Андрей Платонов
НАСТОЯЩАЯ ИСТОРИЯ ЦЕРКВИ
Статьи, публикации, переводы
(исправленные и дополненные)
1990—2012
Содержание
Статьи в журналах, газетах и интернет-изданиях
Философ Федор Александрович Голубинский
Опись библиотеки академика Е. Е. Голубинского: Неизвестная работа И.А.Голубцова
«Не бывает пророк без чести, разве только в отечестве своем»
Сожжение книг — знак духовного раскола в церкви
«Священство, Царство, Пьянство»
Православное научение и обучение через Интернет
Школа в интернете и интернет в школе
Христианский мир против ненавистной розни мира сего
Агапы: история и попытка их возрождения в современной Церкви
Праздники и будни о. Хейкки Хуттунена
«Настоящая история» академика Голубинского
Новый митрополит Хельсинки
Книга по истории древней катехизации
Евхаристия и церковь
Личная и семейная молитва
Ошибочные представления П. Вассилиадиса об евхаристической экклезиологии
Жизнь и учение протопресвитера Николая Николаевича Афанасьева
Епископ в церкви: Предание Церкви и искажения в церковной практике
Вселенские панихиды или вселенские родительские субботы
Академик Дмитрий Сергеевич Лихачев
Пасха — Светлое Христово Воскресение
К 170-летию со дня рождения ак. Е. Голубинского
Святые благоверные князь Владимир и княгиня Агриппина Ржевские
Вера в Церковь: жизнь и учение протопр. Николая Афанасьева
Все, что я помню об отце Виталии Боровом
Тайна Креста и Воскресения
Энциклопедические статьи
Философ и богослов архиепископ Георгий (Конисский)
Богослов, философ, публицист Никита Петрович Гиляров-Платонов
Богослов-библеист и историк церкви профессор Николай Никанорович Глубоковский
Церковный историк академик Евгений Евсигнеевич Голубинский
Философ протоиерей Федор Александрович Голубинский
Церковный историк протоиерей Александр Васильевич Горский
Церковный историк профессор Александр Петрович Доброклонский
Церковный историк профессор Петр Васильевич Знаменский
Митрополит Киевский Иларион
Богослов и философ профессор Владимир Николаевич Ильин
Педагог, миссионер, востоковед, библеист профессор Николай Иванович Ильминский
Церковный историк и богослов министр Александр Васильевич Карташев
Церковный историк и богослов протоиерей Петр Андреевич Преображенский
«Живой Журнал»
Стих про Аверинцева
Письмо по поводу запрещения о. А. Шрамко
«Наш гений вовсе не Шагал!»
Икона Церкви
Соотношение епархии и прихода в местной церкви
Долой империи
Вопросы об исповеди
«Концепция миссии»
Синодальный фан-клуб
Несчастный случай и «Хроники Нарнии»
Смерть патр. Алексия (Редигера) и «Троица» Рублева
Древо познания добра и зла
Свобода
«Каноническое право» и экклезиология
Несколько слов о кураевском предсоборном пиаре
Православные ЖЖ-новости
Почитал прот. Сергия Булгакова
Дух Святой
Пока недремлющий брегет не прозвонит ему обед
Ю. Афанасьев, Д. Лихачев и Куликовская битва
Вы — царственное священство
Что православному человеку нужно, если он не отшельник
Евхаристия
Анафема и Евхаристия
Богословие и проблемы церковной жизни
«Памятник»
Недоумение в рифму
Веселье Воскресения: прописные истины
Миссия Церкви и современность
О смелости, свободе и театре
Сергианство в хорошем смысле слова
Вечная жизнь и посмертная участь
Митр. Антоний Блум: восстать!
Ответ архиепископа
Теология, вера, религия, пастырство
Типы проповедников
Идея шаржа: «И ко злодеям причтен или Крест Патриарха»
Пасха заставила вновь задуматься о причинах клерикализма
Границы церкви в реальной экклезиологии
Путин и дети
Шмеман о православии
Что такое брак?
«О властех и воинстве»
Златоуст о священстве
Златоуст о Ветхом завете
Лествица блаженных заповедей
Правильное обращение клирика к мирянину
Какая аксиома!
Хороший анализ и плохой синтез Леонида Радзиховского
Что такое хорошо и что такое плохо
Архиеп. Гурий Кузьменко vs. Кирилл Фролов
О браке, семье и прелюбодеянии
Познать самого себя
Атеизм Докинза
Эволюция человечества
Один открытый блудник отлучает все «вселенское православие»?
Первохристианство
Конец истории
Письмо архиерейскому собору
Рецензия на статью свящ. Г. Кочеткова «Таинство веры в Церковь»
Публикации
Академик Е. Е. Голубинский о реформе в Русской церкви
И.А.Голубцов. Вступительная статья к «Описи библиотеки Е.Е.Голубинского»
Николай Серебрянский. Материалы о семинарской жизни… Е. Е. Голубинского
Как было получено Высочайшее разрешение на командировку Е. Е. Голубинского
Афанасьев Н., прот. Единое Евхаристическое собрание древней церкви
СТАТЬИ
В ЖУРНАЛАХ, ГАЗЕТАХ И ИНТЕРНЕТ-ИЗДАНИЯХ
Философ Федор Александрович Голубинский
Всякий, кто заинтересуется историей Московской Духовной Академии, столкнется с удивительным фактом. Самые знаменитые ее профессора, оставившие наибольший след в ее истории, были уроженцами одной губернии — Костромской. В сборнике «У Троицы в Академии», выпущенном в 1914 г. в честь столетия Академии неоднократно отмечалось, что учеными, нравственными и педагогическими авторитетами, сформировавшими облик Академии в XIX веке были философ протоиерей Федор Александрович Голубинский (1797—1854) и церковный историк, ректор протоиерей Александр Васильевич Горский (1812—1875). Заслуга наибольшего вклада в науку, внесенного выпускником Московской Духовной Академии, принадлежит действительному члену Императорской Академии Наук церковному историку Евгению Евсигнеевичу Голубинскому (1834—1912). Наконец, ведущим ученым Академии начала XX века был церковный археолог Александр Петрович Голубцов (1860—1911). Вряд ли найдется еще такое яркое свидетельство существования в XIX-нач. XX вв. особого духовно-культурного феномена — академического землячества (происхождения из одной местности, общей семинарии). Кстати, о значении землячества для духовной и научной преемственности в МДА писал еще Н.П.Гиляров-Платонов («Из пережитого. Ч.2». -М.,1886). Да и по «Воспоминаниям» Е. Е. Голубинского (Кострома, 1923) хорошо видна глубокая духовная, научная, личностная связь всех этих ученых.
Федор Александрович родился в Костроме 22 декабря 1797 г. Отец его Александр Андреевич (фамилии у него не было!) — сначала псаломщик, потом священник. В 1806 г. Федор Александрович поступил в Костромскую семинарию. Довольно любопытна история его фамилии. Однажды ректор семинарии увидел такую сценку: маленький семинарист с кулаками нападает на большого, который был так кроток и добродушен, что не защищался. Ректора поразило такое незлобие. «Прозывайся ты с этих пор Голубинским», — решил он.
Учась в семинарии, Голубинский занимал должность информатора греческого языка. В 1814 г. он был вызван из костромской семинарии в состав 1-го курса открывшейся тогда Московской Духовной Академии. В Академии он участвовал в создании в 1816 г. и деятельности студенческого философско-богословского общества «Ученые беседы».
По окончании курса Академии Федор Александрович был оставлен на кафедре философии, которую он и занимал 36 лет, до самой смерти. Ф. А. Голубинский, как глубокий знаток всей философской традиции, был известен не только в России, но и в Западной Европе, и вел переписку со многими европейскими философами. Однажды немецкий философ Шеллинг сказал русскому князю, пришедшему слушать его лекции: «Молодой человек, стыдно Вам, Вы едете на чужбину искать просвещения и не знаете, что оно у Вас под руками. Отыщите профессора Федора Голубинского. Из всех людей, теперь живущих, нет ни одного, столько хорошо понимающего и способного так хорошо истолковать Вам ту философию, которую Вы ищете». Голубинский был членом С.-Петербургского Археологического общества и Копенгагенского общества северных антиквариев.
В духовном облике Федора Александровича, в его мировоззрении и философской системе видна та гармония веры и знания, которая стала характерной чертой лучших ученых Академии и всей русской духовной традиции. Лекции свои Голубинский начинал обычно с чтения главы из библейской книги Премудрости Соломона, и целью своих лекций ставил возбудить, воспитать и направить любовь к премудрости Божественной, предназначенной человеку. Признавая основой познания Божественное откровение, Федор Александрович в то же время отстаивал права разума на исследование истины. Голубинский утверждал, что помимо непосредственно Божественного откровения существует и откровение опосредствованное, которое дается нам через философское умственное творчество, подкрепляемое данными внутреннего и внешнего опыта.
У Федора Александровича было необычное и очень плодотворное отношение к философскому наследию. Он говорил: «Цицерон думал, что нет философской системы, в основании которой не лежал бы какой-нибудь великий абсурд. Я думаю, с другой стороны, что нет ни одного широко распространенного заблуждения, в основании которого не лежало бы фундаментальной истины. Станьте на точку зрения, из которой развилось заблуждение, и тогда, только тогда, вы поймете это». Величайшую любовь Голубинский проявлял к древнейшим философам. Он подробно излагал на лекциях учения Сократа, Платона, Аристотеля, Конфуция, Зороастра, Пифагора и других философов, причем в их учении он видел путь приготовления человечества к принятию христианства. Федор Александрович рассказывал студентам о наиболее выдающихся священных писаниях культур Востока, таких как Бхагаватгита, Зендвеста, законы Ману. Говоря о новейших философских учениях, он часто указывал на идеи, которые были известны еще древним. В философии древних индийцев и китайцев он находил проблеск современных философских идей, у них открывал и нравственные понятия более высокие и чистые, чем у современников.
Увлекался Голубинский вопросом о состоянии души по разрешении ее от тела. Он обращался к древним преданиям Талмуда и Каббалы, к рассказам о ясновидящих, о явлениях из мира духовного. Эта тема рассматривается в его книге «О Премудрости и Благости Божией в судьбах мира и жизни человека». Эта книга высоко ценилась в Свято-Троицкой Сергиевой лавре, о чем свидетельствует любопытный рассказ помещенный в «Троицкие листки с луга духовного. С. 116.»:
В Сергиевом Посаде жили два друга: Николай Иванович Шабунин, заведовавший лаврской аптекой, и некто Сергей Сергеевич Бочкин. Шабунин был старше С.С.Бочкина, иногда позволял себе допускать фантазерство по вопросам веры, а С.С.Бочкин в религиозных убеждениях был строго православен. Иногда их разговоры касались темы вечных мучений. При этом всякий раз Н.И.Шабунин фантазировал, как и многие, говоря, что вечных мучений не бывает. «Не может быть, — утверждал он, — чтобы Бог осудил Свое создание на вечные мучения». А Бочкин, на основании слов Господа в Святом Евангелии: идут сии в муку вечную (Мф. 25, 46), считал истиной существование вечной муки. Шабунин обычно упорствовал, и спор друзей кончался тем, что они оставляли этот вопрос до смерти кого-нибудь из них. Кто первый умрет, уславливались они, тот должен, если на то будет воля Божия, обязательно явиться из загробной жизни оставшемуся в живых и сказать, есть ли вечное мучение. Шабунин говорил шутя: «Ну, Сережа, придется мне являться к тебе из загробного мира с ответом о вечных мучениях. Я старше и несомненно умру прежде тебя». Бочкин отвечал: «Бог знает, кто из нас умрет первым, может случиться, что я, молодой, умру прежде тебя». Так и вышло. Прошел год после их разговора. Бочкин заболел. Ему сделали операцию, которая оказалась неудачной, и он умер. После его смерти, накануне сорокового дня, Н.И.Шабунин, ложась спать, читал книгу профессора Голубинского «О Премудрости и Благости Божией в судьбах мира и жизни человека». Почувствовав усталость, он положил книгу под подушку и уснул. Только он задремал, как ясно видит перед собой Сергея Сергеевича. Лицо его было молодо, необычайно красиво и исполнено радости. Одежда на нем была изящная, что особенно привлекло внимание Н.И.Шабунина, а в его галстуке сияла крупная брошь, переливаясь всеми цветами радуги. Бочкин, подойдя к Шабунину, сказал: «Есть жизнь светлая, вечная, есть и муки вечные, уготованные собственным произволением грешников». Бочкин сказал другу еще несколько слов и в завершение добавил: «Всего сказанного мной ты и не упомнишь, но у тебя лежит под подушкой книга. Прочитай в ней с особенным вниманием шестую и седьмую главы, и твой ум просветится благодатной истиной о Жизни Вечной. В этой Жизни существуют и неизреченное райское блаженство, и мука вечная». Когда Шабунин проснулся, то немедленно зажег огонь и с великой радостью прочитал в книге Голубинского указанные места. От прочитанного ум как бы просветлел, а сердце наполнилось радостью и успокоением. Он искренне благодарил Бога за Его великую милость к нему, а С.С.Бочкина — за дружескую любовь, которая вечна и не умирает.
В течение многих лет Голубинский был главным духовным и ученым авторитетом Академии. Благодаря ее выпускникам — ученым, архиереям, иереям, авторитет его, вообще авторитет церковной науки распространялся среди духовенства России.
С 1818 до 1822 он преподавал историю философских систем; с 1822 по 1830 метафизику и нравственную философию и с 1824 по 1830 введение в философию; с 1830 до 1842 историю философских систем; с 1842 по 1854 метафизику и историю древней философии.
Голубинский создал в Московской Духовной Академии философскую школу онтологизма, укореняющего духовные движения человека в Боге. Его последователями были В.Д.Кудрявцев-Платонов, Алексей И. Введенский, еп. Никанор, А.М.Бухарев (архим. Феодор). Его формулировка философии была широко воспринята нашей духовной философией. Большое значение для русской философии имела идея Голубинского, воплощенная им в своей жизни, о том, что философское познание, как восприятие Премудрости Божией, не доступно одному интеллекту, но является делом жизни цельного духовного человека, преображающего окружающую жизнь, светскую культуру и быт в духе Премудрости Божией. То основоположное значение, которое Голубинский придавал в своей философии Премудрости Божией, было, по свидетельству о.П.Флоренского, воспринято (через сына Голубинского — Димитрия Феодоровича) и развито Вл. Соловьевым в его софиологии. Историософия Голубинского сформировала основные понятия Н.И.Надеждина. Имело место влияние Голубинского на славянофилов. Вместе с тем, очевидно, что его философия не сыграла значительной роли в борьбе идей XIX — XX веков. Объяснение этому дал Вл. Соловьев. Называя Ф.А-ча «богатырем мысли и знания», он указывает на отсутствие у нас науки, как сообщества исследователей. «Наши лучшие ученые похожи не на притоки могучих рек, текущих в моря…, — а только на ключи, одиноко бьющие в пустыне».
Голубинский был известен русскому обществу не только, и не столько своей философской системой, сколько своим духовным обликом, но и философия его была не теорией, а «мудростью жизни». Многое говорит о том, что он был серьезным богословом. Голубинский был членом Редакционного Комитета по изданию Творений святых отцов. Он, как и его духовный друг, алтайский миссионер архим. Макарий (Глухарев), переводил Библию; переводил на немецкий язык «Катехизис» митр. Филарета; оставил глубокие проповеди. В 1826 г. Голубинский был определен членом Комитета цензуры духовных книг. В своей деятельности цензора он был прежде всего научным редактором. Он исправлял богословские ошибки, вкравшиеся в подготовленных И.В.Кириевским переводах святоотеческой литературы старца Паисия Величковского, в статье В.А.Жуковского «Две сцены из «Фауста», неточности в проповедях свят. Иннокентия Херсонского. В свои редакторские труды Голубинский вкладывал недюжинное трудолюбие, так для нескольких строк цензорских в книге Венелина он перечитал тома. Много сил отдал он переводам немецких авторов.
Голубинский был сторонником «внутреннего христианства», духовного течения александровской эпохи, церковная ветвь которого стремилась восстановить и распространить христианское просвещение, миссионерство, мистическое и интеллектуальное познание, христианское единство, преодолеть межконфессиональную рознь и, шире, вести духовный диалог с представителями всех религий и течений. Среди обращенных Голубинским в христианство были вольтерианец граф В. Толстой, иудей Гирш Карасин. Федор Александрович обладал даром духовного совета. В его доме бывали иерархи и дьячки, ученые и странники, масоны, рационалисты, сектанты. Голубинскому митр. Филарет поручал показывать иностранным гостям Троицко-Сергиевскую Лавру, Академию. «Федор Александрович был главою наставников, столпом Академии и патриархом философов» (Д. Кастальский), живым преданием Академии. Все ректора и профессора Академии, многие иерархи на протяжении нескольких десятилетий были его учениками. Память и любовь к ученикам у Голубинского была удивительной. Он узнавал по почерку всех воспитанников Академии за тридцать лет и называл по имени, отечеству и фамилии. Многие видные писатели и деятели почитали Голубинского «умнейшим, образованнейшим и прекраснейшим представителем русского духовенства и русской науки» (кн. А. Голицын, немецкий барон А. Гакстгаузен, граф М.В.Толстой, М.П.Погодин, С.П.Шевырев и др.).
В 1828 г. Голубинский был рукоположен во священника (приписан к Вознесенскому монастырю в Кремле; служил в Сергиевом Посаде). В 1829 г. произведен в протоиереи, определен членом Академического правления. За годы священнослужения награжден скуфьей, камилавкой, наперсным крестом, орденами Анны 3-й и 2-й степени. Митр. Филарет хотел сделать его протопресвитером, как видно из любопытного документа, обнаруженного нами в Российском государственном историческом архиве.
* * *
Канцелярии Обер-прокурора Св. Синода
О профессоре МДА Голубинском
началось 1840 г. 8 марта
кончено 1840 г. 8 марта
III отделение собственной Его Императорского Величества
Канцелярии
Экспедиция
Санкт-Петербург
марта 8 1840 г.
№№1193
О Профессоре Голубинском
Его сиятельству Графу
Н. А. Протасову
Милостивый Государь Граф Николай Александрович
На сих днях получено мною частным образом следующее достоверное сведение: в Москве многие удивляются распространившемуся там слуху, что будто на вакантное значительное и почетное место Протопресвитера Большаго Успенскаго Собора, представлен в числе кандидатов, профессор МДА Голубинской, тогда как на это место всегда представлялись старцы, известные своим отличным благочестием и православием; Профессор же Голубинский, пользующийся особенным благоволением Московскаго Митрополита Филарета, касательно образа его мыслей, в общем мнении слывет за человека страннаго и загадочнаго, имеющего знакомство с лицами таких же качеств; между тем многие из духовенства, нерасположены к нему, так что определение Голубинскаго в Прото-Пресвитеры Московскаго Успенскаго собора, произвело бы неприятное впечатление в народе, привыкшем видеть на сем месте духовную особу в православии которой несомненно уверены.
Долгом поставляя сообщить Вашему Сиятельству о таковом полученном мною частным образом сведении, на усмотрение, имею честь быть с совершенным почтением и преданностию.
Вашего сиятельства
покорнейший слуга
Граф Бенкендорф
* * *
По-видимому, донос гр. Бенкендорфа оказал свое действие — протопресвитером Голубинский не стал. Что касается полицейской характеристики философа Голубинского, как человека «странного и загадочного» — удивляться ей не приходится. Проф. П. П. Делицын любил в лицах рассказывать многочисленные забавные случаи, происходившие с Голубинским по причине его постоянной отрешенности, погруженности в философию, а также близорукости. Оригинальна была сама его внешность, когда он в священническом облачении шел академическим садом на лекцию, неся в руках по связке книг, из которых он читал студентам отрывки философских произведений. В саду к нему непременно подходили под благословение академические служители. Голубинский каждый раз клал книги на землю и истовейшим образом благословлял. На лекцию он всегда опаздывал и всегда пересиживал, так что следующий преподаватель должен был просить его оставить класс. Один раз на масленице пришел Федор Александрович к Петру Спиридоновичу Делицыну, увидал у детей его рассказы многотомного английского писателя в русском переводе, заинтересовался и читал на первой неделе том за томом, забыв о службах, так что, наконец, в среду или в четверг его насилу вытащили в церковь.
Последние годы Голубинского были трагичны. Он овдовел, в 1852 г. умерли два его сына: это потрясло его здоровье, он ослабел в ногах. В 1854 г. Голубинский представлен к увольнению. Умер он 22 августа 1854 г. в Костроме, куда приехал для посещения родственников и могил родителей. В последние минуты перед кончиной Ф.А. сказал священнику: «теперь я вижу истинный свет». Когда Филарет, митр. Московский узнал о кончине Голубинского, он писал: «Мир душе отца протоиерея Феодора: когда вземлются добрые, мне приходит на мысль, не приближается ли наказание нам остающимся».
Наибольшее влияние Голубинский оказал на трех будущих профессоров Академии — философа В. Д. Кудрявцева-Платонова, математика Д. Ф. Голубинского и историка А. В. Горского.
Его лучший ученик и преемник на кафедре философии В. Д. Кудрявцев-Платонов был крупнейшим философом-популяризатором и богословом. Самый знаменитый русский философ Вл. Соловьев в течение года слушал его лекции в Академии. Философскую школу Голубинского и Кудрявцева стали называть «школой верующего разума».
Сын Голубинского — Дмитрий Федорович был любимцем академической корпорации и студентов. Своей кротостью, бескорыстием, глубокой верой, степенным видом, интонациями голоса и речи, неспешной и глубоко обдуманной, он походил на своего отца. Жил холостым. Дмитрий Федорович был профессором математики. Его любовь к Богу сочеталась с любовью к природе и к науке о природе, во всем он созерцал премудрость Божию и следы откровений. У него был слезный дар: на службе в академической церкви он весь погружался в молитву и слезы текли по его лицу. Ярко описано академическое богослужение того времени в воспоминаниях студента в юбилейном сборнике «У Троицы в Академии» (Сергиев Посад, 1914). Богослужение было неторопливое, благоговейное, упорядоченное. В большие праздники оно совершалось всем собором академического духовенства во главе с ректором. Хор состоял исключительно из студентов. Пение было осмысленное, стройное. Так хорошо могут петь только люди, понимающие православное богослужение и смысле его песнопений. И характер богослужения в академической церкви носил в себе особенный отпечаток — отпечаток разумной, осмысленной церковности. Не было какой-либо пышности, искусственности, была солидарность клира и мирян, учителей и учеников, что-то глубоко любовное, священно-мистическое, захватывавшее собою всех. «Едиными усты и единым сердцем» возносилась общественная храмовая молитва. Этому способствовало, главным образом, непосредственное участие в молитве с учащимися их профессоров. Студентам очень нужны наглядные примеры, непосредственное живое общение с зрелыми членами Церкви, сумевшими сочетать научность и церковность.
Наиболее полно продолжил духовные, научные и педагогические традиции Федора Александровича Голубинского Александр Васильевич Горский, тоже уроженец Костромы, сын костромского кафедрального протоиерея, прибывший в 1828 г. в Академию с рекомендательным письмом отца к «несумненному благодетелю» земляку — профессору Ф. А. Голубинскому. Федор Александрович принял большое участие в Горском, давая ему советы и наставления относительно занятий, направляя его и поддерживая. В семье профессора Горский был как родной. Большое значение на судьбу Горского имела рекомендованная Голубинским дружба с Филаретом (Гумилевским). Благодаря Горскому, применившему историко-критический метод Ф. А. Голубинского в области церковной истории, и его продолжателям, церковно-историческая школа Московской Духовной Академии стала главным ее вкладом в науку, главным плодом ее деятельности. Об Александре Васильевиче Горском мы расскажем особо.
Краткое изложение философской системы Федора Александровича Голубинского
В философии Голубинский видит не теоретическую доктрину, но — «мудрость жизни». Он различает два смысла слова «философия»: 1) состояние духа в его стремлении к познанию; 2) ведение или знание, т.е. систему, науку. Первое важнее и человек должен проводить в нем всю жизнь. Оно относится ко второму, как сущность к форме. Отсюда, самое важное в философии и для философа — выработка внутреннего «философского настроения» или «состояния духа», развитие «любви к мудрости». Предмет любви, человеку врожденной, которую философия должна возбудить в человеке и направить, составляет премудрость Божественная и человеку предназначенная. Разум человека, нисходя от Существа Высочайшего к Его мудрым делам, открывающимся в устроении как природы внешней, так и внутренней природы нашего духа, обретает мудрость познания. Раскрывая свою собственную любовь в внешних действиях, усовершая себя и очищая, восходит человек к уподоблению себя Богу любви. Это можно назвать мудростию жизни. Философия — система познаний о всеобщих, главнейших, существеннейших силах, законах и целях природы внешней и внутренней, а также о свойствах Виновника их — Бога. Познание опирается на опыт внешний и внутренний с одной стороны, и на идеи ума, которые направляются на порядок и красоту целого, но также на предполагаемые невидимые силы, скрытые под видимою оболочкой явлений. Функция интеллекта (рассудка) при этом остается формальной, его дело вносить единство в разнообразие, распределяя последнее по родам и видам. Это — естественные источники познания, откровения опосредственные. Возможность философского познания обусловливается самодостоверностью человеческого мышления. Самодостоверность мышления есть тоже что самодостоверность основного закона мышления, закона противоречия («неистинное ложно»). Стремление ограниченного человеческого мышления к безграничному предполагает собою идею Единого Бесконечного Бытия, прирожденную человеку. Смутная психологическая форма идеи Бесконечного — «аксиома сознания», ощущаемая через действие этой идеи в себе, служит для разума побуждением к приобретению познания. Идея Бесконечного в нас возникает и действует вследствие непосредственного откровения Бесконечного нашему уму (духу). Истинное познание — живое, духовно (разумом, волей и чувством) усвояющее познаваемое познающему. Философия должна быть «путем жизни».
Человеческое мышление получает оправдание и спасение в образе «мышления и познавания нашего Спасителя Богочеловека во время Его земной жизни… Господь Иисус Христос своим человеческим разумом, действовавшим всеконечно-основательно и правильно, разумевал собственную свою мысль, -именно мысль, принадлежащую Его всетворческому и вседержительному Божеству, с которым единолично соединено и все Его человечество». Содержание философии определяется естественным откровением. Его недостаточно ни теоретически, ни практически. Нужно откровение сверхъестественное — Божественное учение пророков, преподаваемое Церковью. Чтобы откровение усвоялось человеком, нужны откровения личные. Так как при изучении опыта философия не ограничивается рассудком, как то делают прочие науки, но обращается к руководственной помощи ума (высшей силе в человеке), все озаряющего идеею Бесконечного, то опыт в философии получает совсем другой смысл и значение, чем в остальных науках. Дело опыта — через представление конечного служить к возбуждению, раскрытию идеи о Бесконечном. Опыт противополагает идее Единого Бесконечного многоразличность предметов конечных, чтобы «единовидный, лучеразнственный свет ее, который иначе терялся бы для нас, простираясь в беспредельность, к оным приражался и, отражаясь, …по частям преломляясь в разнообразных цветах, становился удобоприемлемым для ока созерцающего».
Основная часть философии Голубинского — метафизика. Задача метафизики — основываясь на идее Бесконечного и применяя к ней данные внешнего и внутреннего опыта, привести в систему познания о свойствах Бесконечного существа и о сходстве или сообразности с Ним существ конечных, как материальных, так и духовных. Из определения метафизики вытекает ее разделение на части. Средоточие метафизики есть идея Бесконечного. Но Бесконечное может быть рассматриваемо 1) само в себе, в его бытии и свойствах; 2) в его отношении к миру, в котором можно различать: 1) отношение к существу свободно-сознательному, человеку и 2) отношение к природе внешней. «Прежде нежели из Бесконечного объяснять конечное, должно дойти до Бесконечного путем естественным и без скачка, дабы иметь основание самой веры в Бесконечное, то есть необходимо сначала исследовать Бесконечное в его идее». Отсюда четыре части Метафизики, которые в порядке их взаимозависимости, должны быть расположены так: 1) Онтология, подразделяющаяся на два отделения: на учение о коренных и всеобщих свойствах бытия конечного и на учение о Бесконечном; 2) Богословие; 3) Психология умственная (Пневматология); 4) Космология.
Категории вполне применимы к бытию неограниченному и всесущественному. Оно доступно человеческому познанию, так как идея безконечного по бытию и совершенствам неразрывно связана с природой человека. Необходимое существование («невозможность небытия»), существование от себя (независимое), полнота бытия и совершенств, неизмеримость и вездеприсутствие, отрешение от ограничений — эти качества Абсолютного сущего конечному существу не могут быть свойственны. Но существование и самодеятельность, во-первых, и духовные совершенства, хотя бы в начатках и ограниченных степенях, во-вторых, могут и должны быть уделены существу конечному. Самосознание души не является первоначальным. Душа потому сознает себя единой, что имеет в себе образ Единого. Богословие содержит учение о доказательствах бытия Божия, свойствах Божиих, миротворении и мироправлении. Умозрительная психология рассматривает богоподобные свойства души человека. Стоит только утвердить, что в нас есть закон для всего конечного и условного искать Бесконечное и Безусловное, есть стремление к Нему, чтобы доказать несомненно бытие в нас идеи Бесконечного. Но имеет ли эта идея предметное значение? Соответствует ли ей, вне нас Бесконечное существо? Как мы познаем Его — какою силою? Мы познаем Бога умом (духом), вследствие сродства и общения с Ним.
Любимым предметом умственной психологии для Голубинского было учение о бесплотных духах и о состоянии души по разрешении от тела. Отношение Идеи Бесконечного к внешней природе рассматривает Космология. Мир — живое целое. В каждом конечном бытии есть свой центр. Все, включая так называемый неорганический мир, от былинки до громадного небесного тела, исполнено жизнью, во всем должно быть внутреннее средоточное начало, постоянное при всех внешних явлениях, — это и есть субстанция или начало внутреннее, само из себя действующее, на котором держится все явление.
В курсе Истории философских систем Голубинский подробно излагал учения Платона, Аристотеля, Конфуция, Лао Цзы, Зороастра, Пифагора и других философов, в их учении он видел путь приготовления человечества к принятию христианства. В системах Платона и Пифагора он видел зачатки учения о Божественной Премудрости, вечном плане творения. У неоплатоников он ценит «чистую мысль о Боге, что Он есть Один и свободное Начало всего сущего», два «образа воззрения на Божество: 1) как на неприступное и непостижимое; 2) как на являющееся в действиях своих». Курс основывался на идее исторического развития, причем прошлое представало не ушедшим, но живым и действующим в настоящем. «Для кого не существует прошедшее, тот не имеет ни ревности, ни довольного сведения для того, чтобы хорошо располагать настоящим». Философская система Голубинского глубоко впитала в себя учения многих философов от Платона до Гегеля. Много он взял у Якоби, Баадера, Шуберта, Пуаре, Бутэна, но Голубинский не был эклектиком. О творческом его отношении к предшественникам свидетельствуют такие слова: «Цицерон думал, что нет философской системы, в основании которой не лежал бы какой-нибудь великий абсурд. Я думаю, с другой стороны, что нет ни одного широко распространенного заблуждения, в основании которого не лежало бы фундаментальной истины». В. Зеньковский подчеркивает, что «мысль Голубинского очень цельна, в ней очень ярко выступает внутреннее единство; он стремился к синтезу свободной философской мысли и данных Откровения».
Голубинский создал в Московской Духовной Академии философскую школу онтологизма, укореняющего духовные движения человека в Боге. Его последователями были В.Д.Кудрявцев-Платонов, Алексей И. Введенский, еп. Никанор, А.М.Бухарев (архим. Феодор). Его формулировка философии была широко воспринята нашей духовной философией. Большое значение для русской философии имела идея Голубинского, воплощенная им в своей жизни, о том, что философское познание, как восприятие Премудрости Божией, не доступно одному интеллекту, но является делом жизни цельного духовного человека, преображающего окружающую жизнь, светскую культуру и быт в духе Премудрости Божией. То основоположное значение, которое Голубинский придавал в своей философии Премудрости Божией, было, по свидетельству о.П.Флоренского, воспринято (через сына Голубинского — Димитрия Феодоровича) и развито Вл. Соловьевым в его софиологии. Историософия Голубинского сформировала основные понятия Н.И.Надеждина. Имело место влияние Голубинского на славянофилов. Вместе с тем, очевидно, что его философия не сыграла значительной роли в борьбе идей XIX — XX веков. Объяснение этому дал Вл. Соловьев. Называя Ф.А-ча «богатырем мысли и знания», он указывает на отсутствие у нас науки, как сообщества исследователей. «Наши лучшие ученые похожи не на притоки могучих рек, текущих в моря…, — а только на ключи, одиноко бьющие в пустыне».
Ф.А-ч был известен русскому обществу не только, и не столько своей философской системой, сколько своим духовным обликом, но и философия его была не теорией, а «мудростью жизни». Многое говорит о том, что он был серьезным богословом. Так он, как и его духовный друг, алтайский миссионер архим. Макарий (Глухарев), переводил Библию; переводил на немецкий язык «Катехизис» митр. Филарета; оставил глубокие проповеди; в своей деятельности цензора не столько препятствовал «предосудительным» книжкам, сколько редактировал хорошие, и прежде всего в части богословия (он исправлял богословские ошибки, вкравшиеся в подготовленных И.В.Кириевским переводах святоотеческой литературы старца Паисия Величковского, в статье В.А.Жуковского «Две сцены из «Фауста», неточности в проповедях свят. Иннокентия Херсонского). В свои редакторские труды Ф.А-ч вкладывал недюжинное трудолюбие, так для нескольких строк цензорских в книге Венелина он перечитал тома. Много сил отдал Ф.А-ч переводам немецких авторов.
Ф.А-ч был сторонником «внутреннего христианства», духовного течения александровской эпохи, церковная ветвь которого стремилась восстановить и распространить христианское просвещение, миссионерство, мистическое и интеллектуальное познание, христианское единство, преодолеть межконфессиональную рознь и, шире, вести духовный диалог с представителями всех религий и течений. Среди обращенных Ф.А-чем в христианство был вольтерианец граф В. Толстой, иудей Гирш Карасин. Ф.А. обладал даром духовного совета. В доме Ф.А-ча бывали иерархи и дьячки, ученые и странники, масоны, рационалисты, сектанты. К нему митр. Филарет посылал иностранных гостей смотреть Троицко-Сергиевскую Лавру, Академию, да и самого Ф.А-ча. «Ф.А-ч был главою наставников, столпом Академии и патриархом философов» (Д. Кастальский), живым преданием Академии. Все ректора и профессора Академии, многие иерархи на протяжении нескольких десятилетий были его учениками. Память и любовь к ученикам у Ф.А-ча была удивительной. Он узнавал по почерку всех воспитанников Академии за тридцать лет и называл по имени, отечеству и фамилии. Многие видные писатели и деятели почитали Ф.А-ча «умнейшим, образованнейшим и прекраснейшим представителем русского духовенства и русской науки» (кн. А. Голицын, немецкий барон А. Гакстгаузен, граф М.В.Толстой, М.П.Погодин, С.П.Шевырев и др.).
При жизни Ф.А-ча основные его работы не были напечатаны. Библиография его произведений, изданных до 1879 г. дана в «Истории Мос. Дух. Академии» С. Смирнова. Впоследствии в Чтениях Об-ва любит. дух. просвещ-я были изданы его лекции:
1) Лекции философии. В.1. Введение в философию и метафизику.-М.,1884, 2) Лекции философии. В.2. Онтология.-М.,1884, 3) Лекции философии. В.3. Онтология. Учение о категориях.-М.,1884, 4) Лекции философии. В.4. Умозрительное богословие, 5) Лекции философии. Умозрительная психология.-М.,1898. В 1905 г. издана книга: О физико-телеологическом доказательстве бытия Божия /Голубинский; Кудрявцев; Аквилонов (СПб.) Изданы также ряд писем, проповедей и стихотворений Ф.А-ча.
Литература о Ф.А.Голубинском: Глаголев С. Прот. Ф.А-ч Г.//Памяти почивших наставников.-С. Пос.,1914; его же// Православная Богословская энциклопедия. Т.4; Введенский А. И. Прот. Ф.А-ч Г., как профессор философии//Богословский вестник.-1897.-N 12; С. Смирнов. Прот. Ф.А-ч Г. Биографический очерк.-М.,1855; Толстой М. Хранилище моей памяти//Душеполезное чтение.-1891.-ч.1; Иванов В., прот. Становление богословской мысли в МДА //БТ: МДА 300 лет.- М., 1986.- С.133—142; Платонов А. Костромичи в Моск. Дух. акад-ии. Ф.А-ч Г.//Благовест (Кострома).-1990.-N 5; Платонов А. А. Голубинский Ф. А. // История Отечества: Энциклопедия. Т.1.- М.:БРЭ,1994.
«Опись личной библиотеки академика Евгения Евсигнеевича Голубинского со включением всех заметок, сделанных им на книгах»
О неизвестной работе И.А.Голубцова
Авторы публикаций, посвященных известному археографу Ивану Александровичу Голубцову и его наследию (Я.Н.Щапов, С.Н.Валк, Л.В.Черепнин, Е.И.Самгина, С.А.Голубцов), ничего не сообщают о первой и одной из крупных его работ — «Описи личной библиотеки академика Е.Е.Голубинского».
Эта работа дает не только новые факты в руки исследователей, но и позволяет поднять вопрос о школе Голубинского, о значении его для целого ряда русских историков. Школа Голубинского не была только научной: ученый был для окружавших его учеников патриархом, не только учителем истории, но и примером жизни. Школу Голубинского составили преимущественно бывшие воспитанники Костромской семинарии. Костромичами были учитель Голубинского — историк А.В.Горский, и учитель Горского — старейшего профессора Московской Духовной Академии (МДА) — философ Ф.А.Голубинский (сама фамилия была дана Евгению в честь этого знаменитого земляка).
О большом влиянии Голубинского на профессора МДА А.П.Голубцова — отца И.А.Голубцова уже писали (Голубцов С. А. А.П.Голубцов // Журнал Московской Патриархии — 1989.- N 3.- С.18).
Другой известный ученый С.А.Белокуров до последних своих дней готовил к выходу в свет книги академика, в том числе и последний том «Истории Русской церкви».
Еще один ученик Голубинского — его биограф, профессор МДА С.И.Смирнов записывал и готовил к публикации «Воспоминания» (Голубинский Е. Е. Воспоминания.- Кострома, 1923) ослепшего учителя.
Учениками его были и историки Н.Ф.Каптерев и Н.Н.Глубоковский, воспринявшие от своего учителя дух смелой, беспристрастной, православной исторической критики и творчества (Глубоковский Н. Н. За тридцать лет (1884—1914 гг.) // У Троицы в Академии.- М., 1914.- С.743.).
Общественный характер таланта Голубинского заставил его воплотить свои исследования в книги, прорвать цензурные препоны, тогда как колоссальные труды его учителя Горского остались, в основном, в отрывках и черновиках.
Работа учеников над наследием учителя на протяжении многих лет шла наряду с их собственными исследованиями. Эта работа стала делом не только ближайших учеников, но и других членов костромского землячества. Так, публикация «Воспоминаний» Голубинского была осуществлена братом С.И.Смирнова костромским этнологом Вас. Смирновым.
Над наследием Голубинского работали брат С.А.Белокурова — Николай, дети А.П.Голубцова — И.А. и С.А.Голубцовы.
Материалы Голубинского хранились в личном архиве И.А.Голубцова более 50 лет. В 1965—68 гг. они были переданы в ОР РГБ, составив значительный архивный фонд (Ф.541).
Ученикам академика «было ясно, что именно издание, посвященное описанию его библиотеки с воспроизведением оставленных им на книгах пометок, явится, пожалуй, более надежным и соответствующим своей цели способом увековечения его памяти… Чтобы судить о нем… надо ближе приглядеться к его книге» (ОР РГБ. Ф.541, К.1, Д.17.).
По завещанию Е.Е.Голубинского, библиотека его должна была перейти Московской Духовной Академии. Вследствие неготовности библиотеки МДА принять ее в 1912 г., книги оставались у душеприказчика академика — С.А.Белокурова, служившего старшим наблюдателем в Московском главном архиве Министерства иностранных дел (МАМИД) и казначеем Императорского общество истории и древностей Российских (ОИДР). ОИДР в честь 50-летия научной деятельности Е.Е.Голубинского «по мысли и плану» (ОР РГБ. Ф.541, К.1, Д.17.) С.А.Белокурова в 1912 г. решило издать Опись его личной библиотеки. Для подготовки и редактирования этого издания С.А.Белокуров привлек И.А.Голубцова, ставшего внештатным («вольноопределяющимcя») сотрудником МАМИД (Голубцов С. А. Из жизни И.А.Голубцова//Московский журнал. — 1992. — N 11—12. — С.73.).
Опись библиотеки Голубинского, заметки, оставленные им на книгах, дают большой материал для воссоздания биографии ученого. Еще более ценна «Опись» для историков Русской церкви, давая им возможность общения с крупнейшим ее знатоком и знакомства с методами его работы над книгой, с его подходом к формированию библиотеки, хотя следует отметить, «Опись» далеко не дает полного учета книг по истории Русской церкви (сам Голубинский не мог удовлетвориться собственной библиотекой, содержавшей около 5000 томов, и «значительно большее количество их он получал из академической и других библиотек для временного пользования и с ними имел такую же переписку в виде таких же заметок») (ОР РГБ. Ф.541, К.1, Д.17.).
Библиотека Е. Е. Голубинского, находившаяся, по-видимому, в МАМИД, вместе с библиотекой самого С.А.Белокурова и библиотекой МАМИД, после революции была раздроблена. Несколько сот книг нами нами обнаружено de visu в библиотеке Историко-архивного института. Свои книги Голубинский помечал автографом на форзаце, который часто сопровождается указанием на дату приобретения или дара книги; в тексте встречается карандашные пометы и заметки академика. В «Описи», к сожалению, не описаны дарственные надписи самих авторов книг, часто весьма интересные. В составлявшую «Опись» группу, которой руководил И.А.Голубцов, входили два студента МДА, помощник библиотекаря Академии, брат И.А. — Сергей. На каждую книгу составлялось описание на отдельном листе для рабочих-наборщиков. Работа велась более шести лет и давалась Голубцову нелегко — война, революция, личная драма (несчастное увлечение М. Крестовой, любившей брата Сергея). Печатание было прервано, по-видимому, вследствие революционных потрясений, когда было набрано уже более половины «Описи». В архиве имеются две расписки И.А. о получении денег за редактирование и печатание «Описи» (К.7, Д.5), которые позволяют установить общий объем набранного текста — 48 листов, что, по-видимому, соответствует имеющимся 448 типографским страницам, на которых в конце 1917 г. прекратилось печатание «Описи». «Опись», сохранившаяся частично в гранках и первичных описаниях для набора состоит из трех разделов: книг греческого, латинского и кирилловского алфавита. Греческий раздел «Описи» содержит 273 названия, латинский раздел — 520, кирилловский — около 4 тыс. названий. В фонде Е.Е.Голубинского в Отделе рукописей РГБ находятся отпечатанные листы «Описи» (448 стр.) (Ф.541, К.15, Д.4) и первичные описания (около 2500) (Ф.541. К.14. Д.5—22, К.15. Д.1—3), с которых набор не был произведен.
В архиве И.А.Голубцова было два экземпляра гранок. Но полностью сохранился лишь первый экземпляр вследствие ареста в 1930 г. по «Платоновскому» делу и заключения и ссылки до 1937 г. От второго экземпляра осталось около 50 страниц. Тексты утраченных листов гранок первого экземпляра были восстановлены И.А. в 1965 г. при подготовке к передаче материалов в Отдел рукописей.
Большой интерес представляет вступительная статья И.А.Голубцова к «Описи», которую нам посчастливилось обнаружить в папке, озаглавленной «Некрологи» (К.1, Д.17). Изучение заметок на книгах, позволили Голубцову дать научной работе и личности академика Е.Е.Голубинского яркую характеристику. На заседании в Институте истории, посвященном 100-летию Голубцова, отмечалась необходимость издания неопубликованных работ ученого. Издание «Описи» стало бы памятником не только Голубинскому, как это задумывалось его учениками, но и школе Голубинского, и И.А.Голубцову.
Литература.
1. Голубцов С. А. А.П.Голубцов // ЖМП.- 1989.- N 3.- С.18
2. Голубинский Е. Е. Воспоминания.- Кострома, 1923.
3. Глубоковский Н. Н. За тридцать лет (1884—1914 гг.) // У Троицы в Академии.- М., 1914.- С.743.
4. ОР РГБ. Ф.541, п.1, ед. хр.17.
5. Голубцов С. А. Из жизни И.А.Голубцова // Московский журнал.- 1992.- N 11—12.- С.73.
«Не бывает пророк без чести, разве только в отечестве своем»
В первый день Великого Поста известный историк современной русской церкви, профессор Дмитрий Владимирович Поспеловский из университета Западного Онтарио (Канада), обратился с письмом к патриарху Московскому Алексию II. За прошедшие недели никакого ответа не последовало, — напротив, новые события подтвердили самые мрачные прогнозы историка.
В письме обличается глубокая духовная болезнь нашей церкви и указываются ее главные проблемы. Историк пишет о том, что в ущерб православию и нации, внутри самой церкви подавляется открытость к потребностям общества и ставятся препоны просветительской, евангельской деятельности лучших пастырей, и в то же время набирает силу раскольнических дух исключительности, человеконенавистничества и самопревозношения.
Д. В. Поспеловский напоминает патриарху о его обещании не вмешиваться в служение отца Георгия Кочеткова и защищать его и других активных священников, добившихся успеха в созидании братской и общинной жизнь в своих приходах. Говоря о запрете на служение отца Георгия Кочеткова, и преследование его общины, историк пишет: «одна из таких редких общин, которая успешно привлекала не только неофитов, но и обращала бывших сектантов в православие, теперь Вами или Вашим именем ликвидирована. Очередь за остальными???»
Есть два мнения по поводу истории. Скептики говорят, что история никого ничему не учит. Иная точка зрения состоит в том, что в знании истории лежит ключ к будущему. Оба они сбываются: письма историка ничего не изменили для тех, кто считают себя хозяевами жизни и властителями людей и событий, и в то же время, мы видим, что историк может прозревать не только прошлое, но и будущее, он может предсказывать.
На прошлой неделе два священника, упомянутые в письме Поспеловского, были вызваны к архиерею, два священника, которых обвиняли в допущении в свои приходы общины отца Георгия Кочеткова, который был изгнан из своего церковного здания, два совершенно разных человека, которые действовал не на политической или клановой основе, но потому, что их христианская совесть понуждает их не совершать зла рассеяния и не губить народ Христов. Отец Владимир Лапшин из церкви Успения Пресвятой Богородицы в Успенском (Газетном) переулке, который ранее служил в церкви Космы и Дамиана, подвергся самому грубому инквизиционному следствию, и уволился под угрозой быть запрещенным в священнослужении. «Мы просто выбросим тебя за дверь», сказал архиепископ Арсений (см. Русская мысль, 26 марта-1 апреля 1998 года). И хотя через некоторое время ему было разрешено остаться настоятелем его общины, отец Владимир был вынужден обещать прекратить свои выступления на радио. Отец Павел Вишневский из церкви Феодора Студита в Никитниках, назначенный на приход восемь лет назад по просьбе общины, которое восстановил этот храм, был уволен с поста настоятеля без объяснения причин.
Это подавление просветительско-общинных движений в нашей церкви началось с убийства отца Александра Меня. Менее известные священники были просто запрещены, или «выдавливались». В 1994 году отец Георгий Кочетков был выдворен из Владимирского собора, а приходская община разогнана. В 1996 году был запрещен в служении замечательный иконописец архимандрит Зинон (Теодор), в 1997—98 годах запрещен отец Георгий Кочеткова, а затем отстранен от настоятельства отец Илья Дорогойченко в Знаменском и ряд священников в Херсоне и Томской области. Продолжается борьба против замечательного настоятеля Крутицкого подворья отца Валентина Чаплина. Новым преследованиям подвергается община отца Георгия Кочеткова. Еще в сентябре прокуратура определила, что нет никаких признаков «насилия», о котором заявила церковная комиссия (см. НГ, 27 февраля 1998 года). Тем не менее, двенадцать помощников отца Георгия Кочеткова остаются лишенными святого причастия, которое так важно для христианина, а сам он остается под запретом. Без оснований и доказательств Свято-Филаретовскую школу обвиняют в церковном расколе и лишают благословения патриархии, а теперь уничтожить ее через государственные учреждения.
В событиях и явлениях, о которых пишет Поспеловский, в последних действиях ряда епископов, мы видим глубокую профанацию сознания членов церкви, даже среди духовенства. Торжествуют принципы, достойные отдела тов. Тучкова. Лозунг, распространяемый двумя священниками, которые заняли храмовые здания, принадлежавшие общине отца Георгия Кочеткова, — игуменом Тихоном Шевкуновым и отцом Олегом Клемышевым, и вместе с ними ренегатом кочетковской общины отцом Константином Буфеевым, звучит примерно так: «нам в семинарии ни о каких общинах не говорили», и «эти общины ведут в раскол». Народ Христов не имеют никаких прав, и пастыри не имеют никаких прав, и общины не нужны. Не существует понимания ценности каждой человеческой личности, нет любви, и нет никакой свободы.
Что же нужно? Послушное, тихое стадо — это самая сущность тоталитарного сектантства, с которой наша иерархия якобы борется. Оказывается, что они борются не против подавления личности как таковой, а просто за право управлять этим стадом. Например, есть прихожанка игумена Тихона, образованная женщина, которая является директором отдела библиотеки. Когда коллеги спросили ее о различных традициях в православии, она ответила: «Я не задумываюсь о таких вещах Если человек начинает думать о них, он начинаете сомневаться».
Блаженному Августину, одному из западных святых, которым восхищаются православные, приписывают высказывание о принципах жизни в церкви: «В главном — единство, в спорных вопросах — свобода; и во всем — любовь». Вот почему у нас так мало любви и свободы — нет единства в главном. А о том, что главное для человека в этом мире и в церкви можно прочитать в Библии, в Ветхом и Новом Завете: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всей душой твоей, и всем разумением твоим, и всей крепостью твоей» и «возлюби ближнего твоего, как самого себя». Здесь горизонт открыт и закладывается основа для раскрытия человеческого личности. Это требует и воли, и разума и физической деятельности, а в любви и уважении к ближнему лежит залог человеческой свободы.
В нашей церкви почти нет знаний, не только народ, миряне, но и священнослужители часто не знают, что главное в нашей христианской вере. Это ярко показала мать Мария Скобцова в недавно найденной рукописи, «Типы религиозной жизни», опубликованной в Вестнике русского христианского движения, №176. Слова, которые были сказаны в 1937 году в Париже о Русской православной церкви, были открыты для нас сейчас, когда они больше всего нужны. Эти слова и свою веру Мать Мария подтвердила христианским свидетельством и мученической смертью в нацистском концентрационном лагере в 1944 году. Мать Мария ясно и точно описывает синодальный, уставщический, эстетический и аскетический типы религиозной жизни. «Идолы» государственной религии, устава, эстетизма, или самодовольного аскетизма закрывают от нас страдания нашего соседа и его свободную личность. Мать Мария показывает, как каждая из этих тенденций по-своему заменяет Христа и лишает соль земли, веру Христову, ее евангельской силы, любви и свободы — лишает церковь ее будущего. Только путем преодоления этих искушений может церковь, — через писания, подвиги, и всю жизнь наших новомучеников, вечно обновлять христианскую евангельскую веру.
Только ради этой надежды, а не для разжигания вражды в нашей церкви, — для пробуждения воли к единству в главном, — важно, чтобы это письмо историка Д. Поспеловского было опубликовано.
Сожжение книг — знак духовного раскола в церкви
По поводу екатеринбургских событий
Разделяя оценки, данные в статье НГ, следует сделать одну оговорку — в статье и последующих публикациях, преобладают оценки или оспаривание факта сожжения книг, а не рассмотрение причин этого — ставшего уже очевидным факта духовного раскола православной церкви. Я уже писал, комментируя письмо историка Поспеловского патриарху Алексию (сайт Стетсона), что водораздел лежит в вопросе церковной свободы, как было сказано у бл. Августина: «в главном — единство, в прочем — свобода и во всем любовь». Пока у нас правят «номенклатурные» архиереи, которые делали свою карьеру с согласия богоборческого режима, свобода в церкви — необходимое условие проявления действия Духа Святого в теле Церкви, будет подвергаться внутрицерковному преследованию.
Но нельзя во всем винить только архиереев «старого» поколения. Значительная часть церкви, привыкла к старому стилю церковной жизни — «советскому» стилю, сложившемуся в оборонительной борьбе с ком. властью, и вобравшему в себя дозволенные властью, а значит не лучшие черты церковной жизни века XIX-го. Рост в церкви сил, не повязанных в прошлом властью, конечно, представляет опасность для политиков, имеющих возможность, пользуясь старыми связями эксплуатировать церковь. Поэтому указанный духовный раскол церкви можно истолковать как борьбу с церковью внутри церкви, что на самом деле продолжает старые традиции тов. Тучкова. Подобную оценку связи церкви с коммунистами дает и карловацкая зарубежная церковь, которая, к сожалению, попав в эмиграцию, также не смогла развиваться, сочтя за доброе закоснеть в старом стиле, избрала путь несвободы. Впрочем, значительное влияние на карловацкий синод различных политических сил так же несомненно. В XIX веке начала постепенно открываться возможность действовать свободно, изучать и развивать лучшее из наследия нашей церкви. Это развитие, приведшее к Поместному Собору 1917—18 гг. была прервано сов. властью. Появившись вновь в 60-80-90-е годы, движение обновления (или «внутреннего» христианства, как говорили во времена молодости свят. Филарета Московского — в начале XIX века), имеет пока небольшую опору в нашей церкви, хотя быстро растет и необходимо нашему обществу, нашему народу, ищущему в церкви именно живых сил любви, свободы и духовных знаний. Борьба с наследием оо. Афанасьева, Шмемана, Меня, Мейендорфа и др. совершенно не случайна. Даже уже звучит призыв низвергнуть их авторитет в церкви и обществе. Воинствующие противники обновления церкви прямо говорят о них, как о лидерах обновления. Официоз церкви к их наследию относится так же, как вообще к идеям обновления в церкви — идеи хороши, но вот обновленцы, нео-обновленцы…, борющиеся за них, им очень повредили. Скоро к лозунгам «Карфаген лжи должен быть разрушен» и «Православие или смерть» добавят еще «Хорош только мертвый обновленец».
Последнее на что хотелось бы обратить внимание: судьба книг, церковная политика и идеология не должны быть важнее судьбы людей. Происходит нечто значительно худшее, чем уничтожение книг. Ничтоже сумняшеся ломают по произволу архиереев, по идеологическим причинам, судьбы людей-верных-христиан-иереев Божиих, разоряют общины. В Екатеринбурге запрещен «пожизненно» (?) священник Олег Вохмянин. К сожалению, этот и другие подобные случаи не вызывают столь острой реакции, как сожжение книг. Подобное положение сложилось и с общиной о. Георгия Кочеткова. Осенью, когда о. Георгий был необоснованно запрещен в священнослужении подавляющее большинство предпочло остаться в стороне и даже те, кто казалось бы борется за свободу церкви и свободу в церкви, и критикуют «прокоммунистичность» иерархии (как например свящ. Эдельштейн в статье «О партийной принадлежности апостола Павла»), предпочли представить дело так, чтобы не вызвать сочувствия к подвергшимся гонениям — мол, сами хороши! Это отношение к крупнейшей московской общине продолжается до сих пор.
Не следует все сводить к действиям одного Высокопреосвященного из выпускников бухгалтерских курсов. Под лозунгом борьбы с «ересью» энергично проводится раскол церкви. За фасадом действуют политические силы, использующие этот лозунг, как идеологическое прикрытие для комбинаций, обеспечивающих продолжение властвования над церковью.
«Священство, Царство, Пьянство»
О наркотике государственной «православноориентированной» идеологии
«Россия без наркотиков»
Двойственное впечатление оставила прошедшая 29—30 ноября 2000 г. в гостинице «Даниловской» конференция «Россия без наркотиков». С одной стороны, можно только радоваться, что впервые высшие государственные и церковные лица собрались вместе со священнослужителями, медиками, другими специалистами для решения проблемы наркомании. Но, с другой стороны, ряд прозвучавших на конференции выступлений и принятые документы заставляют думать, что благое дело борьбы с наркоманией хотят использовать для новых политических интриг.
Подводя на Круглом столе итоги конференции, его ведущий, архимандрит Тихон (Шевкунов) прочитал проект резолюции конференции «Россия без наркотиков» и открытое письмо «К гражданам России», пафос которых сводился к утверждению, что для победы над эпидемией наркомании необходимо создание государственной «православноориентированной» идеологии, и что только национальная идея способна изменить мировоззрение и преодолеть падение нравственных ценностей в обществе. Этот тезис разительно отличался от большинства выступлений священников и медиков, говоривших о воцерковлении, как главном условии излечения наркомана. По существу, это две совершенно разные позиции и две совершенно разные проблемы.
Одна точка зрения говорит нам о том, что в церкви, в общем-то, особых проблем нет, приводите к нам наркоманов, мы их воцерковим и вылечим. Для этого нужно только «прицерковить» государственный аппарат, чтобы с его помощью православная церковь могла победить в «духовной брани» с чуждыми учениями, соблазняющими наш народ. «Православноориентированная» государственная идеология — это только первый шаг. Цель, голубая мечта — православное царство, византийская симфония, «третий Рим».
Другую точку зрения смог лучше всего выразить один из священников, выступавших на Круглом столе — отец Роман. Он сказал, что отсутствие среди православных наркоманов — это миф, так как пьянство — это та же самая наркомания. «Врачу, исцелися сам», — напомнил он слова Писания. Только тот, будь-то священник или мирянин, кто научился сам преодолевать свои страсти, и кто сможет воспринять страдания наркомана, как затрагивающие его лично, как страдания своего ребенка, сможет и сам отказаться от того, что может соблазнять ближнего, и отнестись к наркоману не по-казенному, а действительно помочь.
Хотя архимандрит Тихон возразил, что он не стал бы полностью отождествлять наркоманию и алкоголизм, большинство выступающих были едины в том, что нужна, в первую очередь, борьба с пьянством, являющимся к тому же одним из главных факторов развития наркомании. Говоря о православных духовных традициях, которые можно использовать в этой борьбе, многие выступающие обращались к опыту дореволюционных обществ трезвости.
Пьянство в дореволюционной России
Что ж, следует, в самом деле, всмотреться в нашу дореволюционную историю, во времена, когда процветала столь милая сердцу современных «ревнителей» государственная «православноориентированная» идеология «Православие, Самодержавие, Народность», а Россия была монархией. Справлялось ли государство и православная церковь, не ослабленная еще 70-ю богоборческими годами, с задачами нравственного воспитания народа? Не была ли сама церковь тяжело больна уже тогда?
Не так давно Издательством Крутицкого подворья переизданы малоизвестные воспоминания знаменитого историка русской церкви академика Евгения Евсигнеевича Голубинского. Наряду с еще менее известным сборником статей ученого «О реформе в быте Русской церкви» (краткое его изложение было опубликовано нами в 5-м и 6-м номерах журнала «Православная община» за 1991 г.), эти воспоминания открывают трагическое положение, в котором находился в XIX — начале XX века и наш народ, и наша церковь. Любопытно, что против переиздания книг Е.Е.Голубинского в свое время выступил «Радонеж», и вместе с ним призывал ввести тогда духовную цензуру игумен Тихон (Шевкунов). Нужно напомнить, что Е.Е.Голубинский не посторонний для нашей церкви человек, что это самый знаменитый профессор церковной истории Московской духовной академии (преподававший более 30 лет — с 1861 по 1895 годы), вышедший из «медвежьего угла» Костромской губернии — «он был из колена Левиина (т.е., из священнического сословия — А.П.), рос среди крестьянской бедноты на приходские приношения и воспитывался под нуждою в духовных школах».
В детских и семинарских воспоминаниях историка, родившегося в 1834 г., предстает ужасающий «пьяный год» духовенства севера России, сопровождавшего пьянством все церковные и сельскохозяйственные праздники и спивавшегося иногда до белой горячки. Во второй половине века дела были еще хуже, так что от пьянства умерли в молодом возрасте многие из семинарских товарищей Е.Е.Голубинского. Конечно, не обходилось без обычных спутников пьянства — драк и других аморальных явлений. Ясно, что такое духовенство не могло печься о нравственном состоянии народа. В шести статьях, большая часть которых написана в связи с работой историка в 1905—1907 гг. в Предсоборном Присутствии, готовившем Поместный Собор и рассматривавшем реформы, в которых нуждалась, как и теперь нуждается наша церковь, он пишет: «Причин крайне незавидного положения у нас простого народа две: внешне-социальные суровые условия и внутренняя невоспитанность его самого. Чтобы поднять благосостояние народа, нужно устранить обе причины и никак не одну только: поставьте народ в самые благоприятнейшие социальные условия, наделите его всевозможными льготами и просто дайте ему денег, — если не будет устранена другая причина, из этого ничего не выйдет, кроме того, что процветут кабаки и что народ ниспадет еще на низшую степень бедности, совсем, что называется, промотается и оголеет (чем не описание наших „бомжей“? — А.П.). Постепенно отстранять внешние неблагоприятные условия и создавать условия благоприятные есть собственно дело государства; но задача нравственного воспитания народа есть не его задача, для него невыполнима (правота Е.Е.Голубинского особенно ясно после десятилетий „коммунистического воспитания“ и последующего „перестроечно-ельцинского десятилетия“ — А.П.), и в сем случае оно необходимо должно обратиться к помощи церкви и к ее священникам. Тут предстоит двойной труд — сначала нужно сделать трезвыми самих священников и потом уже возложить на них обязанность (миссию) сделать трезвым народ. Что наша Русская церковь и как помощница государства, и как выполнительница своих прямых (т.е., духовных — А.П.) целей совершенно далека от положения сколько-нибудь удовлетворительного и еще заставляет желать очень много, — это составляет печальную, но бесспорную истину, которую оспаривать имеют охоту только те, кто личным образом заинтересован в том, чтобы все оставалось в церкви так, как доселе есть. Следовательно, как в интересах государства, так и в интересах самой церкви не может не быть признано предметом настоятельных желаний то, чтобы церковь, подобно государству, не отставая от него, если уж не показывая ему пример, что долженствовало бы быть, усвоила сознание необходимости своего самоулучшения. Пока священники остаются погруженными в свое нынешнее пьянство, нечего, конечно, и думать о том, чтобы они стали сколько-нибудь пастырями для народа. Наряду с мерами административно-карательными существует в данном случае мера воспитательная, которая, как таковая, прочнее первых и которую поэтому необходимо приложить к делу в полной мере. Это — заведение училищ для девиц духовного звания, так, чтобы женами священников были непременно женщины, получившие образование. К приличной и хорошей жене являться пьяным свиньей из деревни — человека невольно возьмет совесть, и он станет умерять и невольно сдерживать себя, с тем, чтобы дойти, наконец, до убеждения, что радости жизни не в одном грязном пьянстве, как учили отцы, — что хорошая и приличная жена, хорошие и приличные дети и сам с ними быть как человек — гораздо лучше».
Что такое воцерковление?
Как уже было сказано выше, на конференции «Россия без наркотиков» все были едины в том, что помочь борьбе с наркоманией, пьянством и другими болезнями нашего общества может воцерковление. К сожалению, большинство выступавших, по-видимому, представляют воцерковление чем-то простым и беспроблемным, не нуждающимся в особых творческих, духовных и интеллектуальных усилиях. В этих условиях акценты легко смещались в сторону от насущных задач внутреннего роста церкви к бесплодным обвинениям сект, СМИ, Запада и призывам к государственным органам вернуться к национально-патриотическим православным традициям.
Обратимся вновь к статьям Е.Е.Голубинского, чтобы понять, как много надо сделать Русской православной церкви, чтобы реально подойти к воцерковлению народа (конечно, уже после преодоления пьянства самих священников). «Единственное действительное средство научить людей настоящим, а не воображаемым только образом есть систематически-школьное обучение науке о вере или катехизису и науке о нравственности или этике (нравственному богословию). Нет особенной нужды в нарочитых стараниях об укреплении в нашем народе привязанности к внешней молитве и вообще наружной набожности, ибо он и без того привержен к ней и нисколько не сомневается в ее необходимости, а и крайне преувеличивает ее значение; но настоит самая неотложная нужда в самых нарочитых стараниях о насаждении и возращении в нем христианской нравственности. Простой народ наш во внешнем поведении омерзительно сквернословен, затем безобразно пьян, не сознает обязанности быть трудолюбивым, совсем не знает, что такое христианская совесть (припомните наших ремесленников и их возмутительную склонность к обманам), в своей семье и со своими несчастными рабочими животными — безобразный варвар. Наши купцы, столь усердные к внешней молитве, столько приверженные к храмам и теплящие в своих лавках неугасимые лампадки, до такой степени мало наблюдают честности в торговле, что можно подумать, будто они лампадки теплят затем, чтобы Бог помогал им обманывать людей. Наши чиновники, от верху до низу, давно ли перестали, и перестали ли совсем, — представлять собой олицетворение тех пороков, которые свойственны их званию? Научив вере и нравственности христианской каждого своего прихожанина в его детстве, священник обязан потом постоянно поддерживать их в нем и укреплять. Средства сего суть: церковная регулярная проповедь и затем учительные беседы с прихожанами и увещательные речи к ним, как говорит апостол „благовременне и безвременне“. У христиан Западной Европы до начала XVI в. точно так же, как у нас до сих пор, не было ни малейших помышлений о том, чтобы воспитывать народ. Но в начале XVI в. было, наконец, провозглашено там и осознано, что священники обязаны и должны быть для народа учителями, и в настоящее время там и на самом деле это так. Великая заслуга заставить священников быть пастырями принадлежит протестантам (не невозможное дело, что найдутся своеобразно благочестивые люди, которые будут скандализированы тем, что им указывают на пример схизматиков. Но не верх ли нечестия и безумия мыслить, что если у схизматиков то-то и то-то хорошо, то у нас православных, поелику мы, благодарение Богу, не схизматики, то же самое должно быть худо?)».
Третьим ключевым моментом воцерковления, наряду с катехизацией и регулярной учительной проповедью, служит сознательное и полное участие в церковном богослужении. Но, как пишет Е.Е.Голубинский, «богослужение совершается у нас далеко совсем не так, чтобы оно могло приносить всю пользу. Все, что читается и поется в церкви, должно быть внятно, разборчиво, чтобы могло быть разобрано присутствующими, а иначе не будет иметь смысла, ибо читается и поется не для кого-либо, как для присутствующих; но у нас это далеко не так. Наш русский вкус требует, чтобы диаконы имели басы и чтобы они как можно сильнее являли свои голоса (попросту и бесцеремонно сказать — орали); сказывают ектении и читают евангелие так, что в лучшем случае на литургиях весьма мало можно разобрать. Ектеньи — суть молитвы, возносимые диаконом от лица присутствующих в церкви. И какая бессмыслица, что возносящий молитву не разбирает и не знает, что он говорит! Чтения евангелия на литургии или — что то же — слова Божия есть самое главное на ней, и это-то слово Божие читается так, что почти что все равно, если бы и не читалось». Е.Е.Голубинский предлагал внести следующие исправления, чтобы вернуть богослужению его смысл: исправить переводы богослужебных текстов; чтобы богослужение совершаемо было истово выпускать кое-что в чтении и пении (на всенощной кафизмы сокращать, чтение тропарей канона, шестопсалмие, перед литургией чтение часов весьма сократить или совсем отставить); сделать издание Библии с хорошим введением и постоянными подстрочными примечаниями; царские двери делать маленькие, как у греков, восстановить древнюю форму иконостаса, чтобы алтарь был виден народу. Академик отмечал, что о таком улучшении богослужения мечтал и знаменитый апостол Аляски митр. Московский Иннокентий (Вениаминов).
Любопытно отметить, что все эти элементы воцерковления, предложенные Е. Голубинским и одобренные Поместным Собором 17—18 гг., начали было осуществляться в нашей церкви в общине священника Георгия Кочеткова, но при активнейшем участии игумена Тихона (Шевкунова) объявлены «ересью жидовствующих». Ныне уже в сане архимандрита Тихон (Шевкунов) — настоятель в храме, который восстановила община священника Георгия Кочеткова, а опальный священник за штатом и по-прежнему обвиняется во всех ересях.
Вместо реальной борьбы с наркотиками, пьянством, вместо воцерковления — этого «подвига оглашения», как называл катехизацию протоиерей Георгий Флоренский, нам предлагают духовный наркотик — государственную «православноориентированную» идеологию. Неужели мы позволим обесценить подвиг патриарха Тихона (Белавина), тысяч новомученников, труды выдающихся наших богословов и церковных ученых, позволим лишить нашу церковь ее духовной, вечно обновляющейся силы? Идеологизация православия вредна для церкви, вредна она и для Российского государства, которому нужна не идеологическая ширма, а здоровая, сильная церковь, которая может на деле показывать пример, привлекать к себе духом и смыслом, которая принесет реальную помощь в нравственном воспитании и исцелении болезней общества.
Православное научение и обучение через Интернет
Мы еще спрашивает стоит ли заниматься миссией в Инете, а враждебные христианству силы уже давно привлекают к себе, используя Инет. Мы опаздываем, проигрывает. Инет может и должен использоваться не только для миссии, но и для научения и обучения. Здесь главный вклад обязаны внести сайты наших богословских институтов.
Использование Интернета для обучения — так называемое дистантное обучение, вовсе не секрет и активное используется светскими университетами.
Широкие возможности обратных связей, общения в Интернете делают его важным средством обучения на расстоянии, заменяя куда менее эффективное заочное.
На прошедшей недавно в СпбДА консультации СИНДЕСМОСа по богословскому образованию, в котором наша Школа принимала участие, были приняты решения о необходимости укрепления сотрудничества православных богословских институтов, создании Ассоциации. Надеюсь, эта Ассоциация озаботится и обучением через Инет.
Особенно важны предоставляемые Инетом возможности непосредственного общения при первоначальном христианском научении, которое осуществляется в форме катехизации, то есть вопросо-ответов.
К сожалению, сайты православных учебных заведений до сих пор ничего не делают в этом направлении — и это не только у нас, а во всем мире.
Достойные сайты богословских институтов есть почти только у нас — Свято-Тихоновского института, РХГИ (СПб). Неплохой сайт недавно создан Иоанно-Богословским университетом, хороший сайт только что появился у ББИ. Единственное приятное исключение в мире — кажется, только Нью-Йоркская Свято-Владимирская семинария, имеющая очень солидный сайт.
Основная цель институтских сайтов — представительская. Когда институт ведет серьезную научную работу — это представительство интересно, в Сети появляются базы данных, каталоги. Но повторю, научение и обучение на этих сайтах практически не проводится.
То, что нет на сайтах институтов катехизации — не очень удивительно — ведь ее почти нет и на практике. Но то, что нет дистантного обучения через Интернет — это явная нерасторопность разработчиков сайтов — ведь для нашей провинции такие возможности были бы очень полезны.
На наших страницах мы приступили к попытке решить эти проблемы. Благодаря активной деятельности сотрудников Школы, у нас достаточно «строительного материала» для организации научения и обучения в Сети, дело за нами — разработчиками сайта.
В Огласительном училище нашей Свято-Филаретовской школы совершается годичная катехизация по системе, которую о. Георгий Кочетков создал на основе древней христианской традиции катехизации.
Эта система начинается с миссионерских открытых встреч, состоящих из свидетельства и диалога с аудиторией. Затем этот диалог, разрешение вопросов и проблем оглашаемых продолжается на регулярных встречах и сопровождается научением основам христианства, молитве, посещением церкви и чтением и разбором огласительной богословской литературы. Только через год происходит крещение и воцерковление оглашенных, и они становятся участниками таинств и узнают подробно о церковных таинствах. Эта система, изложенная в брошюре «Возможная система оглашения» помещена на странице Огласительного училища. В этой брошюре на 10 страницах приложения содержится список огласительной литературы, как святоотеческой, так и современной. На основе этого списка на сайте создается Библиотека огласительной литературы, в которой, надеемся со временем разместить полные тексты всей используемой в оглашении литературы.
Материалы миссионерских встреч (за год их проходит девять), свидетельства воцерковившихся «Мой путь к Богу и в церковь» публикуются в школьном журнале «Православная община», также имеющем свой сайты. Вопросы и ответы, которые там можно найти — хорошая основа для ведения миссии и катехизации в Интернете, причем нужно не просто поместить тексты, а сделать их легкими для чтения в Инете с помощью гиперссылок, индексов. И кроме того можно и нужно воспользоваться предоставляемой Инетом возможностью обратной связи, чтобы читатели могли обращаться и со своими вопросами.
В нашей высшей школе, Огласительном училище, на двухгодичных богословских курсах учится не мало заочников, который слушают лекции, пересылаемые им на кассетах и принимают у себя, приезжающих в командировки кураторов и катехизаторов. Уже теперь, благодаря электронной почте удается сократить число поездок и пересылок — работы слушателей, программы занятий направляются через Интернет.
Для продолжения этой работы, очевидно, необходимо развивать сайт, помещать на него больше учебных материалов.
Кроме того, нужно нам озаботиться и поддержкой развития Интернета на периферии. Думаю, надо искать спонсоров, чтобы начав с лучших студентов — отличников, попытаться помочь в приобретении компьютеров, модемов, подключении к Инету.
Еще одна идея — за неимением достаточного места в школьном журнале для опубликования всех интересных студенческих работ — создать студенческий богословский журнал в Интернете. Наверно, имеет смысл объединить усилия всех богословских институтов для создания такого сайта.
Надеемся наш опыт и наши предложения будут полезны для других учебных заведений и создателей православных сайтов. Мы должны с помощью Интернета все ресурсы наших институтов, библиотек, знания наших ученых сделать доступными для самых отдаленных уголков России. Все что мы сделаем для периферии вернется в церковь сторицей. Недаром А. И. Солженицын призывает обратиться на северо-восток России, на этом пути искать перспектив для нашего развития.
Приложение. Список сайтов богословских институтов
Свято-Филаретовская московская высшая православно-христианская школа http://www.glasnet.ru/~stphilaret
Огласительное училище http://www.chat.ru/~oglashen
Свято-Владимирская семинария — http://www.svots.edu/ Крупнейшее в США православное учебное заведение
Православный Свято-Тихоновский Богословский Институт — http://www.pstbi.ccas.ru/cgi-bin/code.exe/Inst.html/ans Страница известного московского института содержит базы данных о святых, новомученниках, архиереях
Российский православный ун-т св. Иоанна Богослова — http://rpu.8m.com/
Русский христианский гуманитарный институт (СПб) — http://www.rchgi.spb.ru/ Рассказ о деятельности института, в частности об учрежденном им Православным институте миссиологии, экуменизма и новых религиозных движений.
Общедоступный университет, основанный о.А.Менем — http://www.chat.ru/~univmenn/menrus.htm Открытый православный университет в Москве
Библейско-богословский институт святого апостола Андрея — www.standrews.ru
Школа в интернете и интернет в школе
Интернет — это всемирная компьютерная сеть, объединяющая возможности всех средств коммуникации, массовой информации, учреждений культуры и образования, магазинов и агенств. Интернет дает возможность одновременно «присутствовать» в любой точке мира.
Как войти в Интернет? Сначала нужно приобрести модем — небольшую приставку к персональному компьютеру, которая позволяет пересылать цифровую (т.е., компьютерную) информацию по телефонным проводам.
Специальные фирмы — провайдеры — за ежемесячную плату в несколько сот рублей, во-первых, разместят вашу информацию на своих мощных компьютерах и будут предоставлять ее всем желающим (так открывается домашняя страничка или веб-сайт), во-вторых, позволят вам просматривать любые сайты, существующие в Сети, и, в-третьих, пользоваться электронной почтой.
Первые наши странички были сделаны М. Зеленым (школьная), А. Пантуевым (храмовая) и И. Суховым (братская). Теперь странички создаются в информационно-международном секторе МВПХШ.
Страница Успенского храма, созданная в 1997 г., стала широко известной и популярной в русском православном Интернете. Ссылка на нее появилась в неофициальном патриархийном сайте «Православие в России», а наша икона «Собор русских миссионеров» попала на крупный канадский сайт, посвященный иконографии. Страничка пока не обновляется.
Школьный сайт. В 1997 г. был открыт веб-сайт Свято-Филаретовской высшей Школы, который регулярно обновляется. Страница содержит информацию о Школе, сообщения об основных новостях и предстоящих событиях, ссылки на другие сайты, где появляется интересная информация о церкви и христианстве.
В июне 1998 г. на странице был установлен счетчик, который зарегистрировал с тех пор более 5000 посещений. В основных каталогах православных ресурсов на нашу страницу имеются ссылки. Материалы школьного сайта нередко использует на популярной во всем мире странице «Русские религиозные новости» профессор Steeves (Стетсонский университет, США).
Приятный отзыв о школьной странице получен недавно от иеромонаха Антония (Ламбрехтса) (Бельгия): «Я часто использую ваш сайт. Он очень полезный и актуальный. Там очень интересные материалы. Кроме того, сайт помогает мне быть в курсе происходящего в Вашей Общине и Школе».
Н. А. Струве разрешил использовать материалы «Вестника РСХД», у которого нет своего сайта, на странице Школы. В результате этого по миру широко распространилась напечатанная в журнале работа матери Марии (Скобцовой) «Типы религиозной жизни», а в США появился ее английский перевод.
На школьной страничке с разрешения С.С.Аверинцева размещен его перевод на русский язык Евангелия от Марка.
В последнее время началось наполнение англоязычной части сайта. Причем переводы делают наши друзья из Америки и присылают их по электронной почте. Кроме статьи матери Марии, уже переведены «Возможная система оглашения» свящ. Георгия Кочеткова, «Истина православия» Н.А.Бердяева, презентационный буклет Высшей школы.
Сайт Огласительного училища. Именно на нем можно познакомиться с работой свящ. Георгия Кочеткова «Возможная система оглашения». Постепенно страничка пополняется огласительной литературой В идеале хотелось бы разместить полные тексты особенно важной используемой в оглашении литературы.
Сайт журнала «Православная община». Здесь размещаются не только новые номера, но и материалы из архива журнала.
Сайт братства «Сретение». На сайте размещаются обращения Братства, выступления его пресс-службы по острым церковным вопросам, а также «Сретенский листок» (с76-го номера).
Все чаще рождаются страницы, создаваемые по личной инициативе членов братства. Появились страницы, посвященные О.Э.Мандельштаму, К.С.Льюису, А.И.Солженицыну, истории духовного образования в России, еврейско-христианскому диалогу, на странице А. Платонова содержатся ссылки на интересные публикации в прессе по церковным проблемам.
Сайт семинара «Православие и интернет». Свято-Филаретовская высшая школа входит в число учредителей представительного семинара «Православие и Интернет», третье заседание которого состоялось 28 января в рамках «Рождественских чтений». Общими усилиями участников семинара родилась страница «Соборность», на которой помещаются и наши материалы.
Интернет для обучения. Особое внимание в Школе уделяется электронной почте. Она используется для рассылки школьных новостей, приглашений, поздравлений, деловой переписки с другими учреждениями или частными лицами из разных стран. Возрастает роль электронной почты в заочном обучении студентов Школы и слушателей Богословских курсов и Огласительного училища.
Многие университеты ведут обучение через Интернет. Такое дистантное обучение заменяет собой заочное. Теперь можно не только слушать лекции, получать консультациии и задания, но и сдавать экзамены по Интернету.
Надеемся, что и наша деятельность в Интернете будет развиваться в этом новом для духовного образования направлении.
Христианский мир против ненавистной розни мира сего:
обзор событий на рубеже тысячелетий
Православие
26 декабря на Рождественской встрече в турецком городе Изник предстоятелей Православных церквей были приняты важные решения. «Христианский мир был разделен и раздроблен, что стало оскорблением религиозных чувств во всем мире, — говорится в распространенном заявлении патриарха Варфоломея I и представителей православных церквей. — Мы призываем всех работать в направлении диалога правды и любви, для единства тех, кто верит во Христа». Православные церкви Албании, Александрии, Антиохии, Болгарии, Греции, Грузии, Иерусалима, Кипра, Польши, Румынии, Сербии, Словакии и Чехии, Финляндии и Эстонии призвали к единству верующих христиан и преодолению раскола между католиками и православными, приняли решение усилить свой вклад в международную деятельность по разрешению моральных и этических проблемам, а также усилить сотрудничество, регулярно обсуждая насущные проблемы православия. Решено создать всемирную православную федерацию богословских школ, основать межправославный комитет по биоэтике.
Неучастие в этой встрече представителей Московской патриархии и Православной церкви Америки показало, что на пути к всеправославному и всехристианскому единству предстоит преодолеть сложнейшие конфликты. Раскол между Москвой и Константинополем, вызванный юрисдикционными и мировоззренческими конфликтами в православии и вскрытый событиями в Эстонии, проходит и через Украину (куда в наступившем году приедут и Вселенский патриарх, и папа Римский), и через Америку, и через Западную Европу.
Как стремление к христианскому единству, так и обратные тенденции есть во всех церквах. Отрадным фактом, подтверждающим наличие доброй воли в нашей церкви стало решение последнего заседания Синода, состоявшегося 27—28 декабря, о формировании Координационного комитета и Богословской комиссии по двустороннему диалогу Русской Православной Церкви с Коптской, Сирийской Православной и Армянской Апостольской (Киликийский Католикосат) Церквами. Это решение, которое должно привести к устранению богословских разногласий и установлению евхаристического единства, особенно важно для развития отношений с Армянской церковью, в первый день нового года начавшей празднование 1700-летие принятия христианства. Армения считается первой христианской страной в мире — в 301 году впервые в истории в Армении христианство обрело статус государственной религии. В наступившем году Армению также должен посетить папа римский.
Средневековые представления о государственной религии и христианском государстве продолжают оказывать влияние на сознание православных, хотя XX век стал веком окончательной гибели «константиновской» эпохи псевдосимфонии церкви и государства. Последний номер солидного английского журнала «Экономист» поместил статью о кризисе веры в России. Согласно помещенной в журнале статистике, 94% россиян в возрасте 18—29 лет не ходят в церковь и живет в моральном и духовном вакууме, оставленном атеистическим коммунистическим режимом, препятствовавшим научению в вере.
В отличие от основной массы приходов Православной церкви, различные протестантские конфессии от методистов и баптистов до пятидесятников добиваются больших успехов в своем обращении к молодежи. Католическая церковь, в свою очередь, с успехом обращается к интеллектуалам современной России, ведь многие ее священники в прошлом жили сравнительно независимой академической жизнью и противостояли коммунизму. На Украине униаты играют значительную роль в восстановлении академической жизни, отмечает «Экономист». Академия во Львове готовит сотни студентов, многие из которых не собираются становиться священниками.
Как иллюстрацию к этим выводам «Экономиста» можно привести выступление архимандрита Тихона (Шевкунова) на конференции «Россия без наркотиков», прошедшей в конце года в гостинице «Даниловской» и впервые собравшей высших государственных и церковных руководителей вместе со священнослужителями, медиками, другими специалистами для решения проблемы наркомании. Архим. Тихон, один из организаторов конференции, вновь утверждал, что необходимо создание государственной «православноориентированной» идеологии, и что только национальная идея способна изменить мировоззрение и преодолеть падение нравственных ценностей в обществе.
События в Черногории показывают, что вовсе не средневековые, а современные европейские подходы привлекают православную молодежь. 28 ноября на пресс-конференции в Подгорике Организация православной молодежи Черногории сделала заявление о готовности к проведению ненасильственных протестов молодежи против антицерковной политики государства. Авторы заявления указывают на систематическое нарушение прав православной митрополии Черногории, созданной восемь веков назад святым Саввой. Не возвращается насильственно и незаконно отторгнутая собственность митрополии. Игнорируются решения церковных судов о лишении сана за канонические преступления. Не осуществляется гарантированное конституцией право проведения катехизации в школах. Через официозные СМИ правительство подстрекает к насилию против церкви. Идеологический коммунистический атеизм превратился в идеологию кланового атеистического национал-шовинизма. Организация православной молодежи Черногории призвала правительство следовать современным европейским законам, принятым в демократических странах, защищающим организационную структуру церкви, религиозную свободу, суверенитет церкви в церковных служениях, юридическую силу решений церковных судов.
Католичество
Итоги Юбилея
Противоречивые тенденции ярко проявились в Юбилейный год и в Католической церкви, что нашло отражение и в противоположных оценках его результатов. Новостью первых полос в последние недели тысячелетия стали слова известного писателя Фердинанда Камона, что Юбилей не удался. Писатель, обвинил в этом господствующее по отношению к Юбилею потребительское отношение. Иную точку зрения выразил в интервью газете «Аввенире» профессор политической экономии университета Болоньи Стефано Заманьи: «Считать, что Юбилей может изменить обычаи людей и народов за несколько месяцев — означает впадать в типичную иллюзию детерминизма. Юбилей — это элемент культурного перелома, который требует времени, чтобы его пророческое содержание перешло в стиль жизни: принципиальная тема Святого Года — это Господство Бога над вещами, центральное положение Иисуса Христа в обыденной жизни. Многие ученые, особенно в США, именно в 2000 году задались вопросом о соотношении потребления и счастья. Название книги Роберта Лэйна „Потеря счастья в рыночных демократиях“ говорит само за себя. Роберт Франк, в работе „Лихорадка роскоши“ предлагает правительству ввести крутой прогрессивный налог на потребление, чтобы ограничить излишества в стиле жизни. За пределами определенного уровня дохода, увеличение потребления ведет к потере, а не к увеличению счастья. Счастье — это отношение с другими, а не с вещами. Католики должны снова провозгласить это. Эта идея, неподдельно связанная с Юбилеем, принесет плоды, вводя нас в артерии быстрой культурной эволюции».
Подобные же мысли прозвучали и в юбилейных посланиях папы Иоанна Павла II. В послании по случаю Дня Мира Понтифик призвал человечество в новом тысячелетии выбрать путь диалога. Главной темой нынешнего празднования стал «диалог культур во имя любви и мира». Папа напомнил, что общеевропейская культура выросла на христианском основании и призвал отвергнуть, оторвавшуюся от этого основания «секуляризованную концепцию жизни, которая является практическим атеизмом в форме радикального индивидуализма». Иоанн Павел II особо обратился к «братьям по вере на христианском Востоке». Эту часть доклада он прочитал на украинском языке — летом понтифик посетит Украину. Кроме того, глава римской католической церкви предложил молиться о мире на Святой земле. В своем Рождественском послании Иоанн Павел II обличил преобладающую «культуру смерти», которая порождает страдание в Святой Земле, Индонезии и многих других странах, где самое фундаментальное человеческое право — право на жизнь постоянно нарушается. Папа начал свое послание с указания на гениальное творение Микеланджело в Сикстинской капелле, где изображается сообщение Богом Отцом дара жизни первому человеку. Иоанн Павел II указал на непостижимость этого таинства сотворения человека на земле, также как и воплощения Сына Божия в Сына Человека, когда вечный лик Божий отразился в лике Младенца. Папа сказал, что насилие, аборты и эвтаназия — это тревожные знаки «культуры смерти», представляюшей серьезную угрозу для будущего. Но, — продолжил он, — хотя тьма сгущается, наша надежда на триумф Света, воссиявшего в Святую Ночь в Вифлееме, усиливается. Позитивные изменения в общественной жизни осуществляют те, кто стремится воспитывать уважение к человеческим правам каждой личности, укрепляет солидарность между людьми различных культур, прощая долги беднейших стран и добиваясь почетных мирных соглашений. В заключение своего послания Иоанн Павел II сказал, что ко всем людям доброй воли, бесстрашно идущим вперед к демократии, свободе, согласию, к какой бы культуре они не принадлежали, обращены слова Рождественского благовестия: «Мир на земле всем, на ком покоится Божие благоволение».
Встречу Рождества и завершение Юбилея возглавил в Вифлееме кардинал Роже Эчегаре, посланный папой с целью поиска мира между евреями и палестинцами, среди которых много христиан. «Согласие и надежда — это камни, чтобы строить мир на Ближнем Востоке», — сказал кардинал во время проповеди на мессе утром 2-го января в церкви Св. Екатерины в Вифлееме, — «Мир зависит не только от дипломатического процесса, а основывается на достоинстве человеческой личности, не признает ни дискриминации, ни насилия. Без справедливости и правды для каждого не будет справедливости и правды для всех».
1 января кардинал передал израильскому руководству копию послания папы в связи с Всемирным днем мира. В тот же день, на мессе в соборе латинского патриарха Иерусалима, кардинал Эчегаре подчеркнул, что между христианами, иудеями и мусульманами существует единство. «Наши три семьи, рожденные Авраамом, имеют равные права на Иерусалим, хотя и по разным причинам».
Активность католиков, смело направляющихся в самые горячие точки планеты, проявлялась не только в дипломатических и интеллектуальных областях, но и как обычно, особенно после II Ватиканского собора проявлялась в делах миссии, просвещения и благотворительности.
Миссионеры-мученики
30 католических миссионеров погибли в 2000-м году, исполняя свое служение. Трое из них отдали свои жизни, помогая жертвам эпидемии вируса Эбола в Африке. Миссионерское агенство Ватикана «Фидес» опубликовало список «мучеников 2000-го года», среди которых 19 священников, 6 монахов, 3 семинариста и 2 мирянина. Хотя было использовано слово «мученики», речь не идет об обязательной канонизации — имелся в виду первоначальный смысл греческого слова, означающий «свидетели». Африка стала самым опасным континентом для миссионеров. Здесь потеряли свои жизни 17 из них: 4 в Уганде, 3 в Бурунди, 2 в Нигерии, 2 в Конго, по одному — в Центральноафриканской республике, Анголе, Замбии, Береге Слоновой Кости, Руанде и Кении. Азия была второй по числу умерших миссионеров. 4 — в Индии, где фундаменталисты развязали волну преследований христиан, 2 — на Филиппинах, жертвы мусульман, по одному в Пакистане и Индонезии.
4 священника стали жертвами преступников в Америке (2 — в Колумбии, по одному — в Мексике и на Ямайке), один брат убит албанской мафией в Европе. «Обстоятельства, в которых они встретили свою смерть, освещают самые темные места нашей планеты: Центральную Африку, где алмазы и золото ценятся больше, чем жизнь, Азию индуистского и исламского фундаментализма, Латинскую Америку партизан и наркотиков, Албанию мафии и черных рынков», — сказал директор «Фидес» о. Бернардо Червеллера (Cervellera). В 80-е годы «Фидес» документировало смерть 115 миссионеров. В 90-е, включая 2000-й год, цифра резко выросла, достигнув 630. О. Червеллера указал что такое увеличение в основном вызвано геноцидом 1994 года в Руанде, в котором погибло не менее 248 служителей церкви, а также и более оперативной передачей информации из самых удаленных уголков. Публикуя список «Фидес» желает не бесплодного осуждения, но дать надежду. Известно, что некоторые из жертв молились о прощении убийц. Их смерть стала знаком победы над ненавистью и злом. «Фидес» включила в список «мучеников» 2 монахинь и одну медсестру добровольно игнорировавших смертельную опасность, чтобы заботиться о жертвах летального вируса Эбола в Уганде. «Тело, раздутое, разорванное и обескровленное вирусом Эбола ничем не уступает телу, изрешеченному пулями. В нашем мире, который старается изгнать сестру Смерть эвтаназией, они свидетельствуют, что „добрая смерть“ — это смерть, принесенная ради любви» — подчеркнул о. Червеллера. «Список не включает сотни (а, может быть, тысячи) погибших на Молукках в Индонезии или безымянных христианских заключенных в Китае, Судане и Руанде, о которых ничего не известно», — сообщил о. Червеллера. Протестантские ученые полагают, что число христиан (включая католиков, православных, протестантов и евангеликов) — мучеников 2000-го года достигает 165 тысяч.
Рождественские дни продолжили ряд трагических событий. Приверженцы неизвестного культа устроили бойню в католическом храме на острове Сент-Люсия. Ранения и ожоги различной степени тяжести получили 13 человек. Одна 72-летняя монахиня была убита. Прихожанам удалось задержать одного из преступников. Представитель полиции сообщил, что нападение храм было продиктовано религиозными мотивами.
Священник, направлявшийся в магазин за Рождественскими подарками, был застрелен мусульманским повстанцем на южном Филиппинском острове Джоло 28 декабря. В этом году повстанцы похитили много католических студентов и преподавателей, некоторые из которых были убиты, а остальные освобождены.
Рождественская бомбежка унесла жизни 12 человек в Индонезии, множество людей было ранено. Волны насилия захлестывают Индонезию после объявления мусульманскими зилотами джихада против христиан.
Рождественские встречи миссионерских и экуменических организаций
Как и всегда в истории христианства, кровь мучеников не отпугивает, а лишь укрепляет христианскую миссию. Крупные католические миссионерские организации устроили свои встречи во время Рождественских праздников.
Двадцать тысяч пилигримов со всего мира праздновали в Риме 60-тилетие основания Конгрегации Легионеров Христа. Конгрегация была основана 3 января 1941 года в Мехико о. Марциалом Мациелом, бывшим в то время юным семинаристом. Сегодня она объединяет 500 священников и 2500 семинаристов. Легион Христа действует в Европе и Америке и имеет 16 младших семинарий (minor seminaries), 10 новициатов, 2 классических гуманитарных колледжа и папскую академию (Athenaeum) «Царица Апостолов», с кампусами в Риме и Нью-Йорке. Конгрегация также создала и управляет 10-ю университетами для мирян, 116 начальными и средними школами и 630 центрами апостолата в 92 городах. Ведущим апостолатом Легионеров является пастырская работа в миссионерском диоцезе Chetumal-Cancun в мексиканском штате Кинтана Ру на Юкатанском полуострове, населенном потомками майя. Эту апостольскую задачу поручил о. Мациелу папа Павел VI в 1970 г. 60 тысяч мирян в 40 странах объединены в соборное движение Regnum Christi, возникшее в 60-е годы под влиянием духовности и апостолата Легионеров Христа. 2 января, в ходе празднования 60-тилетия основания Конгрегации, кардинал Дарио Кастрилльон Хойос (Darío Castrillón Hoyos), префект Конгрегации для Духовенства, посвятил в священники 37 Легионеров.
Среди множества даров, подаренных Иоанну Павлу II на Рождество, наверное, самый оригинальный — семинария, расположенная в Риме и предоставляющая жилье кандидатам в священники из всех частей мира. Конгрегация Легионеров Христа открыла семинарию, которую предоставила в пользование всем епископам мира. В Папском колледже «Maria Mater Ecclesiae» сейчас находится 230 семинаристов в возрасте от 20 до 25 лет из 77 диоцезов 22 стран, в основном Восточной Европы, Латинской Америки и Африки. Главная цель — сформировать персонал будущей семинарии в духе Второго Ватикана. Семинаристы, принявшие дар священнического призвания, получают духовное формирование, основанное на твердом фундаменте молитвенной жизни, — сказал ректор о. Дуе-Флас. Их день начинается полшестого утра и состоит из молитвы, учебы, отдыха и братского общения с молодыми людьми со всей планеты.
23-я Европейская встреча молодежи, организованная экуменической общиной Тэзе, завершилась в Барселоне 1 января. На встречу, продолжавшуюся 5 дней собралось 80 тысяч паломников. Во встрече участвовало 30 тысяч испанцев, 7 тысяч итальянцев, 4 тысячи австрийцев, немцев и швейцарцев, 35 тысяч гостей из Восточной Европы, многие из которых были православными (в первую очередь, из Польши, Румынии, России, Хорватии, Литвы, Украины и Югославии). Правительство Каталонии, муниципалитеты, армия и профсоюзы сделали всевозможное, чтобы 23-я встреча Тэзе стала настоящим континентальным паломничеством. Экуменическая община Тэзе, возглавляющая «Паломничество доверия на земле», и собирающая ежегодно молодежь, не превращает эти встречи в формальное движение. Каждый год брат Роже, собирая встречу, пишет письмо молодежи, которое переводится на 60 языков.
Диалог с протестантами
Другим важным событием ушедшего года в области экуменизма стала состоявшаяся в Германии третья встреча католиков и меннонитов, на которой обсуждались миротворческая деятельность и исторические взаимоотношения церкви и государства. Первая тема встречи была сформулирована так: «Что такое церковь мира?» Меннониты исповедуют ненасилие и простой стиль жизни, они не служат в армии. Официальное учение католической церкви, сформулированное Вторым Ватиканским собором, также подчеркивает преимущество ненасильственных средств в политическом и социальном развитии. Соглашаясь с меннонитами в превосходстве ненасилия, католическая церковь продолжает придерживаться принципа «праведной войны», который оправдывает использование силы для самозащиты и защиты беззащитных граждан. Второй темой встречи был «Константиновский сдвиг» — превращение из церкви преследуемой, страждущей, катакомбной в церковь, ставшую главенствующей религией империи. На дискуссии обсуждались последствия этого события. Меннониты считают важным отделение церкви от государства и в Константиновском сдвиге видят недолжный компромисс, превращающий христианское учение в официальную религию государства. Католики считают позитивным результатом этого события, рассматривая его не как компромисс, а как инкультурацию.
Диалог с мусульманами. Миссия в Китае
В США католики развивают диалог с быстро растущей мусульманской общиной. Лидеры католиков и мусульман из шести штатов Среднего Запада сфокусировали свои ежегодные дискуссии на том, как понимают божественное откровение католики и мусульмане. Они обсуждали значение выражения «слово Божие», связь Священного Писания с молитвой, различные темы Нового Завета и Корана. Часть встречи была посвящена дискуссии о точке зрения мусульман на Новый Завет и христиан на Коран. Группа надеется, что на встрече 2001 года удастся завершить работу над текстом, который будет служить позитивным ресурсом для понимания христианами ислама, а мусульманами христианства. Северо-западный Диалог, соучредителями которого являются Исламское общество Северной Америки и Национальная конференция католических епископов, один из трех региональных диалогов, начавшихся в последние годы в США.
После присоединения к Китаю бывшей португальской колонии Макао усилилась миссионерская деятельность католиков в Китае. В Макао 30 тысяч католиков, что составляет 6,5% населения — это самый большой процент среди всех китайских провинций. В своем прошлогоднем послании к епископу Лэму по случаю передачи Макао папа Иоанн Павел II призвал усилить миссионерскую деятельность в диоцезе, который должен стать центром католичества для всего Китая.
Проблемы католической церкви в богатых странах и использование Интернета
Некоторые негативные тенденции общества потребления продолжают доминировать, несмотря на все усилия католической церкви. Статистическое агентство австрийского правительство сообщило, что в прошлом году формально прекратили свое членство в католической церкви больше австрийцев, чем присоединились к ней. В стране, имеющей восьмимиллионное население, 43 632 человека покинули церковь и только 3 387 вошли в нее. Это самое большое число отказов от членства в церкви с тех пор как такая статистика стала собираться в 1959 году. Австрийские католики должны формально отказаться от своей религии, если они не хотят платить церковный налог с заработной платы.
Католической Церкви США в ближайшее десятилетие предстоит столкнуться с проблемой нехватки священников. В настоящее время все 188 американских католических епархий обеспечены священниками, но число людей, поступающих в духовные семинарии, постоянно падает. По данным Центра прикладных исследований Джорджтаунского университета, в 1964 году в семинарии поступили 8.325 человек, а в прошлом году всего 3.474. За это же время число католиков в США выросло с 45 до 60 миллионов.
В епархии штата Айова 84 священника обслуживают 100 тысяч местных католиков. Чтобы решить эту проблему, 25 американских епархий обратились к помощи Интернета. Они завели собственные сайты, где дают объявления о вакансиях. По словам священника Джона Экриа, который курирует здесь кадровые вопросы, обращение к Интернету принесло неплохие результаты. На его сайте побывало уже 14 тысяч человек, из них 80 высказали заинтересованность в священнической карьере. В основном интерес проявили молодые люди. Большинство вопросов касаются стоимости обучения в семинарии, продолжительности учебы и требований, предъявляемых к будущим священникам.
Интернет используется католиками по всему миру. Католическая церковь стала ведущим Интернет-провайдером на Филиппинах. Церковь создала обширную Интернет сеть, охватывающую весь тысячемильный архипелаг. Услуги CBCPNet, работающей, как бесприбыльная церковная организация, дешевле, чем у коммерческих провайдеров.
Сеть должна охватить каждый диоцез, приходской дом и приходскую школу страны. Интернет-кафе обеспечат доступ для бедных. Насилие, азартные игры и порнография не появляется на экранах мониторов, благодаря специальному программному обеспечению, блокирующему такие сайты. Например, в ответ на поисковый запрос о сайте «Плейбоя» на экране монитора появляется сообщение: «Слава Богу, вы не можете войти на этот плохой сайт. CBCPNet предлагает вам доступ ко многим полезным сайтам. Благословение Божие на Вас».
Протестанты
Объединение Епископальной и Лютеранской церквей США
Важнейшее событие произошло в США — Епископальная и Лютеранская церкви США установили полное евхаристическое общение. Пышно и торжественно совершилась 6 января в праздник Богоявления литургия в Вашингтонском кафедральном соборе, на которой было объявлено об официальном провозглашении полного евхаристического общения между Епископальной (Англиканской) Церковью США и Евангелической Лютеранской Церковью Америки. Служба продолжалась три с половиной часа и собрала 3500 человек. Эти церкви являются самыми большими в США. В лютеранской церкви 5,2 миллиона человек. В англиканской — 2,5 миллиона. Церкви теперь полностью признают членство, духовенство и таинства друг друга и могут обмениваться клириками.
Английская королева говорит о вере
В своем ежегодном рождественском радиообращении королева Елизавета заявила о своей вере в Иисуса и рассказала о том, как христианское научение направляло ее жизнь и работу. Она отметила, что влияние Христа на современный мир осуществляется через добрый дела миллионов мужчин и женщин день за днем на протяжении веков. «Я думаю, что большинство из нас, и верующие и неверующие, имеют духовное чувство, чтобы глубже понять цель и смысл нашей жизни, и я верю, что это чувство расцветает, несмотря на давление мира» — продолжила королева. «Научение у Христа и моя личная ответственность перед Богом задают направление, в котором я стараюсь вести мою жизнь. Мне, как и многим из вас, в наши трудные времена помогает величайшее утешение слов и примера Христа».
Выступления в поддержку перерегистрации Армии Спасения в Москве
Около 200 московских христиан, поддерживающих Армию Спасения обратились с письмом к мэру Юрию Лужкову с просьбой вмешаться, чтобы эта благотворительная организация могла продолжать свои добрые дела для жителей Москвы. В письме сказано, что помимо проповеди евангелия, организация заботится о стариках, бездомных, больных и других нуждающихся гражданах столицы. Военная терминология Армии не должна вводить в заблуждение, так как организация выдвигалась на Нобелевскую премию мира и известна своей миротворческой деятельностью. Газета «Moscow Times» в своей редакционной статье выступила также в поддержку Армии Спасения. «Бедные страдают от холода, голода и одиночества, а не от иностранных религиозных групп». Организация стала жертвой «типичного ксенофобного стиля российской бюрократии». Газета призывает также патриарха Алексия II просить власти изменить ранее принятое решение. Как сообщала ранее Кестонская служба новостей, 28 ноября Московский городской суд отказал в удовлетворении кассационной жалобы Московского отделения Армии Спасения на решение Пресненского суда города Москвы. Получив отказ в перерегистрации от Управления юстиции г. Москвы, Московское отделение «Армии спасения» обжаловало его в Пресненском районном суде, однако суд утвердил отказ, указав в основании, что Армия Спасения является военизированной организацией, подчиняющейся иностранному центру. Поскольку срок перерегистрации российских религиозных организаций заканчился 31 декабря 2000 года перед московской Армией спасения стоит реальная угроза ликвидации.
«Пусть цветут все цветы»
Защита канонических прав священнослужителей в США
Специалисты по каноническому праву, входящие в группу «Правосудие для Священников и Диаконов», обсуждали проблему образования диаконов, священников и епископов по вопросам канонического права и процедур. Растет число обращений священников к канонической защите, обычно в конфликтах с епископами, нарушающими их права. Епископы, часто даже имея добрую волю, не знают прав клира, не выполняют надлежащих канонических процедур, когда надо наказать или уволить священника, консультируются только у секулярных юристов, не понимая канонических аспектов ситуации и не используя возможности получить канонические консультации. Трудность получения канонической защиты для священников на местном уровне вызвана тем, что большинство канонистов — это священники, работающие в судах или канцеляриях своих диоцезов. Они обычно не хотят вступать в спор с собственным епископом. В этих условиях помогает обращение в группу «Правосудие для Священников и Диаконов», которое следует рассматривать не как атаку на диоцезы или епископов, а как справедливое желание в конфликтных ситуациях следовать каноническому праву.
Христианская телерадиокомпания из России предполагает организовать радиовещание на Китай
Сотрудник Международного русского радио и телевидения (IRR/TV) Ханну Хаукка недавно посетил самую населенную страну мира, известную своим коммунистическим антагонизмом по отношению к христианству. «Возможны любые виды сотрудничества,» сказал Хаукка представитель администрации в Бао Дине, провинция Хебей. IRR/TV передало ему три программы для рассмотрения возможности использования их на Китайском телевидении и радио. Другой официальный представитель выразил уважение к искренности веры команды IRR/TV. Он заявил, что они стали первой иностранной группой открыто заявившей о своем христианстве. «Многие китайцы еще никогда не слышали об Иисусе», — сказал Хаукка.
В Душанбе произошло два взрыва — у входа в православную церковь и храм адвентистов
Два взрывных устройства сработали в Душанбе между 19:00 и 20:00 (время местное) 31 декабря — у входа в православную церковь и у входа в церковь адвентистов седьмого дня. На территории православного храма взрывом разрушены две хозяйственные постройки, выбиты стекла в помещении храма, воскресной школы и крестильне. В церкви адвентистов также выбиты стекла в помещении церкви и окружающих ее домах. Во время взрыва никто не пострадал. Ночное происшествие не повлияло на службу, и утром в храме был проведен молебен в честь новолетия.
Растет использование Интернета церквами для привлечения новых членов и поддержки взаимодействия внутри их приходов
Неожиданностью для исследователей фонда Пью стало то, что 83% отвечавших считают, что Интернет позволил улучшить приходскую жизнь. Общепринятым является мнение, что пользователи Интернета, в большинстве, молодые либертарианские «технофилы», но оказалось, что дело обстоит совершенно наоборот, — традиционалистские религиозные организации воспользовались Интернетом для своих целей и продемонстрировали исполненный радости уровень общения. Исследование показало, что большинство церковных сайтов сделаны членами приходов. «Это простые привлекательные сайты без причуд, которые помогают сохранять связи друг с другом и распространять добрые дела в мире» — сказал Рейни. Но некоторые сайты дают возможность совершить покупки и виртуальные паломничества в святые места, распечатать церковные бюллетени, электронные христианские поздравительные открытки, содержат архивы аудиопроповедей и даже видеозаписей богослужений. Такие интерактивные веб-сайты дают посетителю чувство присутствия и уменьшают боязнь прихода в церковь. Священники и раввины используют Интернет для тех же целей, что и большинство мирян. В дополнение к электронной почте и покупкам, они обращаются сюда, как в богатую библиотеку, чтобы разыскать материалы по нужным темам. Необычайно распространено использование Интернета в режиме «онлайн» для поиска ресурсов, содержащих богослужения, проповеди, церковные образовательные программы, а иногда используется даже для целей традиционного личного благочестия.
Cвятой праздник индуистов Кумб Мела
В городе Аллахабад — скоро начинается самая важная в индуизме церемония — Кумб Мела. Во время этой церемонии верующие совершают омовение в Ганге. Происходит этот праздник лишь один раз в 12 лет, и считается самым священным событием в индуистском календаре. Прошлый раз на берега Ганга пришло 15 миллионов человек, в этом году ожидается приток от 20 до 70 миллионов человек. Предполагается, что будет побит мировой рекорд по количеству людей, собравшихся в одном месте в одно время. Здесь сливаются воедино три различных потока, и священные писания индуизма говорят, что это одно из четырех мест в мире, где боги пролили капли эликсира бессмертия. Купаясь в этом месте в дни Кумб Мела, человек, как считается, совершает акт великого очищения.
Китай объявил об увольнении ряда официальных лиц после религиозных столкновений со смертельным исходом
Китай объявил об увольнении нескольких официальных лиц после вспышки насилия из-за религиозных споров, происшедшей в начале декабря в восточной провинции Шаньдун, в результате которой было убито шесть человек. Правительство Шаньдуна отстранило Ли Ченгуена, главу компартии округа Янгсин, в котором произошла эта схватка. Также были уволены Ванг Ли, глава администрации Янгсина и Ванг Тианхе, шеф полиции округа. В ходе инцидента военизированная полиция открыла огонь по двухтысячной толпе мусульман из округа Менгкун соседней провинции Хэбэй, направлявшейся с целью поддержать мусульман Янгсина в их столкновении с китайской общиной Хань. Синухуа заявило. Что в конфликте виноваты обе стороны, так как 13 из 32 пострадавших — полицейские. Возможно, конфликт начался с провокации, когда свиную голову подбросили к мусульманской мечети или еще ранее, когда в лавке стали предлагать «исламскую свинину», после чего владелец магазина был убит.
Религиозные лидеры призвали ООН защитить святые места
Шестеро священнослужителей из США обратились на прошлой неделе к Генеральной Ассамблее ООН, призывая защитить по всему миру эти места в период, когда некоторые воюющие стороны могут нанести им умышленный вред. В статье, опубликованной в «Нью-Йорк Таймс», цитируются слова раввина Артура Шнайера из синагоги Восточного парка Нью-Йорка, который родился в Вене и видел, как разрушили его синагогу: «Иногда люди, желая нанести наиболее чувствительный урон общине верующих, считают разрушение святынь наиболее подходящим средством. Это наносит глубокую рану и мусульманам, и индуистам, и христианам, и евреям». Обращение, призывающее людей в регионах, где происходят конфликты, уделять особое внимание сохранению святынь, подписали раввин Шнайер, архиепископ Димитрий, глава Греческой православной церкви в Америке, Ричард Грайн, епископ Нью-Йорка из Епископальной церкви, Теодор Е. Мак-Каррик, римский католический архиепископ Ньюарка, архиепископ Хайяг Барсамян, глава Армянской церкви Америки и имам Мохаммед Мустафа Ибрагим Джумейя, директор по религиозным и культурным делам Исламского Центра Нью-Йорка.
Агапы: история древнехристианских агап и попытки возрождения института агап в современной Церкви
Интерес к агапам — первохристианским трапезам любви — возник в России еще в начале XX века, о чем свидетельствует большая книга Петра Соколова «Агапы или вечери любви в древне-христианском мире» (Сергиев Посад. Типография Св.-Тр. Сергиевой Лавры, 1906 г.). Связан этот интерес был, очевидно, с движением за возрождение соборности в Русской Церкви. Это движение, отчасти нашедшее свое выражение в «Отзывах архиереев о реформе в Русской Церкви», изданных в 1905 г., а затем в решениях Поместного Собора 1917—18 гг., было подавлено борьбой коммунистической власти с Церковью, хотя и не до конца, — в тюрьмах, ссылках, подполье жили общины и братства архим. Сергия (Савельева), о. Сергия Мечева и другие. Важно отметить, что эти общины обычно получали признание и благословение архиереев.
Приведем несколько документов о трапезах любви начала XX века. Вот «малая церковь» профессора литургики Московской Духовной Академии Александра Петровича Голубцова (ум. 1911) по воспоминаниям его сына Ивана, ставшего известным историком: «Разве эти праздничные чаи не были нашими домашними вечерями любви? Так много ее было тогда за столом, и так непосредственно выражалась она, и так проникала все мгновения праздника… А этот самый праздник разве не налагал каждый раз своего особого отпечатка на все наше настроение? Помните этот Петров день со службой в Успенском соборе? Разве не вставали в этот день как-то особенно перед сознанием эти мощные фигуры первоверховных апостолов; такими же большими представлялись они, как их изображения на стенах и сводах Успенского собора. А помните, как искренно начинал в такие дни говорить папа о их апостольском величии, о торжественности праздника этого в Риме, и помните, как хотелось, чтобы сбылись папины мечты о путешествии в Рим, разве не чувствовалась его любовь к нам в эти минуты с особой силой?! Вся ученая его профессия тянула его в Вечный Город с его катакомбами, в которых казалось, папа жил сам, знал их наиболее тихие и наиболее жуткие уголки… И мы держали его на Красюковке, мы заставляли его любить эту Красюковку… больше катакомб. — Разве не другое настроение, не другие разговоры и мечты царили у нас в день Сергиев или день Ильин? Тут праздновали две родины — 1-я и 2-я, и снова воображению рисовались или медведь преп. Сергия, его келья в темном лесу, или огненные кони пророка Илии, засухи и грозы, далекое Ильинское на Шаче с дедушкиной могилой. И снова папа дополнял наши настроения рассказом о житии преп. Сергия или о прошлом Лавры или о храмах ее и ризнице или своими воспоминаниями об отце-покойнике и бабушке, об их буднях и праздниках, их трудах и бедности, а потом запевал вдруг тропарь Илии славному… И ярко казалось, что эта невиданная где-то одиноко на холме среди лесов приютившаяся церковь Ильинского погоста умеет праздновать свой праздник не хуже нашей всероссийской богатой Лавры. А разве не наполнялись дни другим содержанием в дни Преображения, Успенья, Покрова и т.д…».
Вот община святого старца Алексия Мечева. Вспоминает Мария Тимофеева: «Родной наш батюшка, подобно преп. Серафиму, на расстоянии предвидел все. Он и сам как-то на агапе сказал нам: „Мой путь — путь преп. Серафима. Жить — любви служить. А путь о. Сергия — путь Крестителя, который взывает: Покайтесь и принесите плоды покаяния. Но мой путь выше“. Агапа у нас бывала после всенощного бдения, которое начиналось с шести (10) часов вечера и длилось всю ночь, заканчиваясь ранней Литургией, на которой все причащались Святых Христовых Таин, затем шли на агапу — вечерю любви, и там с нами были батюшка и о. Сергий… Не передать той радости, того восторга, что мы переживали, вспоминая древних христиан. Была одна молитва, была одна душа и единение. Служба всенощного бдения совершалась по полному Афонскому уставу без пропусков в чтении и пении. Батюшка, о. Сергий и другие священники всю ночь исповедывали, и вся церковь причащалась. Вы, дорогие, не можете себе представить, сколько пения, сколько чтения падало на нас. Сила Божия в немощи совершалась за святые молитвы батюшки. Это было время полного расцвета в нашем маленьком храме».
Вспоминает монахиня Иулиания (Соколова): «Около 8 часов певчие и постоянные духовные чада батюшки собирались в нижнем помещении храма, где устраивалось скромное угощение потрудившимся за ночным бдением. Называлось это угощение „агапой“. Сюда заранее, кто мог, приносил что-нибудь из овощей, хлеб, сахар или конфетки карамельки для чая. Расставлялись столы, скамьи, стулья; приходили священнослужители и батюшка. Батюшка принимал участие в общей трапезе и, как на беседах по средам у себя на квартире, что-нибудь рассказывал, затрагивая самые насущные вопросы жизни и взаимоотношений. Высказывался кто-нибудь из присутствующих».
Из воспоминаний о. Сергия (В. Савельева): «Добрый Сергей Петрович часто делился с нами новостями из церковной жизни. Однажды он таинственно, как это было свойственно ему, сообщил, что знает храм, в котором под большие праздники совершаются ночные службы по афонскому уставу. Это нас заинтересовало, и под Крещение — в 1925 году — в одиннадцатом часу ночи пошли туда.
Недалеко от Варварских ворот, в тихом переулке, и доныне стоит чудный старинный храм Святой Троицы. В то время храм уже был закрыт. Только внизу, в полуподвальном помещении, где находился чудотворный образ Грузинской Божией Матери, еще совершались службы. Вот туда и привел нас Сергей Петрович…
Искренняя молитва, простые люди, простое пение, теплый свет восковых свечей и лампад, уставный порядок, ночное время, полуподвальное помещение, напоминавшее время жизни первых христиан, — все это не могло не оставить в нас глубокого впечатления. Там теплился огонек искренней веры и любви. Этот огонек был очень слабый, но достаточный, чтобы около него остановилось немного путников, томимых духовною жаждой. В числе этих путников оказались и мы.
Впечатление от службы под Крещение было такое глубокое, что вопроса о том, каким образом совершится наше «воцерковление», для нас уже не было. Мы стали посещать этот храм и мало-помалу сжились с ним. В нем все было убого, нищенски и в то же время все просто, искренно и совсем необычно.
Войдя в храм, вы не увидели бы свечного ящика. А если вам нужны были свечи или просфоры, то вы могли свободно их брать со столика, на котором они лежали, опуская в кружку по своему усмотрению ту или иную монету. Электрический свет не бил вам в глаза, так как храм освещался только свечами и лампадами, которые в определенные моменты богослужения почти все гасились. Потом снова зажигались, в соответствии с церковным уставом. Всенощная заканчивалась чтением первого часа и оглашением преп. Феодора Студита, которое совершалось в западной части храма, у входных дверей, когда в храме горели только две лампады у Царских врат…
Самое дорогое для нас было то, что мы вошли в строй уставной церковной службы с ее божественно-мудрой красотой. Под большие праздники совершались «всенощные бдения». Это означало, что мы начинали службу около десяти часов вечера и оканчивали в пять-шесть часов утра. Хотя внешнее убожество наших богослужений в такие праздничные дни было особенно очевидно, но мы его не видели. Теплота соборной молитвы все преображала, нищета раскрывалась богатством, а души наши преисполнялись светлой радости.
По окончании службы была братская трапеза. Она была убогая, так, кое-что, но и в ней сладость духовная была неизъяснимой. Она была отзвуком «вечери любви» первых христиан. Впрочем, нашлись люди, которые уязвились этим и позавидовали нам. Следствием этого было появление заметки в одной из центральных газет о том, что в такой-то церкви совершаются «объядения и упивания» и «как это нехорошо». Но это нас не смутило, и мы продолжали идти своим путем».
В 70-е годы агапы начал устраивать будущий священник Георгий Кочетков. О первой такой агапе вспоминает Александр Копировский: «Готовились к первой агапе серьезно. О. Георгий получил благословение на нее у прот. Всеволода Шпиллера, который был тогда нашим «главным» духовником и после этого, отчасти, «виновником» наших агап. Тогда именно он, наряду с о. Таврионом, мит. Никодимом и о. Виталием Боровым, призывал к регулярному причастию, вплоть до еженедельного. Он же, как и они, причащал во все большие праздники и даже на Пасху (что в «абсолютно-истинно-православных» кругах сразу же было названо ересью).
Не помню, когда в нашем лексиконе впервые появилось слово «агапа». Но точно знаю, что о. Георгий нашел «исходный материал» для такой трапезы у С. И. Фуделя, в семье мечевцев Пестовых, в книге П. Соколова и в статье из «Журнала Московской Патриархии» о сербской «крестной славе», т.е. о том, как празднуют именины православные христиане в Сербии, хотя напрямую там слова «агапа» не было. Но сербским чином мы не ограничились. В конце концов, получилась довольно сложная программа. Воспроизвожу ее ниже с краткими комментариями.
Вступление (т.е. краткое слово о предстоящей встрече, ее причине и содержании).
1. «Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе! Царю Небесный» и тропарь и кондак дня (в тот день — Обновление храма св. великомученика и победоносца Георгия в Лидде).
2. Отрывки из Ветхого завета, Евангелия, Апостола и краткое их обсуждение.
3. Благословение трапезы в благодарении за изобилие плодов земных (молитва своими словами).
4. Тропари «славы» (т.е. святым, имена которых носят присутствующие) и краткое слово о жертве и жертвенности (т.е. о подражании этим святым) по словам Священного писания «предоставьте тела ваши в жертву Богу» (Рим 12:1) и «нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин 15:13).
5. Молитва о благословении хлеба и вина как нашей жертвы Богу (в сербском Требнике: «Приими, Всещедре, жертву сию — т.е. обычные хлеб и вино — в пренебесный Твой жертвенник»).
6. Разрезание просфоры крест-накрест с напоминанием о Кресте Господнем и наших крестах (в сербском Требнике — благословение хлеба крестообразно).
7. Преломление частей разрезанной просфоры и затем окропление их вином с возгласом «Христос посреди нас!» и ответом «Аминь!» (в сербском Требнике — «И есть, и будет!». Далее в Требнике предлагается петь стихиру «Днесь благодать Святаго Духа нас собра», что мы и делали на последующих агапах). Предупреждение, чтобы никто не смущался этим единственным возгласом, взятым из чина евхаристии (т.е. чтобы никто не принял этого возгласа за знак совершения Евхаристии).
8. Отче наш.
9. Трапеза.
10. Благодарение (по окончании трапезы).
В листочке, который столь удивительным образом нашелся накануне 25-летия первой домашней агапы в нашем братстве, был и перечень имен предполагавшихся девяти участников (тогда зашифрованный, разумеется). Это мы с о. Георгием, его мама, Ольга Таяновская и ее подруга Наташа (сейчас — жена протоиерея Николая), Анатолий (сейчас — протоиерей); две студентки истфака МГУ — Елена (сейчас кандидат исторических наук, преподает в нашем Институте) и Марина (теперь монахиня в Толгском монастыре), и Татьяна Андриковская
Был и еще один участник этой трапезы, не вошедший даже в зашифрованный список (впрочем, он, кажется, вообще был приглашен в последний момент) — старший патриарший иподьякон Серафим Соколов (впоследствии — инспектор МДАиС, а затем — епископ Новосибирский и Бердский Сергий, † 20 октября 2000 г.). С его присутствием у меня связано единственное вполне конкретное воспоминание о той первой агапе. Узрев наши приготовления и, особенно, просфоры, Серафим несколько напрягся, но сам же разрешил это напряжение очень просто. Он взял наши вынутые просфоры со словами: «Дайте-ка, отцы, я их сам порежу — от греха подальше!». И порезал — ровными тонкими кусочками, как для запивки, после чего, я думаю, мы смело можем утверждать, что наша агапа была уже во всех смыслах далека от всякого греха».
Свящ. Георгий Кочетков сделал агапы центральным, ключевым моментом жизни создаваемых им семей-общин: «Регулярно, в среднем один раз в два месяца, лучше всего в воскресенье или на праздники, семья в составе полных своих членов (в нормальном случае всех) собирается на свои закрытые встречи — семейные обеды (агапы), которые являются „трапезами Любви“, т.е. „пиром Веры“ и „браком Агнца“ с Его Невестою Церковью. На них можно приглашать гостей из полных членов Церкви, для чего нужно согласие полных членов семьи (в нормальном случае всех).».
Деятельность о. Георгия Кочеткова, — в частности, проведение агап, — вызвала оживленную полемику. Мнение против этих агап вошло даже в статью «Агапа» в «Православной энциклопедии», что в свою очередь было подвергнуто критике в статье иг. Иннокентия (Павлова). Вопрос об агапах поднимался и в ходе работы Синодальной Богословской комиссии, о чем писал в своем «Вестнике» Никита Струве. Об агапах рассказывается и на сайте Православие.ру.
Конфликт по этому поводу возник также в Казахстане, где митрополит Алексий (Кутепов) запретил на несколько лет священников за проведение сербского чина освящения калача, напоминающего агапы.
Вышеизложенное позволяет говорить о том, что, хотя ценность института агап для устроения жизнь христиан в первохристианском семейно-общинном духе достаточно многими осознается, нужно еще как следует изучить и продумать формы и принципы их устроения, чтобы избежать тех опасностей, которые в свое время привели к исчезновению вечерей любви. Древний опыт агап был тщательно собран в книге Петра Соколова. Соколов показывает, что вечери любви (агапы), отличавшиеся более или менее литургическим характером, являлись одним из важных проявлений общественной организации древней Христианской Церкви. Вся история агап в их возникновении, развитии и постепенном упадке может быть разделена на три неодинаковых по времени периода: 1) агапы первенствующей Церкви с характером по преимуществу религиозно-мистическим и, безусловно, в связи с евхаристией, 2) агапы с характером по преимуществу благотворительным — как вне связи, так иногда и в связи с евхаристией; 3) агапы после канонической отмены, — период их агонии с попыткой возродиться и постепенного умирания. Это прямое русло течения истории агап имеет свой едва заметный рукав, вмещающий историю поминальных трапез. Высшим выражением двух черт жизни новозаветной Церкви — эсхатологии и братства — были агапы, включающие в себя, как свой кульминационный пункт, евхаристию. «И они постоянно пребывали в учении Апостолов, в общении и преломлении хлеба и в молитвах» (Деян 2:42). Благодаря этой связи с молитвой и причащением эти трапезы имели специфически богослужебный характер, и добровольные приношения — поскольку составляли собой обнаружение koinonia (по-гречески, общение), — приношения требуемых припасов носили также богослужебный характер. Агапы были естественным выражением koinonia. Агапы первой Церкви были высшим радостным выражением тесной взаимосвязи членов Церкви, выражением теснейшего общения любви, — той koinonia, которая была чувством живого касания к царству Божию, — сознания принадлежности к нему при полном и всеобщем равенстве чрез Христа, так скоро вновь ожидаемого. Это были трапезы не отдельных лиц, не отдельных семей, но всего христианского общества, как одной наитеснейше связанной семьи. Здесь христиане объединялись еще более и, наконец, их объединение таинством евхаристии замыкалось единением со Христом и во Христе. Евхаристия возвышала агапу на степень большую, чем только простая трапеза для насыщения и углубляла ее смысл. Такая нравственная настроенность и эсхатологический характер агап сообщали им особую торжественность, придавали им религиозно-мистическую окраску: агапы носили на себе светлый облик грядущего Христа. Агапы, соединяясь с евхаристией, представляли собой точное воспроизведение Тайной вечери. 1 Кор 13:1—2; Иуд 1:12; 2 Петр 2:13 обличают падение агап. Бесчинства, которые становились на них почти постоянным явлением, не могли не побуждать наиболее благочестивых и нравственных членов церкви к охранению от них, по крайней мере, — Евхаристии, святость которой так оскорблялась. Св. Игнатий Богоносец, отмечая важность позволения епископа для тех или других функций Церкви, говорит в 8-й главе послания к Смирнянам, что «без епископа не позволительно ни крестить, ни совершать агапы». Нужно думать, что епископ привлекался к участию в агапах по той причине, что агапы по-прежнему включали в себя евхаристию. Агапы ко времени Иустина Философа от евхаристии не отделялись, но — новая черта истории агап — поменялись с ней местами. Раньше сначала отправлялись агапы, потом — евхаристия, теперь агапы стали заключением евхаристии. Постепенно шла на убыль та религиозная настроенность, которая характеризует агапы первого периода их истории. Сообразно этому процессу, агапы являлись предлогом для всевозможных злоупотреблений. Это вело к разделению агап от евхаристии. С уменьшением религиозного характера этого института с тем большей силой выступал характер благотворительный. «И достаточные из нас помогают всем бедным, и мы всегда живем за одно друг с другом». Проповедь Христа, являясь проповедью любви и благотворительности по преимуществу, нашла теперь в агапах свое сильнейшее миссионерское орудие. «Собрания наши отличаются не только целомудрием, но и трезвенностью, на них мы не предаемся пресыщению яствами, не услаждаем пира вином; самую веселость мы умеряем строгостью, целомудренною речью и еще более целомудренными движениями тела». 39 глава Апологетики Тертуллиана говорит: «Теперь я должен показать, чем собственно занимается христианская община, и то, что они (язычники) так порицают, — оправдать. Соединяясь одной и той же верой, одной и той же божественной дисциплиной, одной и той же надеждой, мы составляем одно тело. Мы устраиваем собрания и конгрегации, чтобы соединенным отрядом молиться Богу. И эта сила приятна Богу. Мы молимся за императора, его министров, его державу, за благосостояние всего мира и о замедлении конца. Мы собираемся для чтения Священного Писания, из которого, если нас побуждают условия времени, мы почерпаем необходимые для нас сведения и наставления. Этими священными словами мы питаем веру, одушевляем свою надежду, поддерживаем упование и еще более чрез внушение собственных наставлений мы усиливаем дисциплину; здесь же — убеждения, порицания, священный порядок. Суд этот также происходит с большой торжественностью, как среди уверенных в присутствии Бога и весьма большая сила у имеющего быть приговора, так что если кто согрешит против него, тотчас же удаляется от общения с нами в молитве, и богослужении, всех священных сношениях. Председательствуют у нас старцы, достигая такой чести не посредством подкупа, но испытанным своим достоинством, потому что деньги ничто перед Богом. И если у нас и существует род кассы, то она не принимает больших даров, как бы продавая религию. Но каждый вносит туда небольшую сумму или ежемесячно, или — когда он хочет, — дает по своему состоянию и сколько желает, потому что никто не принуждается, но каждый приносит добровольно. Это и является доказательством благочестия, так как собранное идет не на пиршество, ни на распутство, но употребляется для пропитания и погребения бедных, для воспитания мальчиков и девочек, не имеющих ни родителей ни состояния, для стариков, не могущих уже выходить из дому, для потерпевших кораблекрушение и для тех, кто находится в рудниках, в изгнании, или в тюрьме… Наша вечеря получает свое объяснение в собственном имени, которое употребляется греками для обозначения любви. Чего бы ни стоили вечери наши, — выгода в том, что мы издерживаем во имя благочестия на неимущих, ибо мы приносим им пользу угощением… Мы обращаемся с бедными, как с такими людьми, на которых Бог обращает Свои взоры с наибольшим благоволением. И как причина собрания вполне заслуживает одобрения, так и весь остальной порядок нашего поведения вы можете исследовать: так он соответствует религиозному долгу. Наша дисциплина не допускает ничего низкого, ничего чрезмерного. Мы садимся за стол не прежде, как помолимся Богу; мы вкушаем столько, сколько нужно для утоления голода; пьем как прилично людям, строго соблюдающим воздержание и трезвость. Мы насыщаемся, помня, что в течение ночи мы должны молиться Богу, — беседуем, зная, что Господь все слышит. После омовения рук и возжжения светильников каждый вызывается на середину — воздать хвалу Богу или от Священного Писания или от своего собственного ума, этим испытывается, кто сколько выпил. Вечеря оканчивается, как и началась, молитвою. Мы расходимся не для того, чтобы шайкой устраивать неистовства на улицах, но идем домой тихо, скромно и целомудренно, чтобы продолжить испытание; потому что мы выходим скорее с нравственного урока, чем с ужина. Позвольте христианам и их собраниям быть судимыми по их заслугам. Позвольте им устраиваться незаконно, если они награждаются титулом незаконных… И собрание людей честных, добродетельных, благочестивых и целомудренных должно называть не партией заговорщиков, но торжественным собранием». В «Актах Перепетуи и Фелициаты» находится свидетельство, что некоторые из мучеников пред днем своего страдания устраивали общие трапезы. В «Актах Апостола Иоанна» передается о том, как св. апостол, торопясь в Ефес, отправился с христианами и Андроником на могилу жены последнего, Друзианы, чтобы совершить поминовение на третий день ее смерти. На ее могиле верующие совершили евхаристию, после которой они вкусили пищу. Таким образом, отделение агап от евхаристии происходило не одновременно. Но особенно важно отметить новое в агапах — их совершение на гробницах и их ярко выраженное поминальное значение. Это заимствование Церкви со стороны язычества, которое всегда хранило поминальные трапезы. Изучая институт поминовения Христианства, мы вполне убеждаемся, что он даже в мельчайших подробностях есть не что иное, как повторение и воспроизведение культа мертвых античного миры, — культа, который был постепенно усвоен Церковью, где путем долгих усилий и борьбы был охристианизован до неузнаваемости, — особенно в своем содержании. Св. Климент Александрийский пишет в «Педагоге»: «Агапа, ведь, в действительности небесная пища, разумное вкушение… Блажен тот, кто стремится вкусить хлеб в царстве Божием. Но тягчайшее из всех падений есть то, в котором непреходящая любовь (агапэ), — жительница и дитя неба, низвергается сверху — с неба на землю — в средину злоупотреблений… И если ты любишь Господа Бога твоего и ближнего твоего, то это праздничное и блаженное торжество, имея свойства небесного, происходит как бы уже на небесах… вечери любви — дело чистое и достойное Бога, и их цель — вспомоществование… Радости вечерей любви, вследствие питания многих, действуют на любовь оживляющим образом, они — предчувствие радости вечной. Итак, агапы — не пиршество; угощение же зависит от любви… На таких людей (злоупотребляющих вечерями) жалуется Дух Святой». Агапы и евхаристия во время Климента в Церкви Александрийской были еще нераздельным целым. Принимали евхаристию, очевидно, в начале трапезы. Можно догадываться, что св. Климент для того, чтобы та или другая вечеря была агапой, — вечерью любви, — поставляет необходимым условием предшествующую ей евхаристию. Во всяком случае любовь как основа и мотив благотворительности, была непременным требованием св. Климента к участникам агап. Творения св. Климента далее отмечают новую ступень в истории агап: до сих пор они были собраниями общественными, — трапезами всей Церкви, — теперь они получили возможность быть делом и частного лица, — отдельного члена Церкви. Эти частные агапы, первое свидетельство о которых мы имеем у св. Климента, послужили более удобным полем для злоупотреблений и тем самым были и одной из причин уничтожения этого института — сначала в церковных зданиях, а потом и окончательно и без ограничений.
В Церковной истории Сократа рассказано, что «жители Фиваиды, хотя делают собрания в субботу, но принимают тайны не тогда, как это бывает вообще у христиан, но приносят жертву и приобщаются таин уже по насыщении всякими яствами, около вечера»12. Разделение агап на Востоке произошло непосредственно после времени Климента, — об этом свидетельствует Ориген (186—254 гг.).
Агапы Карфагенской Церкви совершаются вечером. «И как теперь праздник и время досуга, то весь остаток дня, когда солнце направляется к западу, мы проводим в радости; но не позволяйте себе за столом ни одной минуты остаться без благодарения Богу. Да огласится он трезвенным псалмопением и, поскольку у тебя хорошая память и зычный голос, то начни сам это пение по обычаю». Мы видим у св. Киприана, что средства, на которые устраивались агапы, были делом общественного усердия, составлялись из тех приношений натурой, — лучшая часть шла для совершения евхаристии. Апостольские Постановления дают богатейший материал об агапах, позволяя реконструировать их ритуал. Агапы устраиваются ко времени зажжения светильников, причем это зажигание в день воскресный обставляется особенно торжественно12: зажигает лицо иерархическое — диакон в присутствии епископа, тогда как мальчики читают псалмы и поют. Вечеря начинается молитвой епископа за приглашенных на агапу и пригласившего. В начале совершается, хотя, по-видимому, и не всегда, евхаристия, участие в которой обязательно для всех верных. Исключение из этого правила бывает в том случае, если евхаристия совершена раньше, — это обыкновенно в день воскресный. Самое вкушение начинается «после приношения» принятием хлеба заклинания, — этого орудия каждого члена клира и — особенно — епископа, как главного экзорциста, — орудия, служившего, «чтобы Бог сохранил агапы их от страха лукавого и чтобы невредимо возвышались они в мире». Этот хлеб вкушался всеми приглашенными прежде, чем они садились за стол. Оглашенные на агапе не присутствуют. Чтобы они присоединились к церкви, епископ посылал им хлеб, очищенный молитвой. В Египетской Церкви оглашенные сначала были вместе со всеми и им давали не только хлеб, но и чашу, причем оглашенные или сами берут этот хлеб или получают его из рук председателя. Каноны требуют умеренности в отношении к предлагаемому на трапезе, тишины, скромности и молитвенной настроенности. Такое поведение обусловлено как достоинством христиан, о котором напоминают слова Христа: «Вы — соль земли», так и беспокойством не оскорбить пригласившего. Внешним средством поддержания дисциплины на агапах может служить приглашение устроителя и его семейства. Тишину может нарушать только епископ, если пожелает спросить кого-нибудь или произнести слово. Во главе трапезы — епископ, в его отсутствие — пресвитер или диакон. При отсутствии иерархических лиц хлеб преломляется без его благословения. Документы отмечают благотворительное назначение агап для бедных вдов. Трапеза должна оканчиваться до наступления сумерек, чтобы ее успели покинуть жены вместе с мужьями и девы, желающие выйти замуж, вместе с матерями — иначе трапеза заменяется домашним вкушением. Каноны требуют чтения псалмов на агапе.
Каноны упоминают агапы нескольких видов — с близким к изначальному характеру, благотворительные и поминальные. Епископы присутствуют обычно на воскресных агапах. Евхаристия уже отделилась от агап и принимается натощак.
Каноны требуют принесения приношений уже не только для бедных, но и для священнослужителей, причем епископу предоставляется самая большая доля, которой он должен делиться с нуждающимися.
Каноны требуют от клира разборчивости в приносимых дарах. Нельзя принимать дары нераскаявшихся воровки, блудницы, отлученных, корчемников, хищников, прелюбодеев. «Но и тех, кои вдовицу теснят и сироту угнетают и темницы наполняют невинными, или худо обращаются с слугами своими… или опустошают целые города, должен убегать ты, епископ. Отвращайся также и плутов, и покровительствующих неправде риторов, и делателей идолов, и воров, и несправедливых сборщиков податей, и обвешивающих и обмеривающих, и воина-клеветника, недовольного жалованием, но обижающего бедных, также человекоубийцы и палача, и судьи законопреступного, извратителя дел, злоумышляющего против людей, делателя мерзостей, пьяницы, хульника, распутника и всякого вообще нечестивца и противника воли Божией…". «Старательно остерегайтесь вы от того, чтобы служить алтарю Бога из приношений тех, которые преступили закон».
Требования канонов наводят на мысль о злоупотреблении агапами, низком нравственном уровне главных посетительниц благотворительных агап — вдовиц: «их Бог — кошелек; есть и пить они предпочитают всякой добродетели». Эти злоупотребления постепенно вели к отмене агап.
Император Константин Великий писал: «Многие по чувству жалости к неимущим и ради вспомоществования странным и нищим, устрояют весьма скромные пиршества, — и кто считает их излишними, тот мыслит не по божественному и святейшему учению»12. Еще сильнее и категоричнее отстаивает агапы 11-е правило Гангрского собора: «Если кто презирает тех, которые устраивают по вере агапы и в честь Господа созывают братьев, и не хочет участвовать в приглашениях, считая творимое низким, да будет под клятвой». «Если кто, придя в надменное расположение, гнушаясь осуждает собрания в честь мучеников и совершаемые там служения и память их, да будет под клятвою».
Из возрастающего в миссионерском отношении значения агап вытекала и та опасность, которая всегда им грозила. Вступление новых членов в Церковь, которые решались сделаться христианами только потому, что христианская религия сделалась господствующей в государстве, — и только затем, чтобы использовать церковную благотворительность, — не могло не подвигнуть агапы к их каноническому упразднению. Около 363 г. Лаодикийский собор постановил: Не должно в местах Господних или в церквах устраивать так называемые агапы, и вкушать в доме Господнем, и постилать ложе».
Если теперь где агапы и соединялись с евхаристией, то отныне такое соединение немыслимо без нарушения церковного канона: «Не должно епископам или пресвитерам совершать приношения в частных домах».
Если агапам не стало места в церквах, а евхаристии — в частных домах, то ясно, что соединения их быть не может и что древнему порядку, если бы его и желали восстановить, пришел конец. Но агапы не исчезли и не могли исчезнуть сразу, будучи изначальным и глубоко вкоренившимся обычаем Церкви. Соборы хорошо сознавали это. 3-й карфагенский собор, возводя в правило вкушение пищи натощак делает исключение для Великого Четверга. «Святое таинство алтаря да совершается людьми не ядшими. Исключается из сего единый в году день, в который вечеря Господня совершается…
…епископы и клирики в церкви да не пиршествуют: разве случится по нужде странствования в ней отдохновение иметь. И мирянам, елико можно, да возбраняются такие пиршества».
Агапы вступают в третий и последний период своей истории, когда сама Церковь отнимает у них общественный характер, когда они уже с трудом терпимы в ней и когда пастыри Церкви, имея с собой в качестве основания соборные распоряжения, стараются постепенно их уничтожить или — по крайней мере — удержать их от тех злоупотреблений, которые, по-видимому, становятся все чаще и чаще. Св. Григорий Назианзин дает понять, что религиозный мотив трапез в честь мучеников, — другими словами — поминальных агап, — не может удержать участников от всевозможных излишеств.
«…принесем же в жертву наши тела, души и жизнь… Если мы собираемся вместе…, то должны проводить праздничные дни в желании доставить радость Христу и воздать честь мученикам. Если же мы, однако, приходим для насыщения чрева и вкушения, — этого летучего и скоропреходящего удовольствия, и таким образом обращаем это место воздержания в место обжорства и сытости…, то я не вижу, каким образом наше поведение может соответствовать случаю».
Св. Иоанн Златоуст настойчиво приглашает участников агап к осторожности: «…что приятнее этого собрания, что прелестнее этого духовного зрелища, собрания сочленов твоих, твоих братьев? Но ты хочешь участвовать и в телесной трапезе? Можно, по окончании собрания, здесь подле храма мучеников, расположившись под смоковницей или под виноградником, и телу дать отдых, и совесть избавить от осуждения. Мученик, видимый вблизи, находящийся подле, и предстоящий самой трапезе, не допустит удовольствию разлиться в грех; но как бы какой наставник или превосходный отец, созерцаемый очами веры, он сдерживает смех, отсекает непристойные удовольствия, уничтожает все порывы плоти, которых там невозможно избежать».
Пятый век наследует это расстройство в агапах, — это начало конца прекрасного в своей идее института. Блаженный Августин свидетельствует об окончательном вырождении агап. «Когда утвердился мир после гонений, множество язычников, пожелавших принять имя христиан, стало препятствием к тому, чтобы как следует проводить праздничные дни; с своими идолами, невоздержанным питанием и развратом — они не могут отказаться от этих удовольствий». Естественно было, что Церкви пастыри не могли мириться с таким безнравственным характером агап. Св. Амвросий Медиоланский запретил их совершение в своей Церкви. Блаженный Августин так передает об этом: «По обычаю африканских церквей, мать моя и здесь во дни поминовения святых делала приношения во храмы для общей трапезы из разных яств, хлеба и вина. Однажды, когда она явилась с такими приношениями, ее остановил привратник храма и сказал, что епископ запретил такие приношения… Когда она узнала, что знаменитый пастырь и учитель благочестия запретил даже людям трезвенным устроять во храмах общественные трапезы, чтобы отнять всякий повод к пиршествам, бывшим предметом злоупотреблений для людей невоздержанных и напоминавшим собой суеверные обычаи язычества, то она беспрекословно покорилась воле святителя и вместо корзины полной земными плодами стала приносить на память мучеников, сердце, полное чистейшими обетами». Орлеанский собор 541 года запрещает агапы на том основании, что «Это — не выражение благоговения к Церкви, но пьянство и распутство и на это Бог разгневляется». В 567 году 2-й Турский собор осуждает тех христиан, которые принимают участие и сами устраивают празднества в честь мертвых. Но, стремясь с погребальных агап стереть чересчур языческие черты и по мере возможности охристианизовать их, Церковь снисходила к слабости своих неофитов. Особенно замечательно отношение к агапам папы Григория I Великого (590—604 г). Он дозволяет совершение поминальных пиров. «Необходимо кропить благословенной водой в тех капищах, устраивать алтари, полагать останки и, если эти капища хорошо устроены, следует необходимо изменять их от культа демонов на служение истинному Богу: вследствие этого народ не увидит своих капищ разрушенными… и будет собираться не привычные места, зная и почитая уже Истинного Бога. И так как они имеют обыкновение убивать в жертву демонам многих быков, то должно уже изменить это празднество в некотором отношении, — именно так, чтобы они в день освящения или в день рождения святых мучеников, останки которых лежат там, устраивали себе трапезы около тех церквей, которые изменены из капищ, под ветвями деревьев и праздновали торжество религиозными трапезами. Чтобы уже не диаволу убивались жертвы, но животных — для утоления своего голода в хвалу Богу и приносили бы благодарение за свое насыщение Даятелю всего; чтобы пока они предаются радость внешней, тем самым могли бы легче чувствовать радость внутреннюю». Св. Григорий требует, чтобы участники религиозных трапез вкушали поровну. По-видимому, в его время агапы переживали свою эпоху возрождения. Восхваления агап, как выразительниц и носительниц любви, было так сильно, что при посредстве епископа Наталиса дошло до ушей и Римского папы. Св. Григорий признает защиту агап по содержанию вполне справедливой, но вносит со своей стороны и некоторые поправки. Наталис ссылается на то, что их трапеза напоминает трапезу Авраама, в которой, по свидетельству Священного Писания были приняты три ангела. Св. Григорий указывает, что это повествование следует понимать не только исторически, но и аллегорически. «Он, приветствуемый един в трех ангелах, показал троичное подразделение единого существа. И он, насытившись, благословил сына, так что — кто участвует в божественных трапезах, разум того направляется к силе пророчества. Божественными же трапезами являются слова Священного Писания. Таким образом, если вы их постоянно читаете, если пример от вышних привлекаете внутрь…, то вы в состоянии возвещать грядущее… Итак, если вы так поступаете, если вы сознаете себя такими, то нисколько не сомневайтесь в своей оценке… Я же весьма желаю, чтобы священнейшее братство ваше было не только звуком, но и причиною. Общие же трапезы, которые суть результат воплощаемой любви (caritatis), ваша святость правильно восхваляет в своих письмах. Действительно, нужно признать что часто многое происходит от любви, когда в них (трапезах любви) не забывается никто из отсутствующих, никто не подвергается насмешке и слышатся не пустые в своих временных обнаружениях басни, но слова Священного Писания; когда не более, чем необходимо служат телу, только подкрепляя его слабость, как это требуется для обыкновенного упражнения в добродетели. Если вы так поступаете на своих трапезах, желаю, чтобы вы были учителями воздерживающихся». Необходимым условием совершения агап Григорий Великий поставляет только чтение Священного Писания, указывая на опасность спокойного для Церкви времени, когда особенно легко поскользнуться и упасть в нравственной области и когда — при отсутсвии угрожающих обстоятельств — осторожность и чуткость понижается. «Если к утешению нашему приготовлено Священное Писание, то тем более мы должны читать его… Но необходимо заботиться вам, что вы сами, которые составляете внутри св. Церкви лоно, жили так, чтобы противники ее не могли указать на дурные нравы. Потому что если мы будем пылать не божественным желанием, но земными похотями и страстями, то сердце ее — внутри ее — поедят сыны чуждые».
Не исчезли совершенно агапы и до наших дней. Особенно справедливо это сказать о поминках. Прямой остаток агап в церемонии благословения хлеба, в чине отправления обычной трапезы в монастырях, чине о панагии в честь Пресвятой Богородицы и пасхальном артосе. Агапы в их связи с таинством причащения до сего времени существуют у абиссинских христиан, и нечто подобное агапам в общинах гернгутеров и методистов.
Исследовав общественные трапезы иудеев и язычников, П. Соколов приходит к выводу, что агапы — явление общечеловеческое. Человеческое общежитие было основано на религии; его символом был общий стол. Отсюда берет начало тесная духовная связь между членами общества. У евреев издавна существовал обычай устраивать совместные трапезы в соединении с жертвоприношением. «И заколол Иаков жертву на горе и позвал родственников своих есть хлеб; и они ели и пили и ночевали на горе».
«Сегодня у народа жертвоприношение на высоте… народ не начнет есть, доколе он (Самуил) не придет; потому что он благословит жертву, и после того станут есть званные».
«Когда Давид окончил приношение всесожжений и жертв мирных, то благословил он народ именем Господа Саваофа; и роздал всему народу, всему множеству Израильтян, как мужчинам, так и женщинам, по одному хлебу и по куску жареного мяса и по одной лепешке каждому». Подобные религиозные пиршества имели крепкую связь в Ветхом Завете не только с религиозными, но и семейными праздниками. Так, пир устраивался при отнятии ребенка от груди матери, при заключении брака, по случаю свидания с другом или симпатичным лицом. Обычай жертвенных трапез получил свою санкцию и от закона Моисеева, — и не только в соединении с пасхальным агнцем, но и десятиной и приношением к алтарю начатка плодов. Акт совместного вкушения и пития есть торжественное и принятое выражение того факта, что все участник братья и сестры.
Но где взаимная связь теснее, как не в христианстве? И здесь мы видим трапезу, которая замыкается, как высшим своим пунктом таинством евхаристии. Несомненно, агапы стоят выше всех этих трапез, но форма их одинакова.
Агапы представлялись врагам христианства в ореоле мрачной преступности, сводом к единству всех тех преступлений, которые люди всегда готовы приписать всякому обществу с неизвестной для них целью. Обвинения в прелюбодеянии, кровосмешении и убийстве детей сыплются со стороны язычников на агапы и евхаристию, поскольку эти явления богослужебной жизни носили общественный характер, были связаны между собой и отправлялись вместе, оставаясь недоступными для посторонних. Сознавая всю тяжесть и ответственность взводимых на агапы и евхаристию обвинений, христиане в лице своих апологетов всегда стремились изобличить ложь и несостоятельность их, прибегая к различным доказательствам. Вместе с тем церковная власть боролась и с действительными злоупотреблениями на агапах, сначала отделив их от евхаристии, а потом и окончательно уничтожив, опасаясь соблазна среди язычников. Особенно удобным случаем для соблазна был поцелуй мира, бывший в обычае у христиан как при богослужебных собраниях, так и на агапах. «Молитва, — говорит Тертуллиан, — несовершенна, если не сопровождается лобызанием мира». Ориген пишет: «Поцелуй верующих должен быть целомудренным. Пусть он будет непритворным в мире, счастии и любви». В то же время христианские писатели осуждают злоупотребления лобызанием мира. Св. Климент Александрийский пишет: «Некоторые свой поцелуй мира с таким бесстыдством в церковных собраниях дают и принимают, что производят шум и смятение, самой любви в сердце вовсе и не имея. И это обстоятельство дает повод заподазривать, что столь разнузданное целование мира происходит с целями постыдными и нечестивыми, тогда как оно должно было бы иметь таинственное значение. Апостол называет его святым (Римл 16:16). Давая сим самым целованием мира доказательство, что пользуемся гражданскими правами в своем царстве правильно и для целей добрых, будем свидетельствовать о своей душевной благорасположенности к ближним целованием мира скромным и при устах сомкнутых; такого рода целование особенно и соответствует нравам кротким. Но есть другое, преступное целование, ядовитое, на себя лишь личину благочестия накидывающее…". Это со своей стороны свидетельствует, что обвинения язычников, хотя и включали в себя громадную передержку, имели под собою некоторые реальные основания.
Приложение. Следы влияния и остатки агап в современной литургической жизни Церкви
Возможные следы влияния агап в современной литургии
Первый остаток этого влияния мы можем находить в омовении рук священнослужителями и, прежде всего, перед совершением проскомидии.
Второй чертой, оказывающейся результатом влияния агап в современной литургии, является упоминание «приносящих» и молитвы за них. Следует отметить, что эта самая молитва в литургии Иакова полагается при великом входе. Отзвук этого слышится и в прошении сугубой ектеньи о «плодоносящих».
Благословение хлебов. Происхождение этого чина таково: после вечернего богослужения полагалась трапеза — агапа. По пути их храма в трапезную совершался начальный акт этой трапезы — благословение и преломление хлеба.
Торжественное совершение трапезы в монастырях. Всматриваясь в молитвы, составляющие этот чин, мы видим совпадение нескольких из них с древними молитвами трапезы, являвшимися евхаристическими по своему происхождению и относящимися к первоначальному периоду совместного существования евхаристии и агапы.
Чин о панагии и пасхальный артос. По преданию Церкви в воспоминание совместных трапез с Господом Апостолы имели обычай оставлять за трапезой среднее место и полагать пред ним часть хлеба, как бы для Господа. После трапезы они с молитвой и благодарением возвышали этот хлеб. А по успении Божией Матери — с молитвой, обращенной к Богородице. Сообразно этому преданию и совершается «по вся дни» чин о панагии, а в пасхальную седмицу — чин возношения артоса. Подобная традиция была и у иудеев — при обрезании оставлялось место, маца и кубок вина для пророка Илии, из которого пили все в конце трапезы.
Поминальные трапезы. Церковный обычай сохранил ритуал поминок, имеющий полу литургический характер.
Агапы, несмотря ни на что, оказались очень живучими и не исчезли до настоящего времени. Они, часто преобразившись до неузнаваемости, нашли себе приют и в приходских храмах, и в монастырях, и среди членов-мирян Православной Церкви. Причину такой живучести агап следует искать в их изначальном для Церкви характере.
***
Подведем итоги рассмотрения истории агап и попытаемся на их основе разрешить вопрос о возможности возрождения агап, а также найти истину в спорах о современных агапических попытках.
Агапы-евхаристии в изначальном, первохристианском виде, том виде, который стремились придать им апостолы, — идеальное выражение христианства, церковности. Это соединение Таинства Евхаристии и евхаристического жизненного подвига, благотворительной заботы друг о друге, о каждом нуждающемся члене Церкви. То, что правильно называть «койнонией», «братолюбием, братским общением», но по русской традиции неточно называется «общинностью». Идеал этот в жизни редко удерживался в достойном виде. Собственно, о злоупотреблениях на агапах-евхаристиях написано уже в Деяниях (повод для избрания Семи — «диаконов») и у ап. Павла. В конце концов, появились соборные правила, запрещавшие агапы в храме и Евхаристии в частном доме. Церковь пришла к выводу, что идеал стал совершенно недостижим и нужно отказаться от любых поводов к соблазнам, чтобы сохранить достоинство Таинства Евхаристии.
Пытаясь возродить агапы, нужно весь этот церковный опыт учесть. Агапы 20-х (мечевцы, савельевцы) проходили в трапезных при храмах. Обращает на себя внимание, что это было утешением для клирошан после 8-10-часового активного участия в служении Всенощного бдения по афонскому чину и Литургии. Эта агапа имеет принципиальное отличие от древней агапы — в древней агапе участвовали все участники Евхаристии (и не забудем, что на Евхаристии все причащались), а здесь — только священство и группа ближайших помощников-чад. Отмечу, что в братстве еп. Арсения (Жадановского) восстанавливалась древная Евхаристическо-агапическая благотворительность. Все же, на мой взгляд, по указанной выше причине агапа 20-х гг. не имеет Евхаристической цельности древних агап: Таинство Евхаристии соединяет всех членов в одно Тело, а современная агапа — отдельная жизнь группы отдельных членов — пусть и самых активных. Агапы 90-х годов, по-моему, еще на несколько порядков ниже агап 20-х: нет того крайнего напряжения литургического подвига, почти нет благотворительности. И те, и другие вряд ли заслуживают звания «агапа» именно из-за группового («общинного») их характера, а не общецерковного, как у первохристиан. Собственно, это и является причиной негативного к ним отношения и подозрения в соблазне сектантства. Тут прямая аналогия с упомянутым каноническим запретом на совершение Евхаристии в частных домах — Евхаристия (и агапа, как производная от нее) не является частным делом группы членов, но соединяет все члены Тела Христова, всех верных! Судя по прессе, в Сербской церкви праздничные трапезы-агапы, как в древности, объединяет весь народ, все Евхаристическое собрание — соответственно нет нашего повода к подозрениям и соблазнам, нет негативного отношения в церкви.
Для возрождения агапического христианства, как нам кажется необходимо слудующее:
1) поднять литургическую, молитвенную, аскетическую жизнь прихожан (см. об этом замечательную статью преп. Иустина (Поповича) «Внутренняя миссия нашей церкви»): нужно использовать Всенощные бдения по афонскому чину, как это делали еще в 20-е годы о. Алексей Мечев и о. Сергий Голощапов; ежедневные вечерни, на которые стараться собирать всех прихожан, как в католической общине Св. Эгидия. Нужно библейское, богословское просвещение прихожан. Нужно поднять евхаристическую жизнь, чтобы причащались все прихожане (так как это было у того же о. Георгия Кочеткова, так как это в православных церквях Запада);
2) агапы устраивать в церкви, как непосредственное продолжение евхаристии с участием всех прихожан. (Сербская церковь)
3) использовать агапы для благотворительной помощи всем нуждающимся прихожанам (как предлагалось в «уставе братства еп. Арсения (Жадановского)»).
Заключим наш обзор словами О. Мандельштама, как нельзя лучше передающими агапическое настроение и убеждающими в том, что ныне агапическое христианство может возродиться: «Да, старый мир — „не от мира сего“, но он жив более чем когда-либо. Культура стала церковью. Произошло отделение церкви-культуры от государства. Светская жизнь нас больше не касается, у нас не еда, а трапеза, не комната, а келья, не одежда, а одеяние. Наконец мы обрели внутреннюю свободу, настоящее внутреннее веселье. Воду в глиняных кувшинах пьем как вино, а солнцу больше нравится в монастырской столовой, чем в ресторане. Яблоки, хлеб, картофель — отныне утоляют не только физический, но и духовный голод. Христианин, а теперь всякий культурный человек — христианин, не знает только физического голода, только духовной пищи. Для него и слово плоть и простой хлеб — веселье и тайна».
Праздники и будни о. Хейкки Хуттунена
в Финляндии прошли «Дни Православной Духовности»
26—27 января 2002 отец Хейкки Хуттунен (Heikki Huttunen) устроил в церкви прп. Германа Аляскинского в Эспоо «Дни Православной Духовности». О. Хейкки — известный священник. Он возглавлял молодежную работу во Всемирном совете церквей, был президентом всемирного братства православной молодежи «Синдесмос».
В своей пастырской приходской работе — в богослужении, проповеди, катехизации — о. Хейкки стремится воплотить дух евхаристического богословия финляндского архиепископа Павла (Гусева) и основателей «Синдесмоса», в первую очередь, самых известных как в России, так и во всем мире американских священников русского происхождения протопресвитеров Александра Шмемана и Иоанна Мейендорфа.
Храм в Эспоо поражает гармоничным сочетанием элементов разнообразных стилей. Прекрасно выбрано место — храм стоит на невысоком пригорке на некотором расстоянии от других домов на повороте улицы и окружен соснами. Он виден со всех сторон и очень зовет к себе своим расположением и прекрасной архитектурой, ярко-голубым куполом с золотым крестом. Двускатная крыша невысокого притвора и трапезной храма напоминают о мирном и тихом домике преподобного Германа Аляскинского, а полукруглая крыша маленькой колокольни, расположенной над притвором — о древней ближневосточной и африканской церковной архитектуре (нынешний интерес финнов и вообще европейцев к древним восточным «нехалкидонским» церквам заслуживает отдельного разговора — там ищут и находят «living orthodoxy» — «живое православие» — общие истоки западной и восточной христианской традиции).
Внутри храм радует простором и прекрасными росписями (это сочетание внешней малости и большого внутреннего пространства напомнили мне московский деревянный храм в Богородском). Планировка храма — наглядное воплощение формулы: «Евхаристия — Таинство Церкви». Небольшой алтарь четко обозначен маленькой солеей, небольшим иконостасом, колоннами и аркой царских врат, но почти не имеет преграды, отделяющей народ Божий от полноценного участия в Таинстве. Вместо паникадила — прекрасный хорос с иконами 12 апостолов. Отмечу еще широкие и высокие окна храма и трапезной, и стулья и скамьи по всем стенам. Эти удобные приметы западной церковной архитектуры делают более легким, как мне кажется, вхождение в православную традицию для лютеран, составляющих основную часть населения Финляндии.
Перед помещением храма большая трапезная, где прихожане после службы могут подкрепиться, пообщаться, где проходят все приходские события и справляют праздники. Из трапезной выгорожены два помещения — кухня и детская комната, стеклянные двери которой позволяют детям, для которых еще слишком трудно стоять на молитве всю службу, все же не забывать, что они в храме. Здесь, в трапезной храма в Эспоо, и прошли «Дни Православной Духовности». Участвовало около 50 человек — прихожане, гости из Москвы, Санкт-Петербурга, Тарту, восточной Финляндии, Карелии и Кипра. Вел встречу известный московский священник отец Георгий Кочетков.
Первый день был посвящен теме «Воцерковление жизни». После молебна началось выступление отца Георгия, перешедшее в беседу. Первый день предназначался для русскоязычной аудитории — перевода на финский язык не было. У слушателей было очень много самых разнообразных вопросов, типичных для людей, только пришедших в Церковь, для которых много непонятного и в богослужении, и в Писании, и особенно в том, как устроить свою жизнь в соответствии с православной верой. После беседы в трапезной открылась выставка современной христианской живописи. Вечером состоялась вечерня и исповедь на русском и финском языках. В воскресенье состоялась утреня на русском языке. Составился сводный хор приезжих из России и русскоязычных прихожан. На литургии, совершавшейся на русском и финском языках, предстоял отец Георгий, ему сослужили отец Хейкки и протодиакон Юха. На Евхаристии причастились Святых Таин практически все молившиеся в храме. После небольшой трапезы (чай, кофе, сок, бутерброды, печенье), в ходе которой о. Хейкки представлял гостей, началась беседа.
Тема второго дня — «Церковь как община». На этот раз участвовали и финская часть прихода — один из прихожан переводил. Приведем основные тезисы выступления о. Георгия: экклезиологические темы связаны с нашей практической церковной жизнью. Для нас важно, что с самого начала, когда не было еще ни епископатов, ни патриархатов, ни других благоприобретенных учреждений, православная церковь исповедовала себя общиной учеников Христовых, соединенных любовью. Общение любви лежит в основе взаимоотношений христианина и с Богом во Святом Духе, и друг с другом. Церковь просто называла себя Агапе, то есть Любовь!
Приход и община могут ничем не отличаться, но могут и сильно отличаться. Если в приходе есть жажда общения, ученичества, любви — это община. Иногда в приходах, строящихся по территориальному признаку, может оскудевать любовь. В России — это огромная проблема — люди уходят из Церкви, не найдя на приходе любви и общения. В любой общине должна быть взаимопомощь.
Еще в 70-е годы в патриаршем Богоявленском соборе отец Виталий Боровой говорил на проповеди, что нам нужна не только ортодоксия (правоверие), но и ортопраксия (праводелание). «Если Вы, причащаясь, равнодушны к окружающим, вы не можете причаститься Христу!». Тогда это было невозможно больше ни от кого услышать, но и сейчас, когда внешних репрессий нет, никто об этом не говорит. Все таинства должны совершаться нами церковно — даже исповедь. Вспомним, что раньше каялись перед всей общиной. Крещение — величайшее событие церковной жизни, а не частное дело. Это же можно сказать о браке, о рукоположении. В древней Церкви при рукоположении все клали руки на плечи соседа, диаконы на плечи священников, священники на плечи епископа — так получалось, что вся Церковь рукополагала нового священнослужителя. А мы стараемся подчеркнуть свою особость, а не единство — часто и посещение храма, и причастие считают только личным делом.
В древней Церкви верующие именовались «святыми». Протестанты поют: «Я спасен». Им кажется, что они возрождают древнюю Церковь, но они не понимают, что нельзя свидетельствовать о себе. У нас бывает другая крайность, как будто святость общины — это что-то заоблачное, загробное. Мы знаем, что Иисус Христос присутствует, где двое или трое собраны во имя Его, но мы хотим, чтобы эти двое-трое были в загробном мире, может быть, потому что мы забыли о церковной общине. Общинная жизнь — дар Святого Духа, соединяющая нас, даже тогда, когда нам трудно с кем-то общаться. Общинная жизнь позволяет отвечать друг за друга, не ограничивая свободы. Общение, в отличие от внешнего контакта, является «взаимопроникновением», которое возможно только по благодати и без насилия. Мы становимся причастниками друг другу. В общении проявляется жертвенность, свободное жертвоприношение, любовь, дух братства. В пятой главе 1-го послания апостола Петра говорится: «Подчиняйтесь друг другу». История полна противоречий с этими принципами. Чая обновления нашей жизни Духом Святым, мы должны обновить в себе дух братства и общинности.
Большинство вопросов слушателей касалось активности сект и пассивности православных, трудностей жизни в лютеранском окружении. Отвечая на эти вопросы, о. Георгий рассказал о недавнем случае, когда 90-летний богослов буквально кричал на Синодальной богословской комиссии о необходимости «общинной экклезиологии», об отсутствии общинности в жизни больших приходов, где нет интереса к отдельному человеку. Есть небольшие приходы в России, где все молятся единым сердцем, как здесь в Эспоо, но чаще встречаются такие, где, даже служа вместе литургию, не доверяют друг другу. Говоря о лютеранах, о. Георгий отметил большой интерес финских лютеранских епископов и богословов к православию и недостаток нашего ответного православного жизненного свидетельства.
***
«Через несколько дней я встретился с организатором «Дней Православной Духовности» отцом Хейкки Хуттуненом, чтобы взять интервью по поручению интернет-журнала «Религия в России». Встреча была назначена на 10 часов утра, после утрени. Отец Хейкки немного задержался — в храме были дети лет 8—9, которым он что-то рассказывал, дети слушали, спрашивали, рисовали. Когда о. Хейкки подошел, выяснилось, что пришел класс из лютеранской шведской школы, чтобы познакомиться с православным храмом. И все-таки наш разговор состоялся.
Андрей Платонов: О. Хейкки! Прежде всего, помогите с терминологией. Мы в России привыкли называть приходом молитвенное здание, тех священнослужителей, которые в нем служат, и верующих, регулярно посещающих данный храм. В Финляндии приход (seurakunta) — это церковная волость, которая может состоять из множества храмов в нескольких населенных пунктах. Как назвать общину верующих, обычно собирающихся в определенном храме, например, здесь в Эспоо?
Отец Хейкки Хуттунен: Дело не в слове, а в реалиях. Можно сказать и «seurakunta» — приход, и «kirkko» — церковь, и «yhteisö» — община. Но yhteisö очень ответственное слово. Мы хотели бы быть гораздо больше похожи на настоящую общину, но будучи учреждением государственной религии (православие в Финляндии, наряду с лютеранством, — государственная религия. — А.П.), должны действовать как государственное учреждение. В России Церковь сейчас свободнее в этом.
А.П.: Оправдалась ли Ваша надежда, выраженная в листке, выпущенном накануне встречи, найти новые формы работы среди русскоязычного населения городов Эспоо, Кауниайнен и Хельсинки?
Х.Х.: Да. Благодаря этим встречам с отцом Георгием, мы сможем с сентября начать катехизацию на русском языке. На нашем приходе уже 5 лет ведется катехизация на финском языке. Мы пользуемся опытом московской Свято-Филаретовской школы. Катехизация продолжается с сентября до Пасхи.
А.П.: Считаете ли Вы возможным и полезным перенести в Финляндию опыт создания малых общин, объединенных совместной молитвенной и евхаристической жизнью, общим опытом воцерковления и углубления христианской жизни?
Х.Х.: Вы имеете в виду такие духовные семьи, как у отца Георгия? Нет, у нас катехизация не рождала духовных семей. Может быть, это возникнет в дальнейшем, трудно сказать.
А.П.: Не кажется ли Вам, что катехизация, даже годичная, не может решить проблемы воцерковления? Взрослым людям трудно переучиваться, трудно начинать новую жизнь. Наверное, нужна очень глубокая и длительная работа с каждым. Групповая катехизация не может этого дать. Люди входят в Церковь, не пережив глубокого покаяния, и их вновь начинают одолевать прежние грехи, страсти… Осознается ли эта проблема? Что с этим можно сделать?
Х.Х.: Да, особенно много внимания требуют психически слабые люди. В таких случаях больше приходится заниматься человеком не катехизатору, а священнику. Это делаю не только я. Только что на Новом Валааме прошли Дни духовенства. Вопрос катехизации был одним из самых важных. Мы решили одну из следующих встреч полностью посвятить этому вопросу. Священники понимают, что они отвечают за каждого человека.
Что касается покаяния, в финской культуре есть серьезное отличие от русской — чаще мы сталкиваемся с обратной стороной медали — глубоким чувством вины и унынием от осознания неспособности изменить положение, изменить себя и свою жизнь. Люди хорошо осознают конфликт между своим православным исповеданием, христианским званием, участием в церковной жизни, с одной стороны, и личной, частной жизнью, с другой. Люди, может быть, лучше осознают этот конфликт, чем мы, священники, думаем. Мы их иногда пытаемся утешать в этом, поверхностно и бесплодно, говоря о трудности устроить свою жизнь церковно в лютеранском окружении. Часто финны обращаются к православию после долгих многолетних размышлений и поисков как раз от того, что в лютеранстве, находившемся последние 300 лет под влиянием сектантов, они находили только обвинения в грехах и безнадежное чувство вины.
Православная Церковь делает ударение не на законе, а на милости Божией, любви, прощении. Но этот аванс благодати часто не подкреплен хорошими свидетельствами и образцами возможности христианского роста, преодоления жизненных вопросов. Самая заметная проблематика — семейная, половая. Конкретная, этическая область проблем современного общества эгоизма, гедонизма, материализма. Семейная проблема сложная, т.к. все зависит не только от самого человека, но и от всех членов его семьи.
А.П.: Нужно, видимо, основное духовное воспитание давать с детства в семье и школе. Преподавание Закона Божия нельзя навязывать, как это было до революции, должна быть свобода, и все-таки весь мировой духовный опыт, особенно иудейский и лютеранский, говорит о том, что уже детям можно дать глубокие знания веры на уровне Закона, на уровне этики (13 лет у иудеев — возраст совершеннолетия).
Х.Х.: Да, если семья и школьный учитель православной веры выполняют свою роль, это дает наилучший результат, но встречается такое редко. Школьное обучение вере в целом неудовлетворительное, дети выносят только самые общие христианские понятия — знают об Иисусе Христе, 12 апостолах, двунадесятых праздниках. Обычно при взрослой катехизации у нас уделяют недостаточно внимания Библии, считая, что Библию узнают уже в школе, но, к сожалению, это не так. Дети часто тянутся к вере — и школа для них единственная возможность для посещения храма. Постом обычно священники посещают школы, беседуют с детьми, исповедуют. Я ежегодно провожу исповедь и литургию в английской школе. Она считается католической, но там учатся и православные. Еще у лютеран мы переняли Конфирмационную школу (действует с 1984 г.). Ее проводят в летних лагерях для детей в возрасте 15 лет. 10 дней изучают богослужение, происходят свободные дискуссии, диакония, подростки отдыхают, купаются. И в лагерях многое зависит от лидеров, часто то, что происходит в лагерях, не связано с приходской жизнью, хотя смысл именно в том, чтобы включить подростков в церковную жизнь. Многие наши священники поддержат меня в том, что слабое место и в школе, и в лагерях — этика. Но это проблема не только христианского воспитания, а вообще всех христианских церквей. У нас нет часто ясных, убедительных и верных церковному Преданию ответов на общественные вопросы современности. Теперь о семейном воспитании. Для нас проблема — смешанные браки. Лютеранская «половина» в смешанных браках обычно пассивно относится к своей вере. И все-таки сейчас чувствуются изменения — родители начинают молиться вместе с детьми, начинают приходить за советом, чему и как учить детей. Но мы им мало можем дать — не хватает учебных материалов для детей. В Хельсинки и недалеко от Хельсинки существуют около 30 православных воскресных групп для детей от 3 до 8 лет. И там тоже результат зависит от лидера.
А.П.: Многие православные богословы говорили, что все богатство православного учения можно обрести через богослужение. В воспоминаниях архимандрита Сергия (Савельева) есть свидетельство верности этого. Именно через глубокое изучение православного богослужения, через участие в церковном чтении и пении (он особенно упоминает всенощные по афонскому чину, длившиеся всю ночь) произошло настоящее воцерковление их духовной семьи. Достаточно ли используется эта возможность сейчас?
Х.Х.: Да, это правильно. Мы тоже устраиваем у себя такие всенощные по афонскому чину. Это кому-то может быть тяжело, но в то же время и открывает новые возможности для церковной молитвы. Вообще у нас в богослужебной жизни большие преимущества. Богослужение на финском — родном языке — всем понятно. Читаются тайные молитвы, остаются открытыми врата. Благодаря архиепископу Павлу у нас произошло обновление богослужебной жизни. Кое в чем он продвинулся дальше Шмемана — он заботился не только о евхаристическом обновлении, но и об оживлении другой литургической жизни — чтобы утрени служились утром, а вечерни — вечером, оживил и вернул первоначальный смысл праздничным богослужениям. Есть, к сожалению, и отрицательная реакция на эту его деятельность. Он, как архиерей, использовал свою власть, чтобы заставить священников служить так, как он считал правильным. В вопросах церковного предания нужно быть осторожнее. Всегда и была, и сейчас есть на каждом приходе какая-то немного своя традиция — это надо принимать как должное. Православное предание позволяет служить на всех языках и допускает определенную свободу в русле единой богослужебной традиции. У нас прихожане на разных приходах в разной степени, но имеют возможность участвовать в чтении и пении. Иногда возникает, конечно, проблема, что это мешает хору.
А.П.: Существует опасность разделения в Церкви из-за страха обновления, изменения. Начинается борьба «партий», самомнений…
Х.Х.: У нас тоже это есть. Не стоит обвинять других- традиционалистов. Некоторые мои прихожане тоже могут сказать: «У нас только настоящее православное богослужение. Никто не служит так хорошо, как отец Хейкки». Это обычные человеческие грехи, которые есть везде, и священники должны с этим работать, преодолевать. Нужно, чтобы православные хорошо знали и могли участвовать в самом традиционном богослужении и в то же время понимали значение и смысл как возврата к более древней и подлинной традиции, так и обновления, творчества. Тогда они смогут найти свое место и общий язык на любом приходе, и человеческие разделения будут преодолеваться общей молитвой, литургическим и евхаристическим единством.»
«Настоящая история» академика Голубинского
…Чувство братства с людьми, дающее сознавать смысл жизни среди них, наполняет сердце человека блаженством, выше которого ничего нет, потому что Господь, который есть любовь, сотворил людей именно для блаженства братской любви.
Е. Е. Голубинский. «Повесть о хорошем человеке».
Вряд ли удастся найти в жизни Евгения Евсигнеевича Голубинского момент, когда бы его можно было представить отдельно от Церкви. Парадокс его судьбы заключается в том, что она подтверждает и наполняет смыслом афоризм: «русский — значит православный», который сам же историк более всех опровергал своими трудами, в которых показывал сколь мало и неглубоко был просвещен наш народ Светом христианского просвещения. С рождения до смерти, когда он, умирающий, попросил положить себе на голову книгу, с которой он хотел прийти на Суд Божий — свое исследование о самом близком и дорогом для него русском святом «Преподобный Сергий Радонежский и созданная им Троицкая Лавра» — он был всегда в Церкви и с Богом. Человек, рожденный в народе крещеном, народе, знакомом с христианской верой, имеет залог — звание православного дается «авансом», им еще нужно стать, направляя свою волю к постижению веры. А возможности для этого были в XIX веке, увы, почти у одних только детей духовного сословия, учившихся в духовных училищах и семинариях. Облик Голубинского как будто иллюстрирует евангельский парадокс о книжнике, наученном Царству Небесному — то, богатство книжного знания, которое он искал и неустанно приобретал, соединившись с верой, засвидетельствованной столь же неустанным собиранием живого Предания Церкви, открыли ему прошлое и будущее, старое и новое. Сокровище своего ведения он вынес для нас — ведь Бог дает это сокровище своим избранным не для утаивания, а для служения ближним. Конечно, Голубинский не одинок. Замечательная плеяда знаменитых академических подвижников церковной науки — протоиерей Федор Голубинский, протоиерей Александр Горский, В. В. Болотов, Н. П. Гиляров-Платонов, А. П. Голубцов, Н. Н. Глубоковский — учителя, ученики, коллеги, друзья Голубинского, каждый из которых, будучи укорененным в традиции, смело устремлялся к новым открытиям, создавал новые научные направления, и вместе с тем они не были кабинетными учеными, отдавая все свои силы для помощи ближним и исправления недостатков в Церкви и обществе, для воспитания смены. И все же у Голубинского особое место, о чем свидетельствует, к слову, избрание его в академики Императорской Академии Наук.
Сельские впечатления детства
Родился Евгений 28 февраля 1834 года в семье священника Евсигния Феодоровича Пескова в богатом селе Матвееве глухого Кологривского уезда — в «медвежьем углу» Костромской губернии. Грамота давалась ему легко. Дед по отцу — священник села Успенье-Нейское Федор Никитич Беляев — хвалил живого, резвого и острого мальчика, приговаривая: «ты будешь у меня академистом». В собственной семье с самого детства Евгений воспринял добрые, благие семена христианской веры. Но также увидел он и самые отталкивающие стороны быта погруженного в пьянство священнического сословия.
Картины церковной жизни в русской провинции XIX века были нерадостны. Самые первые детские воспоминания историка — драка пьяного клира, в которой приняли участие и жены клирошан. «Духовенство предано было безмерному пьянству. На Великий пост прекращалось пьянство священников, а затем начинался новый пьяный год… Много куролесили наши священники, и можно было бы рассказать о них большое количество анекдотов. Отцы пили, но не умирали от водки, а из сверстников моих, бывших священниками в нашей местности, трое или четверо преждевременно отправились на тот свет от водки». Конечно, это наиболее отрицательные черты быта сельского духовенства. Основную часть этого быта составлял все же обычный сельскохозяйственный труд, о чем историк пишет в статье «Благие желания относительно русской Церкви»: «Так что человека хватает, наконец, только на то, что суть наши священники в настоящее время, — быть механическим совершителем церковных служб и треб, и более ничего. В продолжение всего лета крестьянские работы от восхода солнца до вытухания вечерней зари; в продолжение зимы, чуть не целый день, заботы о скотине, которая содержится для земледельчества, в приготовлении ей корма и в самом ее кормлении, — когда тут о книжках, когда читать их надлежащим образом, когда тут думать и размышлять… Всякому можно личным образом наблюдать, как земледельчество в весьма непродолжительное время изменяет семинариста, поступающего в священники, совсем в другого человека, нежели каким он поступил: человек поступает на место исполненный разных благих мечтаний; но проходят три-четыре года и от мечтаний не остается ни малейшего и следа, — человек просто грамотный крестьянин, и более ничего; самая наружность человека совершенно изменяется: вместо тщательной заботы о приличии вы видите совершенно крестьянскую и совершенно распущенную неряшливость».
Эти отрицательные впечатления детства, не повредив вере Е. Е. Голубинского, выросли в трезвую убежденность в необходимости преобразований в Русской Церкви, необходимости насаждения в ней столь существенных для христианской веры просвещения и нравственности. Именно эта боль за Церковь и народ водили пером, писавшим «Историю Русской Церкви», а вовсе не желание хулить собственную историю. Особенно это ясно по прочтении всех шести статей, изданных уже после смерти Е. Е. Голубинского его учеником С. А. Белокуровым под общим названием «О реформах в быте Русской Церкви». В предисловии С. А. Белокуров писал: «Будет оскорблением памяти почившего думать, что при раскрытии недостатков Русской церкви им руководило какое-либо иное чувство, кроме искреннего желания ей блага, желания улучшения ее жизни, желания оказать ей посильную помощь в этом деле. Он был сын, искренно любивший свою матерь-Церковь, и выставлял недостатки ее не для того, чтобы глумиться над нею, а чтобы чрез обнаружение их освободить ее от них».
Откуда в таких условиях развивалась у будущих академических ученых подвижников их крепкая и осмысленная вера? Мы далеки пока что от ясного представления о той «совокупности неповторяемых условий жизни, которая создала таких людей, как Горский, Голубинский, Ключевский». Все же сопоставление «Воспоминаний» и статей «О реформах» кое-что проясняет и тут. Историк вспоминал, что отец учил его грамоте по знаменитой в то время между священниками книге «Путь к спасению» Феодора Эмина. «Красноречие книги, состоящей из восьми размышлений, первое из которых начинается словами: „Опомнись, в светских роскошах погруженная душа моя!“, приводило в восхищение нас обоих — и отца, и меня». По-видимому, это семейное учение, а с 9 лет и учение в духовном училище, сформировали духовный облик ученого. Обсуждая возможность исправления нравов народа, Е. Е. Голубинский писал: «На приходских священниках лежит непременная обязанность учить народ вере и нравственности христианской, и эту обязанность они могут исполнять надлежащим образом не иначе, как посредством систематически школьного обучения детей». В отличие от крестьянских детей, дети священства такое обучение тогда уже проходили. Любопытно, что отец выбрал фамилию сыну в честь знаменитого земляка, академического философа Федора Александровича Голубинского, а также в честь его младшего брата — Евгения, бывшего приятелем (и собутыльником) отца по семинарии… Не исключено, что и имя сыну отец дал в честь этого своего приятеля!
В восемь лет Евгений потерял мать Анну Козьминичну. «Смерть матери сильно повлияла на меня: из мальчика резвого сделался я замкнутым и нелюдимым, начав чуждаться сверстников и игр».
Годы духовной учебы
Девяти лет, на первой неделе Великого поста 1843 г., отвезли мальчика в Солигаличское училище, где, по мнению отца, «лучше учили и секли». По традиции в училище Голубинскому сразу дали прозвище — «медведь».
Годы учебы историка в училище известны нам только из «Воспоминаний» и примечательны усердным учением мальчика у очень ревностного учителя — Павел Никитич Альбов очень живо преподавал краткий катехизис, постоянно обращаясь к детям с вопросами: «Что это значит? Как это объяснить?» Успехи Евгения в греческом языке привели П. Н. Альбова однажды в такой восторг, что он пообещал ему великую будущность, советуя быть смиренномудрым и не превозноситься.
В бытность Голубинского в последнем классе духовного училища из семинарии пришло предписание отобрать у всех учеников произвольные фамилии и восстановить старые, отцовские; но для Евгения, очевидно, за его успехи, сделали исключение — ему была оставлена громкая фамилия, и он с великою честью пронес ее до самой могилы.
Уже после смерти Е. Е. Голубинского по мысли и плану С. А. Белокурова была начата подготовка издания «Описи библиотеки академика» с воспроизведением всех пометок его на книгах. Возглавивший эту работу И. А. Голубцов написал вступительную статью об историке, где он на основе изучения книг делает очень важные наблюдения. Приведем из нее отрывок, касающийся учебы Голубинского: «Успехи и похвалы, питая самолюбие замкнутого и серьезного мальчика, при создавшихся условиях домашней обстановки естественно привязывали его к школе и книге, и он смолоду не привык относиться к ним формально, по казенному…
Понятно, что пытливому семинаристу недолго было придти к убеждению в необходимости основательно изучить и новые европейские языки, как лучшее средство непосредственного общения с самими источниками знания. Не забудем, что то еще была пора крепостного права, и, может быть в помещичьей усадьбе его родного села Матвеева слышалась еще французская речь, и в барских комнатах на полках можно было видеть, а еще легче в изобилии встретить в Костроме у букиниста маленькую карманную французскую книжку, большею частью наследие XVIII века. И Е.Е-ч принялся за изучение французского языка; это первое для нас уловимое проявление его самодеятельности в области знания. Поступив в Академию в 1854-м году, он утроил свою настойчивость в этом отношении, и к святкам первого же года стал довольно свободно читать и по-французски и по-немецки.
В семинарии же, по-видимому, определились и общая настроенность, и научные интересы Е.Е-ча; видимо, уже тогда он стал в немногочисленные ряды той части семинарской молодежи, которая, не быв подавлена филаретовски-казенным школьным режимом, искала положительного знания и не чуждалась некоторого свободомыслия в своем мировоззрении. Купив где-то за год еще слишком до окончания семинарии за 10 коп. сер. французскую книжку: «L’esprit de l’encyclopedie», Е.Е-ч не без особого быть может значения надписывал, что она принадлежит ученику «Богословия»: не богословски и не философски была настроена голова его, вероятно, уже и в то время. В Академии философия плохо ему давалась, и впоследствии он оценивал себя, как философа, у которого ум заходит за разум. Гораздо успешнее были его занятия по словесности, расколу и истории. Во всем составе его библиотеки нельзя указать ни одной, пожалуй, чисто богословской или философской книжки, которую бы он приобрел сознательно с целью изучения предмета; здесь мы встретим лишь 3—4 старых его учебника, да несколько богословских трактатов на латинском языке, приобретенных случайно из уважения к их древности. Богословские же и философские диссертации, подаренные сослуживцами или учениками, в отличие от прочих книг он обычно оставлял неразрезанными; иногда, правда, он прочитывал попадавшую где-либо ему под руку философскую или богословскую статью, иногда покупал даже какое-либо руководство по истории философии или богословию, но это делалось им или потому, что он считал для себя необходимым иметь минимальное знакомство с соответствующими областями, или потому, что излагавшиеся здесь предметы были связаны с тем или другим интересовавшим его вопросом истории и жизни.
Пока продолжался курс обучения, кончая Академией, Е.Е-ч был, очевидное дело, связан в своих занятиях рамками школы и для очередных своих тем черпал материал в казенных книгохранилищах: о собственной книге казеннокоштнику не приходилось мечтать, и лишь случайные книжки, попадавшиеся ему у букиниста, стоившие 5—10 коп. серебром, становились изредка достоянием любознательного студента».
Об учебе историка в Костромской семинарии помимо «Воспоминаний» имеется подробный очерк Н. И. Серебрянского, написанный на основе архива семинарии по заказу С. А. Белокурова в 1915 г. для издания в Чтениях Императорского Общества Истории и Древностей Российских.
Голубинский пишет, что в семинарии ко времени его поступления уже были истреблены «последние следы бурсацкого рыцарства: пьянство и дебоши». Все же Евгению дважды довелось напиваться пьяным во время вакаций (каникул). Хорошо характеризует его то, что вследствие этого произошло. «Кто-то из товарищей вызвал меня на хвастовство, говорил, что меня пошлют в академию и т. д. Я начал хвастать, и замечательно то, что я сознавал, что хвастать мерзко, и все-таки продолжал. После мне стало страшно стыдно, и я дал себе обещание никогда не пить».
Еще один любопытный момент «Воспоминаний» — семинаристы звали друг друга по-деревенски: Костюха (Константин), Менюха (Вениамин). В воспоминаниях М. Муретова, несправедливо низко (как мы далее покажем — А.П.) оценивающего авторитет Голубинского-преподавателя, сказано, что профессора Голубинского в академии студенты звали «Евсюха». Можно предположить, что это обычное семинарское обращение, производство же его от отчества, а не от имени, придает ему, скорее, оттенок уважительности.
Из семинарских профессоров на Голубинского оказал влияние очень хороший и усердный преподаватель патрологии П. С. Смирнов, увлекавший семинаристов чтением святоотеческих творений. Хорошо преподавались и ряд других предметов — риторика, православное исповедание, философия, пастырское и нравственное богословие. Преподаватель последнего предмета — К. Ф. Бронзов — был очень хорошим проповедником.
В 1854 году по окончании семинарии Голубинский на казенный счет был послан в Московскую духовную академию, разминувшись по пути со знаменитым профессором МДА (и первым представителем костромского землячества в ней) протоиереем Феодором Александровичем Голубинским, который по выходе в отставку поехал в Кострому, где вскоре умер.
В Академии профессоров слушали плохо. Все же некоторые из них несомненно оказали решающее влияние на воспитание Е.Е., как ученого. Главным образом, это, конечно, относится к его земляку профессору Александру Васильевичу Горскому. Некогда и сам А. В. Горский точно так же прибыл из Костромы в Академию. У него было письмо от отца — костромского кафедрального протоиерея — к профессору Ф. А. Голубинскому — «несумненному благодетелю» с просьбой не оставить вниманием и попечением юного земляка. Теперь настала пора самому А. В. Горскому стать попечителем костромского студента.
В своих «Воспоминаниях» Голубинский отмечает, что слушали в Академии профессоров плохо. Исключение он делает для бакалавра Священного Писания иеромонаха Михаила Лузина, чьи лекции о Бауэре и Штраусе были выдающимися, и их слушали внимательно.
Вот еще некоторые любопытные проявления почитания землячества: по поступлении в Академию Голубинский хотел поступить для заработка в письмоводители редакции академического журнала «Прибавлений к изданию Творений святых отцов в русском переводе» по приглашению старшего письмоводителя А. В. Власова — тоже костромича. Но другой костромич — ректор Евгений (Сахаров) выступил против, так как это бы отвлекало Голубинского от учебы и сказал, что Голубинский в случае нужды в деньгах может обращаться к нему, и в самом деле несколько раз давал ему денег на чай.
Голубинскому пришлось все свое время до последней минуты отдать учебе. Учеба в Академии строилась с опорой на писание месячных сочинений. С увлечением писал Голубинский сочинения по всем предметам, но наиболее высоко были оценены его сочинения по истории, истории литературы и Новому Завету.
Курсовая работа была написана Голубинским на тему «Образ действования императоров греко-римских против еретиков и раскольников в IV в.» Тема была передана из Синода митр. Филарету, а А. В. Горский поручил ее Голубинскому. За работу, дважды издававшуюся впоследствии, он получил степень магистра.
Преподавание и научное творчество
После академии Голубинский два года служил профессором Вифанской семинарии. Уже там он пришел к решению посвятить себя всего науке и дал обет за 35 лет написать Историю русской церкви до учреждения Синода. С 1861 года он становится преподавателем Московской духовной академии и начинает работу всей своей жизни. 20 лет не только кабинетной и преподавательской, но и «полевой» (поездка в Австро-Венгрию, на Балканы, в Константинополь и Иерусалим) работы завершились защитой докторской диссертации и изданием в 1881 г. 1 тома «Истории Русской Церкви». Вот что об этом периоде пишет И. А. Голубцов: «Придется признать это время исключительным, как по проявленному Е.Е. напряжению любознательности и всех умственных сил, так и по тому влиянию, какое эта работа имела на характер всей дальнейшей его научной деятельности: в это время с одной стороны закончилось в значительной мере как изучение вспомогательных дисциплин, так и накопление сведений по областям смежным с предметом его будущего исследования на русской почве; с другой стороны несомненно тогда же попутно выяснились многие вопросы и общий характер его будущей работы по И. Р. Ц. Не забудем, что изучая историю балканских церквей, знакомясь лично с тамошними церковными отношениями и памятниками укрепляясь в интересе к быту и общественности, изучая иностранные языки и вспомогательные дисциплины, развивая свой беспощадный критицизм, запасаясь иноземной книгой и материалом для будущего сравнительного изучения русских явлений, он был в то же время преподавателем русской церковной истории; это преподавание несомненно намечало ему вопросы, требование от него исследования, заставляло его вырабатывать общий и детальный план работы и помогало ему постепенно вводить получаемый мм материал на свое место в будущей работе. К этой работе он приступал таким образом во всеоружии своего научного ведения и прозрения. Но не даром досталось ему это сокровище, на эти же годы падают два больших испытания, пережитых им в личной жизни: он утратил на половину зрение, ослеп на правый глаз, и потерял окончательно надежду на семейный образ жизни».
Слух об откровенности «Истории» Голубинского породил неприязненное отношение обер-прокурора Синода К. П. Победоносцева. Это сделало невозможным печатание 2-го тома «Истории», затруднилась сама научная работа и преподавание. Митрополит Московский Сергий, по словам ректора Академии о. Антония (Храповицкого), хотел отставки Голубинского. Впрочем, говорили, отставки его хотел и сам Антоний.
В 1895 г. Голубинский вышел в отставку. Новая сфера деятельности открылась для него в 1902 г. в связи с избранием в Императорскую Академию Наук. Примерно в это же время Победоносцев кардинально изменил свое мнение о труде Голубинского, и Белокуров получил от него предложение не только начать печатание 2-го тома, но и переиздать 1-й. В 1903 г. труд Голубинского о канонизации святых пригодился Синоду для канонизации преподобного Серафима Саровского, которой горячо желали царь с царицей. В 1906 г. Голубинский был приглашен к участию в работе Предсоборного Присутствия, подготовлявшего Поместный Собор Русской Церкви. Именно участие в обсуждении реформ, которые необходимы Русской Церкви, позволили Голубинскому окончательно сформулировать свою концепцию церковно-общественного переустройства.
«Благие пожелания» академика Голубинского
В письме С. А. Белокурову, написанном 13 марта 1906 г., Голубинский писал: «С сегодняшнего дня начинаем благоустраивать русскую церковь… Сегодня первое заседание секций особого присутствия». К сожалению, работа Предсоборного присутствия была прервана — царь не желал собора. Мысли и предложения Голубинского нашли свое выражение в изданной в том же году статье «К вопросу о церковной реформе». В 1913г., уже после смерти ученого, был издан сборник «О реформе в быте Русской церкви», предлагающий целостное решение основных проблем, стоящих перед нашей Церковью. Самое важное в проекте Голубинского — указание высшей власти, что развитие России должно служить к благу ее народа, и с другой стороны, указание обществу, что благополучия нельзя ждать от правительства — оно может быть достигнуто только солидарными усилиями всех здоровых сил общества — крестьян, земств, священства, купечества. Удивительно, но, по утверждению Голубинского, лучшие правители России — Владимир Святой и Петр Великий — в своих реформах добивались значительного продвижения и в укреплении государства, и в достижении благосостояния и просвещении народа. Статья «Благие желания (pia desideria) относительно Русской церкви» была написана раньше других — еще в 1881 г.: «Думы и заботы всех русских людей… сосредоточены на том, что наше государство, столько далеко стоящее позади других и так медленно двигавшееся доселе по пути развития, должно, наконец, стать на этот путь твердо и решительно и, не колеблясь, пойти по нему со всей энергиею… Истинную задачу всякого государства составляет не то, чтобы оно заботилось о возвышении своего политического могущества, от которого большинству его жителей ни тепло, ни холодно…, а то, чтобы оно пеклось о гражданском благополучии народа, чтобы оно стремилось всем доставить средства жить по возможности не худо. Мы, русские, слишком достаточно заботились о политическом могуществе нашего государства и пора, наконец, приняться за заботы о гражданском благосостоянии нашего народа. Что простой народ наш живет слишком бедно и худо, — так бедно и худо, как нигде в Европе и, может быть, не везде в Азии, это составляет факт, отрицать который не решаются, наконец, и самые отважные лицемеры. Причин крайне незавидного положения у нас простого народа две: внешне-социальные суровые условия и внутренняя невоспитанность его самого. Чтобы поднять благосостояние народа, нужно устранить обе причины и никак не одну только: поставьте народ в самые благоприятнейшие социальные условия, наделите его всевозможными льготами и просто дайте ему денег, — если не будет устранена другая причина, из этого ничего не выйдет, кроме того, что процветут кабаки и что народ ниспадет еще на низшую степень бедности, совсем, что называется, промотается и оголеет. Постепенно отстранять внешние неблагоприятные условия и создавать условия благоприятные есть собственно дело государства; но задача нравственного воспитания народа есть не его задача, для него невыполнима, и в сем случае оно необходимо должно обратиться к помощи церкви и к ее священникам. Народ наш предан пьянству не только в лице городских ремесленников-пролетариев, как это почти везде, но и в лице всего своего земледельческого сословия, как это нигде. Пока не будет достигнуто, чтобы народ наш стал по возможности трезвым, до тех пор будут бессильны и недействительны все внешние старания об улучшении его быта: но это может быть достигнуто только при помощи священников… Тут предстоит двойной труд — сначала нужно сделать трезвыми самих священников и потом уже возложить на них обязанность (миссию) сделать трезвым народ; но именно этим, хотя и удлиненным, путем, а не каким-нибудь другим может быть достигнута цель. Язва и болезнь пьянства не позволяют нам простирать наши мечты далее трезвости, то есть заставляют нас ограничивать наши мечты; но трезвость не составляет всего, что может дать нравственное воспитание народа и чем условливается его благосостояние. Всякому читателю, полагаем, приходилось встречать известия о сектантских общинах, представляющих из себя образцы благоустроенности и процветания, — как в них все не только трезвы, но и трудолюбивы, честны, расположены помогать друг другу, как поэтому в них вовсе нет той лохматой бедности, которой до такой степени изобильно у нас. У сектантов сделало это нравственное воспитание, и если это возможно у них, то, конечно, возможно и у нас. Скажут, что на сектантов влияет их исключительное положение. Но протестантизм есть вера целых народов, которые нисколько не находятся в исключительном положении: и до какой степени нравственное воспитание церкви, через пасторов, подняло там благосостояние народов! Потрудитесь узнать, например, о соседней нам Швеции, до какой степени народ обязан в ней своим благосостоянием церкви!.. Церковь учит и должна учить людей иметь все те добрые качества, которые мы желали бы видеть в наилучших гражданах; она учит нравственности христианской, а нравственность гражданская вся объемлется нравственностию христианской, как меньшее целое большим целым… Таким образом вопрос о том, в каком положении находится церковь, есть не только вопрос для самой церкви, но имеющий безусловно существенное значение вопрос и для государства… Что наша Русская церковь и как помощница государства, и как выполнительница своих прямых целей совершенно далека от положения сколько-нибудь удовлетворительного и еще заставляет желать очень иного, — это составляет печальную, но бесспорную истину, которую оспаривать имеют охоту только те, кто личным образом заинтересован в том, чтобы все оставалось в церкви так, как доселе есть. Следовательно, как в интересах государства, так и в интересах самой церкви не может не быть признано предметом настоятельных желаний то, чтобы церковь, подобно государству, не отставая от него, если уж не показывая ему пример, что долженствовало бы быть, усвоила сознание необходимости своего самоулучшения».
Приведем вкратце комплекс мер, предложенных Голубинским для улучшения состояния Церкви на всех уровнях — от высшего церковного управления до прихода:
— весьма увеличить число епархий и образовать по подобию греческих митрополичьи округи; архиерей губернского города — митрополит (архиепископ); архиереи уездных городов, в числе четырех подведомственные ему, и составляющие городской собор (по первоначальному порядку имели своих епископов не только все города (каждый как самый большой, так и самый малый, по одному), но непременно все деревни или совокупности деревень, представлявшие из себя приходы);
— назначить архиереям жалование;
— не переводить их с места на место, а старшинство их, при совершенном уничтожении старшинства кафедр, считать по старшинству посвящения;
— одежду архиереям носить черную и не пышную, как повелевают каноны, так чтобы наконец, они стали по возможности свободны от той болезни жестокой славы, о которой говорит Регламент, ездить архиереям не четвернями, а парами;
— отменить ордена архиереям;
— заставить синодских чиновников не брать взятки;
— издать свод законов Русской церкви;
— как патриархи с собором, так и епархиальные архиереи с пресвитериями должны производить дело управления и суда по возможности гласно и открыто: печатать протоколы своих заседаний, чтобы все могли знать и обсуждать их постановления;
— поместные соборы должны состоять как из священнослужителей, так и из мирян, причем миряне имеют совещательный голос в общецерковных вопросах (умножение числа епископий, способ назначения епископов и священников, организация попечительств и т.п.), но не участвуют в решении вопросов, касающихся прав епископов и патриарха, монашества;
— патриарх не должен иметь никаких единоличных прав, как это было у нас в старину (Суханов: У нас патриарх на Москве что твой папа). С единоличным патриаршеством неизбежно соединена опасность деспотизма. Константинопольские вселенские патриархи вовсе не единовластны: ничего не может делать без них состоящий при них Священный Синод, но они ничего не могут делать без этого синода, иначе сказать патриарх суть не более как председатель синода;
— церковь христианская должна быть не только путеводительницею людей в Царство Небесное, но и попечительницей об их земной бедности, чем она действительно была в первые века своего существования. При каждой приходской церкви должно быть учреждено попечительство о бедных прихода, которое должно состоять, кроме местного священника или священников, из того или другого количества честнейших и усерднейших к делу христианского добродеяния прихожан. Эти попечительства должны собирать и принимать от прихожан их добровольные приношения в пользу бедных прихода и потом, Богу и совести их назирающим, употреблять их по их назначению. При этом наше теперешнее нищенство, которое до такой степени неблаговидно и которым до такой степени злоупотребляется, должно быть вовсе уничтожено. Не может быть никакого сомнения в том, что прихожане относятся к учреждению братства с сочувствием. Но вопрос об их существовании и процветании будет зависеть от того, как отнесутся к делу священники, которые в начале могут стать главными его руководителями, и в случае должного участия, скоро смогут поставить его твердо, и, наоборот, в случае равнодушия могут убить его в самом начале, так, чтобы оно явилось на свет уже мертворожденным. По этой причине, христиански необходимое и в государственном отношении чрезвычайно важное дело должно быть вменено священникам в число их существенных и непременных обязанностей, за нерадение о которой им грозило бы такое взыскание, как за нерадение о других существенных и непременных обязанностях. Так как не во всех приходах средства для удовлетворения нужд будут соответствовать ее размерам, то, по примеру первенствующей церкви, дело должно быть организовано так, чтобы в пределах уездов или благочиний могла существовать между попечительствами братская помощь.
В случае народных бедствий в каких-нибудь местах России, голода и пожаров, попечительства могут быть и посредниками в передаче пожертвований;
— необходимо направить денежные вклады (не только прямо вклады денег, но и жертвование их на построение церквей) от монастырей в приходские церкви. По заповеди святых отцов, которая читается и в ныне принятом у нас церковнобогослужебном уставе, содержащем устав монашеской жизни, «стяжание чуждих трудов вносити (в монастыри) каково любо отнюдь несть на пользу нам (монахам); но (подобает) яко яда смертоносна отбегати же (сего) и отгоняти». Без нужды благо украшать или строить церкви значит отнимать деньги у бедных. Но жертвовать следует на духовенство под условием, чтобы последнее должным образом исполняло свои обязанности проповеди и нравственного воспитания, так как разумность и полезность этого жертвования слишком ясна. После духовенства дело должно дойти и до самых приходов, так, чтобы устроялись при них больницы, богадельни, ремесленные школы;
— Священник есть для своих прихожан учитель нравственности христианской во всем ее объеме; следовательно, он должен быть для них, по возможности, образом и примером всех христианских добродетелей. Для этого требуется, чтобы они сами надлежащим образом воспитывались нравственно в приготовляющих их семинариях. Но порок пьянства нашего духовенства, в который впадают священники по поступлении на места, несмотря ни на какое воспитание, полученное в семинарии, необходимо искоренить между ними отчасти мерами административной строгости, отчасти принятием других соответствующих мер. Если мы хотим, чтобы священники искоренили пьянство в народе, — а сделать это могут только они, — то, конечно, мы должны начать с них самих. Вообще, искоренение пьянства между священниками (которому и до сих пор, как было в XVI веке, продолжают дивиться иноземцы) есть дело самой первостепенной важности и самой неотложной нужды. Так как зло слишком застарело и упорно, то и борьба с ним необходима самая энергическая. Во-первых, необходимо усилить надзор за духовенством, которого у нас теперь почти вовсе нет (ибо благочинные почти совсем не составляют надзирателей) и который нужен, кроме нашей причины, и по многому другому; во-вторых, должны быть приложены к делу наказания и карания самые суровые), чтобы не сказать — беспощадные, Муравьевские, ибо, потворствуя, мы будем делать то, что приносить сотни и тысячи людей (каковы прихожане) в жертву единицам. Наряду с мерами административно-карательными существует в данном случае мера воспитательная, которая, как таковая, прочнее первых и которую поэтому необходимо приложить к делу в полной мере. Это — заведение училищ для девиц духовного звания, так, чтобы женами священников были непременно женщины, получившие образование. Влияние образованных жен на священников, весьма важное в том отношении, чтобы внести в их жизнь порядочность, опрятность и приличие вместо теперешних, почти совсем крестьянских, грязи, неопрятности и неприглядности, несомненно, решительным образом будет содействовать и тому, чтобы искоренить между ними пьянство. К приличной и хорошей жене являться пьяным свиньей из деревни — человека невольно возьмет совесть, и он станет умерять и невольно сдерживать себя, с тем, чтобы дойти, наконец, до убеждения, что радости жизни не в одном грязном пьянстве, как учили отцы, — что хорошая и приличная жена, хорошие и приличные дети и сам с ними как быть человек — гораздо лучше;
— Просвещение отсутствовало у нас как во всем обществе, так и в духовенстве, до времен Петра Великого; до того же времени и наши священники не могли быть учителями народа. Со времени Петра у нас начало вводиться просвещение как во всем обществе, так и в духовенстве, и, наконец, до некоторой степени совсем ввелось, так что в настоящее время ставят в священники непременно и исключительно людей получивших настоящее общее и богословское. И однако наши приходские священники и до сих пор остаются для народа только совершителями церковных служб и треб… наши приходские священники, чтобы стать истинными пастырями своих пасомых, должны принять на себя обязанность двойного учительства: во-первых, школьно-систематически обучать истинам веры и правилам нравственности христианской всех подрастающих детей (по мере прихождения ими в школьный возраст); во-вторых, посредством регулярно постоянной проповеди в церкви поддерживать знание истин веры и ревность к соблюдению правил нравственности в людях взрослых. Необходимо при каждом приходском храме устроить приходские училища, настоит самая неотложная нужда в самых нарочитых стараниях о насаждении и возращении в народе христианской нравственности. Простой народ наш во внешнем поведении омерзительно сквернословен, затем безобразно пьян, не сознает обязанности быть трудолюбивым, совсем не знает, что такое христианская совесть (припомните наших ремесленников и их возмутительную склонность к обманам), в своей семье и со своими несчастными рабочими-животными — безобразный варвар. Наши купцы, столько усердные к внешней молитве, столько приверженные к храмам и теплящие в своих лавках неугасимые лампадки, до такой степени мало наблюдают честности в торговле, что можно подумать, будто они лампадки теплят затем, чтобы Бог помогал им обманывать людей. Наши чиновники, от верху до низу, давно ли перестали, и перестали ли совсем, — представлять собой олицетворение тех пороков, которые свойственны их званию?
Стараться воспитывать детей так, чтобы из них выходили люди не одной наружной тщетной (самой по себе) молитвы, но и истинные христиане, — в этом должны поставлять свою задачу наши священники при преподавании детям христианского нравоучения;
— богослужение совершается у нас далеко не совсем так, чтобы оно могло приносить народу всю пользу и чтобы совершение и вообще соответствовало его смыслу и назначению. Все, что читается и поется в церкви, должно быть внятно, разборчиво, чтобы могло быть разобрано присутствующими, а иначе не будет иметь смысла, ибо читается и поется не для кого-либо, как для присутствующих; но у нас это далеко не так — весьма значительная часть слышимого на них остается для присутствующих нечленораздельным звуком кимвала звяцающего, тщетно бьющим воздух. В случае литургии причина -дурной обычай; в случае вечерен и утрен — дурной обычай и принятый на приходах устав монастырский, представляющий службы в таком объеме, что если бы совершать всенощные бдения или заутрени так истово, чтобы все читаемое и поемое на них было совершенно внятно для присутствующих, то они выходили бы до такой степени продолжительными, как в приходских церквах это совсем невозможно (и как это и в самих монастырях вполне соблюдается только на одном Афоне). Нельзя и нет основания заставлять мирских людей быть монахами (и притом только Афонскими); но бессмысленно и совершать службы так, чтобы присутствующие вовсе не разбирали того, что читается и поется (сравнивай ап. Павла в I посл. к Коринф. гл. 14); следовательно, для достижения возможности последнего необходимо сократить службы. Право начертывать чин общественных служб со включением и литургии в древнее время принадлежало не только каждой частной церкви, но и каждому епископу, и права этого никто потом не ограничивал; монастырский устав вошел у нас в приходские церкви не путем вселенского или частного законодательства, а просто путем обычая. Следовательно, дело может быть сделано собственною властию Священного Синода. Необходимо уничтожить этот взимающийся над всяким разумом обычай, и при этом должно начать с архиерейских протодиаконов, которые задают дурной тон и подают дурной пример всем прочим диаконам (а господа купцы с их купеческим вкусом и купеческим смыслом не должны иметь в сем случае никакого голоса). Пусть диаконы, — если угодно, — остаются басами, но они непременно должны служить так, как этого требуют человеческий смысл и значение того, что они возглашают и читают. И какая бессмыслица, что возносящий молитву не разбирает и не знает, что он говорит! Чтение евангелия на литургии или — что то же — слова Божия есть самое главное на ней, и это-то слово Божие читается так, что почти что все равно, если бы и не читалось. Необходимым внести ряд исправлений в богослужение: исправить переводы богослужебных текстов Нового и Ветхого заветов; чтобы богослужение совершаемо было по возможности истово, выпускать кое-что в чтении и пении (на всенощной: кафизмы сокращать, чтение тропарей канона, шестопсалмие несколько сократить; перед литургией чтение часов весьма сократить или совсем отставить); чтобы богослужение было по возможности понятно, сделать перевод главнейшего на русский язык и продавать самой дешевой ценой, сделать издание Библии с хорошим введением и с постоянными подстрочными примечаниями; царские двери делать маленькие, как у греков, восстановить древнюю форму иконостасов, чтобы алтарь был виден народу; одевание архиереев на литургии перенести с середины церкви в юго-западный угол.
«Благими намерениями вымощена дорога в ад», или, говоря словами апостола Павла, «вера без дел мертва». Е. Е. Голубинский не остановился лишь на благих пожеланиях, но всю жизнь был примером для своих учеников, посвятив ее христианскому просвящению и благотворительности — он помогал и заботился и о своих родных, и о соседских детях, и о своем родном селе, и об училище, семинарии, академии, в которых он учился.
Завершим статью удивительной характеристикой этого великого русского подвижника церковной науки, найденной в черновиках И. А. Голубцова.
«Черты характера — самолюбие, гордость ученая, смирение перед Богом, разочарование после неудач, чувство усталости; религиозность, внимание к Св. Писанию; не любит трат зря; ненавидит сребролюбие; глубоко государственное настроение — отказ от жалования; не жалеет денег на удовлетворение своих научных потребностей и любознательности. Черты его домашнего быта: хозяйственность до щепетильности и курьеза (выстраивал лестницу, чтобы скрипа не было); увлечение рационализмом там, где значение имеет практика, конопатил трубы. Доверчивость к книге: по книге охотился, по книге сад разводил, по книге лечился. Доброта — яблоки нам дарил, угощать любил, запаса много домашнего держал. Завещание о деньгах и о книгах. Пожертвовал при жизни. Любовь к детям, которых не имел (Песковы, Смирнова). Непритязательность к комфорту обстановки. Охотничий отдых.
Научные интересы: быт (даже в Евангелии), интерес к вопросам современной полемики; филология, изучение языков; литература; серьезное отношение к вспомогательным дисциплинам.
Религия: Св. Писание, пр. Сергий; Лавра. Насмешливое отношение к религиозным фокусам греков.
Общественные интересы: об отношении к общественной деятельности, славянофильство, вопрос правописания, монашество и его недостатки; война; восстановление патриаршества и другие вопросы церковного управления; реформы Петра; Синод; Богословский Вестник с выхода в отставку; болгаро-балканские вопросы. Академическая жизнь; Монтескье; журнал для всех; Л. Толстой. (Севастопольская и Японская война). Интерес к политике. Интерес к Павлу I, Александру I, L’esprit de l’encyclopedie.
Россия и Русские, мнение иностранцев о русских. Перед изданием своего атласа изучает репродукционную фотографию. Мнение о греках.
Научная предприимчивость и бодрость. Скептицизм (поверка одного перевода другим, одной книги другой). Грубое воспитание, грубые привычки, прямота.
Не любил делать себе затруднений из вспомогательных дисциплин — в изобилии карта, атласы, рисунков археологических — стремление видеть.
Стремление проверять книжные сведения личными наблюдениями.
Всюду чуется здоровый ничем не сдержанный научный критицизм — в чтении ли иностранцев о России, в заметках ли о головах Иоанна Предтечи и т. п.
Беспристрастность — принцип.
Сознание своих ошибок — интимно, а публично вряд ли согласился бы.
Постоянно следит за новыми сведениями по вопросу им однажды овладевшему и уже разработанному.
Безотчетная вражда ко лжи — к всему и всем, что и кто допускает ложь.
Нелюбовь к риторике.
Придирчивость, грубость и раздражительность критики тех авторов, где хотя немного чувствуется преувеличения своих заслуг или переоценка важности предмета исследования.
Требование безусловной ясности и точности в обобщениях и оценках (вранье в житиях); поправки в переводах богослужебных книг и Св. Писания.
Высоко почтительное отношение к преп. Сергию, как исключению из рядов монашества современности.
Задача монашества — обществу служение.
Нелюбовь к монашеству современному и подбор его исторических и настоящих недочетов.
Внимательное отношение к Св. Писанию, Посланиям Апостолов и Деяниям.
Чтение статей Богословского Вестника.
Политическая экономия (Голубинский отдал дань общественному течению 60-х годов).
В истории он видит объяснение ошибок, виновников событий — Причиной монгольского ига — сами русские; отношение к русским. Интерес к галицкому украйнофильству.
Сознательное подражание древнерусскому человеку
Интересы любознательности: учебник арифметики на старости лет, вопросы правописания, терминология.
Отношение к книге: критика, придирчивость, грубость, прямота, требование ясности и точности; поправки в богослужении и Св. Писании в переводах».
Нужна ли «настоящая церковная история»?
История бывает трех родов: тупая, принимающая все, что оставило нам прошлое время с именем исторического материала, за чистую монету и поэтому рассказывающая бабьи сказки; лгущая, которая не обманывается сама, но обманывает других, которая из разных практических побуждений представляет белое черным и черное белым, хулит достойное похвалы и хвалит достойное порицания и т.п.; и настоящая, которая стремится к тому, чтобы по возможности верно и по возможности обстоятельно узнавать прошлое и потом стараться также верно и обстоятельно воспроизводить его. Предоставляя желающим и произволящим быть сторонниками истории тупой или лгущей, я с своей стороны есмь горячий почитатель истории настоящей.
Е. Е. Голубинский
Кажется, странный вопрос. Церковные историки появились в первые века христианства, как учебный предмет церковная история уже почти два века изучается в наших духовных академиях, наконец, на эту тему написаны эссе самых авторитетных современных философов и богословов. Но, при всем при том, церковный народ истории не знает (и не очень любопытствует узнать), а пастырям Церкви часто кажется более легким и подходящим кормить свое стадо не твердой пищей исторической правды церковного Предания, не молоком Евангельских притч и событий, а сладкими леденцами чудесных легенд. Иной раз священнослужители странно сочетают детскую привязанность к сказкам с циническим отношением к действительности.
Что же, есть свои резоны в том, что неподготовленный ум может соблазниться грехом, обнаруженным в ограде Церкви. Это оказывается одинаково опасно для простеца и для интеллектуала, для мирянина и для церковнослужителя. Когда человек приходит в Церковь, ему нужно преподать лишь чистое молоко веры, а из истории Церкви отобрать наиболее светлые страницы, проникнутые Евангельским духом и смыслом (как это делают, например, Г. Федотов в «Святых древней Руси» и о. Александр Шмеман в «Историческом пути православия»). Такой подход оправдан и честен — в этих книгах нет извращений исторической правды, нет лжи. Но нельзя этот разумный педагогический принцип превращать в страх или неприязнь по отношению к истории, как это часто происходило и до сих пор случается, особенно, при обсуждении трудов Голубинского.
История, как и вообще обычная бытовая жизнь, кажется неофиту чем-то низким, оторванным от высоты и чистоты христианского подвижничества-жития, лишь отвлекающим от задачи стяжания Царствия Небесного. Прекрасное стремление покаяния, разрыва с греховной прежней жизнью, вначале обретает формы внешней борьбы с прошлым, со всем, что кажется лишь мирским. Хочется сразу найти и войти в общину или монастырь, где живут святые, где нет греха, найти святого старца, духовника, который отсечет твою злую волю, чтобы отныне не иметь общения с падшим миром. Но проходит время, и человек понимает, что бежать и прятаться от внешнего мира христианин не может, что в Церкви, которая кажется по определению не причастной греху, есть «все то же самое», и вот тогда и открывается настоящий смысл Христова Боговоплощения. Он пришел в падший мир, пришел к больным, грешным, и миссия Церкви в том, чтобы продолжать Его дело на земле. Чтобы исцелять прокаженных, врач должен быть среди них, рискуя заразиться. И тогда самым драгоценным, вместе с изучением Священного Писания и молитвой, становится история. Становится Предание Церкви, память о тех, кто в пучине падшего мiра обрел мир и спас тысячи вокруг себя, и память о том, как многие, соблазнившись ложной прелестью власти и богатства, отпали. 2000-летний опыт Церкви хранит в себе много больше, чем можно увидеть своими глазами в настоящем, но и нельзя понять прошлое, не зная близко сегодняшней Церкви, не будучи в ней — «лучше один раз увидеть», и тогда, изучая историю, можно реконструировать ушедшее, ведь прошлое живет в настоящем…
Творческая лаборатория Евгения Голубинского
10.II.1859 г. Голубинский получил степень магистра богословия за свою первую научную работу — курсовое сочинение, написанное в МДА, «Об образе действования православных государей греко-римских в IV, V и VI веках в пользу церкви, против еретиков и раскольников» (М., 1859; 2-е изд. — М., 1860). Тема, заданная Св. Синодом, была связана с репрессиями против старообрядцев и сектантов. Голубинский хорошо знал старообрядчество и позднее написал большую историческую работу «К нашей полемике со старообрядцами» (М., 1896, 2-е изд. — М., 1905). В ней он собрал исторические и археологические материалы, касающиеся многих спорных вопросов. Указал, в частности, на древность и православность двоеперстия, писал о том, что наложивший клятвы на старообрядцев Собор 1667 года (с участием Восточных Патриархов) просто не разобрался, что расхождения между русскими и новогреческими уставами середины XVII века произошли не из-за ошибок русских, а благодаря изменениям устава самими греками. Эта работа серьезно подрывала агрессивную противораскольническую пропаганду. Что касается сектантов, то их нравственность он ставил в пример в своих церковно-публицистических статьях. Но пока что, будучи студентом, он вынужден был писать по теме, формулировка которой противоречила его христианским понятиям — он вовсе не считал, что насильственные меры против раскольников приносят пользу церкви. Сочинение пришлось переписывать — Голубинский с согласия своего учителя, ректора А. В. Горского, избрал хронологический принцип изложения, который не устроил начальство. Окончательный вариант сочинения был правлен А. В. Горским, в угоду вкусам начальства дополнившим его «полицейским красноречием» (как выразился в своих «Воспоминаниях» Голубинский) о благодетельности мер против еретиков и раскольников.
Творческая атмосфера, в которой началась учебно-научная деятельность Голубинского (с 1859 г. профессора Вифанской семинарии) замечательно описана в неопубликованной статье И. А. Голубцова. Вот несколько фрагментов из этой статьи: «Тогда же А. В. Горский дарит ему вышедшие части своего «Описания рукописей», — знак, что знаменитый ученый не теряет из виду своего талантливого ученика, и что последний занимается предметами, близкими этому капитальному труду по истории древней славяно-русской письменности. Преподавание предметов миссионерского отделения семинарии само по себе также должно было укреплять его в интересе к русской церковной истории, выдвинув перед ним несколько текущих задач практического значения и задав ему ряд вопросов, которые привлекали потом его ученое внимание целые десятки лет.
12 января 1861 года Е. Е. Голубинский был назначен в Московскую Духовную Академию бакалавром по кафедре русской церковной истории и преподавателем немецкого языка. Первый предмет он преподавал почти 35 лет, до самой своей отставки (26 июля 1895 года) … [Его библиотека] все больше приобретает характер или необходимого или, в целях удобства пользования книгами, только желательного дополнения к фундаментальной библиотеке Академической. Историк русской церкви, каким он стал теперь официально, обязан был дать своим слушателям связный курс ее от начала до конца; и он не медля приступил к добросовестному исполнению своей новой обязанности, — работал над составлением недельных лекций напролет всю неделю, не переводя духа и не покладая рук, денно-нощно, как сам признавался впоследствии. С этой поры широким потоком начала прибывать в его библиотеку книга по русской церковной и гражданской истории, приобретаемая правда без заботы о системе: здесь найдем и все почти классические работы русских церковных и гражданских историков, и многотомные издания русских памятников в роде изданий Археографической комиссии, всевозможные материалы и монографии, словари, исторические, статистические и археологические описания княжеств русских, сел, городов, областей, губерний, церквей, монастырей, епархий, описания рукописных собраний, жития и службы различных святых, материалы этнографические — путешествия, памятники Византийского и Русского гражданского и церковного права, разные журналы, выписанные им или за отдельные годы ли иной раз в течение ряда лет. Кроме приобретенного, в его библиотеку в изобилии начали притекать диссертации и другие труды его сослуживцев и учеников; а по мере того как росло его ученое имя шкафы и полки в его кабинете стали заполняться подношениями и дарами отдельных ученых, русских, славянских и греческих, а равно и научными изданиями разных обществ, спешивших избрать его своим сочленом… Как, по каким источникам и пособиям работал он при составлении своего курса или, что то же при написании своих ученых работ, это лучше знает Академическая библиотека и другие общественные и казенные книгохранилища. Быв сам, хотя и очень недолгое время, библиотекарем в семинарии, Е. Е-ч несомненно успел несколько познакомиться с библиотечным делом, а главное оценить всю важность для научной работы и все выгоды и удобства, когда имеешь более или менее обширное книжное хранилище под рукой в полном своем распоряжении. Этот опыт, конечно, в значительной мере побуждал его к приобретению собственной книги, а с другой стороны объясняет ту жадность, с которой по переводе в Академию он набросился на книжные богатства такой обширной и ценной библиотеки, как фундаментальная библиотека Академии. Один из бывших ее библиотекарей и сослуживцев Голубинского проф. И. Н. Корсунский свидетельствует, что в скором времени по поступлении на службу в Академию библиотека академическая, и в книжных, и в рукописных ее сокровищах, стала так хорошо известна Е. Е-чу, как своя собственная: всю ее в отделах, касавшихся его предмета, он (перебрал) перерыл и перечитал, оставив и на казенных книгах те же многочисленные пометки, которыми испещрены и его собственные книги и употреблением которых он, вероятно, в значительной мере подражал А. В. Горскому. Первое трудное время невставанного сидения неисходного жительства в ученом кабинете для спешного изготовления курса лекций прошло, и Е.Е. мог подумать о более спокойной научной работе, о выполнении данного обещания, и, забывая о себе, о личной жизни, о всем внешнем обществе, он с полной энергией и замечательной бодростью отдался своему делу».
Чтобы понять истоки истории Русской церкви, Голубинскому пришлось начать с изучения истории христианства у славянских народов, ранее русских принявших православие. Данные материалы должны были стать введением к академическому курсу русской церковной истории. В ходе этой работы он написал два исследования. Первое из них, оконченное в 1867 г., — «Константин и Мефодий, апостолы славянские» получило в 1869 г. Уваровскую премию Академии Наук (на основании положительной рецензии И. И. Срезневского). Сочинение, оставшееся в рукописи, состоит из двух частей. В первой — полное жизнеописание славянских первоучителей Константина и Мефодия, а во второй — критический обзор сказаний о них. В письме к Срезневскому Голубинский объяснил свое отношение к этой работе: «Они принадлежат к такого рода нашим великим людям, что мы обязаны знать не одни только совершенные ими для нас дела, но, по причине их величайшего значения и важности, и всю их жизнь». Сочинение Голубинский не напечатал, с одной стороны, из опасения тогдашней цензуры, не пропустившей бы резкой критики некоторых легендарных сказаний, а с другой стороны, из-за издательских проблем — собственных средств у него тогда было мало, а редактор единственного подходящего журнала «Чтения в Императорском Обществе истории и древностей Российских» (ЧОИДР) О. М. Бодянский был автором критикуемого Голубинским в его исследовании сочинения «Время происхождения славянских письмен». Значительно позднее Голубинский мог издать работу о Константине и Мефодии, но не сделал этого, считая, что кирилломефодиевистика вышла с момента написания работы годы на более высокий уровень. Он желал лишь подробного критического разбора, как он об этом сам написал на рукописи, хранящейся в Отделе рукописей РГБ. Несмотря на это, 1 том исследования был переиздан с некоторыми сокращениями через 100 с лишним лет («Богословские труды» за 1985 и 1986 гг.). В своих «Воспоминаниях» Голубинский пишет о том, что при жизни митр. Филарета ему не удалось бы издать ни это и последующие исследования, ни получить Уваровской премии. «Сильно чувствовался тот гнет, который производил митрополит Филарет на служащих в Академии. Помню, когда носился слух о тяжкой болезни митрополита, я стоял у конторки и писал свой „Краткий очерк“. (За несколько месяцев перед тем я окончил исследование о Константине и Мефодии). Вдруг ударили в большой лаврский колокол. Я понял, что это возвещение о смерти митрополита, и невольно перекрестился, сказав про себя: „Гора свалилась с плеч“. Исследование о Константине и Мефодии я подавал потом на Уваровскую премию, и мне ее присудили полностью. Если бы дело было при митрополите Филарете, то нельзя было бы помимо его подавать сочинение на премию; а если бы я подал без ведома Филарета, то тягчайший гнев его постиг бы меня. А если бы послать Филарету на тот свет мою Историю русской церкви, то он пришел бы в истинную ярость (а А. В. Горский непременно бы расплакался)…»
Денно-нощное чтение рукописей и писание работ, стоя у конторки (что позволяло не поддаваться сну), подорвало могучее здоровье Голубинского — с ним случился удар и он ослеп на один глаз — но это не сломило его бодрого духа. Как видно из приведенной выше выдержки, он сразу принялся за вторую работу, потребовавшую также огромного научного труда — «Краткий очерк истории православных церквей Болгарской, Сербской и Румынской или Молдо-Валашской». Исследование Голубинского, впервые ясно осветившее историю этих церквей, было благоприятно принято ректором А. В. Горским и другими учеными. В 1871 году Голубинский издал его за собственный счет, надеясь, что в России найдется 1200 человек, желающих узнать церковную историю братьев-славян, и ошибся — разошлась десятая часть тиража. Голубинский не стал подавать ни одно из этих начальных сочинений на степень доктора — первое из-за того, что Горский не одобрял его критики легенд и не дал бы докторства, а второе — считая его недостаточно капитальным. Эта требовательность к самому себе сыграла в дальнейшем хорошую роль в судьбе его главного труда — «Истории Русской Церкви», защищенной в качестве докторской диссертации. Дело в том, что диссертации шли через академическую цензуру, а не через обычную, не позволившую бы издать «Историю».
28.IX.1870 г. Голубинский был возведен в звание экстраординарного профессора.
И. А. Голубцов пишет о работе Голубинского того времени: «С самых первых лет своих научных занятий большой интерес обнаруживал Е.Е. к этнографическому материалу — народному быту, характеру, верованиям, обычаям, занятиям — как русских славян, так и российских инородцев и славян балканских. Видно, что уже тогда будущий историк церкви полагал необходимым не ограничиваться лишь одной т. наз. внешней историей, а стремился к созданию истории „полной“, а потому он ищет везде материалов, хотя бы случайных, по которым можно было бы писать эту полную историю… Занятия историей славянских первоучителей естественно приводили его как бы к великой исторической колыбели православных славянских церквей, детей одной общей матери церкви византийской, и, судя по некоторым местам текста его краткого очерка, еще не закончив совсем истории славянских первоучителей, он уже начал писать историю старших сестер русской церкви — церквей южнославянских и румынской. Одновременное знакомство с историей русской и возможность наблюдать аналогичные, сходные явления и других славянских церквей давало Е. Е-чу случай для постоянного сопоставления этих явлений между собой, наталкивало на применение в исследовании т. наз. сравнительного метода, умозаключения по аналогии; с этим методом Е. Е-ча хорошо знакомили и труды по языкознанию, которыми он так серьезно занимался (в связи с серьезным отношениям к обязанностям преподавателя немецкого языка — А.П.). Наблюдая скудость туземных источников для изучения древних периодов славянских церквей, Е.Е. все чаще и чаще должен был обращаться к более богатым материалам византийским как повествовательным, так и юридическим (гражданским и церковным); и хотя он не издал специальных работ по истории Византийской церкви, но бесчисленные экскурсы в эту область, рассеянные по И. Р. Ц. и другим трудам, ясно дают знать, какими глубокими познаниями обладал он в этой области, а многие страницы И. Р. Ц. показывают, какую важную помощь оказывали ему эти знания в деле характеристики или описания некоторых неизвестных по туземным источникам моментов и явлений русской церковной истории… по каким книгам работал он тогда, с середины 60-х годов; здесь и виднейшие того времени русские библиографии и грамматики, и словари балканских языков, начиная с чешского и сербского и кончая новогреческим и турецким, и всевозможные географические карты, атласы и иностранные руководства по сравнительно-исторической географии и ряд памятников церковно-канонических и юридических (…), но больше всего это всевозможных русских, а главным образом иностранных, старых и новых гражданских и церковных историй балканских стран, статистических, исторических и географических описаний их и путешествий: по Австрии, Венгрии, Албании, Молдавии, Валахии, Сербии, Болгарии, Румынии, Македонии, Греции, Евр. Турции, путеводителей по отдельным центрам этих стран, и, наконец, книжек и брошюр, посвященных нескончаемым балканским церковным и политическим распрям того времени; академическая библиотека, очевидное дело, не могла удовлетворить такому широкому спросу на „балканскую“ литературу, и Е. Е-чу волей-неволей пришлось самому ее приобрести. Увидев свет в 1871 г. книга сразу завоевала себе внимание, а автору широкую известность и в России, и в странах Ближнего Востока, не утратив своего значения до сих пор. Содержание ее очень хорошо свидетельствовало, как понимал историк свои задачи: после жалоб его на то, что ему, к сожалению, пришлось дать одну лишь внешнюю историю, читатель встретит здесь зато нечто такое, что и до сей поры как-то не принято вводить в серьезные исторические работы, именно: изложение современных событий, в частности подробный разбор так называемого болгарского церковного вопроса; соответствующие страницы книги показывают, что автор видимо с большим интересом, старательно перерыл публицистическую, журнальную и газетную литературу не только русскую, но и иностранную, и аккуратно следил по современной ему прессе за ходом дела; при том в изложении своем Е.Е. не остается бесстрастным только наблюдателем происходящего, а наоборот определенно становится на сторону правого дела болгарского церковного освобождения, являясь компетентным судьей болгарской правды и греческой кривды, а равно всех менее активно выступавших в этом деле сторон. Видно, что и вообще он очень внимательно следил за политическими делами того времени и русскими и иноземными… Изучение истории балканских церквей, помимо своей прямой задачи быть предварительной подготовкой к написанию истории русской церкви, дало автору очень многое. Материалами, правда, в значительной степени побочными, ему служили, как мы видели многочисленные труды, более близкие к изучению фольклора, чем к его прямой задаче, — наука по истории балканских церквей к тому времени обладала лишь очень скудной специальной литературой. Эти путешествия, описания стран и быта народного пришлись как нельзя более по вкусу уму церковного историка, жадному до конкретного знания и наглядного представления. Давая обильную пищу для сравнения и сопоставления однородных явлений быта как подлежавших изучению славянских обществ, так и предположенного к исследованию русского церковного общества, эта литература тем самым давала сильное возбуждение и благодарный материал его природному критицизму, а в тоже время и указывала правильный путь к удовлетворению возбужденной любознательности, укрепляя его в мысли, что нужно самому поехать и все посмотреть, чтобы из рассказов иногда разногласящих писателей и путешественников сделать правильное заключение о явлении или увидеть и еще большее, что м.б. осталось незамеченным или, чтобы поискать ответов на вопросы будущей работы, уже вставшие перед ним, но не получившие пока определенного ответа, чтобы наконец достать новые исследования и книжки по своему предмету, которых при недостаточной тогда налаженности сношений с славянами и греками он не мог получить из-за границы, несмотря ни на какие старания; между тем у него было намерение продолжить работу по истории балканских церквей и едва ли он сам считал свое намерение выполненным, когда в 1872 году отдал в печать две статьи свои: одну, посвященную историю просвещения у греков со времени взятия Константинополя турками, и другую излагающую историю алтарной преграды или иконостаса в православ. церкв. (Прав. обозр. 1872, №№5—7 и 11)».
Принятый в 1869 г. новый академический («Макарьевский») устав предусматривал возможность научных командировок, и Голубинский, не удовлетворенный лишь книжным знанием о православных церквях, сразу решил совершить заграничное путешествие. Чтобы избежать волокиты в Совете Академии, старички которого были недовольны неучастием Голубинского в их картежно-питейной компании, он прямо послал прошение об отпуске обер-прокурору Синода графу Д. А. Толстому. Тот запросил А. В. Горского и, получив хвалебный отзыв, изъявил свое согласие. Отзыв этот содержал столь усиленные похвалы, в особенности «Краткому очерку», что, когда Горский сам стал читать его Голубинскому, тот застеснялся, попросил благословения и ушел, не дослушав.
Денег на поездку у Голубинского не было. Чтобы просить в Синоде на время поездки прибавки к жалованию, он выпросился, чтобы его послали в Петербург делегатом на археологический съезд. Обер-прокурор сразу дал согласие на прибавку, но щепетильный Голубинский не послушался совета опытных людей поклониться директору Хозяйственного управления Синода и получил лишь часть обещанной прибавки.
Доклад обер-прокурора о разрешении командировки утверждался императором, и Александр II собственноручно надписал: «Согласен, но с тем, чтобы он отнюдь не вмешивался в политические дела». Эта осторожность диктовалась крайне напряженным положением на Балканах, а также, возможно, и ясно выраженной в «Кратком очерке» личной позицией, занятой Голубинским в отношении различных балканских конфликтов.
Путешествие «для ближайшего ознакомления с внутренним бытом современной и памятниками исторической жизни православных церквей греческих и славянских» продолжалось с лета 1872 г. до конца 1873 г. Сначала Голубинский в течение 4-х месяцев работал в Вене, занимаясь в библиотеках и совершая поездки в главные места Польши, и Австро-Венгерской Руси (Галиции и Буковины). Во время пребывания своего в Австрии он начал было даже писать статьи «О галицких русских, о венгерских русских и об австрийских русинах», но не окончил их, не успев собрать нужный материал. Из Вены он выехал в Белград, посетив по пути в Сент-Андре сербского епископа Будимского. Затем 4 месяца провел в Белграде, путешествуя оттуда также по княжеству сербскому. Через Болгарию и Румынию он прибыл в Константинополь, посвятив 6 месяцев его изучению. Отсюда на Пасху 1873 года через Кипр и Родос совершил путешествие в Иерусалим, побывал также в Вифлееме, монастыре св. Саввы, на Мертвом море, на Иордане и в Горнецкой обители. В Иерусалиме много сведений почерпнул у знаменитого о. Антонина (Капустина). По пути был в Смирне, Александрии и Бейруте. Вернувшись в Константинополь, посетил Солунь и Афон, остановившись в русском Пантелеймоновом монастыре и приняв участие в знаменитых 14-часовых бдениях, прожил полтора месяца в Афинах, месяц в Риме, откуда обратный путь совершил через Равенну, Венецию, Триест, Вену и некоторые другие города.
Голубинский позже писал: «Я был чрезвычайно рад, что осуществились мои мечты о заграничном путешествии. Собственными глазами я видел сохраняющиеся древние памятники церковного зодчества, видеть которые мне было желательно для моей науки. Не видев их сам, а зная только по рисункам, я бы никогда не составил себе желаемого мне совершенно ясного и отчетливого о них представления (на первом месте должна быть поставлена здесь св. София Константинопольская); собственными глазами я видел церковную жизнь и церковные нравы и обычаи у греков и южных православных славян, иных из которых (нравов и обычаев) нет у нас…»
Много любопытных наблюдений Голубинского есть в его неопубликованных пока дневниках. Голубцов в своей статье отмечает душевные переживания Голубинского из-за трудности выполнения взятой им на себя задачи: «Когда Е. Е. был в Константинополе в 1873 году, ему исполнилось 39 лет; и вот в день своего рождения среди кипучей работы по изучению иноземного и иноцерковного хотя и родственного быта, ушедший казалось совсем в новые полные интереса сведения и впечатления, неутомимый ученый оглянулся на пройденный путь раздумался и в письме к своему учителю и ректору А. В. Горскому, как старцу на духу признался: „Сегодня пошел мне 40-й год, когда соображу лета с тем, что замышлял бы и мечтал бы сделать, истинно нападает хандра“. В самом деле, прошло уже 15 лет службы и самоотверженного научного подвига, а тот грандиозный исторический труд, который он принял на себя все еще находился в периоде становления: и главным образом на предварительном обследовании и изучении самих областей знания. Между тем ученого уже постигли два больших испытания: после болезни глаз он наполовину потерял зрение (ослеп на правый глаз), а потом во время своего путешествия потерпел неудачу в своей попытке устроить личную жизнь, — несмотря на всю замкнутость и суровую ученую серьезность, и в 40-летнем возрасте он чувствовал еще влечение к семейному образу жизни, и в Вене делал предложение дочери (…) гостеприимного прот. Раевского, но получил отказ…»
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.