Бесплатный фрагмент - Не будите спящую собаку

Сидя на берегу реки и наблюдая, как по ней проплывает труп твоего врага, помни, что у него могут быть наследники.

Часть 1. Люся

Пролог

21.11.2003г

— Говоря словами Шрека, наша жизнь как репчатый лук. Она многослойна, и чем больше слоёв открываешь, тем больше проливаешь слёз. И запомни дочь, что, открыв последний слой ты не найдёшь ровным счётом ничего. Ничего! Понимаешь? Под всеми этими слоями ничего не кроется. Нет ни ядра, ни зерна. Все поиски, несмотря на перенесённые страдания, ни к чему не приведут. Ты меня поняла? Не надо копать слишком глубоко. Наслаждайся жизнью. Умей прощать обиды. Но помни. Именно лук придаёт вкус и сочность блюдам из мяса. Без него жизнь будет пресная. И ещё. Рассчитывай всегда только на себя. Вместе с другом легче пройти любой путь, достичь гораздо более высоких вершин. Но не зря говорят, что настоящие друзья прошли огонь, и воду, и медные трубы. И последнее испытание самое сложное. Во всей истории Земли можно найти единичные примеры, кто его выдержал. И если ты доберёшься до вершины славы с другом, будь всегда готова получить нож в спину. Или будь готова его всадить в спину друга. Не знаю, что тяжелее. А чем выше ты поднимешься, тем вероятнее этот удар получить и тем глубже будет рана. А сейчас иди. Меня уже ждут.

Люся оглянулась. Кроме них в комнате никого не было, да и во всей квартире. Это она знала точно. Отец уже неделю не вставал с постели, если только в туалет. Сбросивший за последний месяц килограмм двадцать, он был похож на первый весенний гриб сморчок. Вместе с полнотой испарились былое благодушие и неиссякаемый юмор. Несмотря на жизненные перипетии, он никогда раньше не терял бодрости духа. Люсе казалось, что он даже мог сварить кашу из топора, обильно сдобрив её своими едкими шуточками. Но последние дни сломали и эту, казалось, неутомимую машину оптимизма. Наркотики уже не помогали, и она частенько просыпалась ночью от его криков. Днём он ещё терпел, хотя одному Богу известно, чего это стоило, а ночью иногда терял контроль над собой, и окрестности оглашались его воплями. Он просыпался в холодном поту и потом уже не мог уснуть до утра, стиснув зубы и зарывшись в подушку.

Люся раньше могла съязвить по любому поводу, но сейчас в тоне отца сквозил такой холод, что было не до шуток. Она кивнула, поправила одеяло, поцеловала его в лоб и направилась к двери.

— Постой… — почти шёпотом пролепетал отец. Его долгая речь отобрала у него последние силы. — Открой нижний ящик шкафа. Там…

Он замолчал. Девочка подошла к шкафу и выдвинула ящик. В дальнем углу под ворохом тряпок лежал стальной макет бульдозера на гранитной подставке. Она взяла его в руки. Несмотря на скромные размеры, он весил прилично. Люся пригляделась. На полированной поверхности камня проглядывали выгравированные вязью буквы: «Дорогому Рустему от Бориса в честь юбилея компании «ТрансМашТрест».

«Какое название дурацкое, трест какой-то, прям как у О’Генри» — подумалось Люсе, но вслух она сказала только:

— Это?

— Да. Не потеряй. Это ответ на многие твои вопросы…

— Какие вопросы?

— Которые у тебя когда-нибудь возникнут…, — отцу говорить становилось всё труднее и его голос перешёл на шёпот, — и ещё… это чистая платина. Спрячь где-нибудь. — Отец перевёл дыхание и продолжил. — Если будет совсем тяжко, сдай его в ломбард на вес, а подставку разбей. Теперь всё. Прощай.

Люся вышла из комнаты и пошла на кухню выпить кофе. Она машинально поставила сувенир на полку навесного шкафчика рядом с многочисленными баночками. Посмотрела на часы. Через полчаса отцу надо дать поесть переваренной каши. Ещё есть время собраться с мыслями и чуток приободриться горячим напитком.

Люся заварила кофе, прислушалась к аромату и задумалась. За последнее время это был самый долгий их разговор с отцом, точнее его монолог. Обычно говорила она, а он лишь грустно улыбался и отвечал междометиями. Она знала, что родители, особенно в старости, обожают читать нотации и учить жизни. И чем старше они становились, тем более пространными были речи и тем меньше в них оставалось здравого смысла. Они всё больше походили на адскую смесь нелепых штампов, сетований на жизнь и бесконечных воспоминаний о временах, когда небо было голубее, а трава зеленее. Юрий Борисович был не таким. Когда случались какие-нибудь неприятные ситуации с ней, он просто сажал её на стул напротив себя и спокойно разбирал всё по косточкам. Без криков и нотаций. Если накосячила она, то он показывал ей все её ошибки и их последствия, но не ругал, а терпеливо объяснял, как надо было правильно поступить. Если же её вины не было, то он рассказывал, как надо себя вести, чтобы не попадать в неприятные ситуации.

— Ты пойми. Невиноватых на сто процентов не бывает. Даже если на тебя с крыши упал булыжник, твоя вина в том, что ты не подумала и пошла под шатким карнизом. Булыжник не виноват, что стена обветшала от времени.

— А если этот камень кто-то специально кинул?

— Тогда ты тем более виновата. Нужно жить так, чтобы ни у кого не было ни повода, ни желания, ни смелости кидать в тебя камни.

— Это как?

— Это, дочка, большое искусство. Но ты должна им овладеть в совершенстве, пока не вышла во взрослую жизнь. Но оно приходит постепенно, с опытом. Вот, например, ситуация…

Люся задумалась. Как ей малявке было интересно обсуждать с папой взрослые темы? Наверное потому, что он никогда не считал её неразумным ребёнком, разговаривал на равных и не боялся отвечать на любые вопросы. Правда сами ответы не всегда радовали. Люся была умной девочкой и чувствовать себя дурой ей не нравилось. Поэтому со временем она, прежде чем задать вопрос вслух, пыталась ответить на него самой, чтобы не получить язвительное замечание отца. Это было непросто, язык сам норовил залезть вперёд и нести всякую чушь, но постепенно она научилась сдерживаться.

Но однажды Люся не получила прямого ответа на свой вопрос.

— А у тебя есть враги, которые могут бросить в тебя камень? — спросила она тогда.

— Ты хочешь узнать, накосячил ли я когда-нибудь по-крупному? — вопросом на вопрос ответил он.

— Да.

— Ну, видишь ли, в те лихие времена, когда мы строили бизнесы, всё менялось так быстро, возможности были такие заманчивые, а мы были такие молодые, голодные и глупые, что наверняка я кому-нибудь да наступил на хвост.

— Значит, у тебя есть враги?

— Нет, милая, все мои враги уже давно спят в своих деревянных одеждах, можешь никого не бояться.

— А что же тогда с нами случилось?

— Ну, понимаешь, самый тяжёлый камень тот, который ты сам себе вешаешь на шею. И во время шторма с таким камнем выплыть очень трудно. То, что я сейчас жив уже чудо. Не многие, оказавшиеся в моей ситуации так легко отделались.

— Тебе помогли друзья?

— Да, — сказал он вслух, а про себя добавил — «заклятые друзья».

На том тот разговор и закончился. Люся так ничего и не поняла, но запомнила его на всю оставшуюся жизнь. Последнюю неделю вспоминала она его особенно часто. Может рак поджелудочной, который быстро и безжалостно убивал сейчас её отца и есть расплата за ошибки молодости? Спросить напрямую ей не хватало смелости, да и выглядело бы это кощунственно.

— Надо бы спросить, кто это такие Рустем с Борисом. Может быть это из-них все беды? Да нет. Бред какой-то! — отрезюмировала она в очередной раз свои тяжёлые думы и глотнула кофе. Он уже остыл и постепенно из кафэ-оле превращался в кафэ-фраппе.

Внезапно к Люсе пришло ощущение страха. Как будто кто-то стоит за спиной и буравит недобрым взглядом. Это чувство было настолько сильным и реальным, что она очень медленно оглянулась и посмотрела за спину. Конечно, там никого не оказалось.

— Приплыли! — сказала она вслух, чтобы на всякий случай приободрить себя, — уже зелёные человечки мерещатся. Так и до паранойи не далеко…

Страх между тем не исчез, а наоборот стал ещё сильнее.

— Спокойно! Ты просто немного перенервничала, — выдавила Люся, — я сейчас встану, и ничего не случится.

Она поднялась, и как бы невзначай вытащила из держателя самый большой кухонный нож, якобы намазать масло на хлеб. Потом с деланным спокойствием подошла к холодильнику, мимоходом заглянула за него и не останавливаясь дошла до двери в отцовскую комнату. Постояла несколько секунд, прислушиваясь к полнейшей тишине. Казалось, даже птицы за окном замолчали. Резко открыла дверь и сделала первый шаг. Отец лежал на кровати в той же позе, как она его оставила полчаса назад. Наверное, уснул. Она резко оглянулась — никого. Опустила руку с ножом и подошла к кровати, чтобы поправить одеяло. Посмотрела на его лицо. Пустые немигающие глаза смотрели сквозь неё прямо в потолок…

Рустем

03.03.2013г.

Рустем взял голубой мелок и тщательно натёр им кончик кия. Его глаза не отрываясь смотрели на шары на зелёном сукне. Ставка была невысока, но победа в этой партии была делом принципа. Счёт три-три по партиям. Проиграть эту серию означало подвергнуться насмешкам на целую неделю. И от кого? От человека, который кий толком держать за столько лет не научился. Вот только что-то неуловимо напрягало.

Три шара на поле. Три тысячи на кону. Третье марта. Он никогда не был суеверным, но такое обилие троек не укладывалось ни в какие рамки.

Рустем заметно нервничал. Его напарник, Андрей, кореш со студенческой скамьи это заметил и, как мог, подливал масла в огонь.

— Ну, шо, Рустик, ручки трясутся? — усмехнулся он и закурил сигарету.

Закон о запрете курения в общественных местах уже вышел, но пока его никто всерьёз не воспринимал. Только появилась табличка «Зал для курящих». Да и как можно было реагировать по-другому? Вы где-нибудь видели бильярд без спиртного и сигарет? Это всё равно, что в баню веник запрещать приносить.

— Отчепелись! — Рустем хотел сказать более крепкое слово, но за соседним столом играла молодая девушка, и врождённое воспитание не позволяло ему материться в её присутствии. — Всё равно я лучше тебя играю. Просто сегодня день невезучий. Одни тройки!

— Чем тебе тройки-то не угодили? Чай на дворе не тридцать седьмой год.

— Не угодили и всё тут! — буркнул в ответ Рустем. Подтянул специальную перчатку и тщательно прицелился.

Действительно, не будет же он тут распинаться о своих школьных страхах. Тогда получить тройку для него было равносильно хорошей взбучке. Даже пару можно было оправдать забывчивостью или невниманием, тройка же означала тупость, а этого отец стерпеть не мог. Вот и сейчас ему показалось, как от стены отделилась тень с широким солдатским ремнём в руках. Помахивая блестящей латунной пряжкой с пятиконечной звездой, она как бы намекала на неотвратимое наказание в случае промаха.

Рустем мысленно отогнал наваждение и посмотрел на шары. Как назло, они стояли совершенно ровно, и промах лишь подтвердил бы его позор.

— Пу!!! — неожиданно раздалось у него возле уха.

Рука непроизвольно дёрнулась, кий соскользнул и задел за самый край шара, который закрутился и по дуге пронёсся мимо второго шара, чудом зацепившись за третий.

— Да чтоб тебя! — Рустем резко развернулся и замахнулся кием на напарника, — ты совсем охренел?!

Все немногочисленные посетители как по команде повернулись с любопытством в их сторону.

Рустем покраснел, пробормотал извинения и отвернулся к стене. Андрей громко рассмеялся.

— Ну не расстраивайся ты так! Не корову же проигрываешь!

Все уже потеряли интерес к происходящему и как ни в чём ни бывало занялись своими делами. Только девушка за соседним столиком продолжала смотреть на них широко распахнутыми глазами. Андрей ей подмигнул и продолжил.

— Хочешь, мы засчитает тебе техническую победу?

— Да иди ты! — огрызнулся Рустем, — ты только и можешь выигрывать нечестно!

— Ну почему же только выигрывать? Я могу и нечестно проигрывать. Вот смотри.

С этими словами он достал из кармана несколько купюр и стал громко отсчитывать.

— Одна, две, три тысячи рублей! Ваш законный выигрыш!

Рустем с брезгливо, будто купюры были измазаны чем-то противным, взял купюры и засунул к себе в карман. Затем плюхнулся на диванчик и подозвал официанта.

— Коньяка грамм сто принеси, и лимончик не забудь, — сделал заказ и демонстративно отвернулся.

Андрей как будто этого и добивался. Он тут же подошёл к девушке.

— Вы нас ради Бога извините, просто мой товарищ ни при каких условиях не умеет проигрывать. Кстати, Андрей. А это, — он махнул в сторону своего партнёра, — Рустем Ибрагимович. Мой заклятый друг.

Даже в представлении Андрей не преминул подколоть Рустема. Очевидно, они были ровесниками, но обращение по отчеству сразу делало его намного старше, что при общении с молодой девушкой сразу ставило в невыгодное положение.

— Людмила, — девушка улыбнулась, чуть помедлила и добавила — Ивановна.

— О как! А позвольте поинтересоваться, Людмила м-м-м Ивановна, что столь молодая особа делает в этом с позволения сказать клубе пенсионэров, да ещё в гордом одиночестве? Бильярд, если мне не изменяет память с утра был игрой парной.

— Да, но, как и в любой другой игре, чтобы научиться хорошо играть, нужно тренироваться, иногда и в одиночку.

— И не скучно?

— Ужасно скучно. Но что поделаешь?

— А что собственно заставляет Вас столь скрупулёзно подходить к этому процессу?

— Вот мечтаю надрать задницу одному типу.

— Даже так? И как, получается?

— Пока не знаю. Я ведь с ним ещё ни разу не играла.

— Вы меня заинтриговали. Зачем же он Вам сдался? Вы хотите его таким образом соблазнить? Но с Вашей красотой, бильярд Вам совершенно не нужен. Пустая трата времени.

— Нееет, — Людмила засмеялась, — я хочу его убить…

Андрею показалось, что он ослышался, но взгляд у девушки был совершенно серьёзный. Тем не менее, он решил уточнить.

— Это шутка?

— Нет. Я действительно хочу его убить. Морально.

— Уф, Вы меня напугали. — Андрей рассмеялся.

— Вы такой пугливый? — девушки прищурилась и пристально посмотрела ему в глаза. — Кажется те, кто пережил девяностые, уже ничего не должен бояться.

— Ух ты! Я думал, что Вы киборг из будущего, а Вы оказывается из прошлого. Но если Вы из девяностых, то очень неплохо сохранились…

— Киборги не стареют, Вы забыли?

— Точно! Склероз, простите! А что мы всё тут на сухую беседуем? Можно Вам заказать что-нибудь выпить? А то мой друг сопьётся в одиночку. Как насчёт Хеннесси ИксО? Или предпочитаете что-нибудь полегче?

Как раз в этот момент подошёл официант, с небольшим подносом, на котором стоял графинчик с коньяком, пара бокалов и блюдце с ломтиками лимона. Андрей ловко подхватил поднос, провёл им перед лицом Рустема и поставил на стол.

— Голубчик, ещё один бокал и грамм триста — он посмотрел в сторону девушки, которая незаметно утвердительно кивнула, — того же самого.

Рустем, который до этого момента молча наблюдал, как его товарищ откровенно клеит, и при том весьма успешно, молодую и симпатичную девушку, понял, что обижаться вредно для здоровья. Надо было срочно перехватывать инициативу, а то столько унижения за один вечер было чересчур много. Он резко поднялся, взял в одну руку оба бокала и плеснул в них коньяка.

— И шоколад. Только настоящий, Линдт, например. Есть?

— Я уточню, — официант поклонился, — что-нибудь ещё?

— Пока нет, — ответил за всех Рустем, — если что, мы Вас позовём.

Он протянул один бокал девушке.

— Разрешите представиться. Как заметил мой друг, Андрей Дорминтонтович, — на последнем слове он сделал особое ударение, так что Андрей чуть не подавился, а Людмила не удержалась и прыснула, но сразу же постаралась принять серьёзный и виноватый вид, — меня зовут Рустем, а для друзей просто Рустик. Предлагаю по граммульке за знакомство.

Он поднял бокал, слегка поклонился Людмиле, осторожно с ней чокнулся и пригубил коньяк. Она последовала его примеру, сделала глоток и потянулась к лимону. Неожиданно, Рустем жестом её остановил.

— Не рекомендую закусывать лимоном хороший коньяк.

— Это почему?

— Не хочу называть это мещанством, но… Это портит вкус коньяка.

— По-вашему, император Николай Второй был мещанином?

— Конечно нет, но то что дозволено Зевсу не позволительно быку. Великие вправе нарушать любые запреты, но нам, увы, это нельзя. А откуда у Вас такие глубокие познания в культуре пития коньяка?

— Жизнь заставила, — ответила девушка и сразу перевела тему, — так, где же Ваша «правильная» закуска?

— Строго говоря, правильной здесь нет. Коньяк лучше всего закусывать выдержанным сыром, но сойдёт и нормальный шоколад. Кстати, вот и он…

Как раз в этот момент к их столу подошёл официант. Рустем взял пустой бокал и не глядя протянул его Андрею. Было что-то в этом жесте унизительное, но тот не стал поднимать волну. Он уже сегодня достаточно подтрунил над своим другом, и решил дать шанс отыграться.

Пока Андрей сам себе наливал напиток, Рустем разломил плитку тёмного Линдта на квадратики и наделал «бутербродов» из долек лимона с кусочками шоколада.

— Вот так будет немного лучше, — он протянул блюдце девушке.

Она аккуратно взяла «закуску», и сама предложила следующий тост.

— За хорошую игру.

Все выпили. Рустем решил не сбавлять обороты, и пока фишка прёт, не отпускать инициативу из своих рук.

— Извините, Людмила, можно задать вопрос?

— Погодите. Сейчас угадаю. «Почему Вы здесь одна? В бильярд вроде как вдвоём играют.» Так?

— Я такой предсказуемый? — Рустем сделал обиженное лицо, но получилось смешно.

— Да, — девушка засмеялась, — все мужчины одинаковы, особенно… — она замялась, боясь обидеть собеседника намёком на его возраст.

— Особенно? — Рустем напрягся. Видно было, что ему уже было не так весело.

— Особенно, когда они пытаются флиртовать, — нашлась Люда и тут же перевела тему, — я тут одна, по собственному желанию. Хочу немного потренироваться в игре. А для этого иметь партнёра вовсе не обязательно.

— То есть мы отрываем Вас от важного занятия? — Рустем расслабился и деланно огорчился.

— Нет, что Вы! В любой тренировке должны быть перерывы.

— Ну тогда, — неожиданно вклинился в разговор Андрей, — предлагаю Вам сыграть, так сказать тренировочную партию.

— Не слушайте его, дорогая. Он сможет Вас научить только бить мимо лузы и метать шары через борт!

— Ну почему же, — заступилась за Андрея Люся, — мне показалось, что вы играете приблизительно одинаково…

— Это просто, потому что сегодня неудачный день. Всё из рук валится…

Рустема понесло в долгие рассуждения, и он даже не обратил внимания, как Андрей аккуратно расставил шары и протянул биток девушке.

— Ваш выход мадмуазель.

— Что? — не понял Рустем.

— Отдохни, Емеля! Весь мозг девушке запудрил своими россказнями. Посиди, пока мы чуток разомнёмся.

Людмила посмотрела на своего поникшего собеседника, виновато пожала плечами и пролепетала:

— Извините Вашего друга, но я Вас внимательно слушаю.

С этими словами она поставила красный шар на линию чуть в сторону от центра, прицелилась и не очень сильно ударила. Биток неспешно прокатился до стройного ряда своих бледнолицых товарищей, чиркнул по одному из них и аккуратно закатился в лузу.

Андрей молча сглотнул слюну, а Рустем так и замер с открытым ртом. Шар, конечно, не Бог весть какой сложный, но они никак не ожидали такого начала.

— Извините, случайно получилось. И я забыла спросить мы в пирамиду или американку?

Мужчины переглянулись.

— Пойду-ка я покурю на свежем воздухе, — промямлил Рустем.

— А я с Вашего разрешения выходить не буду.

Девушка взяла с соседнего диванчика небольшую сумочку, достала пачку тонких длинных сигарет и прикурила. Рустем передумал и плюхнулся на диван. Что-то ему подсказывало, что вечер его персональных унижений на сегодня не закончился. Игроки на некоторое время оставили его в покое, но ненадолго. Люсе понадобилось десять минут, чтобы под орех разделаться с Андреем. Только под конец игры она позволила ему закатить два шара и уйти от несмываемого позора.

У Рустема чесался язык отыграться за все полученные насмешки и подколоть друга, но он очень хорошо понимал, что шансов обыграть малолетку у него никаких, а язык у Андрея куда острее. Он благоразумно решил отмолчаться и даже изобразить что-то вроде мужской солидарности.

— Однако! — воскликнул он. — Это ещё кто у кого учиться должен! Раздели моего друга как мальчишку. Страшно даже за кий браться.

— Извините, но я, кажется, не просила меня учить. Для этого есть м-м-м, — она запнулась, раздумывая как не обидеть своих случайных знакомых, — специально обученные люди.

— Да, но чтобы так научиться играть даже у специально обученных людей, нужно долго тренироваться. А я Вас здесь ни разу не видел.

— Надо же, — парировала девушка, — какое совпадение! Я Вас тоже ни разу не видела, хотя играю тут каждую субботу.

— Но сегодня воскресенье! — попытался парировать Рустем. Получилось неубедительно.

— Как ни странно, Вы правы. Просто мой тренер вчера не смог прийти по семейным обстоятельствам и попросил перенести тренировку на сегодня.

— И где же он?

Девушка посмотрела на часы.

— Будет через двадцать минут. Как раз успеем партию сыграть. Не возражаете?

Она уже сама расставила шары и пристально смотрела Рустему прямо в глаза. Он с превеликим удовольствием отказался бы от этой игры, но сдаться без боя было бы ещё большим позором. Можно ещё, конечно, попытаться «замылить» предложение, что он и предпринял.

— Боюсь, перед занятием Вам нужно сделать тренировочные упражнения, а не отвлекаться на бесполезную игру с ветеранами невидимого фронта…

— Рустик, если ты ссышь, так и скажи. А я с удовольствием составлю компанию этой милой девушке на следующую игру, — неожиданно вклинился в разговор Андрей. Это произвело должное впечатление, и Рустем сразу дал обратный ход.

— Мужчина, посторонитесь, не видите, здесь играют, а Вы видимость загораживаете. Впрочем, можете остаться и доставать шары из лузы, — он обернулся к девушке, — Ваш удар, сударыня!

— Может быть, всё-таки первым ударите Вы? — Людмила сделала жест рукой.

— Нет. Об этом не может быть и речи. Есть как минимум три причины, чтобы Вы начали игру.

— Интересно, и какие же? — Люда приподняла одну бровь.

— Во-первых, Вы дама. Во-вторых, Вы выиграли предыдущую партию. А в-третьих…, — тут Рустем запнулся. Он втайне надеялся, что девушка закатит восемь шаров с одного захода, не дав ему ни разу ударить самому. Как ни странно, такая сухая победа была для него наименее позорна. Но признаться в этом публично он, конечно, не мог, — а в-третьих, достаточно и двух предыдущих!

Людмила засмеялась и сделала удар. Как и в предыдущей партии биток неумолимо направился в лузу, почти не потревожив всю пирамиду.

— Какие-то не случайные у Вас случайности, — прокомментировал её удар Рустем.

— Что уже страшно? — добавил Андрей и подмигнул Людмиле. — Отмстите потомку Чингиз-Хана за вековые унижения русского народа!

— А Вы реально потомок Чингиз-Хана? — удивилась девушка.

— Нет, это он так шутит. — Рустема эта не первой свежести острота никак не задела, — хотя он сам может с какой-то степени быть его родственником. Знаете, как у нас говорят? Потри любого русского и найдёшь татарина.

Людмила рассмеялась.

— Мне всегда казалось, что деление людей на русских, татар, евреев в нашей стране очень условно. Все мы говорим на одном языке, читаем одни книги и даже играем в одни игры. Зачем это? Не зря же для американцев мы все русские. Даже они пытаются объединить нас в одну нацию, а мы упорно разбегаемся друг от друга.

Мужчины даже притихли от такого монолога. Хмель почти выветрился, и они явно не хотели остаток вечера потратить на политические дебаты.

— Глубоко, — наконец прервал затянувшееся молчание Рустем, — это в каком ВУЗе так учат?

— Не знаю, — запросто ответила Мила, — я в вузах не училась. Но если и пойду когда-нибудь, то явно не в гуманитарный.

— Это почему же?

— Не знаю. Мне всегда математика больше нравилась. Там всё чётко. Дважды два четыре. И никаких гвоздей. А вот эти бла-бла-бла, бла-бла-бла раздражают. Вот вы кем работаете?

— Я? — Рустем испуганно посмотрел на Людмилу, как будто ожидал какой-то подвох в простом вопросе. — У меня, знаете ли, очень скучная профессия…

— Это каскадёром что ли?

— Почему?!

— Ну, каждый день одно и тоже. Выпрыгиваешь из горящего дома или на полной скорости из автомобиля. Сначала интересно, а потом приедается… Толи дело, например, бухгалтер.

— Кто?!

— Бухгалтер. Каждый день придумывает всякие там схемы, махинации, как надуть налоговую инспекцию. Знаете, играть в азартные игры с государством, это такой адреналин! Ну и математика опять же. Эх… Я, наверное, никогда не смогу стать бухгалтером. Это так сложно…

— Напрасно Вы так думаете, — Рустем оживился, — бухгалтерия — это очень просто, её каждый может освоить.

— А Вы что, бухгалтер?

— Да…

— Ух ты! Прям настоящий? В смысле главный. Или там на подхвате?

— Самый что ни на есть главный, — Рустем скорчил обиженное лицо. В его-то возрасте и на побегушках? — А что?

— Да вот, всегда мечтала узнать, чем дебет отличается от кредита. Сможете объяснить, но так, как для тупой блондинки?

Рустем задумался. За несколько десятков лет своей карьеры он ни разу об этом не думал всерьёз и глубоко. Как-то всё было просто. Дебет — слева, кредит — справа. А ведь по большому счёту, больше никаких отличий и нет.

Игра между тем постепенно подходила к концу. Но на этот раз, Людмиле категорически не везло. Она постоянно мазала. Казалось бы, самые верные шары сами выскакивали из луз, а то и просто останавливались прямо в створе. Счёт, конечно, был в её пользу, но далеко не такой разгромный как в партии с Андреем. Это очень радовало Рустема. Поначалу, пределом его мечтаний было закатить три шара, чтобы утереть нос товарищу, но по ходу игры пару раз возникала слабенькая надежда и на нелепый выигрыш. Но сейчас нужно было ответить на поставленный вопрос, а что он толком и не знал.

— Дебет — слева, кредит — справа, — само сорвалось с губ.

— И всё? — недоверчиво переспросила Мила.

— И всё, — уже более уверенно подтвердил Рустем. — Это как монета. Орёл, решка. Какая разница? Раньше на монетах могло ничего не быть. Ни номинала, ни герба. Ни тем более года выпуска. Когда-то и общепринятых календарей не было. Это уже сейчас определённые атрибуты придумали, чтобы от всяких там медалек и жетонов отличать. Так и в бухгалтерии. Одна сторона дебет, другая кредит.

— А как же дебиторы, кредиторы. Это же не просто, кто справа или слева стоит.

— Это да. Но это уже совсем другие термины. Например, если Вы кому-то должны денег, то это Ваш кредитор. Но та же прибыль, которая вся Ваша, тоже на кредите счёта отражается. Всё очень условно.

— Во! Вот я и говорю, что никогда не смогу в этом разобраться. А вот мой папа говорил, что хороший бухгалтер может так всё провернуть, что не ты должен будешь государству, а оно тебе…

— Ну это он загнул. Раньше, да. Такой бардак был, что кто что хотел, то и делал. А сейчас каждый шаг как под прицелом. Никуда не рыпнешься. Хотя, конечно…, — Рустем хитро прищурился и недоговорил до конца, а перевёл разговор. — Лучше расскажите, чем Вы занимаетесь, что в таком юном возрасте такие глубокие идеи выдвигаете.

— Я? Ну что сказать? Мы киборги не стареем, поэтому всегда выглядим молодо. Потом мы побеждаем зло, защищаем добро и восстанавливаем справедливость. — Мила перешла на шёпот, — к тому же Вы тут на Земле в девяностые такого наделали, что нам теперь много лет расхлёбывать всё это придётся.

Она громко рассмеялась.

— Но, если серьёзно…, — девушка враз посерьёзнела, задумалась, внимательно посмотрела на стол. Потом резко подошла к нему и почти не целясь сделала удар. Сразу два шара влетели лузы. — То… партия! К тому же вон мой тренер пришёл. Поэтому, я раскланиваюсь, благодарю за приятно проведённое время и коньяк. А если будет желание продолжить нашу беседу, то я тут бываю по субботам после девяти вечера.

Людмила театрально поклонилась и отошла к соседнему столику, возле которого уже суетился невысокий старикашка.

— Прикольная девчонка, — заметил ей вслед Андрей.

— Ага. Прикольная и не простая, — ответил Рустем.

Они посмотрели друг другу в глаза, и каждый уже знал, где он будет в ближайшую субботу, в девять часов вечера.

«Очень непростая! Откуда же ты появилась?» — про себя подумал Рустем. Непонятно тревожное чувство неуловимо исходило от неё. Но как огонь мотылька, оно манило к себе, притягивало неотвратимо и фатально.

Люся

06.08.2010г.

Высокая, но очень худая девушка потянула на себя тугую входную дверь. На девушке было надето застиранное, но тщательно выглаженное ситцевое платье. Волосы убраны в хвост. В руках дерматиновая сумочка неопределённого цвета. Похоже, что её покупали ещё при Сталине.

Её бил озноб, но не от холода, а из-за нервного напряжения. Слишком много зависело от её сегодняшнего визита. Что окажется за этой дверью. Счастливое будущее или глухая стена? Она долго колебалась, прежде чем решилась на этот шаг, обдумала все возможные варианты и их последствия, но никак не могла даже представить, что окажется на самом деле.

На двери в целлофановом файле висел пожелтевший листок, сообщавший, что внутри находится Управление социальной защиты населения.

Девушка вдохнула сырой затхлый запах и спустилась по ступенькам в полуподвальное помещение. В начале длинного коридора сидел пожилой охранник в убогом синем френче. Надпись на клапане кармана гласила «ЧОП «Орёл». «Боже! Когда ты был орлом, ЧОПов ещё и в помине не было» — промелькнуло в голове у девушки. Тем не менее она приблизилась к «орлу» и негромко кашлянула. Тот и ухом не повёл. Перед ним лежал толстенный сборник кроссвордов, который был гораздо более интересен, чем убогие бабки, периодически прошаркивающие мимо него. Их практически непрерывный кашель пролетал мимо его ушей, никак не отзываясь в голове, занятой непосильным воспоминанием того, чего он никогда не знал.

Люся быстро сообразила, что нужно действовать более решительно, хотя и было очень страшно.

— Извините, пожалуйста! — почти крикнула она.

От неожиданности охранник выронил ручку и воззрился на девушку.

— Ты чё орёшь, как ненормальная? Чего тебе? — спросил он через некоторое время.

— Кто тут сиротами занимается?

— Это ты что ль сирота? — охранник ещё раз тщательно осмотрел посетительницу, — до конца коридора. Читать умеешь? — девушка кивнула, — ну так читай таблички. Ходют тут, орут понимаешь!

Охранник потерял всякий интерес к девушке и полез под колченогий стол искать упавшую ручку.

Люся протолкалась сквозь толпу что-то бойко обсуждающих бабок, дохла до конца коридора и принялась изучать выцветшие листки бумаги, приколотые к дверям. На одной в ряду многочисленных слов она разглядела слово «сирот» и тихонько постучала в дверь. В ответ не донеслось ни звука. Тогда она набрала полную грудь воздуха толкнула её. Дверь со скрипом отворилась. Её взору предстали три немолодых и некрасивых женщины, сидящие на дешёвых стульях. На столе у каждой лежал огромный ворох бумаг. Все как одна уткнулись в какие-то документы.

Люся дошла до середины комнаты, как одна из них, не поднимая головы произнесла:

— Двери закрываем! Сквозняк ведь.

— Ой простите, — девушка покраснела, вернулась и притворила дверь за собой. — Не подскажете, а сиротами кто здесь занимается?

— Все тут сиротами занимаются, — ответила та же женщина, — чё надо?

— Я по поводу жилья. Вроде как после восемнадцати лет сиротам жильё должны давать…

— Маш! Это к тебе! — женщина махнула рукой в сторону.

Люся только сейчас разглядела, что между двумя шкафами со стеклянными дверцами находится ещё одна дверь. Она пробормотала благодарность и двинулась в следующую комнату. Не успела она переступить порог, как услышала вопрос.

— Фамилия?

— Чья? Моя?

— Нет, моя! Квартира кому нужна? Тебе?

— Краснова.

Женщина выглянула из-за кипы папок, пристально посмотрела на посетительницу и достала большой затёртый журнал.

— Документ есть?

— А? Да, конечно!

Люся суетливо полезла в сумочку и достала паспорт.

— Вот, пожалуйста.

— Это чё? Паспорт? На кой ляд он мне. Справка есть о постановке на учёт?

— Нет. А где такие справки дают?

— Ты откуда такая свалилась? Из детдома что ли сбежала?

— Нет. Я у тётки живу.

— Так у тебя что, опекунша есть? Так пусть она и приходит. Ты чего припёрлась?

— Видите ли, мы не совсем ладим. А тут мне восемнадцать лет исполнилось, и вроде как она теперь и не опекунша мне. Не сегодня-завтра выгонит из дома и куда мне идти?

Сотрудница ещё раз посмотрела на неё и немного смягчилась.

— Ладно садись. Сейчас всё выясним. Как говоришь твоя фамилия? Краснова?

Она долго изучала журнал, пролистывая одну страницу за другой, но ничего так и не нашла.

— Нет тебя в списках. Эта твоя тётка пьёт что ли? Нет от неё заявления. Объясняешь им объясняешь, как об стенку горох. Короче иди к начальнице, он тебе скажет, что делать, — она замолчала и вдруг резко спросила, как будто что-то вспомнила — а ты точно сирота? Или лишёнка?

— Простите кто? Лишёнка? — Люся не поняла, что её спрашивают.

— У тебя родители умерли или прав лишены?

— Папа умер, а мама в психушке. Вот меня тётка и приютила по доброте своей.

— Это ты с Москвы что ль? — раздался голос из дальнего угла комнаты.

— Да, раньше в Москве жила, а что?

— Не Маш, ты посмотри какие наглые эти москвачки. Ни стыда ни совести у них нету. И вырядилась-то как! Прям круглая сиротка безродная! Гони её, эту мошенницу в шею!

— Подождите! — у Люси на глазах навернулись слёзы, какую мошенницу? Вы о чём? Если я раньше в Москве жила, то сразу мошенница? Вы нормально объяснить можете?

— А чё тут объяснять? У самой квартира в центре Москвы, незнамо сколько мильонов стоит, а она у тут у настоящих сирот последний угол украсть хочет. Не, Мань, ты видала эту сучку недобитую.

Женщина, которую сотрудница назвала Маней уже сама хотела вышвырнуть просительницу за дверь, но увидев как из её огромных глаз хлещут слёзы, сжалилась.

— Нин, чё ты разоралась-то? Может девка-то и ни при чём. Ты её тётку видела? Припёрлася такая вся разфуфыренная, краля. А эта, посмотри, одна кожа да кости.

— Да, ладна! У них там вся семейка така! А худющие они сейчас все, молодёжь. Мода у них такая. А может просто на наркоте сидит. Ты её руки-то проверь!

Тут Люсе стало совсем обидно.

— На какой наркоте?! — она подняла руки вверх, чтобы всем было видно, — у меня на хлеб денег нет, где я эту вашу наркоту возьму?

— Ты, что точно ничего не знаешь? — «Маня» всё больше становилась на сторону девушки.

— Да нет же, говорю Вам! Вы можете толком объяснить?

— Ну тогда слушай. Твоя тётка тут несколько месяцев назад пришла с заявлением, чтобы тебе значит жилплощадь выделили. С квартирами у нас конечно туго, но пытаемся хоть как-то расселить сироток, особенно круглых, из детдома. Но тут вроде и тётка живая, может как-то с племянницей и пожить. Но та ни в какую. Но что делать. Отдали её заявление юристу. А он и откопал, что на тебя оказывается квартира в Москве оформлена. Трёхкомнатная. Так твоя тётка тоже какую-то справку притащила, что в ней буйно помешанная живёт. И выходит, что жильё тебе по закону полагается. Но где это самоё жильё взять в том законе почему-то не написано. И одно дело, когда человеку вообще жить негде, а другое дело формальное. Может она и не помешанная вовсе. Что справку купить ума много не надо, чай дешевле квартиры-то будет. Но ответ-то давать надо. Ну юрист-то наш, даром что не столичных университетах учился, но тоже не дурак. Взял и запрос сделал. Оказывается, эта помешанная живёт не в квартире, а в психушке, на полном гособеспечении. А квартира эта сдаётся за большущие деньги.

— Кем сдаётся? — удивилась Люся.

— Как кем? Тобой, конечно. Но поскольку ты у нас несовершеннолетняя, то за тебя твоя опекунша расписалась. И что ты ничего не знала?

— Нет. Честное слово нет! — Люся снова расплакалась.

— Ладна, не реви. На вот, вытрись, — женщина протянула невесть откуда взявшуюся бумажную салфетку. — Короче, дали мы ей отлуп по всем статьям. А мой тебе совет. Ты это, разберись там со своей квартирой. Кто там денежки гребёт от твоего имени. Только поосторожнее будь. А то, найдут где-нибудь на лесу твой труп, а квартира по наследству тётке твоей и отойдёт. А сейчас иди с Богом, у нас тута и без тебя работы выше крыши.

На улицу Люся вышла как в тумане. В голове у неё от обилия новой информации всё перемешалось. Она села на лавочку и вдохнула полной грудью горячий воздух, пропитанный выбросами с цементного завода. Глаза заслезились от ядовитой пыли.

— Господи! Как же убраться из этого проклятого места? — почти в голос закричала девушка и быстрым шагом пошла в сторону окраины.

Там за микрорайоном из старых пятиэтажных панелек притулилась на берегу ручья небольшая берёзовая роща. Злые языки поговаривали, что там по ночам тусуются местные наркоши, а днём промышляют гопники. Одинокой девушке зайти в рощу и выйти неизнасилованной практически нереально. Но это для тех, кто там ни разу не был. У Люси же это было единственное место, где она чувствовала себя относительно безопасно. Она случайно узнала, как зовут городских авторитетов и умело прикрывалась их именами, если вдруг кто-то хотел подойти ближе, чем полагалось. В конце концов она сама стала местной достопримечательностью, и её шпана не трогала и даже где-то уважала.

Сейчас это было именно то место, где она могла спокойно сесть и привести растрёпанные чувства в порядок. Как ни странно, но в роще было относительно спокойно. Днём здесь патрулировали полицейские наряды, и хулиганы если и появлялись, то вели себя относительно пристойно. Люсю это радовало. Она хоть и могла постоять за себя, но сейчас ей не хотелось ни на что отвлекаться.

Она села прямо на траву на берегу ручья. Солнце палило нещадно, но от воды исходила хоть какая-то свежесть. Люся постаралась трезво оценить обстановку и принять правильное взвешенное решение.

Первой реакцией было желание вернуться домой и перерезать глотку тётке и её толстожопому недоноску. Оказывается, она столько лет фактически содержала всю семейку, которая вместо элементарной благодарности всё это время её унижала и использовала как прислугу. Люся не могла взять в толк почему над ней вообще издеваются. Ведь она никому никогда плохого слова не сказала. Наоборот, выполняла львиную долю работы по дому. Да, её конечно кормили. Но каждый раз попрекали куском хлеба, воспитывая в ней чувство полной ущербности и вечной благодарности, что её не выкинули на улицу умирать с голода.

И вот теперь выясняется, что у неё мало того была своя крыша над головой, так это ей должны были все прислуживать.

Сейчас её утешало одно. Она выжила. Она стала сильной. Несмотря на свою худобу, почти дистрофичность, она могла дать отпор целой банде уличных хулиганов. Она научилась переносить побои и оскорбления. Её выдержке позавидовали бы японские ниндзя. Это была очень жестокая школа, но она её прошла и сдала выпускной экзамен. Осталось только отплатить своим учителям за этот жизненный урок. Но это она оставит на сладкое. А пока надо думать, как быть дальше.

Постепенно план вырисовался.

Для начала, надо вернуться в Москву и восстановить статус-кво. Что это такое она толком не знало, но когда-то услышала это выражение и оно ей очень понравилось. Кажется, оно означало справедливость. Вот только что такое эта самая справедливость никто не знал. Мало того у каждого она была своя.

— А у меня она моя, личная, и горе тому, кто окажется по ту сторону моих баррикад — зло проговорила Люся, глядя на противоположный берег ручья.

Сейчас он выполнял для неё роль Рубикона. Если бы она знала, что это значит, то перешла бы его вброд в самом неудобном месте. Ей нужен был сейчас как воздух пусть и бессмысленный, но символический поступок, означающий для неё новую, безвозвратную жизнь.

Символизм, это конечно прикольно, но сколько раз не переходи через ручей туда и обратно, ближе к цели не будешь. И первый шаг — где достать деньги? Даже на билет в плацкарте нужно несколько тысяч, ну первое время обосноваться, тоже. Люся ещё не знала, как ей вести себя с жильцами, но внутренне понимала, что ссориться с ними не в её интересах. В конце концов они ни в чём не виноваты. По крайней мере пока. А деньги за квартиру ей сейчас гораздо нужнее, чем сама квартира. Да ей нужно где-то жить, но это может быть и малометражка на окраине. Осталось только решить, как до неё добраться.

Как обычно, помог случай. Она уже собиралась уходить, поднялась по косогору и обернулась посмотреть на любимый ручей, возможно в последний раз.

— Угостишь сигареткой? — неожиданно раздалось у неё над ухом.

Она обернулась возле неё стояли два не очень трезвых подростка.

— Не курю и вам не советую, — ответила Люся и собралась пройти мимо, но парни перегородили ей путь.

— Ну если нет сигарет, то может что-нибудь найдётся в сумочке?

— Вряд ли там есть, что-то для вас интересное.

— Ну это уж мы сами как-нибудь решим. Короч, гони сюда кошёлку, а то мы можем кое-что ещё поиметь…

— Да пожалуйста! — Люся протянула сумку и уронила её на землю прямо перед носом парня, который ей показался немного покрепче.

— Ах ты сучка! — процедил тот и наклонился, чтобы поднять сумку.

Однако сделать это он не успел. Худая, но острая коленка разбила ему нос, а в следующую секунду он уже летел с крутого берега прямо в воду. Его напарник не успел сообразить, что происходит, как его рука оказалась заломлена болевым приёмом за спиной. Всё-таки знание приёмов рукопашного боя в их маленьком городишке не роскошь, а банальное средство выживания, пронеслось в голове у Люси.

Тем временем первый вылез из ручья и собирался отомстить обидчице, но вой от боли подельника его приостановил.

— Стой там, где стоишь — неожиданно громко сказала Люся, — иначе я сломаю твоему дружбану руку, а тебе нос.

В доказательство она потянула парня за руку, и тот взвыл ещё сильнее.

— Суууука! Я тебя найду и убью! — заорал он.

— Заткнись! — прервала его девушка. Стой смирно, иначе сдохнешь прямо тут от боли. Понял?

С этими словами она второй рукой пошарила у него в кармане. Там оказался мобильный телефон и около трёхсот рублей мелкими купюрами.

Люся ловко забросила мобильник на середину ручья, взяла деньги и столкнула пацана в сторону ручья. Он не удержался на ногах и кубарем скатился вниз, чуть не сбив с ног товарища.

Люся подхватила сумку и побежала домой. Погони она особо не боялась. Найти и выудить телефон из ручья горе-гопникам сейчас было важнее, чем гоняться за ней по лесу. Но всё-таки лучше было уносить ноги из этого малоприятного места. К тому же первоначальный капитал был у неё в руках и позволял воплощать план, не откладывая в долгий ящик.

Оказавшись в цивилизации, она первым делом заглянула в аптеку. Сегодня ей нужно будет снотворное. Её родственнички всегда отличались хорошим сном, но лучше перебдеть, чем недобдеть, как говаривал один её не самый законопослушный знакомый. Она уже и так ходила, как по минному полю и права на ошибку или несчастный случай у неё не было. Все неожиданности надо заранее предусмотреть и нейтрализовать. И хороший здоровый сон домочадцев ей был категорически необходим.

Конечно, хорошее снотворное можно было купить только по рецепту и за другие деньги, но кое-что она смогла раздобыть. Слёзная история про мучающуюся от бессонницы бабушку произвела своё действие и ей отпустили лекарства без рецепта. Дома снотворное было тщательно измельчено и перемешано с кетчупом. Домашние почти всю еду обильно приправляли этим соусом, пельмени, котлеты, особенно макароны. Отчасти из-за привычки, отчасти из-за отвратительных кулинарных способностей и патологической жадности её тётки. Любая еда не казалась такой мерзкой, если её обильно приправить острым соусом. Это было очень на руку, особенно если учесть, что перец хорошо маскировал вкус таблеток.

Вечером всё прошло как по маслу.

Люся сказала, что у неё проблемы по женской части и она ужинать не будет и пойдёт к себе.

— Это что ещё за отмазки? — возмутилась тётка. — А посуду кто будет мыть? Не хочешь жрать, никто насильно в тебя запихивать не будет, но чтобы потом всё вымыла, и пол не забудь.

— Хорошо, тётушка. А сейчас можно я прилягу. Болит очень сильно. У Вас случайно таблетки какой-нибудь нет?

— Щас! Может мне ещё тебе врача вызвать? Свали уже, а то в качестве лекарства будешь весь дом драить. Сразу выздоровеешь.

— Простите! Простите, пожалуйста!

Она попятилась задом и выскочила из кухни, пока её ещё чем-нибудь не нагрузили. Драить полы до утра в её планы не входило, но устраивать революцию ей тоже было не с руки. Сегодня должно всё пройти тихо-мирно, без скандалов и лишнего шума. Пока семейка набивает на ночь животы надо всё собрать, чтобы как все уснут быстро свалить. Денег на такси у неё не было и нужно успеть на последний автобус до города. Интересно, что у них сегодня на ужин. Люся молила Бога, чтобы не рыба. Это единственный продукт, куда они не добавляли кетчуп. К её счастью, рыбу в этом доме готовили редко. Никто не хотел с ней возиться.

Войдя в свою комнатушку, Люся ощутила необычайный прилив сил. Все ненавистные стены, пол, потолок вдруг разом перестали быть такими враждебными. Чтобы там не было, но они не были виноваты в её страданиях последние несколько лет. Да, она ещё долго будет просыпаться в холодном поту от каждого шороха, от скрипа несмазанных петель, от царапанья в дверь. Каждый звук таил в себе опасность. Особенно она боялась, и вполне обоснованно, хозяйского сына. Здоровенный детина на два года её старше положил на неё глаз при первой же встрече. С тех пор она при каждом движении озиралась или следила боковым зрением, где тот находится и откуда ждать нападения. Эта жизнь в постоянном страхе имела и свои плюсы. Она тренировала волю, выносливость и готовность встретить лицом к лицу любую неожиданность и дать отпор. Эти качества — единственное ценное, что она могла увезти отсюда. То, что у неё никогда не смогут отнять. И то немногое, что сможет ей помочь в достижении своей цели, которая только несколько часов как появилась в её жизни.

Люся достала из-под кровати старый брезентовый рюкзак и стала собирать свои немногочисленные пожитки. Пара рваных джинсов, застиранные трусы, убогие лифчики и несколько безделушек. С каждой из них были связанны какие-то события из её жизни. Почти все они были, мягко говоря, малоприятными. Но Люся хранила эти вещи, чтобы никогда не забыть чужие долги. Придёт время, и она их вернёт. Но не сегодня. Тем не менее, давно, казалось, забытые раны памяти вскрылись и напомнили о себе.

Большая пуговица от тёткиного пальто. Она только сюда переехала, как Мишка подло на неё напал и заставил её проглотить. А потом с воплями побежал к матери.

— Мааам! — вопил он на весь дом, — Люська твою пуговицу сожрала, смотри она и всё пальто съест.

Ей тогда пришлось срочно бежать в туалет и долго выблёвывать злополучную пуговицу, а потом отмывать её. Когда она наконец-то вышла из уборной, её уже ждала в коридоре тётка. В раках она держала своё пальто, вывернутое местом, на котором ещё недавно красовалась злополучная пуговица.

— Это ты сделала? — заорала на неё тётка, — ах ты дрянь такая, так-то ты платишь за то, что мы тебя приютили, поим-кормим.

Она размахнулась и с силой отхлестала её этим самым пальто по лицу, а потом заперла в комнате до утра без еды…

Сейчас она со смехом вспоминала тот свой первый испуг. Это были такие цветочки по сравнению с тем, что пришлось пережить после.

…Ей тогда только исполнилось четырнадцать лет. Небольшая стайка мелкой шпаны сидела во дворе. Любимым занятием было курить украденные у взрослых сигареты и хвастать не существующими подвигами. Люся как раз выносила мусор, как заметила сгрудившихся в кучу пацанов, разглядывавших что-то невероятно ценное. Она слышала только возгласы восхищения и матерные междометия. Только один парень гордо стоял чуть в сторонке, сплёвывал коричневую слюну на асфальт и глубоко затягивался скомканной папиросой с видом, будто курил кубинскую сигару.

Люся подошла к ним и растолкала.

— Чё, вчерашний день потеряли? — спросила она и увидел, как на пальце одного из них балансировало узкое блестящее лезвие с тёмной деревянной ручкой. Ничего более красивого она никогда не видела.

— Видала? Братан подарил Стёпке. Он только с зоны откинулся и на радостях расщедрился.

Стёпка стоял, прислонившись к дереву, и светился как начищенный пятак.

Люся поняла, что продаст полжизни за этот нож, и не прогадает, потому что он станет для неё единственным другом и защитником. Решение пришло в голову мгновенно.

— Да, ладна! Пусть не пиздит! Спёр наверно у кого-нибудь. Хотя нет, у него кишка тонка, зассал бы. Наверняка взял, чтобы похвастаться.

Все засмеялись. Парень чуть не подавился бычком от такого поклёпа. Он щелчком отправил его в кусты и ринулся на защиту поруганной чести.

— Ты на кого наехала, ссыкуха? Я сейчас тебя этим ножиком на ремни пущу!

— Это ты можешь, но это не доказывает, что финка твоя.

— Я никому не должен ничего доказывать!

— Конечно не должен, финка-то не твоя. А ты брехло.

— Кто, я?!

— А что ты так нервничаешь? Боишься, что тебя девка прищучила?

Люся играла с огнём. Стёпка был самым авторитетным пацаном местной шайки, во многом благодаря своему братцу-уголовнику. Выведи его из себя, он не задумываясь всадил бы нож в неё на глазах у всех. Единственное на что она надеялась, выступать в одиночку против всех не стал бы даже он. А толпа сейчас явно была на её стороне. Все втайне ненавидели Стёпку и хотели утереть ему нос, но каждый боялся выступить против этого отморозка.

— Если нож действительно твой, то поставь его на кон.

— С какой стати?

— Докажи, что ты сильнее меня. Или зассал?

— Я? Да я тебя порву, как Тузик грелку!

— Порвёшь, если выиграешь! Спорим я дольше тебя простою на одной ноге. Или слабо?

Парень презрительно оглядел худую девчонку, и засмеялся.

— Мне слабо? Да у меня в жопе зачесаться не успеет, как ты уже свалишься. Только я что лох запросто так спорить. Что поставишь? Ведро своё дырявое?

Все опять засмеялись. Настроение толпы очень переменчиво. На Люсю поставил бы только сумасшедший, а трусы всегда будут идти за фаворитом.

— Ты же сам сказал. Целку и поставлю. Выиграешь, трахнешь меня.

Все разом замолчали и посмотрели на Люсю. Не понятно, что на них произвело больше впечатления. Готовность отдаться за нож или признание в девственности. Люся понимала, что её ставка явно не соразмерная, но ей также было очевидно, что она могла лишиться своего единственного достоинства в любой вечер в любом тёмном месте этого бандитского посёлка и совершенно бесплатно.

— Больно ты мне нужна, тощая как швабра! И какая ты нафиг целка? Мишка хвастался, что он тебя каждую неделю трахает сколько захочет. У тебя там не целка, а проходной двор.

Стёпка деланно засмеялся.

— Мишка пиздобол, и все это знают. Он не то что девку, козу трахнуть не сможет. Только и делает, что дрочит на мои лифчики. Забодалась их отстирывать. Просто у тебя никогда девчёнки не было, так и скажи, что ты сам девственник.

Маятник общественного мнения качнулся опять в обратную сторону. Пацаны покатывались со смеху. Этого он не мог стерпеть.

— Ну погоди. Потом все будут смотреть, как я тебя буду пердолить!

— Ты сначала спор выиграй! Кто будет судьёй?

Все как один подняли руки.

— Вот и отлично. И пусть никто потом не говорит, что было нечестно.

Люся раздвинула мальчишек в круг, взяла Степана за руку и втащила в самый центр.

— На счёт три. Кто первый коснётся земли второй ногой, той проиграл. Раз. Два. Три!

Он подняла и согнула в колене правую ногу, а руки расставила в стороны, для поддержания равновесия. Отступать уже было некуда, и Степан нехотя последовал её примеру. Он был уверен, что намного сильнее этой замухрышки и должен непременно выиграть. Одно его смущало. Она так упорно настаивала на споре, что тут явно таился какой-то подвох. Какой, он не понимал и это его сильно раздражало. Через пару минут его руки затекли. Наверное, подстава была в них.

— Насчёт рук мы не договаривались, — заявил он.

— Да пожалуйста, — легко согласилась девушка. — Хоть в карманы засунь. Можешь даже яйца почесать, больше они тебе не понадобятся.

Толпа заржала, а Степан неожиданно покраснел.

— Что ржёте недоумки? Встали бы сами и постояли. Смешно им!

Люся незаметно скорчила рожу, подняла средний палец правой руки и покачала им вверх-вниз. Все прыснули. Степан ошалело оглянулся, но она успела принять серьёзный вид и вопросительно посмотрела на него.

— Желаете сдаться сударь?

— Чего? — не врубился парень.

— Сдавайся! Что это ещё за кошки-мышки?

— Какие кошки? Вот я тебе сейчас устрою и кошки, и мышки. Будешь орать так, что весь посёлок услышит.

— Ты не хорохорься. И ширинку застегни, а то ещё кончишь раньше времени.

Степан инстинктивно дёрнулся застегнуть молнию на джинсах и чуть не потерял равновесие, но удержался. Ширинка оказалась застёгнута.

— Ах ты тварь! Ну погоди!

— Да уж жду-жду, не дождусь никак.

Стёпка уже понял, что пустые разговоры отнимают силы, так и проиграть можно. Нога как будто свинцом налилась. Выиграть нужно в любом случае. Такой позорный проигрыш ему никто не простит, особенно брат, чью финку он стянул без спроса похвастаться перед пацанами. Да и секс с этой оторвой уже не казался ему таким заманчивым. Как бы он ни прошёл, она сможет ославить его на весь посёлок и поверят ей. Это тебе не перепихнуться где-нибудь на блат-хате или сеновале. Все эти мысли никак не способствовали концентрации сил, а как раз наоборот. Степан начал чувствовать усталость.

Люсе тоже было несладко. Хоть она была худенькая и жилистая, но постоянное недоедание никак не способствовало победе в этом по сути силовом споре. Единственным её преимуществом была сила воли. Она знала, что опустит ногу, если только потеряет сознание. А там ей уже ничего страшно не будет. Пусть трахают её хоть всем двором. Ободряло то, что обессилевший победитель вряд ли сможет сразу взять её, а там она что-нибудь придумает. Про уехавший поезд, или что-нибудь ещё. Но лучше не проигрывать. Ей нужен этот нож и авторитет, хотя бы среди местной шпаны. Пройдёт пара лет и эти мальчики превратятся в закоренелых бандюганов, и тогда разговор будет совсем другим. Чтобы выжить в этом паршивом посёлке, надо выстоять сейчас, чего бы это не стоило.

Стоять было всё тяжелее. Её сопернику тоже приходилось не сладко. Она заметила, как подрагивает его нога. Надо держаться. Ещё чуть-чуть, ещё немного. Она закрыла глаза и стала мысленно петь военные песни. Откуда она только их знает? Сил на разговоры и взаимные подколки уже давно ни у кого не осталось. Зрители начали откровенно скучать. Немного рассмешило её немое шевеление губами с закрытыми глазами. Кто-то отпустил шуточку, что ей остаётся только молиться, но она не нашла отклика у других.

Неожиданно ей захотелось писать. Захотелось так, что она готова была сдаться и лишиться девственности, лишь бы так не опозориться. Люся сжала зубы и с силой зажмурила глаза. От перенапряжения ей показалось, что земля качнулась, перед глазами поплыли круги. Вот-вот и она грохнется в обморок. Первым не выдержал мочевой пузырь. Предательская струйка стекла по ноге и расплылась лужей по асфальту. Кто-то заржал.

— Смотрите, наша цыпа обоссалась!

Толпа подхватила новость и стала комментировать её на все лады. Завтра весь посёлок будет знать, что она обоссалась во время спора. Этот позор ей не смыть уже никогда. Она представила, как входит в класс и все дружно начинают над ней смеяться. Это было невыносимо. Люся покачнулась, но устояла.

Вдруг толпа взорвалась.

Степан не выдержал и опустил ногу и сразу же рухнул на землю.

— Спор отменяется. Я не подписывался трахать эту обоссаную!

Люся медленно опустила ногу, несколько секунд постояла молча и подволакивая ногу подошла к сопернику. Протянула руку и коротко сказала:

— Нож!

— Да иди ты! Я не проиграл спор, а отменил его. Ты мне стала противна.

— Ты трус и ссыкло! И пусть теперь все знают, что ты проиграл девчонке, а поступил как баба!

— Да я тебя!

Степан встал и пошатываясь повернулся в сторону Люси, размахивая финкой. Люся побледнела, но не отступила. Ситуация накалилась, стало не до смеха.

— Стёп, не надо, — неожиданно вышел из толпы высокий худой парень, — мы все видели. Да девка обоссалась, но это не запрещалось. Так что нож надо отдать.

Степан обвёл всех взглядом, полным ненависти, толпа молча ждала его решение. Он ещё мог исправить ситуацию. Пришлось заплатить хорошую цену, но оно того стоило.

— Да я специально проиграл, чё не понятного? Ещё пять секунд и она бы рухнула, а мне пришлось бы трахать эту обоссанную. А нож, на подавись.

Он бросил финку ей под ноги, развернулся и медленно побрёл домой.

Люся села на асфальт, взяла нож и заплакала.

— Ладно, не ной!

Она оглянулась. Возле неё стоял тот самый парень, благодаря которому она стала обладательницей этой замечательной вещи.

— Ты прикольная. Ты это специально обоссалась, чтобы Стёпке не достаться? Я бы не сообразил. Меня кстати Паха зовут.

— Люся. Я пойду, пожалуй, а то дома пиздюлей огребу. А тебе, если не в падлу, приходи завтра вечером, поболтаем.

С Пашкой они потом подружились и часто гуляли вместе. Но недолго. Через полгода он нарвался на каких-то залётных отморозков и получил залп из дробовика в спину. Хоронили его всем посёлком. Со Стёпкой тоже сложилось нормально. Его брат, когда узнал, что тот спёр финку хотел было наехать, но по всем воровским законам, Люська получила её честно. Стёпке пришлось отработать кражу, но это не помешало им подружиться. Они потом со смехом вспоминали тот спор и делились впечатлениями. Пожалуй это были самые светлые воспоминания за всё время её жизни в посёлке.

Люся бережно вынула финку из ножен, взвесила на руке и неожиданно метнула прямо в дверь. На ней мелом был нарисован силуэт человека и клинок вошёл прямо между глаз. Если бы в этот момент кто-нибудь открыл дверь, то шансов выжить было бы немного. Метать нож её научил тоже Стёпка. Они часами вместе тренировались возле старого дуба. Люся оказалась толковой ученицей и быстро превзошла своего учителя. Но через год с небольшим он пропал. Говорили, что брат опять сел. На этот раз за убийство, и его мать от греха подальше уехала на другой конец страны.

Нож был единственной ценной вещью, принадлежащей Люсе. Он был узкий, тяжёлый с красивой отполированной деревянной ручкой. Она понимала, что если Мишка узнает о нём, то обязательно отберёт. Поэтому она тщательно его прятала и дома никому не показывала. До Мишки дошли слухи, что его сеструха что-то там выиграла в споре, но она смогла убедить, что нож на следующий же день отобрали хулиганы. Брат перевернул всю её комнату, ничего не нашёл и успокоился.

Люся оглядела остатки своих сокровищ. Старый кнопочный Nokia. Его подарил ещё отец и когда-то миниатюрный телефон считался очень крутым. Но после переезда сюда денег даже на самую дешёвую симку у неё не было, а сам аппарат уже давно вышел из моды и стоил не больше пачки сигарет. Если не считать маленького мишки Тедди с заплаткой на лбу, это была единственная вещь из прошлой жизни. Люся его хранила и, когда было особенно тяжело, разговаривала. Она представляла, что звонит отцу и рассказывает о всех своих напастях, а он, как всегда, даёт ей мудрые советы.

Она уже хотела отправить его вместе с мишкой в рюкзак, как дверь распахнулась и на пороге нарисовался брат. Он шагнул в комнату и сразу заметил рюкзак.

— И куда это ты собралась?

По комнате пронёсся запах дешёвого вина. Люся отшатнулась и в страхе упала на кровать. Необъятная туша нависла над ней.

Побег

03.09.2004г.

Люся лежала на кровати и с ужасом смотрела как к ней приближается огромная тень.

Мишка, здоровенный шестнадцатилетний детина, её двоюродный брат по тётке, с первых минут знакомства бросал на Люсю недвусмысленные взгляды. Она не придавала этому слишком большое значение. А зря!

Кузен наклонился к ней почти вплотную. И открытого рта несло перегаром.

— Ты, кажется, немного заскучала, сестрёнка, — он, не церемонясь провёл пальцем по её лицу, а потом резко схватил за грудь и больно сжал, — так я тебя развеселю. Признавайся, сколько раз тебя уже трахали? Тебе нравится, как в тебя входит… большой… толстый…

Он не торопился, смакуя каждое слово. Его рука медленно скользила вниз. Он сбросил старое покрывало, служившее ей одеялом на пол, и провёл ладонью по животу. От страха Люся не могла ни пошевелиться, ни даже закричать. Она зажмурила глаза и представила, как его жирные потные пальцы спускаются ещё ниже и впиваются в её лоно, лишая невинности и заливая кровью постель…

Тогда Люся резко выгнулась, как от разряда тока, обхватила рукой его толстую шею и впилась зубами в ухо. Во рту тут же почувствовался солёный привкус. Одновременно весь дом огласился нечеловеческим воплем. Несостоявшийся насильник с воем отпрянул, врезался лбом в полуоткрытую дверь и выскочил в коридор.

Буквально через несколько секунд в комнату точно фурия ворвалась тётка. Вслед за ней осторожно протиснулся брат.

— Что тут происходит?! — заорала она, уставившись за сидящую на кровати Люсю с окровавленными губами.

— Эта… эта сучка затащила меня в постель, а когда я попытался от неё оторваться, вцепилась мне в ухо.

В доказательство своих слов Мишка оторвал руку от раны и продемонстрировал матери окровавленную ладонь. Увидев кровь, она словно сошла с ума и наотмашь ударила девушку по лицу.

— Ах ты шмара! Это так ты платишь за нашу доброту? Шлюха! Пошла вон из моего дома. Чтобы духу твоего тут не было!

На Люсю от такой откровенной лжи нашло оцепенение. Он вжалась в матрас в ожидании побоев, которые не заставили себя ждать. Её бы, наверное, забили насмерть прямо в постели, если бы на крики не пришёл глава семейства. Он неспешно вошёл в комнату, сразу оценил ситуацию, схватил жену за руку, когда она хотела нанести очередной удар и негромко произнёс:

— Пшли все отсюда! А ты лежи и не дёргайся.

Последняя фраза относилась к Люсе. Затем он вышел, толкая перед собой никак не угомонившуюся супругу, и плотно закрыл за собой дверь. Однако, Люся услышала, как он залепил сыну звонкую оплеуху, а когда тот с плачем спросил за что, пообещал влепить ещё. Мать попыталась заступиться за сына, но получила короткий тычок.

— Ты кого защищаешь? Эту шлюху? Ты видел, что она сделала с нашим сыном? А-а-а! Ты сам хотел трахнуть эту сучку! Ну так иди и выеби её! Я даже посмотрю на это!

Но дядя только коротко бросил в ответ: «Заткнись, дура!» и увёл её на кухню. Что было дальше Люся почти не слышала, но из обрывков разговора поняла, что дядя правильно понял ситуацию, но по какой-то причине запретил сыну домогаться до кузины. Видимо испугался, что она заявит на недоумка в полицию и он пойдёт по этапу за изнасилование несовершеннолетней. Ещё она поняла, что ему глубоко насрать на неё, но она зачем-то очень ему нужна. И пока эта необходимость существует, она будет жить здесь. Плохо, но с голоду или от побоев не помрёт. И ещё он запретил её бить так, чтобы было видно. С этими словами Люся почувствовала, как у неё расплывается синяк в пол лица. Что теперь скажут в её новой школе…

* * *

Когда Люсин отец умер, а мать оказалась в психушке, тётка проявила неожиданное сострадание и взяла племянницу на воспитание к себе, в небольшой рабочий посёлок недалеко от уральского областного центра. Как оказалось, ларчик просто открывался. Тётя и не думала помогать племяннице. Напротив. У неё дома появилась бесплатная прислуга и девочка для битья.

Для Люси наступили тяжёлые времена. Следующие шесть лет проживания у тётки превратились в один непрекращающийся ад. Её заставляли делать по дому всю работу, кормили объедками, а за малейшую провинность били, правда не по лицу. Но самое ужасное — постоянное моральное унижение. Воспитанная в любви и ласке, Люся первое время категорически отказывалась понимать, почему нечужие в принципе люди так по-скотски к ней относятся. Она вообще не могла себе представить, чтобы так обращались с живыми людьми. Постепенно правда поняла, что здесь это обычное дело. Везде царствовало право сильнейшего. Чтобы выжить все сбивались в стаи, но слабых гнобили даже свои. Что уж говорить о чужаках.

Люся была чужаком для всех. Для тётки же она была не просто чужаком, а дочерью сестры, которой она всю жизнь завидовала и люто ненавидела за это. И вот теперь судьба дала ей шанс отыграться за всё. Её сын, неповоротливый здоровяк личной неприязни к Люсе не испытывал. В своём клане он занимал последние ступеньки иерархии. С ним обычно не связывались из-за его физической силы, но для лидерства гораздо важнее сила духа. Поэтому Люся выступала для него в роли боксёрской груши и отдушины. Она была гораздо слабее и зависима и казалась лёгкой добычей, но только до первого серьёзного конфликта. Её несговорчивость вызывала раздражение, переходящее в ненависть. Получив один раз по рукам, он не мог причинить ей большой вред, но по мелочам строил козни, где только мог.

Дядя был единственным вменяемым человеком во всей семейке. Он, как и все не питал к воспитаннице нежных чувств, но отлично понимал, что она стала основой их финансового благополучия. Дядя сразу оценил характер Люси и сделал правильные выводы. По мелочам она жаловаться не будет, но если приспичит, пойдёт до конца. В итоге он взял на себя роль верховного судьи и старался не доводить её до крайности. Он неоднократно пытался донести эту мысль до своих тупоголовых домочадцев, они поняли только одно. До определённой черты им дозволено всё, но после огребут уже они сами и по полной программе. Почему так и осталось за пределами их понимания, но урок запомнили навсегда.

Учёба Люси никого не волновала. Приёмные родители требовали только, чтобы их не вызывали в школу. Периодически к ним наведывалась усталая пожилая работница социальной службы. В этот день Люсю заставляли убраться во всей квартире особенно тщательно. Тётка доставала из загашника шоколадные конфеты с коньяком, долго гоняла с инспекторшей чаи, а напоследок совала ей в карман небольшую купюру. Стоит ли говорить, что в собесе в тётке души не чаяли? Любую жалобу там восприняли бы как чёрную неблагодарность зарвавшейся москвички. Люся это поняла после первой же проверки и даже не пыталась что-то предпринимать.

Жить в такой обстановке было невыносимо тяжело, и Люся пыталась найти хоть какую-то отдушину за стенами квартиры. Но в небольшом бандитском посёлке жили по тем же законам, только там у неё не было дяди, который бы заступился в крайней ситуации. Но и она никому ничего не была должна.

Чтобы выжить, пришлось принять местные законы, стать как все и медленно завоёвывать себе авторитет. Когда сначала бьют, а уже потом что-то спрашивают, отвечать можно только силой.

Люся где-то откопала пожелтевшие листки с приёмами то ли самбо, то ли карате и усиленно тренировалась каждую свободную минуту. В отличие от её бывших московских подруг, это была не блажь, это был способ остаться живой. Ей в первое время приходилось довольно часто драться, но потом она научилась избегать прямых столкновений. Никакая сила не давала гарантий в случае открытого конфликта. У каждого второго здесь в кармане был нож, а у каждого третьего — обрез. Её спасала субтильная внешность и осторожность в отношении чужих парней.

Местные пацанки ревниво охраняли свои права и малейшего подозрения хватило бы, чтобы получить шрам на лице. Это Люся тоже усвоила с самого начала и старалась не давать ни малейшего повода. Даже если у неё возникало желание познакомиться с каким-нибудь мальчиком, она долго выясняла кто ещё имеет виды на него, даже если инициатива исходила от него самого. Эти университеты давались очень тяжело, но воспитывали в ней силу духа и очень пригодились в дальнейшей жизни.

Вот и сейчас, она уже была не та испуганная и изнеженная столичная фифа. Люся ещё толком не сообразила, с чего бы это Миша, уже взрослый двадцатилетний мужик, опять позарился на её тело, но это было не важно. Её заботило только одно. Почему он ещё не спит как убитый. Наверняка сожрал весь ужин без кетчупа. А может быть водка нейтрализовала действие снотворного? Но рассуждать было некогда. Она поднялась с кровати ему навстречу.

— Вау! С чего бы это ты вспомнил о своих гениталиях? Может хотя бы дверку прикроешь?

Люся сама захлопнула дверь и прижала к ней брата. Провела ладонью по штанам, где уже забугрилось его достоинство. Мишка никак не ожидал такого разворота событий. Он был готов к яростному сопротивлению и собирался взять девушку грубой силой. Неприкрытая инициатива с её стороны заклинила его недоразвитый мозг, в котором пульсировала только одна мысль, что недотрога наконец-то оценила его мужские достоинства и сама хочет ему отдаться.

Он прислонился к закрытой двери, едва не задев головой торчащую из неё финку, и оскалился.

— Ну так чего ты ждёшь, иди сюда!

Люся подошла к нему почти вплотную, засунула руку в штаны, нащупала член и с силой сжала. Мишка крякнул от неожиданной боли.

— Ты там поаккуратнее, а то…

Он не успел договорить. Люся резко вытащила нож из двери и прижала остриё к его шее.

— А то что? — прошипела она. — Если хоть чуть дёрнешься, проткну тебя насквозь. Понял?

— Ты, шалава, чё совсем с катушек слетела? Ты чё не поняла, что тебе пиздец пришёл…

Люся слегка надавила на нож, и он проткнул кожу. Капля крови стекла по шее.

— Заткнись, дебил. Одно резкое движение и ты труп. У тебя ваще небогатый выбор. Я или тебя убью, или кастрирую. Что выбираешь? Смерть?

Люся сильнее надавила на нож.

— Нееет, — прохрипел Мишка.

— Хороший выбор, — прокомментировала Люся, — и как мне тебе отрезать? Только член, или яйца тоже? Чтобы наверняка.

— Я же тебя из-под земли достану и на ремни порежу! От такой перспективы у Мишки проснулась храбрость, — я…

— Ты прав, убить сразу надёжнее. Но сначала отрежу яйца.

— Нееет! — почти закричал брат, но Люси резко махнула рукой и со всей силы ударила рукояткой ножа прямо ему в висок. Мишкино тело обмякло и упало на пол, как мешок с дерьмом.

Люся перетащила его на свою кровать, связала за спиной руки его же ремнём, стянула штаны, а в рот запихала кляп, ради которого пожертвовала свой самый застиранный лифчик. Из брюк выпал сотовый телефон. Люся подумала, сделала на него несколько снимков брата и положила вместе с финкой в рюкзак. Ещё пригодится.

Люся накинула рюкзак и пошла в гостиную. Тётя и дядя лежали на диване и дрыхли как суслики. Видимо после ужина решили посмотреть телек, где их и сразило снотворное. Девушка быстро обшманала все карманы, ящики в секретере, сумочки и портфель. Улов составил около тридцати тысяч. Не густо, но тоже неплохо. Конечно все накопленные за последние годы капиталы дядя тщательно прятал. Может быть в банковской ячейке в городе, или закопал где-нибудь на даче. В любом случае, найти не получится. Но это она пока оставит на будущее.

В качестве вишенки на торте Люся заказала с дядиной кредитки билеты на самолёт до Москвы и пару недель в хорошей квартире. Наличные без пин-кода с банкомата не снимешь, но через интернет что-то купить можно. Например, шмотки. Или ноут. С доставкой завтра по новому московскому адресу. Пустячок, а приятно. Успеет ещё поужинать, а потом наверняка карту заблокируют. Чтобы немного оттянуть время, достала из телефонов симки и выкинула в унитаз. Завтра суббота, спать будут долго, пока обнаружат что к чему пройдёт ещё какое-то время. К тому же без мобильного телефона сейчас сложно вообще что-то сделать.

Люся огляделась. Осталось последнее.

Она нашла чистый лист бумаги и написала прощальную записку.

«Я уехала. Если захотите вернуть мне украденные от сдачи квартиры деньги, позвоните на Мишкин телефон. Пока». Тонкий намёк на то, что её искать не стоит, они наверняка поймут. Послание прилепила к обратной стороне двери. Найдут, но не сразу.

* * *

Было раннее утро, когда самолёт приземлился в Шереметьево. Несмотря на астрономические аэропортовские цены, Люся плотно позавтракала. Дядина карточка ещё действовала и мелкие покупки можно было оплачивать и без пин-кода. Она надеялась, что снотворное ещё обеспечит несколько часов безбедного существования. Но пора уже озаботиться и о более отдалённом будущем.

Для начала было бы неплохо заехать на старую квартиру. Люся подошла к стойке такси и назвала давно забытый адрес. Интересно, кто все эти годы спал в её кровати, пока она закалялась в спартанских условиях. На часах ещё не было шести утра, когда она позвонила в дверь своей бывшей квартиры.

Тишина.

Люся позвонила ещё. На этот раз дольше. Эффект тот же. Тогда она в сердцах постучала в дверь ногой. Без толку. Может быть жильцы уехали в отпуск. Или к кому-нибудь в гости. А может быть и вовсе съехали. Или и не въезжали никогда. Да и далеко не факт, что и квартира эта у неё в собственности. Могли же в соцзащите что-нибудь напутать. Да, когда-то она здесь жила. Но за столько лет её могли уже сто раз перепродать какие-нибудь мошенники. За такую роскошь на бульварном кольце ещё совсем недавно народ пачками убивали. А тут бери и пользуйся. А если дядя руку приложил за небольшой процент, то и вовсе могли всё почти легально сделать.

Люся напоследок хлопнула ладошкой по двери и пошла к лифту.

Возвращение