Бесплатный фрагмент - Неизбежность

Глава 1

Джастин

В один момент жизнь обрела новый поворот, будто накинула на меня пелену, завязала узлом под горло, лишила воздуха. Она так проверяет людей на прочность и потом смеется в стороне. Таких проверок может быть много, и я размышляю, может, всё от того, что из меня вырос плохой человек. На фоне этих проверок я держался, как делают это многие. Но устал от людей, которые окружают, и в какой-то мере от себя самого. Выдохся. Меня вывернуло наизнанку.

Несколько лет назад я осел в Детройте. Это было единственным, чего мне хотелось в тот момент с неимоверной силой.

Мой дед, Адам Фишер, в своё время основал здесь завод автомобильных кузовов. Он внёс огромный вклад в развитие города, о чём пестрили заголовки газет. А теперь страшно думать, что за один век Детройт пережил свой век и навряд ли к нему вернется.

Ещё недавно считавшийся столицей американского автопрома просторный город штата Мичиган теперь превратился в забытое Богом место без видимых перспектив. Следы разрухи и нищеты — в каждом районе, в каждом уголке. Целые районы разграбленных домов, гниющих с разбитыми окнами, исписанными граффити стенами (банды Детройта таким образом метят территорию). А ведь когда-то казалось, что Детройт — на века благополучный город. Теперь же отсюда ежемесячно потоками уезжают люди. Здесь нет работы и нет денег.

Здесь работают несколько супермаркетов, державшихся только за счет того, что принадлежат крупным продуктовым сетям. Мелкий бизнес умер. Большинство населения до сорока пяти лет схватили своих детей и близких, усадили в машины, на поезда, на последние рейсы самолетов — их больше нет в городе. Остались только пожилые люди — консерваторы, не желающие менять родной край на что-то новое, и те, кто не принадлежит никому — те, кто до сих пор обчищают дома, продают вещи на черных рынках в других городах, занимается торговлей наркотиками. К слову, здесь для них очень удачное место.

Раньше Детройту пророчили великое будущее, но на замену машинам по перекресткам теперь гуляет ветер. Сегодня это город остановившихся моторов. Город преступности. Жители вынуждены организовывать общины, чтобы защитить себя от преступников, для борьбы с которыми теперь не хватает полицейских.

Многие из бежавших отсюда сочли бы меня придурком, ведь что может держать здесь молодого парня, у кого вся жизнь впереди и самое время вытаскивать наружу амбиции, строить своё будущее.

Для меня же Детройт не так мрачен, как может показаться на первый взгляд. Здесь мало людей, никто не мешается под ногами, не лезет в твои дела. Я обрёл здесь убежище, мне спокойно. Живёшь себе в особняке, доставшемся по наследству, и радуешься жизни. Только можно ли это назвать жизнью, когда ты знаешь дату своей смерти?

Моя дата весьма удачна — она пророчит мне ещё пятьдесят три года жизни. Кайл, мой друг и коллега по совместительству, утверждающий, что я кисну вместе с городом, пристроил меня в бар «Дороти», находящийся в Кливленде. Я рад заниматься чем-то помимо простого прожигания жизни в четырёх стенах.

Но у меня нет других увлечений, кроме как ездить из города в город, чувствовать себя как в компьютерной игре посреди трассы, где любое неправильное движение может привести к катастрофе. Мне нравится проводить время, разливая коктейли и делая бургеры для клиентов, кто забегает к нам не только за перекусом и выпивкой, а за исцелением души. Я далеко не психолог, не советчик, но что-то они находят в моих словах, что-то цепляет их. И чувствую я себя пастором, отмаливающим чужие грехи. Такой вот парадокс — неверующий даёт веру другим.

Обычно каждое утро начинается с того, что я открываю окно из спальни и оглядываю территорию возле дома. На горизонте уже во всю светит солнце, а вокруг так тихо, словно я единственный пережил апокалипсис. Я улыбаюсь, но это длится не долго. Всё портит мысль, что завтрак не приготовит себя сам.

Сегодня я заливаю молоком хлопья и иду к телевизору, сжимая в одной руке тарелку, а в другой планшет. Падаю на диван в гостиной и ставлю тарелку перед собой на кофейный столик, пока ищу пульт между подушками, Джек прыгает ко мне на колени и трётся об локоть.

— Привет, дружище, — сонно протягиваю я, щёлкая по каналам.

За всю жизнь я не могу привыкнуть, что по будням на телеканалах не происходит ничего интересного. Десятки комических шоу на повторе, программы здоровья, обсуждения кошечек, собачек, попугаев. Мне хочется взвыть от безысходности, но я продолжаю клацать по кнопкам пульта.

Останавливаюсь на русской сказке о рыбаке и рыбке, которую уже видел ни один раз. Есть в ней правда — ложное эго нельзя насытить материальными наслаждениями, их всегда будет мало. Отсюда люди сходят с ума в погоне за большим — за карьерой, статусом, деньгами, властью. Чем больше усилий человек прикладывает для получения удовольствия от жизни, тем больше он раздувает свое эго, привязывается к материальным благам, появляются новые желания — более крупные.

Рыжий кот начинает мурлыкать и впивается в меня когтями. Я подобрал Джека в день моего переезда в Детройт, он бегал возле местного супермаркета на маленьких, тоненьких лапках. На вид рыжему было недели три отроду, а в его глазах отражалась немая грусть. Он молчал всю дорогу. С тех пор Джек — домочадец, настоящий хранитель очага нашего дома.

В кухне звонит телефон и рыжий, будто поняв важность ситуации, спрыгивает на пол. Освобождает меня от необходимости скинуть его с колен.

— Слушаю, — отвечаю в трубку.

— Подменишь меня сегодня? — голос Кайла звучит тревожно.

— Какого черта, Кайл? В мой единственный выходной.

Я пытаюсь вспомнить, что плохого я мог ему сделать. Но ничего не припоминаю, кроме соли, насыпанной в кофе своему другу в прошлый вечер. Я делал это не в первый раз, но Кайл как обычно — ни слова об этом не проронил, и теперь я засомневался, а действительно ли в банке с вязаным чехлом была соль.

— Ты ведь знаешь, я попросту беспокоить не стал бы. Вопрос жизни и смерти.

Я могу сказать «нет», могу даже уволиться и больше никогда не работать — в деньгах не нуждаюсь. Но если не паб — то чем будут наполнены мои дни? Я свихнусь и вернусь к тому, от чего меня однажды уберегли. Только вот спасти меня уже будет некому.

— Выезжаю.

Я трудно вздыхаю и поднимаюсь в ванную. Ступаю босыми ногами на холодную плитку, но это меня бодрит. Добравшись до крана, плескаю водой на лицо, а после отражаюсь в зеркале мокрым, сонным пятном.

Моя ноющая боль и память о родителях — карие глаза. Каждое утро я вспоминаю, как хорошо нам было всем вместе. В какой любви я рос, и в какое пассивное дерьмо превратился.

Из утренних ритуалов не забываю чистку зубов и парфюм.

Надеваю попавшуюся под руку одежду и спускаюсь по лестнице. Пробегаю по комнатам, заглядываю на кухню, не забыл ли я что-либо выключить — безопасность выше всего. Хватаю ключи, лежавшие на тумбе в прихожей, смотрю на часы и отмечаю, что в час дня я буду уже на месте. Захлопываю за собой дверь и спешу к своей малышке, белой Ламборджини Авентадор. Я усаживаюсь за руль. В салоне — запах новой машины, она — само совершенство. Загорается панель, я завожу мотор. Бросаю взгляд на четырехэтажный дом, перед тем как выехать за ворота, и снова на меня навевает грусть.

После случившейся трагедии я подумывал продать его. Было даже несколько выгодных предложений — дом отличный. Но почему-то я не решился расстаться с ним. Места здесь было в разы больше, чем мне требовалось, но продать частицу памяти я не смог. Казалось, словно рука дедушки останавливает меня, и сквозь тишину его голос просит повременить, чего-то выждать.

Уже через час я оказываюсь у въезда в Кливленд. Пролетающие мимо улицы становятся более оживленными, не то, что в Детройте. Останавливаю авто, заметив кота на дороге, и тут же вспоминаю, что не покормил Джека.

— Кретин, — ругаюсь сам на себя и качаю головой.

Одновременно набираю скорость автомобиля и сообщение для Эмили с просьбой позаботиться о рыжем.

Я нанял домработницу не потому, что у меня есть привычка наводить бардак, а от скуки. Она получает деньги несколько раз в неделю, я — собеседника. Неплохая взаимоотдача. Меня с детства приучали, что одиночество — это не когда ты никому не нужен, а когда никто не нужен тебе. По всей видимости, я достиг этой стадии и научился в своих фразах показывать заинтересованность в людях, даже когда ее на самом деле нет. Разговор в моем случае — инструмент, необходимый для того, чтобы люди считали меня нормальным.

Телефон летит вниз, и я уже было хочу наклониться, чтобы поднять его, но замечаю девушку перебегающую дорогу в неположенном месте. В какую-то долю секунды в голове пролетает мысль, какого черта сегодня все бросаются под колеса. Время замедляется, я выворачиваю руль. Машину заносит в сторону, когда я жму по тормозам, и она переворачивается. В глазах у меня темнеет. Все, что я успеваю до того, как отключиться, — открыть дверь со своей стороны.

Глава 2

Мелани

Меня заставляет проснуться странный шум. Не хотя, я все же высовываю голову из-под одеяла и оглядываю комнату. За обеденным столом сидит девушка, имя которой со вчерашнего дня мне до сих пор не довелось узнать. Она жадно откусывает кусок жареного мяса и громко чавкает, прожевывая пищу. Я, закатив глаза от увиденного, валюсь обратно на подушку. Удивляюсь, что заснула здесь, не добравшись до своей кровати. Растворяюсь в утренней прохладе, потягиваюсь и снова закрываю глаза, как только слышу шаги, приближающиеся к комнате.

Я слышу, как Саймон здоровается с обжорой, затем принимается что-то искать в деревянном комоде. Девушка покидает комнату, цокая своими каблуками. Беллами тем временем шумит бумагами, роняет их на пол, ругается, пока собирает их, несколько минут ведёт себя очень тихо, а потом подходит к дивану, на котором расположилась я, и садиться у моих ног.

— Мел, не прикидывайся, что спишь, — мне приходится открыть глаза, парень протягивает стакан воды.

— Даже отдохнуть по возвращению не дают, — вырывается у меня, когда я хватаюсь за стакан. — Спасибо.

Я привстаю с подушки, чтобы выпить.

Каштановые волосы Саймона всегда чистые и пушистые, если он не пользуется гелем или воском для волос. Сегодня именно так — волосы объёмно лежат, но это не выглядит небрежно. Пряди у висков парень заправил за уши, так его широкое лицо с острым подбородком и веснушками выглядит более взрослым. Мне нравится его внешность.

Закатанные по локоть рукава мужской рубашки дают мне возможность смотреть на крепкие руки Саймона, и я обращаю внимание, что рубашка помята, поджимаю губы. Неужели он не мог попросить Аманду о глажке. Ведь меня, почему-то, просить не боится. Ещё несколько жадных глотков приводят меня в чувства, я ставлю стакан на пол у кровати и снова смотрю на собеседника.

— Я тоже рад тебя видеть, — дерзит он, а затем потирает лоб тыльной стороной ладони. — У меня к тебе серьезный разговор, настолько серьёзный, что… Нам необходимо пополнение.

— Не бросайся такими фразами, — смеюсь я, чуть не подавившись.

— Ты прекрасно понимаешь, о чем идет речь.

— Но у тебя полно новеньких, эта вот мясо ела с утра пораньше, на той неделе я привела двух сестер…

— Спрос рождает предложение, — заверяет Саймон, перебивая меня, — клиенты хотят новеньких, значит, их нужно искать. Кстати, в пятницу поедешь представлять наш ассортимент в Портленд.

С ухмылкой на лице он ждет от меня ответа. Он нравится мне, но принимать участие в этом деле я не желаю. Да, я могла поддерживать Саймона. Да, я могла искать новых кандидатур. Но идея представлять в другом городе женские тела, находиться рядом с мужиками, у которых текут слюни, — пугает и отталкивает меня.

— Ты шутишь?

Беллами качает головой, и я через силу принимаю его решение. Я не могу ему отказать. Я многим обязана Беллами, он обеспечил меня жильем. Пусть не таким роскошным — без фортепьяно и семейных ужинов, но все же домом. Да, и к тому же, мне не приходится заниматься проституцией, как остальным девушкам, проживающим под этой крышей. Всё, что я делаю, — живу своей жизнью и параллельно поставляю «товар» на базу. Я не тащу девушек насильно в руки к Саймону. Они сами выбирают этот путь. Зная жизненные ситуации большинства ночных бабочек, могу поспорить, что уж лучше заниматься этим за деньги, чем гнить на улицах отчужденными от всего мира.

— Ладно, — соглашаюсь я, — ладно.

— Пройдем за мной, я должен тебе кое-что показать.

Я молча спускаю ноги с дивана, обуваю кеды и поправляю свои волосы, осветленные до бела. Саймон Беллами движется к двери, и я волочусь за ним, посматривая на свою испачканную обувь и пытаясь догадаться, кто же так постарался. Кажется, что коридор будет тянуться бесконечно, я так его ненавижу. Где-то впереди открываются и закрываются двери, и через секунду, когда мы сворачиваем за угол, мимо нас пробегает особа, разбудившая меня этим утром. Лицо у девушки красное, вокруг глаз — тушь, превратившаяся в разводы. Можно легко догадаться, что она плакала.

— Что с ней? — я интересуюсь у Саймона.

— Видимо, не в восторге от первого клиента.

Девушки, попавшие сюда, — обречены. Дороги назад нет. Удача может нагрянуть, если клиент захочет выкупить ночную бабочку, был у нас один такой случай. Только неизвестно, где условия хуже — под крышей Беллами, или же в руках клиента, который может распоряжаться девушкой направо и налево. Буду честной, тут вполне хорошие условия, но за пределы объекта выходить бабочкам не разрешается. Определенная часть оплаты клиента за услуги ночной бабочки переходит ей самой, деньги эти она вправе тратить на всё, что можно заказать с доставкой на дом.

Саймон щедрый. Иногда он вывозит девочек в бар, на шопинг, даёт возможность сходить в кино. Конечно, такие походы организуются только под сопровождением охраны, и не разрешается идти компанией более трёх человек.

Это нормально, поскольку девочки здесь не стремятся быть подругами.

И далеко не каждая согласиться быть марионеткой одного из мужчин, ищущих утех в доме Беллами. Завлечь бабочек могут только деньги, а в целом глупо надеться, что здесь можно встретить любовь.

— Мне поговорить с ней? — решаюсь я.

— Не беспокойся, ей займутся, — говорит он на автомате, а затем поднимается по винтовой лестнице, — идём.

Посещать этот этаж могут только соучастники проекта Саймона. Нас всего семь человек, среди которых только Беллами занимается настоящим делом — руководствует. Руди и Рик — следят за порядком на территории и охраняют объект. Сара — наша кормилица и мастер чистоты. Аманда — ведет беседы с девочками, как обобщенные, так и индивидуальные. Чез — доктор, такого человека просто необходимо иметь в запасе в таком интимном бизнесе. Что касается меня, Беллами представил меня своей сестрой перед коллективом, изредка помогающей совершать сделки, — чтобы у них не возникало лишних вопросов.

Подойдя к двери моей комнаты, я затаиваю дыхание. Что сейчас произойдет?

— Я решил сделать тебе маленький сюрприз, — Беллами слегка смущается и открывает дверь. — Пока ты была в отъезде, я немного изменил интерьер.

Когда мы заступаем за порожек, мои глаза округляются, а рот приходится прикрыть рукой. Я не узнаю свою комнату. Если год назад я не могла поначалу даже засыпать в этом месте, настолько пугала обстановка, то теперь я готова всю жизнь прожить здесь, не выходя за пределы этих четырёх стен. Они приобрели новый вид, тканевые обои с покрытием великолепны. Бежевый кожаный диван, столик в винтажном стиле, полочки на стене у двери, большой гардероб, длинное горизонтальное зеркало — как будто продолжение окна, ковер с длинным ворсом, шёлковая гардина, пританцовывающая от входящего в гости ветра. В правом углу от окна собраны мои вещи, я уже представляю, как буду расставлять их и кружиться от счастья.

— Это великолепно, — восклицаю я и душу Беллами в объятиях. — Спасибо тебе.

Мне ещё никто не делал таких подарков. Я едва сдерживаю слёзы счастья, не хочу, чтобы Саймон видел меня такой ранимой.

Твержу себе, я же сильная, и перебираю все жуткие моменты, чем пестрит моя жизнь. Порой мне хочется обливать себя химией, сидеть в ванной и давать коже выветриться от того, что было пережито за день.

— Пустяки, — скромно шепчет он.

— Но… откуда деньги? — я смотрю ему в глаза, когда ослабеваю хватку объятий.

— Говорю же, клиенты новые, их все больше и больше. Хороших ты девочек приводишь, — он достает телефон с кармана и смотрит на время, — сейчас обустраиваем несколько комнат для уединения, как никак, мы должны соответствовать кошельку клиента.

Я смотрю на Саймона, сжимая губы, и медленно киваю время от времени. У него звонит телефон, и он выходит из комнаты, закрыв за собой дверь. Не долго думая, я падаю на ковер и смотрю в потолок. Но мой покой тут же прерывает звук уведомления на телефоне. Достаю его и читаю пришедшее сообщение:

«Джастин Фишер. Сегодня. В течение получаса должен проехать по Лорейн-авеню на Ламборджини Авентадор белого цвета.»

Это глупо, я даже смеюсь. Впервые мне пишут об автомобиле. Как я должна сломить человека, пролетающего на тачке? Как будто хотят убить не его, а меня. Может, меня кто-то заказал? Бросив телефон на ковер, я закрываю глаза, и нервный смешок снова прокрадывается наружу. Кто-то здорово решил подшутить надо мной. А если это не шутка, то будь что будет. Мне нечего терять.

Я перекатываюсь на живот, кладу голову на мягкий ковёр и принимаюсь напрягать все мышцы тела, превращаясь в камень. Раз, два, три… Чувство тяжести собирается в моих конечностях и постепенно заполняет каждый миллиметр организма. Шесть, семь, восемь… Я терплю до десяти, а после мгновенно отпускаю зажимы, внутри ощущаю себя парящей, как будто я — лист, падающий с дерева, я не боюсь падать, ведь это нормально. Я кружусь на ветру и медленно ложусь на землю. Слышу за окном звук резких тормозов, и открыв глаза, понимаю, что броситься под машину — гениальный и один из самых легких способов убийства. Главное, при таком раскладе мои руки не будут запачканы кровью.

В предвкушении удачного дела, я поднимаюсь на ноги и мчусь к двери. На выходе я лицом к лицу сталкиваюсь с Саймоном. Он всё ещё говорит по телефону. Шёпотом сообщаю, что ненадолго отлучусь, он поощрительно кивает и поворачивается ко мне спиной.

Лорейн-авеню находится в нескольких кварталах от меня. Бегу, оставляя позади католическую церковь Св. Патрика и ресторан французской кухни, в который меня водил Саймон в прошлый мой день рождения.

Мне не в первый раз помогает техника камня. Я услышала о ней по радио года два назад, и с тех пор она помогает мне снять напряжение, а в некоторых случаях даже найти выход из ситуации. Теперь я точно знаю, как мне следует поступить. И мне не страшно.

На улице — осень, как и я, уверенно идёт по городу. Ветер подгоняет. Кажется, он знает, куда я спешу. В это время года воздух особенно бодрит, придаёт сил и устраивает проверку на прочность. Мой взгляд переманивают деревья, одевающие багряно-золотой окрас, — они рассыпают своё богатство по обе стороны улицы, совсем не жадные. Дети собирают листы для гербариев, я смотрю на это и улыбаюсь.

Останавливаюсь, чтобы отдышаться и сообразить, как лучше броситься под авто, чтобы самой остаться в здоровом теле. По левую сторону от меня звенит колокольчик у двери магазина. Через секунду моё внимание перехватывает плачущий ребенок у мусорного жбана. Он, чем-то недовольный, топает ножкой по земле и завывает с новой силой. Папа (скорее всего мужчина в галстуке приходится ему отцом) хватается за голову и смотрит по сторонам, цепляется за мой взгляд. Какая-то девочка толкает меня, и я еле держу равновесие. Перевожу дыхание, не успеваю сконцентрироваться и вижу, как на горизонте со спуска несётся Ламборджини. Дрожь в коленях не останавливает меня, я обязана довести начатое до конца. Одна мысль в голове — я всё равно умру, если не сегодня, то по своей дате — в следующем июне.

— Ну, Фишер, держись, — я делаю глубокий вдох и выхожу на проезжую часть, щурив глаза. — Будь, что будет.

Визг тормозов, крики очевидцев, громкие удары о землю. Я открываю глаза и возвращаюсь на исходное место. В ещё одно место моего убийства. Автомобиль несколько раз переворачивается, это происходит медленно, я даже успеваю взглянуть нескольким очевидцам в лицо. И когда мятый кусок металла, останавливает свой путь, находясь в перевернутом состоянии, я замечаю несколько пострадавших машин. Неужели, всё? Я сглатываю сухой ком, застрявший в горле. За спиной кто-то огрызается на меня, но я не оборачиваюсь.

Мне нужно валить с этого места, бежать не оглядываясь, молиться, чтобы меня не запомнили и не подали в розыск. Но меня трясет от увиденного, а ноги словно приросли к земле.

Если меня поймают, придётся прикинуться сумасшедшей или придумать версию, почему я вышла на дорогу Лорейн — одной из самых оживленных улиц. Чёрт! Разве здоровый человек согласится на такое? Какие шансы, что мне это сойдёт с рук?

Неожиданно дверца машины открывается, и парень вываливается на асфальт. Я какое-то время стою в ступоре, смотря в одну точку — на тело парня, а затем прихожу в себя и двигаюсь к Ламборджини. Мне нужно убедиться, что заказ выполнен. Оказавшись возле, я склоняюсь над пострадавшим и рукой поворачиваю его лицо на себя.

Он без сознания.

Он истекает кровью.

И самое страшное — я его знаю.

Осмысление этого ранит меня, дышать становится тяжело — каждый вдох наполняет мои лёгкие запахами грязи, искореженного металла и крови. Я перестаю слышать происходящее вокруг, как будто выпадаю из реальности. Боль сдавливает виски, отчего хочется взвыть. Я смотрю на парня — у него приоткрыт рот — это ещё больше пугает меня. Он не должен умереть вот так — от моих рук, на моих руках. Я кладу ладонь на его лицо, провожу пальцами от заднего угла нижней челюсти вниз по шее — чувствую пульс и плачу.

Лезу в карман брюк, но не обнаруживаю в нём телефона. В панике начинает кружиться голова. Вокруг собираются люди, а у меня от слез в глазах всё размывается. Я держу руками лицо пострадавшего от моих действий. Дышать становится труднее.

— Скорую, — кричу я хриплым голосом. — Кто-нибудь вызвал скорую? Вызовите скорую, немедленно.

Глава 3

Джастин

Кто-то разговаривает рядом со мной, пока я лежу на твердой поверхности, и меня распирает любопытство прояснить ситуацию. Тонкий голосок девушки кажется довольно знакомым, но одного голоса не хватает для её идентификации. Я пытаюсь открыть глаза, но ничего не выходит, будто их залепили скотчем, и меня держат в заложниках.

Эта мысль смешит, но я ощущаю, что привычной реакции на шутки нет — моё лицо окаменевшее, я не могу улыбнуться. И не могу заговорить.

Спокойствие. Попробуем еще раз. Снова неудача.

Должно быть это сон, думаю я. А во сне достаточно просто чего-то захотеть, создать запрос, и всё получится. Я несколько раз повторяю про себя, что нужно проснуться, надо открыть глаза, чёрт побери. Но сон не поддается логике, и я пытаюсь встать, хоть уже заранее знаю, что попытки сдвинуть себя с места обречены на провал. Ничего. Даже пальчиком не шелохнулся. Будто я вовсе никогда не был собой, никогда не мог шевелиться. Паника, кажется, возрастает, а я по-прежнему бессилен над собой. Потеряв надежду, прислушиваюсь к разговору.

— Но, пожалуйста, — срывается девушка.

— Нет, его нельзя беспокоить в данный момент, я же уже объяснил вам.

— Я его сестра, у него кроме меня никого нет.

Пытаюсь сообразить, что происходит вокруг меня. Всё кажется странным. Сестры у меня нет. Эта девушка явно врет. Зачем она это делает и кто она такая — вот, выяснением чего я бы занялся после того, как разберусь со своим состоянием.

Еще одна попытка пошевелиться. И еще одно разочарование. Я будто потерял свою физическую оболочку. Я есть, но меня нет.

— Доктор, — снова начинает девушка.

Доктор? Выходит, мы в больнице? Будет не очень привлекательно, если моё положение не исправят, и я останусь таким овощем. Они вообще догадываются, что я жив и всё слышу?

Сегодня — не моя дата смерти, что со мной будет дальше? Кому я такой нужен? И кто нужен мне такому? В моей голове сплошной бред, откуда все эти мысли? Может, на меня так повлиял наркоз? Или это всё таки сон? Нужно проснуться. Лишь бы проснуться. Скорее.

— Какая вы неугомонная, — мужчина тяжело вздыхает, — все вопросы после операции. Девушка, вы не даёте мне прохода, покиньте палату.

— Умоляю, доктор, — не прекращает она.

Да что ж такое? Она начинает действовать мне на нервы. Бывает, что не знаешь человека, но так и хочется всыпать ему по первое число. У меня есть принцип — я не бью девушек, женщин, всех особей этого странного пола. Однако, я с удовольствием нарушил бы его, если из-за неё останусь таким. Как жаль, что я буду хотеть этого, но не смогу.

— За дверь, — чуть не кричит врач.

На показ девушка хлопает дверью, а я — мысленно в ладоши. В комнату заходят еще несколько человек, я слышу их голоса, но стараюсь абстрагироваться. Не хочу услышать неприятное, не утешающее, ранящее. Мы передвигаемся. И скорее всего, меня направляют в операционную.

Под наркозом я был только раз в своей жизни. После я долго не мог прийти в себя, видел летающих надо мной ангелов, красивый цветущий сад, а в этом саду людей в белой одежде. Я как будто побывал в раю. Прошло почти пять лет, но я до сих пор всё помню, как будто это было вчера.

Я смотрел по сторонам, пытаясь осознать, где я. Как вдруг, откуда не возьмись, появилась мама. Следом за ней шел отец. И они направились ко мне, улыбались, словно только что обручились. Она бросилась ко мне в объятия, её ладони были тёплыми и нежными. Люди вокруг, лица которых я разглядеть толком не мог, пели какую-то песню, восхваляя мир во всем мире. У каждого была улыбка на лице. И я — не исключение. Очень обрадовался встрече с родителями.

— Нам здесь хорошо, — улыбнулась мама, отстранившись от меня. — Не беспокойся за нас.

— Почему всё такое светлое? — спросил я, не думая.

— Ты сам поймешь, — она коснулась ладонью моей щеки.

Стало так легко на душе. Отец стоял за спиной мамы, этой хрупкой женщины, воспитавшей меня с нужной остротой. Он не сказал и слова в мою сторону, просто смотрел.

Я должен был сказать им столько слов. Я должен был помочь отцу. Я должен был проявлять больше внимания матери. Я должен был отговорить их от этой поездки. Я столько должен был, но не успел.

***

— Принесла фрукты.

Она снова в моей палате. Я слышал, как она говорила с кем-то по телефону возле двери, прежде чем войти. Она здесь, а значит, ей что-то от меня нужно. Пожалуй, мне лучше воздержаться от ненависти какое-то время, до выяснения намерений моей гости.

Я вспоминаю о гостинцах девушки — здорово, что я сегодня смогу ими полакомиться. Ситуация паршивая, я до сих пор не могу двигаться, речь тоже неподвластна мне. Пытаюсь заговорить, но рот не хочет мне поддаваться. Чувствую себя овощем, гниющим на больничной койке. Хочется верить, что тело не сильно изувечено. Но могу ли я это утверждать, пока сам не увижу?

— Мне удалось напроситься к тебе, — продолжает она. — Врач говорит, ты, возможно, всё слышишь.

Хоть одна приятная новость — они знают, что я мучаюсь и всё это слышу.

— Прости меня. Я объясню всё немного позже, когда ты придешь в сознание.

Я хочу заткнуть себе уши от её «бла-бла-бла». Слышать, как люди фальшивят — не лучший подарок в моем положении. Что она задумала? Попахивает чем-то нечистым. Караулит меня. Кто её нанял? Какую информацию из меня хотят вытянуть?

— Вчера, пока проходила операция, я гуляла по больнице. И знаешь что? Она удивительна. Тут несколько зданий, все они соединены длинными, остекленными сверху галереями, — девушка сделала глоток какого-то напитка. — Но стоит войти в корпус, как впечатление меняется. Все стены выкрашены светло-голубым масляным лаком. Никаких выступов, выключателей: стены абсолютно гладкие до уровня двух с половиной метров. В палатах все скромненько — кровати, тумбы, стульчики, раковины, кое-где есть и вип-атрибуты: диваны, холодильники. Твоя палата, кстати, именно такая. На подоконниках в длинных оранжевых ящиках стоят цветы. Вдоль коридоров гуляют больные в вишневых халатах, шаркая шлепанцами.

Учусь видеть мир глазами других людей. Кто знает, вдруг я больше не стану прежним. Девушка всё рассказывает, и мне кажется, её клонит в сон от таких историй. Но она, стоит на своем, не сдается. Говорю же, ей что-то от меня нужно.

— Ламборджини твоя помята, — в её голосе чувствуется сопереживание. — Да и ты тут не совсем целый лежишь.

Вот умница, умеет подбодрить. Оптимистичный подход — залог успеха и процветания. Была бы она на моем месте, я бы тоже поумничал со стороны. Во мне загорается бурное желание посмотреть на мою собеседницу, остроумницу, опору и поддержку (в кавычках, конечно же).

— Не люблю больницы. И понятия не имею, что я тут забыла, — вдруг говорит она.

Звонит телефон.

— Я помню про Портленд. Да, билет уже взяла. Что обсудить, приблизительно помню. А который час? Думаю, через часа два смогу заехать. Подумаешь, комната ещё не готова. Что, такой важный клиент? Ладно. Давай позже. Вызов по второй линии.

Она снова хлопает дверью. Портленд? Комната? Она дизайнер? Или как-то связана со строительством? Стоп. Вторая линия. Так и хочется закричать: «Сестричка, куда же ты?». В моей голове мешаются десятки вопросов. И когда же я получу ответы на каждый?

Глава 4

Мелани

Медсестра сбривает бороду Джастина, пока я сижу в сторонке и дожидаюсь своего времени. Кто бы мог подумать, я помню его мальчишкой, помню как у него только начали расти усы и он считал это символом настоящей мужественности.

А теперь я смотрю на него — обездвиженного, не поднимающего глаз, но такого же красивого, как раньше — русые волосы, немного вытянутое лицо, пухлые губы, родинка чуть ниже правого уголка губ. Смотрю, и мне хочется плакать. Прошло больше месяца, но он до сих пор не пришёл в себя. На его лице пару дней назад выскочили два больших красных прыщика — один на щеке, а второй у виска слева — наверное, это реакция на то, чем кормят больное тело Джастина.

Мысли о моей вине в случившемся не покидают меня ни на минуту.

В окно заглядывает солнце. Октябрь. Сейчас около полудня, а я протяжно зеваю.

Не зная, чем занять себя, отправляю сообщение Эбби, своей старой подруге: «Куда запропастилась, старина?».

«Работаю в парке аттракционов уже второй месяц» — мгновенно приходит ответ. Через секунду снова пиликает уведомление от Эбби: «Зайдешь на днях?»

Эбби — крутая девчонка. Мне нравятся её темные локоны, которые она регулярно завивает. Это ей к лицу. Одно время мы были очень близки, проводили время вместе целыми днями напролет. Я врала ей, что бегу на встречу к парню, когда на самом деле спешила на очередное дело. Слишком много кровавых дел развелось в последний год моей жизни.

Как результат моей занятости, мы с Эбби стали отдаляться. Где-то в глубине души я даже радовалась, ведь ей будет не так трудно, когда она узнает о моей погибели, если мы прекратим общение на данном этапе.

«Я таю от скуки, Эб. Конечно, зайду.»

«Сутенерство больше не приносит радости?»

Я широко улыбаюсь. Как же хорошо, что она не знает всю правду обо мне. Никто не знает о моих грязных делишках. Тем лучше. Потому что, как показал мне опыт, свидетели долго не живут. Секрет уйдет со мной в могилу через десять месяцев.

Набираю ответ: «Как ты угадала?» и отправляю. Краем глаза все еще слежу за женщиной, вертящейся возле Джастина.

Доктор сообщает мне, что больной несколько раз открывал глаза. Где меня носило в эти моменты? Я ежедневно прихожу в больницу хотя бы на несколько часов. Ни разу не видела, чтобы кто-то другой приходил навещать Фишера. В регистратуре ведут учет посетителей, и он показывает, что всё же посетители у него бывают. Видимо, мы разминаемся во времени. Может, это и к лучшему.

Он симпатичный. Мне хочется верить, что у него нет девушки. Будь на его шее семья, какого бы было мне, покалечившей кормильца?

Семью Джастина я видела в последний раз на утренней церемонии нашего выпускного бала. Его мама, женщина с великолепной улыбкой, перед уходом подошла ко мне и крепко обняла, пожелала успехов в дальнейшей учебе и хорошего настроения на оставшийся вечер. Она всегда любила меня и уважала мою семью. В юношеские годы мы с Джастином были неплохими друзьями, выросли на одной улице. Помню, как он делился со мной овсяным печеньем по вечерам. Иногда мы устраивали вечера просмотров популярных фильмов с одноклассниками у Джастина дома. Его отец — большая шишка Канады. Он стал продвигаться по карьерной лестнице еще до рождения сына, всё это время их семья жила в Торонто. Затем ходили слухи, что отца сократили, и они, вроде как, отправились в Мичиган. Надеюсь, память меня не подводит.

В тот же день я последний раз разговаривала с парнем, что лежит сейчас на больничной койке. Я уезжала к тёте на пару месяцев, а когда вернулась, мой отец сообщил о переезде семьи Джастина. Я пыталась найти его, но быстро опустила руки. Социальные сети молчали, а позже его страницы и вовсе были удалены.

Я и подумать не могла, что жизнь ещё когда-нибудь столкнёт меня с бывшим одноклассником. Судьба — подлая штука. Я чуть не убила Джастина, и меня терзает любопытство, кому он перешел дорогу, кто хочет убить его.

Медсестра покидает палату, а я перебираюсь поближе к кровати. Тело парня прикрыто простыней до ключицы. Ран почти нет. На руках остались еле заметные царапины, уверена, скоро и они заживут. Руки Джастина на вид такие сильные, кое-где выступают бугорки вен. Пальцы вытянуты вдоль тела. Ногти уже успели отрасти, но это такие пустяки.

— Шел сорок третий день, — произношу я шёпотом. — Мне не надоело к тебе ходить. Просто, намекаю, чтобы ты быстрее просыпался. Не ругайся на меня, если ты меня слышишь. Я знаю, не ты решаешь, когда вернуться к прежней жизни.

Мне звонит неизвестный номер. Я уже знаю чем это попахивает, поэтому двигаюсь к двери, выскальзываю в коридор и спускаюсь на первый этаж. Там подхожу к кофейному автомату и оплачиваю капучино. Телефон продолжает звонить.

— Слушаю, — подношу его к уху.

— Ты до сих пор не покончила с делом, Мел, — яростно твердит мужской голос.

Я поджимаю губы, осознавая, что не могу перечить заказчику. Хорошим это не кончится. Размышляю, какой ответ удовлетворит его? Но ничего стоящего не приходит в голову так быстро.

— Послушайте, я знаю, что вы недовольны ситуацией…

— Это ты меня послушай, — меня перебивают, — ты забыла, кто устанавливает правила этой игры. Напомнить? На твоей карточке уже имеется половина оплаты за заказ.

— Я могу вернуть эти деньги, это не проблема.

— Не можешь. Говорю же, теперь ты играешь по моим правилам, — голос становится жёстче, грубее. — Ты выполняешь свое дело. В противном случае, умрешь вместе с ним или сгниешь в тюрьме. Думаешь, у меня нет на тебя управы?

Дрожь охватывает тело. Неужели мне страшно? Такого мне ещё не говорили, но и от дел я не отказывалась прежде. Держу язык за зубами. Мне нечего сказать. Заказчик желает мне удачи и бросает трубку. Я поднимаюсь по лестнице с кипятком в руках, в коридоре на меня натыкается доктор.

— Мелани, — улыбается он, — я утром заходил к вашему брату, он снова открывал глаза. Возможно, ему не хватает витаминных веществ в организме, очень слаб. В ближайшее время мы поставим ему капельницу.

— Вы хотите сказать, что состояние улучшается? — откашливаюсь я.

— Определённо, — кивает он и бежит в другую сторону к пациенту в вишневом халате.

Нелегко быть врачом. Ты можешь дарить людям второй шанс. Говорят, на операционном столе у некоторых, чьи даты уже били тревогу сегодняшним числом, менялись числа. Они просто обретали новое число и продолжали радоваться жизни.

И каждый раз, когда я сталкиваюсь с врачами в этой больнице, мне становится не по себе. Кто-то дарит жизнь. А кто-то забирает.

Можно предположить, что мы поддерживаем баланс в этом мире. Ангелы и демоны. Добро и зло.

Я смотрюсь в зеркало, расположенное на одной из стен холла, невольно улыбаюсь. Мне нечего терять.

Я захожу в палату и сажусь возле кровати. Едва ощущая запах лекарств, делаю несколько глотков капучино.

До сих пор не могу понять, почему он сменил фамилию на отцовскую, если всегда был против этого. Я бы никогда не взялась за это дело, если бы знала, что на кону жизнь Джастина.

В начале своей карьеры в качестве убийцы я твердо решила, не искать информации о моих жертвах, ни до совершения убийства, ни после. Я не желаю знать, что вот этого дядечку ждут дома семеро детишек, у того жена-инвалид, у этой малыш недавно родился, и всякую подобную информацию, которая может остановить меня.

Оглядывая парня, я замечаю, что его правая рука сжата в кулак. Какую-то долю секунды даже не знаю, стоит ли мне радоваться. Затем я делаю глубокий вдох, выдох, снова смотрю на его кулак. Осмелившись, я кладу руку на предплечье Джастина.

— Идешь на поправку, — обращаюсь к нему, — говорила же, всё будет хорошо. А сердце-то сжимается. Если я его не убью, убьют нас обоих. Убить того, кто спас меня в свое время, правильно ли это?

Я ушла, когда Джастину ставили очередную капельницу. На сегодня у меня было запланировано важное дело. Саймон нуждался в пополнении «гарема». И я знала отличное место, где это пополнение можно добыть.

На вокзалах города полно поникших в себе, брошенных, плачущих девушек, которые в своей душе мечтают о чем-то светлом. Поэтому я в очередной раз тащусь туда пешим ходом, наслаждаясь прохладой.

Объект сразу бросается мне в глаза у входа в здание вокзала. Девушка с веснушками, рыжая как солнце, апельсин, морковь, осенние умирающие листья. Сравнивать можно со всем, что имеет оранжевый цвет. Она сидит, вытирает слезы об длинные рукава своего свитера.

— Сигарету не хочешь? — спрашиваю я, присаживаясь к ней.

Сама я некурящая, но ради таких случаев приходится таскать с собой пачку Винстона и зажигалку. Она соглашается, я достаю сигарету, протягиваю девчушке и помогаю закурить. Наши взгляды встречаются, глаза у неё невероятно красивые — зеленые, но не счастливые.

— Чего ревешь? — я начинаю беседу по уже отработанной схеме.

— Да так, проблемы, — она делает затяжку и пускает дым.

— Всё настолько плохо?

— Можно сказать и так, — рыжая косится на меня, возможно, что-то подозревая.

— И что ты делаешь на вокзале?

— Пытаюсь свыкнуться, что надо начинать новую жизнь.

— Несколько лет назад я была в похожей ситуации, — я смущенно опускаю голову на пару секунд, а после ловлю взгляд девушки, — я могу тебе помочь.

Она осматривает меня с головы до ног. Я достаю дорогой телефон так, чтобы она это заметила. Смотрю на время и делаю задумчивый взгляд, мол, у меня есть дела поважнее, чем сидеть на вокзале.

— У меня не так много времени, — добавляю я, — как тебя зовут?

— Лана, — отвечает она, и я чувствую, Лана уже доверяет мне.

Глава 5

Джастин

— Извини, не могу заходить чаще, чем раз в неделю.

Я слышу голос Кайла и становлюсь значительно бодрее. Он присаживается возле меня — я чувствую, как прогибается матрас. Кайл Купер — худощавый брюнет, в меру привлекательный. В его ушах красуются тоннели, сейчас это модно. Любитель рока, что с него взять? Помню, несколько месяцев назад он потащил меня на концерт группы Корн. С тех пор, мы обмениваемся с Кайлом плейлистами.

— Ты же понимаешь, — продолжает он, — мне приходится работать за нас обоих.

Частенько Кайлу доводится подчищать за мной косяки в последнее время. На то они и друзья. Я мысленно усмехаюсь.

Мы познакомились четыре года назад, когда я в один из своих скучных дней прогуливался вдоль побережья Майнерс Бич, находящемся на Верхнем полуострове Мичигана. Я часто бродил там, пейзаж потрясающий. В тот день пошел сильный дождь, Кайл отдыхал там со своей девушкой. Они, как и любая другая пара, приехали на природу, решив провести несколько дней в палатке. Но дождь лил как из ведра, а ветер становился сильнее. Видимо, ребята плохо закрепили палатку, раз она улетела на моих глазах, пока парочка ковырялась в своей машине. Тогда я понял, что просто так это всё не закончится. В среднем семнадцать раз за год в Мичигане наблюдается торнадо, и десять из них происходят именно в районе Верхнего полуострова.

Тогда я подошёл к Кайлу, представился и протянул руку. Он повторил маневр за мной. Когда я пояснил ситуацию и предложил остаться у меня, парень задумался. Он смотрел на свою девушку, Вайлет, как я узнал позднее. А она строила жалобный взгляд, это и подвигло Кайла согласиться на мое предложение.

Когда Детройт признали банкротом, Кайл потащил меня работать в Кливленд. Сам он живет там, собственно говоря, со своей девушкой по сей день. Я могу сказать, что их отношения — пример для остальных пар. Но не скажу.

— Чувак, сколько можно тут лежать? Я уже запарился сидеть дома, хочу в клуб.

Да, вот такой он человек. Девушка есть, а по клубам ходит со мной. Он говорит, что нужно найти девушку для меня, а сам же любое знакомство с особью женского пола подстраивает под себя, флиртует и иногда даже разводит на секс. Я не обижаюсь, мне хватает женского внимания. Просто не люблю, когда он противоречит своим словам. Не только он, а все люди. Это гадко.

Мой отец был таким. Маме говорил, что любит её больше жизни. Но как нужно любить человека, чтобы позволить себе изменить? Мама ничего не знала, возможно, это и хорошо. А я несколько раз видел этого подонка, гуляющим с другой женщиной по улицам города. Я бы сказал, что она несколько моложе его. Первый раз я утешал себя, думал, может это знакомая по работе. Но когда я увидел их в парке целующимися, меня накрыло волной ненависти. В этот же вечер я попросил отца подняться в мою комнату, как только он освободится. Долго мне ждать не пришлось. Я рассказал, что видел их. Он отрицал, мол, я обознался. Но как я могу не узнать родного отца, если во всём городе только у него было бежевое пальто от Hugo Boss.

Я умолял его, не обманывать маму, а он качал головой, не в силах найти себе оправдание. С тех пор мы с ним не общались. За завтраком я, конечно, старался вести себя как прежде, но мама заподозрила неладное в моём поведении. Ей соврал ей о большой нагрузке в учёбе. А сам ждал, когда же папочка свалит к своей молоденькой. Но этого не случилось.

В один морозный вечер он поднялся в мою комнату, извинился и поклялся, что с двойной жизнью он завязал. Он стал гораздо больше времени уделять семье, что меня очень радовало. Но простить измену я так и не смог.

— Скоро, — говорю я Кайлу, и у меня действительно получается это произнести.

— Доктор не говорил, что ты можешь толкать речи, — усмехнулся он. — Но я счастлив, что с тобой всё хорошо. Скоро вытащим тебя из этой клетки в свет. Кстати, мне звонила твоя Эмили раз десять, не меньше. Видимо, нашла мой номер в твоей телефонной книге. Говорила, что Джек голодает, ей приходиться приходить каждый день, бедная, несчастная, — Кайл смотрит в потолок, когда у меня получается открыть глаза, но веки тут же падают обратно. — И представляешь, что я ответил ей? Сказал, она может пустить его на барбекю. Слишком много жрёт, пора бы сожрать его.

— Козел, — мне с трудом это удается, но я улыбаюсь.

Я слышу, как открывается дверь.

— Ой, извини, я зайду позже, — говорит девушка.

— Да нет, проходи, — Кайл проявляет доброту, видимо, девушка симпатичная. — Я уже собираюсь уходить, а Джастин идёт на поправку, поэтому за ним нужен глаз да глаз.

— Он открывал глаза? — интересуется девушка, направляясь к нам. Она постукивает каблуками. Меня не должно это волновать, но для кого она нарядилась?

— Не открывал, зато разговаривал, — подмечает мой друг. — Я — Кайл Купер.

— Мелани Руд, — радостно говорит она.

А имя неплохое. Но оно мне совершенно ни о чем не говорит. Меня забавляет то, как много времени она проводит со мной, каждый раз заботливо поправляет мою подушку, может долго-долго сидеть почти безмолвно, но я слышу её дыхание или то, как ударяются её ногти об экран телефона при наборе сообщений. И складывается впечатление, словно у неё есть планы на наше совместное будущее.

— Тогда я пойду, — по удаляющимся от меня шагам понимаю, что Кайл направляется к двери. — Зачёт, Джасик. Давай, выздоравливай. И позвони мне, как придёшь в себя, на этой неделе не будет времени заскочить к тебе ещё.

«Зачёт, Джасик» он говорит только при одном случае — ему приглянулась цыпочка. Надеюсь, Мелани не услышала ничего подозрительного в этой фразе. Если я не был бы в таком положении, мне б пришлось закрывать рот обеими руками, чтобы она не увидела моей реакции на грандиозную фразу. Кайл может произносить её порядка восьми раз за тусовку в клубе, и меня при каждом «Зачет, Джасик» накатывает раздражение. Мне не хочется слышать и знать мнение Кайла, кто нравится ему, — у меня есть голова на плечах, и я как-нибудь разберусь сам, на кого мне стоит обратить внимание.

Мелани Руд присаживается. Наступает молчание. «Черт, тебе нечего сказать?» — хочется закричать мне, но я сдерживаюсь. Она зевает.

— Если хочешь спать, можешь прилечь рядом.

— Очень остроумно, — вздыхает она. — Так ты теперь можешь говорить?

— Мне бы хотелось, чтобы говорила ты, — произношу, надеясь, что она поймет, о чём я.

— Что хочешь услышать?

— Хотя бы кто ты, и что тебе от меня нужно.

Глава 6

Мелани

Я сажусь на стульчик возле кровати Джастина. Он дышит ровно, я не знаю, что сказать ему в этот раз. Боюсь его ответов. Я зеваю, отметив очередной раз, что прошлой ночью нужно было лечь в постель раньше.

— Если хочешь спать, можешь прилечь рядом, — неожиданно заявляет Джастин. Тот Джастин, однажды исчезнувший с моей жизни.

Я впервые за столько лет слышу его голос, и мне становится немного не по себе, потому что он звучит несколько старше.

— Очень остроумно, — вздыхаю я. — Так ты теперь можешь говорить?

— Мне бы хотелось, чтобы говорила ты.

Он резко поворачивает тему против меня. Так, что у меня встает ком в горле, ладони начинают потеть, а мысли — путаться в голове. Нервничая, я перебираю бусины на браслете.

— Что хочешь услышать?

— Хотя бы кто ты, и что тебе от меня нужно.

— Мы с тобой, — я выжидаю мгновение и поднимаю глаза на Джастина, — мы очень давно не виделись.

Его глаза открыты. Взгляд будто пилит меня, дробя на мелкие кусочки, ничего теплого от него не исходит. Парень сжимает в кулаке простынь, а меня начинают пробирать мурашки.

— Действительно, очень давно, — с этими словами Джастина окатывает злость. — Ты боишься, что я потащу тебя в полицию? Поэтому строишь из себя заботливую особу?

— Джастин, перестань, пожалуйста, — вырывается из меня.

— Кто ты?

От его вопроса мне становится ещё хуже. Я ощущаю слабость и легкое головокружение. По взгляду Джастина понимаю, что он видит во мне врага, и я согласна с ним только по той причине, что я — та, кого он видел за секунду до аварии. Но он не должен ограничиваться только этим фактом, ведь встреча на Лорейн-авеню — не первая в нашей истории. Так почему он задает этот глупый вопрос? Он не помнит меня? Может, это своего рода проверка или какая-то игра? Я хватаюсь за голову руками, но быстро отбрасываю эту реакцию.

— Мелани Руд, — я протягиваю свою руку. Парень пожимает её без особого желания, что можно понять по его нахмуренному лицу.

— Я так понимаю, мне незачем представляться, — кивает он и отводит взгляд к окну. Я молчу. — Ведь ты же моя сестра, — Джастин руками делает жест кавычек.

— Ты всё слышал… Я сказала это только для того, чтобы мне разрешили посещать тебя.

— Не оправдывайся.

— Если серьезно, я не знаю, что произошло со мной в тот день на дороге. У меня было помутнение разума, меня бросил парень, и я не ведала, что творю, — вру, а моё сердце бешено колотится в груди.

— Ты вышла нацеленной на меня. Я наслышан о случаях, когда люди специально кидаются под авто, чтобы получить компенсацию. А сейчас хочешь загладить вину, потому что твоя шалость не удалась.

— Я не специально бросилась под твою машину. Я бы не сидела тут каждый день, если бы это было и вправду подстроено.

— Конечно сидела бы. О твоём косяке рискует узнать полиция. — Джастин издал нервный смешок. Меня подташнивает от того, что он провоцирует меня на признание.

— Ты не хочешь меня услышать, — я встаю со стула и двигаюсь к двери.

Мне срочно нужна порция кофеина, иначе еще минута в окружении Фишера и я взорвусь от его отрицательного настроя. Я стараюсь не хлопать дверью. В двух шагах от палаты замечаю доктора, направляющегося ко мне.

— Джастин, — говорю я, почесывая бровь, — он в сознании.

Он открывает дверь палаты и просит меня не беспокоить их минут пятнадцать, нужно оценить состояние пациента. Сначала я хочу сказать, что он прекрасно себя чувствует и даже имеет силы дерзить, но я делаю выдох-вдох и успокаиваюсь. Спускаюсь на лифте и выхожу на улицу, решив подышать свежим воздухом. Мурашки на коже, а всё потому, что я стою без куртки. На душе становится легче от ветра, сбивающего меня с ног. Я представляю, как он уносит мои проблемы далеко-далеко за горизонт. Если бы всё было так просто…

Когда я немного остываю от нахлынувших на меня впечатлений, захожу обратно и останавливаюсь у кофейного аппарата. Заказываю два мокачино: один — себе, второй — Джастину. Поднимаюсь к палате и пережидаю несколько минут, пока еще доктор ведёт беседу с пациентом.

— Ему можно кофе? — спрашиваю шепотом у доктора, когда тот выходит с комнаты Джастина.

— Не желательно, но в небольших количествах можно, — он осматривает стаканы, которые я держу. — Брат у тебя молодец.

— Не без этого, — я растягиваю улыбку, которая тут же пропадает, как только врач скрывается за моей спиной.

Толкаю дверь ногой. И вуа-ля — она открывается. Закрываю её таким же способом. Слышу, как Фишер пытается сдержать смех, но не реагирую. Я подхожу и протягиваю ему стакан.

— Спасибо, — улыбается он.

Я присаживаюсь на край постели Джастина, переживая не будет ли это наглым жестом. Он пьёт кофе и, кажется, ему нравится. Мы молчим. Никто не решается заговорить о теме, которую мы оставили. Но едва допив напиток, Джастин всё же переводит внимание на меня.

— Послушай, твоя попытка оправдаться тем, что тебя бросил парень, и ты была не в себе, не внушает доверия. Если ты не в себе — это повод не выходить из дома, хорошенько выплакаться, а если не помогает — вызвать психолога, поработать над закрытием гельшатов или как они называются. Я не горю желанием сейчас разбираться в истинных причинах твоего поведения, но предлагаю договориться. Я не буду заявлять на тебя в полицию. Это слишком заморочено. Я как-нибудь улажу шум с правоохранительными органами, но ты будешь мне должна.

— Буду должна что? — спрашиваю я.

— Допустим, исполнить три моих желания, — скептически отвечает парень. — По рукам?

Его заявление удивляет меня так, что я встаю с места и подхожу к окну. В голове у меня каша масляная, но я готова попробовать сыграть по его правилам.

— По рукам.

— Знаешь, есть такое народное средство для выздоровления…

— Речь идёт явно не о шалфее.

— О поцелуе.

— А ты не теряешься даже с сотрясением мозга, — я заправляю прядь волос за ухо. — Один раз?

— Начнем с одного, — протягивает Фишер, — с одного раза в день.

Я не сдерживаю свой смех, потому что его поведение, правда, очень глупое. Может, мне стоит позвать доктора, чтобы тот измерил температуру? Или это побочное действие одного из лекарств?

— Что такое, — Джастин тоже смеется, — тебе не нравится моя идея?

Я смотрю на него, привлекательного парня с голым торсом, забитым татуировками. Постепенно поднимаю взгляд выше, к лицу, и встречаюсь с его глазами. Я краснею и отворачиваюсь. Не могу же я прямо сказать, что меня всё устраивает.

— До завтра, — улыбаюсь я и хватаю куртку.

Мне приходится чмокнуть парня в щёчку перед своим уходом

На улице уже темнеет. Я набираю Эбби и говорю, что выдвигаюсь к ней, а после окунаюсь в музыку и размышления о Джастине. Такая странная встреча спустя шесть лет. И как ему могло прийти в голову подвязать меня в игру с желаниями?

Какой-то алкаш перекрывает мне путь, неожиданно выскочив передо мной. Отец учил меня, что их нельзя злить. Нельзя кричать на пьяного. Контролирую себя от желания вытащить пистолет, делаю несколько шагов назад и молча обхожу бедолагу.

Мой папа — коп. Он запирает таких как я за решеткой. Он многому меня научил, не зная, что однажды мне это очень-таки пригодится.

Глава 7

Джастин

Первым делом после ухода Мелани я пытаюсь уловить оставшийся от неё сладковатый запах. Должен признать, внешность у неё приятная — личико как фарфоровое белое-белое, аккуратный маленький нос, голубые широко распахнутые глаза. Павда губы у девушки тонкие и покусанные. Это ведь привычка невротиков — кусать губы?

Я не должен ей доверять. И то, что она навещала меня, не сглаживает её вины. Я заметил, как лицо девушки покраснело, в попытке скрыть правду. Поэтому версия о случайности аварии — смешная чушь.

Мой нелепый уговор был придуман на ходу, я не знаю, зачем это сделал. Видимо во мне есть желание понаблюдать за Мелани ещё какое-то время.

Не скрою, я неимоверно рад, что всё-таки заставил свои мышцы шевелиться и отлепил скотч от глаз. Я снова живой, снова подвижный, жизнеспособный.

Оглядываю место пребывания и отмечаю, что стиля здесь особо не наблюдается. Хотя чего я требую от простой больницы?

Когда на следующий день приходит доктор, он вертится вокруг меня, как оса, собравшаяся ужалить. Однако, он радует новостью, что меня ожидает выписка через неделю.

В этот же день меня навещает сотрудник полиции, он берёт у меня показания — мою версию случившегося. Что ж, я беру вину на себя, смахивая на то, что потянулся за упавшим вниз телефоном. А сотрудник полиции — не дурак, разговаривал со свидетелями, а те утверждают, что передо мной выскочила белобрысая девушка. Я тихонько смеюсь, и говорю:

— Конечно, я бы мог скинуть ответственность на ту девушку. Только мне это не к чему, мне не нужно, чтобы кто-то со стороны покрывал мои ошибки. — Я смотрю прямо в глаза мужчине. Держу взгляд. Знаю, что если отведу его вниз — это будет признаком моей лжи, попыткой ухода от ответа. — Она не виновата, просто стечение обстоятельств.

Я подписываю несколько бумаг и облегчённо вздыхаю. Мне жалко автомобиль, но так важно не привязываться к вещам. Они не могут подарить людям ничего, кроме комфорта и чувства радости, которое, между прочим, испаряется через короткое время после приобретения данной вещи. Сначала мы радуемся обновке как ненормальные, а после находим радость в других покупках.

После обеда заходит Мел. Целует — по уговору. Рассказывает о погоде, о людях, встречающихся по дороге ко мне. И ни слова о себе. Даже не знаю, хорошо это или плохо.

Так повторяется несколько дней подряд. Я слушаю её, киваю, кидаю безразличные фразы, смотрю в потолок, слежу, как передвигается стрелка на настенных часах. Замечаю, как растёт моя борода. Приходит медсестра, чтобы помочь мне. Я отказываюсь от помощи, ссылаясь на то, что уже могу вставать с кровати и, к тому же, у меня есть две руки.

Кайл не объявляется. Я прошу доктора принести мои вещи, если таковые имеются. Он приносит мой мобильник и папку с документами, которая всегда лежала в бардачке моей Ламбо. На вопрос об одежде мужчина ответил, что она размещена в шкафчике моей палаты. Как я сам об этом не догадался? Видимо, хорошенько я в тот день ударился головой.

Включив мобильник, я замечаю десятки входящих сообщений. Мысленно шлю всех к чертям и направляюсь в телефонную книгу. Я набираю Кайла и выслушиваю нудные гудки.

— Ты не хочешь меня забрать? — говорю я, как только он поднимает трубку.

— Тебя выписывают? — тут же подлавливает друг, — ну, наконец-то!

— По моему желанию и под твою ответственность.

Бороду я так и не сбрил. Зато сижу уже нарядный, с зачесанными назад отросшими волосами, готовенький, в ожидании свободы. Когда в дверном проеме появляется Кайл в джинсовой куртке с дырками, я растягиваю улыбку до ушей и направляюсь к нему.

— Выглядишь постаревшим, — Кайл пожимает мою руку.

— И ощущаю себя на лет сорок.

У регистратуры женщина в белом халате вызывает доктора, тот советует мне соблюдать постельный режим, не заниматься физическими нагрузками, подписывает какие-то документы и желает удачи. Я заполняю анкету перел д уходом. Затем нам выдают стопку бумаг для ознакомления. Оказывается, я ещё должен выписать нескромный чек этой организации.

Добравшись до выхода, я не без усилий отталкиваю дверь вперёд и выхожу на свет. Во время этих двух месяцев я не особо четко видел свою дату смерти и, честно говоря, предполагал, быть может, с ней что-то произошло. Но оказавшись на воле, где ветер разносит во все стороны мои волосы, я снова вижу её. Не изменившуюся.

В детстве я не понимал, что означают эти палочки да завиточки. Это было до тех пор, пока мама не научила меня считать и писать. Я вывел последовательность цифр в своей тетради, а мама спросила: «Твоя дата? Ты видишь это?». Я кивнул, а мама прижала меня к себе и поцеловала в лоб.

Однако, мне кажется, что моя дата была не такой, какой представляется сейчас. По-моему, вместо шестерки была тройка. На каком этапе жизни ко мне добавились тридцать лет, как будто бонусом, — остаётся для меня загадкой.

Мама тогда пояснила мне, что наше сознание — система, которая выбрасывает информацию порой совершенно ненужную. Оно показывает дату естественной смерти человека. Сознание выдает эти числа у всех в разном возрасте, например, мама увидела свою дату только после окончания седьмого класса, а папа после того, как упал в обморок на первом свидании, дед Фишер и вовсе узнал свою дату в подростковом лагере. Странно это, но я вполне доволен, что мне уготована долгая жизнь.

— Долго стоять будешь? — выкрикивает Кайл из окна своего автомобиля.

Я жадно вдыхаю свежий воздух, а затем сажусь на переднее сидение авто. Кайл заводит мотор, и мы двигаемся с места.

— Куда мы? — спрашиваю я.

— Если ты так хочешь, я могу отвезти тебя домой. Но, по-моему, тебе не мешало бы развлечься.

Это вполне в его стиле. Я широко улыбаюсь.

— Мелани приходила?

— Да, мозолила глаза. Я ничего не понимаю…

— Откуда ты её знаешь? — спрашивает Купер.

— В том-то и дело, я понятия не имею, кто она. Знаю только то, что это она кинулась под колеса моей машины в тот день.

— Вот это поворот.

И правда, такого поворота я не ожидал. Зачем я вообще пошёл на контакт с Мелани? Можно было сказать, чтобы она выметалась с палаты. Шла своей дорогой и не боялась, что я заявлю на неё в полицию. Зачем я придумал глупый уговор? Мне остаётся надеяться, что за пределами больницы мы больше не увидимся.

Я отвожу взгляд в окно со своей стороны, мельком осматриваю здания, которые мы проезжаем. Но когда Кайл жмёт на тормоз, я округляю глаза, потому что вижу стриптиз-бар.

— Что, по-твоему, может быть лучше? — смеется Кайл.

— Ты видишь, как я выгляжу? — я оглядываю себя в зеркало заднего вида. — Посмотри на эти волосы, бороду…

— Все в порядке. Выглядишь, как деловой мужик, у которого нет времени на уход за собой.

— Ну, спасибо, — я закатываюсь смехом.

Улицы в этом районе невероятно пусты. Со здания стриптиз-бара доносится музыка, а дверь в это заведение блистает неоновыми электродами.

Мы переглядываемся с Кайлом, а затем он первый заходит в бар. Я следую за ним. За дверью нас встречает темный коридор с такими же неоновыми, как на входе, стрелочками, указывающими вперед. Через шагов двадцать появляется ещё одна дверь, уже стеклянная, — последняя преграда между нами и стриптиз-шоу. Мы проходим к кожаному дивану, находящемуся в самом дальнем уголке зала.

Кайл заказывает виски.

У меня мутнеет рассудок.

Девушка ведет меня за руку в приватную комнату.

Глава 8

Мелани

Он сваливается на мостовую, качаясь, будто пьяный. Кровь неприятного тёмного цвета всё ещё хлещет. Я оттираю нож досуха об куртку уже беспомощного человека, прячу обратно в рюкзак и собираюсь уходить. Но чтобы убедиться, что мужик на самом деле мёртв, я два раза стреляю ему в лицо из пистолета с глушителем, и только тогда позволяю себе уйти, едва не поскользнувшись в луже крови, что натекла около его черепушки.

— Адам, Адам, — качаю головой и бросаю прощальный взгляд.

Спускаюсь по улице и выхожу из темноты, прямо как в кино. Через несколько секунд появляюсь у супермаркета, какой-то парень приглашает меня войти. Там я всё ещё не могу прийти в себя, как зомби брожу по рядам, хватая всё, что попадётся под руку, разглядывая упаковки и откладывая продукты обратно — на полки. Я приобретаю всего один продукт, выхожу из магазина, вскрываю пачку хлопьев, на ходу зачерпываю их горстями и отправляю в рот. Пытаюсь в то же время присвистывать «Sweet dreams», а затем раскрываю зонт и несусь сломя голову по Фултон роуд, сперва — в одну сторону, затем — обратно и вновь назад.

***

Утром меня встречает мысль взглянуть на календарь. Под вчерашним числом аккуратно вывожу «+1», перечеркиваю сегодняшний день — 21 октября и поднимаю брови. Осталось чуть больше девяти месяцев.

В моих планах почти четко прописанный график работы вплоть до марта. Затем мне хочется оторваться на заработанные деньги, так сказать, заранее отпраздновать свои похороны. Я не из тех, кто желает провести последние свои дни в кругу семьи, крича навзрыд и утираясь платочком. Но где буду отдыхать — я ещё не определилась. Это, несомненно, должно быть великолепное место с пляжем неподалеку, где каждый вечер будут вечеринки в мою честь.

Немного подумав, я решаюсь выйти из комнаты и спускаюсь вниз, где меня встречает Аманда, вцепившаяся руками за стопку бумаг.

— Доброе утро, Мел. Зайди к Саймону, — поспешно говорит она.

— Привет, ты к девочкам?

Замечаю, что Аманда сегодня выглядит хуже обычного. Как будто проснулась не в настроении и решила не тратить время и силы на макияж. Складывается впечатление, что её волосы собраны в хвост на скорую руку — они выглядят неопрятно, торчат холмиками разных размеров до самой резинки.

— Да, — вздыхает она, — снова будем философствовать на тему жизни в этом доме.

— Есть те, кто противятся?

— Можно сказать и так, — она поспешно скрывается за поворотом коридора. У меня складывается впечатление, что её нежелание продолжать разговор как-то связано со мной.

Я стучусь в дверь Саймона, пытаясь одновременно предугадать, по какому поводу он хочет меня видеть. Но ни одна мысль не успевает прийти ко мне в голову, раздается голос Беллами:

— Войдите.

Я без единого слова прохожу в кабинет. Сажусь на дымчато-серый диван возле окна и отправляю свою улыбку Саймону. Он складывает руки в замок на столе. И мне становится душно то ли от его напряжённости, то ли от моего волнения. Парфюм Беллами обжигает мой нос. Не подавай виду, проносится в голове.

— Тоже рад тебя видеть, — уголки его губ поднимаются, но тут же улыбка ускользает.

— Что-то не так?

— Да, Мелани. Конечно, я бы хотел сказать, что всё прекрасно, но ведь это не так. Добавилось головной боли.

Щурю глаза, ожидая пояснений от Беллами.

— Творится какой-то хаос. Ты не замечаешь?

— Нет, — честно отвечаю я.

— Конечно, ты ведь тут в свободном режиме, хочешь — живешь, хочешь — шляешься где-то.

Я закусываю нижнюю губу и отвожу взгляд на пол. Услышать такое я была не готова. Это обидно настолько, что слёзы подкатывают к глазам. Силой сдерживаю их, вспоминая, что Саймон сам разрешил мне остаться здесь без всяких обязательств. Я поднимаю взгляд, но не на него, а на колышущуюся занавеску, и произношу:

— Сказал бы раньше, что я путаюсь под твоими ногами.

— Нет. Извини. Я не это имел в виду.

— Разве? — я непонимающе смотрю на Саймона.

— Вчера случился инцидент в твое отсутствие. Эта… Как там её… последняя, кого ты привела… Лара…

— Лана, — поправляю его.

— Не важно, — он закатывает глаза и взмахивает рукой, будто произошедшее вчера действительно имеет не малую роль. — Она напала на клиента. В новой обустроенной комнате она устроила разгром, расцарапала до крови лицо Тима Рентона, и я уже не говорю об ударах в слабое мужское место.

— Разве она прошла медицинский осмотр? — я спрашиваю спокойным голосом.

— Нет, ты ведь знаешь об отъезде Чеза. Как только он приедет, Лана первая у него на очереди, — он пилит меня взглядом, а я молчу. — Черт возьми, Мел, ты думаешь, это меня больше всего интересует? Тим захотел новенькую, я отправил ему новенькую. Разве ты не понимаешь? Рентон — наш первый и, отмечу, постоянный клиент. Сама знаешь, что большинство посетителей собираются у нас по его рекомендациям. Нет его — нет посетителей, нет нас.

Беллами хватается за голову. А мне совершенно нечего сказать.

— Как он вёл себя после случившегося?

— Разумеется, он был в бешенстве. Его дома ждёт жена, а он приедет с расцарапанной рожей. Это нормально? Нет. Я извинялся перед ним, предлагал денежную компенсацию, но Тим совершенно не хотел меня слушать. А теперь скажи мне, кто в этом виновен?

— Давай, скинь всю вину на меня, — срываюсь я.

— Лана изолирована до тех пор, пока не просветлится её разум.

— Да плевать я хотела на Лану, и на твои обвинения, — повышаю голос и направляюсь к двери. — Вчера меня здесь не было. Саймон, я ни в чем не виновна! Во-первых, Лану для начала должен был осмотреть врач. Во-вторых, Аманда должна была провести с девушкой определенное количество бесед перед тем, как допустить её к клиентам. Ты всё ещё думаешь, что виновата я? А где была твоя голова в тот момент, когда ты согласился пустить в расход новенькую, которая ещё не вошла в курс дел, происходящих в этом доме?

Парень молчит и это сводит меня с ума. И я думаю, что это судьба решила дать мне пощёчину за то, как я поступила с Джастином, и вот — подкинула мне ссору с Беллами.

— Да у неё, может, вагон венерических заболеваний, — вскрикиваю я, — а ты допустил ситуацию, что она могла заразить клиента. Почему ты сам нарушаешь уже устоявшиеся правила? — я ищу ответ в глазах собеседника, а он отворачивается. И я понимаю, что беседой он хотел перекинуть ответственность на меня. Умыть свои руки. Эта ситуация становится для меня смешной и противной одновременно. Я встаю с места и двигаюсь к двери, — Когда разберешься в себе, тогда и поговорим.

В стрессовые ситуации у меня всегда появляется аппетит и этот случай не исключение. На кухне Сара предлагает мне лазанью, и я с радостью принимаюсь за её поедание.

— Что-то ты не в духе, деточка, — Сара садится рядом.

Эта женщина всегда восхищала меня простотой. С самого первого нашего знакомства она дала понять, что в ней живет только доброта и ничего кроме. Тихая, спокойная и в то же время милая Сара. Не знаю, почему она согласилась здесь работать, я никогда не говорила с ней об этом, но, по словам Аманды, у Сары нет семьи, и детей она иметь не может, дома её никто не ждёт. Если это действительно так, я понимаю её решение работать у Беллами. Здесь она — наша поддержка и опора. Она любит всех, все любят её.

— Вы слышали о вчерашнем? — спрашиваю я.

— Такое невозможно пропустить мимо ушей, Лана так кричала и молила отпустить её.

— Саймон обвиняет меня в этом, — говорю я, прожевывая пищу.

— Глупости, Мелани, всё это глупости. Не принимай близко к сердцу. Ты же знаешь его, он отойдёт.

Взглянув на часы, вспоминаю про Джастина. Я не могу оставить дело — не завершить его. Вполне логично, что если не я — его убьёт другой исполнитель. И другого выхода я здесь не вижу. На душе беспокойно, болезненно, как будто я собираюсь совершить самый дурацкий из всех промахов моей жизни.

Спешу наверх, чтобы переодеться. Возле моей комнаты меня поджидает блондинка, я вопросительно смотрю в её сторону.

— Лана хочет поговорить с тобой.

— Лана? — удивляюсь я.

— Да. Именно она.

— Хорошо, загляну, как будет время. Ты же знаешь, что тебе запрещено находится на этом этаже? — спрашиваю я у девушки.

— Но ты ведь никому об этом не скажешь?

— Не знаю, не знаю, — вздыхаю я, пожимая плечами, и захожу в комнату.

Какую-то долю секунды я думаю, что надо бы послать всё к черту и проваляться весь день на кровати. Однако, нахожу в себе силы перебороть свою лень и принимаюсь копаться в шкафу.

Глава 9

Джастин

Я пробуждаюсь и резким движением сажусь на кровати. Во сне машина, за рулем которой я находился, на большой скорости врезалась в несущийся по встречной полосе грузовик. Мало приятного. Голова начинает трещать по швам, и эта боль заставляет меня схватиться руками, буквально окутать свою макушку.

— Последствия вчерашнего? — доносится до меня голос Кайла. — Воды принести?

— Да, — соглашаюсь я.

Шаги друга становятся всё тише и тише. Я падаю обратно на простынь и протираю глаза. Действительно ли я изрядно повеселился накануне?

Мне не часто доводилось оставаться у Кайла с ночевкой, в большинстве случаев я всегда стремился попасть домой, не смотря на своё состояние.

— Вайлет приготовила завтрак, — говорит Кайл, протягивая мне минеральную воду.

— Я не голоден, — выпиваю содержимое стакана до дна.

Кайл смеется и приземляется в кресло, откашливается и берет журнал с миниатюрного столика. Он пытается сделать вид, что читает, пытается сдержать смех, быть серьезным парнем, но у него не выходит, и он громко заливается на всю комнату.

— С чего ты веселишься? — я не могу понять, но смеюсь вместе с ним.

— Не голоден он.

— Да, не голоден.

— Что ты делал в приватной комнате вчера целых четыре часа? Ну, объясни мне, — смеется Купер.

Я качаю головой, не скрывая улыбку.

— Я понимаю, что ты почти два месяца провалялся в больнице, что тебе хочется…

— Еще скажи, что ты все эти четыре часа сидел и грустил в одиночестве, — говорю я, натягивая футболку.

Раздаётся стук в дверь, мы с Кайлом переглядываемся. Вайлет смотрит на нас, выглядывая из дверного проёма. У меня складывается впечатление, что я не видел её очень давно, она стала ещё красивее.

— Привет, Джас, — мило улыбается она.

— Привет, — я треплю свои волосы, пытаясь привести их в порядок.

— Я только хотела узнать, скоро ли вы спуститесь? — девушка обнимает Кайла, сидящего в кресле.

— Мы сейчас, любимая, буквально пару минут, — он целует её в губы и растягивает улыбку.

Когда она уходит, мы с Купером безмолвно смотрим друг на друга. А затем меня начинает грызть совесть. Чёрт, какой же я идиот, думаю я, не слежу за языком в доме друга.

— Извини, Кайл, — выдавливаю из себя.

Он приподнимается с кресла, подходит ко мне и хлопает по плечу:

— Все в порядке, — говорит он, — надеюсь, она не услышала.

Их кухонька бело-чёрных оттенков имеет минималистский дизайн. Вдоль одной стены размещается всё: две большие плиты, громоздкий сервант, двухдверный холодильник. Напротив расположен стол, маленький, на четыре персоны.

На завтрак Вайлет преподносит традиционную яичницу с беконом, и я с радостью уплетаю всё за обе щеки, так соскучился за домашней едой. Вайлет улыбается и, кажется, её ничто не беспокоит.

— Готов к работе? — впервые за время завтрака Кайл обращается ко мне.

— Соскучился, — коротко отвечаю я.

— На выходных сможешь поработать вместо меня, мы хотим съездить на юбилей матери Вайлет.

— Конечно.

— Позвоню ей сегодня и обрадую, что у нас получится приехать, — еще ярче засияла девушка.

По пути в «Дороти» Кайл останавливается, чтобы купить себе сигарет. Мы с Вайлет остаемся в машине наедине, она упирается взглядом в мой затылок, сидя на заднем сидении. Я чувствую, что её что-то тревожит, и оказываюсь прав. Она подает голос:

— Он изменяет мне?

— Нет, — словно на автомате выговариваю я. Терпеть не могу подобные разговоры. Но я не могу позволить, чтобы его отношения разрушились из-за моего болтливого языка.

— Не прикрывай его, Фишер. Я знаю, что он не из тех, кто дорожит отношениями настолько, чтобы…

— Я говорю правду.

Мне хочется добавить: «А какого черта ты тогда с ним, раз он не дорожит вашими отношениями», но я сдерживаю себя, сжимаю губы и смотрю на дверь магазина, в который зашел Кайл. Где же его черти носят?

— Скажи мне это в глаза, если это действительно так, — говорит она, и я резко поворачиваюсь в её сторону.

Мы смотрим друг на друга. У меня появляется чувство, будто она сейчас расплачется. У нас глаза одинакового оттенка. Карие глаза бывают разными: желтоватыми, ореховыми, золотисто-коричневыми, зелёно-карими, почти чёрными и, наоборот, довольно светлыми. В нашем случае — золотисто-коричневые. Это говорит о том, что Вайлет прежде всего сильная, решительная натура, умеет общаться с людьми и добиваться своего — я читал об этом в одной из еженедельных газет, что приносят нам в паб. Глядя на неё, мне хочется закричать, чтобы она бежала от него. А потом я вспоминаю, что он мой друг.

— Он не изменяет тебе, Вайлет. Ты — всё, что у него есть, — я говорю ей это прямо в глаза.

И она верит мне. Точнее, мне хочется, чтобы она поверила. Я возвращаюсь в прежнюю позу и наблюдаю в окно, как Кайл двигается к автомобилю.

— Вот это очередь, — он со вздохом садится за руль.

Мы подвозим Вайлет к офису, а сами отправляемся в бар к Майку.

В «Дороти» довольно тихо. Обычный день. Преимущество заведения, в котором мы работаем, состоит в том, что днём это обычный паб, где люди могут завтракать, обедать, встречаться со своими друзьями, а вечером паб превращается в шумный бар, который несколько дней в неделю устраивает громкие вечеринки, а в другие же классифицируется как «спорт-бар».

Я смотрю на Майка, в который раз стремясь понять, что у того на уме. У парня лысая голова и французский акцент, так что его вполне можно принять за бандита. Он — один из самых уравновешенных людей, мне ни разу не доводилось слышать, чтобы Майк повышал голос или выходил из себя. На руках у него красуются самодельные татуировки — он их наколол булавкой и чернилами — «Я ЛЮБЛЮ КЕЙТ», от костяшки до костяшки. Он ради этой Кейт немало что делал — устраивал потрясные ужины после закрытия, дарил презенты не только в день рождения. Даже песню как-то сочинил. Кайл сказал, что Майк ведет себя как ковёр, о который впору вытирать ноги. Но что, если это и есть любовь?

Кайл засыпает стручковую фасоль в кастрюлю с кипящей водой. Майк у черного хода очищает картошку и курит, выдыхая дым на свежий воздух через открытую дверь. Я, как и каждое утро, берусь за салат-бар — креветки, яичница, коул-слоу. Работается нам втроём хорошо. Всё происходит своим должным образом.

— Что-то вы парни сегодня притихли. — говорит Майк. — Опять проблемы с девчонками?

Майк отпускает нас со смены ещё до полуночи, объясняя это тем, что сегодня он справится сам. Мы садимся в машину Купера, и он нажимает на газ. Мы оба уставшие, поэтому я откидываю голову, поддаваясь сну.

— Зачет, Джасик, — протягивает Кайл.

— Уже доехали? — я протираю глаза.

— Я не об этом. Тебя девушка поджидает. Мелани, верно? Так её зовут?

— Что она тут делает? — недоумеваю я.

— Видимо, ночь обещает быть бурной.

— Отцепись, — смеюсь я и выхожу из машины, — спасибо, что подбросил.

— Обращайся, — улыбается Кайл, я закрываю за собой дверцу, автомобиль отъезжает от моего участка.

Протираю пальцами глаза, приближаясь к девушке. Десяток вопросов сгущается в моей голове. Могу ли я доверять Мелани и приглашать её в дом? Сколько дней она провела со мной в больнице? Для чего нашла меня? Как сложится наше общение? Какое желание мне загадать следующим?

Глава 10

Мелани

— Классная тачка, — Джастин улыбается и подходит ближе.

— Я думала, что для начала ты поинтересуешься, что я здесь делаю, — я поглаживаю макушку, пытаясь придать своему внешнему виду опрятность.

— И что же ты тут делаешь?

— Жду тебя.

— Это очевидно. Тебе в больнице сообщили адрес?

— Какой догадливый. Но пришлось потрудиться, а то глупо получилось бы, сестра не знает адрес братишки.

— Ты молодец, — смеется он и оглядывается по сторонам, будто до сих пор думает, что от меня стоит ждать беды. — Зайдешь?

— Да. Не зря же я торчала здесь, — я смотрю на наручные часы, — больше двух часов.

Мы проходим через ворота высотой в метра три, не меньше, а затем направляемся вдоль освещённой дорожки, выложенной из природных камней. Вдоль высажены кустарники, за которыми, видно, кто-то ухаживает. Дорожка слегка направляет нас влево и моему взору открывается четырёхэтажный дом из серого камня.

— Это дом моего дедушки, — поясняет Джастин, поворачивая ключ, а затем, как джентльмен, пропускает меня вперед. — Проходи.

Пока Фишер отлучается переодеться, я прогуливаюсь по первому этажу. Отмечаю, что внутри дом обустроен в стиле современного ренессанса — пропорциональные, гармоничные, изящные формы, шторы из блестящих тканей с вышивкой, деревянные полы и мебель тёмных оттенков контрастируют со светлыми стенами. Выглядит довольно эффектно.

— Ну, как тебе? — улыбается парень, облокотившись на перила лестницы.

— Красиво.

— Это только здесь, пойдем выше.

Когда я поднимаюсь за ним на второй этаж, действительно удивляюсь. Здесь не присутствует почти ничего из двадцать первого века. Всё старенькое, но очень красивое. Почему-то вспоминаются фильмы, в которых устраивались балы, дамы красовались в шикарных пышных платьях. Я будто переношусь в прошлое, хлопаю ресницами, без возможности найти подходящих слов.

— Кстати, с какими намерениями ты приехала? — неожиданно спрашивает и он, заставая меня врасплох.

— Убедиться, что у тебя всё хорошо.

Он оставляет мой ответ без комментария, молча ведёт меня дальше.

Третий этаж оказывается таким же. Джастин, заметив моё восхищение, тоже старается не произносить лишних слов, давая волю моей фантазии. Но на четвёртый этаж парень меня не ведёт. Интересно, есть ли на это какие-то причины. Оказавшись в гостиной на первом этаже, я, наконец, обретаю голос:

— Потрясающий дом.

— Поэтому я не смог с ним расстаться и переехал сюда, — парень смотрит в окно, о чем-то задумавшись, а потом резко переводит взгляд на меня. — Будь как дома, устраивайся на диване, я скоро подойду.

Через пару минут Джастин возвращается, держа в одной руке огромную тарелку с чипсами, а в другой — две стеклянные бутылки пива. Он садится рядом со мной и ставит всё на журнальный столик перед диваном.

Гостеприимства у Джастина не отнять, он не боясь впустил меня в своё укрытие, показал дом, и так по-домашнему собрался смотреть со мной телевизор. Я, впечатлённая его поведением, качаю головой и широко улыбаюсь. Ну не мог же он отказать девушке и оставить меня на улице? Или мог?

— Что? — спрашивает он.

— Ты всегда так расслабляешься после работы?

— Почему бы и нет?

— Я не пью пиво.

— Я тебе и не предлагал, — смеется он, — мне двух бутылок даже мало будет.

Он включает телевизор, расположенный на стене напротив, попадает на фильм «Иллюзия обмана». За все время фильма мы не переговариваемся, очень увлечены сюжетом. Лишь один раз мы встречаемся взглядами, когда наши руки соприкасаются в тарелке чипсов, и я осознаю, что это первый раз, когда он касается моей кожи, отчего по спине пробегают мурашки.

Вспоминаю сообщение надоедливого заказчика, пришедшее на телефон в тот момент, когда я оформляла машину в прокат. Он снова угрожал мне: либо я убиваю Джастина, либо нам обоим не жить.

Решаю, что нельзя оставлять всё в таком положении. Мне необходимо втереться в доверие Фишера. Быть может, он сам раскроется и просветит меня в некоторые темы. Мне жутко интересно, почему он прикидывается, что не помнит меня, а может, и не прикидывается вовсе? Я должна это знать.

— Скажи мне, — говорю я. Парень поворачивается и смотрит на меня. — Нет, ничего, — я фальшиво улыбаюсь, Джастин снова переводит внимание на телевизор.

Я не готова услышать ответ сейчас. Ещё рано. Очень рано. Мой мозг посылает мне другую мысль: «Главное, чтобы не было слишком поздно». Мне становится невыносимо сидеть рядом с ним. Я узнаю у Фишера, где находится ванная, и спешу туда. Умываюсь холодной водой и вытираю лицо сухими салфетками. Смотрю на своё отражение и сосредотачиваюсь на дыхании.

Пугает то, что я ощущаю прилив ненависти к сложившейся ситуации. Я в ярости, я схожу с ума и способна на всё, что угодно. Мне хочется лезть на стены, поджечь дом, сделать что-то безумное. Я ловлю себя на том, что готова придушить Фишера одним из его полотенец. Затем снова умываюсь. И всё становится на свои места — я не должна убивать его.

— Ты же на колесах? — спрашивает он, когда я возвращаюсь.

— Что? Как ты мог такое подумать?

— Стоп. Я о машине.

— Да, взяла напрокат. Не пешком же мне отправляться на твои поиски.

— Тоже нужно подыскать машину, покупать пока нет желания.

— Может, не будешь какое-то время садиться за руль?

— Хочу напомнить, что в аварии была виновата ты. Я как водитель — мастер.

Утром я понимаю, что совсем не помню, как я заснула. Я нахожусь в гостиной на том же диване, на котором ещё вчера мы смотрели фильм. Слышу, как Джастин спускается по лестнице и направляется, как я предполагаю, в кухню. Я тоже подрываюсь на ноги и молниеносно оказываюсь там. Парень стоит с голым торсом в серых спортивных штанах, выпивает стакан воды залпом. Вспоминаю наше детство, как мы пили воду на скорость — кто быстрее. Я дожидаюсь, когда он ставит стакан на стол, и желаю доброго утра. Он повторяет за мной.

— Мне нужно на работу, — говорит он.

И вот, мы уже сидим в моей машине, непозавтракавшие и необсудившие больше ни одну из тем. Мы ни на шаг не приблизились к правде, потому что я не могу подобрать слов для вопросов к Джастину. Когда прихожу в себя от этих мыслей, завожу машину. Мы едем молча, оставляя за собой серый городок Детройт. Он просит остановить у бара «Дороти», когда мы оказываемся в Кливленде.

— Будем на связи, — говорит он, улыбаясь, и хлопает дверью, даже не услышав моего ответа.

Аромат Джастина Фишера остаётся в автомобиле, и я намеренно не открываю окон, чтобы подольше вдыхать этот запах.

Паркую авто у особняка Беллами, охраняемого в данный момент Руди. Здороваюсь с ним, он мило льстит, что сегодня я хорошо выгляжу. А я не провела у зеркала и пяти минут. Забегаю в комнату и бросаю сумку на мягкий ковер. Во время принятия душа, вспоминаю о Лане.

Немного позже, когда я спускаюсь вниз, я прошу Рика пропустить меня, по его словам, к девушке-истеричке. Он разрешает и даёт ключи от её камеры. Я ужасаюсь от одного вида девушки. Её рыжие волосы растрепаны, одежда грязная. Синяки под глазами такие, что складывается впечатление, что она не спит и не ест уже достаточно продолжительное количество времени.

Я завожу с ней беседу, и она поддерживает её, не смотря на своё состояние. Извиняюсь перед девушкой за то, что устроила такую подлянку. Но я правда думала, что дом Беллами — единственное решение всех проблем для безнадежных девушек. Лана утирает слезы рукавами, свитер у неё — колючий, поэтому царапает нежное лицо. Щёки девушки обретают розовый оттенок.

— Ты зря льешь слёзы, Лана, — пытаюсь ее успокоить. — Скажи по секрету, какая у тебя дата?

— Девятнадцатого сентября две тысячи сорок девятого года, — сквозь слезы говорит она.

— А у меня в следующем году. 5 июня. Если, конечно, тебе это интересно.

Девушка поднимает глаза на меня, такие бездонные. Я сдерживаю своё желание обнять её.

— Мне осталось меньше года, — продолжаю я, — и ты всё ещё думаешь, что это тебе не повезло, оказавшись здесь? Мой календарь уже запустил обратный отсчет. Это куда хуже, поверь мне. У тебя есть огромные шансы жить хорошо. В этом доме тебе практически ничего не запрещено, если ты будешь вести себя прилично. А ещё, большой плюс в том, что если ты очень понравишься клиенту, то он может тебя выкупить. Что он решит с тобой делать — отпустить или взять в жены, это уже его дело.

Наступает молчание, и я не знаю, что ещё добавить. Я должна подбодрить её, внушить, что остаться здесь — лучшее решение. Но как я могу утверждать о прелестях нахождения здесь теперь, когда Саймон нарушает свои же правила? Когда винит меня во всех бедах.

И как я могу уговаривать Лану, когда сама не была в роли бабочки?

Конечно, у меня была мысль опробовать эту сферу, когда появилась цель иметь дополнительный заработок. Но мысль о том, что я больше не смогу жить как прежде, угнетала меня, хоть я и понимала, что Беллами, возможно, разрешил бы мне покинуть здание по воли случая.

Решение вопроса дополнительного заработка пришло ко мне неожиданно. Я оставляла свои резюме на разных сайтах, заполняла тесты, ходила на собеседования. Я была согласна на любую грязную работу — возиться с мусором, убирать дерьмо за животными, престарелыми, больными людьми, чистить рыбу, стирать потные вонючие носки. До этого я пробовала себя в сфере общения с должниками, когда приходилось по телефону выяснять причины невыплат и аккуратно давить на собеседника, чтобы тот возвращал деньги.

Я получила много откликов на резюме и стала перебирать варианты. Отсеяла предложения с полной занятостью, так как для меня важно — не зависать на работе целый день.

Во время одного из собеседований мне неожиданно вручили в руки пистолет и попросили выстрелить в мишень. А после рассказали суть и порядок работы.

Я была растеряна, одолевал шок от того, что такое существует, что убийства за деньги актуальны, и что мне — хилой на вид девчушке — предлагают такую работу. Несколько дней я размышляла об этом, перебирала мысли и не с кем не разговаривала.

У меня не было чувства борьбы двух сторон — плохой, подбивающей на злые дела, и хорошей, отговаривающей от них. Мысль о том, что я заработаю хорошие деньги — перекрывала все минусы. Мне хотелось попробовать насколько такая работа в моих силах, не убегу ли я перед самым ответственным действием.

Через пару недель, после вводных инструктажей, я прошла пробное задание. Успешно. Мне выдали личное оружие и поручили подписать документы о неразглашении тайны. С этого началось взращивание из меня убийцы.

Да, мне запрещается рассказывать о своей работе даже самым близким, но я и сама бы не стала распространяться об этом — мне не нужны свидетели.

Патроны я получаю по мере необходимости в оружейном магазине на окраине Кливленда. То есть в этом городишке есть свои люди — я знаю лишь двоих — продавец оружейного магазина и девушка, кто информирует о новых заданиях, связывает меня с заказчиками.

Так дополнительный заработок стал для меня основным, и теперь я могу обеспечить себе счастливое завершение жизни.

— Я не могу здесь находиться, — взвывает Лана.

— Всё будет хорошо. Условия в доме Беллами очень хорошие. Все нынешние девчонки через это прошли, а сейчас их всё устраивает, и более того, они утверждают, что счастливы.

— Я беременна, Мел, — шепчет она, чтобы этого никто кроме меня не услышал.

Её слова озадачивают. От волнения я прикусываю кожу фаланги указательного пальца и, в конечном итоге, соглашаюсь с Ланой. Ей нельзя оставаться под этой крышей. У неё есть ребенок и довольно привлекательная дата. Но как только вернется Чез, Саймон отправит Лану на осмотр, а выявленную беременность устранят даже в том случае, если срок будет слишком велик для этого.

Глава 11

Годами ранее. Вручение аттестатов

На шапочках выпускников высшей школы расположены кисточки, которые сразу после вручения аттестата каждый выпускник перемещает с одной стороны своей шапочки на другую — с правой стороны на левую. Это весьма забавная традиция.

Не смотря на солнечный день и улыбки людей, собравшихся на церемонии вручения аттестатов, Джастин не может побороть волнение. На сцену смотрят десятки, а может быть и сотни, пар глаз, внимательно вслушиваясь в речь. Сухость в горле мешает парню чувствовать себя комфортно, но подвести итоги выступления всё же необходимо. Он выдерживает короткую паузу, а затем продолжает:

— Надеюсь, вы, как и я, извлекли для себя много полезного за время обучения здесь. Например, как заверил Софокл, мудрость — главный элемент счастья. Второй же — это мороженое… Всё просто. Также надеюсь, что вы узнали достаточно, чтобы признать, как мало вы знаете… как мало вы знаете сейчас, на данный момент, на сегодняшний день. Это только начало. Через время наши достижения могут исчезнуть или стать забытыми. Аплодисменты могут стать далеким воспоминанием, а наши аттестаты и медали — пылиться на полке или в ящике стола. Но мы всегда будем помнить заботу наших одноклассников и преподавателей, их помощь и поддержку. Жизнь — это замечательный повод показать себя. И я не сомневаюсь, что у каждого из нас получится достичь желаемого.

Джастин широко улыбается, заметив на лицах публики восторженность, и спешит удалиться со сцены.

— С тобой всё хорошо? — спрашивает Лэйд, когда только что выступающий возвращается на место зрителя.

— Видимо, на завтрак съел что-то лишнее. Не важно, всё в порядке, — светловолосый бьет друга по плечу.

— Хорошая речь, чувак.

— Сейчас выход Мелани?

— Понятия не имею, но если так, то я очень хочу послушать бредятину, над которой она сидела несколько ночей.

— Ой, прекрати, Лэйд. Мне не терпится послушать твоё произведение, — смеется Джастин.

Директор вызывает Мелани Руд, а та в свою очередь не заставляет долго ждать. Поднимается на сцену, сжимая в руке свою пристрастную речь. Ей вручают аттестат, пожимают руку представители учебного заведения, а затем предоставляют возможность сказать пару слов в честь выпуска.

— Добрый день, дорогие родители, преподаватели и друзья. Мы очень рады, что вы собрались здесь, чтобы разделить этот праздник достижений и уникальных качеств сорока пяти членов нашего выпускного класса. В быстро меняющемся мире ответственность за многое ложится на наши плечи, все мы должны продолжать учиться и расти. Но, пожалуйста, прекратите ждать карту к жизни. Судьба награждает тех, кто рисует карты, а не тех, кто следует за ними.

Девушка опускает глаза и плавно убирает прядь волос за ухо. Публика ждет продолжения, переглядываясь между собой.

— Вы думаете, я читаю речь по шаблону, не так ли? А что будет, если я покажу вам это, — Мелани поднимает и крутит в руке лист, совершенно чистый лист бумаги. — Вот она — моя речь. Я не могу сказать, что я была примерной ученицей, также не могу сказать, что я отличаюсь чем-то от остальных. Я живая, я умею чувствовать, мной правят эмоции. Вы скажите, это плохо? Нисколько. Мы должны быть именно такими, должны делать то, что хотим именно мы, а не наши родители. Папа, мама, — девушка останавливает взгляд на своих родных, — простите меня. Выпускники, мы на пороге величайшего исполнения нашей мечты, желаний. Теперь мы взрослые. Весь мир лежит у наших ног. Время на нашей стороне. Время жить, время экспериментировать, делать ошибки, начинать все с начала. Время найти себя, найти вдохновение. Не теряйте ни минуты. Живите, чувствуйте. Поздравляю!

Громкие аплодисменты. Свисты одноклассников. Улыбки и гордость родителей за своих детей.

Мелани Руд спускается по лестнице, возвращаясь к друзьям.

— Ты поразила меня, — улыбается Джастин, встречая её теплым объятием.

— Я сказала всё так, как есть. Ребят, а вам как? — обращается девушка к остальной компании.

— Твоя речь лучше моей, засранка, — Ванесса тоже тянет руки за объятиями.

Неожиданно у Мелани темнеет в глазах, но она успевает ухватиться за подругу. Зачастую так оно и случается — внезапно, не в подходящий момент. Иногда это служит положительным эффектом в жизни человека, а иногда загоняет в тупик. Хрупкая девушка, безгранично любящая свою жизнь, узнала свою дату смерти. И та оказалась весьма не утешающей.

— Мел, Мелани, — Лэйд подхватывает девушку.

— Всё в порядке, — она хлопает глазами, пытаясь отогнать размытость в глазах.

— Сколько пальцев я показываю? — спрашивает Джастин.

— Три, — протягивает Мелани.

— Всё хорошо, ей нужно выпить воды.

Вечеринка в честь окончания высшей школы

Мелани

Джастин отводит меня на кухню огромного особняка. Он явно желает мне что-то высказать, ибо на кухне гробовая тишина, когда в остальной части дома музыка взрывает перепонки. Какой-то странный парень ходит вокруг обеденного стола. Джастин выпихивает его за дверь, подходит ко мне и пилит взглядом.

Мне плевать на него, плевать на всё, что сейчас со мной происходит. Я хотела добиться многого, но есть ли смысл биться головой об стену, если твоё время ограничено? Безусловно, нет.

— Ты что-то хотел?

— Может, ты перестанешь напиваться? Я тебя не узнаю, Мел, — Джастин выхватывает из моих рук бутылку мартини.

— В этом доме все пьют, — смеюсь я и тяну бутылку обратно.

— Прости, но я больше половины из них не знаю, а ты мне всё-таки друг.

— Ты ведь тоже уже выпил, не прикидывайся трезвой головой. Отдай бутылку.

— Что, чёрт возьми, с тобой происходит?

— Ничего, а что со мной должно происходить?

Он поджимает губы и, кажется, злится. Волнение окутывает моё тело, ещё немного и я не выдержу, выскажу ему всё, что думаю. Скажу, что мне больше не нужны друзья, что смысла в моей жизни ровно столько же, сколько мартини в этой бутылке, которую мы тянем друг на друга, — ровно на несколько глотков.

— Ты пару дней назад и ты сейчас — это два совершенно разных человека.

— Если тебе не нравится, что в твоем окружении водится такая, как я, то можешь больше не общаться со мной, я не обижусь.

Отпускаю хватку за мартини, пусть Джастин утешит своё эго, что смог отобрать у меня алкоголь, и принимаюсь обыскивать кухню в поисках зажигалки или спичек. Открываю шкафчики один за другим, но ничего подобного в них не попадается.

— Мел…

— Проваливай, ведь я такая плохая.

— Не неси чушь.

— Мне кажется, или ты пытаешься до меня достучаться?

— Так и есть, — сухо произносит он.

— Значит, как идти на выпускной бал, то у тебя есть более подходящая персона. А как почитать морали, так сразу: «Мелани, ты — мой друг».

К моим глазам подкатывают слезы, я быстро отворачиваюсь и успокаиваю себя, чтобы Джастин не заметил моей слабости. Душераздирающая боль, когда дружба становится не такой как раньше. Я не хочу ничего ему говорить. Мне не нужно его жалости. Пусть жалеет других.

— Она ведь тоже моя подруга.

— Однако, ты выбрал из нас двоих именно её, а кое-кто, не буду тыкать в себя пальцем, на выпускном был без пары.

— И это причина твоего распутного поведения?

— Не смеши меня, я не убиваюсь из-за парней.

Я нахожу зажигалку на подоконнике, достаю из заднего кармана джинсовых шорт пачку сигарет. Джастин тем временем направляется к раковине, а я молча наблюдаю за тем, как он выливает алкоголь, опустошая бутылку. Не хочу никак комментировать его поступок. Ни этот, ни какой-либо другой. Но когда расстояние между мной и парнем сокращается, я просто протягиваю руку перед собой.

— Не подходи ко мне, — невзначай вырывается из меня.

Он пытается взглядом задобрить меня, но я не убираю руку — так же держу дистанцию. Мы молчим, а после Джастин не выдерживает — разворачивается и уходит прочь, хлопает дверью. До меня доносятся звуки знакомой песни, и что-то хрупкое ломается во мне. Все веселятся, а я скатываюсь вниз по стене, затягиваюсь никотином и утыкаюсь головой в колени. Снова затягиваюсь и снова, и снова.

Когда сигарета кончается, я пытаюсь ухватиться за мысль, что жизнь не обрывается на ссоре с Джастином. Праздник не прекращается. Ещё есть время. Сердце бьется. И, несмотря на причиненную ему боль, есть смысл найти в себе силы зарыть это подальше в душу. Есть смысл дышать.

Я поднимаюсь и выхожу из кухни в шумный зал, окутанный светомузыкой. Здесь я чувствую себя комфортней. Однако в скором времени у меня начинает кружиться голова, вынуждая меня подняться наверх в одну из спален. На удивление она оказывается пустой. Я плюхаюсь на кровать с надеждой немного отдохнуть. Но слышу, как захлопывается дверь, а затем и мужские голоса:

— А вот и птичка в клетке, — говорит один.

— Кто первый, Джо?

— Что вы тут делаете? — взволновано спрашиваю я, но тон голоса стараюсь сделать уверенным.

— Мы пришли развлечься, крошка.

Во мне просыпается страх. Я не успеваю придумать ничего более подходящего, и говорю:

— Мой парень сейчас придет сюда, ребят, так что поищите другую игрушку.

— Смеешься? У тебя парень? Ты же вечно одна ходишь.

Это как удар под дых. «Вечно одна ходишь».

Парень с широкими плечами двигается ко мне, я разглядываю в темноте только два силуэта. Если их двое, то у меня еще есть шансы выбраться из этой комнаты. Я подрываюсь с кровати, но и шага от неё сделать не успеваю. Тот парень, что крупнее, толкает меня обратно, я падаю на холодную простынь.

— Твари, вам что, больше делать нечего?

— Ты ведь тут лежала и скучала, бедняжка.

— Ублюдок, — выкрикиваю я, а он в ответ дает мне сильную пощечину.

Второй извращенец заламывает мне руки и крепко держит их. Я извиваюсь, пытаясь вырваться из противных рук. Урод, поднявший руку на девушку, снимает с меня шорты, я не перестаю бороться и снова получаю очередную пощечину.

— Не трогайте меня. Мой отец — коп.

Они не останавливаются.

Я кричу, но кто придёт на помощь в этом чертовом доме, где даже своего собственного голоса не слышно? Я остаюсь без майки, которую снимают настолько небрежно, что царапают мое тело. Кое-как им удается снять и бюстгальтер. У меня практически не остается сил, я кричу уже хриплым голосом, захлебываясь в слезах.

Один из парней садится на мой живот, расстегивая передо мной ширинку, второй до сих пор держит мои руки. Я чувствую вонь пота от одного из парней, и меня чуть ли не выворачивает наизнанку. Мне становится тяжело кричать. Клянусь, это самый ужасный день в моей жизни.

Лучше бы я покончила с собой сразу, как узнала о дате смерти.

Во мне потухает стремление противостоять, я пускаю ситуацию на самотёк. Как-нибудь переживу и эту трагедию. Помучаюсь несколько лет, а потом спокойно умру. Обо мне даже никто не вспомнит. «Вечно одна ходишь».

Слышу, как кто-то врывается в комнату, но ничего не вижу. Мои глаза тонут в слезах, а голоса у меня не осталось. Тело больше не сдавленно весом парня, но мои руки всё ещё в крепкой хватке. Я бы вырвалась из них, только нет уже ни сил, ни желания.

В комнате разворачивается какая-то разборка, громкий грохот, непонятный шум. Осознаю, что в комнате есть кто-то ещё, кроме этих умалишенных. Мой единственный шанс, моя единственная надежда.

— Мелани, — голос Джастина совсем рядом.

— Ты здесь? — хрипло произношу я.

Мои руки освобождаются. Кто-то бежит прочь из комнаты.

— Трус, я найду тебя, — кричит Джастин ему в след.

Я плачу и сворачиваюсь в клубочек, до сих пор трясясь то ли от страха, то ли от холода. Парень укрывает меня пледом. И мне ужасно стыдно перед ним.

— Говорил же, не пей, — твердит Джастин повышенным тоном. — А что если бы я не успел, Мелани? Что бы было? Ты представляешь себе, чем это могло обернуться?

— Я бы умерла.

Знал бы он, что это вопрос времени.

Джастин ложится рядом и смотрит в потолок. Мы молчим. Меня охватывает чувство стыда, ведь ему пришлось вступаться за меня, а ещё он видел меня почти что голой. Я прячусь под одеяло с головой и тихонько плачу.

Глава 12

Джастин

— Он перепрыгивает через перила моста и едва держит равновесие, представляешь, — Эмили рассказывает настолько увлеченно, что я забываю о еде и перестаю жевать. — Тогда я спрашиваю у него: «Сколько тебе осталось?».

— И что он говорит? — интересуюсь я.

— Он говорит, четыре дня, это значит, уже завтра его не станет. Я стараюсь отговорить его, зачем тогда прыгать? Это так же бесполезно, как идти наперекор своей судьбе и пытаться спастись. Это равносильно, как цепляться за жизнь, которая нам все равно не достанется. Это не имеет смысла точно так же, как исполнять свои мечты, не имея возможности вдоволь насладится ими

— Эмили, ты молодчина, что смогла остановить его.

— Постой, Джастин, ты даже не догадываешься, какой ценой мне это далось. Он стал спорить со мной, что всё-таки есть смысл исполнять свои мечты.

— Но ведь, исполняя мечты, мы только привязываемся к жизни и этому миру. Куда легче уходить, когда тебя никто и ничто не держит.

— До того момента я придерживалась такого же мнения. Но парень задал мне всего один вопрос, делала ли я что-нибудь бесшабашное, что-нибудь безумно похожее на исполнение мечты. На что я отрицательно покачала головой. А он хитро улыбнулся и одним ловким движением перекинул меня через перила на узкий выступ моста.

Я нервно глотаю слюну, ожидая продолжения рассказа. Но Эмили не спешит, встает из-за стола и относит свою тарелку в раковину. Затем возвращается и начинает хлопать глазами.

— Мы не спрыгнули с моста, конечно же. Просто за те секунды, пока я находилась на грани полета вниз, я стала больше ценить жизнь. Я безгранично благодарна этому парню.

— Если бы мы все совершали безумные поступки, наше существование на этом свете было бы более увлекательным.

— Ты совершал нечто подобное? — она остро смотрит мне в душу.

Я отвожу взгляд куда-то вниз, вспоминаю, как я шатался по барам некоторое время моей жизни, как упивался в дерьмо и разносил уличные предметы интерьера. Словно это было вчера, вспоминаю, как валялся в саду и рыдал, цепляясь за травяной покров, как за последнюю надежду, так не хотел возвращаться в этот дом. В дом, который теперь стал до боли пустым. Снова пил, снова дебоширил. Ввязывался в дурные компании, получал кайф, думал, наконец-то моя жизнь наладилась. Однако я думал так, пока действовала очередная доза. Я легко втягивался в споры, получал за свой длинный язык ударами по ребрам, по лицу, которое почти всегда было изувеченным.

— Фишер, — протягивает домработница, и я возвращаюсь в реальный мир.

— Нет, Эмили, я просто прожигаю жизнь в серых буднях.

— Может вытащить тебя куда-нибудь? Знаешь, у моей знакомой в следующем месяце будет фотовыставка, а потом вечеринка до утра. Или хочешь, сходим в зоопарк или куда-нибудь ещё?

— Спасибо, Эм, но я не маленький. Захочу — схожу, — я отодвигаю тарелку от себя, в знак того, что прием пищи окончен.

— Извини, — она встает и поспешно убирает мою тарелку.

Я хватаю девушку за руку и смотрю на нее снизу вверх. У неё высоко собранный хвост, а по бокам распадаются две пряди, едва касаясь ключиц. На мгновение задерживаю своё внимание на этом. Она молчит. А я лезу свободной рукой в задний карман джинс, достаю оттуда белый конверт и протягиваю его брюнетке.

— Это за прошлый месяц.

— Спасибо, — она посылает легкую улыбку. — Но ты ведь знаешь, что мои услуги стоят намного дешевле, чем ты их оцениваешь.

Отпускаю её руку, не сказав и слова. И удаляюсь в зал, пока домработница занимается выполнением своих обязанностей. Чуть позже, проводив Эмили, ловлю себя на мысли, что за завтраком я совершенно не наелся.

На кухне одна стена заставлена шкафами с металлическим бело-синим корпусом и полками из нержавеющей стали. Я разогреваю в микроволновой печи половинку булочки и съедаю её, пока горячая, намазав сверху яблочным вареньем. Затем ем овсяные хлопья с соевым молоком. Все это я запиваю чашечкой травяного чая.

Накидываю на себя джинсовую куртку, в спешке забегаю в ванную, чтобы воспользоваться парфюмом. Говорят, девушки ведутся на это. Мной же управляет цель всегда оставаться приятным человеком, а не превратиться в вонючего изгоя под конец рабочего дня. В «Дороти» навряд ли люди будут долго сидеть у стойки с парнем, от которого разит потом. На лестнице встречаюсь с Джеком, глажу его рыжую шкурку и спешу вниз.

Во дворе до такой степени тихо, что становится страшно. Если кто-нибудь захочет меня убить, мой же дом и вся прилегающая к нему территория — отличный выбор для места преступления. Родственников у меня нет, да и постоянных гостей тоже не бывает — чем не отличная мишень? Убей, да и живи в этом особняке вместо прежнего владельца.

Сам смеюсь со своих рассуждений. Я завожу машину, взятую напрокат по совету Мелани. Роюсь в бардачке, в поисках жвачки, которую прикупил вчера. Затем жду, когда стрелка на наручных часах достигнет 12, и срываюсь с места.

В Кливленде сегодня солнечно, и люди, спешащие по улицам, почему-то кажутся немного добрее обычного. Мы все надеемся на чудо, когда погода заставляет наши души радостно петь. Я улыбаюсь как психически больной, которому удалось сбежать с места заключения.

Заезжаю по пути в лотерейный клуб, чтобы сделать свои ставки на Mega Million. Суть заключается в том, что ты должен угадать пять номеров в диапазоне от одного до семидесяти пяти и шар «мегабол» в диапазоне от одного до пятнадцати. Результаты совпадений известны уже на следующий день. А с каждым совпадением шансы выиграть джек-пот увеличиваются. Я не ясновидящий, но всё же вера в удачу во мне ещё есть, поэтому я ставлю ставки на 3, 7, 29, 48, 60 и 12.

В «Дороти» тихо, только несколько столиков заняты нашими постоянными клиентами.

— Как ты, Майк? — спрашиваю я, когда появляюсь на кухне.

— Вы с Кайлом, смотрю, вошли во вкус опаздывать.

— Извини, ничего не могу сказать в свое оправдание.

— Всё в порядке, Фишер, я лишь хотел сказать, что сегодня ты остаешься в ночь. Кайл своё тоже получит, но позже.

— Что ж, мне не привыкать, — протягиваю я, улыбаясь.

Отправляюсь к барной стойке, и пока нет клиентов, я привожу в порядок рабочее место, расставляя аккуратно бутылочки со спиртным, протирая полки, бокалы и кое-какие инструменты.

Оказывается, грейпфрут можно очистить таким образом, что остается только лишь мякоть, без горьковатых перепонок. Я этого не знал. А Майк проводит мне бесплатный мастер-класс. Я завороженно смотрю, как кожура превращается в одну неразрывную ленту, и пробую сам. Мне нравится ощущать липкий сок на своих руках

Проходит больше половины рабочего дня, а Кайл до сих пор не объявляется. Не думаю, что есть смысл беспокоиться. Он всегда относился к работе слишком просто, никогда не держался за нее.

Справившись с очередным заказом, я принимаюсь нарезать лайм для коктейлей. До меня доносится знакомый смех, я направляю внимание в сторону входной двери напротив меня. Мелани такая милая в платье в стиле Baby Doll. Светлая Мелани и Кайл. Они заявляются вместе, говорит ли это о чем-либо? Я нервничаю, но делаю вид, что упорно занят своим делом. Когда Мелани садится за стойку, а Кайл здоровается со мной, мне не остается выбора и приходится поднять голову.

— Замечательный день, — провожаю друга взглядом, пока тот идет готовиться к работе. — Какими судьбами, Мел?

— Захотелось посмотреть на место, где вы работаете.

— Хочешь перекусить?

— Скорее, выпить.

— Так сразу, — я удивленно растягиваю улыбку.

— Нужно набраться храбрости, — говорит она и пристально смотрит в мои глаза.

И я тоже не могу отвести от неё взгляд, мне жутко интересно, для чего хрупкой девушке понадобилась храбрость.

Глава 13

Мелани

Я не здороваюсь с Саймоном, когда мы сталкиваемся в коридоре перед завтраком. Он тоже держит себя на высоте и думает, что я заговорю первая. Он даже не набирается смелости посмотреть мне в глаза. Никогда раньше он не вёл себя подобным образом.

Мне некомфортно находиться за одним столом с Беллами. Его поведение заставляет меня почувствовать, что я нахожусь не на своём месте. Кажется, что все вокруг желают одного — чтобы я исчезла.

Мы — люди — такие любители накручивать себя на пустом (ну, или почти пустом) месте. Навязываем себе дурные мысли, воображаем, что о нас думают окружающие. Полагаем, что каждый замечает наши разноцветные носки, оторванную пуговицу, осыпавшуюся тушь. Как будто мир крутится вокруг нас, мы — центр вселенной. Но это не так. Это эгоцентризм, который нужно выбивать из себя изморами. Каждый раз когда думаешь о других — затыкать поток мыслей. Некоторые, используют для этого медитативные практики по успокоению ума, в которых нужно концентрироваться на моменте здесь и сейчас. Некоторые — заливаются алкоголем — сомнительная панацея.

По-моему, все за столом замечают напряженную обстановку, но никак не реагируют. Это правильно, иначе действует принцип: скажешь слово, взорвется вулкан.

Пережёвывая пищу, я думаю о Джастине. Пытаюсь понять, какими могут быть причины, почему он делает вид, будто мы не были знакомы раньше. Ведь он когда-то был для меня самым близким. Был. А потом исчез. И спустя столько времени судьба сталкивает нас таким нелепым образом, приписывая мне убийство лучшего друга.

Можно опровергнуть. Лучшие друзья не теряют связи на года, не исчезают просто так, не перестают участвовать в твоей жизни. Они знают кто ты, чем любишь заниматься, как проводишь свободное время, какие фильмы и музыку предпочитаешь. Зачастую они знают нас лучше, чем мы сами.

И получается, что у меня таких друзей нет. Я ни за что не расскажу Эбби о своём дополнительном заработке, каким путём мне достаются деньги. Я оберегаю её просто потому, что навряд ли она станет продолжать общение с убийцей. Это аморально.

Когда-нибудь я просто уеду в никуда, перестану отвечать на сообщения и звонки, не буду слать открытки по праздникам. Я поеду на встречу к своему последнему дню, и никто об этом не узнает. Наверное, я отправлюсь в путешествие по теплым побережьям, буду слушать музыку волн у костра, танцевать с ветром и громко смеяться.

У меня возникает мысль, а что если Джастин тоже хотел бежать ото всех? И какие основания у него могли быть на это?

Сара приносит апельсиновый сок к столу, разливает его по стаканам, а после присаживается рядом со мной.

— Сара, завтрак как всегда изумителен, — я стараюсь хоть как-нибудь разрядить обстановку.

— Спасибо, милая.

К моему удивлению, никто не решается вставить и слова. Постепенно, количество человек в комнате уменьшается. Теперь нас четверо: я, Сара, Рик и Саймон.

За окном появляется солнце, его лучи предательски ослепляют меня. Щурясь, я доедаю порцию супа, стукая ложкой о тарелку.

Саймон встает из-за стола, но не уходит. Я чувствую, как его взгляд проходит через меня, словно рентгеновский луч, отчего на руках волосы встают дыбом. Я отодвигаю тарелку от себя и, наконец, поднимаю голову.

— Чез приедет послезавтра вечером. Будь добра, Мелани, проинформируй Лану и прочисть ей мозги, мне совсем не нравится её поведение.

Он удаляется из столовой, стуча туфлями по мраморному полу. Даже не дождался моего ответа. «Будь добра, Мелани» — звучит эхом его голос в моей голове. Я нервно стучу пальцами по столу, а после перевожу дыхание:

— Кто-нибудь знает, чем ему не угодила Лана в этот раз?

— Это, конечно, не моё дело, — говорит Рик, откусывая кусок хлеба, — но меня подбешивает, что она ноет в камере так громко, будто ей подсунули мегафон.

— Рик, она девушка, — вступаю я в защиту. — Что ты знаешь о том, каково им здесь в первое время? Ты же человек, ты должен понимать, что когда тебя ограничивают в свободе — это не жизнь. Поставь себя на их место…

— Ты сама её привела сюда, причем за ручку. Привела — молодец. Дальше это не твоя забота. Пусть её имеют, а Саймону отстегивают купюры. Разве ты не заинтересована в увеличении семейного благосостояния?

— Черт, о какой человечности может идти речь? — чуть ли не крича, я встаю из-за стола, царапая пол ножками стула.

В коридоре пытаюсь успокоиться, хожу туда-сюда, считаю свои шаги. Досчитав до ста, мчусь к Лане. Я ещё не придумала, что скажу ей в глаза. Соврать, что все будет хорошо, или сказать правду, убив надежду девчонки одной фразой?

Меня пропускают в камеру с тусклым светом и дают ровно пять минут на разговор. Лана ещё спит, я сажусь возле неё и аккуратно трясу её за плечо. Замечаю, что на полу стоят две тарелки с едой, к которым девушка так и не притронулась. Она открывает глаза и, испугавшись, вскакивает и прижимается к стене, поджимая под себя ноги.

— Это я, тише, всё хорошо, — говорю я.

— Я думала, ты больше не придешь.

— Извини, у меня много дел. Я еле выкроила минутку, чтобы заскочить к тебе.

— Мне так страшно, — она сковывает руки на груди и опускает голову. — Я хочу на улицу, я хочу ходить по магазинам, я хочу разговаривать с людьми. Я хочу жить.

— Всё будет хорошо, — громко говорю я. — Правда. Только обещай, что ты обязательно поешь, ребенку это необходимо.

Она кивает и ничего не говорит в ответ. Я смотрю на часы, а потом направляюсь к двери.

— Когда? — шепотом протягивает рыжеволосая.

— Потерпи несколько дней. Всё наладится, обещаю.

Сообщение на телефоне:

«Трейс Дэвисон. Линкольн Парк. Через два часа.»

Прикреплено фото мужичка лет тридцати восьми — сорока. Солидный бизнесмен, имеющий в запасе, наверное, не один десяток лет жизни.

***

Я оказываюсь на месте назначения задолго до появления Трейса. Какое-то время разглядываю облака, в надежде заметить в них интересную фигуру, что не кончается успехом. Через пятнадцать минут появляется Дэвисон — хилый мужчина, но весьма симпатичный. Он садится на лавочку и разворачивает на своих коленях огромную газету. Выглядит мужчина весьма увлеченным, когда я прохожу позади него. Статья «Коррупция и последствия». Вот, что его беспокоит перед смертью.

Моё настроение перекатывается в волну ненависти. Я злюсь, что мне не судьба оказаться на его месте, что я никогда не окончу университет, даже не поступлю. Ведь всё мои планы рухнули в день вручения аттестатов. И мне не светит подняться по карьерной лестнице, иметь хотя бы маленькое, но собственное дело, вкладывать себя в него, а время от времени так беспечно читать газеты на улицах красивого города, как это делает Дэвисон. Разумеется, мне стыдно, что в своих бедах я обвиняю други. Но они перешли чью-то дорогу, почему этот факт должен заботить меня? Всё, что я делаю, — лишь работа, за которую я получаю деньги. Каждый выживает как может. Сегодняшний мир жесток. Сколько людей таких же, как я, — сломавшихся осознанием своей даты смерти? День за днём передо мной стоит выбор: умереть в серых буднях или же добиться чего-то большего, но замарать свои руки кровью.

Я оглядываюсь по сторонам и, убедившись, что все заняты своими делами, достаю из кармана нож и бью бизнесмена в шею. Потрясенный, он пятиться к урне, издавая при этом противные булькающие звуки. Кровь, хлещущая из раны, не дает ему возможности крикнуть. Я толкаю Дэвисона за урну, быстро прячу нож в полотенце и запихиваю его в сумку, стремительным шагом иду к дорожке на противоположную сторону, смешиваясь с толпой. Якобы случайно врезаюсь в миловидного парня с накрашенными глазами, спрашиваю у него как добраться до библиотеки, она должна быть в районе этого парка. Прикидываюсь, что приехала на встречу с подругой, но заблудилась в незнакомом городе.

Боковым зрением замечаю, что какая-то женщина уже склонилась над Трейсом. Вот, её взору открывается его лицо, полностью залитое кровью. Схватившись руками за горло, бизнесмен слабо стучит ногами. Звук, который издает женщина, переходит в вопль.

Любопытные прохожие собрались вокруг жертвы. Кровь из шеи Дэвисона выходит ровными, постепенно ослабевающими струйками, заливая его рубашку ещё больше.

Та женщина придерживает голову мужчины, а я мысленно провожаю его на тот свет. Осознаю, что если кто-нибудь вызовет скорую, и здесь окажется настоящий врач, то появится огромная вероятность спасти Трейса. Но этого не происходит.

Через время приезжает полиция. С Дэвисона стаскивают рубашку, он хватает воздуха и умирает.

Оказавшись на пустой улице, я замечаю, что этот чертов ублюдок всё-таки испачкал мою куртку. Со злости скидываю её в ближайший мусорный бак. На мне остается только розовое платье, подаренное Саймоном на прошлое Рождество.

В кондитерском киоске покупаю батончики с кокосом. Пока их упаковывают, я успеваю отправить отчет заказчику.

— Красивая какая, — раздается справа, и я медленно поворачиваюсь.

— Ты тоже ничего, — смеюсь я, увидев Кайла.

— Батончики — хороший выбор, — заверяет он, когда мне передают коробку с вкусняшками.

— Я с тобой делиться не буду, даже не проси.

— У тебя есть планы на сегодня? — парень поднимает левую бровь.

— А у тебя есть предложения?

— Я смотрю, ты голодная, а мне нужно на работу.

— Не вижу связи между этими фактами, Кайл.

Я уже разворачиваюсь, чтобы уйти, но он хватает меня за руку:

— Я еду в «Дороти» к Джастину.

И это является весьма хорошим поводом, чтобы пересмотреть свое мнение. Я расплываюсь в улыбке, а когда поворачиваюсь к брюнету, надеваю маску безразличия.

— Что ж, — говорю я, — хоть посмотрю, где вы работаете.

Кайл провожает меня до машины, усаживает на переднее сидение, а сам садится за руль. Аромат в автомобиле приятный, немного дразнящий. Как будто смесь цитруса и сандала. Кайл копается в своем телефоне, забыв обо мне. Сначала я пытаюсь отвлечься, рассматривая прохожих, но потом демонстративно кашляю. Парень откладывает свою игрушку в сторону, заводит машину и смотрит на меня:

— Скоро Хэллоуин, — говорит Кайл, — выбираю себе костюм.

— Конечно, в другое же время это сделать нельзя, — улыбаюсь я. — И кем же ты будешь?

— Не знаю, ты не дала мне определиться.

Весь путь мы проводим молча, лишь изредка подшучивая друг над другом. Мне нравится, как его руки обхватывают руль. Сразу заметно, что на дороге Кайл чувствует себя в своей тарелке.

Мы попадаем в пробку, что довольно странно, так как проблемы с движением автомобилей в Кливленде — большая редкость. За это время мы успеваем съесть все кокосовые батончики, а Кайл устраивает мне настоящий допрос: что я делала в парке Линкольн, не замерзла ли я в платье, нравится ли мне Джастин и как мы с ним познакомились. Не секрет, что на вопросы о парне с татуировками я наотрез отказываюсь отвечать. Мне бы для начала самой во всём разобраться, иначе я уже не понимаю, где сон, а где явь: познакомились ли мы в далеком прошлом или это случилось относительно недавно.

Кайл паркует автомобиль возле скромного на вид заведения. Я уже была здесь ранее, подвозила Джастина. Не особо хочу выходить на улицу, но приходится. Трясусь от холода, пока жду Кайла. Он хлопает дверцей, и двигается ко мне.

— А ты говорила, что тебе не холодно, — смеется он.

— Мне не холодно.

— Девушки — странные существа. У меня часто возникает вопрос: какого хера вы отрицаете очевидное? Почему это заложено у вас в крови? Почему вы не можете сказать правду, а упорно стоите на своем?

— Наверное, нам нравится быть независимыми, — смеюсь я, когда мы заходим в бар, и меня окатывает теплый воздух.

— Независимая ты наша, смотри, Джасик весь в работе.

Я игнорирую Кайла, прохожу вперед и сажусь за стойку. Увлеченный работой Джастин выглядит очень привлекательно.

Здесь пахнет свежесваренным кофе. Почему-то вспоминается детство, момент, когда мама говорила, что кофе для взрослых, а мне всё равно хотелось почувствовать вкус напитка, манящего терпким ароматом.

Джастин поднимает голову, когда друг с ним здоровается.

— Замечательный день, — твердит Фишер, а Кайл куда-то удаляется. — Какими судьбами, Мел?

— Захотелось посмотреть на место, где вы работаете, изнутри.

— Хочешь перекусить?

— Скорее, выпить.

— Так сразу, — смеется Джастин.

— Нужно набраться храбрости, — говорю я и устремляю настойчивый взгляд в сторону парня.

Он не отводит глаз. Я тоже рассматриваю его лицо, находящееся от меня на столь малом расстоянии. Его губы немного приоткрыты, я стараюсь не задержать своё внимание на них, чтобы он ничего не заподозрил.

Я выпиваю мартини, целых три бокала на тонкой ножке, прежде чем чувствую легкое алкогольное опьянение. Всё это время Фишер молчит, а я у него ничего не спрашиваю, надеясь, что он проявит свой интерес первым.

Кайл работает на кухне, поэтому его больше не видно и не слышно. Когда я не получаю должного внимания от Джастина, то пилю его взглядом до тех пор, пока он не отвлекается на меня. Парень облокачивается на барную стойку и смотрит в упор:

— Добавки для смелости?

— Нет, её уже достаточно.

— Как знаешь, — отвечает он и снова отворачивается, хватаясь за тряпку.

— Для тебя важнее протереть бокалы? — я пытаюсь сказать это не громко, но с ноткой обиды в голосе. — Разве так сложно уделить мне немного времени?

— Я работаю, Мел, — холодно отвечает он.

— Тем не менее, я не каждый день здесь бываю.

Смотрю по сторонам, зал совершенно пустой, если не брать во внимание двух парней, занятых пивом и чипсами.

— Что ты хочешь? — Фишер подходит ближе и останавливается напротив меня. Нас разделяет лишь деревянная стойку. Вытянув руку, я без проблем могла бы схватить Джастина за рубашку.

— Правды. Ты можешь мне сказать правду, Джастин?

Он не отрывает от меня взгляда, но не отвечает на поставленный вопрос. На секунду я разочаровываюсь в том, что решила пойти по этому пути, и прикусываю нижнюю губу. Я решаюсь задать следующий вопрос:

— Почему ты живёшь в Детройте?

— Не хочу продавать память о дедушке, знаешь, дом это всё-таки фамильная ценность.

— Хорошо, — радуюсь, что он честно отвечает. — А почему ты живёшь один?

— Не нашёл ту самую, с которой мог бы разделить этот уголок. Мало кто согласиться жить с таким кретином. Я пришел к выводу, что сейчас не нуждаюсь в отношениях, а для семьи — слишком молод.

Он чем-то наполняет стакан и разом выпивает содержимое. Затем поднимает свои глаза, давая понять, что он готов к следующему вопросу.

— Где твои родители?

— Они погибли. Это не та тема, которую я хотел бы выносить на обсуждение.

Моё лицо искажается от ужаса. Я была не готова услышать об этом. Это вполне может объяснить одиночество Джастина. Но я выжидаю паузу и задаю мой главный вопрос:

— Почему ты делаешь вид, что не помнишь меня?

— Ты шутишь? — смеется Фишер. — Естественно, я помню ту, кто послужил инициатором моей аварии.

— Я не об этом. Мы знаем друг друга с детства.

— Прости, ты что-то путаешь, — качает он головой и принимается снова протирать посуду.

Это то, чего я больше всего боялась. Похоже, Джастин решил стоять на своём до последнего. Мне становится жарко, я оттягиваю ткань платья у шеи, чтобы было легче дышать.

— Ты думаешь, я не помню своего соседа и лучшего школьного друга?

— Не хочу тебя огорчать, но я учился на дому в Мичигане.

— Нет, в Мичиган вы переехали после выпускного.

— Ты несешь бред, — твёрдо говорит Джастин. — Надеюсь, это результат мартини.

— Скажи ещё, что не помнишь как спас меня от нескольких ублюдков на вечеринке.

— Мелани, — он буквально смеется мне в глаза, — я не помню.

— Ты издеваешься? — кричу я. Игра Джастина заходит слишком далеко. Это уже не смешно. Я раздражаюсь всё больше с каждым его ответом. — После выпускного твоя семья переехала в Мичиган, и я больше никогда тебя не видела. Я пыталась тебя найти, но ты как будто испарился. Каждый день, выходя на улицу, я надеялась на случайную встречу, — я пытаюсь найти в глазах Джастина хоть каплю понимания, но её нет. — И вот, когда я переросла эту влюбленность, тут появляешься ты. Появляешься и говоришь, мол, прости, я тебя не знаю.

Двое парней пристально смотрят на меня, Кайл выглядывает из-за двери кухни. По всей видимости, я очень громко высказывала свою речь. Все молчат и ждут предложения.

В глазах Фишера мелькает сочувствие, а затем оно сменяется мертвым безразличием.

— И ты ничего не скажешь мне? — тихо произношу я, чтобы услышал только он.

— И ты, чистосердечно пытающаяся найти друга детства, решила закинуть меня в больницу. Это нормально ставить на кон мою жизнь, да?

— Я не хотела этого, — я лгу, на моих глазах появляются слезы. Я хотела убить Джастина.

Несколько секунд я молчу, держу в себе ком обиды. Сейчас как никогда прежде мне хочется пролить чью-то кровь, залив ей свой пыл. Человек, который был так важен для меня, сообщает, что вовсе меня не помнит. Неужели вся моя жизнь, включая детство, была сплошной иллюзией? Неужели на моём пути действительно никогда не встречался Джастин?

Я ухожу в самом мрачном настроении, перед выходом слышу, как за моей спиной Джастин роняет бокал.

Ветер на улице заставляет меня дрожать.

Глава 14

Джастин

Она отчего-то обижается, и вместо того, чтобы завершить разговор мирно, срывается прочь от меня. Я смотрю ей вслед. Бокал, который ещё секунду назад был в моих руках, почему-то летит вниз и разбивается как в замедленной съёмке. Посетители съедают меня взглядами. Но продолжения этой истории нет и быть не может, как и её прошлого.

Удивленный неожиданной схваткой, я швыряю полотенце на пол. Врываюсь на кухню, где Кайл протягивает мне стакан воды. Он ничего не спрашивает, накидывает куртку на свои плечи и оставляет меня наедине с самим собой.

Какое-то время я мечусь из угла в угол, не в силах собрать мысли. Сажусь на стул, обхватываю руками голову и громко выругиваюсь: «Сука». Что сейчас было? Почему после её слов мне хочется рвать на себе кожу.

Понимаю, что Кайл уже не вернется. Эта ночная смена принадлежит только мне.

Я возвращаюсь собирать с пола осколки, как своё прошлое. Пытаюсь вспомнить, с кем я дружил во время домашнего обучения, кто были мои соседи, куда меня водили родители по выходным, были ли у меня подростковые увлечения: собирал ли я марки, кассеты, а может, был юным художником? Все мои попытки вспомнить хотя бы кусочек тех времён — бесполезны.

Стоит ли говорить о том, что я один из тех, кто не может найти себя в этом мире?

Со мной рассчитываются последние посетители, я остаюсь в гордом одиночестве. Я зол на себя, что разрешил ей зацепить меня за больное. Мне хочется одного — послать эту девчонку и её странные наезды к чёрту.

Включаю радио, и, подпевая под хит недели, достаю бутылку отборного коньяка.

***

Меня будит чья-то рука, мне приходится оторвать своё лицо от деревянной столешницы. Не сразу понимаю, что передо мной стоит Вайлет, изрядно тру глаза.

— Ты один? — спрашивает она, усаживаясь напротив.

— Да, — сухо отвечаю я и озираюсь по сторонам.

— Кайла дома нет.

— А я думал, ты просто пришла навестить меня, тоскующего в одиночестве, — усмехаюсь, но тут же исправляю ситуацию, — прости.

— Пустяки, — улыбается Вайлет. — Как ты себя чувствуешь? Уже лучше?

— Конечно, я уже забыл о больнице, лекарствах и прочих прелестях. Чай, кофе или что покрепче?

— Не отказалась бы от еды, — еле слышно говорит она.

Я концентрирую внимание на её улыбке. Страшно подумать, какими свойствами обладает это чудо, у меня буквально сразу появляется настроение.