Бесплатный фрагмент - Не бойся…

Солнечные лучи, пробивающиеся сквозь панорамные окна уютного кафе на Невском проспекте, выхватывали из пестрой толпы довольные лица туристов заполонивших прекрасный город Санкт-Петербург. Лето, словно яркая вспышка, пронеслось, оставив после себя лишь тёплые воспоминания и меланхолическую красоту золотой осени. Листья, окрашенные в багряные, золотистые и огненно-рыжие тона, украсили многочисленные парки и кружились в вихре ветра, устилая тротуары и образуя красочные ковры под ногами прогуливающихся петербуржцев и гостей. Вместо летнего зноя воздух пропитался прохладой и влажностью. Даже лёгкий ветерок, прежде ласковый и игривый, стал пронизывающим, предвещая приближение первых заморозков. Тучи, налитые свинцовой тяжестью, грозно сгущались над городом, изредка проливаясь холодным, колючим дождём, а порой и градом, превращая мостовые в струящиеся потоки воды.

Официантка, молодая девушка с добрыми глазами и веснушчатым лицом, поставила передо мной чашку ароматного кофе и пышный золотисто-коричневый круассан. Её добродушная улыбка растопила накопленное за день напряжение.

— Ваш кофе и круассан, — сказала она.

Я поблагодарила её кивком головы и подметила, что она идеально подходит под образ героини, к примеру, приезжей студентки с нелегким прошлым. Она идеально вписывалась в антураж загадочного Санкт-Петербурга. Может все таки остановиться на детективе? Отведя взгляд от удаляющегося силуэта официантки я поправила очки и сосредоточилась на своей работе.

Пальцы коснулись старенького ноутбука и с любовью скользнули по корпусу, смахивая несуществующую пыль. Аромат свежезаваренного кофе и запах круассана заполнили пространство вокруг меня, возбуждая вкусовые рецепторы. Слегка нахмурившись, я открыла крышку ноутбука. На экране засиял прекрасный пейзаж: старинный особняк в стиле барокко, погруженный в осеннюю золотую листву, и аллея, ведущая к нему, усыпанная опавшими листьями. Нажав кнопку включения я дождалась загрузки и открыла браузер, готовая погрузиться в мир своей новой истории.

Очередная история… чем она станет? Детективом с запутанным сюжетом, где каждая деталь имеет значение? Или романтической сагой о любви, преодолевающей все препятствия и испытания? Возможно, это будет психологический триллер, заставляющий читателя с замиранием сердца следить за событиями? Или же я создам историю ужасов, наполненную мрачными тайнами и мистическими загадками, действия которых разворачиваются в заброшенных дворцах Петербурга, полных призраков прошлого? Санкт-Петербург с его туманными улицами, мрачными дворами и тайнами прошлых веков, в своём мистическом одеянии осени, сам по себе является идеальным фоном для истории ужасов. Здания с их историей, заброшенные улицы, старые кладбища — всё это может стать частью этого мира. Думаю, я выберу ужасы…

Коснувшись клавиатуры я быстро напечатала «Глава 1».

Все начинается заново…

Глава 1

Закончив печатать очередной фрагмент текста, и, смакуя последний кусочек круассана я перечитала написанное. Пальцы, слегка припорошенные сахарной пудрой, я вытерла салфеткой, наслаждаясь утренним спокойствием полупустого кафе. Внезапное скрипнувшее открытие двери нарушило тишину. Вошла пожилая женщина, на которую я сначала не обратила внимания, занятая своими мыслями. Но что-то в ее фигуре, в манере держаться, заставило меня взглянуть на нее более пристально. Образ её был необычным для нашего времени: водонепроницаемый макинтош прямого кроя, серо-стального цвета, напоминающий классические модели середины прошлого века, аккуратно сшитая шляпка с небольшими полями, скрывающими седые, но густые волосы, изящные перчатки из тонкой кожи и аккуратные ботиночки на едва заметном каблуке — всё это говорило о женщине, ценящей элегантность и комфорт. Наши взгляды встретились, и на мгновение мне показалось, что она идёт ко мне. Моё предчувствие меня не обмануло.

— Здравствуйте, леди, — обратилась она ко мне с такой официальной и несколько архаичной вежливостью, что я на мгновение растерялась. Точность и немного старомодный тон её приветствия напоминали стиль обращений из старинных романов.

— Доброе утро, — наконец ответила я, внутри чувствуя нарастающее недоумение.

— Простите за опоздание. Годы уже не те, сами понимаете, — улыбнулась она, осторожно поправляя седые локоны, которые выглядели удивительно живыми, несмотря на возраст владелицы, и снимая шляпку, она очаровательно улыбнулась.

— Разве мы знакомы? — спросила я, стараясь сдержать удивление, прокручивая в памяти все свои недавние знакомства на вечере книги или же случайные знакомства на улице, но так и не смогла припомнить эту женщину.

— Ну как же… Мы созванивались давеча и назначили встречу. — уверенно произнесла она.

Пальцы старушки расстегнули последнюю пуговку макинтоша. И тут же, словно по волшебству, к ней подошла та самая веснушчатая официантка, и с необычайной услужливостью помогла ей снять пальто. Я удивленно приподняла брови. Со мной, официантка была гораздо менее внимательна. Возможно, я еще слишком молода для подобных ухаживаний. Ну да ладно…

— Могу ли я присесть за ваш столик? — спросила старушка, уже без малейшего намека на официальность в голосовом обороте, и в её глазах заблестел озорной огонёк.

— Прошу, — я указала ладонью на место напротив и, находясь в полном смятении, сдвинула ноутбук чуть левее. Я старалась сохранять спокойствие, но внутри меня кипели вопросы.

— Мне очень жаль, но я уверена, что вы меня с кем-то спутали, — сказала я.

— Что ж, если я вас с кем-то перепутала, значит, той, кто должен был появиться тут в 12:00, не повезло, — улыбнулась она и присела за стол. Ее улыбка была теплой и располагающей, несмотря на некоторую усталость в глазах.

— Не повезло? — улыбнулась я в ответ, пытаясь разглядеть в ее облике что-то знакомое.

— Да, — гордо ответила она.

Я вновь окинула ее внимательным взглядом. Старушка была одета в платье из тонкого кашемира пастельного оттенка, которое подчеркивало ее хрупкую фигуру. К нему в тон была подобрана небольшая сумочка, выполненная из той же ткани. На ее пальцах сверкали кольца с крупными камнями, а на шее висело старинное ожерелье из жемчуга.

— Простите, можно попросить вас подать чашечку ромашкового чая? — обратилась она к официантке.

— Конечно, — кивнула официантка, направляясь к барной стойке.

Я наблюдала за этой чудной женщиной и одновременно восхищалась ее аристократической внешностью. Все в ней было загадочно и подобрано со вкусом, дополняя образ элегантной дамы из прошлого века. Лицо, покрытое тонкой сеточкой морщин, не портило ее, а отнюдь добавляло красоты. Бывают люди, которым старость к лицу. Серо-голубые глаза, казалось, смотрели сквозь меня, в далекое прошлое.

Неделя была насыщенной и тяжелой. Так что встреча с загадочной старушкой немного разбавила краски серой будничности. Я, опустив все формальности, более спокойно посмотрела на нее и произнесла.

— Хорошо выглядите, — улыбнулась я искренне.

Официантка принесла ромашковый чай и спросила у меня, не желаю ли я повторить заказ. Отказавшись, я снова обратила взгляд к своей собеседнице.

— Ах, спасибо за комплимент. В нынешнее время редко дождешься вежливости. Все так заняты, уставившись в свои гаджеты. Ей-богу, не понимаю, что там такого интересного. Подумайте сами. Раньше люди читали книги, газеты, общались друг с другом, а сейчас? Век сверхтехнологий. Машины, самолеты, клубы, музыка. Ужасная музыка. Иногда слов не разобрать.

Я засмеялась, она так мило возмущалась.

— А мужчины? Куда подевалась их галантность и честь?

— Честь нынче не в моде… — вздохнула я.

— Это прискорбно, — нахмурилась старушка, преподнося к губам фарфоровую кружку с тонким золотым ободком.

Только сейчас я заметила, что кружка, судя по всему, была антикварной. С каких это пор в обычном кафе подают чай в фарфоровых кружках? Когда старушка наклонила кружечку, чтобы сделать глоток, я заметила на ее дне едва различимый вензель. Интересно, чьи это инициалы? Может быть, это фамильный сервиз, передающийся из поколения в поколение?

— Простите, я не представилась вам, — сказала она. — Мое имя Анна Иоанновна.

— Прям как императрица, — улыбнулась я. — Кира. Очень приятно.

Анна Иоанновна улыбнулась и села поудобнее, выравнивая подол платья.

— Надеюсь, я вас не отвлеку своей болтовней. Возможно, та, с кем я должна была встретиться, передумает и явится, — виновато улыбнулась старушка.

— Все в порядке. Вы совсем не отвлекаете меня. У меня творческий перерыв, — усмехнулась я.

— У вас творческий перерыв? О, вы что-то создаете? Как любопытно! И что же вы делаете? — спросила она.

— Я пишу книгу, — скромно ответила я.

— Надо же, это должно быть очень увлекательно! И как успехи?

— У меня контракт с литературным агентством, — я задумалась, стоит ли говорить всю правду, но потом сомнения как рукой развеяло, и я выложила все как на духу. — Моя мама — директор этого агентства, и она тоже пишет книги.

— А, семейный бизнес! Вы унаследовали талант своей матери. Это замечательно, — улыбнулась она.

— Читателям виднее, что это — талант или издевательство над бумагой.

— А что говорит ваша матушка?

— Она очень добра ко мне, — ответила я. — Но правил никто не отменял, и я должна подготовить новую книгу к декабрю.

— Вы черпаете вдохновение в этом кафе? — Она загадочно прищурилась.

— Да, иногда это помогает. Но чаще всего это пустая трата времени, — засмеялась я.

— Кира, о чем будет ваша книга? — спросила старушка.

— Я…

Моя скромность выводила меня из себя. Ну нельзя в 28 лет быть столь застенчивой.

— Я решила остановиться на ужасах. — решительно ответила я.

— Ужасы? — приподняла брови старушка. — Что-то вроде классических жанров про кровопийц или оборотней?

— Если честно, — мой взгляд снова остановился на фарфоровой кружке. — Я еще не решила.

— С таким настроем много не напишешь, — засмеялась Анна Иоанновна.

— Это точно, — согласилась я.

— Я не люблю ужасы, — искренне ответила старушка. — Жизнь и так не проста, чтобы забивать себе голову потусторонними вещами.

— Согласна, может быть это от недостатка адреналина в крови. — предположила я.

— Вы верите во все это? — с любопытством спросила старушка.

— Во что именно?

— В потустороннее, — она смотрела мне в глаза. — Например в привидений.

— Ах, это! — я даже засмеялась. — Нет, это все сказки. Но я верю, что после смерти душа где-то находит приют, а вот где — это уже совсем другой вопрос.

— А в Бога вы верите?

— Верю, — уверенно ответила я.

— Но ведь если есть добро, значит, есть и зло. Если есть рай, следовательно, и ад существует.

— Рай и ад существуют только в наших головах, — улыбнулась я. — Это человеческие надежды и страхи, всего лишь.

— Когда вы в последний раз ходили в церковь? — спросила Анна.

Мне стало немного не по себе от ее вопроса, потому что я была в церкви около семи лет назад. И теперь, глядя в глаза этой милой старушки, я почувствовала себя крайне неловко. Даже не знаю почему.

— М-м. Честно признаться, я давно там не была.

Анна Иоанновна улыбнулась, заметив мое смущение, и быстро сменила тему.

— Почему бы вам не написать книгу о призраках?

Почему я сама до этого не додумалась? Видимо спектр эмоций на моем лице сказал все за меня, так как старушка, заметив мою реакцию, тут же улыбнулась.

— Простите меня за мою наглость, что я вздумала давать вам советы, но вы еще не выбрали свой путь, и я решила, что мой совет непременно вам поможет определиться.

— Нет, все в порядке. Это очень интересно, — улыбнулась я. — Благодарю за идею.

— От куда писатели черпают вдохновение? — спросила она, прищурившись. — Например, достаточно ли вам этого кафе и прекрасного вида за окном?

— Вдохновение — существо капризное и непредсказуемое. — усмехнулась я. — Иногда достаточно взгляда на ливень за окном, чтобы в голове начали рождаться образы для трогательной любовной истории. В другие моменты достаточно уютного пледа, приглушенного света настольной лампы и чашки ароматного чая, чтобы перенестись в мир захватывающих приключений.

Старушка, с улыбкой, полной теплоты и какой-то грустной мудрости, придвинулась ко мне ближе.

— Вы так и не ответили на мой вопрос, — произнесла она. — Верите ли вы в жизнь после смерти?

Я замялась, неуверенно ответив:

— Думаю, нет.

Анна Иоанновна выждала театральную паузу, а затем, вспомнив о своем остывающем чае, с наслаждением допила его.

— Похоже, сегодня никто не придет, — вздохнула она, ее голос был полон разочарования. — Очень жаль! Что же мне теперь делать?

— Могу ли я чем-то помочь? — спросила я, больше из вежливости, ожидая услышать что-то вроде «не беспокойтесь, я справлюсь» или «не волнуйтесь, это все пустяки». Однако Анна Иоанновна, казалось, ждала моего предложения о помощи.

— Возможно, мы могли бы помочь друг другу, — задумчиво произнесла она, погружаясь в свои мысли. — Дело в том, что я уезжаю в Англию навестить свою старую подругу, и некому присмотреть за моим домом.

Мои брови удивленно приподнялись.

— Не совсем понимаю, как это поможет нам, — призналась я. — Неужели вы вот так просто доверитесь чужому человеку? А соседи? Разве они не могут присмотреть за домом?

Анна Иоанновна покачала головой.

— Это не просто дом, дорогая моя, — сказала она, ее голос наполнился ностальгией. — Это фамильная усадьба, история которой насчитывает не одно столетие. Шестнадцать комнат, каждая со своей уникальной атмосферой и историей, обширный сад, заросший старинными розами и благородными деревьями в летние дни, конечно, старая конюшня, в которой когда-то жили породистые скакуны… Повторяю, я осталась совсем одна. У меня нет ни сил, ни средств, чтобы содержать такое большое хозяйство. Но я могу оплатить услуги смотрительницы. Дом нуждается в отоплении, а также желательно, чтобы кто-то какое-то время там проживал. К тому же, дети постоянно пробираются на территорию и портят всё, что могут. Я опасаюсь за сохранность имущества и самого дома. Это место требует постоянного присмотра и заботы.

— Будет разумно обратиться за профессиональной помощью и нанять домработницу или смотрителя.

Я нахмурилась и даже заподозрила, что у старушки не все в порядке с головой.

— Послушайте, Кира. Я понимаю, что все выглядит странно, но я всего лишь старый человек, доживающий свои годы. Я конечно позвонила в агентство, и они были достаточно любезны, предоставив мне человека. Но, как видите, она не явилась на встречу, а времени на поиски совсем не осталось.

— Вы хотите, чтобы я присмотрела за вашей усадьбой?

— Если это не причинит вам неудобств.

Я не верила ей. Все это было похоже на фантазию. Старушка явно обладала буйным воображением и хотела отправить меня куда-нибудь в деревню, чтобы я ухаживала за ее котом в старой избушке. Анна Иоанновна словно прочитала мои мысли и вдруг четко произнесла.

— Кстати, я не люблю кошек. У меня в доме их нет.

— Что? — опешила я.

— Они портят мебель своими когтями и вечно пакостят. Кира, вы собрались написать книгу, и поверьте, там ваша муза будет на высоте. Не спешите отказываться. Я оставлю вам телефон. Прошу вас, подумайте хорошо и наберите мне. Даже если ваше решение будет отрицательным.

Старушка начала что-то искать в своей сумочке, и я заметила в одном из ее карманов письмо. Оно выглядело как весточка из прошлого. Уголок был запечатан сургучом, а печать взломана. Наконец старушка нашла то, что искала, и протянула мне визитку.

Я подняла неуверенный взгляд на Анну Иоанновну, стараясь разглядеть в её глазах хоть что-то, что могло бы пролить свет на эту странную ситуацию. Затем, движимая любопытством, я взяла протянутую ею визитку. Бумага была удивительно хорошо сохранившейся, но её возраст не оставлял сомнений — пожелтевшая, с едва заметными следами времени, она казалась артефактом из давно минувшей эпохи. Затейливый, витиеватый шрифт, характерный для середины XIX века, сообщал: «Венедиктъ Николаевичъ Истоминъ. Фамильная усадьба Истоминъ. Низинское сельское поселение». Под этой гравированной надписью, выполненной с явным профессионализмом, ровным, каллиграфическим почерком была приписана современная информация: номер телефона и имя — Анна.

— Это что шутка? — вырвалось у меня, несмотря на попытку сохранить спокойствие.

— Отчего же? — ответила она, удивленно глядя на меня.

— Где вы… — Я чуть было не выпалила «откопали», но вовремя остановилась. — Где вы нашли такую старую визитку. Ей же лет двести, не меньше!

— Если быть точнее, — с легкой улыбкой ответила Анна Иоанновна, — ей 168 лет. Это визитка моего прадедушки, датированная 1856 годом. Удивительно, не правда ли? В нашем семейном имении сохранилось немало подобных артефактов, свидетельств богатой и непростой истории рода Истоминых. Мы тщательно храним наши архивы, включая письма, дневники, старинные фотографии и, конечно же, семейные реликвии, некоторые из которых, как и эта визитка, находятся в превосходном состоянии. Это объясняется, во-первых, тщательным хранением, а во-вторых, благоприятным климатом Низинского района, где расположены наши владения. Знаете, для сохранения исторических документов важны не только специальные условия хранения, но и правильный микроклимат.

Она помолчала, наблюдая за моей реакцией на ее длительный монолог. Я, по-прежнему ошеломлённая, пыталась переварить услышанное.

— Я знаю, вы всё ещё сомневаетесь, — продолжила она, её взгляд стал мягче. — Но я не сомневаюсь в вас, Кира. В вас есть что-то… нечто, что откликается в моей душе.

Её загадочная улыбка вызвала у меня ещё большее чувство неловкости. Я пыталась выглядеть спокойно, но внутри меня бушевал шторм сомнений.

Чтобы как-то сгладить обстановку, я выдавила натянутую улыбку, мысленно придумывая план побега.

— Ах, я совсем забыла! — вдруг выпалила старушка, чем еще больше ошеломила меня. — Мне еще нужно успеть по делам!

— Да, мне тоже не мешало бы сделать еще пару дел, — соврала я.

— В таком случае, я буду ждать вашего звонка. Прошу вас, задумайтесь над моим предложением, — её голос приобрел особую интонацию, полную тайны и значительности.

— Хорошо, — пробормотала я, неторопливо закрывая ноутбук и пряча его в сумку.

Анна Иоанновна, казалось, не сильно торопилась и даже поискала глазами официантку, которая опять, как по волшебству, очутилась рядом с нами, заставив меня вздрогнуть.

— Вам повторить, Анна Иоанновна?

— Да, пожалуйста, еще чаю.

Я встала в надежде поскорее покинуть помещение и еще раз вежливо попрощалась со странной старушкой. Её улыбка казалась то ли доброжелательной, то ли немного… насмешливой.

— Хорошего вам дня, — пробормотала я, стараясь сделать голос более уверенным, чем он был на самом деле.

— И вам хорошего дня, Кира. До связи.

Я кивнула, надела свое пальто, зачесала пятерней волнистые волосы назад, поправила очки и посмотрела на официантку. Вспомнив об оплате. Она тут же поняла мой взгляд и через минуту подала мне коробочку с чеком и переносной платежный терминал. Все это время старушка не сводила с меня пристального взгляда и мило улыбалась. Закончив с оплатой я еще раз кивнула ей, и поспешила к выходу.

«Ну до чего же странная бабуля! Угораздило же меня. Как можно доверять кому-то свой дом? Да и какой дом? Выдумщица. Еще и визитку какую-то подделала».

Я прошла мимо окна кафе и машинально посмотрела на то самое место, где недавно сидела. И там было пусто. Я резко остановилась и даже сделала шаг ближе, но там и правда было пусто. Старушку как ветром сдуло. Официантка убирала столик и, заметив меня, улыбнулась. Я тут же отошла и в еще большем смятении направилась в двор-колодец, где часто парковала свою машину.

Ускорив шаг, я подошла к машине и нажала кнопку на брелоке сигнализации. Дверь старой, но верной «Тойоты Камри» щелкнув, открылась, и я быстро села за руль, положив сумку с ноутбуком на заднее сиденье. Перед глазами снова всплыло лицо старушки, милое, морщинистое, с печальными, но мудрыми глазами. Я помотала головой, отгоняя навязчивые образы. Повернув ключ в замке зажигания, я услышала, как двигатель ожил с привычным рокотом. Глубоко выдохнув, я прижала голову к подголовнику. Наконец-то я одна.

Рука сама потянулась к карману где лежала визитка. Достав ее, я еще раз пробежалась взглядом по инициалам. Казалось бы, обычный кусочек картона, но в нем чувствовалась какая-то невероятная энергетика. Визитка была выполнена из плотной, почти бархатистой бумаги кремового цвета. Легкие заломы и едва различимые пятнышки говорили о том, что она пережила не один год. На вид визитка была оригинальной и совсем не походила на подделку. Вряд ли такую можно приобрести в обычном магазине канцелярских товаров, скорее всего, этот экземпляр — штучная работа, возможно, сделанная на заказ в какой-нибудь небольшой мастерской, специализирующейся на ретро-дизайне. Или даже вручную… Такая вещь запросто могла бы стать ценным экспонатом в музее полиграфического искусства.

Убрав визитку обратно, я включила заднюю передачу и выехала со двора. До дома — тридцать минут езды, если нет пробок. Но сегодня фортуна оказалась не на моей стороне. Я попала в ужасную пробку и простояла в неподвижном потоке машин около часа. В итоге, добралась до дома совершенно измотанная и немного нервная.

Первым делом я приняла душ, наконец смыв с себя усталость и напряжение дня. Потом поела макароны по-флотски, которые приготовила вчера вечером. Только после этого, почувствовав себя немного лучше, я, наконец, взяла ноутбук и отправилась в зал. Устроившись в мягком кресле, я приступила к работе.

Текст давался с трудом, мысли путались, как нити в клубочке, из которого пытались выбраться. Слова казались неподходящими, фразы не складывались в предложения. Я перечитывала и переписывала, снова и снова, но результат был плачевным. Спустя пару часов я с досадой откинулась на спинку кресла, уставившись в мерцающий экран монитора. Что-то было не так. Я чувствовала это глубоко внутри, но не могла понять, что именно. Может быть, я слишком устала? Или эта странная встреча так повлияла на меня? А может, таинственная визитка с ее неразгаданной историей заставила меня слишком много думать о вещах, совершенно не связанных с работой? Я закрыла глаза, пытаясь сосредоточиться, но ощущение бессилия и загадочного препятствия не оставляло меня.

— Что не так? Не понимаю…

Резкий, пронзительный звонок мобильного телефона вырвал меня из задумчивого состояния. Экран вспыхнул, отображая надпись «Мамочка», и я машинально провела по нему пальцем в бок.

— Алло?

— Привет, как продвигается работа над книгой? — напрямую спросила мама, ее голос, обычно наполненный энергией, звучал немного обеспокоенно. Я сняла очки, устало потерев глаза.

— Не знаю, — призналась я, чувствуя, как накатывает волна уныния. — Нет настроения, мысли не идут.

— Вчера ты была на позитиве, — напомнила она, ее тон стал немного укоризненным.

— Это было вчера, — ответила я, голосом, пронизанным усталостью. Срок сдачи рукописи приближался с угрожающей скоростью, оставляя все меньше времени на доработку.

— Ну, время еще есть, не переживай, успеешь, — попыталась меня успокоить мама, но я знала, что это не так.

— Мам, ты же знаешь, мне нужны три месяца для завершения. Уже ноябрь, и как бы я ни спешила, я просто физически не успею. Я только начала, и ты же понимаешь, что всякая рукопись нуждается в доработке, в глубоком редактировании, и просто «дотянуть» до дедлайна не получится. Качество будет ужасным, — выпалила я, голос мой дрогнул от отчаяния.

— Кира, — мама использовала мое имя, как всегда, делая свой голос более строгим и требовательным. — Надо постараться, ясно? Надо расти над собой! Может, на курсы походишь? По креативному письму, например, или по работе с текстом? Или, может быть, к коучу творческому? Хочешь, я запишу тебя? Ты же знаешь, что все возможно. Главное — желание. Посмотри на меня. Я добилась всего сама, прошла через множество трудностей, но упорство и вера в себя помогли мне. Ты справишься, не переживай.

Я промолчала. Спорить с ней было бесполезно. Моя мама, известная своим железным характером и бескомпромиссностью, всегда добивалась желаемого. И в этом году в ее издательстве проходит престижный конкурс молодых авторов, и, естественно, она была заинтересована в моей победе. Но эта ситуация давила на меня, превращаясь в тяжелое бремя. Учитывая, что я её дочь, все и так понимали, что первое место, скорее всего, будет моим. Я чувствовала себя неуютно, понимая, что мой успех будет восприниматься как результат не моих талантов, а моих семейных связей. Это ощущение несправедливости давило на меня сильнее, чем близящийся дедлайн. К сожалению в мире литературы, как и в любом другом мире, деньги и связи решают очень многое.

— Ладно, мам, я еще немного поработаю, — сказала я, стараясь придать своему голосу больше уверенности, чем я на самом деле чувствовала.

— Хорошо, — голос ее смягчился.

— Кстати, сегодня такая странная женщина ко мне в кафе подсела. Мы разговорились, и она рассказала….

— Кир, извини, потом расскажешь. У меня важный звонок на второй линии, — прервала она меня, и я услышала гудки в трубке. Уставившись на телефон, я наблюдала, как гаснет экран. И так всегда, вздохнув, я положила мобильник на журнальный столик.

Еще час я безуспешно боролась с текстом, словно в неравном поединке с неумолимым противником. Это было невероятно! Никогда прежде я не сталкивалась с подобными трудностями. И всё это время меня не покидала мысль о встрече с той старушкой. Было ощущение, что именно она — ключ к разгадке, некоего таинственного звена, связывающего меня с этой непостижимой проблемой. Возможно, наша встреча была не просто случайностью, а зашифрованным посланием, фрагментом головоломки, которую я пыталась собрать.

Встав, я решительно направилась к шкафчику, где висела моя одежда. В кармане пальто я быстро нашла визитку и вернувшись к компьютеру, ввела инициалы в поисковую строку браузера. Результаты поиска были скудны, но одна ссылка привлекла мое внимание: статья, посвященная усадьбе Истоминых. На первый взгляд, информация казалась удручающе короткой. Усадьба, принадлежавшая дворянскому роду Истоминых, была построена в 1783 году богатым купцом Николаем Венедиктовичем Истоминым. Затем по наследству перешла к его сыну Венедикту. Так же имелась краткая информация о дочери Николая — Астрид, которая в юном возрасте страдала шизофренией. Усадьба находилась в Ленинградской области, в Низинском сельском поселении.

Обычно Интернет изобилует информацией о подобных объектах, особенно в Ленобласти, где история буквально пропитала землю. Здесь на каждом шагу можно наткнуться на остатки имений и особняков, принадлежавших фаворитам Екатерины Великой, графам и другим знатным персонам. Эта скудность данных только подогрела мой интерес, вызвав чувство, что я прикоснулась к чему-то скрытому, забытому. Потратив час на поиски информации, мне удалось найти единственную черно-белую фотографию усадьбы, датированную 1 ноябрем 1944 года.

Увеличив изображение, я с особым вниманием осмотрела усадьбу. Это было грандиозное сооружение, архитектура которого поражала воображение. Здание больше походило на средневековый замок, нежели на типичную усадьбу. Затейливые фасады, ассиметричные башенки, сложная композиция — всё говорило о необычной истории этого места. Правое крыло усадьбы, обращенное к въездным воротам и усадебному парку, казалось более массивным, в то время как центральная часть с высокой башенкой, выходила на пруд, расположенный ниже уровня земли. Ещё одна, меньшего размера, башенка украшала левое крыло.

Нижняя часть здания, выложенная камнем, необычно расширялась к основанию, создавая эффект монументальности и устойчивости. Эта, казалось бы, незначительная деталь, придавала усадьбе особую атмосферу. Круглые окна мансардного этажа контрастировали с продолговатыми окнами нижних этажей, создавая изысканный архитектурный ансамбль. Всё это вместе произвело на меня неизгладимое впечатление. Я часами разглядывала фотографию, пытаясь представить, как выглядело это место в пору своего расцвета, как выглядели люди, которые там жили, какие события там разворачивались. Представляла себя подъезжающей к этим воротам, чувствуя дыхание истории, прикосновение к прошлому… Я погрузилась в мир догадок и предположений, и чем глубже я погружалась, тем яснее понимала, что история этого места хранит в себе еще много тайн, которые предстоит разгадать.

Сохранив фото в отдельной папке на своем ноутбуке, я вновь обратила внимание на визитную карточку, лежащую на столе. Глядя на аккуратные буквы имени Анна Иоанновна, я невольно ощутила легкое волнение. Завтра я обязательно обсужу это с мамой. Возможно, именно она поможет мне сделать правильный выбор.

***

Утро встретило меня ярким солнечным светом и удивительным отсутствием привычных городских пробок. Словно вселенная благоволила моему решению. Доехав до офиса, я направилась прямиком к кабинету генерального директора. Дверь оказалась закрыта. Постучав и не получив ответа, я решила обратиться к секретарю, Маше.

— Маша, привет! Не знаешь, где Елена Валерьевна? — спросила я.

Маша улыбнулась в ответ:

— Здравствуй, Кир. К сожалению, Елена Валерьевна уехала на важную встречу. Вернется поздно вечером. Может, что-нибудь передать?

— Да нет, не надо. Попробую позвонить ей.

Я достала мобильник и набрала маму. После гудков там включился автоответчик, и мне предложили оставить голосовое сообщение.

— Мама… — на выдохе сказала я.

У меня закружилась голова, и земля ушла из-под ног. Так бывает, когда у вас низкое давление и вы резко встаете. Я попыталась сосредоточиться, задумалась над тем, как сформулировать предложение и, не подобрав слов, просто нажала отбой.

— Маш, я оставлю тебе кое-что. Передашь маме, хорошо?

— Да, конечно, — улыбнулась Маша.

Взяв со стола стикер и ручку, я написала: «Уехала искать вдохновение. Ищи меня тут, если что». Затем, сфотографировав визитку Анны Иоанновны я прикрепила ее к стикеру и вручила все Маше, подробно объяснив ситуацию. Я добавила, что, возможно, в Никольском будет плохая связь, и попросила Машу успокоить маму, заверив ее, что свяжусь, как только появится возможность.

— Хорошо, — кивнула Маша и грустно посмотрела на меня.

***

Осенняя прохлада уже ощущалась в воздухе, заставляя меня поплотнее закутаться в пальто. Выйдя из теплого Бизнес центра, я невольно поежилась. Тонкие черные колготки, элегантные сапожки на каблуке и платье чуть ниже колен — явно не самый подходящий наряд для такой погоды. Но предвкушение предстоящей встречи с заманчивой усадьбой согревало меня куда сильнее, чем теплый свитер.

Быстро спустившись к машине, я запустила двигатель и, пока он прогревался, набрала номер Анны Иоанновны. Контакты я предусмотрительно сохранила в телефоне. Трубку подняли почти сразу.

— Слушаю вас, — раздался приятный женский голос.

— Доброе утро! Могу я попросить к телефону Анну Иоанновну? — спросила я, немного сомневаясь в том, что ответила мне сама Анна.

— Анну Иоанновну? — повторила женщина, и в ее голосе проскользнула легкая нотка удивления. Пауза затянулась.

— Да, она оставила мне свою визитку. Истомина Анна Иоанновна, — уточнила я.

— Ах, простите, я не сразу поняла, — ответила женщина. — Вы по поводу усадьбы?

— Да, — подтвердила я, уже чувствуя, как сердце начинает биться чаще. — Надеюсь, предложение еще актуально?

— Конечно, конечно! Мы с нетерпением вас ждем, Кира. Когда вы сможете приехать? — голос собеседницы заметно оживился.

— В принципе, я готова приехать уже сегодня, если вас это устроит.

— Замечательно! Тогда давайте так: приезжайте сегодня к 20:00 в село Петровское, я вас встречу там у мемориала ВОВ. Сможете добраться?

— Да, конечно. Как буду на месте, я вам обязательно позвоню. У меня машина серого цвета Тойота Камри.

— Хорошо, жду вас.

Положив телефон на приборную панель, я огляделась вокруг, затем плавно выехала со стоянки, чувствуя, как колеса машины уверенно скользят по дороге. Вернувшись к дому, я была приятно удивлена, что смогла найти свободное место для парковки, когда обычно все места в это время суток были заняты. Заглушив двигатель, я быстро схватила свою сумочку и вышла из авто, предвкушая предстоящую встречу.

Дома я достала свой чемодан и наспех собрала самое необходимое, словно предчувствуя, что могу остаться там на более длительный срок. Сменив легкое платье на удобные джинсы и теплый пуловер, я тщательно проверила, все ли я взяла. Пробежавшись по комнате взглядом, убедилась, что не забыла ничего важного: зарядное устройство, косметичка, зарядки, очки, несколько книг и, конечно, любимый плед. Я надела теплую куртку, ботинки, свою любимую кепку и поспешила покинуть уютную квартиру, ощущая легкое волнение перед поездкой.

Перед тем как отправиться в путь, мне нужно было заправиться и, возможно, купить что-то поесть. Хотя, с другой стороны, там наверняка есть еда. Но если вдруг не окажется ничего, то я смогу заехать в магазин в Петровском поселении и купить что-то на некоторое время. Когда я подошла к машине, с неба начали падать крупные хлопья снега, и я остановилась, подняв глаза к небу. Снежинки кружились, словно пушистые хлопковые облака, и я замерла завороженно глядя на них.

— Отлично, а я не сменила резину на зимнюю.

Ехать пришлось осторожно, обещали заморозки, как неудачно все складывается. На заправке я купила горячий кофе и заправила полный бак, ведь дорога обещала быть долгой. Важно было взбодриться, чтобы не уснуть за рулем. Навигатор показывал ровно 62 километра до Петровского поселения, но дальше я не совсем понимала, как добраться до места назначения, так как на карте дороги до Низинского не было. Я надеялась, что та женщина, которая меня встретит покажет дорогу. Кстати, я даже не спросила ее имя, молодец Кира.

Невероятное чувство умиротворения и предвкушения наполняло меня в дороге. В голове уже оживали картины: родовое поместье, его старинные, прохладные коридоры, комнаты, хранящие вековую историю, загадочные подвалы, полные секретов, винтажная мебель, пыльная от времени, но излучающая неповторимый шарм, и, конечно же, завораживающий вид из окна на застывший в вечернем сумраке пруд. Эта мысль, эта мечта о погружении в атмосферу усадебной жизни, заставляла мое сердце биться чаще. Улыбка сама собой расплылась на лице. Я увеличила громкость музыки, подстраивая ее ритм под ритм своего сердца, и слегка нажала на педаль газа.

Спустя 44 минуты я съехала с КАДа и, свернув с кольца, сбавила скорость, включившись в спокойный поток движения по Гостилицкому шоссе. Сумерки уже сгущались, окутывая лес и поля густым полумраком. Дорога была ровной, практически пустой. По правой стороне, среди деревьев, встречались памятники, молчаливые свидетели великой войны. Их скромные обелиски словно напоминали о хрупкости жизни и важности каждого мига.

Еще 10 минут спокойной езды. Миновала знак Пениковского сельского поселения, а затем и долгожданную табличку с названием «Петровское». Радость близкого прибытия была так велика! Но в этот самый момент, буквально на границе счастья, на дороге появилась она — невероятно красивая рыжая лисица. Она выскочила из леса с необыкновенной грацией, словно призрак лесной чащи, и застыла на середине дороги, как будто завороженная.

Моя скорость была невысокой, но резкое торможение вызвало неожиданную реакцию машины. Она началa скользить, и я поняла, что дорога более обледенелая, чем я предполагала. Хотя видимых признаков гололёда не было. Эта мысль промелькнула в голове лишь мгновением перед тем, как меня погрузила в темноту резкая боль и удар. Потеря сознания была мгновенной. Последнее, что я помню — это яркие глаза лисицы и ужасный скрип тормозов.

***

Резкий удар, скрежет металла, и мир вокруг превратился в вихрь осколков стекла и пыли. Подушка безопасности, словно взрывной мешок, моментально наполнилась воздухом, врезавшись мне в лицо с силой, от которой зазвенело в ушах. Машина съехала с трассы, и с глухим ударом врезалась в кювет. Капот сильно пострадал, утыкаясь в землю. Перед глазами плыли цветные пятна, в ушах звенело, а тело пронзала острая боль в груди от резкой блокировки ремня безопасности.

С трудом, преодолевая покалывание в конечностях и головокружение, я выкарабкалась из автомобиля. Сердце колотилось, как бешеное, дыхание сбилось. На обочине остановилась «Лада Гранта» серого цвета. Из нее вышел мужчина средних лет, с добрым, немного усталым лицом. Его взгляд был внимателен и спокоен, что немного успокоило меня.

— Сильно ударились? — спросил он, с заметным волнением в голосе.

Окинув взглядом свою машину, я ответила:

— Все нормально, относительно. Почти не задело. Ремень безопасности сработал отлично, и подушка тоже, хоть и ударила прилично.

— Помощь нужна? Надо вызвать ДПС и скорую, желательно, — сказал мужчина.

— Если вам не сложно, можете помочь? Я плохо знаю эти места, — попросила я, чувствуя, как нарастает паника.

— Конечно, сейчас все сделаю, — мужчина достал свой смартфон, и отошел от обочины, набирая номер экстренных служб. Он подробно описал место аварии, указал марку и номер моего автомобиля, а также мое состояние.

Я забралась обратно в салон, стараясь не двигаться резко. Достала телефон и сумочку. Затем нашла свою сумку с ноутбуком, которая улетела на пол. К счастью, он остался цел.

Через час я сидела на заднем сиденье патрульной машины, рассказывая чертовски красивому инспектору ДПС, лейтенанту Дмитрию Шувалову (как он представился), подробности аварии. Он внимательно выслушал меня, задавая уточняющие вопросы. Я уже спокойнее воспринимала ситуацию, забыв о панике.

— Скорость не превышали? — Дмитрий посмотрел на меня с подозрением.

— Нет. Это всё лиса виновата, — тихо сказала я.

Полицейский вскинул бровь и нахмурился. Ну да, конечно. Во всем виновата лиса.

Внезапно мой мобильный телефон издал резкий, назойливый звонок. На экране высветился незнакомый номер.

— Простите я отвечу на звонок? — извинилась я перед ним.

— Да, — кивнул он, продолжая что-то писать в протоколе.

— Алло, Кира? Я уже на месте. Наша встреча в силе? — раздался в трубке женский голос.

— Простите, я попала в аварию прямо на въезде в Петровское, — я ответила, стараясь говорить спокойно.

— Какой ужас! Вы в порядке? — взволнованно спросила женщина.

— Да, все нормально, только машина повреждена. — ответила я.

— Я сейчас приеду за вами, и мы все уладим!

Мигающие проблесковые маячки полицейских машин окрашивали окружающую темноту в причудливые цвета, выхватывая из мрака силуэты людей и техники. Я видела машину скорой помощи и эвакуатор, готовящийся отбуксировать мою машину, ещё одного полицейского, говорящего с тем мужчиной, что помог мне.

— Здраствуйте, мое имя Павел. Как вы себя чувствуете? — спросил фельдшер, наклонившись ко мне. Его глаза были внимательными, полными профессионального спокойствия.

— Немного в шоке.

— Как вас зовут? — спросил фельдшер осматривая меня.

— Кира. — ответила я.

Фельдшер ощупал мою голову, осмотрел зрачки и шею и попеременно спрашивал, не болит ли у меня здесь или там. Я отрицательно качала головой.

— Тошнота, слабость, раздвоение в глазах есть?

— Нет, — пожала плечами я.

— В целом, заметных повреждений нет. Отделались легким шоком, — с улыбкой сказал Павел. — Если вы хотите проверить синяки, можем госпитализировать вас.

— О нет, не стоит, — тут же отказалась я.

Фельдшер вернулся к машине скорой помощи, а я осталась стоять рядом с полицейским. Вдруг я услышала, как меня окрикнули.

— Кира!

На мгновение мне показалось, что это голос моей мамы, но это была не она. К нам шла женщина с встревоженным выражением лица. Она остановилась передо мной, в её глазах читалось беспокойство и нетерпение.

— Вы ведь Кира? — спросила она, её голос дрожал от волнения.

— Да, — ответила я.

— Моё имя Виктория, — сказала женщина, — мы разговаривали по телефону.

— Приятно познакомиться, Виктория. Простите за опоздание, — пробормотала я, уставившись на свою машину.

— Ах, не переживайте, пожалуйста. Мы позаботимся об этом, — уверенно сказала она.

— Если понадобится помощь, я к вашим услугам, — сказал Дима, посмотрев сначала на Викторию, потом на меня. — Может все таки отвезти вас в больницу?

— Да нет, не надо. Спасибо большое, — отказалась я.

— Поверьте мне, Дмитрий, я быстро поставлю ее на ноги. Не волнуйтесь, — быстро рассмеялась Виктория. — Пойдемте, дорогая, я отвезу вас в поместье. Выпьем по чашечке горячего кофе и все обсудим.

Честно сказать, ее предложение выглядело белее заманчивым, чем просиживание штанов в больнице в ожидании двух пластырей на пару царапин от битого стекла.

Опять пошел снег, крупные хлопья медленно опускались на землю, причудливо кружась вокруг нас, и без того сильный озноб усилился, пронизывая меня до костей. Я стояла между Викторией и полицейским, наблюдая за их непринужденной беседой. Они общались, словно были знакомы очень давно. Возможно, это особенность небольших поселений — все друг друга знают. Либо Виктория имела какие-то связи в местной полиции. Или же это просто совпадение, хотя после всего случившегося вера в совпадения сильно пошатнулась. Главное сейчас — согреться и сообщить маме, что я в порядке. Мысли путались, но постепенно прояснялись, оставляя после себя горький осадок осознания случившегося.

— Итак, вы готовы отправиться в поместье? — спросила Виктория.

— Готова, только можно я возьму свои вещи из машины? — выдавила я, стараясь подавить дрожь в голосе.

— Конечно, конечно, — ответила Виктория.

С трудом я спустилась в кювет. Картина, открывшаяся моим глазам, вновь вызвала приступ тошноты. Искореженный капот, разбитая фара, осколки стекла, разбросанные вокруг. Я еле удержалась на ногах, спускаясь с крутого склона, когда почувствовала чьё-то прикосновение.

— Я помогу, — сказал Дима, спокойно и уверенно спускаясь вместе со мной.

Он помог открыть капот, аккуратно вытащил мой чемодан. Когда мы поднялись наверх, полицейский помог загрузить чемодан в багажник машины Виктории. Я разместила сумки на заднем сиденье. Полицейский оглянулся, как будто убеждаясь, что никто не подслушивает нас, и неожиданно задал вопрос, заставив меня смутиться:

— Могу я узнать ваш номер телефона?

Его просьба звучала, как нечто большее, чем обычная любезность. В его глазах мелькнуло что-то, что я не смогла точно определить, но это определенно вызывало тревогу. Вид мужчины в форме, несмотря на все мои внутренние протесты, вызвал почти автоматическое повиновение. Я продиктовала свой номер. Дима тут же его набрал. Через пару секунд телефон завибрировал в моем кармане.

— Если потребуется помощь, звоните мне в любой момент, — сказал он серьезно.

Я смущенно отвела взгляд, едва сдерживая улыбку. Освещенный тусклым светом он был так красив и задумчив. Скулы ходили ходуном, когда он покусывал нижнюю губу, убирая смартфон в карман. Дмитрий был высоким и широкоплечим, полицейская форма смотрелась на нем превосходно. Засмотревшись, я поймала себя на мысли, что он определенно в моем вкусе. И в этот момент, за его спиной мелькнуло какое-то движение. Я вгляделась в окутанную темнотой дорогу, пытаясь разглядеть что это было.

Дмитрий, заметив мое напряженное внимание, обернулся.

— Что с вами, привидение увидели? — улыбнулся он, его глаза сверкнули озорным огоньком.

— Не знаю, там кто-то прошел, — пробормотала я, чувствуя, как по спине пробегает холодок.

Он внимательно осмотрелся, даже прошел вдоль дороги до патрульной машины, но ничего подозрительного не обнаружил. Машина скорой помощи уже уехала, эвакуатор вытаскивал мою машину из кювета. Мужчина, который помог мне вызвать службы, дал показания и также удалился.

— Дима, ты закончил? — окликнул его напарник.

— Подожди минуту. — Он снова повернулся ко мне. — За машину не переживайте. Я сообщу вам, где ее найти.

— Почему вы так сказали? — спросила я.

— Как?

— Что там привидение, — прищурилась я.

— Я не знаю, просто вырвалось, — пожал он плечами.

Виктория, выглянула из окна своего авто и крикнула.

— Кира уже поздно. Боюсь, совсем стемнеет.

Я кивнула Дмитрию на прощание. Он улыбнулся в ответ и проводил меня взглядом до самой машины. И если рядом с ним мне было уютно, то в машине Виктории меня опять начал пробирать озноб.

— Это адреналин, — усмехнулась Виктория, словно читая мои мысли. — Я однажды попадала в аварию и это не самое лучшее воспоминание.

***

Мы проехали мимо мемориала. Виктория прокомментировала, что ждала меня именно там. Дальше путь лежал по узкой гравийной дороге, которая петляла среди высоких деревьев. Ветки, словно костлявые руки, царапали кузов машины, создавая ощущение, что мы пробираемся сквозь густой лес, полный мертвецов пытающихся сцапать нас. Я невольно вглядывалась в окно, пытаясь разглядеть что-нибудь в окружающей нас темноте.

Внезапно меня охватило сильное желание оказаться рядом с мамой. Представила, как сижу напротив нее, наблюдая за ее работой. Даже если она будет полностью погружена в свои дела и не обратит на меня внимания, простое ощущение ее присутствия было бы для меня успокаивающим.

«Мама», — пронеслось у меня в голове. Я быстро достала телефон из сумки и разблокировала его с помощью отпечатка пальца. Экран засветился, но вместо привычного интерфейса я увидела сообщение о том, что сеть недоступна.

— Тут нет связи, — скорее констатировала чем спросила я, стараясь скрыть волнение в голосе.

— К сожалению, да. В этих местах часто бывают проблемы со связью. Но не волнуйтесь, завтра я смогу отвезти вас в город, и вы сможете связаться со своими родными, — успокоила меня она.

Ее слова немного уняли мою тревогу, и я прислонилась к подголовнику сиденья.

— Спасибо вам, — прошептала я. Но мысль о том, что я не смогу сразу сообщить маме, что все в порядке, не давала мне покоя. Я представляла, как она беспокоится, звонит мне раз за разом, а я остаюсь недоступна.

— Хотите я попрошу Дмитрия, чтобы он связался с вашими родственниками, — предложила Виктория. — Или я могу сама им позвонить.

— А у вас есть связь? — спросила я.

— Не здесь. Я живу не в поместье. Моя задача была только доставить вас сюда и показать все. Но уже так поздно. Надо было перенести встречу на завтра. Я чувствую себя виноватой в том, что так получилось, — искренне сказала она.

— Ничего страшного, — ответила я, хотя внутри меня продолжала бушевать тревога. — Тем более уже ничего не вернешь

— К сожалению, да, — согласилась Виктория, и машина подскочила на кочке. — Думаю, оставим осмотр на завтра, согласны? Не хочется ходить там в такой темноте, Да и вам сейчас не до этого.

— Согласна, — кивнула я. — Я что, останусь там одна?

Лицо Виктории насторожилось и она отвела взгляд, внимательно глядя на дорогу.

— Я бы с удовольствием осталась, — произнесла она, — но мой муж серьёзно болен. Не могу оставлять его одного надолго. Понимаете?

— А где Анна Иоанновна? — поинтересовалась я.

— Она улетела ещё утром. Честно говоря, вы позвонили как нельзя вовремя, мы уже хотели искать смотрителя, — призналась Виктория, и я мысленно согласилась: «Лучше бы и не звонила», — но вслух произнесла:

— А кем вы приходитесь Анне Иоанновне?

— Я была смотрительницей поместья двадцать пять лет, — улыбнулась Виктория, — но вынуждена была уйти из-за болезни мужа. Однако, по-прежнему помогаю Анне Иоанновне по мере сил. Дом… он очень большой, местами, скажем так, не в самом лучшем состоянии. В нём есть участки, требующие срочного ремонта, особенно крыша над западным крылом, протекает после сильных дождей. Будьте осторожны, особенно ночью, — предупредила она, понизив голос. — В доме есть электричество, конечно, но система старая, бывают перебои. Кухня уютная, с современной плитой, где можно приготовить что угодно. Камины во всех жилых комнатах, функционируют, но дрова нужно носить самостоятельно — в пристройке есть запас. Вы умеете топить камин?

— Да, конечно, — кивнула я, чувствуя, как нарастает любопытство.

— Сейчас там тепло, — успокоила Виктория. — Я протопила камины в библиотеке, гостиной и в вашей комнате. Так что сегодня спите спокойно и ничего не бойтесь. Завтра приеду рано утром и всё вам покажу.

— Расскажите мне об этом месте, — попросила я, не в силах сдержать любопытство.

— Обязательно, — улыбнулась Виктория. — Мы приехали.

Перед нами высились огромные кованные ворота, настоящее произведение искусства, с витиеватыми узорами и гербом, слабо различимым из-за времени и ржавчины. Каменное основание высокого забора, увенчанного кованным навершием, производило впечатление крепостной стены. Виктория вышла из машины и, с некоторым трудом, отперла массивные ворота, сначала одну створку, затем другую. Затем, села за руль и медленно въехала на территорию поместья.

Как же я мечтала увидеть это великолепие при свете дня! Фары машины выхватили из темноты террасу — широкую, вымощенную старинным камнем, с изящной лестницей, ведущей к парадной двери, увенчанной арочной крышей, напоминающей вход в средневековый замок. Даже в полумраке было видно, как мастерски выложены каменные блоки, каждый со своей неповторимой текстурой, местами покрытые патиной времени. Виктория, словно опытный экскурсовод, знала все тонкости этого места. Глянув на часы (22:38), она с облегчением выдохнула: «Наконец-то!» И мы вышли из машины.

Виктория уверенно направилась к лестнице, на мгновение скрывшись за каменными перилами. Затем, словно по волшебству, зажегся свет: по периметру террасы вспыхнули маленькие светильники, стилизованные под масляные лампы, мягко рассеивая теплый, уютный свет. Это был эффектный, театральный жест, подчеркивающий величие усадьбы. Я с трудом оторвалась от завораживающего зрелища, чтобы забрать свой чемодан. Виктория, с редкой для нашего времени галантностью, взяла мою сумку с ноутбуком.

— Можете оставлять свет включенным на ночь, — сказала она, — если будет страшно. Но не забывайте выключать его днем, чтобы экономить энергию и беречь старинную электропроводку — она уникальная.

Мы поднялись по каменной лестнице, каждый шаг отдавался глухим звуком под нашими ногами. Камень был холодным, гладким, словно отшлифованный веками. Дверь, массивная, из темного дерева, с коваными элементами, выглядела настоящим произведением искусства. Она казалась древней, словно хранила в себе тайны минувших эпох. Виктория извлекла из кармана старинный ключ, массивный и немного ржавый, — казалось, он весил больше, чем моя сумка. Замок с трудом поддался, издав скрипучий звук, словно стон старого существа.

— Замо́к… не современный? — удивилась я, уже предвкушая, что меня ждет внутри.

— Анна Иоанновна — это было её решение, — объяснила Виктория с легкой улыбкой, — всё здесь сохранилось таким, каким было передано из поколения в поколение. Даже электропроводка частично оригинальная, скрытая в стенах, — иногда это немного напрягает, — призналась она, — но это часть истории. Придется потерпеть некоторые неудобства ради аутентичности.

Тяжелая дверь отворилась, и я вошла внутрь, невольно выдохнув от восхищения. Интерьер поразил меня до глубины души. Это было не просто здание, это был портал во времени. Я никогда не видела ничего подобного. Усадьба, казалось, сохранила свой облик, свой дух, свой стиль с XVIII века! Это было поистине удивительно — сочетание старинной архитектуры, великолепно сохранившихся интерьеров и удобств, демонстрирующих чуткое отношение к истории.

Холл был просторен и высок, с огромной лестницей, ведущей на второй этаж. Стены были украшены фамильными гобеленами — яркими, насыщенными, рассказывающими немые истории о предках владельцев усадьбы. Роскошные старинные люстры из хрусталя, блестящие от времени, изысканно обрамляли потолки. Все детали были продуманы, от богатой бархатной обивки мебели до изящных резных тумб и комодов. Воздух был пропитан духом истории, ароматом старой древесины и редких специй, которые, видимо, использовались в доме веками. Каждая деталь — от выцветших обоев до изящной резьбы на дверных ручках — свидетельствовала о богатстве и вкусе прошлых поколений. На полу лежал оригинальный паркет из ценных пород дерева, выложенный сложным узором. Даже камин сохранился в своем первозданном виде, с чугунной решеткой и декоративными элементами. Я оглянулась вокруг, пораженная масштабами и красотой усадьбы. Это было не просто место — это был живой музей, который дышал историей, позволяя прикоснуться к прошлому и ощутить его величие.

— Не верю, что все это реально, — сказала я.

Виктория, залившись звонким смехом, осторожно поместила мою сумку на бархатное сиденье изящного стульчика, обитого тканью цвета выцветшей розы.

— Понимаю ваш восторг, — продолжила она, — но жизнь в этом доме, даже таком прекрасном, далеко не всегда идиллия. Есть свои прелести, и свои… неприятности. Пойдёмте, я покажу вам вашу комнату, а потом, если вы желаете, выпьем кофе, — Виктория хитро прищурилась. — Если конечно вы не сильно устали?

— О нет, я совершенно бодра! — искренне ответила я, — Даже слишком.

— Хорошо, тогда идем. Я немного переживаю за мужа.

— Понимаю, — кивнула с сочувствием я. — Тогда идёмте скорее. Не будем задерживаться.

Виктория уверенно поднялась по широкой лестнице из тёмного, отполированного до блеска дерева, каждая ступенька словно приглашала к неспешному восхождению. Я последовала за ней, проводив пальцами по гладкой поверхности перил, на которых, к моему удивлению, я заметила едва заметные следы прошлых реставраций — тонкие, почти невидимые швы. Это говорило о том, что дом неоднократно обновлялся, сохраняя при этом свой первоначальный шарм.

— Ваша комната в восточном крыле, — объявила Виктория, указывая направо. — Это крыло в хорошем состоянии. В западном, как я уже говорила, есть небольшие проблемы с крышей — протечки во время сильных дождей. Поэтому там сейчас всё заколочено. Хотя раньше там располагались хозяйские покои. Правое крыло всегда использовалось для гостей. В некотором смысле мы все здесь гости, так что, надеюсь, вас это не оскорбит.

Мы прошли мимо трёх комнат, каждая из которых была открыта — слегка выцветшие обои, массивные, почти антикварные двери из красного дерева, тяжёлые, занавешенные бархатные шторы. Наконец, Виктория остановилась перед предпоследней дверью и, придержав её, пропустила меня вперёд.

Я вошла в просторную комнату, залитую мягким светом. Виктория включила старинный настольный светильник, и я увидела, что комната оформлена в нежно-голубых тонах, напоминающих стиль французского Прованса, а не рококо, как я ожидала. В ней чувствовалась легкость и воздушность. Стены были украшены тонким лепным декором, который, несмотря на свой возраст, сохранился в прекрасном состоянии. С правой стороны располагался действующий камин с кованной решеткой, украшенной витиеватыми узорами. Рядом стояла изящная угловая тахта с обивкой из белого льна и небольшой столик из темного дерева, инкрустированный перламутром.

С левой стороны, напротив окна, стояла большая кровать с балдахином из белого муслина. Вся мебель была старинная, но прекрасно сохранившаяся.

— Балдахин? — вырвалось из моих уст. Я была очарована.

— Да, — Виктория немного смутилась. — Вид из этого окна самый лучший в доме. Поэтому я решила, что вы потерпите этот… немного старомодный, возможно, элемент.

— Да вы что! Я в полном восторге! — поспешила я заверить её. — Комната восхитительна! Она гораздо лучше, чем я могла себе представить!

Виктория улыбнулась, и её лицо сразу просветлело.

— Рада, что вам нравится. Надеюсь, вы хорошо отдохнёте. А сейчас, кофе?

Глава 2

Дверь тихонько щелкнула за моей спиной, и я очутилась на просторной кухне, сердце которой составляла внушительных размеров печь. Два небольших отверстия внизу, одно из которых явно предназначенные для доступа к зольнику и регулировки тяги, и одно большое продольное отверстие, расположенное чуть выше — классический дизайн, напоминающий печи из старинных русских изб. Печь была выложена из кирпича, местами потемневшего от времени, с едва заметными следами копоти. Кирпичная кладка, несмотря на возраст, была безупречно сохранившейся. Рядом с печью располагался старинный кухонный гарнитур, изготовленный, судя по всему, из темного дерева — возможно, крашеного ореха или вишни. Фасады были украшены резьбой, стилизованной под народные мотивы. Занятно, что несмотря на винтажный вид мебели, она была в отличном состоянии, без сколов или царапин. Наверняка, за ней бережно ухаживали многие поколения.

Центральное место в кухне занимал большой, продольный стол из дуба. Массивная столешница, потемневшая от времени, но тщательно отполированная, казалась настолько гладкой, что в ней отражался мягкий свет от светильника. За столом могли легко разместиться шесть, а то и восемь человек. Стены, обшитые деревянными панелями, были украшены несколькими полками, на которых рядами стояли старинные глиняные горшки, фаянсовые кружки и различные кухонные принадлежности от винтажных до современных.

Однако, старинная атмосфера гармонично сочеталась с элементами современной техники. Встроенная индукционная варочная панель, блестящая и современная, резко контрастировала с деревянной обстановкой, но при этом никак не диссонировала с ней. Рядом стоял современный электрический чайник из нержавеющей стали и кофемашина, профессиональной модели, с хромированными элементами. Вид этой кофеварки вызвал у меня неподдельный восторг: я — большой любитель кофе, и профессиональная машина — это мечта любого кофемана. Виктория, заметив мою восхищенную реакцию, с улыбкой приготовила нам два идеальных капучино. Пена была нежной и плотной, а аромат — божественным.

— Совсем без современных технологий нынче не обойтись, — засмеялась она. — Стиральная машина тоже имеется, в прачечной. Завтра покажу. А то уж совсем было бы дико стирать вручную и ходить полоскать белье на пруд!

Я согласилась, представляя себе весь этот процесс. Мы посмеялись, обмениваясь шуточками. Виктория постоянно смотрела на часы, и я заметила, что она изрядно нервничает.

— Не переживайте за меня, я справлюсь, — сказала я, понимая, что ее беспокойство связано с мужем. — Поезжайте к мужу. Я еще немного посижу и лягу спать.

— Благодарю вас. В таком случае, до завтра, — вежливо улыбнулась Виктория, и я пошла проводить ее. На улице, уже на пороге, она вспомнила о ключах.

— Чуть было не забыла! Ключи от комнат. Вот, возьмите, — она протянула мне увесистую связку ключей. — Дверь заприте на ночь. И вообще, лучше почаще проверять двери. Помните, иногда тут лазают дети.

— Хорошо, — ответила я, взвешивая ключи в руке.

Они были холодные, металлические, с некоторой патинкой — следами времени. Виктория уехала, а я, вернувшись в дом, заперла дверь на большую старинную щеколду, с характерным глухим щелчком. Я осталась одна в просторном холле, освещенном мягким светом ламп. Встав посреди холла, я покружилась вокруг своей оси с улыбкой на лице. В голове начали витать образы с гобеленов, молчаливые свидетели моей радости, которые взирали на меня гордым взглядом и не совсем понимали, кто я такая. Да, я знаю, что картины не могут мыслить, но у меня есть привычка все одушевлять. Взяв сумку с ноутбуком, я торопливо поднялась наверх, в свою комнату.

Камин, хоть и создал уютный островок тепла в просторной комнате, но его жар не распространялся за ее пределы, оставляя коридоры и другие помещения дома погруженными в прохладу. Воздух, пропитанный едва уловимой пылью, слегка покалывал кожу. Я, наслаждаясь контрастом тепла и лёгкого озноба, опустилась на мягкую постель, покрытую идеально чистым, хлопковым бельём. Ткань приятно скользила под пальцами, вызывая чувство умиротворённости. Затем я достала свой ноутбук, старую, но надёжную модель с потёртой крышкой, которая хранила в себе тысячи написанных строк и множество нереализованных идей. Пока экран медленно оживал, я переоделась в удобный домашний костюм — мягкие хлопковые штаны и свободную рубашку — хотя мысленно жаждала облачиться в струящееся домашнее платье, соответствующее этому месту. Забравшись под тёплое, пушистое одеяло, пахнувшее успокаивающей лавандой, я удобно устроилась, поставив ноутбук на ноги, и погрузилась в работу.

Вдохновение вернулось ко мне, как только машина Виктории въехала на территорию поместья. И когда я закрыла дверь на щеколду будто запуская невидимый механизм, слова сами полились из-под моих пальцев. Моя героиня, невольно отражала мои собственные чувства, переживания и сомнения. Это был не просто текст, это был мой личный дневник, зашифрованный в вымышленной истории. Написанное было настолько эмоционально насыщенным, что страницы будто вибрировали от отпечатанных на них слов.

Часы пробили полночь, а я и не заметила, как пролетело время. Только когда усталость начала одолевать, я закрыла крышку ноутбука, разместив его на прикроватной тумбочке. Укутавшись в одеяло, я прислушалась к ночным звукам старой усадьбы. Она жила своей собственной жизнью, словно древний организм, полный шепотов и скрипов. Легкий ветерок, проникая сквозь щели в старых окнах, проносился по бесконечным коридорам, заставляя древние дубовые перекрытия стонать и скрипеть, словно суставы у древнего великана. Что-то постукивало этажом выше — возможно, старая крыша или птицы. В соседней комнате что-то шуршало, напоминая шорох крыльев ночной бабочки, затерявшейся в поисках света.

Эта тишина, наполненная незнакомыми звуками, вызывала странное чувство тревоги. Моё воображение, словно живое существо, рисовало мрачные картины, оживляя мрачные силуэты в полумраке комнаты. Каждый шорох, каждый скрип усиливали ощущение присутствия чего-то невидимого, непостижимого. Слух обострялся, подлавливая малейшие звуки, а страх, как хищник, готов был выскочить из углов моей души. Каждый раз, закрывая глаза, я чувствовала чей-то взгляд, пронзающий меня сквозь тьму. Я пыталась отвлечься, сосредоточиться на чём-то другом, но эти навязчивые мысли, словно призраки прошлого, возвращались вновь и вновь. И только через долгое время, измученная борьбой с собственными страхами, я наконец погрузилась в сон.

Мне приснился Дмитрий. Как странно, неужели он так сильно впечатлил меня своей внешностью, что мой мозг решил напомнить мне о нем еще раз. Человек, которого я видела всего лишь раз, предупреждал меня о чем-то… Память о его предупреждении испарилась вместе с остатками сна, как только я проснулась. Утро встретило меня леденящим холодом. Старый дом, с его ветхими, промерзающими насквозь ставнями превратился в ледяную коробку. Тепло, накопленное за ночь, утекло, словно вода сквозь решето. Солнечный свет, лишь подчеркивал холод, пронизывающий до костей. Анна Иоанновна была права — этот дом требует постоянного внимания и заботы, непрерывного поддержания очага, борьбы с ветхостью и непрекращающимся ремонтом.

Я встала на ледяной пол, с трудом натянула тонкие носки, сразу пожалев о своем легкомыслии. Даже куртка не полностью защищала от пронизывающего холода. Телефон показал 7 утра и 50% заряда батареи — нужно будет подзарядить попозже. Виктория говорила о потрясающем виде из моего окна. Я раздвинула тяжелые шторы, и ахнула. Мой небольшой круглый балкон, летом украшенный каким-то вьющимся растением — возможно, плющом, хотя я совершенно не разбираюсь в ботанике, — был полностью завален снегом.

Я не поверила своим глазам. Сначала я даже подумала, что это галлюцинация, вызванная холодом. Надела очки, чтобы убедиться, что это не мираж. Пятьдесят сантиметров, если не больше! Снег покрывал всё, превратив пейзаж в волшебную зимнюю сказку. Балюстрада балкона была скрыта под огромной снежной шапкой, превратившись в белоснежную горку. Я даже не смогла бы ступить на него, не говоря уже о том, чтобы насладиться видом. Попытка открыть балконную дверь была сразу же прекращена — навалившийся снег и образовавшиеся сугробы сделали бы это чрезвычайно сложным и, вероятно, опасным мероприятием.

Из моего окна и вправду открывался великолепный вид на площадь, в центре которой разместился небольшой фонтанчик, вокруг которого обычно разворачивались кареты или, например, машины в более современном мире. Площадь была обрамлена полукругом аккуратно укутанных рогожей тутовых деревьев, а за площадью плавно спускался пологий склон прямиком к большому пруду. Все было покрыто белоснежным покрывалом и радовало глаз. Я улыбнулась, глядя на эти просторы, и подумала, как прекрасно было бы здесь летом! А зимой хозяева поместья наверняка катались на санках прямо по этому склону.

Завораживающий пейзаж не смог отвлечь от острой необходимости: я замерзла. Необходимо было срочно найти дровяник, чтобы развести огонь в каминах и согреть дом. Быстрым шагом я прошла из спальни в коридор, спустившись по широкой лестнице в холл, я вспомнила про уличные фонари, которые надо выключать днем. Щеколда поддалась с лёгким скрипом, и я шагнула в прохладу дня.

Удар ледяного ветра заставил меня поморщиться.

— Да ладно! — вырвалось у меня в ответ на этот порыв стихии.

Дровяник… где он? Особняк, по моим приблизительным оценкам, занимал около двух тысяч квадратных метров, а учитывая высоту сугробов, поиски могли затянуться до самого вечера. Начав обход слева, я рассуждала логически: дровяник обычно располагается ближе к кухне, для удобства. Ведь так? Однако мои сапоги чуть выше щиколотки оказались совершенно не приспособлены для передвижения по заснеженному и, судя по всему, неровному ландшафту. И вот, кульминация: скользкая мощеная площадь, падение, и резкая боль в локте.

— Отлично, — усмехнулась я сквозь зубы, поднимаясь и растирая ушибленное место.

Усадьба оказалась настоящим лабиринтом. Многочисленные входы и выходы, некоторые из которых вели в никуда, а другие были заперты на увесистые замки. Пара дверей оказались заперты на ключи, ни один из тех, что были в связке, естественно, не подошли. Наконец, после длительных поисков, я обнаружила массивную, суровую дверь, которая, казалось, хранила в себе приз для меня. Замок щелкнул, и я оказалась в долгожданном дровянике.

Куча колотых дров, аккуратно сложенных в поленницы, внушали надежду на скорое тепло. Но тут же возникла новая проблема: надо натаскать приличное количество дров в дом. Я представила, как слуги в былые времена таскали дрова через парадный холл, по дорогому паркету хозяев и засомневалась, что я поступаю правильно. Вероятно, существовали какие-то служебные проходы или подсобные помещения. Вот бы сейчас в интернете поискать подобные подробности.

За один раз я могла унести лишь небольшую охапку. Пять ходок — и мои руки уже ныли от напряжения. Старалась брать побольше, чтобы быстрее закончить эту работу и согреться. После того как дровяник был снова заперт, я, наконец, смогла приступить к растопке каминов. Начала, естественно, с кухни и библиотеки — так как мой рабочий день планировался именно там. Комнату решила протопить чуть позже, чтобы не лишиться тепла под утро.

Растопка кухонной печи, привычной для любой русской деревни, не составила для меня труда. Ее конструкция была проста и знакома: топка, заслонка. Я открыла заслонку, быстро набросала в топку березовых поленьев, сформировав небольшие промежутки для воздуха, и подпалила бересту — проверенный способ быстрого розжига. Пламя вспыхнуло, заставив печь загудеть своим характерным басом, сопровождаемым шумом тяги в трубе. Этот звук, наполненный теплом и уютом, был для меня знакомым и успокаивающим.

Зато растопка камина потребовала несколько большего внимания. Камин здесь был гораздо крупнее и монументальнее кухонной печи, с изящным порталом из белого камня и большим, капителью, декоративной отделкой стены дымохода, каминной полкой, аркой и глубоким очагом. Я последовала тому же принципу, что и с печью: продула дымоход, расположила дрова для хорошей циркуляции воздуха, и подпалила бересту. Тяга была превосходной, и дым моментально втянулся в высокий дымоход. Камины, судя по всему, часто подвергались тщательной чистке, что не удивительно, за неимением другого отопления.

Пока разгорался камин, я машинально подбросила спичечный коробок на ладони и заметила нечто необычное. Коробок то был не просто старым, а настоящим раритетом. На его лицевой стороне гордо красовалась надпись: «Фабрика Н-въ И. Н. Дунаева. Существуетъ съ 1880г.».

— Как такое возможно? — спросил я себя.

Сердце мое ускорило ритм. Этому коробку примерно столько же лет, сколько и визитке. Он был в идеальном состоянии: без следов износа, с целым рисунком, и даже спички внутри были сухими и рабочими! Его сохранность была просто поразительной!

На каминной полке я обнаружила другие знаменательные вещи: старинные часы, изящные фарфоровые статуэтки, изображающие Французскую кавалерию на белых лошадях, и несколько маленьких портретов в овальных рамках. Один из них привлек мое внимание больше всего. На нем была изображена молодая девушка с поразительным сходством со мной. Те же каштановые волосы, овальное лицо, большие темные глаза и пухлые губы. Я была ошеломлена этим сходством. Это было не просто похожесть, а практически точная копия. Я внимательно рассмотрела портрет, пытаясь найти подпись или какую-либо надпись на обратной стороне, но никакой информации, кроме небольшого слегка выцветшего штампа с датой — 1895 год — я не нашла.

Хорошо, так и запишем. Вообще меня не покидало странное ощущение, что кто-то уже давно ожидал моего приезда. Пока я размышляла об этом, глядя на языки пламени, осознала, насколько сильно проголодалась. Кухонные ящики представляли собой настоящую кладовую, забитую доверху консервами, крупами и макаронами. Запасы явно были подготовлены с расчетом на длительное проживание.

Быстро сварив макароны с тушенкой — классическое блюдо для выживания, — я насладилась скромным, но сытным ужином. Ароматный кофе из кофемашины и пара шоколадных конфет стали отличным завершением трапезы. Пока я мыла посуду и отвлекалась, чтобы подкинуть дрова в камин, вспомнила про свою машину. Было бы не плохо написать в страховую, да только вот интернета тут нет.

Время уже обед, а Виктории все нет. После такого снегопада, наверно дороги сильно занесло, и я сомневаюсь, что кто-то расчищает их в этой глуши. В общем, пахло жареным, и подгорела явно не моя стряпня.

Завершив кухонные дела, я случайно заметила неприметную дверь, почти сливающуюся со стеной рядом с кухонным гарнитуром. Она была практически скрыта за высокой буфетной тумбой, похожей на те, что можно увидеть на фотографиях из бабушкиных альбомов. С любопытством, вызванным неожиданным открытием, я вытерла руки о полотенце и подошла ближе, надавив на ручку. Дверь была заперта.

В моей связке из пятнадцати ключей я уже точно знала как минимум три ключа: один от входной двери, второй от моей комнаты, третий от дровяника и вуаля! После нескольких безуспешных попыток я нашла маленький, совершенно невзрачный ключик, который идеально подошел к замку. С лёгким щелчком дверь поддалась, открыв доступ в прохладное темное помещение.

Короткий, узкий коридор с каменными стенами и лестницей вел вниз. Выключатель, расположенный справа от входа, осветил путь, открыв вид на спускающуюся в глубь земли лестницу из грубо отесанного камня. Запах сырости и земли смешивался с чем-то ещё, чем-то… пряным. Возможно, это был погреб.

Спустившись, я была поражена увиденным. Погреб представлял собой просторный каменный подвал, полки которого были заставлены банками с соленьями — огурцы, помидоры, грибы — и рядами вяленой рыбы. Воздух был наполнен ароматом пряного мяса, вероятно, бастурмой или копченой колбасы, и едва уловимым запахом древесины, напоминающим запах старого дубового бочонка. На стенах висели связки чеснока и лука, а в углу стояли большие ящики с картошкой и морковью.

В глубине погреба я обнаружила еще одну дверь, за которой скрывалась большая поленница, расширяющая представление о хранении дров в подобных местах. Теперь всё стало на свои места — вот откуда дрова переносили в кухню.

Это значительно облегчает жизнь, — с улыбкой подумала я и направилась назад, как вдруг свет погас, мгновенно погрузив меня в абсолютную темноту, и я, инстинктивно подняв руки, стала искать стену. Сердце бешено колотилось, дыхание сбилось, в груди сжался ледяной комок страха. Нащупав шершавую поверхность стены, я медленно пошла вдоль нее, пытаясь вспомнить расположение комнат и стеллажей. Но темнота искажала пространство, превращая погреб в лабиринт невероятных размеров. Каждый шаг отдавался эхом, усиливая чувство тревоги. Мне казалось, что тени оживают, что за каждым углом меня поджидает пропасть. Паника нарастала.

В моей памяти всплыли страшилки о домовых и прочей нечисти, которая якобы обитает в подвалах и погребах. При свете я, конечно, смеялась над этим всем, но сейчас, в этой кромешной тьме, холодок пробежал по спине, а мысли с бешеной скоростью бросались из стороны в сторону. Воздух стал тяжелым, дышать стало трудно. Я судорожно представляла себе расположение двери, ведущей в основной погреб, и продолжала свой путь, словно идя по краю пропасти. И вот, наконец, мои пальцы коснулись холодной, металлической ручки. Облегчение было таким сильным, что я едва не заплакала.

Дверь, к моему счастью, поддалась. За ней, в проёме, казался еле заметным слабый дневной свет из кухни. Быстро поднявшись по лестнице, я вышла на кухню, опираясь руками о косяк двери, пытаясь восстановить ровное дыхание. Рука дрожала, когда я щелкнула выключателем. Свет, с характерным потрескиванием, включился через несколько секунд. Старая проводка, будь она неладна.

Я с силой захлопнула дверь погреба, заперла её на ключ. Никаких больше походов в эту темницу! Буду носить дрова из сарая через улицу, хоть и дольше, чем из погреба, зато не страшно. Только я отвернулась и отошла от двери, как вдруг услышала глухой удар, будто что-то упало в погребе. Сердце снова принялось колотиться. Я застыла, прислушиваясь. Полная тишина. Ничего больше не происходило. Но эта тишина казалась еще страшнее, чем шум падающих предметов. Ну уж нет! Не думайте, что я пойду проверять! Ни за какие коврижки! Если там что-то упало, то будет валяться до приезда хозяев!

После завершения всех дел, я с удовольствием устроилась на удобной кушетке в просторной библиотеке, утопая в тишине и аромате старых книг. Вокруг меня высились высокие стеллажи, заполненные томами в кожаных переплетах и пожелтевших от времени страниц. Вдохновленная этим интеллектуальным окружением, я углубилась в запись подробностей пережитого дня. Моя рука легко скользила по клавиатуре, передавая на лист все эмоции и ощущения, словно я вновь проживала эти моменты. Виктория так и не появилась. Вначале я списывала это на непогоду — за окном бушевала настоящая снежная буря, метель завывала словно голодный зверь, — и проблемы со связью. Однако, с каждой минутой, мое спокойствие таяло, сменяясь нарастающим беспокойством.

Не только отсутствие Виктории вызывало тревогу. Гораздо сильнее меня беспокоило отсутствие связи с мамой. Мой телефон, обычно верный помощник, превратился в бесполезный кусок пластика, отображающий лишь коллекцию накопившихся фотографий.

Решив отвлечься от тревожных мыслей, я встала с кушетки и выполнила несколько простых упражнений: потянулась, наклонилась, размяла затекшую шею. Затем я медленно прошлась по комнате, останавливая взгляд на высоких книжных полках. Их содержимое поразило меня: огромная коллекция книг по философии, классической литературе и истории. Я заметила некоторые издания Иммануила Канта, Шеллинга, Гегеля в первозданном виде, с пометками на полях, сделанными, судя по почерку, еще в XIX веке. Среди них затерялись тома Дюма, Бальзака и Диккенса в роскошных переплетах. Эта библиотека была настоящей капсулой времени, хранящей знания и истории нескольких поколений.

Вдруг в голове всплыл образ девушки, поразительно похожей на меня. Это пробудило во мне непреодолимое желание узнать больше о семейной истории Истоминых. Я вспомнила о той скудной информации в интернете о Венедикте Николаевиче Истомине и его дочери. Возможно, эта девушка на портрете и есть та самая Астрид?

Среди книг я не нашла информацию о роде Истоминых и решила прогуляться по комнатам. Правое крыло, за исключением моей комнаты, трёх гостевых и комнаты отдыха, представляло собой набор практически идентичных помещений. Сдержанный стиль французского Прованса царил во всём: светлые тона, пастельные обои с цветочными мотивами, простая, но изящная мебель из светлого дерева. В каждой комнате стояли одинаковые резные комоды, украшенные фарфоровыми ручками, изящные кресла с обивкой из лёгкой ткани, и небольшие журнальные столики с изящными подсвечниками. Даже шторы были пошиты из одинаковой ткани — лёгкого хлопка с нежным цветочным рисунком. Ощущение умиротворения и спокойствия, которое создавал интерьер, было несколько монотонным.

Левое крыло разительно отличалось. Виктория, рассказала мне, что именно здесь когда-то располагались покои самих Истоминых. Богатство и роскошь буквально царили в этих комнатах. Помимо спальни хозяев, которая, к моему сожалению, оказалась заперта, я увидела огромный кабинет, обставленный массивными книжными шкафами, так же наполненными книгами в кожаных переплётах и дубовый стол с кожаным креслом. Чайная комната поразила изяществом фарфорового сервиза и инкрустированного перламутром чайного столика. Бильярдная, с её массивным бильярдным столом из тёмного дерева и стенами, украшенными охотничьими трофеями, выглядела весьма внушительно. Отдельного внимания заслуживала курительная комната, обставленная удобными кожаными кушетками и наполненная ароматом табака, который, несмотря на прошедшие годы, ещё сохранился в воздухе.

Но настоящим открытием стала оружейная комната. Многочисленные мушкеты, аккуратно сложенные в своих кожаных футлярах, шпаги, висящие на стендах из полированного дерева, произвели на меня неизгладимое впечатление. Мечи, украшенные затейливыми гравировками, казались готовыми к бою, а мушкеты, с блестящими стволами, свидетельствовали о былой мощи рода Истоминых. Я провела в этой комнате не менее часа, внимательно рассматривая каждый экспонат. Три закрытые двери в этом крыле, как я предположила, вероятно, вели в комнаты, пострадавшие от протечек крыши, о которых упоминала Виктория. Заглянув в замочную скважину одной из них, я увидела большую кровать с балдахином, драпированным тяжелым бархатом — настоящее королевское ложе.

Поместье имело и третий этаж, расположенный над правым крылом, поскольку левое крыло было двухэтажным. Эта асимметрия постройки наводила на мысли о её поэтапном строительстве, о расширениях и перестройках, происходивших на протяжении столетий. Надеясь найти там архив Истоминых, я поднялась по лестнице. Холодный воздух третьего этажа и полное одиночество вызвали у меня некоторое волнение, но я, сделав глубокий вдох, продолжила осмотр. Старинные половицы протяжно скрипнули под моими шагами, причём только на этом отрезке пути; в остальном доме паркет был идеально ровным, гладким и без единого скрипа. Пройдя по длинному коридору, я заметила винтовую лестницу, ведущую в небольшую башенку, но, отложив её осмотр на потом, направилась к мансарде.

Мансарда состояла из четырёх комнат, и только одна из них оказалась открыта. Внутри меня встретил восхитительный вид — это была музыкальная комната с огромными окнами, окружающими всё помещение. Широкая, в пол, панорамная перспектива выходила на тыльную сторону поместья и открывала прекрасный пейзаж на лес. В центре комнаты стояло старинное фортепиано — массивный инструмент, инкрустированный слоновой костью и украшенный декоративными элементами из позолоченной бронзы. Я не являюсь знатоком музыкальных инструментов, но даже мне было ясно, что перед мной находился инструмент необычайной красоты и вероятно, большого исторического значения.

Тщательно осмотрев этот загадочный инструмент, воплощающий в себе дух эпохи Процветания и Искусства, я нашла отметку — XVIII. Деревянный корпус из махагони или палисандра, точно не знаю, был украшен резьбой и инкрустацией, поражающей воображение.

Клавиши, покрытые слоями перламутра, издавали мягкий, но ясный звук, который завораживал слух. Как жаль, что я не умею играть на этом прекрасном инструменте. При каждом моем нажатии чувствовалось, как нежные струны шептали мелодии, наполняя воздух живыми эмоциями.

Близился вечер и начало потихоньку темнеть. Я спустилась вниз и принялась за растопку камина в моей комнате. Спать я лягу не скоро, поэтому в самый раз протопить его. Воодушевленная увиденным и уже мысленно сложив строки, которые напишу в свою книгу, я тщательно уложила березовые поленья в очаг, аккуратно подложив снизу тонкую бересту. Чиркнула спичкой и тут же услышала резкий, одинокий звук, словно кто-то легко коснулся клавиши старого фортепиано. Звук был настолько отчетлив, настолько внезапно прорезал тишину, что я замерла, спичка почти догорела, опаляя мои пальцы.

Замерев, я уставилась в сторону выхода из комнаты. Мне показалось? Я попыталась убедить себя в этом, но ощущение нарастающего страха не покидало. Это был не скрип дома, не ветер, а именно нажатая клавиша. Я вспомнила о странном звуке, донёсшимся из погреба. Теперь к нему добавился звук фортепиано. Прекрасно…

На мгновение меня охватил озноб. Я взрослый человек, рациональный, но мрачная атмосфера старого дома, его скрипы, шепот ветра за окном, все это играло на нервах. Собравшись с мыслями я попыталась рационально объяснить происходящее. Возможно с потолка сыпется штукатурка…

Огонь в камине разгорался все сильнее, отбрасывая пляшущие тени на пол. Отбросив все страхи я отправилась на кухню, решив отвлечься. Надо поесть, микроволновки тут нет, пришлось разогревать макароны на плите, пока сковорода нагревалась я вспомнила о наружном освещении. Свет вокруг дома служил для меня не только безопасностью, но и своего рода психологическим щитом против темноты и страхов. Я быстро натянула тёплую куртку и вышла наружу.

Снегопад прекратился, но сугробы уже достигали почти полуметра в высоту. Внезапно я поняла, что занесенный снегом дом становится похож на какую-то заколдованную крепость. Метель заблокировала все дороги, если так пойдет и дальше, меня от сюда до весны не вытащат.

Включив свет, я почти бегом вернулась в дом, с удовольствием защелкнув все щеколды и запирая дверь на замок. Тишина окутала меня, словно мягкое одеяло. На кухне было тепло и уютно. Я все время поглядывала на дверь, ведущую в погреб, и молилась, чтобы от туда не доносились никакие звуки.

Закончив с ужином я решительно направилась в библиотеку, взяла свой ноутбук и погасила свет. Возвращаясь в свою комнату, я ощутила необъяснимое чувство тревоги, как будто холодный порыв ветра коснулся моей спины. Придвинув старинную кушетку, обитую потрескавшейся, но мягкой тканью цвета выгоревшего золота, поближе к камину, чьи изразцы были украшены уже почти стёртыми сценами охоты я удобно расположилась на ней и открыла ноутбук, начав записывать всё, что произошло за последние несколько часов в этом таинственном месте. Смею заметить, что по природе я далеко не трусиха и всегда предпочитаю разобраться в происходящем напрямую, нежели сидеть и ждать, когда страх парализует меня. Но здесь… в этом доме, атмосфера давила с невероятной силой. Казалось, что все тут буквально навязывает страх.

Это чувство усиливается с каждой минутой, стоит только начать думать о чем потустороннем. Не только странные звуки, доносящиеся из разных частей дома, но и сам воздух кажется напряженным, насыщенным некой невидимой энергией. Я не хочу об этом писать, но вынуждена признаться, что не могу избавиться от чувства, что за мной наблюдают.

Мои записи заняли более часа. За это время я несколько раз подбросила в камин дров, наслаждаясь треском и теплом пламени. Комната постепенно наполнилась уютом и теплотой. Усталость стала ощущаться все сильнее. Я отставила ноутбук на пол, укуталась в мягкий шерстяной плед и прилегла на кушетку. Глядя на танцующие языки пламени, я представляла себе Астрид — отдыхающей в этом уютном месте.

***

Сердце колотится, как бешеное. Я, наконец, отдышалась настолько, что смогу описать произошедшее. Во первых, время три часа ночи! В камине дотлевают последние угольки, их мерцающий свет едва пробивается сквозь груду пепла. Но сейчас не об этом! Меня до сих пор потряхивает от того, что мне придется сейчас написать. Сон навалился настолько внезапно, как будто кто-то выключил свет в моей голове. Один миг — я бодрствую, другой — уже погружаюсь в глубокий, тяжелый сон.

Приснились мне отчетливые звуки с третьего этажа — это были быстрые шаги и скрип старой половицы. Затем раздались звуки фортепиано — не просто игра, а какая-то мелодия, пробирающая до костей. Звучание было странно знакомое, но одновременно пугающе искаженное, будто играли не на инструменте, а на чем-то более древнем и неземном. Я лежала на кровати, спиной к двери, полностью обездвиженная. Как бы это описать, я не просто не могла встать — я не могла даже пошевелиться, повернуть голову, и тем более издать хоть какой-то звук. Моё тело словно сковало невидимыми цепями.

Ужас, навеянный этой атмосферой, нарастал с каждой секундой. Страх достиг апогея и я начала шептать «Отче наш», но слова путались и строки ускользали, вырывались обрывками, я не могла вспомнить молитву целиком, повторяя только первые фразы снова и снова, в отчаянной попытке найти в них защиту. Я услышала, как кто-то медленно спускается по лестнице, ступени скрипели под тяжестью неспешной походки. Затем шаги раздались в коридоре и наконец приблизились к моей комнате, останавливаясь у порога. Я, борясь со страхом, пыталась продолжить молитву, но голос, раздавшийся вдруг в моей голове, прервал мои попытки: «Молитвы не знаешь». Голос был женский холодный, бесстрастный, лишенный каких-либо эмоций.

Она вошла в комнату, почему она? Хорошо, пусть вошёл кто-то — я этого не видела, но чувствовала его присутствие, холодный, леденящий взгляд, направленный на меня. Паралич усилился. Я не могла даже моргнуть, но думала бесконечно. По комнате начало что-то ходить — не просто шаги, а кое-что бесформенное, неосязаемое, но ощущение его присутствия становилось всё сильнее, всё явственнее. Я чувствовала, как это «что-то» приближается ко мне, чувствовала его дыхание на затылке, холод от его присутствия. И кульминацией этого ужаса — я почувствовала тяжесть на своей постели, как будто кто-то сел рядом, на край кровати.

Я проснулась с криком, мое сердце бешено колотилось в груди, я сидела на кушетке, хватая ртом воздух, тело заливало холодным потом. Но это был лишь первый этап пробуждения! Сейчас я проснулась по-настоящему и записываю эти строки, осознавая, что всё это был сон!

«Молитвы не знаешь» голос из сна неожиданно пронзил мои мысли. Проверив угли в очаге, убедившись, что нет тлеющих головешек, я плотно закрыла заслонку и, чувствуя нарастающее раздражение, направилась в библиотеку. «Хорошо! — прошипела я про себя. — Я действительно не знаю наизусть всех православных молитв! Но „Отче наш“ знают все, и эти уловки не пройдут». В моей памяти всплыло воспоминание о специальном разделе церковной литературы в библиотеке. Раньше люди были более набожны, как свидетельствовали некоторые детали из многочисленных источников, поэтому и тут должно храниться немало религиозных книг. И я не ошиблась.

Библиотека встретила меня своим уютом и стеллажами, заполненными книгами. Я методично осматривала полки, перебирая тома различной толщины и размеров. Встречались издания с пожелтевшими страницами, рассыпающиеся от времени, другие — относительно целые, с крепкими переплётами. Среди толстых молитвословов и псалтырей, украшенных витиеватыми буквами, я обнаружила множество интересных деталей — засушенные цветы, закладки из тонкой бумаги с выцветшими надписями, даже сухой лист клёна, зажатый между страницами старинного издания.

Наконец, мой взгляд упал на большой, объёмный молитвенник, вынув его, я заметила в узкой щели между книгами небольшую, чёрную книжечку. Она была невероятно маленькая и легко умещалась в ладони. Это оказался карманный молитвенник, настоящее сокровище!

Усевшись на кушетку, я осторожно раскрыла его. На форзаце я обнаружила множество надписей, написанных различными почерками от руки. Некоторые из них были едва различимы из-за времени, но я смогла расшифровать несколько дат. Одна из них была особенно примечательной — 24 ноября 1868 года. Однако, в конце книги я нашла ещё одну запись — от 1799 года! Это было действительно удивительно!

Состояние книги поражало: переплёт был значительно повреждён — местами отсутствовала кожа, были заметны потертости и сбитые углы, однако сам книжный блок и текст сохранились отлично, за исключением нескольких отсутствующих листов в начале. К сожалению, именно на этих листах, вероятно, указывалась дата издания. Однако, внимательно просмотрев оставшиеся страницы, я обнаружила некоторые признаки, позволившие предположить, что книга была напечатана около 1773 года. Это было невероятно! Я никогда раньше не встречала карманных молитвенников середины XVIII века, написанных на старославянском языке. Это действительно редчайший экземпляр! И то, что он сохранился до наших дней — настоящее чудо!

Судя по записям и различным почеркам, молитвенник переходил из рук в руки на протяжении многих поколений. Некоторые подписи настолько выцвели, что их едва можно было различить. Я попыталась прочесть пару строк на старославянском языке, но для простого обывателя это представляло определённые трудности.

В этом доме есть хоть что-то современное? Неужели всё это сохранилось в первозданном виде? Это казалось невероятным! Подобное поместье, должно было бы находиться под неусыпной охраной государства, быть музеем, закрытым для публики за высокими стенами и колючей проволокой. Но здесь царила какая-то нездоровая тишина и свобода действий, всё это вызывало во мне нарастающее подозрение, ощущение искусственности, нереальности происходящего.

Мне захотелось освободиться, выйти на улицу, сесть в машину, поехать в шумных город, вдохнуть жизнь полной грудью. Я чувствовала себя запертой в этом колпаке, в музее собственной тревоги. Наконец, рассвет начал пробиваться сквозь плотные шторы, окрашивая библиотеку в коричнево-оранжевые тона.

Я подошла к окну, обращённому на север, в сторону темнеющего леса. Нежные лучи солнца пробивались сквозь голые ветви деревьев, окутывая снежный покров нежным золотистым светом. Картина была завораживающе красива, и на мгновение я забыла о своей тревоге. Молитвослов приятно грел ногу сквозь ткань моих штанов. Я представила себе тех людей, которые когда-то держали этот молитвослов в руках, шептали молитвы, просили о помощи, делились своими надеждами и страхами.

Слегка успокоившись, я направилась на кухню, включила кофеварку, поставила кружечку под носик и села за стол. Паника не хороший союзник так что не стоит ей поддаваться. Вместо того, чтобы думать о плохом я вновь взяла молитвослов. Медленно листая его хрупкие страницы и внимательно рассматривая каждый рисунок, каждую запись я пыталась разобрать слова. Среди множества молитв я нашла засушенную мелкую веточку розмарина — вероятно, кто-то когда-то вложил её в книгу как оберег. А на следующей странице меня ждала молитва.

«Отче наш, Иже еси на небесе́х!

Да святится имя Твое, да прии́дет Царствие Твое,

да будет воля Твоя, яко на небеси́ и на земли́.

Хлеб наш насущный да́ждь нам дне́сь;

и оста́ви нам до́лги наша, якоже и мы оставляем должнико́м нашим;

и не введи нас во искушение, но изба́ви нас от лукаваго.

Яко Твое есть Царство и сила, и слава, Отца, и Сына, и Святаго Духа, ныне и присно, и во веки веков. Аминь».

Ощущение после прочтения молитвы было не просто жаром, а чем-то куда более сложным и интенсивным — экстатическим ужасом, священным трепетом перед неведомым. Рука сама собой потянулась к телефону, и я запечатлела текст молитвы на фото — на всякий случай, как доказательство или, может быть, как талисман. В этот момент меня отвлекли звуки. Сначала едва уловимые, они постепенно усиливались, превращаясь в заливистый, детский смех. Сначала я решила, что это галлюцинации, последствия чтения древнего текста, но смех становился всё громче и явственнее. «Я схожу с ума!» — пронеслось в голове.

Неуверенно поднявшись, я прислушалась. Нет, это не голос в моей голове. Это реальный, детский смех, доносящийся с улицы. Я посмотрела на часы: 6 утра. В этой глуши, в такое время? Что вообще делают дети на улице в такую рань? Адреналин хлынул в кровь. Быстро накинув куртку и сапоги, я выскочила на улицу. Смех стал отчетливее, и я, спускаясь по заснеженным ступеням, увидела их: четверых детей, возрастом от семи до двенадцати лет, кажется, резвящихся на склоне холма, катающихся на санках и досках.