Бесплатный фрагмент - Непокорный арестант

Часть первая

Правда о современной России, рассказанная самым известным узником ФСБ из камер жутких изоляторов страны

Очевидно, что человек рискнул всем, и это его выступление в YouTube — отчаянный акт мужества. Что я могу сказать? Безумству храбрых поём мы песню.

Юрий БЫКОВ, режиссёр

ВСТУПЛЕНИЕ

У моего мужа — Александра Шестуна — множество талантов. Но его писательский талант раскрылся для меня в тот же момент, что и для остальных жителей России, следивших за трагедией нашей семьи по его публикациям в прессе.

За последние 10 месяцев мой муж стал одним из самых обсуждаемых людей в нашей стране. И говорили о нём, конечно же, не только хорошее. Столько негатива, сколько вылилось в его адрес и в адрес нашей семьи, мало кто получал. Что же, мы этого ожидали после того, как Александр Вячеславович опубликовал обращение к президенту России с записями угроз со стороны силовиков и чиновников самого высокого ранга. Подобных разговоров никто никогда не слышал и, возможно, больше не услышит. Нужно быть в известной степени отчаянным, чтобы решиться выложить в открытый доступ компромат такого уровня.

История моего мужа уже стала неотъемлемой частью истории России. Ему вменили наличие имущества на 10 миллиардов рублей, пусть к нашей семье оно и не имеет никакого отношения — это веха, это останется навсегда и, возможно, об этом напишут в учебниках. Возможно, там напишут и о том, как в день ареста 40 человек ворвались в наш дом, как люди в масках наставляли пистолет на дочь, запугивая наших малолетних детей…

Пока же обо всём этом пишет мой муж, Александр Шестун, в своих дневниках. Раз в несколько недель он передаёт СМИ свои записи, в которых описывает происходящие события. Именно из этих записей, по крупицам, сложилась данная книга.

Меня часто спрашивают, зачем он всё это пишет, не страшно ли нам. Конечно, страшно, но, возможно, обращение и эти дневники как раз спасли ему жизнь, стали для него своего рода охранной грамотой, и наше главное достижение — мой муж до сих пор жив. Что бы ни говорили и ни писали в СМИ, для нашей семьи и для многих жителей страны Александр Вячеславович — герой, пусть наша жизнь и перевернулась на 180 градусов.

Надо знать моего мужа — он всегда был борцом и никогда бы не отступил назад. В 90-х он боролся с системой, выстроенной бандитами, и никогда не платил им ни рубля. Уже будучи главой Серпуховского района, он боролся с прокурорами, требовавшими взяток. И его заключение — не что иное, как результат его борьбы за сохранение местного самоуправления и закрытие полигона «Лесная».

За десять месяцев, пока Александр Вячеславович находится в изоляторе, Серпуховский район как муниципальное образование был уничтожен, мусорные протесты в Подмосковье подавлены, а полигон ТКО «Лесная» снова открыт и ежедневно отравляет жизнь сотням тысяч людей.

Не стану долго утомлять читателей своими размышлениями, отмечу лишь, что всё же главный талант моего мужа — держать удар, не сдаваться даже тогда, когда, казалось бы, выхода нет. Поэтому и в «Воднике», и в «Лефортово», и в «Матросской Тишине», и в «Кремлёвском централе», где он успел побывать за эти месяцы, Александр Шестун продолжает бороться — составляет сотни жалоб, сообщает о всевозможных нарушениях, выводит на чистую воду коррупционеров и, конечно, ведёт дневники, с первой частью которых вы и сможете далее ознакомиться. Впрочем, сперва — расшифровки исторических разговоров, опубликованных им в том самом обращении к президенту России Владимиру Путину.

Юлия Шестун

ЗАПИСИ ШЕСТУНА

РАЗГОВОР ПЕРВЫЙ

«ТЫ ЖИТЬ НЕ ХОЧЕШЬ УЖЕ?»

Участники: Александр Шестун, Иван Ткачёв (начальник Управления «К» ФСБ РФ, генерал)

Место действия: 1-й подъезд Администрации Президента РФ на Старой площади

__________________________________________________________________

Ткачёв: Не надо. И с домом тебя оставят в покое, и с Дорофеевым (Алексей Дорофеев, начальник Управления ФСБ по Москве и МО. — А. Ш.) разговаривали, и с Воробьёвым разговаривали. Слышишь, Воробьёв поднял на уровень президента. Вы не понимаете, что ль?

Шестун: В смысле он поднял? Он что, про Шестуна сказал?

Ткачёв: Да!

Шестун: Что, Путину?

Ткачёв: Да, о конфликте. Об этом говорит директор, об этом говорит уже Кириенко (Сергей Кириенко, первый заместитель руководителя Администрации Президента РФ. — А. Ш.), мне с ним завтра встречаться. Ты шутишь, тебя просто катком переедут и всё. Тебя всё равно подтянут, ты будешь сидеть, пока тебя будут держать, ты пойми. По Сугробову (Денис Сугробов, сотрудник МВД РФ, генерал-лейтенант полиции (разжалован), фигурант громкого дела о коррупции в МВД, осуждён на 22 года, после приговор смягчён до 12 лет. — А. Ш.) ты видел, да, проехали?

Шестун: Видел, да, проехали.

Ткачёв: Красиво, жёстко, но команда.

Шестун: Я бы сказал жестоко.

Ткачёв: Да, но это целенаправленно. Много такого. Тебе зачем? У тебя возраст сколько?

Шестун: Мне 52.

Ткачёв: Ты жить не хочешь уже, всё?

Шестун: Вам не жалко? У меня пятеро детей.

Ткачёв: Мне жалко, я не об этом говорю. Ты не допускай того, что тебя просто переедут и у тебя будут ох*енные проблемы.

Шестун: Да я понимаю, что меня посадят, я даже не сомневаюсь, вообще без проблем.

Ткачёв: На хрен тебе это надо? Здесь вопрос не в том, что посадят. Здесь вопрос, зачем проблемы тебе, жене, детям. Да отойди ты в сторону. Ему тоже недолго, поверь. Я имею в виду губернатора. Поэтому самое лучшее решение — бумагу, она без даты, оставляешь. Решается проблема. Суд умирает, это всё решается. Здесь ты спокойно сидишь, спокойно к сентябрю уходишь в отставочку.

Шестун: Ну так давайте дождёмся решения суда. Как можно до решения суда сливаться?

Ткачёв: Жди. Тогда суд ты проиграл.

Шестун: Ну, это понятно, что суд я уже проиграл.

Ткачёв: А вот если ты сейчас напишешь бумагу и уйдёшь, то суд ты выиграл.

Шестун: Не выиграю.

Ткачёв: Выиграешь. Слышь, команда президента! И Кириенко. Хочешь ты или не хочешь — ты не будешь (главой Серпуховского района. — А. Ш.), Саш. Я тебе это говорю. Поверь, я всё-таки с Соловьёвым (глава Удмуртии с 2014 по 2017 год, предъявлено обвинение в получении взятки. — А. Ш.), губернатором Марий Эл Маркеловым (глава республики с 2011 по 2017 год, возбуждено уголовное дело по подозрению в получении взятки. — А. Ш.). Они тоже так говорили, и упёрся и один, и второй. Вообще никаких. Вообще нет шансов. Все списки согласования, начиная от губернатора и в район на выборы, идут через меня. Я вижу, кого переедет через месяц, кого через два, кого через три, кого сменят, кто боится. Большая идёт. Всё решается у него. Ты ему отдаёшь, он кладёт в сейф. То же самое сделали Соловьёв и Маркелов. Маркелов приехал сюда, его ломали две недели. Он написал, положил его (заявление. — А. Ш.) в сейф. А ушёл и раскрутил в обратную сторону всё. Его бы никто не арестовал, им дали всем возможность красиво уйти, если бы они не пошли в противовес, против, их бы никто не тронул. Они пошли в противовес, была команда, паровоз поехал.

РАЗГОВОР ВТОРОЙ

«В ЭТОМ КАБИНЕТЕ РЕШАЮТСЯ СУДЬБЫ»

Участники: Александр Шестун, Андрей Ярин (начальник Управления Президента России по внутренней политике), Иван Ткачёв (начальник Управления «К» ФСБ РФ, генерал), Михаил Кузнецов (заместитель председателя правительства Подмосковья, руководитель администрации губернатора Андрея Воробьёва)

Место действия: встреча у Ярина на Старой площади

__________________________________________________________________

Ярин: Если мы хотим дальше двинуться, то должно поступить от вас заявление. Это заявление я при вас закрою в сейф. Мы с Иваном Ивановичем этот момент проговорили. Есть вещи косвенные, как то информационное молчание и отсутствие дискуссии в прессе. Раз. Второе. Есть абсолютно конкретное материальное обязательство, которое должно быть выполнено. В частности, должна быть каким-то образом скорректирована ситуация по суду по вашему дому.

Ткачёв: Конечно, 18-го числа уже суд.

Ярин: Более того, я буду требовать от Михаила Михайловича (Кузнецова. — А. Ш.) составления некоего сетевого графика по выполнению обязательств. В этой связи вполне возможно, что они вопросы решат гораздо быстрее. Но давайте мы сейчас не будем обсуждать, какие сроки это будут. В любом случае ваш уход должен дать вам возможность сохранить лицо. Любые движения в эту сторону, я вас услышал, я буду делать. Вы же свободный человек, гражданин Российской Федерации, свои отношения с господином Воробьёвым вы можете выстраивать без господ Ткачёва и Ярина. Но, если вы хотите в моём лице и в лице Ивана Ивановича иметь некоего гаранта или, скажем, человека, который готов за вас что-то Воробьёву говорить, вы должны сделать некий шаг, и со своей стороны, если вы сделаете шаг, гарантирую, что буду вести себя порядочно в рамках достигнутых за этим столом договорённостей. Я не дам хода этому заявлению, пока я не буду уверен, что то, о чём мы здесь договорились, будет выполнено. Другое дело, с вашей стороны я тоже имею понятные обязательства, что вы ведёте себя нормально. Когда президент подписывает, тогда всё и происходит. Логично, да? Вот здесь та же самая ситуация. О том, что напишет заявление Шестун, знают четверо здесь и Воробьёв. Всё, мы больше не комментируем. Если меня спросят, то я ничего не знаю, я Шестуна видел в своей жизни один раз на казачьем параде. Или два. Вот, собственно говоря, всё. Давайте мы с этим закончим. У меня вопрос, Александр Вячеславович, к вам: вы писать будете или нет? Вот давайте, чтобы мы время не тратили. Если вы будете писать, я всё сказал, я больше расшаркиваться не хочу. Мы двигаемся. Если нет, тогда, собственно говоря, ну что мы, это самое… Заявление должно быть вот в такой форме, мои юристы проработают, но надо в такой форме. Достаточно примитивно. Можете написать прямо сейчас, вот бумага перед вами, ручка. Я после этого эту папку, где все материалы, закрываю в сейф, и она там находится. Что касается моей гарантии, мы с Иваном Ивановичем обсудили, у нас единая позиция, что надо делать. Более того, мы настолько тесно связаны в целом ряде процессов, в этих кабинетах у нас не шуткуют. Я уверен, это достаточная гарантия. Можете навести (справки. — А. Ш.) у своих знакомых, они знают меня не понаслышке. Достаточная гарантия, чтобы вы были уверены в том, что пока я не пойму, что всё нормально и все ваши условия выполнены… (то я не дам хода вашему заявлению. — А. Ш.). Напомню, их было два: материальное — это дом, и второе, что вам а) надо дать сохранить лицо и б) чтобы вся медийная травля была закончена. Я говорю откровенно. В противном случае…

Кузнецов: Ради бога, мне просто понять, кто наезжает.

Ярин: Слушайте, вы разберитесь лучше. У меня есть понимание, кто наезжает.

Кузнецов: Серпухов?

Шестун: Да.

Ярин: Серпухов.

Кузнецов: Что касается серпуховской истории, мы, конечно, отрегулируем.

Шестун: Мне сегодня две центральные газеты звонили.

Кузнецов: Ну, не знаю, нам это не нужно просто, риск.

Ярин: Всё понятно.

Кузнецов: У вас же есть телефон, написали бы: «Мне звонят». Вы же пишете, когда нужно.

Ткачёв: Михаил Михайлович, не заставляйте меня биллинг поднимать, я тогда нос тебе утру. Прекрати, хорош!

Кузнецов: Хорошо.

Ткачёв: Я тебе говорю, да! Прекрати! Не надо. Я подниму тогда скандал.

Кузнецов: Хорошо.

Ярин: В этом кабинете решаются судьбы очень многих людей, поверьте, судьбы глав района решаются в кабинетах ниже уровнем. Поэтому, если бы мне надо было упаковать Шестуна, уж извините за терминологию, я бы, наверное, это сделал не тратя второй час, обсуждая простые и понятные вещи.

Шестун: Я пока не готов подписать.

Ярин: Вам надо было принять моё предложение. Вы его не приняли. Поэтому будем считать, что этого разговора не было. Хорошо? Всё, спасибо. До свидания.

РАЗГОВОР ТРЕТИЙ

«ОНИ ДО ВЫБОРОВ ТЕБЯ ЗАКОПАЮТ»

Участники: Александр Шестун, Иван Ткачёв (начальник Управления «К» ФСБ РФ, генерал)

Место действия: после встречи с Яриным

__________________________________________________________________

Ткачёв: Сейчас тебя будут по всем фронтам: следствие, прокуратура, со всех сторон тебя будут окружать. Все будут давить, искать возможность для того, чтобы тебя заколбасить. Тебя и так снимут оттуда. Даже снять тебя по декларации не вопрос. На тебя сейчас заточен Дорофеев. Он тебя катком переедет. Им по хрену. За Дорофеевым стоят помощники, два. Они тебя просто переедут. Есть основная сила — это Дорофеев. Дорофеев управляет и прокурорами, и ментами, и с Воробьёвым они заходят, целуются. Я всю методику отработал, я уже не одного губернатора так. Они залезут в твои дела 8–7-летней давности. У нас срок давности 10 лет.

Шестун: Да, это сто процентов, легко.

Ткачёв: После этого тебе нарисуют, приеду не я, приедет Москва или менты. Понимаешь, да? Тебя просто под ручки, под беленьки заберут, арестуют активы. Нароют и закроют.

Шестун: У меня даже нет сомнений, Иван Иванович.

Ткачёв: Да кипежа не будет. Покажи мне Удмуртию, там царь и бог был, покажи мне Марий Эл, покажи Сахалин. Владивосток — он был самый крутой, его на руках носили. Я работал по всем губернаторам, по всем главам, по всем краям. Ну, если команда пошла, если мы сейчас нагибаем «Альфа-Групп» железно, мы нагибаем «Ренова». В курсе, да? Там уже 80 миллиардов вывезли. Ну и один хрен — команда пришла. И через тебя катком проедут.

Шестун: Дома не сносят, ещё нет такой практики, чтобы сносили дома.

Ткачёв: Они накладывают арест, и судебные приставы после этого включают каток, возбуждают два уголовных дела, три.

Шестун: На кого?

Ткачёв: На тебя.

Шестун: А почему на меня?

Ткачёв: А на кого?

Шестун: А я что делал?

Ткачёв: Да найдут.

Шестун: У меня подписаны все планшеты лесников.

Ткачёв: В другом.

Шестун: А в чём?

Ткачёв: Они тебе насчитывают ущерб, арестовывают дом. Это методика простая, они арестуют не только дом, они арестуют квартиру, они арестуют бизнес, счета — твои, жены. Будет судебный арест. Патрушев сейчас в оппозиции. Они делают глубокий подход, понимаешь? Они до выборов тебя закопают. Когда народ будет понимать, что Шестун — вор, что Шестун негативный, что Шестун там-то. Ты будешь сидеть. Кто пойдёт-то? Когда покажут всё это по телевизору.

РАЗГОВОР ЧЕТВЁРТЫЙ

«ТЕБЕ НЕ НАДО ОРГАНИЗОВЫВАТЬ МИТИНГ»

Участники: Александр Шестун, Иван Ткачёв (начальник Управления «К» ФСБ РФ, генерал)

Место действия: телефонный разговор в апреле 2018 года, речь идёт о митинге против полигона ТБО «Лесная»

__________________________________________________________________

Ткачёв: Тебе не надо ничего организовывать подобного. Услышь меня. Не надо делать, потому что твой полигон — это следующий, где будет произведено наведение порядка.

Шестун: Иван Иванович, сегодня туда привезли в три раза больше положенных машин по лицензии.

Ткачёв: Я знаю!

Шестун: Вчера в четыре раза больше.

Ткачёв: Я знаю! Я знаю.

Шестун: Пусть остановят, проблем же нет.

Ткачёв: Я просто хочу, чтобы ты меня услышал.

РАЗГОВОР ПЯТЫЙ

«МЫ НАЙДЁМ МЕСТНОГО, КОТОРЫЙ ПОЙДЁТ НА ВЫБОРЫ»

Участники: Александр Шестун, Михаил Кузнецов (заместитель председателя правительства Подмосковья, руководитель администрации губернатора Андрея Воробьёва)

Место действия: встреча в марте 2018 года, перед принятием Мособлдумой закона о прямых выборах в Серпуховском районе

__________________________________________________________________

Кузнецов: Теперь у меня остаётся одно условие, политическое условие. Оно связано с вашим спокойным пребыванием в Серпуховском районе. Мы найдём местного человека, который пойдёт на выборы и будет там спокойно заниматься.

Шестун: Как вы можете сделать выборы главы, когда вы не можете по закону сделать?

Кузнецов: Мы чего, мы можем принять прямые выборы.

Шестун: Главы?

Кузнецов: Главы. Вы на них не идёте. Это единственное, о чём мне с вами надо поговорить. Всё остальное меня не беспокоит.

ВВЕДЕНИЕ

ВОРОБЬЁВ VS ШЕСТУН. ПОЛНАЯ ПОБЕДА?!

Андрей Воробьёв согласован и безальтернативно идёт на новый губернаторский срок в Московскую область, глава Серпуховского района Александр Шестун за решёткой. Долгий процесс этого неравного противостояния всё Подмосковье наблюдало несколько лет. И вот закономерный исход!

Изначально мои отношения с Воробьёвым складывались хорошо. Перед выборами 2013 года, когда выбирался губернатор Подмосковья и глава Серпуховского района, я подошёл к тогда ещё исполняющему обязанности губернатора и сказал, что, если он не против, то я буду баллотироваться на пост главы муниципалитета. Андрей Юрьевич ответил: «Конечно, Вячеславович, мы же в одной команде». Воробьёв за один только первый год своего правления трижды приезжал в район на открытие новых заводов — «Герофарм», «Серпуховский лифтостроительный завод», да и на следующий год совершал визиты на эти производства, присутствовал на открытии школы-интерната «Абсолют» и нового коттеджного посёлка для семей, усыновивших сирот, в селе Райсемёновском. Стоит отметить, что все объекты были построены на частные деньги, и Воробьёв хвалил район за привлечение инвестиций.

Первый и, может, ключевой конфликт произошёл во время посещения премьер-министром Дмитрием Медведевым лифтостроительного завода. Незадолго до этого я неоднократно обращался к Воробьёву: компания «Капитал плюс» и завод сухих смесей не могут получить лицензию на разработку песка и гравия. Губернатор позвонил в Минэкологии при мне и сказал, чтобы бизнесменов приняли. В министерстве же их послали в фирму «Основа», где директор Иванченко попросил один доллар за один кубометр, то есть за всё месторождение 14 миллионов долларов (сегодня это почти 900 миллионов рублей).

Пока мы ждали Медведева, я сказал, что инвесторам выкатили незаконную, космическую взятку, почти в миллиард (!). Воробьёв взбесился и начал материться на меня, угрожал, что посадит.

Потом команда Воробьёва придумала фейкового фермера, которому, якобы, в районе не выделяют землю. Мне устроили публичную порку с привлечением СМИ. Я, как и предупреждал, ответил критикой правительства, публично рассказав о 5 миллиардах рублей, что власти области тратят на собственный пиар, об аренде дорогих автомобилей и вертолётов. Мои слова подхватили в Общероссийском народном фронте, а затем все ведущие СМИ страны.

Потом была следующая стычка: по долгам ЖКХ. Обсуждая эту тему, Воробьёв вновь матерился и оскорблял меня в присутствии других людей, посадил трёх районных коммунальщиков в тюрьму со словами: «Вернёте деньги — выпустим людей». А ведь район зарабатывает, но… Уже скоро во дворце спорта «Надежда» две тысячи человек скандировали: «Хватит пиара, верните наши деньги». Имелось в виду, что район собирает более 5 миллиардов рублей, а собственных доходов область нам оставляет 800 миллионов — исключительно на обязательные платежи и зарплаты бюджетникам, но не на развитие. Потом ещё была резонансная голодовка за строительство школы в посёлке Большевик и митинг за закрытие мусорного полигона «Лесная».

С приходом членов «подольской бригады» в Серпухов, ситуация обострилась. Случилось так, что в соседнем муниципалитете глава досрочно покинул свой пост. В тот же миг власти Подмосковья отменили в городе прямые выборы и «кривым» путём усадили в кресло градоначальника своего человека — заместителя главы Подольска Дмитрия Жарикова. Новоявленному мэру Серпухова поставили чёткую задачу — «снести» Шестуна, и гарантировали необходимое боевое подкрепление.

Вскоре Жариков предложил мне своего зама Батукова на пост руководителя администрации. Я отказал. Отмечу, что ранее Жариков твердил, что не станет лезть в дела района, а будет заниматься только городом. Соответственно, отношения у мэра-назначенца со мной не сложились.

Потом со стороны Росимущества по Московской области был наезд на «Парк Дракино», где базируется муниципальная детско-юношеская спортивная школа «Пегас». Управление требовало в суде изъять землю парка и снести там все строения. При встрече руководитель областного Росимущества Елена Паткина сказала, что её попросил начать тяжбу Воробьёв. Больше года шли суды. В итоге Росимуществу отказали в полном объёме.

Всё это время ко мне регулярно приезжал руководитель администрации губернатора Михаил Кузнецов и предлагал уйти с должности главы в депутаты Мособлдумы. Тогда же он сулил место председателя комитета, что давало право на служебный автомобиль и большую зарплату. Я ответил, что мне это неинтересно.

Вскоре Михаил Кузнецов с «министром безопасности области» Романом Каратаевым начали ездить к тогда ещё полковнику ФСБ Ивану Ткачёву — начальнику 6-й службы УСБ ФСБ.

Я долго работал с Ткачёвым по сотруднику Генпрокуратуры Сергею Абросимову, вымогавшему деньги, по так называемому «игорному делу» о подпольных казино в Подмосковье, по нарушениям в ГУЭБиПК МВД РФ. Было видно, как с каждым днём отношения подмосковных чиновников и Ткачёва улучшаются, вскоре при встречах они начали обниматься и целоваться. В итоге Иван Иванович вместе с начальником ГУВП Администрации Президента РФ Андреем Яриным и Михаилом Кузнецовым на Старой площади потребовали от меня написать заявление об отставке. В противном случае угрожали бросить за решётку и отобрать мой дом, а детей по миру пустить. А если я вновь соберусь баллотироваться на пост главы района, то посадят и остального имущества лишат. Я отказался писать заявление об уходе… Практически сразу правительство области обратилось в суд с иском о признании строительства моего дома незаконным. Но суд я выиграл.

Все угрозы мне удалось записать на диктофон. Я сказал им, что, как только меня начнут сажать, — сразу опубликую файлы.

Последней каплей терпения «тройки» стал выигранный районной администрацией суд о запрете эксплуатации полигона ТБО «Лесная» и запланированный активистами митинг за закрытие свалки. Ткачёв позвонил мне в начале апреля и потребовал запретить народу выходить на площадь, добавив, что в противном случае меня «закатают в асфальт катком». Я же аргументировал свою позицию тем, что уже обещал уставшим от смрада помойки людям разрешить акцию, что она пройдёт в рамках закона: организованно, без нарушений.

Весь апрель и май беспрецедентное силовое давление оказывалось на подразделения администрации Серпуховского района. К нам не реже одного раза в неделю приезжало по сто человек в масках. Такого наезда на муниципальный район Россия ещё не видела. Нам открыто демонстрировали силу, начали арестовывать людей по сомнительным поводам, провели под сотню обысков, которые длились с пяти утра и до пяти утра следующего дня. Это можно было сравнить с нашествием ордынцев или фашистских захватчиков, которых ранее уже видела серпуховская земля.

Понятно, что все привыкли к «работе» полиции на губернатора и «подольских». Но чтобы ФСБ опустилась до прислуживания очевидно непопулярному главе региона, добившемуся небывалого уровня коррупции и прославившемуся неэффективным управлением областью!

Когда генерал ФСБ, начальник Управления «К» Ткачёв с начальником ГУВП Яриным, как гопники, шантажируют меня благополучием моей семьи, а президент России на это не реагирует, хотя пресс-секретарь Песков знает о моем видеообращении и обещал подробно ознакомиться с изложенными фактами, когда генерал ФСБ оправдывает связь губернатора Воробьёва с подольской группировкой и говорит, что президент общается с их лидером Лучком (Сергеем Лалакиным), и «сносит» меня под них, разве выигрывают при этом государственные интересы?

Разве не означает это конец демократической процедуры выборов и возрождение традиций 1937 года? Кто выиграл от того, что я в тюрьме по сфабрикованному делу? Может, пятеро моих детей, которых вооружённые люди укладывали на пол? Публичная расправа надо мной даёт сигнал всей стране, что «мочить» будут не только оппозицию, но и лояльных к государственной власти руководителей, которые мешают кормиться жуликоватым губернаторам, приближённым олигархам, преступным группировкам и обслуживающим их интересы внезапно разбогатевшим генералам ФСБ.

Я искренне верил в «контору», что ФСБ может быть единственным стержнем, объединяющим звеном всех правоохранительных органов. Я десять лет работал с ФСБ, не жалея сил и пренебрегая рисками. На своём пути я встречал очень много честных, профессиональных и патриотичных офицеров, желающих служить стране до последней капли крови. Даже когда за арест Абросимова Генпрокуратура в отместку возбудила в отношении меня уголовное дело по тяжкой части 4 статьи 290 УК РФ («взятка») по заявлению местного уголовного авторитета Графа, я счёл это издержками: на войне как на войне. Хотя Алексей Дорофеев, будущий начальник Управления «М», и Иван Ткачёв, начальник 6-й службы, давали мне слово, что ни один волос не упадёт с моей головы. «Это честь ФСБ», — заявляли они, но, по иронии судьбы, именно Дорофеев и Ткачёв стали моими палачами за мусорные деньги Воробьёва и его друганов — Лучка, Гарика Махачкалы и других подмосковных братков. Разве от моей публичной репрессии усилится авторитет ФСБ? Два этих воробьёвских прислужника уронили честь и достоинство некогда самой мощной структуры России. Любая могущественная организация не сможет удерживать авторитет только на силе и жестокости. В первую очередь, сила в справедливости, сила в правде, сила в доброте, сила в чистоте своих рядов. О какой чистоте рядов может идти речь, если Ткачёв наговорил столько, что в НКВД его за это давно бы расстреляли, а в ЦРУ немедленно уволили.

Cлова Ивана Ивановича слышала вся страна, более 3 миллионов просмотров видеообращения к президенту в интернете. Там Ткачёв говорит, сколько олигархов и губернаторов он посадил по политическим мотивам. «Он, губернатор, отказался подписать заявление об отставке — паровоз поехал, — откровенничал Ткачёв, силясь произвести на меня впечатление. — Видел, как генерала Сугробова посадили? — вещал Ткачёв. — Красиво, жёстко, но команда». Однако ранее он откровенничал со мной, что они зашли на его поляну обнала, что и подтвердило дальнейшее назначение Ивана Ивановича в Управление «К».

Для Серпуховского региона расправа надо мной означает полное доминирование «подольских» над югом Подмосковья. Когда всех серпуховских предпринимателей начала обирать зашедшая в город «подольская команда», некоторые взбрыкнули и направились в суды. Правда, после посадки предпринимателя Владимира Кирницкого, который отказался платить им 10 миллионов рублей за общее покровительство, и после сноса медицинского центра Василия Стрельникова за отказ платить 8 миллионов, готовых отстаивать свои права остались единицы. После же моего ареста их не осталось совсем. Сращивание «подольских» с УВД, ФСБ, прокуратурой при полной поддержке губернатора, фактически безальтернативно идущего на выборы, означает тотальную власть, которая приведет к массовым поборам, остановит приток инвестиций, лившийся до этого в Серпуховский район, приведёт к открытию новых свалок и отказу от судебного решения по закрытию полигона ТБО «Лесная». Тут, как нельзя к месту, слова английского историка и политика Джона Актона: «Власть развращает, абсолютная власть развращает абсолютно».

Предстоящие выборы в районе нужны подмосковным властям только для одного: ликвидировать муниципалитет руками их ставленника и влиться в город. Никого не волнует, что сельские жители потеряют льготы на электричество, учителя, работники культуры и спорта лишатся сельских надбавок к зарплатам, что городским и сельским поселениям срежется финансирование на благоустройство и дороги, что городок Курилово отдадут в Калужскую область.

Публичное вмешательство председателя Центризбиркома России Эллы Памфиловой даёт надежду на моё участие в выборах на пост главы Серпуховского района. Если Шестун, находясь в СИЗО, выиграет выборы, это будет событием российского уровня, и, как дальше сложится политическая ситуация, никто сейчас не представляет.

Как это ни странно, я не чувствую себя проигравшим, впрочем, как и выигравшим. Знал ли я, что меня посадят? Конечно. Знал и публично говорил, что вероятность оказаться за решёткой после моего видеообращения равна 90%. Тем не менее я отказался уезжать из страны, я и не думал разоблачать их из уютной и безопасной Европы. Почему? Во-первых, я люблю свою Родину, во-вторых, я хотел показать всем жителям России, что есть люди, которые могут вскрыть гнилую сущность столь высокопоставленных чиновников, их варварские манеры и подлость, не знающую пределов. Я ощущаю себя героем, патриотом, пусть с печальным финалом. Только одно не дает мне покоя: мог ли я не ставить интересы района, страны (кто-то скажет — свои амбиции) против интересов своей семьи? Мои дети страдают. Я уже не говорю, что содержание пятерых детей, находящихся на моём иждивении, ставит жену в сложную ситуацию. Знаю, как им теперь придётся тяжело. Это и только это разрывает мне душу.

Значит, всё-таки реально это победа Воробьёва и «подольских» над Серпуховским районом, над Шестуном? Да! Конечно, это политический разгром. Но какой ценой это сделано? Каковы будут последствия? Какие репутационные потери понесла ФСБ? Вся наша страна увидела, как могут угрожать высокопоставленные чиновники, и что даже обнародование этих угроз их не останавливает, не ведёт к наказанию.

Местное самоуправление всей страны увидело, что они — низшая каста, что муниципалитеты уже никогда не будут самостоятельны при выборе стратегии социально-экономического развития, на чём, кстати, держится весь мир. Жители Серпуховского региона увидели звериный оскал власти. А страх — не самое лучшее из чувств, с помощью которого можно эффективно управлять территорией. Беззаконие порождает беззаконие. Террор порождает террор. Бандитская подмосковная власть уже никогда не сможет стать близкой жителям области. Слишком много мы видели подлости, коррупции, пренебрежения мнением местного населения, неэффективной экономической политики, дешёвого популизма, жестокости и безразличия к будущему столичного региона. Кто же выиграл и кто проиграл?

ГЛАВА ПЕРВАЯ
ЗАПИСКИ ИЗ «ВОДНИКА»

Когда меня спрашивали о моей главной фобии, я отвечал, что больше всего боюсь попасть в тюрьму. Замкнутое пространство, ограничение свободы в самом жёстком виде, отсутствие информации и свежего воздуха, не самая лучшая компания, плохая еда и ощущение себя преступником, изгоем общества казались мне худшим, что может произойти в жизни. И вот я здесь, в этом аду…

Первое, в чём я ошибался, — это плохая компания. Московское СИЗО-5 «Водник» так устроено, что первоходов стараются поселить с такими же вновь прибывшими. Эта разумная практика, как я слышал, существует и в других тюрьмах. За две с половиной недели пребывания в этом мрачном месте я меняю уже третью камеру, и везде в большинстве своём мне встречаются люди образованные и, как минимум, неглупые. Может, только на карантине народ был немного попроще: например, узбек, сидящий за кражу велосипедов, или высокий статный шестидесятилетний москвич Юра, задержанный за обмен порнографическими фото в интернете. Мексиканский болельщик с лицом в шрамах забрал в аэропорту чужую ручную кладь с большой суммой наличных. Боря-цыган из Вильнюса погорел на получении денег с банковской карты. Самый близкий мне по духу Виталий Стовпец познакомил товарища с полицейским решалой.

Виталий со своим высоким интеллектом и богатым словарным запасом помогал писать мне жалобы. Всё свободное время, особенно в первые дни, я трачу на составление обращений по поводу учинённого с моей семьёй произвола и грубой фабрикации уголовного дела. Не знаю, как долго мне хватит сил писать, понимаю, что видеообращение к президенту посмотрели все руководители силовых ведомств и правозащитники, и по большому счёту всем всё понятно. Тем не менее буду настраивать себя на продолжение борьбы. К сожалению, других методов, кроме бумажного, в СИЗО нет.

Пока я находился на карантине, меня посетили члены ОНК Когершын Сагиева и Ева Меркачёва. Обе они — журналистки: Когершын работает на телеканале «Дождь», а Ева — корреспондент газеты «Московский комсомолец». Их приход был светлым лучиком в тёмном царстве. По-человечески они пожалели меня и обещали побороться, сделать журналистский запрос Бастрыкину. Надо сказать, ОНК в СИЗО-5 появляется достаточно часто. Например, Иван Мельников, самый активный, побывал у меня уже дважды. В спортзале мы с ним и ещё с одним членом ОНК Александром Ионовым проговорили почти час. Приходил Иван и в третью по счёту камеру, в которой я нахожусь сейчас.

Служащие СИЗО прислушиваются к замечаниям членов ОНК, и общение с наблюдателями приносит реальную пользу. Например, после жалоб на отсутствие холодильника и телевизора нам сразу же «загнали их в камеру». Я, правда, не очень хотел телевизор, догадываясь, что сокамерники будут гонять его с утра до вечера, и это будет мешать мне писать обращения. Но стоило заикнуться об этом ОНК, как вся «хата» (камера) начала кричать, что я эгоист и это не по арестантскому укладу — думать только о себе.

После трёх дней в карантине меня перевели в камеру 502. Это была восьмиместная «хата» без «перегрузки»: 8 человек на 8 мест. Почти все постояльцы 502-й сидят по 159-й статье, то бишь интеллектуалы — в основном банкиры, близкие мне не только по духу, но и по возрасту. Только двое, Иван и Рома, молодые, но в целом на атмосферу не влияют. Ваня — типа смотрящего по камере, но это касается лишь соблюдения общих правил гигиены, и он сам, как и все, в день своего дежурства драит туалет с таким же усердием.

502-я камера была образцом благополучия, идеалом благоустройства. Здесь было всё: современный телевизор с большим экраном, огромный холодильник, все виды посуды, кипятильники, тазики, переноски и всего одна двухъярусная кровать. Даже туалет не в кабинке, а просто за невысокой перегородкой был приспособлен к возможности помывки всего тела. Все обитатели сидели уже подолгу: кто по году, кто по два. Мне очень не хотелось переходить отсюда, но всего два дня я здесь наслаждался жизнью.

Переехав в камеру 509, я попал в так называемую «воровскую хату», которая предназначена для того, «чтобы жизнь мёдом не казалась»: две двухъярусные кровати, отсутствие телевизора и холодильника, сломанная вентиляция, туалет без стен до потолка, потому что там не была запланирована вытяжка изначально, непокрытый клеёнкой стол ужасного серого цвета, как и шкафы, обшарпанные батареи, стены и потолки. Здесь я уже почти две недели, с 18 июня. Со мной в камере 41-летний строитель Алексей, которому вменяют 159-ю статью. Он бывалый, уже ранее сидел в этом СИЗО. Владимир, представитель алмазной фирмы «АЛРОСА», который всю жизнь прожил в Америке, женился там на японке, и она родила ему двух детей. Он занимался реализацией бриллиантов на рынке Нью-Йорка, пока его не кинул русский еврей — забрал камни и не расплатился. Когда Володя приехал в Москву хоронить отца, то его, 55-летнего интеллигента, задержали и отправили в тюрьму.

После того как у нас из камеры забрали Рамзана Исаева, чеченца из Ростовской области, владельца машиностроительного завода, вместо него привели Вадима из Севастополя, тоже по 159-й статье УК РФ. Он самый колоритный по внешнему виду, вес примерно 160 килограммов. Поставлял топливо для котельных ФСО, причём заранее предупреждал заказчиков, что в Крыму евродизеля в чистом виде нет и это будет другое качество. Попал Вадим под кампанию зачистки в Крыму, его арестовали за 20-миллионный контракт и пересортицу топлива.

Моё глубокое убеждение: как минимум половину людей до следствия нет смысла держать под стражей. Тот же Вадим мог бы заплатить залог и работать дальше, потому что его дело — это арбитражное разбирательство. Всё руководство страны не раз высказывало мысль, что по 159-й статье, экономической, нет смысла держать людей в тюрьме до решения суда. Однако таких сидящих всё больше и больше, тюрьмы переполнены, а экономика России стагнирует. Из-за усиливающегося пресса предпринимателей многие переезжают на Запад не столько за длинным рублём, сколько за отсутствием риска оказаться за решёткой. Причём это люди не оппозиционной направленности — даже олигархи и чиновники из высших эшелонов власти предпочитают хранить деньги и поселять семьи за рубежом.

Мои отношения с властью в СИЗО складываются не очень ровно, да это и понятно. У них стоит задача от ФСБ гонять меня по камерам, чтобы сломить дух и быть в курсе всех моих движений. Руководству СИЗО не нравится, что я общаюсь с ОНК и советником директора ФСИН по правам заключённых Москвы Анной Каретниковой. Она очень демократична, вдумчива и старается, чтобы всё было справедливо и законно в отношении арестантов. Все начальники СИЗО перебывали у меня в камере, а также приглашали в свои кабинеты, где обычные кресла уже кажутся мне верхом удобства и благополучия. Мне туда даже страшно садиться, и это всего-то за три недели пребывания.

Самое неприятное в камере 509, где я сейчас нахожусь, — это страшная жара и отсутствие вентиляции. Двое человек курят, так что приходится ещё дышать и этой отравой. После всех моих жалоб, которые я пишу по инерции и руководству ФСИН, меня начали поджимать здесь, пока по мелочам. Например, специально говорят, что пришёл адвокат и, одновременно, что надо идти на прогулку. Я вынужден отказаться от прогулки, но всё равно полтора часа жду конвой, прежде чем меня отведут к адвокату. Отбирают газеты, копировальную бумагу, не пускают в спортзал. За три недели я был там только один раз. К слову, посещение спортзала стоит 300 рублей, душевая после занятий — 200. Ежедневная прогулка по часу в 20-метровой чердачной комнате на самом верху здания даёт возможность подышать свежим воздухом и позаниматься на турнике. Ещё я наливаю воду в полуторалитровые пластиковые бутылки и упражняюсь с ними, как с гантелями. Для меня единственные радости в заключении — прогулки и спорт.

Тюрьма делится на несколько частей. Пятый продол (коридор), где сижу я, — самый строгий: здесь не бывает телефонов, алкоголя, игры в карты. В каждой камере висит по несколько телеобъективов. Зато здесь почти нет перенаселения.

В шестом продоле, как и в пятом, сидят в основном бизнесмены и чиновники, но вольностей уже намного больше, есть и перенаселение, как правило, 17–18 человек в 15-местной камере.

Общий корпус — «воровской продол». Здесь есть всё. В первую очередь это «дороги» (верёвки, по которым ночами передают всё, что нужно, в том числе записки — малявы). Там большое перенаселение, спят по очереди. Сидят там в основном не первоходы, а настоящие рецидивисты. Есть смотрящие, которые следят за порядком и пользуются большим авторитетом.

Арестантов со всех продолов я вижу, когда иду к адвокату, а это происходит почти каждый день, а также при поездках на суды по продлению ареста. Когда подолгу находишься в одном помещении, волей-неволей обсуждаешь условия содержания.

Вообще на централе меня многие знают, обнимают при встрече, хотя проявление любых чувств в тюрьме не приветствуется. АУЕ — арестантский уклад един, этот лозунг часто кричат в коридорах общего корпуса.

Поездки в суд — особая каторга, поэтому большинство участвует в заседаниях через видеоконференцсвязь прямо из СИЗО. Последняя моя поездка в Мосгорсуд началась в шесть утра, а вернулся я в камеру к полуночи полностью измождённым. Очень долго собирают в КамАЗы, в которых арестанты набиты, как селёдки в бочке. Там жарко, темно. В Мосгорсуде жестоко обыскивают: раздевают догола и на период ожидания сажают в камеру («стакан») размером примерно 2,5 квадратного метра ещё с одним человеком, и вот так сидишь и ждёшь судебного заседания, а после него опять многочасовое ожидание в таком же «стакане». Затекают руки и ноги. Сухой паёк, который дают, есть невозможно. Ну и многочасовая дорога назад. Ужас! Ужас! Но ради того, чтобы увидеть своих близких, посмотреть в глаза судье, следователю, прокурору, это стоит вытерпеть. Следователь и прокурор не стараются говорить ярко и много. Пряча глаза в пол, почти шепчут: «Просим продлить арест».

***

В Мосгорсуд нас начали собирать уже в шесть утра. Долгие обыски, снятие отпечатков, комплектация по машинам, слава богу, посадили раздельно курящих и некурящих. Когда едешь в суд, то есть возможность пообщаться со многими. Во-первых, долго ждёшь во внутреннем дворике перед автозаками. Около 30–40 арестантов стоят вместе в течение часа, потом ещё более часа в пути. В одном отсеке примерно 14 человек, где тоже можно поговорить.

Очень много узбеков и таджиков — не меньше половины, и они самые оптимистичные. Познакомился с русским 50-летним мужчиной из Москвы, обычный работяга, трудится наладчиком жалюзи для магазинов, а обвиняют его по статье «Терроризм». Рассказывает, что дважды со знакомым был на посиделках секты «Аум синрикё» в обычной квартире, где участвовало три-четыре человека. Вроде как в дискуссиях участия не принимал, а только готовил еду. Теперь ему грозит срок от 15 лет. Когда слышишь такое, автоматически тебе становится легче, и твоя несправедливость по сравнению с его становится мелкой и незначительной.

Пообщался с тремя дагестанцами из Хасавюрта, которые обвиняются в изнасиловании девушки и вроде как даже не отрицают. Попросила она за смягчение претензий 9 миллионов рублей, но они посчитали, что много, и вот теперь им сидеть не менее 10 лет. Не унывают, сидят на общем режиме, ночная жизнь там бурлит, и они в красках рассказывали мне, как весело им там живётся, хотя спят по очереди.

Слава богу, что я не сидел в этом вертепе, где даже присутствие телефонов не смогло бы компенсировать эту неспокойную жизнь с вечным дымом, очередью в туалет и невозможностью писать необходимые бумаги, в том числе из-за загруженности стола («дубка»).

Все ужасы этапирования и ожидания, как я говорил, с лихвой компенсирует возможность увидеть своих близких, друзей. Тяжело всем смотреть в глаза, потому что там ужас! Видя, с какой болью они смотрят на меня, я начинаю комплексовать.

Смотрю на них, и любовь к ним разрывает мне сердце. Вижу, как тяжело сыну Ване от того, что я в клетке, вижу огромную любовь в глазах дочери Маши, вижу, как осунулась моя жена Юля. Бесконечно тяжело осознавать, какие страдания я им доставляю. Как я допустил этот ужас для своей семьи?! Пытаюсь успокоить себя, что это будет им хорошим уроком в жизни, что этот пуд соли, который им предстоит съесть, научит их ценить простые радости жизни и более ответственно подходить к своим поступкам. Но всё равно это очень больно! Невыносимо! Проклинаешь себя! Даже сейчас, когда пишу эти сроки, то слёзы просто катятся из глаз, а я и не помню, когда в жизни плакал в последний раз. Всё равно я буду ездить столько, сколько смогу, чтобы увидеть семью и близких, потому что счастье видеть их выше горечи и самоистязания за неоправданные риски.

Адвокат Генри Резник на ступеньках Мосгорсуда поддержал в трудную минуту Юлю:

— Я хочу вам сказать. Судя по той информации, что имеется, а я пользуюсь той информацией, что и другие, ваш супруг мне симпатичен.

***

Примерно 7 июля 2018 года меня перевели в камеру 500 из камеры 509, где было очень жарко, так как за стеной находилась общая душевая, к тому же я спал на втором ярусе, и шконка (кровать) была старого образца, примерно на 15 сантиметров короче моего роста. Дискомфорт создавало ещё и отсутствие вентиляции, вдобавок двое сокамерников были курящие, и в камере постоянно стояла сизая дымка. Стрёмный парень Алексей Бельков, сидящий по части 3 статьи 159 УК РФ «Мошенничество, совершённое лицом с использованием своего служебного положения, а равно в крупном размере» (с третьей частью обычно не сидят в тюрьме), на 99,9% вёл со мной внутрикамерные разработки. Поэтому когда я переехал в 500-ю и увидел там знакомых Ивана и Стаса из 502-й, то очень обрадовался.

Правда, 500-я после ремонта сильно воняла краской, у меня болела голова первые дни и поджимало сердце. Несмотря на это, десять дней прошли в просторной камере, с нормальными одноярусными кроватями, нормальной компанией.

Стас был банкиром и создавал ПИФы — паевые инвестиционные фонды, интеллигентный и высокообразованный человек 42 лет с хорошей семьёй. Владелец банка, на базе которого он делал ПИФы, уехал в Лондон из-за того, что его небольшой банк разорился, как и подавляющее большинство других в стране, а Стаса сделали крайним, потому что не смогли достать владельца, хотя у него все деньги лежали на счетах и никуда ничего выведено не было.

Со мной из 509-й перевели 160-килограммового Вадима из Севастополя и добавили к нам ещё Сашу Шлапака — риелтора, которого обвиняли по 210-й статье УК РФ. Он уже сидел почти три года. Сорокалетний Саша уже успел посидеть в другой тюрьме и на общем режиме в «Воднике», он был самым опытным сидельцем и занимал нас различными тюремными историями. Саша очень много поездил по всему миру, так же как и Стас, и поэтому по телевизору у нас постоянно был включен канал о путешествиях, где ведущие нежились в лазурном море, в джакузи, совершали прогулки по живописным горам. Меня это напрягало, красивые картинки резко контрастировали с нашим суровым тюремным бытом.

Пробыл я в этой камере десять дней, и это было самое счастливое время с начала моей отсидки (кто знает, может, и не только начала). Я очень благодарен за эти прекрасные десять дней всем ребятам, с которыми мы вместе ходили в спортзал, обустраивали камеру, проводили шахматные турниры…

Кстати, мы избрали 25-летнего Ваню старшим по камере. Напомню, что в 502-й он тоже был смотрящим, а ведь сидящие там 40–50-летние банкиры и бизнесмены были весьма харизматичны и высокообразованны. Ваня, несмотря на свой молодой возраст, был удивительно справедливым, оптимистичным и обладал педагогическими способностями.

В эти дни я впервые не ужасался утром, просыпаясь и открывая глаза: «А-а-а! Я в тюрьме!» Эти десять дней были счастливыми не только из-за просторной камеры и хорошего коллектива, но и были временем надежд и радужных перспектив. Меня регулярно посещали члены ОНК, и однажды Иван Мельников сообщил мне, что председатель ЦИК Элла Памфилова публично возмутилась тем, что мне не дают доверенность на участие в выборах на пост главы Серпуховского района и даже собиралась приехать ко мне в СИЗО-5. «Никто не может препятствовать Шестуну участвовать в выборах», — вещала она. Тюремное начальство суетилось и бегало вокруг меня, потому что все ведущие СМИ страны процитировали её слова.

Вообще за 35-дневный срок пребывания в «Воднике» моя публичность и активность были очень велики, а я считал, что только большой общественный резонанс может меня спасти. Моё имя частенько появлялось в топах «Яндекса» с моими комментариями и отзывами известных людей. Моё дело назвали политическим многие ведущие политики и политические обозреватели, режиссёры и общественные деятели. Павел Грудинин и Евгений Ройзман очень тепло отозвались обо мне, Алексей Навальный назвал дело политическим, а обвинения — пустыми, но всё же попутно пнул меня по привычке. Депутат Госдумы, коммунист Валерий Рашкин сделал много запросов и активно возмущался заказухой за то, что «человек сказал правду».

В качестве причин моей активности и публичности можно назвать то, что в СИЗО-5, как и во всех других тюрьмах, исключая «Лефортово», была возможность электронной переписки. Хоть там и существует цензура, но если ты вечером, в 21:00, сдавал письмо, то утром оно уже было на электронной почте у получателей. Мне писало огромное количество людей со всей страны, а я отвечал им. Мой адрес опубликовали в моих соцсетях и СМИ, ежедневно мне приносили огромную пачку писем.

Ко всему прочему, в «Воднике» ко мне каждый день ходил адвокат и рассказывал, что происходит на воле, а я делился своими новостями и планами борьбы с этими оборотнями. Ежедневные беседы с защитником в светлой комнате с большими окнами и свежим воздухом давали большой стимул для моей деятельности. Я был в курсе всего, что происходило, и оперативно реагировал на всё новые проблемы и вызовы. Конечно, это очень не нравилось СК, ФСБ, ФСИН. Окончательно их терпение лопнуло, когда ко мне в СИЗО-5 «Водник» приехал Михаил Федотов.

ГЛАВА ВТОРАЯ
ПЕРЕЕЗД В «ЛЕФОРТОВО»

Интерес к моей истории в России рос буквально с каждым днем. Жена Юля записала видеообращение вместе с моими детьми к президенту России, и ролик набрал за неделю более 4 миллионов просмотров в сети с тысячами комментариев. Многие мне писали, что впечатлены увиденным и что эта ситуация никого не оставляет равнодушным. Сам я посмотреть обращение, естественно, не мог, но представляю, с каким выражением говорили мои дети, силу эмоций и степень горечи в их словах и глазах. Уверен, что такая глубокая связь с детьми есть мало у каких отцов. Моя любовь к ним не имеет предела, и дочка с сыновьями отвечают мне взаимностью. Представить себе, что я ложусь спать без поцелуя или ухожу с утра, не обняв своих детишек, невозможно. Конечно, здесь большая роль Юли: она воспитывает и настраивает их так, что папу надо слушаться и любить. Ни одного отпуска я не провел без детей, думаю, что за многие годы практически не было таких выходных, которые бы я не посвятил семье.

Находясь в «Воднике», я ежедневно молился за своих детей и семью в целом, за то, чтобы Бог вызволил меня из этого ужасного места. Это свершилось! Правда, поехал не домой, а в ещё более страшную тюрьму. Я потом гневался на себя, что не ценил СИЗО-5.

Понятно, что я достал жалобами руководство «Водника», ФСИН РФ, следователей, ФСБ и Администрацию Президента РФ. Очевидно, что никому не понравилось вмешательство председателя ЦИК Эллы Памфиловой в мою судьбу. Она неоднократно заявляла, что Шестун имеет право участвовать в выборах на пост главы Серпуховского района и никто не вправе ему препятствовать. Многие центральные СМИ процитировали Памфилову, и руководство СИЗО суетилось, нервничало. Кстати, она собиралась приехать в «Водник» на встречу со мной. Но апогеем головной боли для начальства изолятора стал приезд 16 июля ко мне в изолятор председателя Совета по правам человека при Президенте РФ Михаила Федотова с его коллегой из СПЧ Андреем Бабушкиным. Вся тюрьма стояла на ушах от их визита. Встреча проходила в кабинете начальника СИЗО-5 Дениса Папуши с участием большого количества полковников из управления ФСИН.

Федотов с Бабушкиным заявили, что обеспокоены возбуждением в отношении меня уголовного дела по столь сомнительным обстоятельствам, спрашивали про условия содержания в СИЗО, но самое главное — настаивали на заверении доверенности для моего участия в выборах. В ответ начальник СИЗО занял несгибаемую позицию, мол, согласно №103-ФЗ, все действия с доверенностью должны проводиться с разрешения следователя, который, конечно же, игнорировал наши письма и тупо говорил, что не получал никаких запросов, хотя мы отправили их более десяти, да и СИЗО-5 при мне отправило пять обращений по этому поводу. Председатель ЦИК Памфилова также направила свои обращения во все структуры, включая срочное письмо на имя генерального прокурора. позиция и Памфиловой, и Федотова была единой: не требуется никакого разрешения следователя на моё конституционное право быть избранным.

После посещения меня в СИЗО-5 председателем СПЧ, УФСИН, следователями СК и ФСБ наверху, видимо, лопнуло терпение, и на следующий день вместо заверения доверенности, обещанной Федотову, меня этапировали в СИЗО-2 «Лефортово».

Переезд из камеры в камеру является шоком для любого человека, а отправка в другое СИЗО — это, конечно, сильнейшее потрясение. В «Воднике» я обустроился за месяц пребывания, приобрел товары длительного пользования, которые нельзя забрать с собой, с трудом мне положили деньги на счёт, чтобы я мог получать товары из местного магазина, оплачивать спортзал, заказывать дополнительные необходимые продукты, выписал газеты и журналы. С собой, конечно, ничего забирать нельзя ни по юридическим мотивам, ни по тюремным понятиям, ко всему прочему ты просто физически не унесёшь все вещи в руках.

На сбор всегда даётся 10–15 минут, и никогда не говорят, куда ты едешь: в другую камеру, другое СИЗО или, может быть, на волю?.. Просто: «С вещами на выход». Переезд получился очень тяжёлым, с длинными обысками и просмотром каждой вещи отдельно, длился он с обеда до глубокой ночи. Автозак — отдельная песня. Собрали вещи, положили и простояли несколько часов внутри двора «Водника» — ждали пристава с извещением из Серпуховского суда, связанным с выборами в район. На улице было +30, внутри — около 40 градусов, так как водители не включают двигатель, стоя на месте, а соответственно, не работает вентиляция. Но всё это были цветочки по сравнению с тем, что я увидел в «Лефортово», этом мрачном замке Иф, куда привозят людей, чтобы сломать их волю и уничтожить всё человеческое.

Я много раз читал о жестоких порядках в СИЗО-2, а именно так называется это место, но увиденное превзошло все ожидания. Опытные сидельцы в «Воднике» предупредили, что если я так активно буду заниматься своей защитой, общением с правозащитниками, жалобами, публикациями в СМИ, то меня отправят в «Лефортово», а там даже увидеться с адвокатами очень проблематично, словом, рисовали все ужасы. Но моё падение всё ниже и ниже я уже не мог остановить, иначе это был бы уже не я. Ко всему прочему, много ведущих политиков России называли моё уголовное дело политическим, так почему тогда не «Лефортово», рассуждал я про себя.

Тюрьму в Лефортово строил ещё император Александр II, по всем архитектурным правилам. Внутренний интерьер здесь, как в американских фильмах: четырёхэтажное здание имеет широкие проходы-коридоры со «вторым светом», то есть потолков в коридорах нет до четвёртого этажа. Вдоль же камер расположены узкие проходы, а две противоположные стороны здания соединяют через каждые 30–40 метров железные мостики. Выглядит всё это достаточно зловеще и фундаментально. Меня утешали слова знакомой Кати, которая сидела вместе с моим заместителем Еленой Базановой: «Представь, что ты в квест играешь». Я подумал, что это неплохое объяснение, похожее на правду, ведь главный герой любого авантюрного романа обязательно попадает в тюрьму. Так почему же я, ведущий столь рискованный образ жизни, избежал бы этой участи?

Моё глубокое убеждение, подкреплённое мнением сидельцев, что «Лефортово» — это «фабрика смерти», место, где полностью подавляется воля и унижается человеческое достоинство, здесь «глубокая заморозка» — отсутствие связи с внешним миром. Это единственная тюрьма в мире, где заключённые не видят друг друга, где существует правило, по которому по коридору может пройти только один арестант, поэтому продольные постоянно перекрикиваются — «пятый пошёл», «пятнадцатый зашёл», словом, традиции, копирующие времена КГБ и царских устоев. Александр II строил эту тюрьму для военных преступников, изменников Родины. В камере площадью 8 квадратных метров сидело по одному человеку. Сейчас по двое. Это, пожалуй, всё, что изменилось с тех пор.

«Лефортово» — единственная тюрьма, где нет горячей воды в камерах, где железный туалет в виде конуса (его даже унитазом не назовёшь) стоит посреди комнаты, ничем не огороженный, и твой сосед смотрит на тебя с расстояния двух метров, как ты справляешь нужду. Очень унизительно и негигиенично. И это в XXI веке! Позор! Мало того, отхожее место ещё и под прицелом камер видеонаблюдения, а среди надзирателей много женщин.

Это единственная тюрьма в стране, где нет электронной переписки (везде с цензурой, конечно). Здесь нет услуг дополнительного питания, как во всех других тюрьмах. С моим диабетом я теперь не могу заказать творог, яйца, рыбу. Диета, которая выписана мне здесь, почему-то составляет одно маленькое яйцо (чуть больше перепелиного) на два дня и маленькую коробочку яблочного сока (непонятно зачем, ведь при диабете его как раз нельзя). Творог не дают.

Здесь нет спортзала, а в прогулочных двориках площадью 10 квадратных метров нет турника, как в СИЗО-5. Ножи выдают в дневное время только пластиковые, которыми невозможно разрезать никакие продукты.

Зато охранников в «Лефортово» во много раз больше, чем в «Воднике», хотя порядка от этого не прибавляется. Всем известно, что до сих пор в подвале существует камера пыток и сидящих по статье «Терроризм», в основном узбеков и таджиков, там пытают током. Например, узбек Бехруз Махмудов, сидящий здесь, написал много жалоб на то, что его пытали током, привязывая провода к половому члену, так что у него на полгода пропала эрекция. Не помогли ни письма в Генпрокуратуру, ни правозащитникам, ни президенту. Неудивительно, что арестанты часто заканчивают жизнь самоубийством. Например, недавно бывший вэдэвэшник Тарас повесился в камере, а его сосед Серажитдин Эргашев после увиденного сошёл с ума. Эргашева увезли в психушку «Бутырки» — «Кошкин дом», где его били пациенты этого заведения (о нём далее я расскажу более подробно), сидящие в основном за убийства. Впоследствии ему всё же удалось восстановить свою психику, и после перевода на зону он сказал, что никогда больше не будет жить в России и уедет в свою Киргизию.

Самое страшное в «Лефортово» для меня — не бытовые неудобства и даже не этот жесткий, строгий режим, а полная «заморозка». Адвокаты не могут попасть сюда неделями, так как в изоляторе всего шесть кабинетов для встреч на 150–200 сидельцев, и защитники устраивают жеребьёвку за право попасть к клиенту. Вкупе с тем, что здесь нет электронных писем, а цензура задерживает на несколько дней обычные почтовые отправления, то ты оказываешься отрезанным от всего мира, становишься бесправным, беспомощным и слепоглухонемым человеком.

В письмах к вышестоящему начальству и правозащитникам задаю вопрос, что я делаю здесь. Почему главу сельского района поместили в «Лефортово» вместе с террористами, олигархами, генералами, губернаторами и серийными убийцами? За всю историю существования этой тюрьмы здесь ни разу не было главы муниципалитета. Чем я так опасен для государства? Тем, что записал на диктофон и опубликовал в видеообращении к президенту РФ, как мне угрожает посадкой генерал ФСБ Иван Ткачёв и начальник Управления Президента России по внутренней политике Андрей Ярин, требуя написать заявление об отставке? Выглядит всё это, прямо скажем, некрасиво — два больших человека, государевы люди угрожают отцу многодетной семьи тем, что в случае непослушания «мы у тебя дом отберём, а ты с пятью детьми пойдёшь по миру».

Вообще надо сказать, что «Лефортово» деградирует. Во времена Александра II сюда сажали военных преступников, в советские годы — изменников Родины, в начале 2000-х здесь тоже были только арестованные по преступлениям против государства, однако в наши дни в изоляторе стали появляться и бизнесмены. Легендарная тюрьма коммерциализируется, и уж, конечно, совсем опустили её статус, посадив сюда и меня.

Мой сосед по камере, миллиардер Роман Манаширов, говорит, что за три года, как он заточён здесь, впервые видит столь мелкого сидельца. «Лефортово» превратилось в место содержания арестантов, на которых поступил «заказ», хотя справедливости ради надо сказать, что террористов и госизменников всё же больше.

Самые известные здесь из олигархов — братья Магомедовы: Магомед и Зия. Они сидят два месяца, у них 210-я статья УК РФ «Преступное сообщество», хотя братья — чистые бизнесмены, их уважают в «Лефортово». Ведут они себя достойно как в бизнес-сообществе, так и в самом Дагестане. Если арест правительства почти в полном составе — они все находятся здесь же — жители республики поддержали, то арест Магомедовых вызвал обратную реакцию у населения.

Не менее известен и «губернатор-24» Санкт-Петербурга — 45-летний Дмитрий Михальченко. Он построил большой порт в Питере, владеет строительной компанией «Балтстрой» и множеством ресторанов, кафе, бутиков. Михальченко — друг бывших губернаторов города на Неве Валентины Матвиенко и Георгия Полтавченко, экс-директора ФСО Евгения Мурова, Виктора Воронина из Управления «К» ФСБ России и руководителя ФТС Андрея Бельянинова. У него 17 адвокатов. Из-за клаустрофобии он очень болезненно переживал первые дни ареста, громко кричал и требовал камеру побольше.

Ткачёв приводил его в пример, как можно посадить человека за что угодно, если есть заказ. Конечно, миллиардеру Михальченко не было необходимости провозить вино мимо таможни, это совсем не его уровень, но сегодня никто не боится фабриковать дела, мало того, тот же Ткачёв этим гордится и козыряет своими возможностями.

Камеры в «Лефортово» очень маленькие, все стандартные — по 7,8 квадратного метра, и я давеча не поверил Роме Манаширову, моему соседу, который утверждал, что они с замминистра культуры РФ Гришей Пирумовым, с которым долго просидели в этой камере и сильно подружились, тщательно промеряли стены вплоть до миллиметра. Тем не менее мы потратили около часа, ещё раз измерив спичечным коробком камеру. Так и есть: 7,8 квадратного метра, что, кстати, меньше положенных 4 квадратных метров на человека.

В этой же камере сидел губернатор Кировской области Никита Белых, что с его огромным ростом и весом очень непросто. Он уехал на зону в Рязань, где сейчас занимается заготовкой сена. Рассказывают, что его здесь никто не любил, в первую очередь персонал СИЗО. Белых никак не мог выйти из образа губернатора, очень много жаловался, разговаривал со всеми как с подчинёнными, и руководство СИЗО слило его в камеры с узбеками и таджиками, сидевшими по статье «Терроризм». Но надо сказать, что Белых вёл себя прилично, никого не сдал, вину не признал. Он большой и с большим духом, администрация СИЗО издевалась над ним, не давая лечения, а ведь он сидел с опухшей ногой и с первым типом диабета — на инсулине.

***

За неделю здесь я уже замучил всё руководство изолятора своими регулярными встречами с членами ОНК и обсуждением нарушений прав арестантов. Не знаю, как долго у них ещё будет интерес ко мне, но за неделю четыре встречи — это, конечно, много.

В день моего прибытия в «Лефортово» меня посетил самый активный из членов ОНК — Иван Мельников. Я находился в шоковом состоянии от смены изолятора, и его приход был как нельзя кстати. Он поднял настроение ещё и тем, что сообщил жене о моём местонахождении.

В субботу ко мне с членами ОНК, журналистом «Московского комсомольца» Евой Меркачёвой рвался член СПЧ Андрей Бабушкин, чтобы убедить начальство изолятора дать мне доверенность на выборы, но его не пустили, так как он не является членом ОНК и не имеет права на беспрепятственный проход в тюрьму.

23, 25 и 27 июля руководство СИЗО-2 развернуло на КПП нотариуса, которого привели мои адвокаты, так что, видимо, не помогло вмешательство Эллы Памфиловой, и моей жене, Юлии Шестун, придётся самой идти на выборы главы района, ведь до конца регистрации остался уже один день.

Юля очень неплохой оратор, проницательная и внимательная. Недаром она работала главным редактором радиостанции «ОКА-ФМ» и впоследствии преподавателем в одном из серпуховских институтов. Я понимаю, что против неё будет работать административный ресурс губернатора и подольских, которые подмяли под себя администрацию района.

Тем временем я написал открытое письмо своим бывшим сотрудникам из администрации Серпуховского района, в котором пояснил, никого из них не осуждаю, хотя и знаю, что после ареста, прямо на следующий день, все они от меня отвернулись. Им сложно сопротивляться, ведь каждый из них оказался в ситуации человека, стоящего на коленях с приставленным к затылку пистолетом. Все видели, как легко посадили меня за постановление 2010 года, дважды проверенное судами, десять раз — следователями СК, и каждый раз признавалось, что всё законно и обоснованно. Более того, данное постановление даже не я подписывал. Любого из руководящего состава администрации района эти люди в состоянии бросить за решётку, легко и просто, даже в отсутствии вины. Плюс в наше непростое время многие боятся потерять работу. Большинство служащих — женщины, а им сам Бог велел думать о детях, о семье.

Конечно, жене Юле будет тяжело выиграть избирательную кампанию из-за того, что ключевые управления образования, культуры и спорта будут работать на её главного конкурента — Игоря Ермакова. Я уже не говорю о том, как тяжело жить с такой оравой детей, с клеймом, что муж сидит в тюрьме. Уверен, что её ждут большие испытания, обязательно будут и провокации, и новые «сюрпризы» от силовиков. Уровень, на котором меня «мочат», — космический. Уголовное дело возбудил руководитель ГСУ СК РФ генерал-лейтенант Эдуард Кабурнеев, меня упрятали в «Лефортово», да и само задержание с 40 автоматчиками, с укладыванием меня и дочери Маши на пол, с заламыванием рук и приставлением оружия к вискам совершено с показательной жестокостью.

Во время рассмотрения апелляции в Мосгорсуде за меня поручились казачий атаман Сергей Одиноков, член СПЧ при Президенте РФ Леонид Никитинский — журналист «Новой газеты», и многие другие. Знаю, какое давление было оказано на Одинокова, и очень благодарен ему. Мужчина!

Лёня Никитинский написал яркую статью в «Новой», которую завершил такими словами: «И вряд ли мы ошибёмся, предположив, что, придя в себя в СИЗО, Шестун обдумывает свою книгу. Я не сомневаюсь, что мы её ещё прочтём». Теперь это главное моё хобби, причём я никогда не писал тексты для книги сам. Бывало, надиктовывал с последующей правкой. Возможности в «Лефортово» вести своё жизнеописание, да и готовить жалобы с ходатайствами по уголовному делу и по содержанию в СИЗО неограниченные. Во-первых, в камере всего два человека, а зачастую находишься там даже один, и никто тебя не отвлекает. Во-вторых, телевизор показывает только два канала — «Россия 1» и «НТВ», трансляция низкого качества, да и сам телевизор маленький и очень старый, в этом отличие от «Водника», где плазма с цифровым качеством, и сокамерники её гоняют с утра до вечера. В-третьих, адвокатам в СИЗО-2 пройти сложно, и у тебя не уходит время на общение с ними, нет электронной переписки, соответственно, и писем почти не приходит, нет спортзала… Сплошное свободное время.

Помимо больших возможностей реализовать себя в качестве писателя, в «Лефортово» есть ещё несколько плюсов. Здесь очень много известных людей с резонансными делами, с некоторыми получается пообщаться. Это поднимает мою самооценку и подогревает интерес общественности к моей истории, а для меня это возможность к освобождению.

Здесь нет никаких криминальных разборок и тем более заказных убийств, как в «Воднике», где полгода назад убили топ-менеджера «Роскосмоса», его тело нашли с вилкой в заднем проходе. В «Лефортово» сейчас сидит первый замдиректора ФСИН РФ Олег Коршунов, а директор ФСИН Александр Реймер уже уехал отсюда на зону. По иронии судьбы те, кто сажал Коршунова (двое офицеров Управления «М» ФСБ, Сергей Никитюк и Константин Струков) буквально пару дней назад тоже оказались в «Лефортово».

В СИЗО-2 баланда, еда для всех, более высокого качества, чем в «Воднике», бельё гораздо чище, а конвоиры корректнее.

После ремонта второй части здания арестанты переедут в обновлённые камеры, и приводить в порядок начнут уже то помещение, где мы сейчас находимся. Обещают евроремонт, плазменные панели и большие холодильники. Не хотелось бы мне дождаться этого новоселья, но общая практика говорит о том, что меньше, чем за год, отсюда почти никто не выходит. Одному из моих знакомых в своё время, правда, удалось покинуть эти застенки по решению Лефортовского суда через три месяца, но это исключение из правил.

Продолжая находить хоть маленькие плюсы в моём ужасном путешествии по тюрьмам в 53 года, ещё раз акцентирую внимание на прекрасных людях, которые мне здесь встречаются. Мы даже обсудили этот феномен с членом ОНК Евой Меркачёвой, которая уже через неделю после рождения дочки Алисы посетила меня. Она процитировала строки из сказки про Чиполлино, когда синьор Помидор посадил его отца в тюрьму:

— Бедный ты мой отец! Тебя засадили в каталажку, как преступника, вместе с ворами и бандитами!..

— Что ты, что ты, сынок, — ласково перебил его отец, — да ведь в тюрьме полным-полно честных людей!

— А за что же они сидят? Что плохого они сделали?

— Ровно ничего, сынок. Вот за это-то их и засадили. Принцу Лимону порядочные люди не по нутру.

— Значит, попасть в тюрьму — это большая честь? — спросил он.

— Выходит, что так.

***

Когда я прибыл в «Лефортово», у меня забрали все вещи и посадили в камеру на карантин в одних шортах и футболке, не дав тёплой одежды. Карантин расположен на первом этаже, там очень прохладно, я замёрз, но «продольные» после подъёма сделали мне несколько замечаний за то, что я под одеялом. Это сильно действовало мне на нервы, и я начал грубить им, пока не пришёл и. о. начальника СИЗО-2 Александр Ханов и не успокоил, сказав, что меня сейчас переведут в постоянную камеру с соседом. Им срочно понадобился карантин для размещения начальника СК по Москве, генерала Александра Дрыманова.

После страшной первой ночи меня наконец поселили с постоянно проживающим. Камера на втором этаже, с Кубасаем Кубасаевым, начальником ФАС по Республике Дагестан, гостеприимно распахнула свои двери. Невероятно сейчас вспоминать свои стереотипы о тюрьме — якобы тут пытаются унизить, подчинить. Ничего такого в семи камерах, в которых я побывал, не видел. Наоборот, есть тюремная солидарность, огромное желание помочь, особенно тому, кто прибыл и находится в шоковом состоянии. К тому же у новенького с собой нет продуктов, кипятильника и прочих необходимых мелочей. Но первое, в чём нуждается «новосёл», так это в добром слове, а арестанты стараются ободрить и успокоить его. Курбан Кубасаев, именно так просил называть себя 62-летний дагестанец, сразу окружил меня вниманием и удивительным кавказским гостеприимством. Курбан отходил после операции по удалению опухоли, из его живота торчал катетер, по которому стекала жидкость в пакет, привязанный на теле.

— Вот гады! — возмутился Кубасай. — Не дали хотя бы немного полежать в больнице после операции.

Со слов Курбана, возбуждение уголовного дела по статье 290 УК РФ «Взятка» было заказано местными силовиками, чтобы посадить вместо него своего человека. Всем известно, что с давних пор, при сильном дефиците рабочих мест, в Дагестане надо заплатить приличные деньги, чтобы попасть на любую должность, даже на работу медсестрой или водителем, поэтому его версия весьма правдоподобна. Мне же кажется, он просто попал под кампанию по зачистке всего Дагестана. Взятку ему влепили, как сейчас это делается, запросто, без поимки с поличным, просто основываясь на показаниях. Знаю это по себе. В 2009 году, по заявлению криминального авторитета Графа (Сергея Романова), в отношении меня было возбуждено дело по части 4 статьи 290 УК РФ «Взятка в особо крупном размере», и три года шло расследование. Дело потом закрыли за отсутствием события преступления, так как Граф заявил, что три года назад дал мне взятку, ничем не подтвердив. Когда я писал жалобу Бастрыкину на незаконность возбуждения уголовного дела, то указывал, что СК уже однажды совершил трагическую ошибку, и, только благодаря чуду, я тогда не сел в тюрьму. Привёл в пример средневековую традицию: если приговорённый к казни срывался с виселицы, то палач его по новой уже не вешал.

Курбан обжился в камере, с сентября месяца у него был небольшой телевизор и свой чайник, плюс небольшой холодильник. В «Лефортово» не разрешают, как в других тюрьмах, покупать крупную бытовую технику и дарить её СИЗО, поэтому далеко не во всех камерах есть подобные удобства. Вторая кровать, на которой я спал, оказалась короткой, и я попросил поменять её, тем более она не была прикреплена к полу. Однако в ответ я услышал: «С вещами на выход!» Мне было очень жаль уходить от Курбана, я уже успел за сутки нашего общения с ним обсудить полжизни и найти не меньше десяти общих знакомых.

У Курбана многодетная семья, и наши жёны — ровесницы. Первая семья у него трагически погибла в полном составе, угорели в доме от печного дыма. Когда Курбан что-то произносил о своих детях, то из его глаз сразу начинали капать слёзы, а я-то думал, что только мне свойственна такая слабость. Курбан набрал мне полную сумку продуктов, мы крепко обнялись, и я пошёл с конвойными в новый мир.

По дороге встретил Когершын Сагиеву, члена ОНК, корреспондента телеканала «Дождь». Она еле узнала меня, ведь я подстригся налысо. Когершын сказала, что за месяц, после первой встречи в «Воднике», я сильно постарел и осунулся. Придя в камеру, я спросил у своего нового соседа Ромы Манаширова, правда ли это, показав ему фото из газет с Басманного суда при аресте, и он ужаснулся, сказав, что это два разных человека.

Конечно, здесь очень серьёзно подрываешь своё здоровье. Многие из людей сидят в изоляторе по два-три года, а генерал ГУЭБиПК Денис Сугробов просидел четыре года. Всё это время арестанты находятся в камерах с тусклым освещением и даже на прогулках не попадают под солнечные лучи, что сильно угнетает.

«Лефортово» можно назвать тюрьмой генерала ФСБ Ивана Ивановича Ткачёва. Даже когда я иду по её длинным коридорам, мне кажется, что дух Ткачёва здесь витает. Очень многие из известных арестантов посажены именно этим высокопоставленным генералом ФСБ — все губернаторы, находящиеся здесь. Ведут они себя по-разному.

Вячеслав Гайзер, губернатор Коми, занимается спортом, очень чистоплотный, не унывает и не ломается, несмотря на огромное количество эпизодов, 27 уголовных дел и внушительное число подельников; 23 друга Гайзера — это уже стало афоризмом. Мало того, его сдали замы по досудебке.

Леонид Маркелов, губернатор Марий Эл, сидит с нами в соседней камере, он серьёзно болен, даже не ходит на прогулки, в подломленном состоянии, зато пишет стихи, и мы называем его здесь Царь Леонид.

Александр Соловьёв, губернатор Удмуртии, вышел отсюда полуживой, даже не мог ходить в туалет сам на этот конус, всё время падал, полностью подорвал здоровьем.

Никита Белых уехал на зону так и не сломленный Ткачёвым.

Олигархи братья Магомедовы, Роман Манаширов, Константин Пономарёв, Дмитрий Михальченко — все они не подламываются и не сотрудничают, что говорит о стержневом характере.

Здесь сидят не только жертвы Ивана Ткачёва, но и друзья, помогавшие сажать в тюрьму других людей по его просьбам: начальник СК по Москве Александр Дрыманов, генерал СК Денис Никандров, который всех сдал — Максименко, Ламонова и самого Дрыманова.

Друзья Ткачёва гораздо слабее, чем его жертвы. Сдают друг друга, кто кого опередит, чтобы получить меньший срок, кричат по ночам. Особенно голосил Никандров, чтобы ему принесли Библию, из соседней камеры. В то время, в 2016 году, бизнесмен Манаширов, как он рассказал, пожалел его и передал Тору, ведь он — горский еврей, хотя именно Никандров сажал Манаширова и не давал ему свидание с 80-летней матерью. Когда же впоследствии Денис сам оказался в тюрьме, то умолял отменить в Госдуме закон, запрещающий свидания людям, взявшим статью 51 Конституции («никто не обязан свидетельствовать против себя самого»).

Досудебное соглашение — всеобщая практика в «Лефортово». Достаточно подлая процедура, возведённая в ранг закона в 2009 году. Раньше в тюрьмах таких людей называли суками, а сейчас это позволяют себе даже блатные. В «Лефортово» из политических громких дел почти 90% идут с досудебкой, когда один из подельников сдаёт или оговаривает других и за это получает половину срока или выходит под домашний арест.

Бывает, кстати, довольно много случаев, когда тот, кто сдаёт, получает более крупный срок, не говоря о том, что досудебщиков не любят ни арестанты, ни люди в погонах. В одном из интервью президента РФ спросили: «Что вы больше всего не любите?» Он ответил: «Предательство».

Вот пример. Григорий Пирумов, замминистра культуры, получил срок полтора года за отсиженное по шести эпизодам по статье 159-й УК РФ «Мошенничество». Мало того, следствие ФСБ сделало его организатором, а подельник Дмитрий Сергеев, учредитель строительной компании «Балтстрой», сдал Пирумова, подписав досудебное соглашение со следователем, однако срок получил больше Пирумова — 4,5 года. Ко всему прочему после освобождения прямо в зале суда Сергеева опять арестовала ФСБ, обвинив по статье 210 УК РФ «Преступное сообщество». Теперь ему грозит от 12 до 20 лет лишения свободы.

***

Итак, возвращаясь от Когершын Сагиевой, я взял сумки в камере карантина, где их временно оставил, и конвой привёл меня в новую камеру — к Роману Манаширову. 19 июля 2018 года, в 15:00. По документам он правильно звался Геннадием Хияевичем, но попросил называть себя Романом, потому что с маленьких лет его называли Рамбом, и это имя у евреев происходит от названия большой клиники, построенной в Хайфе, которая, в свою очередь, названа в честь святого человека, описанного в Торе.

Роман Манаширов — 49-летний горский еврей из Кубинского района, посёлка Красная Слобода в Азербайджане. Этот пятитысячный населённый пункт хорошо известен в Москве, прежде всего как поставщик миллиардеров. Год Нисанов и Зарах Илиев с состоянием 4 миллиарда долларов у каждого — соседи и бывшие друзья Романа Манаширова и его брата Соломона.

Большое счастье, когда тебя поселяют с культурным и интеллигентным человеком. Роман сразу же накрыл мне стол, успокоил, сказал, всё, что есть у него, — общее. Его камера была более уютная, чем у Курбана. Из-за первого этажа более прохладная, но холодильник побольше, телевизор, а также вентилятор, оставшийся от его друга Гриши Пирумова. В холодильнике лежали помидоры из Баку высшего качества, зелень, огурцы, жареное мясо, индейка, курица, орехи. Рома сидит здесь уже почти три года, и сразу бросалось в глаза, что администрация легендарного «Лефортово» относится к нему с почтением. Всех конвоиров, медиков, поваров он знал по имени, и они отвечали ему взаимным уважением.

У Манаширова тоже пять детей примерно того же возраста, что и у меня, а наши жёны — ровесницы: обе 1979 года рождения. Фотографии детей всегда стоят на его тумбочке, а как только о них заходит речь, то, как и у Курбана, у Романа наворачиваются слёзы. Достаточно странно смотрятся такие матёрые мужчины со слезами на глазах, но никто из нас этого не стыдится.

Оказалось, у нас с Романом около 50 общих знакомых, и это только с первого взгляда. История его ареста ещё более мерзкая и безосновательная. Наверное, надо начать с того, что Манаширов построил самый крупный торговый центр в России и Восточной Европе — Columbus. У него в собственности — «Армада», «Пражский пассаж» и др. Роман строил Columbus с любовью, при помощи голландских архитекторов, материалы привозились из Европы, а строители — крупнейшая турецкая компания «Ренессанс». После сдачи в эксплуатацию центр торжественно открыли 14 февраля 2015 года, в День всех влюбленных. А уже через полгода, в ноябре 2015-го, 2-я служба ФСБ задерживала Манаширова в гостинице «Украина» якобы за посредничество во взятке по событиям 2013 года. Сумма взятки для миллиардера смотрится просто смешной — два миллиона рублей, не говоря о том, что это было два года назад и Роману больше ничего не известно об этом событии. Однако его сажают в «Лефортово».

Через год после многочисленных обысков долг Манаширова — 370 миллионов долларов «Газпромбанку» — покупает банк «Открытие» для бывших рейдеров, таких как Сергей Гордеев. Причём все кредитные обязательства ООО «Мирс» (компания семьи Соломона Манаширова и его партнёров) не нарушала. Дальше они заставляют брата Романа — Соломона и его партнёра Ильдара Самиева продать Columbus, иначе угрожают обанкротить с помощью выкупленного долга. Это событие ни разу не было описано в прессе. Торговый центр вынудили продать за 520 миллионов долларов, хотя его реальная стоимость 1350 миллионов, так как именно за эту сумму хотела купить Columbus американская компания «Морган Банк». 24 апреля 2017 года Columbus перешел в структуру «ПИК» — строительной компании под руководством Сергея Гордеева.

После этого партнёра Манаширова, экс-депутата Госдумы Ильдара Самиева, сажают в «Матросскую Тишину» за непонятное экономическое преступление, очевидно, сфабрикованное, а брата Манаширова, 47-летнего Соломона, объявляют в международный розыск за неуплату налогов, хотя все налоги ещё в конце апреля 2018 года были уплачены.

Роман сидит в «Лефортово» уже три года без свиданий и телефонных звонков. Зато ему устроили провокацию от повара по имени Пётр, который по заданию ФСБ в феврале 2016 года предложил Манаширову купить телефон в СИЗО-2 за 300 тысяч рублей. Разумеется, на следующий день при обыске у него нашли трубку, а Пётр тут же дал признательные показания. Позже повар приходил извиниться и плакался, что ФСБ заставила его сделать это. Всё же на суде он дал правдивые показания, но данный эпизод с возбуждением уголовного дела по статье 291 УК РФ до сих пор фигурирует в материалах. За три года Манаширову прилепили шесть эпизодов с ещё более неправдоподобными обстоятельствами. С декабря 2017 года начался судебный процесс, который продлится до середины сентября 2018 года.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ
ХРОНИКИ ГОЛОДОВКИ

Первый день голодовки

30 июля 2018 года я встал очень рано. Думаю, часа в четыре, максимум в половине пятого утра. В тюрьме запрещены часы, а телевизор не работает из-за сломанной антенны. Вчера мы с Романом Манашировым поздно легли, примерно в 23:30, хотя отбой в 22:00, когда отключают свет. В камере он, конечно, горит круглосуточно из-за видеонаблюдения, но с меньшей яркостью.

На десятый день совместного проживания мы решили поиграть в настольные игры. У меня были шахматы, которые прислала Юля, это комплект фигур и клеёнчатое поле. Они дороги для меня, потому что дома мы с Гришей частенько использовали эти шахматы в своих ежедневных турнирах. Рома попросил научить его играть в эту древнюю игру, но после десятиминутного объяснения понял, как это сложно, и предложил перейти на домино или шашки. Домино я никогда не любил, но Рома просил, и я, позёвывая, сыграл с ним одну партию до 101 очка. Взялись за шашки. Манаширов оказался хорошим игроком, и два дня мы по три подхода с большим азартом упражнялись. Равный уровень игры только добавлял драйва в наше шашечное побоище. Меня это отвлекло от внутреннего мандража. Дело в том, что с 30 июля я объявил голодовку. Я разослал многочисленные письма с заявлением о голодовке всем крупным руководителям России, озвучил свои требования на заседании Басманного суда 27 июля, где оспаривали законность возбуждения уголовного дела против меня.

Разумеется, мы не надеялись выиграть эту жалобу, реально осознавая особенность «Басманного правосудия», ставшего уже притчей во языцех. Зато оставалась хоть какая-то надежда на Мосгорсуд и Верховный суд, где всегда существует небольшой шанс на успех. Заседание сначала перенесли, а затем провели через видеоконференцсвязь, хотя я надеялся на личное присутствие, чтобы посмотреть на своих старших детей. Остаётся попросить Юлю привезти младших, Гришу и Матвея, на продление ареста в Басманный суд 8 августа. Может быть, мне удастся их поцеловать в коридоре суда или до начала слушания в зале.

Так вот, я объявил о голодовке в своей речи на суде, и все слышали об этом через трансляцию — в зале присутствовали журналисты «Рупора Москвы», «Новой газеты», «Дождя», «Пасми».

Мне, конечно, очень страшно идти на этот шаг, ведь подобный протест — это не только отсутствие еды, что очень опасно при моём заболевании (диабет), но ещё и одиночная камера без удобств, телевизора, газет и общения с соседями, а эти вещи очень важны, чтобы не сойти с ума. Ко всему прочему это большая ответственность, ведь если не удержаться, то потом твоей репутации придёт конец.

Третий день подряд у меня болит сердце из-за этого тягостного решения, которое я вынужден принять по причине многочисленных нарушений моих прав в «Лефортово». Выдвинутые мной требования просты и понятны:

— ежедневное посещение адвоката (две недели я без защиты);

— регистрация на выборы (мне отказали в доверенности);

— изменение меры пресечения;

— расследование угроз Ярина и Ткачёва.

Голодовка — это умышленное причинение себе вреда и, конечно, шаг немного ребяческий. Меня все убеждали в том, что отказ от пищи — не лучший метод чего-то добиться, все — адвокаты, правозащитники из ОНК, Федотов из СПЧ, моя жена, большинство сокамерников. Особенно отговаривали врачи «Лефортово», повидавшие многое в этом мрачном месте. Самая главная мысль, которую пытались внедрить мне, — у власти нет реакции на голодовки, хоть ты убейся. Даже в летальных случаях ни один тюремный врач не напишет, что смерть наступила от голодовки. Сердечный приступ, что угодно, но только не это.

Я же себя убеждал в обратном и приводил доводы в пользу голодовки, это повод, чтобы напомнить максимальному числу граждан России, что творят эти высокопоставленные чиновники по отношению ко мне. Ко всему прочему, попадающих в «Лефортово» по одному преступному эпизоду в 90% случаев загружают дополнительными, чтобы добить наверняка. Следователи в первый же день, совершенно не стесняясь, сказали мне в СК РФ на Техническом переулке, что добавят ещё более десяти эпизодов: «Как скажут сверху, так и сто прилепим».

Так вот, пока ещё не прилепили, есть смысл обратить внимание. Но самое главное, что в субботу был последний день регистрации на выборы в Серпуховский район. За день до этого следователь в Басманном суде показал на обозрение разрешение на доверенность, которая мне нужна для регистрации на выборы, но на руки не отдал, только позволил сфотографировать.

Валерий Борщёв, известный правозащитник, член нескольких крупнейших организаций по отстаиванию прав человека в России, публично связал моё уголовное дело с выборами:

— Практика арестов перед выборами известна, отработана и используется властями, чтобы под любым предлогом устранить неугодного человека. Я думаю, правоохранительные органы в случае Шестуна старались найти любую зацепку. Многим людям дело кажется подозрительным, надуманным. На самом деле, это всё — следствие процесса разрушения местного самоуправления.

Российский политик Геннадий Гудков, как и многие другие, также был немало удивлён моим арестом:

— Я к Александру Шестуну отношусь очень хорошо, считаю, что в своей деятельности он был абсолютно прав, но я прекрасно понимаю, что он просто переоценил свои силы, и система отомстила ему абсолютно противоправно, по произволу. Но, тем не менее, она сделала с ним то, что делает с сотнями и тысячами других людей, которые пытаются, будучи частью системы, ей оппонировать. Ведь Александр Шестун был в команде власти, плоть от плоти «Единой России». Мы вступили в новый этап репрессий, которые происходят настолько бессмысленно, глупо и жестоко, что вызывают повсеместное осуждение. Но власть закрывает глаза на это осуждение.

Я много думаю о последних событиях и, видя, как страдают мои дети, моя жена, моя мама и брат, всё время возвращаюсь к мысли, что не должен был ставить в такое затруднительное положение мою семью. Как я мог идти на такие риски?! Голодовку я тоже объясняю себе для удобства, а может, и реально, объективно этот шаг нужно предпринять, чтобы прекратить страдания семьи. Я видел, как Юля плакала навзрыд и просила не голодать. Спросил её почему, ответила: «Жалко».

Четвёртый день голодовки

Сегодня четвёртый день голодовки, можно сделать какие-то выводы. Терпеть голод вполне возможно, хотя первые дни очень тяжело. Говорят, дальше, на шестой день и далее, будет меньше хотеться есть. Но к 10 августа, когда в Басманном состоится продление ареста, и моё личное присутствие обязательно, я наверняка буду выглядеть так, что ни у кого не возникнет сомнений — я не притворяюсь и не жру потихоньку.

Начальство СИЗО-2 оставило меня сидеть в 31-й камере с Манашировым, это одновременно хорошо и плохо. Плюс в том, что есть с кем поговорить, в шашки поиграть, ведь жалобы круглосуточно тоже невозможно писать. Страшно при голодовке сидеть одному — вдруг станет плохо? Там никто ни надзирателя, ни врачей вызвать не сможет.

Минус — это то, что ты сидишь в комнате 7,8 квадратного метра, которая забита продуктами Романа. Хочешь ты или не хочешь, но взгляд постоянно упирается в еду. Возможно, не все будут верить, что я голодаю полностью. Честно говоря, я и сам до конца не верю, что смогу выдержать это испытание. Тем не менее четвёртый день я голодаю только на воде, без пищи, и у меня пока получается держаться.

Раньше я часто интересовался голоданием, но как-то всё было некогда, да и силы воли не хватало попробовать. Теперь же сам Бог велел, всё равно здесь заняться особо нечем. Я лишён спорта, а это необходимое условие голодовки — исключение всяких физических нагрузок. На прогулках и в камере я теперь не отжимаюсь и не беру с собой «гантели» в виде бутылок с водой, а сижу и читаю газеты Манаширова и немного хожу по кругу в прогулочной комнате. Терпения мне хватает не есть даже крошки, боюсь только, чтобы организм не дал сбой.

Пару дней назад я поставил фото на столе и теперь круглосуточно смотрю на своих любимых детишек, на Юлю, на маму. При этом камера даже изменилась и наполнилась духом моих самых родных людей на земле. Поймал себя на мысли, что каждый год думал: «А вот если посадят или убьют, запомнят ли меня Гриша и Матвей?» И отвечал себе: «Конечно, Гриша запомнит, он ведь уже большой». Эта мысль не выходила у меня из головы, и, видя эти сказочные фото, думаю, что могу и не увидеть больше свою маму, а Матвей забудет меня, даже если Юля будет ему постоянно напоминать обо мне.

За время голодовки я скинул уже шесть килограммов, с 93 до 87, и у меня сильно осунулось лицо, выступили жесточайшие красные пятна вокруг носа, так что теперь на продлении ареста в Басманном суде боюсь испугать своих младших детей.

Сегодня у меня наконец-то появились члены ОНК — Ева Меркачёва и Евгений Еникеев. Как назло, только я начал голодать — а первые три дня было очень тяжело, особенно второй и третий день — их не было. Приход любого человека, который сочувствует тебе в тюрьме, — радость, а в «Лефортово» — это счастье. Вчера у меня был надзорный прокурор, и даже от общения с ним появилось душевное облегчение. Он посоветовал мне несколько практических вещей, и я, конечно, был благодарен ему.

Так вот, Ева и другие члены ОНК после встречи сообщают новости семье, и это тоже дополнительный бонус, ведь письма здесь идут не менее двух недель, а телеграммы пять-шесть дней, так что теряется актуальность информации. Главная моя надежда от встречи с Евой — публикация в «Московском комсомольце».

Пятый день голодовки

Сегодня пятый день моего отказа от пищи, и есть в самом деле хочется меньше. Самые сложные дни для голодающего — это второй, третий и четвертый, дальше организм начинает привыкать, и уже нет такой ломки, хотя сейчас, в 8 утра, в метре от меня мой сосед Роман ест завтрак, приговаривая, как это вкусно, при этом чавкает и чмокает так громко, что я вспоминаю Юлины замечания по этикету за столом.

Манаширов все эти дни ведёт со мной беседы о прекращении голодовки, приводит много доводов, подсовывает продукты, я даже обвинил его во «внутрикамерных разработках», то есть работе по заданию руководства ФСИН и ФСБ. Роман вчера даже предложил мне миллион рублей за то, чтобы я поел. Думаю, что всё же одному сидеть было бы ещё тяжелее.

Вчера был насыщенный день. Помимо того, что я написал много жалоб и немного воспоминаний, у меня состоялось три встречи. Про общение с Евой я уже писал. Добавлю про визит к начальнику СИЗО «Лефортово», в его кабинет. Алексей Ромашин, улыбчивый полковник лет пятидесяти, был в хорошем настроении, пытался очень долго разговаривать со мной в доброжелательном тоне, однако у меня не было настроения на длительную беседу. Плюс у него в огромном кабинете сильно работал кондиционер, а я сейчас всё время мёрзну из-за голодовки, при том что на улице +30. Несколько раз я порывался уйти, но он всё говорил и говорил, пытаясь удержать меня. Конечно, основной его целью было отговорить меня от моей акции, ведь общественный резонанс достаточно велик — более 40 публикаций в федеральных СМИ.

Алексей Алексеевич обещал мне и пропуск дополнительных продуктов, чтобы я мог соблюдать диету в связи со своим диабетом, более частые визиты адвокатов и любые медицинские обследования в гражданских больницах, но я всё же встал, давая понять таким образом, что разговор окончен. Назад в камеру я шёл с особо ласковым конвоиром, ведь визиты в кабинет к начальнику — явление редкое. Например, олигарх Манаширов ни разу за три года не был там. Я без сил упал на кровать. Любое хождение по гулким лестницам и длинным зловещим коридорам отбирает у меня все силы из-за слабости организма при голодовке.

Конечно, слова про «разработку» Манаширова — это шутка, ведь он за три года так никого и не сдал, хотя ФСБ предлагала ему немедленное освобождение при показаниях на генералов правоохранительных органов. Однако Роман не смог их оговорить ради прекращения своих страданий, которых не мог пожелать никому. Касаемо других вещей наши мнения часто расходятся, и это кажется мне более интересным для дискуссий и поиска истины. В частности, Манаширов осуждает моё видеообращение к президенту с записью Ткачёва и говорит, чтобы я никого не записывал, что это непорядочно.

Многие, в том числе и среди моих друзей, осудили публикацию записи в интернете. В основном это люди из крупного начальства. Но более 90% граждан, оставивших отзывы, полагают, что всё сделано правильно, что только так можно спасти нашу страну Россию. Моё видеообращение набрало 3,5 миллиона просмотров и несколько тысяч комментариев, так вот комментариев с осуждением меня было около десятка. В остальном же — полное одобрение.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
МИМОЛЁТНАЯ ВСТРЕЧА С ДЕТЬМИ

Сегодня, 9 августа 2018 года, мылся в бане с Манашировым. Мы раздевались в боксе, где из потолка идут трубы отопления или водопровода, на которых три с половиной года назад повесился таджик, не выдержавший пыток. В «Лефортово» сидельцы не любят раздеваться там и зачастую отказываются это делать.

Встретился со своими адвокатами, Павлом Беспаловым и Виктором Камалдиновым, сегодня отпустил их пораньше, в 16:00, а обычно держу до упора — 17:30. Всё потому, что не было необходимости переписывания моих бумаг, на которое уходит очень много времени, ведь передать друг другу в «Лефортово» ни одного документа не получается, в адвокатскую комнату тут же вбегают сотрудники СИЗО и пресекают любую попытку, не говоря уже о том, что на выходе происходит тщательный обыск с перетряхиванием всех документов и у меня, и у защитников.

Я опубликовал рассказ о «Лефортово» в «Пасми» и тем самым доставил огромные проблемы руководству СИЗО-2. Все адвокаты в очереди на КПП обсуждали эту публикацию и расспрашивали друг друга: «А есть там что-нибудь про моего?» Дочь Маша тоже добавила перца, встав с плакатом на одиночный пикет возле КПП, чем вызвала большой интерес у проходящих в «Лефортово», да и просто прохожих. Новость об этом даже была в топе Mail.ru на первом месте, о Машиной акции писали «КоммерсантЪ», «Эхо Москвы» и другие СМИ. Что же касается моего рассказа, то у многих возник вопрос, как он смог за три недели собрать столько информации.

Даже когда я вчера садился в автозак для поездки в Басманный суд на продление ареста, то моими соседями по клетке были миллиардеры Костя Пономарёв и Дмитрий Михальченко. Встретили они меня как товарища. Я спросил:

— Откуда меня знаете?

— Александр Вячеславович, вас уже всё «Лефортово» знает!

8 августа мне объявили, что сегодня суд, и через пять минут выход с документами. Вообще это нарушение — не говорить заранее о заседании, ведь о нём бывает известно за несколько дней, и человека должны подготовить. Я уже не говорю о том, что адвокаты здесь проходят к клиентам раз в две недели и выстроить линию защиты невозможно.

8 августа был десятый день голодовки, и если вначале меня с утра до вечера все дёргали и уговаривали прекратить эту затею, чем, кстати, только подогрели мой интерес, то впоследствии никто меня не посещал, и я очутился в полном вакууме. Именно поэтому поездку в Басманный суд я воспринял как увлекательное путешествие, пусть и с драматическими нотками.

Много раз я просил Юлю взять с собой младших детей, Гришу и Матвея, на суд, чтобы я смог посмотреть на них и сказать хотя бы пару слов, а если повезёт — поцеловать. Два месяца я их не видел, и моя душа разрывалась от боли и тоски. Однако когда при проходе в зал заседаний я увидел своих ангелков и захотел их поцеловать, то мне даже полсекунды не дали задержаться и потащили за наручники, как корову. Я упёрся, хоть и скинул с начала голодовки десять килограммов и ослаб, всё же силы у меня остались, и тот, к которому я был пристёгнут, чуть не оторвал руку, пытаясь сдвинуть меня. Тут же ему на помощь бросились несколько конвоиров и стали выкручивать запястья, пихая меня в зал суда. Представляю, какой шок испытали дети, увидев папу впервые за два месяца и столкнувшись с такой неоправданной жестокостью.

На все заседания суда приходят журналисты и телеоператоры из разных изданий, в том числе и районных, конечно. Этот драматический момент был снят на видео и тут же выложен в интернет. За один вечер сюжет набрал 50 000 просмотров с сотнями комментариев, где конвоиров называли фашистами, а губернатора Московской области Андрея Воробьёва нецензурными словами, так как всем известно, что меня посадили именно по его заказу. В тот момент давление у меня было под 200, а пульс не меньше 120 ударов в минуту. Влетев, как пробка, в зал заседаний, я, запыханный и возбуждённый, увидел своих адвокатов, которые смотрели на меня, как на распятого Христа, с жалостью и состраданием. Сначала я подумал, что им жалко меня из-за конфликта с конвоем, но потом они сказали, что после десяти дней голодовки я выгляжу как узник концлагеря.

Юле после потасовки удалось договориться с судом, чтобы я находился в стеклянном кубе уже без наручников. Гриша и Матвей подошли ко мне на расстояние двух метров, и мне удалось три-четыре минуты поговорить с ними и рассмотреть получше. Матвей только более или менее научился разговаривать и пытался подойти ко мне вплотную, бил по рукам конвоиров, мешавших ему:

— Отпустите папу! — безапелляционно вещал мой малютка.

Из четверых моих сыновей Матвей с рождения выделялся боевым характером и любым путём добивался своего. Настоящий бандит — так я его охарактеризовал, когда меня спрашивали про самого младшего. Гриша как раз полная противоположность, никогда не нарушал правила, удивительно законопослушный и творческий ребёнок, абсолютно не агрессивный, «врождённо интеллигентный» — так сказал на дне рождения друг семьи Николай Рожков. Слёзы ручьём катились у меня из глаз, когда я видел и слышал своих малышей. Это как взрыв атомной бомбы внутри. Острая боль и великое счастье одновременно. В моей израненной душе порхали бабочки на душистых цветах.

Детей увели, и мы с адвокатами обсуждали вопросы почти целый час, который нам дали на ознакомление с материалами дела.

Я поменял московского адвоката Исаака Якубовского с его конторой, кстати, земляка сокамерника Манаширова — горского еврея из посёлка Красная Слобода в Азербайджане, на Андрея Гривцова и Михаила Трепашкина.

Михаил Трепашкин — адвокат, правозащитник, бывший полковник ФСБ, сам сидел в тюрьме за политику, имеет репутацию оппозиционера и бузотёра, ориентированного на европейские ценности. Мне он нужен для связи с правозащитниками, Европейским судом и прессой.

Андрей Гривцов — бывший следователь центрального аппарата Следственного комитета, сидевший в тюрьме по обвинению в вымогательстве денег у рейдера Владимира Палихаты. Андрею удалось выбраться оттуда, доказать свою невиновность без помощи адвоката. Он творческий человек, пишет статьи, книги, активный пользователь сети Facebook. Андрей значительно моложе Трепашкина, ему около 40 лет, и он более сдержанный и прагматичный. Обоих этих адвокатов я знаю уже лет десять, со времён «дела подмосковных игорных прокуроров».

В то время ко мне приезжали люди со всей страны, потому что я часто появлялся на центральных телеканалах, в федеральных газетах с разоблачением коррупции в органах прокуратуры. Моя бывшая староста группы в Костромском технологическом институте, Галя Волкова, ныне заведующая кафедрой, профессор, в те годы борьбы с прокурорами сказала:

«Ты был лучиком надежды для людей!»

Лучше не скажешь…

На «звёздных» адвокатов у меня нет денег, да и толку никакого, если есть политический заказ «космического» уровня. Никакие доводы и аргументы не помогут.

Мы обсудили все вопросы с защитниками, они записали мои поручения, связи-то нет, как я уже неоднократно писал, и даже бытовые новости могу передавать близким только через них. Переходя в другой зал заседаний, где должен был пройти сам процесс, я увидел большую группу поддержки из района, своих родственников. Как всегда, в зал не поместилась даже половина желающих. У всех таилась надежда на счастливый исход, но я пытался их успокоить, говорил, что решение Басманного суда заранее против меня и иным никогда не бывает, поскольку суд находится под влиянием СК и ФСБ, и что это всего лишь возможность увидеть друг друга, поговорить с адвокатами и просто прогуляться, сменить обстановку. Плюс это возможность обжалования в Мосгорсуде, где влияние СК и ФСБ уже не так сильно, иногда чудеса там происходят, людям меняют меру пресечения на домашний арест или подписку о невыезде.

Все наши судебные заседания посещает сотрудник УФСБ по Москве и Московской области, их ведомство ведёт оперативное сопровождение моего дела. Это лишний раз показывает отсутствие независимого суда, тем более следствия. Со мной в «Лефортово» сидят генералы СК, которых посадила ФСБ за непослушание: Максименко через две камеры от меня, Никандров из 97-й камеры на втором этаже, Дрыманов, заехавший в 41-ю камеру сразу после меня.

Так сложилось, что СК всегда немедленно и беспрекословно выполнял все просьбы, поручения и пожелания начальника Управления «К» ФСБ России Ивана Ткачёва и капризничал, когда общался с Управлением «М» ФСБ, хотя они-то как раз и курируют следствие. Харизматичный генерал ФСБ Сергей Алпатов, руководитель «М», в своё время показал СК свою силу и возможности людям, близким генералам СК и Ткачёву, посадив их как простых карманников.

Так вот, на этот раз в суде присутствовал молодой белобрысый фээсбэшник, который после заседания, не стесняясь, вместе уходил по улице с девушкой — следователем СК, мило беседуя и придерживая за локоток. Хотя следствие, как и суд, должны быть нейтральны и объективны. До заседания видел, как опер из ФСБ заходил в кабинет к судье, скорее всего, озвучить ей мнение руководства: Шестуна отпускать нельзя. На процессе же он строчил отчёты начальству — главе Службы экономической безопасности ФСБ по Москве и Московской области Юрию Плаксенко и некому Алексею Александровичу о том, как проходит процесс, а при выступлении моей жены писал в телефоне:

— Жена выступает!

— Сфоткай дуру, — скомандовал собеседник.

— Картинно рыдает, говорит, что рада, что он хотя бы жив.

Экран с сообщениями ловко сумела сфотографировать сидящая рядом журналистка и опубликовала этот хамский диалог в интернете в тот же вечер, выложив фото экрана и телефона в руке.

Всё заседание я не смотрел и не слушал судью, прокурора и следователя, немного вникнув в речи адвокатов, чтобы оценить их красноречие. Я поедал глазами своих детей — Машу и Ваню, жену Юлю, братьев Игоря и Мишу Черенова, всех своих родственников и друзей. Разговаривать не разрешают, и мы шепчем губами и жестикулируем, как дикторы телевидения с сурдопереводом.

Семнадцатилетний сын Ваня плакал, когда судья зачитала решение о продлении на три месяца ареста, и я утешал его, говорил, что результат заранее известен. Следствие и прокуратура просили четыре месяца продления, а судья решила, что много, и сократила до трёх.

ГЛАВА ПЯТАЯ
ИСТОРИИ МИЛЛИАРДЕРОВ

Когда я вернулся в камеру ожидания к Михальченко и Пономарёву, сообщив, что судья сократила срок содержания под стражей, то они засмеялись:

— Цирк! Который происходит регулярно.

Я очень много читал и слышал об этих миллиардерах. Они чуть младше меня, им примерно по 47 лет, безусловно, это очень яркие и талантливые люди, с огромной харизмой и обаянием. Я слушал их, открыв рот, а они наперебой артистично рассказывали о подробностях своих дел и просто о бизнесе и личной жизни на воле. Мы провели вместе более десяти часов, которые пролетели как одна минута, а если считать ещё и с переездом, то более тринадцати часов, потому что на обратном пути заезжали в Мосгорсуд. С нами в автозаке ехал и в Басманный суд, и обратно заместитель Михальченко — Борис Коревский. По возрасту он мой ровесник, по виду — высокообразованный интеллигентный человек. Высокий и статный, в отличие от Михальченко и Пономарёва, имевших одинаковое телосложение — немного полноватое, при росте ниже среднего.

Коревский рассказал о поведении Никиты Белых в тюрьме, развенчав миф о его барстве и чванливости. Простой, общительный и принципиальный, с ним всегда было приятно общаться. У него только один изъян: когда в автозаке все просили не курить, он всё равно доставал сигару и пыхтел, задымляя и так маленькое пространство. Сейчас Никита уже в колонии и чувствует себя там прекрасно, в отличие от «Лефортово», где он постоянно болел и притеснялся руководством СИЗО-2. Одних только выговоров у него было чуть ли не более десяти штук, а это влияет на получение УДО (условно-досрочного освобождения). Сам Белых, обвиняемый в получении взятки, рассказывал, что никаких денег он в «Лотте Плаза» не брал, как утверждало следствие и показывали все телеканалы. Краска была нанесена не на деньги, как положено, а на ручку сумки. Его случай очень похож на дело министра Алексея Улюкаева, где под видом колбасок ему пытались передать сумку, испачканную краской для денег. Обеими операциями, кстати, руководил Иван Ткачёв.

Сейчас в колонии экс-губернатор Кировской области Белых получил в своё распоряжение целую студию звукозаписи, где сочиняет и аранжирует песни в жанре шансон. Ходит уже без трости и пользуется там большим уважением.

Ещё раз хочу всем читателям напомнить, что тех, кто не пошёл на досудебное соглашение (не оговорил других за льготы для себя) или не пошёл в упрощённом порядке (признав свою вину и получив минимальный срок), — единицы. В основном «Лефортово» и существует для того, чтобы сломить волю и без фактов и документов построить обвинительное заключение, только на показаниях. Тех же, кто сопротивляется, карают нещадно, находя им всё «новые и новые эпизоды».

Михальченко, например, не признал вину по контрабанде небольшой партии вина (пять тысяч бутылок), которую ему вменяют, хотя он не был ни отправителем груза, ни его получателем. Ему грозило около десяти лет лишения свободы. Однако две недели назад Дмитрию Владимировичу предъявили обвинение по статье 210 УК РФ «Организованное преступное сообщество», и теперь он может получить, как Сугробов, 22 года колонии. В этот момент я сидел в соседнем адвокатском кабинете и слышал, как кричал Михальченко и возмущался действиями следователя, когда тот знакомил его с новым обвинительным заключением после двух с половиной лет отсидки в «Лефортово».

Перспектива увидеть трёх своих детей уже взрослыми людьми и не увидеть больше пожилую мать у него, как считалось, высокая. Очень тяжело смотреть на мужчину в полном расцвете лет, с неудержимой энергией и блестящим интеллектом и с таким, возможно, страшным будущим.

С каким воодушевлением Дмитрий рассказывал о строительстве нового порта Бронка в Санкт-Петербурге — его любимого детища. Вложил он туда более 25 миллиардов рублей, купив самое современное оборудование для углубления канала, ведь ни один порт в Питере не может принимать крупные морские корабли, поэтому их перегружают в польском Гданьске, а потом на более мелких судах грузы доставляют в Северную столицу.

Смотря на Михальченко, Манаширова, Сугробова, Белых, Гайзера, Максименко, братьев Магомедовых, Пономарёва, Захарченко, не признавших свою вину, не сдавших никого, я чётко начинаю осознавать, что моё поведение гиперактивной защиты, вероятно, приведёт к плачевным результатам. Ко всему прочему у меня это проходит ещё и на фоне активного разоблачения ключевого генерала ФСБ Ткачёва, о котором здесь говорят только шёпотом на ухо. Не говоря уже о пикете, голодовке и дерзких публикациях от своего имени. За всю историю «Лефортово» здесь не было такого шума! Чтобы три человека из 150–170 заключённых одновременно голодали, не припомнит никто из сотрудников СИЗО. Я с диабетом, Юрий Корный, обвиняемый в подготовке к теракту через YouTube, который страдает ревматоидном артритом, а обезболивающие пить при голодании нельзя, и подозреваемый в госизмене экс-сотрудник штаба Черноморского флота Леонид Пархоменко (причина его голодовки — давление следствия на семью).

Все адвокаты и опытные сидельцы в один голос говорят, что каждое твоё движение увеличивает твой срок. Честно говоря, меня это не останавливает. Вот только одна мысль не даёт покоя — от моей принципиальности страдают сторонние люди, сотрудники администрации, предприниматели, я не говорю о своих детях, которых надо кормить, растить и воспитывать. А как жить молодой красивой жене Юле? Похоронить свою личную жизнь? А как тяжело моей маме…

В то же время урезониваю себя, ведь в первый день задержания в Следственном комитете на Техническом переулке мне сообщили, что повесят на меня ещё не меньше десяти эпизодов, чтобы посадить всерьёз и надолго.

Журналисты РБК задавали мне вопрос через адвокатов, почему в отношении меня по инициативе заместителя председателя СК генерала Игоря Краснова было возбуждено уголовное дело руководителем ГСУ СК РФ генералом Кабурнеевым и создана следственная группа из 16 (!!!) человек, прямо как у Ходорковского. Я им отвечаю, мол, скорее всего, именно им губернатор Воробьёв приказал, ну и, конечно, обида Ярина и Ткачёва за видеообращение сыграла свою роль. Поэтому мягкое поведение вряд ли принесло бы мне результаты. Надо было сразу не упираться с губернатором, Яриным, Ткачёвым. Просто возобладали эмоции, возмущение, что такие большие силовики ведут себя, как гопники с большой дороги, шантажируют домом и семьёй в обмен на заявление об отставке.

Я рассчитывал, конечно, на реакцию президента Владимира Владимировича Путина и на гораздо большую поддержку общества в борьбе с этим произволом. Общество, оказалось, уже давно свыклось с таким положением вещей и воспринимает это как устоявшиеся правила, пусть и более похожие на пиратский кодекс: кто силён, тот и прав. Очень ёмко и ярко выразился в статье «Новой газеты» Леонид Никитинский: «Шестун думал, что зашёл с козырного туза, но туз оказался не той масти».

Возвращаясь к поездке в Басманный суд, стоит описать и миллиардера Константина Пономарёва, не менее яркого, чем Михальченко, и не менее скандально известного героя множества публикаций в «Коммерсанте» о его тяжбах с IKEA. Признаться, я много статей прочёл об этом событии, но до конца не понял всей сути вопроса. После яркого двухчасового рассказа Константина я был сражён его широкой эрудицией, глубокими знаниями законов, педантичностью, смешанной с цинизмом. Если Михальченко рассказывал очень эмоционально, ярким голосом, активно жестикулировал руками, казалось, что вот-вот он пойдёт бить своих врагов, то Пономарёв более спокойно и ясно излагал свою историю.

Бизнес Константина — промышленные дизельные генераторы для крупных торговых сетей и промышленных объектов. В частности, он был поставщиком электроэнергии IKEA, которая сдавала свои торговые площади «Ашану», «Меге» и другим центрам. У них возникали постоянные споры по поводу цены аренды, и инвесторы постоянно требовали скидок от стоимости, указанной в договоре, но Пономарёв упёрся и взыскал через суд несколько десятков миллиардов рублей со шведского концерна. По словам Пономарёва, у IKEA была серьёзная «крыша» в виде сына одного из очень высокопоставленных руководителей спецслужб (фамилия имеется), и шведы ответили уголовным преследованием упрямого владельца генераторов. Константин не успокоился и подал на них иск в шведском суде, где генеральный менеджер мебельного гиганта был вынужден рассказать всю правду о покровителях в России, указав конкретные фамилии. Когда же Пономарёв поставил в Крым 71 промышленный генератор, а это 25% электроэнергии всего полуострова, хоть и со скидкой 50%, то опять за два года недополучил денег и решил обратиться в арбитражный суд, но терпение силовиков лопнуло. Не помогло даже то, что 14 генераторов он подарил Луганской Народной Республике. Причём за всю электроэнергию в Крыму получателем были заплачены деньги по тарифам в 2–3 раза большим, чем в договоре у Пономарёва. Деньги эти растворились во властных структурах Крыма, но никто не собирался их отдавать.

На Константина возбудили уголовное дело по его же заявлению, которое он писал на IKEA, чтобы те вернули деньги по тарифам, указанным в договоре, а Пономарёв взыскал больше с учётом неустойки и просроченной аренды. Вот и сидит в «Лефортово» уже 14 месяцев, но, правда, совсем не унывает и относится к этому как к очищению кармы. Не сильно его расстраивает и то, что у него на счетах заморозили 74 миллиарда рублей. Часть денег арестована следствием, а часть он не может использовать из-за того, что к нему не допускают нотариуса, положенного по закону.

При всём том, что ущерб по уголовному делу значительно ниже арестованной суммы и составляет 4,7 миллиарда рублей, арест наложили на все генераторы. С удивлением узнал, что Пономарёв находится в списке Магнитского, и многие правозащитники, и просто люди с демократическими ценностями относятся к нему настороженно. «Зачем давал показания на Браудера и Магнитского?» — с удивлением спросил я его. Оказалось, что ранее Константин был аудитором в крупной иностранной фирме, впоследствии организовал свою компанию и взял туда на работу бывшего коллегу Магнитского. Закончилось это тем, что Браудер и Магнитский с помощью силовиков отжали у него бизнес и технологию, как продавать акции «Газпрома» на мировых биржах, несмотря на законодательный запрет, и получать большую прибыль из-за разницы цены внутрироссийской и заграничной.

Завершая рассказ о поездке в Басманный суд, которая длилась с 9 утра до 23 вечера, хочу сказать, что она произвела на меня огромное впечатление и позволила сделать многие выводы. За это время у нас не было пауз в разговорах — видимо, сказывается режим «заморозки» в «Лефортово». Мы обсудили всех сидельцев, правила и нюансы содержания под стражей, питание, работу судов и следователей.

Уже в темноте возвращаясь назад через Мосгорсуд, я спросил у Бориса Коревского, как ведёт себя известный полковник-миллиардер Дмитрий Захарченко, сидящий с ним в одной камере. Борис охарактеризовал его как собранного, сильного духом человека, который не сотрудничает со следствием, не сливает других, чтобы спасти свою шкуру, занимается спортом, не хнычет. У него арестовали пожилого отца, забрали имущество у родственников, приобретённое ими давным-давно из собственных средств. После того как Захарченко отказался признавать, что те 9 миллиардов рублей, изъятых на съёмной квартире, имеют к нему отношение, на него традиционно возбудили ещё пару особо тяжких статей без каких-либо доказательств. Владельцы ресторана La Marée после длительных настойчивых рекомендаций силовиков написали, что давали ему взятку, и СК возбудил уголовное дело по особо тяжкой статье 290 УК РФ «Взятка». В доказательство привели и показания рестораторов, и скидочную карту (!!!) на имя Захарченко.

И хотя на съёмной квартире у него, по официальным данным, изъяли 9 миллиардов рублей, но, как говорят, на самом деле там было 13 миллиардов, однако после спецназа 4 миллиарда исчезли. Можно точно утверждать, что из хранилища в банке, куда поместили эти деньги как вещественные доказательства, пропали 3 миллиона евро. По данному факту сейчас проводится расследование.

Почти все мои описания личностей из «Лефортово» касаются тех немногих, кто не подломился и не начал оговаривать и предавать своих коллег, а таких, повторяю, абсолютное меньшинство. Мне не хочется тратить время и чернила на людей, не устоявших перед этим катком, хотя я не осуждаю их, понимая, что для этого им бы потребовалось пожертвовать собственной жизнью, а на это не все готовы.

Понимаю, что жизнеописание личностей не совсем объективно из-за односторонней подачи информации, но всё же я вижу, что происходит в реальной жизни. Если мы заедем на Рублёвку, то увидим замки высокопоставленных чиновников стоимостью несколько миллиардов рублей, их не два и не три, а тысячи, однако сидят в «Лефортово» далеко не самые богатые генералы Сугробов, Никандров, Ламонов, Максименко, Дрыманов и др. Я детально знаю конкретные факты массового хищения бюджетных средств руководством Московской области, торговли должностями, вымогательства взяток, поставленного на поток, и исчисляется это сотнями миллиардов рублей в год. Мои сообщения о преступлении просто не расследовались, а обобщённые справки о коррупции в Подмосковье, которые я готовил по просьбе Ткачёва, цинично передавались им Воробьёву для зачистки следов. В «Лефортово», однако, находятся под стражей губернаторы самых нищих областей — Белых, Гайзер, Маркелов, Соловьёв, Хорошавин, которые все вместе не смогли бы собрать столько коррупционной ренты, сколько собирает Подмосковье. Всё очень просто: у мелких губернаторов нет такого прикрытия, как, например, у Воробьёва.

ГЛАВА ШЕСТАЯ
ВЫБОРЫ, УЖАСЫ «ЛЕФОРТОВО», СПРУТ

Сегодня 14-й день голодовки. Никакой еды. Из жидкости только вода и зелёный чай. Как ни странно, я чувствую себя очень хорошо, есть мне уже дней десять не хочется. Мало того, я даже пугаюсь от одной мысли о приёме пищи, настолько плотно забил себе в голову мысль о запрете еды. Знаю, что моя мама каждый день плачет из-за этого, и я пытаюсь ей через адвокатов донести мысль, что мне даже нравится это ощущение лёгкости и необычайной ясности ума. Мы каждый день играем с Романом в шашки, и чем дольше я голодаю, тем больше у него выигрываю. Плюс мне легче справляться с приступами самопоедания, меньше думаю, что мог бы сделать по-другому, дабы не оказаться здесь. Это общая проблема всех сидельцев, бесконечно рассуждающих, как они могли избежать ареста.

До голодовки у меня при волнении давление поднималось до 160–180, а теперь всего 110 на 80, потому что нет энергии в организме, а значит, и на эмоции нет сил. Сон очень крепкий, вот только спортом совсем не занимаюсь из-за рекомендаций врачей не тратить лишнюю энергию во время голодания. Наконец, я просто доволен собой, что смог выдержать подобное испытание и не опозорился. Ко всему прочему сахар у меня в норме даже без приёма таблеток при диабете.

13.08.2018

После двухнедельного перерыва ко мне наконец пришли члены ОНК Иван Мельников и Александр Ионов с целью уговорить принимать пищу. Александр — высокий, видный молодой человек, всегда одетый в самую модную и дорогую одежду. Он рассказал, что участвовал во многих международных процессах, защищал Виктора Бута и других известных российских заключённых в зарубежных тюрьмах, а также поделился тем, что владеет частными военными компаниями, воюющими в Сирии и других горячих точках планеты.

Самая главная новость от Ионова заключалась в том, что вчера в полночь он разговаривал с моей женой Юлей и узнал, что её снял с выборов Серпуховский городской суд по иску технического кандидата от подольских, якобы по причине недостоверности подписей, собранных в поддержку Юлии Шестун для регистрации кандидатом на пост главы Серпуховского района. Я попросил ребят из ОНК позвонить ей и успокоить, сказать, что можно это оспорить в вышестоящих судах, добавить довод, что если даже я не смог справиться с этой бандой, то ей и подавно сложно.

Ко всему прочему снятие с выборов лишний раз покажет звериный оскал подмосковной власти и их ставленников в Серпухове — подольских парней. Мне рассказывали, что когда приоритетный кандидат Ермаков приезжал в район к жителям, то они ему говорили:

— Вы нашего Шестуна посадили, а теперь просите за вас проголосовать? Вот поставьте рядом Александра Вячеславовича, тогда мы и подумаем, кого выбирать.

Уверен, что у Юли были большие шансы выиграть выборы, хотя бы просто на фамилии-бренде «Шестун», даже если бы она не занималась активной агитацией. В конце концов, увидев женщину с четырьмя детьми, с посаженным в тюрьму по откровенной заказухе мужем, просто из жалости и солидарности люди проголосуют, наблюдая такую несправедливость. Да и можно обжаловать решение Серпуховского городского суда в вышестоящих инстанциях, это тоже будет лишний информационный повод, что даже «бабы испугались».

Председатель СПЧ Михаил Федотов готовит письменное заключение о незаконности отстранения меня от выборов, и, я думаю, есть возможность через суд отменить результаты. Ещё бы председатель ЦИК Элла Памфилова не испугалась окриков со стороны Администрации Президента, а то, что они будут, я не сомневаюсь, ведь курирует выборы там не кто иной, как Андрей Ярин, вымогавший у меня заявление об отставке. Поддержка Эллы Александровны в суде могла бы сыграть ключевую роль, не говоря о том, что у неё есть право решений по выборам в широком спектре. Если помечтать о возможности развития таких событий, то меня зарегистрируют на повторных выборах, тогда вполне возможно будет выиграть избирательную кампанию, которая, и это очевидно, прогремит на всю Россию и не только. Человек, упакованный в «Лефортово», не выходя из этого бункера, выиграл выборы у столь мощного административного ресурса, как губернатор и подольские!

Выборы мне важны не только как избирательный процесс, но и как возможность показать всей России, что люди, несмотря на свою аполитичность, не любят несправедливости и жестокости по отношению к многодетной семье.

14.08.2018

Сегодня 16-й день голодовки без какой-либо пищи или питательных жидкостей типа сока, киселя, бульона. Каждый день я хожу к врачу, он замеряет давление и температуру, разумеется взвешивает. Сегодня весы показали 81,1 кг от изначальных 93 кг. Это обычный результат для подобного срока голодовки. В первые дни теряешь по одному-два килограмма в день, а потом по 200–300 граммов.