Бесплатный фрагмент - Не успел

С. П. Королёв ни разу не был в одном из ведущих отделов своего КБ, 27-ом отделе Б. В. Раушенбаха.

В комнате одинаковые однотумбовые столы. Обстановка обыденная, а люди — диковинные. Теоретики — черти проклятые, не люди — лошади, вундеркинды, недочеловеки, упыри. Она работает с ними второй год и всё никак не может привыкнуть.

— Ты знаешь, что такое думпкар?

— Конечно, знаю. Я ведь вообще очень многое знаю и, разумеется, про думпкар.

— Уверен, ты ошибёшься.

Опять пошло-поехало. И как у них только получается? Несут невесть что, а между тем делают такое, без них не выдумать и никогда не ошибаются.

— Ты скажешь что-то не то.

Сейчас они уйдут на совещание, и там в кабинете зама главного разговор у них пойдёт так быстро и слажено, не понять со стороны. А потом вернуться сюда — шутить или звонить Георгию Абрамовичу*, уставшему от их фантазии и острот.

— Скажи, что знал и забыл, — не выдержал Аркадий Взоров, застёгивая секретный портфель. Но они не обратили на него внимания.

— Я ещё в школе знал.

Видонова зажала уши. Сейчас они уйдут, и в комнате сделается тихо, и тогда она посчитает расходы, но сначала немножечко посидит в тишине. Расходы… Какое нелепое слово. — Сегодня всё её раздражало. — Расходы. Какие расходы, ведь речь о топливе космического корабля? И топливо… Топят им что ли? А тяга реактивного двигателя… Тяга к чему?

В отделе их называют теоретиками, но разве что Пухов и Гаушус парят в высотах теории, а вот она с Аркадием «на подхвате» — в цех сбегать или инструкцию расписать (говорят: раздраконь) или расходы посчитать (и обзывают за это старым расходомером). Им ещё повезло. Одни занялись пилотируемым полетом на Марс. Точности измерений с Земли не хватало, и они выдумывали свою автономную навигацию. Другие заболели Луной, а им осталось обыденное — обыкновенный орбитальный корабль.

— Ну, хорошо, отвечай.

— Я знаю, что такое крейцкопф.

Сегодня с утра позвонили из КИСа**. Откуда могут ещё? Другие звонки до обеда воспрещены. Исключение — КИС и сборочный.

— Аркадий, живо.

Она взяла параллельную трубку. Если бы дминистративный ураган разметал внезапно порядок на фирме, а потом его заново стали бы складывать, многое бы поменялось — сектора, лаборатории, но неделимыми атомами отдельской структуры остались бы группы, ведущие объект. Они с Аркадием повиты одной веревочкой, и что касалось Аркадия Взорова, задевало и её.

— Аркадий, живо сюда. Бросай свои формулы.

— Я и собрался, только в другую сторону.

— Без смеха.

— Я тебе лучшего специалиста пришлю. Как я, но чуточку получше меня.

— Знаю, — сказали в трубке с досадой. — Ты эту самую свою пришлешь, что из спектакля «Девушка и смерть». Она мне напоминает смерть.

Видонова опустила трубку. Когда это только кончится? Да, у неё бледное лицо. Она представила себя со стороны: худенькая, бледная, на затылке хвостик

и в институте её звали мышонком, любя.

— Собирайся и ступай в КИС.

— Ни за что.

— Родина требует, Инуля.

— Аркадий Леонидович, вы же сами знаете, хождения в первую половину дня запрещены. Вчера записали Зыбина.

— Ну, в виде исключения.

— Вчера проторчала в КИСе, а этот бригадир…

— Руководитель комплексной бригады, — поправил Аркадий Взоров. — Бригадир — что-то сельскохозяйственное.

— Уж очень много он на себя берёт: Я сказал, я посмотрел… Не верю, говорит. Где это записано? Промыкалась с ним весь обед. Бегу, думаю, как бы в столовую успеть. Успела, грохнулась с подносом на стол, а через пару столов Виктор Палыч собственной персоной. Так и промучилась весь обед.

— Представляю, — улыбнулся Взоров, — Ты ему — здравствуйте, а он: объявляю вам выговор за обед в рабочее время. Объяснила бы.

— Так, он не спрашивал.

— Инуля, надо.

— Но у меня расходы…

— Ты же — умненькая, и убери стол.

Минуту в комнате теоретиков стояла необычная тишина, и стали слышны шаги в коридоре и голоса, и среди них громкий экономиста и плановика отдела — Ольги Григорьевны.

— Я больше так не могу, — сказал поднимаясь Аркадий Взоров и запихивая бумаги в портфель. — Словно я тысячу лет прожил и всё наперед знаю. Сейчас войдет Ольга Григорьевна и спросит про табель.

Дверь в комнату теоретиков резко распахнулась и появилась Ольга Григорьевна, невысокая, полная, в шапке курчавых волос.

— Видонова, у вас опять не заполнен табель, — с чемоданом, набитым планами, она быстро и мягко двигалась по комнате, огибая расставленные столы. — Заполняйте и несите в табельную. Где ваше начальство?

Но никто из теоретиков, как их здесь называли, и не подумал поднять головы. Мыча под нос замысловатую мелодию, писал свои закорючки Гаушус. Писал он их на разных случайных клочках бумаги, а затем причесанные и приглаженные они попадали в отчеты и удостаивались строгих академических страниц. Смотрел на просвет свои перфокарты Пухов. Телефоны пока молчали.

— А что, — спросил с запаздыванием Гаушус, — премия?

— За что премия? — оживлся Пухов.

— Настоящая премия, — поинтересовался Аркадий Взоров, — или как в прошлый раз?

— Какая премия? — взорвалась наконец Ольга Григорьевна. — У вас невыполнение плана.

— Не может быть, — покачал головой Гаушус, — мы ничего не планируем.

— Начальство планирует.

— И обратитесь к нему.

— Где ваш начальник сектора?

— Вышел.

— Кто вместо него?

— Вы же знаете, Ольга Григорьевна, согласно приказа Главного заменить отсутствующего начальника может только вышестоящее лицо.

В разговоре Главного Конструктора обычно не называли полностью, а только с другими официальными словами, например, график Главного конструктора или приказ Г. К. Называли чаще по фамилии, по имени-отчеству или сокращенно СП.

— Когда вы станете относиться по-настоящему?

— Это что-то в районе пенсии.

— Я буду жаловаться, — пушок над верхней губой Ольги Григорьевны возмущенно вздрагивает.

— Пожалуйста, ну, уволят нас, Ольга Григорьевна, ещё раз.

После обеда у теоретиков приступили к уборке столов. Завтра короткий предпраздничный день. Забежит второпях начальство, поздравит с праздником. С его уходом теоретики, ожидая комиссию, засядут за шахматы. Она станет ходить по комнатам, и пожарник в длинной шинели, ища окурки, будет заглядывать в мусорные бачки. Затем комнату опечатают, а их отпустят по домам. За проходной другие скинутся по рублю, чтобы отметить праздник в «рабочем порядке», а теоретики неловко попрощаются, потому что всё у них не как у людей. Вот прибористы ведут себя солидно, накрывают карандашной калькой стол, и расставляют на нем домашние разности. Даже в цехе задумали пельмени, и вчера не стесняясь Видоновой спорили: по сколько пельменей на человека, по тридцать пять или по сорок штук? А что? Разве в праздник нельзя собраться, потанцевать? Нет, они улыбнутся, пожмут друг другу руки и разойдутся по сторонам.

Убирался каждый по-своему: Эрик Гаушус смахнул все разом в бумажный мусорный мешок. А Пухов сначала тщательно собрал свои ролики и перфокарты, затем небрежно запихнул их в набитый шкаф и довольный уселся перед Видоновой.

— У тебя удивительно удачное место, — сказал он.

Она отложила расчёты. Она им завидовала. У них в головах точно тысячи ящичков. Открываются нужные: открыл, достал, задвинул обратно. А она боялась ошибиться. «Запомни, — говорил ей Аркадий Взоров, — ты — лицо юридическое. За каждой цифрой твоей — статья, и не в газету, а с суммой лет срока отсидки». Она боялась ответить сразу на вопрос и говорила: минуточку. А вот Аркадий мгновенно отвечал.

Каждый раз, когда она шла на работу, в голове ее были важные и серьезные собственные дела, но стоило ей дойти до места, и они улетучивались, становились маленькими, ненужными, отступали на второй план.

— У тебя замечательное место, — нес околесицу Пухов, — согласно данным современной науки и правилам ПВО. Там от двери — зона дальнего обнаружения…

Милый Пухов — розовый пончик, застенчивый и наглый. Она постоянно боролась с ним. Он признавал только точенные карандаши и сорил ими повсюду. Может, он — просто уверен в себе, как меченные натуры.

— …а здесь ближнего, и когда подходят к тебе, ты уже командуешь: взрыватель осколочный, заряд уменьшенный, по-батарейно, ор-ру-дие!

Подошёл Взоров:

— Инуля, посчитала расходы?

— Когда? Я после работы задержусь.

С звонком комната теоретиков опустела. «Эти теоретики не могут минуты пересидеть», — говорят о них, а она с Аркадием постоянно задерживались. Только жали на кнопки часов задержавшиеся шахматисты, да ковырялась в расчете Видонова и Аркадий Взоров листал скопившиеся бумаги.

— Хорошо, что я вас застал, — как всегда бесшумно возник в дверях заместитель начальника отдела Воронихин.

— Если бы я знал, Виктор Палыч, — улыбался и краснел, как всегда, Аркадий Взоров, — что вы меня ищете, вы бы меня не застали.

Он всегда вел себя неестественно с начальством. И теперь пошёл сначала вокруг столов, постоял рядом с шахматистами, сказал: «Такой талантливый шахматист и так бездарно сходил», и только после этого подошел к Воронихину.

— На вас жалоба, — поджимая губы, сказал Воронихин, и непонятно было: улыбается он или хмурится?

— Это вы как кто? — краснел Аркадий Взоров. — Как заместитель начальника отдела или как член товарищеского суда?

— Вы срываете график.

Что-то мешало Воронихину, попадая в его поле зрения. Повернувшись, увидел он Инночку Видонову, настороженно глядевшую со стороны.

— Послезавтра ТЗ*** по кораблю.

— Ошибаетесь, Виктор Павлович, — улыбнулся Аркадий Взоров, — ТЗ в следующем месяце.

— Было в следующем.

— Что значит — было? Почему я не знаю об этом?

— Это я вас должен спросить: отчего не интересуетесь?

Дверь, скрипя, отворилась и вошла убощица в чёрном, со щёткой и ведром.

— Ради бога, — обернулся Аркадий Взоров, — не трогайте на моем столе.

— На столах я не трогаю.

И она принялась тереть щёткой пол.

— В праздники, выходит, работать? — не поднимая головы спросил Аркадий Взоров.

— У вас еще сегодняшний вечер, ночь и целый завтрашний день.

— Какой же он целый? Распорядитесь, хотя бы чтобы нам выдавали дело и спецотдел работал всю ночь.

Словно вихрь подхватил задержавшихся шахматистов, и, засунув в шкаф шахматы и часы, они вынеслись в коридор.

«Мы с Аркадием только называемся теоретиками, — вздохнула Видонова, — а настоящих теоретиков попробуй заставь. Даже на политсеминаре они сидят с умным видом и играют по памяти в шахматы».

— Ничего, Видончик, не падай духом, — отчего-то весело сказал Аркадий Взоров, когда они остались вдвоем, — нас спасет обычная рядовая гениальность. Я словно всё наперёд знал и не уничтожил прежние ТЗ. Так что поменяем всего несколько листков. Позвони своему молодому человеку, признайся, что проводишь вечер с другим.

Шум в коридоре стих, временами только слышался скрип шагов уходящих, да высокие голоса уборщиц, перекликавшихся теперь в коридоре свободно из конца в конец.