Бесплатный фрагмент - Ничей

Пролог

Где-то звонит колокол, еле слышный в подземном переходе, где стоит женщина: ей под сорок, её зовут Люба. Она в монашеском одеянии и поет псалом. — …Господи, Боже наш! Как величественно имя твое по всей земле! Слава твоя простирается превыше небес! Из уст младенцев и грудных детей ты устроил хвалу… — голос у неё чистый, красивый. Несколько зевак стоят поодаль, внимая пению монашки; ей подают, не скупятся.

Мимо торопливо проходит подросток по кличке Карлсон — ему лет пятнадцать-шестнадцать. Люба косит на него глазом, продолжая петь, — …ради врагов твоих, дабы сделать безмолвным врага и мстителя…

Не глядя в сторону Любы, Карлсон выстреливает молодым баском. — Уходи! Полицейский идет!

Одухотворенность мгновенно слетает с лица женщины: Люба обрывает пение, кидает в сумку, стоящую в ногах, банку для пожертвований, картонную бирку с текстом «Подайте на строительство храма» и убегает.

В переходе появляется веснушчатый полицейский. — Эй, гражданка в чёрном! Пожалуйста, остановитесь!.. — приказывает он.

…Люба бежит по битому кирпичу вдоль заброшенного жилого здания, на ветру развевается платок-апостольник, за ней — полицейский. От его вежливости не осталось и следа. — Стой, сучка! Догоню — урою!.. — кричит он. Люба забегает за угол, за ней — полицейский.

…На земле лежит полицейский, на лбу из раны сочится кровь. Запыхавшаяся Люба и Карлсон стоят поодаль. — Ты его не убил? — говорит Люба.

— Нет, — отвечает Карлсон. — У ментов лбы крепкие. Проверено.

Они подходят к полицейскому. — Жалко: молодой такой, — говорит Люба и придурковато хихикает. — Хорошенький!

— Ага! А если бы он тебя сдал за работу на чужой территории! — выговаривает ей подросток. — Ты, Люба, думай, кого жалеть! Мент это продажный!

Люба вздыхает. — Все мы люди, все мы — человеки.

Карлсон наклоняется, подбирает огромную гайку, лежащую рядом с полицейским, и кладёт в карман. — Пошли отсюда.

Они торопливо идут вдоль заброшенного здания. Люба на ходу снимает с головы чёрный платок-апостольник и кладёт в сумку.

— Тут тебе нельзя работать, — говорит юноша.

— Да. Нужно искать другой переход.

— Я завтра на Румянцевский рынок ухожу.

— Что так?! — удивляется Люба.

— На Крестьянском я уже примелькался. Менты в интернат могут сдать.

— И иди в интернат. Заживёшь как человек. Имя тебе дадут. Документы получишь.

— Чего! Офигела что ли! Слышал я, как в детдомах живут! Я пацан свободный и живу сам по себе!..

— Разве это жизнь — прятаться да убегать?

— А чё. Мне — в прикол…

Люба вздыхает, глядя на Карлсона.

1

По дачному поселку едет джип. Салон у него из белой кожи, дорогой и чистый. Под лобовым стеклом на шнурке болтается символ языческого солнца, похожий на диск от циркулярной пилы. За рулём — человек по кличке Бритва; ему слегка за тридцать, он сухощавый, в костюме с иголочки, и в затенённых очках в модной оправе. Рядом — Шрэк, по виду — его ровесник, с ковшеобразной челюстью и в спортивном костюме.

— …Корней — урка старого закала и мы для него — никто, — говорит Бритва. — Пыль. Потому он у нашего пушера дурь забрал. Мол, толкал товар на его территории.

— Почему его?! — упрямится Шрэк. — Это наша территория!

— У него другой взгляд на эту тему.

— И чё нам теперь? Лапки кверху и всё отдать?!

У Бритвы звонит мобильник. Он достаёт телефон, мельком глядит на дисплей и отключает его. — Алиса утомила… Опять бухает, сучка…

Его товарищ грызёт ноготь.

— Шрэк, ты что-то в последнее время дёрганый стал, — говорит Бритва, искоса поглядывая на него.

— Почему это?

— Я тебя сто лет знаю. Раз ногти грызёшь, значит — проблема есть.

Шрэк престаёт грызть ноготь. — Башмак новый взял, а он — давит. Вот и проблема: пальцы стёр.

— Так — купи другие.

— Жалко. Эти разношу, — он наклоняется и мнёт носок ботинка. — Значит чё, подписываться на ликвидацию?

— Самим? Нет. Нужен спец со стороны. А нам при ликвидации быть на виду. С железобетонным алиби.

Шрэк распрямляется. — И где мы возьмём спеца? Объяву дадим?

— Ага. В интернете… Самая хрень заключается в том, что если начнёшь искать киллера, обязательно шумок пойдёт.

— И обязательно его услышит какая-нибудь тварь, — поддакивает товарищ.

— И менты организуют тебе подставу.

Бритва внезапно выворачивает руль, автомобиль виляет. Шрэка бросает на товарища.

— Ты чё, Бритва!?

Тот оглядывается назад. — Бля, кажется, не достал! Прямо из-под колёса выскочил!

— Кто?

— Псина!.. С зоны их ненавижу!.. — он ухмыляется. — Они меня — тоже…

Они поворачивают на перекрёстке и останавливаются у металлической калитки загородного дома. Бритва глушит двигатель, выходит, открывает дверь джипа и берёт пакеты, лежащие на заднем сиденье. — Я — быстро…

Бритва уходит, телефон Шрэка бринькает. Он включает дисплей, на картинке молодая женщина стоит в позе собаки. Сзади к ней — известно с какой целью — пристроилась мультяшная кукла Шрэк…

Шрэк испуганно глядит в окно и прячет телефон.

Люба сидит на краю расстеленного дивана и застёгивает бюстгальтер.

— …Быстро мы это сделали. Люблю быстро, — говорит женщина. — Карлсон лежит рядом, под одеялом.

В помещении, похожем то ли на мансарду, то ли на чердак с маленьким грязным оконцем в косом потолке, стоят два старых дивана, стол с древним телевизором. С деревянной балки свешивается голая лампочка. В углу — кран с раковиной. На одной из стен — круглая мишень для дартсов.

— Люб, а если Трофим узнает, что ты и с ним, и со мной спишь? — говорит Карлсон.

— А, то он не знает, что я женщин добрая, — она глядит на Карлсона и придурковато смеётся. — О-очень добрая! — Женщина пробует щекотать подростка, тот — отбивается.

— Но про меня же он не знает?

— И не узнает, если не скажешь. Ты же не скажешь?

— Нет.

— Вода сегодня есть у вас?

— С утра была.

Люба встает с дивана. — Давай, я тебе голову помою. Где кипятильник?..

Бритва входит в калитку, в руках полиэтиленовые пакеты. На дорожке, уложенной цветной плиткой и обрамлённой розовыми кустами, стоит раздражённая красавица с оплывшей фигурой — жена Бритвы Алиса. Она только что встала из-за садового столика, на котором стоит полупустой бокал вина, лежат телефон и книга — биография Анджелины Джоли. Женщина зло говорит, глядя в сторону калитки, где чернеет джип. — Кто там? Придурок Шрэк?

— Возможно.

— Чё трубку не брал?

— Не слышал.

— Не слышал, ага! Морковки купил?

— На земле живёт, морковку вырастить не может, — бормочет сам себе Бритва.

— Сам в ней копайся! Так купил или нет?

Бритва подхватывает раздраженный тон. — Купил!

— А, человека-паука?

— Паука? Чёрт, забыл!

— Небось, опять смотаешься сейчас?

— Думаешь, мне лавэ само в карман сыпется?

— Знаю, какое там «лавэ» тебя по саунам ждёт.

— Смени музыку, Алиса… Или лучше на работу устройся. В больницах медсестёр не хватает…

— Щас!

Из дома выскакивает сын Бритвы — Денис: мальчик лет четырех — с игрушечным пистолетом и бежит к отцу. — Папка! Папка!

— Здорово, бандит!.. — Он подхватывает сына на руки.

— Точно, бандит растёт! — язвит Алиса.

— Ничего подобного! Наш бандит за границей учиться будет.

— Твоя сумасшедшая тётка звонила.

— Чего ей надо?

— Ребёнка под опеку взять хочет.

— Никаких опек! Я разрешения не дам… Сначала опека, потом усыновление, а потом придётся её хату не на две, а на три части делить. Да, Дениска?

Денис стучит отца пистолетом по голове. — Уя, папка пиехал!..

— …Сироты пусть по детдомам живут… — продолжает тему Бритва. Он ставит сына на дорожку.

— Уже смываешься? — злится Алиса. — Иди, хоть, с мамой поздоровайся!..

Карлсон склонился над раковиной. Люба, в юбке и бюстгальтере, c полотенцем на плече, смывает пену с его головы. — …Мамочка ему голову помыла. …Может, кто и считает, что я шлюха, но ты скажи: кто тебя, дурака, научил с женщиной обращаться? А?

— Ты.

— Это — мне в плюс или в минус?

— В плюс.

Карлсон распрямляется, Люба подаёт ему полотенце. — А, вообще, — понижает женщина голос, — хочешь, тайну тебе открою?

— Давай, — отвечает Карлсон, вытирая голову. Люба оглядывается по сторонам. — Мужчина для меня — лекарство, — шепчет она заговорщицки. — Парацетамол.

— В каком смысле?

— В прямом. Мне мужчина каждый день нужен. Если у меня нет мужика хоть день, у меня голова болит. Прямо раскалывается. Понял теперь? — Карлсон протягивает полотенце Любе. — А если два дня нет мужика?

— Два? — Люба озадачена. — Не пробовала. Наверное, голова совсем расколется. — Карлсон закатывается смехом. — Ты, Люба, и гонщица!

— Вот никто мне не верит! — искренне расстраивается Люба. Подросток смеется ещё громче. — А, ты, чё, всем про это рассказываешь?!

— Конечно. Я же не хочу, чтобы меня шлюхой считали.

Продолжая смеяться, Карлсон поднимает с пола джинсы. Из кармана выпадает гайка и катится по полу.

— Ты хоть кровь с неё смой, — говорит Люба. Карлсон подбирает гайку, вертит её в руке. — Точняк. Кровь ментовская осталась.

— Ой, научил Трофим метать тебя все, что ни попадя. Не кончится это добром.

Карлсон идет к раковине и отмывает гайку под струей воды. — Не надо ля-ля про Трофима! Может, я вырасту и буду как он когда-то — ножи в цирке метать.

— Не верю я, что он в цирке работал.

— Почему?

— В цирке клоуны, они — добрые.

— И чё?

— А, у Трофима взгляд, как у змея.

— Фигня какая-то. Он же не клоун.

Люба подбирает с пола блузку.

— Если б не Трофимова школа, — продолжает подросток, — я бы тебя сегодня не выручил. Скажешь, нет? — Женщина одевает блузку. — Выручил, кто же спорит. Выручил. — Люба подходит к сумке, стоящей на столе, роется в ней. — Тут сникерс где-то был. Специально тебе купила… — Женщина замечает упаковку презерватива, валяющуюся на полу. — Ой! Так и спалиться недолго! — Она подбирает упаковку и кладёт её в сумку.

Оперативники Сергеев и Нечай едут по дачному посёлку, там, где только что проехали бандиты. Сергееву — за сорок, Нечаю нет и тридцати, но на голове у него маленький островок седины, похожий на птичье перо.

… — Вот тогда-то я и попалился! — говорит Сергеев. — Хотя это и был пьяный трах и ничего более, она мне этого не простила. А ты знаешь, как обиженная баба достать может.

— Глядя на тебя — знаю.

— Не женись, Никита, — вздыхает Сергеев. — Попадётся как моя — всю печень проест…

— Когда развод?

— В следующую среду, всё — свободен: служба, дача, рыбалка.

— И никаких баб?

— Ну… это вопрос открытый. Без них сложно, при нашей-то нервной работе.

— А, я в убойный отдел перехожу. Уже документы отправил.

— И молчал, партизан?

— Чего говорить. Ты всё равно через полгода на пенсию. По любому расстанемся. Слушай, и что, дома сидеть будешь в сорок пять лет?

— Я слесарить люблю. Может, в какой авторемонт подамся.

— Видел, джип впереди вильнул?

— Видел. Может, на дороге что-то валяется? Сейчас же знаешь, какие люди — меня пронесло и — ладно, а что там с другими будет — по барабану.

Сергеев останавливает автомобиль, и они выходят. Слышно собачье поскуливание. Они идут к обочине. В кустах сидит пёс. На боку — кровь.

— Сбили тебя что ли, бедняга? — обращается Сергеев к псу.

— Они специально это сделали.

— Почему?

— Пёс лежит на правой обочине, и джип вильнул вправо. Значит, они не уходили от столкновения, а его пытались зацепить.

— Может ты и прав. Вот уроды!.. Ну и что нам, барбос, с тобой делать? А-а?

Пёс понимающе смотрит на оперативников и тихо скулит.

— Ошейника у него нет. Значит, бродяга местный, — говорит Никита.

— Может, на заднее сиденье его? Сейчас бросим на дачу удобрения, мангал. Потом сдадим нашим кинологам, пусть ветеринар посмотрит. А потом я его на дачу отцу отвезу. Собака как раз нужна.

— Тебе виднее, Петрович. Ты же у нас дачник-собачник, не я.

Сергеев наклоняется и осторожно берёт собаку на руки. Пёс скулит. — Тяжелый, блин!..

— Не тяпнет?

— Не-е. Меня собаки не кусают.

Сергеев кладёт собаку на заднее сиденье. Мимо проносится джип Бритвы, из кабины слышны глухие басы и ор шансона. Сергееву кажется, что он ловит презрительную усмешку водителя. — Сука! — ярится . — Так бы догнал и ствол в рот запихал!.. Ничего, номерок я запомнил!..

Карлсон по водосточной трубе лезет на второй этаж. Его цель — окно, откуда доносится приглушенная фортепианная музыка и слышен женский голос. — …А теперь «плие»…

Он осторожно заглядывает в окно. В балетном классе у станка полуприседают девушки. Одна из них — Саша, в трико и короткой юбочке — сидит на лавке и растирает правую ногу.

Из мобильника Репы — долговязого восемнадцатилетнего шкета в бейсболке козырьком набок — орёт тюремный шансон, на земле у церковной ограды лежит одноногий калека Трофим, рядом валяется костыль. Его пинают три подростка. Репа в экзекуции не участвует. — …Ещё раз опоздаешь, — говорит он калеке, — вообще убьём!

— Пацаны, ну, вы чё! — скулит Трофим. — У меня печёнка с утра болела!..

— «Кнос» жрать не надо! — говорит Репа. — Ты с восьми утра должен стоять у входа и просить милостыню!

— Завтра так и будет. Только не бейте!

Подъезжает джип Бритвы, подростки прекращают экзекуцию. Трофим тянется за костылём и пытается встать. Стекло со стороны пассажирского места опускается, появляется ухмыляющаяся морда Шрэка. — Чё, воспитываем нерадивых работников?!

— Ага! — бодро рапортует Репа. — Опаздывает, козёл!

— Правильно, — говорит Шрэк. — И ногой и рублём накажем. Трудовую дисциплину надо соблюдать. Бабки собрал?

— Собрал и разменял, — Репа достаёт из сумки полиэтиленовый пакет и передаёт Шрэку. Тот достаёт купюры, пересчитывает. — План не натянули, — говорит он Бритве, скрытому сумраком салона. — Слабовато, Репа, работаешь, — говорит бандит. — Премиальных не будет. — Он протягивает Репе несколько купюр. Пакет передаёт Бритве. — Работайте.

Трофим к этому времени поднялся и стоит, пошатываясь у ограды. — Калеку не убейте, — говорит Шрэк, — а то другого надо будет искать. — Стекло опускается и джип уезжает. Репа пересчитывает бумажки и с неодобрением глядит в сторону уехавших шефов; поворачивается в сторону Трофима. — Чё уставился, козёл! Иди отсюда, пока жив! Или щас вторую ногу выдернем!..

По улице идёт Саша с собранными на затылке волосами. На голове у нее наушники, девушка уставилась в свой телефон. Хоть она и прихрамывает на правую ногу, но по осанке и походке безошибочно узнаёшь танцовщицу. По другой стороне улицы крадется Карлсон. Его глаза горят, он завороженно следит за девушкой…

Нечай со скучающим видом листает журнал, с полуобнаженной девушкой на обложке, ожидая пока медсестра сделает укол веснушчатому полицейскому с перебинтованной головой. Наконец, девушка выходит. Оперативник кидает журнал на тумбочку и берет с неё папку. — …И что, ты совсем не понял, кто и чем тебя вырубил? — говорит он пострадавшему постовому.

— Нет. Забегаю за угол и почти сразу — удар.

— Почти? Значит, был момент до удара. Что-то ты должен был увидеть.

— Женщина-монашка была точно, — веснушчатый кидает невольный взгляд на журнальную девушку. — И как будто ещё кто-то. Но кто, не успел заметить.

— А, чего ты гнался за ней, как маньяк за нимфеткой? Четыре квартала? Она что, урка в федеральном розыске?

— Да, нет… Но порядок есть порядок… На подведомственной территории занималась незаконной деятельностью.

— Что-то не наблюдал я у пэпээсников такого рвения. Ты чего-то не договариваешь, сержант?

— Всё я договариваю, товарищ капитан! — стоит на своем полицейский. Его лицо становится пунцовым. Нечай сверлит его взглядом. — Небось, на чужую территорию залезла монашка. Вот ты и восстанавливал справедливость, так сказать?

— Ничего я не восстанавливал, товарищ капитан! — упорствует веснушчатый. — Долг служебный исполнял! — Нечай достаёт из папки лист бумаги и ручку. — На вот, начерти подробно, где тебя вырубили…

…Бритва и Шрэк стоят около автомобиля на территории автомастерской. Бритва протирает фланелькой очки. Мастер захлопывает капот, — …Всё, Шрэк, можешь забирать точилу. Движка пашет как часы.

— Ща проверим!

Шрэк садится на водительское место. Бритва не спеша одевает очки, кладёт фланельку в кофрик, засовывает его в карман пиджака и только затем садится на пассажирское кресло. — Ты знаешь, Шрэк, про кого я вспомнил? — говорит Бритва. Шрэк включает зажигание. — Нет. — Двигатель заводится, утробно урчит. — Про Лёшу-пасечника. Он нам ещё много должен? — Шрэк прислушивается к работе двигателя. — Пять тонн баксов ещё висит… А, движка ничего шуршит…

— Если мёдом и дичью расплачиваться, то он нам до покоса висеть будет.

— А чё, мёд у него классный. Натуральный продукт. И фазаны — зашибись. Не чета магазинным курицам. — Шрэк включает скорость и автомобиль трогается.

— Но ведь Лёша у нас охотник!

— Охотник. И чё?

— А, у нас дичь есть.

Шрэк втапливает педаль в пол, с пробуксовкой стартует и несётся по двору автомастерской; дёргает ручной тормоз и лихо входит в полицейский разворот. Автомобиль замирает на месте.

— Кажется, догоняю, — говорит Шрэк, подгазовывая. — Дичь — это Корней?

— Корней.

— Точняк! Лёша стрелять умеет. Сам видел, как он фазанов щёлкал. И в армейке он в разведке служил.

— Он не только стреляет, он ещё и на охоту ходит.

Шрэк давит на газ и автомобиль с пробуксовкой срывается с места. — И чё?

— Охотник может пойти на охоту и не вернуться.

— Точняк! — Шрэк жмёт на тормоз, автомобиль с визгом останавливается около ворот бокса, где стоит мастер.

— Лёша исполнит Корнея, пригласим его на охоту… — говорит Бритва — …уйдём втроём, вернёмся вдвоём, — дополняет Шрэк. Друзья выходят из автомобиля.

— Ну что? Порядок? — спрашивает мастер.

— Да, ништяк всё. Тачка из-под жопы выпрыгивает, — говорит Шрэк. Он хлопает автомобиль по крыше. — Ещё багажник установлю.

— Зачем? — удивляется Бритва.

— Велосипед возить.

— А, велосипед зачем?

— В лесопарк буду ездить. К Лёше-пасечнику — по лесу гонять. Ты про гиподинамию слышал?

— Слышал.

— Там, короче, при сидячем образе жизни…

— Ладно, Шрэк, кому-нибудь другому втирай про гиподинамию. Я — пошёл.

— Это и к тебе относится! — он пытается донести мысль уже в спину Бритвы.

— Отвали, говорю!

— А-а, о тебе же забочусь! — машет он рукой. Шрэк берётся за дверь, собираясь сесть в автомобиль. Бритва оборачивается и пристально смотрит на него.

— Ты чё, Бритва? — замирает Шрэк.

— Нога прошла?

— Какая нога? — недоумевает Шрэк. — А нога… Ну-у: в тачку сел и забыл про ногу…

Бритва загадочно улыбается и уходит.

Трофим и Карлсон в комнате на чердаке. Cнаружи, на верхотуре, дует ветер и где-то скрежещет лист жести — словно кто-то мучает диковинную зверушку. Мрачный калека лежит на диване, юноша стоит около стола и наливает в кружку чай.

— …Попомни, Трофим, — говорит подросток. — Я когда-нибудь урою или Бритву или кого-нибудь из его гопоты. Вот, зуб на мясо даю!

— Пустой номер будет, — говорит калека. — Тебя вычислят и башку оторвут. И кому от этого хорошо будет?

— Значит, надо сделать так, чтоб не нашли, — гнет свое Карлсон.

— Найдут! — не сдается Трофим, отпивая чай. — Ты скажи лучше, за какой девчонкой ты сегодня крался?

— Ты откуда знаешь?! — удивляется подросток.

— Видел. И тебя и девчонку. А ты меня — нет. — Калека усмехается. — Бритву он собрался урыть!

— Блин, ты партизан, Трофим, ещё тот! — Карлсон явно озадачен. — Люба не верит, что ты работал в цирке.

— Любка — сумасшедшая. Мало ли чего она несёт. Но ты с темы не съезжай. Что за девчонка?

Подросток вздыхает, чешет затылок. — Нравится она мне.

— Э-э, Карлсон, пустой номер всё это. Я тебе не раз говорил: это параллельный мир и тебе туда не попасть.

— Это мы ещё посмотрим.

— Слепой сказал — посмотрим. Сдавайся в детдом, получай документы, учись, вот тогда может чего и выйдет из твоей жизни. А с этого чердака путь для тебя — или на зону, или в настоящие бомжи. Чердак этот один хрен кто-нибудь найдёт, и дом этот рано или поздно под бульдозер пойдёт.

— Ни за что в детдом не пойду!

— Ну, и дурак!

Трофим, вдруг, вскрикивает, хватается за бок. — А-а, сука! Печёнку опять прихватило! Больно как! — Он скручивается на диване в клубок.

Сергеев и Нечай стоят у стены заброшенного дома.

— …М-да, больной райончик, — говорит Нечай, осматривая неприглядные блочные дома. — Чистый гарлем.

— Тут — все дома расселены. Нормальные люди здесь не шатаются.

— Бомж какой-нибудь голову нашему сержанту починил, — говорит Сергеев, носком поддевая обломок кирпича.

— Надо монашку устанавливать.

— Она такая же монашка, как я — папа римский.

— Ясен пень.

— Местный бомжатник трясти придётся. — Сергеев внезапно раздражается. — Я бы этого сержанта!.. Попёрся, твою мать!..

— Надо с участковым местным поговорить.

У Сергеева звонит телефон, он вынимает трубку. — Да! — слушает. — Чёрт!

— Что?

— Отец звонил. Он клетку забыл закрыть, кролики разбежались. Говорит, не может найти половину зверьков.

— И что?

— Что! Что! На дачу надо ехать!.. Батя!.. Сержант!.. Как мне все дороги!.. — злится Сергеев. — Слушай, Никита, может это… ты сам к участковому сгоняешь?..

Карлсон сидит на лавочке напротив подъезда жилого дома и жует сникерс. Дверь открывается и оттуда выбегает Саша с тросточкой, за ней — женщина, судя по всему ее мать. Женщина ловит Сашу за рукав, та пытается вырваться. — …Отстань от меня! Все равно уйду!

— Кончай спектакли устраивать! — шипит мать, озираясь на окна.

— Живи со своим Игорем! Я к отцу уйду!

— Нет у тебя отца, дурочка!

Девушка пробует вырываться. — Сама дура!

— Ты как с матерью разговариваешь!

В окнах маячат любопытные жильцы. Саша вырывается и хромает прочь от женщины, по щекам девушки текут черные от косметики слёзы.

— Все равно вернёшься! — кричит женщина вслед. Видимо, соседи ей уже по барабану. — Никуда не денешься!

— Пошла ты!.. Ненавижу!..

Женщина возвращается к подъезду, но не заходит внутрь и смотрит вслед девушке.

Карлсон кладёт остатки сникерса в карман, идёт за Сашей. Девушка вытаскивает из кармана телефон, набирает номер. — Ира, я из дома ушла! — говорит девушка в трубку. — Мне переночевать негде!.. — она заворачивает в сквер и садится на лавочку. Карлсон садится по соседству и слышит продолжение разговора. — …Блин, и ты ещё подруга после этого! А как у меня от предков пряталась, забыла!..

Девушка выключает телефон. Трость падает и катится по асфальту. Саша утыкается в колени, скулит, вздрагивая плечами. — Никому я не нужна! — бормочет она сквозь слезы. — Никому!.. Подружка называется!.. — Карлсон подбирает трость и подходит к девушке. — Эй… слушай… — говорит подросток.

Саша поднимает голову с коленей. — Чего тебе?!

Карлсон протягивает ей трость. — На.

— Поставь. Спасибо!

Юноша прислоняет трость к лавочке. — Я помочь тебе могу.

Саша достает из кармана платочек. — Как?

— У меня переночевать есть где.

Саша промокает глаза. — Ты кто?

— Карлсон.

— Это кличка?

— И кличка и имя.

— Ты швед, что ли?

В сквер вбегает мать девушки. — Саша! — зовет она истерически. Девушка вскакивает с лавочки. — Бежим! — кричит она подростку. Саша хватает трость и срывается с места. Карлсон — за ней.

— Саша, ты куда?! Саша, стой! — кричит мать вслед.

— Куда бежим? — выдыхает Карлсон.

— К тебе!..

Нечай и участковый идут по улице. — …Нет, капитан, — говорит участковый, — поющая монашка слишком заметна. Если бы она вертелась на моей территории, я бы про неё знал. Это залётная какая-то…

Из-за угла, чуть не сбивая служителей закона, выскакивают хромая Саша и Карлсон и вихрем проносятся мимо. Они — смеются.

— Эй, сумасшедшие!.. — кричит им вслед участковый.

— Где мои пятнадцать лет!.. — мечтательно протягивает Нечай.

— Комиссия по делам несовершеннолетних по ним плачет, — неодобрительно вставляет участковый.

— Они молодые и им все по барабану, а ты — комиссия…

— Это у меня реакция на резкие движения, — оправдывает участковый.

— Когда-то и я был такой же беззаботный, — говорит Нечай, глядя вслед подросткам, и тут же переходит в деловое русло. — Слушай, но с монашкой же кто-то был?

— В том районе бомжи да гастеры обитают.

— Контакты у тебя там есть?

— Конечно.

— Если она с кем-то вась-вась, то её должен кто-то знать.

— Вводную понял. Сегодня перетру со своими барабанами, глядишь, что и появится.

— Тогда звякнешь мне…

Сергеев подходит к металлической ограде загородного дома Бритвы. На лужайке мать Алисы — Оксана Игоревна — сидит на качелях под тентом и пилкой обрабатывает ногти, рядом внук Денис играется с кроликом. Сергеев кашляет, женщина поднимает голову. — Уважаемая, можно вас на пару слов?

— Вы кто? — говорит женщина настороженно.

— Да вы не пугайтесь. Я сосед ваш, можно сказать. Через дачу наискосок. Я кролей своих ищу.

— Кролей? То есть кроликов?

— Да, кроликов. Они разбежались тут… Всех поймал, один остался.

Оксана Игоревна смотрит на кролика, с которым играется внук. — Ой, извините! А я думала, это зайчик заблудился: из леса прибежал. А это оказывается… Ей богу так неудобно получилось, — добавляет она с кокетливой улыбкой.

— Да что вы. Дело житейское.

— Дениска, зайчик-то дядин. Отдать зайчика надо.

Денис берёт кролика в охапку и букой смотрит на Сергеева.

— А, знаете, что? — говорит Сергеев.

— Да?

Сергеев пальцем подманивает женщину к себе. Оксана Игоревна кладёт пилку на сиденье и подходит к ограде. — Давайте не будем мальчишку расстраивать, — говорит он, понизив голос. — Пусть наиграется, а я отца своего пришлю позже. Ему и отдадите.

— Ему через пятнадцать минут уже спать, — говорит женщина, глядя на ребенка. — Тогда можно будет и забрать.

— Вот и хорошо.

— А, может чаю? И время пролетит незаметно? — предлагает Оксана Игоревна.

— Чаю?

— Я калитку боковую сейчас открою. Я тут с ума от скуки схожу…

Запыхавшиеся подростки переходят на шаг. Карлсон меняет ногу и подстраивается под Сашин хромой шаг.

— У тебя тоже такая привычка?

— Какая?

— Ногу подстраивать?

— Ага.

— Прикольно!

— Что с ногой? Подвернула?

— Нет. В аварию попала.

— Ты поэтому на балет не ходишь?

— Откуда ты про балет знаешь?

— Я? — Карлсон смущен. — …Просто знаю.

Саша останавливается. — Ты за мной следил?

Карлсон молчит.

— Отвечай! Следил, да?!

— Нет.

— По-моему, я тебя видела около балетной школы. Ты маньяк? Говори, давай!

— Офигела, что ли! Я нормальный пацан!

— А, чего за мной следил? — продолжает наступать девушка. Карлсон смотрит в землю.

— А, ну смотри на меня!

Карлсон по-прежнему смотрит в землю, Саша заглядывает снизу в его лицо. — Ты покраснел, что ли?

— Отвали! Покраснел я!

Девушка распрямляется. — Ты влюбился в меня, да? — она тыкает в него пальцем. — Влюбился! Скажи, влюбился, да?! — Карлсон отступает под экспансивными тычками девушки. — Если сейчас же не ответишь, я уйду! Ну?!

— Да, — еле слышно отвечает подросток.

— Давно?

— Две недели уже. Ты на рынке яблоки покупала. Тогда и… вот.

— С ума посходили! Все в меня влюбляются!

— Кто ещё, например? — ревниво спрашивает Карлсон.

— Неважно — проехали. Так ты следил за мной, Ромео?

— Я — не следил. Я хотел с тобой познакомиться.

Саша опирается на его руку. — Тогда веди меня, Ромео. У меня нога болит. А где твои предки? Уехали?.. Только смотри, ничего такого не будет…

Алиса сидит перед трельяжём и подкрашивает губы. На столике, помимо косметички, лежат большой надкусанный шоколад, бананы и шкурки от них. Из приоткрытой двери ванной доносится шум душа. Слышен голос Шрэка. — …Я, Алиска, наверное, стареть стал. Сегодня одного козла отпинал… за дело, само-собой… Так у меня почему-то настроение испортилось. Вот я и жру шоколад и бананы. Серотонин повышаю.

— Чего?

Шум воды затихает.

— Серотонин! — говорит невидимый Шрэк. — Ща объясню…

Алиса кладёт помаду в косметичку и встаёт. В комнату заходит Шрэк — голый с полотенцем на бёдрах. — …Это гормон счастья… — обескураженно. — Ты чё, Алиса! Давай ещё разок!

— Хватит с тебя.

— Алиса, ну ты чё так обламываешь?

— Слушай, Шрэк, ты прекрасно знаешь, я сплю с тобой, чтобы досадить своему муженьку! Всё — отстань!

— Досади ему ещё раз! — бандит обнимает Алису. — Давай, чё ты!

— Да пошёл ты, говорю! — отбивается женщина.

— Ну-ну, ты потише на поворотах, коза!

— И что? Отпинаешь как «того козла»? Попробуй!

— Ладно, ты! Мы с тобой в одной лодке.

— Пусти.

Шрэк отпускает женщину.

— Говоришь, в одной лодке? — говорит жена Бритвы. — Ну, это как посмотреть. Со мной он в крайнем случае разведётся. А вот с тобой… — Алиса оглядывает его с головы до ног. — Мне даже интересно, что он с тобой сделает, если узнает?

— Так пойди, стукани ему! — нервничает Шрэк.

— А, что? Это — мысль. Всё разнообразие в моей кислой жизни.

— Ни хрена «кислая»! Всё у неё есть! Другие бабы о таком только мечтают!

— Другие ещё о любви и верности мечтают. И у кого-то она есть. А тут…

Она зло сжимает губы, лезет в сумочку и достает сигарету.

— Да, ладно, не бери в голову. Всё у нас в шоколаде, — успокаивает ее Шрэк.

Алиса закуривает. — Вот и торчи тут в своём шоколаде!

— Не кури здесь! И так работа нервная, ещё не хватало рак лёгких подцепить! — говорит Шрэк. Алиса дует ему в лицо табачным дымом. — Ты лучше гонорею не подцепи! Чао! — Женщина уходит.

— И тупых картинок мне не шли больше! — кричит он вслед, закрывает дверь, открывает окно и угрюмо задумывается…

Бритва сидит в кабине джипа и наблюдает за подъездом. Дверь открывается и выходит Алиса. Она достаёт ключ-брелок, слышно, как свистнула сигнализация. Женщина садится в малолитражку и уезжает. Бритва снимает очки и кладёт на сиденье, его глаза моргают. Из подъезда выходит Шрэк в шлёме и с велосипедом на плече.

— Вот тебе какой ботинок жмёт, с-сука!..

Шрэк садится на велосипед и уезжает. Из глаз Бритвы катятся слезы. Он достаёт платок и осторожно промокает глаза. Одевает очки, заводит автомобиль и едет за Шрэком. Обманутый муж прибавляет газ, велосипедист — приближается…

В центр мишени втыкается нож. Саша взвизгивает — она стоит рядом с ней. Подростки на чердаке — в жилище Карлсона.

— Чё, испугалась? — говорит подросток самодовольно.

— Блин, дурак?! Ты чуть меня не убил!..

— Я никогда не промахиваюсь. Я с пяти лет ножи метаю. В цирке могу выступать.

Саша трогает ручку ножа. — Прямо никогда-никогда? — спрашивает она недоверчиво.

— Никогда!

— Ты как династия: от отца — к сыну.

— Трофим — мне не отец.

— И мамин Игорь мне не отец. Так что, какая разница… А, мой настоящий отец — подонок. Так мама говорит.

— Почему?

— Он бросил нас, когда я была маленькая. Я ей не верю. Она сама — ещё та штучка.

— А, я и подонку был бы рад.

Карлсон выдёргивает нож из мишени и идёт к столу. — Вообще, по фиг, кто отец. Хоть бы одним глазком его увидеть!

У Саши звонит телефон. Девушка вынимает трубку, смотрит на дисплей. — Достала!

Карлсон кидает нож в стол. — Мать звонит?

— Да.

— Беспокоится. А ты отца видела?

— Издалека. Но разглядеть не успела. Они с мамой в сквере что-то обсуждали. А потом он сел в чёрный джип и уехал.

— Так встреться с ним и узнай, как всё на самом деле было.

— Как? Я ни имени его, ни фамилии не знаю…

Опять звонит телефон. Девушка отключает вызов.

— Наверное, мама с ума сходит? — говорит подросток.

— И пусть сходит!

— Слушай, может, ты помиришься с ней?

— Ты меня выгоняешь?

— Ты чё! Я про другое. Будь у меня мать, я бы к ней побежал, не задумываясь. Ты помирись с ней. А твоего отца мы вместе искать начнём.

— Как?

— Придумаем.

Опять звонит телефон Саши. Девушка смотрит на дисплей, на Карлсона.

— Ответь ей… — говорит подросток.

Нечай и Участковый стоят у ограды церкви, перед ними неопрятный попрошайка Коля. — Это точно была монашка? — спрашивает его Нечай.

— Отвечаю! — говорит попрошайка.

— А Трофим чего с ней якшался?

— А я ху… хрен знает! Грехи замаливал, наверное.

— Кто Трофима отпинал?

— Местные.

— Я знаю одного, — вмешивается участковый. — Это — Репа. Местный хулиганствующий элемент.

— Когда это было? — спрашивает Нечай Колю.

— Не помню. Пьяный был. Может вчера. А может, позавчера…

— Где живёт Трофим, знаешь?

— Не-а. Трофим он зашкеренный весь. Ху… хрен знает, где он прячется. Мож загнулся уже… У него печёнка в последнее время отстёгивалась.

— А, ты Трофима знаешь? — обращается Нечай к участковому.

— Помню, что одноногий и — всё. Мне мой майор, — добавляет он вполголоса, — велел попрошаек сильно не беспокоить.

— Понятно. У майора интерес есть.

— Я этого не говорил.

— Приметы монашки можешь сказать? — обращается оперативник к попрошайке. Коля напрягает пропитый мозг. — Баба как баба. Смех у неё придурошный…

Бритва и Леша-пасечник стоят во дворе у большого стола. На Бритве элегантный костюм, на Леше — рабочая одежда. У обоих на головах лицевые сетки. Лёша держит над ведром рамку с сотой, с неё стекает мёд. Над ними кружат редкие пчелы.

— …Так что, Леха? — говорит Бритва.

— Если долг простите — возьмусь. Только где и как это делать?

— Поездишь со Шрэком, последишь за клиентом. Там и определишься «где и как».

Во двор пасеки на велосипеде въезжает Шрэк, он в спортивном костюме, с сумкой через плечо, на голове — велосипедный шлём, правая рука забинтована. Шрэк спрыгивает с велосипеда, прислоняет его к забору. Достаёт из сумки лицевую сетку, напяливает на шлём, подходит.

— Это кто тебе зарядил? — cпрашивает Леха, показывая на забинтованную руку Шрэка.

— Какой-то придурок чуть не сбил, когда на велосипеде ехал. Хорошо ещё на газон упал, а не на асфальт. — Шрэк отмахивается от пчелы. — Чё прикопалась?!

— От тебя одеколоном прёт! — говорит Леха. — Они этого не любят.

— Охренел что ли — одеколоном! Это французский парфюм за сотку баксов!

— Пчёлам по барабану за сколько баксов твой одеколон! — парирует пасечник.

Шрэк беспокойно вертит головой, вокруг которой вьются пчёлы.

— Шрэк, достал! — говорит Бритва. — Сейчас и нас пчёлы трахать начнут!

— А я знал, что они парфюм не любят! — оправдывается товарищ.

Лёша кладёт пустую соту в таз на столе и идёт к улью за следующей, возвращается с новой рамкой. Пчёл вокруг Шрэка становится всё больше.

— Из чего клиента мочить? — говорит Леша, опорожняя очередную рамку. — Не из моей же двустволки.

— Потом определимся.

— Если мне кататься каждый день, то на кого я пасеку оставлю?

— Ты же с женой тут заправляешь?

— Жена в город сбежала. Я — в разводе.

— Уйми своих насекомых! — кричит Шрэк. — Он машет руками вокруг головы. Количество пчёл увеличивается, нервы бандита не выдерживают, он бежит за ограду. Видны его голова и мельницей вертящиеся руки.

— В траву падай и замри! — кричит ему пасечник. — Тогда останут… наверное.

Голова Шрэка исчезает. Слышны нечленораздельные звуки, похожие на мат. Бритва усмехается.

— …Есть у меня один знакомый, — говорит Леша. — Он посмотрит за пасекой, да и в пчеловодстве рубит.

За забором опять появляется Шрэк. Он убегает от пасеки и что-то кричит.