня под герменевтикой подразумевается: теория и практика истолкования текстов, языковых выражений и символов; философское направление, основным содержанием которого является проблема понимания и связанные с ней вопросы языка. Герменевтика зародилась еще в античности. Одна из работ Аристотеля так и называется — «Об истолковании». Особенно важное значение герменевтика приобретает у христианских мыслителей при объяснении Библии.
В самостоятельную область знания герменевтика как метод исследования оформилась лишь в XIX веке, благодаря трудам немецких философов Ф. Шлейермахера (1768—1834) и В. Дильтея (1833—1911), которые заложили основы теории интерпретации, как искусства понимания устной и письменной речи другого. Согласно Шлейермахеру, цель герменевтического понимания заключается в том, чтобы пытающийся понять текст как бы заново повторил творческий акт его создания автором. Дильтей, акцентируя внимание на социокультурных факторах детерминации текса, подчеркивал необходимость вхождения в историческую атмосферу, в которой творил автор посредством «вживания», «сопереживания», «чувствования».
Творчество М. Хайдеггера (1889—1976) — положило начало обращения герменевтики к проблемам онтологии. Для Хайдеггера подлинной реальностью обладает язык. Поэтому единственным способом «прислушаться» к бытию является герменевтика, как истолкование языковой реальности. По М. Хайдеггеру, не Человек — творец языка, напротив, он — творение языка, и в то же время — медиум, посредством которого говорит язык. Хайдеггер онтологизирует язык, полагая, что язык это «дом бытия», то есть бытие рождается и живет в языке, который таким образом трактуется как «инобытие» бытия. Сегодня представители философской герменевтики рассматривают ее не только в качестве методологии исследования, но и как универсальную философию, отвечающую на вопрос, как возможно понимание окружающего нас мира, и как в этом понимании воплощается истина бытия.
Одним из классиков современной философской герменевтики является ученик Хайдеггера Ханс-Георг Гадамер (родился в 1900г.).. Развивая идею Хайдеггера о бытийности, онтичности языка, он рассматривает язык, в качестве центра бытия человека. Мы окружены языком, язык — это мир, в котором мы живем. Языковая интерпретация мира всегда предвосхищает любую мысль, любое познание.
В историческом понимании Гадамер придает большое значение традиции. Он реабилитирует предрассудок, который, по его мнению, лежит в основе традиции, считая, что в понятии «предрассудок» нет ничего отрицательного, так как он означает лишь то, что всякому рассуждению или размышлению предшествует заранее сконструированная установка сознания. И это действительно так. Рассудок оперирует уже воспринятой чувствами информацией, то есть информацией, прошедшей через бессознательное личности.
Историческое познание — всегда временно, бытие есть время. При исследовании любого исторического текста историку присущи определенные предрассудки, связанные с существующими в его время традициями. Гадамер полагает, что история всегда пишется заново, так как мы всегда обусловлены нашим историческим опытом. Специально исследуя значение и роль традиции в области правового познания, он приходит к выводу, что предрассудок играет значительную роль в праве, означая справедливое предварительное решение до вынесения подлинного окончательного приговора. Судья приспосабливает закон, дошедший до него из прошлого, к потребностям современности, он исходит из собственного исторического опыта, опираясь на традицию. В науке понимание часто интерпретируют как подведение под понятие. Герменевтик считает, что это — не понимание, а объяснение. Понимание должно быть по-настоящему жизненным, должно иметь дело с существующим, в то время как наука от многого абстрагируется. Человек изначально находится в мире сущего, однако вещи закрыты от человека, у них есть свои границы, также как и у каждого человека. Понимание будет достигнуто, если удастся добиться слияния границ вещей и человека.
Нам представляется весьма важной дифференциация понимания и интерпретации. И дело даже не в том, что необходимость и возможность интерпретации возникает при неоднозначном понимании смысла. Во всяком случае, интерпретация служит пониманию, она инструментальна, выступая средством для понимания. В конечном счете, и понимание служит познанию истины. Но кто ее знает? Как много несчастий принесли людям те, кто слепо верил, что знает истину! Ту истину, которая скрыта от других. Такие люди видели свой долг в том, чтобы, во что бы то ни стало открыть ее неведующему люду. «Желание знать, — пишет Г.Г.Гадамер, — не может быть завершено, доведено до конца, как и всякий настоящий разговор, потому-то оно и называется искусством разговора, „диалектикой“, и встает вопрос, не следует ли то, что именуется диалектикой или на деле есть диалектика — это желание знать все до конца, эту первую философию, — понимать на основе такого фундаментального отношения мышления и говорения. Тогда Аристотель и Гегель, Кант и Хайдеггер, Уайтхед и Виттгенштейн — примечания к Платону, участники бесконечного диалога».
Говорить, на наш взгляд, должны не только люди, но и вещи. Они и так говорят, просто человек не только их не слышит, но и допускает мысли о возможности диалога. Человек должен «позволить» им говорить, «видеть» в их существовании и функционировании язык. В связи с этим слова Сократа: «Поговори со мной, чтобы я тебя увидел» приобретают еще и новый смысл. А именно: «Дай мне сказать. Послушай, пойми и увидь меня». Так обращается бытие к человеку, самой большой проблемой которого является неумение слышать. А причиной всего по-прежнему остается гипертрофирование собственной значимости, великое самомнение «венца природы».
Поэтому мы считаем, что сегодня на пути к новой парадигме человек созрел до необходимости создания «энвайронментальной герменевтики», предназначенной раскрывать и понимать смыслы окружающей его природы. Вообще-то этим человек занимался на протяжении всей своей истории, но все же с позиций человека. Сегодня пришло время элиминировать этот антропоцентризм, заменив его энвайронментализмом. Понимать природу, чтобы жить в ней, не нарушая законы всеединства. Английский язык общепризнан как международный, дело остается за малым — признать природный язык, имеющим право на существование в качестве планетарного языка. Нам еще предстоит и в этом смысле ликбез. Глобальный кризис актуализировал необходимость создания философии кризиса, предназначенную, если и не разрешить, то хотя бы смягчить наметившийся кризис философии.
Словосочетание «энвайронментальная герменевтика» может показаться странным, ведь круг вопросов герменевтики, как учении о понимании, искусства истолкования текста, оказался достаточно определенным в существующей философской традиции. Однако, как это часто происходит с философскими системами, они самоизменяются в результате трансформации бытия. Современная социальная реальность представила нам беспрецедентное «ускользание смысла» вследствие искажения пространственно-временного континуума под воздействием растущей скорости движения материальных объектов. Как показал А. Эйнштейн, изменение скорости движения тел приводит к изменению пространственно-временных характеристик мира. Видимо, такое изменение пространства и времени приводит к возникновению новых существ, которых вряд ли можно будет назвать людьми. Предлагаются различные названия «постчеловек» Фукуямы, «сверхчеловек» Ф. Ницше, «киборг» многих фантастов. Это актуализирует необходимость развития антропо- и социогерменевтики.
В современной отеческой философской традиции принято рассматривать соотношение понятий «индивид», «человек», «личность». Причем, дискуссионным, как правило, считается вопрос о содержании понятия «личность», в то время как понятие «человек» трактуется в основном как представитель вида homo sapiens. Хотя, такому пониманию скорее соответствует понятие индивид. Понятие человек гораздо сложнее. Принято считать, что человеком рождаются, а личностью становятся. Это, на наш взгляд, не совсем верно, так как человеком тоже становятся, если, конечно, очень повезет. Ведь личностью, по нашему мнению, стать гораздо легче, чем человеком. Это не совсем соотносится с общепринятым толкованием. И не случайно. В постоктябрьской российской истории понятие «человек» было крайне девальвировано. Чего стоит выражение «Хороший человек — не профессия»! Настолько принизить значение понятия «хороший человек», поставив его ниже понятия «профессионал». Во-первых, хороший человек не может быть и не будет плохим специалистом. Во-вторых, хороший человек — основа существования и нормального функционирования общества. Наконец, это — высшая ценность человечества.
Многие скептически улыбнутся, подумав про себя об относительности понятия «хороший человек». Мол, для одного хороший, а для другого — плохой. Однако абсолютизация относительности также чревата, как и ее не признание. При всей относительности остается и что-то абсолютное, вечное. Тем более, что сегодня уже существует даже понятие «хорошее общество», предложенное Хабермасом.
Между тем, нас интересует не понятие «хороший человек», а понятие просто «человек», которое также предполагает необходимость осуществления энвайронментального подхода к его изучению. Оно включает в себя всю совокупность подходов существующих в науке, начиная с субэлементарного уровня до космического.
В этих условиях особенно важен вопрос о специфике «энвайронментальной герменевтики», как об истолковании природных систем «после того, что мы с ними сделали». Ведь изначальные установки человека на «объектность» природы не могли не привести его к саморазрушению посредством разрушения своего природного окружения.
Собственно говоря, неверно не только противопоставление субъекта природному объекту, но неадекватна и сама трактовка субъекта, как носителя активности. Ведь, дословно субъект — это не носитель активности, а «под-основа», «под-лежащее». То, что лежит в основе активности, взаимодействие, контрапункт сил, которые лежат в подоснове активности. Это гораздо более сложное толкование субъекта, чем просто как носителя активности, действия. Если субъектом называют индивида, то какие именно силы стали причиной определенной активности, в самом общем плане — биологические, психические социальные? Очевидно, что следует говорить об «ансамбле» активностей, имеющим своего «солиста», то есть системообразующий элемент системы. Вопрос лишь в том, какой уровень системы рассматривать. Если в основании активности человека находятся чужие мысли и воля, можно ли его называть личностью? Например, шахидку, взорвавшую автобус с детьми? Очевиден, на наш взгляд, отрицательный ответ. Правомерен и другой вопрос. Даже если это и личность, можно называть ее человеком? И в том, и в другом случае этической нагрузки понятия не избежать.
Возможно возражение, что субъектно-объектная дифференциация применимо лишь к процессу познания, и субъектом является тот, кто познает, а именно человек. Но в познании всегда имеет место взаимодействие, то есть познание всегда — взаимопознание. Речь идет даже не только о живых системах, но и обо всех природных существах. Мы уже отмечали, что не признаем деление природы на живые и неживые системы. Вся природа — живая субстанция. Неживое — это лишь часть живого, рассмотренная вне целого, подобно тому, как волос или ноготь — часть тела. Не только человек познает реку, в которую вошел, но и река познает человека, вошедшего в нее, идентифицирует его. Тогда река превращается в субъект познания, а человек — в объект, если, конечно, придерживаться субъектно-объектного мышления, придуманного человеком.
Возникает закономерный вопрос: «С чьей позиции будет происходить истолкование природы, с позиции какого ее элемента. Конечно же, с позиции человека. К сожалению, у нас нет возможности истолкования природы с позиции ее самой, целостной системы. Тогда, необходимо хотя бы иметь установку на разумность и целесообразность такого подхода. Изменение видения своего места в природе, смещение акцента во взаимодействии с окружающим миром, эгоцентрично называемом «средой», с человека, как элемента, к системе — философско-теоретическая основа нового диалога. Эта позиция не нова. Тысячелетиями философия выступала именно средством осмысления отношения человека к миру. Необходимо лишь возрождение философии, рассматривающей не мир с позиций человека, а единство человека и мира, как части и целого. Поэтому энвайронментальная герменевтика понимается нами как «взаимоистолкование» человека и природы.
На необходимость изменения философии и ее ориентиров влияют не только основные глобальные мега-тренды, но и развитие современной науки, порождающее новые реалии. Имеется в виду, например, виртуализация мира и нанотехнологизация, кардинально меняющие пространственно-временные характеристики. Сфера взаимоотношений человека и мира вследствие беспрецедентного развития науки, перемещается не просто внутрь человеческого сознания, но и в бесконечные лабиринты его психофизики.
Человек в условиях перехода в нано метрику не только распадается как целостное существо, о чем давно предупреждали постмодернисты, но и перестает выступать самостоятельной целостной личностью, расчленяясь на бесконечное количество микромонад. Развитие нанотехнологий создает новое пространство-время, в том числе и внутри человека. Исследования и разработки на атомном, молекулярном и макромолекулярном уровне в масштабе размеров от одного до ста нанометров, создание и использование искусственных структур, устройств и систем, которые в силу своих сверхмалых размеров обладают новыми свойствами и функциями изменяют как мир, так и самого человека.
Наночастицы, накапливаясь в воздухе, почве и сточных водах, как правило, легче вступают в химические превращения, нежели более крупные объекты того же состава, и поэтому образуют комплексные соединения с ранее неизвестными свойствами. Многие наноматериалы, как известно, токсичны. Так, вдыхание наночастиц полистирола не только вызывает воспаление легочной ткани, но и провоцирует тромбоз кровеносных сосудов. Углеродные наночастицы могут вызвать расстройства сердечной деятельности и подавить активность иммунной системы. Фуллерены, многоатомные шаровидные молекулы углерода поперечником в несколько нанометров, разрушают ткани мозга. Последствия проникновения наночастиц в биосферу прогнозировать пока не представляется возможным из-за недостатка информации. Согласно экспериментам ученых из Университета Южной Калифорнии, наночастицы поглощаются моллюсками и биопленками, которые, в свою очередь, являются пищей для остальных обитателей морских экосистем. Излишне говорить, что пищевую цепочку замыкает человек. Какие мутации нас ожидают, знают пока только фантасты.
Мало того, что гибнет мир в результате экологического кризиса, гибнет и человек в результате кризиса социогуманитарного, с одной стороны технизируясь и роботизируясь, а с другой — меркантилизируясь и виртуализируясь. Замечательны в связи с этим слова Ж. Бодрийара: «Дело не в том, что после нас остаются отходы, дело в том, что мы сами постепенно превращаемся в отходы».
Поэтому философии предстоит «переварить» эти трансформации научно-природного взаимодействии. Это актуализирует экософскую сущность философии как мудрости в отношениях с окружающей природой. Человек эпохи нанотехнологий в миллиарды раз увеличивает пространство посредством уменьшения масштабов измерения. Он сам, по сути дела, в миллиарды раз уменьшается вследствие увеличения пространства, проникая в субэлементарный мир. Возможность изменения природы на микроуровне, налагает на нас беспрецедентную ответственность сверхсущества. Человек превращается в «сверхчеловека» посредством осознания своей сверхответственности. Ибо умножение возможностей должно вести к умножению ответственности. Как никогда актуализируется тезис «Не навреди!». И вновь мы возвращаемся к очевидным истинам известным человечеству еще издревле о бережном отношении к своему окружению, к своим мыслям, словам, поступкам. Актуализируются требования восьмеричного пути, предложенного Буддой. Само понятие субъекта трансцендируется вглубь материи. Субъект не умирает, как заявляют постмодернисты, напротив субъектом становятся все объекты. Скорее умирает «чистый» объект, превращаясь в субъект.
Наука заставляет нас становиться многограннее, сложнее, гибче и мягче. Ибо истинная сила, на наш взгляд, заключается в мягкости. Погружаясь в «шахту» микромира, мы должны параллельно погружаться в глубины своей сущности, осознавая свою миссию в мироздании. Если этого не произойдет, мы лишь умножим свою разрушающую силу, распространив ее в другие миры. Такая ситуация готовит человека к возможному трансцендированию себя в мегамиры. Физический выход человека в космос пока еще не означает возможность его влияния на природу в мега масштабах. На уровне микромира такая возможность уже существует. И осознание человеком своей ответственности на уровне микромира является необходимым условием изменения его перед возможностью изменять природу в мега масштабах. По сути дела происходит изменение человека, превращение его в невидимое существо, посредством пространственно-временного сдвига. Человек постепенно превращается в сознание, то есть масштаб действия сознания и деятельности настолько превосходит его собственные физические параметры, что он перестает быть видимым и в микромире, и в мегамире. Воистину, по иному звучит библейское «Человек создан по образу и подобию Бога».
Интересен вопрос об изменении масштабов человеческого «Я». Изменяет ли расширение сознания границы «Я»? Человеческое воздействие на уровне субэлементарных частиц, заставляя его углубляться в материю, беспрецедентно трансформирует «Я» человека, заставляя его совершить погружение внутрь самого себя уже как мегасущества. Встреча Гулливера и с лилипутами, и с великанами происходит уже внутри самого человека. При таком понимании современная философия должна изучать не просто отношения человека и его окружения, но также и отношения бесконечно малых частиц-монад человека между собой и самим мегасуществом. Это приводит еще к одной форме трансформации сознания, не затронутой С. Гроффом.
Во всяком случае, философия, преодолев кризис внутри себя, должна включиться в процесс спасения человечества посредством создания нового мировоззрения, новой интегративной цивилизационной парадигмы. Но прежде она должна помочь человеку сохранить целостность своего «Я» посредством восстановления гармонии личностных подструктур. Такая самоидентификация человека и человечества поможет нам выбраться из цивилизационного тупика. Пока же философия, не отвечая на поставленные наукой вопросы, не только не выполняет свою объяснительно-спасительную миссию, но и напротив уходит от поставленных вызовов в частные сферы и направления, о которых мы говорили в начале параграфа. Однако, может сама наука не только порождает проблемы, но и предлагает способы их разрешения? Попробуем с этим разобраться.
1.4. Современная наука в поисках цивилизационной парадигмы или в тисках дарвинизма и фрейдомарксизма
XIX век ознаменовался окончательной победой материалистической науки. Один за другим открытия экспериментальной науки вбивали очередной «гвоздь в гроб» многомерного понимания мира, утверждая господство экспериментально подтвержденной науки. Правда, вопрос чистоты экспериментов и доказанности выводов зачастую оставался открытым. Умами людей всецело овладела дарвиновская матрица миропонимания — мир предстал в качестве гладиаторской арены выживания. Причем, одномерность была присуща и пониманию инструментов выживания. Приспособленность выступила новым богом современной эры. Обычно она представлялась в качестве физической силы и ловкости или, на худой конец, хитрости, позволяющей обмануть соперника и врага. Кстати, именно дарвинизм представил все поле игроков процесса эволюции в качестве соперников или даже врагов. Выживает сильнейший! И не важно, какой ценой достигнута победа. В природе морали нет! Есть только воля к победе. До боли знакомая философия, не правда ли?
Но разве в природе все так примитивно? А может, развитие капиталистических отношений в обществе наложили и свой отпечаток на научные теории, в частности дарвинизм, смело перенесший экономические законы выживания на божественную природу? Ответ на этот вопрос предполагает более детальное рассмотрение основных положений теории Ч. Дарвина.
Не секрет, что Ч. Дарвин исходил из представления о мире как о сфере противоположных, даже враждебных сил, где господствует насилие и смерть. В своей работе «Происхождение видов» он писал: «Из этой свирепствующей среди природы войны, из голода и смерти непосредственно вытекает самый высокий результат, который ум в состоянии себе представить, образование высших форм животной жизни». Второй ошибочной установкой Ч. Дарвина было понимание неизменности природной среды и случайных изменений в организме, которые, пройдя сквозь призму конкуренции, передавались по наследству потомкам. Изменчивость — наследственность — естественный отбор — эта триада Ч. Дарвина, к сожалению, не учитывала активности природной среды, которая отнюдь не отбирала готовые экземпляры особей, а, по сути дела, «выращивала» их подобно селекционеру, изменяясь сама. Метафорично выражаясь, менялась «мама» — менялось и «дитя». То есть приоритет в возникновении новых видов был на стороне системы, а не элемента и, тем более, слепого случая. Система, изменяясь, порождает необходимый ей элемент, служащий в свою очередь необходимым средством ее изменения. В какой-то мере Жан Батист Ламарк отмечал не случайность происходящих в живых системах изменений, и роль в этом процессе среды, но с оттенком телеологизма.
Дарвиновский тезис: «Выживает сильнейший!» — был по сути дела принципом капитализма и антагонистического общества вообще. Но с перенесением на всякое человеческое сообщество рабского представления о силе, как о способности выжить. В качестве возражению тезису о выживании сильнейшего заметим, что иногда, чтобы умереть требуется не меньше силы и мужества. К сожалению, мы часто видим, как на войнах умирают самые сильные и храбрые. Да и чем является сила для природы? Адаптируемость? И это не всегда. Сила и адаптируемость особи — это одно, а сила и адаптируемость вида — это другое. Не случайно Томас Карлейль называл принцип борьбы за существования «философией свиней».
Вообще, триада изменчивость-наследственность — естественный отбор — справедлива для внутривидовой эволюции, а не межвидовой. Ч. Дарвин именно так ее и рассматривал. Ведь таракан может конкурировать с тараканом, но не с бегемотом или львом. Да, и представления о жестоком выживании в природе и в первобытном обществе слишком преувеличены, так же как и о жестокости древних. Известно, что первобытный человек тратил на добычу пропитания несколько часов в неделю, остальное время, предаваясь свободному времяпровождению в свое удовольствие. Также известны случаи, когда первобытные молодые люди жевали мясо для стариков, которые не имели уже зубов. Значит, вовсе и не «зверьми» они были, как это порой представляют! Нам внушают, что человек человеку зверь, цитируя Томаса Гоббса, намеренно укорачивая цитату и этим изменяя смысл до противоположного. Гоббс отмечал лишь, что человек человеку — волк в лишь естественном состоянии, то есть без государства, без законов человеческого существования.
Да и среди животных сочувствие, дружба, взаимопомощь и взаимовыручка помогали выживанию и сохранению рода. Ч. Дарвин называл эти чувства симпатией. Известны множество случаев, когда животные помогают друг другу, спасают друг друга, порой рискуя собственной жизнью. Однажды в Африке путешественники с собаками пересекали долину, по которой шло стадо павиан. Павианы, отразив агрессию собак, поднялись на гору, однако, забыв в долине маленькую обезьянку, которая, в окружении собак звала сородичей на помощь. Самый крупный и смелый павиан спустился с горного склона, прошел меду собаками, взял на руки обезьянку, приласкал ее и с достоинством удалился с ней. Собаки даже не посмели напасть на него. Или еще один сравнительно недавний случай, выложенный в Y-Tube. Антилопа пришла к реке напиться воды, в которой довольно удачно спрятался крокодил, притворившись бревном. Пока антилопа, ничего не подозревая, пила воду, крокодил в прыжке схватил ее за горло и утащил в реку. Вдруг, откуда ни возьмись, появляется бегемот, набрасывается на крокодила и спасает жертву. Бегемот в своей пасти приносит антилопу на берег, кладет на землю, потом вновь возвращается к реке, набирает в свою пасть воды и обрызгивает ею антилопу, которая приходит в себя и с ужасом убегает. Подобное поведение не всякому человеку подвластно! И таких примеров можно привести множество, главное, что они свидетельствуют о нашем упрощенном понимании животных, их психики и поведения. К сожалению, людьми порой движет не столько жажда истины, сколько снобистское желание дистанцироваться от всего остального окружающего мира.
О. Шпенглер указывал на то, что изменения в науке, в частности математике, детерминируют определенный тип культуры. В случае с Ч. Дарвиным мы видим противоположную ситуацию, когда изменения в обществе, в культуре приводят к возникновению теории, в свою очередь, повлиявшую на ход культурно-исторического развития. А то, что человек — существо гораздо более сложное и, что его развитие в весьма значительной степени зависит от того, что он сам о себе думает и в какой среде живет — это всем сейчас известно.
Прекрасно об этом в своей работе «Человек в поисках смысла» пишет психолог, психотерапевт Виктор Франкл, мудрость которого в определенной мере определяется тем, что многое, о чем он пишет, было им пережито в концентрационном лагере. В. Франкл видел своими глазами, а не вычитал из книжек, как человек оставался человеком, не смотря на не человеческие условия. Не конкуренция и борьба за выживание позволили людям там выжить, а то, что они сохранили в себе смысл своего существования, любовь к близким, которые без них бы не справились, и собственное человеческое достоинство. Конечно, для З. Фрейда, считавшего человека «приложением к половым железам» — все это громкие слова. Но, извините, почему-то верится В. Франклу, который все это видел, пережил в жизни, а не З. Фрейду, придумавшему свою пусть и оригинальную теорию.
Ч. Дарвин, безусловно, — великий ученый, внесший революционный вклад в развитие биологии, но он отнюдь не претендовал на создание нового мировоззрения и, тем более, цивилизационной парадигмы. Однако, как это бывает со многими научными теориями, его учению суждено было сыграть не предусмотренную ее создателем роль.
Другим великим учением ХIХ-го века был, безусловно, марксизм, превратившись в следующем столетии в реальную силу, перекроившую мир. Гениальный экономический анализ капитализма завершался социально-философским и политологическим прогнозом о неизбежности новой общественно-экономической формации — коммунизма, основным принципом которого является принцип: «От каждого по способности — каждому по потребности». Хотя в этом же веке незадолго до него А.С.Пушкин написал не менее гениальную маленькую (по сравнению с четырехтомным Капиталом) сказку «О старике, старухе и золотой рыбке», в которой показал, что потребности человека бесконечны и могут быть даже абсурдными. Никогда не будет человеку достаточно того, что он имеет. И современное общество массового потребления с его абсурдными предложениями и потребностями еще раз этому доказательство. Но в отличие от Ч. Дарвина, который поставил во главу угла человеческой эволюции ДНК и ее случайное изменение, обеспечивающее особую живучесть, К. Маркс основным фактором социальной и человеческой эволюции считал производительные силы, то есть, по большому счету — орудия труда, технику. Он упростил сущность человека до совокупности общественных отношений, лишив тем самым конкретного человека его собственной, самостоятельной сущности. «Сущность человека, — пишет он в известных Тезисах о Фейербахе, — не абстракт, присущий индивиду, а в своей совокупности, она представляет собой совокупность, ансамбль общественных отношений».
Марксизм, а точнее ленинское его понимание, освободило человечество, от каких бы то ни было социоприродных закономерностей, утвердив в сознании людей мысль о возможном изменении социально-экономического строя. Для этого, согласно марксизму, необходимо лишь обобществить средства производства, так как антагонистические общества зиждились на частной собственности на средства производства. Уродливой формой такого миропонимания явилось учение Мичурина, пытавшегося создавать природных мутантов, яблоню, плодоносящую грушами и наоборот. «Нечего ждать милости от природы! Взять у нее силой — вот наша задача!» — печально известное его выражение. Откуда такая агрессия и ненависть к природе? Возможно, ментальный перенос на природу обиды из-за социальной несправедливости.
Множество трудов написанных по марксизму, целая эпоха советского марксизма-ленинизма, с многими действительно талантливыми авторами, снимает необходимость серьезного анализа этого великого учения, которое, к сожалению, тоже превратили в икону и догму.
Важнейшим мировоззренческим учением ХХ века, не только повлиявшим на умы, но и серьезно изменивший систему ценностей и образ жизни людей, был уже не раз упоминаемый фрейдизм. Влияние З. Фрейда на современную психологию столь велико, что практически она вся отталкивается от теории и практики психоанализа. З. Фрейд внес, безусловно, огромный вклад в развитие теории бессознательного, идея которого разрабатывалась и Э. Гартманом, и А. Шопенгауэром, и другими философами, показав огромную роль бессознательного в поведении человека. Однако и он не избежал участи великих ученых, гипертрофировав роль исследуемого объекта. Речь идет о сексуальной энергии либидо, которой З. Фрейд подменил всю психофизиологическую энергию человека.
Переняв основную идею из физиологии у своего учителя Густава Теодора Фехнера о том, что все живые существа, по сути дела, — термодинамические системы, которые заряжаются и разряжаются, он увидел в сексуальной активности человека практически единственный, во всяком случае, универсальный и главный способ «разрядки», сбрасывания психоэнергетической напряженности. Правда, посредством понятия «сублимация» З. Фрейд пытался указать на разнообразие способов снятия напряжения, но доминирующее значение сексуальной жизни человека все же в его учении осталось. Такое упрощение психофизиологии человека вряд ли допустимо, о чем прекрасно показали труды его последователей, представителей созданной им школы психоанализа Э. Фромма, А. Адлера, К. Хорни и других.
Бессознательное имеет большое значение в жизни человека, познание этих импульсов позволит узнать о человеке многое, но сводить все поведение человека к нему, все же неправильно.
Человечество должно быть благодарно великим ученым Ч. Дарвину, К. Марксу, З. Фрейду, также как и многим другим ученым, за то, что они дали миру, но обожествлять их, превратив в икону, не верно. Сказано: «Не сотвори себе кумира». А мы сотворили. Поэтому обожествили Силу, классовую борьбу, материальные условия выживания, секс, создав цивилизационную парадигму, удушающую человека и человеческое в смертельной звериной хватке.
Это не ново и известно испокон веку. Все мировые религии, пытаясь сохранить любовь и человечность в человеке, проповедовали эти истины. Поэтому ХIX век, век бурного развития науки и техники, так восстал против религии. Развитие капиталистических отношений требовало культивирование Силы, Борьбы и Выживания. Рассмотренные научные теории, принятые огромными массами практически на веру, сами фактически превратились в религии.
Дальнейший анализ предполагает рассмотрение господствующих сегодня в мире цивилизационных парадигм.
Глава 2. Господствущие цивилизационные парадигмы
2.1. Понятие цивилизационная парадигма
Одной из особенностей современной эпохи представляется нарастающая зависимость социальной действительности от господствующего в мире, или, во всяком случае, в ведущих развитых странах, понимания системообразующих целей, смыслов, ценностей, приоритетов общественного развития. Сегодня в специальной литературе прочно закрепился термин «цивилизационная парадигма», выявление содержания которого является необходимой предпосылкой нашего исследования. Слово «парадигма», с греческого означая пример, модель, образец, часто трактуется как совокупность установок, представлений, понятий, смыслов, способ видения мира. С легкой руки американского ученого Томаса Куна понятие «научная парадигма» получило широкое распространение, и стало пониматься как господствующая в науке теория, модель описания действительности. Парадигма описывает круг проблем, имеющих смысл и решение, включая и методы решения этих проблем.
Парадигма не только способствует тому или иному описанию мира, но и задает мир, посредством своих символов и элементов. Дословно переводимое как «сверхвзгляд», парадигма создает установку для того, или иного понимания действительности. Она основывается на знании, убеждении, но чаще всего на вере в то или иное положение вещей, которые в свою очередь, естественно, детерминированы другими явлениями, сущность которых необходимо раскрывать для их адекватного понимания.
Некоторые исследователи называют парадигмой модель господствующей ментальности, ментальную модель мира и мироустройства, основанную на общепринятых в данном обществе идеях и понятиях, определяющих его поведение и отношение к миру и к себе. Однако, слово «ментальность», хотя и чрезвычайно модное сегодня, несколько неоднозначно. Имеется в виду, конечно, не индивидуальная, а социальная или общественная ментальность, например этноса. Но все-таки ментальность связана с рационально-сознательной компонентой психики. Можно ли включить бессознательное, в данном случае коллективное, в содержание понятие ментальность? Тогда может лучше назвать парадигмой способ духовного отношения к миру? Во всяком случае, понятие «парадигма» близко понятию «мировоззрение», включающее и миропонимание, и мироощущение, и мировосприятие, вместе с бессознательной ее компонентой.
Одни авторы называют парадигму той или иной культуры ее характером. Другие предпочитают считать ее основной идеей культуры. Однако такие попытки весьма условны, так как не отражают реального взаимоотношения понятий парадигма и культура. К тому же понятие «идея» часто путают с содержанием платоновского понятия «Эйдос». Парадигма возникает в результате функционирования и развития определенной культуры, конкретно исторического способа отношения к окружающему миру, а эйдос культуры представляет собой тот духовный образ, который лежит в ее сновании, то есть сам эту культуру инициирует.
Существуют также различные определения цивилизации. Не вдаваясь в теоретический анализ или, как сегодня модно говорить, «дискурс», отметим, что будем понимать под цивилизацией определенный этап развития культуры. Хотя бы просто потому, что «сивилиус» означает городской. То есть на этапе возникновения городов и связанных с ними реалий наступает эпоха превращения культуры в цивилизацию. Второе понятие, как видим, значительно уже первого по объему. Однако, если вновь обратиться к замечательной книге Оствальда Шпенглера, то увидим, что под цивилизацией он понимает не только этап, но и определенный характер культуры, а именно техногенный и завоевательно-экспансивный. «Цивилизация, — пишет он, — это те самые крайние и искусственные состояния, осуществить которые способен высший вид людей. Они -завершение, они следуют как ставшее за становлением, как смерть за жизнью, как неподвижность за развитием, как умственная старость и окаменевший мировой город за деревней и задушевным детством, являемым над лорикой и готикой. Они — неизбежный конец, и, тем не менее, с внутренней необходимостью к ним всегда приходили». С этим нельзя не согласиться. Но, видимо, определенный этап развития связан и с характером культуры. Более того, мы предлагаем различать также и характеры цивилизаций. В основе определения этого характера на наш взгляд должны лежать ее ценности, определяемые ценностями образа жизни людей, способа их жизнедеятельности, или способа адаптации и, если хотите.
Под словом «цивилизация» понимают определенный конкретно-исторический этап культуры, то есть конкретные временные рамки развития культуры, причем это развитие культуры не обязательно связанно с городом и техникой, как считают некоторые исследователи. Важнее в данном случае подчеркнуть именно характер культуры, потому как в разные эпохи развитие культур имело свои специфические особенности. Например, «осевое время», как назвал К. Ясперс 6—5 век до нашей эры, в котором происходило становление основных цивилизационных стратегий вряд ли можно сравнить с обычным временем развития человечества. Но понятие «цивилизация» трактуется и по-другому. Иногда его противопоставляют варварству и дикости, порой как синоним культуры, точнее для обозначения культурно-исторических типов (А. Тойнби). Порой под цивилизацией понимают завершение, гибель, декаданс культуры. Именно так понимал цивилизацию О. Шпенглер. Мы не будем акцентировать внимание на негативных оттенках слова «цивилизация», рассматривая ее, как уже отмечалось, просто как определенный этап в развитии культуры.
Нас интересует цивилизация как определенный этап в развитии культуры, характер этой цивилизации как способ адаптации к миру. Каким образом выживал человек? На что он поставил в своей эволюции на биологическое, социальное или духовное? Разные авторы отвечают на этот вопрос по-разному. Мы думаем, что и на то, и на другое, и на третье. Но в разной мере. В зависимости от характера цивилизации. Западная цивилизация, после некоторых колебаний «сделала ставку» на силу, на внешнее завоевание. Ницше озвучил библию Нового времени, завет сверхчеловека Заратустры людям, который благополучно ведет нас в Ад нигилизма массового потребления и эксплуатации. Сегодня ее называют тектурой, нектурой (от слов техника, некро — смерть ит. д.).
У человека всего два пути или — во вне, или — во внутрь, к ницшеанскому человеко-Богу или к Бого-человеку, о котором говорила восточная философия и к которому призывала русская религиозная философия в лице Владимира Соловьева.
Лакмусовой бумажкой, определяющей характер цивилизации, выступило отношение человека к удовольствию, как критерий направления цивилизации, программировавшего мозг на то или иное состояние: быть слугой или господином удовольствий, а по большому счету и своей судьбы. Рабская зависимость человека от окружающей природы в первобытном обществе сменилась рабством от людей в эпоху рабовладения, затем превратилось в рабство от гипертрофированной религии, затем — в рабство от науки и техники в Новое время и, наконец, в эпоху капитализма вылилось в рабство от денег. Удовольствие потакало этому, ибо оно и было причиной этого рабства, а точнее зависимость человеческого мозга от этого удовольствия.
Должна когда-нибудь все-таки наступить эпоха власти человека над своими удовольствиями эпоха, которую мы называем эпохой Нового гуманизма. Эпохой свободного творческого человека. И в связи с этим весьма кстати слова Н. Бердяева о смысле творчества, как средства духовного освобождения личности. Воистину гениальное пророчество Гете победа Фауста над Мефистофелем. В этом и есть смысл нового гуманизма — подчинить индивидуальное удовольствие счастью людей, предполагающее понимание человека как существа вечного, не ограниченного рамками лишь своего биологического времени.
Резюмируя, подчеркнем, что цивилизационная парадигма представляет собой определенное мировоззрение, миропонимание и мироописание, детерминирующее собой способ жизнедеятельности, отношения к миру и возникающим в нем проблемам, способ адаптации и адаптирования окружающей среды, способ понимания и решения жизненных проблем. В цивилизационной парадигме, например, Н. Пиминов вычленяет совокупность особых способов и методов решения жизненных парадоксов, выработанных обществом за длительный промежуток времени, которые передаются из поколения в поколение посредством традиций и подражания. Не обязательно парадоксов, ведь не всякая проблема, тем более жизненный вопрос, являются парадоксом, но в целом с таким пониманием можно согласиться.
Как уже подчеркивалось в цивилизационной парадигме важно учитывать не только сознательно-рациональные, но и бессознательно-иррациональные компоненты. Например, кроме ценностей и сверх-ценностей культурной эпохи важно выявить и исследовать доминантные в конкретно-историческое время установки и аттитюды (социальные установки), определившие направление цивилизационного развития.
Интересен акцент О. Шпенглера на различии цивилизаций в зависимости от отношения к таким базовым понятиям культуры, как «становление» и «ставшее», «собственное» и «чужое», «душа» и «тело», «возможность» и «действительность», «Я» и «не-Я», «жизнь» и «смерть». Понятие «жизнь» он связывает с процессом становления, в то время как все ставшее ассоциируется им со смертью. Все чувственное он называет чужим, пришедшим извне, а «Я» своим, собственным. Особое значение у него играет понятие «направление» становления, изменения, которое он ассоциирует с понятие «время». «Если, — пишет он, — давая притом перевес бессознательному над сознательным, обозначить душу как возможность, и, наоборот, мир как действительность, выражения, относительно которых внутреннее чувство не оставляет никакого сомнения, — то жизнь явится тем образом, в котором совершается осуществление возможного. На основании признака направления возможное называется будущим, осуществленное — прошедшим. Само же осуществление, средоточие и смысл жизни мы называем настоящим. «Душа — это то, что подлежит осуществлению, «мир» — осуществленное, «жизнь» — осуществление». Он разделяет картины мира в зависимости от того, что определяет конкретную культуру — становление или ставшее, направление или протяженность, время или пространство. «Речь идет не об альтернативе, но о шкале бесконечно многих и очень разнообразных возможностей обладать внешним миром в качестве отражения и свидетельства собственного существования, о шкале, крайними ступенями которой являются чисто органическое и чисто механическое мировоззрения (в собственном значении слова: воззрение на мир).
Исходя из этого, О. Шпенглер разделяет культуру на возможную (то есть культуру, как идею существования) и действительную культуру (как тело этой идеи). Он считает, что культура представляет собой воплощение души, основной идеи человеческого существования, но его слова можно понять и иначе. «Душа, — пишет он, — стремится осуществить себя в образе окружающего мира…». То есть, окружающий мир, включая природный, является отражением души населяющего ее народа. На самом деле, на наш взгляд, как раз наоборот, душа является отражением окружающего природного и социокультурного мира. В данном случае также действует указанный нами ранее энвайронментальный закон концентрации. Если культура и душа народа взаимно детерминируют свои содержания, то характер природного окружения имеет уже другие закономерности. Окультуренная природа, конечно же, несет отпечаток создающего ее народа. Важным, на наш взгляд, является дифференциация культур на морские и речные, долинные. У речных, долинных народов цивилизации ориентированны на длительность, изменения, время, а у морских — на пространство, протяженность. Это детерминировано характером речных и морских потоков. Река течет в одном направлении и все цивилизации выстраиваются по течению реки, а в море волны постоянно прибиваются к берегу, снимая идею однонаправленности потока. Эти различия не могли не отразиться на характере возникших в этих пространствах цивилизаций. Интересно, что сегодня многие геополитические теории учитывают именно этот параметр — цивилизация моря или суши.
О. Шпенглер, как уже отмечалось, считал, что различие культур объясняется различием характера математик, существовавших в разных странах в разные эпохи. Античная математика знала лишь конечные, малые числа, поэтому античный человек не видел перспективы, горизонта, пространства, распростершегося за пределами его полиса. Западно-европейская математика — математика бесконечности, беспредельного, стала основой многомерной аполоновской культуры. «Таким образом, — пишет он, — античность с внутренней необходимостью постепенно стала культурой малого. Аполлоновская душа стремилась подчинить себе смысл ставшего при помощи принципа обозримого предела; ее „табу“ сочеталось с непосредственной наличностью и близостью чуждого. Что далеко, что невидимо, того и нет. Греки и римляне приносили жертвы богам той местности, где они находились; все остальные ускользали от их кругозора».
Шпенглер отмечает, что подобно тому, как у древних греков нет слова для обозначения пространства, у них отсутствовало чувство ландшафта, горизонта, дали, а также отечества, распространяющегося на большое пространство и охватывающее большую нацию.
Еще раз подчеркнем, что отмеченные закономерности имеют место, однако лишь как следствия определенного образа жизни греков и характера их цивилизации. Внутреннее и внешнее взаимотерминируют друг друга. Но развитие идет извне вовнутрь, от системы к элементу, а не наоборот. В этом суть выведенного нами закона концентрации, или основного закона энвайронментализма, согласно которому элемент является результатом «конденсации» окружающей среды системы. Система создает элемент посредством концентрации и интериоризации внешнего во внутреннее.
2.2.Парадигмы исторических цивилизаций
Исследование различных цивилизационных парадигм предполагает дифференциацию критериев их идентификации. В самом общем плане можно выделить культурно-цивилизационные и формационные критерии. Хотя следует подчеркнуть, что и формационное деление на практике представляет собой культурно-формационную дифференциацию, так как рассматривает именно западно-европейскую форму и содержание развития общества.
Начнем исследование с парадигмальных основ греко-римской цивилизации. Хотя сразу же следует подчеркнуть условность такого объединения. Конечно же, существовали две самостоятельные цивилизации — греческая и римская, объединение которых может быть правомерным лишь в пространственно-временном измерении, но отнюдь не культурологическом. Что было характерно для греческой культуры? Такие ценности, как свобода, чувство собственного достоинства, противопоставление греков варварам (своего рода зачатки нацизма), понимание силы, прежде всего, как физической мощи, завоевательная стратегия, политеизм, мифологическое сознание, осознание знания одной из высших ценностей, так как истинная свобода достигается посредством знания, внутреннее духовное развитие личности, демократия, право.
Освальд Шпенглер в своей книге «Закат Европы», пытаясь разработать методологию познания социокультурных и исторических явлений, предупреждал об ущербности применения методологии естественных наук в сфере истории. «То обстоятельство, — пишет он, — что кроме необходимости причины и следствия — я назову ее логикой пространства, — в жизни существует еще и необходимость судьбы — логика времени, — являющаяся фактом глубочайшей внутренней достоверности, который направляет мифологическое, религиозное и художественное мышление и составляет ядро и суть всей истории в противоположность природе. … Математика и принцип причинности приводят к систематизации явлений по методу природоведения, хронологии и идея судьбы — по методу историческому. Обе системы охватывают весь мир. Только глаз, в котором и через который этот мир получает свое осуществление, в обоих случаях разный». И хотя сегодня существует множество книг, посвященных специфике методологии гуманитарных исследований, подчеркивающих статистичность исторических исследований, вводятся новые специфически для гуманитарного исследования категории вроде «хронотопа» и все же, на наш взгляд, О. Шпенглер прав. Все это рассматривается одним и тем же «естественно-научным глазом».
В гуманитарном, социокультурном исследовании господствует естественнонаучный материализм, причем классической, ньютоновской, одномерной эпохи. Не отсюда ли одномерность политического мышления, умножающего слезы матерей, потерявших своих детей в бессмысленной битве за пространство? Насколько правомерно распространение математических, физических, экономических категорий и ценностей на весь социокультурный мир? Не потому ли, что мы отождествили счастье с успехом и богатством, в одном из самых развитых и процветающих городов Европы самое большое количеств самоубийств среди молодежи — 11 тысяч в год! Более тридцати самоубийств в день! Очевидно, что не все в порядке в «Датском королевстве». В России, находящейся в последнее время в числе стран мировых лидеров по этому печальному показателю, тоже не все в порядке в этом отношении. Выход — прежде всего, в исследовании причин происходящего. И опять — ловушка естественнонаучного мышления!
Если верить О. Шпенглеру, у древних греков не было чувства историчности, они были полностью во власти, что называется, пространственной парадигмы. В Греции не только не было обсерваторий, но, более того, во времена Перикла в Афинах народным собранием был принят закон, «угрожавший каждому, распространявшему астрономические теории, тяжелой формой обвинения, эйсангелией». Это было проявлением того, считает О. Шпенглер, что воля античной души стремилась вычеркнуть представление о дали из своего миросозерцания. Чем это могло бы быть вызвано? Существующим типом культуры, то есть способом материального и духовного существования. С одной стороны — города государства — полисы, относительно автономные самодостаточные образования, с другой стороны -рабство, классовое и сословное расслоение, актуализирующее в качестве высшей ценности свободу.
Господство мифологического сознания, не столь отражающее существующий порядок вещей, сколь в символической, фантастической форме выражающее желаемое. Греки не столько хотели знать, что будет, сколько, когда будет то, чего они хотят. Поэтому верили в идею судьбы. Отсюда такое неформальное, можно сказать почти дружеское, общение с богами, от которых зависела их судьба и жизнь. В этом плане мифологически чудоориентированное сознание греков, в какой то мере, напоминает историческое сознание россиян.
Даже в строительстве греки перешли от камня, как строительного материала, которого в Греции всегда было много, к дереву. Согласно О. Шпенглеру грек был человеком, который никогда не становился, а всегда пребывал. То есть для грека идея длительности практически не существовала, у него не было воли к длительности, а значит ко времени. То есть во главу греческой парадигмы была поставлена категория пространства. В противоположность грекам египтяне не признавали идею конечности. «В высшей степени исторично предрасположенная египетская душа, стремящаяся с первобытной страстностью к бесконечному, воспринимала весь свой мир в виде прошедшего и будущего, а настоящее, идентичное с бодрствующим сознанием, казалось ей только узкой границей между двумя неизмеримыми пространствами». По О. Шпенглеру, египетская душа является в высшей степени воплощением заботливости о дали, будущем, что вылилось в выбор ими таких строительных материалов как гранит и базальт, не только для сооружений, но и для исторических документов, высеченных на этих почти вечных материалах.
О. Шпенглер обращает наше внимание также на отношение разных культур к смерти, выраженных в погребальных обрядах. «Египтянин отрицает уничтожаемость. Античный человек утверждает ее всем языком форм своей культуры. Египтяне консервировали даже мумию своей истории, а именно хронологические даты и числа. В то время как, с одной стороны, ничего не сохранилось от досолоновской истории греков, ни одного года, ни одного подлинного имени, никакого определенного события, — что придает единственно известному нам остатку преувеличенное значение, — с другой стороны, мы знаем почти все имена и годы правления египетских царей третьего тысячелетия до Р.Х., а поздние египтяне знали их, конечно, все без исключения».
Греко-римская цивилизация гипертрофировала значимость таких явлений как свобода, слава и власть. Многие античные герои совершали подвиги лишь ради славы, а не для того, что это было им необходимо. Вспомним Ахиллеса, Филиппа и Александра Македонских, Цезаря и многих других. Для них жизнь без подвигов и славы не имела смысла. Видимо, понятие «тщеславие» было им не знакомо. Не многим от нее по характеру отличались Романо-германская и Англо-саксонская культуры, относящиеся, так же как и Греко-римская, к более широкому феномену — западной культуре.
С точки зрения цивилизационных парадигм интересно рассмотрение отмеченного Фридрихом Ницше, а затем дополненного Оствальдом Шпенглером различия между Дионисийской, Аполонической и Фаустовской культурой.
О. Шпенглер противопоставляет аполоническую культуру Древней Греции дионисийской культуре Древнего Рима. Мы, в свою очередь, рассмотрим их взаимоотрицание по гегелевскому закону отрицание отрицания на протяжении всей человеческой истории. Первобытное общество — дионисийская культура, эллинская — аполоническая — римская-дионисийская, средневековая — аполинистическо-фаустовская, Новое время — фаустовская — современный капитализм — фаустовско-дионисийская. Остается открытым вопрос — какой характер культуры ожидает нас в ближайшем будущем? Хотелось бы, чтобы предвидение Гете оказалось пророческим, и победил не Мефистотель.
Дионисийская культура, как радостное, праздничное существование, направленное на удовлетворение человеком своих витальных потребностей получила свое название от имени сына Зевса — Диониса, которого считали богом вина, блаженного экстаза и восторженной любви. Утверждать дионисийское начало — значит преследовать чувственные наслаждения, жить в свое удовольствие. Но кроме этого, он преследуемый бог, страдающий и умирающий. Все, кто идет за ним, вынуждены разделить его судьбу. Интересно, что некоторые авторы отмечают особую близость Диониса природе и женщинам. Он мистичен, интуитивен, порой предстает как нежеланная и неспокойная стихия, причина конфликтов и безумия. Часто Дионис олицетворяет женское начало в психике мужчины.
У римлян Дионис выступает в качестве бога Бахуса — бога вина и виноделия, неистовстсва и блаженного освобождения. Дионис — сын Зевса и смертной женщины Семелы, дочери царя Фив Кадма. Согласно мифу, жена Зевса, Гера, из-за ревности, желая навредить Семеле, посоветовала ей попросить Зевса показаться в своем божественном обличии. Семела, ничего не подозревая, взяла с Зевса клятву выполнить данное им обещание. Зевс не мог нарушить клятву и предстал перед Семелой во всем своем божественном величии и тем самым погубил ее, сжег своими молниями. К тому времени Семела была уже в положении, и Зевс изъял ребенка и вынес его в своем бедре. Одно из толкований имени «Дионис» — «хромота Зевса» другое — «Божественная Ниса» (гора, где воспитывался Дионис). Сведенный с ума ревностью коварной Геры, Дионис был очень вспыльчивым и постоянно прибегал к насилию. Порой у него были даже приступы безумия.
Поэтому дионисийская культура, направленная на максимальное удовлетворение материально-чувственных потребностей, чревата различными коллизиями. Человек в ней, мало чем отличаясь от животного, находится во власти желания и удовольствия, которые подобно вину опьяняют его и влекут к безумию. Пушкинская старуха из сказки «О старике, старухе и золотой рыбке» — яркий пример героя дионисийской культуры.
Древнегреческая культура в отличие от «варварской» и римской носит аполонический характер. Здесь на первый план выступают уже не материальные, а духовные ценности. Философия предстает ведущей формой общественного сознания. Конечно, цивилизационной анализ невозможно вести без формационного, который заставляет нас указать, что в рамках древнегреческой культуры были все таки две культуры — культура свободных греков и культура рабов. Но О. Шпенглер об этом умалчивает. Мы пока будем говорить о греческой аполонистической культуре, имея в виду культуру свободных греков. Ведь рабов, по выражению Аристотеля, они считали всего лишь «говорящими орудиями».
В греческой культуре личность и ее свобода имели приоритетное значение. Особенно отличались среди греков спартанцы, походящие больше на римлян. Так, в своих «Законах» Платон, затрудняясь однозначно определить политический строй Спарты, относит его больше к тирании, хотя признает в нем и элементы демократии, и элементы аристократии. Спартанцы освобождались от ремесленческого труда и должны были с оружием в руках защищать родину. Законы не разрешали им обогащаться. Иметь золото и серебро спартанцам было строжайше запрещено, а распоряжение имуществом затруднялось множеством предписаний. Так, Ксенофонт заметил: «К чему же поможет обогащение там, где приобретение доставляет гораздо больше неприятностей, чем удовольствие».
Спартанцы, как известно, воспитывались в очень суровых условиях. Мальчики, пройдя жесткий отбор после рождения, росли в семье лишь до семи лет, затем их собирали в группы, где они беспрекословно подчинялись начальнику. Как писал Платон: «Самое главное здесь следующее: никто никогда не должен приучать себя действовать по собственному усмотрению». Они не думали ни о красоте, ни о чистоте и опрятности. Порой розгами проверялись на умение сносить боль. Забота о физической силе, ловкости и мужестве была в Спарте на первом месте. «В Лакедемоне, — писал Ксенофонт, — всякому гражданину стыдно сидеть за обедом рядом с трусом в палестре. Спартанцу запрещали чрезмерно поддаваться удовольствиям и наслаждению, считая, что это расслабляет душу. Они стыдились своих отношений с женщинами и старались скрывать от чужих глаз факт свидания с возлюбленными девушками.
О. Шпенглер считает, что античная греческая культура является аполонической, а римская представляет собой возврат к дионисийской, сравнивая греческую культуру с культурой Дон Кихота, а римскую с — Санчо Пансы. Мы считаем, что греческая культура представляет собой более многомерное образование, включающее в себя и дионисийское, и аполоническое начала. Прежде всего, потому что, как мы уже указывали, во-первых, она делилась на культуру свободных греков и культуру рабов, а во-вторых, на различные культуры городов-государств.
Но в целом, языческое космоцентрическое мышление позволяло грекам считать себя частью единого живого и животворящего Космоса. Свидетельством этому являются философские системы, например, представителей Милетской школы, практически обожествлявших природные стихии. Иллюстрацией такого понимания является мифическо-метафорический образ кентавра — существа, представляющего собой синтез человека и коня, как природного существа. С того времени эволюция культуры представляла сложной амбивалентной природе человека свободу выбора между служением зверю или человеку. Но уже тогда общество взяло на вооружение способы манипулирования поведением человека посредством формирования отношения к материальным ценностям. Прекрасно поняв это, киники выразили свою позицию в лице самого яркого и скандально известного Диогена.
Когда один богатый человек, пытаясь доказать Диогену неправильность самоограничения, пригласил его в свой шикарный дом, где все сверкало и отличалось роскошью, Диоген, оглядевшись вокруг, плюнул хозяину дома в лицо. На возмущение Диоген спокойно заметил, что не испытывает к хозяину ничего личного, просто ему захотелось сплюнуть, но все вокруг так блестит, что хуже места, чем лицо хозяина, он не нашел.
Можно приводить множество примеров, подтверждающих стремление греков к гармоничному развитию тела и души. И О. Шпенглер прав в том, что такого меркантилизма и прагматизма, как у римлян, у греков еще не было. «Бездушные, чуждые философии и искусству, наделенные животными инстинктами, доходящими до полной грубости, ценящие одни материальные успехи, они стоят между эллинской культурой и пустотой».
Далее Шпенглер, противопоставляя греческую душу и римский интеллект, объясняет разницу между культурой и цивилизацией. Он отмечает, что ставка на силу, физическое завоевание характеризует повсеместно в различные эпохи цивилизации, как империи, пытающие навязать миру свои ценности. Очень похоже на современную политическую ситуацию, не правда ли? Так распространялась рабская философия и мировоззрение. Ведь, как известно, свободный человек стремится к свободе, достоинству и уважению, а раб к силе и завоеванию.
Римская цивилизация, как гедонистическая цивилизация чрезмерности, опровергала всем своим существованием и развитием сократовский тезис «Ничего сверх меры. Ибо мера — самое главное и самое трудное в жизни». Как известно, основным слоганом римской цивилизации мог бы стать призыв — «Хлеба и зрелищ!». Гладиаторские бои в купе с оргиями в римских банях, обширных возлияниях, как следствие ориентации культуры на богатство и власть, в конце концов, привели к краху римскую цивилизацию. Вместо культуры мира, по словам О. Шпенглера, Рим предложил цивилизацию города. «Город, — пишет он, — одна точка, в которой сосредоточивается вся жизнь обширных стран, в то время как все остальное увядает; вместо богатого формами, сросшегося с землей народа — новый кочевник, паразит, житель большого города, человек абсолютно лишенный традиций, растворившийся в бесформенной массе, человек фактов, без религии, интеллигентный, бесплодный, исполненный глубокого отвращения к крестьянству (и к его высшей форме — провинциальному дворянству), следовательно, огромный шаг к неорганическому концу».
Как видим из приведенных слов, Шпенглер предвосхищает процессы глобализации, называя урбанизационные процессы созданием единого мирового города. Не случайно Рим встал на беспощадную войну против христианства, пытавшегося ко всему прочему поставить физические удовольствия под контроль религии и морали. Аполоновская культура греков, уступившая Дионисийской цивилизации римлян, в свою очередь отступила перед аполонической культурой средневековой Европы, воцарившейся на Западе более, чем на тысячу лет.
В осевое время параллельно Греко-римской развивались и египетская, и персидская, и еврейская, и индийская, и китайская, и японская, и другие цивилизации. Прежде всего, интересно было бы сравнить греческую культуру с противоположной ей индийской, попробовав выявить те системообразующие ценности, «суперценности», на которых они базируются.
Индийская культура была не только не историчной, но и не пространственной, так как уносила человека в нирвану, называя все сущее лишь иллюзией. В Индии, вместо воли к длительности и завоеванию пространства, культивировалась воля к духовному совершенствованию. Слишком жесткая кастовая дифференциация могла сохраниться лишь при условии принятия ее всеми членами общества. Для этого, как ничто лучше, подходила идея иллюзорности мира, которая имела революционное значение для представителей низших сословий и каст, которые могли совершенствоваться в духовном мире, не имея совершенно никаких ограничений. Конечно же, индийскую культуру нельзя сводить лишь к буддизму, так как в ней имеет место наличие богатого спектра философских учений, включая и материалистические, такие как Чарвака Локаята и другие, но все же буддизм, как древнейшая мировая религия, концентрирует в себе характерные черты индийского мировосприятия и мировоззрения в целом.
Смеем предположить, что одной из причин такого различия культур является пространственное расположение этих стран. Греция представляет собой морскую страну, в то время как, например, Египет, хоть и имеет выход к морю, но все же является в большей степени материковой страной. В морской культуре воля к длительности, физически ограниченная морскими границами, заменяется волей к отвоевыванию пространства. Отсюда воля к завоеванию, воля к власти.
Не в меньшей мере повлияла на культурное развитие человечества культура Древнего Китая, его философия, прежде всего, такие направления как конфуцианство, даосизм, легизм. Интересно, что эти философские системы не стали для сознания современного китайца лишь информацией из далекого исторического прошлого. Трепетное отношение населения современного Китая к своим духовным корням, заложенное их великими Учителями, актуализирует духовные ценности этой древнейшей культуры. Прежде всего, принципы конфуцианской философии — Жэнь, Ли, У-вэй, в определенной мере, способствовавшие современному возрождению Китая.
На наш взгляд, некоторые из этих принципов должны быть сегодня переосмыслены в русле адаптации к современной поликультурной супертехнологической жизни. Например, принцип гуманизма или принцип Жэнь, в основании которого лежит императив: «Не поступай с другими так, как ты не хотел бы, чтобы поступали с тобой». Как известно, этот тезис выступил в качестве основания христианкой морали и был использован в Библии, а Имануил Кант назвал его «золотым правилом» этики или категорическим императивом. Действительно, если бы это было возможно для всех людей, обществ и государств! Но, мы же видим соринку в чужом глазу, а в собственном — и бревна не замечаем! К сожалению, так устроена психика человека, ослепленного эгоцентризмом, о необходимости преодоления которого тысячелетия говорят философы.
Более того, современное капиталистическое общество зиждется на пестовании человеческого эгоизма и эгоцентризма, на специальном, целенаправленном формировании его, как необходимого элемента общества массового потребления. Эгоизм потребителя — один из детерминантов развития торговли. «И пусть весь мир подождет!» — известные слова из рекламы сомнительного сока.
Как сделать так, чтобы принцип Жэнь работал в действительности? Ведь стараниями Ч. Дарвина, К. Маркса и З. Фрейда и многих других ученых человечество в целом убеждено в своей животной, даже звериной сущности. Большая роль отводится в этом вопросе семейному воспитанию. «Каждый злодей и преступник начал с того, что стал плохим сыном» — эти слова Конфуция действуют и сегодня на многих людей. Ведь, действительно, все начинается с отношений между детьми и родителями. Вспомним японскую пословицу, что ребенка можно воспитывать лишь пока он умещается в своей кроватке поперек. Или чего стоят слова Конфуция: «Горе тому народу, чьи правители слишком активны».
Более двух с половиной тысячелетий назад закладывалась эволюционная модель современных китайских реформ. Очень важно воспитание трудолюбия в системе общекультурных представлений китайцев о человеке. Знаменательна в связи с этим притча о юноше, который пришел к мудрецу и спросил: «Когда сбудется моя мечта?» Старик показал на гору и сказал: «Видишь ту гору? Твоя мечта сбудется, когда эта гора перейдет сюда». И указал точное место, куда гора должна была подойти. Молодой человек расстроился и ушел, поняв, что его мечте не суждено сбыться. Ведь горы не ходят! Другой юноша, задав тот же вопрос, и, получив абсолютно такой же ответ, очень обрадовался и поблагодарил Учителя за помощь. Первый юноша весьма удивился странному поведению второго и стал за ним наблюдать. Второй молодой человек каждое утро просыпался на рассвете, брал лопату, мешки и телегу, копал гору и в мешках переносил ее содержимое на то место, на которое указал мудрец. Через несколько лет гора постепенно исчезла, а на новом месте, указанном мудрецом, возникла новая гора. По сути дела, гора перешла на новое место!
Эта притча говорит о том, что ничего невозможного нет и если очень стараться, постоянно усердно трудиться, то твоя мечта сбудется. А теперь сравните эту притчу с нашими сказками о золотой рыбке, о царевне-лягушке, о коньке Горбунке, об Иванушке, который на печи ездил во дворец и многие другие. Желаемый результат в этих сказках достигается не посредством систематического труда, а благодаря чуду. Это, с одной стороны, формирует веру в чудо, что само по себе и не плохо, но с другой, — способствует снижению веры в собственные силы.
Чудоориентированность культуры усиливалась религией, ростом ее влияния на социокультурное развитие, особенно проявившимся в эпоху Средневековья. Сами средневековые мыслители порой рисовали картину мрачного «темного Средневековья». В их описаниях часто отсутствует радость и оптимизм, нет удовлетворения от жизни, нет стремления к улучшению существующего мира, нет надежды на счастье и благополучие в этом мире. Поддерживается стремление к смерти, уход в потусторонний мир, где и вожможно истинное счастье, блаженство и покой.
Однако, дело обстояло куда противоречивей. Раннее Средневековье совпало с распадом Римской империи, Великим переселением народов и глубоким социально-экономическим и культурным кризисом. В IV веке происходил переход от римского к «христианскому миру». От дионисийской культуры к аполонической. Западный мир произошел, по сути дела, от слияния римского мира с «варварским». От этого он еще более противоречив. Были утрачены многие достижения античной культуры. Одним из заслуг христианства является то, что оно уравняло в правах всех, и рабов и господ, и греков, и римлян, и варвар. Насилию оно противопоставило любовь, прощение, надежду на лучшее.
Античная культура стремилась к гармонии души и тела, римская — провозгласила приоритет тела, силы, воли к завоеванию, то есть воли к власти. В отличие от Римской культуры христианство было обращено к душе, призывая человека к физическим ограничениям, аскетизму, подавлению физических влечений тела. Вера, надежда, любовь — духовные ориентиры средневековой христианской культуры. Требование любить врагов своих — означало распространение любви на всех людей без исключения.
Хотя культура Средневековья не была однородна. В ее социальной структуре выделяют духовенство, феодальное аристократию и третье сословие. Отшельничество, воздержание и аскетизм. Второе сословие аристократии представлялось в большей мере рыцарством, обязательным для которого были сила, смелость, благородство, щедрость, тщеславие, любовь к прекрасной даме.
Рыцарь, как правило, происходил из хорошего рода, должен был отличаться красотой и привлекательностью. «Его красоту обычно подчеркивала одежда, свидетельствовавшая о любви к золоту и драгоценным камням». От рыцаря требовались сила, выносливость, сдержанность и постоянное подтверждение своей славы, то есть подвиги. Он не мог даже остаться с женой, с которой только что обвенчался, ибо друзья его следили за тем, чтобы он не изнежился в бездействии. Женщина, мужа которой убили на рыцарском поединке, могла выйти замуж за убийцу мужа. Так что еда, приготовленная на поминки мужа, вполне могла пойти на свадебный стол «безутешной» вдовы.
Не менее странным для нас выглядит и отношение рыцарей к добру. Нет смысла творить добрые дела, если они останутся неизвестными, говорит Кретьен де Труа, одобряя постоянную заботу о своем имидже. Гордость признавалась совершенно оправданной, если она не была гипертрофирована и не превращалась в высокомерие и заносчивость. Это не совсем вяжется с христианскими ценностями. Самое тяжелое обвинение для рыцаря было обвинение в недостатке мужества. Благородный, щедрый, верный и надежный, он должен был уметь по-настоящему преданно любить женщин.
«Сражаться и любить!» — вот лозунги рыцаря. Любовь должна была быть взаимно верной. Рыцари, принявшие обет верности даме сердца, стойко сопротивлялись любовным признаниям других женщин. Но, если рыцарь не добьется славы, то дама была вправе его разлюбить. Вот так вот! Тщеславие было тесно связано с любовью и браком.
Некоторые исследователи средневековой культуры отмечают, что воспевание дам рыцарями часто носило весьма прагматичный характер. Странствующие голодные рыцари, путешествуя от замка к замку, восхваляли хозяйку, часто более богатую и известную, чей муж находился, как правило, далеко, в надежде на сытный прием, а может и продвижение по службе. Но, во всяком случае, все происходило согласно куртуазному стилю поведения. Служение рыцарской чести и долгу — вот главное удовольствие рыцаря. Даже, если оно вовсе и не приносило ему удовольствия.
В средние века известны случаи длительных переписок между женскими и мужскими монастырями, где в экзальтированной форме выражалась любовь на расстоянии людьми, которые знали, что никогда друг друга не увидят. Они культивировали и воспевали платоническую любовь. Удовольствие люди в то время начинают получать не от удовлетворения своих витальных потребностей, а от воздержания, от не удовлетворения этих потребностей, а иногда и прямым издевательством над организмом, считая, что это идет во благо душе.
В Исламе, например, подчеркивается, что удовольствие — это то, что кормит «нафс», то есть низшего человека, животное. Это и злоупотребление дозволенным, и пользование запретным. Удовлетворение же — это то, что делает человека светлей, радует душу, делает добрее. Интересны в связи с этим слова Алишера Навои: «Богат не тот, кто в изобилии достатка своего, не устает от наслаждений в обладании его. Богат душой лишь тот, кто милостью Творца, имеет клад, в котором нет порока для него».
Для истинно удовлетворения необходимо понимать значимость дела, иметь благородную цель. Для верующего — это служение Всевышнему. Однако простые люди Средневековья, часто не обременяя себя ограничениями, предавались жизненным радостям. Особенно ярко проходили праздники с играми, весельями и шутками. Но все же это уже было не то, что в Риме. Вспомним Августина Аврелия, в частности его работу «О граде Божьем», в которой он делил мир на «град божий» и «град земной». Люди «града божьего» подчиняют свою жизнь христианским заповедям, и после смерти им уготовлена жизнь на небесах, то есть они уйдут в вечность. Люди града земного, оправдывая свое название, руководствуются земными чувствами, предаваясь земным чувствам, и поэтому не обретут вечной жизни, уйдя в небытие.
Эпоха Возрождения, представляя собой некий возврат к античной культуре (отсюда и название — Ренессанс), предложила синтез аполонистической и дионисийской культуры. Вновь возрождается вера в человека, его возможности, талант, творчество и волю. Антропоцентризм эпохи Возрождения сменяет теоцентризм Средневековья. Развивается гуманистическая культура, ставящая человека в центр внимания. Личность человека приобретает не только высшую ценность, но и цельность и даже универсальность. Достаточно вспомнить великих представителей Ренессанса, чтобы сказанное стало очевидным. Одного Леонардо да Винчи, кажется, достаточно. А их огромное множество. Интересно, что особенно ценили людей образованных и одаренных. К ним относились как к святым в эпоху Средневековья. Не от этого ли был осуществлен такой прорыв в искусстве, философии и науке?
Вспоминаются одновременно совершенно разные, в какой то степени даже противоположные произведения — «Божественная Комедия» Данте Алигьери и «Декамерон» Бокачо. Или «Книга песен» Франческа Петрарки и «Гаргантьюа и Пантагрюэль» Франсуа Рабле. Имена великих представителей этой замечательной эпохи духовного раскрепощения человека сами по себе представляют собой целую эпоху. И Боттичелли, и Донателло, и Рафаэль Санти, и Микеланджело Буонаротти, и, конечно же, упомянутой нами выше Леонардо да Винчи, и Джотто, и Джордано Брутто, и Николай Кузанский, и Томас Мор, и Кампанелла и многие, многие другие. О каждом из них написано множество произведений, и еще можно написать сотни книг. Обратимся к «Комедии» великого Данте, которую потомки, выражая свое восхищение, назвали «Божественной Комедией».
Используя религиозный, привычный для эпохи Средневековья, христианский, католический сюжет, Данте рассматривает эволюцию человечества ретроспективно, с того света. Главного героя, пытавшегося покончить с собой, еще при жизни с разрешения Всевышнего, проводят по всем кругам Ада, через Чистилище и приводят в рай, дабы показать, что этим светом, то есть жизнью на земле, жизнь человека не ограничивается. Человек продолжает существовать и на том свете, уже в другой, в духовной своей ипостаси. И, если он жил не по человечески, то его ожидают страшные муки. То есть происходит отработка кармы, но в духовной жизни.
В Аду, как показано в «Комедии», глубоко под землей мучаются грешники — самоубийцы, убийцы, насильники, предатели, неверные жены и мужья и т. д. В Чистилище, на острове обитают после смерти обычные люди, язычники, не знающие Иисуса Христа, то есть — это простые люди, поклоняющиеся ложным богам. Остров представляет собой гору, на вершине которой находится лучшее место Чистилища. Здесь люди могут осознать свою ошибку, очиститься и прийти к истинному Богу и даже вознестись в истинный Рай, где обитают души истинных праведников. На разных планетах — разные по своим качествам. На Луне — души монахинь, насильно выданных замуж и поэтому не сдержавших обет девственности. На Меркурии души честолюбивых деятелей, жизнь которых была праведной. Венера — место обитания любвеобильных праведников. На Марсе находятся души борцов за веру. На Юпитере — души справедливых. Сатурн — место созерцателей. Солнце населяют сияющие души мудрецов, богословов и философов. Восьмой сферой Рая является «Гнездо Леды» в созвездии Близнецов. Здесь нашли приют души праведников. В этом же созвездии находится девятая сфера — Эпирей, где покоятся души младенцев, блаженных. Отсюда исходит ослепительный вечный Свет, помогающий обрести высшее знание и истину. Это «Любовь, что движет солнце и светила».
Таким образом, человек эпохи Возрождения был свободен в выборе своего образа жизни, но расплачиваться за это он должен был на том свете. Поэтому надо сто раз подумать, прежде чем предаться земным удовольствиям. Хотя не все авторы вникали столь глубоко в причинно-следственные связи процесса испытания. У Бокачо, например, показана обычная жизнь людей с их земными, порой даже грешными желаниями. Не смотря на определенную свободу по сравнению со Средневековьем, в эпоху Возрождения все равно были сильны позиции религии, сохранялся жесткий контроль поведения людей со стороны церкви. Об этом свидетельствуют хотя бы проблемы, возникавшие у Леонардо да Винча в процессе его исследовательской деятельности, например, с медицинскими опытами, операциями, которые он проводил над труппами, извлеченными из могилы. Только вмешательство высокого покровителя в лице короля спасло великого ученого и художника от суда инквизиции. А за что поплатился Джордано Бруно? Думаете за научные идеи, как обычно представляют в популярной литературе? На самом же деле за то, что пытался отстоять свою личность, свои убеждения, подобно Сократу не смирился с попыткой уничтожения собственного достоинства. За то, что «не почтительно» разговаривал с представителями суда.
К сожалению, ценою сохранения собственной личности и достоинства часто является жизнь. Знаменательным в связи с этим является скульптура Давида Микеланджело Буанаротти. Красивое, спокойное, гордое, полное достоинства лицо Давида, который должен сразиться в смертельной и практически безнадежной схватке с Голиафом, одноглазым циклопом. Давид, как известно, олицетворял образ Италии, а Голиаф — врага, пытающего покорить ее. Спокойное мужество Давида отражает характер народа, достойно вынесшего все тяготы многотысячелетней истории. Представляем те чувства, которые испытал Давид после фантастической победы над циклопом! Гениальный художник уже знал исход схватки и выразил все в лике своей скульптуры. По сути дела им была выражена философия своей культуры, то что называется порой цивилизационной парадигмой.
Аполонистическая культура Возрождения сменяется совершенно новой фаустовской культурой Нового времени, характеризующегося развитием науки и техники. Зарождение и развитие капитализма рационализировала, меркантилизировала и прагматизировала жизнь. Наука заметно потеснила религию и искусство и превратилась в доминирующую форму общественного сознания, практически узурпировав право объяснения мира. «Знание — сила» стало ведущим слоганом эпохи. Ориентир на знание, а значит, силу стал уже открыто декларируемым. Вновь наблюдается стремление к физической экспансии, расширению территорий. Народы стали делить на прогрессивные, знающие, цивилизованные, а потому и «право имеющие» и всех остальных. Говоря словами Раскольникова, — «тварей дрожащих», которых надо «окультуривать».
Эмпиризм Ф. Бекона, атеистические воззрения французских материалистов и энциклопедистов эпохи Просвещения окончательно утвердили прагматическо-физиологическое отношению к жизни. «Если Бога нет, то все дозволено» знакомые слова ницшеанствующего Раскольникова. Счастье постепенно подменяется успехом и удовольствием от жизни. Вновь начинает маячить на горизонте воровской тезис — «Один раз живем!». А дальше — «надо все взять от жизни!». Что значит все? Все, что есть в жизни, все себе?! Одному?! Шизоидальный эгоцентризм и эгоизм — не так ли? Но это еще только цветочки!
С развитием капитализма и превращением его в империализм в ХХ веке массовое психопаталогическое потребление в погоне за бесконечно модифицируемыми удовольствиями дошло до своего пика. Удовольствие стало той кнопкой, посредством которой отключалось истинно человеческое существование. Человек вновь стал манипулируемой марионеткой. Но теперь уже не политизированной религией, а хозяевами индустрии удовольствия, которая сама служит более узким конкретным целям. Владельцы капиталов постепенно и неуклонно превращали людей в манипулируемое стадо.
«Человеческое удовольствие сегодня состоит в том, чтобы развлекаться, — писал Э. Фромм. То есть получать удовольствие от массового потребления товаров и услуг. Но приносит ли такое удовольствие удовлетворение? «Мир, по замечаниию Э. Фромма, — это один большой предмет нашего аппетита, большое яблоко, большая бутылка, большая грудь; мы — сосунки, вечно чего-то ждущие, вечно на что-то надеющиеся — вечно разочарованные».
Индустрия удовольствия при капитализме превратилась в создателя новой консьюмерной цивилизационной парадигмы. Как известно, порог удовольствия все время меняется. Прекрасной иллюстрацией этого является судьба алкоголика или наркомана. Хотя можно привести в пример и олигархов, и даже великих политических деятелей — Александр Македонский, Цезарь, Наполеон. Не хочется ставить в один ряд с ними такую личность, как Гитлер, но кто хочет, может это сделать за нас. А раз порог удовольствия бесконечно сдвигается, то человека можно постепенно превратить в другое существо. Причем, менять его можно и в ту, и в другую сторону. И вверх, и вниз. Но капитал, все время стремясь вверх, для массового человека выбрал другой вектор эволюции — вниз. Современная индустрия удовольствия — идеальное средство формирования унифицированного стада. Чего стоят только компьютерные игры, в которые люди играют порой часами. Игромания — болезнь ХХI века. Сиди за столом сутками, отключи разум, превратившись в неодушевленную батарейку для индустрии удовольствия. Сюжет из фильма «Матрица» — в реальной жизни. Возвращается Новое Средневековье — о котором писал Николай Бердяев.
Часы за десять миллионов долларов, автомобиль «Бугатти» за двенадцать миллионов евро, дамские сумочки за десятки миллионов рублей — кнопки отключения человеческого разума посредством культивирования определенных удовольствий. Вновь воцаряется дионисийская культура, но уже в гипертрофированном виде. Что можно противопоставить этому? Только другие ценности. Чтобы не допустить уничтожение человеческого в человеке необходима новая, Гуманистическая культура.
Что же предлагают сегодня создатели новых идеологий и цивилизационных прадигм? Конечно же, спасение мира или, по крайней мере, его сохранение, защиту и обеспечение процветания. Рассмотрим же некоторые из этих современных и не очень теорий.
2.3.Особенности современных цивилизационных парадигм
Евразийзм как цивилизационная парадигма
Одной из наиболее влиятельных цивилизационных теорий является евразийзм, видными представителями которого, как известно, были О. Шпенглер и А. Тойнби, Н. Я. Данилевский и К. Н. Леонтьев и др. Евразийзм исходит не столько из пространственного, сколько культурного, социально-экономического и социально-политического фактора, превращающего Евразию в ядро мировой геополитики. В начале ΧΧ века Х. Маккиндер предложил концепцию евразийской «опорной территории», согласно которой центром мира является Евразия, а ее ядром, «хартлендом» (сердцем) — Россия. Поэтому тот, кто правит Сердцем земли, по сути дела, владеет Евразией, а значит и всем миром. Поэтому мечтой многих завоевателей было покорение России. Однако, такая логика весьма сомнительна, ведь и про другие страны можно сказать то же самое. Так, Н. Спикмент, считая Рим центром мира, утверждал, что кто владеет римлендом, владеет Евразией, а поэтому вершит судьбу мира. Стоит ли напоминать, что для германских политиков сердцем «средней Европы» является Германия? В данном случае имеет место иллюстрация того, что жажда власти и обладания слепа и порой главное в ней овладеть, а чем и как — вопросы второстепенные. Мы вновь наблюдаем ущербную идею превосходства, как основание для завоевания с целью утверждения еще большего превосходства. Порочная логика замкнутого круга, основанная на римской парадигме силы и физического завоевания.
В России теория евразийства возникла в начале ΧΧ века в среде русской эмиграции. Ее основатели Н. С. Трубецкой, П. Н. Савицкий, Г. В. Флоренский, П. П. Сувчинский, И. А. Ильин, Г. Н. Вернадский и другие считали, что Россия, являясь ядром Евразии, имеет особый путь реализации своей исторической миссии. Заметим, что находиться в центре материка, отнюдь не означает необходимость управления им. Однако именно к такому выводу приходят евразийцы. Уж очень хочется величия.
Согласно П. Н. Савицкому, понятие «Евразия» является культурологическим, обозначающим пространство русской культуры и цивилизации, а не просто материк. Поэтому, будучи наследницей великих ханов — Чингиза и Тимура, Россия должна объединить и править обширными евразийскими пространствами. Но согласитесь, что такую же логику могут развивать и Монголия, и Китай, и многие другие страны. И развивают. Евразийцы считают, что огромная территория Евразии способствовала формированию уникального поликультурного пространства, формирующего единые духовные основания евразийских народов, что, по их мнению, должно привести к созданию единого социально-экономического, политического и культурного центра.
Сегодня в эпоху дифференциации политических сил, сепаратизации экономических и политичесих акторов, объединяющее, интеграционное начало евразийской теории весьма ценно и конструктивно. Другое дело, что необходимо учитывать и различие культур, в том числе и интересов евразийских стран. И не выдавать желаемое за действительное, что, к сожалению, имеет место. Согласны ли суверенные государства принять чьи-либо условия собственного существования? И потом, что является более субстанциальным для государства — территория, культура или национальные интересы?
Не менее наивными и бесперспективными были идеи евразийцев, выпячивающие исключительность России. Понятно, что существует диалектическое единство общего и особенного в развитии различных стран, но, к сожалению, многие идеологи евразийзма зациклились сугубо на российской исключительности. Странность логики заключается еще и в том, что имеет место постоянная аппеляция к прошлому. Мы должны править, потому, что мы правили раньше. Мы-то за, но захотят ли этого другие страны, те, кем мы собираемся править? Или мы их и не должны спрашивать, так как они ростом не выдались? Но это уже логика, по меньшей мере, феодализма, или, точнее, все тех же римских завоевателей.
Еще одной слабой стороной евразийзма является аппеляция к православию, в то время как постоянно указывается на поликультурность и поликонфессионализм не только евразийских стран, но и самой России. В то же время евразийцы призывают бороться с «кошмаром всеобщей европеизации». «Мы должны привыкнуть к мысли, что романо-германский мир со своей культурой — наш злейший враг», — писал князь Н.С.Трубецкой в 1920 г. книге «Европа и Человечество». П. Савицкий предлагал собственную модель контроля территории евразийского материка со стороны России с тем, чтобы управлять стратегически Евразией. Будучи помощником Петра Струве в правительстве Врангеля, он предсказал России судьбу великой державы, империи при любом раскладе политических сил.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.