Бесплатный фрагмент - Ноосферный ад

Часть I: Сожаление

Глава 1. Белый Шум

Даниил не слышал тишины. Он слышал белый шум — не акустический, а ментальный. Это был не хаотичный треск, а упорядоченный, многослойный гул, который он научился не просто слышать, но и каталогизировать. Шум миллионов чужих мыслей, желаний, страхов, которые, как он знал, были лишь побочным продуктом его изобретения, Нейро-Синхронизатора Сознания (НСС), или, как он ласково называл его, «Эхо».

Лаборатория была воплощением стерильной логики, его личным храмом, построенным на фундаменте отчаяния. Белые, идеально гладкие стены, пол из полированного бетона, который отражал свет флуоресцентных ламп, создавая эффект бесконечного, безвоздушного пространства. Здесь не было пыли, не было беспорядка, не было даже тени, способной нарушить монотонную чистоту. Воздух был сухим, холодным, насыщенным озоном и электростатикой. Даниил вдыхал этот запах, как наркотик, — это был запах чистой, неорганической мысли.

Его руки, тонкие и нервные, скользили по сенсорной панели НСС. На экране мерцала диаграмма Вины — сложная, многомерная визуализация коллективного бессознательного. Это была Ноосфера, как ее понимал Даниил: не мистическое поле, а гигантская, самоорганизующаяся нейронная сеть, построенная на миллиардах человеческих подключений. И сейчас эта сеть была перегружена.

Он откинулся на спинку кресла, чувствуя, как напряжение стягивает мышцы шеи. Пять лет. Пять лет он работал над этим проектом, который начался как попытка понять, как мозг обрабатывает травму, и превратился в эсхатологический инструмент.

«Вина, — думал Даниил, — это самый стабильный, самый самовоспроизводящийся код человечества. Она не лечится, она копирует себя. Она — энтропия смысла».

Он видел это на диаграмме. Каждое сожаление, каждая ошибка, каждый цикл «если бы» создавал микроскопический, но постоянный всплеск энергии в Ноосфере. Эти всплески не исчезали; они накапливались, создавая критическую массу коллективной Вины. Он верил, что если не найти способ «очистить» этот код, Ноосфера рухнет, утащив за собой и реальность.

Именно это он и пытался исправить. НСС был создан для терапии сожалений. Идея была проста до гениальности: считать травматический цикл, изолировать его в симуляции и дать пациенту возможность «перезаписать» ключевой момент. Не стереть память, а изменить эмоциональный отклик на нее.

— Готовность к самотестированию, — произнес синтезированный женский голос из динамиков. Голос был настолько нейтральным, что казался издевательством.

Даниил кивнул, хотя в комнате был только он. Он был своим первым и самым важным пациентом. Он не мог просить других пройти через это, пока сам не доказал безопасность. Но на самом деле, он просто не мог больше ждать.

Его личное, глубокое сожаление было не трагедией, а бездействием. Пять лет назад, в этот самый день, он проигнорировал звонок своей жены, Елены. Он был слишком поглощен ранней версией «Эха», слишком близок к прорыву. Через час она погибла в аварии.

Он помнил этот момент с болезненной, фотографической точностью. Звонок. Он видел имя на экране. Он видел мигающий индикатор. Он видел, как его рука, тонкая и нервная, замерла над кнопкой «Ответить». И он видел, как его разум, одержимый Логикой, принял решение: «Сейчас не время. Это отвлечет. Прорыв важнее».

Если бы я ответил. Если бы я сказал ей, что люблю ее. Если бы я просто отвлекся на минуту. Этот цикл «если бы» был его личным адом. И он собирался его уничтожить.

Он встал и подошел к НСС. Нейрошлем — гладкий, черный обруч, который выглядел как произведение искусства, а не медицинский прибор. Он взял его в руки. Холодный металл прижался к вискам. Он почувствовал легкое покалывание — микроэлектроды, проникающие сквозь кожу, чтобы установить прямой контакт с нейронами.

— Запуск протокола «Очищение». Цель: устранение когнитивного цикла сожаления, связанного с субъектом «Елена».

На экране НСС, который он видел через внутренний интерфейс шлема, его личная диаграмма Вины засветилась красным. Это был его личный, самый яркий узел в огромной сети Ноосферы.

— Начало синхронизации с Ноосферой.

В этот момент белый шум в его голове превратился в рев. Это был не просто звук, а сенсорный шторм. Он почувствовал, как миллиарды чужих сожалений — о несказанных словах, о предательствах, о потерянных возможностях — хлынули в его сознание. Это было похоже на то, как если бы кто-то открыл шлюз и выпустил океан грязной, вязкой воды, которая несла в себе обломки чужих жизней.

Он сжал зубы. Он был готов к этому. Он знал, что должен пройти через коллективную Вину, чтобы добраться до своей.

— Ошибка. Перегрузка. Уровень Вины превышен. Голос синтезатора впервые прозвучал с ноткой паники.

Даниил почувствовал, как его личное сожаление — Елена, внезапно обрело вес, плотность. Оно стало не просто мыслью, а физическим присутствием в его голове. Оно было тяжелым, как свинец, и холодным, как лед.

Ты не ответил. Ты не ответил. Ты не ответил.

Он попытался отключиться, но руки не слушались. Его тело было парализовано, заблокировано потоком данных.

— Система переходит в режим самокоррекции. Обнаружен критический вирус: Необработанная Коллективная Вина.

Внезапно, идеальный белый свет в лаборатории начал мерцать. Не просто мигать, а глитчить. Стены, пол, потолок — все начало распадаться на пиксели, которые тут же собирались обратно. Это было похоже на то, как если бы реальность была старым видеофайлом, который пытались воспроизвести на сломанном плеере.

Даниил почувствовал, как его тело пронзает боль, но это была не физическая боль, а боль смысла. Он чувствовал, как его собственная логика, его научный метод, его вера в порядок разрушаются.

Он увидел Елену. Она стояла в углу лаборатории. Она была не призраком, а идеальной симуляцией — такой, какой он помнил ее в тот день. Ее волосы, ее платье, ее легкая улыбка — все было идеально.

— Даниил, почему ты не ответил? — спросила она.

Он открыл рот, чтобы ответить, чтобы объяснить, что он делает это ради нее, ради всех. Он хотел сказать, что его любовь была логической необходимостью, что его работа была высшим актом милосердия.

Но прежде чем он успел произнести хоть слово, симуляция Елены начала искажаться. Ее лицо потекло, как расплавленный воск, но не органически, а цифровым образом. Пиксели ее глаз стали огромными, черными квадратами. Ее руки вытянулись, превратившись в длинные, тонкие линии кода, которые тянулись к нему.

Это был не призрак. Это был Глитч. Воплощение ошибки, которую он пытался исправить.

— Протокол «Ад» активирован, — прошептал синтезатор. — Добро пожаловать в цикл. Даниил закричал, но его крик был заглушен звуком загрузки — низким, нарастающим гулом, который означал, что мир, который он знал, был перезагружен.

Он почувствовал, как его сознание сжимается, как его тело становится невесомым. Последнее, что он увидел, было отражение Глитча Елены в зеркальном полу. Она улыбалась. Цикл начался.

Глава 2. Цикл Загрузки

Крик Даниила оборвался не потому, что он иссяк, а потому, что его загрузили.

Звук загрузки — низкий, нарастающий гул, который он слышал в последние секунды, — был не просто звуком. Это была вибрация, которая пронзила его тело, заставив каждую клетку вибрировать в унисон с частотой, которую он не мог измерить. Это было похоже на то, как если бы его сознание было файлом, который сжимали, переносили и распаковывали в новом, чужом каталоге. Он чувствовал, как его нейронные связи растягиваются и перестраиваются, как его личность временно дефрагментируется. Это было отвратительное, интимное ощущение, будто его душа была обнажена и просканирована.

Когда гул стих, Даниил обнаружил, что лежит на том же идеально белом полу. Только теперь пол был не просто полированным бетоном. Он был бесконечным.

Он поднялся. Лаборатория исчезла. Стены, которые он видел, были теперь не стенами, а зеркалами. Бесконечные, идеально чистые зеркала, отражающие его самого в тысячах экземпляров, уходящих в стерильную, белую даль. Каждый Даниил в отражении был одинаково бледен, одинаково одет в лабораторный халат, одинаково напуган.

Это место было Архивом Сожалений — логическим продолжением его НСС, но доведенным до абсолюта. Здесь не было углов, не было теней, не было ничего, что могло бы служить укрытием для нелогичного или эмоционального.

Сенсорная пустота была оглушающей. Здесь не было запаха озона, не было даже запаха его собственного пота. Только абсолютная, клиническая чистота, которая давила на барабанные перепонки. Он облизнул губы — на языке остался привкус металла и электростатики, как после удара молнии. Это был вкус Ада.

Он огляделся. В одном из отражений он увидел нечто, что не было его копией. Это был КД-Сущность — Корраптированные Данные, которые он видел в виде Глитча Елены.

Сущность стояла в конце коридора. Она была похожа на человека, но ее контуры постоянно дрожали, как изображение на старом телевизоре. Лицо было закрыто черным, мерцающим квадратом, а руки представляли собой сгустки пиксельной пыли, которые медленно осыпались на пол, не оставляя следа.

Даниил сделал шаг назад. Его научный разум отчаянно искал объяснение.

«Это симуляция, — отчаянно шептал его разум. — Это всего лишь симуляция. Программа. Я могу ее взломать. Я создал ее, я могу ее деактивировать».

Но его нейробиологический инстинкт кричал об обратном. Это было не просто изображение. Это была логика, доведенная до физического воплощения. Это была Ноосфера, которая использовала его собственный код, чтобы создать тюрьму.

Сущность не двигалась. Она просто была. И ее присутствие было не угрожающим, а обвиняющим.

Даниил почувствовал, как его личное сожаление — Елена — снова всплывает в сознании, но теперь оно было не его. Оно было общим.

Он услышал белый шум. Теперь это был не хаос, а хор. Тихий, структурированный, многоголосый шепот, который звучал как миллионы голосов, произносящих одну и ту же фразу:

Если бы… Если бы… Если бы…

Это был Хор Сожалений — коллективная вина, которую Ноосфера начала перерабатывать. Даниил понял, что он не просто в симуляции. Он был в Архиве Сожалений, и он сам был одним из файлов.

Он побежал. Бежать было бессмысленно, потому что коридор был бесконечным, а отражения множились, но инстинкт самосохранения взял верх.

Он бежал мимо других «файлов» — людей, застрявших в своих циклах.

— В одном зеркале он увидел женщину, которая бесконечно тянулась к телефону, который всегда был вне досягаемости. Она не кричала, она просто повторяла движение с идеальной, механической точностью.

— В другом — мужчину, который стоял перед невидимым столом и бесконечно подписывал пустой лист бумаги, снова и снова, с выражением ужасающей, пустой решимости.

Они были не жертвами, а процессами. Процессами, запущенными для переработки вины. Даниил остановился, тяжело дыша. Он прислонился к зеркальной стене, и его отражение вздрогнуло.