Это сборник девяти странных рассказов о не менее странном грузинском художнике Нико Пиросмани. История сохранила мало деталей о его жизни, поэтому вымысла в этой книге много, вернее ровно столько, сколько и любви к этому великому художнику.
Предисловие
Давно-давно, приблизительно 150 лет назад, в Тбилиси жил и рисовал замечательный самобытный художник Нико Пиросманишвили. Город тогда назывался Тифлис, а страна — Российская Империя, но жители Тифлиса знали, что их окружает родная Грузия, которую они любили, и потому старались сохранять свой уклад. И вот на этих улицах Тифлиса жил Нико. Нико Пиросмани. Жил бедно, сложно, одиноко и трагично…
У него не было семьи, не было близких друзей, не было постоянной работы. Поэтому, когда его не стало, мало кто из его современников мог рассказать подробно о Нико. А он того стоил, так как научился рисовать так хорошо, что стал самым известным грузинским художником тех лет.
Автору этой книжки посчастливилось регулярно на протяжении многих лет слушать по вечерам некоего рассказчика историй из жизни Нико, который уверял, что знаком с жизнью Пиросмани не понаслышке. Что это значит, так ли это, вам решать, дорогой читатель.
Конечно, между реальным Нико Пиросманишвили и его литературным героем может быть авторский зазор любого размера. Не забывайте об этом и не воспринимайте эти истории как реальные. Именно поэтому они и названы сказками…
Так как эти сказки записаны со слов человека с его характерным, немного не родным русским языком, то автор книжки постарался сохранить атмосферу этих устных историй, по возможности не внося литературные правки.
Иногда рассказчик использовал некоторые самые ходовые слова грузинского языка, видимо, для придания рассказу аутентичности.
Вот эти несколько слов, их полезно запомнить сразу:
гамарджоба — здравствуй
батоно — господин (уважительное обращение)
диди мадлоба — большое спасибо
мадлопт — спасибо (при обращении во множ. числе)
каргад — хорошо
рогоро хар? — как ты? как дела?
Сверчок
Ну, так вот, слушай, а вот ещё была история с нашим уважаемым Нико Пиросманишвили.
Однажды к Пиросманишвили пришёл заказ. Нико был тогда уже достаточно известный художник вывесок и всяких украшений для магазинов в Тифлисе. И вот к нему прибежал мальчишка и говорит:
— Реваз хочет с тобой поговорить.
— Какой Реваз? — спрашивает Пиросманишвили.
— Реваз Габриадзе.
— Реваз Габриадзе. Какой Реваз Габриадзе?
— Ну как, Реваз Габриадзе, у него магазин подушек и одеял прямо в центре Тифлиса на Головинском.
— Аааа, Реваз! Габриадзе! Хорошо, мальчик, я к нему зайду.
Не сразу Нико пошёл к Ревазу. Решил, что правильнее выдержать день, может, два. Что сразу бежать вприпрыжку? Это раньше Нико побежал бы… А теперь решил: «Завтра схожу».
И вот он пришёл к Ревазу Габриадзе. А Реваз говорит:
— О, батоно Пиросманишвили, как я рад тебя видеть! Вот, думаю, вывеску поменять. Потому что, видишь, у меня что написано? Реваз Габриадзе, подушки и одеяла. И всё.
Пиросманишвили вышел, посмотрел и говорит:
— Да, как-то ничего нет запоминающегося.
— У меня подушки на гусином пуху, — говорит Реваз, — одеяло у меня на гусином пуху, нигде таких нет в Тифлисе. Лучшие подушки, лучшие одеяла у меня. Постарайся, Нико, батоно, дружище, постарайся нарисовать что-то такое, чтобы… чтобы было запоминающееся, чтоб люди сразу видели, что лучшие подушки и одеяла у Реваза Габриадзе.
— Хорошо, я подумаю, вопрос очень сложный, всё-таки, такое дело, я умею рисовать вино, мясо, еду. А это… Велосипеды могу рисовать. Ну, как-то без подушек и одеял было. Каргад, попробую, попробую.
— Слушай, Нико, если у тебя хорошо получится, я тебе лучшее одеяло дам. Ты под этим одеялом будешь спать так, что тебя ничто не разбудит. Тебе всё будет всё равно, когда ты будешь спать под одеялом Реваза Габриадзе.
— А, батоно, мадлопт, диди мадлоба, — ответил художник и пошёл.
Отошёл недалеко, сел напротив в скверике на лавочке и стал думать: «Как изобразить? Что изобразить? Одеяло, подушки. Ну, что одеяло? Можно нарисовать — люди идут, обняв подушку, и сказать: „С нашей подушкой можно спать на ходу!“ Нет, это как-то смешно. Можно сказать, что одеяла такие лёгкие, как облачка. И нарисовать такие облачка, и на облачках сидят люди или спят под одеялами. Но тоже как-то непонятно, что они делают на небе, когда надо спать дома в кровати».
В общем, Пиросманишвили сидел, сидел, думал, думал, и возникло у него несколько идей. Пришёл домой, стал рисовать эскизы. А он уже был таким известным художником, что мог дома сесть и поработать. У него дома уже был ватман белый, бумаги, разные карандаши, ручки, он мог уже что-то набросать. И потом с этими чертежами подмышкой он пошёл к Ревазу Габриадзе. Приходит в пятницу и говорит:
— Гамарджоба, Реваз! У меня есть кое-какие идеи, хочу с тобой их обсудить.
А Реваз Габриадзе в пятницу вечером уже такой весёлый, выпил вина, и ему хорошо бы уже спешить домой, потому что дома у него уже гости, дома у него застолье. И он говорит:
— Ай, батоно, ты — Нико Пиросманишвили! Ну что ты?! Что я буду смотреть на твои чертежи, на твои рисунки? Я тебе доверяю, тебе весь Тифлис доверяет. Вот тебе ключи. Оставайся на два дня у меня прямо в магазине. Рисуй! Я приду в понедельник, и мы с тобой тогда посмотрим.
И Пиросманишвили остался у него в магазине.
Ходил, смотрел на эти подушки — действительно такие лёгкие, такие тёплые. В одно одеяло он руку засунул внутрь. Одеяло было свёрнуто рулоном, и он взял туда руку засунул и выдернул руку, потому что чуть не обжёгся, так там стало руке тепло. Подумал: «Надо же, действительно, тёплое одеяло». И начал рисовать то, что придумал. Два дня рисовал и так и уснул в воскресенье вечером прямо за столом, где рисовал.
А утром в понедельник приходит Реваз Габриадзе и говорит:
— Ну как?
— Мне кажется, неплохо, — отвечает Пиросманишвили.
— Ну, давай возьмем эту твою длинную вывеску и прямо через входную дверь на улицу вынесем и поставим на стульчики. Пока не будем вешать, на стульчики поставим. Я буду разглядывать, и люди будут мимо идти. Они как-то будут комментировать: может быть, им понравится, может быть, нет, мы посмотрим. А мы с тобой на улице будем сидеть тоже на стульчиках. Люди будут проходить, мы с ними будем разговаривать, будем с тобой чай пить, завтракать будем. Хорошо?
А день был солнечный, тёплый. И вот они вдвоём эту вывеску вынесли из магазина, поставили на стульчики прямо вдоль магазина. И сами рядом сели с чаем и булочками. И Габриадзе говорит:
— Так, ну что, батоно Нико, начну рассматривать. Так. Слева ты нарисовал гусей. Хорошо. Гуси — это правильно. У меня гусиный пух в подушках и в одеялах. Это хорошо, что ты гусей нарисовал. И люди будут проходить и будут меня спрашивать:
— Ты что, гусей продаёшь?
А я буду говорить:
— Ха-ха-ха! Да, гусей, пух от гусей!
Они будут говорить:
— Ха-ха-ха!
Реваз помолчал немного и продолжил:
— Это хорошо всегда, когда люди видят что-то интересное, это хорошо. Так, дальше ты нарисовал длинное одеяло и под одеялом тут вся семья лежит и спит. Смотри, как крепко они спят. На боку, одна ручка под щёку, вторая рука на одеяле. Очень хорошо.
Так. А смотри, на горизонте у тебя голубое наше грузинское небо, а там, смотри, белые горы вдали. Очень красиво. И они спят. Хорошо. Спят. Видно, видно, что спят. Хорошо. Так. Значит, что ты нарисовал? Спит вот этот… Это, наверное, отец семейства спит. Смотри, какой большой нос у него. Ай, хороший грузин у тебя получился. А это его жена спит. Ммм, такая грузинка симпатичная. Хорошо.
Так, идём дальше. Это мальчик их спит. Хороший такой грузинский мальчик. И спит хорошо. На боку. Рука под щёчку. Ручка на одеяле. Так, дальше кто? Дальше это его сестрёнка спит. Ага, значит, папа, мама, сын и дочь. Хорошо.
Ага, а кто же у тебя тут ещё спит? Собачка спит. Ой, хорошо спит собачка, смотри. Одну лапку под мордочку положила, вторую, ой, хорошо, на одеяло лапку положила. Как ты догадался? Хорошая композиция получилась, понимаешь! Смотри, слева гуси, а справа у тебя отец семейства, его жена, мальчик, девочка и собака. О, за собакой ещё и кошечку ты нарисовал. Отлично! Значит, у тебя вся семья, и кошка, и собака, и все спят под моим одеялом. Хорошее изображение, очень хорошее.
А тут проходит знакомые Реваза и спрашивают все:
— О, Реваз, у тебя новая вывеска будет? Поздравляю!
А Реваз каждого спрашивает:
— Ну, что скажешь, нравится?
— О-о-о, очень хорошо, очень! Смотри, все спят, это очень хорошо. У тебя такие хорошие одеяла, все спят, очень хорошо. И гуси, ясно, это же гусиный пух, все знают, что только у тебя гусиный пух.
И идут дальше, потому что в понедельник утром у всех свои дела.
А Реваз говорит:
— А, хорошо, давай дальше смотреть, тут что-то у тебя ещё нарисовано. Так, так, значит, собачка спит, кошечка спит. А за кошечкой ты ещё и мышку нарисовал. Ха-ха-ха-ха! Ха-ха-ха! Пиросманишвили нарисовал мышку за кошкой. Зачем ты нарисовал мышку за кошкой, а? Объясни.
— Ну, это как бы такая аллегория с той сказкой, — отвечает Пиросманишвили, — когда репку все тянули, а мышка пришла и вытянула. Ну, в смысле, что мышка тоже член семьи, понимаешь? Она как бы… Какой дом без мышки? Что кошка делать будет?
— Ты прав, да, хорошо, очень хорошо. Вся семья, и такая есть как бы аллегория со сказкой про репку. Очень хорошо. Мышка — это очень хорошо. Мышка, да. А что тут у тебя такое за мышкой? Что это вот за… Что это? Ты что-то ещё хотел нарисовать? Или это у тебя просто рука дрогнула, краска кончилась, а?
— Ну, понимаешь, Реваз, я… Как-то подумал, что звуком это всё должно начинаться и звуком заканчиваться.
— Каким звуком?
— Ну, посмотри, у тебя слева гуси гогочут. Гуси гогочут громко. Так громко, что спать невозможно. А они все спят, понимаешь? То есть у тебя такое одеяло, что под одеялом можно спать, даже если гуси гогочут.
— Это да, это хорошо, а справа что у тебя за мышкой?
Реваз стал разглядывать, а Пиросманишвили стесняется сказать.
И тут идёт одна семья: мама, папа и мальчик. Мальчик идёт и говорит:
— Ой, собачка!
Мама говорит:
— Тише, что ты так кричишь? Неприлично так кричать.
Мальчик говорит:
— Ой, кошечка!
Папа говорит:
— Слушай, ты как будто совсем невоспитанный мальчик. Иди спокойно.
Мальчик не выдержал и воскликнул:
— Ой, мышка!
Родители говорят:
— Слушай, ты такой шумный! Как не хорошо!
И тут мальчик просто сказал:
— Ой, сверчок!
Папа с мамой остановились и говорят:
— Какой сверчок?
— Ну смотрите, тут мышка, а за мышкой сверчок. Смотрите, сверчок нарисован!
— Какой сверчок? — они подошли поближе. — Точно сверчок.
И рассмеялись. И мальчик рассмеялся. И они пошли дальше.
Реваз нахмурил брови и спрашивает:
— Какой сверчок?
— Ну, понимаешь, Реваз, — отвечает Пиросманишвили, — когда ты спишь, в доме тихо, и ты слышишь, как сверчок: тринь, тринь, тринь, тринь. А у тебя такое тёплое одеяло, что даже сверчок под одеялом засыпает и молчит, спит.
Реваз Габриадзе замолчал и задумался. Посмотрел себе под ноги и потом вдруг громко так:
— Гениально! Пиросмани! Нико! Это гениально! Это мне очень нравится. Если мальчик увидел, что это сверчок, это очень хорошо. Потому что, понимаешь, в каждом художественном произведении должна быть тайна. Ты мне сделал такую тайну. Люди будут подходить и говорить:
— А что это там у тебя за мышкой?
А я буду отвечать:
— Сверчок. Он спит! Ха-ха-ха! Отлично ты придумал, Пиросманишвили!
И, действительно, опять идёт другая семья с девочкой. Девочка смотрит и так же говорит:
— Ой, какая красивая собачка! Ой, какая красивая кошечка! Ой, какая красивая мышечка! Ой, а тут сверчок!
Реваз говорит:
— А смотри, девочка тоже поняла, что это сверчок. Я так понимаю, что… Э-э-э… Нико, я не очень хорошо знаю, как выглядит сверчок. Но если дети увидели, что это сверчок, значит, сверчок. Они, видимо, хорошо в школе учатся. Я не очень хорошо в школе учился.
— Я тоже не очень хорошо учился, — отвечает Нико. — Я просто как-то увидел, как он сидит за печкой и тринькает. Это такой маленький кузнечик, видишь, я так и нарисовал: кузнечик спит на боку, как все остальные, лапку подложил под свою, не знаю, как это называется, мордочку, что ли, а вторую лапку на одеяло и спит тихо, и поэтому всем спать хорошо.
Пиросманишвили успокоился, потому что Реваз Габриадзе был очень доволен.
— Ай, какая хорошая вывеска, а? — радовался Реваз. — И, главное, поговорить можно с прохожими. Ко мне подходит клиент, а я с ним поговорить могу. Я ему всё буду рассказывать. Я ему обязательно скажу, что это мне мой друг, сам Пиросманишвили сделал. И что тут всё звуком начинается и звуком заканчивается. Вот звук — это гогочут эти гуси, а справа — спит сверчок. Сверчок спит! Ха! Прекрасно! Спит сверчок! Отлично!
И они пошли внутрь. Реваз Габриадзе достал огромный тюк и сказал:
— Всё, как я обещал. Вот тебе одеяло. Это такое одеяло! Лучшее! И сверчок будет спать под этим одеялом.
Пиросманишвили рассмеялся и говорит:
— А я, ты знаешь, так волновался, так волновался. Я так волновался, что тебе не понравится сверчок, что на всякий случай даже приготовил баночку с краской, чтобы быстро его замазать.
— Ни в коем случае! Что ты?! Это самое главное место в картине! Сверчок! Спит сверчок! Это же очень смешно! Сверчок спит! Значит, так тихо в доме, что даже сверчок будет спать под одеялом Реваза Габриадзе! Ай, как хорошо!
И он ушёл договариваться с рабочими вешать эту вывеску наверх вместо старой. А Пиросманишвили взял тюк, сел напротив в скверике на лавочку и стал смотреть, угадают или не угадают прохожие, что там сверчок.
И все дети, которые мимо проходили, они все замечали гусей, мышку и сверчка. И кошку с собачкой. Им всем очень нравились все эти живые существа.
А некоторые подходили и смеялись. И тогда Реваз Габриадзе выходил сам, вытирал руки о свой халат и начинал что-то громко рассказывать и показывать руками. И все, в конце концов, подходили к самому правому краю вывески, и Пиросманишвили слышал, как то один, то другой скажет: «Сверчок, сверчок, сверчок, сверчок, сверчок!»
Пиросманишвили очень понравилась эта его работа. Он сидел и радовался.
И все эти варианты, когда кто-то там на небе идёт или спит на облачках, или идёт и обнимает подушку… Нет, это всё были не лучшие варианты. Всё-таки его вывеска получилась лучше всего. Он взвалил тюк с одеялом на спину и пошёл домой.
Вот такая была история с нашим уважаемым Нико.
Котёнок
А ещё вот такая история произошла с нашим Нико, когда он даже не надеялся, что станет художником. Слушай внимательно, потому что эта история запутанная.
Нико Пиросманишвили был одним из нескольких детей в семье. Иногда в сезон семья выращивала цветы и овощи и продавала их в Тифлисе. Тогда они брали маленького Нико с собой на базар.
И вот когда Нико стал уже относительно большим, то он как-то летом стал ездить вместе со старшими братьями продавать, в этот раз цветы, на рынок в Тифлис. Братья его при этом занимались сами всеми делами, а Нико просто просили присмотреть за товаром, когда их не было рядом.
Во второй половине дня, когда цветы были уже почти проданы, братья оставляли Нико приглядывать за тем, что не продалось, а сами с вырученными деньгами уходили за разными покупками. Они ходили по рынку и покупали то, что нужно в их деревне. И они всегда спрашивали:
— Нико, а тебе что купить?
— Мне карандаши и немного бумаги, — всегда отвечал Нико.
— Зачем тебе? — улыбались братья. — Мы же тебе в прошлый раз покупали.
— А я уже всё нарисовал теми карандашами.
— Ну, тогда покажи, что ты нарисовал.
Нико им показывал разные листочки с цветами, с какими-то улочками и домами. Братья смотрели, говорили: «И зачем ты это делаешь?» — и уходили за покупками. А Нико Пиросмани оставался с непроданными цветами и даже пытался их продать.
Во второй половине дня цветы, непроданные до жары, уже были не такими свежими и яркими. И люди проходили мимо и говорили: «А-а-а! Эээ…»
Пиросмани без надежды в голосе спрашивал:
— Купите цветы?
А ему отвечали: «А-а-а! Эээ…» — с тем смыслом, что не очень-то нам и хочется покупать несвежие цветы. Поэтому Нико брал разные бумаги, карандаши, сидел и рисовал эти несвежие цветы. Он пытался нарисовать цветок увядающий. То есть тот цветок, который уже начинает засыхать, уже начинает терять влагу и стареть, чуть сморщивается и становится в итоге не таким красивым.
Братья приходили и говорили:
— Ну, что ты тут нарисовал?
А он им показывал эти цветы.
— Зачем ты рисуешь такие некрасивые цветы? — удивлялись братья.
— Мне интересно рисовать цветок, — отвечал Нико, — который не такой, как мы его видим на грядке или кусте, а вот уже срезанный цветок, умирающий цветок.
— Какой ты у нас странный, Нико, — улыбались братья.
И так проходили дни. Нико немного раздражало такое отношение братьев. Его тяготили эти непроданные цветы и постоянное ощущение ненужности себя на рынке.
И вот однажды Пиросманишвили решил остаться в Тифлисе и попробовать найти себе работу художником. Его никто не знал, он был молодой парень, совсем молодой. И вот он взял с собой папку с рисунками, карандаши и немного хлеба и стал ходить по улицам, заходить в разные небольшие магазинчики и говорить:
— Я могу вам нарисовать что-нибудь, например, вывеску.
— А кто ты такой? — спрашивали у него.
— Я Нико, Нико Пиросманишвили.
— Не, мы о таком не слышали. Проходи, проходи, дорогой, проходи. Дальше иди, иди дальше.
И как-то он совсем уставший и расстроенный дошёл до одного магазина, где продавали разную свежую еду и вино. Это был обычный маленький магазинчик, которых тогда были сотни в Тифлисе. Нико мимо него уже проходил и раньше, может быть, и не раз. И вывеска на нём была самая обычная для Тифлиса тех лет: застолье, то есть за столом сидят грузины в национальной одежде, поднимают тосты на фоне заснеженных гор и голубого неба.
А на улице как раз стоял хозяин, смотрел на вывеску своего магазина, уперев руки в бока, и что-то бормотал себе в усы. Он увидел Нико и говорит:
— А! Гамарджоба! Это ты всё ищешь, кому что-нибудь разрисовать? Ты же вывески рисуешь?
— Да, я вывески хочу рисовать. То есть, могу рисовать.
— А можешь ты мне помочь бутылки с вином разгрузить и разные ящики в подвал снести? А то что-то мой помощник всё не идёт.
И Пиросмани согласился и остался у него разгружать ящики и бутылки с вином. Поднимать ящики, переставлять их с одного места в другое, складывать в подвале, а из подвала другие приносить. Полдня он так проработал и устал. Но он был рад, что его работа кому-то стала нужна.
А хозяин говорит:
— Я гляжу, Нико, хороший ты парень. Работаешь честно. Но у меня нет денег. Хочешь, я тебя накормлю и дам с собой и вина и хлеба?
— Конечно, хочу. Это всё лучше, чем быть голодным.
И он взял лаваш, кусок сыра, пучки зелени, бутылку вина и бутылку мацони, вышел из этого магазина, сел на лавочке напротив и стал есть. А вино решил оставить на ночь или подарить братьям.
А у хозяина магазина был маленький котёнок. И этот котёнок вышел из магазина и перешёл за Нико дорогу, потому что котёнок был худой и, видимо, голодный, и он видел, что у Пиросмани лаваш в руке. Нико только откусил лаваш, как увидел, что котёнок к нему пришёл. И спросил котёнка: «Голодный? Хочешь лаваш?»
А котёнок ответил «да», то есть просто заулыбался и мяукнул. Пиросмани отломил ему кусочек и положил рядом на скамейке. Маленький котёнок запрыгнул на скамейку, сел рядом и стал есть. Аккуратно и тихо есть. Нико сам ел и отламывал котёнку кусочки.
Первый раз за день Нико что-то ел, не шёл куда-то, не мотался по улицам, а сидел и отдыхал. Он ел заработанный своим трудом лаваш с сыром, закусывал базиликом и другой зеленью, запивал мацони и не забывал отламывать кусочки этому маленькому котёнку.
Тут из магазина опять вышел хозяин и стал опять разглядывать свою вывеску, приложив ладонь ко лбу. Разглядывал, цокал языком и громко вздыхал. Потом вдруг обернулся, заметил Нико и воскликнул:
— А вот и ты! Батоно, послушай. Хорошо, что ты не ушёл. Погоди.
Хотя Нико и не собирался уходить. Владелец магазина перешёл дорогу и говорит:
— Спасибо тебе за работу. Хорошо поработал. А, может, ты мне вывеску обновишь, действительно, а? А то я тут договорился с одним, а он говорит: «Нет, нет, я не могу». А другой, тот, кто мне рисовал, назвал такую цену — дорого мне.
— У вас же есть эта вывеска, — отвечает Нико.
— Нет, мне новая не нужна. Ты эту можешь подправить, сделать получше, поярче? Она старая. Давно висит. Уже краски потускнели, выцвели. Вон с краю вообще осыпались.
Нико обрадовался такому предложению и говорит:
— Конечно могу, только мне нужны краски и кисточки. У меня ничего с собой нет, но я умею рисовать.
— Ааа, ещё тебе надо и краски покупать, и кисточки? И сколько ты за свою работу хочешь взять?
— Да ничего я не хочу взять. Обедом накормите, и будет хорошо. А ещё бутылку вина с собой дадите для моих братьев, будет достаточно.
— А тогда да, давай, хорошо, — обрадовался такой низкой цене хозяин. — А то у меня денег мало. Давай делать. Ты, я вижу, честный и хорошо умеешь работать. Я это понял.
Хозяин дал Нико немного денег, чтобы купить кисточки и краски. И сказал, где поблизости магазин и что надо сказать в магазине: «Я от Сосо, буду чинить ему вывеску», — чтоб продали дешевле.
А котёнка Нико взял за пазуху, потому что Нико было скучно всё время бродить одному. Котёнок-то сначала за ним сам попытался пойти. Но Нико длинный, худой, идёт быстро, а котёнок не может бежать. И Нико его просто взял за пазуху.
Нико нашёл этот небольшой магазинчик рядом, сказал всё, что надо, и купил с большой скидкой набор красок и кисточки. Хозяин магазина, который продавал кисточки, говорит:
— Ай, батоно, какой ты добрый человек. У тебя за пазухой котёнок, значит, ты добрый. Передавай привет Сосо. Сосо тоже добрый человек.
Пиросманишвили улыбнулся и говорит:
— Это не мой котёнок, это котёнок Сосо, хозяина магазина. Я ему вывеску буду подправлять, улучшать.
Нико вернулся и сразу стал заниматься вывеской. Сначала они с хозяином её сняли и отнесли на задний двор. Нико работал кисточками весь оставшийся день, очень устал, но не успел всё и не уходил. Хозяин говорит:
— Нико, ты куда пойдешь ночевать?
— У меня нет ночлега тут в Тифлисе, — отвечает Пиросманишвили, — я приехал из деревни, с гор. Мои братья торгуют цветами на рынке каждый день. Они уже уехали, а я остался в Тифлисе, чтобы найти какую-то работу.
— Ну, тогда ложись тут на топчане в подсобке. Я тебе постелю, только смотри, никакое вино не пей, я тебе и так бутылку подарил.
И дал ему еще кусок хлеба, сыра и разной зелени на ужин. И хозяин ушёл.
Вот ночью Пиросманишвили засыпает и чувствует котёнка у себя в ногах. Нико довольный, думает: «Надо же, у меня теперь есть друг в Тифлисе, этот котёнок. Это будет мой тифлисский друг. Итак, в Тифлисе у меня теперь есть маленький друг. Братья спросят, когда я вернусь домой: «А завёл ты там себе друзей в Тифлисе?» А я скажу: «Да, у меня есть знакомый один, хороший такой, серенький. Котёнок». И так он заснул.
А очень рано утром он вскочил и сразу стал доделывать свою работу, ещё когда никого не было. И успел всё сделать к приходу хозяина. Хозяин похвалил Нико, что тот так рано встал и уже поработал. И сказал:
— Давай теперь посмотрим, что ты сделал.
Они вынесли вывеску на улицу, поставили её на землю, опёрли на что-то, чтоб не упала. Хозяин встал перед вывеской, упёр руки в бока и замолчал. Подходил поближе, отходил подальше и всё рассматривал. Молчал долго, потом сказал:
— Э-э! Нико! Плохо. Очень плохо. Ты посмотри, что ты наделал. Как тебе не стыдно? Ты испортил старую вывеску, а не обновил!
Нико опешил и говорит:
— И здесь, и здесь, где краска облупилась, я всё восстановил. Один в один цвет. Точно, как это было всё сделано до меня. Глаза подвёл. Смотрите, какие яркие у людей глаза. Какое красивое теперь вино на столе. Фрукты на столе свежие. Смотрите, хлеб как настоящий на столе.
А на вывеске было нарисовано традиционное грузинское застолье. Длинный стол, сидят люди, поднимают бокалы, пьют вино, кушают хлеб, сыр. И это всё на улице, вдалеке видны горы, какие-то зеленые кусты, какие-то гуси ходят около стола, там дальше коровы пасутся. В общем, красивая деревенская жизнь.
Хозяин говорит:
— Эээ, всё ты правильно говоришь, все краски теперь свежие, всё блестит, всё новое. Работу ты сделал большую, не спорю. Но посмотри, у тебя у всех лица стали грустные, а у меня раньше на этой вывеске до тебя лица были весёлые. Люди пришли купить вино и еду, у них лица должны быть весёлые, ты понимаешь? У них праздник! А теперь что?
Пиросманишвили подумал и говорит:
— Ну, вино и еду покупают не только для веселья. Не знаю, я хотел как лучше. Может быть, я так нарисовал, потому что у меня такое настроение…
А хозяин замолчал, а потом говорит:
— Ладно, ладно, вижу, что ты старался, Нико. Но теперь иди, иди! Вот тебе ещё еды, мацони и вина, как я обещал, и иди. Расстроил ты меня! Очень расстроил.
А потом говорит:
— Погоди, а что тут у тебя, точки какие-то, их не было раньше? Смотри, ты тут испортил вывеску, смотри, в углу грязь какая-то, смотри, точки по углам.
И тут Пиросмани заметил, что там в углу есть точки, такие маленькие отпечатки лапок. И он вспомнил, что, когда он рисовал картину, котёнок крутился вокруг и в один момент лапами попал в серую краску, и этими серыми лапками прошёл по углу вывески. Во многих местах Нико вытер следы, а в этом месте не заметил.
А хозяин магазина говорит:
— А, так это котёнок напачкал, его следы. Забирай тогда и котёнка этого, он мне не нужен, он тоже мне вывеску испортил!
Нико взял еду, взял котёнка и ушёл опять бродить по городу. Бродить и не понимать, как быть, потому что ему нужно было дождаться следующего дня, когда братья придут опять торговать цветами на рынке. Ему нужно было где-то переночевать. Эту ночь он провел в магазине, где ему постелил хозяин, а следующую ночь ему неизвестно где придётся провести.
Было раннее время, выходной день. Людей и движения было очень мало в городе. И тут на соседней улице он увидел подметающего тротуар дворника. Нико остановился посмотреть и понять, насколько это трудная работа, и вспомнил, как он сам вчера таскал ящики полдня без перерыва. Нико подошёл к дворнику и говорит:
— Хочешь, я тебе помогу подмести.
Дворник остановился, посмотрел на Нико и говорит:
— Зачем? Спасибо, я не устал, я и сам могу.
И продолжил подметать.
А Нико отошёл от него в сторонку и так и остался стоять и смотреть, как дворник метёт улицу. Тогда дворник опять остановился и спросил:
— Что ты смотришь, как я работаю?
— Понимаешь, у меня такой неприятный день, мне хочется с кем-то поговорить. А у меня только котёнок. Мы вдвоем, я и котёнок.
Нико достал котёнка из-за пазухи и показал. Дворник опёрся на метлу и говорит:
— Ну, тогда рассказывай, я тебя слушаю.
— Понимаешь, — продолжил Нико, — я рисую вывески. И испортил вывеску хозяину магазина еды и вина тут недалеко за углом.
— А, знаю его, Сосо, хозяин магазина, да знаю, тут недалеко, и что теперь?
— Ты понимаешь, я ему его старую вывеску, считаю, улучшил и обновил, но, понимаешь, я немножко сделал грустные лица. Лица стали грустные, и Сосо меня прогнал и очень расстроился.
— Ну да, у него на вывеске всегда весёлые грузины за столом сидели. Когда вино и еду покупают, то люди радуются, вино пьют на праздники.
— Нет, вино пьют не только на праздники, вино пьют и в грустные дни, когда кого-то вспоминают, когда что-то плохое вспоминают — тоже сидят за столом, едят и пьют вино.
Дворник задумался и говорит:
— Ну да. Может, ты и прав. Но не огорчайся так, ведь и вправду еду и вино больше покупают на праздники.
— Вот он меня выгнал, а я думал там у него переночевать. Я прошлую ночь там в магазине у Сосо, где работал, там и ночевал, а теперь у меня есть только немного еды и вина и котёнок. Котёнок мой друг. А братья мои приедут в Тифлис на рынок только завтра.
— Ну, давай тогда пошли ко мне, я тебе ночлег дам, и мы с тобой вечером посидим, поедим и выпьем твою бутылку вина, и я тебя тоже чем-нибудь угощу. Арчил меня зовут.
Так они познакомились.
Пиросманишвили обрадовался очень сильно и сказал:
— Диди мадлоба, огромное спасибо!
И они пошли к дворнику. А дворник жил под лестницей. Есть такие дома большие, у них широкие лестницы вверх идут к дверям парадным. А под лестницей часто делают маленькую-маленькую коморочку. Чтоб в ней жил или дворник или садовник.
Вот в ней и жил этот дворник. Пиросмани даже туда зайти не смог, не нагнувшись, и говорит:
— Эй, друг, ты решил поделиться со мной ночлегом, а у тебя самого почти негде спать.
— Слушай, у тебя нет выбора. Или ты будешь спать на улице, и тебя схватит участковый как бездомного, или ты будешь спать тут у меня. Я подвинусь, вот тут тебя постелю на полу, а я сам вот тут буду спать, как обычно, на топчане. Хочешь? Давай.
Пиросманишвили на самом деле очень обрадовался этому, потому что ему не так было важно, что это за ночлег, как важно то, что у него появился настоящий друг. Арчил. Тифлисский друг. Котёнок — это, конечно, хорошо. Но Арчил — это настоящий друг, который согласился поделиться местом для ночлега, когда у самого так мало места.
Весь вечер новые друзья разговаривали, смеялись и рассказывали друг другу разные весёлые истории. Потом Нико стал показывать свои рисунки. Он все эти дни был неразлучен со своей папкой. Арчил смотрел внимательно, цокал языком и говорил:
— Да ты художник! Ты настоящий художник! У моей хозяйки в доме на стенах такие же картины в рамках висят. Она ими очень гордится.
И они прекрасно провели время до самой ночи. И крепко заснули, потому что поели и выпили вина.
А рано утром дворник ушёл работать, потому что дворники просыпаются рано и идут работать до того, как все проснулись. И он пошёл подметать улицы, убирать мусор. А Нико проснулся чуть позже, доел хлеб, вышел с котёнком и решил поблагодарить этого дворника.
Нашёл его неподалёку и говорит:
— Я сейчас иду на рынок к братьям, я могу тебе принести во второй половине дня цветов.
— Зачем мне цветы? — рассмеялся дворник. — Тем более во второй половине дня. Они не свежие, я знаю, на рынке во второй половине дня свежих цветов нет.
Тогда Нико немного огорчился и говорит:
— Ну, что я могу тебе ещё хорошего сделать, раз ты такой хороший мой друг? Я всё равно тебе принесу цветы.
— А, Нико, делай, что хочешь, ты хороший человек. Котёнка не оставишь мне?
— Нет. Котёнок мой друг, как я могу тебе его оставить?
И они с котёнком ушли. Нико пошёл той дорогой, которой пришёл. То есть он пошёл мимо магазина Сосо. Но он пошёл другой стороной улицы, чтоб его не заметил Сосо. Проходя мимо магазина, Нико увидел, что хозяин магазина стоит на улице, опять руки в бока, и рассматривает свою вывеску. Смотрит на неё и вздыхает: «Эх! Эх! Эх!»
Нико испугался и даже пошёл совсем быстро, чтобы только его не увидел Сосо, потому что действительно на вывеске были не очень весёлые лица у людей, которые сидели за столом.
Нико пришёл на рынок, увидел своих братьев и говорит:
— Вы знаете, братья, у меня появилось два друга. Один вот, — и достал серого котёнка.
— Какой же это друг? — рассмеялись братья. — Это просто котёнок. Причём такой маленький, дохленький. Зачем он тебе нужен? Оставь его где-нибудь, брось его.
— Как я могу бросить? Это друг.
— А кто ещё?
— А ещё у меня есть друг из Курдистана — Арчил. Он тут работает дворником. Он мне дал ночлег. Я у него ночевал. Очень хороший человек. Если у нас останутся цветы, которые мы не распродали, я ему отнесу.
— Ну, хорошо. Странный ты у нас, брат.
И они стали торговать, как обычно. А Пиросманишвили, как обычно, рисовал цветы, ходил, смотрел. Нашёл еду для котёнка.
Во вторую половину дня братья пошли заниматься покупками, а Нико остался с цветами. Он отобрал несколько самых красивых цветов, самых свежих, завернул их в свёрток и припрятал, чтобы братья не увидели. Братья пришли и сказали:
— Ну всё, мы собираемся домой.
— Мне надо к другу сбегать, — отвечает Нико, — ему тут кое-что передать надо. Я быстро.
— Ну, давай, только не долго.
И Пиросманишвили побежал к своему другу, а в свёртке у него были розы. И он прибежал к дворнику и говорит:
— Слушай, на, я тебе цветы дарю.
— Слушай, — смутился Арчил, — ты мужчина, я мужчина, и ты мне даришь цветы? Как-то странно, это надо женщине дарить.
— Ну, вот ты и подаришь, у тебя есть какая-нибудь девушка или женщина знакомая, ты ей подаришь эти цветы. Это же красиво!
— А-а-а, хорошая идея! Я хозяйке своей подарю. У меня есть хозяйка, она просит иногда её сад убрать. Очень хорошая женщина. Настоящая грузинка. Я ей цветы подарю. Хорошо, спасибо, диди мадлоба, Нико.
И Пиросмани побежал назад на рынок, чтобы вместе с братьями на телеге поехать домой.
И, собственно, тут почти вся история закончилась. Однако, через несколько дней, когда Нико опять приехал с братьями в Тифлис на базар, он решил навестить своего друга дворника. И побежал к нему, потому что времени было мало.
Прибежал, а дворник говорит:
— Слушай, хорошо, что ты пришёл! Ты знаешь, этот хозяин винного магазина Сосо, он тебя искал по всему городу.
— Почему он меня искал? — испугался Пиросмани. — Он что, хочет, чтобы я ему что-то ещё сделал? Или он меня хочет поколотить за вывеску? Зачем я ему нужен? Он что, так сильно обиделся за то, что я не так нарисовал?
— Нет, Нико, — заулыбался дворник, — наоборот, он тебе даже подарок оставил. Он узнал, что ты у меня ночевал и решил, что ты опять придёшь. Подарок у меня, в каморке моей, под лестницей.
— Какой подарок? Он же был очень недоволен тем, что я сделал. Какой подарок?
— Ты не поверишь! Этот Сосо наоборот стал потом очень доволен — и прислал тебе много еды и вина. Ты представляешь? Целую корзину с вином и корзину с едой. Сказал, что у него денег мало, а еды много.
— Что случилось? Что не так? Я ничего не понимаю. Может быть, мне к нему сходить?
— Ну, если у тебя есть время, сходи. Ну, а так я тебе могу передать, что он сказал. Он сказал, что во всех магазинах, которые торгуют едой и вином, вывески одинаковые, и всегда люди на вывесках радостные. Весь Тифлис, все магазины с едой в Тифлисе имеют одинаковые вывески. На всех вывесках всегда люди сидят за столом и улыбаются, все люди радуются. Понимаешь?
— Я понимаю, что все вывески одинаковые, но я не понимаю, зачем он прислал мне еду и вино.
— Слушай дальше. Что ты такой нетерпеливый?! Слушай сюда и не перебивай. Сосо сказал так: «Единственный магазин в Тифлисе, где на вывеске грустные люди, это мой магазин». Так он и сказал: «Мой магазин с грустными лицами».
— Я ничего не понимаю, — отвечает Пиросмани. — Я знаю, что у него единственный такой, это я ему испортил эту вывеску, я сделал грустные лица, у меня такое настроение было тогда.
— Что ты спешишь? Что ты меня перебиваешь? Дай я тебе дорасскажу. Так вот, этот хозяин магазина Сосо сказал, что теперь все люди, когда им нужно купить еду и вино в грустный день, когда у них плохое настроение, когда у них что-то случилось, какое-то горе, когда они что-то плохое отмечают, они идут к Сосо в его магазин. Они не могут с грустным настроением, когда им плохо, идти в магазин, где люди на вывеске радуются и веселятся. Они идут все к нему. Поэтому со всего города, все люди, когда у них что-то случилось, они идут в магазин Сосо. А когда у них что-то радостное, они идут в любой магазин, который рядом. И у этого Сосо сильно выросло число клиентов. Поэтому он очень рад, что ты сделал грустные лица. Понимаешь?
И только тут Пиросманишвили понял:
— Ах, да, конечно! Когда человек грустный, когда он отмечает какое-то очень грустное событие, как он может пойти в магазин, где такая радостная вывеска? Конечно, он пойдет туда, где грустная.
А дальше Нико подумал: «Может быть, даже они там у меня за столом на вывеске не грустные, а просто сосредоточенные…»
Нико очень обрадовался такому повороту дела и говорит:
— Ай, как хорошо, я так рад, я так рад. Тогда знаешь, что, дорогой мой друг? Я возьму только одну бутылку для братьев, а, нет, слушай, я возьму две бутылки для братьев, а остальные оставлю тебе. И всю еду оставлю тебе, так как я очень тебе благодарен за всё. А братьям я подарю вино и расскажу всю эту историю. И если хочешь, я к тебе ещё раз приду, и мы с тобой вместе будем есть и праздновать, что так всё хорошо закончилось. И вот я тебе опять цветы принёс, чтоб ты своей хозяйке подарил. Ну всё, я побежал.
Но Арчил не согласился всё забрать. И тогда они поделили поровну всю еду и вино. И после этого Нико побежал к братьям с целой корзиной еды и вина.
Прибежал к братьям на рынок и отдал им эту корзину.
— Это вам немного еды и вина от меня.
— Откуда у тебя еда? — удивились братья. — Откуда у тебя вино? Тем более хорошее, смотри, какое хорошее вино. Большие бутылки. Как ты сделал это?
Нико помолчал, посмотрел хитро на них и говорит:
— Я художник, я в прошлый раз нарисовал вывеску продавцу еды и вина Сосо. И он меня так отблагодарил, он мне передал корзину с едой и корзину с вином, и до этого он меня кормил и поил, когда я работал у него.
— А где же тогда вторая корзина с едой и вином? Ты что, выпил всё сам и съел?
— Нет, — заулыбался Нико. — Я её подарил своему другу дворнику Арчилу. Он меня тогда спас, когда мне негде было ночевать. А эту корзину я принёс вам.
— Ну… Хорошо. Тогда мы будем теперь тебя считать художником, раз ты смог заработать на этом.
И с тех пор они стали называть его художником.
Вот такая история.
Подкова
Эта история случилась, когда Нико Пиросмани был ещё очень беден. Ходил целыми днями по Тифлису со своей сумкой, где были кисти и краски, и предлагал нарисовать вывеску для магазина или написать портрет.
Он ходил по улицам, заходил в магазины, а ему говорили: «Иди, дорогой, иди, у нас и так дела идут неважно».
Он приходил в богатые дома, где жили богатые грузинские семьи. В богатых грузинских семьях отцы иногда имели титул князя — таури или даже дворянина — азнаури. Потому что когда-то давным-давно это были очень богатые известные семьи. Их отцы имели звание или титул, и потом этот титул передавался из поколения в поколение. И даже в таких богатых домах Нико говорили: «Нет. Спасибо».
И вот как-то вечером Нико сидел у себя в своей полуподвальной каморке и думал, что если у него не будет ни одного заказа, то ему нечем будет заплатить аренду за свою каморку, и он может оказаться вообще на улице. Он и раньше, бывало, жил на улице. Но в последнее время вроде как-то всё стало налаживаться в его жизни, и вот опять ни одного заказа…
Он давно не ел хорошо и всё переживал, что же делать дальше. И решил, что надо попытаться найти подкову и прибить её на дверь, и, может быть, это принесёт удачу. Есть такая примета.
Нико был в состоянии, которое называется отчаяние, когда человек цепляется за самые призрачные надежды и решения. И вот в субботу он пошёл на барахолку, где продаётся всё старое и не дорого.
Он ходил там и сям между разными рядами и нашёл ряд, где продаются подковы и другие вещи для лошадей. Нико ходил и смотрел на подковы. Ему все говорили: «Покупай у меня! У меня покупай! Покупай у меня!»
А один кузнец был достаточно пожилой, он спросил Пиросмани:
— А у вас лошадь-то есть?
— Нет у меня лошади.
— А кому вы хотите купить подкову? Своему другу? Его лошади?
— Да, я вот эту возьму, — поспешно ответил Нико и показал пальцем на первую попавшуюся на глаза.
— А у него, у вашего друга, лошадь-то большая или маленькая?
Пиросмани посмотрел прямо в глаза этому продавцу и сказал:
— Нет у него лошади, и у меня нет лошади. Я хочу подкову купить себе для удачи, чтобы она мне удачу принесла.
— Не-е-е, — рассмеялся продавец, — новые подковы удачу не приносят. Удачу приносит подкова или старая, или которую вы нашли. Идёте вы по дороге, вдруг бац, находите подкову. Вот она вам принесёт удачу. Или какая-нибудь совсем старая.
— А у вас есть совсем старая подкова?
— Ну, сейчас посмотрю.
И стал рыться у себя в ящике. Нашёл на дне какую-то ржавую-ржавую и говорит:
— Вот. Вот эта. Я её держу, потому что мне нужно иногда размер знать. Это подкова для обычной лошади.
— Сколько я вам должен за неё?
— Я вам так её дарю.
— Как так?
— Ну да, вам же она нужна не для лошади, а для того, чтобы вам удача пришла.
— Да, верно.
— Ну, вот и берите её.
— Диди мадлоба, — ответил Нико, завернул подкову в бумажку и положил в свою большую сумку, туда, где у него были и краски и кисточки. И сразу пошёл домой.
Дома развернул подкову и стал её рассматривать. Ну, подкова как подкова, ржавая какая-то, по краям стёртая даже. Он подумал: «Сейчас я её над дверью прибью, над входом. Но у меня даже и гвоздей нет». Пошёл к соседу своему сверху, к Мелко, взял у него гвоздики и прибил подкову над дверью. А пока стучал, сосед спустился вниз и говорит:
— О, Нико, что это ты делаешь?
— Вот, видишь, подкову прибиваю.
— Зачем?
— Чтобы она удачу мне принесла.
— О, что, совсем всё плохо?
— Да. Нет никаких у меня заказов.
— И не ел, наверное, давно.
— Да, не ел.
— Погоди, я сейчас я к тебе вернусь.
И сосед вернулся с едой. И сидели они в каморке у Нико, разговаривали, ели хлеб, ели сыр и запивали мацони. Конечно, еда была не особенно сытной, потому что сосед тоже был небогатым человеком. Но они посидели и поговорили хорошо, и сосед ушёл. Был уже вечер. Пиросмани сидел и думал: «Вот висит у меня подкова. Будет удача или нет? Наверное, будет». И заснул.
А утром проснулся и пошёл опять искать себе заказы. А заказов не было и нет, не было и нет, нет и нет. Ходил один день, ходил два дня, ходил три дня. Злой пришёл домой, голодный. Ничего не получается. И эта подкова висит над дверью, как будто бы тоже грустная. Пиросмани оторвал её с двери и сказал: «Всё, аж стыдно, что это я подкову повесил. Как будто бы я верю в какие-то предрассудки, как будто я суеверный, как будто я… Мне стыдно даже. Люди скажут: «О, Нико Пиросманишвили подкову у себя прибил! Он что, странный какой-то, чудной? Что, он верит в эти глупости?»
Пиросмани решил, что надо эту подкову кому-нибудь подарить. Потому что раз она к нему пришла бесплатно, её надо кому-то тоже отдать бесплатно. Потому что нельзя же брать деньги за то, что к тебе пришло бесплатно, за подарок.
А все эти три дня, пока он ходил по городу и искал заказы, он всё время думал о подковах. Потому что тогда машин почти не было — по городу ездили все на тележках, запряжённых лошадьми, и он слышал это цок-цок-цок-цок-цок-цок-цок-цок и думал: «Надо же, не обращал я раньше внимание на то, как цокают копыта. А ведь действительно, если копыта без подков, то они не будут так цокать по мостовой. Мостовая же из камня сделана, а с металлическими подковами копыта цокают».
И он уже так привык это слушать, что даже стал различать, что есть копыта, которые цокают одинаково, а есть, которые чуть-чуть не так цокают. И он всегда оборачивался и смотрел, что это, почему это они не так цокают. И вот, когда он решил подкову кому-нибудь подарить, он взял её и пошёл на улицу. И думал: «Ну кому же предложить подкову? Это же выглядит глупо. Идёт человек с подковой и говорит: „Нужна подкова кому-нибудь?“ Ну что это такое?! Подумают, сумасшедший какой-то».
И тут он услышал, как цокает лошадка, и она цокает очень странно: цок-цок-цок..-к, цок-цок-цок..-к, цок-цок-цок..-к. Он обернулся и увидел: едет верхом очень красивый большой господин, по виду просто князь, усатый, в дорогой черкеске, но едет на лошади медленно. И лошадь его слегка как бы прихрамывает.
Нико махнул ему рукой и говорит:
— Гамарджоба, батоно!
А тот остановился и говорит:
— Что тебе надо, батоно?
— У вас… у вашей лошади подковы одной нет.
— Да, на задней ноге нет.
— А у меня есть подкова, — сказал Нико и протянул подкову этому господину.
— Ты что, продать мне её хочешь? — спросил тот.
— Нет, подарить.
— Ты что, городской сумасшедший?
— Нет, нет, я художник.
— Какой художник?
— Я портреты рисую, вывески для магазинов, что попросят, то и рисую.
— А подкова тебе зачем?
— Если честно, я подкову попросил на рынке, чтобы она мне удачу принесла. И мне её подарили там. Я прибил её над дверью. Ходил, ходил, а заказов нет. Я решил её кому-нибудь тоже подарить. Вот хочу вам подарить.
Князь взял подкову, повертел и говорит:
— Так она старая.
— У меня другой нет.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.