Бесплатный фрагмент - Не только Киев…

Ну и мир достался нам! Ну и жизнь! Ну, и времечко выпало на нашу долю! Разберемся ли мы во всем этом когда-нибудь? Ждать Ну и мир достался нам! Ну и жизнь! Ну, и времечко выпало на нашу долю! Разберемся ли мы во всем этом когда-нибудь? Ждать сострадания от камней? Защиты — от суровых небес? Заботы — от руки победителя? Учтивости — от толпы, сметающей все преграды на своем пути? Нужно идти навстречу бурям злобы, опасностей, вражды и свирепого насилия, что бушуют по всей этой истерзанной земле. Жить и бороться на этой земле, одержать победу или потерпеть поражение. Ибо, отказаться от попыток победить это позор!

Томас Вулф.

Глава 1

После всех этих непонятных событий Гималайский не может найти себе покой. Как же так? Как это он проворонил этот заговор? И хотя все относят смерть Моряка на счет действий конкурентов, на Князя, на козни прямо из зоны, скоро освобождавшегося Полоза, но он в этом не уверен. Кажется ему, что уж очень тесно стало его людям в одном Городе. То, как погиб Моряк, наводит на грустные мысли: знакомый почерк! Это кто-то из своих! Пора, ох, пора, всех разводить по разным квартирам. В коммунальной всем его людям вместе уже не ужиться.

Начали освобождаться — и свои, и чужие. Первым освободился Валера Иванушка. Пришел с какой-то злой ухмылкой. Не встретился ни с Гимой, ни с Лысым, а принялся пьянствовать прямо у себя во дворе, вместе с тоже недавно освободившимися Коржом-средним и Мясником. Затем освободились и подтянулись к этой компании Мэтр и Викторчик. Прямо какой-то альянс вырисовывается. К Гиме и носа не суют. Он ждет. Знает: долго они так не протянут.

Так и есть. Через неделю вечерком к нему явился-таки Иванушка с какими-то смешными претензиями. Под Явором он ходить не собирается. В парке за домом его ждут новые соратники и, что характерно, все недавно освободившиеся. Уже и Кармэн, Гриня, Мочалка, Дракон, Дэнык с ними — все как один отморозки. Всю эту гопу он представил, как свою новую команду. Да-а-а. Мало того, работать они тоже не собираются.

— Отдайте мне мои деньги. Нам с пацанами нужно погулять. Мы за вас всех срок мотали. Теперь имеем право.

И хотя право здесь устанавливает Гималайский, но спорить с Валерой он не стал. Понимает, что Иванушке, да и всем остальным, на зоне пришлось не сладко. Но такова работа. Знали, на что подписывались. Тем более, что уж как им сиделось, наверное, не сиделось никому — грев от банды был постоянный.

Гималайский объяснил Валере, что никто ему все его деньги не отдаст. Сумма, кстати, набежала немаленькая: четыреста тысяч. Деньги все есть, и все работают. Гима даст ему сорок тысяч и отправит на море: пусть Иванушка едет куда хочет и загуливает по полной. Но через месяц должен быть на месте, как штык. Тогда вместе и решат, что будут делать дальше. Встречаются завтра в баре на Потапова, ровно в семь, и Гима отдает ему деньги. Дома денег у него нет.

Иванушка не понял, начал на повышенных тонах требовать деньги, постоянно посматривая в окно — беседа проходила в кухне, за плотно закрытыми дверями. Гима тоже выглянул в окно и обомлел: прямо под его окнами собралась вся новая иванушкина банда в полном составе! Вон оно что! Это же чистый наезд, и эти отморозки здесь для его устрашения!

— Валера, ты что, с ума сошел? Про меня же никто не должен ничего знать! — в изумлении выпалил Гима.

И что же он слышит в ответ?

— Да что там знать? Пацаны и без меня все знают.

— Что знают, Валера? — с недоброй улыбкой поинтересовался Гималайский.

Он помнит прекрасно, как происходил «разбор полетов» Калины и Нисана. Их свои чуть не завалили. Свои же. Ему стало за Валеру страшно. Ведь, если завтра кто-то узнает про этот случай, то Иванушка, несмотря на свои заслуги, будет поставлен на нож. Это без вариантов. В банде дисциплина железная: все порядки знают и, главное, все сами прекрасно понимают, что иначе нельзя. Тем более, что после того, как поперла такая капуста, никто не желает опять очутиться нищим. А здесь Иванушка со своим разгильдяйством. Что с ним стало? Как подменили человека! Но и не говорить пацанам об этом нельзя. Гималайский уже видит, что с Иванушкой что-то не то. Спалит! Всех спалит!

— Валера! Я же тебе говорю, что у меня здесь денег нет. За ними нужно ехать. Давай на завтра.

— Ну, так едь, — слышит он идиотский ответ.

— Хорошо. Ждите меня в баре. Я через час буду. Уходи прямо сейчас. Надеюсь, ты понимаешь, что про меня действительно никто ничего не должен знать? Что ты своей гопе сказал? — он все еще пытается разрулить ситуацию в пользу Иванушки.

Осталась самая малая надежда, что тот вернулся из зоны не полным идиотом.

— Сказал, что ты мне должен, — отвечает Иванушка, все время поправляя свой носок.

И Гималайский прекрасно помнит, что в носке у него всегда скальпель. Острый скальпель.

— Иди. Через час буду.

Гима Иванушке уже не верит.

Валера ушел, кривя рожу и все время повторяя, что он не даром сидел. Гималайский ушел вслед за ним, перед этим позвонив Желтку.

В бар на Потапова иванушкиных людей не пустили — нет мест. Еще недавняя «гроза Борщаговки» опешили. Как так? Для них и нет мест? Но на дверях какие-то незнакомые здоровяки. Новая банда Иванушки попытались им угрожать, включив метлу, и выехать на активном употреблении фени — от пацанов, стоящих на дверях, никакой реакции. Тогда Иванушка потребовал пустить его одного, чтобы он все там проверил.

— Хорошо. Одного пустим, — был ответ.

В баре Валера не встретил ни единой знакомой души, кроме бармена Вити. Бармен, кстати, встретил его также без энтузиазма.

Пока Иванушка разговаривал с барменом, все девять Иванушкиных отморозков были нещадно биты. Молодые пацаны подъехали на трех машинах сразу же после того, как Валера отправился в бар на разведку. Дело, может быть, и решилось бы малой кровью, но когда из-за какого-то пустяка началась драка, то уркаганы достали ножи.

Ах, так? Пацаны повытаскивали из-за пояса нунчаки, повыбивали ими ножики и давай избивать иванушкиных урок по-взрослому. После того, как забили последнего, и все скандалисты уже валялись на земле, им было сказано, что, если еще раз хоть кого-нибудь из них здесь встретят — вообще убьют. Надавали подсрачников и предложили уваливать. Урки убрались, умываясь кровью.

Когда Иванушка вышел из бара, дело было уже сделано. Его толкнули, он огрызнулся, его ударили, он вытащил скальпель. И тогда его стали методично избивать. Вот в этот момент Гималайский и подъехал на такси к бару. Избиение он остановил и предложил Валере зайти с ним в бар.

Иванушка попытался было отказаться, но его легонько подтолкнули в спину, и он нехотя, но все же пошел вслед за Гимой. Скальпель у него выбили еще во время драки. Поэтому Гима не боялся удара в спину, да и пацаны его окружили. В баре Гима не предложил Валере присесть за столик, а прямо за барной стойкой отсчитал четыре пачки сторублевок, развернулся и, не говоря ни слова, вышел. Команда Желтка, а это они подъехали по его звонку, вся вышла за ним.

Иванушка представлял теперь фигуру комическую: левый глаз начал заплывать, фингал под глазом краснеть и проявляться. Возьми деньги да шуруй домой, а завтра — на поезд и в Сочи. Нет же! Три пачки Валера рассовал по карманам брюк, а на четвертой демонстративно разорвал упаковку, кинул бармену сотку и заказал сто пятьдесят коньяку. Витя-бармен таких ситуаций видел немало — работа такая. Тем более, он хорошо знал Иванушку. Витя предложил не пить здесь, а выйти через черный ход. Ему уже успели рассказать, как были биты Иванушкины кореша.

Иванушка Витю не послушал. Он выпил залпом свой коньяк и пошел к выходу через центральный вход. Валера не замечал, но Гима попросил двоих бойцов Желтка незаметно сопроводить этого скандалиста домой. Пол бара видело, какие громадные деньги у пьяненького Валеры в кармане. Сопровождать далеко не пришлось. В парке Иванушку ждали все его новые друзья, если, конечно, их так можно назвать. Гималайский это предвидел и сказал пацанам, что если Иванушка повстречается со своими, то бросать его и уходить. Пусть его друзья его и охраняют.

Ну, а дальше все было, как всегда. Поняв, что ни в один бар их не пустят, вся ватага поплелась на известный всем поселок Победа. Там закупили самогонки. Распили у Дэныка во дворе, передрались между собой. Как попал домой, Иванушка не помнил, но из денег у него осталась одна распечатанная пачка.

На следующий день Коржа с Драконом и Кармэна взяли прямо у пивных автоматов, где те, в согласии сами с собой, похмелялись. Перед этим они успели у кого-то забрать портфель с дорогим фотоаппаратом «Практика». Этих приняли и быстренько дали по четыре года. Дэнык пересидел расследование ограбления в погребе у Кери. Про него, похоже, что и забыли. Мэтр надолго запил. Гриня с Мочалкой исчезли. Не исключено, что с Валериными деньгами. Мясник вообще был еще под надзором. Викторчик оказался самым умным. Так вот очень быстро, а главное, бесславно развалилась Иванушкина команда.

Ни в какие Сочи Иванушка не поехал. Продолжил свое пьянство. С самого утра Валера просыпался и сразу же — к пивным автоматам, где собирается ватага оставшихся на свободе бывших зэков, просто пьяниц и вообще очень ненадежных людей. После опохмела все разбредаются отсыпаться. Просыпается перед тем, как мать возвращается с работы. Валера уходит из дому опять к тем же автоматам.

Где вся эта кодла болтается вечерами, никому неизвестно. Видимо, где-нибудь подворовывают, с кем-нибудь дерутся, общаются со своими шмарами и рассказывают им и друг другу о нелегкой жизни в лагере. Ближе к ночи Валеру можно всегда найти за столиком возле дома, на котором днем пенсионеры играют в домино. Там же и Мясник, никогда не отличавшийся большим умом.

Гималайского все это очень озадачивает. Недовольны и все пацаны. Не один же Валера сидел, в самом деле! Почему такое неадекватное поведение после освобождения, никто не понимает. Гима несколько раз подсылал Викторчика — самого близкого к ним человека, — чтобы он попытался образумить нашего бывшего товарища. Виктора и сам не образец ума и порядочности. Но он женат, несет ответственность перед семьей и понимает, что нужно держаться за бригаду, как утопающему за соломинку. Он и держится. У Викторы задача — образумить Иванушку и Мясника рассказами о будущей прекрасной жизни. Да пусть рассказывает, о чем хочет, лишь бы люди бросили это бессмысленное пьянство и взялись за ум! Все без толку.

Наконец Валера получил свой три года. Гима даже ни у кого не спрашивал, за что. А видя, что он по этому поводу молчит как партизан, знающие его люди понимали, что он нешуточно переживает из-за всего этого безобразия. Но он молчит — молчат и все, знают, что только когда он переварит это в себе, тогда и можно лезть с советами-расспросами. Так как Иванушка не появился у Гимы через месяц после последнего с ним разговора и не появился вообще, то и никаких обязательств у банды на этот раз перед ним нет. Пусть посидит теперь без грева.

Глава 2

Про всю эту историю узнал Мельник. Он здорово повздорил с Мальвиной. Нетрудно догадаться, из-за чего. Все, кто хотел ее трахать, с ней вздорили. Не давала она, наверное, никому. Как бы там ни было, но Мельник был выслан обратно в Киев и тут прямо слетел с катушек. Мальвина-то держала его в руках крепко. А тут…

Каждый вечер Мельник пропадал в «Молодежном», ближе сошелся с Аленой, но держать его в руках она, конечно, не могла. Его кабинет уже никто и не занимал. И сразу же к нему подкатил хитрый Ткалич. Не только команда Гимы оказалась такой умной, и баров подобных в Киеве пооткрывалось множество. Доходы «Молодежного» к тому времени упали до 200 рублей в день, да еще и половина отстегивалась банде, а жить эта компания барменов привыкла на очень широкую ногу. И хоть бордельеро в «Молодежном» прикрыли, но оргии продолжались на дачах, которыми уже успели обрасти бармены. Ткалич предложил Мельнику найти и забрать иванушкины деньги.

Мельник взял в помощники двух отморозков: Дэныка и только освободившегося его одноклассника Лиму, имевшего дом на Поселке, начал расследование и, естественно, в этом преуспел. Удар у него такой, что быка свалить может. Опросил с пристрастием всех имеющих к этому делу отношение и вычислил сначала Гриню, а потом и Мочалку. Скрывались в Новых Безрадичах под Киевом, но особенно не хоронились и наездами бывали в Киеве довольно часто, а когда Иванушка сел, то вообще вернулись в Город.

Технология известна: мешок на голову, в багажник «волги» и перевоз в укромное место. Наши уркаганы держались трое суток. Трое суток в сарае Лимы их избивал Мельник, но переусердствовал, оба скончались от побоев. Вычислить всю эту бодягу сыщикам не составило труда. Об этой истории, в том или ином объеме, знали многие из банды Гималайского. Не спал и стукачок, продолжавший работать на Гунько, которому Гималайский время от времени сливал информацию, нужную ему и команде. Мельник, при помощи Дэныка, пытался подпалить сарай, в котором пытал несчастных. Ткалич сидел в машине.

Завертелась машина правосудия. В первую очередь важняков из прокуратуры интересовало не убийство. С ним как раз все было ясно, все пойманы на горячем. Следователей интересовало, откуда у таких никчемных людей такие деньги. Проследили цепочку. Попал под подозрение, как организатор банды, Гималайский.

Михе пришлось срочно лететь на Урал в Ухту к Спидоле, работавшем у Туманова в «Печоре». У одного только Спидолы на книжке сорок тысяч легальных рублей. Но нужно было подтверждение о живых деньгах, которые Гималайский, якобы, одолжил, чтобы от него отстал Иванушка, да еще чтобы они у Гималайского оказались еще до прихода Иванушки к Гималайскому. Спидола побегал по старателям, узнал, кто и когда снимал деньги с книжки. В общем, набрали расписок, написанных задним числом, на одолженные сорок тысяч.

Отвертеться от денег было нельзя. Деньги, хоть и не все, но в огромном количестве милиция приобщила к делу. Пришлось придумывать, что деньги были, но их Иванушка просто одолжил у Гималайского, о чем просил его заранее. Для чего Иванушке такие деньги? Устал в лагерях, хотел гульнуть в Сочи после освобождения. Как собирался отдавать? Вербоваться старателем, к тому же Спидоле. А весь спектакль с приходом к Гималайскому разыграл спецом для форса.

Еще до этого, как только взяли Мельника, Мартын ездил в Житомир к Масло. Серегу Гималайский почти насильно заставил напроситься на работу в зону к бате просто рядовым. Теперь он уже прапорщик, решает многие вопросы. Поэтому Мартын легко встретился с Иванушкой на Житомирской крытке.

Прилепили горбатого к стене вполне правдоподобно.

Теперь Мельник. С ним дела плохи. Какие связи не подключали — все без толку. Если бы чуть раньше, когда был дорогой Леонид Ильич, или позже, когда станет руководить Плешивый… А тут Андропов развернул понтовую кампанию по борьбе буквально со всем. Никто не идет на переговоры. Боятся за свою жопу, а у извергов еще и судимости. Брщаговские менты, конечно, сразу же открестились от этого тухлого дела.

Мельник получил расстрел, Лима и Дэнык — по пятнадцать, Ткалич — восемь. Сколько ни подавали кассаций, сколько не засылали денег ментам, прокурорским, судьям — все без толку. Дело на контроле у Щербицкого, а тот докладывает самому Андропову. Мельнику приговор оставили без изменений, Дэныку и Лиме сократили до десяти, Ткаличу сократили до шести.

В этот дождливый день скромный человек стоял с раскрытым зонтом на остановке по улице Мечникова. Он ничем не выделялся среди остальных граждан. Подошел трамвай, остановка опустела, и тут же к тротуару подкатил небольшой автобус с занавесками на окнах. Человек перешел дорогу, обошел автобус, открылись двери — и он, сложив черный зонт, забрался внутрь. Проехав немного на Первомайского, автобус развернулся и двинулся наверх на Печерск. На Предславинской, прямо за дворцом «Украина», в автобус поднялся еще один человек. Автобус спустился на улицу Красноармейскую и мирно покатил на Лукьяновку.

На Пархоменко автобусик свернул во двор жилого дома и оказался прямо перед воротами Лукьяновской тюрьмы. Ворота отворились, автобус пропустили без досмотра, и он остановился возле самого старого из корпусов под названием «Катька» — в честь императрицы Екатерины II — якобы еще в ее правление построенного.

Прокурор, курирующий дело Мельника, и представитель информационного центра МВД, а в автобусе были именно они, быстро спустились по ступенькам в полуподвальное помещение, расположенное с тыльной стороны «Катьки». Здесь, сидя за длинным столом, их уже ждали начальник СИЗО и тюремный лепила (врач). Опустевший автобус покатил к производственным мастерским СИЗО.

Два дня назад в СИЗО пришло личное дело Мельника. В нем содержался указ Президиума Верховного Совета УССР об отказе в помиловании Мельникова Валерия Николаевича. Начальник СИЗО достал из сейфа приказ МВД СССР «Порядок исполнения высшей меры наказания» (ВМН), в сотый раз прочел его, приказ и инструкции о порядке применения ВМН. Набрал телефонный номер прокурора города:

— На послезавтра есть дело.

И положил трубку. Вздохнул и назначил заседание комиссии на этот дождливый день на четырнадцать ноль-ноль. Ровно в назначенный срок комиссия приступила к заседанию. Председательствовал прокурор.

Время не тянули, быстро просмотрели личное дело осужденного: есть ли приговор о смертной казни Мельникова Валерия Николаевича, имеется ли указ Президиума Верховного Совета УССР об отказе в помиловании, имеется ли распоряжение суда об исполнении этой меры наказания. К личному делу была приложена сопроводительная бумага начальника УВД, в которой говорилось, что направляется личное дело Мельникова В. Н., приговоренного к высшей мере наказания, для исполнения приговора.

Изучив все эти документы, прокурор дал команду — доставить осужденного начальнику СИЗО, а тот передал ее двум вертухаям. Помощники исполнителя приговора кивнули и отправились в корпус за Мельником.

Как только заскрипел третий засов на железных дверях камеры, Мельник медленно поднялся и молча недружелюбно уставился на контролеров, почему-то одетых поверх формы, в синие сатиновые халаты, как у уборщиков.

— Осужденный Мельников Валерий Николаевич, с вещами на выход!

Мельник знал, что его ждет. Что ж, погулял на славу. Можно было, конечно, еще, но, что уж поделаешь, такова судьба. Мельник поднялся, взял свою спортивную сумку и подошел к двери.

— Руки за спину!

Защелкнулись браслеты, и контролеры повели Валеру, крепко держа за руки по бокам, по лестницам вниз. Завели в какую-то мрачную сырую комнату.

«Всё!» — сразу понял Валера.

Начался допрос. Прокурор вежливо попросил назвать фамилию, имя, отчество, дату и место рождения, семейное положение, девичью фамилию бывшей жены, родителей. Валера отвечал не спеша. Хоть минуту лишнюю пожить. Пожил минут десять.

— Все убедились, что перед нами именно Мельников Валерий Николаевич? — обратился прокурор к членам комиссии.

Все молча закивали головами.

— Знаете, что, Валерий Николаевич? — затянул волынку прокурор — не мы вас приговаривали, не нам решать. В соседней комнате комиссия, составленная из нашего руководства. Только они теперь способны вам помочь. Идите, может, и заменят высшую меру на хоть большой, но срок.

Мельник очень внимательно посмотрел на заседавших, и, резко развернувшись влево, ударил головой держащего его за наручники вертухая прямо в челюсть. От неожиданности тот выпустил наручники, а от удара — рухнул на пол. Второму вертухаю пришлось выпустить одну руку, чтобы постараться схватить ею Валеру сзади, и он ослабил хватку. Мельнику только это и было нужно. Вертухаи-то были специалисты держать да ломать закованных в браслеты, обессиленных, хоть плохих, но людей, Мельник же был боец. Он умел драться. Валера резкими рывками стал крутить вертухая то вправо, то влево, не давая тому повиснуть на себе сзади.

— Расстреливайте здесь, волки позорные, — кричал Валера. — Я вам не баран, попробуйте, возьмите меня. Запомните: тот, кто сдаст моим корефанам этих двоих надсмотрщиков и того, который будет в меня стрелять, получит по двести тысяч долларов за каждого. А если не сдадите, то вам всем хана.

Но второй вертухай был опытный, крепко висел на Мельнике и не отпускал его. Вскочил первый и сначала ударил Валеру в печень, затем схватил за вторую руку, и оба прижали Валеру к полу. Начальник же СИЗО, выскочивший из-за стола на помощь впервые не справившимся со своей работой вертухаям, размахнулся и со всей силы ударил Валеру сверху вниз в районе шеи. Мельник отключился, и вертухаи уже волокли его к выходу.

Рывком распахнули дверь во вторую комнату, находящуюся рядом с комнатой заседаний. Это была небольшая комнатушка без окон, с серыми стенами и цементным полом. На полу имелась забранное фигурной решеткой небольшое отверстие, ведущее в канализацию. В углу над водопроводным краном лежал аккуратно свернутый черный шланг. Рядом с дверью стояли два железных ящика, один — похожий на сейф.

Вертухаи втащили Валеру в комнату, прямо за ними вбежал лепила и сунул Валерию тряпку в виде марли, пропитанной какой-то бурдой, под нос. Валера начал приходить в себя и замотал головой из стороны в сторону. Лепила стремглав кинулся из комнаты, оставив дверь открытой не по забывчивости, а потому, что за ней остался стоять капитан с мелкокалиберной винтовкой наготове.

Ветухаи резко дернули и поставили еще не оправившегося Валеру на ноги. Из-за двери вышел капитан в таком же синем, как и у вертухаев, халате, и выстрелил Валере в затылок. Мельников Валерий Николаевич рухнул на пол. Капитан выстрелил в затылок уже мертвого еще два раза.

Один из вертухаев приоткрыл дверь и выглянул в коридорчик, и в комнатушку опять быстро вошел лепила, дежуривший снаружи. Лепила пощупал пульс, еще поколдовал над Валерой и быстро вышел. И только тогда с Валеры сняли наручники. А троица исполнителей приговора, как они себя называли, сняли халаты, спрятали в железный ящик. В ящик, похожий на сейф, перед этим поставил мелкашку капитан. Выстрел из мелкокалиберной винтовки не дает брызг. Зачем им халаты? Троица вышла и присоединилась к заседавшим, а Валера остался один лежать, уткнувшись лицом прямо в сливное отверстие.

В комнате для заседаний вовсю кипела работа. Сотрудник МВД подписывал бумаги, снимающие с учета жителя страны Мельникова Валерия Николаевича. Члены комиссии по очереди подписывали протоколы о том, что исполняется мера наказания, санкционированная прокурором, и второй, что мера наказания исполнена и медик констатировал смерть приговоренного. Лепила стал смывать кровь с лица одного вертухая и промачивал рану спиртом.

Начальник СИЗО открыл шкаф, достал бутылку водки. Подумав немного, достал вторую. Вынул чистые стаканы и стал накрывать на стол, уже освобожденный прокурором от документов, которые тот аккуратно сложил в папку с личным делом Мельникова Валерия Николаевича. Лепила помог выставить и открыть банку с консервированными корнишонами, две банки шпрот, банку маринованных грибов, палку уже порезанной полукопченной «Одесской» колбасы, килограмм сыра, порезанного на куски и свежий, батон. Начальник СИЗО разлил по стаканам водку, причем двум вертухаям и стрелявшему — больше остальных.

— За упокой Мельникова Валерия Николаевича, — произнес прокурор.

Выпили молча и не чокаясь, у работника МВД заметно тряслись руки. Закусили и налили по второй.

— Чтобы такого здесь больше не было никогда, — сказал начальник СИЗО.

Выпили, и два вертухая сразу же вышли из комнаты, поднялись по ступенькам наверх, где возле входа уже стоял автобус, вытащили из автобуса гроб и занесли его в комнату, где лежал Валера. Зачем-то, опять надели синие халаты, подняли и бросили Валеру в гроб. Один взял в руки шланг, включил воду и стал смывать кровь, натекшую на пол. Второй вышел и через пару секунд вернулся с Валериной спортивной сумкой. Ее он бросил в гроб, даже не раскрывая. Гроб тут же заколотили, опять сняли халаты и вернулись в комнату заседаний.

Помощникам исполнителя наказаний оставили еще по одной, те выпили, не закусывая, и только крякнули. Настроение у всех было подавленное. Такого, как сегодня, здесь никогда не случалось. Комиссия, а каждому из ее участников не раз приходилось участвовать в ее работе, обычно сталкивались с напрочь подавленными людьми: кто падал на колени и кричал, что искупит все, пусть только не убивают, кто просто терял сознание, кто молчал, но все еле держались на ногах, а тут…

И потом, эти очень плохие выкрики Мельника. То, как он себя вел в последние минуты жизни, явно говорило о том, что этот человек что-то из себя представляет. А если и его, как он кричал, корефаны, такие? Было от чего загрустить. Посовещавшись, решили, что каждый напишет рапорт о случившемся по своему ведомству. Заседание комиссии закрыли.

Сначала вертухаи вынесли гроб с Валерой и затолкали его в автобус, затем вышли прокурор с работником МВД и устроились тут же. Помощники исполнителя забрались в автобус последними. На КПП их опять не досматривали. Катафалк выехал со двора, повернул налево и, пыхтя, двинулся по Пархоменко. В районе станции метро «Октябрьская» остановились и выпустил прокурора и работника МВД. Те быстро спустились в метро и помчались домой. Автобус развернулся на Пересечении и покатил на Байковую гору, на кладбище.

На Байковом кладбище автобус проехал к дальнему крематорию. Здесь не было ни очереди, ни людей. Вертухаи быстро вынесли гроб, без всяких церемоний поставили его на лифт и быстро ретировались. Этот груз работники крематория, по договоренности с Лукьяновской тюрьмой, уже ждали. Валеру сожгли без очереди.

И только тогда один человек в городе поднял трубку, набрал номер Гималайского, сообщил ему:

— Дело сделано.

И тут же повесил трубку. Гималайский сразу же позвонил Мальвине, и она вместе с Лукой вылетела из Риги.

На третий после убийства Валеры на Нивках на даче родителей Гималайского собрались Мальвина, Алена, Лысый, Миха, Ворона, Лука, Мартын и Гималайский.

Сидели на пеньках, молчали. Мальвина с Аленой, обе в черных косынках, накрывали на стол. Все было заранее заготовлено. На обычной табуретке, в двух шагах от столика, стояла черная керамическая урна без надписи. Мальвина встала:

— За упокой Валериной души. Я думаю, ей сейчас несладко.

Выпили, помолчали. Поднялся Лысый:

— Как убили Мельника, никто не знает. Гималайский, тебе задание все узнать подробно, — все закивали головами, — земля тебе пухом, Валера.

Посидели, но разговор не клеился. Поднялся Гималайский:

— Плохо дело, пацаны. Я виноват, не доглядел.

Все возмущенно загудели, но Гималайский поднял руку.

— Настоящий воин наслаждается самой битвой. Валера был воин, вся его жизнь — битва. Что там, — Гималайский показал рукой на небо, — мы не знаем. Но, думаю, что и там он будет воевать. Всякая война заканчивается только по обоюдному согласию и маловероятно, что это согласие Валера кому бы то ни было даст. Удачи тебе в твоих боях в новом месте.

Обстановка немного разрядилась.

— Что с похоронами? — спросила Алена.

— Пока на сороковой день, когда он полетит в Чистилище, подхороним к матери, но без надписи. Позже, когда и бати его уже не будет, я пробью семейную могилу, перехороним всех вместе. Тогда уже напишем и фотку сделаем. Это пока все, что я могу.

— А вместо него кого зарыли? — вступил в разговор Миха.

— Да никого. Просто зарыли пустую урну.

— Как-то все не так, как надо! Гималайский, давай соображай, как наших обезопасить, — скривился Ворона.

— Я уже думаю над этим, — ответил Гималайский.

— Не думать нужно, а делать, — почему-то недовольно проговорил Мартын.

— Теперь, начиная с сегодняшнего дня, никто не сможет завалить никого из наших без того, чтобы не быть убитым самому. И пусть это будет хоть Генеральный Секретарь. Правы мы или нет, но все должны знать: нас трогать нельзя! Но и мы, я лично, буду следить, чтобы никакого беспредела наши себе не позволяли. Да и вы, главари, давайте смотрите, чтобы наши не быковали. Тогда кто решится наших вальнуть, даже власти, тысячу раз подумают.

— Подумают? — скептически скривил рожу Лысый.

— Подумают потому, что будут знать, что мы по любому отомстим.

Все закивали головами.

— Вот с тех, кто убил Мельника и начнем, — подытожил Лысый. — Все согласны? — Все опять закивали головами. — Гималайский, действуй!

— Я решу этот вопрос, дайте время. Закругляемся, — услышали все от Гималайского.

Еще выпили за упокой души и разъехались с тяжелым чувством на душе. Гималайский, Алена и Мальвина поехали на кладбище, где их уже ждал бригадир могильщиков.

Глава 3

Освободились и Макс с Реутом. Первым делом вдвоем к кому? К Сабариной! На вопрос Реута: «Как будем делить?» Макс грозно ответил товарищу, с которым провел вместе самые тяжелые годы и делил последний кусок хлеба:

— И не думай! Это моя женщина!

Ох уж эти бабы! Все беды от них. Реут к Сабариной не пошел.

Закрутилась, завертелась любовь у Макса. Хорошее дело. Жаль только, что о друзьях, которые его все эти годы грели на зоне и помогали выжить, он ни ухом, ни рылом. Не до них ему. Друзья поняли. Не мешали.

С Гималайским Макс столкнулся случайно, когда помогал маме нести макулатуру на пункт приема. Все прогрессивное население страны, и особенно интеллигенция, увлекается сдачей макулатуры в обмен на талоны, по которым можно купить, издающуюся специально для этого, остродефицитную литературу. За двадцать килограммов бумаги выдают разрешение на покупку одной книги. Гиме это мероприятие очень нравится: сохраняют природу от вырубки леса, да еще и приобщаешься к вечному, чем литература и является.

Обнялись, пытались поговорить, но мама одернула Макса — видимо, оберегала от плохой компании. Договорились встретиться вечером, как в старые добрые времена, во дворе школы.

На встречу с Максом Гима пришел вместе с Книжником, который здорово Максу помог. Это Саню совершенно не впечатлило. Гималайскому Макс обрадовался, но как-то буднично — не так, как тот ему неслыханно был рад. Выпили, послушали очередной рассказ о тяготах и лишениях. Гима с Книжником эти рассказы уже знают наизусть. К огромному удивлению компании, Саня долго рассиживаться не стал, а побежал домой. Мол, обещал родителям долго не гулять. Гималайский с Книжником переглянулись и пожали плечами. Правда, договорились, что завтра зайдут к товарищу.

На следующий вечер они с Юрой звонят в дверь к Максу. Дверь открыл несколько смущенный Саня. В квартиру он их не пустил, а вышел в общий коридор. В квартире слышался шум праздника. Не успели друзья переброситься и парой слов, как из квартиры вышла… Сабарина. В квартире происходила их с Максом помолвка. Вот уж удивил, так удивил товарищ.

Сабарина удивила еще больше. Посмотрев на Гиму с Книжником и совершенно никого из них не узнавая, хотя знала и Юру, она безапелляционным тоном заявила Максу:

— Чтобы я эту компанию здесь больше не видела. Ты меня понял? Я жду.

От такого поворота событий Гима даже несколько опешил. Макс — нет. Он взял Гималайского за грудки. Не сильно, но за грудки, и промолвил:

— Чтобы я тебя здесь больше не видел.

Но к этому моменту Гима уже успел прийти в себя.

— Да какие проблемы, Саня? Только руки убери, — спокойно ответил он бывшему другу.

Руки Макс убрал, а Гималайский с Книжником развернулись и ушли. Переглянулись друг с другом, точно, как вчера, и, не сговариваясь, отправились в бар на Потапова, в тот, что за углом, где и напились в стельку, явно не от радости.

Что зона сделала с пацанами? Уходили друзья, вернулись посторонние люди!

Глава 4

Война в Афгане! Гибнут в Афгане пацаны. За что? Может, кто-то и знает, но не наши герои.

Кто именно подсуетился, неизвестно, но кто-то подсуетился, и Гималайского вызвали. Якобы на переподготовку. Врагов-завистников к этому времени у него появилось столько, что он и со счета сбился. Понятно, что работа кого-то из них — но кого? Впрочем, какая разница? Какая переподготовка, когда он просидел половину армии в одиночке? Но вызвали.

Гималайский дисциплинированно явился по повестке в военкомат. Военком раскричался, глядя на его длинные патлы, чтобы он немедленно сходил и постригся и через полчаса уже стоял на этом месте, глядя ему в глаза. Пришлось посылать этого чувака подальше. И тогда он проговорился, вернее, прокричался:

— Сгною, сволочь, в Афгане! Давно за тобой следим! Теперь уж точно не отвертишься!

На что Гималайский совершенно спокойно заявил, что если он вздумает его еще раз потревожить или, чего доброго, куда-то там пошлет воевать, то он сразу же по прибытии на место возьмет «калаш» и завалит первого попавшегося ему замполита. А когда его возьмут, то сообщит, что он военкома об этом предупреждал.

— Долго ты после этого продержишься на этом золотом месте? — закончил Гима, глядя невинными глазами на военкома.

Больше Гималайского ни разу в жизни ни в какие военкоматы не вызывали, но всю свою оставшуюся жизнь он будет на учете в разных организациях: МВД, КГБ… ну, и какие там следующие. Это все же лучше, чем червей кормить в каменистой земле.

На всякий случай Гима сходил и подстригся. Наголо.

И хотя он твердо знал, что это не его война, но, похоже, что это знал только он один. Со всех сторон только и слышно: «Вот мы им покажем! Вот мы им дадим! Вот мы их…» Показали.

Куде воевать понравилось. Поладили они и с Сухим. Да тут еще и Толик Филин присоединился к их компании. Толик закончил учебу в Военно-медицинской академии в Красном Селе, и вот теперь отправляется служить в Афган — начальником отделения госпиталя в Шинданде, и тоже старлей. Но не успели эти товарищи обустроиться в Шинданде, как случилось непредвиденное.

После покушения на Лысого Гималайский вызвал на совещание всех главарей своих «команд» со всех концов Союза. Собрались все, кроме афганцев — Куди, Сухого и Филина. Приехала и Мальвина. Приехала, молча посидела на общей сходке, где выбирали нового «ивана», пока Лысый в военном госпитале боролся за жизнь, молча проголосовала за предложенного Гималайским Мартына и сразу же покинула «Молодежный», практически ни с кем толком не переговорив. И если пацаны были заняты размышлениями, чего ждать от Мартына, то Гиму поведение Мальвины насторожило.

Уже все побывали у Лысого в госпитале, и не один раз. Мальвина — ни разу. Но через три дня после сходки Мальвина заявилась к Гималайскому домой, чем прямо-таки шокировала его супругу. Они продолжали жить в большой, но однокомнатной квартире, купленной Гимой по связям подруги жены.

Расположились с Мальвиной на кухне. Гималайский начал готовить свой фирменный чай. У них у всех так: Мартына нельзя было никакими силами оторвать от шашлыка, когда дело доходит до его поджарки, батю Гималайского — от приготовления ухи на рыбалке, дочь тети Тамары — Элку — от стряпания польского куриного супа с клёцками для гостей, как только они появлялись в доме. Гималайского, хоть танком стреляй, нельзя оторвать от заваривания свежего чая.

Дело нехитрое. Он достал заварной фаянсовый чайник из кобальтового опаковского сервиза. Сервиз, изготовленный еще в XIX веке на киевском Межигорском заводе, был предназначен только для дорогих гостей. Чайник был изрядно окучен кипятком. Затем позолоченной ложкой, предназначенной специально для заварки, Гималайский быстро засыпал десять ложек цейлонского чая из жестяной коробки, расписанной сценами индийского быта, и тут же в чайник залил крутой кипяток, заполнивший ровно две трети внутреннего пространства.

Затем заварной чайник был завернул в льняную фландрийскую салфетку. Выдержав ровно шесть минут, Гималайский быстро развернул салфетку и долил снова вскипевшую воду. Недолив кипятка ровно на палец, закрыл чайник крышкой и оставил завариваться на двадцать минут. За это время разложил свои любимые кексы с изюмом по 32 копейки на среднее блюдо из того же, что и чайник, сервиза. На блюдо побольше прежнего вывалил свои любимые конфеты «Белочка», «Мишка на Севере» и «Лещина».

Сходил и успокоил жену. Глядя на красавицу Галу, невесть что можно было подумать. Жена вроде успокоилась, но осталась в комнате и даже не собиралась к ним присоединяться.

Ровно через двадцать минут заварка была готова. Гималайский приготовил собственно чай, разбавив заварку кипятком и предложив Мальвине сахар насыпать по вкусу. Только после всех этих приготовлений вопросительно взглянул на гостью.

Все время этих манипуляций с чаем Гала смотрела на Гималайского, как на сумасшедшего, и только когда он налил ей вкуснейший чай, без всякого перехода безапелляционно заявила, что она уезжает воевать в Афганистан, и если он хочет ей помочь, то чтобы связал ее с теми людьми, которые занимались трудоустройством в Афгане Куди, Сухого и Филина.

Гималайский поперхнулся кексом, да так, что Гала начала орать, чтобы его Татьяна бежала на помощь. Всего посиневшего, две бабы еле отхлопали его по спине. Вроде отошел, но у Гимы пропал дар речи. Он выпил две чашки чая, пока кое-как овладел собой, но все равно — далеко не полностью.

Мальвина все это время молчала и спокойно поедала его любимые конфеты, запивая все это дело чаем. Похоже, что она была в полном согласии с собой.

После второй чашки, когда жена опять за чем-то вышла, Гима также совершенно безапелляционно заявил:

— Хорошо, Гала. Но только после того, как тебя внимательно осмотрит Гольдсмит. Две попытки суицида — это, знаешь ли, слишком.

К тому времени Лев Михайлович стал штатным психиатром банды.

Мальвина улыбнулась своей очаровательной улыбкой и… согласилась. Пока Гима созванивался из комнаты с Гольдсмитом, согласовывал, когда он завтра сможет и когда дома не будет Мальвининой мамы — Лизы, он попросил супругу все-таки посидеть с Мальвиной. Когда Гималайский окончательно договорился со Львом Михайловичем о времени поездки к Мальвине и снова вошел на кухню, Гала уже успела подружиться с его женой. Она совершенно дружелюбно обсуждала с Татьяной последний спектакль театра имени Франко «Мастер и Маргарита». Татьяна пообещала обязательно сводить Мальвину на него до ее отъезда, и ее совсем не шокировал отъезд Мальвины на войну.

Засобиралась Гала домой. Гималайский должен ее проводить. Трудно вообще представить, как она такая спокойно себе ходит по улицам. Но, чтобы не волновать жену понапрасну, Гима предложил:

— А давайте, девоньки, я вас угощу мороженным.

Обе согласились.

Уютно расположившись за выносным столиком в «Аленушке», они просидели еще добрый час, пока не увидели Марину, возвращающуюся с катка. Подсела и она к ним. Болтали в основном бабы. Гималайский ничего не понимал, и ему было с ними неуютно. Слишком у них как-то все мирно и весело, а он вот от Мальвины всегда ждет какого-нибудь подвоха. Он всегда с ней настороже.

И только тогда, когда к «Аленушке» подъехал Котя на красной шестерке, подсел к ним и заказал всем по сотке коньяку, чтобы обмыть новую машину, Гиму немного отпустило. Больше не пили. Марина пошла домой, они с женой — тоже. Котя повез Галу домой.

И хотя все расстались очень дружелюбно, даже мило, Гималайский менять своих планов не собирался. На следующий день Лев Михайлович долго беседовал с Мальвиной без его присутствия. Гима сидел на кухне и читал «Село Степанчиково и его обитатели». Хорошо, что он заранее прихватил с собой том сочинений его любимого писателя: от смеха он не мог сосредоточиться на своих мыслях, а следовательно — они не могли погрузиться в хаос.

Наверное, первый раз за много лет он не понимал, что происходит. Еще утром он забежал к сестре и рассказал ей о вчерашнем разговоре с Галой. Марина совершенно не удивилась, а только и сказала:

— А что такого? Пусть едет, повоюет. Ей это пойдет на пользу.

Чего-то эти бабы такое знают, что ему не понять. Похоже, Марина разболтала-таки Татьяне Мальвинину историю, потому что супруга думает точно так же: пусть едет.

Часа через полтора Лев Михайлович закончил свой осмотр и заявил во всеуслышание, что с Мальвиной все в порядке, психических отклонений не наблюдается и ему здесь больше делать нечего. Когда Гималайский собрался провожать Гольдсмита, спросил Мальвину:

— Гала, все уже были у Лысого по нескольку раз. Может, ты навестишь его в больнице перед отъездом? Я все устрою так, что никто не узнает.

— Нет, — был ответ.

Проводив доктора, Гималайский вернулся, и они уже до позднего вечера обсуждали все детали Мальвининого отъезда. И что характерно, такой красоты женщине ведь ничего не стоило совратить любого, не исключая и Гимы. И хотя бы попытаться вить из него веревки. А ведь нет. Ни разу Мальвина себе не позволила с ним никакой фривольности. Он себе — тоже.

Через два месяца напряженных переговоров Гимы с Тирасполем, они с Галой слетали в Москву и были представлены Шкафову. Николай Иванович связался с управлением кадров 40-й армии. Сразу же после их поездки Мальвина отбыла товароведом на базу в Пули-Хумри. К тому времени она как раз окончила Торговый институт, куда по просьбе Гималайского поступила 5 лет назад.

В Пули-Хумри Мальвине не понравилось. На плато прямо посреди пустыни располагаются десятки огромных армейских палаток. В некоторые даже спокойно заезжают и разгружаются «фуры» и «алки». Все это хозяйство обнесено колючей проволокой и усиленно охраняется часовыми. Вокруг базы располагается множество армейских частей: танковых, артиллерийских, саперных, общевойсковых. Картина не очень красочная, а скорее — пыльная и неприглядная, да и воняет, особенно в жару, бензином. Зато в Пули-Хумри есть свой военный полевой госпиталь, куда замначальника переведен уже капитан Филин.

Уж как она ни старалась спрятать свою красоту: постриглась чуть ли не наголо, да еще и покрасила то, что осталось от шикарных волос, в какой-то немыслимо коричневый цвет, срезала напрочь свой роскошный маникюр, сделала ногти почти такими же грязно-коричневыми, как и волосы, перестала краситься, нарядилась в одежду прошлого десятилетия на два размера больше чем нужно — ничего не помогло.

В первый же день Мальвинин непосредственный начальник начал ее лапать и получил в глаз. К концу недели уже начальник базы предложил собраться отметить вступление в должность нового сотрудника. Отказаться было нельзя — такие здесь, как, впрочем, и везде, порядки.

Собрались в самой большой сдвоенной палатке на складе сыпучих продуктов. Мальвина сразу же сообразила, что сначала попытаются напоить, а потом трахнуть тут же, на мешках. Дело не новое.

Когда разлили по кружкам спирт, Гала спокойно заявила, что она не пьет. Уговаривали всем руководством, но Мальвина сделала удивленные глаза и сказала:

— Вы что не понимаете, что такое «не пью»? Это означает, что я не пью алкоголь вообще.

— А как же ты здесь служить собралась? — был удивленный ответ замначальника базы.

— Очень просто, — ответила Мальвина. — Николай Иванович знает, как нужно служить. Он мне рассказал. Как и все. Только при этом начинать пить он настоятельно не советует.

— Какой Николай Иванович? — весело прокричал капитан — начальник вещевого довольствия.

— Шкафов. — Спокойно ответила Гала. — Ну, давайте, за мое здоровье. Прописываюсь.

И Мальвина выпила стакан пэпси. Все собравшиеся, поморщившись, выпили. Поморщились они от того, что старшие офицеры прекрасно знали кто такой Шкафов. Поэтому и притихли. Остальные же нутром почувствовали неладное.

Пьянка продолжалась. Мальвина скромно сидела в уголке, всем улыбалась и ждала, когда пьяные офицеры и прапорщики начнут спорить, кто ее сегодня трахнет.

Дождалась, отошла в сторону, чтобы не стеснять споривших, но краем глаза поглядывала на всю спорившую компанию. Она уже знала, кто вызовется это сделать. В каждой подобной компании обязательно есть рубаха-парень, и его видно за версту. Вызвался тот самый капитан. Он был сынок одного московского генерала и вел себя на базе очень вызывающе. Его побаивался сам начальник базы, которому оставалось полгода до отставки по выслуге лет.

Мальвина, видя, что спор состоялся, медленно направилась вглубь склада — во вторую палатку, заставленную поддонами с мешками на них. В одной руке она держала диковинную, как для нас, американскую полуторалитровую бутылку пэпси, в другой — пластиковый стаканчик с этим же напитком, который попивала на ходу.

В глубине склада капитан догнал Галу.

— А что такая красавица грустит здесь одна?

— Это вы ко мне? Какая же я красавица? Это вам с пьяных глаз показалось, — отвечала Мальвина с очаровательной улыбкой, которую ей так и не удалось переделать.

— Да ладно выделываться, — со смехом ответил довольно-таки симпатичный капитан, привыкший к тому, что пользуется стабильным успехом у баб.

Капитан толкнул Мальвину на мешки и, не теряя времени, начал задирать ей юбку. Гала опрокинулась на мешки, выронив из рук стаканчик с пэпси-колой. Уже лежа на спине, со всей силы зарядила правой ногой ловеласу по яйцам и ловко выскользнула из-под капитана, а потом добавила пластиковой бутылкой (семейный удар) скорчившемуся Ромео по голове. От удара с неплотно закрытой бутылки слетела крышка, и капитан был прилично облит сладким напитком. Только после этого Гала направилась обратно к пьяному обществу.

— Уничтожу, сука, — услышала за спиной Гала. Она остановилась, медленно развернулась и промолвила:

— Это я тебя уничтожу, придурок. Попробуй еще раз попасться мне на пути. А лучше — прямо завтра переведись в другое место. И запомни: я тебя и на гражданке спокойно достану.

Когда Мальвина подошла к сразу же притихшей компании, кто потупил глаза, а кто, наоборот, вопросительно и нахально на нее уставился.

— Пытаться изнасиловать приличную девушку — это очень некрасивый поступок. Вам не стыдно, товарищи офицеры? Ну, повеселились, и хватит. Пошла я, — услышали оторопелые вояки.

Мальвина ушла, оставив за спиной гробовое молчание. Но когда из глубины склада вышел весь мокрый капитан Негруб, его встретил взрыв смеха. После этого случая за Мальвиной установилась прочная слава недотроги. А этого ей только и было нужно.

Гала сидела на базе как мышка. Очень скрупулёзно выполняла свои обязанности. Капитан Негруб делал вид, что с Мальвиной не знаком, периодически куда-то звонил и что-то выяснял.

Через полгода после описываемых событий написал рапорт на увольнение начальник базы. На его место был назначен киевлянин — бывший начальник продовольственного снабжения. А на место начальника продовольствия был переведен из Шинданда какой-то старлей Сухих, который, впрочем, оказался вполне компанейским воякой. Сразу же по приезду он устроил прописку в том самом складе, где прописывалась и Мальвина. Галы на ней не было, зато вместо Галы была большущая пьянка, которая понравилась всем, кроме начальника базы. Это был очень осторожный человек, и он прекрасно помнил прописку Мальвины. А если бы она доложила наверх о попытке изнасилования? Нужно заканчивать с этими пьянками, хотя бы пока на рабочем месте.

Как бы там ни было, но Сухой поладил сразу же со всеми… кроме капитана Негруба. Вот не сошлись они с первой же минуты, и после того, как Негруб сально пошутил по поводу Мальвины, то вроде бы и не знавший ее Сухой, как истинный офицер, рассердился, потребовал извинений за оскорбление дамы и не получил их. Хорошее в принципе мероприятие закончилось дракой, в которой Негруб получил от Сухого по роже. Так как этого Петю Негруба никто терпеть не мог за его заносчивость, то, как только началось столкновение, все сразу же куда-то подевались. В случае чего подтвердить факт получения Негрубом по морде было некому.

И, тем не менее, слух о красивом офицерском поступке быстро распространился по базе и окрестностям. Естественно, что Мальвина посчитала своим долгом встретиться со старлеем Сухим и поблагодарить его за то, что он вступился за ее честь. Теперь этих двоих нередко можно встретить в местном госпитале в компании замначальника. Что эта противная Галина в них нашла?

Начались бои в Пандшерском ущелье. В Пули-Хумри был переведен на отдых батальон царандоя, также участвовавший вместе с нашими войсками в операции. На следующее утро на базе появился очень высокий блондин с голубыми глазами, одетый в красивую военную форму. Красавца звали Сайаулла Джан, и он был по национальности калаш. Сайаулла тут же направился к начальнику базы и был перенаправлен к начальнику продовольственного снабжения, уже капитану, Сухому.

— Это вашей жене, — промолвил камрад Джан на приличном русском языке, протягивая Сухому кольцо с бриллиантом чистой воды в четыре карата.

Сухой вопросительно взглянул на Джана, отведя руку с кольцом.

— Вы не волнуйтесь. Мне, собственно, нужна Гала. Я к ней по делу, — сказал Джан. Не Галина, не Галина Юрьевна, а Гала. Так Мальвину звали только в банде.

— А к вам я зашел для того, чтобы вы, якобы, оказали содействие в получении… — и командор Джан перечислил длинный список продуктов.

— Хорошо, — сказал Сухой, взяв в руки кольцо и сразу спрятав его в нагрудный карман.

— Наташа, — выглянул Сухой из своей будки, — Найдите, пожалуйста, Галину Юрьевну.

Галина Юрьевна зашла и обомлела — таких красавцев она еще в жизни не видала. К тому же он был, как выяснилось позже, пырымоч — человек, совершенный во всём, отважный, богатый, гостеприимный. Как потом выяснилось, его племя еще и происходило от потомков воинов Александра Македонского, оставшихся здесь после его неудачного похода на юг, хотя сам Сайаулла Джан в этом до конца не был уверен.

Наконец-то у Мальвины завязался настоящий роман. Сухой облегченно вздохнул и тут же с оказией отправил записку жене, тайным кодовым письмом сообщая об этом Гималайскому. У них было договорено: сообщения передавать только в крайнем случае, и это был тот самый случай.

В постели, правда, их никто не видел, зато весь городок видел по выходным, как Гала прогуливалась с двухметровым афганским офицером под ручку. Прогуливались до самой темноты вдоль арыка с чистой ледниковой водой, спускавшейся с гор и протекавшей среди распустившихся же розовых красавцев абрикосов и черешен. Весь городок видел, как эта очаровательная пара сидит на лавочке под огромным гранатовым кустом, шелестящим от каждого дуновения ветерка и переливающимся гранатово-фиолетовым цветом.

Пули-Хумри представляет собой котловину: плато, а вокруг светлые и темные коричневые, кое-где даже серые, горы. Сейчас весна, и пустыня вся ярко-зеленая: трава, местами целые поля белых цветов-маргариток. Горы также до средины покрыты смачным зеленым ковром и кустами, больше похожими на небольшие деревья. А дальше ввысь, до самого неба, простираются белоснежные колпаки, наброшенные на головы этих великанов — ледники и просто вершины. Но очень скоро все станет сухим и безжизненным, все выгорит на солнце и нужно спешить погулять среди этой сказочной красоты.

Что там было позже, уже в ночи, никто не видел, но все уже знали, что не такая уж эта Галина и недотрога.

Как всегда, все всё знали, да не то, или вернее, не все то. Сайаулла, или, как стала его сразу же звать Мальвина, Сережа, прибыл к Мальвине от самого Ахмад Шаха Масуда.

Глава 5

Негруб, конечно, не успокоился. После того с Мальвиной происшествия над ним начали в открытую смеяться сослуживцы. При виде его прыскали со смеху немногочисленные представительницы дамского вольнонаемного пола, многие офицеры перестали подавать ему руку для приветствия. И хоть эту заносчивую Галину Юрьевну мало кто в части любил, но Негруба не любили еще больше, и чувак потерял покой. Его уже не так волновала и карьера, как отомстить за унижение, отомстить этой мерзкой девке, у которой, завязался роман не с ним, а с двухметровым Сайауллой. И по всему видно, в обиду тот ее не даст.

Отомстить, но как? Нужно копать, нужно ехать в Ригу, откуда эта профура была призвана, и попытаться что-то выяснить там. Да не мешало бы узнать побольше и об этом Сухом. Что за птица, кто его тянет, почему его карьера растет не хуже, чем у него, генеральского сынка?

Во время очередного отпуска Петя Негруб заехал всего на несколько дней в Москву: обсудить с батей дальнейшее продвижение по службе. Батя приказал продолжать и дальше служить в Афгане. А что? Местечко хоть и пыльное, но опасности — никакой, и каждый год по званию. Война все равно закончится, а так и до полковника недалеко, а там к папе в Москву с орденами-медалями на груди. Конечно, хотелось бы прямо сейчас в Москву, но кем? Там очередь из генеральских сынков до самого неба! Лучше действительно подождать и въехать в стольный град на белом коне.

— Дослужись там до полковника, и сразу же в Академию генерального штаба. Генерал-полковник тебе тогда обеспечен. Послужи Родине, сынок, пока я все устрою. Куда отдыхать поедешь? В Сочи?

— Надоела мне жара. Поеду в Прибалтику, там прохладней, да и, говорят, что вообще на Запад похоже. На обратном пути заскочу в Вологду к бабе и деду на могилу.

— Вот это молодец! Вот это правильно! Поезжай, сынок. Молодец какой! И вот что. Не вздумай поехать туда в военной форме, оставь ее мне, чтобы я был спокоен.

— Да ты что, батя! Я — боевой офицер! За себя постоять могу, — раздувал щеки Петя.

— Ты не хорохорься здесь! Сейчас как раз освобождаются все эти военные преступники и предатели: бандеровцы и эти лесные братья, отсидевшие свои двадцать пять. Пачками выходят. Не нужно. Оставь форму, я сказал!

Пришлось подчиниться. Негруб старший не мог нарадоваться на умника сына. Сын действительно взял билеты на поезд «Москва-Рига» и меньше чем через сутки уже сходил на перрон «Рига-пассажирская». Куда? В гостиницу «Рига», естественно, что на бульваре Падомью, рижанам больше известному, как Аспазияс.

Заслуженному офицеру-афганцу в номере, конечно, не отказали. Из окон номера открывался красивый вид на Театр оперы и балета Латвийской ССР. Рестораны гостиницы всегда славились хорошей кухней. В оформлении помещений доминируют деревянные панели, красные ковры и плюшевые занавеси, позолота. Высокие этажи соединяют широкие лестницы и просторные коридоры, в номера ведут массивные двери с медными ручками. Жить можно.

Проснувшись утром, Негруб сразу же отправился в павильонный домик, построенный в начале минувшего столетия, и находящийся рядом с гостиницей. Откушав очень вкусный кофе, Петя рванул в военкомат. Начальнику уже звонили из Москвы, просили оказать содействие в поисках родственников некой Галины Кручининой. Родственников не нашли, а вот адресок дали.

Покрутившись возле дома, молодой человек надыбал-таки дворника. Слово за слово, выпили-закусили в ближайшей забегаловке «Zvaigznite» на Тербатас. Негруб начал очень медленно получать расклад по мерзкой, хотя дворник так не считал, Галке, ее отцу Юрису Круминьшу, матери Елизавете, бабушке Марии и неродному дедушке-ювелиру Янису Круминьшу.

На следующий день (опохмелились там же) узнал-таки Петя про то, как Юрис выжил из дому жену с ребенком, как после этого тот самый ребенок выжил Юриса из той же квартиры, да еще в придачу захватил наследственную ювелирную мастерскую Круминьшей. Дворник дозированно выдавал информацию. Негруб был не первый, кто предметно интересовался этой красавицей, и дворник умело растягивал удовольствие. На третий день дошли до папашки, но не рассчитали силы, напились и отложили поход в мастерскую до завтра. Утром четвертого дня расследования Негруб, начавший-таки подозревать, что его разводят, категорически заявил:

— Сначала поход в мастерскую, и только затем опохмелка!

Делать нечего, достигли компромисса. Дворник привел майора к мастерскую, вызвал для переговоров Юриса на ближайший бульвар тут же рядом, а сам, получив деньги на опохмелку, весело пошагал в любимую «Звездочку». Негруб договорился с очень подозрительным Юрисом Круминьшем встретиться вечером в ресторане «Малая Рига», что в той же одноименной гостинице, и пошел отсыпаться. Дворники, они оказались покруче военных по части напиться в драбан. Нужно было прийти в себя.

Вечером, встретившись с отцом Галины Юрьевны, ни о чем толком не договорились. Юрис оказался еще похлеще дворника. Нет, денег у него было в достатке, но платил за ужин Петя Негруб, а больше расспрашивал Круминьш. И судьба его дочурки Юриса интересовала в последнюю очередь. А вот что за птица такая этот Негруб, представившийся офицером со связями в Москве, нужно выяснить досконально. Пришлось рассказывать всю свою подноготную. Рискованно незнакомому человеку, но Негруб так ненавидел эту Галку, что пошел ва-банк. Допрос закончился только к закрытию ресторана. Договорились встретиться завтра, но уже в «Большой Риге».

К концу третьего дня, уже в баре гостиницы, который Круминьш почему-то назвал «Шкаф», ударили по рукам. Будут согласовывать свои действия. Бате — обратно подпольный ювелирный бизнес, Негрубу — голову Галки. Причем Юрис Круминьш, не будь дураком, ничего не рассказал Петру Негрубу о контрабанде драгоценных камней, которую успешно налаживала Мальвина. «Пусть побольше камушков придет, а там посмотрим», — решил хитрый Юрис. Ничего не рассказал Юрис и об организации, которая стоит за дочуркой, и даже о Луке, оставшимся здесь на хозяйстве вместо нее. Ему было строго приказано молчать обо всем, что он мог увидеть, иначе выход только один. Он знал, какой, и был уверен, что завалить его этим бандитам ничего не стоит. Но, все-таки, похоже, жизнь начинала налаживаться.

Юрис хорошо помнил, как все произошло тогда, когда Мальвина в первый раз после долгого отсутствия прибыла в Ригу. Она сразу же заявилась в ювелирную мастерскую, которую ее папаша беспредельно отжал у ее мамы Лизы. Мальвина не забыла ничего: и бесконечный страх Лизы после Пермского края, и подлеца отца, писавшего на Лизу анонимки, и удар, который Лиза нанесла Юрису бутылкой по голове (семейный удар). Помнила Гала, как, будучи совсем маленькой, пыталась защитить Лизу и была отброшена пинком ноги папаши.

Теперь уже Юрис ударом Мельника был отброшен в дальний угол комнаты, как только они напару с Мальвиной вошли в мастерскую.

Поладили быстро. Юрис сразу же понял, что теперь из себя представляет его дочурка, и почти не возражал против того, чтобы прописать Галину Юрьевну в пятикомнатной квартире в самом центре Риги. Квартира и так должна была принадлежать Лизе. Прописал и убрался восвояси.

Взяла Мальвина контроль над мастерской и подпольным ювелирным цехом, из владения которым Юрис также выжил жену. Андреас хоть был Лизе и отчимом, но любил и ее, и Марию, и завещал свои богатства именно им. Неофициально, конечно.

Хоть Юрис и включил заднюю, но строить козни не перестал. Просто сменил тактику. Огранка драгоценных камней вроде бы и продолжалась, но вот незадача — закончилось сырье. Где взять новую партию камней и золота, Юрис не знал.

Не беда. Не знаешь — выходи на пенсию. Очень хорошо все знала подруга Галы, Каля. Она держала пошивочные обувные цеха по всей Армении. Кожа попадала к ней в частности из Турции. Контрабандой, естественно. Почему бы не выяснить и на счет драгоценных камней? Выяснила.

«Та еще штучка!» — майор Негруб не на шутку загрустил, но стал размышлять и готовиться. Он понял: с наскока эту девку не взять, а вот проколоться, как Галкин батя, можно очень даже легко. Да и кто за ней стоит, пока неясно. Нужно быть предельно осторожным. Ну, теперь Сухой. Батя там покопает на него, пока Петя отдыхает в Риге.

Еще через сутки майор Негруб был в Вологде. Остановился в гостинице «Вологда». «Хватит кутить. С этими наглыми чухонцами можно в Москву без копейки приехать. Не просить же денег у бати герою-афганцу. Позор какой. Схожу на кладбище, сделаю фото для бати и в Москву. Надо хоть одну девку успеть зацепить», — подумал Негруб, заселяясь. Однако не сложилось. В первый же вечер, когда Петя скромно ужинал в ресторане гостиницы, к нему подошел и фамильярно ударил его по плечу Кабан. Тот самый Вася Кабанов, с которым они сидели за последней партой в десятом, ковырялись в носу и мечтали, как станут генералами.

Негруба родственники отправили в Киев в Общевойсковое. Кабана отец, всю жизнь охранявший зэков, пристроил в Ленинградское училище МВД. А встретились майор и старший лейтенант в ресторане в родном городе Вологда. Здесь уже не до Москвы. Прокутили все деньги. Расставаясь, договорились, что Негруб при случае поможет Кабану. Как только сам окажется в Москве, сразу же перетянет туда и Кабана, у которого из-за пьянки не сложилось пока по службе.

Глава 6

С Шабтаем Мальвина познакомилась еще в Каунасе, куда тот заглянул из Израиля проверить, как поживает подпольный ювелирный бизнес Советского Союза, в основном сосредоточенный в Прибалтике. Поскольку намечались поставки контрабандных алмазов из Сьерра-Леоне. Это позже Шабтай развернется с алмазами по полной, а пока… Пока Шабтая познакомил с Мальвиной наш старый товарищ Сева Киевский.

Вот что о Шабтае, гораздо позже, можно будет прочесть в прессе и, в частности, в «Красной мафии» Роберта Фридмана:

Шабтай Генрихович Калманович. Выехал из СССР в Израиль как эмигрант в 1971 году. В эмиграции Шабтай каким-то чудодейственным образом познакомился с Маратом Балагулой. Кто это? Вот в самых общих чертах:

Буфетчик на пароходе «Иван Франко», совершавшем только заграничные круизы. Кто знает Советский Союз, тот понимает, что устроиться на такую работу без работы на КГБ ни практически, ни даже теоретически невозможно. Затем эмиграция. И как-то сразу — босс русской мафии на Брайтон Бич в Нью-Йорке, правда, под руководством семьи Лучезе из Коза-Ностры.

Каким-то чудодейственным образом оказался знаком с диктатором Сьерра-Леоне Сиакой Стивенсом. В 1985 году уже престарелый диктатор получил отступные от Марата и Шабтая и назначил себе преемника — генерала Джозефа Момо. Марат в 1986 году также перебрался в Сьерра-Леоне, к товарищу поближе, так как за помощь в передаче власти получил от генерала невиданные преференции по части контрабанды алмазов, которыми славится эта небольшая африканская страна.

Вот эти два героя и наладили вывоз контрабандой алмазов: сначала на Цейлон, а позже в Таиланд, где успешно обменивали их на героин, который, также не менее успешно, переправляли через Петербург в Западную Европу.

В 1989 году бдительные пограничники Франкфурта опознали Марата и отправили сидеть в США. После длительной отсидки, уже во время руководства страной Платовым, переехал жить в Россию. А что вы хотели? Разведчик разведчика не выдаст.

А 10 января 1988 года по телевидению Израиля сообщили, что Шабтай Калманович, кодовое имя «Крис», арестован. Сдал Шабтая еще один чекист, который уже сам сбежал на Запад. Предположительно — Александр Ломов, который работал в Иерусалиме под видом управделами представительства Русской православной церкви. Приговор Шабтаю — девять лет тюрьмы.

Шабтая продержали всего-то год в одиночке, как он прекратил играть в героя-разведчика и заговорил. Рассказал, как начинал простым стукачом в Советской армии, работая на особый отдел. Как сдавал антисоветски настроенных лиц в Каунасе после службы. Как после этого стал «активистом сионистского движения» в 8-м «еврейском» отделе (противодействие подрывным сионистским организациям), куда регулярно поступали донесения от Шабтая.

Рассказал, как был завербован Первым главным управлением КГБ (внешняя разведка) и отправлен в эмиграцию. Как в Израиле был активистом-сионистом, борцом за выезд евреев из Советского союза. И регулярно (говорят, что за это и доплачивали), сдавал КГБ эмиссаров, которых сионистские организации направляли в СССР.

Но каким-то чудодейственным образом в 1993 году Шабтай был неожиданно помилован. Поговаривают что занимался его освобождением лично сам Примус. Даже неудобно называть его настоящую фамилию, в России он вообще национальный герой.

Выйдя из тюрьмы, Калманович отправился в Будапешт, где в то время сложился «международный филиал» солнцевской ОПГ во главе с авторитетом Севой Киевским (Семен Могилевский). Посетив его, Шабтай летом 1993 года объявился в России, где вскоре стал полноправным участником солнцевской группировки. Что за группировка такая?

Глава 7

Пока Шабтай и его протеже диктатор Момо еще только готовились приватизировать Сьерра-Леоне, в СССР произошло другое эпохальное событие. В 1985 году в Москву из Киева переехал рецидивист Семён Могилевский. Известный бандит, который сколотил первоначальный капитал, грабя киевских евреев, уезжавших из СССР в эмиграцию. Так как Могилевский к тому времени был уже дважды судим, то ему не составило труда познакомиться с Сильвестром (Сергей Тимофеев), уже тогда имевшем свою банду в районе Орехово-Борисово, промышлявшем наперстками, грабежом фур, таксованием и крышеванием таких же мелких жуликов. Познакомился Сева и с Михасем (Сергей Михайлович), возглавлявшем солнцевскую группировку. Очень показательны такие разные судьбы этих двух бригад, но так как они наворотили столько, что рассказ о них может вылиться в отдельную книгу, то мы остановимся очень кратко на их пути.

Сильвестр, бывший тракторист в родном колхозе, увлекся карате и рукопашным боем во время службы в Кремлевском полку. Имел успехи в этом мордобое. По окончании службы, как лимита, переехал в Москву, поселился на улице Шепиловской. Среди местных пацанов получил кликуху Серега Новгородский. Стал завсегдатаем подвалов-качалок, где и познакомился со Шлёпом (Сергей Ионица), Драконом (Сергей Володин) и братьями Узбеком-старшим и Узбеком-младшим (Александром и Леонидом Клещенко).

В 1988 году, на волне закона «О Кооперации», Тимофеев, совместно с младшим братом с погонялом Иваныч-младший и вышеназванными спортсменами создал свою группировку. Так как главарь обожал смотреть фильмы с героем Рембо, то и получил погоняло Сильвестр.

К бригаде подтянулись: Диспетчер (пятиборец Игорь Абрамов), Калистрат (чемпион СССР по боксу Олег Калистратов), Двоечник (хоккеист Игорь Чернаков), Культик (президент ассоциации пауэрлифтинга — в последующем главный тренер сборной России по этому виду развлечений Сергей Ананьевский). Имея такой костяк бригады, да еще голову Севы Киевского, бригада быстро пошла в рост.

Спортсмены принялись набирать спортивную молодежь и начали бомбить ларьки, занялись таксистами, частными таксистами, да и всеми жуликами, повылазившими из своих подпольных нор как грибы после дождя, опять же наперстки — святое дело. Постепенно подмяли под себя Братеево, Орехово, Зябликово, Бирюлево и Чертаново, Ленинский район Подмосковья.

Сева же, совместно с Сильвестром, создал известную фирму «Арбат-Интернейшнл». Арендовал суда в Черноморском пароходстве для перевозки по миру грузов. Потом, каким-то чудодейственным образом, все пароходство испарилось, как туман над озером.

Совместно с Сильвестром они создали фирмы «Внуково-1» и «Внуково-2», которые эксплуатировали уборные на вокзалах в Москве и на железнодорожном вокзале в Киеве. В столице Украины их передали в управление Сене Юхимовичу и Вахе.

Не боясь запятнать имя честного пацана, Сева близко сошелся с представителями милицейских кругов, и не просто кругов, а поддерживал очень тесные отношения с самим министром. Даже официально перечислял деньги на поддержку милиции.

Нужно заметить, что это была новая криминальная реальность. В своей философии бандиты напрочь откинули понятия, совершенно не уважали криминальных авторитетов только за их былые заслуги. Хочешь быть сильным и главным — докажи.

За очень короткий промежуток времени бригада сумела поссориться со всеми пришлыми бандитскими формированиями, теперь сами себя назвавшими кавказцами, а тогда просто хачами, банабаками, айзерами и чеченами, но в первую очередь именно с азербайджанцами и чеченцами.

Тогда и произошла проверка сил. Ореховский боевик Дермантин (Александр Степанов) в ночь на 1 сентября 1989 года завалил одного из приближенных родственников крупного чеченского авторитета Хусейна Слепого (Хусейна Ахмадова).

Чеченские бригады, в которые входили и айзеры, гораздо раньше оккупировали столицу, были лучше вооружены и структурированы, их банально было больше. Начались нешуточные столкновения. Пришлось искать союзников. Союзники нашлись быстро: солнцевские. Дела пошли лучше. Так сформировалась Оеховско-солнцевская бригада. Возглавил ее Сильвестр. Чечены начали включать заднюю.

В 1989 году Сильвестр, Михась, Авера-Старший и Люстрик (Евгений Люстарнов) были-таки задержаны сотрудниками МУРа за вымогательство. Сильвестр и здесь проявил себя как реальный пацан — взял всю вину на себя. Получил три года, которые отсидел в Матросской тишине.

Выйдя из тюрьмы в 1991 году уже признанным авторитетом и среди уголовников, Сильвестр был очень недоволен. Вместо того, чтобы гасить чеченов и айзеров, лидеры его группировки… с ними договорились. Сильвестр выходит из общей бригады и выводит из нее своих людей.

Сильвестру проходится вновь завоевывать место под солнцем. На его территорию положили глаз нагатинская, подольскя и гольяновская бригады. Сильвестр перетянул на свою сторону курганскую бригаду, в которую входил ныне известный на всю округу Саша Македонский (Александр Солоник). Началась настоящая бандитская война.

В ночь с 9 на 10 апреля 1993 года Солоник застрелил известного московского вора в законе Глобуса (Валерий Длугач), выступавшего на стороне чеченов. Чуть позже застрелили и его помощников: Рэмбо (Анатолий Семенов) и Бобона (Владислав Ваннер). 13 апреля 1993 года был убит авторитет Моня (Виктор Коган), его ореховские расстреляли прямо в его игровом зале на улице Елецкой. В феврале 1993 года, во время разборок, были убиты шесть членов ореховской бригады. 17 августа 1993 убит Калистрат, чуть позже, на той же Елецкой улице, убит Узбек-старший.

И уголовники, и менты были единодушны: с этой войной пора заканчивать, нужен сильный лидер, который положит конец этому беспределу. И те, и другие остановились на Сильвестре.

Сильвестр доверие оправдал, он присоединил к своей медведковскую бригаду, которую возглавлял Гриша Северный (чемпион армии по гиревому спорту, старший лейтенант КГБ Григорий Гусятинский). Среди медведковских выделялся Леша Солдат (кавалер Ордена Мужества Алексей Шерстобитов), про художества которого даже сняли художественный фильм.

К ореховским прибилась и одинцовская бригада во главе с Белком (Дмитрий Белкин). Ее костяк составили спецназовцы, в том числе Саша Солдат (Александр Пустовалов), Аль Капоне (Олег Пронин), а также Ося (Сергей Буторин) и его телохранитель, бывший суворовец и выпускник Ленинградской военно-космической академии имени Можайского Марат Полянский. Бывший прапорщик стройбата, расквартированного в Одинцово, Ося был хорошим боксером, работал вышибалой в кафе «Аленький цветочек». Еще в 1990 году он познакомился с Сильвестром, пытаясь продать картины ограбленного им со своим брательником известного коллекционера Виктора Магидса. Ося сразу же вошел в ближайшее окружение Сильвестра.

Сильвестр слетал в Нью-Йорк к одному из главных воров постсоветского пространства — Япончику, и получил от него добро на управление всей криминальной Москвой.

Так как Сева в 1990 году во время отсидки Сильвестра эмигрировал в Израиль, пришлось срочно искать нового делового. Нашли Григория Лернера. Этот выпускник МГУ, отсидевший за мошенничество, владел банком «Партнер».

Лернер с энтузиазмом взялся за дело. Для начала свел Сильвестра со своей секретаршей, бывшей барменшей косметического салона «Женьшень» Ольгой Жлобинской. На ней Сильвестр потом женился, взял ее фамилию, получил паспорт гражданина Израиля и оказался в какой-то степени зависим от Лернера. Секретарша, она и есть секретарша. Но председателем правления Московского торгового банка, который занимался отмывкой денег, она тут же была назначена. Бригада контролировала также банк «Капитал-Экспресс» и МВ-банк, компанию «Русское золото», занимающуюся торговлей, строительством и эксплуатацией торговых центров.

Сильвестр положил глаз на нефтяной бизнес, металлургический бизнес, для чего сошелся с бригадой, контролировавшей целый «Уралмаш».

Полностью подмял под себя Новгород.

Все это хозяйство охраняли частные охранные предприятия, на вооружении которых теперь уже совершенно легально находилось стрелковое оружие.

Но так как так называемыми бизнесменами были не только Сильвестр с Лернером, то вскоре их пути пересеклись с такими же «бизнесменами» — лидером партии «Спортсмены России» Отари Квантришвили и всем известным Борисом Березовским. Япончик в это время проживал в Штатах. Фактически это было схватка за российский криминальный престол.

С Квантришвили Сильвестр не поделил Туапсинский НПЗ. Да и вообще, обе бригады пытались подмять под себя весь криминальный бизнес по переработке нефти. C будущим главой Совета безопасности Сильвестр повздорил, пытаясь кинуть того на миллиард рублей.

В апреле 1994 года на выходе из Краснопресненских бань Квантришвили застрелил Леша Солдат. Правда, существует версия, что это сделали спецслужбы, которые уже вовсю занимались разработкой всяких авторитетов на предмет их подчинения. А Квантришвили, после того как сошелся с рвущимся на самый верх Березовским, потерял берега. Березовского никому из бандитов завалить не удалось.

Но настал черед и Сильвестра. 13 сентября 1994 года в 19:00 на 3-й Тверской-Ямской возле здания «Чара-банка» у дома №46 Сергей Иванович Тимофеев по кличке Сильвестр погиб при взрыве в автомобиле Mercedes-Benz 600SEC.

Король умер. Да здравствует король! В разгоревшейся войне за престол ореховской бригады победителями вышли Сергей Буторин (Ося) вместе с братьями Пылевыми. Им на это потребовалось всего несколько месяцев.

Уже на следующий день после убийства Сильвестра было совершено покушение на Двоечника, затем еще одно. Двоечник скрылся в неизвестном направлении. Как позже установили милицейские эксперты, в машинах Сильвестра и Двоечника сработали похожие по конструкции радиоуправляемые бомбы.

Затем были убиты еще два претендента: Дракон и Культик. Лидер «медведковских», Гриша Северный, сбежал в Киев. В 1995-м его там застрелил Леша Солдат.

Затем пришла очередь Александра Солоника. По приказу Оси, друга Солоника, успевшего вместе с любовницей поселиться в Греции, Александр Пустовалов пригласил коллегу выпить и задушил его и спутницу.

Далее взялись за Лернера. Тот даже написал новому главарю ореховских смешное письмо, полное понтов. Приведем его дословно:

«Если вы ставили своей задачей напугать меня, вы этого добились. Если вы ставили своей задачей унизить меня, вы этого добились — впервые „дети Сильвестра“ посмели разговаривать в таком тоне, впервые сделали постановку с запиранием дверей, с шестеркой в углу, с удавкой из шнура на видном месте. Вы меня ни с кем не перепутали? Вы еще в армиях на коммунистов работали, когда меня жулики на зоне в кузнице сжечь пытались. Вы еще имени Иваныча не слышали, когда я под чеченским ножом сидел. Вы еще рубль криминальный не заработали, когда я в 1988 году отдавал Иванычу, не ему (он с меня никогда гроша не брал), а пацанам, по 100 тысяч рублей в месяц. Никогда я не работал с Сильвестром за „боюсь“ и не платил за „боюсь“. И не буду, даже если вы еще четырех шнырей по углам посадите. Ни Дима, ни Юра, ни Миша, ни Культик, ни Дракон не позволяли себе устраивать со мной такие встречи. Вы оскорбили меня до самого сердца, и С. И. действительно вчера вертелся в гробу, и Культик, и Дракон… Я не проститутка, которая переходит из рук в руки от сутенера к сутенеру. Я работал и работаю только с одним человеком — с Иванычем, и отвечаю только перед его памятью».

Тем не менее, как бы не понтовался Лернер, но вскоре передал управление счетами Сильвестра на мультимиллионные суммы Осе и братьям Пылевым.

В 1995 году, посчитав, что дело сделано, Ося инсценировал собственную смерть. Поставив себе надгробие на Николо-Архангельском кладбище, Ося уехал с Пылевыми и Маратом Полянским в Испанию, где преступники обосновались и накупили недвижимости.

Ореховская бригада распалась на 15 небольших группировок, которые взялись за старое.

Потом произошло покушение на Губана (Александр Губанов), но он чудом остался жив. Затем убит Сказка (Виктор Комахин), один из друзей Сильвестра и Двоечника. Убит Виктор Гаврилин, руководитель одной из отколовшихся бригад. Убит Узбек-младший. Убиты только что освободившиеся авторитеты из ближайшего окружения Сильвестра, Виктор Чурсин и ранее выживший Губан. Затем последовали: покушение на одного из «бизнесменов» — руководителя компании «Русское золото» Александра Таранцева, убийство еще одного «бизнесмена» — владельца клуба Dolls Иосифа Глоцера.

Но в 1998 году ореховские таки нарвались. По приказу Белка убит военный следователь Юрий Керезь. Следователь, на удивление, оказался честным ментом, и отказался от 1 миллиона долларов США за закрытие уголовного дела.

Уж и неизвестно отчего, но ментов это задело, и столько лет спокойно себе орудовавшая в Москве банда за два года была разгромлена.

В 2001-м Ося и его телохранитель Марат Полянский были арестованы в пригороде Марбелья в Испании. Чуть позже арестовали братьев Пылевых. Всех их в итоге экстрадировали в Россию.

Сергей Буторин и Олег Пылев были приговорены к пожизненному, Андрей Пылев получил 24 года, получили огромные срока и другие оставшиеся на свободе активные члены банды.

Сергея Тимофеева похоронили на Хованском кладбище в Москве. Некрополь из друзей Сильвестра на «ореховской аллее» не уступает самому известному некрополю на Баныкинском кладбище в Тольятти и захоронению Башмаков в Крыму.

Убийство Сильвестра до сих пор не раскрыто. Не имеет смысла перечислять даже самые основные версии убийства. У него было столько врагов. Но в 2011 году осужденный Марат Полянский, видимо, пытаясь скостить свой срок, пошел на сотрудничество со следствием и сообщил, что заказчиком убийства был Ося, он же Олег Буторин.

Что же касается смерти Сильвестра, то у автора есть свои соображения. Незадолго до смерти Сильвестр сделал пластическую операцию, отправил жену и сына на постоянное жительство в США, да и брат его погиб как-то странно, якобы при пожаре. Никто не знает, как. Не такой уж был Сильвестр и дурак, чтобы дожидаться собственной гибели, а она была неминуема. Да и видели его за границей после смерти не один раз.

Итог деятельности ореховской бригады: более полусотни убитых, в основном своих, и у более чем полусотни бандитов срока от двадцати лет до пожизненного.

Глава 8

Иная судьба ожидала вторую часть некогда единой группировки. Солнцевская бригада была организована в 1988 году борцом-классиком Михасем (Сергей Михайлович) и боксером Аверой-старшим (Виктор Аверинский). Трудовой путь начали в ресторане «Севастополь» официантами, возглавляли комсомольскую организацию ресторана.

В оргкомитет солнцевской бригады также входили: младший брат авторитета — Авера-младший (Александр Аверинский), Сева Киевский (Семен Могилевский), Скотч (Андрей Скотч), Джемал Сурамский (Джемал Хачидзе), Арноша (Арнольд Тамм), Ванька Чертановский (Иван Плотников), Федул (Александр Федулов), Зло (Сергей Жогов), Барон (Арам Атаян), Евсеей (Семен Шорин), Буделя (Анатолий Анисимов), Люстрик (Евгений Люстранов).

У каждого авторитета было свое направление деятельности.

Например, Скотч, ставший позднее депутатом Государственной Думы, занимался оружейным бизнесом. Помогали ему в этом братья Владимир и Лев Кветные, а также Дима Белый (Дмитрий Барановский). Конечно, здесь не обошлось без Севы Киевского. Из Израиля он переехал в Будапешт, где сразу же завелся зарубежный филиал группировки. В Чехии предприниматели организовали еще один филиал, где спокойно можно было купить АК РПГ, «макаровы» и даже вертолеты. Группировка расформировывавшихся советских войск и их союзников по Варшавскому Договору обладала многомиллиардными запасами. Было с чем развернуться.

Дима Белый, москвич, в прошлом заслуженный снайпер-афганец, служивший в ВДВ, награжден медалью «От благодарного афганского народа», наручными часами от самого министра обороны, грамотой Президиума Верховного Совета СССР. Имел свою бригаду, которая контролировала несметное количество банков: «Единство», «Финансы и Кредит», «Диам-банк», «Монтажспецбанк», «МАПО-банк»; всевозможных фирм: «Архангельскнефтегазгеология», «Ново-Оскольский металлургический комбинат», комбинат «Русский мех», «Диам-нефть», «Московский нефтяной союз», «Интарекс», «Московский производственный комбинат «Автотехобслуживание»; являлся учредителем ресторанов и казино: «Навруз», «Карусель», «Титаник», «Московский», «Фудзи» и «Спортклуб». Занимался аферами с ОВВЗ…

Откуда так много? А кто его знает? Может, жена бывшего первого заместителя Министра финансов Вавиловского Марианна Царегородич знает, с которой у Димы Белого оперативниками МУРа была замечена очень тесная дружба, а может, и государственный чиновник высшего состава знает.

Евсей заведовал общаком и курировал правоохранительные органы.

Джемал, вор в законе, курировал связи с высшим руководством криминального мира, был судьей бригады, а также старшим в Москве по наркотикам.

Буделя, родственник Михася по линии жены, являлся ответственным за работу с банками. Контролировал автомобильный бизнес, в частности: автоцентры «Вольво», «Мерседес», Кунцевский авторынок, Солнцевский автомобильный рынок. В его подчинении находилась хорошо оснащенная и вооруженная бригада Генадия Килина, на своем счету имеющая и убийства. В бригаду позже влилась бригада Зубрилы (Сергей Зубрилин), который в свою очередь известен тем, что являлся школьным товарищем Казака (Юрий Казаков). Зубрила, или Черный, к Казаку и переметнулся. У Килина работал и Шаповал (Генадий Шаповалов), в подчинении которого находилась вьетнамская община Москвы и области. Кто знает, тот понимает, что это очень криминальное образование.

Барон начинал с наперсточников, а затем дорос до старшего в Москве по игорному бизнесу.

Личные друзья Михася по своему «весу» от основных не отставали.

Денис (Юрий Денисов) был знаком с Михасем еще со времен занятий спортом. Основной по экономическим преступлениям — личный экономист Михася. Занимался фальшивыми авизо, вывозом денег за рубеж, операциями с золотом. В частности, в 1994 году ему удалось сплавить из Казахстана в США и Канаду около 150 тонн золота. Для того, чтобы всем этим заниматься, естественно, нужны прочные связи в МВД, ФСБ, военной разведке. И они у него были. Поэтому естественно, что он убит в июне 1995 в Москве двумя выстрелами в голову.

Или тот же Надир (Надир Мозитов). Занимался угоном автомобилей с последующей перебивкой номеров агрегатов. Курировал автозавод в Тольятти. В подчинении Надира находился весь автосервис и заправки Юго-Запада Москвы, Кунцево, Солнцево, а также Киевского, Москворецкого, Советского районов столицы. В его подчинении бригада Бороды (Сергей Бородин), занимающаяся угонами автомобилей, всеми, связанными с угонами работами и регистрацией их после этого через ГАИ Октябрьского района столицы. Бригада Ждана (Василий Жданов) у Надира занималась силовыми операциями. В то время, когда отсутствуют Михась с Аверой, Надир, совместно с беспредельщиком Мишей Чертом, отвечает за «альма-матер» бригады — Солнцево. Когда был арестован брат Надира, Надир наладил коридор поставок в Бутырку денег, наркотиков, лекарств. Участник знаменитой воровской сходки в Бутырках. Бригада Надира насчитывает около 400 человек. Характерная деталь: постоянный водитель Надира — молодая женщина по имени Анна, со всеми вытекающими из этого последствиями.

Помогал Надиру еще один бизнесмен — Анатолий Нуриев, также друг Михася. Вице-президент акционерного общества «Очаков», являющимся станцией гарантийного обслуживания автомобилей. Здесь и работали умельцы по перебивке номеров, моторов, кузовов, переделывались замки зажигания. Также, что немаловажно, общество обеспечивало бесперебойным техническим обслуживанием автомобили банды.

А вот отец Нуриева Мясун ранее работал в оперативно-техническом управлении КГБ и, естественно, свои связи в этой уважаемой организации использовал по полной на благо солнцевской бригады.

И, конечно же, Крыля (Андрей Скрылев), самый надежный сподвижник Михася. Правда, в какое-то время был в немилости у шефа из-за своего пристрастия к наркотикам, но расположение вернул. Надежные люди нужны всем и всегда. У Скрылева, в свою очередь, работали такие известные товарищи, как Горбатый (Петр Горбатых), Казак (Юрий Казаков), старший брат которого работал в УВД и решал дела по солнцевским, ответственный товарищ Кудя (Михаил Кудин), Макар (Сергей Макарычев) и другие авторитеты. Оружием команда располагала в достатке. Тесно сотрудничала с РУОП УВД города Москва, что давало им громадное преимущество над другими. Под Крылей были гостиницы и казино «Космос», «Университетская», «Максим», да и вообще команда курировала весь игорный бизнес Москвы, который не курировал Барон. Бригада Крыли насчитывала около 300 человек.

На самом верху бригады были и другие «умельцы из народа». Например, Хохол (Виктор Деньга). Образование получил всего 8 классов в заштатном поселке Киевской области, но кое-что соображал, раз сразу же рванул в Москву. Как и многие будущие авторитеты, начал с наперсточников у техцентра Кунцево. Сошелся с Михасем, стоящим в охране, который и помог предприимчивому Хохлу организовать здесь свою небольшую бригаду.

В 1990-м были арестованы лидеры кунцевской бригады Лексик и Ястреб. К Хохлу тут же переметнулась часть группировки. Так сказать, по месту жительства.

Теперь стало возможно и делами заняться. Взяли под контроль этот самый техцентр, затем мотель «Можайский», ресторан «Хрустальный», рынок возле Киевского вокзала. С Хохлом стали считаться. На встречу с ним согласился сам Отари Квантришвили. Вместе они разделили всех наперсточников в Москве. На этом Хохол не остановился, а организовал группу по угону автомобилей, начал открывать уже легальные рестораны.

Несколько раз арестовывался, и не просто так, а за организацию убийств. Но всегда выходил то по амнистии, то на подписку, а то и неизвестно почему. Был знаком с самим Япончиком. Даже летал к тому в Штаты. И каким-то чудодейственным образом никто ему в этом не препятствовал. Хохол даже выдвигался на вора в законе, но не сложилось.

Значимость этой персоны подчеркивает то, что он был гостем на знаменитом дне рождения Аверы-старшего в ресторане «Голуби» в Чехии. Том самом, на котором всех гостей приняла чешская полиция.

Еще один скромный родственник Михася, Отец Никон (Иван Никонов) хоть и контролировал всего-то Дом мебели на Ленинском проспекте, но был не менее значимой фигурой многих вышеперечисленных, так как был, правда, бывшим, но сотрудником КГБ.

Не слишком ли много бывших сотрудников здесь всплывает?

В группу среднего звена входили:

Копченый (Герасимов) и его помощник Катала (Виктор Заванишин) контролировали всех бомбил, таксистов и катал во Внуково. Копченый и Катала делили свой бизнес с подольскими.

Бригада Дурня-младшего, которому помогал заслуженный сиделец Дурень-старший, в основном работала по наркотикам.

Бригада родного брата Зубрилы — Гастелло (Зубрилин) — с такими уважаемыми людьми как Лысый Соловей (Соловьев Владимир), Черкас (Черкасов Леха),

Друг Михася, Американец с братом, и другие, и другие…

Солнцевская группировка отличалась строгой дисциплиной и безоговорочным подчинением младших «сотрудников» старшим.

В конце 1990-х годов к солнцевским примкнули чертановская, черёмушкинская, ясеневская группировки.

После убийства Сильвестра большая часть ореховских перешли к солнцевским. Михась с Аверой специально летали в Штаты на встречу с Япончиком, который поручил им прибрать к рукам весь огромный, с позволения сказать, бизнес, принадлежавший Сильвестру. К середине девяностых на членов солнцевской группировки было зарегистрировано уже около ста двадцати банков и крупных фирм в Москве, Санкт-Петербурге, Архангельске, Волгограде, Воронеже, Екатеринбурге, Иваново, Мурманске, Нижнем Новгороде, Перми, Ростове-на-Дону, Сочи, Челябинске, Уфе.

Подчинялись солнцевским бригады, контролировавшие тольяттинский «АвтоВАЗ» и все созданные неутомимым Севой Киевским фирмы Великобритании, Венгрии, Израиля и США. Ну, а недвижимость покупалась по всему белу свету.

Платили солнцевским и жулики из других стран, например, латвийские бригады. Курировал прибалтийское направление авторитет Ванька Чертановский. Через него же уходила доля солнцевским сначала от подпольного, а позже и легализованного ювелирного бизнеса, сосредоточенного в Риге, возглавляемого некой Мальвиной (Галина Кручинина).

Так как солнцевские были не жадинами, что, по концовке-манечке, помогло им так развернуться, то сотрудничали с измайловскими. Совместно с ними прибили под себя знаменитую Горбушку. Были «в хороших» с кемеровскими, кунцевскими, подольскими, одинцовскими, таганскими, люберецкими, долгопрудненскими и видновскими.

Как пел Высоцкий: «Но это были еще цветочки». Во время встречи с Япончиком солнцевским было поручено контролировать транзит наркотиков из Южной Америки через Россию в страны Западной Европы и США, осуществляемый колумбийским наркокартелем Кали. Совместно с организацией Япончика и итальянской мафиозной группой «Ндрангета». Вот тогда и пошли настоящие деньги.

Как же эти способные бизнесмены так спокойно столько времени работали? Несколько позже выяснилось, что, например, весь кокаин идет через питерский порт. Кто должен был ловить их за руку? Да питерское ФСК конечно, отдел по борьбе с контрабандой. До 1994 года это направление возглавлял Виктор Ивановский. Потом перешел в мэрию Петербурга куратором правоохранительных органов. Позже, с 2008 по 2016 года, возглавлял Госнаркоконтроль.

Но в 2016 прошла череда международных скандалов, связанных с убийством предателя Литвиненко, который, похоже, много знал. Не прибавило прочности Ивановскому и объявление в розыск Интерполом его зама генерала Ауловского после шумного дела о русской мафии в Испании. Платову пришлось эту бригаду чекистов разогнать. Функции крышуемых ими (а как же без этого) перешли к другим чекистам.

Торговля российским оружием, а тем более нелегальные поставки — бизнес, невозможный без связей в Минобороны и СВР. И такие связи у Могилевского явно были. На «пленках Мельниченко» (прослушка в кабинете украинского президента в 2000 году) глава военной разведки Украины прямо называет Могилевского «номенклатурой ПГУ КГБ».

В тех же пленках звучит и то, что Платов с Могилевским лично знакомы еще по Петербургу. Выдержки из того, что наговорено на пленках, давно гуляют по интернету, и нет необходимости из воспроизводить снова.

В 2017 году в Испании, все по тому же кокаиновому делу, взяли Арношу. В телефоне у него обнаружили фото: Михась, Сева Киевский, Авера, Гафур. Про последнего мы знаем, что он главарь узбекской мафии, находится под санкциями США, Указ президента США №13581 от 25 июля 2011 года о борьбе с международными ОПГ.

В результате санкций его не пускают во многие страны. Вот не пустили в 2000 году в Австралию даже как члена официальной делегации Олимпийского комитета Узбекистана. А вот в Россию пускают.

В Ташкенте Гафур был тренером по боксу. Но имеет странное погоняло Пирожок. Может, пирожками приторговывал? Как только в стране начался бедлам под названием «перестройка», сколотил бригаду из бывших спортсменов.

После того, как наши войска позорно бежали из Афганистана, так ничего там и не добившись, и уложив в могилы десятки тысяч своих погибших, умерших от ранений в госпиталях, покалеченных, оставшихся инвалидами, свихнувшихся молодых ни в чем не повинных пацанов, север Афганистана отошел под полное влияние к полевому командиру Дустуму, с которым не раз пришлось встречаться известной деятельнице советской военной торговли Галине Кручининой. Дустум воевал на стороне СССР и, естественно, курировался КГБ. Каким-то чудодейственным образом Гафур сразу же сошелся с Дустумом, и потекла дурь «Северным маршрутом», как называют этот канал в «наркотическом» отделении ООН.

Потекла-то потекла, а дальше что? Солнцевские и здесь объявились. Как связались? Да через Узбека. Алишер — сын одного из бывших прокуроров Ташкента, закончил МГИМО, но в 1980-м отправился на 8 лет на зону. Отсидел 6. За что — утверждать не будем, так как дело его из архивов чудодейственным образом исчезло, и он был реабилитирован справедливым и неподкупным узбекским судом.

В начале девяностых (так почему-то говорят, а правильно — нулевых) перебрался в Москву. А почему нет? Там у него был однокашник по МГИМО Сергей Ястржембич — пресс-секретарь Ельцина и Платова, в свое время не вылазивший из голубого экрана. Уже неплохо. Женился на бессменном главном тренере по гимнастике Ирине, которая, безусловно, имеет очень большие заслуги в спорте. В частности, под ее крылом выросла очень загадочная гимнастка Алина Кабаевская. Сам понимаете.

Потом наш Узбек сошелся с уже известным нам меценатом под погонялом Скотч и закрепился уже официально в солнцевской группировке.

Конечно, все это — чистой воды вранье и наговоры на меценатов. Но, просто ради разнообразия заметим, что писал в своем блоге Крейг Мюррей, бывший британский посол в Узбекистане:

«Будем говорить прямо: Алишер Усманов — это уголовник. Он никогда не был в советские времена каким-то политическим заключенным, а просто гангстером и рэкетиром, который заслуженно провел шесть лет в тюрьме… Президент Узбекистана Каримов „реабилитировал“ его позднее только потому, что сам был в союзе с шефом Усманова — Гафуром Рахимовым, главарем узбекской мафии и крупнейшим в мире торговцем героином»

Наговоры, конечно.

Итог деятельности Солнцевской бригады: никто не убит, только некоторые умерли естественной смертью. У каждого из руководителей — миллиардные состояния, исчисляемые в долларах США. У Могилевского, например, их целых двенадцать. У Михася — не меньше. Скотч сплоховал, у него, по данным журнала Forbes, их всего четыре. У других также есть некоторые деньги.

Опять же, Михася Платов наградил именными часами. Кстати, Михась награжден еще и памятной медалью «90 лет ВЧК-КГБ-ФСБ», имеет более 20 церковных орденов и дворянский титул. Князь, не больше и не меньше, имеет звание Почетный полярник России.

Глава 9

В интервью газете «Коммерсант» 17 апреля 1997 года Калманович рассказывал:

«В Россию я приехал в июне 1993 года. Пригласил меня Иосиф Давидович Кобзон на предмет совместного бизнеса. Я с удовольствием принял это приглашение, хотелось где-то начать что-то новое. В Израиле мне было тяжело. В других странах я тоже не был нужен. Не как шпион Калманович… Просто в 1993 году начать бизнес в Швейцарии было намного сложнее, чем в России».

В Москве бравый разведчик совместно с Кобзоном создает компании под общим названием «Лиат-Натали»: собственно, «Лиат-Натали», «Лиат-Натали Спорт», «Лиат-Натали Фармацевтика», «Лиат-Натали Энтертейнмент» и другие, названные в честь дочерей героев. Занимаются всем, чем разрешают: от торговли алмазами и антиквариатом до «организации коррупционных „экономических реформ“ в африканских странах». Что-то знакомое. Президентом головной «Лиат-Натали» стал Кобзон, теневым совладельцем считался, по данным автора книги о Калмановиче Рене Моари, упоминавшийся Марат Балагула, сидящий в тюрьме, но предприятиями которого наш Шабтай также управляет.

«Лиат-Натали» как-то непонятно получает монопольное право на импорт фармацевтических и медицинских товаров из Венгрии в Россию. Когда только петь успевают? Навеное, спят по четыре час в сутки. Доход предприятия — около 5 миллионов долларов в месяц. Барыжничают одеждой Nike и Puma, занимаются спортивным и, собственно, шоу-бизнесом, что одно и то же.

С Кобзоном Шабтай разошелся. Одинаковые люди редко находят взаимопонимание. Зато сошелся с Лужковым. Зачем ему теперь Кобзон? Тем более, что дефицита наличмана Шабтай не испытывал. Крупнейшая в России компания, занимающаяся импортом и продажей через свою сеть аптек лекарств, свой банк, строительная компания, занимающаяся застройкой не Урюпинска, а самой Москвы. А раз строительная компания, то и пошло строительство отелей, всяких развлекательных комплексов, супермаркетов.

Взяв Москву, Шабтай двинулся на Питер. В Санкт-Петербурге Шабтай Калманович приобрел фешенебельную квартиру на берегу Фонтанки, приспособив для этого полэтажа, под завязку забил ее дорогим антиквариатом и коллекцией фарфора и постоянно хвастался ею перед всеми подрял знакомыми. Хороший уровень. Соседом Калмановича по этому дому стал некто Владимир Кехманский. Сошлись. Договорились — ну, не заводы же строить в самом деле! — создать торговую сеть, позже жизнерадостно названную «Окей». Кехманский вывел на серьезных людей. Шабтай стал дружить с Собчаковским. Прямо семьями. Получил землю на Крестовском острове под строительство гостиницы. Кроме того, Платов подкинул еще землицы, подписав распоряжение №830-р от 10 августа 1995 года.

С Кехманским создали «Союзконтракт» и занялись поставкой «ножек Буша», оттеснив от этого сверхприбыльного бизнеса Trans-Commodities International Сэма Кислина. И что самое смешное, то и Кислина, и Кехманского с Калмановичем крышевал один и тот же человек — Япончик. А что? В бизнесе важна здоровая конкуренция. Затем Кехманский с Брием Рыдниковским занялись поставками бананов их Южной Амеки. В ящиках с бананами через ленинградский порт в страну хлынул колумбийский кокаин. На одном их судне даже обнаруживалось 120 киллограммов дури, но уголовного расследования этот инцидент почему-то не имел.

Занялись, совместно с хоккеистом Буреу, завозом в страну швейцарских часов, представив общественности эту элементарно барыжную операцию как возрождение знаменитой торгововй марки Буреу. Но затем в мае 1998 года в Вене был застрелен гражданин Австрии Зигфрид Голух — один из звеньев этой торговой операции, и дело прикрылось до лучших времен.

Откуда же миллионы долларов на такие проекты, возникающие как из-под земли? Нужно же кому-то работать с общаком солнцевских и отдельно Япончика. Сами-то эти бизнесмены, как они себя сейчас называют, не очень сведущи в бизнесе. Хотя в работе с властью очень даже сведущи и на этом поприще преуспели, так что хоть плачь, хоть смейся.

Еще в 1993 году солнцевские, измайловские и непонятно какие под предводительством Кобзона и Кикалишвили создали «Национальный фонд спорта», который почему-то занялся не развитием хотя бы детского спорта, а импортом алкогольных и табачных изделий. Направление деятельности, как раз по профилю. А почему нет? Сам Ельцин дал разрешение на ввоз этой продукции в Росию. Без всяких пошлин. Вообще.

А откуда Ельцин узнал о фонде и почему так проникся?

А через личного тренера по теннису и министра спорта в 1994—1996 годах Шамиля Тапищевского. Тренер еще с советских времен по Ташкенту хорошо знаком с Алимжаном Тохтахуновым (Тайванчиком) и Мишей Черным из измайловской бригады. «Вместе плов ели» — не скрывал Тапищевский. Имеется и оперативная сьемка израильских спецслужб за декабрь 1996 года, где за столиком в кафе сидят главарь измайловских Антон Малевский, Миша Черный и Шамиль Тапищевский.

Из Бельгии пошли караваны водки «Кремлевская», названная так, видимо, в честь самого благодетеля. Полился прямо водкопроводом поток поддельной водки «Абсолют», разливаемой на заводах Могилевского в Венгрии. И отличная водка превратилась в какое-то пойло из картофельного спирта. Автору не раз попадалась такая, пришлось вообще прекратить покупать «Абсолют». Контрфактников накрыли только в 1995 году, и отнюдь не те, кто должен этим заниматься. После того, как продажи водки сократились в громадных объемах, расследованием занялась сама фирма, выпускающая «Абсолют». Спасение утопающих — дело рук самих утопающих.

А чтобы никто не мешал завозить алкоголь, сигареты и уже наркотики, в 1994 году команде из трех бригад сдали в аренду военно-морскую базу Ломоносов в Большом порту Питера. Прямо с таможней. Оформили на команду Мишки Кутаисского, фирма «Русское видео». Причем здесь видео? Для силовой поддержки назначили местных — тамбовскую бригаду. От тамбовских там рулил Илья Траберский.

«А правда ли, что некто Траберский регулярно бывает на днях рождения Платова?» — спросили журналисты адвоката Траберского, Роберто Масорриага, на суде в Испании по делу Тамбовскиой ОПГ в апреле 2018 года. «Илья Траберский главнее Платова, поскольку, насколько я знаю, в девяностые Платов на него работал, когда он был в мэрии Петербурга», — ответил адвокат. Врет, конечно. Как врет и бывший охранник Траберского, Сергей Косырев, утверждавший, что еще в начале девяностых Платов как-то зашел в антикварный магазин на улице Лаврова за советом к Траберскому и спокойно ждал в подсобке, пока Траберский его примет. А, может, перепутал его с каким-нибудь другим Платовым.

Было и какое-то секретное интервью во французской газете Ле-Монд от 28 ноября 2002 года. Но о чем там сказано — никто не знает. Весь тираж в Росии был конфискован, а может, этот номер вообще решили не завозить.

Так что, сами понимаете, с такими помощниками Шабтаю было чем заняться. Денег-то был поток или шквал, или цунами. В общем, очень много. Одной из песчинок огромной кучи объектов, построенных за неизвестно как и откуда взявшиеся деньги, был торговый центр «Тишинка» в самом центре Москвы.

В докладе ФБР «Организация Семёна Могилевича» за август 1996 года Шабтай уже назван «влиятельным участником солнцевской ОПГ», работающим под началом Могилевича.

Как водится у наших каким-то образом вмиг разбогатевших сограждан, они первым делом начинают не больных детей лечить, а возраждают сильнейший вид развлечений — спорт. Ну, такой уровень у людей. Не стали исключением и наши бизнесмены — Шабтай с Кобзоном. Один возглавил мужской баскетбольный клуб «Спартак», второй стал его президентом. Особо ничего не добились. Да и что там делать — одни мужики.

Затем друг Кобзона метнулся в женский баскетбол (поговаривали, что там у него была настоящая лафа). Клуб УГМК (Уральская горно-металлургическая компания) взял золото сначала в России, а затем и в Европе. Но как же нашим-то без мутёжа? Оформили американок Иоланду Гриффит и Делише Милтон грузинками сверх всяких лимитов, после чего УГМК выгнали из Евролиги, а Калмановича — из УГМК, писал «Советский спорт».

Справедливости ради заметим, что разведчик довел-таки дело до логического завершения. Реорганизовал новый клуб «Спартик» из Видово, что под Москвой, и трижды получил кубок Евролиги, а российская сборная завоевала титул чемпионов Европы, став бронзовым призером пекинской Олимпиады-2008.

Затем Шабтай как порядочный мужчина уже в третий раз женился. На баскетболистке Анне Архиповской. Первая жена затерялась в Израиле, вторая — девушка неопределенной профессии, которую, по словам Иосифа Кобзона, еще один напарник певца, Отари Квантришвили, подарил Шабтаю, а тот переименовал ее в Анастасию фон Калманович и сделал продюсером певицы Земфиры.

На свадьбе присутствовали: Виктор Вексельбергский, Павел Бородинский, Земфирская, какая-то Божена Рыльская, Леонид Тягачевский, Лев Лещенковский, Клара Новиковская, Николай Басковский, Лариса Рудаковская, Андрей Малаховский, Михаил Танич, Степан Михалковский с супругой, Анастасия Вертиновская, Александр Буйновский и Валентин Юдашкинский, а также хор Турецкий. И вот что характерно: ни на одной свадьбе рабочего, фермера, врача или учителя, лейтенанта, нянечки в детском саду или шофера такую компанию не встретишь, а тут случайно все собрались. А ведь деньги свои немалые все эти люди имеют не от Шабтая, сколько он там им выдал премиальных, а от этих вышеперечисленных рабочих. И не стесняются.

Но нашей баскетболистке обломилось. При дележе имущества Шабтая ей достался всего-то дом с участком в Видном. Пыталась судиться с израильскими наследницами. Смешно. Стоило из-за этого так позориться? А может, это было большое и светлое чувство к красавцу-мужчине в три раза ее старше? Кто знает?

Шабтай стал много денег тратить на женский баскетбол. Спонсирует сборную. Будто это и вправду должны делать жулики, а не сильная супердержава. А по данным ФБР это было отмыванием денег, полученных преступным путем. Но ФБР никто не верит. Наговаривают на разведчика (он теперь не стукачок).

Как бы там ни было, но Шабтай Калманович решил, что пора становиться государственным деятелем. А то все вокруг…

Поехал, совместно с краснобаем Собчаковским, по стране агитировать за кандидата в президенты Платова. Правда, Собчаковский во время одной из поездок умер в Калининграде при неясных обстоятельствах. Говорят, в номере присутствовали еще две проститутки. В интервью «Экспресс-газете» бывший начальник службы безопасности президента Александр Коржаковский подтвердил подобную версию. Генерал заявил, что «Собчаковский был сердечником, и от употребления виагры, считавшейся тогда сильной помощницей в амурных делах, умер. Сердце не справилось с лишней нагрузкой». Инфаркт. Последним, кто был в номере Собчаковского в тот вечер, был Калманович.

Вдова Нурусовская зарядила кипеш, два раза делала вскрытие. Неизвестно за какие заслуги стала членом Совета Федерации и успокоилась.

Шабтай, видимо, хорошо агитировал, потому что становится советником президента по Прибалтике. Разруливает вопросы с Латвией. Участвует в официальных делегациях. От президента Литвы Валдиса Адамкуса получает княжеский титул и к еврейской фамилии Калманович приставку фон. Такие теперь титулы. Видимо, много разрулил. Правда, Адамкус заявил, что прсвоил звание Калмановичу, возглавившему после «Спартака» литовский «Жальгирис», за победу команды в 1999 году в Евролиге.

В одном интервью в 2002 году хвастается, что работает с самим Приходько. Этот тот, который вместе с Дерипаской опозорился с дешевой то ли проституткой, толи экскортницей (какая разница?) Рыбкой. Хорошая у них там компания.

2 ноября 2009 года автомобиль Шабтая Калмановича изрешетили пулями из проезжающей мимо «лады». Шабтая похоронили в Израиле, а не в Росии, где он так плодотворно трудился, исполнителей и заказчиков так и не нашли.

В багажнике автомобиля Калмановича якобы лежали огромные, как для простого разведчика, деньги — полтора миллиона долларов наличными, 50 тысяч рублей. Убийцы ничего не взяли.

Версии были разные. Мы придерживаемся такой: обо всем вышеизложенном нужно было меньше болтать.

Куда делись деньги Шабтая Калмановича, которого Slon.ru ставил в один ряд с первыми именами списка Forbes, понять невозможно.

Несмотря на явный скептицизм автора, хотелось бы задать самому себе вопрос: тогда, во время работы в «Интуристе», тебе так же предлагали стучать на своих, вроде бы, товарищей. Ты отказался. А как бы поступил ты сейчас, прожив жизнь и кое-что повидав?

Глава 10

Вот с таким явно неординарным человеком Мальвине пришлось работать. Но она справилась. Тем более, что была далеко не дурой и в такие высокие комбинации не лезла. Ей бы только камушков драгоценных поболее, а за миллиардами пусть другие гоняются. Не погибать же, в самом деле, за них, как сделали очень многие фигуранты нашего повествования.

Не так давно в Паншерском ущелье частные старатели обнаружили залежи изумрудов. Алмазы нашли еще раньше. Война войной, а бизнес — бизнесом. Ахмад Шах взял под контроль всех одиночных добытчиков изумрудов, работающих на свой страх и риск.

Взять-то он взял, но что с ними делать? Налаживать связи некогда, нужно было воевать. Ахмад Шах поручил изумрудное дело своему шурину, тот через турок вышел на армян, армяне вышли на наших армян, а в Ереване заправляла делами Каля — та сама Калина Михайловна, подруга нашей Галы. Круг замкнулся. Так цепочка довольно сложных событий привела сначала Калю, а потом и Галю к Ахмад Шаху.

В руках банды скопилось огромное количество рублей, а скупать валюту нужно было осторожно. Гималайский не успевает переводить денежную массу в нужное организации состояние. Галя-Каля додумались: в изумрудах все-таки лучше, чем в рублях. Осталось только организовать маршруты поставки. Алмазы, изумруды и другие драгоценные камни, серебро в слитках сначала менялись на продовольствие: муку, мясные консервы, сосисочный фарш, сгущенное молоко.

Наши колоны с продовольствием формировались в Ашгабаде. Далее шли в Афган через Термез, Мазари-Шариф. Моста через Аму-Дарью еще нет, только понтонная переправа. По дороге машины попадали в засады, срывались в пропасть, в воду, терялись, загорались. Продовольствие списывалось тоннами. Затем получать продукты в Пули-Хумри приезжали грузовики царандоя. Продовольствие, списанное и не списанное, то, что им полагалось, загружалось и отправлялось уже к ним на склады. Был приказ Ахмад Шаха: колонны с продовольствием не трогать, и они действительно проходили через перевал свободно. А куда далее — никто не знает (ну, Гала — по крайней мере). Под этот шумок беспрепятственно, а значит, без жертв с нашей стороны, проходили и наши колонны с продовольствием.

Мальвина выдвинула только одно условие: это хоть люди Гималайского считают что это не их война и им здесь делать нечего, но шпионить ни в каком, даже завуалированном виде, никто не будет. Ахмад Шах не возражал. Он прекрасно знал, что все равно русские отсюда уйдут — Афганистан еще надолго никто из белых не завоевывал, а бизнес нужно развивать уже сейчас.

Определить в царандой или народную милицию своего человека ничего не стоило: там их были сотни. Вот возле Мальвины и возник командор Джан. Нужно было только придать всем этим действиям нужный антураж. Ведь обычного человека рядом с Мальвиной трудно было представить, так что пришлось поискать, потрудиться. Подходящая кандидатура, наверное, была одна на всем белом свете, но нашли. Джан учился в военном училище в Ленинграде и почти свободно говорил по-русски. Срослась шайка.

Хоть продовольствие и улетучивалось, но недостатка в нем уже не было. По сравнению с тем, что было до Сухого — небо и земля. Первые годы, пока за дело не взялся тогда еще старлей Сухой, «ограниченному контингенту» приходилось питаться борщом, сваренным из содержимого трехлитровых банок под названием «Заправка для борща», консервами «Перловая каша с мясом» выпуска 1962 года, да тушенкой 1945 года выпуска. Но и такой рацион — это в лучшем случае. А так — клейстер из муки, килька в томате, от которой уже на второй день начиналась изжога, и кисель, небрежно высыпанный из пакетов и слипшийся комками. Солдаты ловили и ели зайцев, варанов, змей. Папиросы «Беломорканал» 1940 года выпуска, часто даже заплесневелые. Раз в полгода — банка сгущенного молока. Хлеба, бывало, не поступало по 4 месяца.

От такого питания не зажируешь. Варили из подручных средств самогонку. Например, использовали для этого томатную пасту. Пьянство было повальным. Пили и солдаты, и офицеры. Начали менять у местного населения все, что можно применить в хозяйстве, на дурь в виде коричневых трубочек. Особенно ценились у афганцев наши обычные железные инструменты и водка, которая частенько попадала в части вместе со снабженцами.

Так что, когда сначала в Шиндаде, а потом в Пули-Хумри появились деятели Сухой с Кудей, все вокруг облегченно вздохнули. Сухой наладил поставки продовольствия. Появились консервированные овощи, свежая тушенка, сосисочный фарш, печеночный паштет, пшено, рис, гречка, картофель, яйца. В Шинданде, Пули-Хумри, Баграме, Кундузе, Файзабаде, Кабуле появились свои хлебопекарни и хлебозаводы. В разы больше стало сгущенного молока.

Кудя, будучи строителем, занялся возведением щитовых домиков для офицеров. Начал строить котельные, в каждом городке появилась горячая вода. Появились бани, а то, стыдно сказать, солдаты в первые полгода вообще не мылись ни разу. Бани теперь стали визитными карточками военных городков в Афганистане. Парилка, душ, бассейн.

В Пули-Хумри раз в неделю приходит грузовик царандоя за продовольствием для двух полков из Кабула. Машина, бывает, приезжает и к утру — идет всю ночь. Как они не боятся? Ну, еще бы бояться: теперь продовольствие получает зам по тылу одного из полков, Сайаулла Джан. Крутится всегда рядом при загрузке и Галина Юрьевна. Они вдвоем даже не смотрят, что там разгружается-загружается, а хихикают где-нибудь в другом уголке склада. Поэтому руководить всем приходится капитану Сухому.

Перед разгрузкой из машины Сайауллы разгружают какие-то наглухо забитые ящики, складывают в отдельном углу, и уже потом загружают машину продовольствием под завязку. Джан, не глядя, подписывает документы на груз. Он явно не спешит уехать. Бывает, что машина под всевозможными предлогами остается ночевать в городке. Все всё понимают и похмыкивают, глядя на эту парочку.

Глава 11

Освободился Витя Полоз, освободился второй раз Иванушка. Живут в одном подъезде, в одном дворе. Во дворе одна лавочка со столиком и одна полуразрушенная агитплощадка с изрядно покосившимися скамейками. Днем здесь пенсионеры забивают козла, ну, а вечером — вся дворовая шпана пьет самогонку.

Эти двое не могли здесь не встретиться. Встретились в первый же вечер. Только что освободившимся есть, о чем поговорить, есть что вспомнить. На удивление, старое не вспоминали, а поладили мирно.

Начала организовываться шайка. Банда серьезная, и кто у них главный, пока и не поймешь — все авторитеты: Иванушка, Полоз, Косой, Колеба, Шпаня — заправляют. Станис, Кася, Варшава, Пупс, Зяма — на подхвате. Подвалили и старшие: Мясник, Балясный и Коржи — первый и третий. Скоро освободится Корж-второй. И все эти красавцы из одного двора. Рехнуться можно. Хорошо, что Лёпа с Котей выехали с этого знаменитого места к женам в приймы.

Конечно, если оставить это новое, явно криминальное, образование без присмотра, то закончится все большой бедой. Организация Гималайского пока практически в подполье — нигде не светится. Все бары на Борщаговке закрыты новыми властями. Поэтому ребята в барах не ошиваются, за порядком в районе не смотрят.