Бесплатный фрагмент - Ночной визит на остров Пахан

Ночной визит на остров Пахан

***

Глаза у Капитона Дунаева слипались и никаких сил держать их открытыми, не было. После тяжёлого ночного патрулирования ему хотелось только спать и больше ничего Капитон Дунаев, лёжа в постели закрыл глаза, думая, что быстро уснёт. Но, как назло, сон его пока не брал. В это время к нему в изголовье пришёл сытый кот Топа и примостившись около щеки хозяина начал намывать ночных гостей, мурлыча и смачно облизывая свои яйца. Нежно погладив кота, Капитон сказал, ему:

— Спасибо киса, с тобой я сладкие сны сегодня непременно увижу.

И в это время Дунаев ощутил, что не слышит себя. Паниковать он сразу не стал, а решил проверить себя на слух, прочитав громко куплет из гимна страны, но тщетно, — уши были заложены. Он попытался встать, чтобы повторить попытку на слух перед включенным телевизором, но вдруг в ушах раздался монотонный гул, при котором он упал в глубокую пропасть. Затем его душа полетела по длинному чёрному тоннелю, где далеко- далеко был виден просвет. Он был напуган, зная, что такие страшные моменты снятся только людям, которые душу богу отдают. Он попытался приподнять голову с подушки, но в мозг поступила напористая командная: «Лежать! Глаза не открывать! Спать, спать и только спать». Он с невероятно большой скоростью оказался в длинном мрачном путепроводе, где просветление размером со сковородку навязчиво манило его к себе. Но, как ни странно, он без всяких помех прошёл эту трассу и узкий сковородный выход. Капитон оказался совсем в другом измерении, но на своей службе, которая за короткое время ему до чёртиков приелась

…Это была Государственная инспекция безопасности дорожного движения, среди автоинспекторов имела второе секретное название «РУБЛЬЮГЕНД». И набирали туда людей, только проверенных с бульдожьей хваткой и акульим аппетитом. Стажёр Капитон Дунаев, не обладал такими свойствами, так как по натуре он был очень славный парень, которого уважали соседи за отзывчивость и честность. Ребятишки во дворе ценили за золотые руки и добрый нрав. Он мог починить поломанный велосипед, восстановить сломанную игрушку, сделать качели для карапузов. Он даже наглого комара, напившего крови на его лице, никогда не убивал, а слегка сгонял его ладошкой. И вот с такой положительной характеристикой по протекции своей родной и любимой мамы, он из потомственных шорников попал на службу в один из меркантильных полков «РУБЛЬЮГЕНД». Не знала мамаша тогда, что уготовила сынку незавидную участь.

И вот он в небольшом помещении поста, где привольно себя чувствовали мухи, стоит перед лейтенантом Контактным Акакием и получает ежедневную инструкцию, как нужно без особого труда и беспрекословно выуживать деньги у автомобилистов:

— Смотри водителю в глаза смело, как острорылый американский крокодил в ночи, — наставлял он Дунаева. — Самые денежные машины, — это престижные машины. Они редко оспаривают, твой вердикт. Выложат тебе рубликов, сколько затребуешь, спорить с тобой никогда не будут. Это народ особый, им как бы за праздник отстёгивать тебе штраф. С колымагами же надо быть осторожным, если с первой попытки тебе не удалось доказать его нарушение, то дальше и не пытайся потрошить его кошелёк. Удавится с применением верхней пуговицы на рубашке, но платить не будет! Мало того пригрозит тебе жалобой в вышестоящие органы. У таких людей ни денег нет, ни совести. Отпусти развалюшку с миром, но в уме её держи и лови богатую тачку. С её хозяином ты потешишься на полную катушку. Ты ему штраф накрутишь и за его нарушение и приплюсуешь ту сумму, что у тебя в уме осталась, — то бишь ту колымагу, которую отпустил с миром.

— Это же не правомерно, — перебил его Дунаев, — получается, как в ЖКХ, — примерный квартиросъёмщик платит и за себя, и за того, кто совсем отвергает оплату услуг ЖКХ.

— Совершенно верно, — спокойно ответил лейтенант, — поэтому «сенокосов» ЖКХ ни под каким предлогом без штрафа не отпускай. Дери с них три шкуры, невзирая соответствует их транспорт, штрафу или нет. Даже если «сенокос» ЖКХ пешеход, — дунь в свой свисток, и оштрафуй его согласно нашему тарифу. Даже если у тебя выходной сегодня, но увидел на дороге дворника, который дорогу метёт, поднимая пыль, твой профессиональный долг доказать ему что он работает с нарушением правил техники безопасности отравляя экологию и может создать аварийную ситуацию на дороге. Ну а дальше сам знаешь, как поступать. Запомни контора ЖКХ, наш самый главный конкурент. Мы им давно объявили войну! У нас с ППС и вытрезвителем альянс. ППС их тоже хорошо причёсывает. В вытрезвителе контора ЖКХ на доске почёта висит, как самые частые и организованные посетители.

У молодого стажёра глазки оживились, а под ложечкой от предвкушения денежного потока приятно засосало:

— Я тоже на них буду отыгрываться, так, что Хан Батый пускай отдыхает, — радостно потёр ладони Дунаев.

— Молодец! — похвалил его лейтенант за будущее рвение.

— Рад стараться, — отчеканил Дунаев.

Лейтенант с интересом посмотрел на Дунаева и спросил:

— Вам стажёр в давние времена не приходилось служить в царской армии?

— Никак нет вашбродь, — отчеканил Дунаев, — но мой прадед был главным шорником лейб-гвардии Драгунского полка у графа и генерала Фёдора Артуровича Келлера.

— Служу Отечеству! — полагается отвечать, — поправил стажёра лейтенант, — а царский сленг выкинь из головы, не то прямо с трассы угодишь в палату чудиков.

— Служу Отечеству! — вытянулся Дунаев перед лейтенантом.

— Вот так уже лучше, — одобрительно произнёс лейтенант и продолжил наставлять стажёра дальше:

— Ты на трассе в первую очередь должен быть хорошим психологом. То, что отменили заполнение протоколов и даже запретили водителей приглашать в нашу машину это дело конечно не совсем денежное, но нас этим не пробьёшь. Все водители обычно торопятся. В новом указе, сказано, что мы должны выдать нарушителю штрафной жетон в течение минуты, но там не сказано, сколько времени мы имеем права осматривать автомобиль и оспаривать с ним его нарушение. А за это время ты не только у него, но и у любого алчного водителя заветную сотенку вытянешь. Объяснишь, что данное нарушение тянет на пятьсот рубликов и ты его восвояси отпустишь, если он тебе выложит требуемую сумму. Понял?

В ответ Дунаев утвердительно мотал головой.

— Тут всё очень просто, — продолжал лейтенант свой инструктаж, — твой план на смену пять тысяч рублей, остальное, что снимешь, принадлежит тебе. Знай, — эту таксу установил не я, а люди, у которых огромные знаки на погонах. Невыполнение плана, грозит снятия тебя со всего довольствия вплоть до лишения заработной платы. Только смотри на вора законника не налети, голову сразу оторвут и не поморщатся. Не забывай это им наши начальники платят. Понял? — переспросил лейтенант.

— Понять то я понял, а как же новый указ императора о безопасности на дорогах? — спросил Капитон.

— Вова Сладкоголосый последние дни на троне сидит. Скоро перевыборы. Его императорская карьера на исходе. Вот он и придумал этот указ во благо водителей и вред нам, чтобы рейтинг себе надуть. Думает народ на этом законе поведётся. А мы все знаем, чей это указ. Это самый настоящий плагиат, который он украл у кандидата в императоры Наума Давило. Нет, народ сейчас грамотный, мыслит объёмно и попадает в дырочку, хватит для них, лапшу пересолённую кушать. Почти три десятка лет, на макаронной диете сидели. Придёт новый Наум, он обязательно модернизирует свой же закон и тогда труба нашей службе да и блатным не сладко придётся. Этим указом, впрочем, как и другими, он уже помахивает на разных митингах. А императором станет, будет стоять на знаменитом саркофаге во время парадов и будет грозить пальчиком всем лихоимцам, которые обворовывали народ и страну. Нас то это с тобой думаю не коснется, мы сошки мелкие и подневольные, а вот наших командиров всех обреют и в острог. Они все поголовно работают на воров и гнилое правительство.

Так, что пока суть да дело, смело можно игнорировать его закон. Но предупреждаю, когда он заработает, не сладко многим придётся. Но как бы — то, ни было, к новому закону год будут примеряться, а — то и больше. За это время, в «РУБЛЬЮГЕНДЕ», мы сможем неплохие бабки срубить. Ни одного инспектора не накажут по простой причине, что нас вместе с автомобилистами сделают подельниками. Не будут же шоферюги на себя заявлять, а мы тем более, — расхохотался лейтенант на весь пост, что разбудил дремавшего под лавкой приблудившего к посту пса, по кличке Корноух.

А новый закон гласил:

«Автоинспектор не имеет право изымать удостоверения у водителя, так и штрафовать, но имеет право при соответствующей проверке арестовывать машину у нетрезвого водителя. Автоинспектор обязан выдавать жетон нарушителю с кодом нарушения в течение одной минуты. Аналогичный жетон остаётся в „ГИБДД“ для принятия административных мер, на случай если штраф будет не оплачен в месячный срок. При вымогании у водителя денег либо других материальных средств, находящихся в автомобиле, как автоинспектор, так и автомобилист, оказавший услугу инспектору, наказываются тюремным сроком до пяти лет. Так же, каждый сотрудник „ГИБДД“, два раза в год в обязательно порядке должен был подавать декларацию о своих доходах».

***

Шёл двадцать первый век. Перевернулся мир, солнце не стало светить тем регионам, которые на протяжении несколько веков пользовались его энергией, взамен не давая ничего. Пустыня Сахара обросла льдом, а в Арктике разрослись пальмы и кипарисы.

Белорусы бульбой стали называть уже не картошку, а плоды манго и кокосы. В Херсоне кавунами называли не алые сахарные арбузы, а кислую клюкву. В Чарджоу вместо дынь стал расти ягель и мох, и жители этого города занялись оленеводством. Китайцы отказались от риса, и перешли на сало, выкупив себе у Украины для свиноводства Львовскую область. Вскоре эта область была обнесена китайцами Великой фирменной стеной, и стала отныне называться республикой ШПИК. Непрошеным гостям вход туда был заказан. Коренным жителям этой области после подобных преобразований приходилось на улицах прищуривать глаза, кушать палочками и изучать китайскую грамоту.

Во всём мире, что — то ежедневно происходило; от необычных природных явлений до крупных столкновений мятежного народа с властями. Одна Отчизна, прочно стояла. Она была непоколебима ни происками агрессивного запада, ни вероломным поведением климатической атмосферы. Хотя волнения там тоже возникали порой. Особенно в выборный период. Во время правления Мити Рычалова ползли нелепые слухи по Отчизне, что столицу перенесут на берега Чухломского озера в Костромскую область. Но Митя Плясун не позволил ломать древнюю столицу, поэтому он опередив нелепое событие, построил новое здание для правительства, которое по высоте переплюнуло израильский небоскрёб. А старое здание дома правительства переоборудовал в ночлежку для бомжей. Закрыв этим окончательно вопрос бродяжничества в столичном регионе. А также своим строительным жестом он прикрыл все слухи о переносе столицы в захолустный город Чухлому. Рычалов готовился свой трон передать Володьке Сладкоголосому, от которого кроме красивых слов, в жизни ничего хорошего никто не ждал. Догадывались, что все его обещания — это древняя наука, которая называется в миру трепология. Поэтому народ ходил по улицам хмурый и злой, будто ждали всемирного потопа. К тому же отечественный гимн был забыт и из кремля часто разносились еврейская песни Хава Нагила со словами.

Давайте возрадуемся

Давайте возрадуемся

Давайте возрадуемся и возвеселимся.

Не реже раздавалась и песня еврейских лесбиянок. Все эти мотивы ничего доброго не сулили, людская вера была похоронена громкими обещаниями Володьки Сладкоголосого. Вселенского потопа, конечно, не было, но разрушительная сила не плохо прошлась по всем сферам жизнедеятельности, а главное была убита медицина и народ вогнали в нищету. Володька долго правил страной изменив конституцию под себя, отбив у людей надежду в светлое будущее. Люди на работу добирались пешком, с неохотой, еле передвигая ноги. На каторгу раньше люди шли хоть и в цепях, но были эти бедолаги значительно веселей, зная, что такую горькую участь сами себе выбрали. В этот раз электорату нельзя было ошибаться, не хотелось добровольно опутывать себя цепями. Народ понимал, что низкий уровень их жизни полностью зависит от заоблачного уровня жизни коррупционеров, — (в народе их называли каракурты). Народ устал от этого отряда паукообразных, а властям было плевать, на мнение народа и она только увеличивала плодовитость каракуртов. Весьма наглядны были частые вспышки их массового размножения, что пугало людей. Коррупция взлетела выше неба, а управы на неё никакой не было. Даже маститые уголовные элементы против этих ядовитых пауков казались просто мелкими шалунишками. В сравнении с каракуртами, их преступления были ничтожными и бескровными, и поэтому здравомыслящие судьи были к ним весьма гуманны, давая уголовникам срока по их личному желанию. Хочешь один год, — получи! Хочешь три года, — тоже получи! Хочешь оправдательный приговор, — возьми, пожалуйста. На этих процессах даже адвокатов и прокуроров не было. Процесс проходил без заседателей, прокуроров и адвокатов. Всё вершил в гордом одиночестве судья, не одевая на себя мантии. А весь секрет гуманности к блатному миру был в том, что суды крышевали тоже воры в законе и вершители людских судеб немалые бабки платили в общак.

***

…Электорат готовился к выборам нового императора страны. Народ устал от обещаний Бори дирижёра, Мити Рычалова и Володьки Сладкоголосого. Много лет люди терпеливо ждали лучшей жизни, но она не появлялась, так как страна за все эти годы была ввергнута в ужасную коррупцию и в кровожадную преступность власти. Каракурты окончательно деморализовали страну и своими цепкими щупальцами, как у гигантского спрута искусно манипулировали во всех сферах деятельности народного хозяйства, приумножая личное богатство и благосостояние своих родных и приближённых, ввергая этим простой народ в нищету. Шла буйная императорская предвыборная гонка. Несколько человек сошли с этапа, не устояв перед щедротами Кремля. Самого опытного кандидата в президенты Вольдемара Однозначного, который со времени образования нового Отечества не пропустил ни одних выборов, — увели с финишного этапа, повесив ему на плечи генеральские погоны и присвоили в придачу почётное звание народного артиста Отечества. К тому же на исходе 2005 года его обозвали первым секс-символом государства, а в начале 2006 года вручили медаль Крещенского моржа. Довольный такими почестями и тёплым вниманием Кремля к его собственной персоне, он охотно снял свою кандидатуру, заверив электорат, что его императорское время наступит, когда народ сам ему в ножки упадёт. При этом он заявил с правительственной трибуны Кремля:

— Если к выборам 201? года, мне генеральские звёзды поменяют на маршальские, и сделают президентом академии наук, или губернатором самой хлебной вотчины, то я свою императорскую кандидатуру выдвигать не буду и в следующие выборы. Это однозначно!

…Никто заметить не мог, даже ушлые папарацци, как во время его заявления, насыщенного чрезмерным аппетитом, больше похожего на ультиматум, — левая рука Однозначного нырнула под трибуну. Там кисть руки вначале скрестила два пальца, а потом по — хулигански соорудила пышный депутатский кукиш из пяти пальцев.

…Других перспективных лидеров, также наделили губерниями и сделали наместниками Кремля по разным округам. Цель таких назначений была одна, чтобы эти претенденты с мизерным рейтингом не путались под ногами и не забирали часть голосов у кандидата от партии власти.

…В итоге на финишную дорожку, где за красной ленточкой поблескивала императорская корона, и ядерный чемоданчик с кнопкой, вышли три кандидата. — Один известный политик от партии власти со звериным прикусом зубов, и ископаемой фамилией Мамонтов, выдавал в телевизионном эфире народу банальную многочасовую программу, которую каждый житель страны знал со времён, бывших императоров. Он вёл себя уверенно, — зная, что не сможет народ, то сможет Кремль! Левых урн с наполненными бюллетенями, было предостаточно для его победы — целый состав с опломбированными вагонами стоял на Калаче в отстое. Оставалось только в день выборов, все урны заменить в избирательных округах неблагонадёжных регионах.

«Этот подмен и раньше оказывал неплохую услугу Боре — дирижёру, — думал Мамонтов. — Если я Кремлю нужен, то и мне они окажут такую услугу».

…Второй кандидат Геша Дуганов, партийная кличка Дуга — из доктора — философа превратился вначале в профессионального политика, позже инертного мямлю. Хотя себя чувствовал всегда вождём у своих партийцев. Но это с его стороны было большой ошибкой — так считала и громадная армия электората. Его самооценка была фантастически завышенной. После щедрых обещаний, которые он без зазрения совести раздавал народу, веривший ему электорат себя чувствовал так, будто побывали на той свадьбе из сказки, где гости пили мёд и пиво — где по усам текло, а в рот не попало. И некоторый разуверившийся в Дуге народ перестал верить ему и стал сочинять про него стишки и частушки, подобного характера:

Обещал он манку с неба,

Даже птичье молоко,

Но никем замечен не был,

Был поставлен высоко.

Дело в том, что его 1993 года наделяли депутатским мандатом. В думе с однопартийцами он ничего сделать не мог. Присутствовал со своими соратниками для ассортимента, хотя мог иногда возмутиться или предостеречь, но ударить башмаком по тумбе как Никита Хрущ или шумно хлопнуть дверью, как Вольдемар Однозначный, у него на это то ли духу не хватало, то ли воспитание не позволяло. Он только возмущался и предостерегал от неверных шагов своих политических недругов. И поэтому всё больше становился похожим на пищевую добавку, которыми торговали разные сомнительные компании, где на флаконах было написано:

«Медовые шарики, — поднимают жизненный тонус и утоляют голод», а на самом деле, там мёдом и не пахло — одна горчица и скипидар. После таких пилюль народ действительно резво бегал, но кушать всё равно хотелось.

Опасности Дуга своим соперникам по выборам никакой не представлял. Он был ярым последователем капитального учения, одного авторитета, — уроженца немецкого города Трир, по кличке Борода, но не смог в империи защитить памятники самого авторитетного подпольщика с мировым именем Вовы Ульянова, — бывшего помощника присяжного поверенного в дореволюционной Самаре, превратившегося впоследствии в одного из лидеров Коминтерна и вождя революции 1917 года.

Геша Дуга не учёл того, что давно в стране закрыты ликбезы по изучению политической экономике и многотомные книги двух мировых «смутьянов» всё чаще и чаще стали появляться в пунктах макулатуры. Даже в образовательных школах и в институтах давно не муссировали, идеологию этих двух политических столпов, признав её крайне опасной и вредной для народа Отечества.

Геша Дуга, — человек без улыбки, но с грамотно сложенными фразами, считался раньше у кумачового электората опытным и бессменным лидером. Но пробегали годы, менялась жизнь и каждые выборы его голову незаметно покидали волосы, а вместе с волосами заметно покидал и электорат. Карл ничего хорошего народу не дал, кроме обещаний. Его угрозы провести по всей стране забастовки, набившие оскомину, оказались чистейшим блефом. Дугу устраивало место в государственной думе, где ему капали шальные деньги, отчего появился животик, какие носили шеф — повара общепита застойных времён и он чаще стал заботу проявлять не о народе, а к своей собственной персоне и своему семейству. Электорат надо сказать у него не глупый был и, поняв, что Геша не их лидер — разуверились в его силе и прекратили с ним заниматься респонсорным пением и совсем отказались от выборов. Отчего его личный рейтинг и подвластной ему партии, упал до минимальной шкалы. Хоть и прогнозировал ему «ВЦИОМ» второе место на выборах, но это его не радовало. Он понимал, что с таким результатом ему не в дугу взгромоздиться на трон власти.

…Третий независимый выдвиженец, как политик незнаком был никому одно время, но зато был знаменитый во всём мире циркач, — укротитель хищных зверей. Это был артист цирка — Наум Давило

Ему устроили пресс-конференцию в прямом телевизионном эфире, в окружении тысячи журналистов. Войдя в зал, он крепко пожал руку пресс — секретарю и поприветствовав легким движением руки приверженцев пера и бумаги:

— Вы на что рассчитываете, собравшись здесь? — обвёл он грозным взглядом журналистов, — думаете, я буду отвечать на ваши провокаторские вопросы? И не надейтесь! Вы же завтра в своих газетёнках мои ответы обернёте против меня. Я знаю, кому вы служите и кому принадлежат все издательства. Я не отвечу ни на один ваш вопрос. Я хочу разговаривать с народом, а вы уж думайте, следует, стенографировать мою речь или нет?

…Он был немногословен на экранах телевизорах, — его мужественное лицо с бровями как у породистого ризеншнауцера, подчёркивали бесстрашие и железную хватку. Высокий лоб и волевой подбородок выдавал в нём обладателя, не только неуёмной физической силы, но и ясного ума. Он вначале твёрдым голосом без запинки ознакомил электорат со своей методологией, способной изменить жизнь в Отечестве, чем сразу внушил народу доверие. Затем перешёл к самой важной теме, с которой начнётся первой этап расцветания государства.

В его речи были произнесены те слова, которые долгожданно хотел услышать народ:

— Мои дорогие граждане Отечества, а знаете ли вы, откуда текут истоки революции? — начал он своё выступление. — Если скажете от мятежного народа, то ответ будет неверный. Все революции зарождались от пухлых задов и испорченных мозгов недалёких правителей. Это они высекали искры мятежа, которые разгорались до великого пожара. Поэтому прошу вас накануне выборов обдумать выдвигаемые кандидатуры избрать такого императора, который не воспользуется тем кресалом, что искры высекает. Так как игра хоть с кресалом, хоть со спичками непременно приведут к пожару. Я по натуре человек смелый и вроде бы не глупый! Я знаю, что на пороге стоит мировой экономический кризис. Это будет не лёгкая участь, как для нашего народа, так и для вновь избранного императора. Кто им будет — это вам решать! Вам только нужно сделать свой правильный выбор! Что же касается меня, то я не барон Мюнхгаузен и не Остап Бендер. Я в первую очередь реалист.

Он посмотрел проницательным взглядом на присутствующий люд в зале и с твёрдой нотой в голосе добавил:

— Я не могу обещать того, что наплели вам мои оппоненты. Все эти обещания я считаю сплошным словоблудием и застаревшим поносом. Никакие сладкие посулы, никогда в полной мере реализованы не будут, пока мы сообща не свернём голову коварной преступности и не сомкнём кровожадной коррупции их ненасытные пасти. Только после этого мы сделаем облегчённый вздох, и каждодневно будем ощущать, что лик Отечества изменяется, и наша жизнь идёт с большим подъёмом в сторону улучшения. Мы гордый и непобедимый народ должны, в конце концов, понять, что на Волгах мы накатались досыта по нашим ухабистым дорогам. Так же мы должны понять, что нахозяйничались на наших предприятиях, которые строило всё государство. Вам дали ваучеры, акции, сказав, что вы отныне акционеры — хозяева предприятия, но на деле получилось, что у вас, акции забрали мошенническим путём. Во времена приватизации, вам искусственно не выдавали зарплаты годами для того, чтобы вы несли свои кровно заработанные акции директорам. И в большинстве случаев эти директора были из бывших коммунистов. И вы от тяжёлой нужды несли их в открытые пасти кровососам, чтобы, как — то прокормить свои семьи. Но в то же время у них находились деньги, чтобы за бесценок выкупить у трудового народа назад все акции и быть единоличными хозяевами предприятий. Это была афера века и пора вернуть всё на круги своя. Сейчас они от этих акций надулись, как клопы крови, и изгаляются над трудовым народом ещё больше. Даже клопами их назвать нельзя, — слишком уж больно ласкательное слово я для них подобрал. Скорее они не клопы, а самые что ни наесть настоящие стегозавры, перекочевавшие к нам из Юрского периода. Им неведомы страницы истории нашего Отечества, им неведомо, что такое нищета и голод. Я стегозавров отношу к рудиментарному органу, без которого мы гордый народ будем вполне довольствоваться всеми прелестями жизни. Чтобы восстановить справедливость на нашей пропитанной кровью и слезами земле, предо мной проблемного вопроса не стоит. Как укротить отряд пресмыкающихся, для меня это дело знакомое. И я готов вкратце поделиться своим миграционным планом. Но прошу после этого не проводить никаких сравнений между мной и Иосифом. Мы две противоположные личности. Старшее поколение нам пытается внушить, что при Иосифе всем жилось хорошо, и что, когда он, скончался, всё великое Отечество плакало. Да, плакало, — спору нет! Про эти слёзы нам известно, — но сегодня мы с вами также знаем хорошо, что эти слёзы были не только откровенной скорби, а и сладкой радости, так как покинул планету в пятьдесят третьем году прошлого века, один из тиранов и палачей той эпохи. Его трудно сейчас судить, за неоправданные грехи. Всё — таки человек из лапотной Раши создал могучую страну. А уж если судить его, то надо судить всю историю нашего государства. Вы думаете, меньше крови проливали наша цари? Нет уважаемые, при Петре первом народ плавал в кровяных реках, а ему памятники водружают. А почему? А потому что большой разрыв во времени, отделяет нас от кровавых времён, вот его и вознесли до небес, как основоположника кораблестроения и как специалиста по открытию окон в Европу. Я вообще против сноса всех памятников, плохие они или хорошие, но это наша история, а историю нужно уважать! Только она помогает нам не повторять ранее сделанных ошибок. Надо раз и навсегда понять всем борцам с памятниками, что с приходом новой эпохи, будут неизбежно появляться, когда — то вырванные с корнем пьедесталы и мемориалы.

Я тоже издам указ о суровых мерах. Они необходимы, чтобы раз и навсегда покончить с криминалом, восстановить социальную справедливость и построить новое светлое и улыбающееся государство. Этот указ коснётся, только тех, кто жил в годы неустойчивой политики за счёт крови народа и против тех, кто будет пренебрегать законами. Никто из вас не знает, что существует такой остров, которого нет ни на одной карте мира, где до сих пор продолжается кайнозойская эра. Наши отечественные стегозавры существа холоднокровные и везде могут выжить. Я не сторонник смертельной казни, поэтому я планирую предоставить им антропоген на этом острове. Пускай там они посредством труда и травы начинают вновь постепенно перевоплощаться в человека.

— Ура! — одобрительно кричал Науму народ со всех концов страны. — Ура новому императору!

Как ни странно, но журналисты в унисон с народом, тоже звонко зааплодировали неизвестному претенденту на императорский трон.

Наум Давило с телевизионных экранов повёл своими белёсыми бровями и в заключение своего выступления напомнил:

— Если вы меня не изберёте своим спасителем, то могу смело предначертать ваше будущее. От обмана несусветных обещаний, вы будете жить в мраке и нищете. Вы не увидите ни цветущих садов, ни фонтанов и не будете пользоваться холодильниками, так как хранить в них будет нечего. Не исключаю и того, что вам вольно разрешат смотреть даже на солнце. Вы будете жить в пещерах, и вымирать семьями от голода и холода. А почему? — отвечаю: «Да потому что оккупанты с басурманским нутром присвоили себе не только наши фамилии, но и захватили всю страну. Так вот мой дорогой народ чтобы избежать такой плачевной участи нужно срочно прекратить этот властный беспредел! Пока мы будем смотреть на эти бесконечные безобразия через призму, буржуи — стегозавры себя будут провозглашать людьми года, и тешится над доверчивостью и простотой нашего народа».

Он сделал минутную паузу, выпил стакан воды, затем продолжил:

— Пришла пора сказать стегозаврам: «ХВАТИТ!». У меня есть большой и многолетний опыт работы с бенгальскими тиграми, африканскими львами, и винторогими козлами, а также удавами и кроликами. Свой опыт я в первую очередь оберну на борьбу с коррупцией и преступностью. Одним из важных шагов моего императорства будет указ о пересмотре приватизации, что одновременно будет являться сигналом к первому старту, осуществления моих планов в борьбе с коррупцией. Вспомните друзья историю? Каждый главнокомандующий страны с кем — то, или с чем — то боролся:

«Никита, положил на лопатки культ личность Иосифа и своим водородным башмаком выиграл не только холодную войну, но и обогнал Америку по надоям молока. Леонид Бровомохов боролся с несунами и диссидентами. Юра Ужас, с нарушителями трудовой дисциплины, а также коррупционерами правящей верхушки, но, к сожалению, его слабое здоровье не позволило довести дело до конца. Костя Хилый боролся со своим здоровьем. Миша Меченый с виноградниками, пьянством, и Борей — дирижёром, об которого он зубы сломал. Боря — дирижёр боролся со своей думой и генералом Дудкой. Но справедливости ради сказать, — мощи и жёсткости у него не хватило, чтобы до конца выполнить свои обещания. После него остались горы трупов не только в горных республиках, но и во всех уголках нашего Отечества, которые пришлось расчищать последующим руководителям государства. Вова Сладкоголосый обещал мочить бандитов в сортирах, но не сдержал своего слова, ни одного в сортирах не замочил. Но зато были ряд убийств его центровых оппонентов, в смерти которых никого не обвинили. Если императором буду «Я», то я свою борьбу начну против коррупции и бандитизма. Бороться с ними буду повсюду, кроме сортиров, — считаю этот метод не гигиеничным. Да и туалеты, к сожалению, не являются ловушками для преступников, — в них нет шуршания купюр и звона монет, да и паюсной икрой в них тоже не пахнет. Кое — где имеется туалетная бумага, даже с благоухающим душком, но наши задницы ароматнее от этого не стали. Потому что по империи, как по другим странам мира вот уже несколько лет катится экономический кризис. А что такое экономический кризис? Отвечаю, — это цунами! Гигантская волна накроет все слои населения и может принести немалый приплод преступности и коррупции. Поэтому необходимо включить антикризисные меры, чтобы народ как можно меньше ощутил на себе последствия этого кошмарного явления. Чтобы преступность не смогла пользоваться нашим тяжёлым испытанием и не поднималась ниже плинтуса. Откровенно сказать мне моя политика по душе, и я, её буду воплощать ежедневно, круглосуточно и без перерыва на обед. Сразу скажу, что всё я излагаю в общих чертах, но напомню ещё раз, что борьба с преступностью и коррупцией будет значительно модернизирована. Сделаю её суровой, безжалостной и справедливой. И поэтому я разработал свой план борьбы с коррупцией и преступностью, который обязательно реализую в короткий срок! Я вам обещаю, что в минимально короткий срок, слова коррупция и преступность выйдут из обихода нашего многонационального народа. Никогда никому не верьте, что мафия бессмертна, так говорят трусливые люди и сами мафиози. Кто мешал бывшей думе ужесточить уголовный кодекс — защитить наших граждан от разных посягательств? Как обидно смотреть как обманывают пенсионеров разные прохвосты и дума не может их защитить. Разве нельзя было, к примеру, за мошенничество или угон автомобиля назначать строка не по шесть лет, а по двадцать пять? Никаких послаблений в этом деле не может быть и нельзя преступления квалифицировать как особо тяжкие и менее тяжкие. Каким бы оно не было, но это преступление. А то бывает так, что к преступникам на судебном процессе применяют смягчающие обстоятельства. А за что спрашивается? — За то, что у жулика мать одна больная или судье на лапу дали? Пора прекращать с таким преступным либерализмом! Ну где это видано, чтобы армия — оплот страны платила ворам дань? А кто же народ защищать будет? Это называется приплыли! Пора оккупантов нашей свободы выкидывать из империи! И это свершится совсем скоро! Наше миролюбивое Отечество поднимется с колен и станет вновь величавым! Солнце будет нам светить даже ночью, и расцвет страны будет ощущать каждый житель Отечества ежеминутно. Голосуйте за меня товарищи, если хотите жить хорошо!!!

…На этом его речь завершилась. Затем он встал со стула, давая понять, что пресс — конференция окончилась. Перед выходом из пресса — центра телевидения, его остановил известный журналист и задал самый больной вопрос:

— Уважаемый кандидат в императоры! Спасибо, что вы посетили наш пресс — центр и что так емко донесли свою программу до народа, но вы забыли про пенсионеров. Ведь ни для кого секретом не является, что во многих странах своеобразным показателем благополучия страны является достойная жизнь пенсионеров. Будут ли такие показатели у нас, когда — ни будь? А то ведь Боря дирижёр, как — то выдал в эфире, что наши пенсионеры по весовой массе обгоняют такие богатые страны как Германия, Америка, Норвегия. Он так же сказал, что у российских пенсионеров животы на два пальца толще, чем у иноземцев. Считаю, что такие сравнения для первого лица страны до возмущения абсурдны. А как вы считаете?

Этот вопрос не смутил кандидата в императоры, и он не имел права, чтобы честно и прямо не ответить народу на него. Он вновь вернулся к трибуне и разомкнул свои челюсти:

— Хороший и своевременный вопрос. И я на него, не сходя с этого места, дам ответ.

Один из журналистов протянул Науму стакан с водой, но тот его небрежно отстранил рукой:

— Воду обычно наливают тем, кто шибко волнуется, и кто непомерно врёт с трибуны, — сказал он. — Вода помогает пустобрёхам во время коротких аква — пауз мобилизоваться и продолжать заливать дальше. Я же не волнуюсь, и брехать не собираюсь. Так вот хочу вернуться к вашему вопросу о пенсионерах и их надутых животах. Неверно вы сказали уважаемый пресс — секретарь, у наших пенсионеров не животы — а «нужда». Нужда их заставляет вместо разнообразной полезной пищи в лучшем случае питаться одной картошкой и блинами. Мясо совсем не покупают, сечку варят не на молоке, а на брикете мороженого. Наши пенсионеры на сегодняшний день, это не показатель благополучия страны, а стыд имперского правительства. У меня лично в голове не укладывается, когда слышу стоны каменщика. Он оказывается, на стройке отработал сорок лет и заработал пенсию в 13 тысяч рублей. А у наших милейших думцев и депутаток, которые тяжелее носового платка и футляра от губной помады не поднимали, месячная зарплата в полмиллиона. Вот кто грабит народный бюджет, с них я начну очищать нашу землю от каракуртов. Это узаконенный грабёж средь бела дня. Депутатский корпус все законы пишет под себя и своих кентов. В первый же день моего руководства Отечеством, я своей властью отменю их грабительские законы и найду им в уголовном кодексе статью и не одну. Их завышенные оклады — это не барская форма жизни, а явное издевательство над пенсионерами! Молодёжь, смотря, как по — нищенски влачат старость их бабушки, и дедушки не желают такой старости. Они видят и слышат каждодневно одни обещания в сторону улучшения жизни пенсионеров. Но их нет. С незначительным повышением, итак, их мизерной пенсии сразу ползут цены вверх. Извините меня, но это похоже на гонки с гандикапом. Получается так, что императору суют монопольные компании палки в колёса. Пора эти гонки прекращать. Молодое поколение с неустойчивой психикой, смотря на своих стариков, разуверилось в силе императора и правительства. Они не хотят идти работать, чтобы ломать свой горб за предстоящую старость. Они не верят в пенсионный фонд и начинают совершать непоправимые ошибки, граничащие порой с преступностью и употреблением наркотиков. Отсюда вытекает вопрос: так кто же приумножает преступность и наркоманию? Ответ на этот вопрос прост, — это издержки неверной политики империи. Мягкотелость императора и смехотворные законы, которые издавала избранная вами дума, подведя народ к обрыву. Так больше продолжаться не может! Вот у меня в руках есть прошлогодняя газета одной из самых плодородных областей империи. На одной из страниц напечатан план антикризисных мер губернатора этой области Е. Курятника. План состоит из восьми направлений, так я хочу заострить внимание на восьмом, последнем направлении.

«Курятник провозгласил для своих земляков новую моду. Сказав, что сейчас модно быть здоровым и поддерживать себя в хорошей и физической форме. Модно иметь свой дом и питаться здоровой пищей. Модно хорошо работать и достойно зарабатывать. Модно иметь многодетную семью».

Он обвёл зал вопросительным взглядом, ожидая всплеска рук, но зал молчал.

— Вот и я тоже так думаю, — покачал он головой. — Хорошая мода! Только она доступна таким модельерам как Курятник, но никак, ни слесарю Захарову, у которого зарплата чуть больше десяти тысяч и семья из четырёх человек. Я считаю подобные заявления новомодных основателей сплошным насмехательством над народом. Сами подумайте, как можно следовать его моде, если в этой же газете напечатаны расценки на посещение бассейна и теннисного корта. На корт абонемент стоит тысяча пятьсот рублей, в бассейн тысяча двести.

По залу прошёлся шум недовольства.

— Так это ещё не всё, — продолжил Наум. — В его вотчине сносят почти новое здание детской спортивной школы, где занималось около восьмисот спортсменов. Дети, ветераны, инвалиды эту школу считали своим вторым домом. Там проводились соревнования высокого ранга: детские Международные фестивали, Международные Чемпионаты ИНТЕРВЕТЕРАН, Чемпионаты Империи, Отечества, первенства города и области. Школа растила мастеров настольного тенниса, кандидатов в сборную Отечества и Олимпийскую сборную. Это как прикажите понимать — где моды придерживаться тем, кто годами посещал это здание? А ведь была создана активная общественная команда, которая пыталась защитить спортивную школу, и дошла до высоких чинов в столице, но и они не вняли их просьбам. Сейчас на том месте большая курилка для школьников, но я обещаю, что разберусь с этим вопросом, и виновные понесут наказание за такую безалаберность.

По пресс — центру прошёлся шум одобрения.

— Об этой моде губернатора можно только мечтать, — не прерываясь, говорил Наум Давило, но только не пенсионерам. При такой унижающей нищете им это и в голову не придёт. Что там скрывать, есть и такая категория пенсионеров, которым корочка хлеба и кружка чая в радость. Они опухли от этой пищи, поэтому часто болеют, а из болезней вытекает еще незапланированная часть расходов от их ничтожных пенсий. А ведь есть ещё грабительская система УЖКХ, с которой придётся досконально разбираться новому правительству. Всё это дорогие друзья называется, одним словом, «нужда». Нужда не позволяет пенсионерам дойти до спортивного зала и заняться своим оздоровлением. Там цены за вход такие, что пенсионер за эти деньги мог бы неделю жить. Поэтому им остаётся только одно, сидеть неподвижно у телевизоров и смотреть очередные сериалы, смонтированные из одной несусветной лжи.

Со своей же стороны, если я буду императором, первым делом освобожу их от квартплаты. За электроэнергию и газ они будут оплачивать всего лишь пятьдесят процентов. Они заслужили таких благ и страна, думаю, не обеднеет от этого. Ну а после уж будем решать вопрос о повышении их пенсий. Тогда и нашим пенсионерам будет доступен отдых не только в отечественных санаториях, но и лучших зарубежных пансионатах. Но мы будем стремиться к тому, чтобы наши объекты лечения и отдыха были лучшими в мире. И когда средняя продолжительность жизни человека в нашем Отечестве достигнет вековой возрастной планки, и народ не будет на кухне вести разговоры о внутренней политике, вот это и будет лучшим индикатором наших совместных усилий!

— А как вы думаете бороться с бомжами и бичами? — раздался женский голос из зала:

— С этой страждущей, на половину больной категорией людей, бороться совсем не обязательно. Им надо помогать! И помощь будет заключаться в том, чтобы вернуть этих несчастных людей к нормальной жизни. А для этого нужно в первую очередь убрать ночлежки и возродить общежития с кадровым аппаратом, который будет отвечать за их трудоустройство и порядок в общежитиях. И заниматься этим надо было ещё вчера.

И вновь пресс — центр зааплодировал кандидату в президенты.

На этой мажорной ноте Наум ответил на малочисленные вопросы, заданные ему журналистами на телевидении. Но перед уходом обратился к народу, чтобы все избиратели шли на выборы со своими авторучками, так как партия власти в кабинках для голосований привязывают свои авторучки с секретом, после которых чернила через пять минут бесследно исчезают.

…Вскоре на Каланчаке произошёл большой пожар. Сгорел дотла засекреченный состав Кремля, чем огорчил Мамонтова и его круг толкачей. Время чтобы напечатать новые бюллетени уже не хватало — это было заочное политическое убийство кандидата в императоры под номером один. В день выборов электорат зорко следил не только за честной процедурой голосования в избирательных округах, но и за экранами телевизоров. И видя, что Наум Давило сделал большой отрыв от своих преследователей, выходили на улицу и шли к Избиркому, выкрикивая дружно:

Наум дави, — мы за тебя!

Корона будет у тебя!

Народу надоели хлебосольные обещания тех, кто из самолётов выходил по ковровой дорожке важной походкой, и садились сразу в бронированные лимузины. Они поверили Науму, и девяносто процентов населения проголосовали за него. Им внушал большое доверие этот человек, который на протяжении многих лет не выпускал из рук изгибающий и больно бьющий хлыст. В обтянутом трико, мягких кожаных сапожках с твёрдыми подмётками похожими на танковые траки, — он не выходил, а въезжал на арену цирка по ковровой дорожке, давя на своём пути кучи экскрементов, оставленные хищниками. Он знал, что говно к хорошему человеку не прилипает. После чего он, без излишних эмоций щёлкая своим гибким хлыстом, подчинял своей воле зверей с пастями похожими на ковш экскаватора, чем вызывал бурный восторг у зрителей.

Это зверьё у публики ассоциировалась с каракуртами, оборотнями, грешными олигархами, нуворишами и другими преступными слоями, кто всячески унижал их, нагло залезая в карманы трудового народа.

Утром на следующей день Наум Давило был провозглашён новым императором Отечества.

***

…Закон, о котором Контактный говорил Капитону на ура приняли все, кто платит налоги за дороги, кроме многочисленной армии сотрудников «РУБЛЬЮГЕНД». И их недовольство понятно было колёсному обществу, так как почти все отработавшие около года работники «РУБЛЬЮГЕНД», со смешными заработками ездили на роскошных иномарках и жили в фешенебельных виллах. Кто не смог отчитаться за свои дорогостоящие приобретения, автоматически лишался всех жизненных благ и естественно прощался с работой. Послаблений закон ни для кого, никаких не делал. Инспекторов пытавшихся обмануть государство и кураторов скрывающих преступные деяния «РУБЛЬЮГЕНД» ждало неминуемое наказание.

В первый день, после провозглашения закона стажёр Дунаев смог заработать только двадцать рублей, которые ему нагло засунул бывший депутат нижней палаты Федот Лопухин:

— Совесть имейте Лопухин. Вам не стыдно такие деньги мне давать? — распекал стажёр экс депутата.

— А что разве мало за не включенный поворот? — спросил Лопухин.

— Пройдите, пожалуйста, на пост? — я вас познакомлю с дополнительным тарифом, — вежливо пригласил Дунаев в свою «резиденцию» нарушителя дорожного движения.

Федот быстро забежал на пост, где на него вопрошающе, голодающим и недобрым взглядом смотрел корноухий кобель — овчарка немецкой породы. Он лежал около электрической печки и бесшумно водил по сторонам своим единственным ухом.

— Вот видите, господин Лопухин, — показал Дунаев на кобеля, — вы наверняка сегодня позавтракали и пообедали, а мой напарник шар фюрер Корноухов маковой росинки во рту с утра не держал.

— А он что у вас наркоман?

— Когда голодный, — ломает часто его. Может порвать скупого нарушителя от злости. Больше всего он любит куриные лапки и головы. Но от ливера тоже не отказывается.

— Хорошо, я вскоре буду назад возвращаться, завезу ему косточек, — пообещал Лопухин.

Корноухов понял, что разговор идёт о нём, и о мясных косточках пустил из пасти голодную слюну и тут же подбежал к Федоту, обнюхивая его ноги.

— Умный видать кобель? — сказал бывший депутат.

— Ещё какой. «Не просто так всем коллективом инспекторов его зачислили в нашу организацию „РУБЛЬЮГЕНД“», — гордо сказал Дунаев. — Если обманете, то при следующей встрече он обязательно вам «поршень» до земли сделает.

— Как это так? — выкатил свои глаза из орбит Лопухин.

— Не как это так, — передразнил Капитон нарушителя, — а откусит вам ходули до самых ягодиц, вот и будешь свой «поршень» по земле волочить. С ходулями твоими он уже познакомился, а нюх у него на обманщиков собачий. Не то, что у ваших бывших избирателей, которые не смогли кристальную чистоту отличить от явной сажи.

— На что это вы намекаете? — спросил экс депутат.

— Я не намекаю, а констатирую факт. Когда по стране шла громкая избирательная кампания, вы мозги взбивали своему электорату, как заправские манипуляторы. Знали, что после выборов они вам ничего не сделают. А Корноухов, другой породы. Он серьёзный у нас господин, — его не обманешь!

— Я тоже не обману, — стучал себя в грудь Федот. — Век свободы не видать. Слово честного автолюбителя обязательно сдержу, — зуб даю! Не лишаться же мне ног, за какие-то ничтожные кости.

Услышав, что кости будут ничтожные Корноухов злобно ощерился.

— Вот видите, он уже проявляет недовольство к вашей особе, — кивнул на собаку стажёр. — Понимает, что вы собираетесь ему привезти контрафактный продукт из помойки.

— Нет, нет, я привезу вам уважаемый шар фюрер сочного ливера, — напугался экс депутат, лебезя перед псом.

Корноух, поняв, что его рычание возымело действие на сытого Федота, довольный отошёл от него и лёг на старое место.

Лопухин действительно не обманул пса, на обратном пути он завёз на пост пару килограммов коровьего вымя. Половина куска досталось шар фюреру, а вторую половину, по совету лейтенанта Контактного, Дунаев отрезал себе и пошёл обратно нести службу на трассу.

Перед концом смены стажёру пришлось держать ответ перед лейтенантом Контактным, за низкую производительность труда:

— Так дело не пойдёт у тебя, — стучал по столу Акакий, — хочешь работать в ущерб себе, — работай! Но мне кровь из носу, а план к концу дежурства выложи. Не будет плана, не будет и тебя! Запомни ты здесь не как стартёр стоишь или бесполезный светофор. Ты в первую очередь кузнец, которому под силу выковать пятак не только у автомобилистов, но и у навигаторов водного, железнодорожного и даже воздушного транспорта. Если рогом не будешь шевелить, то формы не получишь. А пока довольствуйся жезлом и свистком, которые тебе торжественно вручили. И имей ввиду, что у нас эти атрибуты относятся к волшебному орудию труда. Так что действуй! Понял меня Капитон? И имя у тебя созидательное, — производное от слова «капитал». Заметь не капитан, а Капитон. До капитана тебе с жезлом нужно года три ударно отработать. А это значит не один, а два плана мне обязан сдавать.

Капитон ничего ему в ответ не говорил, только согласно покачивал головой.

Лейтенант, забрал у Капитона двадцать рублей, но вымя оставил, — сказав при этом:

— Дома поджаришь и мне кусочек в следующую смену привезёшь?

После чего наложил на стажёра штраф в сто рублей с вычетом из заработной платы, предупредив того, что подобное безразличное отношение к рублю, может привести его на биржу труда.

…Дунаев со службы пришёл домой в прескверном настроении, отпихнув ногой встречающего его около двери рыжего кота Топу, гаркнул:

— Уйди не до тебя.

— Ты, что какой злой пришёл? — спросила его мать.

— Не злой, а уставший, — ответил он, положив на стол пакет, в котором был упакован отрезок вымя коровы, и укоризненно посмотрев на мать, сказал:

— А вы мамаша напрасно хлопотали и давали взятку начальнику за мою должность. Я с первого дня я понял, что форму мне рано пока получать. Я уже сейчас намерен принять разумное отрешение от службы в «ГИБДД». А после сегодняшнего нищенского дежурства мне противно даже на себя в зеркало смотреть. Кстати, все сотрудники автоинспекцию называют «РУБЛЬЮГЕНД», — это наподобие «ГИТЛЕРЮГЕНДА».

— Что сынок, совсем плохо на новой службе? — въедливо дырявила его мать своими глазками — буравчиками. — Неужели ни рублика не принёс?

— А вы, что мамаша думаете, что я с первого дня вам буду чемоданами бабки носить. Не обольщайтесь! Как бы вообще моя работа инспектора не превратилась в самую, что ни наесть настоящую подёнщину. За сегодняшний день двадцать рублей и полкило вымя срубил, и то у Корноухого кобеля из пасти вырвал, а двадцатка генералам ушла. Я же за нерадивость к работе был оштрафован на сотню рублей.

— Как же так сынок?

— Да вот так мамаша! Жить видать нам придётся в печали. Новый император драконовский закон подготовил, по которому нам инспекторам, вероятно, придётся жить на одну зарплату. Ни стыда, ни совести у него нет, хоть в петлю лезь от таких нечеловеческих условий.

— Потерпи сынок немного, — успокаивала его мать, — глядишь со временем, как всегда, бывает, про новые законы забудут, и вы будете работать по старым законам. И тот день не за горами, когда придёт новый управленец страной, и запоёшь ты песню бравую. Не вымя будешь приносить с работы, а поросят жареных, осетрину копчёную, да икорку белужью.

— Отрадно слышать, но мне кажется, этого не будет уже никогда. Говорят, продавил видимо серьёзно Наум Кабанов всех политиков, своими предвыборными законами, а милиции совсем кислород перекроет. Хочет истребить вытрезвители, запретит штрафовать народ, — возложив эту прерогативу на суды. Куда теперь деваться несчастному милиционеру, с чего питаться, не пойму? Хоть плач, хоть смейся! А поговаривают ещё, что грядёт большое сокращение в органах МВД, так как преступность в России скоро резко упадёт.

…Капитон разорвал пакет с выменем, взял мясо в руку и поднёс его к носу. Тщательно обнюхав вымя и убедившись, что оно не протухло, сказал матери:

— Поджарьте мамаша вымя с луком? Сам я его есть, не буду, не дай бог замычу. Мне борща разогрей. А ты покушай с котом и кусочек не забудь завернуть для моего командира — глядишь, после вымя у него глаза помутнеют, как у коровы и он, добрее будет ко мне относиться. Хотя, что о нём говорить, — он сам такой же страдалец, как и я, — махнул рукой Капитон и пошёл в ванную отогревать после праведных трудов свои продувшие мартовским ветром кости.

После ванной Капитон осушил целое блюдо борща и посмотрел на мать с котом, как они на пару аппетитно трескали коровье вымя:

— Смотрите, если начнёте мычать, то я от вас молоко буду требовать. С вас мама по два литра в день, а с кота Топы пол литра. Сами понимаете у меня сейчас хватка, не как у потомственного шорника, а как у инспектора «РУБЛЬЮГЕНД». Должность обязывает из всего извлекать для себя и начальства выгоду!

— Так ты сынок всё молоко у меня высосал, когда ещё ходить не мог, — оправдывалась мать, — где ж я тебе его возьму? И Топа не может производить молоко по причине того, что он мальчик. Он сам любит не меньше тебя молочко, но где его взять?

— Разговорчики за столом прекратить, — рыкнул Капитон, — или хотите, чтобы я вам штраф выписал за пререкание с сотрудником Министерства Внутренних Дел.

Рыжий кот понимал, о чём говорил Капитон, но речь грозного хозяина на него совсем не подействовала. Топа, довольно урчал и продолжал свою трапезу.

Мать же поникла сразу после обидных слов сына и отодвинула сковороду:

— Да сынок, я опростоволосилась с твоей новой работой, — обхватила она голову руками. — Если тебя за один день работы в «ГИБДД» из примерного и любящего свою мать сына превратили в вымогателя и стяжателя, что же тогда дальше будет? Вас там случаем не потчуют перед дежурством Би — Зетом? — вопросительно взглянула она на сына.

…Капитон ничего не ответил, матери на её сетования, а достал из кармана чистый бланк квитанции и выписал ей штраф на пять рублей, после чего удалился в свою спальню.

***

В стране творился страшный переполох. Император отменил неприкосновенность у депутатов, мотивируя это тем, что люди издающие законы в первую очередь должны сами соблюдать их, и быть примером для общества, а не прикрываться мандатами.

— Закон для всех должен быть один. «Соблюдать законы!», — помахивал по всем сторонам своим волшебным хлыстом Наум.

Народные избранники побросали свои мандаты и как крысы разбежались по норам, боясь преследования правоохранительных органов, в которых прошла генеральная чистка, и оставили на службе только честных, справедливых и бескорыстных профессионалов своего дела. Они знали, где нужно поставить капканы и растянуть сети, чтобы поймать тех, кто бежал от закона. Суд для таких хищников был быстрым, без излишних церемоний. Приговор поголовно всем был одинаковый: обязательная конфискация имущества и ссылка в «ИСИВ» аббревиатура «Империи Справедливости И Возмездия», находившейся на тихоокеанском острове «ПАХАН». Разница состояла только в сроках, по мере тяжести преступления. Этот закон так напугал избранников народа, что от четырёх сот человек в думе осталось всего двадцать человек.

— Этих депутатов я признаю небесными людьми, — сообщил Наум народу на Брусчатой площади, — отныне и всегда результат работы думы будет зависеть не от количества депутатов, а мудрых законопроектов изданными ими. На Руси, когда государство было централизованным, — сказал он, — законосовещательная боярская дума насчитывала не более двадцати человек, нам также этого количества будет вполне достаточно. Какой смысл государству кормить армию законодателей, которые месяцами издают законы о вреде курения и запрете во время купания писать в во всех водных бассейнах, включая моря и океаны. Это нонсенс, они все по медицинской карте имеют гиперактивный мочевой пузырь и в воду заходят не поплавать, а опустошить свой «термос». Закон о курении приняли паразиты, а сами себе в думе построили себе курилку за пять лимонов. Посудите сами, разве может принимать законы депутат, который сам их нарушает?

Раздался взрыв аплодисментов, которые продолжались несколько минут. В это время он сделал небольшую паузу, затем продолжил свою яркую речь:

— Какая необходимость вовлекать в думу олимпийских чемпионов? В чём их сила — в знании законов? — Сомневаюсь? — Они только способны в думу донести мольбу своих избирателей, а для этого не обязательно избирателю содержать своего челобитчика, который питается от государства. Достаточно через Интернет связаться с нами и проблемные вопросы будут решены. Не пойму, откуда такая мода пошла? — пропихивать в думу любимцев публики: спортсменов, артистов, художников и других публичных людей. Они что юристы, чтобы законы издавать? Вероятно, этот пагубный шлейф тянется от Советского Союза, тогда в думе были и доярки, и хлопкоробы, и ткачихи. Отныне место в думе будут занимать только истинные профессионалы, а не подпевалы со скверным музыкальным слухом!

И вновь раздался бурный взрыв аплодисментов!

…Нечистоплотные чиновники приняли эту реформу в штыки, но народ и армия приветствовали действия Наума и охотно его поддерживал. Мгновенно заглохли еврейские мотивы, которые заменил великий гимн России! В коридорах кремля в это время усиленно меняли контингент. Убрали всех, кто пропах нафталином, и облили карболкой и дихлофосом кабинеты, в которых они по нескольку лет массировали в мягких креслах свои толстые зады.

В это время на всех границах Отчизны был установлен жёсткий и всевидящий контроль. Ни один чиновник, бесчисленное количество раз, опускавший свою мохнатую лапу в казну государства, не мог покинуть страну. Это касалось и тех, кто своё состояние наживал на костях народа и всех остальных нуворишей, барствующих в своих особняках. Все их особняки теперь служили детям. Они были переоборудованы в детские дома и дома творчества. Таким образом, проблемы с детской занятостью и беспризорностью были решены в стране.

Президент дал указание отменить платную медицину, все частные аптеки сделал государственными. Также объявил поголовную финансовую амнистию, тем, кто обворовывал народ. Проводившие до этого бывшими императорами экономические амнистии, казну стране не пополнили. Никто ни с миллионами, ни с миллиардами, которые были заработаны воровским путём, — добровольно расставаться не хотел. Все средства массовой информации, ранее принадлежавшие олигархам и их прихвостням, к этому времени отошли государству, и существенной помощи в отстаивании ими наворованных капиталов борзописцы не могли оказать. Поэтому они использовали в знак протеста стены зданий и сооружений находившиеся близ кремля, где пестрели их протестные лозунги, из листовок, которыми забросали пол Москвы, типа:

«ДУРАКОВ НЕТ!» — «ХРЕН ВОЗЬМЁШЬ С ТАРЕЛКИ ДЕНЬГИ!»

…«Мы сколачивали свои накопления, не нарушая законов бывшего строя, — возмущались толстосумы, с экранов телевизоров, — все наши богатства нажиты непосильными и многолетними трудами».

Они не били касками по мостовой около центрового дома, как шахтёры, так как у них их не было. И не организовывали стихийных митингов и пикетов. Народ их слушать просто не хотел. Олигархи сбивались в маленькие кучки на своих престижных иномарках и подъезжали к иностранным посольствам, где выкидывали свои антиимператорские лозунги, пытаясь, таким образом, у мировой общественности вызвать понимание и сожаление к их неумолимо грядущей финансовой беде. Но иностранные посольства были слепы и глухи. Они полностью поддерживали реформы нового императора и на сближение с нуворишами не шли.

Тогда они на птичьих рынках скупили всех почтовых голубей, повесили им на горловину воззвания к мировой общественности и запустили всю пернатую гвардию почтальонов в тридесятые царства и государства. Но умные птахи слыли настоящими патриотами своей родины и, ни один голубок даже за жменю отборного пшеничного зерна не посмел покинуть границы государства, которое их вскормило, и научила летать по назначению. Все голуби вернулись назад с жалобной почтой к своим старым хозяевам.

Император понял, что ему олигархи показывают голимый шиш без масла, и дал им недельный срок на раздумье. При этом он не грозил олигархам пальчиком, как это любил делать Боря — дирижёр. Нет, он просто наглядно при всех перед кинокамерами согнул в дугу свой хлыст — укротитель. И Науму было уже всё равно, поняли его жест олигархи или нет? Он твёрдо решил, что либеральные меры для них завершены.

***

К этому времени на территории империи не было ни одной тюрьмы и ни одной зоны. Существовали только воспитательные колонии для несовершеннолетних да дома временного содержания, куда заточали мелких хулиганов. Новый император решил раз и навсегда покончить с государственным обеспечением всех казённых домов. Он предоставил преступникам возможность в своей системе самим самостоятельно заниматься хозяйственной деятельностью на принципах хозрасчёта. Всё заключённые из взрослых колоний и тюрем были перебазированы на остров «Пахан». Одну только колонию не тронули находившую на берегу Тихого океана в бухте «Грешная», — её, напротив, расширили и сделали пересыльной колонией. Она же считалась и карантином. Там дожидались этапа преступники всех мастей, разных национальностей и разных полов, а также каракурты и оборотни. Жилось им не сладко на этой грешной земле. Каракурты ежеминутно сносили оскорбления, от физического и морального унижения. И что обидно было, им ни пожаловаться, ни спрятаться возможности не было, так как охраняли их сплошь одни уголовники, и над уголовниками никто выше не стоял. Охранники колотили их до умопомрачения, пока они не соглашались все свои спрятанные в заграничных банках счета перевести, на остров Пахан в «ЦБО» — Центральный Банк Общака. Но в большинстве случаев многие скрывали свои наворованные сбережения. Они считали, что текущий момент с ежедневными допросами и избиениями не является действительностью. Они принимали все муки, обрушившие на них как дурной сон и когда проснуться, они вновь заживут по — старому, купаясь в роскоши. Но сон был длинным, и прежняя жизнь к ним не думала возвращаться. Им только оставалось завидовать иностранцам, которые плохо знали русский и жили сытно и спокойно. Иностранцев не трогали и называли их Джониками. В большинстве это были китайцы и выходцы из ближнего зарубежья. Это были люди пролетариата, — в сущности безвредный и обездоленный народ, который, познав вкус суровой жизни на чужбине, от безвыходного положения преступили имперские законы.

Все заключённые этой зоны обоих полов, поочередно этапами по триста человек переселялись, на большой остров «Пахан». От бухты «Грешная» по Тихому океану был проложен водный путь до острова расстоянием в тысячу миль. В больших сухогрузах перевозили не только груз, но и заключённых, которые в большинстве случаев проходили двухмесячный карантин в бухте. Но были и такие что, минуя карантин, оказывались на острове. Зачастую это были женщины или те, у которых по заключению следственных комитетов не могло быть сбережений, нажитых нечестным путём. На этом острове не было обычной охраны, так как это была не тюрьма, а небольшое государство — анклав, принадлежащее землям Империи.

Это островное государство с численностью два миллиона человек, император провозгласил государственной колониальной автономией и наделил, остров «ПАХАН», частичным суверенитетом, имевшим свою политику, свои нравы и справедливые законы. Главой островного правительства, был шестидесятилетний вор в законе по кличке Иисус, у которого тюремный стаж до его поста насчитывал более сорока лет. На острове была своя «государственная дума», носившая у островитян почётное называние «Парламентский Совет», в который входили только воры в законе. Совет или Сходняк считался высшим органом правления острова. Воровские думцы издавали законы, и зорко следили за их выполнениями. Это было уникальное государство и аналогов ему в мире не было. Главные девизы острова, звучали так:

«В своём гнезде — преступлениям не бывать!» и «Куй бабки для острова, пока есть возможность!».

Посредине острова возвышался действующий вулкан «Мусало» высотой около четырёх тысяч метров. Вулкан служил главным теплоносителем острова. Рядом были установлены рекуператоры и регенераторы. Вулкан «Мусало» не редко изрыгал из себя раскаленную лаву. После того, как она застывала, МУР — Мулевое управление рогопёров. Это управление состояло в основном из быков и чужеспинников, взбиралось наверх до самого кратера вулкана и при помощи кайла добывали ценные породы базальта, трахитов, липаритов. Все добываемые породы использовали впоследствии, как строительный материал. Излишки отправлялись на материк, баржами и морскими пяти трюмными судами. Остров сверкал от наведённой чистоты и роскошных строений на улицах и проспектах. Функции чистоты на острове были возложены на УВД, — так называлось Управление Вонючих Дирижёров, — а дирижёры это были люди, раньше работающие в тюрьмах и исправительных учреждениях, попавшие на остров за совершённые должностные преступления, и безголовое преклонение к бывшим властям в особенности к Боре — дирижёру. За плохую работу на улицах, с них с каждого мог спросить строго любой житель, включая и женщин. Не редко можно было увидеть, как разбитная баба или другой бывший страдалец, от этих дирижёров тыкал носом дворника в лежащий окурок, или клочок бумаги, ломая свои языки за их нерадивость к работе. Категория ссыльных дирижёров считалась вне закона острова, хотя им и начисляли ежемесячно на карточку приличные деньги, но деньги выдавались только на махорку и туалетную бумагу. Им разрешён был свободный выход из гетто, но от этой милости Совета им слаще не стало. В моральном плане их мог каждый островитянин за любую ерунду прилично унизить. Даже педерасты, у которых были выколоты крупные мушки на лбу, имели право отвести свою душу на каждом сотруднике чистоты.

Боясь отведать бамбуковых дубинок, дирижёры тщательно вылизывали все площади и улицы. Им было неизвестно что дубинки категорически запрещены для применения к островитянам любой масти, так как дубинка относилась к психологическому интерьеру, но никак не к карательному оружию.

Сотрудникам УВД разрешалось заходить в любые цивилизованные места. Некоторые из них экономили на махорке, а в большинстве случаев на туалетной бумаге, заменяя её травой или пальцем. И у них практически у всех были сбережения, которые они могли потратить в недорогом павильоне — шайбе, так называли эконом — закусочные с салатами из морепродуктов, пивом и селёдкой. Но они при большом скоплении людей сознательно туда не заходили, боясь насмешек и всевозможных унижений. Бывшие зеки им выдавали всё сполна, за их регулярные бесчинства во времена страдальческих и мутных периодов.

Центральной улицей острова, являлся пешеходный проспект имени Васи Бриллианта, — названным в честь знаменитого Питерского вора в законе. На этом проспекте находились все правительственные здания острова и сберегательные банки. Под стать этому проспекту была улица Охотный ряд, — он чем — то напоминал московский Арбат, но протяжённость его приравнивалась к марафонской дистанции. На Охотном ряду скопление людей было ничуть не меньше, чем на Арбате. И эта улица привлекала туристов с набитыми карманами из разных стран мира. Там продавались разнообразные шедевры ширпотреба, изготовленные бывшими лагерными умельцами, художественные произведения и много интересных сувениров, которые с охотой раскупал не только иностранные туристы.

Главной достопримечательностью Охотного ряда были ряды неповторимой архитектуры игровых казино. По сути, это было Монако. Все казино и игровые салоны в Империи были закрыты и оборудование передано в дар острову. Это оборудование было, кстати. Ему на острове без промедления нашли шикарное и заманчивое применение. Азартный люд съезжался на остров со всех уголков света. Кто — то искал своё счастье и жизненного благополучия в казино, кто — то искал своё счастье в женских корпусах бывших заключённых. Из — за большого скопления жителей и туристов острова в центре Охотного ряда и проспекте Васи Бриллианта было запрещено транспортное движение, там сновали только рикши. Водителями рикш были бывшие грешные законодатели. Бегали по проспекту и рикши — тройки, но чаще их называли шкентелями. Запрягали в шкентель обычно вымогателей — бывших инспекторов ГИБДД и им подобную нечисть. На облучке шкентеля сидел лихой моторист из бывших материковых дальнобойщиков. Примечательной униформой моториста было широкополое сомбреро и длинный мягкий кнут. Мотористам единственным жителям острова ввиду производственной необходимости разрешалось во время работы крыть семиэтажным матом свой гужевой транспорт и приводить к действию упряжку при помощи кнута. После каждого километрового пробега, чтобы шкентель прытче бегал и не спотыкался, он производил заправку, потчуя «лошадок» шкентеля ложкой варёного овса.

По всему проспекту и Охотному ряду были раскинуты по обе стороны не только казино, там были и другие разнообразные увеселительные заведения, а также отели и рестораны. Богачи из разных стран приезжали на остров погонять кровь по своим жилам и почувствовать цену азарта и риска. Уезжали они с острова, обычно с хорошим настроением, но с пустыми кошельками. Невозможно было обыграть в очко или покер иноземцу у картёжного шулера, у которого в колоде было десять тузов и столько же в рукаве. Единственная возможность попытать своё игровое счастье, оставалась рулетка. Там иностранцам не редко фартило сегодня, но обязательно не везло в другие дни, или наоборот. Выручка в размере шестидесяти процентов от сборов казино шла на материк в родное Отечество, остальные деньги оседали на острове. Всех тяжелей на острове жилось смертникам и бывшим ментам оборотням. Смертники, — это были люди, приговорённые к пожизненному заключению, — их называли кротами. Контингент кротов состоял из серийных убийц, террористов, наркоторговцев и педофилов. Им было запрещено перемещение по острову. Они находились в локальной электронной взрываемой зоне, и основной работой у них была добыча угля и ртути. Их никто не избивал, и работали они только за пайку. Им было предоставлено право, уходить из жизни добровольно, достаточно было нырнуть в воды Тихого океана, где самоубийце была уготована перспектива, оказаться в желудке у кровожадных акул. Кто не хотел таким образом прощаться с жизнью, то мог спокойно подойти к колючей проволоке, и нежно дотронутся до неё или пустить изо рта длинную не прерывающую слюну, — тогда в силу вступал мощный электрический зажигательный патрон и тело бы в одну секунду разрывалось на мелкие куски. Но желающих не находилось по собственной воле уходить из жизни. Они даже не пытались прибегать к помощи бритв, которыми им разрешалось пользоваться. Это только в тюрьмах они раньше кричали, — «чем такая жизнь в камерах, лучше расстрел!».

На остров было завезено устаревшее оборудование разных заводов, законсервированное ещё при советском Госплане; это были металлургические отрасли, химическая, машиностроительная и лёгкая промышленность.

Все трудоёмкие и грязные работы на этих заводах выполнялись нарушившими закон на территории Отчизны, белыми воротничками и сотрудниками всех органов правопорядка, которые были признаны новой властью Наума оборотнями и сосланы за свои преступления с материка на остров. За тяжёлую и вредную работу им шли на сберегательную заборную книжку приличные деньги, которые могли получить только при окончании ссылки. Махорку и туалетную бумагу им выдавали бесплатно и все они жили в гетто на Чёртовом проспекте, в двухэтажных бараках, пропавших серой и хлоркой, которые вмещали по триста человек. Жил здесь и брачный люд, — это не те, кто жил в бараках, а кто состоял в браке. К некоторым из них приехали семьи, но их было мало. Но было достаточно преступных семей, которые жили тоже на этом проспекте. Семейным существовать на этом острове было немного легче. Они жили в отдельных комнатах, и деньги за труд им выдавали сполна которые они могли потратить на своё усмотрение, не отказывая себе ни в чём. Всех, кто жил на этом проспекте называли чертями. На работу они ходили строго строем и обязательно с песней:

Мы везде, где трудно,

Дорог каждый час,

Трудовые будни,

Праздники для нас.

Когда рабочая смена заканчивалась, они вышагивали уже с другой песней:

С неба милостей не жди!

Жизнь в работе не щади.

Нам ребята в этой жизни

Только с нею по пути!

Если кто — то пытался отлынивать от работы, у тех была большая возможность попасть на исправление к кротам сроком на один месяц. Но срок этот, по сути, считался пожизненным, так как никто оттуда назад не возвращался. Они не могли выдержать изнурительной работы и вымирали как мухи.

А для трудолюбивых чертей существовала стимулирующая льгота, которая пользовалась популярностью так как она давала им право посетить сучий культурный центр, где они могли до отвала напиться дешёвого спирту или денатурату. Но чтобы заработать талоны в этот центр развлечений необходимо было неделю ударно поработать. На дармовщину их там кормили благотворительной холестериновой похлёбкой с мамалыгой и диетической мурцовкой. После чего они могли себе позволить секс с горбатой Степанидой или клыкастой Сусанной. Это были две самые красивые бесплатные проститутки в культурном центре, и они были нарасхват у посетителей. На них существовала длинная очередь и велась запись для похотливых чертей. Другие проститутки там тоже были, но в основном это были особи похожие на персонажей из передачи в мире животных. Нередко, случалось, когда протрезвевшие черти после пьяной бурной ночи, разрывали утром свои слепшие веки, выдавали на весь остров дико раздирающий фальцет, которому мог бы позавидовать самый голосистый певец из Ля скала. Они оказывались в объятиях у крюкоголовой с ороговевшей кожей Магдалиной или бородавчатой Октябриной.

Просыпаясь в обнимку с подобными «красотками», от ужаса их разбивал паралич или хватал Кондратий. Слух шёл по острову, что всех проституток в дар острову передала Питерская кунсткамера. Желающих на посещение культурно сучьего центра, было предостаточно. Но чтобы попасть туда, нужно обязательно отличиться на работе, так как для чертей это была единственная отдушина, где они могли отвлечься от работы и почувствовать себя хоть на короткое время свободными и независимым. В другие увеселительные заведения им заходить категорически запрещалось.

Так они влачили жалкую и унижающую жизнь, искупая свою вину перед империей и народом. Для них остров Пахан был сущим адом. Им запрещалось даже по ночам смотреть сладкие сны о прошлой жизни. Если смотрящий по бараку, которые назначались из бакланов от пехоты, замечал спящего с приятной улыбкой на лице чёрта, он моментально сладко сонника будил электрошоком или выливал на него ведро холодной воды. Мечтать и даже задумываться, им также категорически запрещалось. За это они наказывались физическими нарядами вне очереди. А это значит, что при швартовке в порту свежих кораблей, их в свободное от основной работы время, направляли разгружать и загружать трюмы различным грузом.

Только своей ударной работой они могли загладить свою вину перед человечеством. А вольготней всех на острове жилось бывшим уголовникам, но не всем, а кто именно был причислен к элите населяющего острова. Они не работали на черновых работах. Все они занимали важные посты, начиная с бань и кончая одним из самых красивых строений острова «Капитолием», — так называлось правительство Иисуса

В эту элиту не входили хулиганы, сутенёры, наркоманы, наркоторговцы и другие уголовные элементы, чьи преступления не внушали доверия Иисусу.

***

Пяти трюмный корабль сухогруз «Монгол» был до отказа набит, разношёрстным пополнением острова Пахан.

В одном трюме везли нелюдей от коррупции, которые простились со своими вкладами на пересылке. В другом разношёрстный сброд бакланов, дебоширов, мелких жуликов и им подобным. В третьем женщин, в четвёртом оборотней в погонах и немецкую овчарку с одним ухом. Только в пятом последнем трюме ехали чистые уголовники с хорошим послужным лагерным списком, не имея в прошлом ни грехов, ни косяков, приговорённые судами к различным годам ссылки, а также добровольно вызвавшие покинуть материк. Эти люди в пятом трюме, которых называли положенцами, по сути дела ехали на остров, не отбывать наказание. Их основная цель была, пополнение островного истеблишмента, так как часть семейных уголовников острова, отбыв ссылку, уехали на материк к своим родным. На пути следования до места назначения положенцы ехали с комфортом и на полном обеспечении. По сути дела эта масса людей была дополнением команды судна, при любом нежелательном кипише они могли навести порядок на корабле. Спали они на ортопедических кроватях с белыми простынями. Их трюм никогда не закрывался. При непогоде его закрывали прозрачным двустворчатым оргстеклом. Они могли гулять по кораблю, питаться в командной столовой и получать при этом сухие пайки. Три трюма тоже были снабжены каждый сухим пайком, морским ершом или, как его называют дальневосточники, — скорпена, буханкой хлеба, испечённой с волчьим лыком и упаковкой салата из прессованного клевера. В четвёртом трюме вместе с оборотнями в погонах ехала собака. Для неё был выделен паёк сахарными мослами.

Третий трюм с женщинами обеспечивались блатным пайком, куда входила, яйца варёные, фасоль тушёная, горбуша, хлеб с тмином, бекон и брынза. Мало того, пятый трюм отдавал женщинам безвозмездно свою фасоль и варёные яйца. Чай и минеральная вода для них предоставлялись в неограниченных количествах.

Женский трюм до хлебосольной трапезы исполнял Разлуку, а после с вдохновением запевали:

Мы кудрявые милашки,

Мы везём с собою ляжки,

Будем ими завлекать,

Всех отчаянных ребят,

Не получат нас козлы,

Сутенеры и скоты,

Сами будем их иметь,

И заставим псалом петь,

Для Иисуса и братвы,

Для всей сказочной страны,

Будем ими торговать,

И удачу пожинать.

Пятый трюм тоже не отставал от женщин. Сытые и умиротворённые жизнью и океаническим климатом они распевали в трюме, новый гимн острова Пахан, который в обязательном порядке должен был знать каждый переселенец — уголовник в пересыльной колонии:

Славься Отечество наше свободное.

Дружбы братишек надёжный оплот!

Дума Иисуса — справедливость законная,

Нас к торжеству новой жизни ведёт.

Остальные пассажиры низшей уголовной касты, трёх других трюмов поев свои пайки, хватаясь за животы, вытягивали с неохотой свой обязательный гимн «Кары», больше похожий по смыслу текста на марш «Энтузиастов». Исполняли этот гимн они по пять раз в день, словно это был намаз — салат.

Нас не страшат ни кабала, ни униженье,

Воспламеняется путеводный маяк,

И помешать нам в трудовом достиженье,

Пусть не пытается враг!

С нами сегодня идут рогопёры,

Наше единство растёт.

Мудрость Иисуса — путь озарённый

Нас всех к каре всевышней ведёт.

Ура! Ура! Ура!

Если они пели вяло, без вдохновения, то сверху трюма на них наставляли водяные пушки, бившие по ним холодной океанической струёй. Особенно хорошо исполняли песни четвёртый трюм, так как ехали там Слёзы Отечества, — каракурты и оборотни. В углу развалившись на полупердоне из искусственного меха, завывал Контактный Акакий, бывший лейтенант ГИБДД, — он шёл паровозом в банде оборотней в погонах. Подельниками у него были Капитон Дунаев, пёс Корноухов и бывший депутат Федот Лопухин. Кота Топу оправдали в зале суда, так как он не знал, что, поглощая коровье вымя, он имел дело с преступным синдикатом.

Их арестовали всех на следующий день, как только Акакий после выпитого стакана водки положил в рот кусок жареного вымени, что ему принёс Капитон. Они и догадаться не могли, что космические спутники слежения зафиксировали факт преступной сделки с бывшим депутатом государственной думы. Судья Салтыкова Дарья Николаевна, не была столбовой дворянкой она была в теле с пышным задом, сладкой наружности и приятным голосом. Она была готова в зале суда освободить Капитона и Корноухова, но звено обвинителей во главе с Терентием Лаптевым своим большинством склонили её, к тому, что — бы каждый подсудимый группового преступления получил наказание, связанное со ссылкой на остров Пахан.

Акакию и Федоту определили срок проживания на острове по пять лет каждому. Капитону и Корноухову по одному году, но самолюбивый пёс выразил громкий протест на скамье подсудимых и заливисто облаял всех прокуроров.

Те, не перенеся такой наглости от животины, добавили Корноухову ещё полгода.

Сейчас все подельники сидели рядом со своим вожаком и с неохотой раскрывали рты, выдавая на-гора надоевший до безобразия гимн «Кары».

Федот, закончив петь, полез в свой ранец. Откуда достал дамское зеркальце, и пудреницу. Нанеся на своё угрястое лицо слой пудры, он сложил свою косметику назад в ранец, после чего обратился к Акакию:

— Если нас так будут потчевать на острове, меня надолго не хватит.

— Не ной, — сказал Акакий, — ты вдоволь накушался, когда депутатом был. Вон полусфера, как оттопыривается ниже грудной клетки, словно у беременной женщины. Пускай другие покушают.

— А я что, я ничего, — прогнусавил Лопухин, — я чист перед законом. Просто попал вместе с вами под жернова сеятеля жёсткой политики.

— Может она жестокая, но справедливая, — зевая произнёс Капитон и укутался телогрейкой.

— Не слушай его, — кивнул на Лопухина Контактный, — ты думаешь, народ не знал, как этот зачуханный депутат в ресторане Метрополь, ежедневно заказывал себе на обед бутылку вина за тысячу долларов, — упрекнул его Контактный.

— Заказывал, но не каждый день, а когда заходил в Метрополь с коллегами. А один я обедал на сухую, — оправдывался Федот.

— Сухая это наверняка с сухим импортным вином и изысканными блюдами и счёт за такой обед тебе официант приносил на две тысячи долларов.

Федот что — то промямлил непонятное и бросив обиженный взгляд на Акакия, и с пафосом заявил:

— Я не хочу с тобой разговаривать Акакий, ты до невозможности необъективен, — кокетливо махнул ручкой в его сторону Федот. — Говоришь такие вещи, которые всегда были тайной для простого народа и прессы. И вообще ты противный и от тебя дурно пахнет, хоть ты и мой подельник.

— Я особо не расстроен, — рад даже буду, что общаться не придётся с халдеем неправильной ориентации, — насмешливо ответил Акакий.

***

— Напрасно вы ругаетесь, — сказал Капитон в дырку телогрейки, — мы не знаем, что нас ждёт в скором будущем. Вы же на пересылке наслышаны, о жестоких нравах к нашему брату. А сообща нам втроём легче будет невзгоды перенести. Я наказан вообще за пустяк и то сильно не переживаю. Участь такую всем нам предрешил новый император, — деваться теперь некуда. Через год, я покину эти места, а вам придётся ждать на этом острове новых выборов императора и работать до седьмого пота, пока рога не отрастут. Мне повезло, у меня смягчающие обстоятельства есть перед авторитетами острова. Я форму милицейскую ни разу на себя не одевал, и мне положена будет амнистия за хорошую работу по истечению половины срока. Какую работу дадут, я ещё пока не знаю, но где бы я ни работал, я буду всей душой отдаваться ей. Главное досрочно покинуть этот остров. А вот Корноухову придётся сложно. У него никакой гражданской профессии нет, а ментовских прихвостней я слышал там не жалуют, несмотря на красивые морды. У него же морда приятная и умная, но без уха экстерьер, конечно, паршивый.

— Ты за свою задницу пекись несчастный! — неожиданно сказал Корноухов. — Я себе место на любой планете найду, ещё тебе помогать буду.

Акакий и Федот, закрутили головами, не поняв, что произошло, а Капитон скинул со своей головы телогрейку и, озираясь по сторонам, заикаясь спросил:

— Ты, что Корноухов говорить можешь?

— От такой жизни не только говорить научишься, но и «Нищую» Алябьева исполнишь, не хуже любого сопрано, — тихо сказал Корноухов. — Вы меня вымогатели парчовые совсем со счетов скинули. Втроём без меня хотите невзгоды переносить. Поистине, самый безвинный из вашей компании здесь оказался я. За пол килограмма вымя Бурёнки страдаю. А ты Капитон страдаешь за свою жадность, не вырвал бы ты из моей пасти пол куска, глядишь, материны пельмени сейчас бы хавал дома, а не салат из клевера и полыни жрал.

— Ты шар фюрер из себя невинную овечку не строй, — взбеленился Федот, — забыл, как устрашающе щерился на меня, склоняя к преступной деятельности. И вымя трескал, наверное, так, что брызги на весь пост разлетались.

Корноухов нервно повёл своим единственным ухом и сказал:

— Ох, и дурень ты Федот, в точности, как твои избиратели. Я показал свой оскал не из устрашения. Это я от души смеялся, когда почувствовал, что у тебя яиц нет. Меня просто мысль тогда забавная посетила, — неужели все депутаты думал я, без писек и сисек и вместо мозгов сечка в черепушке напичкана, если разрешают педерастию рекламировать. Для нас четвероногих друзей человека такая постановка вопроса кажется дикой. Вы считаете, себя разумными существами, а ведёте себя при публике, как самые отъявленные педики. Чего вам не хватает? От жиру греховодники беситесь. Жалко у тебя яиц нет, а то бы я их отгрыз враз за такой базар.

После высказанной тирады Корноуховым, Федот стыдливо склонил голову, не показывая своим подельникам, как ярко красной краской обволокло его лицо.

— Что стыдно стало яйцеголовый? — продолжал воспитывать Федота Корноухов.

— Прошу не оскорблять бывшего депутата государственной думы? — обиженно, не поднимая головы, промямлил Лопухин, — я честным был слугой народа.

— В чём твоя честность заключалась? — подключился к разговору Акакий.

— Законы издавал правильные! — гордо ответил Федот.

— Я за твои законы пострадал, — взвыл Корноухов, — ты голосовал за закон об отстреле бродячих собак и пускать наши безвинные тела на хозяйственное мыло. И вот тебе результат. Мне один живодёр без башни отстрелил напрочь ухо. Хорошо гаишники жалостливые нашлись, вылечили, обогрели. На довольствие поставили меня до тех пор, пока я с твоим выменем не залетел, как последний лох.

— Но ведь ты же не народ, а мерзкая псина, — оправдывался Федот.

— А за мерзскую псину, ты у меня сейчас ответишь, думец говняный, — возмутился Корноухов. — Известно ли тебе, что по национальности я чистокровный ариец и корни мои происходят от Брауншвейг — Люнебургского герцогства. В моём роду много было знатных аристократов, которые завоёвывали золотые медали на чемпионатах мира и Европы. Я тебе никакой ни будь беспородный пёс, а учёный, знающий в идеале воровской жаргон, так как приходилось общаться с уголовными авторитетами и бродягами имперского значения. Мои умственные знания приравниваются к академическим, но я этим не кичусь, как ты. Это ты Федот, — сноб выдранный вылез со своими обещаниями в думу, отрезав перед этим себе яйца, чтобы голос у тебя с трибуны лился, как у великого Карузо. А народ не обманешь, — навозом от тебя за версту разит, даже через экраны телевизоров. Сколько не пудрись и не обливай себя с ног до головы французскими духами, всё равно тебе не в жилу забить этот определяющий твою сущность удобрительный запах.

— Но ты же не русская гончая, а немецкой породы собака, — ухватился за национальный аргумент Федот.

— О да ты в придачу ещё расизмом заражён, да я тебе, сейчас лапой формулу такую выведу, где докажу, что ты не чистокровный колхозник, а законспирированный потомок монгольской орды или отпрыск в сотом поколении печенежского князя, Куря.

— Может, хватит ругаться, — остановил их Капитон Дунаев, — надо лучше думать, как нам обстроиться на новом месте, а поругаться можно и позже.

Все сразу замолчали, а Федот надул щёки и отвернулся от всех.

***

Тишину разорвал Акакий:

— Как прибудем на остров, так и будем думать, как дальше жить, — сказал он, — а сейчас нам неведомо, куда нас засунут.

Карнаухов молчал апетитно обсасывая свой сахарный мосол, обхватив его двумя лапами, а Федот, перенервничав, достал прошлогоднюю газету «Парламентский вестник» и кисет с самосадом. Такую каторжанскую цивилизацию выдавали на карантине вместе с пайкой всем курящим отправляющим на этап осужденным. Он скрутил козью ножку и закурил.

— Эй, депутат, — окликнул Федота лощёный с постной физиономией пассажир в генеральской шинели. По форме было видно, что этот генерал выходец из Министерства внутренних дел.

Они по слухам уже знали, что этот важняк в МВД Кукин Фрол Иванович раньше заправлял протоколом в Кремле.

— Не угостишь парламентской козьей ножкой? — спросил он у Федота, — А то мне дали, табак вперемешку с куриным помётом и жёлтой газетой снабдили, а там одна едкая краска, как закуришь, все кишки наружу выворачивает.

— Подходите, закуривайте, мне не жалко, — сказал Федот.

— Ты чего депутат общаком распоряжаешься? — тихо спросил Карнаухов, — а наши кенты Акакий с Капитоном после палец будут сосать.

Федот хотел возразить говорящему псу, но тут подошёл генерал. Высокомерно осмотрев компанию ссыльных вместе с овчаркой, он командным голосом приказал, чтобы депутат собственноручно скрутил ему козью ножку, так как находясь в карантине, этому искусству он, так и не научился.

— Слушай Гофмаршал, покажи сначала свои гнилые зубы? — вопросительно посмотрел на генерала Корноухов.

— Ничего себе у вас псина говорящая! — удивился он, — но зубы показал.

— Чтобы тебе было известно, я не псина, а герцог Гросс Люнебургский, подпольная кликуха Корноухов, не шибко звонкая конечно, но уважаемая в нашем кругу. А закурить Парламентской цигарки мы тебе не дадим.

— Это почему? — гневно спросил генерал.

— А у тебя зубы под махорку с куриным помётом заточены, а не под наш парламентский самосад. Вали отсюда, откуда пришёл.

— Почему такая немилость к моей персоне, я же генерал?

— А по мне хоть папа Римский, — вести себя вначале, культурно научись. Барин мне нашёлся, дай ему закурить, да ещё сверни. Завтра того и гляди нашего депутата, у себя в ноздрях заставишь колупаться. Так, что мы обижать подельников не позволим, ни генералам, ни министрам. И запомни, здесь мы все равны, как в бане. А кто есть «ХУ», на острове нам всем объяснят. Ясно генерал? А не изменишь, свои отношения к своим сидельцам, то в будущем на острове постоянно будешь шпилить декофт.

Генерал с интересом посмотрел на собачку и сказал:

— Я извиняюсь перед вами за своё неправильное поведение? Это изрыгаются издержки моей прежней высокой должности. Вижу, вы уважаемый Герцог весьма яркая и знатная личность и замечу вам неимоверно образованный, как все деканаты МГУ, что приводит меня в недоумение. Объясните, пожалуйста, что такое шпилить декофт?

— Вот с этого и надо было начинать, а то сверни ему козью ножку, — облизнув мосол, прорычал Корноухов. — Теперь получи объяснения, — шпилить декофт, — это на фене обозначает — голодать.

— Мою бабушку звали баба Феня, — испуганно посмотрел на собачку генерал, — она здесь причём? — Какой ты несовременный генерал, — гавкнул пёс, — сегодня любой третьеклассник знает, что феня, это язык блатных.

— Теперь понятно, — произнёс обескураженный генерал, — а где вы уважаемый Герцог таких премудростей набрались? — спросил он.

— Жизнь заставила. Вы не думайте, что собаки безмолвная скотина, мы тоже жизнью были не довольны. Своры наши собачьи собирались на политические сходняки в любую погоду на Болотной площади, на Красной площади и на Охотном ряду. И нас постоянно разгоняли дубинками и газом паралитическим из баллончиков травили. Должен сам понимать, если простому человеку плохо живётся, то нам и подавно. До чего своих братьев меньших довели; на помойках одни лампочки, перегоревшие валяются да разный несъедобный хлам, а если корочка найдётся заплесневелая или мосол, который на наждаке до блеска обрабатывали, — для нас это считай, как день рождения. Потому что все лакомые куски бичам достаются. Некоторые бичи с нами делятся, а другие вредные, фанфуриками в нас кидают, чтобы мы к помойкам не подходили. А это я скажу нечестно. Они вероломно, как саранча вторглись и оккупировали все наши пищеблоки, а у них есть вокзалы, церкви, кладбища, где они не хило могут подхарчеваться. Думе вместо того, чтобы искоренить бродяжничество, создавая достойную жизнь для народа, издали указ против нас, чтобы мы были сырьём на мыловаренном заводе. Видите — ли, спортивных судей им мало для мыла, — распалялся Корноухов, — где справедливость? А ведь мы первые друзья человека. Эх, забыли про наши заслуги. Совсем не помнят, как Белку со Стрелкой в космос запускали, а как мы под танки бросались с привязанной взрывчаткой на хребте, защищая родину, и ловили диверсантов на границе. В некоторых частях света возведены гранитные и бронзовые произведения монументальной пластики нашим собратьям. А наш главный шеф физиолог Иван Павлов обращался неоднократно к Иосифу Великому, против произвола, насилия и подавления свободы мысли. И ведь жили тогда неплохо четвероногие друзья. Намного лучше, чем сейчас, мне так бабушка моя рассказывала. Она тоже грамотная у меня была. Собачью летопись от корочки до корочки прочитала.

— Да, да, печально вам живётся, — согласился генерал с грамотным псом. — Я читал книгу об одном хирурге, как он путём оперативного вмешательства из собачки человека сделал. А эта собака — человек вместо благодарности хотел хирурга из квартиры выжить за это. После он вновь из него собаку сделал и выгнал пса на улицу.

— Это вы мне рассказываете про Клима Чугункина, — оставив свой мосол в покое, сказал Корноухов, — я эту историю знаю так же хорошо, как вы знаете свои вклады в швейцарских банках.

***

Генерал после слов Корноухова, испуганно осёкся и сжал свои плечи так, что его шинель в одну секунду обвисла на нём.

— Из вас никто истинного конца не знаете этой грустной истории, — продолжал Корноухов. — Профессор Преображенский был не прав, что надругался над собачьими чувствами, втюхав трезвеннику Шарику сердце горького пьяницы. И Полиграф Полиграфович профессора не выживал из большой хаты, а только сказал, что он, как стоял на своих шестнадцати метрах, так и будет стоять. За глумление над бедным животным позже профессора приговорят к десяти годам без права переписки. Об этом факте Мишаня Булгаков умолчал. Потому, что этот профессор мог заставить вновь биться сердце Вовы Ульянова или тушинского вора. А это было очень опасно для правящей власти. Им не в жилу была такая постановка вопроса.

— Вы меня просто поражаете своей осведомлённостью уважаемый лорд, — восхищался генерал, — вам бы в органах работать с такими познаниями.

— К вашему сведению, я не лорд, а герцог, — поправил его Карнаухов, — а осведомлённость моя и рассудительность оттого такая, потому что в прошлой своей собачьей жизни, я был собакой — ищейкой. Это было давно ещё при Советской власти, когда преступности тотальной, как сейчас, не было, и у милиции не только пистолетов не было, но и дубинок с наручниками. Золотые времена были тогда. Довольствие у меня в те времена было отменное. Не приходилось тогда с гаишниками кормиться на дорогах, что я делал последний год. Вполне хватало, что давали. Сытно и весело тогда мне жилось. Единственный недостаток был, — кормили не всех сразу, а по очереди. Завидно было, когда ты опустошил свою похлёбку, а соседа только начали кормить, но приятно было смотреть, когда ты ешь, а на тебя глотая слюни, поглядывает соседский кобель, который уже отобедал до тебя. Эта система всегда порождала зависть, но мы не грызлись по этому поводу, понимали, что эту систему не мы придумали. Зато кормили нас всех одинаково.

— Ну и что в этом хорошего? — спросил Акакий, — нашёл, о чём горевать. Кормить должны вас были так, кто чего заслужил. Например, с твоей помощью раскрыли нечётное количество опасных преступлений, а другой унюхал только пару шаромыг, которые сараи чистили и его, кормить, как путного, — это несправедливо.

— Эх, Акакий, чему только тебя в милиции учили?

У людей существует человеческий фактор, а у нас собачий рефлекс. Если тебя приняли на работу, значит плати и обеспечь работой. Но ведь нас в штате, целая псарня была, где на каждого следопыта преступлений наберёшься. Думай правильно, а ещё лейтенант называется, — пристыдил Акакия Корноухов.

— Я смотрю, у вас неплохая компания подобралась, — сказал генерал, — меня к себе не примете?

— Надо вначале проверить тебя, может за тобой косяков числится сучья прорва, — деловито сказал Корноухов, — а так с виду ты фусан вроде безвредный. Тебе вначале от генеральской чешуи надо избавиться, а после будем толковать. Нам сам посуди, лишние страдания не нужны. За тебя могут фитиля такого вставить, что кипятком писать будем до конца своей командировки, а ещё хуже на парашу посадят. А я в опущенных бобиках не желаю бегать по острову, чтобы каждая зачуханная шавка на меня лапой показывала.

— Ну, если судить по нашему общему статусу, я как понимаю, мы по законам острова все здесь с косяками, — заметил Акакий.

— Правильно ты понимаешь, — веско сказал Корноухов, — я вот на пересылке время зря не терял, а ошивался около блатных и охранников. Они не подозревали, что я их хорошо понимаю несмотря на то, что глуховат на одно ухо. И при мне они вели откровенно разговор про жизнь на острове. Я слышал, когда этап привозят, каждый ссыльный проходит чистилище. Глава чистилища Апостол Пётр — его обмануть сложно. Он про каждого всё до мелочей знает. Если ты без косяков, и чтишь воровские законы, тебя на остров запустят через золотые ворота с духовым оркестром. А если ты косорылый, не миновать тебе вольерного коридора, усеянного экскрементами. Их оставляли за собой те новобранцы, которые до этого ползком преодолевали этот путепровод длиною в один километр.

— Километр, на четырёх мослах, — это не такое уж большое расстояние, — вздохнул облегчённо генерал, — можно без затруднения выдюжить.

— Можно без сомнения, — хмыкнул пёс, — если бы у решёток вольера со старта не стояли эмоциональные островитяне и в крупные ячейки не пихали в тебя пики, багры пожарные и электрические дубинки с мощными разрядами.

— Но это — же не цивилизованно, — ужаснулся генерал.

— Я тоже думаю примерно так, — согласился с генералом Корноухов, — но вы уважаемый гофмаршал, забываете, что попали в Империю Справедливости и Возмездия. Помните, как Антибиотик из Питера сказал, что на том свете, всем воздастся.

— Но мы же не на тот свет едем Корноухов? — вмешался в разговор депутат.

— Как знать? — Для некоторых этот остров будет хуже ада, — намеренно нагонял страстей, Корноухов — Но вы меня перебили и о главном сказать не дали. На финише вольера вы подползаете избитые и истерзанные к развилке, где будет стоять указатель с надписью: «Прямо пойдёшь, — смерть свою найдёшь», «Направо пойдёшь, — работу обретёшь», «Налево пойдёшь, — честь потеряешь, но бабки, ворованные Отечеству всё равно вернёшь».

— А расшифровку этим надписям ты знаешь? — с тревогой спросил генерал.

— Я всё знаю, — посмотрел на своих спутников Корноухов. — Прямо ползти, желающих не находится. Там, на выходе яма, в которой сидят два парня с особого режима из Уссурийска, в полосатой одежде. Они большие гурманы до человеческого мясца. Если ты их одолеешь, то после этого сам можешь самостоятельно решать свою судьбу на острове. Преград никаких не будет. Направо же идут в основном те, кто в непонятное попал или выполнял меркантильные интересы своих алчных шефов, — это типажи вроде моего кента Капитона, у которого грехов совсем малёхи и за душой ничего нет.

— Вот и я тогда пойду направо, — радостно потёр руки Федот.

— Ни тебя, ни генерала направо не пустят. Пётр знает, что у вас вклады немалые имеются нажитые нечестным трудом. Вот, когда вы их сдадите добровольно государственной казне, тогда вам наполовину урежут срок ссылки, и откроют заслонку на правой стороне. А не отдадите, тогда вас по пролёту электричеством загонят налево, где в яме, вас будут поджидать пять громадных горилл самцов, — гомосексуалистов активного плана, которых завезли из Конго. У них рост под два метра и весу под четверть тонны. Они вас будут любить до тех пор, пока вы все банковские коды Петру не выложите.

— Уважаемый герцог, но это сплошное зверство.

— Согласен генерал, — повёл своим влажным носом Корноухов, учуяв, что рядом кто — то ест курицу. — А как ваше ведомство измывалось, над подследственными и зеками? Слоников делали посредством противогазов, иголки под ногти вгоняли, почки отбивали. Этапы через строй пропускали. В пресс — хате, опускали порядочных людей. Волосы дыбом стояли от ваших зверств, не только у людей, но и у нас собак и даже тюремных крыс. И людям с гражданской совестью немало от вашего брата доставалось, когда вы нагло помогали нуворишам захватить предприятия. Вы же были защитниками не трудового народа, а охраняли злато ненасытных буржуев. Теперь держите ответ перед народом! Островитяне вам и про Останкинский телецентр напомнят в 1992 году, как вы бурное наводнение устроили из народной крови. Сколько трупов, там нашинковали.

— Царица небесная, — перекрестился генерал, — это не я. Такие страхи ОМОН практиковал во главе с Рушником.

— Вон в левом углу компания парчовая едет из пятнадцати человек, — кивнул Корноухов на кучку весельчаков. — Все до одного бывшие омоновцы Останкинского побоища и этот веселый круиз у них в жизни последний. Они думают, народ забыл про их зверства и им ничего не сделают на острове. Я первым их на лай подниму!

Генерал понуро склонил голову. Было видно по его лицу, что заочная экскурсия по острову его заметно озадачила:

— Я тогда в органах не работал, я маргарином в то время торговал на бирже, — оправдывался генерал.

— Всё равно за издевательство над заключёнными ответишь, — словно судья вынес генералу приговор Корноухов.

— Это не я, — отнекивался и отмахивался обеими руками, побледневший от испуга генерал. — Заключённых избивать изобрёл генерал Рушник, а я только возглавлял протокол. В мои обязанности входило, организовывать и проводить всевозможные форумы и брифинги, канцелярская работа с Интерполом, — больше ничего.

— Ты, что под Флейша хочешь проканать? — спросил Корноухов, — предупреждаю сразу, — такое фуфло ты Петру не задвинешь. Он тебе по первому заходу обломает рога, как блудливой козе. Ты же свои пятьдесят миллионов долларов, не на протоколе заработал и не на маргарине?

Генерала от таких слов затрясло:

— Ты откуда знаешь про мою сумму вкладов? — испуганно взирал он на Корноухов.

— Нашёл что спросить, да я даже знаю, где они у тебя и Федота захоронены, — лязгнул клыками пёс.

— И где — же?

— У Федота сто миллионов в банке «ЛАМБЕРГА» в Бельгии — столько же лежит в «ЮНИ — ЭСТ — УСТ» Люксембурга и десять в Монреале. А у тебя в Базеле четвертак и Лозанне четвертак. А Апостол Пётр, учеником был у Вольфа Мессинга. В несознанку вздумаете идти, он вас с приматами вначале познакомит. Если и общение с ними на вас не воздействует, то после этого вам прямая дорога к полосатым ребятам. Здесь перспектива вырисовывается неважная для вас. При первом знакомстве вы мужскую девственность потеряете, что для Федота не страшно, а полосатые ребята так ласкать вас не будут, они просто зверски убьют вас.

— Я традиционную ориентацию не терял, — обиженно сказал Федот, — я в этом плане чист, как перед богом, так и перед вами. Мамой клянусь!

И он мимоходом рассказал всей компании по секрету, как его лишили наследства, заставив смеяться только Капитона и Корноухова. Все остальные его мрачно слушали. Они были озабочены тем адом, который им вскоре предстоит познать на незнакомом острове.

— А сбережения, я все свои отдам, — посмотрел на Корноухова Федот. — Себя и жизнь я люблю больше, чем доллары. Я осознаю, что помогал многим прохиндеям торговать чужим трудом и природными ресурсами, вот за это и поплатился.

— Федот, да ты совсем исправился, — похвалил его Корноухов. — Запиши мне все банковские шифры на двести миллионов долларов? А я буду ходатайствовать о твоём досрочном освобождении. А десять миллионов мы закуркуем, на освобождение Капитона и Акакия. Согласен депутат?

— Я на всё сейчас согласен, — протянул он бумажку с шифром банков.

— Видите, Капитон и Акакий, как я для вас стараюсь. Скоро в Канаду поедете, банковский код ломать, а после Монреаля вам будет светить свобода.

— Я лучше прямо пойду, — грустно сказал генерал, — я знаю приёмы айкидо и каратэ, двоих рецидивистов смогу одолеть. Приходилось и с пятком сражаться раньше, а денежки приберегу.

— Глупый ты, хоть и генерал, — эти двое из Уссурийска рецидивисты особые. Им приёмы твои по барабану. Не успеешь руку поднять, как твоя безмозглая голова окажется в пасти у них. Эти ребята несколько лет работали в одной посещаемой народом конторе с большим куполом. С нашим верховным главнокомандующим Наумом Давило были партнёрами.

Глаза генерала забегали от испуга,:

— Тигры, что ли?

— Ну конечно, — они ненавистные.

— Фу мерзость, какая.

— Я тоже кошек не жалую, но они на службе у Иисуса состоят. Тут ничего не поделаешь, — окончательно расстроил Корноухов генерала.

— Генерал, а у тебя срок какой? — спросил Акакий.

— Десять лет.

— Ну, вот и подумай, что тебе дороже жизнь или миллионы? Чего ты жалеешь, всё равно деньги народные, не твои. Для вас и олигархов народ был живыми акциями, верни их и будешь с нами мирком поживать. Назад домой вместе поедем. У тебя пять лет останется всего, как у меня.

— Ты Акакий рассуждаешь, как коммунист, а я ведь рисковал за эти деньги многим. А риск должен оплачиваться. И просто так расставаться, со своими сбережениями торопиться не буду. Что там впереди меня ждёт одному богу известно? Вдруг объявят поголовную амнистию?

— Я не коммунист, — возразил Акакий, — у меня просто начинается цикл адаптации жития в новой местности. Вон Федот больше тебя рисковал, и бабки все свои отдаёт. Даже на нашу долю выделил червонец. Правда, я на них не особо надеюсь. Наум от своей жёсткой линии не свернёт ни в коем разе.

— Ничем твой Федот не рисковал, — ухмыльнулся генерал. — У него могучий щит был, — депутатская неприкосновенность! А на нас император охоту устроил, как на волков. Но я всё равно, пока сдаваться не собираюсь. Возможно, нас Корноухов, как лохов разводит, чтобы рейтинг себе перед истеблишментом заработать? Псина псиной, а чует, где мясом будут больше кормить.

— Тупой, ты генерал, как сибирский валенок. Напрасно маргарин променял на генеральские погоны. Торговал бы своим нефтепродуктом, не попал на наш борт. «А тебе я больше никаких советов давать не буду», — равнодушно сказал пёс. — И приподнявшись с лап, добавил:

— Вы тут без меня здраво помыслите, а я пойду по трюму прошвырнусь, послушаю одним ухом, о чём непутёвый люд базар ведёт.

— Хорошо, я согласен возвратить все денежки, — дрожал не понятно, от чего генерал. — Только с условием, что вы меня не забудете на острове. Общаком я слышал легче невзгоды переносить.

— Наконец — то снёсся, — гавкнул Корноухов. — Естественно мы все будем вместе, но нам, как истинным каторжанам нужно забыть материковые имена и дать каждому подобающую кличку. Поэтому я предлагаю по этому поводу провести тайное заседание. Например, меня с этого момента не по фамилии называть, а Герцог. Капитона предлагаю наречь поэтическим названием, — Дунай, но можно и благозвучным именем называть. Ему оно к лицу! Капитон производное от слова Капитолий, — это официальная резиденция конгресса Америки. Знать быть на острове Дунаю знаменитым конгрессменом! Акакия Контактного можно, конечно, КАКОЙ — укорочено перекрестить, но что — то запах от такой кликухи безобразный исходит. Назовём его конспиративной кличкой Связист. Генерала обозначим Маргарином, а Федота, у которого пупок больше, чем пипка, подойдёт авторитетная кличка Пупа.

Корноухов обвёл всех тайных заседателей собачьим проницательным взглядом и не найдя на их лицах противоречий, заключил:

— Я думаю, возражать никто не будет, кто против данного предложения, прошу проголосовать?

Ввысь поднялись руки генерала, Акакия и Федота.

— Прошу опустить руки и проголосовать всех, кто согласен с моим предложением?

Поднялась одна рука Капитона. Корноухов сразу же лёг на спину и, подняв четыре лапы к верху, сказал:

— Пять против трёх — подавляющее большинство, — встал он на лапы. — Предложение спикера остаётся в силе. А все вышеотмеченные в устном протоколе, должны будут на месте постоянного базирования за мой перекрест купить мне каждый по килограмму сахару. Предложение принято и обсуждению не подлежит

***

После заседания, всем было ясно, что пёс подчинил всю компанию своему влиянию. Он только что своей умной речью и лапами доказал, что может без особого труда манипулировать, не только кучкой сидельцев, но и значительно большей компанией. Они все пооткрывали рты, когда Герцог показал им свой пушистый хвост направился гулять по трюму, перепрыгивая, через ноги развалившихся «туристов». Его, кто ногой отпихивал, кто косточкой куриной угощал из старых запасов, но он вежливо отказывался, знал, что кость могла быть пропитана вирусом птичьего гриппа или другой какой заразой. Так он добрался до группы бывших омоновцев, что бесчинствовали в смутное время в Москве. Герцогу нестерпимо хотелось пощекотать эту компашку. Те травили тривиальные анекдоты про ментов и ржали, как лошади, мешая другим ссыльным благочинно отдыхать. На все сделанные им замечания Герцогом, они непонятно крутили головой и прошивали пространство грубым матом. Увидев, что на них смотрит корноухий кобель, один толстяк по кличке Архар похожий больше на гигантскую лепёшку, начал подзывать Герцога к себе, пришлёпывая при этом своими губами.

— Жучка, Жучка, иди ко мне?

Герцог и не думал отзываться на его обидные подзывы. Он в знак протеста гавкнул на Архара и посмотрел назад, выискивая Дуная со Связистом. Те хорошо обозревались с этого места и это его успокаивало.

Затем он смело подошёл к омоновцам и сел перед Архаром, внимательно смотря в его тупые бесцветные глаза. Архар погладил собаку по боку своей, как лопата рукой.

— Хорошая собачка, упитанная, — начал он заигрывать с Герцогом.

«Не упитанней тебя, сволочь мордатая», — подумал Герцог.

После чего лёг на живот так, чтобы руки Архара не могли дотянуться до него.

— Зачем собаку они туда везут, тем более инвалидку? — спросил амбал по кличке Бизон.

— Как зачем, туберкулёзников, наверное, лечить, или корейцам на мясо? — предположил Архар.

— Я в девяностых годах такого пса у телецентра пополам с одного удара сапёрной лопаткой разрубил, и гавкнуть не успела, — вспомнил с железными зубами омоновец по кличке Тур.

— Тогда мы неплохо покуражились над пикетчиками, — расплылся в приятной улыбке Бизон. — Хорошо суд не прознал, про те кровавые эпизоды, а то бы весь наш отряд засадили на этот остров, до конца жизни.

— Да, мы тогда лихо потоптали их лагерь, — смачно сказал Архар, — от нас всем досталось, невзирая на возраст. Они нас так разозлили своими флагами, что убежать никто не успел. До ВДНХ их гнали. Дура, одна пришла бастовать со своим ребёнком, я и её грохнул и её щенку революционеру кажется, хребет сломал?

— А помнишь, как мы десантника впятером отоварили, — сказал разомлевший от приятных воспоминаний Тур. — У меня до сих пор перед глазами стоит его кровавый фонтан бьющейся из горла.

— Вы заткните свои пасти судаки, — остановил их майор Зубров. — Получили по году и радуйтесь, а то услышит кто, не дай бог, конечно, — не вылезем до конца жизни на материк.

— Чего ты Зубр боишься? — сказал Архар, — немного обживёмся и всем блатным там бошки оторвём. Чистых уголовников я слышал там ничтожное количество, нашего брата в три раза больше, и буржуев миллион. Их тоже со счетов скидывать нельзя — сто процентов за нами пойдут. Как — ни будь, совладаем с урками, не забывайте мы профессионалы, у нас навыки служебные есть, а у них только блатная идеология.

— Вот там и будем на эту тему говорить, а сейчас завяньте, — приказал Зубр.

— Долго ещё нам плыть до места? — спросил Архар у Зубра, аппетитно поглядывая на стригущего одним ухом Герцога.

— Третьи сутки в пути, думаю завтра будем на острове, — ответил Зубр.

— За эти дни мы от голода уже опухли, пайки все схавали. Может, Жучку на шашлык пустим, — предложил Архар, — кивнув в сторону Герцога. — Сама к нам пришла, — всё равно бесхозная. Я ещё её на пересылке приметил, — бегала по лагерю, как неприкаянная.

Не вытерпев такой невиданной наглости, Герцог взлохматил свою щетину, посмотрел на жирного Архара и невозмутимо произнёс:

— Закрой свою поганую вафельницу? — Фляш протухший, не то я тебя посажу на кожаный клык.

Архар, услышав в свой адрес такие слова начал, зловеще смотреть по сторонам, неловко крутя головой, у которой шея совсем отсутствовала.

— Кто сказал фляш протухший? — свирепо спросил он у своих компаньонов.

— Слышать слышали, но голос явно чужой был, не из нашей компании, — недоумённо сказал Тур.

— Да не Жучка я, чмырь позорный, — поправил Архара Герцог, — а чистокровный пёс немецкой породы, хотя подданство Отеческое, так как родился я в Таганроге, в городе великого русского писателя Антона Чехова, Миши Танича и Фаи Раневской. Земляки они мои кровные, понял чечет косорылый.

Все омоновцы уставились на говорящую собачку.

Архар открыл от удивления рот, но закрыть его не смог. Скулы его от такого дива окаменели.

— Хочешь сказать барбос, что ты такой же талантливый, как и они? — заикаясь, спросил у Герцога Тур.

— С точки зрения банальной эрудиции я не буду игнорировать тенденции парадоксальных иллюзий, ввиду того что интеллект вашего индивидуума равен нулю. И дальнейший наш разговор считаю нецелесообразным.

Выдав такую мудрёную тираду, Герцог приподнялся с лап, вильнул хвостом перед Туром, затем подошёл к Архару и смачно плюнул ему в открытый рот, который он так и не мог закрыть после шока.

— На тебе шашлык крысиный! — прогавкал Герцог ему в остекленевшие глаза и, сделав длинный прыжок от компании рогатых омоновцев, последовал в свой закуток.

Прижавшись мордой к бедру Дуная, Герцог стал наблюдать за переполохом, который подняли омоновцы.

— Братва, в нашем трюме стукач едет, — кричали они, показывая на компанию Связиста, где сидел и генерал.

— Где стукач? — спросонья спрашивали, вставая со своих шинелей и бушлатов, менты — оборотни.

— Он сука облачён в собачью шкуру, — орал на весь трюм оклемавшийся Архар, — это лилипута воры, наверное, подвязали вынюхивать, о чём мы говорим?

— Вон он дятел, за генерала спрятался, — подтягивал за собой всех ссыльных Тур.

Вокруг уже сплочённой компании Связиста началось сжиматься кольцо из оборотней в погонах и другой нечистоплотной публики. Чиновники в кипиш не лезли, но с любопытством наблюдали за накалённой атмосферой в трюме.

Архар протягивал свои руки к шее пса, показывая этим, что готов придушить животину.

Герцог оскалился и злобно зарычал на него:

— Убери пакши гнида, не то отхряпаю сейчас, кочерыжка одна останется, — не задумываясь, гавкнул Герцог.

Омоновец резко отдёрнул свои руки.

Толпа, увидев говорящую собаку, опешила и немного расступилась.

— Ну, чего хавальники открыли? — рявкнул Герцог, — собак говорящих, что — ли не видели? — Рассосались быстро по своим углам. И запомните черти рогатые, я вам не стукач, а уникальный пёс, наделённый господом богом философским талантом, ясновидением и знанием многих языков. И вы здесь не братки, а самые что ни наесть лютые козлы, и для меня ваша предъява неофициальна, так как на Пахане вы будете самой унижающей кастой. Не забывайте вы находитесь на воровском корабле, а не в ментовском воронке и перетирать с вами любые темы мне не в кайф. А если ко мне прикоснётесь, сейчас гавкну Адмирала, он вас быстро в пятый трюм на разбор опустит к уважаемым людям с воровскими звёздами не только на плечах, но и на коленях.

— Надо замочить его немедленно, не то нам всем хана придёт, — выл от бешенства Тур, — этому кобелю много, что известно. Вынюхал все наши тайны.

Кольцо опять началось сжиматься вокруг компании Связиста. Они, видя, что Герцогу угрожает серьёзная опасность встали вместе с генералом, прикрыв своими телами пса.

— Шторм надвигается, — разлаялся на весь трюм Герцог, — молитесь неверные все. Я чувствую, Посейдон уже своим трезубцем помахивает, где — то на гребне волны.

Корабль после его слов пошатнуло, но не напугало агрессивно настроенных омоновцев.

Первым не выдержал Маргарин, он выпятил вперёд грудь и командным голосом, который смело можно было отождествлять со звуком иерихонской трубы, скомандовал:

— Замереть всем! — топнул он ногой. — Приказываю, оставить собачку в покое!

— А ты чего генерал ерепенишься здесь? В Хазары тебя никто не выдвигал, — пренебрежительно скривил губы бывший начальник таёжной колонии по кличке Хапчик.

— Ты для нас давно не генерал, а пачка маргарина, которую мы можем схавать вместе с этой шелудивой псиной, — брызгая слюной, раздирал глотку Архар и потянулся к горлу генерала.

Он не успел протянуть свои мясистые руки до цели, как взвыл от дикой боли. Острые зубы Герцога впились мёртвой хваткой в запястье руки Архара. От сильной боли он ужасно заорал. Его децибелы оказались сильнее генеральских и моментально вызвали шторм в пять баллов. Он начал отбиваться от собаки, но зубы овчарки, словно тиски ещё сильнее впивались в руку ненавистного Архара.

Океан не на шутку разгневался поведением четвёртого трюма. Многотонный корабль, будто галошу стало с лёгкостью покидывать из стороны в сторону.

От зубастого демарша со стороны Герцога и внезапно набежавшим недовольством океана, обезумевшую толпу, словно рассыпанный горох беспорядочно катало по всему трюму. У многих начались позывы морской болезни.

Тут открылся люк трюма. Сверху на ссыльных смотрел боцман корабля по кличке Удав, — вор в законе, знаменитый в прошлом марвихер с многолетним тюремным стажем:

— Чего вы козлота духопёрите или в бубен захотели? Гневите батюшку Тихого и нашего Адмирала, — крикнул он вниз, водя фонарём по силуэтам ссыльных.

Его луч фонаря остановился на Герцоге и Архаре.

— Эй, ты, скотобаза, ты зачем божью тварь обижаешь? — обратился Удав, к омоновцу, не отводя ярко пробивающий луч от сального лица Архара.

— Он первый на меня набросился, его надо кинуть в волны океана. Пёс бешеный и может нас всех покусать. Мы с ним все уже разобрались и приговорили пса к казни, — стонал Архар.

— Ты мозгодуй ментовский! — брызгал сверху слюной боцман, — псина хорошего человека никогда не обидит, а если кто — ни будь, из вас собачку хоть пальцем тронете, я братков к вам приглашу с пятого трюма. Они вас утихомирят в два счёта.

— Эй, приятель, я требую срочно устроить круглый стол с Адмиралом, — крикнул Герцог Удаву после того, как разжал пасть. — У меня к нему базар финансовый на миллиард зелёных имеется.

— Это кто сказал? — бегая лучом по трюму, резко спросил боцман.

— Да не слепи ты фонарём всех? Направь луч на меня, на пса Герцога? — гавкнул пёс.

— Кто это пургу мне гонит? Я сейчас спущусь и собственноручно тому фуфлыгу под корень срежу. Будет тогда рожа, как у сифаки, что живёт на деревьях и жуёт одни листья.

— Да ни кипешуй ты боцман? — отозвался Герцог, — это на самом деле я с тобой толкую породистая собачка с почётным дворянским титулом.

Боцман от такого чуда сильно пошатнулся вперёд и чуть не улетел в трюм, но вовремя опомнился и, встав на колени через проём люка, сверху начал пристально разглядывать одноухого пса.

— Будь другом, опусти лебёдку с люлькой? — попросил Герцог. — Наверху почирикаем, а то у этих козлов крылья выросли, слышишь, раскаркались? Путёвым псам отдохнуть не дают.

…Убедившись, что с ним разговаривает собака, боцман побежал за капитаном — вором в законе по кличке Адмирал.

Океан в это время угомонился, и штормовые волны сменились штилем. После чего и корабль полностью выправился. В трюме наступила мёртвая тишина

Кто — то из чиновников в темноте сказал:

— Надо же собака и разговаривает, к тому же на блатном языке.

— А чего вы удивляетесь? Сами страну довели до этого, — подал голос Дунай. — Сейчас посмотри по сторонам кругом блатные и голодные. Из моего дома тараканы и мыши разбежались, поэтому и пошёл в ГИБДД копейку сшибать.

— Правильно ты говоришь Дунай, — поддержал его Связист, — сейчас школьники с первого класса по фене ругаются, как заправские уголовники. А стихи им задают не про лукоморье, где дуб зелёный растёт с золотой цепью, а какие — то заморские, хоть и про зверей. Одно я запомнил, вот послушайте.

Кумач в президиуме алеет, а транспаранты зеленеют.

Не всё зверушки согласились одеть Ежовы рукавицы.

Рыси зайцы и бобры возмущались, как могли.

А бесстыжий дикобраз снял штаны всем напоказ.

Банан достал из — под полы и сыкнул на три версты.

Обмочил он и ежа, и медведя, и осла.

— Это видимо из произведения Ивана Семёновича Баркова, ученика Ломоносова, — предположил Маргарин. — В мою бытность он как поэт был запрещён.

— А у меня сыну четыре года, он, когда жрать сильно захочет, берёт скалку и бьёт ей жену или меня по ногам. После трапезы никогда не благодарит нас, а обзывает скобарями и посылает к забору, где изображена вся ненормативная лексика, — сказал Бизон, бывший столичный омоновец.

— Это у вас наследственное хамство, — заметил Герцог, — таких как ты нужно серно — ртутной мазью, как лобковых вшей выводить. Или гнать вам в вену токсоплазмоз. А скоро наступят такие времена, когда акушерам в родильных домах будут выдавать кувалды, и как только будут вылезать из женской утробы особи аналогичной породы, как ты, — акушеры при помощи кувалды будут хурдачить ликвидацию нежелательного для Отечества плода.

— Твоё счастье, что люлька опускается, а то бы я тебе показал кувалду, — взревел Бизон.

— Помечтай теперь немного, душегуб Отечества, — запрыгнув в люльку, злорадно тявкнул Карнаухов и помахал на прощание своим хвостом.

Напоследок, когда люлька оторвалась от нулевой отметки, пёс приподнял лапу и обильно помочился на омоновцев.

— Порода фашистская, сволочь, закуска корейская, — летело псу вдогонку.

— Нет, лучше красоты, чем пописать на ментов с высоты, — ощерившись, продекламировал в рифму Герцог.

***

Когда лапы Герцога вступили на рифленую палубу корабля, перед его взором открылась безграничная гладь океана. Корабль сопровождал эскорт альбатросов. Они красиво планировали в полёте, хватая на лету аппетитные куски пайков, которые им кидали пассажиры пятого трюма. Авторитетным уголовникам разрешено было свободное перемещение по кораблю.

Корноухова боцман проводил в каюту — люкс Адмирала.

Адмирал грузный и смуглый мужчина пятидесяти лет, в прошлом дипломированный навигатор гражданского морского флота, а позже вор в законе, сидел в кресле и курил сигару:

— Good morning captain! — поприветствовал на английском языке капитана Герцог.

— Утро доброе, — ответил на приветствие Адмирал.

— Так ты и есть тот пёс Корноухов, который феню в идеале знает.

— Я с некоторых пор уже не Корноухов, а Герцог, — известил пёс Адмирала, — и знаю я не только феню. Мне так же известно, кто утаивает большие сбережения от государства, и в каких иностранных банках хранят свои вклады. Двоих я уже уфалолавал на двести пятьдесят миллионов долларов. Они готовы добровольно вернуть доллары в казну государства.

— Нужную ты финансовую работу провёл для нашей казны, — обрадовано сказал капитан — Твой неоценимый труд достойно отметит не только наш Иисус, но и Наум Давило. Возможно, даже орден на шею повесит?

Адмирал по громкой связи сообщил на камбуз, чтобы ему в каюту принесли кастрюлю черепашьего супу и отварного омара.

Герцог со смаком съел деликатесное яство, запив его соевым молоком:

— Похавал я основательно, — довольно облизнувшись, сказал Герцог, — теперь и покалякать можно о делах наших прибыльных, но у меня Адмирал несколько условий есть. Иначе у нас с тобой никакого консенсуса не будет дружище. Сам понимаешь, у меня свои принципы тоже есть!

— Выкладывай свои условия? — улыбаясь, произнёс Адмирал.

— Первое, — в трюме едут пятнадцать человек омоновцев, палачи Останкинского погрома, их надо отдать на правило в пятый трюм, а потом на острове загнать на самую адскую работу. У них у всех по году сроку за плечами, а сослали их за оказание помощи олигарху Чингизу в захвате Нефтеперерабатывающего завода. Сам Чингиз едет в первом трюме с червонцем и полной конфискацией имущества. Этот Чингиз редкостный скупердяй! Совсем не желает делиться своими миллиардами с Наумом.

— Это не беда, у нас против таких стоиков есть самые крайние меры, после которых они не только с миллиардами добровольно распростятся, но и последние пуговицы на рубашке отдадут. Двое последних президента тоже брыкались по началу, но пару дней по работали на вулкане, так со слезами обратились к Иисусу. Все миллиарды свои отдали, только за облегчённую работу. Митя Рычалов сейчас туалеты уличные моет и чистит, а Володька санитаром в диспансере СИФИЛИСА пашет. Оба работают с усердием и, наверное, им Иисус за такое рвение в честь нашей автономной конституции грамоты вручит.

Капитан положил недокуренную сигару в пепельницу и схватился за грудь. Затем встал и направился к иллюминатору, но, не дойдя до него, задумчиво обернулся, будто вспоминая, где лежит нужная вещь. Его смуглое лицо сделалось внезапно как снег. Он постучал руками по карманам капитанской рубашки и, достав из кармана таблетку валидола, положил её себе под язык. После чего открыл иллюминатор и, высунув голову, начал глубоко вдыхать ртом океанский целительный воздух.

— Мотор барахлит? — спросил Герцог голосом, в котором чувствовалось откровенное сожаление.

— Есть немного, — отошёл от иллюминатора Адмирал.

— Больше смеяться надо и на кишку дозатор ставь, тогда выздоровеешь. Нечего черепашьим супом обжираться.

— Ну, допустим аппетит я смогу умерить, а смеху где в открытом океане взять? Одни акулы плавают, да кашалоты в трюмах сидят.

— Я тебе преподам сегодня урок смеха, только ты прими моё условие и поддержи меня с омоновцами. Всех не надо, а четырёх с рогатыми фамилиями всех на верх.

— Почему омоновцам так мало накрутили? — удивлённо спросил капитан.

— О тяжких грехах ОМОНА суду было не ведомо, вот и дали им по мизеру.

— Это не условие, — сказал капитан, — это наш долг поступить с ними, так, как ты этого желаешь. Но понимаешь, закавыка есть серьёзная, помимо наших законов есть ещё государственные законы, которые мы чтим и соблюдаем. Вот если бы ты на пересылке заострил этот вопрос, то там можно было из них форшмак сделать. А корабль мой приписан, к острову Пахан, а это значит, что законы на этом борту такие же, как и на острове. Но на корабле в океане я бог и царь и у меня есть прерогатива в нестандартных случаях принимать своё решение. Лично мы не имеем права приводить смертный приговор в исполнение, — мораторий, сам понимаешь, приняли. А вот до суицида довести соловья с чёрным оперением это нам под силу. Тут ты можешь больше не расстраиваться. Все, кто принёс народу горе и слёзы от возмездия ни один не уйдёт. «Что там у тебя дальше?» — спросил Адмирал.

— Не дальше, — воспротивился Герцог, — давай вначале первый вопрос до конца обсосём? — Архар, Бизон, Зубр и Тур хотели отведать моего благородного мяса. Тур отвратительный зверюга, — лопатой в Останкино замочил моего соплеменника. Я должен сполна получить с них за оскорбление и гастрономический наезд на меня. Сам должен понять при крупном базаре мне могут припомнить ничегонеделание. А свой авторитет я не собираюсь терять. Так что покусать мне их разрешается. Для меня ваш мораторий не указ. Для меня он силы не имеет, так как я принадлежу не к людским особям, а к миру фауны. Но дело сейчас не в этом, эти отморозки омоновцы замышляют сотворить, своим рогатым стадом переворот на ПАХАНЕ и затем привольно китовать по острову. Думать о таких крамольных делах, не доехав до конечного пункта, считаю высшей наглостью. Я согласен с тобой Адмирал, давай мочить их не будем сегодня, — предложил Герцог. — Только отпусти команду Удаву, чтобы он их нагишом подвесил на траверсе лебёдки. Я им потом без кипиша яйца отгрызу, чтобы голосок у них нежнее был, а потом на той же траверсе окунём их в океан, чтобы они палубу не измарали ни кровью, ни внутренним тавотом. Прополощем их в водах Тихого океана, и всё будет very good. А за их яйца не тужи? Наукой доказано, что кастрированные работают, как волы и ведут себя покорнее любого евнуха. А ещё моя карательная акция будет неплохим уроком для всех мятежных мечтателей крепкого самодержавия на острове.

— Хочешь ланч себе устроить из деликатесов? — спросил Адмирал.

— Нужны мне их протухшие гениталии, — с чувством брезгливости сказал Герцог, — я их за борт выплюну не раздумывая.

— Хорошо, будь, по-твоему, — согласился капитан. — Эту потеху я тебе дозволю. Всё — таки на борту корабля я власть и могу в особых случаях принимать свои решения, за исключением смертной казни, — полностью согласился с псом капитан. — Помоги им воплотить их мечты по захвату острова, — иронизировал Адмирал. — Команда и пассажиры — пятака, тебе помогут в этом.

— Ну, вот и ладушки, — обрадовано прорычал Герцог, — теперь можно дальше двигать.

— Я тебя внимательно слушаю, — сосредоточился Адмирал.

— Со мной едут трое подельников и важный чин из МВД — генерал по кличке Маргарин. Генерал отдаёт свои средства в дар острову и один депутат Госдумы — погремуха Пупа, тоже готов двести лимонов отслюнявить. Они мне весь ориентир на свои вклады записали. А также два гаишника: один стажёр не цветной — мой лучший кореш по кличке Дунай. Он форму не успел получить — втюхался вместе со мной в начале своей неблагодарной вымогательской карьеры. А второй летёха — погоняло Связист. Наказаны они практически за меня. Выпросили кусок вымя для моего чревоугодия у экс депутата, вот и оказались все на скамье подсудимых.

Герцог почесал лапой у себя под хвостом, и на пол упала бумажка, где были записаны коды вкладов:

— Ты Адмирал понимаешь всю нелепость случившегося с ними казуса?

— Понимаю, только то, что они дербанщики и наказание получили справедливое, и ты зря за них мазу держишь Герцог, — подобрал он бумагу с пола. — Они же менты, пускай не такие кровожадные, но служебную этику преступно нарушили. На острове им по преступлению и характеристикам будут предоставлены работы и соответствующий быт. Мы законники, сами законов не нарушаем и другим не позволяем этого делать. А те, кто решил возвратить деньги на острове, им, конечно, срок скостят, но намучаются они всё равно изрядно. Им нужно было на материке все вопросы решить в Центробанке, тогда бы ехали сюда со льготными рекомендациями и меньшими сроками. И вообще я не понимаю, амнистия же экономическая была для таких идиотов. Что они думали в то время?

— Про амнистию понятно, но тебе всё равно надо переговорить с Апостолом Петром, чтобы нас не разлучал с корешами, а направил в одну хату всех. Они не совсем испорченные пацаны. Просто ввергло их начальство в операцию «гоп — стоп на дорогах». И сейчас прошу тебя, предоставь им право остаток океанского пути завершить на палубе. Ну, не в жилу им ехать с беспредельным контингентом, — упрашивал Герцог.

— Короче, я сейчас свяжусь, с Апостолом Петром, — обрадовал капитан пса, — чтобы он принял заранее решение насчёт вашей кодлы. А твоих корешей боцман сейчас поднимет наверх, а за ними рогатую бригаду, — обидчиков твоих. На гаках как ты просишь и вытащим. Сам ты можешь ехать в моей каюте, а твоих непутёвых архаровцев в шлюпку пристроим, а на ночь боцман им бросит матрасы и одеяла. Должен понимать, с путёвыми уголовниками я их не могу поселить, и кимарок у меня свободных нет. А к биксам посадить, они их там изнасилуют.

— Пупу можно к бабцам посадить, он в отношении пола куцый, — показал задорный оскал Герцог, — у него пупок больше, чем пипка.

— А куда у него мужское хозяйство делось? — проявил любопытство Адмирал.

— В Израиль хотел негодник с нашими денежками сбежать, а ему еврейский консул ультиматум поставил:

«Пока говорит, обрезание не сделаешь, никакого политического убежища не получишь».

Вот ему и пришлось лечь на операционный стол. А хирург оказался большим специалистом по смене пола и к тому же в этот день он с утра накатил медицинского спирту и коксу нюхнул. Отвлекся немного со скальпелем и отсёк ему абдурахмана почти до основания. А когда опомнился, было поздно уже. Хирургическая сестра всё мясо отдала больничному коту — Каннибалу. Пупа после неудачной операции особо не расстроился, думал, что теперь — то уж точно он окажется в Израиле. Но консул как увидел, что перед ним стоит настоящий дурик без яиц, сразу отказал ему в политическом убежище.

«Сказал ему, что на земле обетованной нет места гермафродитам и извращенцам».

Капитан от души посмеялся над рассказом Герцога и, вытерев глаза от слёз, произнёс:

— А ведь и действительно сердце перестало болеть от смеха. Я бы тебя с удовольствием оставил на весь срок у себя борту, но мне не разрешат. Ты на острове для Иисуса нужней будешь, да и возможно твоим корешкам не придётся лиха хватить. Льготами, соответствующими их обязательно наделят и это только ради тебя Герцог.

— Благодарю капитан, вот за эту новость мои пацаны сразу заловят приход. — Да, чуть не забыл, — хитро повёл единственным ухом Герцог. — Прицепом ещё одному хозяину из тайги Хапчику тоже надо команду вира подать, чтобы ноздри не по делу не раздувал. А тасоваться я лучше тоже буду в шлюпке, там камбуз рядом. Надо будет своих ребят до острова хавкой подкнокать.

— Как знаешь, — сказал Адмирал, — но пока ты на борту корабля, не мог бы ты сделать одной фифе аудит? Она бывшая жена олигарха. Сейчас она вдова. Бабок куры не клюют, но где хранит она их, никто дознаться не мог. Молодая, красивая, но крепкая стерва попалась, никому своих шифров не выдаёт. Зовут Катерина, на пересылке получила кличку Кейс. Срок у неё небольшой, — всего лишь год. Есть опасность, что отбудет она свой срок и вернётся к своим закопанным богатствам. А после отбытия срока отъём денег будет похож на грабёж. Это не законная акция. Сам понимаешь, Император не позволит марать своё честное имя.

— Интересное дело, меня оно увлекает, — рыкнул Герцог.

— Только ты не афишируй там, в трюме свои способности, — предупредил Адмирал, — а то все будут шарахаться от тебя. А ты нам необходим как разведчик.

— Понимаю, я войду в историю как собака — шпион. Ну что ж меня это вполне устраивает, но надо вначале проанализировать план действия, а потом уж шпионажем заниматься. После экзекуции рогачей, я переговорю со своей братвой и приду к тебе с готовым планом.

— Подумай уважаемый! Здесь результат очень важен!

— Goodbye captain! — сказал на прощание Герцог и покинул каюту Адмирала.

С этого момента Корноухов смело мог представляться Герцогом, а не смешной кличкой, которая к нему приклеилась благодаря гаишникам.

***

Когда Корноухов подошёл к четвёртому трюму корабля, то увидел большую толпу пассажиров из пятого трюма и всю команду судна «Монгол». Она уже во — всю веселилась на палубе с обидчиками пса. Те в полуголом виде были представлены взору Герцога. Их конечности были через головы и спины стянуты сзади верёвками, и они в этой позе были похожи на колбасные краковские кренделя, только Хапчик смахивал на спасательный круг, так как он был значительно худее своих сподвижников. Обидчики все, словно цыганские бусы были нанизаны на стальную цепь, которая змейкой лежала на палубе и дожидалась, когда её накинут на траверсу. Обитатели пятого трюма и команда до появления Корноухова знали, что на корабле едет говорящая, блатная и мудрая как Соломон немецкая овчарка.

Герцог, без тени смущения принял аплодисменты толпы, когда прошёл по коридору выстроенным из числа пассажиров и командой. Он приветственно помахал всем пушистым хвостом и величаво подошёл к своим поверженным оппонентам и, встав напротив Архара, громко гавкнул:

— Ну, что волчара прикис? — а как понт крепко раскидывал своим жирным рассольником. Вы, что, же думали, что я ваши словесные депеши на сквозняк пущу? Нет, и не мечтайте. Вы у меня сейчас за всё ответите и за моего земляка, которого вы рубанули сапёрной лопатой.

Корноухов посмотрел на лежащего в геометрической позе Тура и продолжил:

— И за народную кровь, которой вы залили Останкино вплоть до ВДННХ. Пришло время за все народные грехи ответить своей кровушкой!

— Это было давно и за сроком давности мы прощены были императорским указом, — плакал навзрыд Зубр, — и не наша в том вина была. Нам от командования поступил приказ. Всех мутузить невзирая на личности.

— Если бы вы были разумными людьми, тогда смогли бы отличить приказ командующего, от воли сатаны, который в то время бегал с сачком для ловли бабочек по Елисейским полям и Уимблдону в большом шлёме. А вы конченые рахиты, и не будет вам прощения ни на земле, ни под землёй. Спустя много лет вашими останками даже антропологи не станут заниматься, так как вы не будете представлять для них ни малейшего научного интереса. Из откопанных ваших черепушек, народные умельцы изготовят плевательницы в чахоточные диспансеры и санитарные утки, в которые будут оправляться парализованные больные. Вы видимо не знаете, что на второй день после вашего чудовищного преступления, совершённого против человечества, были прокляты всеми мировыми вероисповеданиями. А это значит, что вам не будет место и в аду за ваши злодеяния. На Нюрнбергский суд не надейтесь, — он отменяется. Это слишком гуманно будет для вас, словно заправский судья вынес приговор омоновцам Герцог.

— Молодец братишка! — аплодировали псу за справедливую речь пассажиры и команда.

Герцог обвёл взглядом публику и, увидев на шлюпке своих товарищей, поприветствовал их своим единственным ухом:

— И это ещё не всё. Находясь, в данный момент во власти острова Пахан, вы замышляли замутить переворот на острове. Планировали создать свою рогатую армию, а значит пойти против воровской веры и самого Иисуса.

Герцог поймал взглядом Архара — его глаза были на выкате, как у лемура, а из разорванной штанины от страха полилась жёлтым ручьём моча:

— Эй, брат! — повернулся Герцог к Удаву. — Цепляй траверсу за гак, и немного сделай вира? Сейчас я их буду лишать абдурахманов. Сделаю им стерилизацию. Такие нелюди не достойны, иметь мужской символ!

— Собачка, что ты делаешь? Опомнись? — взмолился Архар, — в божеских законах не прописано такого нечеловеческого глумления над слугами бога.

— Нашёл момент, когда вспоминать, о божеских законах, — сказал Герцог, — а почему ты не вспомнил о них, когда убивал женщину и её одиннадцатилетнего сына?

— Дай трохи вира, — скомандовал пёс матросу за лебёдкой.

Траверса оторвалась на полметра от палубы, после чего Герцог быстро, словно опытный ветеринар произвёл всем кастрацию, а отходы выплюнул за борт. На корабле стоял хохот и визг. Затем пёс сел сам за управлением лебёдкой и отвёл траверсу к океану, опуская её и подымая, вместе с омоновцами в воду.

— А сейчас на вашу кровь сбегутся ваши родственницы акулы, — крикнул им Герцог, — пообщайтесь трохи между собой.

Протащив их несколько миль по волнам Тихого океана и напоив вдоволь солёной водой, Герцог возвратил омоновцев в трюм на холодный пол.

Герцог, удовлетворённый своим возмездием, чувствовал себя героем корабля.

— Держи сидор с лакомствами, — подошёл к Корноухову Хазар пятого трюма, — это тебе премия от братвы за приятное зрелище.

— Барно дружок, — гавкнул пёс, заглядывая в сидор.

В нём он обнаружил батоны и две котелки докторской колбасы, от которой исходил запах собачатины.

— Колбасу докторскую я не ем, я же не свирепый зверь, чтобы мясом своих соплеменников питаться, но всё равно сгодится, — кентов угощу.

Пёс вытащил из сидора румяный батон, откусил его и в рифму сказал Хазару:

Люблю повеселиться, особенно пожрать.

Двумя тремя батонами в зубах поковырять.

Герцог забрался в шлюпку к своим компаньонам и положил перед ними сидор с харчами:

— Налетайте пока я добрый? — сказал он попутчикам.

— Негоже так поступать псам с породистой родословной, — уводя глаза в сторону, назидательно сказал Маргарин. — Разве можно уподобляться этому зверью? Ты прилюдно, без зазрения совести оставил почти целый взвод, без детородного органа.

— Эй, гуманитарий, ты, где работал? — рыкнул Герцог, — что коллег жалко стало? Их род не должен продолжаться дальше. Их участь сейчас одна. Они должны понести заслуженное наказание за свои преступления и не больше. А будешь их жалеть, колбасы не получишь и до острова поедешь на продукции от сенокоса.

— Извиняюсь? — спасовал Маргарин, — вы, как всегда, правы уважаемый Герцог.

— То, — то же! — успокоился Герцог.

Связист, проглатывая большими кусками колбасу, посмотрев на Герцога, грустно выдавил:

— Может, не будем ругаться по мелочам? Нам ещё предстоит реабилитация и обустройство на острове. Я всех больше опасаюсь проницательности Апостола Петра. Заглянет в мою профессиональную деятельность, загонит без разговора в упряжку или на Мусало, я тогда там худым и прозрачным сделаюсь.

— Скрывать тут нечего, — омрачил всех Герцог. — Я тоже его побаиваюсь. Ведь я несколько миллионов утаил от него, но я животное рисковое. Вдруг, обойдётся?

— А не лучше ли нам чистосердечно признаться там, на проходной у ворот? — предложил Дунай, — этим мы докажем верность их порядкам и установленному режиму?

Ответа на его предложение не последовало. В шлюпке разносился запах колбасы и раздавался лязг челюстей.

— Изголодались бедные — сказал Капитон и, не дождавшись ответа, присоединился к их трапезе.

Один Герцог отказался от еды. Он был сыт и мало того чувствовал себя героем дня! Всё — таки отомстил отъявленным негодяям за себя и кровь людскую, а также добыл провиант для своей обновлённой семьи:

— Вы тут ешьте, — прорычал он, — если минеральной воды захотите, идите на камбуз. Там её в неограниченном количестве можно брать. А я пойду получать у капитана новую командировку в третий трюм. Ты Пупа тоже готовься, — вместе туда опустимся.

Пупа чуть не подавился колбасой от такого известия:

— Мне — то зачем эта командировка? — удивился он. — Я вроде к барышням никакого отношения не имею?

— Будешь иметь, когда примеришь фартук буфетчицы, сделаешь маникюр и наденешь лифчик, — прогавкал Герцог. — Задание будет архиважное! О, задание, я подробно расскажу, только Дунаю. Разговор будет приватный.

Он, кивнул Капитону головой, давая понять, чтобы покинул шлюпку. Капитон без лишних вопросов, спустился на палубу.

— Слушай меня Капитон, ты хочешь вернуться к своей дорогой маме в полном здравии? — заинтриговал Дуная Корноухов.

— Я весь во внимании, — учащённо задышал он.

— Короче на борту едет фифа по имени Катерина она же Кейс. Это жена одного покойного олигарха. Тебе надо будет сблизиться с ней и расколоть до самого перешейка, где хранил её муж денежки и драгоценности. А если она не подастся тебе на корабле, то придётся на острове свадьбу справить. Возможно, процесс вашей семейной жизни будет являться продолжением нашей неоконченной операции. Ты у нас жених видный и холостой, только недостаток у тебя один имеется.

— Какой это недостаток у меня? — спросил Капитон.

— Ты сёдла для лошадей шил? — уставился Герцог на Капитона.

— Когда заказы были, то шил, а так в основном трензельные и бес трензельные уздечки плёл. На них спрос огромный был, но платили мало. А сёдла, другое дело, — это не штаны, не рвутся и быстро не стираются.

— Ты меня терминологией лошадиной не дави, — оскалился Герцог, — я знаю все элементы уздечек, из которых они состоят, намордные, налобные, защёчные, подбородные, за лобные. Занимаясь плетением лошадиной сбруи, у тебя на лице и фигуре зачастую отображается профессиональный оттенок, — это лошадиная масть.

Капитон после таких слов сразу поник. А Герцог продолжил свою агитацию:

— Но запомни, как женишься на красотке Кейс, все эти оттенки тебя покинут. Она дамочка привлекательная и не позволит около себя держать кавалера с конской холкой.

— Я не против свадьбы, — обрадовался Дунай, — хоть экономия какая — то будет. Бордели не надо посещать. Лишь бы она согласилась.

— Согласиться, — успокоил его Герцог. — Если она у нас до перешейка не колонётся, то Пупа приступит ко второму плану, который будет носить кодовое название «Сваха». На конечном пункте Иисус вас благословит на этот брак по расчёту. А может, вы и любовью друг к другу возгоритесь.

— А если я не соглашусь на эту командировку? — высунулся из шлюпки Пупа.

— Тогда с такой понурой рожей тебе придётся путь продолжать не с нами, а в трюме с оборотнями. Они тебя там обозначат, и приедешь ты на остров, уже не Пупом, а Пупиной. А с таким именем ты для нашего коллектива умрёшь. Сам понимаешь, нам такие косяки не нужны на новом месте жительства. Мы свой порядочный логотип не будем марать.

Поняв, что их подслушали, Герцог и Капитон забрались на шлюпку.

…Пупа сразу вздрогнул и испуганно сверкнул глазами:

— Хорошо я поддаюсь вашему давлению и шантажу. Но если меня женщины до перешейка разоблачат и узнают, что я мужчина, не миновать мне их обозначения. А они все развратные.

После этих слов Пупа сразу загрустил, но ненадолго. Через минуту он встрепенулся и оживлённо спросил:

— Когда хоть к перешейку будем подплывать?

В шлюпке раздался иронический смех:

— Ты что дурень Пупа? — оскалился Герцог, — до сорока лет прожил и не знаешь где находится перешеек? Я тебе талдычу не о Панамском перешейке или Перекопе, а о расстоянии между кострецом и Суэцким каналом, который расположен у женщины в интимном месте. Понял?

— Теперь понял, — утвердительно дёрнул головой Пупа.

— Ну, вот и славно! Самое главное к лесбиянкам не подходи, а то они щупать тебя начнут, учуют в твоём лифчике инородные предметы. Тогда мне придётся впрягаться, чтобы ты для них эксклюзивным товаром не был. Они все развратницы имеют талант к сексуальным изобретениям, — нагонял страстей Герцог.

— Но позволь я, же вроде сейчас к среднему роду отношусь, — возмутился Пупа. — Зачем надо мной похотливые особи опыты будут ставить?

— Не зачем, а чтобы разбудить интерес к посланному им с палубы корабля редкому экспонату фауны, — поддел его Связист и прыснул от смеха себе в кулак.

— За что мне такие нечеловеческие муки боженька? — перекрестился Пупа.

— За двадцать рублей и шматок вымя, за что же ещё, — уже более серьёзно напомнил ему Связист.

— Господа вы напрасно его пугаете, — подал голос Маргарин, — посмотрите, на нём уже лица нет. Наложит в штаны раньше времени и не бывать свадьбе. А вот у вас светлейший Герцог есть больше оснований бояться женщин. Следствием внутренних органов были неоднократно зафиксированы преступления в половых извращениях женщин с представителями животного мира, с козлами ишаками, а также и кобелями. Они, разочаровавшись в Пупе, с охотой отыграются на вас.

Пришло время заразительно смеяться бывшему депутату. Он закатил глаза к небу и схватился за живот.

Пёс недовольно несколько раз гавкнул на генерала:

— Это мозг у вас Маргарин извращённый. Там в основном едут бухгалтера, секретарши чумазых чиновников, да мамки публичных домов. Они дамы высокообразованные и не снизойдут до плотской любви к моей особе. К тому же я с некоторых пор нахожусь на службе Адмирала, а это значит я персона неприкасаемая, каким в своё время был Пупа.

— С этим всё понятно, но женские особи не предсказуемы, — уточнил Маргарин. — От них можно ждать всяких страстей! К тому же я своими глазами, видел на этапе жриц любви, когда их грузили в трюм.

Герцог двусмысленно гавкнул:

— Если я, конечно, сам не изъявлю бурное желание, — добавил Герцог, — но ради фееричного благосостояния Отечества я готов пожертвовать стаканчиком своих драгоценных семян.

Пупа держался за живот. Его звонкий смех собрал над кораблём целую стаю альбатросов.

— Ты чего так рассмеялся, — осадил Пупу Связист, — у этих баб в арсенале имеется ещё орал. Так что если у вас произойдёт нерест с арестантками, то Герцог будет наслаждаться классикой, а тебе придётся лизать мороженое всех сортов.

Пупа сразу брезгливо сплюнул за борт шлюпки и сморщил лицо:

— Вот вы менты все такие, — произнёс он. — Вам бы только настроение до максимума испортить человеку. Не понимаете, что я иду на ответственное задание, по приказу Адмирала. Лучше добрым словом бы меня поддержали, а не злорадствовали.

— Со мной Пупа ничего не бойся! Я рядом с тобой буду, — успокоил его Герцог, — а улавливать инфразвуки как ты убедился, я могу. Как беду почую со стороны слабого пола, сразу тебе маякну. Короче буду у тебя наподобие консультанта и телохранителя. После успешного завершения операции мы с Адмиралом будем ходатайствовать перед Иисусом, чтобы тебя, номинировали как голливудскую звезду пальмовой ветвью. Эта почётная награда позволит тебе ещё на годик укоротить срок. Глядишь с такими важными операциями, пока доберёмся до острова, ты отработаешь весь срок.

От таких оптимистических слов Пупа расплылся в довольной улыбке.

— Спасибо на добром слове, — поблагодарил Пупа Герцога и, задержав свой взгляд на Маргарине, тихо спросил: — А жрицы любви я полагаю, это те женщины кто любит пожрать до отвала?