16+
Немой мир. Падшие и обреченные

Бесплатный фрагмент - Немой мир. Падшие и обреченные

Объем: 310 бумажных стр.

Формат: epub, fb2, pdfRead, mobi

Подробнее

«Испытание человека состоит в том, сможет ли

он найти в преисподней ангела»


Фэн Цзицай. Полёт души

Глава 1

Небо заволокло серым пеплом, а над городом стоит густой, утренний туман. Солнце ещё только начинало подниматься у горизонта, но я уже знаю, что день ожидает мрачный. Несколько месяцев назад я была самой обычной девушкой, ученицей выпускного класса, а сегодня я борюсь за выживание на безлюдных, разрушенных улицах. Каждый раз, когда я выхожу из своего убежища — подвала одного из домов, то боюсь, что уже могу не вернуться. Но я должна находить пищу, и даже не ради своей жизни. Хотите знать, почему же так вышло?

Все началось год назад. Я сидела в уютной комнате, стараясь успеть сделать домашнее задание до прихода своих гостей. У меня был день рождения и, по обычаю, вся моя немалочисленная семья собиралась в этот день за одним огромным, праздничным столом. Вечером, после поздравлений и тостов, папа решил включить телевизор, чтобы найти музыкальный канал. Однако, когда он нажал кнопку включения, на экранах вещали все одно и то же, ведущие почти в унисон заявляли, что в мире происходит что-то неясное, пугающее и неизбежное. На следующий день в интернете появились слоганы: «Апокалипсис: выживем вместе». Я помню, как смеялась со своим братом над подобными баннерами, а затем вместе придумывали, что же может случиться на этой планете. Мы были беспечны и глупы.

Кто же мог предположить, что страшные байки про конец света вдруг станут реальностью? Но новости следующих дней гласили: «Крупные города пали: Нью-Йорк — затоплен, Рим — уничтожен землетрясением, Вашингтон — сожжён». От этого люди не могли уже прятаться и делать вид, что всё нормально. Пока ещё работали радиостанции и телевиденье, мы получали информацию со всех уголков планеты. Я так радовалась, что это происходит не у нас — в России, а где-то далеко за океаном. Но всё же и эту сторону земного шара достал конец света.

После того, как на мой край обрушились проливные дожди, уничтожая зелёные растения, а затем земля разошлась прямо у нас под ногами, я поняла, что нужно убираться оттуда как можно скорее. В итоге сейчас я сижу здесь, в доме номер десять по улице Воленстрит в Лос-Анджелесе одинокая и потерянная. Хотя нет. У меня осталась лишь одна жизнь, за которую я буду бороться, во что бы это не стало. Когда апокалипсис начался в нашем городе, и дома складывались, как карточные домики, я потеряла всю свою семью за исключением маленькой сестрёнки шести лет. Конечно же, я не могла бросить её и спасать свою шкуру, поэтому взяла с собой, и теперь она была всегда рядом. Если бы не она, то я давно бы уже сдалась, но каждый день я всё больше и больше ощущаю, что ответственна за неё и именно от меня зависит её хрупкая жизнь.

Ночь выдалась не из лёгких. Теперь, когда улицы пусты, город кажется заброшенным, и, не зная его до апокалипсиса, я ни за что бы не поверила в то, что он являлся крупнейшим центром звёзд, киностудий и светской элиты. Сейчас им скорее управляют безумцы, которые то и дело бегают под окнами с плакатами, призывающими молиться и совершать обряды с жертвоприношениями, чтобы задобрить «гнев Божий». Глупости. У меня никогда бы не поднялась рука зарезать кого-то во имя подобной «великой цели». Поэтому я не выспалась, слушая всю ночь крики сумасшедших.

Конец света в корне изменил людей. Те, кто остались в живых, вынуждены были буквально драться за еду. Они нападали в тёмных переулках, а некоторые из нас вели себя как одичавшие животные. Вот и теперь я стою у выхода на улицу, застёгивая свою куртку, а в сапогах прячу пару кухонных ножей. Руки у меня должны быть свободными на случай, если придётся быстро хватать добычу и бежать со всех ног.

— Ты же вернёшься? — раздаётся тихий голосок у меня за спиной. Я оборачиваюсь.

— Конечно, милая, — улыбаюсь я, поглаживая сестру по щеке. — Я не оставлю тебя одну.

Каждый день я говорю эти слова перед уходом. Выйдя на улицу, с головой окунаюсь в мир, который теперь являлся едва ли не воплощением самого страшного из всех кошмаров. Один и тот же маршрут изо дня в день: от подвала до супермаркета, в котором ещё оставалась хоть какая-то еда, и обратно. Двигаюсь вниз по тротуару, местами взорванном, поэтому приходится обходить одну за другой глыбы гравия. Дойдя до места «икс», я, пригнувшись, пересекаю тёмную улицу, а затем осторожно, пытаясь не скрипеть дверью, толкаю её. Обойдя небольшой магазинчик, заглянув на каждую полупустую полку, я нахожу пакет кукурузных хлопьев, не полную коробку с чаем, несколько кусочков рафинированного сахара для сестры и упаковку быстрой лапши. В мире до катастрофы эти продукты не представляли никакой ценности. Сейчас же они были на вес золота.

Крепко прижимая к себе «сокровища», осторожно отправляюсь назад. Когда идёшь с пустыми руками — не вызываешь интереса и вполне можешь пройтись без приключений, но когда же ты идёшь хоть с какой-то вещью, а точнее, едой, то ты становишься «лакомым кусочком» для всех людей в округе. Я иду быстро, как только могу, двигаясь вдоль стен домов. Низкие, широкие каблуки предательски стучат об асфальт, создавая целую симфонию звуков. Мысленно ставлю «галочку» сменить их, как только представится возможность. Из-за того, что город кажется вымершим, этот звук через чур громкий, и отдаётся эхом на всю улицу.

Я почти дохожу до своего подвала, как вдруг путь мне заграждают несколько огромных фигур. Я бросаюсь за машину, надеясь, что меня никто не заметил. Паника накрывает с головой, а дыхание превращается в прерывистое, неровное шипение. Со стороны я, должно быть, выгляжу как маленький испуганный зверёк, отчаянно ищущий убежища. Осторожно выглядывая из-за машины, я понимаю, что этим типам явно не до меня, поэтому, отдышавшись, решаюсь посмотреть на предстоящую разборку.

Два мужчины невероятных размеров стоят друг напротив друга в ореоле единственного светящего фонаря. Они кажутся чёрными тенями на фоне яркого, жёлтого света. Судя по их позам, они никогда не были друзьями, а сейчас и вовсе готовы перегрызть друг другу глотки. Моё зрение не позволяет рассмотреть детали, поэтому я довольствуюсь лишь поверхностным описанием. Один кажется мне мощнее второго, он статен, широкоплеч, и, похоже, с идеальной фигурой греческого Аполлона. Он стоит твёрдо, закутанный в длинный, широкий плащ, который ему явно не по размеру. Второй же мужчина меньше ростом, он кажется щуплым и на порядок меньше Аполлона. Для меня его движения выглядят странно, неестественно, лишёнными любой грации и изящества. Даже здесь, за машиной, я могу ощутить, как между ними накаляется воздух. Он будто трещит от напряжения, и ни капли не удивлюсь, если вот-вот от этих двоих полетят огненные искры.

— Я спрашиваю тебя в последний раз, — грозно басит Аполлон — Где ты спрятал её?

Я вздрагиваю. Всё тело покрывается мурашками от силы его голоса.

— Я ничего не брал у тебя, — шипит в ответ второй, с каждым словом слегка подёргиваясь.

Мгновение Аполлон смотрит прямо перед собой, а затем вдруг хватает своего противника за куртку и поднимает его вверх, тряся, как тряпичную куклу.

— Не брал, говоришь? — повышая тон, кричит он так, что мне показалась, окна домов на всей улице не выдержат и разобьются от тяжёлого тембра его голоса.

— Не… брал! — взвизгивает второй, тщетно пытаясь освободиться от железной хватки. — Не брал! Слышишь?

Аполлон безжалостно бросает противника на землю, возвышаясь над ним, как воин над побеждённым врагом. Бедняга пятится, ползя на спине по асфальту, когда он начинает надвигаться на него.

— Клянусь тебе, — задыхаясь, произносит он, издавая странные, булькающие звуки.

Я вижу, что этот ответ явно не удовлетворяет Аполлона, он нагибается ко второму так, чтобы их лица оказались на одном уровне.

— Я не верю тебе, — шипит он абсолютно беспощадным голосом, который не терпит неповиновения.

Внезапно эта несуразная, на вид не представляющая огромной опасности фигура прижатого к земле человека, резко делает выпад вперёд и вонзает небольшой нож прямо в живот Аполлона. От неожиданности, я чуть не вываливаюсь из своего укрытия и лишь чудом успеваю ухватиться за кузов машины. Аполлон вскрикивает от боли, а я думаю, что он должен сейчас камнем рухнуть вниз, ведь подобные раны в живот для людей убийственны. Но мужчина лишь отшатывается от второго и морщится. Невероятно!

— Ты что? Совсем страх потерял?! — рычит он, словно раненный лев на охоте.

Но хилый лишь вскакивает на ноги и снова наносит удар ножом в живот обидчику. Аполлон вновь вскрикивает, а из раны, на этот раз, вырывается пена и страшное шипение, но он, словно не замечая этого, впечатывает свой огромный, сильный кулак прямо в лицо нападающему. Второй, отлетает и ударяется об бетонную стену так, как будто ничего не весит. Он с дикими криками сползает со стены, бьётся в предсмертной агонии, а затем резко замолкает, и на улице наступает мёртвая тишина.

Я в полном оцепенении смотрю на недвижимое тело, которое было живым ещё минуту назад. Мой взгляд цепляется за раненного Аполлона. Он дотрагивается до своего живота, а затем падает на колени, но на этом движения прекращаются, и он замирает в позе, словно статуя. Я сижу тихо, учащённо дыша, и не могу уйти. Он ранен. Ему нужна помощь.

Я, как всегда, не обдумав ничего как следует, медленно выхожу из своего укрытия и так же тихо направляюсь к Аполлону. Он не реагирует на меня, и лишь подойдя достаточно близко, я замечаю, что его глаза закрыты. Очевидно, что ему больно. Я медлю, прежде чем шагнуть в ореол яркого света, останавливаясь на границе тени, как будто именно она является последним «защитным рубежом», но потом всё же шагаю через эту условную черту и внезапно чувствую себя уязвимой, привлекающей ненужное внимание. Однако я хочу помочь бедняге, поэтому продвигаюсь всё ближе к недвижимому телу.

— Эй,.. — тихо зову я. — Ты меня слышишь?

Ничего. Никакой реакции. Снова предпринимаю попытку.

— Я хочу помочь тебе. Ты ранен и нуждаешься в лечении.

И опять ничего. Должно быть, он выключился, но как же тогда у него хватает сил стоять на коленях и не падать навзничь на асфальт? Я подхожу совсем близко и присаживаюсь рядом, изучая его. Первое, что приходит на ум — он невероятно хорош собой. Волевое лицо; ярко выраженные скулы, будто оттенённые тёмной пудрой; прямой, пропорциональный нос; слегка пухлые, нежно-розовые губы; из-под капюшона, накинутого на голову, торчат иссиня-чёрные волосы, и всё это на фоне безупречной кожи цвета ровного, здорового загара. Святые небеса, можно даже сказать, что он идеален! Подозрительно идеален. Я протягиваю руку и лишь слегка касаюсь порезов, думая, чем же перевязать его. На улице по-утреннему холодно, поэтому я не испытываю желания снимать свою куртку, чтобы использовать её как затычку. Но всё же она ему сейчас куда нужнее, а я потом постараюсь найти себе новую. Неохотно стягиваю с себя единственный барьер, защищавший тело от свежего, ледяного воздуха, и быстро оборачиваю им талию Аполлона. Затянув импровизированную повязку как следует, я решаюсь на попытку поднять его и как-нибудь, если повезёт, дотащить до подвала. Из всех сил пытаюсь хоть на чуток подвинуть его, но тело неподвижно и тяжело, словно огромная каменная статуя.

— Ну же… — шепчу я, кое-как сдвигая и таща мужчину за собой. Мне приходится буквально везти его по земле, потому что я всё же девушка, а не чемпион — тяжеловес, и мне его так просто не поднять. Плюсом ко всему, я тащу его лишь одной рукой, потому что другой должна удерживать свою добычу в виде чая, хлопьев и лапши.

Аполлон издаёт шипящий звук, а затем, не открывая глаз, обращается ко мне.

— Ты делаешь мне больно, — спокойно говорит он, вздыхая несколько раз.

Поразительное отличие мелькает в его тоне. Со своим врагом он разговаривал, как предводитель с подчинённым. Со мной же сейчас говорил усталый, вымотанный парень, который пережил ужасные события в это утро.

— Терпи, — кряхтя, отвечаю я. Какой же он тяжёлый!

Больше Аполлон не проронил ни слова. Даже тогда, когда я с трудом затаскивала его на кровать в нашем подвале.

— Кто это? — удивлённо хлопает ресницами моя сестрёнка, увидев огромного «дядю» — именно так она называет всех мужчин возраста Аполлона.

— Не знаю, — честно признаю я, наконец-то выпрямляясь и чувствуя каждую мышцу своей спины. — Но он ранен, и ему нужна помощь.

Я протягиваю маленькой продукты, и она, держа их словно хрустальную вещь, несёт их с гордым видом на нашу импровизированную кухню. Я вздыхаю. Что мне теперь с ним делать? Наверное, нужно стянуть с него аккуратно это странный плащ, а потом промыть раны хотя бы проточной водой. Почему странный? Видимо, у него есть утепление со стороны спины или что-то в том роде, ведь именно там он будто увеличивается в объёмах. Именно так я и решаю поступить. Садясь рядом с ним на кровать, я расстёгиваю чёрные, блестящие пуговицы и убираю пояс. Нужно было снять сначала рукава, а затем вытянуть плащ из-под его спины. Высвободив руки, я начинаю тянуть плащ на себя и вдруг замираю как вкопанная.

Со времён начала апокалипсиса я видело всё. Ну, по крайней мере именно так мне казалось ровно до сегодняшнего дня. На спине у мужчины были огромные, лоснящиеся, невероятно мягкие… чёрные крылья. Я теряю дар речи. Прежде мне не удавалось видеть нечто подобное. Я аккуратно провожу потрясёнными пальцами по нежному перу и вновь замираю. Крылья действительно вросли в спину Аполлона и не являются бутафорией. Моя голова тут же даёт сбой и начинает кружиться. Не может быть! У людей просто нет крыльев! Они не умеют летать!

В комнату входит сестрёнка, неся в руках тарелку с хлопьями.

— Назад! — сама не узнавая своего голоса, шиплю я.- Иди обратно на кухню.

Сестра удивлённо и испуганно смотрит на меня, но всё же повинуется и выходит. Я ещё с минуту ошеломлённо сижу, изучая нереальную картину, но затем решаю последовать её примеру, и потрясённо шагаю к двери. Не может это быть правдой! Не может и точка! Я тихо закрываю дверь, не осмеливаясь даже взглянуть на тело, занимающее почти всю площадь кровати.

Глава 2

После того, как я уложила сестрёнку спать, мои мысли полностью занял странный парень, лежавший в соседней комнате. Что если он опасен? Вдруг он убьёт меня и мою малышку также хладнокровно, как и того мужчину на улице? Эти вопросы уже несколько часов не дают мне покоя. Я сижу на слабоосвещённой кухне, между нашей с сестрой спальней и комнатой, где находится Аполлон, на случай, если всё же его одолеют дурные мысли. С одной стороны, он шокировал меня наличием этих огромных крыльев. Да покажите мне того, кого это может не шокировать! Да, в наше время люди привыкли к разного рода странностям, но это уже через чур. С другой, он так похож на человека, на самого обычного, любого из нас, исключая, естественно, внешность и физические данные. И он сейчас ранен, для меня это решает многое.

Я задумчиво вглядываюсь в свой стакан с холодным, едва заварившимся чаем, когда внезапно слышу глухой, неразборчивый стон. Моё тело напрягается как по команде, а мозг уже судорожно пытается понять, откуда этот звук, но через пару секунд я понимаю, что он доносится из комнаты, где лежит этот странный, пугающий незнакомец. Вначале я решаю не рисковать, и остаться сидеть на кухне, но стон усиливается и становится уже душераздирающим. В итоге, я встаю, беру стакан и наливаю воды. Пусть он будет хоть трижды уличный убийца, но в этом жестоком новом мире ему раненным не выжить.

Тихонько отпирая дверь, я прошмыгиваю в тёмную комнату. Мужчина всё ещё лежит на кровати, но похоже уже в сознании. Я осторожно подхожу к маленькому, квадратному прикроватному столику (возможно даже из шведского магазина Икея), который нашла буквально несколько дней назад, и зажигаю на нём свечку, чтобы хоть как-то осветить комнату.

— Ты живой? — шёпотом спрашиваю я.

Вместо ответа парень слегка шевелится и снова стонет. Его лицо искажается в гримасе негодования и отражает боль, но он не открывает глаз.

— Я принесла тебе воды. Ты хочешь пить?

— Нет, — басит он голосом, лишённый всяких сил.

Я поняла, что мужчина или явно не является болтуном, либо ему безумно-ужасно-кошмарно плохо. Но, судя по тому, как он стоически удерживался на коленях ещё утром на улице, скорее всего это просто замкнутый, тёмный тип.

— Я перевяжу твои раны. Но сначала промою их, — извещаю его я, огибая кровать и садясь рядом с его телом.

Аполлон снова подаёт признаки жизни, на этот раз более уверенно.

— Не надо, — шепчет он. — Само заживёт.

Я в недоумении гляжу на полумёртвого парня. Что он такое говорит? Как глубокие ранения заживут «сами»?

— И как ты себе это представляешь? Раны от ножа в живот сами, вообще-то, не затягиваются, ты не в фантастическом фильме.

Но ответом мне служит лишь его иногда прерывистое дыхание.

«Бедный» — думаю я, окидывая незнакомца жалостливым взглядом.

— Как тебя зовут? — спрашиваю я, смотря на его лицо.

На минуту в комнате воцаряется тишина, а затем мужчина всё же решает дать мне ответ.

— Ты не выговоришь моего имени.

Теперь я уже смотрю на него, как на истинного сумасшедшего, вроде тех, что бродят каждую ночь под окнами.

— У тебя такое длинное и сложное имя, что я не смогу произнести его? — с вызовом и, одновременно недоверием, говорю я.

Аполлон морщится и снова вздыхает, будто на его грудь прямо сейчас свалился тяжёлый груз весом в несколько тонн.

— Ты не обладаешь тем языком, которым нужно владеть, чтобы сказать моё имя.

Мой взгляд вновь падает на чёрные, блестящие крылья. Я вспоминаю, что этот парень — абсолютная загадка для меня и явно не человек, поэтому следовало бы проявить осторожность в общении с ним.

— Тогда переведи своё имя на мой язык, — чуть более уверенно заявляю я нарочным приказным тоном. Да уж, весьма «осторожно».

Аполлон издаёт смешок, после которого вновь морщится.

— Зачем? — интересуется он, и нотки надменности в его голосе окутывают помещение. Удивительно, даже на грани жизни и смерти этот возомнивший себя королём ситуации сумасшедший, умудряется язвить и тем самым выводить меня из равновесия.

— Затем, что я прошу тебя сообщить своё имя. Ты находишься в моём доме, а обычно хозяева знают своих гостей, особенно тех, которые не вызывают доверия от слова «совсем».

Мужчина снова усмехается, а затем затихает. Его тело спокойно и расслаблено лежит на двуспальной кровати.

— Умно. Молодец, — произносит он с поддельной похвалой в голосе, и парень вновь замолкает, слегка меняя позу.

— Анаэль, — поразмыслив, добавляет он серьёзным тоном.

«Анаэль» — повторяю я про себя. И что же в этом сложного то?

— Хорошо, — заключаю я. — Теперь я задам тебе другой вопрос. Кто ты такой? И почему ты не открываешь глаза? Не можешь?

— Это уже целых три вопроса.

— Отвечай, — проговариваю я, чертыхаясь про себя, что вообще притащила такую проблему, как он, в своё убежище.

Губы наглеца слегка дрогнут, искажаются в вымученной улыбке, а затем вновь выражение его лица становится равнодушным и бесстрастным.

— Мои глаза несколько… необычны, чтобы их открывать при тебе.

— Да всё-то у тебя необычное! — не удержавшись, всплескиваю руками я. — И имя, и глаза!

Отворачиваюсь и прислушиваюсь, чтобы убедиться, что своими возгласами не разбудила сестру, а потом возвращаю взгляд на место, и вижу то, что никогда, не при каких обстоятельствах уже не смогу забыть. Всё холодеет внутри меня, словно я угодила в ледяную реку суровой зимой. Анаэль смотрит внимательным, изучающим взглядом,.. а меня приковывают к месту большие, янтарные глаза.

Нет, это не просто карий цвет, каким наделена я и ещё половина жителей Земли, это ярко-огненные, рыже-жёлтые, пугающие и одновременно прекрасные глаза. Чтобы оторвать от них взгляд, любой особи женского пола могла бы потребоваться целая вечность. Казалось, будто вся вселенная заключена именно в них, и миллиарды звёзд живут в этом светящемся огне.

— Я же говорил, — устало, подчёркивает свою правоту Анаэль.

— Впечатляет, — отводя взгляд, собираю всю волю в кулак, а затем вновь смотрю на него. Пора прояснить ситуацию и ещё кое с чем. — Теперь говори, кто ты? Я видела твои чёрные… эм — я запинаюсь на следующем слове, словно не веря сама себе же, — крылья.

Анаэль гипнотизирующе глядит на меня и слегка прищуривается. В тёмном отблеске свечи, тени на его лице пляшут подобно старым шаманам индийских племён. Чёрные пряди волос обрамляют идеально точёное лицо. Это завораживает, пленяет, будто накидывает на шею невидимую цепь, от которой не избавиться, даже если очень сильно захотеть.

— Ты в детстве книжек не читала? — колко спрашивает он, будто ответ на мой вопрос настолько очевиден, что только глупец не заметит его.

— Читала, в том-то и дело.

— Так под какое же описание я подхожу? — произносит отстранённый голос, одновременно проникая в самые потаённые уголки души.

Я задумываюсь. На самом деле ответ уже крутился в моей голове несколько часов, но он был настолько нереальным, насколько это вообще возможно, и я твёрдо решила, что не позволяю ему слететь с губ. Но с каждой секундой мой мозг всё больше и больше убеждается, что ход мыслей явно верный. У людей не может быть крыльев и таких глаз. У них также не может быть такой потрясающей внешности, только если в прошлом он не был богатым постоянным клиентом талантливого пластического хирурга.

— Невозможно, — шепчу я скорее себе, чем ему, и сразу же замолкаю.

Повисла неловкая пауза, и только лёгкий треск огня нарушает эту немую тишину.

— Я — твой ночной кошмар, — наконец-то говорит Анаэль, словно стараясь ещё сильнее испугать меня.

Я шумно сглатываю.

— Мило, — мысленно закрываюсь от страшных картинок, крутившихся в голове.- Но ты не походишь на дракона с зубастой пастью, уж извини. И не надо угрожать мне. Не забывай, ты находишься в моей спальне… и твоя жизнь сейчас в моих руках.

— Не будь такой самоуверенной. Кто сказал, что у меня нет зубастой пасти?

И снова тишина между нами давит тяжёлым грузом на плечи.

— Что? — медленно и шокировано произношу я, бросая слегка испуганный взгляд на раненного парня.

— Ну, я к тому, что у меня есть зубы, — поясняет он, улавливая волны моего страха, а затем улыбается во все тридцать два. — Я не столетняя старушка, если ты не заметила.

— Лучше бы ты был старушкой… — тихо бормочу я. — Было бы меньше проблем.

Анаэль разражается смехом. Удивительная, мягкая мелодия скользит и наполняет всю комнату, и мне кажется, что даже коже становится теплее. Его смех, будто огонь, умеющий согревать изнутри. Он одурманивает, затмевает сознание, подчиняет разум. Мне приходится собрать в кулак всё своё самообладание, чтобы преодолеть это. Нервно касаюсь руки, сбрасывая невидимую тёплую вуаль.

— Кто ты?

Мелодия смолкает, и комната вновь становится холодной и не уютной.

— Я тот, кем ты пожелаешь меня видеть.

— Хорошо, — язвительно соглашаюсь я, радуясь обретению голоса. — Тогда ты- еда, и я съем тебя на завтрак.

— Не много ли мяса? Ну, в смысле, я — довольно таки большая порция.

Моё лицо перекашивается от удивления. Пернатый находится на грани существования, но, похоже, считает своим святым долгом по подкалывать меня напоследок. Парень вообще может быть серьёзным, или он раньше в цирке работал? Спустя минуту испытания моим гневным взглядом, Анаэль всё же делает одолжение, отвечая мне.

— Люди обычно не верят в существование таких, как я. Они могут видеть нас на каждом углу, каждый день, но ни за что не признаются себе, что это было правдой.

Я неизменно выжидающе смотрю на лежащего собеседника, и он вновь набирает в грудь воздуха для следующего монолога.

— Для тебя — я демон, — улыбаясь, отвечает он. — Хотя точнее, падший сын архангела, если тебе это о чём-то говорит. Вы прозвали нас именно демонами, хотя это не совсем точно, ведь настоящие демоны живут в Преисподние, а падших не всех изгоняют туда.

Мои брови взлетают вверх.

«О, да. Мне это говорит о многом. Но всё это бред» — первое, что приходит на ум. Затем мой взгляд вновь падает на лоснящиеся, благородно чёрные перья. Маленькие кусочки пазлов начинают складываются в голове: идеальная внешность, сильное тело атлета, колкий, едкий, невыносимый характер (это уже стало понятно из нашего недолгого разговора, да-да), и, конечно же, неземные, огромные, тёмные крылья. Конечно! Всё это, возможно, составляющие единственного слова: «падший».

— Я же говорил, что люди в этом плане ужасные скептики, — серьёзно произносит Анаэль.

— Нет, — смотря в одну точку, проговариваю я. — Почему-то я верю тебе.

И это было чистой воды правдой. Считайте, что я обезумела, но иначе быть просто не может. Я не фанатик религии, но кое-какие тексты о ангелах и демонах читала, и Анаэль прекрасно подходил под все описания.

— Чтобы развеять все остаточные сомнения, — тихо откашлялся парень, — задай себе вопрос: много ли людей ты видела с вросшими в спину, чёрными крыльями?

Я вновь встречаю взгляд янтарных глаз, который будто говорит «вот-вот». А ведь действительно, я никогда не видела подобных людей. Видимо, на моём лице отражается понимание, и даже безропотная вера, потому что Анаэль торжествующе смотрит на меня.

— Я рад, что хоть кто-то на этой пропащей земле не потерял веру в мифы и легенды.

Всё, что я могу ответить на его слова — это кивок. Мой разум отказывается функционировать дальше, он слишком шокирован происходящим. Я встаю и «на автомате» подхожу к прикроватному столику, а затем залпом выпиваю стакан воды, который принесла сюда ранее.

— Это была моя вода, — усмехающимся голосом замечает демон, и в его глазах отражаются весёлые огоньки.

— Ты отказался от неё, помнишь? — проходя к двери, отстранённо отвечаю я. Мне нужно побыть одной и свыкнуться с новой информацией. — Но так уж и быть, я принесу тебе новую.

— Эй, можно я тоже задам тебе один вопрос? — повышая тон, чтобы я его слышала, спрашивает Анаэль.

Я разворачиваюсь к нему и удовлетворительно киваю (похоже, что следующий несколько дней я буду прибывать в таком шоке, что смогу только так отвечать всем).

— Как тебя зовут? — спокойно спрашивает падший, слегка приподнимаясь на локтях и тут же морщась от боли.

Мгновение я думаю, отвечать ему или нет, но затем прихожу к выводу, что гости тоже должны знать имена тех, к кому пришли, не так ли? И особенно это касается тех гостей, которые сейчас валяются на кровати с полу разрезанными животами.

— Дея, — отвечаю я, выходя на кухню.

Когда я закрываю дверь, мне кажется, что он шепчет что-то типа «божественная», но до конца, естественно, я в этом не уверенна, ведь ничего подобного во мне нет и никогда не было, в отличии от него самого.

Когда я вновь принесла раненному падшему ангелу стакан воды, он уже спал. Поэтому мне ничего было делать, кроме как самой спокойно окунуться в сон.

Я захожу в комнату, где уже тихо посапывает маленькая сестрёнка. Моё новое спальное место состоит из хрупкой, очень старой одноместной кровати и накинутого на пружины небольшого одеяла. И только представьте, даже эти вещи в нашем пост апокалипсическом мире являются роскошью. Живот недовольно урчит, из всех сил показывая, что он голоден. Но я ничего не могу ему дать, потому что хлопья были отданы сестре, а лапша понадобится мне на завтра, чтобы восполнить силы перед следующей вылазкой за провиантом. И, возможно, мне придётся ещё разломать её на две части, чтобы накормить умирающего пернатого демона на моей шикарной двухместной кровати, уже и так пожертвованной ему.

Анаэль. Необычное имя. Хотя стоит ли удивляться этому? Он ведь падший сын архангела. Я могла бы больше удивиться, если бы его звали Петя или Вася. И, на сколько я помню, архангелов несколько, чей же он сын? Мысли о грозном ангеле преследуют меня до тех пор, пока я устало и абсолютно вымотано не проваливаюсь в царство Морфея.

Мне вновь снится сцена на улице. Бедный, загнанный в угол парень трясётся под натиском Анаэля. Теперь я стою очень близко к двум этим фигурам, поэтому вижу, как капельки пота выступают на лбу парня, прижатого к земле. Анаэль грозно сверлит беднягу глазами, будто пытаясь реально испепелить его. Но даже не эта жестокая сцена имеет значение. Языки пламени извиваются в непоколебимых, холодных, янтарных глазах. Они действительно плещутся там, перекрывая нижнюю часть радужки и даже немного задевая чёрный зрачок. Неужели у этого Аполлона реально горит огонь, когда он выходит из себя? Или это уже моя придумка?

Вдруг сцена резко меняется, и я вижу Анаэля уже перед собой. Он нависает, как Ангел Смерти. Понимая, что теперь я поменялась местами с тем беднягой, я искренни кричу от ужаса. Именно мои глаза сейчас видят злого, разъярённого демона. Страх парализует меня, как маленькую девочку, видящую тёмную фигуру, выползающую из-под кровати в её комнате, несмотря на все доводы родителей, что такого не может быть. Анаэль опасен. Более того, он смертелен сейчас. Я снова и снова кричу, в панике пытаясь отползти от его ног, но он делает шаги прямо на меня. Внезапно его руки поднимаются вверх с зажатым клинком в ладонях, а затем стремительно опускаются, прокалывая мою грудь насквозь. Я уже не кричу, а воплю, что есть сил, но затем яркая вспышка света прерывает кошмар и перед глазами возникает личико сестры, обеспокоенно глядевшее на меня.

— Дея! — шепчет она.- Ты чего?

Я нервно оглядываюсь вокруг. Моя комната не выглядит уютным особняком, но всё-таки и не является сущим ужасом — тёмной улицей с высоким фонарём.

— Плохой сон, — поясняю я, принимая сидячее положение. — Извини, что разбудила.

Губки малышки растягиваются в широкой улыбке, а глаза сияют, как две небольшие звезды. Я всегда удивлялась, как ей, такой крохотной и слабенькой девочке, хватает мужества сохранять теплоту и любовь в своём сердце ко всем живым существам на Земле, даже если они её будят очень ранним утром. Я-то уже давно потеряла эту способность и не вижу в людях ни капли хорошего.

— Сколько время? — задаюсь вопросом, не обращаясь ни к кому конкретно.

Моя сестрёнка плохо знает время в силу своего возраста, поэтому она лишь обиженно глядит на часы, оказавшиеся в моих руках мгновение спустя.

— Пора, — вздыхаю я, ставя будильник обратно на полку и вылезая из своей кровати.

— Ты снова уйдёшь от меня?

— Придётся. Ты же знаешь, нам нужно что-то кушать.

Сестра послушно кивает и бредёт по направлению к кухне, но затем останавливается в проходе и разворачивается ко мне.

— Чай?

— Чай, — утвердительно отвечаю я, натягивая узкие джинсы, в который раз поражаясь, как она умна не по годам.

Я чувствую угрызения совести, когда она исчезает в проходе. Она всего лишь маленькая девочка шести лет, а уже рассуждает как взрослая, умеет делать сама себе чай и может даже спокойно сделать себе тарелку хлопьев. Она сама заправляет свою кровать каждый день, и не потребовала от меня ни одной игрушки за столь долгое время. Апокалипсис отобрал у неё детство, а я до сих пор ни разу не принесла ей ни одной, даже самой маленькой куклы.

С такими мрачными размышлениями, выхожу на кухню, чуть не налетая на маленький стол посредине. Я хотела уже сесть завтракать, но на глаза попадается закрытая дверь, ведущая в спальню, и я вспоминаю про лежащего за ней Анаэля.

— Я сейчас приду, — говорю сестре и направляюсь к двери.

Открыв небольшую щёлку, я просовываю голову и оглядываюсь. Внутри комнаты настолько темно, что я даже не могу различить очертания предметов. Видимо, он затушил свечу, когда я уходила вчера вечером.

— Заходи, — раздаётся низкий голос из недр спальни.

Я неуверенно оглядываюсь на сестру, которая сидит на стуле и с задумчивым видом изучает кукурузные хлопья. Потом, словно приняв решение, нахожу в кармане спички и вхожу внутрь. Наощупь определяя предметы, я подхожу к прикроватному столику и чиркаю спичкой о коробок. Пламя свечи осветило комнату, и я оборачиваюсь на своего гостя.

Анаэль лежит на кровати и изучающе смотрит на меня. Когда его янтарные глаза словно касаются в прямом смысле моего лица, в голове резко всплывают картины из сна и то, как он хладнокровно лишает меня жизни. Мурашки пробегают по спине.

— Сейчас я уйду, — откашлявшись, начинаю я. — Постарайся не причинять моей сестрёнке проблем, иначе потом я обеспечу тебе их, можешь не сомневаться.

Демон изгибает губы в заигрывающей ухмылке.

— Угрозы вместо «Доброе утро»? Забавно, — наигранно нежно воркует он. В глубине его глаз загораются предупреждающее огоньки. — Но открою тебе маленький секрет, если ты родилась милой девушкой, то тебе уже не стать рьяным воином — сатанистом.

— Обойдусь без указов пернатой гвардии, — защищаясь, парирую я. И как у него получается довести меня до бешенства за долю секунды, сказав всего одну фразу?

Падший ангел разражается смехом.

— Меня называли разными именами, — хохочет он. — «Убийца», «демон», «беспощадный мститель», но «пернатой гвардией» — никогда.

Я сопротивляюсь, чтобы не рассмеяться вместе с ним. Комната вновь кажется мне самым уютным местом на свете, а образы из сна вспоминаются, как какая-то нелепость.

— Кто-то же должен положить этому начало, — серьёзным тоном сквозь зубы отвечаю я, но лишь для того, чтобы сдержаться от смеха. — Как ты себя чувствуешь?

Анаэль успокаивается и вновь удостаивает меня своим взглядом, но на этот раз дружелюбным и без задних язвительных мыслей.

— Лучше, гораздо лучше. Спасибо, что спросила.

Я не привыкла к такой мгновенной смене его настроения, поэтому в комнате повисает неловкая пауза.

— Эм… Мне пора, — скрашивая молчание, двигаюсь в сторону двери.

— Куда ты идёшь? — ударяет голос в спину.

Я разворачиваюсь и смотрю на Анаэля. Он уже не выглядит, как мастер колких выражений, обычно направленных в мою сторону. Скорее сейчас он создаёт впечатление самого обычного парня, который… волнуется?

— Ты беспокоишься? — не подумав спрашиваю я.

Губы демона вновь расплываются, но, опять-таки, в дружелюбной улыбке.

— Я просто интересуюсь. Если тебя там убьют, то кто же мне принесёт воды?

Я не умею разбираться в людях! Как можно было подумать, что он хоть на минуту оставит свои шуточки? Наградив Анаэля глубоким взглядом, полным недоверия, злости и неодобрения, а затем резко открываю дверь и выхожу на кухню.

Сестра уже пьёт чай, когда я проношусь мимо неё.

— Не заходи в эту комнату, хорошо? — спрашиваю я её, нервно трясясь.

— Хорошо, — послушно отвечает она, прижимая маленькую кружечку к себе.

Я поспешно целую малышку в щёку, хватаю застиранную с вечера куртку, распахиваю входную дверь и выбегаю из подвала дома номер десять.

Глава 3

На улицах всё также тихо и безлюдно. Стук гонимого ветром мусора — единственный звук, который можно уловить здесь. Небо покрылось серыми тучами, а туман, спустившийся прямо на дороги, ухудшал видимость в миллионы раз. Я осторожно начинаю свой путь вдоль линии полуразрушенных домов. На этот раз моей целью становится не тот маленький супермаркет, вблизи нашего подвала, а огромный торговый центр, занимающий на проспекте почётное центральное место. Угрызения совести добили меня, поэтому первый отдел, который я планирую посетить, станет отделом игрушек, а не еды.

По правде говоря, я почти не надеюсь, что там вообще что-то осталось. Скорее всего, люди, которые жили в том районе, уже разграбили магазин подчистую. Так что мои шансы найти что-то на полках крайне невелики. Однако я хочу принести сестре хоть какую-нибудь игрушку, чтобы хоть как-то скрасить безнадежные дни и то время, которое она проводит в подвале одна. Это нечто своеобразного искупления грехов перед маленьким человеком, который вовсе был не обязан терпеть тяжесть Новых дней.

Я пересекаю перекрёсток, старясь не стучать каблуками об асфальт. Но ещё больше я надеюсь, что мне не придётся в этот раз наблюдать за схваткой двух нелюдей и тащить кого-то из них к себе домой. Одного наглого демона, занимавшего мою кровать, вполне достаточно, если не в избытке. Когда я поворачиваю из-за угла, то, наконец, вижу огромной «Гранд Сити» — торговый комплекс, который повидал много звёзд на своём веку.

Я приближаюсь к одиноким дверям-вертушкам. Мне повезло, что они были остановлены именно тогда, когда вход и выход соединялись в одной секции. Я осторожно протискиваюсь внутрь. На первом этаже, перед собой, я сразу же вижу огромный, застывший эскалатор, ведущий на следующие этажи торгового центра. «Гранд Сити» был построен, как место, которое должно было вмещать в себя всё, что нужно для семейного отдыха. Продуктовый гипермаркет занимает весь первый этаж, и войти туда можно сразу же, обойдя эскалатор. На втором и третьем этажах разместились бутики и небольшие магазинчики: справа от эскалатора — одежда, слева — всё для творчества и книги. Четвёртый этаж полностью отдан под огромный отдел игрушек, а также небольшой парк развлечений для детей с мини-американскими горками и прочими аттракционами. Кафе и рестораны располагались на пятом этаже, но сейчас они стали более чем бесполезны. Всё остальное здание занимают офисы и частные фирмы. Но это было когда-то. Сейчас те этажи заброшены и забыты, потому что людей больше не волновали деньги.

Я быстрыми шагами поднимаюсь по пустому эскалатору на четвёртый этаж и двигаюсь к магазину игрушек. Отдел пуст, и я догадываюсь почему. Люди в наши дни вообще не заботились больше ни о чём, кроме еды. Поэтому все остальные магазины меркли, по сравнению с ещё имевшими запасы гипермаркетами продуктов. Но моя цель сегодня — найти особенною игрушку- любимую куклу моей сестры. Она потеряла её, когда мы в лихорадочном темпе бежали в аэропорт, чтобы успеть на последний рейс в Лос-Анджелес. Я ни разу не видела слёз в её глазах, но было ясно, что она расстраивалась по этому поводу.

Я обхожу много полок с нетронутыми игрушками, прежде чем нахожу то, что ищу. На одном из верхних стеллажей стоит коробка с большой куклой Бейби Бон в розовом костюме и, как мне показалось, пуантами. Я стягиваю игрушку поближе к себе и вот уже держу её в своих руках. Понимая, что на улице я не могу показаться с такой огромной коробкой, я нахожу коричневую, плюшевую сумку, которая идеально подходит размерам куклы. Вынув игрушку из упаковки, я аккуратно кладу Бейби Бон и её пуанты в свою новую находку. Ну вот, одним мини-грехом на моей совести меньше.

На первом этаже тоже оказалось пусто. Еды в гипермаркете теперь уже не настолько много, как перед апокалипсисом, но всё же есть из чего выбрать. Перекинув ремень плюшевой сумки через плечо, я расстёгиваю куртку и набиваю внутренние карманы тушёнкой, пачкой быстрой лапши, гречневой кашей в банке и одним киндером- сюрпризом. Еды можно было бы взять ещё больше, если бы нашёлся какой-нибудь пакет или ещё одна сумка. Я направляюсь на поиски любого из этих предметов и нахожу небольшой, пластиковый пакет в груде открыток и канцелярских принадлежностей. Уже иду обратно к полкам с продуктами, когда вспоминаю про Анаэля. Он ведь тоже живой, следовательно, он нуждается в пище как и люди. Захватив по дороге упаковку крекеров и солёных рыбок, поместив их в пластиковый пакет, а также наспех набросав туда всякой всячины вроде долгосрочных паштетов в банках, я отправляюсь на этаж с одеждой. Весь мой поход по торговому центру можно было бы считать вполне нормальным, если не учитывать, что я не плачу за то, что беру.

Одежды, в отличие от еды, здесь безмерно много. Я прохожу мимо бутиков, и хочу уже зайти в один из них, как вдруг вижу шикарную вывеску «Энтони Причел». Чего уж мелочиться то? Я должна жить сегодняшним днём, и когда же мне ещё представиться возможность получить дизайнерские вещи, не заплатив при этом ни доллара. Твёрдой походкой я отправляюсь в небольшой магазин с причудливо украшенными манекенами.

Когда мы все жили в мире, где никто ещё не знал про апокалипсис, то как-то на страницах модного журнала я увидела осеннюю коллекцию Дома мод Причелов. С того самого момента я отчаянно пыталась накопить денег хотя бы на шарфик с перчатками, а свитер или джинсы были тогда вообще чем-то невероятным. И вот сейчас я уже стою у железной огромной балки-вешалки, с развешанными на ней разнообразными кофточками и рубашками. Хоть какой-то плюс от вымирающего мира. Много вещей я бы не смогла унести с собой, поэтому заимствую лишь один вязанный, тёплый пуловер тёмно-шоколадного оттенка, переодеваюсь в чистые джинсы с железными заклёпками по краям карманов и накидываю на себя новую охристо-травяную куртку, приталенную по фигуре. В зеркале я довольно улыбаюсь себе, отметив, что весь мой наряд сочетается с тёмными глазами и светлыми, русыми, длинными волосами. Сменив чёрные замшевые ботинки на более практичные коричневые полу сапоги из кожи (и без стучащих каблуков), я запихиваю в сумку маленькую кофточку, тёплую нежно-розовую куртку для сестры. Только после такого основательного перевоплощения я решаюсь выйти из торгового центра.

На улице совсем стало темно. Тучи уже захватили всё небо, не оставляя ни единого просвета. Скоро начнётся гроза, поэтому я должна поспешить домой, чтобы не угодить под дождь. Небольшая, плюшевая сумка тихонько бьёт меня по бедру, пока я пересекаю шоссе. На дороге уже стали появляться тёмные круги, а до подвала ещё два квартала, поэтому я перехожу на бег. Внезапно одна капля угождает прямо мне на руку. Я осторожно поднимаю кисть к глазам, ощущая неприятное покалывание. Кожа в этом месте краснеет и слегка вздувается, будто её обожгли кипятком. Я быстрее прижимаю свой пакет к себе и бегу к одному из подъездов, прячась под крышей. Одно ясно точно — начинается кислотный дождь.

Именно в таком дожде погиб когда-то мой край. Эти капли словно кислота, разъедают всё, а особенно листики растений и человеческую, незащищённую кожу. Метал им проесть не по силам, а вот лёгкую ткань — запросто. Я прижимаюсь к стене под небольшим навесом, надеясь, что скоро дождь перестанет лить, и я спокойно смогу вернуться к сестре.

Вдруг небо озаряется белой вспышкой, а затем следует характерный раскат грома. Дождь начинает идти сильнее, и вот уже перед моими глазами встаёт серая стена, под которую лезть сейчас — самоубийство. Новый гром, сильнее предыдущего вынуждает меня вздрогнуть. Моя сестрёнка боится грозы. Она всегда забивалась в это время в самый дальний угол или жалась к одному из её родителей. Но факт в том, что я, её единственный родной человек, стоит сейчас посреди улицы в двух кварталах от нашего дома и отчаянно вжимается в стену, чтобы не сжечь себе кожу. В моей голове быстро проносятся и встают сотни сцен, как она дрожит в этот момент, сидя на своей кровати и плачет от страха. И снова раскат грома сотрясает чёрное небо.

Бедная, маленькая девочка! Я оглядываюсь, лихорадочно придумывая, как пройти дальше, не ошпарив при этом всё тело. Если идти вдоль стен домов, от крыши до крыши, то я окажусь на открытом пространстве лишь несколько раз и то примерно на семь-восемь секунд. Рискованно. Но это единственный шанс пробираться дальше. Я вновь осматриваюсь всё ещё надеясь найти другой выход, но вместо этого замечаю ещё одну фигуру, также прижатую к стене под крышей на другой стороне дороги. Человек явно смотрит на меня и так же, как и я, боится выйти из укрытия. Ну что ж, кто-то же должен быть первым. По иронии судьбы главная роль самоубийцы вечно выпадает мне.

С этими мыслями я обречённо вздыхаю и быстро отталкиваюсь от бетонного дома, не давая себе ни единого шанса передумать.

«Я иду к тебе, малышка», — ледяные уколы тут же вонзаются, пронизывая тело насквозь.

Мгновенно мир превращается в размытую картину, на которой видны только очертания и слегка заметны цвета. Я пытаюсь уберечь глаза от кислотных капель, складывая одну руку домиком над бровями. Второй рукой я крепко прижимаю к себе пластиковый пакет, который уже дымиться в некоторых местах. Тело обжигает. Я быстро бегу к другой крыше и встаю под неё.

Смотря на кисти и пальцы, невольно сморщиваюсь от боли. Волдыри полностью покрывают их, а там, где дождь проел всё едва ли не до мяса, можно ощутить к тому же и сильную пульсацию. Лицо также щиплет, и в пару мгновений небольшие царапинки превращаются в огромные, кровоточащие раны. Я тяжело дышу и пытаюсь совладать с болью и страхом, которые, словно волны, захлёстывают с головой. Гром сокрушает улицу и превращает проспект в поле боя. Вспышки, темнота и снова вспышки- всё, что можно увидеть. Внутри нарастает паника, а внутренний голос визжит нестерпимым тоном: «Беги! Беги скорее!». Я срываюсь с места, повинуясь интуиции, несусь по неживой, холодной и мокрой дороге. На мгновение все мысли покидают меня, оставляя лишь чувства страха, пустоты и смятения. Словно загнанный зверь, я мечусь от одного тротуара к другому, не различая ничего: ни домов, ни неба, ни земли. Внезапно голова проясняется и то, что я вижу перед собой, заставляет вздохнуть от облегчения. Моя рука крепко сжимает дверную ручку подвала. Я резко поворачиваю её вниз, грубо дёргаю дверь на себя и скрываюсь за ней.

Телом прислоняюсь к стене. В коридоре очень тихо. Настолько тихо, что я могу услышать стук собственного сердца, которое бьётся в ритме дождя. Я поворачиваю голову и гляжу вниз на дверь, ведущую в мою «квартиру». Отрываюсь от стены, как вдруг до моих ушей доходит слабый стон. Лишь через несколько секунд я понимаю, что он принадлежит мне. Глаза застилает едкая вода, а в голову резко врывается адская боль, от которой меня пошатывает из стороны в сторону. Ведя рукой по стене, чтобы не упасть, я дохожу до железной двери и тихонько открываю её.

Сплошная темнота режет глаза, которые и без того ничего не видят. Ни в кухне, ни в спальне нет света. Сестрёнка. Если с ней что-то случилось, я не переживу этого. Бросая все сумки, забываю о боли. Нужно найти её во что бы это ни стало. Шаркаю ногами по полу коридора, быстро приближаясь ко входу на кухню. Никого. Только темнота. Я начинаю паниковать, руками опираясь на небольшую тумбу. Слёзы невольно прокладывают дорожки по щекам. От страха потери, кровь приливает прямо к голове.

Внезапно я слышу тихий скрежет двери за спиной.

— Дея? — тоненький детский голос нарушает мёртвую тишину.

Из моей груди вырывается приглушённый стон облегчения. Она в порядке. Я зря волновалась. Моё тело резко поворачивается и кидается к сестрёнке.

— Аври! — не своим голосом взвизгиваю я, после чего ощущаю, как из глаз бегут уже целые ручьи.

Малышка прижимается к мне всем своим хрупким телом, бережно обнимая за шею, но при этом настолько крепко, что её ручки ни разу не разъединились. Она перепугалась не меньше меня, ведь я никогда прежде не оставляла её одну в такое время.

Аври слегка отстраняется, но лишь для того, чтобы посмотреть на меня.

— Что с тобой? — её губы искажаются в лёгком удивлении.

— Попала под дождь, — крепче прижимая её к себе, отвечаю я. — Ты сидела одна?

Сестрёнка виновато опускает маленькие глазки в пол и бросает неуверенный взгляд на дверь, ведущую в спальню. Смысл её действий доходит до меня слишком поздно, потому что на пороге кухни уже вырастает огромная фигура. Анаэль замерает, очевидно не ожидав увидеть сцену объятий. Его рука смущённо касается шеи, а затем изящные пальцы проходят сквозь и без того взъерошенные волосы.

— Прошу прощения, я не хотел мешать, — произносит он, но при этом в его тоне не слышно ни капли сожаления.

Падший проходит до тумбочки и наливает стакан воды. Сделав пару шумных глотков, он усмехается.

— Ты можешь не смотреть на меня так? Чувствую себя антилопой на водопое, за которой в кустах наблюдет хищник.

Действительно, я сижу, не сводя с него глаз. Мой рот слегка приоткрывается от удивления, и я уже не прижимаю к себе сестрёнку так крепко.

— Ты уже можешь ходить? — ошеломлённо произношу я.

— А ты уже списала меня, да?

— Нет, но ты выглядел паршиво во время нашей последней беседы.

Даже в такой кромешной темноте, рассеваемой лишь тусклым светом свечи, я вижу, как сверкают огненные глаза.

— Кто тут выглядит паршиво, ещё разобраться надо, — его губы искажаются в едкой ухмылке, а лицо приобретает выражение «крутого парня». — Я быстро восстанавливаюсь, в отличии от тебя.

Моё тело мгновенно реагирует на смесь издевательства с оскорблением напряжением всех мышц. Я стискиваю зубы от неприязни, но выдавливаю из себя улыбку, когда поворачиваюсь к сестре.

— Иди в коридор, Аври. Там для тебя есть маленький подарок в плюшевой сумке, — с искренней добротой и любовью говорю я.

Маленькая девочка тут же оживляется и с радостным, предвкушающим криком выбегает из кухни. Мой настрой тут же меняется, когда я вновь смотрю на демона. Я уже открыла рот, чтобы попросить его пройти в спальню для разговора, но Анаэль будто прочитав мои мысли, внезапно ставит стакан с недопитой водой рядом с чайником и молча отправляется в комнату. Я следую за ним.

— Аври? — наклонив голову в бок, спрашивает он, встав у кровати и дождавшись, когда я закрою дверь.

— Да, а что?

— Её так и зовут?

— Да, — вновь повторяю я. — Какие-то проблемы? У демонов аллергия на это имя?

Анаэль морщится и выглядит слегка сбитым с толку.

— Не оскорбляй меня, я не демон, забыла?

Он внимательно смотрит в мои глаза, будто изучая каждый оттенок радужки, а затем раздражённо смыкает веки и нервно проводит рукой по волосам.

«Один — ноль, пернатый!» — восторженно думаю я, мысленно представляя, как скачу по комнате от радости. Внешне же я, конечно же, остаюсь спокойна.

— Нет у меня аллергии, но это странно… — наконец говорит он, и его лицо напрягается. — Забудь, — заключает он, сопровождая это обречённым взмахом руки.

Нет, мне определённо не нравится этот разговор. Он должен выложить мне правду, или я достану сама её из него, пусть даже прибегнув к старым, мучительным пыткам с отрезанием конечностей, или как там ещё пытали во времена Средневековья.

— Что не так с её именем? — мой голос наливается сталью и становится осязаемо твёрдым.

В спальне снова нависает тишина. Вот почему он имеет привычку превращать и без того напряжённые моменты в тяжелейшие вечера моей жизни?

— Не горячись. Для начала скажи мне, полное имя твоей сестры ведь не Аври? — равнодушно произносят идеальные губы, которые частично прикрыты такой же совершенной ладонью.

— Откуда ты знаешь? — щурясь, отвечаю я. Мой взгляд невольно пробегает по предметам в тёмной комнате.

Но демон не спешил отвечать. Он ждал моего прямого подтверждения. Я уже начала раздражаться из-за его упрямства, как вдруг он произносит:

— Аврелия, так ведь зовут её?

Меня парализует шок. Тётя и дядя когда-то сами придумали это имя. Его никто не знал из посторонних. И теперь какой-то парень, пусть даже скинутый с небес, называет её не «Аврил», как все, а «Аврелия» — её настоящим и единственно верным именем.

— Откуда… — начала было говорить я, едва ворочая во рту онемевшим от удивления языком, как вдруг Анаэль несколькими шагами пересекает комнату и прижимает меня к стене, прикрывая мой рот рукой и задевая ещё пока свежие раны от дождя.

— Я расскажу тебе, но для начала, ты должна понять, что не всё так просто. Мой и твой мир… точнее, то, что от него осталось, — тут его глаза приобретают уже знакомый оттенок ехидства — неразрывно связаны на протяжении миллиардов лет. Иногда происходит то, что люди не в состоянии понять или осмыслить.

— Что за бред ты несёшь? — ворчу ему в руку я.

Анаэль сильнее прижимает её к моим губам.

— Тихо. Я пытаюсь сказать, что мой рассказ может вогнать тебя в транс или депрессию, — он пробегается по мне оценивающим взглядом. — Хотя нет, тебя скорее это приведёт в ярость, а меня к поломанным крыльям.

Я вновь впадаю в оцепенение. У демонов так принято: сначала запугать, а потом смеяться?

— Сядь, — резко приказывает он и за руку усаживает меня на кровать. — Готова слушать меня и не распускать руки?

Я поражённо несколько раз моргаю, а затем утвердительно киваю головой, ерзая на кровати от напряжения.

— Готова.

Анаэль обречённо вздыхает, нависая над мной. Все его жесты, взгляды, выдают ведение настоящей внутренней борьбы. Каждая мышца на волевом лице будто танцует свой никому не известный танец. От того, что даже такой хам, как он, подбирает слова и выглядит неуверенным, мне становится ещё больше не по себе. Насколько должен быть ужасным его рассказ, если он так ведёт себя? Наконец, падший заканчивает терзать себя раздумьями, очевидно следуя одному прекрасному плану: «Будь, что будет!».

— Дея, я пал давно. И жил в Аду до тех пор, пока мне не повелели выполнить одно задание, — его серьёзный и мёртвый тон заставляет корни моих волос встать дыбом.

— …К-какое?

Он вновь смотрит в мои глаза, словно говоря: «Я не виноват», а затем произносит:

— Мне сказали, что я должен убить юного ангела, по имени Аврелия, которого найду на Поверхности. Дея, я должен убить твою сестру и навсегда отдать её душу Люциферу.

«Один-миллион» — нервно проносится в голове, а затем мой мир взрывается и разлетается на множество маленьких частиц.

Глава 4

Я совершенно не чувствую своего тела. Только что Анаэль уничтожил всё, что я пыталась сохранить или построить. Я думала, что он поможет мне, что обрела невероятно мощного союзника, а вместо этого пригрела врага-убийцу, мечтающего лишить жизни единственного человека, ради которого до сих пор бьётся моё сердце.

— Убирайся! — визжу я, соскакивая с кровати, и толкая парня изо всех сил в грудь.

Анаэль отступает на шаг назад, но не дальше. Я снова кидаюсь, пытаясь ударить его как можно сильнее и больнее. Замахиваюсь кулаком, метя прямо в нос, но его тяжёлая и быстрая рука останавливает мой удар на расстоянии примерно в двадцать сантиметров от лица. Он пытается успокоить меня, хватая за плечи.

— Дея, — его глаза вспыхивают беспокойством. Он явно не ожидал такого рьяного сопротивления с моей стороны.

Но я продолжаю кричать. Мой мозг отказывается воспринимать какую-либо информацию, кроме уже полученной ранее. Я нервно задыхаюсь от ужаса, чуть ли не физически ощущая угрозу. Я клялась защищать Аври! Я дала обещание её матери уберечь сестру и отвезти её в этот город беженцев, когда уносила ноги из горящей, разрушающейся многоэтажки! А теперь что? Приходит какая-то птица и пытается отнять последнее, что связывает меня с прошлой жизнью, в которой существовало слово «семья»? Никогда.

— Уходи! — мой голос будто бы фоном звучит где-то далеко. — Убирайся! Не смей трогать её!

Анаэль что-то говорит мне. Его слова неразборчивым шумом гудят в голове, но абсолютно лишены чёткости. Я снова делаю выпад вперёд. Всё тело сначала парализует страх, но затем отчаянье и пустота возвращаются двойной порцией адреналина. Кровь словно закипает, и в следующее мгновение я не вижу ничего, кроме демона, который представляет угрозу. Перед глазами встаёт лицо маленькой сестрёнки, её улыбка. Затем я вижу дымящиеся обломки своего дома и женщину, которой уже нельзя помочь. Наверное, её безжизненные, стеклянные глаза будут преследовать меня всегда, ведь я стояла всего в нескольких метрах, когда громадная, тяжёлая бетонная плита упала, выбивая из них жизнь.

— Остановись! Хватит!

Я моргаю. Воспоминания сменяются изображением ярких, янтарных глаз. С трудом фокусирую зрение и вижу лицо, на котором отражается ужас и, может быть, даже страх. Анаэль и я стоим посреди спальни. Его грудь вздымается так, словно он только что боролся с чудовищем. Всё тело напряглось, видно каждую, даже мельчайшую мышцу. Руки прижимают меня к стене за плечи настолько крепко, что я чувствую затылком гладкий бетон. Падший, не моргая, смотрит на меня. В ладонях я ощущаю что-то мягкое и приятное. Невольно слегка опускаю взгляд, чтобы посмотреть на руку. Мой кулак сжимает какую-то непонятную, похожую на неровно нарезанные куски ткани, массу чёрного цвета. Я осторожно разжимаю ладонь и тихо взвизгиваю. Это перья. Вернее, то, что от них осталось. Мой рот приоткрывается от удивления, когда приходит осознание того, что я сделала.

— Что? — невнятно бормочу я.- Это…

Анаэль тоже смотрит на мою ладонь. В его глазах отражается боль, заставляющая блёкнуть огненный, янтарный цвет. Он тяжело вздыхает, но ничего не говорит. В этот момент мне становится стыдно как никогда до этого.

— Анаэль, я не хотела…

— Забудь. — отречённым голосом перебивает он. — Лучше послушай меня. Я не собираюсь причинять боль твоей сестре. Видишь ли, пока ты там на поверхности играла в добытчика — экстремала, я успокаивал её здесь.

Забывая, как дышать, мой стыд мгновенно сменяется яростью и злостью.

— Ты подходил к ней? — повышая тон, требую ответа я.

— Конечно подходил, — его невозмутимый настрой ещё больше разжигает гневный огонь в моей душе. — Она ревела.

— Можно подумать, что у тебя есть чувства.

Анаэль бросает на меня обиженный взгляд и отходит на два шага назад, давая мне возможность встать на ноги, и освобождая из плена своих сильных рук.

— К твоему сведенью, падшие ангелы не лишены чувств. Мы испытываем эмоции точно также, как и люди.

— Но ты убийца! — не унимаюсь я. — Ты хотел уничтожить маленькую девочку. Знаешь, что я думаю? Ты — жестокая, беспощадная, лишённая ума, птица — убийца!

— Сказала девчонка, которая только что хотела общипать меня заживо!

Действительно, это я упустила.

— Это ты довёл меня до такого состояния!

— Браво, — вдруг зааплодировал он. — Давай теперь искать виноватого.

Меня трясёт от раздражения. Резкие выдохи-вдохи помогают хоть как-то сдерживаться и не закричать вновь.

— Хорошо. Тогда ответь мне на один вопрос, Анаэль. Что падший ангел забыл в этом мире, если же не пошёл на задание? Что ты здесь делаешь?

Парень натянуто улыбается и выпрямляет спину, расправляя свои невероятно большие крылья.

— Я пришёл сюда по приказу, да, — медленно говорит он, словно специально растягивая слова. — Но лишь потому, что другого выхода из Ада у меня не было. Я просто воспользовался возможностью сбежать.

Молча выжидая продолжение ответа, я упираюсь руками в талию и слегка наклоняюсь вперёд. Падший закатывает глаза и недовольно продолжает:

— Извини, но человеческая девушка не входит в круг тех, перед кем я буду изливать душу.

Его пальцы нервно трутся друг об друга, но в голос вложена вся жёсткость, поэтому сразу становится ясно, вытягивать информацию прямо сейчас — неблагодарное занятие. Я киваю, мысленно отмечая для себя то, что должна всё-таки выведать, зачем он поднялся сюда. Что-то подсказывало мне, что это прямо касается меня или моей сестры.

Напряжение, царившее в комнате, внезапно нарушает стук, и дверь слегка приоткрывается. Из небольшой щёлки возникает голова Аври. Девочка улыбается, но при одном взгляде на наши лица, её улыбка исчезает.

— Эм… я только хотела сказать «спасибо», — смущённо шепчет она и опускает глазки на пол.

Я бросаю взгляд на Анаэль, который говорит: «Не смей ей это рассказывать» и «Вот это милейшее существо ты хотел убить?!». Ответом мне стал лишь пристальный взгляд и недовольное цоканье языком. Я быстро прохожу к сестре и беру её на руки.

— Хочешь рассмотрим подарки вместе? — нежно говорю я, заправляя выбившуюся прядь её непослушных волос за ухо.

Лицо Аври озаряется теплотой и радостью, она широко улыбается и начинает по-детски, чисто смеяться.

— Конечно!

Я спускаю малышку с рук и смотрю, как сестрёнка вприпрыжку бежит в нашу комнату за плющевой сумкой.

Оставшийся вечер проходит довольно тихо. Я и Аври сидим на её кровати и играем с Бейби Бон. Чуть позже она примеряет курточку, которую мне удалось раздобыть в магазине. Но ни на секунду я не могу избавиться от слов Анаэля, который теперь сидит в метре от нас на старом кресле и осторожно чистит свои перья.

Я бросаю на него случайный взгляд, и меня пробирает смех.

— Что смеёшься? — сверкая глазами обращается он ко мне.

— Извини, — мой голос иногда срывается от хохота. — Я была не права… ты достаточно чистоплотная птица.

Демон поднимает глаза на меня, и в глубине янтарного цвета вновь загораются опасные огоньки.

— Представь себе, я ведь ещё и про ванну с горячей водой знаю.

— А про гель? — тоненький голосок Аври вмешивается между нашей очередной перепалкой.

Анаэль громко усмехается

— И про гель для душа тоже.

— «Пухочёску» принести? — не унимаюсь я. — Знаешь, которой обычно котиков чешут.

Ангел пробегается по мне взглядом и едко выдаёт:

— Она тебе ни к чему, дорогая.

Я должна была обидеться или ещё хуже, взорваться, но вместо этого я запрокидываю голову назад и снова начинаю смеяться.

Сон не приходит ко мне этой ночью. Под окнами опять расхаживают психи с транспарантами, которых я сильно недолюбливаю, но не они стали причиной бессонницы. Голова полностью занята мыслями про Анаэля. Я поворачиваюсь на своей кровати прямо лицом в стену. Что же скрывает этот падший? Безопасно ли нам находиться с ним? Но что меня ещё больше волнует, так это то, что сегодня вечером я почувствовала малюсенький, едва живой огонёк тепла в груди. Конечно, я никогда бы не призналась ему в этом, но что-то определённо изменилось и это «что-то» начинало дико пугать. Я безумно надеюсь, что эта была ненависть, иначе у меня начинают вырисовываться громадные проблемы.

***

— Не лезь к моей кружке! Даже не смотри на неё! — воплю я, стоя посреди кухни, нервно тряся предмет в руках, размахивая им перед глазами Анаэля.

— На ней не написано, что она твоя! — защищается он, сверля всё вокруг взглядом и, должно быть, уже проклиная тот момент, когда он протянул свои пальцы к моей ярко-рыжей вещи.

— Но она моя! Не трогай Мурку!

Глаза падшего увеличиваются в размерах за доли секунды.

— … Ты назвала кружку Муркой?

— Да, — обиженно выпячивая губу отвечаю я, прижимая кружку с изображением кота к себе.

Анаэль приподнимает изящную, тёмную бровь.

— И после этого я ненормальный по всем фазам, да? — вызов в его голосе побуждает меня на более рьяную защиту собственности.

— Чёрт побери, возьми стакан! Но не лезь к моей Мурке, она к тебе не хочет!

— А вдруг этот стакан тоже имеет имя и не хочет ко мне? — ошеломлённо парирует парень, хватая стакан, и, чуть ли, не прижимает его к моему носу.

Я осторожно отодвигаю от него кружку и обхожу его, а затем аккуратно ставлю Мурку к её собратьям на полку.

— Стакан имени не имеет. Можешь брать, — поворачиваясь, выдавливаю я.

Анаэль усмехается, ещё с полминуты крутит стакан в руках и возвращает прозрачный предмет на стол, а потом ни слова не говоря выходит из кухни.

Да, так и начинались дни. Именно этими перепалками встречало меня каждое утро с тех пор, как падший ангел поселился в нашем подвале. Порой он был не выносим на столько, что я уже подумывала, как бы его вышвырнуть на улицу за шкирку, но были и плюсы — за это время я больше узнала о нём. Анаэль не походил ни на одного демона из старых страшилок бабушек и прабабушек. Наоборот, он скорее сошёл бы за бравого война, который был способен на благородные поступки. Он даже помогал залечивать мои раны от кислотного дождя, приходя с повязками почти каждое утро и меняя мне их. Но при всех достоинствах, у него имелся очень серьёзный недостаток: ОН ВЕЧНО ХВАТАЛ МОИ ВЕЩИ! Поэтому я никогда не посмею причислить его к списку идеальных супергероев (хотя мои глаза день изо дня опровергали это решение, смотря на бронзовую кожу, натянутую на стальные, рельефные мышцы и непослушные, шикарные чёрные пряди волос).

Аври стала часто упрашивать меня взять её с собой на очередную вылазку за продуктами, но я каждый раз отказывала ей, объясняя это чрезмерной опасностью. Когда сестра уже отступилась и на этот раз, а затем ушла в глубь подвала, Анаэль выглядывает из-за двери и серьёзно смотрит на меня.

— Я иду с тобой, — заявляет он, глядя, как я старательно заматываю шарф на шее, закрывая болезненные ожоги, которые до сих пор давали о себе знать.

— Зачем?

— Так безопаснее.

— Без тебя обходилась до этого, и дальше обойдусь, — отрезаю я и выхожу за дверь.

Как только мои ноги вступают на первую ступень лестницы, ведущей наверх, низкий голос басит за спиной:

— Нужно позаимствовать у тебя вредности, а то смотрю, тебе одной столько лишку.

«Всё же пошёл. Что ж, пускай».

Не обращая внимания на его ворчание, я осторожно поднимаюсь и открываю дверь наружу. Всё также тихо, только вот небо, впервые за несколько дней, очистилось и окрасилось в нежные розово-золотые краски. Выйдя на тротуар, я закрываю глаза.

Раньше я ненавидела утро из-за ранних подъёмов в школу, вечно отсыпалась по выходным, уткнувшись лицом в подушку. Теперь же всё было иначе. Каждый день я выходила именно в пять или шесть часов утра, чтобы хотя бы на мгновение вспомнить жизнь, которой я жила до того, как всё рухнуло. Сейчас мир кажется удивительным. Он будто бы чище, добрее, чем вечером или даже днём. Я невольно улыбаюсь, боясь открыть глаза и ощутить беспощадные уколы разочарования от того, что эти надежды — лишь ложь. Мысли отчаянно цепляются за ещё не поблёкшие воспоминания. Больше всего на свете я хотела проснуться и понять, что всё это — страшный сон. Соскочить с кровати и быстро пройти на кухню, где мама бы уже готовила завтрак: хлеб, облитый яйцом, а затем она бы сказала мне: «Доброе утро». Дрожь пробегает всему телу, создавая иллюзию тепла. Но тут я вздыхаю, опускаю голову и медленно открываю глаза. Нет больше ни хлеба с яйцом, ни тепла, ни дома, ни даже, возможно, мамы. Злость и боль обливают сердце, словно раскалённый метал. Раздражение волнами захлёстывает с головой, и вдруг я понимаю, что дрожу, а щекам становится неистово холодно. Легко касаюсь кончиками пальцев влажных дорожек, появившихся от слёз. Мой мир перестал существовать. Он разрушился, исчез, сгорел в огне и утонул в воде, унося с собой прошлую жизнь, в которой остались моя мама и моя семья. Новая же реальность такова: я стою посреди полуразрушенной дороги, окруженной потрескавшимися домами, со стен которых стекают непонятной желеобразной массой рекламные плакаты (их, очевидно, расплавили кислотные капли), а за моей спиной оглядывается по сторонам полуобнажённый парень с внешностью древнего бога и парой крыльев в придачу. Замечательно. Не пропаду.

Анаэль ни разу не окликнул меня и не выдернул из раздумий, а лишь тихо стоял, смотря на всё своим понимающим янтарным взглядом. Как только я нахожу в себе силы обернуться и взглянуть на него, он кивает головой в сторону небольшого магазинчика на самом конце улицы будто бы спрашивая «мы туда идём?». Ещё несколько мгновений я просто смотрю в пространство, пытаясь вырваться из огромных лап тоски, но затем фокусирую зрение на небольшом супермаркете и обречённо киваю. Ноги не хотят слушаться и идти по взорванной дороге, обходя валуны гравия, превращая походку в более, чем креативную.

На этот раз мы набираем еды в несколько раз больше, чем я принесла бы одна. Мой мозг даже допустил мысль, что нет ничего плохого в том, что падший пошёл со мной.

— О чём ты думаешь? — заводит на обратном пути разговор Анаэль.

— Что мне делать дальше, — отвечаю я, перепрыгивая через огромный камень, преграждающий путь.

— Например?

Поравнявшись, я бросаю быстрый взгляд на него.

— Мы же не можем жить тут всю жизнь и ждать, когда еда в магазинах исчезнет. Нужно что-то придумать.

— Думаешь, в лесу будет легче? — его уверенный и одновременно удивлённый тон сеет тысячу сомнения в моей душе.

— Нет, но там хотя бы не будет людей. Ты слышал этих сумасшедших ночью? Их становится всё больше.

Анаэль ничего не отвечает, а лишь тихо вздыхает, заставляя моё сердце отозваться беспокойством.

— Не того ты боишься… — едва слышно шепчет он и прибавляет шаг.

Я встаю на месте как вкопанная, прищурив глаза.

— Ты это к чему?

Анаэль всё также не отвечает, продолжая идти. Мне приходится последовать за ним и в какой раз смириться с молчанием, однако я размышляю над его словами до тех пор, пока мы не упираемся в дверь подвала. Падший без труда открывает её.

Моё сердце останавливается и совершает кульбит. Железная вешалка на входе перевёрнута, по всему полу лежат осколки зеркала. Я медленно оглядываю разрушения. Что тут случилось?

«Аври» — внезапно проносится в голове.

Бегом кидаюсь на кухню. Стол перевёрнут и сломан в трёх местах. Тумбочка превратилась в груду досок, будто распиленных или грубо нарубленных.

— Аври! — кричу я, бросаясь в спальню Анаэля, а затем в нашу с ней комнату.

Кровать сестрёнки сломана, матрас изрезан ножом так, что виден только лишь белый, ватный наполнитель. Игрушки лежат на полу в одной куче, за исключением Бейби Бон, которая валяется у стены в самом дальнем углу. Моя же кровать перевёрнута вверх ногами. Окно под потолком выбито, поэтому в помещении стоит холодный, утренний воздух.

Аври здесь нет. Я утыкаюсь лицом в стену, заглушая слёзы, хлынувшие наружу. Я потеряла самое дорогое, что у меня было. Прислонившись спиной к шкафу, скатываюсь вниз на пол, не чувствуя собственного тела. Внезапно тёплые руки ложатся на мои плечи, осторожно поднимая с колен. Я быстро вздёргиваю голову и вижу обеспокоенное лицо Анаэля.

— Мы найдём её. Я помогу тебе, — мрачно, но сочувствующе начинает утешать он. — У меня есть предположение, кто мог превратить подвал в груду хлама и забрать Аври.

Мой сердце предательски наполняется надеждой. Конечно! Анаэль мог бы помочь мне найти её.

— Кто? — сквозь рыдания спрашиваю я, пытаясь унять терзающую внутренности бурю.

Янтарные глаза падшего вспыхивают недобрым огнём, но в ту же минуту гаснут.

— Его зовут Гадрел.

— Кто? — вновь повторяю я. — Кто это такой?

Анаэль явно жалел, что пришлось заговорить об этом. Его тело напряглось, а губы стали тонкой, длинной линией.

— Так зовут одного из падших ангелов. Рождённых падших ангелов.

Я непонимающе смотрю на него, стирая слёзы рукой. Мне эта информация должна была о чём-то сказать?

— При чём тут Аври? — злость закипает в моей душе.

Пропала моя сестра, а он подозревает каких-то своих падших! Гораздо разумнее подозревать сумасшедших фанатиков апокалипсиса с плакатами, чем какого-то ангела. Им как раз нужны жертвы для своих жестоких ритуалов.

Анаэль тихонько качает головой.

— Он, наверно, разозлился, что ты помогла мне той ночью.

Понимание обрушилось на меня.

— Тот парень на улице — это он? Но ты ведь убил его.

— Убил? Нет, — Анаэль быстро качает головой. — Скорее просто отправил в нокаут на какое-то время.

— Этот Гадрел твой враг?

— Да, — грустно отвечает парень. С каждой секундой его глаза становятся на тон темнее. — Он мой злейший враг… и, как бы это сказать, сын по совместительству.

Глава 5

Скажите, если бы вы встретили ночью на улице сногсшибательного парня на вид не больше двадцати пяти лет (именно НЕ больше), который истекает кровью от ножевых ранений, то догадались бы, что он — бессмертный падший ангел, а тот, кто напал на него — его кровный сын? Я как раз не догадалась.

Эту новость сообщил мне Анаэль после того, как мы пришли в подвал дома номер десять и не обнаружили там моей маленькой сестрёнки Аври. С того момента прошёл уже целый день, но я всё ещё не могу принять и обработать полученную информацию. Её отняли у меня из-за того, что я помогла «пернатому» встать на ноги и оправиться после той ужасной ночи. Вот такая расплата за помощь! Сейчас я сижу на кухне, гипнотизируя воду в любимой оранжевой кружке. Со стороны, наверное, неприятное зрелище: неестественное, напряжённые положение тела, на котором странными лохмотьями свисает серая, потрёпанная майка; подогнутые под себя ноги, сложенные в позе «лотоса» на стуле; поникшие плечи; руки, которые трясутся сами по себе; красные, опухшие глаза и нос; влажные щёки, по которым каждый час текли новые потоки слёз; достойным завершением стали сутулая спина и кружка-Мурка.

— Ты всё ещё здесь? — пробасил он с конца кухни.

Не отрывая взгляда от воды, киваю. Шарканье нарушает тишину, в которой я провела должно быть уже несколько часов или даже весь день — не знаю точно. Анаэль лёгким движением берёт стул и ставит его рядом со мной.

— Кажется, когда я уходил, то просил тебя выспаться, — недовольным, но каким-то милосердным голосом обращается он ко мне. — Почему ты не в кровати?

— Не хотела.

Слабый тон поражает меня до глубины души. Это не мой голос… по крайней мере, я никогда таким не говорила до этого. Тёплая, чужая, на удивление уверенная рука накрывает мою трясущуюся ладонь, и от смены картинки перед глазами, я поднимаю голову и смотрю на Анаэля. А затем неожиданно даже для себя разражаюсь абсолютно неадекватным смехом.

— Что? — непонимающе встряхивает головой он. — Чего ты смеёшься, женщина?

— Ты выглядишь… — начала было я, но внезапно смех срывается на отчаянный короткий взвизг.

Я замираю. Мир резко становится каким-то чужим. Он теряет все свои краски и оттенки, покрываясь мрачной пеленой…, наверное, я схожу с ума. Душа рвётся на множество кусочков, а потом отчаянно пытается срастись обратно, будто понимая, что совершает ошибку. Сначала меня окатывает, словно водой, отчаянье, потом его сменяет пугающее равнодушие, а затем все чувства вытесняет неистовая, сильнейшая ярость. Нет, я точно схожу с ума.

— Дея, — ласковый голос прерывает внутренний спор и грубо отталкивает все эмоции на второй план. Я хотела и могла бы слушать этот звук вечность. Нежное прикосновение сильных пальцев к моему подбородку заставляет зрение вновь сфокусироваться.

Мы всё ещё сидим на кухне. Тёплый и одновременно чужой свет придаёт всем предметам в комнате лёгкий жёлто-оранжевый оттенок. Я сижу на хрупком стуле, рядом со мной, прямо напротив возвышается рельефная фигура падшего ангела. Тень некого испуга омрачат его лицо, но в невероятных глазах можно заметить… облегчение?

— Нельзя так делать, — проговаривают его нежные на вид, идеальные, пухлые губы. — Ты должна бороться с этим.

— С чем? — онемевши бормочу я, с трудом выговаривая столь простые слова.

Анаэль едва слышно усмехается, очевидно веселясь из-за моего незнания. Готова поклясться, если бы я не была в таком ужасном состоянии, граничившим с сумасшествием, то стала бы свидетелем рождения новой остроумно-колкой фразы в свой адрес.

— Дея, — серьёзный тон явно находится в полной дисгармонии с озорными проблесками. — Твоя сестра — Земной ангел. Ты жила с ней шесть лет и очевидно, что привязалась. Но видишь ли, когда ангел покидает своего, эм, наземного проводника, то у того начинается своего рода ломка. Люди сходили с ума от утраты своих небесных покровителей. Они пребывали в прострации годами, не замечая ничего вокруг себя. Или же испытывали съедающую изнутри депрессию, а концом в итоге становилось…

— Стоп, — перебиваю его я, чувствуя нарастающий гнев внутри. — Моя сестра- это моя сестра. У меня нет никакой ломки. Я страдаю, потому что люблю её! А не потому что у меня лишь какая-то иноземная привязанность, как ты говоришь.

Анаэль отодвигается назад. Интересно, что его испугало: то, что я всё это проговорила чёрствым, «армейским» тоном, не приемлющим возражений, будто выковывая каждое слово из сверхпрочного метала или то, что я при этом сопроводила свою речь активной жестикуляцией, то есть хаотично размахивала руками как потерпевшая? Хотя без разницы. Всё это произвело сильное впечатление, а значит, что моя цель достигнута.

— Понимаю, — кивая, сдержанно соглашается он, находясь под впечатлением только что настигнувшего его мини-взрыва. — С сумасшедшими не спорят, верно? — его глаз вдруг заигрывающее подмигивает. Хватает же наглости! — Ты любишь её, это правда, но и ангельская привязанность тоже имеет место быть, поверь мне.

— Что-то я не наблюдаю у тебя ангельской привязанности по отношению к своему злобному сыну, — ядовито выдаю я, проигрывая в голове сотни реакций падшего.

Но Анаэль сидит неподвижно. Я надеялась уколоть его этим, а он и глазом не моргнул. Досадно.

— Это другая история, Дея, — отстранённо говорит он, сопровождая слова медленным, шумным выдохом, а затем встаёт со своего места, очевидно не желая продолжать разговор на эту тему.

— Так расскажи мне её! — требую я, впиваясь взглядом в янтарные глаза, пытаясь остановить его. — Тебе не кажется логичным то, что я хочу больше узнать о похитителе своей сестры?

На минуту повисает тишина. Я терпеливо и выжидающе смотрю на Анаэля, который стоит передо мной, будто бы собираясь с мыслями и силами прежде чем принять решение. Наконец-то он поднимает сомневающийся взгляд с пола и садиться обратно на стул. Очевидно, судья в его голове вынес решение в мою пользу.

— Это давняя история, — начинает он, потирая лоб ладонью. — Всё это случилось ещё до того, как я пал.

Волоски на моих руках встают дыбом, словно предвкушая одну из сказок на ночь, которые рассказывала мне мама.

— Мой отец — великий архангел, из-за чего я всегда отличался от остальных детей ангелов, — продолжает он, задумчиво водя пальцем по круглому краю кружки, которую всего несколько минут назад я не выпускала из рук. Мой интерес берет верх, поэтому я не напоминаю ему о неприкосновенности Мурки. — Я всегда был сильнее, быстрее, ловчее, чем они. Мне давалось обучение легче, и поэтому раньше всех был зачислен в небесную армию.

Завораживающий голос будто приобретает очертания, увлекая меня в самую глубь моря его воспоминаний. И вот, я уже не вижу ничего, кроме как картинок, которых он рисует с завидной филигранной чёткостью.

— Я помню свой первый бой с легионом демонов Люцифера, — Анаэль кажется безумно печальным. — Это было так давно, но золотой блеск моего меча до сих пор не может поблёкнуть в памяти. Мы были действительно сильны, и тогда я сразил ровно половину врагов и заслужил право командовать своим собственным отрядом. Все признали мою силу и могущество. Ох, Дея, мне пророчили блестящее будущее рядом с сильнейшими архангелами. Сотни побед и ни одного поражения… я был так счастлив, когда заставлял гордиться мною отца. Но однажды, Архи отправили меня как проверенного война на землю, чтобы найти Земного ангела. Я сошёл с Небес с позволения Верховного совета и стал жить среди людей. Наверное, ты захочешь узнать, как давно это было. Что ж, я не помню точной даты, но примерно с того момента прошло уже тысяча лет. Меня всегда удивляла жизнь на земле, даже сейчас. Люди убивали себе подобных, разоряли целые города, уничтожали природу самыми изощрёнными способами. Словом, они вели себя как дети, за которыми нужно было приглядывать. С каждым днём я всё больше убеждался, что ангелы и люди абсолютно разные, у нас миллионы отличий, но также я понимал, как важна работа, которую мне поручили.

Лишь на секунду я выныриваю из пучины воспоминаний Анаэля и бросаю на него быстрый взгляд. В янтарных глазах погас свет, словно день сменила ночь. Они ярко блестят, но уже не от того, что в них плескаются языки пламени. Их заменили целые созвездия, сияющие рассыпанными бриллиантами в сотни карат.

— В вашем мире исчезала доброта и любовь в их первозданной форме, — продолжает напевать чарующий голос, будто каждое слово — это часть неизвестной мне древней мелодии. — Земные ангелы должны обеспечивать равновесие между добром и злом, но люди сами же истребляли их одного за другим, без сожаления или раскаяния. Кто-то принимал этих созданий за ведьм, кто-то говорил, что они умалишённые, но итог был один — смерть. Я должен был спасти одного из них от таких же людей, как ты.

Грудь падшего медленно и смиренно опускается, и поднимается, издавая глубокие вздохи. С каждым словом рассказ даётся ему тяжелее и тяжелее.

— Этим ангелом оказалась девушка. Я никогда не видел на тот момент никого красивее её. Она была словно живая богиня, сошедшая со страниц древнегреческих мифов. Но более того, она — самая чистая из душ, которых я встречал. Можешь осудить меня, но я влюбился и ничего не мог с этим поделать, — ангел накрыл ладонями глаза. — Единственным утешением и оправданием моих действий служила взаимная любовь. Вскоре она сказала мне, что ждёт ребёнка, и я был как никогда счастлив, — губы Анаэля искажает быстрая улыбка, но тут же исчезает, и у меня даже возникают сомнения, не привиделась ли она. — Однако, Верховный совет быстро перекрыл мне кислород и представил суду за нарушение самого главного правила Небес: ангелу ни в коем случае нельзя было связываться с земным созданием, даже если у него была явно божественная душа. Отец пытался оправдать меня, говоря, что она формально и не являлась человеческой дочерью, но всё же архангелы не сочли это смягчающим обстоятельством.

Анаэль вновь открывает глаза, и я прихожу в ужас от того, насколько сильная боль отражается в них. Парень как будто переживает сейчас всё вновь, и от этого я чувствую противный укол вины, ведь именно я заставила его снова увидеть прошлое, которое он так старательно пытался забыть на протяжении долгих лет.

— Ему удалось лишь уговорить Архов сохранить мне крылья, если можно назвать это сохранением, конечно. Когда я очнулся на земле, то увидел, что ни одного пера не осталось, ведь они все сгорели при падении. Из спины торчали кости, обтянутые голой кожей. Со временем перья отросли опять, но уже чёрные, как ты можешь заметить, вместо белоснежных… Вот так я стал падшим ангелом, Дея. Из неистового воина, старающегося за справедливость, я стал позором Небес.

Внезапно Анаэль поднимает на меня своё прекрасное лицо. Клянусь, я в жизни ещё не видела столько муки и страдания ни у одного человека. Он всё ещё жил в прошлом, воспоминания не покидают его также, как и меня. Они душат его, каждое мгновение преграждая дорогу и не давая идти дальше. Тёмный свет ложится на его лицо так, что глубокие тени лишь подчёркивают усталость и изнеможение, которые он так тщательно пытается скрыть.

— Как дальше жил твой сын и возлюбленная? — впервые подаю тихий голос с начала истории, вглядываясь в постепенно возвращающие свою яркость глаза.

— Сына я впервые увидел столетие назад, — с напускной лёгкостью отвечает он, хотя и поджимает губы. — Он был уже более, чем взрослый. Мы не поладили, потому что из-за меня ему пришлось расти сиротой, ведь его мать архангелы убили сразу же после вынесения приговора…

Моё сердце пропускает несколько ударов от сочувствия. Безумно трогательная и странная история, но мои мысли могут течь сейчас только в одном направлении.

— И как это поможет спасти Аври?

— Твоя сестра тоже Земной ангел, Дея, как и та девушка. Гадрел — падший от рождения ангел, поэтому есть только одно место, где она может быть.

О, нет, нет, нет! Знаю я, где «базируются» такие падшие ангелы, если верить слухам и книгам. И уже догадываюсь, что он имеет ввиду, когда губы Анаэля произносят невозможную, душераздирающую правду.

— Он мог унести её только к себе домой. А его дом — это ни что иное, как Ад.

***

Голоса. Кругом звучат странные, гортанные голоса. Почему сумасшедшие под окнами не могут спеть мне колыбельную вместо очередного, режущего слух напева, похожего на неудавшуюся пародию песнопений в старых храмах? Они отбивают ритм на самодельных барабанах, а иногда даже можно услышать неумелую игру на импровизированной гитаре. Неужели им становится легче, после того, как они прокричат свои лозунги и призывы на всю улицу или пробегутся по кварталу с плакатом в руках? Неужели они верят в то, что можно вернуть наш мир? Наверное, раз так поступают.

Вот только мне это не поможет, даже если я оббегаю весь Лос-Анджелес, заглядывая во все дворы и районы, с ватманом в руках. Вряд ли их песнопения послужат защитой от истинных демонов из легионов Дьявола. По крайней мере, я в это не верю. Куда реальнее сражаться мечом или ножом, нежели песней, верно?

Так прошла моя ночь, и именно так я встретила рассвет. Вчера вечером Анаэль рассказал мне историю своей жизни, которая больше была похожа на легенду из Библии или Книги Еноха. Удивительно, как Апокалипсис может изменить природу человека. К примеру, возьмём даже меня. В прошлом мире я не была сторонницей всякого рода магии, просто не веря в неё. Сейчас же мой разум абсолютно нормально воспринимает то, чего не могло быть в «той жизни»: ангелов, демонов, ада и рая.

Буквально за час мы с Анаэлем собрали все необходимые вещи в рюкзаки, которые он раздобыл в одном заброшенном спортивном магазине, куда я не смогла заставить себя идти — совсем расклеилась. Падший уговорил меня одеться «по-походному»: джинсы, бежевая, свободная футболка с длинным рукавом, моя теперь уже любимая охристо-травяная куртка и полу сапоги на плоском каблуке. Мы позавтракали, хотя в большей степени поел именно он, потому что мне и кусок в горло не лез, а затем покинули подвал без единого сожаления. Поразительно, но когда-то я сильно привязывалась к вещам, теперь же, понимая, что в новом мире нет ничего постоянного, спокойно отпускала их. Вот оно — ещё одно внутреннее изменение.

— Почему ты не хочешь рассказать мне, куда мы идём? — плетясь сзади, спрашиваю я падшего, который обгонял меня примерно на пять шагов.

— Потому что людям нельзя много знать, — не поворачиваясь и не останавливаясь отвечает он, обходя очередной раскол дороги.

Вот это уже становится интересно.

— А тебе не кажется, что ты слишком поздно это вспомнил?

Анаэль вдруг встаёт и непонимающе смотрит на меня.

— Ну, в смысле, что ты и так уже слишком много рассказал мне, — поспешно объясняю я, желая, чтобы его глаза хоть раз моргнули, а ещё было бы неплохо, если бы их озарил тёплый свет, иначе сейчас, при желании, он мог бы превратить меня в ледышку одним случайным взглядом.

— Я тоже об этом думал, — разворачиваясь, продолжает путь Анаэль. Можно выдохнуть. — Но потом пришёл к выводу, что, во-первых, я уже давно не подчиняюсь правилам Небес, а во-вторых, подобная взбучка пойдёт тебе только на пользу.

Поспешила я с выводами про выдох! Ох, как поспешила…

— Что? — мои ноги сами по себе будто врастают в асфальт и отказываются идти дальше. Наверное, им не позволяет продолжать путь возмущение, устроившее за секунды в душе целый шторм. — Какая ещё взбучка? Признавайся пернатый, куда ты ведёшь меня?!

— Естественно на убой, — вновь поворачиваясь, отшучивается он, растягивая губы в шикарной, белоснежной улыбке. — Знаешь, прямо как барашков и коровок.

Похоже, что мои тёмные глаза резко увеличиваются в размерах, судя потому, как растёт его довольство собой.

— Думаешь это смешно? — слегка угрожающе спрашиваю я, ставя руки на пояс.

Анаэль не счёл нужным ответить мне, а лишь запрокидывает голову и громко смеётся басом на всю улицу. Ну почему ни у одного парня, которого я знала до Апокалипсиса, не было и одной восьмой частички этого чудесного, ласкающего смеха? Почему Бог не мог одарить эту полуптицу не только идеальной внешностью, но и прекрасным характером? Зачем устраивать такую подлость и наделять самое совершенное тело самым едким и язвительным нравом, который только можно было составить из набора человеческих качеств?!

— Пойми, — наконец отсмеявшись, но сохраняя колкую ухмылку, проговаривает он сквозь зубы, чтобы сдержаться от вновь подступающего хохота. — Твой ершистый норов уже не укротить, кроме как силой…

— Что?! — перебив его, вскрикиваю я, чувствуя, как челюсть отвисает до самой земли. — Ты наглеешь на глазах. И вообще, птицам слово не давали!

— Птицам то может и не давали, а вот «пернатой гвардии» вполне дозволены высказывания.

Добрая ярость накрывает меня с головой. Сначала мне становится противно от того, что я повержена своим же собственными словами, сказанными ему, когда его тело ещё страдало от ножевых ранений и вечно пачкало простыни на кровати. Но вихорь смеха отгоняет все негативные эмоции как можно дальше и кружит в своём спокойном и тёплом танце. Обычно, после перепалки с Анаэлем я чувствовала опустошение или даже злость, но сегодняшний день, видимо, стал исключением, ведь на душе теперь наоборот стало легче. Маленький огонёк вновь вспыхивает в груди, согревая и невольно делая краски вокруг ярче, чем они были на самом деле.

Я резко одёргиваю себя. Нельзя позволять этой манящей теплоте вскружить голову. Я ни в коем случае не должна допустить, чтобы этот огонёк перерос в сильнейшее пламя. Мысленно рассеваю согревающую вуаль, запихивая все чувства в самый отдалённый уголок сознания. Понимая, что своими руками уничтожаю единственную защиту, продолжаю тушить уже разгорающееся пламя в душе до тех пор, пока не убеждаюсь, что на его месте осталась лишь горстка углей. Внезапно я становлюсь как будто обнажённой и уязвимой, как воин, у которого отобрали оружие и не дали даже щита. Тело невольно вздрагивает в попытках сбросить с себя тонкую ткань, сотканную из холодного огорчения и чувства опустошения.

Обеспокоенные янтарные глаза — это следующая картинка, которая возникает в сознании. Затем вырисовываются идеальные линии носа и губ, а потом я понимаю, что перед мной стоит Анаэль, и что между нами проходит лишь стена воздуха, толщеной примерно в пятнадцать — двадцать сантиметров.

— Ты начинаешь меня пугать, — шепчет встревоженный голос. Его взгляд изучающе бегает по моему лицу.

Я шевелю онемевшими руками, и обнаруживаю, что его ладони крепко сжимают мои хрупкие плечи, морща охристо-травяную ткань.

— Я опять отключилась, да? — задаю скорее чисто риторический вопрос.

Но Анаэль отвечает на него быстрым кивком и продолжает взволновано смотреть мне в глаза. Только сейчас я замечаю, что мы стоим уже не посреди дороги, а на тротуаре, в тени огромной многоэтажки. Видимо, он оттащил меня сюда, когда мой разум в очередной раз заволокло туманом.

— Почему это происходит со мной? — тихо спрашиваю я, нервно ища подсказку в его жестах или поведении.

Но падший ангел остаётся неподвижным.

— Я не знаю, — честно признаётся он, сопровождая слова приглушённым вздохом. — Но предполагаю, что это всё творит ангельская привязанность.

Опять взялся за старое. Эту песню мы все уже слышали.

— Ладно, ладно, — отталкиваясь от него, сдаваясь, вскидываю руки я. — Предположим, что эта твоя привязанность существует. И что с того, Анаэль?

— А то, что если бы я был на месте твоей сестры, то делал бы тоже самое.

— О чём ты? — устало отворачиваю голову я и вновь возвращаю взгляд на парня.

— О том, что может твоя сестра и не хочет, чтобы ты её искала?

Что он сказал?

— Послушай меня, — мои губы начинают слегка потрясываться, но я собираю всё своё самообладание, чтобы не сорваться сейчас. — Представь, что ты- маленькая девочка шести лет. Тебя похищает крылатый монстр, который потом ещё и утаскивает в самый настоящий Ад. Разве ты не будешь ждать помощи? Разве не будешь надеяться, что тебя спасут?

Анаэль вновь кивает, соглашаясь с моими словами, однако в глубине его глаз рождается сигнальный блеск, показывающий, что он начинает злиться.

— Насколько я могу судить, Аврелия сделала бы всё, только лишь бы не принести тебе хлопот. Я не считаю, что она специально вызывает у тебя помутнение сознания, чтоб ты её не искала и тем самым не попала в беду, однако она может думать об этом, а сила Земного ангела сама доделывает остальное. И кстати, у моего сына нет крыльев, он — не крылатый монстр.

Как же это было похоже на неё. Моя сестрёнка всегда послушна, и не причиняла мне ни одного неудобства. Она не бегала по лестницам, не выбегала на улицу без моего разрешения, а тихо и спокойно ждала в своём убежище. Тоска начинает беспощадно рвать сердце при одной только подобной мысли. Настала моя очередь поджать губы и резко, но кротко кивнуть Анаэлю.

Оставшийся путь мы прошли в тишине. Оказалось, что Анаэль вёл меня в другую часть города. Несколько раз нам приходилось убегать от безумцев по запутанным улочкам (они принимали моего спутника за «посланника Неба», хотя мы прикрыли его чёрное «отличие»), и несмотря на то, что парень мог взлететь и оставить меня разбираться с этим в гордом одиночестве, он всё же бежал на своих двоих рядом, ни разу не воспользовавшись огромными, сильными крыльями.

Анаэль привёл меня в маленький, охотничий домик за пределами Лос-Анджелеса. Это — полуразрушенная хижинка из дерева, явно неоснащённая ни водой, ни светом, ни отоплением. Но к тому времени я настолько устала, что ноги подкашивались, а голова ныла так сильно, что боль отдавалась противным звоном в ушах. Внутри домик был нисколько не лучше, чем снаружи, но всё же там стояла небольшая кровать и старый, потрёпанный диванчик.

Вечером падший разводит костёр прямо на полу, и я усаживаюсь прямо возле него, кутаясь в громадный, чёрно-белый плед, сделанный из плотного флиса. Анаэль тоже садится напротив огня, но при этом даже не надевая свою куртку.

— Тебе не холодно? — интересуюсь я, глядя как он сворачивает её в аккуратный квадратик.

— Нет, — голос падшего ангела мог соперничать теплотой с горевшим рядом костром. — Мне наоборот жарко.

— На улице максимум плюс пять, мы сидим в продуваемой насквозь хибарке, а тебе всё жарко? Серьёзно что ли?

Анаэль едва улыбается и устраивает сложенную куртку возле себя.

— Температура моего тела примерно тридцать девять градусов, Дея. Мне всегда жарко.

— Мммм, — протягиваю я, придумывая в голове какую-нибудь колкую фразу. — Да я смотрю, ты горячий парень.

Да уж, «верх» колких фраз. Брови на лице Анаэля ползут вверх, уголки губ приподнимаются в ехидной усмешке, а в глазах разгорается яркое пламя вызова.

— Давай ты оставишь свой флирт до утра, а то сейчас я немного устал отвечать на него.

Вы только посмотрите! Неслыханная наглость!

— Нужен ты мне больно, ещё и флиртовать с тобой, — заливаясь румянцем, бурчу я, сильнее кутаясь в плед. Почему он всегда выбивает меня из колеи?

Анаэль снова начинает смеяться, а потом встаёт со своего места и приближается ко мне, чтобы пройти к дивану. Я отворачиваюсь к костру, когда кончики его пальцев вдруг нежно проходятся по коже на моей спине. По телу пробегают мурашки, а на голову словно выливают ведро ледяной воды. Я делаю вдох и резко забываю напрочь как сделать выдох. Там, где мимолётно коснулись его пальцы, кожа будто горела, а затем этот жар начал заражать всё тело, в считанные секунды дойдя чуть ли ни до кончиков волос. Я ошеломлённо оборачиваюсь на него, но вижу лишь сильную, обнажённую, мускулистую спину, лежащую на диване. Анаэль уже заснул.

Потушив костёр, я устраиваюсь на маленькой, скрипучей кровати, с головой накрываясь тёплым одеялом что бы не чувствовать всепоглощающего и убивающего холода. Что это было? Зачем он затронул меня? Он так хотел поддержать меня или же..?

Спустя несколько часов подобных раздумий я засыпаю, но даже сквозь сон всё ещё чувствую жар от этого мимолётного прикосновения.

***

Говорят, что порой сны заставляют ненавидеть реальность, и некоторые люди счастливы забываться в них пусть даже не на долго. Но, видимо, я исключение из правил, потому что после печально участившихся ночных кошмаров я снова и снова влюбляюсь в свою настоящую жизнь.

Тёмная улица ведёт в никуда. Лампы в фонарях проливают самый тусклый свет, который я когда-либо видела. Моё дыхание вырывается в виде беловатого, густого пара, а по телу пробегают волны неистового холода. Как я попала сюда?

Я оборачиваюсь назад, но увы, это не приносит ответов на мой вопрос. Позади простирается неестественно чёрная дорога, покрытая подтаявшим, грязным снегом. Где-то вдалеке мелькают огоньки, должно быть там находится мост или маленькая деревушка. Вокруг меня нет ни души, только горы сугробов, которые образовывают миллиарды, похожих на стразы, крупинок-снежинок. В Лос-Анджелесе не бывает столько снега…, наверное, это моя родная страна.

Я вновь оборачиваюсь и неуверенно иду по грязной дороге к сверкающим вдали огням, как вдруг впереди вижу лёгкий, маленький, серый вихрь. Сердце начинает бешено стучать, а ноги сами собой останавливаются, словно предчувствуя что-то. Ночь будто специально сгущает краски, даря небу ярко чёрный, абсолютно непрозрачный цвет. Однако моё внимание приковано только к скромному урагану, перекрывающему путь. Внезапно из потока воздуха, похожего на высокую, бесконечную колонну, вылезает костлявая, мертвенно-белая рука. Внутри меня всё леденеет, и в ужасе я отступаю назад на несколько шагов, но не могу оторвать глаз. Холодный ветер поднимает крупинки снега и мчит их в небесную высь, унося так далеко, что человеческое зрение не в состоянии увидеть и понять, куда они улетают. Тем временем, из урагана появляется вторая рука, такая же бледная и мерзкая, как и первая. Невольно закрываю рот ладонью, стараясь не издавать ни звука. Но тоненький вихрь уже ослабевает, и я уже могу различить тёмную фигуру человека. Он неподвижно стоит в нескольких метрах от меня, держась в пугающей темноте. Я снова начинаю отходить назад в тот момент, когда фигура делает шаг ко мне.

«Спокойно. Дыши ровно, Дея. Сохраняй спокойствие», — шепчет эхо в моей голове, но паника нарастает с ужасающей быстротой.

Шаг. Ещё два, и я останавливаюсь на месте, пытаясь разглядеть наступающего незнакомца.

— Кто вы такой? — срывающимся от страха голосом, кричу я. — Что вам нужно?

Ответ не следует. Тень продолжает иди на меня. Я наблюдаю, как фигура достигает ореола света, который создаёт единственный более-менее работающий фонарь, и останавливается. Минуту мои глаза пытаются различить хоть что-то в её тёмном силуэте. Немая тишина окутывает меня, словно кто-то специально поместил мир в звукоизоляционную комнату. На секунду я расслаблюсь, считая, что дальше ничего происходить уже не будет, но тень, как будто услышав мои мысли, снова начинает приближаться ко мне. Когда свет касается лица незнакомца, вокруг раздаётся пронзительный визг, в котором проскальзывают нотки бешеного страха. Это кричу я.

У фигуры нет глаз. Вместо них зияют чёрные, глубокие впадины. Рот зашит огромными, мерзкими стежками, будто перед мною стоит какая-то огромная кукла Вуду. Кости обтягивает обезображенная, неживая, слегка светящаяся, тонкая кожа, покрытая отвратительной, зеленовато-жёлтой слизью. Чёрный, развивающийся на ветру плащ и стальной, острый предмет в руках завершают этот кошмарный образ. Дальше медлить нельзя, и я решаю бежать со всех ног в сторону моста. Я ничего не слышу и не вижу, кроме как грязной дороги. Ноги вязнут в талом, коричневом снегу так, что их безумно тяжело передвигать. Нужно обернуться, чтобы посмотреть не гонится ли это чудовище за мной, и я набегу поворачиваю голову назад, но там никого нет. Я останавливаюсь, нервно оглядываясь по сторонам и жадно хватая воздух ртом. Кто это был? Сердце так и норовит выскочить из груди от страха. Как загнанный в клетку зверь, я метаюсь из стороны в сторону, крутясь на месте вокруг себя. Что это было?!

Сглатывая нервный ком в горле, я решаю во что бы это не стало продолжить путь к огням впереди и оборачиваюсь в нужную строну. Внутренности бунтуют, и готовы податься наружу, ведь в трёх шагах от меня стояло оно. С такого близкого расстояния можно разглядеть, как под кожей на его лице сотнями червяками извиваются и пульсируют вены. Костлявая рука уже закидывает острый, заточенный нож, и сшитые губы кривятся в смертоносной, усмехающейся улыбке. Мне конец! Оно надвигается на меня…

Грохот внезапно врывается в сознание, и я соскакиваю с кровати, принимая сидячее положение. Хватаюсь за голову трясущимися руками, пальцами пронизывая волосы. Это сон. Всего лишь сон. Холодный пот ручьями льётся по всему телу. Сердце так бешено стучит, что кажется, если бы не рёбра, то оно бы уже давно пробило дыру в грудной клетке. Быстро осматриваю себя, но не обнаруживаю ножевых ранений.

Это сон. Это просто очередной ночной кошмар. Я сижу на кровати в маленькой хижинке, в которую Анаэль привёл меня вчера. Сам же он мирно сопит на небольшом, старом диванчике, уткнувшись лицом в мягкую подушку. Как же я завидую ему в эту минуту! Как бы я тоже хотела так мирно спать, но не всем Бог даёт расслабиться ночью. Глядя на него, в моей голове невольно проносятся мысли, что он и так многого насмотрелся, и, наверное, Анаэлю мои кошмары показались бы ерундой по сравнению с тем, что ему пришлось испытать наяву.

Я снова плюхаюсь на кровать, не оставляя надежды уснуть и увидеть теперь уже нормальный, добрый сон. Сначала я принимаю ту же позу, что и падший, упираясь лицом в подушку, но это не приносит мне долгожданного спокойствия. Потом я ложусь лицом к потолку, крепко жмуря глаза, однако и это не помогает.

«Может быть посчитать овец? Как там это делается? Одна овца, две овцы, три овцы…» — мысленно говорю себе, представляя серых овец, прыгающих через небольшую преграду. Но как бы я не вертелась, сон, видимо, больше не намерен приходить ко мне.

От досады я закрываю лицо одеялом и издаю жалобный писк, а потом нервно отбрасываю его и садясь, свешиваю ноги вниз. Бросая ещё один недовольный, даже завистливый взгляд на мирно спящего парня, я встаю с кровати. Солнце за окном уже начало подниматься, окрашивая горизонт в розовый, приторно-сладкий цвет. Свежий, лёгкий ветерок нежно ласкает траву на поле, которое простирается на сотни километров от охотничьего домика. Никакого снега или даже намёка на малейшую реальность сна. Вместо того, чтобы вдоволь наслаждаться утренним спокойствием и умиротворением, в моей голове ярким светом вспыхивают тёмные фрагменты кошмара. Я отворачиваюсь от окна и пытаюсь отвлечься. Как по заказу, мой живот начинает рьяно возмущаться, издавая булькающие звуки, будто говоря: «А не пора бы нам проверить местный холодильник и кухонные шкафчики?». Что ж, неплохая идея.

Повинуясь внутреннему голосу, я отправляюсь на кухню. Чуть не пройдя мимо маленького помещения, больше напоминающего кладовку, мои глаза с удивлением замечают стоящую там плиту. Весело, ничего не скажешь… Я захожу в дверной проём, радуясь, что мой рост далёк от модельных стандартов, а вот Анаэль сюда уже не протиснется. Что ж, значит судьба решила, что ему пора сесть на диету, и, конечно же, я поддержу его в этом, но только морально.

Внутри кухни находится раковина, из крана которой течёт ледяная вода; брошенное кем-то полотенце, которое я предпочитаю не трогать; на стенах неряшливо приклеена потрескавшаяся плитка с изображением кофе и кексов, а на полу лежит старый, пыльный коврик. Мило. Один за другим, я открываю шкафчики в поисках еды, но обнаружила там лишь обычный, не электрический чайник. Радуясь, что смогу попить в кой-то веке нормальный, вкусный, горячий чай, наливаю воды и ставлю находку на маленькую, газовую плиту. В холодильнике также ничего не оказалось, кроме давно просроченного сыра, покрывшегося плесенью. Держа в руках этот огрызок когда-то былой еды, я понимаю, что придётся довольствоваться только чаем.

Когда вода в чайнике начинает бурлить как в жерле вулкана, я завариваю себе горячий травяной напиток, и иду проверять Анаэля, ведь если тот проснулся, то я смогу предложить ему позавтракать со мной. Но увы, парень всё ещё спит, и ни одна моя попытка разбудить его не венчается успехом. Всё, чего я добиваюсь — это лишь недовольные переворачивания с боку на бок и «бурканье», напоминающее слова типа «отстань от меня». Плюнув на это бесполезное занятие, я возвращаюсь обратно на кухню и пристраиваюсь пить чай в маленьком кресле в гордом одиночестве.

За окном уже не видно солнца, оно далеко ушло ввысь. Интересно, раз ангелы реальны, и Анаэль тому доказательство, то правда ли то, что у каждого человека есть свой хранитель? Нужно будет как-нибудь расспросить его об этом. Но будет ли подходящее время для такого возвышенного разговора — кто знает? Наверное, нет, ведь сегодня мы снова собираемся пройти десятки километров, чтобы спасти мою сестру. Обречённый вздох срывается с моих губ.

Внезапно раздаётся громкий стук, и я подпрыгиваю от неожиданности, соскакиваю со своего места, обливая себя чаем.

— Проклятье! — рычу я вслух. — Ладно хоть чай остыл.

По спине пробегает холод, когда я понимаю, что звук идёт от входной двери, а негодование о пролитой жидкости тут же покидает мысли. Кто-то постучал в неё… но кто? Апокалипсис, на сколько я знаю, вроде всё ещё продолжается.

Гадая про себя, я на цыпочках крадусь по маленькому коридорчику, попутно заглядывая в комнату, где спит Анаэль. Удивительно, но даже стук, больше похожий на прекрасно отрепетированную барабанную дробь, не разбудил этого лежебоку.

«Ладно, пусть спит дальше» — говорю себе, возвращая внимание ко входной двери. Я испускаю вздох облегчения и благодарности, когда вижу, что прежние хозяева забыли убрать кочергу на место и поставили её прямо в углу коридора. Вооружившись, я прижимаюсь ухом к двери — никаких звуков.

— Кто там? — шепчу я, но не удостаиваюсь ответа.

А вдруг это Аври? Или тот, кто хочет помочь мне найти её и может показать куда идти? Я гипнотизирую ручку, когда слышу шорохи за дверью. Моё сердце в очередной раз за это утро пускается в пляс.

— Или немедленно говорите, кто вы, либо убирайтесь отсюда! — прибавляя нажима и громкости своему трясущемуся голосу, говорю я.

На этот раз мне в ответ хотя бы прошуршали. Я вздыхаю и наскоро придумываю план действий. Сначала я открою дверь, но при этом нужно замахнуться кочергой на случай, если там какой-нибудь сумасшедший маньяк. В любом случае я закричу, а это уже хоть как разбудит медведя- Анаэля. Хорошо, так я и сделаю… хотя план, на самом деле, абсолютно никчёмный. Встав в оборонительную стойку, чувствуя, как напрягаются все без исключения, мышцы, и занеся кочергу-убийцу над головой, я отпираю тяжёлую дверь, мысленно готовясь к самому худшему.

Дверь с противным тоненьким скрипом распахивается настежь, и мои глаза быстро кидаются оглядывать высокую фигуру, закрывающую собой проход. Перед мной стоит мужчина, одетый в чёрные джинсы с потёртостями на бёдрах и коленях. Атлетически сложенную, но худую фигуру накрывает неприлично обтягивающая футболка серого, я бы даже сказала стального цвета. На плечи небрежно накинута чёрная, кожаная куртка. Посмотрев на его лицо, я бы не дала ему и двадцати лет. Ледяные, холодные глаза прекрасно сочетаются с почти белой, но при этом вполне здорово выглядевшей кожей. Пепельно-белые, отливающие серебром волосы свисают в разные стороны, длиной достигая самого подбородка. Одна из белых прядей небрежно лежит на едва бежевых губах. Впечатление такое, что парень будто напрочь лишён пигментации.

— Кто ты такой? — грозно спрашиваю я, врезаясь глазами в каждый сантиметр его лица.

— Доброе утро, Дея, — убивающий, неистово холодный голос заставляет кровь мгновенно остановиться в венах. Я чувствую, как мои глаза расширяются от понимания, а затем от ужаса. Нужно закрыть эту дверь назад сию же секунду! — Разве мой папочка не говорил тебе, что если открывать кому попало, то можно больше не проснуться?

Я не успею сделать и малейшего движения, как темный туман окутывает меня. Ледяная улыбка истинного демона и по-настоящему злобный блеск в прозрачных, неживых глазах — это всё, что я вижу перед тем, как мир погружается в кромешную тьму.

Глава 7

Яркий свет мгновенно ослепляет, как только я предпринимаю попытку открыть глаза. Белая, плотная пелена является единственным препятствием на пути к реальному миру. Щурясь, я пытаюсь разомкнуть веки хотя бы на несколько миллиметров, давая глазам привыкнуть к этой абсолютной белизне. И знаете, что я вам скажу? Вокруг ничего нет. Под словом «ничего» я подразумеваю действительно ничего: ни пола, ни потолка, ни вещей. Я как будто зависла в искрящемся временами воздухе, даже не упираясь ногами об землю.

Но самое главное — это то, что я ничего не помню. В моей голове царят пустота и неразбериха. Задыхаясь от паники, из груди начинает вырываться обрывистое дыхание. Эта пустота пугает меня. Память не содержит даже собственного имени.

«Кто я? Где я? Что случилось?» — шепчет голосок в голове, но так и не получает ответа от сознания. Странно, но в какой-то момент мне кажется, что я слышу поразительно знакомые высокие частоты, едва уловимые, пищащие звуки. Какой-то участок памяти пытается высвободить несколько фрагментов воспоминаний наружу.

Перед моими глазами вспыхивают серые, с желтоватым оттенком, старые стены, а в нос ударяет запах лекарств и нашатырного спирта. И вот я уже вижу белую, узкую кровать, на которой без сознания лежит пожилой мужчина с седыми волосами. От его губ тянутся многочисленные прозрачные трубочки, а на лице надета пластиковая кислородная маска. И здесь присутствует он — тот самый противный пищащий звук, который заставил моё сердце облиться кровью.

Из всех хороших и плохих событий жизни, моё предательское создание для приведения памяти в чувства выбрало именно этот ужасный момент, который заставил меня замкнуться в себе чуть меньше, чем на год.

Воспоминания привели меня в палату одной из городских больниц. Теперь я понимаю, почему этот писк вызвал дрожь во всём теле. Именно он стал предсмертной симфонией, которая сопровождала уход из жизни одного из самых дорогих мне людей. Этим пожилым, беспомощным и умирающим мужчиной был мой дедушка, и он умер ещё до Апокалипсиса от тяжёлого заболевания.

Апокалипсис… Да, он определённо случился в моём мире, он мне знаком. Однако, где я сейчас? Вырвавшись из цепких лап воспоминаний и отогнав образ угасающей жизни, я снова пытаюсь вывернуть свою память и найти зацепки, по которым я догадалась бы, кем на самом деле являюсь.

Внезапно белое пространство вокруг меня ровной полосой режет ярчайший свет. Я закрываю глаза ладонью, чтобы не ослепнуть от этого светлейшего потока. Вокруг меня заплясали серебряные огоньки, воздух заблестел так, словно кто-то распылил здесь огромный баллон лака для волос с мерцающими частичками. Золотистые облака возникли ниоткуда, окутывая меня со всех сторон. Маленькая щёлочка на моих глазах стала огромным проходом, разрастаясь всё сильнее и сильнее. Наконец, будто в ореоле, я вижу высокую фигуру.

— Добро пожаловать, дитя, — громыхает она. Каждое слово этой фразы наполнено ласковым, певучим голосом, который настолько красив и чист, что если бы он был материален, то лучи света струились, заключая его в своё святое кольцо.

Я же лишь могу ошеломлённо смотреть на свет, частично защищая от него глаза.

Это ангел. Настоящий, светлый, чистый ангел. За его спиной раскинулись белые, пушистые, мягкие крылья, которые поблёскивали на солнце, отливая цветом морского жемчуга. Тёмно-русые, кудрявые волосы спадают на плечи, касаясь нежной, шёлковой ткани, подпоясанной тоненьким, верёвочным поясом. Невероятно, но это самая непорочная душа, которую мне когда-либо приходилось видеть. Широкие, миндалевидные глаза цвета утреннего рассвета излучают спокойствие и мир, в них плещется мудрость, собранная не за одно тысячелетие. Он шагает ко мне, касаясь воздуха и мягкой «ваты» облаков босыми ногами.

— Меня зовут Рафаил, — поёт он, подходя ближе. — Я — архангел, один из членов Высшего Совета. Ты, наверное, уже слышала о нас, так ведь?

На долю секунды я замялась. Он говорит правду, я действительно уже слышала истории о ангелах, но вот только никак не могу вспомнить их рассказчика.

— Должно быть, у тебя много вопросов, дорогая Дея, — словно прочитав мысли, говорит ангел, позволяя тёплой улыбке тенью лечь на лицо.

Дея… это моё имя. Яркая, молниеносная вспышка озаряет мою память, освещая даже самые тёмные её уголки. Теперь я помню всё: Апокалипсис, Анаэля, Аври, даже того пепельного блондина, которому я открыла дверь. Ох и дурочка же.

— Воспоминания — хрупкая вещь, — кивает Рафаил, в его глазах загорается понимание. — Их можно потерять так же легко, как любой другой предмет. Но их также нетрудно вернуть назад.

Все вопросы на счёт моей жизни отпадают сами собой, кроме одного, самого главного на сегодняшний момент.

— Где я? — осматривая всё вокруг, неуверенно спрашиваю я.

— Ты на Небесах, дорогая, — певуче отвечает он, слегка раскрывая свои жемчужные крылья, про которые я уже почти забыла. Что?!

— Где, где? — мой голос по капле наполняется осторожностью и тревогой.

— Гадрел, дал тебе своего рода путёвку Наверх, если так понятнее, — улыбаясь, объясняет ангел, но ещё больше запутывает меня.

Теперь я вконец не понимаю, о чём он говорит… какая ещё путёвка, чёрт подери?!

— Что ты имеешь ввиду? — опешив, прищуриваюсь я.- Я что,… умерла?

Рафаил вскидывает руки вверх, словно успокаивая меня.

— Пока что нет…

— Пока что?! А могу?! — чуть ли, не сходя на визг, вскрикиваю я, перебивая его.

Ангел награждает меня недовольным, но при этом снисходительным взглядом, в стиле «Замолчи, и узнаешь больше».

— Можешь, как и любой другой человек, Дея, — отвечает он, вновь возвращая в глаза искрящуюся теплоту, разливающуюся ослепляющими бликами внутри радужки цвета утреннего неба. — Но я не думаю, что Анаэль допустит этого.

— Ты знаешь его?

Мой обеспокоенный и удивлённый тон, казалось, слегка забавит архангела, судя по тому, как хитрая улыбка скользит по нежным, розовым губам.

— Разумеется, я знаю его. Он был моим лучшим другом до того Суда. Даже тогда я отдал свой голос за то, чтобы его оставили на Небесах. Должно быть, ты уже знаешь эту историю.

Глаза Рафаила потухают, а затем загораются вновь. Интересно, у всех ангелов есть эта особенность? Очевидно, когда они придаются воспоминаниям, то цвет куда-то улетучивается и возвращается, когда они вновь вспоминают про настоящее. Я уже знаю двух таких загадочных созданий, осталось лишь посмотреть на остальных.

«Всего то», — ехидно напоминает внутренний голос. — «Ты уже стоишь у входа в Рай. Пол дела то сделано».

— Ты поможешь мне выбраться отсюда? — рассчитывая на поддержку, задаю вопрос я.

Рафаил разражается смехом. Я уже слышала эти звуки: тёплые и согревающие, пронзающие, заглядывающие в самое сердце и наизнанку выворачивающие душу.

— Все люди мечтают попасть сюда, Дея. Ты же мечтаешь выбраться отсюда.

— У меня есть незаконченные дела на Земле, Рафаил, — контрастно серьёзным тоном, говорю я.

Ангельский смех затих так же быстро, как и возник. Мужчина выпрямляется, а затем одобрительно кивает головой, как бы понимая меня.

— Твоё время ещё не пришло, в этом ты права. Ты не останешься здесь… по крайней мере, пока…

Эти слова нарушают моё и без того хрупкое равновесие, и заставляют ноги слегка подкоситься.

«Пока не останешься здесь», — гремело в голове. — «Пока…»

Что же он хотел сказать этим? Внезапно, мир для меня закружился и хаотично завращался. Нет, похоже, что угрозы в ангельской манере были здесь не причём. Я обхватываю голову руками, закрывая глаза и пытаясь остановить возникшую внутри карусель.

— Не бойся, — улыбается ангел, касаясь моего плеча. Какая же тёплая, мягкая у него рука! — Кто-то приводит тебя в чувства в реальном мире.

Яркие глаза Рафаэля начинают расплываться и терять очертания. Облака, как по взмаху волшебной палочкой, растворяются в воздухе, оставляя после себя лишь лёгкое, золотистое свечение. Лишь одно осталось неизменно: нежный, певучий голос ясно звучал внутри меня:

— Я наблюдаю за тобой, Дея. Береги себя. Доверяй Анаэлю, и передавай ему «привет» от меня. Он уже никогда сможет оставить тебя, — последние слова, которые я смогла услышать, перед тем, как свет окончательно погас, и я вновь растворилась в темноте.

***

Пик-пик-пик-пик…

Аппарат жизнеобеспечения издаёт тихие, почти незаметные звуки, однако именно они разрывают мою голову изнутри. Я не решаюсь открыть глаза, боясь, что вновь увижу что-то не поддающееся ни логике, ни объяснениям. Да, да, я имею ввиду своё невероятное путешествие в Рай, включая и знакомство с архангелом Рафаилом. Но не только это тревожит меня и заставляет не спешить просыпаться. Каким-то невообразимым образом я оказалась в больнице или медпункте, который благополучно пережил Апокалипсис, а чтоб вы знали, таких остались единицы. Это значит, что врачам будет очень любопытно узнать, помню ли я хоть что-нибудь. Вот тут-то моя фантазия должна выложиться и показать себя во всей красе, ведь мне категорически нельзя рассказывать правду. Моя история — это настоящий Голливудский блокбастер, после обнародования которого мне, скорее, выдадут билет в один конец до психбольницы или поместят в изолятор до конца жизни, чем номинируют на «Оскар» или хотя бы поверят.

Пик-пик-пик-пик… это начинает надоедать. Каждый короткий звук подобен капле, прямой наводкой бьющей по оголённому нерву в моей голове. Я осторожно приоткрываю один глаз, чтобы разглядеть очертания предметов в помещении. Сквозь узенькие щёлки сочится сплошная темнота. Я не вижу ни света, ни теней, что странно для нормальной больничной палаты. Хотя, о какой нормальной палате вообще может идти речь, когда Земля гибнет, верно?

Стены помещения выполнены в тёмных, каких-то серо-грязных тонах. Пол выложен мраморными плитками, но самое странное, что я замечаю — это полное отсутствие окон. Источником света служит одинокая, толстая свеча, стоящая на прикроватном столике возле узкой кровати, на которой я и лежу. Я осторожно поднимаю руку и натыкаюсь пальцами на полупрозрачную маску, облегчающую дыхание. Желая согнуть вторую руку, я чувствую неприятный укол прямо в районе сгиба локтя. Оттуда тянется тонкой нитью трубочка, подключённая с одной стороны к лекарству в стеклянной колбе, а с другой к игле, введённой прямо в вену. Очевидно, что кто-то хотел сохранить мне жизнь, раз решил потратить запасы безумно драгоценных в наши дни лекарственных препаратов, да ещё где-то раздобыл аппарат жизнеобеспечения.

Впервые в жизни мне принесли пользу частые болезни в детстве. Именно из-за этого я знала, как снять маску и убрать капельницу, что и делаю в итоге. Как только мои ноги касаются пола, стопы пронзает леденящий холод мрамора, впивающийся в кожу лёгкими, но глубокими уколами. Всё внутри твердит в унисон, что нужно как можно скорее убраться отсюда. Я приоткрываю дверь палаты и выглядываю наружу.

Первая мысль, которая приходит в голову– это то, что меня держат в подвале. Длинный коридор, освещённый холодным светом ламп, но также не имеющий ни одного окна, служит подтверждением правильности моего предположения. Я осторожно выхожу из комнаты и двигаюсь по нему, иногда касаясь рукой бетонных стен. Коридор оказался длиннее, чем я думала, однако он приводит меня к ещё одной двери. Может быть дёрнуть ручку и войти? Уже кладу руку на гладкий металл, как вдруг тишину разрезают незнакомые голоса.

— Неужели ты настолько глуп, что смеешь предполагать, что он придёт за ней? — говорит человек по ту сторону двери, определённо женщина.

Я ёжусь, гораздо приятнее слушать шипение змеи, чем этот голос.

— Он придёт. Я знаю это, ведь без неё у него нет ни единого шанса вернуть своё доброе имя.

С моих губ срывается приглушённый всхлип. Собеседником женщины является никто иной, как тот самый беловолосый парень, заявившийся в охотничью хижину.

— Да похоже, что твой отец плевать хотел на своё доброе имя, — вновь шипит женщина.

— Ты не знаешь его. Этот дурак всё отдаст за то, чтобы вернуться на Небеса и вновь стать воином — предводителем, обладающим поддержкой Михаила.

— Сам то веришь в то, что говоришь, Гадрел? Покажи мне хоть одного падшего, который смог заслужить прощение Высшего совета.

«Разве мой папочка не говорил тебе…» — звучат в моей голове слова, услышанные в то злополучное утро. Беловолосый и был Гадрелем. И похоже, что он приходил не за своим отцом. Его целью изначально являлась я.

Говорящие переходят на шёпот, поэтому мне приходится вжаться в дверь и плотно прислониться к ней ухом.

— Говорят, — начинает Гадрел. — Отец нашёл полный текст Древнего пророчества.

— Не может быть, — твёрдо перебивает его женщина, словно точно уверенная в своих словах и не терпящая возражений. — Его потеряли ещё первые Падшие на этой кошмарной земле. Никто и никогда не сможет найти его, а наверху знают лишь небольшую часть.

— Ты можешь выслушать молча?! — прикрикивает он на неё, а я думаю, что этим он явно пошёл в отца. — Не надо учить меня, что может быть, а что нет, Наама. Я и без тебя знаю всё. Но меня уверяли, божились, что ему удалось найти свиток.

Точно. Копия отец.

— Чем это грозит для нас?

— Пока не знаю, но вряд ли в Пророчестве разрешается иметь незаконнорождённого сына — падшего, если хочешь вернуться Наверх. Он уже пытался убить меня на грязной улице около дома этой девчонки, но потерпел поражение, а я оправлялся долго. Думаю, на этом он не остановится.

Тошнотворный, противный, больше напоминающий скрежет, смех ударяет по моим ушам, а по телу бегут мурашки от этого омерзительного звука. Напоминает то, как в школе кто-то нечаянно проводил ногтями по меловой доске. Это царапанье всегда сопровождал гадкий, выворачивающий душу, пищащий звук.

— Неужели ты настолько мелочен, что трясёшься за свою никчёмную жизнь, а? — колко спрашивает женский голос.

— Не всем дана вечная жизнь, — бесстрастно напоминает Гадрел, но в его голосе рьяно выделяется неприкрытая, наигранная грусть.

— Ты прав, ведь не все такие неудачники, как ты, — сладко тянет слова Наама.

Готова поспорить на что угодно, эта женщина сейчас поглаживает парня по его белым волосам, словно маленького котёнка. Хотя, если Гадрел пошёл характером в отца, то того даже не затронешь, не то что погладишь.

— Где сейчас твоя девчонка? — вновь звучит женский голос.

— Без сознания подключена к аппарату, — спокойно отвечает ей Гадрел.

— Так долго?

Меня словно окатывает ледяной водой. Чёрт, мне надо уносить ноги как можно скорее! Я пускаюсь обратно по коридору, стараясь вести себя как можно тише. Сзади я улавливаю звук открывающееся двери, видимо сынок Анаэля всё же решил проверить меня.

Как полоумная, я несусь по длинному коридору, стараясь не попасться на глаза идущему сзади парню — демону. Сначала, я хочу забежать в палату, но потом понимаю, что не смогу уже быстро поставить капельницу и выровнять дыхание, притворяясь, что всё ещё не приходила в себя. Для этого у меня слишком мало времени, поэтому я решаю бежать дальше, а там уже будь, что будет. Может, мне повезёт, и я выберусь отсюда раньше, чем эти двое найдут меня.

На другом конце коридора, я натыкаюсь на ещё одну дверь. Не думая, хватаю ручку и дёргаю на себя. Должно быть, это склад, потому что вокруг я не вижу ничего, кроме полок. На разглядывание помещения нет времени, но я сразу же замечаю ещё одну дверь и кидаюсь к ней. Она сразу же поддаётся, но за ней оказывается малюсенькая кладовка без намёка на выход. Проклиная всё на свете, я понимаю, что попалась в ловушку. Отсюда нет выхода, кроме как назад по коридору. Вот почему моя палата была не заперта. Гадрел знал, что я смогу уйти лишь минуя их, ведь единственный выход, очевидно, был в другом конце подвала. Я захлопываю кладовку, прячась среди огромных бочек, даже не желая знать, что в них находится. Не знаю, сколько я так стою, но мои ноги начинают гудеть и затекать. Как можно было так беспечно открыть дверь хижины и оказаться в столь кошмарной ситуации?

Скрип открывающейся двери заставляет меня мгновенно замереть. Тяжёлые шаги эхом отдаются по мраморному полу, разрушающе действуя на нервы.

«Он найдёт меня… Проклятье, он найдёт меня!» — визжит всё в голове.

Вот уже в моё укрытие проникают лучи света, и я зажмуриваюсь, чтобы даже не видеть ледяных глаз демона.

— Вот ты где! — проносится рядом со мной.

Трясясь, я поднимаю голову. Волна облегчения накрывает меня, когда вместо ледяных, я сталкиваюсь с янтарным огнём глаз Анаэля.

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.