
Предисловие
«Правдивые рассказы о животных» — это больше, чем книга. Это хор голосов, в котором слились воедино детский восторг, взрослая мудрость и горькая нота утраты. Это истории не «про» животных, а истории о со-бытии, о жизни, которую мы делим с ними бок о бок. Они — наши зеркала, в которых отражаются наша способность заботиться, жалеть и любить без условий.
Здесь вы не найдете вымысла. Только факты, пропущенные через призму человеческого сердца. Трогательные, забавные, а порой и трагичные, эти зарисовки складываются в большую картину, напоминающую нам простую, но такую легко забываемую истину: мы в ответе за тех, кого приручили. И пока мы способны плакать о чужой боли и радоваться чужой радости, в нас живет самое главное — человечность.
Пусть эта книга станет для вас таким напоминанием.
Собака с большим сердцем
Собака Чара, не помнила своего первого дома. Первое, что она ясно осознала в жизни — это колючий холод асфальта, боль в основании хвоста и горькое чувство покинутости. Её выбросили, как ненужную вещь. И причиной был её хвост, вернее, его отсутствие — кто-то безжалостно подрезал его так коротко, что остался лишь маленький, трогательный обрубок. Видимо, он не оправдал чьих-то ожиданий, и бедную собаку вышвырнули на улицу, как бракованную игрушку.
Но судьба, оказалась, не лишена милосердия. Её подобрали. В новом доме пахло вкусной едой, детским смехом и теплом. Две пары маленьких рук тянулись к ней, чтобы погладить, и в их восторженных взглядах не было ни капли осуждения за ее куцый хвостик. Они любили её целиком — такую, какая она есть. И Чара расцвела.
Она была невероятно умна. И больше всего на свете ей хотелось быть не просто умной собакой, а почти человеком. Она наблюдала, запоминала, училась. И её главным университетом стал городской автобус №11, который ходил от их остановки Райпо, до города.
Впервые она села в автобус, когда дети взяли её с собой. Чару заворожило всё: вид из окна, меняющиеся картинки, ритм движения. В следующий раз, когда дети были в школе, она сама дошла до остановки, дождалась своего №11, и ловко запрыгнула в него. Она не стала устраиваться на полу, как обычная собака. Она устроилась на сиденье, как человек. Аккуратно села, повернулась к окну и уставилась на проплывающий мир.
Конечно, кондуктор поначалу был в ярости. «Псы в салоне не ездят! Вон!» — кричал он, пытаясь выставить её на улицу. Но Чара не сопротивлялась, она лишь смотрела на всех своими преданными, умными глазами, а потом снова поворачивалась к окну, всем своим видом показывая, что у неё есть важные дела. Пассажиры вступились: «Оставьте собаку, она же не мешает!», «Какая умница, посмотрите!». И кондуктор сдался.
Вскоре её уже знали все водители на маршруте. Она входила, вежливо виляя обрубком хвоста, и кто-нибудь из пассажиров обязательно уступал ей место у окна. Она ехала, задумчиво глядя на улицы, и выходила только на своей остановке Райпо.
Ещё одним местом её «социальной жизни» стали магазины. Особенно мясной отдел. Чара не попрошайничала, не становилась на задние лапы и не скулила. Она подходила и садилась напротив прилавка, на почтительном расстоянии, чтобы не мешать покупателям. Затем она фиксировала на продавце свой пронзительный, полный безмолвного ожидания взгляд. Она могла сидеть так минутами, не двигаясь, словно гипнотизируя его. Её молчаливая просьба была настолько сильной, так трогательно-достойной, что никто не мог устоять. То сердобольная бабушка покупала ей сосиску, то сам продавец, не выдержав давления её честных глаз, выносил ей заветный кусочек мяса.
А потом у Чары появились щенки. И в ней проснулась вся нерастраченная нежность её большого сердца. Она была заботливой, почтительной мамочкой, вылизывала их, кормила и учила самому главному — быть добрыми и смелыми. Но даже став матерью, она не забывала о своих «человеческих» привычках. Когда щенки подросли, она снова стала уезжать на своем №11, чтобы посмотреть на мир с высоты автобусного сиденья. Иногда она привозила в зубах своим деткам целую связку сосисок. И потом смотрела с умилением, как подросшие щенки. забавно вгрызаются в них, и тянут друг от друга. забавно подпрыгивая и падая. В это время казалось. что счастливее её никого нет. Глаза светились необыкновенной материнской любовью.
Чару не спасли от жестокости, но она сама выбрала, какой будет её жизнь — полной достоинства, любви и маленьких, но таких важных чудес. И город, когда-то бросивший её на произвол судьбы, в итоге принял её, уступив место у окна и протянув связку сосисок, в знак безмолвного уважения к мужеству одной маленькой собаки с большим сердцем.
Секрет
Это было похоже на большое приключение, которое началось с папиного секрета. Он, горячий и молодой, завербовался на целину, на строительство новой жизни в бескрайних казахстанских степях. Туда брали только не семейных. И он в бумагах написал, что не женат, не решившись указать, что у него многодетная семья. Прошёл месяц и мама взяла меня восьмилетню, Вову шести лет и Сашу четырёх лет и поехали тоже к нему в далёкий Казахстан, на целину.
Помню, как мы приехали. Папа встретил нас растерянный и счастливый. А руководство колхоза, узнав, что к работнику приехала семья озадачилась. Но деваться было некуда — семья есть семья.
Нам выделили комнату в длинном деревянном общежитии, которое пахло пылью, старым деревом и чем-то чужим.
Комната была наша крепость и наше испытание. Полы были старые, дощатые, и в нескольких местах зияли настоящие дыры, такие большие, что Сашина маленькая рука могла бы провалиться. Мы, дети, сразу же начали их исследовать.
Однажды, уронив кусочек хлеба, мы с замиранием сердца наблюдали, как он исчез в темноте одной из таких дыр. Хлеб просто пропал. На следующий день мы кинули ещё — и он снова исчез! Это была магия.
Вскоре магия обрела глаза и усы. Из дыры показался острый розовый нос и пара блестящих бусинок-глаз. Крыса! Огромная, на наш детский взгляд. Мы замерли от страха и восторга. Но она, учуяв хлеб, схватила его и скрылась.
Так началась наша тайная дружба. Мы назвали её, Зинка. Когда родителей не было дома, мы ложились на живот у самой дыры, затаив дыхание, и протягивали ей крошки. Постепенно она стала смелее, уже не сразу убегала, а присаживалась и трапезничала прямо при нас, шурша усами и быстро перебирая лапками.
Мы были счастливы. У нас был свой, совершенно секретный питомец! Мы даже ревновали друг к другу: кому сегодня выпадет честь её покормить. И мы, конечно, мечтали, чтобы у неё появился друг или подружка, чтобы ей не было одиноко под полом.
И однажды наша мечта сбылась. Мы услышали под полом шорох и писк, отличный от привычного. Мы, как обычно, разлеглись у дыры с хлебом, позвали Зинку. Но вместо одной пары блестящих глаз из темноты появилось несколько. Сперва две, потом три, потом ещё.
Это были её подружки. Но это была не мирная компания. Запах хлеба свел их с ума. Они с визгом кинулись на угощение, а потом и друг на друга. Это был настоящий клубок из визга, шерсти и длинных лысых хвостов. Они кусались, дрались, пищали так пронзительно и страшно, что картина из любопытной стала кошмарной.
Наш восторг сменился животным ужасом. Нам почудилось, что сейчас эти чудовища вылезут из дыры и набросятся на нас. Мы втроем отползли к стене и заревели навзрыд, так громко и отчаянно, что, наверное, было слышно на другом конце степи.
На наш крик примчалась тётя Катя, комендант общежития, добрая, но строгая женщина.
— Детки, что случилось? Родителей нет? — испуганно спросила она, заглядывая в комнату.
Мы, захлёбываясь слезами, просто показали пальцем на пол. Тётя Катя подошла, наклонилась и ахнула. Драка ещё не утихла.
— Мать честная! Да тут целое полчище! Не плачьте, сейчас я их!
Она принесла метлу и громко стукнула ею по полу. Шум и писк мгновенно стихли. Тётя Катя утешала нас, говорила, что сейчас всё заколотит, и ни одна тварь к нам не сунется.
И конечно, мы ей ничего не рассказали. Не сказали ни слова о том, как сами кормили первую крысу, как радовались её приходу и как наивно желали ей компании. Мы сидели, утирая слёзы грязными кулачками, и кивали, делая вид, что тоже впервые видим это «полчище».
Самое яркое воспоминание осталось: не страх, а сначала восторг от тайны, живущей под полом, и горький урок о том, что некоторые желания, даже самые добрые, могут сбываться совсем не так, как мы ожидаем.
А закончилось это тем, что тётя Катя пошла к руководству и рассказала в каких условиях живут детки. После этого нам выделили новый дом. А мы так и не рассказали о нашей тайне, как сами же прикормили крысиное отродье.
Ошибка
Все началось с появления в нашем доме маленького серо-голубого чуда — британской кошечки, которую мы назвали Сонечкой. Она была плюшевой, с круглыми янтарными глазами и важной, независимой походкой. Мы ее обожали. Идея пришла спонтанно: «А что, если подобрать ей пару? Вырастут, появятся котята — милые, породистые. Их же всех сразу разберут! Немного энтузиазма, немного бизнеса».
Так начались наши поиски жениха для Соньки. Долгие вечера мы проводили за просмотром объявлений о шотландских вислоухих котиках. Наконец, наш идеал был найден — очаровательный мальчик с умными глазами и смешными сложенными ушками. Мы назвали его Тайсон, в надежде, что он будет сильным и мужественным.
Первая встреча была… не романтичной. Сонька, наша королева, встретила нового жильца шипением и ударом лапы. Тайсон, вместо того чтобы проявить натиск, фыркнул и спрятался под диваном. «Ничего, — утешали мы себя, — привыкнут». Но дни шли, а ситуация не менялась. Они не просто игнорировали друг друга — они воевали. В доме стояли постоянные шипение и фырканье, словно жили два мини-дракона, делящих пещеру.
Прошло пару месяцев, и нас начали грызть смутные сомнения. По всем нашим расчетам, природа должна была давно взять свое, но Тайсон не проявлял к Соньке никакого, скажем так, супружеского интереса. И тут меня осенило: а точно ли Тайсон — мальчик? Мы, покупая его, целиком положились на слова продавца. Рассмотреть что-либо у активного, вертлявого, котенка сами мы не смогли, да было и неловко не доверять продавцу.
Наши домашние попытки разобраться в гендерной принадлежности Тайсона закончились ничем. Он яростно вырывался, и мы боялись его травмировать. Пришлось ехать к ветеринару.
Ветеринарный врач, женщина с добрыми, уставшими глазами, взяла Тайсона на стол, перевернула и через секунду сказала: «Ну, поздравляю. У вас не жених для Соньки, а подружка. Однозначно девочка».
В машине царило молчание. Мы смотрели на «Тайсона», который доверчиво устроился на коленях и мурлыкал. Она была такой красивой, ласковой, мы уже всем сердцем к ней прикипели. Но держать двух кошек-девочек, когда рассчитывали на пару, было неразумно. С тяжелым сердцем мы решили продать нашу «невесту — жениха».
Самым сложным оказалось не найти новых хозяев, а отвечать на вопросы в объявлениях. Люди спрашивали: «А почему продаете?» Мы не могли же сказать: «Потому что мы невнимательные и доверчивые». Приходилось выкручиваться, говорить «изменились планы». А самый каверзный вопрос был: «А родители котят где? Покажите». Нам приходилось тушеваться и объяснять, что, мол, так вышло, что у нас только кошечка, а кота нет. В глазах собеседников мы читали удивление.
В итоге нашу шотландскую «девочку-мальчика» купила милая семья с детьми. Они были в восторге. Мы же, получив суровый жизненный урок, вернулись домой к нашей одной-единственной плюшевой Сонечке. Теперь она осталась в одиночестве а мы твердо усвоили: прежде чем дать котику имя Тайсон, стоит лишний раз убедиться, что это действительно котик.
Подарок
Люсе на девятилетие подарили самый желанный подарок — крошечного, похожего на плюшевый комочек с огромными голубыми глазами, британского котенка. Её назвали Соней. Папа Саша лично ездил за ней в Питер, к серьёзной заводчице, которая вручила ему вместе с котенком договор. Одним из его пунктов была обязательная стерилизация в полгода.
Но как можно лишить такое сокровище радости материнства? Этого не понимали ни Люся, ни её мама. «Один разочек можно», — решили они и, как только Сонечке исполнился год, попросили «жениха» в семье знакомых для своей красавицы.
Им оказался шотландский вислоухий красавец по имени Тима. Он был статен, с густой дымчатой шерстью и умными, спокойными глазами. В доме он чувствовал себя уверенно, сразу начав грациозно ухаживать за Соней: ходил вокруг неё кругами, издавая нежное мурлыкающее урчание, и деликатно обнюхивал. Но Соня, вся взъерошенная, отвечала ему шипением и злобным фырканьем. Она прижимала уши и даже пыталась ударить его лапкой, не выпуская когтей — больше для солидарности.
Чтобы «молодожёны» не мешали домочадцам спать своими выяснениями отношений, их отнесли в просторную прихожую, где поставили миски, лоток и уютные лежанки. Три дня длилась эта странная «свадьба», после чего Тиму, выполнившего свой джентльменский долг, торжественно отвезли обратно хозяевам.
А через два месяца Соня подарила Люсе и её семье настоящее чудо — пятерых очаровательных котят. Они были невероятно красивы: плотные, круглоголовые, унаследовавшие мамину плюшевую шерстку и папину аристократичную стать. Половина из них имела забавно сложенные ушки, как у Тимы. Котят быстро разобрали по предварительным заявкам, и в доме снова стало тихо.
Рядом с Соней жил ещё один кот — пушистый и важный Ержан. Но в то время он был слабеньким после перенесённого цистита, и ему было не до ухаживаний. Он лишь лениво наблюдал за Соней с дивана. Однако время шло, Ержан окреп, и в нём проснулся интерес к подруге. От этой пары родились новые, не менее красивые котята, в которых причудливо смешались две породистые линии.
Но однажды Соня, всегда такая домашняя и спокойная, умудрилась сбежать на улицу во время проветривания. Неделю её искали, искали и уже отчаялись, как она сама вернулась — худая, испуганная, но живая. А спустя время стало ясно, что она принесёт ещё один приплод. Но эти котята были совсем другими — обычными, дворовыми, пусть и очень милыми. Их пришлось с трудом отдать, мало кто хотел брать котят от дворовых котов.
Стало понятно, что эксперименты с «радостью материнства» пора заканчивать. Соню наконец отвезли в клинику и стерилизовали, как и было предписано когда-то тем договором. А Ержана, чтобы избежать дальнейших соблазнов, отдали родственникам, где он стал полноправным и уважаемым хозяином большого дома.
Теперь Соня — упитанная, довольная и безусловно счастливая плюшевая аристократка. Она сладко спит на диване, и её сны, наверное, такие же спокойные и безмятежные, как и её жизнь.
Урок Ержана
История Ержана началась с благих намерений. Его хозяйке, захотелось для него самой лучшей, самой свободной жизни — жизни, полной прогулок и свежего воздуха. И она решила, что большой и умный кот должен научиться ходить в туалет на улице.
Но для Ержана, кота с душой домоседа, это стало пыткой. Его маленький, стройный мир держался на трех китах: миска с едой, любимый диван и его лоток — надежная, пахнущая чистотой цитадель. Улица же была полна угроз, шума и чужих запахов. И на улице он терпел, молча, героически, до дрожи в лапах. Он сжимался в комок на травке, а потом, едва переступив порог дома, мчался к заветному углу, где его уже не ждало спасение.
Решительность хозяйки обернулась жестокостью. В один прекрасный день лоток исчез. Пустое место на кафеле стало для Ержана символом предательства. Его растерянность сменилась отчаянием, а отчаяние — болезнью. Он просидел весь день под кроватью, не притронувшись к еде, а к вечеру его тело свела судорога.
Когда лоток, наконец, вернули на место, надежды на возвращение к нормальной жизни не случилось. Ержан с трудом дошел до него и пописал рядом с лотком. В лужице алела кровь.
Этот момент — алые капли на белом кафеле — отрезвил хозяйку сильнее любых слов. Ужас и раскаяние пришли к ней одновременно. Они с мужем, не говоря ни слова, завернули кота в одеяло и помчались в клинику.
Ветеринар, пожилая женщина с добрыми глазами, выслушала их с каменным лицом.
— Цистит. На нервной почве и из-за долгого терпения, — произнесла она, и ее слова повисли в воздухе как приговор.
— Вы знаете, что кошки могут умереть от такой «переделки? Их нельзя ломать. Они — другие.
Хозяйка плакала, глядя, как ее храброго Ержана, такого беспомощного, уносят на процедуры. Ему промыли мочевой пузырь, сделали уколы и выписали целую аптеку лекарств. А потом надели на него детский памперс, застегнули его на липучках, и Ержан предстал перед ними жалким и побежденным.
Следующая неделя стала для всех временем искупления. Ержан в своем унизительном памперсе ходил по дому тихий и печальный. Он не играл, лишь изредка подходил к хозяйке и тыкался теплым лбом в ее руку, словно прощая. Они меняли ему подгузники, кололи лекарства, гладили и говорили ласковые слова.
И чудо случилось. Медленно, день за днем, Ержан стал возвращаться к жизни. Сначала он начал снова мурлыкать, потом попросил есть, а однажды утром сбросил с себя ненавистный памперс и гордо, не спеша, прошествовал к своему лотку.
Он поправился. Но в его глазах, таких ясных, осталась тень пережитого страха. А в сердце хозяйки — тяжелый, но бесценный урок. Она навсегда запомнила, что любовь — это не переделывать под себя, а понимать и принимать. Принимать даже такое простое, но важное желание — иметь свой собственный, маленький, голубой островок
Тима
Тима вырос в частном доме с просторным двором. Он знал каждый уголок своего владения — от теплой веранды, до густых зарослей малины, где так удобно было прятаться от жары. Но жизнь внесла коррективы: хозяева купили новую квартиру в городе, и пришлось переезжать.
Переезд стал для Тимы стрессом. Вместо бескрайнего неба над головой — нависающий потолок. Вместо шелеста листьев — монотонный гул машин. Год он прожил в квартире, привыкая к новым правилам. Казалось, он смирился: научился не царапать обои и спал по ночам. Хозяева вздохнули с облегчением — котик привык.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.