Бесплатный фрагмент - Нимфоманка, интриган и два ковбоя

Станислав Савицкий

Нимфоманка, интриган и два ковбоя.

Криминальная комедия.

1

Это здание в шесть этажей с подземной парковкой на пятьдесят машин и огромной надписью на крыше «ТИХОН ХОЛДИНГ» появилось в спальном районе в прошлом году.

Пять дней в неделю от конечной остановки метро к нему вяло тянется офисный люд и, растекаясь по этажам, заполняет кабинеты и комнаты, и пять дней в неделю это увлекательное зрелище в мониторы наблюдают начальник Особого отдела службы внутренней безопасности Захар Ильич Буровой и его подручный Казимир.

Коридоры пустеют на глазах, что означает начало рабочего дня и дает повод Захару Ильичу в очередной раз бросить сакраментальную фразу: «Мерзавцы. Весь день будут делать вид, что работают».

От этих слов лицо его помощника озаряется счастливой улыбкой, и он радостно кивает головой. Ему приятно сознавать, что, находясь рядом с боссом, он выпадает из числа мерзавцев. По крайней мере, так ему кажется.

— Казимир, дай мне звук в пятом мониторе, — сказал Захар Ильич.

— Слушаюсь, босс.

В пятом мониторе видно, как два парня сидят за компьютерами друг против друга, разделенные узким проходом между столами. Теперь Захар Ильич не только их видит, но и слышит.

— Итак, подобьем бабки, — говорит симпатичный парень лет двадцати восьми своему визави примерно одного с ним возраста. — Что у нас получается?

Он энергично работает мышкой.

— О! Три тысяч двести. Извольте расплатиться, сэр. И не говорите мне, что денег у вас нет. Вчера была зарплата.

— Сволочь ты, Игорь, — отвечает ему визави. — Каждый раз меня обуваешь.

Он неохотно отсчитывает купюры, кладет их в конверт и, скомкав, бросает его приятелю. Игорь ловит конверт налету.

— Какое неуважение к деньгам. Или ко мне?

Поскольку ответ не последовал, то Игорь, очевидно, решил капнуть бальзам на обиженную душу приятеля.

— Друг мой Костик, с деньгами надо расставаться легко. И знаешь почему?

— Нет, — буркнул Костя.

— Деньги подобны женщинам. Они не любят тех, кто за них отчаянно цепляется. Если ты не изменишь своего отношения к ним, они начнут тебя третировать.

Это довод не возымел успеха, поскольку Костя с озабоченным видом сказал:

— Я вот не могу понять, почему ты меня все время обдираешь. По теории вероятности такого быть не должно. Тем более, что в институте я был негласный чемпион. И карты меня любили.

— В институте, мой друг Костик, учиться надо было, а не в карты резаться и с девочками по кабакам шастать. За пять лет в институте из тебя вышел неплохой пользователь компьютером, но не более того. Для этого не нужно было кончать вуз. Играть на компьютере и мышкой водить по коврику может научиться любой дурак за пару часов. А я в восемнадцать лет был уже хакером со стажем и в институт пошел оттачивать мастерство.

— Отточил? — язвительно спросил Костя.

Игорь с нескрываем равнодушием вздохнул и ответил:

— Кое-что полезное я для себя, конечно, почерпнул, но в целом это были неизбежно потерянные годы.

— Почему неизбежно потерянные годы?

— Потому что это к вышесказанному пребывание в институте было еще отмазкой от армии на пять лет. Потом аспирантура.

— Закончил?

Игорь удивленно посмотрел на приятеля.

— Естественно закончил и даже защитился. Да толку что?

— То есть?

— Друг мой, Костик, кому нужна макулатура под названием диссертация? Ученая степень больше не в моде у специалистов. Образовавшийся вакуум заполнили низшие сословия и публичные люди, вознамерившиеся таким образом создать себе интеллектуальный имидж.

— Тогда зачем ты в ней учился?

— Ты думаешь, я учился?

— Значит, чужое место занимал.

— И не только я.

— И все-таки зачем ты в аспирантуре торчал?

— Святая простота. Повторяю для непонятливых: продолжал косить от армии. Потом был в бегах.

— Уклонистом, значит.

— А кто им не был? Только последний дурак. Зато в уклонистах я познал все тонкости нелегального существования и мимикрии. Ты хоть знаешь, что такое мимикрия?

— Ну расскажи.

— Это, Костик, тонкое искусство. Умение слиться с толпой, не выделяться в ней, стать безликим до невидимости. Попутно менять адреса, пароли и явки. И, конечно, избегать метро. Там менты особенно любили отлавливать молодых удальцов, которые в наивности или по дури, что одно и то же, шли по собственной воли на них косяком.

— И так ты три года мотался?

— Почти. Зато какой азарт, какой выброс адреналина.

— Что значит «почти»?

— Маман устала от игры в «сыщик ищи вора» и положила в конверт тысячу баксов нужному человеку… Это тоже помогло.

— Помогло, — с неприязненной гримасой на лице сказал Костя. — А я вот за таких, как ты, год оттрубил в казарме. Клозеты мыл, грязь в поле месил, глотал пыль на плацу.

— Нет, мой друг. Ты год оттрубил в казарме не за меня и мне подобных, а за себя и свою лень, потому что не умеешь жить и мыслить широко и свободно. Нет у тебя фантазии. Ты предпочитаешь идти проторенной стезей. Научился в карты жульничать в заштатном городке и решил, что в Москве будешь птицей высокого полета. Не вышло. Образованные люди играют в преф и бридж. На худой конец в покер. Любопытная игра для психологов. Может увлечь интеллигентного человека. А все, что ты можешь, так это передернуть карту или крапом резаться в очко или в бурку. С таким багажом далеко не уедешь. По крайней мере, в карьерном росте. Круг общения не тот. Если, конечно, не метишь на нары.

— А что я там забыл?

Поднимаясь со стула, Игорь сказал:

— Не знаю, не знаю… Кстати, даю наводку: что отличает хакера от заурядного пользователя?

После раздумья Костя ответил:

— Хакер взломает любую программу.

— Соображаешь.

Какое-то время Костя сидел с лицом, выражавшим сосредоточенное размышления, и потом воскликнул:

— Ты знал мои карты!

— Ну наконец-то. Я все надеялся, ты сам допрешь. По теории вероятности.

С этими словами Игорь бросил обратно Косте смятый конверт с деньгами.

— Остальные получить не рассчитывай. В наше время за учебу платить полагается. Я взял с тебя по мизеру.

Костя облегченно вздохнул.

— Спасибо, Гоша. А то я уже начал терять веру в свой фарт. Это последнее дело в картах.

Игорь взял со спинки стула пиджак.

— Пора идти к Тихону.

— О чем сегодня базар будет?

— А черт его знает. Думаю, как обычно: каждый выложит свой бред, и Тихон будет слушать его в пол-уха, не понимая ни в чем ни бэ, ни мэ, ни кукареку. Это тебе не Денис. Тот знал все досконально, а если не знал, то выворачивал тебя наизнанку, чтобы дойти до сути. И если видел, что ты не сечешь в своих вопросах, то размазывал тебя как дерьмо по асфальту. Это был первый звонок на увольнение.

— И сколько их было?

— Не больше двух. Второй — это вызов в отдел кадров, где возвращают тебе трудовую книжку. А с Тихоном совещания — бесконечная хохма.

С довольным видом Костя заметил:

— В нем сразу видно человека без образования.

— Свое образование он получил в местах не столь отдаленных.

— Иди ты!

— Зато в борьбе за выживание я не встречал ему равных. Закаленный мужик.

— Да, Тихон крут. Кстати, не последнее дело в бизнесе.

Игорь посмотрел в зеркало, поправил галстук и прическу.

— И все-таки не мешало бы ему хотя бы ликбез пройти, а то чувствуешь себя неловко за председателя правления холдинга.

— Так уж и неловко?

Игорь повернулся к Косте.

— А то нет! Любит он щегольнуть эрудицией. И вот вылетает из него аукцион вместо опциона или моржо вместо маржи.

— Иди ты!

— А статья договора для него звучит как упрек в его уголовном прошлом. Стоит ли удивляться, что все толковые люди незаметно отсюда линяют. Осталась одна шваль и бездарь, что в рот ему смотрит. Такие как раз для Тихона. Так-то вот, друг мой Костик. Знай, на кого работаешь.

Костя не без ехидства спросил:

— А сам чего не линяешь?

— Всему своё время, друг мой Костик. Теория вероятности предполагает достаточно длинный ряд единообразных событий, а мы с тобой где-то в середине пути. Из чего следует, что со временем и ты слиняешь.

— Ну уж нет! Дудки. При такой зарплате с одной стороны и насыщенностью рынка труда программистами с другой я слиняю не раньше, чем меня вынесут отсюда вместе со стулом и столом, в который я вцеплюсь обеими руками.

Игорь был уже готов выйти из комнаты, когда его снова удержал Костик.

— А ты всерьез говорил про аспирантуру и тысячу баксов? Неужели так дорого скосить от армии?

— Конечно, не всерьез. Это была импровизация на свободную тему. Не более того. Особенно про мимикрию. Мне даже самому понравилось. Вот что значит вдохновение. А что касается аспирантуры, то я защитился по перспективной теме… Как мне казалось. Только… Только пылится моя диссертация никому не нужная. Обидно. Она была на порядок выше любой кандидатской и стучалась в двери докторской. И я, действительно, думал развить заложенные в ней идеи. Но когда я поделился своими планами от Наполеона с руководством аспирантуры, надо мной все дружно и долго смеялись. «Старик, — сказали мне, — где мы найдем тебе оппонентов. Они все за границу слиняли. Правду сказать, мы в этой толком не разобрались». Так-то вот, мой друг Костя. И чтобы дополнить картину моего откровения, я скажу тебе больше: никакой тысячи баксов не было, и я добросовестно отслужил в армии год. По специальности и дал подписку не разглашать. Что я и делаю. А что касается моих дальнейших академических потуг, то после откровения локальных спецов мне стало скучно, руки опустились, мозги увяли. Пусть и дальше пылится моя диссертация невостребованной.

— Тебя не поймешь, когда ты шутишь, когда говоришь серьезно.

— Костик, запомни: мужчина должен быть загадкой. Тогда хоть что-то он собой представляет. Пусть даже на пустом месте. Особенно важно быть загадкой для женщин. Это их волнует.

— Но я ведь не женщина, — справедливо заметил Костя.

— Ты гораздо хуже, Костик. Ты мой сослуживец, — ответил Игорь. — Мы с тобой общаемся больше, чем ты будешь общаться с женой. И за это время порядком осточертели друг другу. Но имей в виду, с женой будет еще хуже. Ты вынужден будешь общаться с ней семь дней в неделю в своей тесной однокомнатной квартирке. И помни: развестись сложнее, чем поменять работу.

Игорь сделал паузу и решительно закончил:

— Хватит трепаться. Пора за работу. На совещании у Тихона крепиться, чтоб не уснуть.

Игорь вышел из комнаты.

2

Казимир выразительно посмотрел на начальника Особого отдела службы внутренней безопасности.

— Что дальше, босс? Мы их неделю пасем.

В голосе Казимира прозвучал едва заметный упрек. На большее он не осмелился, зная вспыльчивый характер босса.

— Да, пожалуй, созрели, — согласился Захар Ильич.

Плевать ему было на двух бездельников, разменявших работу на игру в карты и нелицеприятно обсуждавших главу холдинга. Но его служба предполагала поиск преступников и время от времени пробуждала в нем охотничий азарт, который в полной мере разделял с ним помощник.

Несмотря на общность задач и целей, у начальника с помощником ничего общего не было. Захар Ильич всегда подтянутый и аккуратный, высокого роста и слегка сутулый. Он неизменно одет с иголочки, питает слабость к английским джентльменам и косит под них, рассчитывая со временем обосноваться в земле голубой мечты своей юности.

Его помощник Казимир к тридцати годам успел обрюзгнуть, одевается, как вахлак, и ведет себя аналогичным образом, что дает Захару Ильичу полное право относиться к подчиненному со сдержанной брезгливостью. Но как ни странно, это еще больше возвышает его в глазах подчиненного. Мало того, годы совместной работы воспитали в нем восторженное отношение к боссу и почти безграничную преданность ему.

Захар Ильич в свою очередь позволяет Казимиру любоваться им.

Однако, вопреки импозантности и цивильным манерам Захар Ильич не пользуется симпатией и авторитетом у служащих холдинга. За глаза его называют просто Захаром, о чем он прекрасно осведомлен. И даже верный помощник Казимир позволяет себе фамильярничать с боссом и время от времени обращается к нему на ты.

И все потому, — по глубокому убеждению Захара Ильича, — что он родился на буровой от матери-одиночки.

Его мать, веселая и разбитная девица со смазливой мордашкой, работала в пищеблоке на буровой, где практиковался вахтовый метод, то есть четыре недели на вахте с нефтяниками и четыре недели без нефтяников в близлежащем поселке, где тоже хватало мужского пола.

Эта практика ее подвела. Она не знала, от кого зачала, и когда пришло время легализовать ребенка, она, — имея в виду серьезно обустроить свою жизнь в дальнейшем, то есть выйти замуж, не имея за собой хвоста в виде ребенка, — в свидетельство о рождении записала ему не свою фамилию, а придуманную -Буровой, исходя из предположения, что именно там его зачала. Имя дала ему Захар, поскольку искренне привязалась к ребенку и называла его сахарочек ты мой сладенький, а в отчество выбрала Ильича в память о таком же веселом и разбитном Ильюшке Лифшице. Кстати, вполне вероятном отце начальника особого отдела службы безопасности.

Захар ненавидел свою фамилию. Он также ненавидел имя. Единственно он мирился с отчеством.

Последний раз Захар видел свою мать тридцать лет назад. Это была уже раздобревшая, остепенившаяся женщина, жена директора столовой, на пятнадцать лет старше ее.

— Спецобъект, Казимир, — сухо сказал Захар Ильич, гоня прочь неприятные воспоминания.

— Слушаюсь, босс.

На экране монитора появился строго засекреченный объект — передняя комната дамского туалета.

В свое время вездесущий Казимир настоятельно рекомендовал боссу установить камеры слежения заодно и в кабинках, но Захар Ильич по зрелом размышлении отказался от рационализаторской идеи неугомонного подручного и мысленно записал его в разряд извращенцев.

Камеру слежения в передней комнате дамского туалета они устанавливали вместе в выходной день, когда в здании холдинга не было никакого, кроме охранников на входе.

— Кто это? — спросил Захар Ильич.

— Та, что длинная и плоская как швабра, — Анька, а рядом с ней… — на лице Казимира появилось маслянистое выражение только что испеченного блина, и, подавив вздох разочарования от несбыточных надежд, он тихим голосом трагика над могилой Йорика сказал:

— А это Верочка. Обе из отдела прогнозирования.

Верочка походила на бутон в последней стадии цветения, за которой неизбежно следует увядание. В момент наблюдения скрытой камерой она размышляла над тем, где закрепить свой роскошный бюст: на уровне пупка, посредине или подтянуть его к подбородку.

Анька не отставала от подруги и пыталась придать своей челке сколько-нибудь пикантный вид и время от времени с тихой завистью косилась на Верку с вызывающе глубоким вырезом на груди.

— Иду, как на Голгофу, — вздохнула она.

— Ты о чем? — рассеяно спросила Вера, теперь уже размышляя, какую ей выбрать помаду: под цвет глаз, намакияженных щек или блузки.

— Как о чем? Или ты забыла, куда мы идем?

Вера была слишком занята собой, чтобы отвечать на пустые вопросы. За нее ответила Анька.

— К Тихону. Но совещание.

— Вот к нему я и готовлюсь, — сказала Вера, отступив от зеркала на шаг и осматривая себя со всех сторон.

Нервы у Ани были натянуты до предела и дали сбой.

— Счастливая… Тебе есть что ему предъявить, — сказала она.

— Да, мать, тебе труднее. — согласилась бессердечная подруга.

Ане предстояло на совещании у Тихона выступать с докладом по краткосрочному и долгосрочному прогнозу. Если краткосрочный прогноз был еще туда-сюда, то долгосрочный не лез ни в какие ворота.

Зная о трудностях подруги, Вера дала Ане единственно верный совет:

— Дай ему краткосрочный прогноз, и дело с концом. Краткосрочный, долгосрочный — ему все едино. Он каждый раз на совещании от нетерпения спрашивает у секретарши, который час, что на деле означает: не пора ли нам закругляться.

Вера скосила глаза на товарку и от доброты сердечной добавила:

— Будь я на твоем месте, я бы начала себе подыскивать работу.

— С чего это? — испугалась Аня и стала еще менее привлекательная, чем за минуту до этого.

Растроганная Вера прижала ее к себе.

— Глупенькая, с твоей внешностью надо работать. Иначе в люди не выбьешься. А работа здесь никому не нужна. И потому тебе здесь ничто не светит. И никто твои потуги не оценит. В общем так: вправь ему туфту, забудь про нее и плотно займись поиском новой работы. Сегодня Тихон летит за границу на подписание контракта. По слухам, у него там намечена культурная программа не меньше, чем на неделю. За это время ты себе что-нибудь подыщешь.

— Вот по контракту у меня прогноз хуже некуда.

— Да ладно, не убивайся. Все понимают, что это химера. Денис его не хотел и никогда бы не подписал. Нет у нас специалистов в высоких технологиях. Но Тихону этого не понять. Раз все норовят за границу, то и он туда же. И лезет не куда-нибудь, а в ракетную технику. Главное тезис хорош: Россия открыла космос, ей же его закрывать. Обуют его там, как дурака последнего.

— Закрыть космос! Он хоть знает, что космос… беспределен? — растерянно спросила Аня.

Вера удивленно посмотрела на подругу.

— Правда? Впрочем, Тихону это до фени. Как и мне. Скажи мне, Аннушка, что главное в жизни? Правильно: хорошие бабки, командировки за границу, престиж и ВИП обслуживание. Плюс к этому — для Тихона — помелькать на страницах «Файнешел Таймс», а уж вылезти на обложку «Форбса» — вот предел его мечтаний. Остальное — детали. Космос, прогнозы, затраты — это всё шелуха. Живем только раз.

Вера вздохнула.

— Эх, если б кто слышал наш бабий треп. Что было бы! Страшно подумать. А насчет того, чтобы подыскивать себе работу, я сама об этом уже думаю. Желательно, за границей. А впереди здесь светит полный коллапс.

— Уу… какие слова ты знаешь.

— А ты про космос меня просветила. И прогнозы составлять умеешь. Правда, не те, что надо. Но главное — вместе мы сила и время до коллапса еще есть.

— Ладно… Идем на пытку, — сказала Аня, и комната опустела.

Казимир отключил монитор и уставился на босса.

На лице Захара Ильича была усмешка, не сулившая двум болтушкам ничего хорошего.

Врожденную черту — злобливость — он научился ловко маскировать служебной необходимостью, а Казимир, раскусив его, научился ему подыгрывать.

— Вот дурехи. А ведь дамы уже не первой свежести, — сказал он. — Могли бы ума набраться и научиться язык держать за зубами. И эти хороши. Те, что картежники. Да… Длинный язык к добру не приводит.

— Вот и прикуси его, — одернул помощника Захар Ильич и принял озабоченный вид.

— Дай мне подходы к Овальному залу, — сухо сказал он.

— Слушаюсь, босс. Совещание там будет?

— Да.

— Почему Тихон Фадеевич каждый раз меняет дислокацию?

— Чтоб тебе не скучать.

На мониторах было видно, как люди с противоположных концов коридора стекаются к массивной двери, за которой их поглощала пугающая темнота.

— Отвернись.

Казимир исправно выполнил приказ с плутоватой улыбкой на лице.

Захар Ильич проходит в дальний угол комнаты, где за ширмой стоит небольшой сейф, и открывает его дверцу. В сейфе был секретный монитор начальника Особого отдела службы внутренней безопасности. Он надел наушники и включил звук.

В наушниках раздались стоны, ахи и вздохи.

Это Тихон Фадеевич, глава холдинга и основной акционер — семьдесят пять процентов акций — занимался сексом с секретаршей.

Он мужик в соку. Ему полтинник, он ниже среднего роста, с короткой бычьей шеей и грубыми чертами лица. У него короткие руки и толстые пальцы с рыжими волосами.

Захар Ильич в полном недоумении не может оторваться от экрана.

— Почему в этот раз на письменном столе? — бормочет он себе под нос и не может найти ответа.

Ведь неудобно.

Впрочем, если припрет… Тем более Тихону.

На самом деле ответ был прост: Тихон увидел аналогичное мероприятие в голливудском фильме. Затем его повторили в нашем изделии, и Тихон решил испробовать эту позицию, чтобы идти в ногу со временем и европейскими ценностями, которые подразумевают свободу личности и волеизъявления и которые он, как абсолютный эгоцентрик, истолковывал как приоритет своих потребностей над всем остальным.

И какое ему дело до того, что спина у бедной секретарши зудела от валявшихся на столе карандашей, ручек, дыроколов, степлеров и кнопок.

В равной степени это не касалось руководителя Особого отдела службы внутренней безопасности, поскольку невзгоды секретарши проходили по ведомству охраны труда.

Захар Ильич собрался выключить монитор, как вдруг в кабинете Тихона раздался телефонный звонок. Не отрываясь от основного занятия, он взял трубку, а секретарша под ним закурила.

— А… Это ты, любимая, — сказал Тихон. — Наконец-то! А я жду не дождусь твоего звонка. Даже важное совещание отложил на потом. Что привезти тебе из заграницы?… Чего, чего? … Не понял… А, что я так неровно дышу? А я всегда так дышу, как только услышу твой голос. До сих пор не могу поверить в свое счастье.

Секретарша, решив подыграть боссу, начинает напряженно и громко дышать:

— А… а… а…

Тут же раздался окрик: «Заткнись, дура!», и вслед за этим другим тоном, исполненным любви и нежности, Тихон сказал в трубку:

— Это не тебе, любовь моя.

Оправдание Тихона не убедило его любовь, и в трубке раздались короткие гудки.

— Ну вот опять обиделась, — озадаченно сказал Тихон и повернулся к секретарше.

— Всё из-за тебя, дура.

Упрека Тихону показалось мало, и он отвесил секретарше оплеуху.

— Опять я виновата, — захныкала та.

— А кто же?

Лицо Захара Ильича скривилось в усмешке. В полголоса он сказал: «молодожен», и в тоне его было презрение.

Захар Ильич выключил монитор и снял наушники. Заперев сейф, он вышел из-за ширмы, не подозревая того, что Казимир давно подключил свой компьютер к его монитору и разделяет с ним тихую радость наблюдать за главным держателем акций в минуту его отдохновения от руководства холдингом.

— Подготовь для просмотра два эпизода. Двух разгильдяев и баб в туалете. Я на совещание к Тихону, — бросает через плечо Захар Ильич, направляясь к двери.

3

В Овальном зале, тихо переговариваясь между собой, сидело среднее и высшее звено руководства холдинга вперемежку с профильными специалистами. Им было не привыкать к задержкам босса.

Наконец он вышел из-за кулис на сцену к сидящим амфитеатром подчиненным. Они всегда казались ему сбившимся в кучу овечьим стадом в присутствии волка. Этим волком, естественно, был он, и это льстило ему.

Окинув зал звериным взором, Тихон сказал:

— Хорошо сидите. Самовара только не хватает.

Это была шутка. Подчиненные знали об этом и в зависимости от ранга громко рассмеялись или обошлись улыбками.

Рядом с Тихоном уселась секретарша. Все взоры устремились к ней. Она старалась придать себе независимый вид вопреки заштукатуренному синяку на щеке и съехавшей набок прическе. Она знала, что по окончании совещания на оставшуюся часть дня станет предметом пересудов в кулуарах холдинга.

— Приступим, дамы и господа. Сегодня у меня лимита времени, — напуская на себя деловой вид, сказал Тихон. — Лечу, между прочим, в загранкомандировку. Поэтому прошу излагать свои мысли кратко и в сжатые сроки. По делу и существу. Как всегда, начнем с прогнозов.

Что происходит с холдингом в текущий момент, Тихон не знал и знать не хотел, поскольку ни в чем не разбирался, и совещания с его участием всегда ограничивались прогнозами.

Все понимали — медленно, но верно холдинг идет к закату. Это был общий прогноз, о котором Тихон не подозревал.

С места поднялась Анна и в волнении уронила на пол отпечатанные листы. Она принялась судорожно собирать их, когда услышала голос Тихона:

— Что вы там ищите под стульями? Прогнозы или виды?

Все понимают — очередная шутка и рады игривому настроению босса.

У Анны отлегло на сердце.

— Тихон Фадеевич, они — прогнозы — как никогда раньше носят блестящий характер, — бодро начинала Анна. — Прибыль за третий квартал текущего года, по прогнозам наших специалистов, вырастет на четыре с половиной процента по сравнению с аналогичным периодом за прошлый год, что дает нам фантастическую картину динамики развития нашего холдинга по сравнению с конкурирующими фирмами в тех же областях в постсоветском пространстве за обозримый и прогнозируемый периоды одновременно. Мы предвидим прорыв на новые рынки сбыта и потребления при росте валового продукта в масштабах не только холдинга, но и всей страны в целом, что дает исключительно радужную картину динамики роста последующего продвижения нашей продукцией в новых секторах, что позволит вытеснить конкурентов из них и сделает нас монополистами, что, в свою очередь, позволит нам определять уровень цен и стратегические пути направления развития мировой экономики в ближнем и дальнем зарубежье, а также за границей. Теперь что касается долгосрочного прогноза…

Анна переводит дух и закатывает глаза под потолок. Потом смотрит на Тихона.

Тот одобрительно кивает головой и говорит:

— Продолжайте, Анна Петровна. Я удовлетворен картиной роста… э… как вы сказали?

У Анны растерянное лицо.

Выручает секретарша. Она зачитывает из стенограммы:

— Исключительную картину динамики роста последующего продвижения нашей продукции…

Тихон перебивает ее:

— Именно! Просто замечательно. Продолжайте.

После обязательной реплики руководителя холдинга, которую он должен сделать на производственном совещании, чтобы обозначить свое присутствие, Тихон переключается на секретаршу.

Тем временем Анна продолжает говорить с наигранным энтузиазмом, но Тихон ее не слышит. Как не слышит и последующие выступления. Он воспринимает совещания как часть ритуала, не лишенного приятности.

Ему нравится видеть перед собой людей с напряженными лицами и с дипломами, подтверждающими высшее образование, и сознавать, что он, человек без диплома и образования, волен из прихоти в любой момент уволить любого из них и тут же заполнить вакансию аналогичным материалом.

Тихон смотрит на часы.

— Я не опоздаю в аэропорт?

— У тебя еще тридцать минут личного времени, — не разжимая губ, отвечает секретарша.

Тихон сочувственно смотрит на синяк у нее на щеке.

— Что привезти тебе из Брюсселя? — спрашивает он.

— С меня хватит того, что ты мне здесь оставил.

Она трогает синяк и укоризненно смотрит на босса.

— Ну, ну… Не дуйся. Сама понимаешь… молодожены… надо время притереться друг к другу.

— А почему из-за этих притирок каждый раз я должна получать по морде?

— Потому что ты всегда под рукой. Я ведь горяч. Ты это знаешь.

Тихон кладет ладонь на ее коленку.

— Тихон, перестань. Нас могут неправильно понять.

Тихон отдергивает руку и обращается к собравшимся:

— Регламент, господа, регламент.

Циферблат Ролекса он обращает к собравшимся и выразительно стучит по нему ногтем.

— Лимита времени. — сказал Тихон. — Он исчерпан. По возвращении из загранкомандировки я лично проведу пленарные заседания по узкому кругу вопросов и после подписания контракта соответствующим образом озадачу всех. А сейчас можете расходиться по рабочим местам. И за работу, господа. За работу. Время не ждет.

Все вышли из зала. Остался только Захар.

— Идем, — говорит ему Тихон, спускаясь по ступенькам в зал.

4

Они вошли в мониторную и сели в кресла. Тихон развалясь, Захар как всегда элегантно и сдержанно. У стены сверху донизу заставленной мониторами навытяжку стоял Казимир.

— Есть что интересного? — спросил Тихон, зевая.

— Боюсь, что да.

Захар повернулся к Казимиру.

— Что, босс?

Тихон фыркнул:

— Хм… Босс…

— Приступай, Казимир, — сказал Захар.

— Понял.

— Надо же… Сообразительный какой, — презрительно сказал Тихон, не вполне успокоившись после того, как услышал, что в стенах его холдинга может быть еще один босс, кроме него.

На экране монитора появились Игорь и Константин. После каждой реплики двух фигурантов лицо Тихона становилось ожесточеннее. Не выдержав, он сорвался с места и закрыл экран огромной лапой.

— Уволить обоих негодяев, — сказал он хриплым от ярости голосом.

Его лицо налилось кровью, взгляд остановился.

Как бы кондратий его не хватил, подумал Захар.

Но Тихона отпустило. Он обмяк и плюхнулся в кресло.

— Видишь ли, Тихон, один из них, действительно, балбес, — озабоченно сказал Захар. — А второй…

— Что второй?

— Чуть ли не компьютерный гений.

— Гении мне не нужны. С ними одни хлопоты. Слишком высокого о себе мнения. А этот гений к тому же подыскивает работу. Значит, напоследок меня обворует. Я оглянуться не успею, как он взломает коды и переведет мои деньги на секретные счета за границей.

Тихон сам поверил в то, что говорил, и с большим пылом продолжил:

— Он наверняка уже все обдумал, раз узнал о моей предстоящей командировке.

О командировке Тихона в холдинге знали все. Он сам о ней трубил на каждом шагу и не отдавал себе в этом отчета.

— И вернусь я к разбитому корыту.

В этом можешь не сомневаться, подумал Захар

— Гения — вон. Балбеса оставить. С ним спокойнее. Пусть работает за двоих. И не смеет просить прибавки. Уволю. За вольномыслие. Есть что еще?

Захар сочувственно вздохнул.

— Боюсь, что да.

У Казимира в душе ликует. Он упивается лицемерием босса. Тихона он давно уже ни во что не ставит.

А Тихон с отрешенным видом, готовясь к худшему, сквозь зубы цедит:

— Валяй. Показывай.

Он сидел напротив монитора, ставшего ему заклятым врагом, как старый ворон сидит на суку в непогоду, проклиная всё и вся на свете.

Он хочет и не может отвести глаза от экрана.

На экране монитора появляются Анна с Верой. Одна из них поправляет чулки. Лицо Тихона расцветает в улыбке.

— Вот это я люблю. Еще не порно, но уже секс. Мягкая эротика. Благодарю. За смену темы.

Захар ни мало удивлен. Порно и Тихон — понятно. Но откуда взялась мягкая эротика?

Сейчас ты увидишь развитие темы, мысленно добавляет он.

Казимир весь внимание на экран. Ему теперь не до Тихона и даже не до босса. Он видел и слышал одну только Веру.

Сюжет в мониторе идет своим чередом, и с каждым витком лицо Тихона все больше вытягивается.

Вот он закончен, и гаснет экран. Какое-то время Тихон не в силах сказать ни слова.

— Н да… — мычит он наконец. — Вот только так и узнаешь, каких сволочей содержишь на свои деньги.

— Извини, Тихон, — смиренно сказал Захар.

— За что извини?

Захар скривился и отвел глаза в сторону.

— У меня гадливое чувство, будто я в замочную скважину слежу за чужой жизнью. Думаю подать в отставку.

— Перестань, Захар, — отмахнулся Тихон. — Это работа и ничего личного. Кстати, я плачу за нее неплохие деньги. Подумай об этом перед отставкой.

Впервые за время пребывания в мониторной Тихон улыбнулся

— Вот так-то…

Ему приятно сознавать, что все люди в этом мире продажны, и главное в отношениях с ними не переплатить.

— А как ты догадался поставить камеру в бабий туалет?

— А где еще они бывают болтливы?

— Болтливы они везде и всегда. А в туалете чувствуют себя в полной безопасности. И потому наглеют, — сказал Тихон.

Он встал и решительно заходил по комнате. В его облике чувствуется собранность человека, принявшего окончательное решение.

— Значит так: баб отправим в Сибирь с ревизией на буровые. Пусть узнают цвет нефти в натуре, а то привыкли к шуршанию нефтедолларов и еврокупюр у себя в кармане и дальше бутиков носа не суют. Там же распорядись насчет корпоративной вечеринки, и чтоб после нее мужики с буровых оприходовали обоих мочалок у себя в койках.

Тихон вздыхает.

— От встречи с жизнью никто не застрахован. По возвращении в Москву уволить обоих за безнравственное разложение.

— А не круто ли, Тихон? Все-таки женщины… В возрасте. Им трудно будет найти работу, — вроде как пытается вступиться за них Захар.

— Тогда с недельным пособием. И с интимным корпоративом. С той, пухленькой.

— Молодожен… — напомнил ему Захар.

— Захар, это нетактично. Тем более, при Казимире.

Казимир в молчаливом негодовании закусил губу.

Раздался телефонный звонок, и все переглянулись. После паузы трубку взял помощник начальника особого отдела службы внутренней безопасности и, не слушая, передал ее своему боссу. Через секунду тот протянул ее Тихону.

— Жена, — коротко бросил он.

Приняв трубку, Тихон продемонстрировал незаурядный талант: он одновременно и сморщился, и с наигранной радостью проверещал:

— Да, радость моя…

Слушая свою радость, он вытянулся в лице и в возникшую паузу вставил:

— Совсем необязательно провожать меня на аэродром… Ах, ты уже здесь… Ну, как я могу быть недоволен? Чем чаще я вижу тебя, тем счастливее становлюсь. Не даром говорят: частые разлуки разбивают сердца.

После очередной порции от жены он убеждающим голосом говорит:

— Нет. Не отлучки из дома, а разлуки. По бизнесу…

Кисло:

— Да, да, я спускаюсь вниз.

Тихон вернул трубку Захару и посмотрел на часы.

— Рейс не чартерный. Ждать не будут.

Не прощаясь, он вышел из комнаты. Как только захлопнулась дверь, Захар повернулся к помощнику.

— И такой вахлак стоит во главе холдинга! Это ж надо… — сказал он, будто не был причастен к возвышению этого вахлака.

— Это несправедливо, босс, — поддакнул преданный Казимир.

— А несправедливость следует исправлять.

Захар взял шляпу.

— Провожу… босса, — сказал он.

Оставшись один, Казимир долго потирал руками в предвкушении исправления несправедливости.

5

В доме напротив холдинга на площадке между четвертым и пятым этажом стоял молодой человек в синих джинсах и в потертой светло-коричневой замшевой куртке. В нем чувствовалось что-то неуловимо иностранное. Так обычно выглядят русские люди, вернувшиеся из долгосрочной загранкомандировки на второй месяц пребывания на родине. Вроде бы наш человек и в то же время еще не вполне наш. Но уже не иностранец. Нечто промежуточное.

И только время сгладит последние различия.