Бесплатный фрагмент - Напокишу

НАПОКИШУ

Книга о моем отце

Папе стало плохо 16 марта. Пошли с мамой на дачу, но по дороге повернули обратно: он стал задыхаться, тяжело дышать. Вернулись домой, мама его ругала, говорила, что придуряется, и ей самой пришлось нести весь груз.

Надо бы посетить поликлинику. Я предложил пойти с его паспортом и взять в регистратуре талончик к терапевту. У меня перед глазами рецепты, они выписаны 20 марта — значит, сходили позже.

А у меня 17 марта юбилей, и в голове крутилась эгоистичная мысль: как бы папа не умер, это поломало бы все планы.

В последующие дни лучше не стало, но я человек безответственный, поэтому не прилагал усилий к тому, чтобы заняться папиным здоровьем. Были еще попытки сходить на дачу, но затем они прекратились — папе становилось хуже. А тут еще и мама заболела 29—30 марта, и все внимание переключилось на нее, потому что уже привыкли, что старенький папа жалуется на здоровье.

Вчера, 31 марта, мама с папой собрались на дачу. За день до этого жаловалась, что не в силах сходить к врачу. Какая дача?! Еле их отговорил.

Сегодня, 1 апреля, я еще спал. Показалось, что раздался звонок домофона. Показалось, что где-то что-то грохнуло. Но все это было в полудреме. Примерно в 6:10 в комнату заглянула мама и сказала: «Слава, не пугайся. Там скорая приехала. Надо папе помочь». В комнате родителей находилась женщина-врач и две санитарки. Папа сидел на кровати, обложенный подушками, и тяжело дышал.

Позже мама рассказала, что папа встал в 5:00 утра, стал метаться по комнате, жаловаться на удушье. Мама спросила: «Тебе скорую вызвать или таблетки дать?» Выпил две таблетки. Нас не стали будить, час прошел в поисках телефона скорой. Наконец медпомощь удалось вызвать через телефон экстренных оперативных служб 112. Я разбудил брата, он выглянул, сказал: «А, понял», — и стал одеваться.

Папа хотел пописать, поскольку принятое лекарство обладало мочегонным эффектом. Но врач запретила ему вставать. Брат взял тазик, врач и санитарки тактично отвернулись, мы с братом подняли и поддерживали отца, но он из стеснительности пописать не смог. Надели рубашку, накинули куртку, джинсы, ботинки. Штаны застегнуть не удалось. Посадили на стул и понесли к лифту. На крыльце передохнули и донесли до скорой. Оказывается, тяжело нести вдвоем. В скорой отца усадили в кресло, я предложил сесть рядом с ним, чтобы придерживать его, чтобы он не упал. Врач сказала: ничего, пусть держится за поручни. Отец тяжело дышал, но держался.

— Куда мы едем? — спросил я.

— В Комсомольск, — ответила врач.

Через минуту спросила:

— Он у вас выпивал?

— Нет, — ответил я.

При высадке из скорой отца пересадили на каталку перед приемным покоем. В приемном отделении к лицу отца присоединили легкую маску с подачей кислорода. Оформили документы, задали мне какие-то вопросы, пришел мужчина-врач и спросил у отца имя, отчество. Отец хотел писать. Принесли колбу, но он опять стеснялся это делать при людях. Затем сказал, что хочет сходить по большому. Речь отца стала несвязной. Меня спросили:

— Он всегда так говорил?

Повезли на рентген. В рентген-кабинете я снял с отца рубашку, ему пришлось встать к рентген-аппарату. Стоять отец не мог, рентгенолог ругалась на него за это. Затем попросила на момент съемки задержать дыхание, но отец все равно тяжело дышал. Я подхватил его на руки и усадил в каталку. Отец сел неглубоко, и я обошел его, чтобы со спины придвинуть поглубже к спинке. Медичка отвлекла меня, попросив снять с отца брюки — все равно его нужно будет раздевать. Отец стал наклоняться вперед и падать. Я разогнул его, склонился к ногам, стал снимать ботинки. Отец застонал и стал изгибаться — типа мостик, сползая с каталки. Я воскликнул:

— Смотрите, что с ним?

Рентгенолог и медсестра стали помогать мне вытаскивать каталку в коридор. Отцу по внешним признакам становилось все хуже. В его лице я читал панику, ужас и боль. Еще несколько человек медперсонала находились в другом помещении. Я закричал:

— Помогите!

— Не надо кричать, — ответили мне.

В приемном отделении я помог переложить отца на медицинскую каталку-кушетку, ему стали делать массаж сердца, а меня тут же выставили в коридор. Я ходил взад-вперед по коридору, пытаясь подавить нахлынувшие слезы. Это получалось плохо, я утирал платком глаза. Санитарка взяла швабру с тряпкой и скрылась за дверью. Я понял, что папа все-таки пописал, но произошло это непроизвольно и незапланированно. Примерно в 7:50 меня пригласили в приемное отделение. Тихо сказали:

— Ваш папа умер. Соболезнуем.

Я глубоко вдохнул, чтобы отогнать слезы. Сел на кушетку. Встал.

— Вы можете подойти, проститься.

Подавляя слезы, я молча вышел в коридор и закрыл дверь. Вдохнул-выдохнул, набрал номер брата Олега, произнес:

— Папа умер.

— Что?!

Мой голос срывался и, наверное, был неразборчивый.

— Папа умер.

Объяснив Олегу, где я нахожусь, стал ждать, что скажут врачи. В моем представлении — они должны были оформить какие-то документы и подсказать насчет похорон. Судя по всему, папа умер примерно в 7:30.

Дежурная врач сказала:

— А вы что здесь ждете? Можете идти домой. Завтра приходите в 9:00 в морг за документами и за телом.

И еще объяснила, что тело отца два часа должно лежать в больнице — прежде, чем его заберут в морг. Так положено по закону.

Я стал что-то мямлить про похороны, врач набрала телефон представителя ритуальных услуг:

— У нас тут клиент в растерянности и в беспомощном состоянии, надо ему помочь.

Приехал брат, мы кратко обнялись, стали ожидать ритуальщика. Он приехал, мы все обсудили и собрались к нему в контору для оформления.

К 9:00 в приемном отделении сменилась дежурная смена. Мы зашли и попросили проститься с отцом. Он лежал под простыней на кушетке в дальнем помещении. Видно, что челюсть была подвязана то ли бинтами, то ли полотенцем. Я не стал открывать лицо, боясь увидеть его искаженным мукой. Провел отцу рукой по голове, по волосам, брат прикоснутся к его руке через простыню. Отошли, постояли несколько секунд, и пошли оформлять похоронные дела.

Все вопросы решили сразу, я оплатил все сразу, похоронят папу в Выселках 3 апреля, к моргу нужно подъехать к 11:00.

Сейчас, когда я пишу эти строки, я понимаю, что еще утром папа был жив. Это было несколько часов назад. Как-то надо научиться теперь с этим жить.

01.04.2018

Сегодня зашел в морг, он находится через дорогу от театра. С центрального входа мне сказали, что кабинет заведующего — с правого конца здания. У заведующего я спросил:

— Я завтра забираю отца. Можно мне его сегодня посмотреть? Вот мои документы, — протянул паспорт.

Заведующий взял единственную папку с соседнего стола, посмотрел ее и ответил:

— Нельзя, он в работе.

Что такое «в работе» — я сразу понял, и ретировался. По дороге представлял, как моему голому папе вскрывают живот, вынимают внутренности, распиливают черепную коробку. Попутно вспоминал — какие детали я упустил из вчерашнего дня.

Итак, меня попросили удалиться из приемного отделения, я вышагивал взад-вперед по коридору, глотая слезы. Минут через двадцать дверь приоткрылась, меня пригласили. Дежурный врач тихо сказала:

— Ваш папа умер. Мы не смогли его спасти. Соболезнуем. Не хотите с ним проститься? Он в дальней комнате.

Я резко выдохнул-вдохнул, и вышел за дверь — не хотел, чтобы посторонние видели, как я давлюсь слезами.

Потом, когда уже пришел Олег и сменилась новая смена, мы с братом попросили попрощаться с отцом. Новые люди не знали нашу реакцию, поэтому, пока мы проходили в дальнее помещение, произнесли в спину:

— Вам нашатырь дать?

Да, простыню с лица отца я не стал снимать — боялся увидеть его лицо, искаженным от боли. Потому что за полтора часа до этого, когда я видел его еще живым, он слабо бился в конвульсиях и слабо кричал. Он испытывал ужас и был в панике. Ему было больно, больно. Распахнутые глаза были похожи на рыбьи — такие, когда рыбу сварят, и при этом сворачивается белок. Он уже что-то видел, чего не увидеть живым.

Я понимал, что папе плохо. Но я доверял врачам. Сейчас, задним числом, я уже вижу, что нельзя его было ставить к рентгену. Если бы он не встал с каталки и не стоял около минуты — он был бы жив. Дома, когда его забирала скорая помощь, врачи категорически запрещали ему вставать. А здесь лаборантка рентгенкабинета, не разобравшись в ситуации, допустила оплошность. Да и я растерялся, не разрулил ситуацию, вовремя не сообразил, что происходит. Эта сцена будет стоять у меня перед глазами до конца моей жизни: умирающий папа, который смотрит на меня. И вот — уже не на меня он смотрит.

Мы все, вся семья, не уберегли тебя. Как мы к тебе были невнимательны. Все могло бы быть иначе.

Сегодня днем позвонил человек из ритуальных услуг, занимающийся нашим вопросом:

— Хороним в Выселках, все верно?

— Да.

— Я сейчас оформляю землю под захоронение. Предлагают два участка в одной оградке, дополнительно 9400.

Я все понял, говорю:

— Да, делаем так.

Мама плохо себя чувствует. Брат плохо себя чувствует. У меня — глаза на мокром месте. Завтра — похороны. Как мы все поведем себя завтра? Я не должен распускаться, должен держать себя в руках. На мне — ответственность за завтрашний день. Господи, дай мне сил. Я тоже хочу плакать и кричать. Вечером собирался сходить к каналу, чтобы на безлюдном берегу кричать в истерике:

— Папка, бедный папка, мой несчастный папка, мой любимый папка!

В итоге просто взял маму, и мы больше часа ходили по окрестностям, спокойно разговаривали. Я ее успокоил, она успокоила меня. Я говорил ей, что теперь наступила другая жизнь, теперь все по-другому, не нужно горбатиться на даче, все эти разносолы и варенья никому не нужны.

В общем, нам еще предстоит оценить, насколько сильно изменится наша жизнь без папы. Это был самый ущемленный член нашей семьи, самый несчастный. Как мне его жалко. Как он жутко умер. Господи, дай мне силы.

02.04.2018

Теперь папа из надземного мира перешел в мир подземный. Надо привыкать к мысли, что я больше никогда не увижу его. Перед прощанием я держал его за скрюченные подагрой руки. Затем поцеловал в лоб. Всматривался в лицо. Смерть исказила его черты — это был папа, и в то же время как бы не папа.

Я боялся этого дня — боялся, что все будут не просто плакать, а кому-то из нас может стать дурно. Ритуальная газель стояла рядом с моргом. Мне нужно было передать деньги работнику ритуальной конторы — за дополнительные услуги. Он предложил сделать это в газели. Там уже лежал в гробу папа. Я попросил сопровождающего оставить меня на минутку одного. Взрывных эмоций не случилось, поскольку я уже знал, что увижу папу мертвым.

На кладбище у могилы мама сказала:

— Ты порой в шутку говорил: «Спи спокойно, дорогой товарищ!» Теперь эти слова говорю тебе. И прости за все вольно или невольно нанесенные обиды.

Почва на кладбище в Выселках — суглинок. Пришли домой — еле ноги отмыли. И вот теперь я думаю: как он там, мой папа, под этим толстым слоем земли?

Вроде я уже успокоился. Когда молчу — все нормально. Но начинаю говорить — и пробивает на слезы. Ладно, домашние рядом, это я с ними общаюсь. А на работу как ходить?

Вчера не сразу уснул, стало сильно колотиться сердце. Сегодня тоже ощущал давление изнутри грудной клетки. Все эти дни не позволял себе ни успокоительных таблеток, ни даже травяного сбора. Сегодня вечером все же выпил пару таблеток экстракта валерианы — все позади, можно прибегнуть к медикаментозным средствам.

Папу похоронили недалеко от могилы Вадима Леванова. Мог ли я предполагать в 2011 году, когда хоронили Вадика, что спустя несколько лет в эту же землю ляжет настолько дорогой для меня человек? Тетю Тамару похоронили здесь пару лет назад. Теперь — папу. Понимаю, что здесь и буду собирать всех своих.

03.04.2018

Папе сегодня 9 дней.

Прими благодарность за то, что всю мою жизнь ты был рядом. Это немало — 50 лет, полвека.

Очень я перед тобой виноват: семью не завел, детей не родил, не дал тебе с внуками понянчиться. Всю жизнь был инфантильным эгоистом, только о себе думал.

За всю жизнь мы с тобой так ни разу и не поговорили. Я даже не успел узнать — что ты за человек? Я не знал, где ты работаешь, кто твои друзья, что тебе нравится.

Последнее общение дома, 31 марта. Я что-то готовил на кухне. Папа зашел и встал. Я стал перемещаться, обходить его. Он извиняющимся голосом сказал: «Я сейчас уйду».

В том, что ты на самом деле ушел, виноваты мы все. Ты и сам виноват: говорил, что врачи хотят тебя отравить, не принимал таблетки, не хотел идти в больницу, почти никогда не жаловался, не рассказывал о своем состоянии здоровья. Утром 1 апреля было упущено время: папе стало плохо, мама не разбудила нас, долго искала телефон скорой, дала таблетки, которые не нужно было пить. В приемном отделении не сразу определили надвигающуюся трагедию, в рентгенкабинете заставили стать перед аппаратом, хотя врачи скорой не разрешали отцу вставать. Затем, когда он стал «уходить», не смогли его реанимировать. А ведь я его живым привез, он разговаривал. В итоге лишь извинились: «Простите, мы не смогли его спасти». Да я и сам не сориентировался, растерялся. Я не смог тебе помочь, даже когда был рядом, я оказался бессилен.

Ты ушел от нас несчастным. Даже слова любви и признательности мы приготовили лишь к твоему юбилею, до которого ты не дожил два месяца. Твоя жизнь была очень тяжелой, и мы, самые близкие люди, ничем не облегчили ее. Все эти 50 лет я был ребенком, ни за что не отвечал. Ты весь дом тащил на себе: оплачивал квартплату, закупал продукты питания. Я даже еще не очень представляю, как мы теперь будем жить без твоего участия.

Я понимаю, что люди рождаются, а потом когда-то умирают. Но как это опустошает и ошеломляет. Все мои мысли с тобой, папа.

Можно сколько угодно заниматься самобичеванием, но папу это не вернет. Ты всегда присутствовал в моей жизни, и ничего другого я представить не могу. Теперь придется научиться жить без тебя.

Я с ужасом оглядываюсь на свою жизнь: ни семьи, ни детей, ни квартиры, ни нормальной работы и, соответственно, заработка. Я с раздражением реагировал, когда папа нередко говорил мне: «Обеспечить себя не можете. Что вы будете делать, когда мы умрем?» Представляю, как я огорчал папу, когда на его глазах я просирал, пропивал, прогуливал свою жизнь. Все его надежды и чаяния в отношении меня не сбылись. Прости меня. Ты меня уже никогда не услышишь, я это говорю куда-то в воздух, для себя, для самоуспокоения. Прости меня, папа.

09.04.2018

Возвращаюсь домой — на площадке в подъезде стоят какие-то парни с бумагами, разговаривают с мамой. Я дернулся: в чем дело? Оказывается, идет уточнение данных по детям войны, им будут доплачивать по тысяче рублей.

— Смирнов так ждал эту надбавку, так надеялся на нее. И не дожил совсем немного.

Мама называла папу по фамилии еще со времен Лукьяновки, когда тетя Маша вышла замуж за Анатолия Макарова. Так в семье появилось два Толи и, чтобы не путаться, стали называть их не по именам, а по фамилиям — Макаров, Смирнов. Так и прижилось.

Сейчас опять после маминых слов набежала слеза. Папа не дожил… Первые дни как только просыпался — сразу садился на кровати и начинал рыдать. Сейчас это происходит не так истерично, но все равно — в течение дня, когда рядом никого нет, время от времени начинаю плакать или подавляю в себе рыдания.

Не получается смириться с потерей, так все быстро произошло. Ира рассказывает, что мама плачет в мое отсутствие. Очень тяжело сейчас. Все еще тяжело.

25.04.2018

Папы нет уже почти месяц, а мы все еще доедаем продукты, купленные им. Только что утром доели два последних яйца. Папа купил целое ведро еще в конце марта. Он и был основным потребителем яиц, потому что их очень просто готовить. Наверное, поэтому остатки яиц так долго не заканчивались: их уже некому было есть.

Позавчера зашел в подвал, кладовку, принес домой ведро картошки. Тоже заканчивается, но ее хватит до конца мая. И тоже прошлой осенью, кажется, в октябре, картофель на зиму покупал папа.

Я ему помогал таскать на тележке от места продажи к месту хранения. Это всего лишь продукты питания, расходный материал. Но в них есть папино участие.

Я даже пару недель назад покупал творог и кефир с давним сроком изготовления: они были произведены 1-го апреля, когда еще был жив папа.

И вот я ем эти продукты. А папы уже нет. Малейшую ерунду я облекаю в систему символов. Понятно, что это эмоциональная неустойчивость. Своего рода психологическая защита. Я не успел проститься с папой. И теперь таким образом тяжело расстаюсь с ним.

27.04.2018

Вроде на радостном событии был, но постоянно приходилось скрывать, подавлять слезы.

Сводил маму в театр. Сегодня у нас шли «Тетки» — самый кассовый спектакль за последние два года, на него до сих пор аншлаги. Он очень смешной и идет три часа.

Завтра поведу маму на «Год змеи» — это о Василии Баныкине. Послезавтра — «Муж и жена снимут комнату» — это о поколении 1970-х.

Я давно собирался сводить маму и папу в театр. Маму и папу. В итоге прособирался. Теперь могу сводить в театр только маму. Оттого и слезы. Все нужно делать вовремя.

Маме сегодня понравилось, она аплодировала и кричала «Браво!», у нее поднялось настроение. Я ее сегодня фотографировал в фойе, на фоне декораций, в костюмерной, на хоздворе, перед театром, в зале. А вот папу за последние 30 лет я всего лишь два раза фотографировал. И теперь, получается, с мамой наверстываю. Даю маме то, что не смог, не успел дать папе. Лишь бы она не заметила, что я все время в слезах, что лицо искажается от подавляемых рыданий. Пусть моя мама радуется.

27.04.2018

Папе прислали поздравление с 9-м мая. Он все еще числится в каких-то реестрах. Для кого-то он все еще жив.

28.04.2018

Перебираю документы отца. В трудовой книжке неожиданно для себя обнаружил запись.

1960.XI.20

1961.VII.5

Служил в органах МВД 8 месяцев и 15 дней. Уволен за нарушение дисциплины.

Инспектор ОСЧ УПО Коляда

пр. УПО №77 от 19/XI-1960 г.

пр. УПО №47 от 28/VIII-1960 г.

Слово «дисциплины» жирно подчеркнуто красным карандашом — видимо, чтобы при трудоустройстве инспектор отдела кадров всякий раз обращал на эту надпись внимание.

Что это была за история — так и не узнаю теперь, спросить некого. Первая запись в трудовой книжке после службы в армии на следующий же день после увольнения из СА. Отец никогда об этом не рассказывал.

29.04.2018

Сегодня впервые после смерти приснился отец. Он был живой, но… задыхался. Мы, кажется, ехали в каком-то общественном транспорте. Рядом, вроде, были мама и брат. А отец задыхался. И я вспомнил вот это словосочетание: отек легких.

06.05.2018

Съездил вчера в Выселки. От Парк Хауса до села — 18 минут на 315-й маршрутке. По селу 15 минут до дома по ул. Победы, 30, и по проселочной дороге еще 15 минут.

По селу буквально бежал, в голове пульсировала мысль: «Сейчас встречусь с папой». Ну, не с папой, конечно, а с местом его упокоения.

На папину могилу поставили оградку. Могила провалилась после таяния снега. У соседей попросил лопату, закидал землю в образовавшийся провал, кое-как подравнял могильный холмик. Надо будет аккуратней в следующий раз срезать землю.

Пока живу, я тебя не забуду, папа. Спасибо тебе за все.

Это я сказал у могилы. Несколько раз доставал платок, утирал слезы.

Перед этим подходил ненадолго к могиле Вадима Леванова, она неподалеку. Надгробный камень словно подернулся пеленой, изображение уже не такое яркое.

Пытался найти могилу Тамары Ивановны, но эта часть кладбища неожиданно для меня оказалось затопленной: кресты, могильные плиты — все под водой.

Обратно ехал на 320-й маршрутке. Проезд 30 рублей. Старожилы сказали, что у остановки часто дежурят таксисты, проезд тоже по 30 рублей с носа — до Парк Хауса.

Давно порывался съездить, навестить папу, побыть рядом с тем местом, где покоится его тело. Через пару дней уже отметим 40 дней. Не удержался, рванул в выходной. Мы же на 9 дней не смогли приехать, село затоплено было. Эта часть кладбища, где похоронен папа, находится на незначительном возвышении, поэтому здесь нет воды. Вадим Леванов похоронен здесь с декабря 2011 года, я часто бывал здесь в разные сезоны. Потом Тамару Ивановну похоронили здесь в начале июня 2015 года. Никакой воды я никогда не видел. Почему в этом году так вышло?

07.05.2018

Дед мой, Смирнов Иван Николаевич, скончался в госпитале в декабре 1942 года. Мой папа своего отца не помнил, поскольку был слишком мал, когда тот ушел на фронт. Мне повезло намного больше: отец был рядом со мной ровно 50 лет.

Дед теперь стал как бы ближе: и он, и папа одинаково недоступны. Иван Николаевич покоится на городском кладбище в городе Няндома Архангельской области. Анатолий Иванович похоронен под Тольятти, на сельском погосте в Выселках. Схожесть ситуации в том, что ни того, ни другого я никогда не увижу.

08.05.2018

40 дней отцу. Это последняя книга, которую он читал за несколько часов до своей смерти: Иван Бунин, «Антоновские яблоки». Закладка в виде спички лежит в середине рассказа «Господин из Сан-Франциско».

Папа читал книги постоянно, одну за другой. У нас большая библиотека, отец время от времени брал с полок какую-нибудь книгу и ставил ее потом не на прежнее место.

Я регулярно делаю заказы книг. Настолько регулярно, что не всегда успеваю их разобрать, прочесть, они стопками скапливаются на столах, шкафах. Папа читал и мои книги, одну, другую, перебирал эти стопки, снова ставил издание не туда, куда нужно.

Ясно, что теперь меня никто не будет раздражать из-за потревоженных книг. Вот ведь здорово, да? Но только — мы с отцом никогда не обсуждали прочитанные книги. Мы даже поговорить с ним не успели за всю жизнь. И тут эта жизнь закончилась, и то, что я откладывал на потом, уже никогда не состоится. Теперь я думаю об этом каждый день. Только об этом.

10.05.2018

Такое ощущение, что папа подает мне некие сигналы. Да, я понимаю, что это не так. Просто мне об этом хочется думать. В последние дни со мной происходят вещи, которые раньше не случались.

11 мая на домашнем компьютере полетел жесткий диск. Ладно, сдал в ремонт, стал ждать. Хотя это принесло мне кучу неудобств.

13 мая упал на даче, наступив на незакрепленный брусок. Разбил до крови голову, ушиб копчик. В тот же день сходил в травмпункт. С головой теперь все в порядке, а вот копчик все еще болит.

Вчера вернули из ремонта комп. Вечером обнаружил, что не восстановлена папка со съемкой 3-го апреля, день папиных похорон. Там было небольшое видео — папа лежит в гробу, пока мы едем в машине на кладбище. Уже на кладбище сделал две фотографии перед тем, как навсегда закроется крышка гроба. И еще короткое видео — установка могилы, могильщики забрасывают могилу землей.

Ну, не знаю. Может, папа хотел остаться живым в нашей памяти. Не хотел, чтобы он хоть где-то был запечатлен мертвым. Иначе мне придется признать, что я просрал последние отснятые кадры — пока папа еще был не под землей, то есть еще не был закопан.

Может, удастся что-то восстановить с карты памяти фотоаппарата. Но это уже маловероятно.

22.05.2018

Почти два месяца в доме не работает радио, просто не включают. Его слушал только папа, больше никто. Вставал каждое утро, чтобы приготовить маме завтрак, и слушал новости.

Я плачу каждый день, каждый день вспоминаю папу, ни на минуту не забываю о том, что его уже нет. Неумолимые законы природы. Но мне от этого не легче.

26.05.2018

Сегодня доели последнюю картошку, которую мы покупали с папой на зиму еще прошлой осенью. Следы материального мира, хоть как-то связанного с папой, постепенно исчезают.

Я вот о чем размышляю последние несколько дней… У папы не было друзей и каких-то знакомых, с кем бы он общался за пределами нашей семьи, кому уделял бы хоть какое-то время. Во всяком случае, мне неизвестно о таких людях. Мы ведь и хоронили папу только семейным кругом. Ну, еще Татьяна Нюнько пришла, поскольку когда-то была нашей родней и знала папу, хорошо относится к маме, хотя бы дистанционно поддерживает отношения. От папы осталось только место на кладбище. Не хочется думать о том, что там, под слоем земли, гниет его тело, которое еще совсем недавно было живым. Существует ли где-то теперь папина душа — этого я не узнаю. А вот память, как и материальный мир, исчезнет очень быстро: умру я, умрет мой младший брат Олег, и больше ни один человек на всем белом свете не вспомнит, что жил в этом мире почти 80 лет Смирнов Анатолий Иванович. Но самое ужасное во всем этом то, что вскоре вслед за папой последует и мама. Я не представляю, как мне это пережить. С папой у меня было отчуждение, мы никогда не общались, лишь на бытовом уровне. И я воспринял его смерть эмоционально, я до сих пор раздавлен и опустошен, до сих пор в течение дня постоянно слезы на глазах. А с мамой у меня был контакт: с самого детства она была моим другом и учителем, я делился с ней радостями и горестями. Когда папы не стало, я стал больше внимания уделять маме, стал проводить с ней больше времени. Так вот, когда и мамы не станет — наверное, умру и я. Во всяком случае, жить уже будет незачем.

31.05.2018

Олег сегодня был в Выселках на кладбище, установил в оградке с могилой отца столик и скамейку. Испытываю двоякое чувство. С одной стороны, есть удовлетворение от проделанной работы: столик со скамейкой удалось установить накануне дня рождения папы. С другой стороны, мне не дает покоя мысль о том, что это мы сделали папе такой подарок к его 80-летию. Я думал о папином юбилее, в мыслях готовился к нему, строил какие-то планы. Но еще два месяца назад (чуть больше, да) я и предположить не мог, что мы преподнесем папе к юбилею такой подарок, поздравим его подобным образом. Типа, это все, что он заслужил. В общем, продолжаю себя накручивать, всякие мысли мелькают в голове.

В понедельник, 4-го июня, поступим так. Мама к 8.00 сходит в поликлинику к неврологу, она записалась на прием еще на этой неделе. После 9.00 за нами приедет машина, я на работе договорился, и мы поедем на кладбище. Олег говорит, что в понедельник будет занят, а Ирина не сможет с нами поехать, болеет. Но завтра еще целое воскресенье — может, возникнут какие-то коррективы. Я предложил в этот день отметить папин юбилей в кафе. Можно или вечером, я после 19.00 освобожусь. Но лучше вариант — приехать после кладбища и сразу направиться в «Ямбург». Уже после обеда Олег сможет отправиться на свою работу.

Я хотел отпраздновать папин юбилей именно в кафе, а не за домашним столом. Так уж вышло, что папа не дотянул до этого дня всего лишь два месяца. Мы все-таки отметим твой юбилей, папа. Ты заслужил хотя бы посмертные поздравления. Мы не успели сказать тебе слова признательности при жизни — наверное, откладывали их, берегли для торжественного повода. Торжественный повод наступил, а сказать теплые, добрые слова уже некому. Папа так и не узнал, что мы его любим. Все думал, что его окружают черствые равнодушные люди. Так оно, наверное, и было. Чувство вины просто точит, разъедает меня. И это бессилие разрывает мне сердце. Мы ведь могли, не дожидаясь круглых дат, просто-напросто быть бережней в отношении папы каждый день, а не по праздникам. Понимание этого достигается именно такой ценой.

02.06.2018

Папин день прошел без папы. Сегодня отцу исполнилось бы 80 лет. Это просто случайность, что он не дожил до сегодняшнего дня. Так сложились обстоятельства, такие косорукие и неумелые люди оказались рядом в кризисный момент. Я в первую очередь себя, всех нас имею в виду — как мы невнимательны были, как несерьезно ко всему отнеслись.

Утром съездили с мамой на кладбище, цветы на могилу положили. Там Олег установил столик со скамейкой, очень хорошо все сделано. Я саперной лопаткой еще немного подравнял могильный холмик, мы с мамой пропололи растительность внутри оградки. Там земляника растет, ее можно оставить, а вот чертополох вымахивает огромный и занимает всю площадь, там нужно корни вырубать. После обеда поехал на работу, зашел поблизости в «Ямбург», заказал обед на четверых. Работа на вчерашнем праймеризе оказалась кстати: я оплатил все расходы сегодняшнего дня. Мама, Олег, Ирина приехали, мы пообедали вместе. Пофотографировались с мамой.

Хотелось сказать, что все я это делал для того, чтобы сегодняшний день запомнился, это ведь папин день, это его юбилей. Но сказать в течение дня хоть что-нибудь о папе я не смог, подступают рыдания. Не хотелось, чтобы мама видела, как я рыдаю, это ее расстроит. Поэтому никаких торжественных речей и слов благодарности сегодня не звучало. Впрочем, мама сегодня немного поговорила с папой на кладбище. В смысле, мы стояли у могилы, а мама произнесла в сторону креста:

— Видишь, Толя, мы пришли поздравить тебя со Славой. Олежка раньше был, он тебе столик со скамейкой поставил. Прости за все, Толя.

Утром, до всех передвижений, написал в FB пост под старой фотографией:

— Слева — Зоя, старшая папина сестра. Справа — средняя сестра Лида. Папа, самый младший в семье, сидит на коленях у своей мамы, моей бабушки Екатерины Захаровны. Снимок сделан примерно в 1939 году. Сегодня, 4 июня 2018 года, папе исполнилось 80 лет. Он по-стариковски радовался грядущей дате: должны были дать возрастную прибавку к пенсии. Я тоже строил планы насчет дня рождения, обдумывал, как его провести. Папа не дожил два месяца до своего юбилея.

04.06.2018

Был сегодня у папы на кладбище. Не могу смириться с папиной смертью. Говорил какие-то слова над папиной могилой. Обращался к папе, но он, конечно, меня не услышит, это я для себя разные слова проговаривал. Те слова, которые не успел сказать папе при жизни. Опять плакал. Когда-нибудь это надо прекращать и брать себя в руки. Не знаю, может, к осени полегчает. Ведь с момента папиной смерти прошло всего лишь два с небольшим месяца. Эта внезапность меня просто уничтожила, до сих пор не могу опомниться.