Бесплатный фрагмент - Неправильный князь

Пролог

Просто невероятно. До сих пор не могу поверить, что попался на удочку этих… э-э… нецензурные слова употреблять нельзя? Тогда, увы, я не смогу охарактеризовать двух проходимцев, которые так рьяно, так искренне заверяли меня, что…

«Ты будешь, как Терминатор», — пели они мне в уши. Просчитали мой авантюрный характер, гады. «Приключения в Средневековье, дуэли, подвиги… Станешь знаменит, как дон Румата Эсторский». Ага. Знаменит. Тут бы выжить хоть как-нибудь. Без подвигов. Просто с голоду не сдохнуть.

Сволочи!

И ведь обещали выдернуть, если что-то пойдет не так. Но не выдергивают. И стою я тут, как…

Впрочем, обо всем по порядку.

Итак, начиналось все весьма привлекательно. Гуляя по просторам интернета я наткнулся на вакансию в разделе «Работа мечты». Да, бывают такие заманчивые предложения типа: вы живете на субтропическом пляже на полном обеспечении, наблюдаете за какими-нибудь редкими птичками, раз в неделю вносите запись в предоставленный журнал и за это вам платят по двадцать пять тысяч долларов каждый месяц. Контракт заключается на год, после чего, постройневший и покрытый бронзовым загаром вы возвращаетесь в цивилизацию и покоряете всех окрестных дам щедростью и рассказами об экзотических островах.

Чем плохо?

В моем случае предлагали нечто подобное. Хотя точное место, в которое претенденту простоит отправиться, на сайте вакансий не уточнялось. Теперь я понимаю почему.

Да-да, именно туда я и попал.

Но не сразу.

Офис конторы, в которой я так неосмотрительно пожелал трудиться, располагался за городом. Трехэтажный особнячок был выстроен в живописном месте возле реки и от нежелательных посетителей ограждался солидным таким забором. Как мне объяснили — чтобы исключить хищение дорогостоящего оборудования, которого в особняке было с избытком. Мне показали. И да, оно внушало!

Впрочем, для начала со мной побеседовали. Изучили документы, которые я, как велели, прихватил с собой. Там было все: от медицинской карты до удостоверений туриста, альпиниста, победителя призового рафтинга и справки от тренера, у которого я пару лет прозанимался каратэ.

А что? Работа мечты предъявляет порой к соискателям довольно жесткие требования.

Беседовали в доброжелательной обстановке — даже выпить предложили, и не по европейским обычаям, когда спиртного наливают максимум на два пальца, а подали полноценный коктейль. Залпом я его глушить не стал, все-таки в приличное место пришел, но сквозь вкусовые оттенки разнообразных манго и авокадо прочувствовал, что алкоголя не пожалели. Хотели, чтобы расслабился и потерял контроль? Ну-ну, видали мы таких.

После того, как предварительное соглашение было достигнуто, мне сообщили за что, собственно, собираются платить деньги.

Дело показалось настолько интересным, что я согласился бы и за меньшую сумму. Но, разумеется, говорить об этом работодателям не стал.

А предложили мне ни много, ни мало, а путешествия во времени.

То есть не в буквальном смысле, а виртуально. Изобретенный владельцами фирмы компьютер через систему датчиков создает в небольшой по объему комнатке мир, достоверно моделирующий заранее выбранную эпоху.

Если вы когда-либо примеряли очки виртуальной реальности, то поймете, о чем я. Здесь точно так же человек, помещенный внутрь спец. помещения (гы-гы), видит вокруг себя объекты, которые кажутся абсолютно материальными.

Только теперь новые технологии позволяли экспериментатору не только видеть, но и трогать создаваемые программой предметы, передвигать их и даже использовать для каких-то своих нужд. Полная достоверность в ощущениях! И, как мне тогда казалось, полная безопасность. Ну что может случиться со спортивным, тренированным человеком в цивилизованном месте в тридцати минутах езды от центра Москвы?

Даже если споткнусь и ушибу палец, так тут найти врача вообще не проблема. Хотя, ради солидности, я настоял, чтобы в договор включили пункт о дежурстве в соседнем помещении медработника.

Если бы я знал тогда, что устраиваюсь не в какую-то серьезную организацию, а в фирмочку, основанную двумя студентами-балбесами. Папа одного из них проспонсировал мероприятие, здраво рассудив, что пусть лучше отпрыск возится с электроникой, чем балуется с наркотиками. И не носится по ночным улицам в дорогой машине, неся угрозу себе и окружающим.

Ну а детки (те, которые балбесы) с компьютером начали общаться раньше, чем с материнской сиськой. И потому творили нечто такое, чего даже специалисты, понять не могли.

Но данное обстоятельство никого не напрягало — студенты что-то паяли и программировали, законы не нарушали, деньги от папы поступали регулярно и в полном объеме…

Короче все были счастливы.

До тех самых пор, пока не потребовался испытатель изобретенного устройства.

Разумеется, частично балбесы опробовали агрегат на себе, но что-то их не устроило, пришлось переделать, докупить еще кое-какие чипы, подключить дополнительное питание… А потом вмешался заботливый родитель и запретил экспериментировать на себе.

Так появилось объявление в интернете и приманка в виде высокооплачиваемой «работы мечты». На которую я и клюнул.

Глава 1. Не Ржевский. Но поручик

Опять попал не туда. Похоже, юные гении — мои работодатели — вообще не способны настроить свой агрегат так, как требуется. Хотя, возможно, это не их вина. Все-таки мы целимся в достаточно далекое прошлое, так что сказывается некий естественный разброс. Как у снаряда, отправляемого на предельную дистанцию.

Ладно, что у нас хорошего?

Огляделся по сторонам и приуныл.

Нет, на этот раз повезло появиться голым не посреди дикой природы и даже не на улице, где встречные шарахаются, а мальчишки наоборот сбегаются гурьбой и норовят кидаться камнями.

На этот раз стою в спальне приличного дома. Хозяева — люди явно не бедные, могут позволить себе потолки с лепниной, вычурную, украшенную резьбой мебель, паркетный пол, роскошные шторы на окнах… В общем, далеко не в халупе живут. Как минимум апартаменты богатого купца или даже дворянина с достатком.

А вот, посреди этой роскоши я — гость незваный, стою босой, прикрывая срам ладошками.

Надеюсь, что прям сию минуту хозяева в данное помещение не вломятся. И дело даже не в том, что я без порток. А в том, что в центре комнаты, на ковре лежит тело молодого человека в халате. Надо полагать, что именно он и есть коренной обитатель здешних мест, ибо в таком одеянии по гостям не ходят.

И то, что он лежит не в кровати — беда не большая. Мало ли, перепил и не дошел. Но как объяснить, почему у него прострелен висок, а изящный дуэльный пистолет, из которого, похоже, был произведен роковой выстрел, валяется возле моих ног?

Что делать?

В первую очередь, разумеется, одеться. Прыгать в окно и пытаться скрыться с места преступления без штанов — верный способ привлечь всеобщее внимание. А одевшись, я могу скромно спуститься по лестнице… Вряд ли здесь, как в имперской рейсхканцелярии, за каждым поворотом коридора стоит часовой. Так что скромно, как гость, не заставший хозяина, выйду из дома… Никаких особых, бросающихся в глаза примет у меня не имеется. Я не рыжий, не горбатый, черной цыганской бороды и шрамов на физиономии тоже не нажил. Обычный гражданин. Пусть потом полиция опрашивает свидетелей в попытках составить внятный словесный портрет. Привлекать внимания я не стану, так что есть шанс проскочить мимо всех возможных наблюдателей без эксцессов.

Это я рассказываю долго, а на деле сразу прыгнул к шкафу и принялся рыться в тряпках, надеясь быстро подобрать какую-нибудь одежонку. Для начала, разумеется, трусы и носки, или то, что в этом времени их заменяет.

Выяснилось, что хроноаборигены носят кальсоны. Я вытащил один экземпляр из шкафа и содрогнулся. Жуткая вещь! А цвет (персиковый с золотистым отливом) так просто неописуем. Как предки с таким бельем вообще умудрялись размножаться? Это ж не дай бог к влюбленной даме в подобном неглиже явиться!

Но что делать? Натянул на себя.

Ой, мама… В зеркало лучше не глядеть. Особенно, если учесть, что спереди имеется кокетливое такое отверстие для справления физиологических нужд, и через нее вся моя мужская красота отчетливо просматривается.

Извращенцы!

Однако, где же брюки?

Шебуршусь в шкафу, но под руки все лезут какие-то дамские колготки. Во всяком случае, признавать штанами эти белесые, обтягивающие все на свете лосины (или леггины?) я категорически отказываюсь.

В подобных тряпках, буду смотреться, как балерун на сцене. У них как раз принято, чтобы все было белого цвета и достоинства (максимально объемные) напоказ. А я так ходить стесняюсь!

Погрузившись в процесс перебирания барахла, упустил момент, когда в комнату кто-то вошел. Принесла нелегкая!

С раздражением выглянув из-за распахнутой створки, я обомлел. Это не хорошенькая горничная в передничке заглянула на шум в хозяйскую спальню. И не склонная к обмороку престарелая матушка убиенного халатоносца. Нет! На пороге в весьма недвусмысленных позах застыли два мужика.

Первый, постарше, больше полвека точно небо коптит. Ростом не вышел особо, но еще весьма крепок, кряжист. Морда лица украшена седыми бакенбардами, волосы густые, но не по всей голове, а по периметру лысины. Прям, как у Ленина. Вот только ласкового прищура не наблюдается — взгляд из-под густых бровей неприятный, на удивление острый и откровенно недобрый. Одет добротно, и с некоторой претензией на щегольство, насколько я могу судить.

Второй персонаж помоложе, но тоже не юноша бледный со взором горящим, видно хорошо за сорок мужику. При этом не сильно ниже меня ростом, да и физически сложен весьма неплохо, как бы не крепче меня будет. Волос у этого типа черный с проседью. На лице выделяется неоднократно перебитый нос и роскошные лихо подкрученные усы потомственного гусара, несколько неуместные на типично рязанской физиономии. Одет крепыш попроще своего спутника, но с гораздо более заметной аккуратностью и порядком.

Но это все мелочи. Главное, что у этого второго в руках агрессивно торчали вилы.

Мать! Вилы! Один удар — четыре дыры.

Похоже, мне не перед полицией придется оправдываться за присутствие в чужом доме, тут все скоротечнее и суровей.

Застукали на месте преступления — получи.

Потом хладный труп вынесут в мешке и закопают в огороде. Власти при этом и не чухнутся. Просто потому, что ничего не узнают.

Вот это называется попал!

— Стой и не дергайся, — сурово произнес мужик без сельхозинвентаря. — Гаврила двадцать пять лет прослужил в гвардии и штыком работать умеет.

Еще не легче. То-то я смотрю, что угрюмый Гаврила стоит как-то не по-деревенски. Ухватка такая, что вилами он явно не навоз всю жизнь кидал. Это плохо. Прорваться я может и сумею, но без штанов и с дыркой в брюхе далеко не уйду.

Говоривший (по виду и по более нарядной одежде он явно был каким-то начальником среди слуг) аккуратно обошел меня и взглядом оценил натюрморт (мертвая натура!) на ковре.

Задумался, время от времени бросая на меня быстрые взгляды.

Мужик с вилами стоял по-прежнему. Как в почетном карауле. Или как в пехотном каре, готовящемся отразить атаку вражеской кавалерии. И смотрел на меня с холодной готовностью пырнуть прямо в брюхо. Неприятный тип.

— Кхе-кхе, — кашлянул я, решив, что стоит попытаться перевести ситуацию в словесную фазу. Пусть обвиняют, буду оправдываться… Потому как если сочтут грабителем или даже убийцей, то пусть сдадут в полицию. Там ничего особо страшного мне не грозит. Максимум промаюсь два месяца на нарах в здешних застенках, а там мои работодатели решат, что я слишком засиделся в прошлом и выдернут назад в цивилизацию. К горячему душу, вкусной еде и заветной сумме в рублях, которая положена, как зарплата по контракту.

— Ты кто? — повелся на мою уловку начальник над слугами. (Как он здесь называется? Камердинер?)

Я переступил с ноги на ногу. Вопрос, вообще-то, не из простых. Рассказывать о том, что прибыл из будущего, не стоило и пытаться. Не та обстановка. Сочтут, что издеваюсь и… короче, не вариант.

— Приехал в гости, — пробормотал неуверенно. — А тут все так закрутилось…

Камердинер снова осмотрел меня сверху донизу, несколько задержав взгляд на кальсонах. Как я понял, он не фигурой моей любовался, а просто опознал на мне хозяйское имущество. Уж он-то знал, какие конкретно подштанники хранились в здешнем шкафу.

— Дворянин?

— Э-э… Да!

Тут я с ответом не сомневался. Простолюдин прав имеет на порядок меньше. А представителя высшего сословия по крайней мере батогами бить не будут. Это серьезный плюс.

Камердинер хмыкнул, но на черного крестьянина я в любом случае не походил. Слишком чистый, слишком прямой… и ручонки грязной работой не обезображены.

— Зовут как?

— Петр! — собственное имя светить почему-то не хотелось. Да и прозвание, данное мне Андроником, казалось своего рода талисманом. Попытаюсь, вдруг повезет?

— Так… Род свой, как я понимаю, позорить не желаешь?

— В смысле? — Я было удивился, но вдруг осознал за кого меня принимают. Не за грабителя, а за тайно приехавшего любовника хозяина. Это сразу объясняло и мое внезапное появление, которого никто из прислуги не заметил, и отсутствие наличия штанов, и то, что обнаружился я непосредственно в спальне…

Каковы здесь нравы, однако!

— Ладно, — камердинер махнул рукой, сразу отметая все мои возможные оправдания. Дал понять, что заведомо ни слову не поверит. — То, что ты в нашей власти, надеюсь, понимаешь?

— Конечно. — Я не стал спорить с очевидным.

— Тогда у тебя два пути. Первый — мы тебя здесь кончаем и потихоньку хороним, чтобы не позорить память усопшего хозяина.

(При словах про хозяина мужик поморщился. Похоже убиенного здесь не слишком обожали).

— Второй вариант… — Он снова оценивающе посмотрел на меня.

А я изобразил на лице пристальное внимание. Весь, так сказать, обратился в слух.

— Гаврила, выйди, — распорядился камердинер. — Стой за дверью, никого не впускай и не выпускай.

Бывший воин дисциплинированно кивнул и оставил нас наедине.

— Присядем.

О, такой поворот в беседе мне нравится. Явно предложение будет интересным. (Если бы я еще знал насколько!)

— Внимательно вас слушаю.

— Значит так. Прежний хозяин… не этот ушлепок (камердинер коротко ткнул пальцем в сторону лежащего тела), а прежний — его сиятельство князь Никита Васильевич Волынский, был человеком более чем разумным. Единственная ошибка, которую он совершил, — брак с графиней из столицы. Дамочка была симпатичная, но деньги из мужа сосала, как рослый теленок молоко из коровы.

Однако же, при всем старании разорить его не сумела. Никита Василич быстро понял, куда ветер дует, и выделил ей определенную сумму на год, и сверх того ни разу ни полушки не дал.

Сынок — вот тот, что валяется на ковре, пошел в маму. Жил в Петербурге, гулял, кутил, играл в карты… В общем, все, что было выделено, успешно профукал. А тут, на беду, у хозяина случился сердечный приступ…

Голос камердинера дрогнул, а в глазах, кажется, даже блеснула слеза.

— Короче, столичный хлыщ, промотав все, что можно, явился вступать в наследство. А я, как было завещано хозяином, передал ему запечатанный конверт. Он прочел, посмурнел, ушел в спальню.

И на утро… ну, ты сам видишь. Застрелился, сволочь.

— Понимаю, — сказал я, хотя ничего не понял. История, конечно, печальная, но каким боком сия драма относится ко мне?

— Теперь, если все оставить как есть, — продолжил камердинер, — сюда скоро явятся судебные приставы и начнут описывать имущество. А потом, чтобы покрыть долги, распродадут с молотка все, что Никита Василич годами трудов наживал.

— Сожалею, — кивнул я. — Действительно, вам можно посочувствовать.

Очевидно, что если имущество перейдет к другим владельцам, мой собеседник лишится престижного и доходного места. А он, похоже, из крестьянского сословия. Так что придется бедолаге из дворянских палат переселяться в черную избу и учиться жить натуральным хозяйством. Тут загорюешь.

— И дело не в том, — поморщился на мои слова камердинер, — что наши угодья раздербанят по разным владельцам. А в том, что крестьян начнут продавать, разрывая семьи и выбирая девок покрасивше. У нас тут, если по мужикам считать, тысяча душ крепостных. А если вместе со стариками, бабами и детьми, то больше десяти тысяч наберется.

Оп-па! У меня аж волосы на загривке дыбом встали. Это что еще за «Хижина дяди Тома» на российской земле?

И, кстати, как-то неправильно этот мужик считает. Слышал, что в семьях в те времена по 15—17 детей рожали. Тогда цифра в десять тысяч весьма занижена. Или мрут они здесь, как мухи?

Так, ладно. Я что могу сделать?

— Сам понимаешь, — продолжил камердинер, — такого горя я своим подопечным желать не могу. Да и Никита Василич (упомянув умершего хозяина, мужик размашисто перекрестился) такого не простил бы никогда.

— И как быть?

— А все просто. Наследник наш, застрелившийся, с малолетства жил в столицах. Здесь его в лицо никто не знает. Значит обряжаем тебя в его одежки и, когда приедут кредиторы, предъявляем, как хозяина здешних мест живого и здорового.

— Ага. А дальше?

Камердинер хмыкнул.

— Если владелец имущества пребывает в здравии, то долги с него можно взыскать, не разоряя хозяйство. Именье у нас богатое, года за два, много три, вполне расплатимся. Ты ведь (он довольно кровожадно ухмыльнулся) пить и деньги на девок спускать не будешь.

Ну да, если приставит ко мне на постоянной основе Гаврилу с вилами, то будет не до девок. Но в принципе… почему бы и нет?

Единственная проблема, два года я здесь не продержусь. У меня контракт с работодателями на два месяца, так что… Но об этом, как говорила Скарлетт, будем думать завтра.

— Угу, — произнес я, задумчиво обернувшись в сторону того, кем мне в ближайшее время предстояло стать. — И как меня теперь будут звать?

— Поручик кавалергардского полка князь Петр Никитич Волынский. Как видишь, даже имя менять не требуется. Ты ведь тоже Петр?

Кхм… Ситуация не простая. Но почему не попробовать? Постараюсь потянуть время, закрою самые острые проблемы, а там… Может и получится хоть чем-то помочь людям?

— Что же, — я встал. — Ваше предложение считаю разумным и принимаю его.

— Только не надейся, — камердинер тоже встал, — что будешь здесь куролесить на столичный манер. Гаврила шутить не любит. У него дочь на выданье, и, если что, он мигом тебе яйца на окрошку нашинкует.

— Понял, — легко, ибо ожидал подобного, откликнулся я. — И раз мы заключили соглашение, давайте уберем куда-нибудь покойника и найдем мне какие-нибудь штаны. А то, не дай Бог, прибудут приставы, а я без порток. Несолидно.

Глава 2. Убийственный крюк и бабы с косами

После заключения соглашения, меня обрядили в нечто домашнее и довольно удобное и, проводив в столовую, накормили.

Можно было радоваться, что все так удачно устроилось, но неотступно следовавший по пятам Гаврила, несколько омрачал настроение. Вилы он отложил в сторонку, но легче от этого не стало. Потому как здоровенный тесак, заткнутый за пояс этого конвоира-телохранителя, выглядел не менее зловеще.

Ну и ладно. Бежать я не собираюсь, ибо некуда, кутить и делать долги тоже не стану (даже если бы и захотел, то не знаю как, ибо ни капли еще не освоился в новом для меня мире), а убивать меня местным церберам не выгодно. Кто-то же должен представлять хозяина перед сворой заимодавцев?

Кстати, подлинного наследника, завернув в ковер, потихоньку вынесли на задний двор и там закопали, накидав сверху кучу конского навоза. Теперь, если не искать целенаправленно, могилу никто не обнаружит. Так что разоблачение мне не грозит. Убиенный хозяин прибыл поздним вечером, по темноте лица его никто особо не разглядел, а утром прислуге представили уже меня. Так что реально посвящены в тайну всего трое. И все кровно заинтересованы в том, чтобы никто посторонний о нашем сговоре не прознал..

— Ну-с, — сыто произнес я, отодвигая очередную опустошенную тарелку, — пора и за дело. Пройдемте, голубчик, в кабинет.

Камердинер, услышав такое обращение, дрогнул бровью, но более ничем своих чувств не выдал.

Перешли.

Я нагло уселся в хозяйское кресло, предоставив слугам (а что? Должен же я привыкать вести себя в соответствии с навязанным образом) возможность стоять перед лицом, так сказать, руководства.

— Для начала давайте познакомимся. Гаврилу я запомнил, а вас как зовут?

— Осип.

— А по отчеству?

— Не положено. Хозяин звал просто Осип.

— Ясно. А я, стало быть, Петр Никитич. И к тому же поручик. Действующий или в отставке?

— Отставной. Но с правом ношения мундира.

— О! — это мне понравилось. Ибо к офицерскому мундиру тех (этих?) времен полагается ношение сабли. Полезная штука, если придется отбиваться от слишком назойливых кредиторов. — И каков же размер моего долга?

— То нам не ведомо, — хмуро ответил камердинер. — Но больше, чем стоимость имения. Не случайно же тот, — (последовала брезгливая гримаса), — застрелился.

— М-м… — я задумался. — А можно прочесть записку, которая послужила, так сказать, спусковым крючком? Ну ту, что папа-князь оставил наследнику?

— Отчего же, — пожал плечами Осип. — Вон она, на столе лежит. Справа.

Тэк-с, Я цапнул бумажку и, разбирая непривычное написание слов, вчитался. Однако!

Текст гласил:

«Уважаемый сын. Ты уже промотал состояние матери и готов прокутить то, над чем я трудился всю жизнь. Денег в наследство не оставляю. Предлагаю взяться за ум и заняться хозяйством. У тебя еще есть шанс.

Напоследок рекомендую: если захочешь повеситься, сделай это в моем кабинете. Специальный крюк для этого я уже ввернул в потолок. Веревку найдешь в шкафу.

Любящий тебя отец, Никита Волынский.

Писано в апреле пятого дня. Год 1775-й от Рождества Христова».

Мда… Папаша был суров.

Ни прибавить, ни убавить.

Я поднял голову и внимательно осмотрел крюк самого зловещего вида, нависавший без малого над моей макушкой. Этакий дамоклов меч.

Кстати, ели не изменяет память, сейчас на российском престоле царствует Екатерина II. Причем только что закончились две войны: русско-турецкая и крестьянская, под предводительством Пугачева. Интересно, поручик Волынский принимал участие в боевых действиях или отсиживался в столицах?

Впрочем, из местных вряд ли кто в курсе его биографии. Значит, можно косить под контуженного. Мол, я на фронте привык решать дела молодецким ударом. Рублю до седла, дальше само разваливается. И если кто хочет испытать… ну, в таком духе.

Однако хватит праздных мыслей, пора за дело браться.

— Скажи-ка мне, Осип, а есть в нашем хозяйстве бричка?

— Как не быть, — пожал плечом камердинер. — Есть, конечно.

— Тогда вели запрягать да поедем осматривать хозяйство.

(Должен же я знать, какие у нас имеются активы помимо пресловутого крюка, совершенно не внушающего мне оптимизма).

* * *

Господский дом был выстроен на возвышенности. Но не на самой макушке, открытой всем ветрам, а на солнечной стороне, в защищенной холмом от холодных северных ветров.

Когда вышли на крыльцо, я сразу оценил насколько толково прежний хозяин разместил свою резиденцию. И, главное: с данной точки открывался отличный обзор на окружающую местность. Учитывая, что в России только что закончилась череда крестьянских бунтов, такое расположение давало и серьезное оборонительное преимущество. К тому же и забор, ограждающий хозяйское подворье выглядел отнюдь не декоративным. Я обратил внимание не только на толщину составлявших его бревен, но и на аккуратно прорезанные бойницы.

Как говорится, мда…

Но, прочь черные мысли! День был погожим, на дворе стояла поздняя весна — самое любимое мною время года, когда природа свежа, ночные заморозки бодрят, а комары еще не набрали полную силу. И особенно приятно, что местность вокруг не выглядела дикой и заброшенной. Напротив! Вокруг широко раскинулись колхо… э-э… барские поля, на которых вовсю кипела посевная. Издалека это выглядело пасторально, и даже напоминало живописные работы Венецианова.

— Ну-с, поехали? — предложил я, наполняясь оптимизмом и радостными предчувствиями.

Загрузившись в бричку, двинулись на осмотр именья. И тут в голову пришла простая мысль, которой я сразу же поделился с камердинером.

— А что, брат Осип, если я всем своим крепостным сразу дам вольную? Имущество потом пусть забирают за долги, а люди не пострадают.

— Окстись, барин, — камердинер аж закрестился, как бы отгоняя от себя нечистого. — Люди ж с земли кормятся. А ты предлагаешь их согнать. Куда они без земли-то пойдут?

— Кхм… — я смущенно закашлялся. Все-таки трудно человеку из двадцать первого века привыкнуть к реалиям крепостной эпохи.

— Да и не утвердят твою вольную в уезде, — продолжил Осип. — Крестьяне — это ж имущество. Кто позволит его дербанить, если ты по уши в долгах?

Во, нормально. Значит, это уже я в долгах. Кто-то деньги профукал, а расплачиваться мне.

Впрочем, подобная ситуация уже более-менее знакома. Такое и у нас случается.

Меж тем впряженная в бричку лошадка бодро несла нас к ближайшей деревеньке. Простор барских полей сменила чересполосица крестьянских наделов. Я вспомнил Некрасова и почти прослезился.

Впрочем, брошенных полосок видно не было. Всюду копошились люди. Только здесь работу вели бабы. Причем с дитями разных возрастов, начиная с грудничков. Самые мелкие лежали на постеленных тряпицах или пытались ползать. А те, кто уже научился ходить, присматривали за ними и веточками отгоняли насекомых. Этакие ясли-сад патриархальной деревни.

И, кстати, детей было много.

Вот елы-палы.

Это что же получается? Я через пару месяцев отсюда эвакуируюсь, а вся здешняя мелкота… Наморщил лоб, вспоминая учебник истории… Кажется, именно во времена Екатерины II прославилась помещица Салтычиха, годами безнаказанно истязавшая своих крепостных. А тем и пожаловаться было некуда, ибо бесправны. И вообще по всем спискам проходят не как живые люди, а как чье-то имущество.

Надо что-то делать. Только вот что?

Потратив почти весь день на объезд владений, и измучив Осипа вопросами о наличии в именьи строевого леса, о том хороша ли здесь рыбалка, имеется ли в реке речной жемчуг, какими ремеслами владеют мужики, и тому подобное, вечером засел за конторские книги.

Целодневное созерцание огромного числа малых деточек, которых в каждой деревне были сотни! (да, бабы много рожали в те времена) пробудило острое желание не допустить разорения. Владелец фирмы 21-го века даже представить не может меру ответственности, которую мне пришлось взвалить на плечи. Там, в нашем времени, в случае банкротства предприятия уволенным работникам грозят всего лишь временные финансовые трудности. А тут ценой вопроса является жизнь! Жизнь! Мама дорогая!

Зачем я на это согласился?!

В итоге просидел до полуночи и заснул над книгами, мало в чем разобравшись. Увы, не бухгалтер я.

* * *

На следующий день ожидалось нашествие кредиторов. Некоторые из них планировали прибыть лично, остальные, из тех, кто проживали в столице и имели куда больший капитал, собирались прислать представителей.

В любом случае предстояла битва, сравнимая с попытками одинокого пловца отбиться от стаи крокодилов. Причем каждый из хищников будет стараться оторвать максимально большой кусок.

Камердинер предлагал напирать на то, что за два-три года мы вполне способны долги выплатить. Частями. Но согласятся ли заимодавцы ждать, зная что сейчас, хорошенько надавив, они могут за бесценок получить все и сразу?

— Скажи-ка, брат Осип, поставляем ли мы рекрутов в войско государыни нашей императрицы?

— Обязательно, — ответствовал начальник над слугами. — Каждый год.

— И много?

— По указу государыни помещик обязан отправлять пять-семь человек с каждой тысячи душ. Прежний хозяин отправлял по пять.

— Ага. А на этот год кандидатуры уже есть?

— Как положено.

— Тогда вели подавать завтрак, а потом будем смотреть рекрутов. Есть у меня одна задумка.

Кстати, в столовую я вышел обновленным. Порывшись в памяти, вспомнил, что военные в эту эпоху помимо позорных белых штанов, носили еще и красные. В шкафу таковых не оказалось, а вот в дорожном бауле моего предшественника нашлись. И это порадовало. Причем, как оказалось, не только меня. Кухонные девки сразу оценили радикальный красный цвет и одарили меня кокетливыми ужимками. Ну, глазками там поиграли, похихикали. А что? Я парень хоть куда.

Осип, правда, при этом нахмурился. Видно боялся, что кинусь в загул и всех баб в именьи перепорчу. Но это его проблемы. Если барин любит женщин, то убытка от такого поведения нет. Скорее наоборот. Так я подчиненному и сказал (чем еще больше его расстроил).

Но не важно! Других дел по горло.

После завтрака, не слишком изысканного, но сытного, пошел смотреть рекрутов.

Что сказать… Молодые мужики, по-деревенски крепкие. Я бы даже сказал кряжистые, но… солдаты из них пока никакие. В армии им жизнь медом не покажется, капралы будут дрючить с утра и до вечера.

Самое же скверное то, что глазки у них отнюдь не боевые. Тоска там светилась и безнадега. Знают парни, что уже через пару месяцев оторвут их навсегда (двадцать пять лет — не шутки!) от родного порога, а что впереди ждет — один Бог ведает.

Мда…

Пройдясь вдоль кривого (не научились еще бравой выправке) строя, я вновь повернулся к своему доверенному слуге.

— А нет ли у нас в деревнях мужиков пострашнее? Этаких кудлатых, разбойного вида и с топором.

Осип перекрестился.

— Окстись, барин. Уж не бунтовать ли ты задумал?

— Скажешь тоже. Да я за матушку-императрицу может жизнь отдать готов!

(Вообще-то я Екатерину, после изучения истории, терпеть не могу, но сейчас не время для таких признаний).

— Просто… — тут я как бы в задумчивости вновь прошелся вдоль строя, — время сейчас беспокойное, и для нашей государыни мы должны воинов поставлять умелых. Чтоб в бою не сробели и готовы были б победу добыть хоть штыком, хоть молодецким ударом. Понял?

— Э-э…

— Короче, делаем так…

И я вывалил на голову бедного Осипа свои знания про Аль Капоне с его знаменитым высказыванием про доброе слово и пистолет, про имперскую канцелярию с бравыми охранниками в коридорах и про моральное подавление противника.

— Проведешь кредиторов мимо мужиков с топорами за поясом, объяснишь, что барин де взялся лично готовить рекрутов для царского войска, обучил их штыковому бою, сабельным ударам, а с понедельника начнет тренировать в конном строю. Рубить же ворога топором они с младых ногтей приучены. Добавишь, что барина на войне контузило и, когда он вызверится, так втроем не всегда удается удержать.

В общем, в мой кабинет заимодавцы должны прийти уже созревшими и осознавшими, что без добровольного соглашения им не уйти.

Осип покачал головой:

— С огнем играешь, барин…

— А какие еще варианты? Тут, знаешь ли, слабость только покажи, сразу со всех сторон накинутся и порвут, как Тузик грелку. И не забывай, — с этими словами я встряхнулся и расправил плечи, — я — Князь! Старинного рода! А эти шавки в лучшем случае мелкие дворянчики. Или вообще мещане. Им за честь должно быть, что я по крайней мере соглашаюсь с ними разговаривать. Мог бы и просто пинками разогнать.

Кстати, организуй во дворе помост. Типа мы там батогами непокорных наказываем.

Осип аж закашлялся. А потом одарил меня взглядом, проходящим (согласно рекламе) по категории «Бесценно!».

Получив столь важные указания, слуги забегали.

А я удалился было вновь изучать конторские книги и ломать голову над тем, как получить от хозяйства сверхприбыль, не разоряя крестьян.

Всегда был чужд бухгалтерии, так что задачка нарисовалась непростая.

И тут, как на грех, из города прибыл посыльный, доставивший розовый конверт, благоухающий духами и нюхательным табаком. Мода, знаете ли, была такая, что дамы высшего света (по примеру императрицы) носили с собой изящные табакерки и время от времени непринужденным жестом закладывали в ноздрю порцию заморского снадобья.

Бр-р-р…

Но текст письма был в разы хуже источаемого им аромата. Оказывается, моя обрученная невеста (узнать бы еще кто такая… Подпись «Твоя несравненная Лили» мало что мне говорила)…

Итак, моя обрученная невеста, сильно удивившись тем, что мои, выданные ей векселя перестали принимать в ювелирных лавках, решила лично приехать в имение и узнать в чем проблема.

Судя по срокам прибытия, она выехала из Санкт-Петербруга практически следом за мной. Любовь?

А ведь дамочка знает меня (ну, то есть настоящего Петра Волынского) в лицо!

Вот выйду я весь такой красивый, а моя возлюбленная, с которой собирался идти рука об руку всю жизнь, сделает круглые глаза и в присутствии кредиторов спросит: «А вы, собственно кто, молодой человек?».

Немая сцена. Game over. Капец!

Что делать?

Первая мысль: объявить, что смертельно болен… чума там, брюшной тиф, оспа, холера… и ввиду особой заразности заболевания подходить близко нельзя. Мол, мне даже еду и ночной горшок подпихивают лопатой, издалека и не входя в больничную палату.

Но как тогда беседовать с заимодавцами? Я же должен убедить их, что постепенно, частями выплачу все долги. А смертельная болезнь несомненно помешает выполнить обязательства и тогда…

В общем, не вариант.

Так что же делать?

Можно загримироваться. Я кинулся к Осипу с вопросом: похож ли я хоть немного на того, кто сейчас покоится под навозной кучей? Сам-то я покойничка не рассматривал. К тому же стрелялся он в висок, и черты лица оказались несколько смазаны. Гы-гы. Мда.

Ответ не порадовал. Схожи мы были только фигурой и возрастом.

К тому же подлинный поручик имел серьезные такие усы, какие за один день не вырастишь.

Осознав настигший нас песец, Осип и Гаврила сбледнули с лица и начали креститься, готовясь к худшему. Глядя на них, кухонные девки почуяли беду и, побросав плошки-поварешки, завыли в голос.

— Малчать! — рявкнул я в стиле своего папаши. (Не того, который Волынский и князь, а настоящего, который подполковник).

Все мигом заткнулись и уставились на меня круглыми глазами.

— Быстро девок сюда с косами.

Народ метнулся было к двери, но Осип догадался уточнить:

— С какими косами?

— Которые из башки растут. Будем мне усы делать, нужно колер подобрать.

Через пяток минут передо мной выстроили в ряд всех девок, которых удалось отловить в доме и во дворе. Одеты все были по-разному, большинство босые. Но меня их стати не интересовали. Главное — косы!

— Кругом!

Таращатся. Не понимают.

— Спиной ко мне повернулись.

Ага, сообразили. Закопошились.

Пошел вдоль ряда взвешивая каждую косищу в руке. А ничего так. Славные девушки. Парочку случайно зацепил пальцами по попам. М-м-м… Хороши! Плотненькие такие.

Но к делу.

— Осип, смотри у какой цвет более подходящий?

Камердинер приблизился и тоже принялся оценивать предложенный ассортимент. Правда руками задницы не трогал. Воспитание!

— Вот эта, пожалуй.

— Отлично. Тащите ножницы.

Избранница, которую я крепко держал за нужный барину предмет, завыла. Подумала, дура, что ее собираются стричь наголо. Но мне усы такой длины ни к чему. Так что обрежем только кончики.

— Так. Теперь клейстер варите.

Сжимая в руке добытое, взмахом распустил личный состав, а сам, прихватив за рукав Осипа, повлек его в спальню.

— Значит так. Нижнюю часть лица усами мы замаскируем. Осталось придумать чем прикрыть верх. Может повязку какую, типа я головой ударился?

— М-м-м…

— Хотя нет, — отверг я идею. — Больной — значит слабый. Тогда может парик?

Камердинер, не успевая за полетом моей мысли, хлопал глазами. Что поделать, здесь к таким быстрым решениям долго еще не привыкнут.

А парики в эту эпоху, если правильно помню, были весьма распространены. Еще со времен Петра.

Подтолкнул Осипа под ребро:

— Есть в доме парики? Или снова девок стричь придется?

— Есть! — очнулся камердинер. — В сундуке еще от прадедов хранятся.

— Тащи. Будем подбирать.

Предки князя жили богато. Притащенный из дальней кладовой сундук был набит до отказа. И париками в том числе.

Заботливая ключница (когда ж это было? Лет сто назад?), закладывая хозяйское добро на хранение, бережно переложила его пучками полыни. Чтобы моль не заводилась.

Теперь травы превратились в труху, и вытащив верхний зверски завитой парик из черного конского волоса, я расчихался от пыли.

— Вытащить всю эту дрянь на двор и проветрить.

(Вспомнил, кстати, сцену из фильма про арапа Петра Великого, где боярин в ожидании визита государя, велел парики палками выбивать. И картину на стену повесить с голой бабой. Как сейчас звучит в ушах его крик: «Толстомясую! Толстомясую давайте!»)

Увы, картин в сундуке не обнаружилось. Зато нашлось несколько старинных костюмов из тяжелого бархата. Фасончик, конечно, устарел, но ткань, изготовленная надежно, на века, ничуть не истерлась. И, на мой взгляд, старые боярские штаны смотрелись куда менее позорно, чем нынешние. По крайней мере тогда не носили в обтяжку.

Прикинул к плечам один наряд, второй… Хм-м… буду смотреться этаким ретроградом. Но оно и к лучшему. Старая гвардия умеет внушать уважение, а человека, настолько упертого, что ходит в костюме прошлого века, не переспоришь. Отлично. Костюмчик будет играть на образ дикого помещика.

Еще и парик сверху.

Примерил… непривычно, когда вокруг головы столько волосьев мотается, но…

Тут еще слуги подтащили большое (целых полметра в высоту!) зеркало, так что я смог оценить как буду смотреться.

Повертелся вправо, влево… Нормально! Повоюем!

Глава 3. Вся жизнь моя была зароком

Заимодавцев я встретил, сидя за мощным двухтумбовым боярским столом.

Прежде кабинет хозяина выглядел скорее конторой, я же постарался сделать из него этакое мрачное вместилище темной силы.

Для стола спешно соорудили полуметровый постамент с тем, чтобы каждый, кто перед ним стоит, чувствовал себя как бы в яме.

Стены закрыли коврами мрачной расцветки, а у себя за головой я лично закрепил две зловещего вида сабли. (Корячился долго, так как предполагалось, что оружие фиксируется надежно, и в то же время должно освобождаться одним движением).

Сам, одетый в старинный бархат и нахлобученный на лоб парик, сидел в кресле с высокой спинкой, и изо всех сил старался походить на темного властелина. Единственно, что напрягало — под старинной сбруей я страшно потел. Опасался, что от стекающего пота клейстер размякнет, и у меня отвалятся усы, но пока все вроде бы держалось.

Впрочем, в любом случае разговор затягивать не следовало. Контрагентов нужно давить, пока они ошеломлены.

Усаженные на низкие стулья, заимодавцы не сразу решились приступить к делу. Проход по коридорам усадьбы, в которых они созерцали жуткого вида мужиков с топорами за поясом, настраивал их на то, чтобы вести беседу аккуратно. С максимальной вежливостью.

Я молча выслушал претензии после чего махнул Осипу и дал ему знак зачитать Меморандум (именно так, с большой буквы) об уплате долгов.

Там заявлялось, что все кредиты будут погашены в течение трех лет (тут от посетителей раздался было протестующий писк, но я сверкнул глазами и потянулся, как бы ненароком приблизив руки к рукояткам сабель).

— В течение трех лет, — повторил Осип, и на этот раз возражений не последовало.

Далее он огласил график, согласно которому каждому из заинтересованных лиц будут поступать взносы. (Список мы сочиняли почти всю ночь, стараясь учесть и величину долга и значимость человека, у которого деньги взяты. Понятно, что предпочтение отдавали знати, а всяких там мещанишек оттеснили в самый конец).

По поводу величины взносов и сроков погашения тоже возникли было переговоры, но в основном между самими заимодавцами. Это меня устраивало — пусть сколько угодно собачатся о том, кто будет первым, а кто обождет, лишь бы меня прогнуть не пытались.

В этот ответственный момент дверь отворилась, и миловидная горничная впустила в кабинет мою нареченную.

Любимая была одета по последней моде и, судя по всему, привыкла обитаться в столицах. Здешние же хоромы произвели на нее самое гнетущее впечатление.

Настолько, что войдя в кабинет, она полностью проигнорировала собравшихся и обратилась непосредственно ко мне, как к единственно родному человеку.

— Пьер! — воскликнула она, едва появившись на пороге, — Что происходит? Почему ты так внезапно уехал, и что это за чудовищный дом?

— Увы, душа моя, — скорбно произнес я, поправляя парик и с трудом удерживаясь, чтобы не утереть пот рукавом. — Мой отец умер, и мне пришлось принять его дар.

— Какой еще дар? — глаза у дамы стали круглыми.

А заимодавцы, прекратив спор, обернулись в ее сторону. Кажется, их всех сейчас озарила мысль, что в здешнем именьи не все чисто.

— Древний, — ответил я замогильным голосом. — Ты видишь, как я изменился.

— Да, — пролепетала возлюбленная, пятясь к дверям.

Кстати, на пальце у нее я заметил кольцо с большим бриллиантом. Скорее всего, это был подарок на обручение, и стоил он наверняка не мало.

— Большая удача, что ты приехала сама, не заставляя призывать тебя силой, — продолжил я нагнетать. — Теперь сыграем свадьбу и дальнейшую жизнь…

— Нет! — взвизгнула дама.

— Кольцо обручения связывает нас неразрывно.

— Нет! — она вцепилась в бриллиант и принялась сдирать его с пальца. Однако надет он был на перчатку и сидел прочно.

Я встал.

— Дай же мне руку, возлюбленная моя.

Далее удачно вспомнились еще ненаписанные стихи Пушкина, и я, на ходу перекладывая письмо Татьяны на мужской вариант начал мрачно, сверля даму глазами, зачитывать: «Вся жизнь моя была зароком свиданья верного с тобой. Узнай, тебе я послан Богом! Навеки я хозяин твой…»

— Нет! — заорала столичная модница, срывая кольцо вместе с перчаткой и, швырнув его в мою сторону, кинулась прочь.

Я медленно опустил протянутые к дамочке руки, немного постоял, а затем опустился на сиденье.

— Связь разорвалась, — молвил глухо.

Осип, подобрав перчатку с кольцом, положил ее передо мной на стол.

Я кивнул и тут почувствовал, что от речей, при которых верхняя моя губа естественны образом шевелилась, клейстер окончательно размяк, и усы сползли вниз. Образовав нечто вроде двух черных клыков, торчащих у меня из углов рта.

Жуткая тишина установилась в кабинете.

Говорить я не мог — чертов клейстер еле держался, и если бы усы окончательно отвалились, это смазало бы впечатление.

Впрочем, народ в те времена был поголовно верующий, так что жуткое превращение, произошедшее с моим лицом, повергло всех присутствующих в ужас.

— Вы можете идти, — спас положение Осип.

Заимодавцы, метнув на меня испуганные взгляды (я хранил гранитную неподвижность, силой воли удерживая усы на верхней губе). отталкивая друг друга, ринулись прочь.

К счастью, двери в кабинете были достаточно широкие, так что выскочили они в коридор, не покалечив друг друга.

Первый раунд переговоров можно было считать успешным.

* * *

Что обо мне расскажут заимодавцы, воочию наблюдавшие нечеловеческие преображения моего лица, можно было достаточно точно предполагать.

Однако любые слухи и домыслы не живут долго, если постоянно не подкреплять их чем-то реальным. То есть силой.

Поэтому вопрос с рекрутами оставался актуальным

— А скажи, друг Осип, — сказал я, обдирая с лица опостылевшие усы и утираясь полотенцем. — Помимо Гаврилы есть ли в именьи другие ветераны?

— Есть двое. Но они инвалиды. Один без руки, а другой контуженный. То есть в обычное время нормальный старик, но иногда на него находит.

— Позови их. Хочу поговорить. Может пристроим к делу.

Отдав это распоряжение, пошел во двор умываться и приказал подать туда другой костюм — менее торжественный. В бархате много не находишь. Во-первых, надо беречь старинный наряд, а во вторых в нем просто жарко — как никак уже почти лето.

Пока суть да дело, решил заняться конным спортом. Как поручик, пусть и бывший, и кавалергард, я должен был уметь ездить верхом. А мне, увы, до сих под доводилось кататься только на ослике. Согласитесь, это совсем другое. Так что следующие два часа я собирался посвятить учебе. Дабы не опозориться в городе, где могу внезапно сверзиться с седла на потеху окружающим. Боевой офицер (и темный властелин!) — это вам не какой-то базарный клоун. Соседи должны относиться с почтением!

К ветеранам я вышел, шагая чуть враскоряку. Седло лошади — это, знаете ли, не мягкий диван в купейном вагоне. Тут без навыка тяжело.

И больно!

Но смотрел орлом.

— Предлагаю вам заняться делом, которое вы лучше всего знаете. Нужно тренировать рекрутов.

Старики переглянулись. Видать вспомнили, как трудно дались им первые месяцы службы, когда все было незнакомо, непонятно, а унтер только орал и грозился батогами. И не только грозился, кстати.

— На первичную подготовку даю две недели, — продолжил меж тем я.

— Мало две недели-то…

— Знаю. Но делайте, что сумеете. Потом сам подключусь.

Старики снова переглянулись. Потом вперед выступил тот, что без руки.

— Тут, барин, дело такое…

— Ну?

— Чтобы хоть немного строю обучить, надо рекрутов с утра до ночи гонять. Тады работать они не смогут.

— И в чем проблема? Все равно уйдут на 25 лет. Считай, уже не работники.

— Ну, еж ли так… — старик пожевал губами. — Барские поля-то засеяли…

Я сначала не понял о чем он. Потом сообразил.

— Барские… А крестьянские, выходит, нет?

— Так не успели еще.

Етишкин пистолет! Вот еще морока.

— Что надо, чтобы ускорить?

— Лошадей надо, — включился Гаврила. (Да-да, он по-прежнему постоянно отирался где-то неподалеку и кинжал его устрашающий все так же торчал у него за поясом. Видимо, чтобы меня дурные мысли не посещали).

— Дать лошадей! — немедленно распорядился я.

Все ж таки только что с конюшни. Видел в стойлах упитанных битюгов, которые, похоже, большую часть времени просто жрали хозяйский овес. Пусть поработают!

— А какую плату положишь, барин?

Во дела… Похоже, крестьян тут имеют по полной программе.

— Рекрутам бесплатно. И наберите еще человек двадцать. Будем готовить тех, кому в следующие годы идти.

* * *

Вечером, очумев от чтения конторских книг, в которых мало того, что бухгалтерия все мозги проедала, так еще и записи делались с ятями и ерами, которые вот так сразу не разберешь…

Ну да. первую атаку кредиторов мы отбили, но долги-то остались. Погашать все равно придется, так надо хотя бы понимать где у нас доход, где расход.

Из экономики хорошо помню, что продавать надо не сырье, а продукт переработки. То есть, грубо говоря, не строевой лес и зерно, а доски и муку. Но! Для этого необходимо построить лесопилку и мельницу, а у нас денег нет. Прямо, как у друзей из Простоквашино.

А самое скверное, что надо еще с торговцами договориться, ибо произвести товар — меньшая из проблем. Главное его реализовать! И желательно не по бросовой цене.

В общем, исчиркал полтетради, выпил ведерко квасу, всю голову изломал, пытаясь выстроить хоть сколь-нибудь внятный бизнес-план.

А тут еще крюк над темечком нависает, дурацкие мысли наводит.

Короче, решил избавиться от раздражающего фактора.

Смахнул бумаги со стола, поставил на зеленое, сугубо канцелярское сукно стул и, взобравшись к потолку, начал ковырять нависающий над башкой крюк. Ну как-то не прибавлял он мне жизнерадостности.

Любящий папа закрепил железку надежно. Видимо, чтобы с гарантией выдержала вес вздернувшегося сыночка.

Но я уже слегка осатанел от здешних реалий, так что заготовленным заранее ломом принялся долбить в потолок.

Понятно, что получится некрасиво — приличный вроде бы кабинет, а на головой хозяина дыра. Но мне было наплевать. Главное, чтобы крюк этот чертов глаза не мозолил!

Бить вверх было неудобно, на бошку сыпалась пыль и мелкая труха, на шум прибежали Осип с Гаврилой и какие-то горничные с кухарками, которых, впрочем, в кабинет не допустили, бесцеремонно вытолкав за дверь.

— И нечего тут смотреть, — проскрипел я и, стиснув зубы, в очередной раз долбанул по потолочной доске.

В этот решающий момент внезапно выяснилось, что прежний барин любил своего сына гораздо больше, чем показывал внешне.

Потому как казавшаяся массивной и прочной дубовая доска вдруг треснула и разломилась пополам. А из образовавшегося отверстия мне на голову посыпалась металлическая посуда.

Судя по тому, как крепко один из кубков долбанул меня по башке — золотая.

Впрочем, было и серебро. Но в большом количестве.

Осип и Гаврила так и застыли с открытыми ртами, глядя как я стою, посреди груды драгоценностей, а сверху неравномерно падают и падают еще какие-то мелкие предметы, не успевшие вывалиться с основной массой барахла.

Когда выпадение предметов с потолка окончательно прекратилось, я опустил руки, которыми после первого удара прикрывал голову, и пристально посмотрел на камердинера.

— Ну что, друг Осип, — произнес хрипло, — кажется, у нас есть повод выпить.

* * *

До позднего вечера разбирали и рассматривали выпавшие сокровища. Пришлось на всякий случай еще и Гаврилу отправить на чердак, чтобы посмотрел хорошенько не осталось ли каких мелких предметов на потолочных балках.

После сортировки чесали затылки, размышляя, куда теперь спрятать это, буквально свалившееся на голову богатство. Можно, конечно, в сундук запереть… Или в два… Но не хотелось сваливать все в кучу. Некоторые вещицы были совершенно уникальны. Попади они мне в руки в моем, двадцать первом веке, можно было считать, что я обеспечен до конца жизни. В частности, овальный медальон из слоновой кости с портретом Петра I в обрамлении россыпи бриллиантов… За такую штучку на аукционе Сотбис можно было б не один миллион долларов получить. Это если решиться продавать. Явно ведь такого рода изделие является национальным достоянием…

А предки-то князя (то есть теперь как бы мои), похоже, в истории России не шуточно отметились. Подобные портреты за просто так из рук государя не получают!

Подлинной цены всего, что попало в наше распоряжение, мы, разумеется, не знали. Но было ясно, что с долгами можно расплатиться на раз.

Другое дело, что раз уж мы выбили три года рассрочки, то глупо ей не воспользоваться. А для первого взноса хватит и обручального кольца. Бриллиант там большой, но исторической ценности не имеющий. Такой не грех и продать.

Решили, что с утра в город поедет Осип. Пройдется по ювелирным лавкам, выяснит, сколько за украшение можно получить…

Понятно, что ехать по столь важному делу должен был я сам. Но проклятый конный спорт весьма ограничил мою способность к передвижению. И вряд ли к утру мое состояние кардинально улучшится. Так что пусть едет слуга. У него-то задница не болит.

Глава 4. Да я таких в сорок первом…

Утром долго изучал физиономию перед зеркалом. Прямо как нежный юноша пересчитывал волосинки на верхней губе, ибо тут зрелый человек с босым лицом не ходит. А накладные усы показали свою ненадежность. Странно ведь будет, если у меня при разговорах с солидными людьми регулярно будут отваливаться эти мужские украшения.

Вообще-то, бритье — самая простая вещь для мужчины (при наличии хорошей бритвы, разумеется). Но в здешние времена принято отращивать волосяной покров на морде лица в самых причудливых формах и сочетаниях. Например, бакенбарды. Или делать двойную бороду — то есть пробривать в центре подбородка пролысину, а по бокам оставлять длину аж до середины груди. Жуть!

Усы можно считать наименьшим злом. Но и тут засада. Их принято закручивать вверх. А для этого пропитывать какими-то закрепляющими растворами, на ночь бинтовать, чтобы они засохли в такой позиции. Ужос! Ужос!

Я на такое не пойду. Обойдемся просто щеточкой на верхней губе с небольшим загибом вниз. Будем считать что это предел, на который я согласен, жертвуя собой в угоду современной моде.

Пока же собственные волоски не выросли, наклеиваем те, что отрезали от девичьей косы. Надо беречь! А то, если потеряю, девчонке придется снова укорачивать прическу. Так, глядишь, она и замуж не сумеет выйти. Скажут — стриженая!

Вздохнув, поплелся на завтрак.

В принципе, мог бы распорядиться, чтобы в кабинет приносили, но это помещение уже так надоело, что хотелось пройтись. И вообще! Есть и курить на рабочем месте — дурной тон.

Но только я занес вилку над поданной на завтрак яичницей, как в столовую ворвался Гаврила.

— Барин! — Задыхаясь вымолвил он, срывая с головы шапку и прижимая ее к животу. — Осипа схватили.

— Кто? Что?!

Я встал, отбросив столовый прибор.

Выяснилось, что уже с утра, пока я отсыпался от ночных бдений над тетрадями, Осип с Гаврилой отправились в город, чтобы оценить бриллиант.

Но в первой же лавке предложили столь низкую цену, что продолжать разговор смысла не было. Хотели уйти, но ювелир поднял крик, что, дескать, Осип кольцо украл, а стало быть его надо хватать, тащить в управу и бить батогами, как вора. А бриллиант отобрать и передать в казну, как похищенное имущество.

Такого беспредела терпеть было невозможно.

— Седлать коней! — рявкнул я.

И кинулся переодеваться из уютного домашнего халата в красные революционные штаны.

Через пять минут, выскочив во двор в полной боевой форме и с саблей на боку, я увидел всех моих рекрутов во главе с ветеранами.

Может воинской науки парни еще не освоили, но верхом умели ездить с детства. А я на адреналине взлетел в седло, даже не вспомнив о болящей заднице, и заревел:

— Взвод! За мной!

И мы, расшугав во дворе всех поросят и куриц, которые с визгом и хлопаньем крыльев шарахнулись во все стороны из-под копыт, помчались в город восстанавливать справедливость.

* * *

В лавку мерзопакостного ювелира вломились вчетвером — больше в нее просто не уместилось бы. Все-таки у нас провинция, огромных магазинов с просторными торговыми залами пока не понастроили. Хотя, подозреваю, здешний хозяйчик решил приподняться за мой счет. Наверное, в планах уже в столицу перебрался, гаденыш.

Ну, я, не вдаваясь в детали, сразу от входа рванулся к толстячку за прилавком и ухватил за грудки.

— Где мой слуга?! Где кольцо?!

Рожу скроил самую зверскую. Да и ветераны, стоявшие за спиной, умильными пенсионерами не выглядели. Все ж таки двадцать пять лет, проведенные на войне, накладывают определенный отпечаток на личность.

Толстый еврейчик, с ужасом глядя в мою перекошенную физиономию, замычал что-то, елозя ручонками… Видно было, что дела он привык решать при помощи хитроумных комбинаций, а грубая физическая сила, примененная к его сытому тельцу, шокировала и лишила способности соображать.

Кстати, забыл сказать, охрана в его лавчонке была. Но мои старички, имея боевой опыт, вырубили двоих мордоворотов, практически не замедлив шага.

К тому же во дворе осталась пятерка конных парней — будущих рекрутов. И глазки у них, после нашей скачки, были совсем не тусклые и не тоскливые.

— Ты на кого залупаться вздумал? — прошипел я, удерживая хозяйчика в полувисячем положении. — Я таких в тыща семьсот семьдесят третьем… (чуть не ляпнул, что в сорок первом) лично…

Сделал паузу, будто бы задохнувшись от злобы, а сам соображал… Расстрелы здесь уже стали способом казни? Или еще по старинке, на кол сажают? Впрочем, неважно.

— В куски порву!!!

Судя по резко появившемуся запаху, ювелир сильно впечатлился. Сильно и обильно.

Я брезгливо поморщился и шлепнул его на стул. Ведь не убивать же гаденыша в самом деле? Пусть отдышится и скажет что-нибудь.

— Где мой слуга?! — рявкнул, чтобы обострить мыслительные процессы в лысой головенке. — Где кольцо?!

Надо отдать должное — хозяин лавчонки сумел собрать мозги в кучу даже в такой экстремальной ситуации. Впрочем, дураки ювелиркой не занимаются, для них есть другие бизнесы, попроще.

Быстро и без пауз между словами мне было отвечено на все вопросы, сообщена стоимость кольца и дан адрес человека, который готов купить за эту цену.

За это я толстячка простил и даже не стал поджигать его гадское заведение.

Потом пришлось прогуляться к уряднику, к которому оттащили связанного Осипа, немного поорать там. Любопытно, что наибольшее впечатление на полицейского произвели не мои рекруты (у него свои были) и даже не вопли о решении императрицы даровать дворянству особые права и вольности (сей акт еще только через десять лет вступит в силу), а бриллиантовый медальон с портретом царя-батюшки Петра Алексеевича, который будто бы случайно промелькнул у меня в разрезе полурасстегнутого мундира.

Ото ж! Тут времена аристократические, сословные, и если кто-то из моих предков лично с царем общался… а такие награды только из рук самодержца получить можно было, то лучше не связываться. Ибо чревато!

Когда ехали домой на нанятой в городе бричке (верхом я уже не мог, так как место, на котором сидишь, серьезно болело), погрузился в невеселые мысли.

Это что же получается? Стараюсь тут решить проблемы, сохранить имение и не порушить жизни крестьян… а через два месяца исчезну и все насмарку?

Раньше-то думал, что заявлю, что, дескать, порядок навел, график выплат обнародовал и теперь с чистой душой отправляюсь за границу, оставив дела верному слуге. А оно вон как повернулось!

Выходит, что без меня мои подопечные полностью беззащитны. Любой толстосум — даже не аристократ, а любой презренный мещанчик — может обвинить, обобрать и даже упечь за решетку.

Тут даже вооруженная сила, которую я еще только планирую создать, не поможет — объявят бунтовщиками, пригонят войска… В итоге, как самый лучший вариант — всех перепорют. А то и вовсе до массовых казней можно допрыгаться. Такого будущего я хочу для своих крестьян?

Дела-а…

Тогда изначально лучше было не вмешиваться. Ну, распродали бы их по частям, зато все бы остались живы-здоровы. А теперь…

Что же делать?

Вернувшись в именье, передал Осипа на попечение местных бабок… ему еще глаз подбили и по шее накостыляли, когда кольцо отдавать не хотел… а сам велел подавать обед и сел думу думати. Прям, как в песне: «Сидел Ермак, объятый думой».

Единственное отличие от легендарного героя — находился я не на «диком бреге Иртыша», а в собственной столовой, и под носом не «ревела буря, гром гремел», а парила дивным ароматом тарелка роскошнейшего борща. Что, впрочем, на тяжесть дум влияло незначительно.

Итак, никого из подчиненных я вместо себя оставить не могу. Не та фигура, бесправные они в просвещенном царстве Екатерины. И беззащитные.

Обязательно нужен дворянин и желательно с хорошим титулом. А где такого взять? У аристократов самомнение такое, что особо и не подступишься. И тут я, такой красивый, с предложением поработать управляющим.

Дворянину. Поработать…

Можно, конечно, найти сильно обедневшего аристократа, у которого от голода уже штаны с задницы падают. (Чем-то ситуация напоминает фильм Куросавы «Семь самураев», верно? Там тоже высокородные воины защищали простую деревню. Причем на совесть, не щадя жизни, так что в итоге из семерых только трое выжили).

Здесь ситуация несколько другая. Обнищавшего дворянчика найти можно. Но как ставить такого на хозяйство? Вдруг, заполучив в руки солидное имущество и оставшись бесконтрольным, ударится дурачок в загулы?

Он же обеднел? Значит свое состояние уже успешно промотал, так? А тут я в роли деда Мороза с щедрыми подарками.

Не годится.

Идеальным вариантом стало бы появление у меня наследника. Причем обязательно сына, который наследовал бы не только имущество, но и титул. Все-таки я князь! Высокородный аристократ, не абы что.

Вот тут, при наличии законного правопреемника, охотников отнять поместье разом поубавилось бы. Для важных господ тысяча душ крепостных — мелочь. А всякие там дворянишки, жадные до чужого добра с сиятельством связываться поостерегутся.

Но тут засада. Даже если я прямо сейчас пойду делать сына, то за два месяца ни за что не управиться.

И на этом сложности не кончаются. Для создания полноценного наследника требуется, во-первых, какая-никакая жена. Без женщины в эти славные времена ну никак не обойтись. (Да и в XXI веке мужики рожают только в кинематографе). Причем крепостная девка не годится, нужна дворянка, которую еще предстоит где-то найти. Во-вторых, ребенок должен родиться в официально признанном законном браке. А по здешним обычаям это та еще морока: сначала обручение, потом венчание со всеми атрибутами, куча прожорливых гостей, расходы на свадебные наряды, транспорт, пожертвования церкви…

Да это бы и ладно, деньги можно найти (хотя жаба душит неимоверно — итак по ноздри в долгах). Но, спрашивается, какая дура (я имею ввиду дворянку, а не крепостную) пойдет за меня на таких условиях?

Пичалька… Воистину, не легче чем у Ермака думы мои тяжкие…

Глава 5. Жениться вам надо, барин

Опять весь вечер (подложив под зад пуховую подушку) провел над конторскими книгами.

Выявил несколько пунктов, где мы теряем изрядные суммы. Тут все было по заветам родного мне времени. Продавая сырье, мы недополучаем прибыль. Надо продавать готовую продукцию или хотя бы полуфабрикат.

Второй момент — не имея собственных точек сбыта, товары приходится отдавать перекупщикам, которые цену ставят просто смехотворную. А чтобы заиметь собственный магазин (или несколько) нужны в первую очередь люди. И тут снова засада.

Попробовал было через Осипа обязать старост деревень составить полные списки крепостных с указанием кто что умеет делать, и кто в чем наиболее ловок. Ведь наверняка среди мужиков найдутся такие хитрые жуки, что всех городских облапошат.

А я бы им вольную.

И с постройкой здания под торговую лавку помог бы материалом и рабочей силой. Хорошо же, верно?

Однако привлечь к решению проблем ту самую пресловутую «мудрость народную» мешало смешное в сущности обстоятельство. Крестьяне мне не верили!

То есть ни на грош.

Осип сказал, что если старосты начнут составлять требуемые списки, в деревнях поднимется вой. Все мгновенно уверятся, что барин собрался людей продавать и выясняет какую за кого просить цену.

Как бы сгоряча и усадьбу не подожгли!

И что делать? Не самому же мне в лавку садиться? Во-первых, торговец из меня еще тот. А во-вторых, князю подобное невместно. Подмочу репутацию, за человека считать не будут. А мне статус терять нельзя, потому как это самый ценный капитал из всего имеющегося.

Ладно, подумаю об этом завтра.

Наутро собрал военный совет. Пригласил Гаврилу и обоих ветеранов (кстати, одного из них звали Кузьмой, а безрукого — Пантелей) к постели Осипа, который еще не оправился после городского приключения, но соображать вроде бы мог.

(Кстати, что у нас с медициной? Как тут народ лечат? И кто?)

Ладно, не отвлекаемся. Всему свое время.

С теми, кто прошел через армию, мне общаться легче. Потому как они готовы слушать и подчиняться, не выдумывая себе каких-то глубинных мотивов. А в критической или непонятной ситуации не мечутся и не задают дурацких вопросов. В крайнем случае выпучивают глаза и преданно смотрят на начальство в ожидании команды. Не самый плохой вариант, согласитесь.

— Так, мужики, — сказал я, когда все расселись, а камердинера, подоткнув под спину подушки, устроили в полусидячем положении, — есть ряд задач, которые надо решить в первую очередь.

Оглядел присутствующих и понял, что мысли надо излагать проще. В сложносочиненных предложениях они не сильны.

— Ставлю задачу: мне нужна жена.

О, как им рожи перекосило. Подумали, что у меня не ко времени вдруг взыграло ретивое и, наплевав на текущие дела, захотелось вдруг плотской любви.

— Поясняю: никто из нас не вечен. Представьте, что я неудачно свалюсь с лошади, или на дуэль вызовут и подстрелят… Что тогда с крестьянами будет?

Ага, задумались.

— Значит, нужен кто-то, кто смог бы перехватить выпавшие у меня поводья. Так понятно?

Задумались еще глубже. Все-таки женщина — не лучший вариант хозяина. И дело не в личных качествах, а в том, как в нынешние времена относились к дамам. Одно дело, если за спиной у нее хотя бы номинально числится какой-никакой, но муж… Тогда можно рассчитывать на авторитет в обществе. А в одиночку…

— Ты что, барин, помирать собрался? — осторожно, после долгой паузы спросил Гаврила.

— Я не собираюсь, — отрезал, глянув строго и с нажимом. — Но речь не о том. У нас на плечах ответственность за всех крепостных, а это вместе с детьми и бабами — почти двадцать тысяч человек. Поэтому надежность нужна… — (хотел сказать в триста процентов, но решил высказаться проще) — тройная.

Закивали.

Хотя мысль о том, что они тоже должны отвечать за столь огромное количество душ, оказалась новой и изрядно придавила. Это ж больше, чем полком командовать. Такой масштаб генералу в пору. А ветераны-то выше капралов в чинах не поднялись!

Я молчал, давая им время проникнуться.

— Жены тоже разные бывают, — подал голос Осип. — Если попадется такая, как у Никиты Василича была, то избави Бог. Лучше не надо.

— Согласен, — кивнул я. — Поэтому слушайте требования. Во-первых, должна быть дворянка. Чтобы княжеский титул, который она получит в браке со мной, никто не мог оспорить.

Во-вторых, нужно, чтобы у нее был сын. Желательно в возрасте 10—11 лет, чтобы уже можно было чему-то учить. А в идеальном варианте детей должно быть несколько. Наверняка же помните поговорку, что «Один сын — не сын, два сына — полсына, а вот три сына — сын».

— С тройной гарантией, — пробормотал под нос Гаврила.

— Именно. У нас только что закончилось две войны, так что вдов должно быть много. В том числе таких, что потеряв кормильца, мыкаются сейчас по родственникам в качестве приживалок. Нам остается только выбрать подходящую.

— Нам? — не поверил Кузьма.

— Ну не мне же! Э-э… — я, сообразив, что именно ляпнул, смутился. — В том смысле, что если просто плоть потешить, то я и дворовыми девками обойтись могу. А вот хорошую хозяйку найти… Тут надо подойти ответственно!

Старики переглянулись. «Чудной барин нам попался», — читалось на их заскорузлых физиономиях. А что делать? Не объяснять же им, что нахожусь здесь временно. Что я вообще не из этого века. Для здешних простых душ это слишком сложные абстракции. Не поймут=с!

Полноценно продолжить беседу не получилось. В помещение ворвалась одна из кухонных девок и, задыхаясь, заорала:

— Барин, там это…

Что опять?

— Там…

— Что? Пожар? Наводнение? Инопланетяне напали?

— Гости приехали.

Вот принесла нелегкая.

— Что за гости?

С немалыми усилиями удалось добиться подробностей.

Оказалось, что некий купец, прикупив хорошую лошадку, повез дочерей (шестнадцати и восемнадцати лет) кататься. И надо ж такому случиться, аккурат неподалеку от нашей усадьбы у них коляска сломалась. Теперь купчик просит возможности посидеть у нас до тех пор, пока кучер не исправит поломку.

Тэк-с. Кажется я понял, что там у них сломалось. Жениха ищут. Я ж все-таки князь!

— Значит так, мужики, — прежде чем идти к гостям требовалось завершить беседу. — Всем нашим, кто ездит в город… овощи там возят, сено… всем скажите, что бы поспрашивали. Прислуга все о господах знает. Так что пусть выяснят, где и у кого живут вдовы с сыновьями. А я потом проедусь, попробую выбрать нужную. Все понятно?

Ветераны закивали. Хотя глаза у них были несколько обалдевшие. И это понять можно — такого за их жизнь точно еще не случалось.

* * *

Прежде чем выходить к гостям, забежал в спальню и набросил на плечи халат. Типа я по-домашнему…

А то вдруг купеческие дочки (шестнадцати и восемнадцати лет) окажутся симпатичными? При нынешней моде на обтягивающие штаны скрыть мое отношение к ним не удастся. Отбрыкивайся потом от папаши…

Кстати, надо попросить девок, чтобы вшили мне в ширинку что-нибудь вроде лодочки из бересты. Когда сам поеду в поисках невесты, нужно, чтобы мои намерения не выступали сразу и явно. А то женят прежде, чем сумею найти желаемое.

Вышел.

О, какие тут девочки!

По идее, по здравому смыслу, в первую очередь надо было обратить внимание на отца данного цветника. Все же он в этой компании главный. Но когда видишь столько рюшечек и атласных розочек вокруг нежных девичьих декольте, сложно сфокусироваться на лысом толстяке, хотя он и занимал много места.

— Месье, мадмуазель… — произнес я, солидно кивнув папаше и подойдя целовать ручки юных прелестниц. (Не помню, в моде ли сейчас французский, но утраченная невеста назвала меня Пьер, так что возможно…)

— Простите, что мы вот так, без приглашения, — заговорил главный гость, вполне удовлетворенный моей реакцией, — но… проклятая коляска, удар можно сказать судьбы…

— Пустое, — великодушно отмахнулся я, — рад, что могу оказать вам гостеприимство… Кстати, если вашему кучеру требуется помощь…

— Ах, нет, он уверял, что поломка пустяковая. Так что более получаса вашего времени мы не отнимем. Позвольте отрекомендоваться: купец первой гильдии Скорохватов Илья Илларионович. А это мои дочери: Жоли и Мими.

— О, я такой невнимательный, — как бы спохватился я, хлопнув себя по лбу, — до сих пор не распорядился подать чай и закуски… Минуту.

С кухни тут же прибежали три девки и ловко сервировали этакий гостевой полдник: напитки, сладкие пирожки, варенье…

— Прошу, — щедрым жестом пригласил гостей к столу. — К сожалению, не могу подать вам мороженое, которое сейчас, в жару, было бы очень кстати…

— Мороженое? — удивился купец, устраивая свою немелкую фигуру в самом объемном кресле.

Ах да! В эту эпоху хозяйки замораживают только сырую рыбу и мясо. Подавать такое к чаю никто бы не додумался.

— О, это такие охлажденные сладости, — пояснил я, принимая позу знатока всяких заморских новинок. — Ложечкой отправляешь их в рот, и там они тают, растекаясь нежной прохладой.

— Вот как?

У купца даже на минуту из головы вылетели матримониальные планы. Он, похоже, сразу взялся подсчитывать, как ему организовать продажу столь удивительного продукта, и сколько на этом можно заработать.

А я сообразил, что из знакомства с ним, похоже, можно извлечь выгоду. Это попаданцы в другие эпохи могут пиариться и даже зарабатывать на том. что пишут украденные у неродившихся еще классиков книги и исполняют перед публикой песни Высоцкого. Здесь народ для таких экзерсисов еще не созрел. Даже Пушкин, даже век спустя не мог заработать на жизнь литературой, умер по уши в долгах. Мне это не подходит, так что придется производство развивать. Пусть для начала это будет всего-навсего производство мороженого.

— В Европе, знаете ли, — светским тоном принялся излагать я, –в столицах имеются специальные кафе-мороженое, предназначенные для утонченной публики. Я там пробовал множество сортов и так впечатлился, что даже записал несколько рецептов.

Теперь купец смотрел на меня в упор. Похоже, наживку заглотнул вместе с леской и удочкой.

Я ласково ему улыбнулся.

Девушки тоже смотрели распахнутыми глазами. Но у них интерес был другой.

Как же! Потенциальный жених нарисовался во всей красе: оказывается, он путешествовал по Европе! И побывал, как следовало из его слов, не в одной тамошней столице, а в нескольких. При этом совсем еще не старик, и на вид не урод. Можно даже сказать, что вполне симпатичный. Шарман! Шарман!

— Планировал, — продолжил я, небрежно откинувшись в кресле, — по возвращении открыть несколько таких кафе в России, но обстоятельства не сложились. Вот если бы найти солидного компаньона… Кстати, вы здесь хорошо знаете всех достойных людей, может быть посоветуете кого-нибудь?

Надо ли пояснять, что после этих слов характер визита резко сменился с чисто светского на деловой?

Оставив дам наедине с высококалорийным угощением (время ягод и фруктов, увы, еще не пришло, а те, что заготавливались на зиму, присутствовали исключительно в виде варений), мы с господином Скорохватовым удалились в мой кабинет.

Не скажу, что заключение договора на строительство в городе кафе-мороженого прошло легко и просто. Как-никак у меня были только идеи и рецепты. То есть нематериальные активы, которые в эту эпоху еще не обрели настоящую цену. Деньги в проект вкладывал исключительно купец. Хотя и я тоже готов был внести долю материалами и рабочей силой. Но у купца имелись еще и связи!

В общем, торговались до хрипоты, но через пару часов вполне удовлетворенные ударили по рукам.

«А жизнь-то налаживается!», — думал я, выбираясь из кабинета с улыбкой сытого вампир.

Правда дамочки нашего уединения не оценили. Как же — обещали перспективного жениха, а в решающий момент бросили без каких-либо развлечений, не оказав внимания… А в доме (вы только подумайте!) даже фортепиано нет. Вот тебе князь.

Но любящий папаша не дал девушкам возможности как-либо выразить неудовольствие. Сгреб их в охапку и стремительно отбыл. Благо их коляска давно уже стояла у крыльца отремонтированная.

Глава 6. Вдова

Следующая неделя стала ужасной. Пришлось целиком посвятить ее светским визитам, потому как вести бизнес без знакомства с местными олигархами — серьезная ошибка.

Понятно, что местные купчики, все без исключения, рассматривали меня исключительно, как будущего мужа своих дочек. Конечно, в финансовом плане я (с учетом долгов) был гол, как сокол, но ведь и титул чего-то стоит, верно?

Видеть свою дочку княгиней… от этой мысли у каждого из здешних толстосумов реально кружилась голова.

Когда же еще прошел слух, что мы со Скорохватовым на паях собираемся строить новомодный европейский трактир… Слово «кафе» местной публике ничего не говорило, но то, что там будут подавать какие-то невиданные заморские кушанья… О. это заинтересовало всех. И мой рейтинг на брачном рынке достиг невообразимых высот.

Теперь в каждой семье меня встречали со всем русским радушием (способным подорвать не слишком крепкое здоровье), а многочисленные купеческие дочери к моему приезду наряжались в лучшие платья. Русские девушки и так от природы красивы, так что от немедленного заключения брака меня спасала только та самая лодочка из бересты, которую мои дворовые девки, хихикая, вшили-таки мне в штаны.

А вот ветераны, не понимая причин моих нововведений, отнеслись к панталонной моде скептически. «Ты бы, барин, еще картофелину туда засунул», — посоветовал Гаврила.

Чудак. Он думает, что приспособа в ширинке должна демонстрировать мои огромные достоинства. Я же пошел на это исключительно для того, чтобы скрывать чувства и вести себя независимо. Как буддийский монах. Кстати, монахи-то носят просторные хламиды, полностью закрывающие фигуру. Может как раз для того, чтобы всегда казаться невозмутимыми?

Впрочем, надо признать, что «лодочка» реально увеличивала (чисто зрительно, разумеется) мои мужские э-э… органы, что вызывало повышенный интерес дам. И теперь я пользовался успехом не только у юных дев, но и у зрелых матрон, у которых при одном взгляде в область моего паха глазки буквально замасливались.

Но к делу.

Была в моих поездках и практическая польза. Я искал возможности сбыта товаров из имения? Вот и нашел контрагентов, с некоторыми из которых можно иметь дело. Как ни крути, потенциального жениха и вполне реального делового партнера обсчитывать как-то не с руки.

Заодно мне поведали что именно пользуется наибольшим спросом, и где можно сбыть продукцию с максимальной выгодой.

То есть не то, чтобы прямо выдали все свои рыбные места, но кое-какие выводы из разговоров я для себя сделал.

А вот с поиском жены дело не двигалось.

Крестьяне, возившие в город овощи, соленья, сено и прочий крестьянский ширпотреб, расспрашивали неумело и без энтузиазма. К тому же городская прислуга, с которой они общались на рынке, к деревенским относилась свысока и не спешила делиться сведениями о господах.

Купеческие же дочки, хоть и сияли красотой, но для моих целей не годились совершенно. Сказано же: нужна дворянка! Ибо статус моей будущей соломенной вдовы не должен подвергаться сомнению.

К тому же юные купчихи не отличались особой образованностью или практической сметкой. Дела в семьях традиционно вел муж и отец, а дамочкам оставалась возможность вышивать, играть на каких-нибудь инструментах и болтать о глупостях. Мне же требовалась хозяйка, которая сможет взять имение твердой рукой и не допустит разорения.

Между тем Скорохватов, не откладывая дела в долгий ящик, уже приступил к строительству кафе-мороженого.

Я, в соответствии с договоренностью, проинспектировал запасы строевого леса, которые нашлись в хозяйстве рачительного папеньки Никиты Васильевича, и теперь мои мужики возили выдержанные сухие хлысты к месту разворачивающейся стройки.

Под это дело пришлось даже прикупить несколько ломовых лошадей, потому как в моей конюшне стояли в основном верховые и легкоупряжные кони. На тяжелую работу они не годились.

И вот, дней где-то через десять непрерывных визитов, в момент, когда, сыто отдуваясь я усаживался в коляску, меня окликнула женщина.

— Сударь, — произнесла она, — не купите ли у меня золотую вещицу?

Я оглянулся.

По виду крестьянка. Но не из крепостных, а скорее из зажиточных. Одежда поношенная, но изначально добротная и чистая. На голове голубенький платочек.

А рядом с ней мальчик лет пяти. Что интересно — за юбку не держится. Крестьянские дети в городе обычно стараются не терять непосредственный контакт с родительницей. Слишком много отвлекающих факторов, легко заглядеться и потеряться.

А этот стоит независимо. В пять-то лет?

Необычно.

Перевел взгляд на предмет, который протягивала мне женщина и мысленно охнул. Обручальное кольцо!

Вдова?

— Простите мое неуместное любопытство, — произнес я, постаравшись взглянуть незнакомке прямо в глаза. — Вы продаете кольцо, потому что ваш муж погиб?

Женщина, старательно глядя в сторону, кивнула.

А вот мальчик смотрел смело. Не отворачивался.

— Колечко не слишком дорогое, — продолжил я негромко, чтобы не напугать, — много денег за него не выручить.

Вдова поджала губы и лишь ткнула ладошкой с последним сокровищем в мою сторону. Кажется, она боялась что заплачет, поэтому произносить что-то вслух не рискнула.

— Безусловно, я куплю ваше колечко, если вы так желаете, — поспешил сказать, чтобы опередить возможные слезы, — но почему-то кажется, что эта сумма вас не выручит. Но если бы вы согласились…

Женщина метнула в мою сторону испуганный взгляд и чуть отступила.

— Нет-нет, это не то, что вы подумали. Просто мне нужна работница. У меня тысяча душ крепостных, и в одиночку я с хозяйством не справляюсь. Если бы вы взяли часть хлопот на себя, я мог бы обеспечить вам кров, питание и плату, о размере которой мы договоримся по ходу дела.

Моя молчаливая собеседница не спешила с ответом. Опустила голову, в глубоком раздумье и пару раз исподлобья взглянула на меня, оценивая: безопасен ли? Не обману ли?

Наконец ответила:

— Я добираюсь в Саратов к родне мужа… Но деньги кончились, а хозяин постоялого двора не выпускает нас, пока не заплатим за комнату.

— У вас там вещи?

— Дати. Старший сын и дочка.

— Так. — я разом принял решение. — Садитесь в коляску, поедем забирать ваших детей и вещи. У вас ведь есть какой-то багаж?

— Но…

— Никаких но. За деньги, вырученные за кольцо, вчетвером до Саратова вы не доберетесь. А поработав у меня, накопите какую-то сумму, и тогда уже сможете решать, ехать ли к родне или остаться у меня на работе. Вы ведь, как я понимаю, не крестьянка?

— Нет, — тихо произнесла она, отведя взгляд. Кажется, ей есть что скрывать. Ну, будем надеяться, что она по крайней мере не беглая. С тремя детьми в бега не подаются. А если и беглая… я посмотрел на мальчугана… что-нибудь придумаем. Сделаем документы… В конце концов, с урядником я знаком, а такое явление, как взятка, никто еще не отменял.

— В коляску, — распорядился тоном, не терпящим возражений. — Нельзя надолго оставлять детей одних.

И, взяв под локотки, подсадил даму в экипаж. Потом подхватил мальчонку и усадил его рядом с матерью.

Кузьма, сидевший на козлах и слышавший весь разговор, тут же, без приказа, развернул нашу лошадку в сторону постоялого двора. Толковый мужик, все понимает с полунамека.

В усадьбе я распорядился выделить новой жиличке две комнаты из числа гостевых. Может со временем понадобится и больше, но пока я не хотел ее пугать чрезмерной щедростью. Она и так вся на нервах, хотя и старается выглядеть спокойной. А тут подумает, что барин заманил ее, чтобы сделать бесправной наложницей, и ударится в бега. Оно мне надо?

Весь день гостей было не видно и не слышно. Кажется, они обживались в отведенных аппартаментах. Во всяком случае, повариха сказала, что обед им относили туда.

Но вечером стена молчания оказалась прорвана.

Я, как обычно, после ужина сидел в кабинете, разбираясь с приходом и расходом, когда в дверь постучали, и вошла моя потенциальная помощница.

Время, проведенное в закрытом помещении, пошло ей на пользу. Дама переоделась в строгое домашнее платье, сделала прическу, и теперь выглядела, как киноактриса, изображающая школьную учительницу в царской России. Как это тогда называлось? Народоволька?

— Добрый вечер, Петр Никитич, — поздоровалась она, и я прям-таки воспрял духом. Все-таки дворянка! Крестьяне иначе разговаривают. И интонации не простонародные.

— Добрый вечер, сударыня.

Я встал и вышел из-за стола, чтобы помочь даме присесть в кресло.

— Вы так решительно пригласили нас в свой дом, что даже не спросили имени.

— Виноват.

Она улыбнулась и протянула мне паспорт.

— Вот, документы в полном порядке.

— Прекрасно.

Я глянул в документ и с удовлетворением обнаружил, что мою собеседницу зовут Ксения Александровна (прям, как сестру Николая II), и таки да! она действительно дворянка.

Правда фамилия оказалась довольно заурядная — Федорова. Ну, как говорится, когда нет гербовой, пишем на простой. Не всем дано быть потомками Рюрика, так стоит ли привередничать? Присмотримся какова наша гостья будет в деле.

— Хотелось бы узнать какие обязанности вы предполагаете возложить на меня.

(Как излагает! А ведь в эту эпоху дам в Университеты не отдавали. Смольный институт, правда, уже открылся, но туда брали детей не старше шести лет. Так что Ксения Александровна попасть туда никак не могла, возраст не соответствует. Но тем не менее, она говорит, как образованный человек. Домашнее воспитание?)

— Э-э… — я вернулся к столу. — Видите ли, тысяча крепостных это довольно много.

Сел.

— К тому же учитываются только мужчины, а женщин и детей в ревизские сказки не вносят. Так что я даже не знаю точно сколько народу у меня в подчинении.

— Хотите, чтобы я провела перепись? — улыбнулась.

— Нет. Этим я планирую озаботить деревенских старост. А вот медицина… Понимаете, ребятишек рождается много, но их никто толком не считает, потому как мрут, как мухи. Вот когда достигнет хотя бы 14 лет…

Опять же роды… Много баб помирает от родильной горячки и всякого такого, ну, вы понимаете. Мне, как мужчине, вмешиваться в это дело невместно, а вот женщина…

— Но я же не повитуха, — растерялась гостья.

— И не надо! Повитухи в деревнях есть. А вот наладить процесс… — Я взял со стола один из исписанных листков. — Думаю организовать своего рода ФАПы*.

— Что?

— Э-э, ну, такие родильные избы. Чтобы там поддерживалась чистота, всегда была горячая вода, дежурили бы бабки на случай, если у кого вдруг внезапные роды… В общем, хочется организовать дело так, чтобы роженицы и младеньчики не помирали слишком уж часто. По-моему, это благородная миссия, как вы думаете?

* ФАП — фельдшерско-акушерский пункт

Ксения Александровна посмотрела оценивающе. Типа: не шутит ли барин?

— Это потребует заметных расходов… — произнесла осторожно.

— Не беда. Ребятишки подрастут, значит количество крестьян в имении увеличится. А это ведь богатство, не так ли?

Задумалась.

Я понял, что сразу давить на нее, требуя немедленного решения, не стоит.

— Не тороплю вас с ответом. Вопрос не простой, обдумайте все хорошенько. До завтра вам времени хватит?

Кивнула.

— Ну и отлично. Тогда спокойной ночи, а я немного еще задержусь. Работы много.

* * *

Утром Гаврила растолкал меня, когда не было еще и шести часов.

— Че случилось? — еле разодрав слипающиеся глаза, пробурчал я.

— Барыня Ксения Александровна будить велели.

О как.

— На фига? Сегодня воскресенье, имею право поспать?

— Именно, что воскресенье. В церковь надо идти, к заутрене.

— Шо?!!

— В церковь, барин. Мужики и так уже шепчутся, что барин-то — нехристь. Ни лба никогда не перекрестит, ни в церковь не ходит.

Ба-лин! Вот еще напасть. Не буду заключать с ней контракт. Дам сколько-то денег и пусть валит в свой Саратов.

Однако, нашаривая практически на ощупь (глаза никак не хотели открываться) штаны, я осознал, что барыня в общем-то права. Народ здесь поголовно верующий, так что бравировать несоблюдением обрядов не стоит.

Кое-как оделся, побрел умываться, надеясь, что холодная вода прояснит сознание.

В холле (или как называется это большое помещение возле входной (выходной?) двери, увидел умилительную картину. Имело место следующее: барыня (!) Ксения Александровна в скромном платьишке и повязанном платочке, рядом с ней чинно расположились трое детишек. Умытые, серьезные, девочка тоже в платочке.

И я тут такой вывалился: зевающий, почесывающийся, небритый… После ночных посиделок выгляжу. как с похмелья.

Гад Гаврила, хоть бы предупредил!

Ладно.

Мой отец (настоящий, а не его сиятельство Никита Василич) был настоящий полковник. Так что к воинской дисциплине приучил с детства. Не скажу, что разглядев барыню в холле, я собрался в течение сорока пяти секунд (все же мне бриться еще надо было), но управился в рекордные сроки.

И вот мы чинно, этаким благородным семейством под колокольный звон, призывающий верующих в храм, направились к месту богослужения.

Однако!

Честно скажу, не ожидал такого эффекта.

Все встреченные крестьяне кланялись нам в пояс. Мужики при этом срывали шапки, бабы крестились.

Раньше мои выходы на публику проходили как-то менее пафосно. Меня в принципе замечали, но по большей части старались просто убраться с дороги. Кто знает, что барину в голову взбредет? Святое правило, что от начальства надо держаться подальше, не нами придумано. Целый блок фольклора на эту тему существует.

А тут… За своего приняли?

С толпами народа, степенно кланяясь и крестясь, входим в храм.

Я не большой знаток церковных обычаев, но в наше время мужчины и женщины в церкви вроде бы стоят вперемешку. А тут оказалось строгое разделение: мужики подались в правую сторону, бабы — налево. У них там специальное пространство было выделено и даже огорожено декоративной решеткой. Я аж заволновался. До сих пор резких отличий от привычной мне истории не наблюдалось. А тут… Я точно на Земле? Может попал в какой-то параллельный мир?

Между тем мне расчистили проход к прямо к алтарю, так что пришлось встать прямо напротив батюшки, который тут же осенил меня крестным знмением.

И началось.

В принципе все было очень торжественно: свечи, иконы, взмахи кадилом, запахи ладана… Народ, хорошо знающий обряд, в нужный момент подхватывал песнопения, крестился и хором восклицал: «Господи помилуй, Господи помилуй, Господи помилуй».

Словом, как и обещалось, воздействие на прихожан шло по всем направлениям: тут и тебе и архитектура, и живопись (иконы), и музыка (хоровые песнопения), и лекция о культуре поведения (проповедь). Очень полезная штука!

Я даже решил выделить церкви кое-какую денюшку.

Но черт побери! Как же долго все это тянется!

Интересно, Путин, когда приходит в храм, стоит многочасовую службу от начала до конца? Или для него существует укороченный вариант?

Задумавшись, едва не пропустил момент, когда надо креститься. Но Гаврила подтолкнул локтем в бок и я послушно подхватил вместе со всеми: «Господи помилуй, Господи помилуй, Господи помилуй».

Кстати, вспомнился эпизод из истории Древнего Рима. Историки уверяют, что император Нерон, дескать, имел крайне противный голос, но любил петь. И когда выступал перед публикой, то уходить кому-либо до завершения концерта строго запрещалось. Все должны были терпеть до конца.

Сейчас, распевая с прихожанами церковные песнопения (кстати, слова нужно выучить, а то неудобно), я начал воспринимать эти рассказы существенно по-другому. Действительно, попробуй-ка сейчас выйди. Враз антихристом посчитают. И ничем не оправдаешься.

После нескольких часов непрерывного стояния, вырвавшись из храма на свежий воздух, я был почти счастлив.

Но, как бы то ни было, время потрачено не зря. Отношение крестьян ко мне существенно улучшилось. А Ксения Александровна с детками вызывала у них просто-таки умиление. (Может пока не стоит отправлять ее в Саратов?)

С батюшкой же нужно налаживать контакт. Я до сих пор не удосужился, и это ошибка. Видно было, что авторитетом он тут пользуется, так что упускать открывающиеся возможности глупо.

Заодно хотелось прояснить и моменты со странностями в службе. Потому как… Нет, это точно Земля? Не параллельный мир?

Казалось бы, какая разница? Если выяснится, что я на совсем другой планете, разве начну действовать как-то иначе? Нет. Но все-таки интересно, вдруг я космонавт и первопроходец? Войду в анналы… (мечты, мечты…)

Глава 7. Рабы

Ветераны времени даром не теряли. Как и было оговорено, они каждый день занимались с рекрутами. Причем не только с уже отобранной пятеркой, а согнали еще пятнадцать человек. Гаврила объяснил, что за пару месяцев обучить новобранцев чему-либо стоящему не удастся. Поэтому начинать надо загодя. Вот и собрали всех, кому идти в ближайшие четыре года. И неважно, что младшим исполнилось только пятнадцать, они уже сейчас крепкие, а за отведенный срок подрастут и станут настоящими солдатами.

Я сходил посмотреть на занятия… Что сказать, все уже научились выполнять команды «Равняйсь, смирно!» и поворачиваться через левое плечо.

Единственное, что напрягало — бабы на будущих вояк смотрели жалостливо, а главное — у каждого из тех, кому предстояло уйти навсегда, была невеста.

Дело в том, что рекрутов в деревнях определяли жребием. Так что человек жил, работал, строил какие-то планы, с девчатами шутил… Вдруг — бац! По жребию ему выпадает совсем иная судьба.

Тут, знаете ли, такой психологический удар, что не каждый и выдержит.

И вот, глядя как будущие новобранцы маршируют с палками, изображающими ружья, я подумал: «Если в эту эпоху людей можно продавать, то ведь можно и купить?»

Нет, посудите сами. Те, кого помещики выставили на продажу, они уже оторваны от родных, от привычного образа жизни и внутренне смирились с тем, что их ждет нечто неведомое. Ну, а куда отправит новый хозяин — на работы или на какую службу, уже не столь важно, все равно от корня они оторвались. То есть главное потрясение уже пережили. И теперь, как перекати-поле, несутся под порывами ветра, не зная куда, зачем, и не ожидая от будущего ничего хорошего.

А значит та доля, на которую я их обрекаю, уже не покажется им чрезмерно горькой.

Таким образом, в армию отправим чужаков, а своих ребят сможем оставить дома. Пусть женятся, детишек растят…

Здорово придумал.

Осталось узнать, где можно прикупить пятерых мужиков. (Мда, звучит ужасно. Меня лично так просто выворачивает от перспективы. А ведь еще торговаться предстоит… Кошмар!).

Вот так я стоял, ротозейничал, а сзади неслышно подошла Ксения Александровна.

— Петр Никитич, вы уже определились с местом, где будем строить родильную избу?

А? Что? Уже строить?

Да ни фига я не определился. У меня пока все в фантазиях и в лучшем случае в записях на листочках. (Кстати, пишу гусиным пером, а это та еще морока!).

Но отвечать что-то надо, поэтому пробормотал:

— Надо бы где-то в центре поместья. Чтобы с любого конца добираться удобно было.

— Тогда надо посмотреть карту. У вас ведь есть карта?

Кхм… Невольно почесал затылок. Вообще-то должна быть, но я как-то…

— Есть еще два варианта, — невозмутимо продолжила «барыня». — Расположить эту постройку либо возле церкви, либо неподалеку от усадьбы. Просто, чтобы всегда кто-то мог проконтролировать, как там идут дела. Вы согласны?

— Э-э-э… я…

Вот что у манера у дам? Всегда подкрадутся незаметно и сразу, без предупреждения берут за горло. Прокашлялся.

— Давайте обсудим это вечером, — произнес светским тоном. — В моем кабинете нам будет удобнее.

Как раз и карту найду. Не верю, что у такого толкового хозяина, как Никита Василич, не оказалось бы карты.

— Кстати, Ксения Александровна, вам возможно нужны деньги, чтобы сделать какие-то покупки? Заодно и аванс вам выдам.

Кивнула, отошла.

Слава Богу, отбился.

Однако хватка у дамы нешуточная. Поживет тут подольше, вообще весь дом к рукам приберет.

Крикнув Осипа, который за прошедшие дни вполне оправился от своего городского «приключения», карту я, разумеется, нашел. Да она и лежала практически под рукой, просто я глубоко в ящики письменного стола не заглядывал. И, видимо, напрасно. Надо проверить — может там еще что-то полезное отыщется.

Перебирая бумажки, наслоившиеся в канцелярских недрах, я начал расспрашивать Осипа о том, как происходит покупка крепостных, и где в ближайшее время состоится продажа.

Бесценный камердинер сообщил, что недавно умер один из богатых помещиков — господин Горшенин, и теперь его наследники, желая перебраться в столицу, распродают большую часть имущества. Ну и крепостных заодно.

Осведомился о ценах.

Выяснилось, что тут все индивидуально. Обычный мужик стоит не слишком дорого. Но если он умеет что-то по кузнечному делу или, к примеру, плотник хороший, то просить за него будут больше.

Совместно прикинули в какую сумму обойдется покупка пяти человек. Крутые профессионалы нам ни к чему — все равно отдавать их собираемся, главное чтобы больного не подсунули. А то при сдаче такового в рекруты могут возникнуть неприятности.

Пока все обсуждали и подбирали золотые вещицы, которые можно продать, чтобы выручить необходимую сумму, наступил вечер. И, как было договорено, пришла Ксения Александровна.

— Очень кстати, — обрадовался я и, расстелив карту, пригласил присутствующих выбирать место для родильного дома.

Осип о таких моих планах еще не знал, удивился, но счел, что дело стоящее.

В итоге, перебрав несколько вариантов, решили, что лучше всего строить возле церкви. Пусть батюшка там за всем присматривает, у него для этого и актив из наиболее рьяно верующих есть. Да и вообще, больницы всегда строили при монастырях, так что наше начинание будет вполне в христианской традиции.

Выдал «барыне» немного мелочи и пригласил поехать с нами в город. Объяснив, что деньги получу там, и сразу же отправимся за покупками.

Ксения Александровна с таким порядком легко согласилась и, уже собираясь уходить, обратилась с просьбой.

— Петр Никитич, мой старший сын Дмитрий… Он видел, как ваши ветераны занимаются с молодыми крестьянами. И просит разрешения тоже учиться воинской науке.

— М-м… — я немного завис, соображая. Видимо муж у моей «барыни» был офицером, и теперь сын хочет продолжить дело отца. — Не возражаю. Если есть желание, пусть встает в строй.

Ну а что? Помню, читал у Пушкина, что дворянских детей прямо с рождения записывали в полки сержантами. Так что к моменту совершеннолетия они уже ходили в солидных чинах, ничего толком ни об армии, ни о дисциплине не зная. А тут…

Короче, мне это понравилось. Надо будет подарить парню какой-нибудь воинский аксессуар. Перевязь, к примеру, или небольшой кинжал… Впрочем, сначала посоветуюсь со знатоками, чтобы и пацана порадовать, и польза была.

* * *

На распродажу имущества покойного Горшенина, мы поехали этаким воинским эшелоном из трех повозок. Раз предполагалось покупать людей, то нужно же обеспечить транспорт для их доставки в именье, верно?

Местные помещики, разумеется, предпочли бы отправить покупку пешим ходом, но у меня есть упряжные лошади, есть коляски, почему не воспользоваться?

Для охраны взяли пятерых конных рекрутов из старшего состава. Парни, кстати, за последние дни заметно ободрились, и уход в армию уже не казался им чем-то равносильным смерти. Это они еще не знают, что я хочу их не отдавать!

Толстый еврейчик-ювелир, едва углядев нашу кавалькаду, попытался смыться из лавки, но был перехвачен Гаврилой. После чего безоговорочно принял у нас предложенные золотые изделия (посуду, в основном) и дал достойную цену.

Я одобрительно похлопал торговца по плечу и сообщил, что этот наш визит не последний. Чем вызвал у ювелира смешанные чувства: с одной стороны иметь со мной дело оказалось выгодно, с другой — страшно.

Отправив Ксению Александровну за покупками (на всякий случай дал в сопровождение двух верховых), поехали к дому усопшего. Распродажа имущества, чтобы далеко не таскать, происходила прямо там. Какие-то крупные вещи, типа крестьянских телег и сельхозинвентаря были выставлены во дворе, но за основным товаром покупателям предлагалось пройти непосредственно в дом.

Вошли.

Что сказать… Покойник был явно не беден.

К продаже предлагались ковры, картины, бронзовые фигурные подсвечники, декоративное оружие (наверное, на стене висело — мода такая была), и крепостные, которые до последнего времени жили в доме. Толстая тетка с заплаканными глазами — кухарка, три девчонки, исполнявших скорее всего обязанности горничных, несколько мужиков, которые судя по одежде работали кучерами и прочей обслугой.

Я, естественно, заинтересовался последними. А что? Выглядели они крепкими, от голода явно не страдали…

Но опытный Осип дернул меня за рукав и прошептал на ухо, что простые крестьяне обойдутся дешевле.

Ладно. ему виднее.

Прошелся по помещению, разглядывая выставленные на продажу предметы. В принципе, вещи были очень даже достойные. Картины, например. Но с моим финансовым положением подобные приобретения обременительны. Не по карману! Вот когда разбогатею… А что? Предвосхищу славу Третьякова. И себя потешу, и Отечеству польза.

В принципе, уже ясно было, что для нашего дела нужно идти во двор. Тут слишком роскошно и не на мой кошелек.

Но в тот момент, когда я уже шагнул к выходу, взгляд наткнулся на скрипку.

Изящная такая вещища лежала в раскрытом, добротно сработанном футляре.

Подошел ближе: вдруг Страдивари?

Шучу.

Но не утерпел все-таки, взял скрипку в руки, чтобы получше рассмотреть.

Ко мне тут же подлетел распорядитель и начал нахваливать товар.

— Настоящая итальянская, — сообщил он доверительной скороговоркой. — Кузьма Ильич был большим меценатом, и даже крепостного своего послал в Италию обучаться игре на этой штучке.

С этими словами он махнул рукой в сторону выставленных на продажу слуг, и я, как при наведении зума, сфокусировался вдруг на лице одного из стоящих в общем ряду мужчин.

Вот он точно кучером не был!

Одет если и не по-господски, то вполне как свободный мещанин.

И смотрел он так, словно я собирался душу из него вынуть.

Ага. Видать померший барин подарил ему эту скрипку, и он считал ее своей. Но со сменой хозяина скрипачу объяснили, что он — всего лишь имущество, и потому владеть чем-либо не может.

Даже и одежда на нем принадлежит господам, и если те захотели бы, то могли вообще выставить его на продажу голым.

Мда.

Прочие-то крепостные по крайней мере осознавали свое положение и как-то мирились с этим. А скрипач… Попутешествовав по Италии, уже мнил себя, наверное, свободным человеком. Артистом.

И такой поворот.

Я шагнул в его сторону.

— Руки покажи.

— Что?

— Руки, говорю, хочу посмотреть твои пальцы.

Глянул.

Да, этого парня тяжелой работой не напрягали. Видать покойный барин был меценатом до конца. Может даже любил вечерами слушать скрипичные концерты.

Повернулся к распорядителю.

— Сколько?

Осип был потрясен.

Он уже привык к мысли, что я рачительный хозяин и деньги на ветер не бросаю. А тут собираюсь покупать нечто абсолютно ненужное и, вероятно, весьма не дешевое.

Но я уже все решил. И даже придумал, как сбить цену. Ведь данный крепостной не каждому ко двору придется. Делать ничего не умеет, а высокое искусство нынешним помещикам глубоко по барабану.

А я возьму!

Кстати, уже придумал, как его можно использовать. Мы же кафе-мороженное открываем. То есть нечто утонченное, сугубо европейское и очень престижное. Вот тут-то удивительный скрипач придется очень даже к месту. (Надеюсь, играть он все-таки умеет, не зря же прежний барин столько денег на него потратил).

Короче, сторговались.

Причем основной расход пришелся на покупку скрипки. Вещь утонченная, и местные барыги понимали, что стоящая.

Но я купил.

А потом пошли выбирать мужиков.

* * *

Уже дома, отлеживаясь в кресле после целого дня беготни по торгам разного рода, я в полудреме вспомнил нашего учителя истории.

Когда он рассказывал об Африке, то говорил, что этот континент издревле поставлял в Европу разные экзотические товары. Такие как золото, слоновая кость. перья страусов, алмазы, рабы…

На последнем слове историк делал этакое придыхание, как будто его возбуждала сама возможность приобретения столь уникального товара.

А я вот сегодня покупал людей и прямо скажу: не понравилось.

Если постоянно этим заниматься, свихнуться можно. Слишком большая нагрузка на психику.

Ощутил себя этаким Шиндлером из оскароносного голливудского блокбастера. Там главный герой старался как можно больше людей выкупить из лагеря смерти. Но был ограничен в финансах и вынужден мучительно выбирать кого спасти, а кто останется в лапах палачей.

Как и ему, мне хотелось выкупить всех. Потом поселить где-нибудь в именье…

На фиг. У меня земли недостаточно, чтобы всех прокормить. И вообще, я — банкрот. Дай Бог свое-то сохранить, а чтобы за все российское крестьянство думать, это в цари надо пробиваться.

Не осилю.

Глава 8. Еретик

Следующее утро началось с визита батюшки.

Но не моего поместного, а городского. Не знаю, как правильно называется его должность, но это был главный поп в нашем уезде. И уже по его сытой физиономии, шелковой рясе и массивному золотому кресту на… ну, скажем на груди…. было понятно, что данный иерарх — очень большой начальник.

Естественно, приняли его со всем почетом. Ксения Александровна, подавая мне пример, скромно подошла под благословление, подвела деток, которых батюшка милостиво перекрестил.

Приглядевшись, как надо действовать, подошел и я. Склонил голову, принял крестное знамение… словом, не опозорился незнанием ритуала.

Милостиво разделив с нами трапезу, благочинный дал понять, что у него ко мне дело.

Ладно. Церковникам отказывать нельзя, так что я пригласил городского батюшку в кабинет.

И там он мне выдал!

Оказывается мой поместный священник — раскольник и еретик!

Службу ведет по старому обряду, чем вводит свою паству в грех. Причем тяжкий.

Еще на Московском соборе 1656 года старообрядцы были преданы анафеме!

Далее на меня обрушили водопад церковных терминов, которые должны были продемонстрировать глубину грехопадения моего священника. Я только моргал, когда иерарх, тыкая в меня пальцем, произносил страшные слова типа «монофизитство», «количество просфор на проскомидии», «сугубая аллилуйя», «крещение посолонь» и тому подобное.

Не уверен, что правильно запомнил все эти обвинения, но стало ясно, что над моим поместным батюшкой нависла нешуточная угроза.

Улучив момент, когда городской поп, утомившись сделал паузу, я встал с самым решительным видом.

— Все понял. Разберусь. Будут приняты жесткие меры.

И тут же смягчив физиономию, сделал предложение, от которого сложно отказаться.

— Не желаете ли коньячку?

На лице главпопа отразилось смятение и некоторая борьба чувств. Поэтому я продолжил вкрадчиво:

— Вы все в трудах и заботах день и ночь. Представляю, как это утомительно. А коньяк у меня хороший, помогает расслабиться, придает сил… На вкус — чистый виноград!

В итоге иерарх укушался винца (когда коньяк закончился, я велел подавать наливки из винного погреба), да так, что в коляску его загружали под руки.

Уже во дворе я сунул в его пухлую ладошку несколько золотых монет и, не переставая кланяться в пояс, выпроводил наконец со двора.

Вот еще напасть-то. Избави Господи.

По первому разу будем считать, что отбрехался. А дальше посмотрим, как лучше поступить.

* * *

Главпопа отправили, но успокоения в моей душе не наступило. Даже выпитое вместе с церковным барином вино не действовало — я был трезв, как стекло.

Пометавшись по двору (Ксения Александровна смотрела с беспокойством, но подойти не решилась), понял, что откладывать проблему на потом нельзя. Как там говорят? Паровозы нужно давить пока они чайники.

В итоге крикнул Гавриле, чтобы подседлал мне коня, и поехал к церкви.

Знаю, что время неурочное и в храме, скорее всего, никого нет, но душу жгло, и терпеть это жжение не было никаких сил.

Перекрестившись чисто машинально — я, увы, не воцерквленный человек, и всякие там ритуалы воспринимаю с известным скептицизмом — вошел под своды храма.

Здесь было темно и как-то по-особому сумрачно. Свечи — вещь дорогая, так что возжигают их только при богослужении. А сейчас скудный свет падал только из узеньких оконцев под самым куполом.