Бесплатный фрагмент - Наука о сказках

Научные комментарии даны в скобках.

СНЕГУРОЧКА

Жили-были старик со старухой. Жили ладно, дружно. Все бы хорошо, да одно горе — детей у них не было.

Вот пришла зима снежная, намело суг­робов до пояса, высыпали ребятишки на улицу поиграть, а старик со старухой на них из окна глядят да про свое горе ду­мают.

— А что, старуха, — говорит старик, — давай мы себе из снега дочку сделаем! (В древности люди верили в то, что, создав некий образ на дереве, в пещере, на скале, из снега, это сформирует некий живой объект. Примерно также рассуждают и современные дети 2—5 лет, когда с помощью пластилина, глины, дерева дети создают некие образы и с ними общаются и разговаривают).

— Давай, — говорит старуха.

Надел старик шапку, вышли они на огород и принялись дочку из снега лепить. Скатали они снежный ком, руки, ноги приладили, сверху снежную голову приставили. Вылепил старик нос, нарисовал рот, глаза. (Создание человеческого образа).

— Глядь — а у Снегурочки губы порозовели, глаза откры­лись; смотрит она на стариков и улыбается. Потом стряхнула с себя снег — и вышла из сугроба живая девочка.

Обрадовались старики, привели ее в избу. Глядят на нее, не налюбуются.

И стала расти у стариков дочка не по дням, а по часам; что ни день, то все краше становится. Сама беленькая, точно снег, коса русая до пояса, только румянца нет вовсе.

Не нарадуются старики на дочку, души в ней не чают. Растет дочка и умная, и смышленая, и веселая. И работа у Снегурочки в руках спорится, а песню запоет — заслушаешься.

Прошла зима. (Снегурочка (от слова «снег») в русском эпосе из-за того, что зима в России почти полгода, другие обожествленные славянские персонажи — Снеговик, Снежная Баба. Образ персонифицируется, очеловечивается, Снегурочка как будто оживает).

Начало пригревать весеннее солнышко. Зазеленела трава на проталинках, запели жаворонки.

А Снегурочка вдруг запечалилась.

Что с тобой, дочка? — спрашивают старики. — Что ты такая невеселая стала? Иль тебе неможется?

— Ничего, батюшка, ничего, матушка, я здорова. (Люди родового строя разговаривают со своими очеловеченными образами, как и дети со своими куклами).

Вот и последний снег растаял, зацвели цветы на лугах, птицы прилетели. А Снегурочка день ото дня все печальнее, все молчаливее становится. От солнца прячется. Все бы ей тень да холодок, да еще лучше — дождичек.

Раз надвинулась черная туча, посыпался крупный град. Обрадовалась Снегурочка граду, точно жемчугу перекатному. А как снова выглянуло солнышко и град растаял, Снегурочка заплакала, да так горько, словно сестра по родному брату…

За весной лето пришло. Собрались девушки на гулянье в рощу, зовут Снегурочку:

— Пойдем с нами, Снегурочка, в лес гулять, песни петь, плясать!

Не хотелось Снегурочке в лес идти, да старуха ее уговорила:

— Пойди, дочка, повеселись с подружками! (Снежные фигуры, как и сделанные из дерева образы — идолы, также христианские фигуры святых, и иконы носят и поныне на руках или на носилках, отождествляя их с живыми существами, по-гречески идол — маленькое изображеньице, икона — изображение, образ).

Пришли девушки со Снегурочкой в лес. Стали цветы со­бирать, венки плести, песни петь, хороводы водить, только одной Снегурочке по-прежнему невесело.

А как свечерело, набрали они хворосту, разложили костер, и давай все друг за дружкой через огонь прыгать. Позади всех и Снегурочка встала. Побежала она в свой черед за подруж­ками.

Прыгнула над огнем и вдруг растаяла, обратилась в белое облачко. Обернулись подружки — а Снегурочки нет. Стали кликать они ее:

— Ay, ay, Снегурочка! (Настала теплая погода и созданный снежный образ растаял. Дед Мороз со Снегурочкой в санях, запряженной четверкой северных оленей, который приносит детям подарки, явился, очевидно, прообразом индоевроейцев, где мороз, тайга и олени, и которые приезжали в санях в Европу со своим товаром. «Санта-Клаус» можно перевести с латыни как «священное, закрытое место» от «sanctus» — «священный, неприкосновенный, ненарушимый», «clausum» — «замкнутое запертое место, запор, засов». Это и есть легендарная Вара, где древние металлурги-индоевропейцы «варили» металлы. Так как производство складывалось в районе Южного Урала, далеко ехать не нужно было, здесь санта-клаусов сопровождали молодые девушки, прообраз будущих Снегурочек у славян, которые мигрировали позднее других индоевропейцев неподалеку в район Восточно-Европейской равнины, другие же индоевропейцы мигрировали далеко — на запад Европы, а также на юг — Среднюю Азию и Индостан, там девушки санта-клаусов уже не сопровождали. Именно поэтому в западноевропейских версиях о Санта-Клаусе снегурочки отсутствуют, это была забота о будущих матерях, чтобы они не погибли в трудных условиях путешествий тех времен).

Только эхо им в лесу откликнулось… (Кукол в древности хоронили, как и людей, так как верили, что они живые. Например, в Оглахтинском могильнике в Сибири вместе с погребенными археологи обнаружили большие куклы, сохранились также меховые шубы, собольи шапки и обувь. Из положенных в могилы вещей больше всего глиняной посуды разнообразных форм. В Древнем Египте существовали ушебти — куклы-ответчика на том свете. У древних евреев этими куклами были терафимы, имевшие человеческую фигуру и почитавшиеся домашними божествами, способным предсказывать будущее. Игрушки, куклы воспринимаются детьми и ныне как живые существа. Созданные из глины в древности тоже воспринимались как живые существа — аналогия с формированием сознания человека — от детских восприятий до творческого мышления. Существуют древние вавилонские, египетские и греческие мифы о создании человека из глины, напр., древнегреческий миф рассказывает о том, что первых людей вылепил титан Прометей (с греч. — провидец). Первобытный человек не просто пассивно почитал фетиши и тотемы. Он старался заставить их служить себе, удовлетворять потребности и желания людей. Обусловленная крайне низким уровнем материального производства и знаний человека об окружающем мире и о себе самом, беспомощность перед слепыми, стихийными силами природы толкала его на восполнение этого реального бессилия воображаемой силой колдовской, магической деятельности. Почитание древними людьми материальных предметов сопровождалось различными действиями, за фетишами «ухаживали», их чистили, кормили, поили и т.д., также поступают и современные малолетник дети, когда играют в куклы, а также словесными просьбами и обращениями к этим предметам. Постепенно на этой основе возникает целая система колдовских действий. В основе значительной части колдовских обрядов лежало убеждение первобытного человека в том, что желаемое явление может быть вызвано действиями, имитирующими данное явление. Например, в период засухи, желая вызвать дождь, колдун забирался на крышу своей хижины и лил на землю из сосуда воду. Считалось, что дождь последует его примеру и оросит погибающие от засухи поля. Некоторые австралийские племена, прежде чем отправиться охотиться на кенгуру, рисовали его изображение на песке и протыкали его копьями: они верили, что это обеспечит удачу во время охоты. Учеными-археологами найдены на стенах пещер, в которых жили древние люди, изображения зверей — медведей, бизонов, носорогов и др., пораженных копьями и дротиками).

ЛИСИЦА И ТЕТЕРЕВ

Тетерев сидел на дереве. Лисица подошла к нему и говорит:

— Здравствуй, тетеревочек, мой дружочек! Как услышала твой голосочек, так и пришла тебя про­ведать.

— Спасибо на добром слове, — сказал тетерев. Лисица притворилась, что не расслышит, и говорит:

— Что говоришь? Не слышу. Ты бы, тетеревочек, мой дру­жочек, сошел на травушку погулять, поговорить со мной, а то я с дерева не расслышу.

Тетерев сказал:

— Боюсь я сходить на траву. Нам, птицам, опасно ходить по земле.

— Или ты меня боишься? — сказала лисица.

— Не тебя, так других зверей боюсь, — сказал тетерев. — Всякие звери бывают.

— Нет, тетеревочек, мой дружочек, нынче указ объявлен, чтобы по всей земле мир был. Нынче уж звери друг друга не трогают.

— Вот это хорошо, — сказал тетерев. — А то вот собаки тут как тут. Кабы по-старому, тебе бы уходить надо, а теперь тебе бояться нечего.

Лисица услыхала про собак, навострила уши и хотела бе­жать.

— Куда же ты? — сказал тетерев. — Ведь нынче указ, со­баки не тронут.

— А кто их знает! — сказала лисица. — Может, они указа не слыхали. И убежала. (Персонификация животных, которые становятся похожими на людей. Упоминание некоего указа о мире по всей земле, который все всегда ждут, но в реальности он так и не наступает. Происходит бесконечная борьба за место по Солнцем).

ЛИСА И ДРОЗД

Дрозд на дереве гнездышко свил, яички снес и вывел де­тенышей. Узнала про это лисица. Прибежала — и тук-тук хвостом по дереву.

Выглянул дрозд из гнезда, а лиса ему:

— Дерево хвостом подсеку, тебя, дрозда, съем и детей тво­их съем!

Дрозд испугался и стал просить, стал лису молить:

— Лисанька-матушка, дерева не руби, детушек моих не гу­би! Я тебя пирогами да медом накормлю.

— Ну, накормишь пирогами да медом — не буду дерева рубить!

— Вот пойдем со мной на большую дорогу.

И отправились лиса и дрозд на большую дорогу: дрозд летит, лиса вслед бежит.

Увидел дрозд, что идет старуха с внучкой., несут корзину пирогов и кувшин меду.

Лисица спряталась, а дрозд сел на дорогу и побежал, буд­то лететь не может: взлетит от земли, да и сядет, взлетит, да и сядет.

Внучка говорит бабушке:

— Давай поймаем эту птичку!

— Да где нам с тобой поймать!

— Как-нибудь поймаем. У ней, видать, крыло подбито. Уж больно красивая птичка!

Старуха с внучкой поставили корзину да кувшин на землю и побежали за дроздом.

Отвел их дрозд от пирогов да от меду. А лисица не зе­вала: вволю пирогов да меду наелась и в запас припря­тала.

Взвился дрозд и улетел в свое гнездо.

А лиса тут как тут — тук-тук хвостом по дереву:

— Дерево хвостом подсеку, тебя, дрозда, съем и детей твоих съем!

Дрозд высунулся из гнезда и ну лисицу просить, ну ли­сицу молить:

— Лисанька-матушка, дерево не руби, детушек моих не губи! Я тебя пивом напою.

— Ну, пойдем скорей. Я жирного да сладкого наелась, мне пить хочется!

Полетел опять дрозд на дорогу, а лисица вслед бежит.

Дрозд видит — едет мужик, везет бочку пива. Дрозд к не­му: то на лошадь сядет, то на бочку. До того рассердил мужика, тот захотел убить его. Сел дрозд на гвоздь (деревянная затычка), а мужик как ударит топором — и вышиб из бочки гвоздь. Сам побежал догонять дрозда.

А пиво из бочки на дорогу льется. Лиса напилась, сколь­ко хотела, пошла, песни запела.

Улетел дрозд в свое гнездо. Лисица опять тут как тут — тук-тук хвостом по дереву:

— Дрозд, а дрозд, накормил ты меня?

— Накормил!

— Напоил ты меня?

— Напоил!

Теперь рассмеши меня, а то дерево хвостом подсеку, тебя, дрозда, съем и детей твоих съем!

Повел дрозд лису в деревню. Видит — старуха корову до­ит, а рядом старик лапти плетет. Дрозд сел старухе на пле­чо. Старик и говорит:

— Старуха, ну-ка не шевелись, я убью дрозда! И ударил старуху по плечу, а в дрозда не попал.

Старуха упала, подойник с молоком опрокинула. Вскочила старуха и давай старика ругать. Долго лисица смеялась над глупым стариком. Улетел дрозд в свое гнездо. Не успел детей накормить, ли­сица опять хвостом по дереву: тук-тук-тук!

— Дрозд, а дрозд, накормил ты меня?

— Накормил!

— Напоил ты меня?

— Напоил!

— Рассмешил ты меня?

— Рассмешил!

— Теперь напугай меня! Рассердился дрозд и говорит:

— Закрой глаза, беги за мной!

Полетел дрозд, летит-покрикивает, а лисица бежит за ним — глаз не открывает.

Привел дрозд лису прямо на охотников:

— Ну, теперь, лиса, пугайся!

Лиса открыла глаза, увидела собак — и наутек. А соба­ки — за ней. Едва добралась до своей норы.

Залезла в нору, отдышалась маленько и начала спра­шивать:

— Глазки, глазки, что вы делали?

— Мы смотрели, чтобы собаки лисаньку не съели. (Начинают разговаривать различные части тела лисы, которые также принимают человеческие образы).

— Ушки, ушки, что вы делали?

— Мы слушали, чтобы собаки лисаньку не скушали.

— Ножки, ножки, что вы делали?

— Мы бежали, чтобы собаки лисаньку не поймали.

— А ты, хвостище, что делал?

— Я, хвостище, по пням, по кустам, по колодам цеплял да тебе бежать мешал. (Хвост означал некий отрицательный образ).

Рассердилась лисица на хвост и высунула его из норы:

— Нате, собаки, ешьте мой хвост!

Собаки ухватили лису за хвост и вытащили ее из норы.

(Персонификация животных, которые становятся похожими на людей. В сказке говорится о вымогательстве, обмане, хитрости).

ЛИСА И РАК

Лиса говорит раку:

— Давай перегоняться!

— Что же, лиса, давай. Начали перегоняться.

Лиса побежала, а рак уцепился лисе за хвост. Лиса до места добежала, обернулась посмотреть, вильнула хвостом, рак отцепился и говорит:

— А я уж давно тут тебя жду.

(Персонификация животных, которые становятся похожими на людей. В сказке говорится о хитрости).

МАЛЬЧИК С ПАЛЬЧИК

Жили старик со старухою. Раз старуха рубила капусту и нечаянно отрубила палец. Завернула его в тряпку и поло­жила на лавку.

Вдруг услышала — кто-то на лавке плачет. Развернула тряпку, а в ней лежит мальчик ростом с пальчик.

Удивилась старуха, испугалась:

— Ты кто таков?

— Я твой сынок, народился из твоего мизинчика. (Мизинец старухи мог произвести потомство, что, конечно, нереально, другой вариант — найти ребенка в капусте. Здесь скорее всего идет речь о возможности нахождения незаконнорожденных или уродливых детей, которых оставляют где-либо и поныне, отдают «в добрые руки». Мальчик мог говорить, значит, был уже не младенцем).

Взяла его старуха, смотрит — мальчик крохотный-кро­хотный, еле от земли видно. И назвала его Мальчик с паль­чик. (Ребенок был лилипутом, по названию крошечных жителей Лилипутии в романе Дж. Свифта «Путешествия Гулливера», возможные диагнозы — заболевания гипофиза или нарушения наследственного материала).

Стал он у них расти. Ростом мальчик не вырос, а разумом умнее большого оказался.

Вот он раз и говорит:

— Где мой батюшка?

— Поехал на пашню.

— Я к нему пойду, помогать стану.

— Ступай, дитятко. Пришел он на пашню: (Упоминание о занятии сельским хозяйством — земледелием).

— Здравствуй, батюшка! Осмотрелся старик кругом:

— Что за чудо! Голос слышу, а никого не вижу! Кто таков говорит со мной?

— Я — твой сынок. Пришел тебе помогать пахать. Садись, батюшка, закуси да отдохни маленько!

Обрадовался старик, сел обедать. А Мальчик с пальчик залез лошади в ухо и стал пахать, а отцу наказал: (Лошадь, по научным данным, была одомашнена около 6 тысяч лет назад, скорее всего в полосе от причерноморских степей до Монголии, возможно, в ее создании приняло участие несколько диких предков).

— Коли кто будет торговать меня, продавай смело: небось — не пропаду, назад домой приду. (Психологический портрет: мальчик с пальчик оказывается человеком бывалым, по-видимому, его уже не раз продавали, знает, как надо вести лошадь).

Вот едет мимо барин (Упоминание хозяина-феодала), смотрит и дивуется: конь идет, соха орет (Орать — пахать), а человека нет!

— Этого еще видом не видано, слыхом не слыхано, чтобы лошадь сама собой пахала!

Старик говорит барину:

— Что ты, разве ослеп? То у меня сын пашет.

— Продай мне его!

— Нет, не продам: нам только и радости со старухой, только и утехи, что Мальчик с пальчик.

— Продай, дедушка!

— Ну, давай тысячу рублей (Упоминание о денежной единице — рубле. Возникло в 13 веке в Новгороде как название половины гривны, слитка серебра массой около 200 г).

— Что так дорого?

— Сам видишь: мальчик мал, да удал, на ногу скор, на посылку легок!

Барин заплатил тысячу рублей, взял мальчика, посадил в карман и поехал домой.

А Мальчик с пальчик прогрыз дыру в кармане и ушел от барина.

Шел, шел, и пристигла его темная ночь.

Спрятался он под былинку подле самой дороги и уснул.

Набежал голодный волк и проглотил его.

Сидит Мальчик с пальчик в волчьем брюхе живой, и горя ему мало! (В реальности это невозможно. Возможное объяснение: волк — человек в волчьей шкуре, который посадил мальчика в мешок — прообраз волчьего брюха).

Плохо пришлось серому волку: увидит он стадо, овцы па­сутся, пастух спит, а только подкрадется овцу унести — Маль­чик с пальчик и закричит во все горло:

— Пастух, пастух, овечий дух! Спишь, а волк овцу та­щит!

Пастух проснется, бросится бежать на волка с дубиною, да еще притравит его собаками, а собаки ну его рвать — только клочья летят! Еле-еле уйдет серый волк!

Совсем волк отощал, пришлось пропадать с голоду. Про­сит он Мальчика с пальчик:

— Вылези! (Волк может говорить — персонификация животного).

— Довези меня домой к отцу, к матери, так вылезу. Делать нечего. Побежал волк в деревню, вскочил прямо к старику в избу.

Мальчик с пальчик тотчас выскочил из волчьего брюха:

— Бейте волка, бейте серого!

Старик схватил кочергу, старуха ухват — и давай бить вол­ка. Тут его и порешили, сняли кожу да сынку тулуп сде­лали.

ЛЕВ, ЩУКА И ЧЕЛОВЕК

Раз на реке лев со щукой разговаривал, а человек стоял поодаль и слушал.

Только щука увидела человека, сейчас же ушла в воду. Лев ее после спрашивает:

— Чего ты ушла в воду? (Очеловечивание животных).

— Человека увидела.

— Ну так что же?

— Да он хитрый.

— Что за человек? — спрашивает лев. — Подай мне его, я его съем.

Пошел лев человека искать. Идет навстречу мальчик. Ты человек?

— Нет, я еще не человек. Я мальчик. Еще когда буду человеком-то!

Лев его не тронул, прошел мимо. Идет навстречу старик. Ты человек?

— Нет, батюшка лев. Какой я теперь человек! Был когда-то человеком.

И этого лев не тронул.

— Что за диковина! Не найдешь человека нигде! Шел, шел лев, встретил солдата с ружьем и с саблей.

Ты человек?

— Человек.

— Ну, я тебя съем!

— А ты погоди, — говорит ему солдат. — Отойди от меня, я сам тебе в пасть кинусь. Разинь пасть пошире!

Лев отошел, разинул пасть. Солдат наметился да как ба­бахнет из ружья! Потом подбежал да саблей ухо у льва от­сек. Лев — бежать.

Прибегает к реке. Выплывает щука, спрашивает:

— Ну что, видел человека?

— Да что, — говорит лев, — хитер человек! Сразу-то я его не нашел: то говорит, что был человеком, то говорит, что еще будет человеком, а как нашел человека — так я и не обрадо­вался. Он мне велел отойти да раскрыть пасть, потом как плюнет мне в пасть, и сейчас еще жжет, а потом как высу­нет язык да ухо мне и слизнул!

То-то же, я тебе говорила, что хитер человек… (Сказка о человеческой хитрости).

МУЖИК И МЕДВЕДЬ

Мужик поехал в лес репу сеять. Пашет там да работа­ет. Пришел к нему медведь:

— Мужик, я тебя сломаю. (Очеловечивание животных).

— Не ломай меня, медведюшка, лучше давай вместе ре­пу сеять. Я себе возьму хоть корешки, а тебе отдам вер­шки.

— Быть так, — сказал медведь. — А коли обманешь, так в лес ко мне хоть не езди.

Сказал и ушел в дуброву.

Репа выросла крупная. Мужик приехал осенью копать ре­пу. А медведь из дубровы вылезает:

— Мужик, давай репу делить, мою долю подавай.

— Ладно, медведюшка, давай делить: тебе вершки, мне корешки.

Отдал мужик медведю всю ботву. А репу наклал на воз и повез в город продавать. Навстречу ему медведь:

— Мужик, куда ты едешь?

— Еду, медведюшка, в город корешки продавать.

— Дай-ка попробовать — каков корешок? Мужик дал ему репу. Медведь как съел:

— А-а! — заревел. — Мужик, обманул ты меня! Твои ко­решки сладеньки. Теперь не езжай ко мне в лес по дрова, а то заломаю.

На другой год мужик посеял на том месте рожь. Приехал жать, а уж медведь его дожидается:

Теперь меня, мужик, не обманешь, давай мою долю.

Мужик говорит:

— Быть так. Бери, медведюшка, корешки, а я себе возь­му хоть вершки.

Собрали они рожь. Отдал мужик медведю корешки, а рожь наклал на воз и увез домой.

Медведь бился, бился, ничего с корешками сделать не мог.

Рассердился он на мужика, и с тех пор у медведя с мужиком вражда пошла. (Сказка о человеческой хитрости, а также о вымогательстве, медведь — неумный вымогатель).

МАША И МЕДВЕДЬ

Жили-были дедушка да бабушка. Была у них внучка Машенька (Мария — древнееврейское имя со значениями «горькая, любимая, упрямая», появилось после введения христианства).

Собрались раз подружки в лес по грибы да по ягоды. Пришли звать с собой и Машеньку.

— Дедушка, бабушка; — говорит Машенька, — отпустите меня в лес с подружками!

Дедушка с бабушкой отвечают:

— Иди, только смотри от подружек не отставай, не то заблудишься.

Пришли девушки в лес, стали собирать грибы да ягоды. Вот Машенька — деревце за деревце, кустик за кустик — и ушла далеко-далеко от подружек.

Стала она аукаться, стала их звать, а подружки не слы­шат, не отзываются.

Ходила, ходила Машенька по лесу — совсем заблудилась.

Пришла она в самую глушь, в самую чащу. Видит-стоит избушка. Постучала Машенька в дверь — не отвечают. Толкнула она дверь — дверь и открылась.

Вошла Машенька в избушку, села у окна на лавочку.

Села и думает: «Кто же здесь живет? Почему никого не видно?»

А в той избушке жил большущий медведь. Только его тог­да дома не было: он по лесу ходил.

Вернулся вечером медведь, увидел Машеньку, обрадо­вался. (Персонификация животных, которые могут строить избушки. Человек у которого тотем — медведь, носил шкуру медведя,.русское слово «медведь» — «тот, кто ест мед», тотемное животное древних славян, которое нельзя называть по имени, иначе оно нападет на человека или причинит какой-то вред, связано с тем, что на охоте надо вести себя очень тихо и не смотреть в глаза животным, чтобы не раздражать их или не спугнуть. В лесах у Роси и ее притоков Росавы и Роськи водились в древнейшие времена в большом числе медведи. Ни в русском языке, ни в украин­ском этот зверь своим точным именем не называется. Называется иносказательно: мед ведающий или мед едящий пo-украински медведь — ведмiдь. Так, ино­сказательно, называли только священных животных, от которых племя будто бы вело свой род. Назвать священное животное точным именем — значило навлечь на себя страшную беду. Истинное название зверя поэтому забылось. А можно ли восстано­вить его, если с той поры прошло полторы тысячи лет? Можно. И с достаточной досто­верностью. Надо обратиться к языкам, родственным славянским. На латыни медведь ursus, по-французски — ours, по-итальянски — orso, на древнеперсидском — arsa. Очень схоже с «рось». Зная это, можно предположить: «рось» — «медведь»… (Митяев А. В., «Ветры Куликова поля», «Детская литература», 1986, с.8). Медвежья лапа у древних славян служила оберегом. Чтобы обрести силу бога и одолеть смерть, человек должен был принять участие в медвежьем празднике, восходящем, вероятно, к древнейшим, дославянским временам: наряжаться в медвежьи шкуры и пить кровь медведя или надевать медвежьи шубы и есть вареную медвежатину. Охотники, чтобы поймать животное, надевали его шкуры, делали имитацию копыт, рогов, хвостов, масок или крыльев, так было легче изловить любое животное, которое воспринимало человека в шкуре данного животного за своего. Отсюда и пошли разнообразные оборотни — люди в шкуре животных, впоследствии актеры (лицедеи), жрецы и колдуны, которые пользовались различными методами для установления своего господства над соплеменниками).

— Ага, — говорит, — теперь не отпущу тебя! Будешь у меня жить. Будешь печку топить, будешь кашу варить, меня кашей кормить.

Потужила Маша, погоревала, да ничего не поделаешь. Стала она жить у медведя в избушке.