
вступление
пока дыхание есть
я не знаю, зачем это пишу.
может — чтобы не исчезнуть совсем.
иногда слова приходят,
когда уже поздно объяснять,
но ещё можно — дышать.
эта книга не о том, как стало легче.
она о том, как я училась оставаться,
когда всё внутри хотело уйти.
о том, как боль может быть домом,
и как тишина иногда звучит громче крика.
я не пишу истории.
я просто записываю дыхание —
неровное, сбивчивое, но моё.
и если ты сейчас слышишь это,
значит, ты тоже жива.
значит, в тебе всё ещё есть
то, что не сдаётся.
мне страшно.
и, может быть, тебе — тоже.
но, пожалуйста,
не уходи из этой страницы.
давай просто посидим.
пока не станет чуть тише.
письмо читательнице
знаешь…
я не знаю твоё имя,
но чувствую твоё дыхание рядом.
оно дрожит —
но дышит.
я не буду говорить, что всё пройдёт.
я знаю — иногда не проходит.
иногда просто становится
чуть мягче.
чуть теплее.
я не обещаю света.
только руку —
на уровне твоего дыхания.
чтобы, если станет темно,
ты не осталась одна.
ты можешь быть слабой.
можешь молчать.
можешь не знать, что делать дальше.
и всё равно —
этого достаточно.
если ты читаешь —
значит, ты ещё здесь.
и я — тоже.
пока дыхание есть.
сердце не сдаётся
и всё-таки — сердце не сдаётся. оно бьётся, даже когда ты молчишь. оно помнит, как звучит жизнь, даже если ты забыла. иногда самое смелое, что мы делаем, — это дышим ещё один раз.
пока мир был ещё маленьким
когда я была маленькой, мир казался мне таким тихим, словно он ходил на цыпочках, чтобы меня не разбудить.
я верила, что у каждого дерева есть сердце, что облака понимают, когда кому-то грустно, и что если долго смотреть на небо, оно обязательно что-то скажет.
у меня была старая игрушка-заяц — я думала, что он дышит, когда я засыпаю. и мне казалось, что в каждом дне есть маленькая дверь, которую можно открыть, если очень-очень тихо сказать: «я здесь».
в тот мир хочется вернуться, не чтобы спрятаться, а чтобы забрать оттуда ту маленькую девочку — и наконец довести её домой.
пока никто не слышал
детство
иногда детство не кончается — оно просто меняет форму. из комнаты превращается в тело, из голоса — в шорох, из страха — в осторожное дыхание, которое всё ещё ждёт: а вдруг кто-то всё-таки придёт?
мне казалось, если быть тихой, если не мешать, если не смотреть прямо — мир не заметит, как мне больно. но боль умела находить. она всегда находила. даже когда я делала вид, что сплю. тогда я ещё не знала слов «травма», «стыд», «вина». я просто знала, что сердце умеет замирать дольше, чем нужно и что плакать можно без звука. и всё это осталось во мне — в теле, которое всё ещё ждёт прикосновения, в дыхании, которое срывается на полпути, в страхе, что снова не поверят. но теперь я взрослая. и я возвращаюсь туда не как свидетель — а как та, кто наконец может обнять.
ты и я в тишине
малышка… я здесь.
я знаю — ты всё ещё плачешь во мне.
замираешь, когда становится страшно,
прячешься, когда крик не выходит,
а дыхание рвётся на клочки.
я слышу, как дрожат твои руки, как трясутся ноги,
как сердце бьётся слишком быстро.
и мне хочется обнять тебя. и никогда не отпускать.
я помню. как это было.
это был ад — для всего, что называлось жизнью. ты кричала без звука, просила, чтобы кто-то спас, но никто не пришёл. и я помню этот холод. эту тишину. этот крик в пустоте. он живёт во мне до сих пор. прячется за каждым взглядом, за каждым тихим шёпотом. ломает меня. и всё же — я дышу. я живу. и я учусь. и теперь, когда я взрослая, ад не ушёл. он просто научился ждать — в чужих взглядах, в вине, в ночах, когда я снова — не спасённая. но мы здесь. ты и я. ты — которая пережила невозможное. и я — которая каждый день пытается жить без ненависти, без стыда, без страха, что виновата. но, милая, мы не виноваты. ни тогда, ни сейчас. ты не слабость во мне. ты — корень дыхания. ты — голос, хрупкий, дрожащий, но мой. иногда кажется, что я не выдержу. что тьма бесконечна. но потом я вспоминаю тебя — маленькую, голую от боли — и думаю: если ты выжила тогда, я не имею права сдаваться сейчас. если ты выдержала ад, я могу выдержать ночь. я с тобой. ты — моя причина держаться. и если вдруг станет невмоготу, я обниму себя, как ты когда-то хотела, и шепну: ты не одна. ты не сломалась.
ты настоящая. ты живая. ты — моя. я чувствую, как дрожит каждая клетка, как боль скользит по мне, как страх пытается взять верх. но я дышу. и я существую. и это — жизнь. и жизнь — уже победа. если темнота не отпускает — значит, просто настала ночь. а ночь — не навсегда. малышка, я здесь. и всё будет. не идеально. но будет. мы выживем. мы живы.
письмо той маленькой
малышка…
я знаю, ты не хотела быть сильной.
ты просто хотела, чтобы тебя заметили.
чтобы кто-то сказал: «я вижу тебя» — и не отвернулся.
я знаю, ты часто пряталась — в подушке, в мыслях,
в собственном дыхании, чтобы никто не услышал,
как дрожит голос.
ты не делала ничего плохого. ты просто жила.
и мир был к тебе слишком громкий.
иногда ты сжимала ладони так сильно, что
ногти оставляли следы — будто за них
можно было удержаться.
а потом засыпала, не вытирая слёз и
утро начиналось с тишины, в которой снова
нужно было выживать.
я помню тебя — в платье с цветами,
в глазах, полных вопроса: «можно ли мне… быть?»
можно, девочка.
можно.
ты можешь отдохнуть.
можешь не знать, как дальше.
можешь просто дышать.
ты не плохая.
и никогда не была.
ты — живая.
и этого всегда было достаточно.
внутренний диалог
— ты ведь не забудешь меня?
— никогда.
— даже если я опять спрячусь?
— я всё равно найду.
— а если мне будет страшно?
— я буду рядом.
— ты ведь теперь знаешь, что я не выдумка?
— знаю.
ты — я.
та, с которой я наконец научилась говорить.
и я не хочу терять тебя снова.
поддерживающие строки для читательницы
ты не обязана была знать, как защищать себя,
когда рядом не было никого.
ты не обязана была быть сильной, чтобы выжить.
ты не сломалась. ты выжила.
из боли. из тишины. из невозможности сказать.
если сейчас тебе тяжело — держи мою ладонь.
она — не спасение.
она — присутствие.
пока ты учишься снова быть.
на сегодня.
я не спасаю её.
я просто сижу рядом.
держу ладонь на сердце — её сердце — моё.
я не говорю «всё хорошо». я говорю — «ты есть».
и иногда этого достаточно, чтобы выжить. чтобы вернуться. чтобы снова почувствовать кожу, дыхание, свет.
мы обе остались. значит — жизнь выбрала нас.
и теперь я выбираю её.
если тело помнит всё — пусть оно теперь запомнит нежность.
травма
всё, что не было услышано — осталось внутри
иногда боль не кричит. она живёт в теле — тихо, как дыхание, которое боится быть услышанным. она знает, где её спрятали. в изгибе спины, в замирании перед прикосновением, в настороженном «всё хорошо», которое произносится автоматически. долгое время я думала, что тишина — это исцеление. что если не говорить — не будет реальностью. но молчание не лечит. оно только хранит. и тело — единственное, кто помнит всё. иногда оно просыпается во сне, иногда — в чужих руках, в запахе, во взгляде, в самой невинной мелочи. и мир снова становится чужим. и ты снова маленькая. и снова нечем дышать.
внутренний диалог
— ты же знаешь, это не про слабость.
— знаю.
— это про то, что никто не подошёл.
— да.
— про то, что боль была сильнее слов.
— и тело стало архивом.
— да. и до сих пор хранит.
— но я рядом.
— рядом?
— с той, что тогда молчала. с той, что осталась.
— а если я её не помню?
— всё равно рядом.
— даже если она молчит?
— особенно тогда.
— и если она больше не сможет доверять?
— мы не будем торопить.
— а если вдруг всё снова обрушится?
— я возьму за руку. сначала — в словах. потом — в теле.
— а если я исчезну?
— ты не исчезнешь.
я сохраню тебя.
бережно.
— не всегда нужно вспоминать, чтобы исцеляться
— у боли нет графика
— ты можешь идти своим ритмом
— даже если никто не видел — это было
— даже если всё внутри сжалось — ты жива
— твоя история важна
— ты не должна была справляться одна
— ты не придумала
— это было несправедливо
— и ты не обязана прощать, чтобы жить дальше
письмо той, которая пережила
я не буду заставлять тебя вспоминать.
не буду торопить.
не стану говорить «отпусти» —
потому что знаю:
это не то, что можно просто отпустить.
но я обещаю — быть рядом,
когда станет тесно внутри.
дышать рядом, когда не сможешь вдохнуть сама.
я знаю: ты не виновата.
и то, что ты молчала — не вина.
иногда молчание —
единственный способ выжить.
и ты выжила.
и ты — здесь.
и, может быть,
это уже больше, чем достаточно.
не отпущу
я касаюсь ладонью стены,
где боль оставила трещину.
не для того, чтобы разобрать —
а чтобы сказать:
я вижу.
я здесь.
даже если не знаю, как держать —
я не отпущу.
письмо себе
в ту ночь, когда меня не берегли — и во все те ночи, что пришли после, я сидела на полу. в коридоре. там, где когда-то бегала босиком, а теперь — обессиленно. без звука. без «нет». без помощи. тело дрожало не только от боли — от ужаса. от того, как внезапно всё стало чужим. мне было страшно. до дрожи, до сжатого горла, до крика, который застрял внутри. я прижимала руки к груди, замирала, и плакала украдкой — чтобы никто не услышал. чтобы не стало хуже. боль — та же. и холод — тот же. и чувство вины, которое не моё. я мыла руки до трещин, терла кожу до красноты, пыталась стереть запах, который жил не на теле, а в памяти. но не могла отмыть ощущение, что меня снова лишили права быть. даже потом, когда ногти чистые, а следы исчезли, внутри всё ещё жгло. я вымывала себя словами, стыдом, молчанием. но теперь я знаю: я не виновата. не тогда. не теперь. ни в чём. замирать — это тоже способ выжить. сжиматься, молчать, угождать — всё это защита. и я выжила. опять. если сейчас снова дрожат руки, если я сижу в углу, где безопаснее, чем рядом с кем-то, если дыхание сбито — это не значит, что я сломана. это значит — я чувствую. а чувствовать — это быть живой. я вижу себя. в том детском коридоре, где холодный пол и одиночество, и здесь — во взрослом теле, которое всё ещё боится. и я шепчу: ты заслуживаешь любви, в которой не больно. ты заслуживаешь тела, в котором только ты решаешь, кто и как к тебе прикасается. ты заслуживаешь тишины, в которой можно выдохнуть, а не замирать. и однажды ты сама выберешь, кто сможет быть рядом. и больше — никто не посмеет дотронуться без твоего согласия. а пока… пусть текут слёзы. пусть всё выходит — капля за каплей. потом — укройся пледом, обними игрушку, выпей воды. и скажи себе тихо: я была не в безопасности. меня не берегли. но я здесь. и я буду жить. ты выжила. не несмотря на — а вопреки. это было насилие. и ты не виновата. ты больше не одна. ты здесь. ты будешь.
мне однажды сказали: не отвергай и не наказывай себя — тело не виновато. и эти слова стали молитвой. каждый раз, когда я снова чувствую стыд, я кладу ладонь себе на грудь и повторяю: «ты живая. ты не должна была знать, как защититься. ты выжила». иногда я всё ещё путаю нежность с опасностью. но теперь я знаю — в этом нет моей вины. есть только память, которая медленно учится дышать иначе.
боль не делает тебя грязной. она делает тебя живой. и в этом — всё возвращение.
трагикомедия одной выжившей
на сцене — я.
всё как всегда:
грим — страх,
костюм — кожа,
реплика — терпи.
режиссёр — тень.
сценарий — не мной написан.
роль — главная, но не я её выбрала.
в первом ряду — те, кто хлопал,
когда я рвалась из рук,
в антракте жевал попкорн,
пока меня рвало памятью за кулисами.
и каждый акт — как будто анекдот:
«мужчина вошёл —
и остался в ней без разрешения».
смех в зале.
я — кукла. только кровь — настоящая.
в третьем акте мне вставляют реплику:
«всё было не так уж страшно».
смех в фоне.
а я сшиваю себя по живому,
чтобы не распасться в четвёртом.
травма — это не всегда крик.
иногда — сцена,
на которой актриса
забывает свой текст и продолжает стоять,
чтобы не сорвать спектакль.
за кулисами — шепчут:
«ты же сильная, играй, не чувствуй».
а я стою босиком,
на осколках слов, которыми меня клеймили.
иногда я сама себе ставила свет.
включала лампу,
садилась у стены и думала:
«ну, всё. теперь просто проживи ещё один акт».
а потом — антракт.
чай. холодный.
рядом — пепельница,
две докуренные попытки успокоиться.
руки дрожат. и снова — в зал.
иногда я смеюсь. по-настоящему.
так громко, что эхо в висках
становится аплодисментами.
и в этом смехе — что-то нестерпимо живое.
как будто тело говорит: «я всё ещё здесь».
и когда гаснет свет — начинается настоящее.
в зале — никого. в теле — всё.
внутри меня — та, что в первый раз сказала:
«больше нет».
да, трагикомедия.
без сценария,
без режиссёра,
без занавеса.
и если кто-то спросит:
что дальше?
— дальше сцена.
и свет. и я.
не как роль.
как человек, который всё ещё умеет дышать.
занавес опущен. свет погашен. тишина липнет к коже — не утешает, а напоминает. всё случилось. всё оставило след. и всё равно — я здесь. не потому что хотела, а потому что не смогла исчезнуть. не роль. не тень. не вещь. человек. пусть голос дрожит, пусть тело помнит, пусть нет аплодисментов — я выжила. и этого — уже достаточно.
я не их пьеса
я выхожу на сцену.
без света.
без зрителей.
лишь эхо — мой голос,
и тьма — мой свидетель.
меня не спросили, хотела ли роли,
но дали: молчи. и страдай — в этой доле.
в моё тело врезались руки и страх,
на нём ставили паузы, точки, размах.
оно не кричало —
лишь плавилось, глохло,
чтобы не помнить,
как болью пылало всё плохо.
я стояла, как тень,
на сломанной сцене,
в крови от чужих
недосказанных сцен.
и всё, что осталось — костюм из вины,
в котором я выживала —
без почему, и когда, и с кем.
мне хлопали стены —
до хрипа, до треска,
пока я пыталась
не быть им невесткой.
и в каждом ударе аплодисментов
звучало: молчи, пока не придёт срок.
но я — не их пьеса.
не их финал.
я — тело, что плакало
и вставало.
я выжила. слышишь?
хоть кости звенят —
из пепла.
из страха.
из криков назад.
и если кто спросит: была ли она?
да. была.
и осталась —
одна.
но в этой пустой
декорации скорби
я стала собой.
и это — мой орден.
и больше
никто
не напишет мне роль.
ни боль,
ни мужчина,
ни бог,
ни контроль.
____
выдох:
иногда спектакль
заканчивается не занавесом,
а тем, что ты наконец слышишь:
ты — не сцена.
ты — дом.
без роли
никогда не поздно просто быть
на сцене — я.
без грима.
без слов.
в зале — тени.
аплодисментов — ноль.
всё будто было,
но мимо.
без веры
в тело,
в дыхание,
в боль.
ставят пьесу:
утрата — акт первый,
молчание — третий,
а финал не пришёл.
я в роли той,
что играет неверно —
слишком по-правде.
выходит — смешно.
за кулисами — шёпот:
«держись, не дрожи,
плач — это фальшь,
ты же главная роль».
а я — из прожжённой
ткани души
шью себе платье
из собственной соли.
в антракте —
стакан, сигарета, разлом.
смотрю в зеркало —
не узнаю: кто?
всё, что осталось —
пустое «потом»
да щека,
по которой течёт
не притвор.
и вдруг — аплодисменты.
гулом, как шторм.
я кланяюсь — зал
без лиц, без имён.
скорби театр — мой вечный дом,
где сердце играет
без режиссёров и сцен.
и если однажды
закроют шторы —
пусть будет
тихо.
без света.
без слов.
я выйду босая —
сквозь все декоры —
в собственный мрак,
где живёт любовь.
и, может, впервые —
не ради роли.
а просто
проживу
финал
без боли
страница поддержки
если ты сейчас читаешь это —
значит, ты уже выбралась из зала.
или, может быть, всё ещё стоишь на сцене,
в разорванной реплике,
в тишине, где не хлопают,
а ты всё ещё — дышишь.
я не знаю, сколько было актов.
и кто был в первом ряду…
но я знаю одно:
ты выжила не потому что сильная.
а потому что настоящая.
можно не помнить.
можно плакать.
можно не хотеть рассказывать.
можно выходить из роли — медленно.
можно злиться на сценарий.
можно кричать — даже если никто не слушает.
твоё тело — не сцена.
твоё «нет» — не забытая реплика.
твоя память — не обязанность
держать чужую вину.
ты здесь.
и это — достаточно.
ты — не их пьеса.
и даже если сегодня
ты просто легла и закрыла глаза —
ты уже сделала главное:
осталась с собой.
эпилог
в какой-то момент я поняла:
они ждали моего падения,
а я научилась вставать.
не красиво. не в балетной позе. не как в кино.
а по-настоящему: в пыли,
в дрожи, в собственных следах.
никто не поставил мне оценку.
и не будет аплодисментов.
но я несу это сердце —
не как реквизит.
а как то, что ещё бьётся.
тихо.
упрямо.
по-настоящему.
и если театр когда-нибудь закроется —
я всё равно останусь.
живой.
без роли.
но собой.
о сне
ночью всё громче.
не снаружи — внутри.
тело вспоминает: здесь было что-то страшное,
слишком страшное, чтобы просто закрыть глаза.
сон не приходит.
или приходит — как гость без лица.
садится рядом.
и смотрит.
и ты не знаешь,
что будет делать с тобой.
я лежу в темноте
с открытыми глазами,
и мне кажется:
если я усну —
не проснусь собой.
или проснусь —
но в том самом, откуда
уже не выйти.
тело не доверяет.
под простыней — не покой, а тревога.
под кожей — не тишина, а память.
оно дрожит,
не от холода —
от прошлого, которое приходит ночью
в образе сна.
я пытаюсь дышать.
вдох. ещё вдох.
но грудная клетка будто связана страхом —
железным, тугим.
словно внутри всё понимает:
сон — это слишком похоже
на смерть.
и если ты не можешь заснуть —
это не каприз.
это не «расслабься».
это твой организм,
который выучил:
в темноте бывает больно.
и теперь он охраняет тебя,
как может.
внутренний диалог
— я боюсь спать.
— я знаю.
— мне кажется, как только я закрою глаза, что-то случится.
— ты не сумасшедшая. ты просто много помнишь.
— я не хочу снова туда.
— и не нужно.
— но тело… оно не слушается. оно всё равно дрожит.
— потому что оно тебя защищает.
— даже сейчас?
— особенно сейчас.
— а если я никогда не смогу спать спокойно?
— значит, ты просто научишься дышать внутри ночи.
— ты останешься со мной?
— я не уйду. я здесь. я рядом.
— и если мне будет страшно?…
— тогда я буду твоим светом в темноте. даже если ты не видишь меня — я всё равно рядом.
— спасибо…
— просто дыши. это уже подвиг.
поддержка
если ты читаешь это в полночь
я рядом.
если ты снова не можешь уснуть —
не злись на себя.
ты не одна.
в этой тишине я с тобой.
дыши, как можешь.
не насильно.
не сразу.
просто — чуть-чуть.
вдох.
и не спеши выдыхать.
я держу твой страх.
в этой строке.
в этом дыхании.
в этом «я рядом».
эпилог
сон придёт.
не в этой ночи —
в следующей.
и ты будешь готова.
не потому что стало легче,
а потому что ты — живая.
даже в бессоннице.
даже в боли.
даже сейчас.
границы
дыхательная страница
можно не быть всем. можно быть собой.
я больше не обязана вписываться.
не в чужие ожидания,
не в удобные улыбки,
не в форму чужих желаний.
я выхожу из этого —
в себя.
в меня, которая не обязана соглашаться,
объяснять,
разрешать,
разрешаться.
я — не открытка.
я — не поле.
я — не мебель в комнате чужих настроений.
я — тело. и голос.
и я имею право
на замок,
на молчание,
на «нет» без объяснений.
внутренний голос
— а вдруг обидятся?
— а вдруг отвергнут?
— а вдруг ты снова останешься одна?..
но я не обязана жертвовать собой,
чтобы быть принятой.
я больше не отрезаю от себя куски,
чтобы кому-то стало теплее.
письмо себе
ты имеешь право быть границей.
быть дверью.
быть порогом.
быть телом, которое нельзя трогать,
если оно не сказало: «можно».
ты имеешь право быть — собой.
не пустой.
не вежливой.
не всем.
не проси разрешения жить.
не извиняйся за «нет».
ты — не тень.
ты — свет.
если ты чувствуешь:
«я больше не могу быть всем для всех» —
это не слабость.
это правда.
и это твои границы,
которые ты наконец возвращаешь себе.
ты здесь, родная.
ты — не роль.
ты — реальность.
выдох
разговор с той, что выжила
— ты слышишь?
теперь я дышу.
и дышу рядом с тобой.
а не сквозь.
— но я…
я всё ещё боюсь.
иногда кажется,
что если расслаблюсь —
всё рухнет.
— я знаю.
я помню, как ты засыпала,
обняв колени,
и даже во сне
держала кулаки.
как будто мир
в любую секунду
мог отнять последнее.
— он и отнял.
— да.
но не всё.
ты осталась.
и это не «мало».
это — всё.
— правда?
— ты выжила.
ты смогла.
ты каждый день
шагала по осколкам,
думала, что не дойдёшь —
но дошла.
а теперь… я с тобой.
— но я такая маленькая.
я же ничего не умею.
я просто хочу,
чтобы кто-то держал
меня за руку.
— я держу.
я — ты,
ставшая взрослой.
и я научилась быть рядом.
не осуждая.
не толкая.
а обнимая.
(пауза)
— можно я просто лягу и…
засну у тебя на груди?
чтобы слышать, как ты дышишь?
чтобы знать — я не одна?
— конечно.
ложись.
я глажу тебя по спине.
я здесь.
и теперь — всегда.
(выдох)
теперь ты не одна.
тихое письмо
малышка,
я знаю.
ты так долго молчала,
что твоя тишина стала громче всех криков.
я помню, как ты смотрела в потолок и думала:
«это я виновата?»
нет.
никогда.
ты не должна была защищаться,
прятаться,
притворяться спящей.
ты не должна была пережить всё это —
но ты выжила.
и это не делает тебя сильной,
это просто делает тебя — живой.
прости,
что тебя не защитили.
прости,
что тебе пришлось стать взрослой слишком рано.
прости,
что ты думала: «если я исчезну, будет легче всем».
но теперь — я здесь.
и я умею слышать.
я умею быть рядом.
я умею держать тебя за руку,
даже если ты не веришь, что заслуживаешь этого.
ты больше не одна, милая.
никогда.
мы дышим вместе.
мы идём вместе.
и я — уже не отпущу.
обещаю.
твоя.
взрослая ты.
которой теперь можно всё.
даже быть маленькой.
даже быть живой.
даже просто — быть.
одиночество
— пока ты дышишь — тебя можно найти.
иногда одиночество — не пустота, а комната, где можно впервые услышать себя. оно не приходит, чтобы разрушить, оно приходит, чтобы показать, где заканчивается «для других» и начинается «для себя». и всё-таки больно. не от тишины, а от того, что никто не зовёт по имени. и ты сидишь посреди этой тишины — и учишься быть. без зрителей. без спасателей. без «всё хорошо».
— ты здесь?
— да.
— а ты правда меня видишь?
— вижу.
— но ведь я молчу.
— я слышу твоё молчание.
— а если я исчезну?
— я всё равно останусь рядом.
— но я устала быть одной.
— ты не одна. просто рядом не всегда те, кто способен видеть.
— а если мне нечего дать?
— ты не должна ничего давать, чтобы быть любимой.
— просто быть?
— просто быть.
иногда одиночество не громкое.
оно не требует внимания — оно просто живёт в теле.
в том месте под рёбрами,
где когда-то был мелодия, а потом стало тихо.
это не про отсутствие людей.
это про то, когда тебя не чувствуют.
когда ты говоришь — а слова не доходят.
когда даже обнимая — чувствуешь холод.
и тогда ты учишься молчать.
улыбаться. казаться.
и с каждым разом всё меньше верить,
что кто-то сможет дотронуться — по-настоящему.
внутренний голос
я так долго путала одиночество с виной.
думала — если никого нет,
значит, со мной что-то не так.
и потому училась быть нужной.
громче, ярче, удобнее.
лишь бы остаться.
а внутри — тишина,
которая звенела,
как недосказанное «останься».
— ты ведь думаешь, что не заслужила тепла?
— иногда да.
— а если я скажу, что ты его уже заслужила — просто тем, что есть?
— не знаю, как в это верить.
— не надо верить. просто дыши.
— дышать больно.
— значит, дыши медленно.
я рядом.
маленькая исповедь
иногда она просто садилась на пол — прямо в коридоре, между тенью и светом.
без сил. без ответов. без «надо».
она больше не пыталась быть сильной. не спасала никого. не говорила себе: «соберись».
она просто была. где-то под кожей пульсировала боль, в груди сжимался страх, а внутри — будто кто-то шептал:
«ты — слишком. ты — недостаточно. ты — всё испортила». но она всё равно дышала. слёзы падали тихо, а дыхание было рваным, как старое письмо. и всё-таки — в этом молчании было что-то тёплое. будто сама земля под ней говорила: «я держу тебя. я с тобой». и в этой тишине она вспомнила: ты не становишься слабее, когда плачешь. ты становишься — настоящей.
в одиночестве я перестаю быть функцией. там нет роли, нет образа, нет чужих ожиданий. там я — просто человек, уставший, дрожащий, но живой. иногда я снова сажусь на пол — так же, между тенью и светом. и повторяю себе: не надо быть сильной. надо быть. и от этого мира — хоть на дыхание — становится легче.
письмо поддержки
если ты читаешь —
значит, внутри тебя всё ещё живо то,
что хочет быть замеченным.
я знаю, каково это —
чувствовать себя невидимой.
ходить по дому,
где никто не смотрит в глаза,
и учиться не плакать вслух.
но правда в том,
что ты уже не одна.
потому что сейчас — тебя видят.
не через маску. не через силу.
а по-настоящему.
всё, что ты чувствуешь, — имеет право быть.
и это не делает тебя слабой.
это делает тебя живой.
положи руку на грудь.
там — ты.
дыши.
пусть медленно, пусть хрупко —
но дыши.
я рядом.
пока ты учишься снова быть.
небезопасность
— ты снова не спишь?
— нет. тело ждёт.
— чего?
— не знаю. удара, крика, звука. чего угодно.
— даже когда всё спокойно?
— особенно тогда. тишина страшнее всего.
— почему?
— потому что после неё всегда что-то случалось.
— а теперь?
— теперь я просто жду.
— а если это время научиться не ждать?
— страшно. вдруг я пропущу опасность.
— не пропустишь. я рядом.
иногда небезопасность — это не про громкие страхи.
это про взгляд, который будто сканирует насквозь.
про дыхание, что застревает в горле, когда кто-то слишком близко.
про дом, где не было дверей внутрь — только щеколды снаружи.
иногда страх не кричит и не спасает.
он просто живёт под кожей —
как память о том, что когда-то было больно.
тело всё помнит.
даже если разум говорит: «всё в порядке».
иногда оно — как дом, где долго ждали бурю.
все окна закрыты, шторы натянуты,
и даже ветер вызывает дрожь,
потому что раньше он приносил крики.
в теле остались следы — не шрамы, а тени.
как отпечатки рук, которые однажды держали слишком крепко.
страх не всегда приходит криком.
иногда он живёт в ключицах —
в тех местах, где сердце впервые научилось прятаться
от звука шагов.
и в этом нет твоей вины.
ты просто научилась выживать.
даже когда угроза давно ушла —
внутри всё ещё звучит её эхо.
внутренний голос
мне говорили:
«не бойся».
но страх — не кнопка.
он как старое радио,
где фоном шипит тревога.
и я слушаю.
ночами.
в надежде,
что однажды
она затихнет сама.
письмо поддержки
если тебе сейчас страшно —
это не потому, что с тобой что-то не так.
это потому, что когда-то рядом
было небезопасно.
и твоё тело запомнило.
оно просто хочет защитить тебя.
можно не бороться с этим.
можно попробовать — слушать.
вдох.
выдох.
почувствуй, где сейчас ты.
под ногами — опора.
воздух входит в грудь.
мир не рушится.
ты в безопасности — хотя бы здесь,
на этой странице,
в этой тишине.
и если внутри всё ещё дрожит —
это просто тело вспоминает,
каково это — дышать без страха.
ты можешь бояться —
и всё равно быть в безопасности.
страх — не враг.
это часть, которая просит тепла.
и я рядом.
на расстоянии дыхания.
тихо.
без слов.
просто держу пространство,
в котором можно — не ждать боли,
а учиться доверять теплу.
ты не обязана верить сразу.
можно просто быть.
здесь.
в своём ритме. в своём дыхании.
и когда придёт первый отклик изнутри —
небольшой, едва заметный —
это и будет начало.
память, что ищет тепло
стыд и вина
— мне стыдно.
— за что, родная?
— за то, что чувствую.
— ты имеешь право.
— за то, что не справляюсь.
— никто не должен быть железом.
— за то, что это со мной случилось.
— виновата не ты.
— за то, что молчала.
— иногда молчание — единственный способ выжить.
— за то, что сказала.
— но именно этим ты возвращаешь себе голос.
— мне стыдно быть.
— а мне — больно слышать это от тебя.
потому что ты — не стыд.
ты — человек.
живой. ранимый. настоящий.
иногда стыд прирастает к коже.
врастает под ногти,
оставляя невидимые порезы.
он живёт в плечах,
в голосе, что тихнет на полуслове,
в словах, которые застревают между «можно» и «нельзя».
а вина…
вина всегда смотрит на тебя
твоими же глазами.
говорит шёпотом:
«это ты. ты всё допустила.»
и ты веришь.
потому что ты — чувствующая.
и потому что когда-то тебе внушили,
что боль — плата за то, что ты есть.
и ты несёшь этот груз —
до тех пор, пока не устанешь.
и только тогда понимаешь:
всё это время ты пыталась
искупить чужие ошибки.
всё ещё живая
стыд прячется в тишине,
в изгибе спины,
в привычке извиняться за дыхание.
вина — в сердце,
что бьётся слишком осторожно,
будто боится причинить боль даже себе.
но под всем этим —
живая ты.
та, что просто хотела,
чтобы кто-то сказал:
«тебе можно».
письмо тебе
если тебе стыдно —
это не значит, что ты сделала что-то плохое.
иногда стыд — это просто след того,
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.