Бесплатный фрагмент - Невидимая роль

{🎭} Невидимая роль

Глава 1: Мир, сузившийся до голоса

Комнату в хрущёвке давно поглотили книги.
Они громоздились стопками у стен, лежали на подоконнике, составляли немой лабиринт, по которому Мария Ивановна и Василий Петрович двигались наощупь, как два старых, мудрых корабля в бумажном море.
Сорок лет вместе.
Сорок лет тихих вечеров, чтения вслух и бесконечных, жарких споров о Достоевском и Чехове, которые всё чаще заканчивались неожиданной, обидной тишиной.
Осень за окном шептала о переменах: листья шуршали под ветром, а свет дня угасал раньше, оставляя комнату в полумраке, где время тянулось, как тень.

Василий Петрович, бывший школьный учитель литературы, последние пять лет почти ослеп. Мир для него расплылся, стал акварельным пятном.

Сперва он злился. «Маш, да куда ты опять суёшь мою чашку? Я её не вижу!» — мог он рявкнуть, и голос его звучал испуганно и резко. Потом смирился. Его главными глазами стала жена. Но и это давалось нелегко. Иногда ему казалось, что она что-то утаивает, упрощает, жалеет его.
Он ловил малейшие колебания в её голосе, пытаясь угадать, какое сегодня небо за окном — синее или в свинцовых тучах.
В такие моменты одиночество накатывало волной: «А если она уйдёт? Кто останется? Только эхо в голове?» — думал он, сжимая подлокотники кресла, борясь с подозрением, что мир ускользает окончательно.

Их островком, их «выходом в свет» был маленький драмтеатр в старом ДК.

По субботам. Василий Петрович не видел сцены, но он слышал. Он ловил каждую интонацию, каждый шорох кулис, каждый вздох зала. И потом всю неделю они с Марией Ивановной разбирали пьесу, как раньше с учениками. Иногда он смеялся над абсурдностью реплик, но смех переходил в кашель, а в глазах — невидимые слёзы от ностальгии.

Актрисой в том театре служила их соседка, немолодая уже Нина Семёновна. Скромная, серая мышка, вечно пахнущая гримом и пылью. Она-то и приносила им каждую пятницу два заветных билетика.

— Маш, Васенька, завтра «Чайку» даём, — говорила она, заходя на чай и оставляя на столе мокрый от дождя зонт. — Я там… э… за Шамраева, мужа Аркадиной, выхожу. На минуту. Не обессудьте.

И они шли. В зале пахло старым бархатом и надеждой. Мария Ивановна тихонько, почти на ухо, описывала ему действия: «Нина вышла… в зелёном… кажется, новое платье… О, как Аркадина на неё смотрит! Гневно так…». Её голос иногда дрожал от волнения, и Василий Петрович хмурился: «Она слишком старается… Или скрывает, что спектакль слаб?»