Бесплатный фрагмент - Не отпускай мою руку, ангел мой

Глава 1. Возвращение

Лия сидела в кафе с сыном и пыталась заставить его доесть то, что было на тарелке. Но тому явно было интереснее смотреть по сторонам, чем тыкать вилкой невкусную еду. Он активно сопротивлялся, вертелся на стуле, разглядывая сидевших людей. Громким возгласом: «Ого, какой большой дяденька пришел!» он наконец отвлек внимание матери от себя. Та с улыбкой отвернулась от шкодившего сына, чтобы взглянуть на вошедшего. И ошеломленно застыла, не веря глазам. Сколько раз она прокручивала в голове эту сцену и все равно оказалась не готова. «Господи, ну за что мне это? — взмолилась она. — Почему сейчас, почему, когда я с сыном?» В то же время где-то внизу живота как будто что-то затрепетало, ожило. Это был, конечно, уже не тот юный мальчик из ее воспоминаний. Испытания, выпавшие на его долю, отразились и на внешности. Лицо осунулось, резче проступили татарские скулы, две жесткие складки пролегли вокруг красивого, четко очерченного рта, а на правой стороне лица пролег едва заметный узкий шрам. Появилось и нечто новое в облике — уверенность хозяина жизни, пренебрежительный и жесткий взгляд серых глаз. И это не было позированием для публики, а скорее демонстрировало образ жизни. Дорогой костюм из серого льна облегал широкие плечи, через руку было перекинуто кожаное пальто. Он выглядел как герой мексиканского сериала, которые заполонили экраны, но смотрелся нелепо и чуждо в этом зашарпанном кафе с облезшими столиками. Для полноты картины не хватало только любовной сцены. Лия закрыла глаза, словно так он ее не заметит.

Но, конечно, он ее увидел. И ее закрытые глаза, и улыбку, сползающую с лица. Его серые глаза, тоже стали растерянными и ошеломленными. Он сделал движение по направлению к ней, но она уже опомнилась, быстро отвернулась к сыну:

— Вставай, нам пора уходить.

— Но зачем же так торопиться?

Она вздрогнула от этого такого знакомого голоса, а Рава уже садился рядом на свободное место и заинтересованно рассматривал мальчишку.

— Твой? — Он наклонился к нему ближе: — Не похож совсем на тебя. — Он перевел взгляд на нее и обратно на мальчика. Выражение его лица стало меняться, оно внезапно стало удивленным: — Ты мне кого-то сильно напоминаешь, малыш: синие глаза, черные брови, темные волосы, — он откинулся на спинку, задумался, словно что-то вспоминая. — Точно, ты похож на мою сестру в детстве, как близнец! — Вдруг замер и повернулся к ней: — Как это понимать? — На его лице отразилась вся палитра чувств: недоверие, непонимание, радость. — Ну-ка постой, — схватил ее руку, которая дергала мальчишку.

Но Лия уже пришла в себя и в своей обычной спокойной манере отрезала: — Что непонятного? Ребенок похож на отца. Или ты думаешь, что теперь все в этой жизни принадлежит тебе? — И с чувством брезгливости сбросила с себя его руку.

— Извини, — медленно произнес он. Было видно, что такое обращение к его персоне стало для него неожиданностью. Серые глаза его заледенели, прищурились с обидой, словно он хотел что-то напомнить. Но вместо этого вновь дружелюбно повернулся к сыну Лии: — Сколько тебе лет, пацан?

Не успел тот ответить, как мать схватила его и потащила к выходу. Но мальчишка явно был общительнее матери.

— Мне шесть лет, я скоро пойду в школу. А мой папа инженер, он сегодня на работе, но когда приедет, то привезет мне лего, — тараторил он, вырываясь из рук матери.

Рава криво усмехнулся. А потом крикнул вдогонку:

— Хочешь, я тебе тоже принесу игрушку — электрическую машину?! Ребенок широко раскрыл глаза, но промолчал. И они исчезли за дверью. Рава смотрел им вслед, и его распирало от нахлынувших чувств — это был восторг, смешанный с обидой и горечью: «Это точно мой сын?»

Он никогда не забывал тот день, когда они расстались с Лией, и не переставал его проклинать все то время, пока был в колонии, когда вышел на свободу и узнал о ее замужестве. Знал о ребенке, про которого ему рассказали все кому не лень. Оттого и не возвращался в этот город, где было столько воспоминаний. И в кафе сегодня зашел случайно: прилетел к родителям, встречался с друзьями юности, гулял по городу, где прошли детство и юность. Его по-прежнему помнили и любили здесь. Конечно, многих знакомых уже не было. Союз распался, все кто мог разъехались. И сам он давно жил в России, там развивал бизнес. Встреча с первой любовью была неожиданной. Насколько Рава знал, она с мужем жила в другом городе. Потому растерялся и начал разговор совсем не с того. А ведь он часто репетировал в голове эту встречу, думал, как расскажет и объяснит тот роковой день. И надеялся, что она все поймет. Но мальчишка смешал все карты. Это был как удар под дых. Неожиданно и больно. И в то же время это все меняло и упрощало. Не будет же она отрицать, если он сделает экспертизу и все сойдется? А то, что это будет так, он почему-то ни секунды не сомневался. В ребенке налицо был весь генетический набор его семьи, это подтвердит любой, кто на него посмотрит.

Да, но что с Лией? Любит ли она его до сих пор? Вернется ли к нему, после тех событий? Эти вопросы вернули молодого человека на семь лет назад, в колонию, где ему предстояло отсидеть от звонка до звонка. Он не был на хорошем счету у начальства за свои постоянные драки и был страшно удивлен тем, что ему дали свидание. Потом он, конечно, узнал, что родители подкидывали деньги начальнику за пригляд за сыном, но даже тот не смог спасти его от того страшного дня.

Когда он увидел Лийку в комнате свиданий, он обезумел от счастья. Это казалось продолжением его снов. Как она сюда попала, в это страшное место? Зачем? Но все это в тот миг не имело никакого значения, она была рядом, она его не оставила. Это видение продолжалось целый день и всю ночь. Он никогда не забывал той ночи и того, что произошло. То потрясение, которое испытал от ее доверчивости и любви. Она ни о чем не жалела. А он получил ответ на тревоживший его вопрос, и от этого он был на седьмом небе от счастья. И вот их последнее утро, которое было таким солнечным, что они не замечали убогости обстановки, писка мышей, бегающих за стенами. Существовали только они двое, с надеждой и верой смотрящие друг на друга. Он еще не знал, что через несколько минут все будет кончено, и, когда к ним постучали, он спокойно вышел за дверь. Это был посыльный от пахана. Глумливо усмехаясь, тот передал устное донесение: «Девушкой надо поделиться».

— Нечестно как-то получается, соколик, тебе одному такое сокровище. И чтобы все было тихо, по согласию, — шестерка, подло улыбаясь, добавил от себя и в конце похабно хохотнул, подмигнув ему: — Ну как, хороша в постели бабец? — но не успел договорить, как Рава мгновенным движением руки перехватил его горло и сдавил:

— Только попробуйте ее тронуть — и вы трупы, иди и так скажи всем.

Отпустил руку и подтолкнул хлюпика в темноту коридора. Тот, ощерившись гнилыми от марихуаны зубами и потирая горло, прошипел:

— Ты подписал себе приговор!

— Иди, иди, — глухо проговорил парень и с силой ударил по толстым решеткам окна, у которого стоял. Он, конечно, понял, что сегодня его будут убивать. Сегодня он переступил черту неповиновения. Он так устал от этих тварей, вечных разборок и, скорее всего, не будет им сопротивляться. Потому что точно знал, что отныне Лийки у него не будет. Подождав немного, пока успокоится сердце, Рава зашел в комнату. Его любимая, драгоценная Лия не должна была ничего знать, он сейчас отпустит ее и оставит в покое навсегда. Как будто не было ни этой ночи, ни этой любви. Все должно закончиться именно так, это его решение. Встав перед девушкой и не глядя ей в глаза, он начал говорить. Он видел, как она слушала его поначалу растерянно, потом испуганно, ничего не понимая. А он, закончив быстро ушел, хлопнув дверью, чтобы не видеть больше этих глаз, полных боли и слез… Вернувшись в камеру, лег, ожидая своей участи. И вспоминал каждое мгновение прошедшего свидания: как она плакала и просила у него прощения за то, что не защитила его, как мечтали об их совместном будущем. Они говорили об этом всю ночь, она дала слово ждать его, а он обещал сделать все, чтобы выйти условно-досрочно. А сейчас он готов был умереть за нее, и был абсолютно готов к тому, чтобы остановить, наконец, так нелепо сложившуюся жизнь.

Потом он, конечно, клял себя за свою слабость, за то, что отпустил девушку навсегда и дал слово больше о ней не вспоминать. В ту ночь его били долго, потому что он все же отчаянно сопротивлялся и до последнего не подпускал к себе никого. Перед глазами все время стояла та, из-за кого он был готов умереть. К несчастью, его не убили. А потом, покалеченного и избитого до полусмерти, выходили в медпункте. Как сказал тогда врач, помогли крепкое здоровье, молодость и везение. По ночам в маленькой больничной палате он плакал не от страха, а молил Бога о смерти. Потому что теперь жизнь без Лии была бессмысленна. Она его никогда не простит. Потом его, опустошенного морально и физически, перевели в другое место, снова помогли родители, отправили на поселение. Там он и встретил распад страны, а вскоре и свое освобождение. Нельзя сказать, что все сокамерники были отьявленные преступники. Много было таких, кто, как и он, залетели непреднамеренно или по ошибке. Он приобрел там интересных друзей, с которыми, быть может, никогда не встретился в обыденной жизни, но там они стали его соратниками и учителями. И когда вышел на свободу, это была другая страна, где полученные «знания» могли вполне пригодиться. Шли девяностые с их разгулом преступности, вседозволенностью, и он всецело окунулся в них. Для многих он стал авторитетом, и это давало новые возможности. От мечтателя и покорителя девичьих сердец не осталось ничего — серые глаза отдавали сталью, а сердце было еще тверже. И так бы его затянуло на темную сторону, если бы не дядя, брат мамы. Быстро став из главного инженера небольшой нефтяной компании ее владельцем, дядя Сагит вспомнил про племянника и вытащил его к себе. Так вчерашний зек Рава стал его правой рукой по безопасности. Теперь он жил в Казани, имел неплохую должность, учился на заочном в нефтяном институте. Все быстро забыли о его прошлом, и родители нарадоваться не могли успехам сына. А мать теперь мечтала о том, чтобы его побыстрее женить и остепенить. Невесту нашли в городе, где он вырос и где до сих пор жили родители. Конечно, она была татаркой, юной девушкой, трудолюбивой и скромной. Ее нашла мать, и сын спорить не собирался. Женитьба ему бы не помешала: бизнес расширялся, дел было невпроворот, и домашний очаг хорошо во все это вписывался. С такими мыслями Рава и оказался в городе юности. И, если бы не роковая встреча с юношеской любовью, наверное, он уехал бы отсюда женатым человеком. Но, увидев свою Лийку, такую красивую, повзрослевшую, неприступную, он понял, что никогда ее не забывал, хотя и пытался вырвать из сердца. И дал себе слово, что будет добиваться ее снова и снова. Его не останавливало то, что она была замужем.

Их соединит сын. Он не будет торопиться, и однажды Лия тоже придет к этой мысли. От этих размышлений его оторвал голос молодого официанта:

— Вам что-то принести?

Рава тяжелым взглядом смерил парня.

Тот услужливо стоял, заглядывая в лицо, сразу оценив, что перед ним богатый клиент.

— Нет, брат. Сегодня мы пить не будем. Сегодня будет большое дело. Принеси мне что-нибудь поесть.

Парень сделал разочарованное лицо и поспешил на кухню.

Глава 2

Лия в это время чуть ли не бегом спешила домой. Сын еле поспевал за ней, но не капризничал, как будто понимал, что с матерью что-то творится. Он вообще был спокойным рослым ребенком, редко плакал, но был неуживчивым со сверстниками, часто дрался и никому не уступал.

— Весь в отца, — говорила в такие минуты мать Лии, и было понятно, она боится, что он повторит путь отца. В тоже время она боялась, что когда-нибудь человек, которого она проклинала, узнает о сыне и снова войдет в их семью, чтобы забрать его. Но еще больше ее страшила мысль, что, увидев его, Лия снова влюбится. Мать беспокоилась не зря: часто она видела, как дочь рассматривает школьные фотографии, на которых был он, и плакала. Схожесть Стасика с отцом только усугубляла ее страдания, она все время его целовала и с грустью вглядывалась в каждую черточку лица. Как-то даже заявила: «Мам, а мой сын вылитый Рава, как ты думаешь, он его признает, если увидит?» Тетя Зина схватилась за сердечные капли. Вот и сейчас, увидев лицо дочери, она сразу все поняла. И обмерла, не зная, что предпринять. Тогда, несколько лет назад, узнав о беременности дочери, у нее было примерно такое же состояние испуга и обреченности. Но потом, слава богу, все разрешилось. И пусть все говорили, что уборщица Зина пристроила свою дочь за приезжего управленца, это ее мало трогало. Главное, что никто не узнал о беременности от сына начальника управления, у которого она работала. Она его побаивалась, но уважала за справедливый характер и молчаливую натуру. Он никогда не повышал голос, хватало его строгого взгляда, чтобы все сразу начинали суетиться. Тете Зине казалось, что, если они узнают про Стасика, они обязательно его заберут и никогда больше им не покажут. Особенно она боялась Фатиму, жену начальника. Она ни перед чем не постоит, если прознает про дитя, думала уборщица Зина и обходила подальше стороной их дом.

Вся власть в их руках, а нынче то и подавно. Вон как они разбогатели в последнее время. Повсюду их фирмы, торговые павильоны. И Рава, говорят, стал большим человеком. Зачем нам они, мы люди простые. Тем более он отсидел. Она помнила слова своего мужа, который был начальником охраны лагеря: «Восемьдесят процентов этих людей никогда не будут нормальными людьми. Это как хроническая болезнь, которая вселяется в человека и мучает его снова и снова. Раз побывав на зоне, они туда возвращаются всегда». Мужу своему она доверяла, он был грамотный человек, царский офицер. Если бы не революция, не война, кто знает кем бы он сейчас был, мечтала она иногда.

Сейчас этот зек грозил счастью ее дочери, и она готова была лечь трупом между ними, чтобы не допустить этого.

Закрыв за собой дверь, Лия обессилено опустилась на стул. А в голове за несколько минут пронеслись воспоминания той единственной ночи, когда они остались в маленькой комнате для свиданий в колонии общего режима. Как стояли друг перед другом неловкие, не знающие, что сказать в первое мгновение, а потом бросились в объятия друг друга. Как добивалась этого свидания, как выпрашивала адрес у Вали, как откладывала деньги со стипендии на поездку. Она тогда еще не знала, зачем едет к нему, испросить ли прощения за его сломанную жизнь, сказать ли ему о своей дурацкой и непонятной любви, которая не давала ей спать и нормально дышать. Но все случилось почти без слов: и ее беззвучная истерика от его всепрощения, ее слезы, которые он зацеловывал, не давая им стечь по лицу. Постепенно напряжение уходило, уступая место нежности, желанию раствориться в поцелуях и объятиях. Она сама не ожидала от себя такой открытости в чувствах, а может, бессознательно была готова к тому, что произошло. Утром она открыла глаза и увидела его лицо рядом с собой, умиротворенное и счастливое. Он спал, едва помещаясь и почти свисая с узкой железной кровати, и бережно ее обнимал. Он показался ей огромным, похожим на большого медведя. И она еще раз улыбнулась своему счастью. Почему все происходит всегда с запозданием? Ей хотелось запомнить каждую черточку его лица, и она нежно стала водить пальцем по нему. В этот момент он проснулся и крепко ее обнял.

— Не знаю, как я теперь буду здесь без тебя, — зарываясь в ее волосы, прошептал он. — Ты даже не представляешь, как я ждал и верил, что ты обязательно будешь со мной. Теперь у меня есть цель, теперь есть ты. Я буду делать все, чтобы выйти отсюда и быть рядом! — И целовал снова и снова.

Она радостно улыбалась в ответ и лишь крепче прижималась к нему. В этот момент в дверь громко и резко постучали. Они быстро повскакивали с кровати и стали одеваться. Рава дал ей знак не бояться, подошел к двери и открыл. Увидев того, кто стучал, удивился и быстро вышел с ним в коридор. Она стала собирать на стол остатки вчерашней еды, что привезла с собой, и, не дождавшись Равы, стала собирать вещи в сумку. Скоро ей нужно было ехать. Уже начала волноваться из-за его отсутствия, как он вернулся. Лицо его было неузнаваемым, и она сразу поняла, что-то случилось плохое там, куда он ходил. Куда делся нежный большой мальчик, который только что говорил ей слова любви? Она встревоженно всматривалась в его лицо, а он прятал глаза и не смотрел на нее. И вдруг как гром с неба прозвучали его слова, которые обожгли ее и, кажется, убили в ней всю ее душу.

— Ты не должна больше сюда приезжать, — медленно и отчетливо сказал он. Его лицо словно осунулось за эти минуты и стало жестким, резко проступили желваки на скулах.

— Никогда, ты слышишь. Забудь меня, живи своей жизнью. И не пиши мне. А теперь быстро уходи, я не хочу тебя видеть. — Он даже не подошел к ней, стоящей как истукан и ничего не понимающей, а просто вышел, хлопнув дверью. Она еще слышала, как он позвал конвой и сказал, что свидание закончилось. Затем послышались удаляющиеся шаги.

Она не помнила, как все закончилось, как вышла за пределы учреждения, как шла мимо огромного забора с колючей проволокой, за которым стояли бараки, на крышах которых сидели люди в одинаковых черных робах и что-то ей вслед улюлюкали и кричали. Она даже не помнила, как села в поезд, ехала обратно. Очнулась только дома в объятиях матери и только тогда зарыдала громко с надрывом. Мать испуганно гладила ее по плечам и все время спрашивала: «Доченька, что случилось, что случилось?» Лия не стала утаивать от матери свою поездку к Раве, ей надо было выговориться. Облегчения не наступило, но мать все поняла и простила.

Потом она узнала о своей беременности, и первой мыслью было броситься под поезд. Но Лия вспомнила про мать: «Она не переживет этого». И все рассказала матери. Та не удивилась, как будто ожидала чего-то такого, молча обняла дочь и строго сказала:

— А теперь не делай никаких необдуманных шагов. Ребенок должен родиться. Учись, пока не видно живота, а там возьмешь академический отпуск. Побольше отдыхай, и главное, хорошо кушай. Пусть ребенок родится здоровым. Бог дал ребенка, Бог даст и на его пропитание.

Так началась новая пора в ее жизни. Токсикоза у нее не было, живота до поздних месяцев тоже, и это позволяло скрывать беременность от ненужных глаз и расспросов. Только аппетит разгорался все сильней. Мать тихо радовалась: будет крепышом ее внучок. Лия удивлялась: «Мам, откуда ты знаешь, что будет мальчик?» Та в ответ улыбалась: «Знаю, и все!» Казалось, все были счастливы, и только сестренка Оля не признавала этой беременности и возненавидела сестру. «Ты всем нам испортила жизнь. Теперь все будут говорить, что ты принесла ребенка в подоле неизвестно от кого», — кричала она во время ссор. Лие в такие минуты не хотелось жить, и только мать спасала своей мудростью и решительностью.

А как-то на каникулах вечером к ним пришел молодой тихий мужчина в очках. Было видно, что он не такой, как они. Интеллигент. Одетый в костюм с галстуком, в белой рубашке, какие в их районе одевали разве что на собственные свадьбы, он казался пришельцем из другого мира. Позже выяснилось, что так оно и есть. Валера приехал по разнарядке из Сибири на работу в управление строительства гидростроя. Был он среднего роста, вполне себе симпатичный, со светлыми глазами, в очках, начинающейся лысиной на затылке и бледным, не берущим загара лицом. От солнца он только краснел как рак. Типичный русский, таких теперь было немало в городе в связи со строительством всесоюзной плотины. Мать Лии, празднично одетая, встретила мужчину радостно-возбужденно:

— Проходите, Валерий Павлович, мы как раз ужинать собирались, — засуетилась она вокруг гостя. — Ну-ка, дочка, накрывай на стол, — кликнула она стоящую у окна Лию.

Та стала ставить на стол угощения, а Валерий тем временем стал разглядывать стоящие на комоде фотографии. Наконец все сели за стол. Мать вынесла откуда-то белое вино, фужеры, которые после смерти отца никогда не доставались из буфета. Попросила гостя открыть бутылку и налить всем понемногу. Валерий после первого тоста немного осмелел, и Лия несколько раз поймала на себе его взгляд. Ей стало не по себе. Она поняла, что он пришел неспроста, и скорее всего мать об этом знала. По-простому говоря, шли смотрины. Мать Лии тем временем расспрашивала гостя о его родителях, интересовалась, откуда и как он попал в их город.

— Валерий Павлович — инженер с нашего управления, — пояснила она дочке. — Он приехал недавно, у него здесь никого нет, вот я его и пригласила на ужин.

Вечер прошел в разговорах о мировых событиях, и вскоре Лия попросилась спать. Валерий Павлович тут же вскочил, стал извиняться и тоже засобирался.

— Ну и что это было? — с укором спросила дочь у матери, когда тот ушел.

— А ты подумай хорошенько и не артачься, если станет ухаживать, — подбоченилась та. — Он человек у нас новый, не испорченный, интеллигентный, так что все еще завидовать тебе будут.

— Мама, как ты можешь, — чуть не расплакалась Лия. — Я же его совсем не знаю, к тому же ребенка жду от другого.

— А ты не скрывай от него, я, к примеру, ему уже об этом сказала. Всякое в жизни бывает, а он, сразу видно, человек понятливый. Ты не думай, я тебя ему не навешиваю. Он сам на днях стал о тебе расспрашивать. Оказывается, видел нас вместе в магазине. Видно, что ты ему понравилась.

— Мама, но ведь он намного старше меня, — обиделась Лия.

— Знаешь, доченька, десять лет — это совсем ничего, женщина быстро старится, через несколько лет разницы не будет видно. Главное, чтобы он тебя любил и твоего ребеночка, а все остальное зависит от тебя, — подчеркнула мать, поднимая многозначительно бровь…

Лия была в шоке. Никогда в жизни она бы не подумала, что ее мать способна на такое. Расстроенная ушла к себе в комнату. А мать еще долго возилась на кухне и крестилась в сторону висевшей на стене маленькой иконы и шепотом просила простить ее грешную душу.

Через пару дней Валерий Павлович пригласил Лию на свидание, а еще через несколько дней сделал ей предложение. На маленькой свадьбе в доме у Лии были все свои: несколько человек из управления и подруга Валька. Как оказалось, Валерий был детдомовцем, а ее родственники вряд ли приехали бы сюда, в это богом забытое место. Лия была заплакана, она без конца обнимала Вальку и желала ей любви и счастья. Та плакала вместе с ней и вспоминала Раву, которого собиралась дождаться. Каждый раз, когда она говорила о нем, Лия начинала плакать еще сильней. Валерий подходил к ней, пытаясь успокоить, гладил ее по плечу, а мать кричала ему немного захмелев: «Ничего, зятек, все девушки на свадьбе плачут, так принято». Тот в ответ смущенно улыбался. Такой запомнилась ей ее свадьба. Валерий действительно оказался хорошим человеком, он ничем ей не досаждал, все ее капризы выполнялись незамедлительно. В один из осенних дней он пришел с новостью, что его переводят в областной центр.

— Уже предоставили квартиру в новом доме, — радостно сообщил он жене, — надо срочно туда ехать. Лию эта новость порадовала: ее живот уже явно выпячивал из-под одежды, и скрывать его было невозможно. К тому же город этот ей стал ненавистен. На нем будто лежала печать всех ее бед и несчастий. Этот город, выросший из застенок для заключенных, словно преследовал ее, сначала сделав ее отца начальником охраны лагеря, а потом отправил ее любимого человека в такой же лагерь…

«И вот он здесь», — невесело усмехнулась Лия, вспомнив, как Рава стоял перед ней бледный и растерянный. Но почему-то это не вызвало в ней чувства мести, а, напротив, сладкая истома охватила ее тело. «Он все такой же красивый, — с удовольствием подумала она. И вспомнила про шрам на лице. — Сколько ему пришлось там пережить!»

Она вспомнила, как он позвал ее на первое свидание в десятом классе, они ходили по замерзшей улице около ее дома, и он назвал ее Снежной королевой. Тогда они впервые поцеловались, и она всю ночь не спала от возбуждения и счастья. Уснет ли она сегодня?

— Господи, спаси меня от него, — взмолилась она невидимому Богу. Но перед глазами было только лицо Равы.

Мать за это время покормила ребенка и уложила его спать. Своего единственного ненаглядного Стасика бабушка чрезмерно баловала. Несмотря на то, что в магазинах было пусто, пенсии задерживались, зарплаты платили натуроплатой, люди жили, встречали праздники, справляли свадьбы. Вот и бабушка Стаса вечно была в бегах, выискивая что-нибудь вкусненькое для внучка, переплачивая знакомым торгашам. Довольная она вышла в зал и увидела сидящую в задумчивости дочь. Настроение сразу же упало. Материнским инстинктом она почувствовала, что дочь виделась с этим татарином, как она его называла.

— Сколько можно сидеть так, — проворчала она, — поди на кухню съешь что-нибудь. На дворе уже ночь.

Но та словно не слышала, подошла к окну, посмотрела за занавеску.

— Мама, я к Вальке сбегаю, — внезапно крикнула она матери и выбежала из дома. Мать кинулась к окну и увидела, как от дерева под их окном отделилась большая фигура. Она сникла.

— От судьбы не уйдешь, — тихо проговорила тетя Зина и опустилась на стул, где только что сидела дочь.

Лия выскочила за калитку и тут же наткнулась на Раву.

— Нам нужно поговорить, — твердо сказал он. — Извини, я повел себя в кафе нехорошо, это от неожиданности. Я не хотел тебя обижать, любимая моя, но и ты должна была сказать мне правду.

Слово «любимая» током пронзило ее сердце. Она испугалась, что сейчас потеряет самообладание и бросится ему в объятия. Собрав, однако, все силы, холодно кивнула. Шел небольшой снежок, который быстро таял под ногами. Словно отвечая на ее мысли, он посмотрел под ноги:

— А тогда улица была замерзшей, и ты чуть не упала в мои объятия.

Лия натянуто улыбнулась:

— Ну так уж и в объятия. Ты всего лишь подхватил меня под руку.

— Я и сейчас ее возьму, — и не дожидаясь ответа, прижал ее руку к себе. — Ты помнишь, что я тебе тогда сказал: «Буду всегда с тобой, держать тебя за руку…» Моя маленькая девочка, прости меня за тот день, милая, родная моя. Я никогда, слышишь, никогда бы этого не сделал, если бы не обстоятельства, поверь мне, — в его голосе зазвучали нотки отчаяния и тоски. — Дай мне возможность искупить свою вину. Верни мне свою любовь, верни мне моего сына.

Он повернул ее к себе и с мольбой посмотрел в лицо. Взглянув ему в глаза, она увидела в них ту нежность и любовь, которые ждала все эти годы, и все ее сомнения куда-то испарились. Страсть, которая спала много лет, вспыхнула разом, и она забыла свою обиду, ненависть к нему. Сейчас была с ними только лунная ночь, тихий снег и он, такой сильный, бережно сжимающий ее руки.

— Моя мама тогда должна была передать письмо от меня, там я тебе все написал, — словно издалека донесся голос Равы, — но ты ничего не ответила.

Эти слова ее удивили.

— Какое письмо, о чем ты говоришь?

Она, конечно, помнила, как его мать пришла к ней незадолго до свадьбы. Лия не узнала в старой женщине властную маму своего любимого. Перед ней сидела уставшая женщина с красными глазами, которые она все время вытирала. Но голос был все тот же зычный и властный, им она стала жестко выговаривать ей за сына, которого якобы чуть не убили из-за нее.

— Что? — остолбенела тогда Лия. — Да вы у сына своего спросите, что он со мной сделал.

Но та ничего не слышала и только кричала:

— Он чуть не умер из-за тебя, зачем ты туда ездила?! Что ты с ним сделала?

— Я? — возмутилась девушка. — Немедленно уходите из моего дома, я не хочу вас слышать. — Закрыв уши руками, она выбежала из комнаты и заперлась в туалете.

Мать Равы хлопнула дверью, громко ругаясь, как обычно, мешая русско-татарские слова…

Могли ли быть в письме ответы на вопросы, мучившие ее. Сейчас Лия могла это узнать от самого Равы.

— Почему ты тогда меня выгнал? Почему твоя мать обвиняла меня? Что с тобой тогда случилось? Скажи, наконец! Я сейчас уже плакать не буду, все прошло.

Он помолчал. Но когда заговорил, голос его звучал твердо:

— «Все прошло», говоришь?! Нет, не прошло, и ты это знаешь. Значит, ты не видела письма? Хорошо, когда-нибудь я тебе все расскажу, но не сейчас. Сейчас меня волнует мой сын, который растет с чужим дядей и не знает меня. Почему ты не сказала мне о моем сыне, неужели ты могла отказать мне даже в этом?

Магия нежности сразу же прошла. Лия взорвалась: