Бесплатный фрагмент - Не то письмо

Предисловие

Могу со всей искренностью, нет, со всей торжественной ответственностью заявить: этот детективный роман ввёл меня в заблуждение. И поскольку я уже давно ищу детективную историю, которая была бы по крайней мере обманчивой, каковы бы ни были её прочие достоинства или недостатки, я с большой охотой пишу эти несколько слов в качестве предисловия, хотя подобные книги в предисловиях нуждаться не должны. Детективный рассказ в этом смысле парадоксален (если мне будет позволено употребить слово, вызывающее у меня весьма болезненные воспоминания), ибо истинный читатель и критик не просто желает быть одураченным, но даже желает быть простодушным. Читая подобную историю, я хочу стать таким же простаком, как доктор Ватсон; пребывать в счастливом, бодром, по-детски лучезарном состоянии доктора Ватсона, а не в куда более мрачном, разочарованном, пресыщенном и скептическом состоянии Шерлока Холмса. Обычно я в этом детском состоянии и пребываю. Но в любом случае моё пылкое и честолюбивое стремление — оказаться глупее человека, написавшего историю. И в случае с этой историей мне это действительно удалось.

Это желание быть обманутым поистине свойственно именно детективному роману. В ином смысле мы говорим то же самое о других видах романтической литературы. Иногда говорят, что, идя в театр, мы платим за то, чтобы нас обманули. Но нас на самом деле не обманывают; мы не думаем, что драматург замышляет нечто иное, нежели то, что он замышляет; мы не думаем, что актёр делает нечто иное, нежели то, что он делает. Мы лишь на мгновение забываем, или полузабываем, в непрерывности и последовательности определённых событий тот факт, что исходят они от драматурга и актёра. Но если мы случайно об этом вспоминаем, мы не вспоминаем об этом с удивлением. Мы не изумляемся, обнаружив, что на сцене — актёр, как мы изумляемся (или должны изумляться), обнаружив, что в летнем домике — труп. Мы не испытываем сиюминутного недоверия, когда нам говорят, что пьесу написал драматург, как мы испытываем (или должны испытывать), когда нам говорят, что преступление совершил священник. Мы наблюдаем, как великий актёр так хорошо исполняет роль Гамлета, что (если повезёт) на миг теряем ощущение, что он великий актёр; на мгновение мы чувствуем, что он — юный Гамлет, пытающийся отомстить Клавдию за смерть старого Гамлета. Но мы, ни забывая, ни вспоминая, не ощущаем никакого потрясения от факта или изменения факта. Мы не почувствуем того, что почувствовали бы, если бы пьеса приняла новый и внезапный оборот, и мы обнаружили бы, что Гамлет убил своего собственного отца, а его дядя — совершенно безупречный персонаж. Это была бы детективная драма «Гамлет, принц Датский», и теперь, когда с этой трагедией пробуют так много своеобразных экспериментов, я почтительно предлагаю её руководителям лондонских театров.

Если первое правило автора детективных историй — скрыть тайну от читателя, то первый долг критика — скрыть её от публики. Посему я положу руку на уста свои; и никакие пытки не вырвут у меня точного момента в этой истории, когда человек, которого я искренне считал действующим в одном законном качестве, внезапно предстал в другом, весьма далёком от законности. Я не должен проронить ни слова о том, что делает автор этой драматической тайны. Я строго ограничусь тем, что скажу, чего он не делает. И лишь из того, чего он не делает, я мог бы составить восторженную хвалу. На твёрдом фундаменте того, чего он не делает, я мог бы воздвигнуть вечную башню из меди. Ибо то, чего он не делает, — это то, что делается сегодня повсюду, разрушая истинную детективную литературу и приводя к утрате этой законной и восхитительной формы искусства. Он не вводит в историю огромное, но невидимое тайное общество с филиалами во всех частях света, с головорезами, которых можно привлечь для любого дела, или с подземными подвалами, где можно спрятать кого угодно. Он не портит чистые и прекрасные очертания классического убийства или кражи со взломом, обвивая их снова и снова грязной и тусклой волокитой международной дипломатии; он не низводит наши высокие идеалы преступления до уровня внешней политики. Он не вводит внезапно в конце брата кого-либо из Новой Зеландии, который как две капли воды на него похож. Он не сводит поспешно на последних одной-двух страницах преступление к какому-то совершенно незначительному персонажу, которого мы никогда не подозревали, потому что никогда не помнили. Он не решает проблему выбора между героем и злодеем, сваливая всё на извозчика героя или камердинера злодея. Он не вводит профессионального преступника, чтобы тот взял на себя вину за частное преступление, — поступок в высшей степени неспортивный и ещё одно доказательство того, как профессионализм губит наше национальное чувство честной игры. Он не вводит около шести человек подряд, чтобы каждый понемногу поучаствовал в одном и том же маленьком убийстве: один принёс кинжал, другой навёл его, а третий как следует вонзил. Он не говорит, что всё это было ошибкой и что никто вообще не собирался никого убивать, к серьёзному разочарованию всех гуманных и сочувствующих читателей. Он не совершает общей ошибки, полагая, что чем сложнее история, тем лучше. Его история достаточно сложна и во многих отношениях открыта для критики; но её тайна находится в центре; а это и есть центральный вопрос в любом произведении искусства.

Г. К. Честертон.

Март 1926 г.

Глава I. Преступление

На столе суперинтенданта Синклера в Скотленд-Ярде зазвонил телефон. Он был человеком занятым и отдал приказ не беспокоить его, кроме как по важным делам.

Отложив бумагу, которую читал, он взял трубку. Заговорил женский голос.

— Это Скотленд-Ярд?

— Да, да, — нетерпеливо ответил он. — Суперинтендант Синклер у телефона, в чём дело?

— Слушайте внимательно, — сказал голос. — Министр внутренних дел убит в собственном доме. Было бы неплохо, если бы вы приехали немедленно. Вы поняли? Повторите.

Даже Синклер, самая хладнокровная голова в службе, на мгновение опешил. В голосе не было ни следа спешки или волнения. С таким же успехом его могли бы приглашать на чай. Прежде чем он успел собраться с мыслями, голос заговорил снова.

— Я повторю, — и то же бесстрастное сообщение прозвучало вновь, завершившись словами: — Вы поняли?

Синклер взял себя в руки.

— Кто говорит? — спросил он.

Он услышал смешок, а затем голос:

— О, никто особенный, всего лишь убийца, — и наступила тишина.

Он позвонил в свой колокольчик, и вошёл его помощник, или, как его называли, «фамилиар», Льюис.

— Кто-то тут над нами шутит. Узнай-ка, кто звонил, — резко бросил он и продолжил чтение. Всё это было так нелепо, но что-то было не так, и кому-то придётся за это ответить. Через минуту Льюис вернулся.

— Они там внизу, кажется, не знают, сэр. На коммутаторе новый оператор, и, похоже, кто-то сказал, что она ваша личная знакомая и должна немедленно с вами поговорить.

— О, конечно, всё та же старая игра. Полагаю, они считают это забавным, — и он яростно вернулся к работе. — Кстати, Льюис, выясни-ка, где министр внутренних дел, — добавил он.

Прошло около десяти минут, когда в дверь постучали, и клерк ввёл мистера Коллинза.

Сильвестр Коллинз не был Шерлоком Холмсом или кем-то в этом роде, но после успешной карьеры в адвокатуре, в то время как все его многочисленные друзья ожидали, что он «получит шёлковую мантию», он внезапно бросил всё и начал работать агентом по расследованиям и детективом-любителем, хотя он и ненавидел это определение и всегда утверждал, что просто пытается применить свой адвокатский опыт на практике.

Как бы то ни было, он был феноменально успешен — возможно, благодаря удаче, а возможно, благодаря острому, тренированному уму и здравому смыслу.

Если его друзья хотели вывести его из себя, они называли его Шерлоком Холмсом, что действовало на него как красная тряпка на быка.

Он прекрасно сотрудничал с официальными силами и много раз привлекался ими, с самыми счастливыми результатами для всех, кроме преступников, которых удалось выследить.

Точёное лицо с большим носом и твёрдо очерченным ртом были его главными чертами. Мягкие карие глаза и вьющиеся, почти чёрные волосы придавали его лицу странное, парадоксальное выражение.

Когда он не был занят профессионально, он был увлечённым спортсменом и наслаждался жизнью в полной мере.

Он был совершенно лишён чванства или самодовольства.

Синклер был совсем другим типом. Он был больше похож на офицера Скотленд-Ярда из реальной жизни, чем из художественной литературы. После успешной работы в Индии он подал заявление и получил свой пост. У него была подготовка и образование именно детектива. Он не претендовал на то, чтобы быть кем-то иным, кроме как обученным чиновником без особого блеска, и был рад помощи своего друга, у которого был ум, но не его опыт.

Коллинз всегда приходил к Синклеру без церемоний.

Он вошёл, куря сигарету, и положил шляпу и трость на стол.

— Ну, — сказал он. — Что за неприятности на этот раз?

Синклер с некоторым удивлением поднял глаза.

— Что вы имеете в виду?

— Вы вызывали меня?

— Уверен, что нет, — сказал другой.

— Но кто-то отсюда позвонил мне по телефону около… — он посмотрел на часы, — около десяти минут назад и сказал, что вы хотите со мной поговорить.

— Кто-то отсюда. Кто это был?

— Понятия не имею. Голос был похож на женский.

— Что она сказала? — спросил суперинтендант, поворачиваясь в кресле.

— Ничего больше. Просто спросила, я ли у телефона, и сказала: «Суперинтендант Синклер хочет немедленно с вами поговорить, если вы можете приехать», и повесила трубку.

— Чёрт побери, — сказал Синклер.

— Возможно, вы и будете прокляты, мне это неведомо, но я как раз собирался на теннис, — и он взглянул на свои фланелевые брюки. — Полагаю, кто-то валял дурака. Я пойду.

— Стойте. Если и так, то они пытались одурачить и меня тоже, — и он рассказал о сообщении, которое получил.

Коллинз слушал с интересом.

— Что вы предприняли? — спросил он.

— Я попросил Льюиса выяснить, где министр внутренних дел. Думаю, он уже нашёл его. Дело нелепое.

Вошёл Льюис.

— Ну? — спросил Синклер.

— Министра нет ни в Палате, ни в министерстве. Они не знают, где он.

— Позвоните к нему домой, — раздражённо сказал Синклер.

— Лучше не стоит, — сказал Коллинз. — Если в этом ничего нет, мы не хотим выглядеть дураками, а если убийство действительно произошло, чем меньше об этом известно, тем лучше. Вот что я вам скажу — у меня снаружи машина. Давайте съездим к нему домой на Левесон-сквер. Вы можете придумать какой-нибудь предлог. Вам часто нужно его видеть.

Суперинтендант скривился.

— Я не настолько важная птица, чтобы наносить визиты министру внутренних дел.

— Неважно, придумайте что-нибудь. Я поеду с вами.

— Хорошо, я возьму двух офицеров в штатском, на случай если в этом что-то есть. Нам часто приходится вести там особое наблюдение, так что это будет вполне в порядке вещей.

Коллинз рассмеялся.

— Слава богу, я не на службе. Сколько же у вас, ребята, бюрократии.

— А что бы вы сделали?

— Ворвался бы и спросил, не умер ли он случайно.

— Пойдёмте.

Льюис слушал их.

— Пойдёмте, Льюис, и возьмите с собой Смита, — сказал Синклер.

К его удивлению, Льюис был бел как полотно, и его рука дрожала.

— Если вы не возражаете, сэр, — сказал он, — я бы предпочёл не ехать. Я не очень хорошо себя чувствую.

Коллинз пристально посмотрел на него на мгновение.

— Давно вы себя плохо чувствуете? — спросил он.

— Всего несколько минут назад, сэр. Думаю, это из-за жары.

— Тогда найдём кого-нибудь другого, только поторопитесь, я хочу успеть на теннис, — нетерпеливо сказал Коллинз.

Синклер собирался было проворчать, но взгляд Коллинза заставил его замолчать.

— Тогда немедленно приведите двух человек. Скажите им, чтобы ждали нас у двери.

— Какого дьявола случилось с Льюисом? — спросил Синклер в машине. — Он моя правая рука.

— Не знаю, — ответил Коллинз, который был за рулём, — подождём, пока не узнаем, что произошло.

Каждое событие, произошедшее с того момента, так отпечаталось в памяти обоих мужчин, что в фактах не было никакой ошибки.

Прибыв к дому министра внутренних дел, Синклер оставил Смита у парадного входа с приказом не показываться, но наблюдать.

Второй человек был расположен сзади, где была высокая стена, но не было фактического входа. Цокольный этаж выходил в приямок спереди.

Двое мужчин поднялись по парадным ступеням, и Синклер позвонил в дверь. Дверь открыла пожилая экономка, миссис Симмонс.

— Министр внутренних дел дома? — спросил Синклер.

— Да, сэр, он в своём кабинете, — она с сомнением посмотрела на мужчин, — он просил его не беспокоить.

— Когда вы видели его в последний раз? — спросил Коллинз, пристально глядя на неё.

— Да где-то полчаса назад, сэр, — с удивлением ответила она.

— Какими же мы были дураками, — сказал Синклер, — нам лучше уйти.

— Вовсе нет. Раз уж мы здесь, мы его увидим. Можем спросить его о Блейке, которого должны повесить в следующий четверг. Вы знаете, подана большая петиция о помиловании.

— Очень хорошо, но это дурацкое поручение. — Он повернулся к экономке. — Будьте любезны, передайте мою визитку сэру Джеймсу и спросите, не может ли он уделить мне минуту?

Когда женщина ушла, Синклер сказал:

— Мне за это влетит. Он спросит, какое мне до этого дело и почему я не действовал по обычным каналам.

— Предоставьте это мне, — сказал другой с присущей ему лёгкой уверенностью. Он обычно добивался своего в большинстве дел.

Через короткое время вернулась миссис Симмонс.

— Я дважды постучала, — сказала она, — но ответа нет. Думаю, он спит. Мне как-то неловко его беспокоить, если дело не очень важное.

Двое мужчин переглянулись.

— Боюсь, что важное, — сказал Коллинз. — Нам лучше посмотреть. Это суперинтендант Синклер из Скотленд-Ярда.

При этом имени старая женщина побледнела.

— Скотленд-Ярд? — пробормотала она. — Надеюсь, ничего не случилось?

— А почему что-то должно случиться? — сказал Коллинз. — Министр внутренних дел часто встречается с чиновниками из Ярда, не так ли?

— Да, — сказала она, — но сегодня здесь происходили странные вещи.

— Какие вещи? — спросил Коллинз.

— О, пойдёмте же, не начинайте задавать вопросы сейчас, — сказал Синклер.

Двое мужчин вошли в холл.

Экономка исчезла, спустившись по лестнице, но в тот момент они не заметили её ухода.

Они направились к двери библиотеки, в которую стучала экономка. Синклер попробовал ручку. Дверь была заперта. Он громко постучал, но ответа не последовало.

— Придётся выломать дверь, — сказал он.

— О, это очень неуклюже, — сказал Коллинз, — и шума много. — Нагнувшись, он осмотрел замок. — Это простое дело, ключ в замке.

Он достал тонкие щипцы и, ловко ухватив конец ключа, без труда повернул его.

— Из вас вышел бы хороший взломщик, — рассмеялся суперинтендант.

Коллинз открыл дверь и огляделся.

В комнате царил полумрак, и после яркого света снаружи было трудно что-либо разглядеть на мгновение. У пустого камина стояло большое кресло, и в нём сидела знакомая фигура министра внутренних дел, сэра Джеймса Уотсона. Он съёжился в кресле, и его голова была под странным углом к телу.

Синклер собирался войти в комнату.

— Стойте, — сказал другой. — Ради всего святого, не входите и не оставляйте следов. Что бы ни случилось, здесь нужен врач. Я подожду здесь, а вы вызовите врача по телефону.

Он оглядел комнату.

— Здесь, кажется, его нет. Спросите у экономки.

Синклер подошёл к лестнице и позвал.

Произошла некоторая задержка, и он сердито позвал снова.

Ему ответил приглушённый голос.

— Где телефон, быстро? — крикнул он.

На лестнице послышался звук, и поднялась миссис Симмонс. Она плакала.

— Прекратите, — грубо сказал Синклер. — Где телефон?

— В доме нет телефона, сэр, — сказала она. — Сэр Джеймс велел его убрать. Ему постоянно звонили.

Коллинз начинал терять терпение.

— Тогда пошлите одного из ваших людей за врачом, от этой старухи толку нет. Здесь их полно. Торопитесь, это может быть вопросом жизни и смерти.

Синклер бросился вниз по ступеням и позвал дежурного. Он вернулся, задыхаясь.

Коллинз притащил два больших коврика к двери библиотеки и осторожно расстелил один на полу. Мужчины вошли и положили второй коврик за первым.

— На колени, — прошептал он.

Они подошли к фигуре в кресле.

Одного взгляда было достаточно. Даже в полумраке они могли видеть уродливую отметину на боку головы, из которой сочилась очень тонкая струйка крови.

— Пулевое отверстие, — сказал Синклер, который был сведущ в этих вопросах. — Его застрелили.

— Хм, — сказал Коллинз, — подождём врача. А пока я включу свет. — С величайшими предосторожностями он передвинул свои коврики к окну и поднял шторы.

Комната была прекрасно меблирована, ибо сэр Джеймс был человеком со вкусом и имел средства для его удовлетворения.

Стены были покрыты книгами до высоты семи футов.

Выше висела одна или две избранные картины.

Камин был прекрасным образцом резного дуба.

Насколько они могли видеть, комната была пуста.

Окна были заперты на щеколды, и другого входа не было.

Библиотека изначально состояла из двух комнат и занимала всю глубину дома. Она была переоборудована сэром Джеймсом и была его любимой комнатой.

Прибыл суетливый маленький врач, и его с теми же предосторожностями ввели в комнату.

Синклер представил себя и своего спутника.

Врач провёл очень тщательный осмотр, пока остальные ждали.

— Мёртв, — сказал он. — Думаю, около получаса, возможно, больше. Трудно сказать точно. — Он поднял глаза. — Это убийство или самоубийство?

— В данный момент мы знаем не больше вас, — сказал Синклер. — Мы только что пришли и сразу же вызвали вас.

— Совершенно верно, совершенно верно, — напыщенно сказал маленький врач.

— А пока вы, конечно, будете держать это в строжайшей тайне, — сказал Коллинз.

— Но разве это не?.. — он взглянул на поражённого человека. — Неужели это министр внутренних дел?

— Именно, — сухо сказал Коллинз. — Вот почему вам необходимо молчать, пока вас не попросят говорить. Суперинтендант Синклер представляет Скотленд-Ярд. Вы понимаете?

Врач поклонился. Он уже видел себя играющим видную роль в великой драме, которая принесёт ему известность и клиентов.

— Тело лучше убрать, чтобы я мог провести более тщательный осмотр, — сказал он.

— Пожалуйста, подождите снаружи, пока мы не закончим наши наблюдения, если вы не возражаете, так как чем меньше здесь людей, тем лучше, но я думаю, вам лучше остаться в доме, если это возможно.

— Конечно, — сказал врач, — я в вашем распоряжении.

— Тогда, возможно, вы скажете экономке оставаться на месте, — сказал Синклер.

— Теперь за вашими людьми, — сказал Коллинз, когда врач вышел. — Мы должны сказать им, чтобы они следили, чтобы никто не покидал дом.

Они сначала подошли к парадной двери и позвали Смита.

Коллинз всё время следил за тем, чтобы открытая дверь библиотеки оставалась в поле зрения.

Отдав ему приказ, им нужно было связаться с человеком сзади. Там был небольшой сад, ограниченный высокой стеной, а за ней — переулок. На стене сидела фигура другого человека, внимательно наблюдавшего. Коллинз подошёл к заднему окну и тихо позвал его.

— Что-нибудь видели? — спросил он.

— Нет, сэр, здесь ничего не происходит, — весело ответил человек.

Было приятно посреди того, что казалось мрачной трагедией, найти весёлую душу, которая, казалось, наслаждалась собой.

Он вернулся к Синклеру.

— Теперь за комнату.

Они привыкли работать вместе, и Синклер точно знал, когда предоставить дело Коллинзу, а когда взять его на себя.

Как обычно в таких случаях, Коллинз думал вслух, а другой проверял его утверждения.

Он подошёл к мертвецу, всё ещё передвигаясь на ковриках.

— Чистое пулевое ранение… без ожогов… выстрел с расстояния… вероятно, во сне… вошло в правый висок… пуля застряла в мозгу… всё прямолинейно… обе руки обмякли, и мирное выражение лица… следовательно, неожиданное нападение и никакого сопротивления… так, посмотрим… глаза закрыты… подтверждает первое впечатление. Что-нибудь ещё по поводу тела?

Синклер критически осмотрел его.

— Нет, — сказал он, — но судя по тому, как он лежит, выстрел должен был быть сделан от двери или где-то рядом.

— К этому мы вернёмся через минуту, — сказал другой. — Теперь осмотримся. Только наблюдение, никаких домыслов. Стол, на нём два стакана. — Он взял один, потом другой. — Просто виски с содовой. Вот графин, а вот сифон. Ничего особенно таинственного в этом нет. Но кто был гостем?.. Сигарный пепел, я не могу различить пятьсот видов пепла, — сказал он с улыбкой, — тем не менее, они оба курили.

— Теперь пол… помогите мне с ковриками. Так… эй.

Когда они сдвинули второй коврик, они обнаружили на полу револьвер. Коллинз поднял его.

— Служебный револьвер… «Веблей»… сейчас устаревший… — Он осторожно разломил револьвер. — Пять полных и один пустой… кажется очевидным… слишком очевидным. — Он всегда был разочарован, если проблема оказывалась слишком простой. — Что ж, надо ждать пулю… надеюсь, она не подойдёт…

Синклер рассмеялся.

— Не верю, что вам хоть сколько-нибудь важно, будет ли убийца наказан, лишь бы у вас было что-то интересное для решения.

— О, должен признаться, я люблю что-то заумное; но неважно.

— Теперь следы. На этом мягком ворсистом ковре они должны быть видны, благодаря нашим предосторожностям.

Он опустился на колени и тщательно осмотрел ковёр.

Другой взял стул и наблюдал.

После долгого и пристального осмотра всей комнаты он поднялся.

— Здесь три группы следов, — сказал он. — Вот одни — ходили туда-сюда и часто пересекались. Номер два сидел здесь, это совсем другой тип ботинка, вернее туфли, я думаю, а вот следы, которые, мне кажется, мои собственные, когда я шагнул, чтобы положить коврик.

Он снял туфлю и приложил её к следу.

— Верно, — сказал он. — Это показывает, как нужно быть осторожным. Если бы мы с вами и врач прошлись по ковру, мы бы стёрли остальные…

— Теперь, какие из них принадлежат покойнику?

Синклер был закалён в криминальных делах и без зазрения совести снял один из ботинок мертвеца.

— Именно, — сказал Коллинз, примерив его к следу на полу. — Вот так. Это он ходил по комнате. Как это согласуется с идеей, что его застрелили во сне?

— Пока никаких теорий, — сказал Синклер.

— Вы правы. Это пол. Теперь окна. Крепко заперты. Что-нибудь странное здесь?

— Ничего, что я вижу, кроме того, что нам нужно выяснить, как сбежал убийца.

— Жаркий летний день, и все окна плотно закрыты. Ну, возможно, он не хотел, чтобы выстрел был слышен.

— Вы предполагаете самоубийство?

— Почему бы и нет? О, понимаю, вы думаете о телефонном сообщении. Тем не менее, мы не должны исключать эту возможность на данный момент.

— Дверь заперта изнутри, и никаких следов второго человека.

— Конечно, стены и пол придётся осмотреть, — сказал Синклер.

— Конечно, и потолок, и дымоход. Что ж, здесь всё, и нам лучше позвать врача и убрать тело.

— Аккуратно заверните эти стаканы, графин и сифон для отпечатков пальцев, — сказал Коллинз.

Синклер побагровел.

— Мне ужасно жаль. Я должен был сообразить, но это дело меня несколько выбило из колеи. Пока вы ползали по полу, я налил себе немного виски… это было действительно непростительно.

— Я видел, — хладнокровно сказал Коллинз. — Если бы об этом узнали, это стоило бы вам места, но я не буду доносить.

— Спасибо, — просто сказал Синклер. Это была его маленькая слабость.

Они осторожно перенесли тело в столовую и оставили его с врачом.

— Теперь за экономку, — сказал Синклер. — Миссис Симмонс, подойдите сюда, пожалуйста.

Женщина вошла, очень расстроенная, и села по знаку Коллинза.

— Итак, миссис Симмонс, — сказал он добрым тоном, — можете ли вы пролить свет на это дело? Пожалуйста, успокойтесь и расскажите нам всё, что знаете.

После продолжительного допроса были выяснены следующие факты, которые лучше изложить вместе.

Министр внутренних дел был вдовцом. У него была одна дочь, Мейбл, которая жила с ним. Она уехала в их загородный дом в Девоншире, откуда он приехал накануне, и он намеревался вернуться на следующий день. Слуги уехали, оставив миссис Симмонс присматривать за сэром Джеймсом.

Он был в своём кабинете всё утро, вернувшись к обеду. Он был человеком одиноким и избегал общества.

Около трёх часов раздался звонок в дверь, и она поднялась, чтобы ответить. Когда она добралась до верха лестницы, она увидела, что сэр Джеймс уже открыл дверь. Вошёл мужчина и направился прямо в библиотеку. Она ничего не видела, так как сэр Джеймс стоял между ними. Она ничего не подумала, так как это, вероятно, был чиновник из Министерства внутренних дел. Сэр Джеймс запер дверь, и они пробыли вместе около получаса. Она ничего не слышала, так как кухня находилась не под библиотекой.

Затем из библиотеки раздался звонок. Она была в этом абсолютно уверена. Она поднялась через мгновение, так как писала письмо. Когда она дошла до холла, сэр Джеймс провожал гостя, и она его не видела. Сэр Джеймс стоял на ступенях и смотрел, как тот уходит. Так как она была не нужна, она снова спустилась вниз.

Немного позже сэр Джеймс вышел из библиотеки и перешёл через дорогу с письмом, которое он опустил в почтовый ящик. Она ждала его, так как хотела спросить о планах на вечер.

Когда он вернулся, он сказал ей, что будет ужинать вне дома и что его ни в коем случае нельзя беспокоить.

Затем он вошёл и запер дверь. Она была в этом уверена — она слышала, как повернулся ключ. После этого она была занята в столовой и была абсолютно уверена, что больше никто не приходил. Она ничего не слышала до прихода двух мужчин. Она не слышала звука выстрела.

Она бы наверняка услышала его оттуда, где находилась.

— Почему она была так взволнована, когда дверь открыли?

Она была подвержена предчувствиям и чувствовала страх после визита странного мужчины.

В заключение Коллинз спросил её о домочадцах. Приходили ли какие-нибудь родственники?

— Нет, сэр, — сказала она, — хотя сэр Джеймс раньше регулярно устраивал приёмы в своём загородном доме. В Лондоне он жил очень уединённо.

— Проявлял ли он когда-нибудь признаки страха перед нападением или что-то в этом роде?

— Ну, сэр, бывали времена, когда он казался беспокойным. Он спрашивал, не крутится ли кто-нибудь вокруг дома, и всегда держал в своей комнате заряженный револьвер.

— О, правда? И где он сейчас?

Экономка повела их в библиотеку, теперь охраняемую человеком в штатском. Она открыла ящик в письменном столе. Внутри лежал маленький посеребрённый револьвер, полностью заряженный.

— Вы говорите, у сэра Джеймса был один ребёнок, дочь? — спросил Коллинз.

Миссис Симмонс замялась.

— Ну, сэр, я работаю в семье двадцать лет. Был ещё один, сын, но он был непутёвым, уехал за границу много лет назад, и, насколько я знаю, семья с тех пор ничего о нём не слышала.

— Но разве сэр Джеймс не поддерживал с ним связь?

— Конечно, я не знаю всего, что произошло, но я знаю, что сэр Джеймс раньше выплачивал ему пособие; но пришло время, когда юридическая фирма заявила, что потеряла все его следы, и деньги перестали поступать.

— Где он был в то время — я имею в виду, в какой стране?

— Я точно не знаю, но это было в одном из тех южноамериканских государств.

— И это всё, что вы можете нам сказать, — сказал Коллинз, бросив на экономку острый взгляд.

— Да, сэр, насколько я помню, но, конечно, я вся в смятении. Может быть, мне что-то ещё вспомнится; но, о, сэр, что мне делать, я не могу оставаться в этом ужасном доме?

— В этом нет необходимости, не так ли, Синклер? — сказал Коллинз.

Тот потянул себя за ус.

— Не знаю. Куда вы собираетесь?

— Я хочу поехать к своей сестре в Форест-Гейт, если можно, я так расстроена всем этим.

Коллинз отвёл Синклера в сторону.

— Пусть едет, — сказал он, — и установите за ней наблюдение. Это может быть полезно.

— Очень хорошо, — сказал он. Миссис Симмонс он сказал: — Вы можете идти, но вы должны дать нам свой адрес, вы понадобитесь в качестве свидетеля на дознании. Никому не рассказывайте об этом деле. Вы понимаете?

— Спасибо, сэр, я пойду соберу вещи, — с благодарностью сказала она.

Коллинз смотрел, как она уходит.

— Что вы о ней думаете? — сказал он.

— Она казалась вполне искренней; я думаю, она сказала нам правду.

Коллинз рассмеялся.

— Да, — сказал он. — Правду, но не всю правду. Она умная старая женщина.

— Что вы имеете в виду?

— Когда простая душа рассказывает историю и пытается что-то скрыть, она выдаёт себя. Она не смотрит вам прямо в глаза. Когда вы имеете дело с хитрым типом, она смотрит на вас с особенно открытым лицом и невинным видом. Всё время, пока она рассказывала, она была смущена и расстроена, что было естественно. Но когда я спросил её, есть ли у неё что-то ещё сказать, её манера изменилась, она собралась и посмотрела мне прямо в лицо.

— О, вы всё это выдумываете. Я не заметил никакой разницы.

— Очень хорошо, — сказал Коллинз, — посмотрим.

— Теперь следующий шаг, — сказал Синклер, который всегда раздражался, когда его коллега принимал этот превосходный тон. — Я должен пойти в Ярд и составить полный отчёт. Мы не можем держать это в секрете. Это вызовет большой переполох. Вы пойдёте со мной?

— Я подвезу вас на своей машине, а потом должен немедленно уехать.

— Куда? — с удивлением спросил другой.

— Кто-то должен сообщить новость девушке. Это отвратительная работа, но она имеет величайшее значение. Я еду в Девоншир и надеюсь, что прибуду вовремя.

— Вовремя?

— Прежде чем новость дойдёт туда.

— У вас что-то на уме, я это вижу. Дело не только в том, чтобы поберечь чувства девушки.

Коллинз улыбнулся.

— Я бы хотел познакомиться с семьёй, — сказал он.

— Но в семье только один человек, — удивлённо сказал Синклер.

— Возможно, — сказал Коллинз.

Они вышли на площадь, где спускались сумерки.

Несколько человек смотрели на дом и показывали на него пальцами.

— Какого дьявола это значит? — сказал Синклер, когда Коллинз заводил машину.

— Спросите что-нибудь полегче, садитесь, — и они уехали.

Когда они повернули на Бонд-стрит, где горели огни, они увидели газетчика, который кричал и бежал по улице. Перед ним был газетный плакат, на котором было напечатано:

«МИНИСТР ВНУТРЕННИХ ДЕЛ УБИТ В СВОЁМ ДОМЕ.

ПОЛНЫЕ ПОДРОБНОСТИ».

— Чёрт побери, — сказал суперинтендант.

Коллинз остановил машину и купил газету.

На странице новостей, на две колонки, был кричащий отчёт об убийстве.

— Какого чёрта это значит? — сказал Синклер.

— Поехали в Ярд, — сказал Коллинз, включая сцепление.

Мистер Бойс был дряблым мужчиной пятидесяти лет. У него была неудачная карьера в адвокатуре, которая разорила бы человека без средств; но его отец был выдающимся судьёй Высокого суда и имел значительное влияние. После попыток устроить сына на должность мирового судьи и судьи окружного суда, он наконец-то пристроил его на пост комиссара в Скотленд-Ярде, где тот существовал за счёт умов своих подчинённых. Он слушал с видом мудрости отчёт о деле, данный Синклером. Коллинз пришёл с ним после инцидента с газетой. Он испытывал глубокое презрение к Бойсу, что тот чувствовал, хотя и не осмеливался показать своё негодование.

Пока Синклер докладывал, Коллинз занялся расписанием, а затем повернулся к телефону.

Остальные ждали, пока он звонил.

После нескольких разговоров он положил трубку и повернулся к двум другим.

— Редактор «Вечерней сплетни», — сказал он. — Я спросил его, откуда он получил новость об убийстве, и он говорит, через «Центральные новости». Он говорит, что тщательно проверил, была ли она подлинной, прежде чем отправить в печать. Как вы думаете, что он говорит?

— Не могу догадаться, — коротко сказал Синклер.

— Он говорит, что она пришла в виде отчёта из Скотленд-Ярда, на официальной бумаге, подписанного суперинтендантом Синклером.

Синклер побагровел.

Бойс посмотрел на него большими рыбьими глазами.

— Право же, право же, — сказал он, — это в высшей степени неортодоксально.

— Вы же не думаете, что это я отправил, сэр? — заикаясь, сказал Синклер.

Вмешался Коллинз.

— Я могу за это поручиться, — сказал он, — Синклер всё время был со мной. Нет, этому есть другое объяснение.

— Какое же?

— Тот же человек, который звонил нам по телефону, и, вероятно, убийца. Удивительно, насколько тщеславны эти люди. Он мог зайти слишком далеко. Вполне возможно, он дал нам ценную зацепку. Нельзя безнаказанно отправлять письма. Есть почтовый штемпель и время.

— Документ должен быть получен, — сказал Бойс.

— Я уже попросил «Центральные новости» прислать его сюда для осмотра. Его сейчас привезут курьером.

Пока они ждали, Коллинз повернулся к Синклеру.

— По поводу того телефонного звонка, вы говорите, это был женский голос?

— Ну, конечно, я так думал в тот момент; но это мог быть и мужской, замаскированный.

— Или что-то ещё? — сказал Коллинз.

— Что вы имеете в виду? — почти испуганно сказал Бойс.

— Ну, это мог быть голос мальчика.

— О, конечно же, нет.

— Мы не можем исключать эту возможность, а с другой стороны, это мог быть и мужской голос, не замаскированный.

— Как это возможно?

— Есть мужчины с дискантом, которые поют фальцетом, как мальчики. Мы не можем ничего принимать на веру.

Бойс фыркнул. Ему не нравились такие рассуждения.

— Мне нужно вернуться, переодеться, потом поесть и успеть на ночной поезд, — сказал Коллинз. — У меня много времени, так что мы можем обсудить ситуацию, если хотите. Вам лучше поужинать со мной, и если вы захотите присоединиться, — сказал он Бойсу, — я буду рад.

— Большое спасибо, с удовольствием, — сказал другой. Это было именно то, чего он хотел. Он мог слушать других, а затем пересказывать информацию как свою собственную. Именно так он и управлял своим отделом.

Клерк ввёл посыльного, который вручил документ Синклеру. Тот подписал квитанцию, и парень ушёл.

В спешке он вскрыл конверт и вытащил другой, уже вскрытый. Он был адресован «Центральному новостному агентству» и был правительственным конвертом. Внутри был лист бумаги с официальным штампом Скотленд-Ярда.

Записка была короткой и напечатанной.

«Сэр, — гласила она, — я уполномочен сообщить вам, что министр внутренних дел, сэр Джеймс Уотсон, был убит сегодня днём в своём доме на Левесон-сквер между тремя и четырьмя часами неизвестным нападавшим. Он был застрелен в голову, и смерть наступила мгновенно.

Причина преступления в настоящее время неизвестна, и никаких следов нападавшего не обнаружено. Скотленд-Ярд занимается этим делом, и в скором времени будет предложена награда за информацию, ведущую к задержанию убийцы».

Она была подписана «Артур Синклер, суперинтендант, Уголовный розыск» и имела официальный штамп.

Синклер положил бумагу с выражением недоумения.

— Мы должны это тщательно сохранить, — нравоучительно сказал Бойс. — Это документ величайшей важности.

— Это имеет большую важность, — тихо сказал Коллинз.

Двое других удивлённо посмотрели на него. Он держал конверт.

Медленно он положил его на стол и указал.

— Это ускользнуло от внимания людей из «Центральных новостей». Вероятно, потому, что у них есть помощник, который вскрывает конверты и просто выбрасывает их в корзину для мусора. Я специально попросил их достать конверт, что они и сделали.

— Но в чём дело?

Коллинз положил палец на почтовый штемпель.

— Два сорок пять, — сказал он. — Это было отправлено до того, как произошло убийство.

Трое мужчин молча посмотрели друг на друга.

Глава II. Предположения

Коллинз, Синклер и Бойс только что обсудили превосходный бокал портвейна после скромного, но хорошо приготовленного ужина в квартире Коллинза.

Комната была обставлена со вкусом, но без роскоши, и несла на себе отпечаток индивидуальности хозяина.

Над каминной полкой висело весло — реликвия тех времён, когда Коллинз был загребным на лодке своего колледжа и привёл её к победе в «Мэйских гонках».

На стенах висели четыре избранные картины, но взгляд приковывал «Наполеон, последняя фаза» — портрет, казалось, доминировал в комнате своей измученной печалью.

Коллинз встал, позвонил, чтобы подали кофе, и предложил сигары.

Во время еды все упоминания о дневной трагедии были опущены по молчаливому согласию. Теперь каждый из мужчин придвинул стул к огню и приготовился обсуждать дело — несмотря на дневную жару, ночи были холодными.

Коллинз с иронией, которую остальные не уловили, предложил Бойсу просветить их светом своей мудрости.

Тот поспешно отказался, и Синклер попросил Коллинза начать. Здесь он был в своей стихии.

— Я пройдусь по фактам, а Синклер меня проверит.

Остальные согласно кивнули. Сигары были хороши, а кресла удобны. Они были в подходящем настроении, чтобы слушать.

— Итак, во-первых, — начал Коллинз, — есть четыре возможности. Это могло быть самоубийство, но врач не считает это вероятным. Вокруг раны не было опаления, и маловероятно, что человек мог выстрелить себе в голову и отбросить револьвер.

— А как насчёт телефонных сообщений и газетной статьи? — спросил Бойс.

— Мы к этому ещё вернёмся, но они могут не иметь никакого отношения к преступлению.

Двое других переглянулись.

— Затем мы подходим к несчастному случаю. Такая возможность есть. Человек мог пытаться шантажировать или выведать какой-то секрет и выстрелить случайно. Но и здесь положение тела и вся обстановка в комнате говорят против такой идеи.

— Значит, остаётся только убийство? — сказал Бойс.

— Не совсем, — возразил другой. — Во-первых, это может быть дело рук сумасшедшего.

— Но это тем не менее убийство, — заметил Синклер.

— Да, но тогда нам придётся действовать на совершенно иной основе. Если это дело рук лунатика, это объясняет телефонные сообщения и газетную статью. Это как раз то, что сделал бы безумец с непомерным тщеславием. И нам не нужно искать мотив. Если так, наша задача упростится.

Остальные согласились.

— Теперь перейдём к четвёртому варианту. Хладнокровное и преднамеренное убийство, каждая деталь которого была спланирована заранее с такой точностью, что преступник имел наглость сообщить в прессу ещё до того, как оно было совершено.

— Это наиболее вероятно, — сказал Синклер.

— Согласен, но мы не должны упускать из виду и остальные.

— Теперь о фактах. В какое-то время до 14:30, когда вынимали почту, на почте у Вестминстерского моста было отправлено письмо, содержание которого вам известно. В 15:00 к министру внутренних дел приходит человек, которого либо ждали, либо он был хорошо знаком сэру Джеймсу.

— Откуда вы это знаете? — спросил Бойс.

— Ну разумеется, — сказал Коллинз, — он сам открыл ему дверь и сразу провёл в библиотеку.

— Этот человек мог быть или не быть настоящим убийцей. Здесь мы опираемся на показания экономки, которые могут оказаться сплошной ложью; но я так не думаю, она недостаточно хорошая актриса для этого. Этот человек остаётся на полчаса и уходит, провожаемый министром. После этого сэр Джеймс пишет письмо и сам его отправляет. Он возвращается и идёт в свою комнату, жалуясь на сонливость.

— Правда? — переспросил Синклер. — Я этого не слышал.

— Конечно, — сказал Коллинз, — миссис Симмонс так сказала, если ей можно верить. Очень хорошо, он запирается и просит его не беспокоить. Здесь он остаётся, насколько нам известно, до момента убийства. Мы находим дверь запертой, а окна закрытыми, без видимых путей для побега. В комнате никого нет.

— Чёрт возьми, хладнокровный тип, — сказал Синклер. — Всё то время, что он разговаривал с сэром Джеймсом, письмо уже было на пути в «Центральные новости» и могло прийти. Он, должно быть, всё довольно точно рассчитал.

— Несомненно, и он, вероятно, знал, что в доме нет телефона.

Коллинз встал и снова предложил сигары. Сев на место, он продолжил, и его лицо было серьёзным.

— Министр внутренних дел очень уязвим для нападения. Он мог отказать в помиловании преступнику, и тот, выйдя из заключения, будет искать мести. Он постоянно получает письма с угрозами. Затем есть убийцы, которых он помиловал, и родственники убитого могут желать мести. Опять же, есть политические фанатики. Вы помните убийства в Феникс-парке.

— Конечно, — сказал Бойс, — завтра весь штат будет направлен на расследование этой стороны вопроса.

Коллинз кивнул.

— Затем есть личная месть. Его жизнь кажется безупречной и достойной, но никогда не знаешь; в лучших шкафах водятся свои скелеты.

— Был же непутёвый сын, — заметил Синклер.

— Тс-с, давайте не переходить на личности, пока у нас не будет больше данных; мы будем гоняться за блуждающими огнями.

Синклер не унимался.

— Что вы думаете о поведении Льюиса, когда я попросил его пойти со мной? — спросил он.

— Я не берусь судить. У этого может быть самое естественное объяснение.

— Я никогда раньше не видел, чтобы он так себя вёл, — упорствовал тот.

Коллинз проигнорировал его.

— У нас есть пять вещей, которые нужно иметь в виду, или, скажем так, пять вопросов, на которые нужно ответить:

— Кто отправил письмо в «Центральные новости» и с какой целью?

— Кто звонил нам по телефону и почему?

— Кто был тот человек, что приходил в три часа?

— Как убийца вошёл и как он сбежал?

— Каков был мотив убийцы?

— Вы упустили самое важное, — сказал Бойс, — кто был убийцей?

— Да, конечно, это всегда остаётся, — сказал Коллинз с снисходительной улыбкой.

— Вы очень хорошо всё изложили, — сказал Синклер, который был в благодушном настроении после отличного угощения Коллинза.

— Мы должны выяснить всё, что можем, о письме и конверте.

— Эта подпись была необычайно хорошей подделкой, — сказал Бойс. — Я бы в любом суде поклялся, что она ваша.

Лицо Синклера вспыхнуло.

— Вы что-то имеете в виду, сэр? — спросил он.

— Конечно нет, дорогой мой, просто так оно и было, не правда ли?

— Тогда вы должны попытаться выяснить насчёт телефонных звонков, — вмешался Коллинз.

— Я вызову миссис Симмонс в Ярд и запишу полное заявление, — сказал Бойс, стремясь показать, что он владеет ситуацией.

— Хорошо, я должен собрать кое-какие вещи и уезжать. Каждый из нас будет вести своё собственное расследование.

И он ушёл в соседнюю комнату.

— У него что-то припасено? — спросил Бойс. — Непохоже на него — уезжать, когда есть интересная задача. Не может же быть, что он едет просто сообщить новость, он ведь не знает этих людей.

— Он довольно скрытный, и, возможно, он увидел что-то, чего я не заметил, — скромно сказал Синклер. — Ему показалось, что миссис Симмонс что-то утаивает.

Коллинз вернулся с небольшим чемоданом.

— Я сообщу вам, когда вернусь, — сказал он, — и мы встретимся и сравним наши записи. Это вызовет колоссальный переполох, и если премьер-министр подумает, что это дело рук бывшего заключённого или что-то в этом роде, вам влетит.

Бойс скривился.

— Боюсь, что так, — сказал он.

Глава III. В Долине

«The Vale» располагался в одной из прелестных долин Северного Девона на границе с Сомерсетом. Вдалеке виднелись холмы Мендип. Здесь лето задерживалось, когда осень уже вступала в свои права в менее благодатных местах.

Это был прекрасный старинный дом, наполовину фахверковый, уютно устроившийся в долине, почти скрытый деревьями и увитый плющом. Сады были особой радостью сэра Джеймса Уотсона. Именно здесь он вёл свою простую домашнюю жизнь вдали от фракций Вестминстера и трудов своей неблагодарной должности.

Он был холодным, надменным, сдержанным человеком с немногими друзьями. Единственной радостью в его довольно одинокой жизни была дочь Мейбл. Как и многие вдовцы с единственной дочерью, он был несколько эгоистичен и никак не мог поверить, что она выросла. Он с тревогой наблюдал за знаками внимания, которые ей оказывали многие, казавшиеся возможными женихами.

Она, не подозревая обо всём этом, вела уединённую жизнь среди своих цветов; она ненавидела время, которое ей приходилось проводить в мрачном доме в городе, и не любила ни Лондон, ни его развлечения.

Её мать умерла, когда она была ещё младенцем, и ни одно облако печали, кроме одного, не омрачало её путь.

То единственное было, когда её брата, совсем ещё мальчика, исключили из Оксфорда, и отец сурово указал ему на дверь, сказав никогда не возвращаться, пока он не исправит свой характер.

Он предоставил юноше достаточные средства для нового начала и порекомендовал его заботе старого друга в Монтевидео. Он отказался сказать дочери, куда уехал брат, чтобы они не могли переписываться.

Мейбл в то время была ещё ребёнком, но она никогда не забывала своего брата. Сидя в саду после завтрака, никакая тень не омрачала её мыслей. Письма и газеты ещё не прибыли, так как они жили в стороне от проторенных путей.

Джон, дворецкий, подошёл к ней из дома с подносом, на котором лежала визитная карточка.

— Джентльмен желает вас видеть, мисс Мейбл, — сказал он и подал карточку.

Она взяла её и прочла:

Мистер Сильвестр Коллинз,

14, Северн-стрит,

Лондон, W.

— Что он хочет? — спросила она.

— Не знаю, мисс, но он спросил, не могли бы вы принять его по важному делу. Он приехал ночным поездом из Лондона.

— О, я приду и поговорю с ним, — и она встала и вошла в дом.

Коллинз проспал всю дорогу и позавтракал в поезде. Он чувствовал себя вполне свежим после поездки на автомобиле из Уилтон-он-Си, но испытывал сильное отвращение к своей задаче.

Он ходил взад и вперёд по прекрасной старинной гостиной, сквозь открытые окна которой доносился аромат роз.

Вошла девушка, и он был поражён её простой красотой, без всяких ухищрений современной девицы, в её изящном утреннем платье из кретона.

Он знал, что через несколько мгновений её нынешнее счастье обратится в горькую скорбь. Она сразу же подошла к нему и дружелюбно взяла его за руку.

— Вы, полагаю, друг моего отца, — сказала она.

— Мисс Уотсон, — серьёзно сказал он. — Нет смысла ходить вокруг да около. У меня для вас плохие новости. Вы должны постараться быть мужественной.

— Мой отец, — сказала она с быстрой интуицией.

Он кивнул.

— Не говорите мне, что с ним что-то случилось. Он уехал от меня всего позавчера. Он болен?

В своём волнении она не отпустила его руку, и её пальцы продолжали сжимать его.

— Вы должны постараться выдержать, случилось ужасное. Худшее, что может случиться.

— Вы имеете в виду, — сказала она, её лицо побледнело, — что он мёртв.

— Да, — сказал он.

Шок от такого известия, как правило, не производит мгновенного эффекта, который принято ожидать. Разум не может сразу осознать факты. Это как ранение от снаряда. На мгновение раненый с удивлением смотрит на культю там, где мгновение назад была его рука. Проходит несколько секунд, прежде чем приходит осознание или боль.

Так было и с Мейбл. Словно кто-то рассказывал ей историю о каком-то далёком событии, которое её не касалось.

— Как это случилось? — прошептала она.

Он ожидал слёз, возможно, обморока. Это спокойствие на мгновение его удивило.

— Рассказать вам? — спросил он.

— Пожалуйста.

— Его нашли застреленным в его библиотеке вчера.

— Вы имеете в виду, убитым? — сказала она, бессознательно отбросив мысль о самоубийстве.

— Боюсь, что так, — ответил он.

Пот выступил у него на лбу. Каким же дураком он был, что взялся за это!

— И вы приехали, чтобы рассказать мне об этом? Как это мило с вашей стороны, — сказала она, словно во сне.

Он понял, что это не может продолжаться, и с быстрой интуицией позвонил в колокольчик.

Дверь открылась, и вошла старая служанка с милым лицом. Она была няней Мейбл и осталась с ней в качестве своего рода компаньонки и подруги. При виде неё что-то, казалось, сломалось в голове девушки, и она бросилась к ней.

— О, Нанна, — вскрикнула она. — Моего отца убили.

Женщина с негодованием посмотрела на Коллинза, словно он ударил её любимицу, и обняла её, и тогда наконец хлынули слёзы.

Коллинз отошёл в дальний конец комнаты и посмотрел в сад. Когда он обернулся, комната была пуста.

В нерешительности он вышел в старый сад. Какую катастрофу он принёс своими новостями! Возможно, лучше было бы послать телеграмму.

Тем не менее, он должен был довести дело до конца. Он не мог думать о чувствах бедной девушки, когда на кону стояли более важные вопросы.

Вскоре он увидел идущего к нему дворецкого.

Старик был сгорблен, и он плакал.

— Моя госпожа слишком расстроена, чтобы вас видеть, сэр, — сказал он, — но она просила вас чувствовать себя как дома. И не желаете ли чего-нибудь освежиться?

— Спасибо, — ответил он. — Я уже завтракал. Мне ничего не нужно. Вы слышали печальные новости.

— Да, сэр, пришли газеты и почта. Теперь все знают, — и он разрыдался.

— Ну-ну, — почти грубо сказал Коллинз. — Плакать — это дело женщин.

— Я знал его двадцать пять лет, сэр, — просто сказал старик, — и я бы хотел, чтобы это был я, а не он. Как вы думаете, они поймают убийцу?

— Несомненно, — сказал Коллинз. — Но, возможно, мне лучше уйти.

— О, нет, сэр, мисс Мейбл хочет вас видеть, когда ей станет немного лучше. Она особенно просила меня это передать.

— Что ж, в таком случае, может быть, вы уделите мне минуту? Я бы хотел задать пару вопросов.

Старый дворецкий поклонился и ждал.

— Вы были здесь, когда уехал сын сэра Джеймса?

— Мастер Рональд? О, сэр, я уверен, он не имеет никакого отношения к этому ужасному убийству.

— Кто сказал, что имеет? Но теперь он наследник баронетства своего отца, даже если его и лишили наследства по завещанию, и мы должны попытаться его найти.

— Прошу прощения, сэр, — сказал старик. — Но вы друг семьи?

— Надеюсь, что так, — весело сказал Коллинз, не желая себя связывать.

— Что именно сделал молодой Рональд? Что-то очень ужасное? — спросил он.

Дворецкий выпрямился с достоинством.

— Я думаю, сэр, вам лучше спросить кого-нибудь другого, — сказал он.

— Это очень глупо с вашей стороны, — сказал Коллинз с улыбкой, которая смягчила его слова. — Вы только заставляете меня думать, что это было что-то очень ужасное, а я не думаю, что это так.

Дворецкий не был проницательным, он сразу попался.

— О нет, сэр, совсем нет, это было только когда он учился в Оксфорде. Он уехал на «Дерби» без разрешения и проиграл там много денег. Это были деньги, которые ему дали на семестр, и когда его исключили, ему пришлось всё рассказать сэру Джеймсу. Он и раньше был довольно беспутным, вот что и случилось, — неуклюже закончил он.

— Хм, — пробормотал Коллинз. — Понятно, и с тех пор от него ничего не слышно?

— Нет, сэр, он, кажется, совсем исчез. Я не думаю, что он умер, иначе мы бы узнали. Тем не менее, если бы вы дали объявление, он мог бы вернуться. Он должен быть здесь, чтобы присмотреть за мисс Мейбл, пока она не выйдет замуж.

Коллинз резко поднял глаза.

— Она помолвлена? — спросил он.

— Ну, не совсем, но как же у меня язык развязался. Я должен вернуться в дом. — Он собрался уходить.

— Один момент, — тихо сказал Коллинз. — Вы можете мне доверять; кто тот счастливец, который… ну… почти, а?

Дворецкий с сомнением посмотрел на него. Если бы он предложил взятку, он бы отказался от информации, но Коллинз был слишком опытным для этого.

— Ну, раз уж бедный сэр Джеймс ушёл, я не думаю, что это имеет значение. Это мистер Эрик.

— Мистер Эрик кто?

— Я думал, вы знаете, будучи другом семьи. Мистер Эрик Сандерс, личный секретарь сэра Джеймса, — и он с подозрением посмотрел на Коллинза.

Он заметил взгляд.

— О, вот оно что, — сказал он. — Конечно, я должен был догадаться, и как продвигается его ухаживание?

— Прошу прощения, сэр? — сказал другой.

— Я имею в виду, они помолвлены или только собираются?

— Сэр Джеймс и слышать об этом не хотел, и в последний раз, когда мистер Эрик был здесь, у них был из-за этого разговор, я слышал, но мне действительно пора.

— Хорошо, Джон, я подожду здесь, пока мисс Мейбл не захочет меня видеть. Вы не могли бы принести мне какие-нибудь газеты?

Дворецкий поклонился и направился к дому.

«Так вот оно что, — сказал он себе. — У нас по меньшей мере два кандидата на почести. Мы продвигаемся». Газеты ничего ему не сказали. Синклер поработал, и кроме сухого изложения фактов и некрологов, ничего примечательного не было. Конечно, были передовицы об опасностях иностранных анархистов и о святом характере покойного, но это был старый заготовленный материал, готовый для любого убийства известной личности, который можно было адаптировать к обстоятельствам.

«Пока эта страна продолжает давать приют и т. д.», — говорила одна ежедневная газета. Он отбросил их одну за другой. Сэр Джеймс, конечно, получал хороший выбор газет в свой дом, и они приходили, был он там или нет.

Он долго сидел в глубокой задумчивости, непрерывно куря. Вскоре он сунул руку в карман и достал записную книжку. Он с привычной осторожностью огляделся, а затем вынул визитную карточку. На одной стороне было имя мистера Эрика Сандерса и адрес известного лондонского клуба, а на другой карандашом было написано:

«Ради Бога, встретьтесь со мной. Я вас не задержу».

«Синклер, мой друг, ты бы хотел это получить — подсунуто под дверь. Миссис Симмонс, вы говорили не всю правду. Я думаю, это требует дальнейшего расследования».

Он поднялся со своего места и прогулялся по старому саду с его великолепными травянистыми клумбами позднего лета, где дельфиниумы, мальвы и ярко-синий цвет огуречника создавали мечту из красок.

Всё было так прекрасно и тихо после пыли и пота Лондона. Он вернулся в дом, наполненный смутным беспокойством. Войдя в холл, его встретила горничная.

— Мисс Мейбл хотела бы видеть вас в своей комнате, — сказала она, и, получив его утвердительный кивок, она провела его в милую гостиную, благоухающую цветами и обставленную со вкусом девушки, у которой были средства для удовлетворения любого её желания.

Она сидела на диване, бледная, одетая во всё чёрное.

Она поборола свои эмоции. Её старая няня стояла рядом, как часовой на посту.

— Мистер Коллинз, — сказала она, — я не могу понять, почему вы предприняли это долгое путешествие, чтобы сообщить мне эту печальную новость. Вы были другом моего отца? Я очень благодарна, — поспешно добавила она, словно боясь показаться слишком холодной.

— По правде говоря, я и сам не знаю, почему приехал, — ответил он. — Когда произошло это ужасное событие, ваша старая экономка была совершенно выбита из колеи, и, казалось, некому было взяться за это дело. Мне показалось неправильным, чтобы вы узнали об этом из газет или получили телеграмму.

— Я вам очень обязана. Не думайте, что я неблагодарна, но, конечно, я сейчас несколько расстроена. Я прочитала, что пишут в газетах. Возможно, вы сможете рассказать мне больше? — и она жестом пригласила его сесть.

— Я не буду вдаваться в подробности, мисс Уотсон, — сказал он. — Сообщения в газетах точны, насколько это возможно. Однако я могу сказать вам вот что. Ваш отец совсем не страдал. Выражение его лица было очень мирным, и, похоже, его застрелили во сне.

Выражение боли промелькнуло на её лице, но она справилась с эмоциями.

— Я благодарна даже за это, — сказала она. — У полиции есть хоть какие-то догадки, кто мог совершить это жестокое деяние? Я не верю, что у моего отца были враги, он был таким хорошим и честным человеком, что никто не мог держать на него зла.