18+
Наш родной вирус

Объем: 148 бумажных стр.

Формат: epub, fb2, pdfRead, mobi

Подробнее

26.09.2020 г.

Наш родной вирус

том 2

книга 3. Право выбора

глава 1. Томления духа и плоти

1.

— Лич, я не хочу…

— А я пока ничего и не делаю.

Они лежали в сером свете, укрывшись простынёй, и курили, стряхивая пепел в пепельницу на груди Лича.

— Ты пошляк, Лич, и мысли у тебя появляются между ног. Я не о том. Я не хочу меняться. Мне и так хорошо, мне нравится жить такой, какая я есть…

— Вот тем подонкам, которые ночью непотребства творили, им тоже нравится быть такими, как есть. Но нас никто не спрашивает. Видимо Тому, Кто там, наверху, это всё-таки не по душе. И Ему всё это раздолбайство порядком уже надоело…

— Но почему?! Я, что, тварь какая бесправная? И где наша свобода выбора? И боюсь я.

— Не надо бояться, маленькая. Может быть, тебе понравится.

— А может быть, и нет. И что тогда? Я обезьяна какая-нибудь, чтобы опыты надо мной проводить? Пусть Он опыты проводит над теми, кто плохой.

— Я вот подумал, сколько в мифах и легендах тварей разных. Может быть, это и были попытки, такие, частные, исправить род людской? Но вряд-ли люди смогли-бы ужиться в таком паноптикуме. И ведь это не нам решать, кто плохой, а кто хороший.

Гибсона они отправили в жильё Баньши, чтоб под ногами не путался и по ночам не подслушивал, только проинструктировали на дорогу:

— Смотри, без свинства там, соседи — звери!

— Всё будет согласно законов гостеприимства, — заверил тот, он всем был доволен, ему была предоставлена полная свобода действий, и он уже договорился с Сандерсом о приватной вечерней посиделке, но чтобы присутствовал и кто-то женского пола, естественно, свободная от обязательств.

— Лич, я не понимаю, есть, конечно, законы развития цивилизации. Но всю историю люди без устали только и занимаются тем, что убивают. Ведь с самого начала видно было, что это стадо надо срочно воспитывать.

— Для этого нам и был дан Христос. А, войны? Если-бы их не было, очаги цивилизации не зачахли-бы в своих родовых гнёздах, как майя, ацтеки, инки? Не будь Александра Македонского, Европа могла узнать об Индии на сотни лет позже. Как и об империях Китая, Монголии, Сибири без Чингиз-ханов.

— Ну, хорошо, взаимопроникновение культур, понятно. Но можно было и как-то цивилизованнее, культурнее?

— Так цивилизация и культура только зарождались.

— Ладно. А, Наполеон? Гитлер?

— Что — Наполеон? Симпатичный дядька. Пётр Первый прорубил окно, Наполеон им и воспользовался. Но он и привёл русских в Европу. Вот с Гитлера уже начался регресс. Возможно, сегодняшнее безобразие тогда и началось?

— Тёмные дела, — вздохнула Баньша и шустро сняла трусики:

— Значит, займёмся взаимопроникновением. Это и проще и приятнее…

— Люди совершенно разучились читать книжки. Это искусство утеряно с приходом интернета, — заметил Лич во время небольшого перерыва. — Это беда, и вряд-ли возродится. Скорее, книги совершенно уйдут из обихода, и останутся раритетами в запасниках музеев. Или вообще исчезнут?

— Но я видела в электричках много читающей молодёжи. Конечно, с книгами в руках — это в большинстве студенты. Но я видела и Дефо, и Ремарка, и Мелвилла, а это уже чтение для себя, — возразила Баньша, отпив стакан сока и закуривая сигарету. — Это информация эмоциональная, и это даёт надежду.

— Да, в транспорте читают много, а потому что там делать нечего, время убивать надо… Но что читают? Много классики, это уже проверено временем. Или Донцову (это собирательный образ), это уже просто пробежал, ухмыльнулся и забыл (забил). (Я долго работал в электричках, обращал внимание). Кстати, молодые больше читают классиков, видел и Мопассана и Диккенса… Сам пишу, и уже выработал формат — писать маленькие главки (минут на 10—15 чтения) но чтобы в такой главке было что-то цепляющее, заставляющее вернуться. Да ещё и под телефонный стандарт приходится подстраиваться. А про современных писателей — только вчера на одной писательской площадке просмотрел рейтинги и темы. В основном РПГ и фэнтези всех видов. Вот родился новый жанр, РПГ (похоже на противотанковую гранату!), книжки по играм! Не игры по книгам, не в Конана играют, а книжки пишут по компьютерным играм! Ну, во-первых, это, якобы, ближе молодёжи (!) — это уже влияние кино, и автору легче, меньше мозгами работать (да и у молодых писателей жизненного опыта нет, в основном из таких-же книжек и фильмов!), во-вторых, и сами издательства больше нацелены на эти темы, как «востребованные». Модно! Но ведь такие книжки несут очень мало информационного материала, и молодые уже не «западают» на драконов и попаданцев, толку от них, все на одно лицо! Авторам надо искать новые жизненные темы, но это ДУМАТЬ надо. Раньше книги писали по нескольку лет, а сейчас варят от завтрака до ужина! Или «писатели» рассуждают… Вот реклама новой книжки Нелевина (ещё не написано, но уже шедевр!) — тоже (по аннотации), ни сюжета, ни героев, смесь парижского с новгородским, и философские тирады в устах всех, кто под рукой мелькает. Это уже мода «под Кастанеду», а молодым этот Кастанеда…

— Не распаляйся, скоро это кончится. Новому миру литература будет абсолютно не нужна.

— Не знаю. Рерихи свою систему назвали живой этикой, и сто лет назад это действительно была живая система. А потом пришёл — явился Кастанеда (антрополог, блин!), и пошло, — Лич дотянулся до телефона, порылся в файлах, нашёл нужный текст. — «Цели эзотерических систем совпадают с религиозными, но связи с определённой религией может и не быть. Эзо-системы также предлагают конкретный воспроизводимый набор методов для расширения сознания.» Так… Вот дальше — «… изменения Личности, к которым стремятся последователи эзо-систем, носят устойчивый характер. В более широком смысле: цель самотрансформации лежит вне зоны личностного саморазвития, то есть „изменение личности“ — лишь средство, а целью является итоговое расширение сущностного мировосприятия.». Не смешно? Расширение сознания! Но ведь происходит как раз наоборот, отвергаются альтернативы и создаётся фанатический догматизм. Сознание ограничивается догмами и попадает в клетку! Беда, когда антропологи, или, скажем, офтальмологи, начинают фантазировать. Конечно, им литература не нужна, если только Лена Блаватская с Гурджиевым…

— Офтальмологи?

— Я о знаменитом исследователе загадочной страны Шамбала.

— Ах, об этом… Ну его в… в Тибет. Кстати, не заняться-ли мне изучением мифологии? И давно я не была в кунсткамере, может быть, соберёмся как-нибудь?

— Мифология слишком обширна, если только в самом общем изложении. А музей антропологии… с удовольствием. Только сейчас у них какое-то глупое расписание работы, надо будет посмотреть в сети. Если они вообще открыты для посетителей в связи с эпидемией. Из-за вируса доступ к культуре временно прекращён.

— Лич, перестань стонать. Обличая пороки, ты не рассказываешь о рецептах. Возвращайся на землю, скучно стало.

— Я занудный? Что-ж, придётся изменить твоё мнение.

— Это у тебя хорошо получается!

В это-же время в соседнем парадном, в спальне Баньши не менее увлекательно общались Гибсон и старшая сестра Сандерса Яна.


***


— Вот пришёл ещё один день, наполненный лишь бездельем и ожиданием. Мы живём, как сибариты, занятые только собой, и единственная наша забота, ждать, что ещё произойдёт. Надоело, и кто нам дал такое право, фиксировать и наблюдать, отстранясь от происходящего? Мы, как мыши, ждущие неизвестно чего, и, трясясь, ожидаем самого страшного. Но это не «Декамерон», и не «Пир во время чумы», забавная безделица, придуманная праздными философами.

Лич стоял у окна, не глядя на Баньшу, и она, напуганная этим взрывом, не знала, чего ожидать.

— Что ты придумал, Лич? Я делаю что-то не то?

— Ты здесь не при чём. Ты ничего не делаешь, что было-бы достойно осуждения. Как и я. Мы НИЧЕГО не делаем.

— Но ты сам говорил, что здесь и невозможно что-то сделать, можно только ждать.

— И вы поверили старому маразматику? Вы, молодые и полные сил, вы погасили свою энергию, вы стали потребителями жизни… А я сам поверил вам, поверил, что можно просто жить, но это жизнь моллюска.

— Ты что-то задумал, Лич. Я вижу это, и я этого боюсь.

Он подошёл к ней, сидящей на постели, и она с надеждой смотрела ему в глаза, уверенная, что он не станет делать ничего безумного.

— Ну, давай уйдём отсюда? Просто уйдём и забудем это безумие. Куда-нибудь в деревню, где нет вируса, нет интернета и полиции. Просто, знаешь, забудем, что мы люди?

— Это отчаяние, Баньша. Отчаяние от бессилия. И ты права. Надо уйти. Но я уйду один. Прости, что не смог оправдать твои ожидания. И я не зову тебя с собой, это тебе не нужно, потому что я сам не знаю, куда пойду, в какую сторону. Я не собираюсь бежать в никуда. Я хочу посмотреть и попытаться разобраться в жизни этих людей. Для этого у нас здесь слишком камерная обстановка.

— Нет… — она со страхом смотрела на него, пытаясь осознать услышанное. — Ты не сделаешь этого. Ты не можешь так поступить со мной, когда я уже поверила тебе. Это слишком жестоко.

Он взял её за плечи, приблизил лицо, долго вглядывался в её серые, искристые глаза, поцеловал в лоб:

— Прости меня, Баньша. Я подумаю, что мы будем делать, а ты… — он достал телефон, открыл библиотеку. — Почитай пока о Гильгамеше, раз уж захотела изучать мифологию. Знаешь, кто это такой?

— Герой из Месопотамии? Что-то слышала. Интересно.

Вытерев слёзы, она стала читать, шевеля губами и хмуря брови. Постепенно её лоб разгладился, чтение её захватило. Лич возился на кухоньке, готовя завтрак.

— Слушай, Лич, — окликнула его Баньша, — «… Победит его женщина, как муж могучий!

Когда он поит зверьё у водопоя,

Пусть сорвет она одежду, красы свои откроет, —

Увидев ее, приблизится к ней он —

Покинут его звери, что росли с ним в пустыне!»

И дальше интересно: — «Вот он, Шамхат! Раскрой свое лоно,

Свой срам обнажи, красы твои да постигнет!

Увидев тебя, к тебе подойдет он —

Не смущайся, прими его дыханье,

Распахни одежду, на тебя да ляжет!

Дай ему наслажденье, дело женщин, —

Покинут его звери, что росли с ним в пустыне,

К тебе он прильнет желанием страстным».

Раскрыла Шамхат груди, свой срам обнажила,

Не смущалась, приняла его дыханье,

Распахнула одежду, и лег он сверху,

Наслажденье дала ему, дело женщин,

И к ней он прильнул желанием страстным.

Шесть дней миновало, семь дней миновало —

Неустанно Энкиду познавал блудницу.

Когда же насытился лаской,

К зверью своему обратил лицо он…

Увидав Энкиду, убежали газели…

Вот так с вами надо!

— Не надо мне, чтобы моё зверьё разбегалось! И дело женщин, не только наслажденье, работать тоже надо! — он был доволен, потому что заботы оставили её, и она была при деле. С удивлением он вдруг осознал, что и сам успокоился, и жизнь стала более целесообразна и ясна.


***


Завтракала Баньша левой рукой, а пальцем правой возила по дисплею телефона. Говорила она с полным ртом:

— У тебя здесь интересные книги, Лич! Мне надолго хватит! Восточная и Центральная Азия, Древняя Греция, это я читала ещё в школе. Передняя Азия… А Европа? Вижу, Зигфрид и Нибелунги, рыцари Круглого стола, Беовульф… Америки нет? Это я сама скачаю…

— Сама, это хорошо. Но ты богами и героями не очень увлекайся, с ними всё ясно. Обрати внимание на мифологическую зоологию. По теме, меня интересует, как часто люди обращались в тварей, по какой причине, и как это происходило. Можно тебя попросить это сделать?

— Ещё-бы! Там омлета больше не осталось? Мне и самой это интересно, ведь, может быть, что это аналог настоящих событий? И как они относились после этого к людям. Оборотни сюда относятся?

— Всё может быть. Я сейчас схожу на станцию, кое-что конкретизирую… И хорошо-бы нам машину…

— Видишь, Лич, ты уже говоришь «нам». Прогрессируешь на глазах.

— Или становлюсь идиотом.

— Часто это одно и то-же. Я сейчас быстренько всё это переброшу на ноутбук и отдам телефон, чтобы был на связи… И внимательней там, не лезь в непонятки, будь осторожен. Маску не забудь… Деньги есть? возьмёшь хлеба… И… Сметаны! Я там в холодильнике хинкали видела, уважаю… Что ещё?

— Слушаюсь, мэм.

Оставив Баньшу уткнувшейся в ноутбук, Лич вышел на улицу, глотнул уже горячего воздуха, закурил и быстро прошёл в соседнюю парадную. Поднялся на второй этаж и, не постучав, толкнул дверь, которая оказалась не запертой. Вошёл, заглянул в комнату и отпрянул, встреченный недовольным женским восклицанием. Пожав плечами, он прошёл на кухню, вытащил их холодильника коробку с соком, налил стакан и присел к столу. Через минуту появился Гибсон, застёгивающий брюки.

— Срочные дела? — Гибсон достал бутылку пива, стакан и пошёл обратно. — Я на секунду.

— Рассказывай, — пригласил он, вернувшись. — Ведь не от скуки припёрся? В такую рань!

— Ничего срочного… — медленно проговорил Лич, раздумывая, как всё объяснить, чтобы быть понятым. — Мы уезжаем. Нужна машина, и лучше минивэн.

— Так. Не на юга собралась? Там сейчас бархатный сезон. И стреляют.

— Не на юга. Но вот насчёт стрельбы, захотелось оценить масштабы.

— Надеюсь, не миссионерствовать собрался? Это чревато.

— Нет. Говорю-же, только сбор информации.

— И надолго? И когда машина нужна?

— О сроке не скажу, не от меня зависит. Может быть, не меньше недели. А машина нужна в течении дня, часов через пять. Можно раньше. Есть возможность?

— Подумал, стоит-ли девчонку ввязывать?

— А мне разрешили думать? Это ураган Елена. А у тебя кто?

Гибсон налил пива, жадно выпил, закурил.

— Яна. Сестра Сандерса. Интересная…

— Я мало её знаю… Так, что скажешь?

— Тебе виднее. Машина будет, но попрошу вернуть. Деньги нужны?

— Сегодня пенсия, через пару часов получу… Оружие есть?

— А может понадобиться?

— Знать-бы!

— Я попробую достать, вместе с машиной. Вот только, если в город собираешься, может не получиться, везде кордоны.

— Хорошо, что предупредил. Придётся лесными тропами, я знаю пару дорог… Правда, они военные, от спецобъектов, но это, может быть, и лучше. А, может быть, и пригородами обойдусь. В Пушкине знакомый вертолётчик есть, уж они-то с обстановкой ознакомлены.

— Лич, дело серьёзное… Ты приготовь на всякий случай легенду поглупее, глупцы опасений не вызывают, и им доверяют.

— … Тёща за лекарствами послала. И рецепт пострашнее сделаю.

— Ты не придуривайся. Береги свою… Хорошо, сейчас побреюсь и схожу.


***


И Гибсон не подвёл, к двенадцати часам, они даже не успели съесть обед, у дома стоял синий «Форд», а за поясом Лича под футболкой сидел старенький «ТТ».

— Чистый, — как сказал Гибсон.


2.


— «…В 1206 году душевнобольной мальчик в Перудже стал проповедовать и предсказывать грядущие бедствия и конец света, призывая народ к покаянию. Возникла эпидемия «флагелиатизма», то есть самобичевания, которая охватила всю Европу и сопровождалась массовым пилигримством.

Эпидемия пляски святого Вита зародилась в конце XIV века в южной Германии, и распространилась на соседние страны. Группы больных, держась за руки, образовывали круг, который двигался по улицам, вращаясь и сопровождая своё движение дикими танцами и прыжками. Больные находились в беспамятстве, бреде и галлюцинировали. В 1374 году в Кёльне явилась толпа больных из Германии и перенесла эпидемию на левый берег Рейна, в Страсбург. Музыка, пение и церковная служба содействовали распространению этой эпидемии. Святой Вит считался покровителем этих больных.

В начале XV столетия сходная с пляской святого Вита эпидемия охватила Испанию и известна в истории под именем «тарантизма». Больные также обнаруживали большую чувствительность к музыке и к некоторым краскам. Так, красный цвет приводил их в неистовство; вода притягивала их к себе, вследствие чего многие больные бросались в воду и тонули…»


***


Баньша находилась в весьма возбуждённом состоянии, и этому причиной было не только предстоящая поездка, которую она воспринимала не иначе, как приключение, но и новые интересные знания, которые она открывала для себя в мифологии, и которые она надеялась применить в предстоящей поездке.

— Что нового узнала? — поинтересовался Лич, глядя на дорогу, но иногда бросая нежный взгляд на подругу, которую пока ещё и в мыслях не решался назвать женой, потому что это было-бы неудобно (почему — он не мог-бы сказать… может быть потому, что ещё не привык к этой мысли.)

— А очень много! Пока это только теория, но вот слушай: — «Один из основоположников научной мифологии Э. Б. Тайлор в XIX в. писал: «Ученый, занимающийся анализом мифологического мира и не обладающий способностью переноситься в фантастическую атмосферу, может прийти к столь печальному непониманию этого мира, что примет его за простую бессмысленную выдумку… Развитие мифа замирает под тяжестью мер и весов, пропорций и моделей… Мы видим интеллектуальные пределы, за которые не должен выходить тот, кто симпатизирует мифу, и вне которых должен быть тот, кто желает его исследовать. К счастью, мы живем около этой пограничной черты, так что можем переступать за нее и в ту и в другую сторону…". Как тебе?

— Мне кажется это обнадёживающим. В том смысле, что идеи разума могут влиять на окружающую среду, и наоборот. Только пока не понятна связь между мифозоями* и происходящим в мире безумством.

— Как-же не понятна, Лич! Очень даже понятна. Всеобщая истерика рождает особо странные фантазии, а гипертрофированные эмоции, это-же гигантская энергетика, которая воздействует на мир.

— Посмотрим, — буркнул Лич и закурил.

— А вот слушай ещё. Это из шаманства. — «…В одном доме был праздник, и люди много пели и плясали. Один из столбов этого дома был демоном, и ему тоже захотелось танцевать. Когда люди уснули, он стал так сильно раскачиваться, что крыша обрушилась на спящих. Испуганные люди вскочили и стали кричать: «Пак! Пак!», из-за чего они превратились в лягушек. (… Можно предположить, что возглас «Пак!» соответствует нашему «Квак!» и именно это кваканье могло быть причиной превращения людей в лягушек, но непонятно, почему испуганные люди стали квакать.) Ты не квакал в своём видении?

— Это сарказм, или ирония? Ты уже развлекаешься? Сейчас на станции развлечёшься.

«Станцией» именовался центр Сиверской вокруг станции электричек. Скопище пятиэтажек, очень много магазинов разных размеров, появившихся последние десять лет и явно превышающих потребности района в ассортименте и количестве товаров, ещё были рынок, почта и пяток аптек.

Они уже ехали вдоль платформы, приближаясь к железнодорожному переезду. Баньша закрыла ноутбук и посерьёзнела.

— Тебе не кажется, Лич, что искать причины катаклизма в мифологии, это подход… дилетантский?

— Я и не пытаюсь найти причины и рецепты. Может быть, какие-то ассоциации… Или просто повод подумать. Ситуация слишком серьёзна, а причины глобальных потрясений почти всегда кроются в законах развития общества.

Минут пять они стояли в очереди перед шлагбаумом, в ожидании проезда электрички. Наконец протряслись через переезд и Лич свернул направо, остановился на асфальтовой площаде.

— Надо подумать.

— Ну, и думай. А я перекушу пока.

Она перебралась в салон, достала из сумки термос, ложки, отвинтила крышечку сметаны.

— Поешь, Лич, хинкали такие вкусные! Ведь завтракали давно.

— Пожалуй, можно перекусить, — он присоединился, и они стали есть прямо из термоса, положив на ещё горячие хинкали несколько ложек сметаны.

— Мне кажется, что мифологические превращения людей в животных не имеют для нас значения, это всего лишь усложнённая антропоморфизация, это чисто человеческое. Думаю, мы не превратимся в сатиров, или в кицунэ, или в Медуз… Хотя, некоторые идут в сторону горилл, орангутангов, свиней, паразитов, но это добровольная деградация личности. Интереснее, когда человек становится чем-то другим. Как в Древней Греции, боги могли стать и радугой, и молнией, то-есть, это уже энергия. Или водой, к примеру. Конечно, боги, и есть боги, могут стать, чем угодно. Но они были всегда разумными, даже в виде сгустка энергии.

— Но это тоже антропоморфизм, только не в отношении животных, а явлений природы.

— Питекантропы боялись молний, но они не считали их живыми…

— А тотемы?

— Тотемы жили чьей-то душой… Работай, Баньша, читай и думай! Кофе у нас есть?

— В термосе. Только осторожно, при тряске он разливается, такие у нас термосы.

— Чорт, в «Магнит» надо сходить, сигарет мало.

— Я с тобой…

— Не советую…

— Мне… в аптеку надо, сам понимаешь. Я маску надену, прямо сейчас.

— Не теряйся.

— Лич, где здесь теряться!

— «Из логова змиева, Из города Питера Я взял не жену, а колдунью…» — пробормотал Лич. **

— Ты что-то сказал? Смотри, доиграешься!

Они вышли на солнце, в горячий воздух.

— Аномальная жара. Погода тоже меняется, сезоны сдвинулись. Когда в Питере было такое лето?

Он оглянулся на девушку, встретил взгляд блестящих глаз над маской, посмотрел по сторонам. Людей почти не было, пару человек курили у почты, сдвинув маски на шею, вдали, на стоянке такси переговаривались таксисты, несколько человек ждали автобуса. И все были в масках. Вздохнув, Лич достал из кармана свою, скорчив недовольную мину, напялил, и они пошли по Вокзальной в сторону «Магнита».

— Сначала в аптеку?

Там тоже был карнавальный паноптикум, Баньша пристроилась за спиной обширной тётки, которой маска мешала болтать, и ждать долго не пришлось. Она скоро вернулась с пакетом женских снадобий, в которых Лич совершенно не разбирался:

— Я взяла перекись, йод, бинтов, хорошо-бы всё это не пригодилось. А сигареты сейчас здесь продают, киоск переехал, по коридору направо.

Здесь никого покупателей не было, и Лич сразу обратился к продавцу:

— Блок «Фараона».

— Тысяча.

— Месяц назад было шестьсот.

— Было. А новости смотрите? Подорожание акцизов.

— Подорожание у нас не новость. — Лич положил на прилавок банкноту.

— Зайдём в «Магнит»?

— Деньги есть, почему не потратиться? Бывает акции, дешёвый кофе, ещё что-нибудь.

— Угощаешь?

— А, то!

Магазин располагался в этом-же здании, в полуподвале, довольно просторный, ярко освещённый, удобный. Пакеты свои они оставили в камере хранения и пошли в лабиринт стеллажей. Сразу-же находился отдел чай — кофе и кондитерский. В самом деле присутствовал кофе по акции, стоил терпимо, даже с подорожанием, и Лич взял три банки. С полки в корзинку также пошли по упаковке пастилы и мармелада.

— Я сладкоежка, — грозно сказала Баньша, и Лич довольно улыбнулся:

— Выпадут зубы, кусаться не сможешь.

— Ничего, вставлю челюсти из нержавейки, помнишь, как в «Джеймсе Бонде»?

Во фруктовом Баньша положила глаз на арбуз и груши. Пришлось Личу покряхтеть. Ещё взяли кусок сыра и пластиковую бутылку ряженки, банку шпрот, свежий батон и плоскую бутылочку коньяку.

— Давай на ужин возьмём готовые бизнес-ланчи, чтоб с готовкой не возиться?

— Хочу гуляш и… и харчо. И надо кваса взять. Остановимся ночевать где-нибудь у воды, искупнёмся и закатим пир! Что ты ещё грузишь, не утащить уже!

— Баночку печени трески. Очень вкусно.

— Там сальмонеллы попадаются.

— А мы их коньячком!

— Ладно! Хватит, нам ещё месяц жить, надо и домой денег оставить.

— А у меня ещё зарплата не получена!

Очереди на кассу почти не было, человек пять в масках, как в чумном бараке. Маразм!

Расплатившись, они прошли к камере хранения и стали выгружать корзинку. Всё было хорошо, только он вдруг подумал, что на станции они вообще не видели людей в форме. В этом было что-то не нормальное, не соответствующее моменту, и эту тему надо было просветить. Спросить у кого-нибудь? И тут Лич вдруг почувствовал угрозу. Не себе, или Баньше. Что-то происходило за спиной, у касс, какое-то напряжение. Он обернулся — на кассе расплачивалась весёлая группа молодых людей, из тех, кто в магазин ходят только за пивом и водкой. И что-то там было не хорошо, это чувствовалось по вдруг похолодевшим лицам, неуклюжим репликам, и потом вдруг тишина кончилась. Кассирша, совсем молоденькая и обильно раскрашенная, взвизгнула, кто-то из женщин в очереди закричал, всё смялось, падали на пол жевательные резинки и зажигалки, мелькали руки и пакеты, Лич увидел спешащих охранников.

— Говорю тебе, падла, завтра занесу, получку обещали, — взревел пьяный голос. — Русского языка, сука, не понимаешь?!

— Верните товар!

Откуда-то возник прилизанный человек в белой рубашке, при галстуке, он говорил уверенным голосом, но чувствовался в нём страх. Он встал перед группой, спиной к Личу, слышалось «полиция» и «протокол», «хулиганство» и «статья»… Потом кто-то завизжал, и Лич было рванулся туда, в суматоху, но Баньша повисла на руке, и её лицо было похоже на японскую маску, белую, с чёрными щелями глаз.

— Не пущу! Пойдём отсюда! Бери пакеты, НЕМЕДЛЕННО!

И он не мог не подчиниться, они медленно пошли к выходу, и он старался не смотреть на свалку у кассы, только краем глаза увидел, что человек в белой рубашке лежит на полу, по белому расползается что-то красное — может быть, томатный соус? — и в возникшей вдруг тишине тот-же хамоватый голос медленно, с издёвкой выговорил :

— Денег хочешь, петух? На тебе денег, засунь их президенту в…! — по полу рассыпались смятые купюры, и сильные молодые руки уже пихали в пакеты дребезжащие бутылки и банки с пивом…

А на улице по-прежнему палило солнце, и тени бежали справа от них. В машине было прохладно, Баньша молча перекладывала покупки в сумку-холодильник, потом села и расплакалась.

— Ты, дурак, ты чего хотел? Вот как тот лежать там, на бетонном полу? А я? А пистолет? Если-бы ты его достал, тебя на куски порвали-бы! И кому хорошо ты сделал-бы?

Лич достал из сумки бутылку пива, сорвал крышку и выпил всё до дна. Потом сказал:

— Извини. И… спасибо. Поехали.

Он перелез на водительское сиденье, завёл мотор и тронулся с места. Баньша осталась в салоне, возилась, сопела, потом притихла. Лич не стал её трогать, чувствовал вину. Да и отдохнуть ей надо было, стресс согнать. Потом она протянула руку и взяла с сиденья ноутбук. Это хорошо, пусть мозги загружает.


***


В Куровицах было пусто, они видели только двух мужиков у автобусной остановки; один мирно спал прямо на траве, другой сидел рядом, опёршись спиной о бетонный столб, в руке он держал темную бутылку, иногда поднимал её к глазам, и, глядя сквозь неё на солнце, пытался определить состояние содержимого.

Они проехали мостик через Оредеж перед Кобрино, когда Баньша, уже пересевшая на штурманское место, странным голосом сказала:

— Останови, пожалуйста…

Съехав на обочину, Лич надавил на педаль:

— Что?

— Красные флаги… — она смотрела вбок, в сторону реки, Лич знал, что там находится пляжик, где в выходные собирались толпы желающих искупаться, позагорать, покидать мячик через сетку. И сейчас там что-то происходило. Толпа, человек двадцать, топталась вокруг флагштока, наверху которого свисала красная тряпка, видимо, бывший государственный флаг. Не видно было, митингуют они, или просто обсуждают новости. Иногда к небу поднимались руки, возможно, в угрозе, или приветствии. Ещё человек 7—8 обретались у кромки воды, где река расширялась, образуя купальный водоём с несильным течением.

— Что они делают? Посмотри, они-же лезут в воду, многие в одежде. А некоторых тянут насильно… Они не дерутся, это какая-то единая группа. Явно, возбуждены, может быть, пьяные? Они не утонут?

— Хочешь подойти и спросить?

— Нет, не очень…

От флагштока некоторые фигуры бежали к речке и тоже лезли в воду, это было похоже на дикое водяное крещение, только без хоругвей и попов.

— Секта какая? Ты раньше такого не видел? Что это? Там, на воде, к мосту плывёт…

— Нет, — сквозь зубы ответил Лич. — Такого не видел. А это, кажется, утопленники плывут.

Тихая вода кружа несла к мостику распростёртые тела. Они не шевелились, лёжа лицами вниз, будто внимательно рассматривали что-то в прозрачной воде на глубине.

— Это… Это-же дурдом какой-то творится…

— Мифозоями, говоришь, их надо называть? А, по мне, так конченные уроды, — в заключение праздника зло подвёл черту Лич, рванув машину с места, и больше об этом не говорили.


***


— * — «… Мифологических персонажей, наделенных фантастическими морфологическими характеристиками и сверхъестественными силами (богов, людей и животных) — назовем условно мифозоями с точки зрения научной зоологии…» (цитата из книги)


— **- парафраз стихов Гумилёва.


3.


— «… Земля в ту пору была еще совсем юной и плавала в воде, словно масляное пятно или студенистая медуза. И вот, подобно молодому побегу тростника, вырвавшемуся из ее недр и устремленному к небу, явилось в мир божество, именуемое Умаси-асикаби-хикодзи — Священный Сын — Прекрасный Побег Тростника, а за ним — Амэ-но-токотати, Вечный Оплот Небес…", — торжественно прочитала Баньша, и хлопнула ладошкой по джинсовой коленке. — Понятно, Лич?

— Японская мифология, сотворение мира. Что мне должно быть понятно?

— Это поэзия! Это философия нашего мира.

— «… Земля была безвидна и пуста, И Дух Божий носился над водою».

— Ну, Лич, ты постоянно обдираешь пёрышки с моих крыльев!

— Нет, просто сегодня я был в «Магните» и на обочине, над Оредежем. И везде я видел трупы.

— Значит, раз я там тоже была, а теперь я радуюсь поэзии, я — холоднокровная? Как рептилия?

— Не обижайся, я не считаю тебя рептилией. Просто ты тянешься к жизни, и не пачкает тебя грязь. Я тебе удивляюсь. Кстати, ты обратила внимание, когда мы из магазина шли к машине, и пока не уехали, к «Магниту» не подъехала ни одна полицейская машина. А ведь наверняка сразу позвонили. Может быть он и не умер? Дали ему в лоб, облили пепси-колой, ну, хулиганство… Охранники могли и не сразу позвонить.

— Он был мёртв, Лич. Я видела его открытые глаза. Которые ничего уже не увидят. Просто матовые стёкла. Его убили. Ни за что.

— Я и говорю. Грязь тебя обтекает, не касаясь. Наверное, так легче жить?

— «Разум в избежании зла, Мудрость в страхе Господнем».

— Ты уже и Иова прочитала?

— Я его давно прочитала. Но до сих пор не уверена в Боге. Может быть, я когда-то и приду к Нему.

— Ты уже давно с Ним, только Он этого не знает.

Не доезжая до Гатчины, перед новым грандиозным путепроводом, который местные власти возводили, как пирамиды, целую вечность, и на строительстве которого была украдена большая куча денег, Лич свернул направо. Баньша удивилась:

— Ты не хочешь заехать в Гатчину? Мы едем в… — она прочитала указатель, — Новый свет? Не рано нам туда?

— В Гатчине могут быть проблемы. Там, перед вокзалом Гатчина-Варшавская стоит бензоколонка, за которой любят прятаться в засаде работники ДПС, и их никак не обойти. Новый свет, скучное поселение, я там был когда-то, и встреченные мной аборигены мне не понравились, алкаши и наркоманы. Но мы сможем выехать на дорогу в Пушкин.

— Долго туда ехать? Скоро ночь.

— В Пушкин мы сегодня тоже не поедем, минут через сорок приищем место для ночлега, и дальше рано утром отправимся, когда всем очень хочется спать.

— Хорошо, я пока почитаю… — но она не успокоилась. — А что мы хотим найти в Пушкине?

— Друга, который должен знать о происходящем.

— Понятно. Этот друг не наш агент в ФСБ?

— Нет, он вертолётчик. То они следят за порядком на дорогах, то проверяют пожарную обстановку в лесах…

— То следят за скоплениями народа на массовых митингах.

— Бывает, но это под неусыпным надзором. Но главное, что им видно всё. В том числе и передвижения колонн военной техники. А также маршруты проезда по региону кортежей высших морд. Много интересного, что в СМИ не покажут.

— Слушай, а куда мы это едем? Новый свет проехали, и теперь опять на запад? И теперь ты поворачиваешь на север…

— Отстань. «Нормальные герои всегда идут в обход!»

Баньша надула губки, демонстративно уткнулась в ноутбук, но опять не выдержала пытки:

— Я думаю, ничего мы из мифо-зоологии не вытянем, больше толку смотреть в мифах.

— С чего такой вывод?

— А с того, что всё или чудовища из людей, или люди из зверей. В шаманизме — летел ворон, и вдруг стал человеком, бежала мышь, и вдруг стала человеком, плыла рыба…

— Я понял. И что?

— То, что всё это безмотивационные метаморфозы. Вот просто зверушкам захотелось, и они стали. А люди в зверей — это оборотни, и делается это под влиянием эмоций, то-есть, опять-же, без чьей-то посторонней воли, или они сами так захотели, или под влиянием обстоятельств. Это тупик, Лич.

Лич подумал, пожевал губами, кивнул:

— Наверное, ты права. Ну и читай Гильгамеша.

— А я его прочла. Все его приключения потом обыгрывались греками. Интереснее про него в фантастическом романе Виктора Кернбаха «Лодка над Атлантидой».

— Это где его инопланетяне в космос катали. Это к нам не относится.

— Ну, и ладно. Я почитаю тогда Японию.

— А мы приехали.

Баньша посмотрела вокруг и расплылась в улыбке:

— Аркадия! И купаться ещё можно, пока солнце не остыло. Что это за речка, Лич?

— Ижора это. Выгружайся, я диванчик разложу. Одеяло мы взяли?

— Взяли. И подушка надувная. Одна. Нам хватит? Тогда я пошла купаться. Крокодилы здесь не живут? И дорога далеко, значит, я голенькая буду купаться.

— В русалку не превратись, эмоциональная ты наша.


***


Вести из города Глупова:


— " Владимир К.

Бедность в стране обходится слишком дорого. Все на борьбу с бедностью!

20 августа


Эту проблему современной России видели все, за исключением правительства, которое на протяжении ряда лет, устами своего бывшего уже главы, твердило незабываемую фразу «…денег нет, но вы держитесь…».

При этом правительство, упорно выполняя рекомендации МВФ, вкладывало полученные доходы в доллары и ценные бумаги других стран, обрекая отечественную экономику, на денежный голод, что привело к деградации покупательского спроса, и сворачиванию производства. Совершенно забыв, или сознательно игнорируя тезис основоположника современных экономических теорий лорда Кейнса об эффективном спросе:

— " Эффективный спрос предполагает благополучное платёжеспособное население, склонное также и к накоплениям, которые можно аккумулировать и инвестировать».

Рекомендации вещь хорошая, но, как говориться без фанатизма, или по-русски сказать, «Заставь дурака богу молиться, он и лоб расшибет», так и у наших эффективных менеджеров.

Оглянулись вокруг и обнаружили, что покупателей не стало, вернее они есть, но без денег, зато нет инфляции, о чем с гордостью заявила Нагибалова.

Цель фикс, достигнута, но какой ценой?

Население по большей части, стало неплатежеспособно, производителям наращивать выпуск продукции нет смысла, многие его даже сокращают, торговля сокращается, зарплаты не только не растут, а падают, растет число потерявших работу. И это при росте цен на все товары.

Что это, если не стагнация?

Первым в России публично заявил об этом миллиардер Абар Аразаров, это подхватили СМИ, экономисты, различные чиновники, эта волна докатилась до самого верха, может быть это также стало еще одной причиной для скоропалительной отставки правительства.

Нищее население, это тормоз для экономики, об этом неоднократно предупреждали, и политики и экономисты.

Но правящая пария с упорством, достойным лучшего применения, отклоняло все эти законопроекты. Зато на изучение вопроса «О причинах бедности в стране» выделили более 100 млн. рублей, что это, если не издевательство?

Очевидно, что Госдума оставляла этот вопрос для решения на самом верху, ведь хорошо известно, кто у нас отец-благодетель? Правильно, президент, вот он пусть и сделает людям праздник.

Заодно и свой авторитет поддержит среди населения, а то разные слухи пошли о падении рейтинга, хотя как говорит Усатов, президент на них вообще никогда не смотрел.

О том, что денег в стране «полно», уже давно заявлял небезызвестный Антон Губай, но, наверно, не для людей. Сейчас об этом заявляет и президент и правительство, но тут появилась новая проблема, как их потратить так, чтобы и экономику запустить, и спрос поднять, и инфляцию удержать.

Глава правительства Маруськин недавно заявлял о необходимости повысить собираемость налогов, «дойти до каждого домохозяйства», это, наверное, новый способ борьбы с бедностью, чисто национальный. Во всем мире известен, другой прямо противоположный, снижать налоги, но Россия, как всегда, пойдет своим путем!»

Известный эпатажный деятель масс-медиа Жехерта в связи с этим предсказал стране всплеск преступности в интервью, данном им каналу «Гроза».


***


Они ещё не успели заснуть, хотя и очень хотелось после нервного дня, когда услышали скрежещущий звук, и машину качнуло.

— Что это было?

— Я не слышал ни машины, ни голосов, ни шагов.

— И ты лежишь рядом со мной?

— А должен на…?

— Не груби. Ты должен обойти стоянку с дозором. Пистолет не бери.

— Здесь ты не угадала. В свете событий…

— Ладно, иди уже!

— Слушаю, моя госпожа.

Машину опять качнуло, звук донёсся уже сверху. Лич подполз к двери, хотел уже её открыть.

— Подожди!

— Чего ещё?

— Помнишь, как в дурацких ужастиках, вот так-же любовники в машине забавляются, потом снаружи что-то происходит, он идёт посмотреть, а потом… его труп на лобовом стекле?

— Дура какая! Сейчас сама пойдёшь!

— Лич!… Ты пистолет возьми…

Он хотел ещё что-то сказать, ласкового, но понял её состояние, молча открыл дверь и выбрался в прохладную ночь, не забыв опасливо покоситься вверх. Баньша натянула одеяло до подбородка и стала ждать, ни о чём не думая. Через пару минут он просунулся в проём:

— Чего лежишь? Выйди посмотреть, пропустишь, потом ругаться будешь!

С облегчением осознав, что ничего ужасного не происходит, она выбралась наружу, потом просунула руку в салон, вытянула одеяло и закуталась в нём по уши.

— Куда смотреть-то?

— Вверх.

Баньша задрала голову, некоторое время пыталась понять, что там видит:

— Господи, Лич, ведь это… потрясающе! Что это такое? Это, как было уже, да? И вот ты всегда так, Лич! Почему ты мне раньше ничего не сказал?

— Чего я тебе не сказал?

— Вот этого всего! Но это не страшно?

— Я не знаю.

Чёрное, уже осеннее небо, усеянное большими звёздами, колыхалось, но это происходило от эффекта каких-то скоплений мельчайших искр, похожих на светящийся дым, и казалось, будто чёрное пространство над головой изменяется, как поверхность моря, а потом это стало опускаться, и искры увеличивались, будто вокруг них закружили мириады светлячков, до самой земли. И они образовывали вполне видимые струи, плоскости, скопления, всё это передвигалось, сплеталось и всё уплотнялось, высвечивая ночь призрачным мерцанием.

Через некоторое время Баньша вздохнула, взялась за его руку:

— Но ведь это странно.

— Не возражаю. Или это страннее того, что я вижу?

— Но оно, вот эти… искры, они не могли качать машину?

— Не могли, возразить нечего. Если они не сопровождают что-то другое.

— И где оно?

— Сейчас посмотрим. Возможно, это что-то, не связанное со свечением. И тогда мы должны быть готовы к сюрпризам. Полезай в машину!

— Ага! Сам вытащил, теперь няньчись!

— Хорошо, только держись сзади и не путайся под руками!

Держа пистолет, он индейским шагом пошёл вокруг «Форда», боясь неожиданностей, далеко обходя углы, и у заднего левого колеса они увидели. Это был обожжённый скелет. Его покрывали лохмотья пепла, у одной руки лежал прут арматуры, рядом с другой охотничий нож. Лич поднял ладонь, давая Баньше знак остановиться, стал всматриваться в мерцающую тьму. И конечно-же, любопытная кошка, она тут-же была рядом и закрывала рот рукой. То-ли для того, чтобы не закричать, то-ли её тошнило.

— Вряд-ли есть кто-то ещё живой. Или в таком-же состоянии, как этот, или уже подбегают к Псковской области.

— Значит, — Баньша громко икнула. — Извини… Значит, эта штука, получается, защитила нас?

Она икала всё громче и чаще. Он подвёл её к двери, достал из сумки-холодильника бутылку кваса:

— Прищеми нос пальцами и пей мелкими глотками, пока не станешь задыхаться. И будешь читать мифы, держи в голове эти искры, не встретится-ли что-то похожее, что помогало людям…


***

Поспать у них получилось около трёх часов, когда начал каркать телефон Лича. Но это был не будильник, это был неугомонный Гибсон.

— Целы? — прокричал он.

— Ты с дуба упал?

— Здесь такое творится, на станции!

— Убийство в «Магните»? Видели, присутствовали.

— Значит, зря разбудил? — разочаровался тот. — И вы ни при чём?

— Ни капли. Случайно попали.

— Понятно… Но и ещё… В Кобрино, то-ли сектанты, то-ли наркоманы…

— Слушай, Гибби, тебе делать нечего? Ты по ночам собираешь устаревшие новости? Мы всё это проезжали, и сами можем рассказать такое, от чего у тебя слегка челюсть отпадёт! Скажи от нас Яне спокойной ночи и немного отдохните. Устали, небось, притомились… А нам ехать пора, так что, спасибо за побудку.

— Вот идиот, — сквозь сон пробормотала Баньша. — Только ты меня не дёргай, я ещё подремлю. Посмотри там, на траве, у костра, не забыли чего? И можешь ехать.

— Спасибо!

Но он ещё с фонариком прошёл по дороге до трассы, высматривая следы ночных гостей, но не нашёл ничего, кроме свежей пустой бутылки из-под водки и раздавленного пластикового стаканчика.

Всю дорогу до «Коммунара» и потом до Пушкина он гнал на полной скорости, притормаживая, только когда видел встречные огни, и всё ему представлялись кружащиеся звёзды и обугленные кости на примятой, но не обожжённой траве.

Баньша проснулась, когда они проехали Павловск и гнали по Павловскому шоссе вдоль Отдельного парка. Она перелезла на переднее сиденье, протянула ему кружку с кофе:

— Куда ты так летишь, ведь светло уже, притормози немного. Далеко ехать?

— Уже подъезжаем, минут десять ещё. Откуда горячий кофе?

— Из термоса. Это, знаешь, такая штука, чтобы сохранять температуру напитка.

— Спасибо за информацию. Я удивился, что он горячий.

— Я вчера у костра не только коньяк пила и мечтала о постели с тобой.

— Молодец какая. Почти приехали, это здесь, угол Кадетского бульвара и Прямого переулка.

— Красиво как. Это элитный район? Ведь здесь квартиры десятки миллионов стоят.

— Это Пушкин! Конечно, здесь дорого, но оно того стоит. А Володька, он потомственный военный, здесь его дед ещё квартировался, полковник царской армии, потом в Красной Армии служил, квартира и сохранилась.

— А что там за церковь торчит? Как в сказках Гофмана!

— Иулиановская. Возьми кружку, приехали.

— Кружку для подаяния?

Они вышли в маленьком дворике, обнесённом стеной красного кирпича, с несколькими ухоженными деревцами, и Лич уверенно направился к парадной.

— Не надо говорить о культуре поведения? Мама у него старых правил.

— Ты с кем связался, Лич? Да я сейчас начну семечки грызть и шелуху сплёвывать! Ну, ты меня знаешь.

— Охо-хо… Ладно, не бери в голову.

Они позвонили в звонок рядом с резной дубовой дверью на первом этаже. И сразу-же откуда-то далеко и глухо донеслось:

— Иду! Секундочку, пожалуйста!

Дверь приоткрылась на цепочку, их разглядывали, потом цепочка брякнула, и они увидели маленькую аккуратную старушку «в буклях», как говорили «раньше».

— Геночка! Да, проходите, родной вы наш! Вспомнил старую, уважил. Проходите-же!

— Здравствуйте, Вероника Олеговна, я вижу, время над вами не имеет никакой власти! Извините, мы с дороги, случаем судеб, а поскольку ещё рано, без букета и торта.

— А и хорошо, цветов хватает, и пирожки свежие есть! С повидлом. Я помню, что вы любите с капустой, но, увы… Не ждали. Проходите на кухню, в комнату не зову, я сейчас одна живу, беспорядок.

— Одна? А мне, собственно, Василий надобен, дела наши…

— Знаю я ваши дела, распутники! Барышня меня простит? Кстати, не представите спутницу?

— Елена. Елена, это Вероника Олеговна, хозяйка.

— По возрасту, дочь?

— Вероника Олеговна, в какие времена мы живём!… Жена она мне, пока гражданская.

— О, тэмпора… Кстати, сто пятьдесят лет назад это было нормой. Времена-то, похоже, возвращаются, — говорила хозяйка, наливая чай в фарфоровые кружки. — Значит, вам Василий нужен. Вот только вынуждена я огорчить вас, нет его.

— Да, это огорчительно. Надеюсь, с ним…

— О, цветёт и пахнет! Работа, голубчик. Угнали их часть в командировку. И недалеко, в соседнюю губернию, а сроков не сказали. Прямо среди ночи вызвали, третьего дня. Так что, извиняйте. Телефона-то его нету?

— Нет, к сожалению. Дома записан, но книжку в дорогу не взял.

Хозяйка встала, взяла с холодильника записную книжку в дорогой кожаной обложке, полистала:

— Вот, запишите, надо будет, созвонитесь. А вы, Леночка, угощайтесь пирожками, вечером от скуки напекла, что одной делать, только по хозяйству, всякой ерундой занимаюсь! А вы служите, или тоже по дому?

— Служу, — улыбнулась Баньша. — Только какая теперь служба с этими самоизоляциями, вирусами… Учитель я, младшие классы. Когда в школу теперь допустят? Обещают к первому сентября с эпидемией управится, кто-ж его знает.

— Бросьте, придумали эпидемию! Что хотят, то и воротят. Распустилось нынешнее правительство! Я, правда, самодержавия не застала, но отец мне порассказывал, и маменька, пока жива была…

— Сочувствую…

— Бросьте! Всё идёт своей дорогой, все уйдём…

— Значит, всё у вас в порядке, Вероника Олеговна?

— Что мне сделается, Геночка. Грех хвалиться, но я ещё, ого-го! А, то! — как говорят в Адессе.

— Да, я помню, вы жили там некоторое время. Но, мне интересно вот что. В последнее время, особенно в связи с вирусной пандемией, а ещё и кризис, девальвация… мы с Леной проводим вроде социологического исследования. Вы как думаете, общество примет все эти изменения? Ведь сколько частников разорилось, сколько работников лишились возможности зарабатывать…

— Перестаньте, Геннадий, старой чертовке уши загружать! Всё я понимаю. Вы хотели с Васей поговорить, а я человек полностью прошлого века, я сейчас уже и не разбираюсь ни в политике, ни в терминологии. Когда страна победила в Великой войне, я надеялась, что возвращается Великая Россия. Но нет, победил партийный дух. Он разделил народ на две части, на тех, кто управляет, и тех, кто в стаде. В одних он высвободил единоначалие, в других стадность. Нынешние цари — а их много в одной упряжке — загнали страну в капкан. Но и они сами там-же. На заграницу надеются? Заграница к русским уважительно относилась сто лет назад, чуть побольше. А сейчас мы для них, что старая дойная корова. И вымя пустое, и шкура дырявая. Не найдут они там пристанища, да и жить им сколько осталось? Ведь в страхе существуют, разве это жизнь, с их мешками денег? А ведь можно и на зарплату хорошо жить, не боясь ничего, она у них — официальная — не в пример нашей! Это вот и есть вирус наш российский, бездумное сребролюбие. Бездумное и безумное.

— Полностью согласен. Да и каждый здравомыслящий человек в стране думает так-же. Но от нас это уже не зависит. Я и о другом хотел спросить. Вы в последнее время, вот, буквально два-три месяца ничего странного не замечали? Я хочу сказать, не о каких-то перегибах, а о сущности. Изменения реальности, так это сейчас говорят квантовые физики.

— Барабашек?

— Ну… я не сказал-бы так гиперболически…

— Перестаньте смущаться, Гена. Жизнь сейчас настолько странная, что уже ничему нельзя удивляться. Слышала от кумушек на рынке много непривычного, но сама нет, не сталкивалась. Да я уже никакой нечисти не боюсь, вот она меня и обходит…

— Забавная старушка, — заметила Баньша, когда они сели в машину, и закурила. — И знаешь, мне кажется, она переживёт всех наших узурпаторов.

— Ей уже под девяносто.

— Ну и что? Её это, кажется, нисколько не напрягает. А ты шутник.

— Ты о чём?

— Когда представлял нас. Моя, говорит, жена! Пока, говорит, гражданская! Зачем старушку в заблуждение вводить?

Лич покосился и ничего не сказал.

— Молчишь? А ведь, кажется, взрослый человек.

Лич нажал на тормоз, свернул к тротуару, остановил машину. Они сидели и молчали. Потом он осторожно, боясь сказать не то слово, начал:

— Ты должна понимать…

— Я всё понимаю, Лич, — печально сказала Баньша. — Ты, такой крутой, вон, пистолет в штанах… И ты просто трус.

— Да! Я боюсь! И здесь, при знакомстве, я сказал так, потому что ты не стала-бы скандалить. Так, ради приличия.

— Ради приличия? Ты оскорбляешь меня ради приличия? Вот как это у тебя называется?

— Оскорбляю? О чём ты говоришь?

— Конечно! Ты издеваешься надо мной! Ты перекладываешь на меня обязанность мужчины решать, и когда я скажу, что люблю тебя и хочу жить с тобой всю жизнь, сколько будет дадено, тут ты и посмеёшься надо мной! Это-ли не издевательство!

— Что… Что ты говоришь такое? Это я боюсь сказать… потому что я, сказав тебе такое, ожидаю высокомерного ответа — посмотри в паспорт, дедушка!

И она вдруг расхохоталась. Она смеялась, стуча кулачком по панели, и стучась головой, она захлёбывалась от смеха, и он со страхом ждал того самого, о чём сейчас сказал ей.

— Вот и кончен день забав, стреляй мой маленький зуав! — вспомнил он Остапа Бендера.

— Ты представляешь, я не думала, что вместе, в одной точке пространства могут встретиться два таких редких идиота! Да, я люблю тебя, Лич! И каждую минуту жду, когда ты скажешь мне это-же! И боюсь, что ты совсем ничего не чувствуешь! И ты боишься того-же самого! Сколько мы с тобой уже в любовниках, и до сих пор не удосужились поговорить о чувствах!

— Что? Подожди, ты это сейчас говоришь серьёзно? Не издеваешься? Но… Годы…

— Какие годы, дурачок! Когда ночью ты на мне, я закрываю глаза и чувствую… будто я с молодым и полным сил, и я боюсь, что тебе меня не хватает, и ты найдёшь себе ещё кого-то…

— Да? — глупо спросил он. — В самом деле? А я… А почему… Ничего не понимаю. Так, заезжаем в лесополосу и закрываемся в салоне… Всё остальное потом.

Глава 2. Форты моря и любви

4.


— Лич, может быть ты что-то забыл, и тебе лет тридцать, а не… сколько там? Ладно, и знать не хочу! Может быть, у тебя были какие-нибудь головные травмы, и ты что-нибудь забыл? — потягиваясь всем мокрым телом, спрашивала полностью удовлетворённая Баньша, и ей было легко и чисто.

— Головную травму я тебе сейчас устрою. Где мои семейные трусы? Может быть, больше сегодня без приключений? Попьём пива, отдохнём? Это у меня уже старческое!

— Я так понимаю, ты хочешь устроить медовый месяц. А медовый, это как? Сладкий, как мёд? Пиво, солнце, никаких забот, только любовь… Целый чёртов месяц.

— Это… не надоест?

— Нет! Не знаю… Но несколько дней точно не надоест.

— А потом никакой любви и пива? Я евнухом стану.

— Ты? Не станешь. Давай попробуем?

— Целый месяц сам с собой? А ты? Ужас. Ты в одном углу, я в другом.

— Дурак! — она шлёпнула его по плечу, и ей это понравилось.

— Что-ж, отдых, это хорошо. Только не надолго. И, впрочем, мы можем так-же переезжать, наблюдать, и ты будешь читать мифологию… Подъём! Хватит валяться! Сейчас заедем на рынок, по магазинам, ты пока продумай, какие яства нам нужны, чтобы запомнилось, что-то необычное, не повседневное. Можешь даже подкраситься, а то после вчерашнего купания у тебя и времени не было.

— Я не красивая?

— Не говори глупостей! Ты — женщина, и должна блюсти ритуалы.

— Хорошо. Только ведь у тебя денег не хватит.

— А я, как мужчина, буду брюзжать и ограничивать тебя в средствах!


***


«… Исходя из того, что демоны — падшие ангелы, некоторые демонологи (И. Вейер, Р. Бертон) предположили наличие в Аду системы из девяти чинов, подобной ангельской иерархии Дионисия. Эта система в их изложении выглядит так:

— Первый чин — Псевдобоги, те, кто выдает себя за богов, их князь Вельзевул;

— Второй чин — Духи лжи, дурачащие людей предсказаниями, их князь Пифон;

— Третий чин — Сосуд беззаконий, изобретатели злых дел и порочных искусств, их возглавляет Велиал;

— Четвертый чин — Каратели злодеяний, мстительные дьяволы, их князь Асмодей;

— Пятый чин — Обманщики, те, кто совращает людей лжечудесами, князь — Сатана;

— Шестой чин — Воздушные власти, наводящие заразу и другие бедствия, ими руководит Мерезин;

— Седьмой чин — Фурии, сеятели бед, раздоров и войн, ими правит Абаддон;

— Восьмой чин — Обвинители и соглядатаи, под предводительством Астарота;

— Девятый чин — Искусители и злопыхатели, их князь Маммона…»


***


— Лич, ведь у тебя были женщины? — Баньша ела оставшийся со вчерашнего дня банан, и щурилась на солнце. Она сдвинула сиденье назад, насколько возможно, и положила ноги на панель. У неё было настроение пошалить.

18+

Книга предназначена
для читателей старше 18 лет

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.