Бесплатный фрагмент - Нам с тобою по пути

Жизнь не случайно представляется нам дорогой, на которой поджидают нечаянные радости или трудности. Привыкнуть к её неожиданностям нельзя, но можно научиться благожелательно встречать каждого попутчика и достойно усваивать уроки судьбы. В этой книге собраны рассказы о самых невероятных поворотах жизненного пути. И читателю не раз придётся удивиться, как часто то, что поначалу кажется неудачей и даже бедой, вдруг становится решением проблем и дарует самые светлые воспоминания.

Нина Веселова

Писатель, журналист,

режиссёр-документалист,

член Союза российских писателей

---

Открывая эту книгу, вы отправитесь в увлекательное путешествие от столицы до неизвестной земли. Вместе с героями рассказов прокатитесь на стареньком «Пыжике», отведаете цветных пельменей и посетите оригинальную свадьбу, разделите заботы волонтёра и страдания бомжа. Вам предстоит заглянуть в родовое гнездо с его страстями и переживаниями, прикоснуться к тайне музыки и узнать, как помогает людям Символ Веры. Вы поймёте, что любовь заставляет человека делиться с другими душевными силами, а опыт других — это наше общее богатство. И всё это — под одной обложкой.

Ирина Шейбак

Историк, писатель, переводчик, член Союза детских и юношеских писателей

История страны в лицах

Дорогие читатели!

Вы держите в руках третий сборник рассказов о России. Героями предыдущих двух книг были конкретные населённые пункты и традиции, связанные с семьями, укладом их жизни, а в этой главный герой — российская дорога. Она и связывает нас, и разделяет. По ней мы едем или идём и в горе и в радости, или от горя к радости. Без неё на Земле никуда. И если смотреть шире, то дорога — это ещё и путь, жизнь, судьба.

Не только тема объединяет авторов этого сборника. Почти все мы — выпускники экспресс-курса литературной мастерской «Глаголь» Анастасии Астафьевой. И нам приятно, что Анастасия Викторовна продолжила идти с нами по этой дороге дальше, став главным редактором книги.

Также мы благодарим журналиста, режиссёра, писательницу Нину Павловну Веселову и историка, писательницу, переводчицу, члена Союза детских и юношеских писателей Ирину Владимировну Шейбак за живой интерес к книге и за аннотации.

Дорогу каждого человека не изобразить на обложке. У всех она своя. Но картина художницы из Санкт-Петербурга Эли Решетниковой «Дорога в Севастополь» словно говорит, что можно проложить свой путь, не обращая внимания на препятствия.

И конечно же, авторы признательны группе поддержки, благодаря помощи которой мы сможем напечатать больше экземпляров сборника, а значит, его прочтёт большее количество людей. Как говорится, с миру по нитке — людям книга.

Назовём их поимённо, это:

• главный редактор и соавтор первых двух сборников, экономист, редактор литературного агентства, призёр писательских марафонов, участник юбилейного альманаха «Фитиль — 60 лет», участница экспресс-курса А. В. Астафьевой Татьяна Зубрилина;

• литературный редактор и агент, автор книги про болезнь Альцгеймера, участница и победительница писательских марафонов, участница экспресс-курса А. В. Астафьевой Анастасия Шавейко;

• практический психолог с опытом поддержки детей, подростков и взрослых, основатель креативного проекта по развитию людей, компаний и сообществ «Бриллианты счастья» и автор одноимённой ресурсной игры Вера Пупырева.

Желаю вам душевного чтения!

С уважением,

организатор и соавтор книги

«Нам с тобою по пути»

Иля Белкина

Юлия Сабирзянова

Соавтор трёх сборников рассказов, победитель нескольких писательских марафонов. Многодетная мать, которая пишет книгу автофикшн «Мой ребёнок — аутёнок». В детстве много времени проводила в компании своей фантазии. Придумывала истории, ярко их проживала и… забывала. Выросла и поняла, что может делиться своими фантазиями с другими людьми. И первое же участие в писательском марафоне принесло ей победу: рассказы Юлии отобрали в сборник. С тех пор её истории ожили и доходят до читателей.

Жен Баскан

Я стоял перед зданием вокзала, разглядывал московскую версию башни Сююмбике и пытался представить, что я уже в Казани. Получалось скверно: отвлекали звуки отбойного молотка и болгарки. Москва наводила марафет на Комсомольской площади. Как настоящая женщина, она никак не могла остановиться на достигнутом уровне красоты и стремилась к неведомому совершенству. Я взглянул на вокзальные часы: маленькая стрелка указывала на знак овна, а длинная — на тельца. Это означало, что до отправления поезда осталось целых два часа. Я успевал подкрепиться в местном ресторанчике, а ещё — попрощаться с городом. Сложилась у меня такая традиция: перед каждой командировкой подняться на какую-нибудь возвышенность, с которой бы Москва виделась как на ладони, и сказать столице «до свидания». Она, как заботливая жена, которой у меня никогда не было, всегда ждала моего возвращения, встречала после работы наваристым борщом и румяными блинами. Пусть покупными, с доставкой — в этом прелесть современного мегаполиса — но оттого не менее желанными и вкусными.

На этот раз для прощания я выбрал смотровую площадку на башне Казанского вокзала. Прошёл в зал с говорящим названием «Комфорт» и оплатил подъём. В ожидании провожатого — без него на смотровую площадку не пустили — я расположился на уютном диванчике. Изумрудные стены и зеркала с золотыми узорчатыми рамами, живописные панно и гипсовая лепнина на потолке — зал заворожил меня, перенёс в ещё не знакомый город. Именно таким я вообразил себе Казанский кремль изнутри, практически вжившись в роль татарского хана, но к диванчику подошёл провожатый и развеял мои смелые фантазии.

От смотровой площадки нас отделяла крутая лестница в двести бесконечных ступеней. Когда мы наконец поднялись на крышу, я остановился, чтобы отдышаться, но дух снова захватило от потрясающих видов, которые открылись моим глазам. Я увидел сразу две величественные сталинские высотки — у Красных ворот и гостиницу «Ленинградская», здания соседних вокзалов и даже крошечную Останкинскую башню вдалеке. Я шагал по балкону и восстанавливал дыхание. Как же тяжело прощаться с такой красотой! Но время пришло. До свидания, родная. До скорой встречи, Москва!

Спускался по лестнице неторопливо, раздумывая о скорой разлуке с дорогим сердцу городом.

Как вышло, что в пятьдесят пять я променял статичную офисную работу на разъездную инженерную? Я один вырастил сыновей. Мать упорхнула вскоре после их рождения: родительские чувства в ней так и не проснулись, в отличие от жажды путешествовать. Я сам поднял детей на ноги и отпустил во взрослую жизнь: у каждого появилась своя семья. Я стал независим. В пятьдесят-то лет — пора бы! Тогда и сменил работу. Инженер, выпускник МГТУ имени Баумана, теперь я занимался тем, чему учился, чем хотел жить. В деньгах не потерял да ещё и впечатлений приобрёл — ездил по стране, знакомился с новыми городами и при этом зарабатывал. Сказка! Десять лет в командировках промелькнули будто один год. Съёмное жильё стало роднее дома. Моя жизнь помещается в одном рюкзаке. Удивительно, как всё-таки мало нужно человеку! Многие думают, что переезжать тяжело. На самом деле — вот ты, вот сумка. Что ещё надо? Как в компьютерной программе, «вырезать» из одного города и «вставить» в другой. Жизнь продолжается, меняются лишь декорации.

Странно, что за годы работы меня ни разу не посылали в Казань. Я, человек с татарскими корнями, до сих пор не побывал на земле своих предков. Видимо, судьба оставила самое интересное «на десерт».

Я никогда не задумывался, кто я и откуда. А ведь моя внешность просто кричит о корнях. На скуластом лице прямо написано, что моя бабушка была татаркой, а дедушка — башкиром. Ещё выдают карие, миндалевидной формы глаза и смуглая кожа, способная впитывать солнце и не обгорать.

…На первом этаже вокзала витали ароматы из местных ресторанов, заманивали пассажиров сытно отобедать. Я легко поддался аппетитному зову. Куриный суп-лапша, свекольный салат и пюре с фрикадельками полностью утолили голод. Прихватил в дорогу пару пирожков с мясом и порционную шоколадку. Хотя к сладкому я равнодушен, не смог пройти мимо обёртки со словом «Москва» внутри красного сердца. Приятный женский голос объявил мой поезд и путь отправления. Да, пора. Долгие проводы — лишние слёзы.

Перрон начинался под крышей вокзала и, словно из рулетки, вытягивался длинной лентой на улицу. У вагона меня встретила приветливая проводница, всё в ней было обычным, кроме кричаще-алой обуви. Поэтому она сразу получила от меня кодовое имя «мадам Красные туфельки». После проверки билета и паспорта я зашёл в купе и выдохнул — никого. Каждый раз перед поездкой загадываю, чтобы не было попутчиков. Как ребёнок, выпрашивающий чудо на Новый год: «Хоть бы, хоть бы!» Желание исполнялось редко, но это не мешало просить снова и наивно верить. Пусть я не влияю на появление попутчиков, но могу сделать максимум для уюта в долгом пути. Всегда бронирую нижнее место. Во-первых, можно в любой момент перекусить за столом. Во-вторых, и это отдельное наслаждение, смотреть в окошко и думать о своём. Сначала всматриваешься в пейзаж, как в галерее в полотно художника за стеклом. Поезд трогается, и вместе с ним, словно по взмаху волшебной палочки, оживает картина. Плывёт сначала медленно, потом всё быстрее, быстрее, и ты начинаешь цепляться взглядом за новые предметы: «перепрыгиваешь» с одного дерева на другое, пока лес не превращается в сплошную линию. Этот момент вводит в подобие транса, и я погружаюсь в свои мысли. Всё глубже и глубже. Из этого сосредоточенного и в чём-то блаженного состояния меня легко может вывести, к примеру, неловкий вопрос попутчика. Поэтому я не люблю и не хочу ни с кем общаться в дороге. Точка. Это время я берегу для себя.

Сейчас, пока поезд ещё стоит у перрона, напротив окна застыло здание из красного камня. Идеально ровные линии — кирпичик к кирпичику, арочные окна, вертикальная и горизонтальная симметрия дома — инженер внутри меня наслаждался видом, не мог отвести глаз. До отправления поезда оставалась всего пару минут, и я уже потирал руки в откровенной радости, что поеду один. Но… вдруг перед окном пронеслась девчушка с розовой спортивной сумкой на плече. Я снова взмолился: «Только не в моё купе, только не…» Всё оказалось без толку. Запыхавшаяся, она уже плюхнулась на нижнее место напротив. Поезд звучно свистнул, выдохнул, как бы собираясь с силами перед долгой дорогой, и тронулся. Кирпичное здание, радовавшее моего внутреннего инженера, стало медленно уплывать влево, и как бы я ни впивался взглядом, пришла пора отпустить его, оставить в родной Москве.

— Фух, успела! А я никогда и не опаздываю. У меня прям дар — рассчитывать время с точностью до минуточки! — расхохоталась девчушка.

Во время этого неожиданного монолога у меня было время оценить свою попутчицу. На вид — лет двадцать. Чёрные крашеные волосы, короткая стрижка, пирсинг в носу, балахонистая одежда и обувь на толстой подошве. Современная молодёжь, или зумеры, как их называют мои сыновья.

— Я Алёнка.

— Ильдар Амирович, — важным суховатым тоном и сочетанием имени с отчеством я попытался выстроить стену между нами.

— Очень приятно. Вот вы, Ильдар Амирович, наверняка приезжаете на все встречи заранее. А зачем, объясните мне? За двадцать минут знаете сколько всего можно успеть?

Мою тактично выстроенную стену Алёнка не заметила, врезалась новым монологом и снесла напрочь.

— Вымыть посуду, нанести макияж, убрать кровать…

Моя попутчица говорила долго и без единой остановки — экспрессом, можно сказать, из чего я сделал выгодный для себя вывод: ей нужен не собеседник, а слушатель, причём не обязательно внимательный. С этой ролью я хорошо справлюсь. Осталось только иногда кивать в ответ, оставаясь сосредоточенным на своих мыслях. Через какое-то время у меня получилось. Среди бестолкового девичьего щебета я находил знакомые, родные мне темы. Они-то и помогали переключаться на свою волну.

— Вот вы спрашиваете, — не унималась Алёнка, — что я забыла в Казани? А я сессию сдала, еду на каникулы к подружкам. У нас целая компания: Амина, София, Эмилия…

Амина, София, Эмилия — я предлагал дать внучкам татарские имена, но сыновья не послушались. В моей семье детей называла бабушка, никто и не думал противиться. Каждое имя что-то означало и пророчило счастливое и богатое будущее. Бабушка в это верила. Всю жизнь она посвятила мужу, детям, домашнему уюту. И была в этом лучшей…

— Ваши билеты, — на этот раз мои мысли прервала мадам Красные туфельки. — Вдвоём поедете? Повезло.

— Да уж, — буркнул я, убирая уже дважды проверенные документы в рюкзак.

— Минут через десять можете подойти ко мне за чаем или кофе, — проводница подкинула отличный предлог передохнуть от назойливой попутчицы.

Кофе я не жалую, а вот выпить чай да с горячим пирожком — наша семейная традиция. Каждый день бабушка что-то пекла: эчпочмаки, перемячи и, конечно, чак-чак. Квартира наполнялась аппетитными запахами, а я — лишними килограммами, ведь отказаться от такой вкуснятины было просто невозможно. Выпечка у неё получалась отменная. Может, потому, что с тестом она обращалась непринуждённо и ласково, готовила с душой.

Помню, письма знакомым бабушка писала арабицей справа налево. Сосредоточенно выводила на бумаге странные закорючки. Мальчишкой я рискнул исписать похожими каракулями телефонную книжку и получил знатный подзатыльник за свою проделку. Когда бабушка созванивалась с подругами, то говорила исключительно по-татарски, на непонятном мне, но родном для неё языке. Я слушал заворожённо. В такие моменты она была естественной, лёгкой, неотразимой.

— А София такая возмутилась, зачем всем ехать в Москву, если типа я одна могу приехать в Казань?

Молодёжный сленг ударил по ушам, вернул в реальность.

— Алёна, принесите нам, пожалуйста, чаю, — вспомнил я о выгодном предложении проводницы.

— Конечно-конечно, я мигом!

— Не торопитесь, — взмолился я перед «вечным двигателем».

Купе наполнила тишина и увлекла меня в прошлое, в самое яркое и загадочное детское воспоминание. Когда я шалил, а происходило это довольно часто, бабушка хлопала одной ладонью о другую, нервно одёргивала юбку и шептала: «Ай, жен баскан». Эта фраза меня отрезвляла от баловства, вводила в ступор, пугала. Я не знал, что означают эти слова, но бабушка произносила их так раздражённо и резко, особенно сочетание букв «ска», что не стоит, наверное, разъяснять, какое обзывательство мне слышалось. И всё-таки мне было интересно, как на самом деле переводится эта абракадабра. Как-то вечером бабушка вышивала бисером сценку из сказки «Толкование сновидений». Я знал, что рукоделие действует на неё успокаивающе и в это время прародительница находится в самом прекрасном настроении, поэтому подкрался и аккуратно позвал:

— Ба!

— Что, внучек?

— Вот бывает же, что я шалю… — начал издалека.

— Бывает, — подтвердила бабушка.

— А что ты такое странное произносишь, когда я себя плохо веду?

Бабушка повернулась ко мне и заговорщически прошептала:

— О-о-о, Ильдарчик, это страшное-престрашное ругательство.

— Так и знал! — я подпрыгнул на месте от радости. — Ба, а что оно всё-таки означает?

— Оно означает, — бабушка наклонилась поближе, — «стукнутый джинном».

— Всего-то? — моему удивлению и разочарованию не было предела.

— Обещай мне, что никому не скажешь про эти ужасные слова.

— Да не, я никому, честно!

Тайна была раскрыта и оказалась не такой уж пугающей. А бабушка, видимо, и правда верила, что порой в сердцах ругается на любимого внука самыми последними словами.

— Ваш чай! — Алёнка снова вернула меня в настоящее.

Она наигранно поклонилась и с видом услужливого официанта поставила на стол два чая в резных подстаканниках. Металлические ложки коротко звякнули о стекло.

— Я положила вам два куска сахара. Чем слаще, тем вкуснее, правда?

— Спасибо, — выдохнул я.

Алёнка, конечно же, не угадала мои предпочтения.

— Я вот родилась и выросла в Москве, — продолжила попутчица испытывать моё терпение, а я привычно перестроился на свои мысли.

Бабушка выросла в Казани. С рождения одна нога у неё была короче другой. Над этой её особенностью зло посмеивалась местная детвора:

«Хромоножка пошла!»

«Глядите, Хромоножка ковыляет!»

«Эй, Хромоножка, купи туфлю на каблучке. Зачем ей две? Ей и одной хватит!»

Бабушка никогда не улыбалась. Говорила, что те ребята забрали её радость и забыли вернуть. Вот сволочи! Я стиснул зубы до скрипа и ударил ладонью по столу. Ложка в стакане взвизгнула в унисон с моей попутчицей. Алёнка посмотрела на меня с ужасом. Она выглядела, как забившаяся в угол испуганная белка. Её реакция меня позабавила, и я решил воспользоваться ситуацией:

— Прошу прощения. Просто вспомнил, как к родному мне человеку приставали с глупыми разговорами. Ух, я бы этим болтунам задал трёпку!

— Оке-е-ей, — растерянно протянула Алёнка и на всякий случай замолчала: мало ли что взбредёт в голову сумасшедшему старику.

Как любой зумер, она быстро нашла утешение в телефоне. Уставившись в экран, водила по нему пальцами, клацая длинными ногтями. Я её больше не интересовал. Ура!

Бабушка никому не доверяла. Когда на её жизненном пути возник высокий статный красавец — мой дедушка, она отнеслась к нему с пренебрежением, все ухаживания отвергла. Но дед был настойчив: его навсегда покорила эта суровая неулыбчивая хромоножка. Вскоре башкирский батыр добровольцем ушёл на войну. Вернулся после тяжёлого ранения — и сразу к возлюбленной с предложением руки и сердца. Когда бабушка увидела своего хромающего героя на костылях, сердце её оттаяло. Они поженились. Так появилась «семья хромоножек» — шутила бабушка. Вот только никто не осмеливался их так называть. Дедушка стал крепкой опорой и яростным защитником для своей жены. Более сплочённую и крепкую пару было трудно представить.

«Тыш. Ш-ш-шух» — с такими звуками бабушка передвигалась по квартире. Тыш — стук трости, приглушаемый коврами — ими были застелены полы повсюду, кроме кухни. Ш-ш-шух — придвигала ногу вдогонку. Эти звуки вводили меня в ступор: будто приближалось что-то могущественное и неуязвимое. Образ бабушки навсегда связался в моём сознании с абсолютным уважением, граничащим с необъяснимым страхом.

Вечером, ближе к закату, поезд подъехал к единственной станции, на которой можно было выйти прогуляться. Моя попутчица, не в силах усидеть на месте ни одной лишней минуточки, вылетела на улицу и устремилась в киоск с надписью «Беляши». Я воспользовался моментом и достал московские пирожки. Умял их с превеликим удовольствием. Запил уже давно остывшим чаем. Забыв про добавленный сахар, невольно глотнул сиропа со дна стакана. Меня спасла мини-плитка горького шоколада.

Алёнка вернулась минут через десять, уже не такая бодрая и лёгкая на подъём, медленно заплыла в купе и стекла на своё место. Выпечку она с собой не принесла, но прогорклый, жжёный запах привокзальных беляшей увязался за ней без спроса. Я невольно поморщился. Вот бабушкины беляши — это была сказка.

С этим вкусным воспоминанием я зарылся в одеяло и провалился в сон. Очутился ребёнком в нашей старой квартире. Едва доставая носом до столешницы, я наблюдал, как бабушка старательно вымешивает тесто, и пытался отгадать, что же она готовит. Когда мучной колобок отправился под полотенце «отдыхать», а из шкафчика, скрипнув ручкой, показалась мясорубка, я ахнул: будет любимый чак-чак. Я заворожённо смотрел, как через маленькие дырочки протискивалось эластичное тесто. Как бабушка резала получившуюся «лапшу» идеально ровной соломкой. Как жарила в свежем масле до золотистого цвета, складывала румяные кусочки в глубокую тарелку и густо поливала сиропом с башкирским мёдом. И уже на широком блюде собирала в аккуратную горку, прижимая ладонями с каждой стороны. Когда чак-чак был готов, бабушка придвинула тарелку ко мне и сказала: «Живи сладко, внучек!»

— Просыпайтесь, сони! Подъезжаем!

Стук в дверь и звонкий голос проводницы вытянул из «медового» сна. Улетучился аппетитный запах бабушкиной выпечки. Рассеялся тёплый свет родного дома. Я снова оказался в тесной комнатушке на колёсах.

Поезд медленно подкрадывался к зданию вокзала. Красный кирпич, арочные окна, знакомая симметрия — спросонья подумалось, что я вовсе и не уезжал из Москвы. Вот это сюрприз! Спасибо тебе, Казань, за тёплую встречу! Наконец локомотив остановился, устало выдохнул. Следом, дёрнувшись, встали вагоны. Захлопали двери купе, зажужжали по ковру колёсики чемоданов, зашуршали пакеты с вещами, загомонили голоса. Я же не торопился: решил выпустить из поезда всю эту суету. Моя попутчица, по примеру остальных, вскочила с места, при этом, на удивление, была уже накрашена, причёсана и прижимала к груди собранную сумку. Мне стало немного стыдно, что я так запугал бедняжку.

— Послушай, дочка!

Она застыла на пороге купе, настороженно обернулась.

— Прости старика за несдержанность. Иди только вперёд и будь счастлива!

Алёнка растаяла от моей внезапной благосклонности, состроила умилённую мордашку:

— Вы такой… такой… хороший! У меня дедушка живёт в Москве. Так вот он тоже сначала поворчит-поворчит, а потом: «Внученька, пойдём чай пить с крекерами!» А я эти крекеры сухие не люблю от слова «совсем». По мне лучше конфетки кокосовые, знаете?

— Да иди уже! — я пожалел, что проявил мягкость к болтушке, махнул рукой и демонстративно отвернулся к окну.

Она расхохоталась и убежала навстречу своему счастью, прихватив с собой розовую сумку и хорошее настроение. Тишина на минуту обняла меня, убаюкала. За окном граждане прибывающие обнимались с встречающими, обменивались улыбками, приветствиями, накопленными за разлуку добрыми словами и новостями. Я задумался: а кто ждёт меня? Да никто. Разве что Казань? А это немало! Целый город ждёт знакомства со мной.

Мои мысли прервали знакомые звуки. «Тыш. Ш-ш-шух. Тыш. Ш-ш-шух». Я обернулся к двери. По вагонному коридору пробежал мальчуган лет шести. Он заливисто смеялся, изредка срываясь на восторженный визг. Звуки приближались. «Тыш. Ш-ш-шух. Тыш. Ш-ш-шух», — раздавалось в ушах, било в виски. Головой я понимал, что бабушки нет. Уже полвека как нет. Но сердце не внимало разуму, колотилось в неутомимом ритме. На лбу выступила ледяная испарина. Я замер в ожидании. «Тыш». Сначала появилась трость — деревянная, изрядно потрёпанная временем, с резиновым наконечником. «Ш-ш-шух». В проёме возникла старушка, короткая и сухонькая, в закрытом ситцевом платье и цветастом платочке на голове. Она остановилась отдышаться. Видимо, гналась за проскакавшим только что мальчуганом. Я выдохнул с облегчением.

— Русланчик, остановись! — крикнула старушка в пустой коридор. — Эбика не поспевает за тобой. Ай, жен баскан, — проворчала по-доброму старость и продолжила погоню за молодостью.

Ну что ж, и мне пора. Я закинул рюкзак на спину, привычно обернулся у двери, чтобы проверить, не забыл ли чего. Со стола отблеском солнца сверкнул глянцевый фантик со словом «Москва» внутри красного сердца. Я улыбнулся в ответ, предвкушая долгожданное знакомство с чужим и одновременно родным мне городом. Встречай, Казань! Это я, твой жен баскан.

Елена Басалаева

Прозаик, учитель русского языка и литературы. Автор книг «Сказки девяностых» (премия им. В. П. Астафьева, 2022 г.; специальный приз Международного литературного форума «Золотой витязь»), «Лена городская» (3 место в конкурсе им. В. И. Белова «Всё впереди», 2023г.), «Слабый снег не прекратится». Лауреат журнала «День и ночь» (2019).

Экскурсия

В конце ноября, в преддверии зимы, Иван приехал с женой с Кубани в Карелию на литературный фестиваль. Разбирали рукописи молодых и не очень авторов, водили в местный музей, где показывали убранство русской северной избы и валаамские иконы.

Один вечерок случилось посидеть за коньячком в компании собратьев по перу, но в целом поездка вышла суматошная: с поезда в гостиницу, из гостиницы в библиотеку, оттуда ещё на какое-то культурное мероприятие. Три дня мелькнули как сполох молнии, на четвёртый предстояло уезжать, и тут жена Света сказала Ивану:

— Слушай, ну мы тут ничего толком не посмотрели. Давай закажем экскурсию за город, в заповедник?.. Нам на поезд только поздно вечером. Там водопад, этот, как его… который видел Державин. И вообще…

— Нормальная идея, поддерживаю, — одобрил Иван.

— Ага… И Аню возьмём, которая с семинара поэзии. Она вместе с нами сложится, цена вообще получится смешная, — спешила заверить супруга.

Иван ничего против не имел. Возле гостиницы их встретила не молодая и не очень пожилая женщина в простецком пуховике, никак не похожая на строгих и одинаково причёсанных экскурсоводов из музея.

— День добрый, — неуверенно произнёс Иван. — Простите, а это вы наш гид?

— Я, конечно. Девочки мне уже звонили и обо всём договорились. Прошу. — Экскурсоводша села за руль светло-зелёного «пыжика». Иван занял место рядом с водительским, «девочки» с комфортом расположились на заднем сиденье. Выехали на центральную улицу.

— А вы, ребята, откуда сами-то будете? — несколько развязно поинтересовалась хозяйка автомобиля.

— Я из Сибири, из Иркутска, — первой выпалила длинноволосая Аня.

— Прекрасно. Просто замечательно. А вы?

— Мы из Краснодара, — сказала Света.

— Ну… Ладно, тоже ничего. Главное, не столичные.

— Вас-то как зовут? — резко спросил Иван, не особенно довольный началом разговора.

— Меня — Елена Владимировна, можно просто Елена. А если угодно, проводница.

«В поезде мы, что ли?» — хотел сказать Иван, но сдержался. Елена как раз начала говорить об основании города Петрозаводска, о его перекличке с Петербургом, о производстве легендарных пушек. Иван слушал, смотрел в окно. Маневренная машинка выехала из города и тут же попала в снежную пелену. По обочинам дороги росли невысокие берёзки, не похожие ни на каких есенинских девушек — просто белые стволы, кое-где тёмно-розовые у основания.

— А расскажите, почему кора внизу у берёзок такая странная? — задала вопрос Аня.

— Кровь, — непринуждённо ответила Елена и прыснула смешком. — Шучу. Железа просто много в почве, вот и окрасились. Но в принципе насчёт крови… Как раз в этих местах, где мы проезжаем, находится бывшее языческое святилище.

— Где? — вдруг подпрыгнула от любопытства Света.

— Вон, вон, на горке. Там ровно девять ступенек. Жертву заводили на самую высокую ступеньку, связывали — и она падала в пропасть. Но вы не думайте, что у нас тут народ был кровожадный. Они ведь в жертву приносили не своих, а шведов.

— Ну, это всё меняет, — саркастично заметил Иван.

— Конечно, — невозмутимо согласилась Елена. — Шведы, они же давным-давно покушались на нашу землицу. На чужой каравай, а? Нечего, нечего. Кстати, на эту горочку несколько раз пытались поставить крест, но так и не получилось. Люди говорят — ветер дует сильный, но дело-то не в ветре.

— А что, духи не дают? — всё больше оживлялись Аня и Света.

Елена не ответила. Ехали дальше. Снег не прекращался, и дорога превратилась в подобие узкого туннеля: сверху, снизу, по бокам — всюду бело, и ориентира в этом царстве зимы не видно.

— Расскажите, пожалуйста, что-нибудь историческое о вашем крае, — попросил Иван.

— Историческое? Пожалуйста. Например, был как-то у наших сам Иван Грозный.

— У кого — у наших? — полюбопытствовала Света.

— У наших шаманов карельских. Они ему предсказали смерть день в день — восемнадцатого марта. Он утром встал — не умирает. И приказал их казнить. А к вечеру и отошёл. Тогда шаманы, они же нойды, прокляли весь его род и сказали, что на трон взойдёт один из них.

— Так не взошёл же, — усмехнулся Иван.

— Как не взошёл? А Гришка Отрепьев? Лжедмитрий. Он ведь из наших, колдовству учился у лопарей…

В белом тумане начали проступать тёмные линии — берёзовый лес чередовался с сосновым.

— У нас, дорогие мои, здесь шикарная природа, — напевно продолжала Елена. — Вы, конечно, понимаете, что она живая, и всем в ней управляют духи. Хозяин воды — это Ахти. Он у нас управляет озёрами. Например, два года назад на Сямозере девять москвичей утонули… Есть ещё бог Хийси, он превращается в лося. Ему посвящают каменные валуны. Тёмные, хвойные леса он тоже любит. А вот светлые леса, берёзовые — там правит дух по имени Тапио. Там у него раздольно, светло, музыка играет.

— Ой, хотела бы я к нему попасть! — вдруг выдала Светка.

— Можно. Надо на пенёк кое-что поставить и ждать. Он спереди похож на человека, а сзади — на дерево такое ветвистое.

— Это же сказки всё, — вмешался Иван.

— Какие сказки? Мы тут, в этой сказке, веками живём, — сказала Елена. — Там, в городе, вам всю правду не расскажут. Там что вам показывали?

— Избу… Ухваты. Иконы всякие, — стали вспоминать девушки.

— Ну вот! А я вам — про жизнь…

Снег кончился, но очертания дороги теперь скрадывались зимними сумерками. Темнота сгущалась быстро, и за несколько минут лес по бокам трассы слился в сплошную тёмную стену, внутри которой, как казалось Ивану, что-то шевелилось и вздрагивало. Ему стало неуютно, захотелось вернуться в город, и только мысль о том, что до заповедника и прославленного водопада осталось всего ничего, немного успокоила.

— Ой, а вон какие-то огоньки! — Аня показала пальцем, будто ребёнок. — Что это?

— Это город небольшой. Кондопога.

— Там что-то производят? — спросил скорее из вежливости Иван.

— ЦБК там стоит. Природу портят, озёра загрязняют. Что про город интересного можно сказать?

— Да, про капища лучше! — опять ляпнула Светка.

Иван смотрел на неё с удивлением. Жена сама не писала, но была преподавателем в институте, читала и классику, и современные журналы, и литпорталы. Музыку слушала разнообразную — от рока до классической. В общем, была своей в мире высокой культуры. Иван подумал, что она интересуется капищами и духами просто с какой-нибудь исторической точки зрения.

Они подъезжали к заповеднику. Место было глухое, тихое, вокруг ни души. Впереди вдоль тропинки светились лампочки, издали больше похожие на зажжённые свечи. У самого входа стоял деревянный… комар — большой, натуралистично сделанный, но почему-то без хоботка.

— А нос у него куда дели? — хмыкнула развеселившаяся Аня.

— Каждый месяц кто-то отламывает, — ответила Елена. — Пойдёмте!

Они зашли в деревянное здание на кордоне. Внутри находилась диорама, где стояло чучело огромного лося, а внизу, вокруг его копыт, утонувших во мху, мельтешили зверушки поменьше.

— Вот он, Хийси, — кивнула Елена. — Помните, который живёт в тёмных лесах? К нему туда попадают души заблудшие, неприкаянные…

Двинулись вперёд. Открылся вид на огромные камни-валуны, а над ними — замёрзшие ледяные гроздья. Они свешивались со скалы тяжёлой белой бородой. По ней сочилась вода, взбивавшая внизу жёлтую пену.

— Вот он, водопад Кивач, который видел Державин. Приехал из Петербурга, восхитился, написал поэму. А вот Ахти поклонился или нет — не знаю. У него, у водного бога, большие сокровища. Его надо просить, чтобы дал богатство, а ещё — чтобы от болезней излечил.

Они спустились по узкой деревянной лестнице к реке. Елена сняла потрёпанную шапку, распустив по плечам светло-русые волосы, и медленно подняла руки вверх, словно вознося кому-то молитву.

— Девочки! И вы сделайте так же, — призвала она, — поприветствуйте духов этого места.

«Да она сумасшедшая!» — подумал Иван.

Но и Светка, и Аня откликнулись на просьбу, потянули руки вперёд, растопырив пальцы. Иван вдруг осознал, что это именно он здесь если не сумасшедший, то лишний.

— Духи любят подношения, — говорила Елена будто о добрых знакомых. — Для разного дела, конечно, разное. Нравится им сладенькое, конфетки всякие. Спиртное любят. Ну, а самая большая жертва — кровь. Это для сильных дел.

Дальше Ивану казалось, что он спит и видит сон. Аня извлекла из объёмистого рюкзака полупустую бутылку с чем-то горячительным, вылила тонкую струйку на камни, передала Свете. Та, поболтав жидкость, плеснула на камни побольше. Елена, делая какие-то пассы руками, учила:

— Мы с вами женщины, а каждая женщина — по умолчанию колдунья. Это так, девочки. Почувствуйте связь с нашими духами. Попросите у них, чего желаете, поблагодарите, что приехали сюда… Карельские духи вас услышат… Я вам всё про них расскажу, я в этих делах опытная проводница…

Иван инстинктивно отошёл дальше и смотрел, как три женщины, взявшись за руки в хоровод, ходили по часовой стрелке, поднимали ладони к небу и что-то шептали камням, соснам, воздуху. Светка, родная жена, ничем не отличалась от двух других. Когда все трое поднялись наверх, Ивану показалось, что они похожи, как сёстры. Даже разница в возрасте словно исчезла. Их всех объединяло что-то непонятное, чужое, опасное, но оно пугало только Ивана, а сами девы светились, как на празднике.

Наконец они повязали на высокую сосну цветные ленточки и, снова что-то пошептав, пошли к машине. Светка вдруг повернула лицо к мужу, подмигнула ему и рассмеялась.

Ночь вокруг была непроглядная, фары машины освещали только метр дороги впереди. Ивану казалось, что он не едет, а плывёт в этой тьме, положившись на волю кормчего. Он не заметил, как на некоторое время отключился, а потом, будто преодолевая радиопомехи, стал всё явственней слышать инструктирующий голос Елены:

— …домового сделать? Чтобы домовой получился, надо обязательно дождаться новолуния. Тут надо что-то одно — или молоко, или кровь. Молоко нужно взять своё, если есть ребёночек маленький. Только своё, чужое ни в коем случае не подойдёт.

— А если маленького нет?

— Тогда остаётся кровь. Значит, делаем всё аккуратно…

Ивану поплохело.

— Мне это кажется, — сказал он себе твёрдо.

Он достал мобильный, набрал номер друга, но вызов не шёл.

— Тут ещё связь не очень хорошая, — мимоходом заметила Елена и продолжила обучать: — Помните, что домового надо кормить каждый понедельник. Забывать нельзя, а то он отомстит. Зато если о нём заботиться, он помогать вам станет…

Время потерялось, исчезло. Стёрлись границы между веками. Вдалеке горели огни домашних очагов. Две начинающие ведьмы учились колдовать у третьей. А он был только свидетелем…

В городе Елена долго прощалась со Светой и Аней, обещала выслать файл, в котором подробно распишет «всё полезное». Иван дополз до гостиницы, порадовался, что чемодан уже собран, и провалился в сон, даже не проверив будильник.

Неизвестно через сколько Света растормошила его. Они молча сели в такси, погрузились в поезд. Иван с опаской смотрел на жену. Она извлекла из сумки яйца, колбасу и какую-то книгу.

— Что это? — покосился Иван.

— Это антология поэтов двадцать первого века. Мне на семинаре посоветовали. Слушай, как ты всё-таки думаешь: традиционный метр имеет право на существование или его предстоит полностью заменить верлибром? И где граница между ритмизованной прозой и не ритмизованной поэзией?

— Граница, спрашиваешь… Между мирами. Граница. Сейчас соберусь с мыслями, скажу…

Он вздохнул с облегчением: жена опять заговорила знакомым языком. Взял у проводницы стакан в уютно звенящем подстаканнике, пошёл наливать кипяток и, перед тем как вернуться в купе, на всякий случай перекрестился.

Татьяна Карпеева

Пишет стихи и прозу в разных жанрах: современный реализм, фэнтези, фантастика, мистика, детективы, детская литература. Автор издательства нового поколения «ВВерх!» и издательства «ЭКСМО». Из написанных ею четырнадцати книг четыре вошли в шорт-листы литературных конов электронной площадки ЛитРес (2022—2024 гг.) Номинант на звание «Поэт России 2020» с вручением медали И. А. Бунина. Участник Антологии русской поэзии за 2024 год с вручением медали имени А. С. Грибоедова от Российского союза писателей.

Бомж и красавица

Страдания бомжа Сани

Бомж Саня, одетый в рваную, когда-то бежевую, а теперь серую от грязи куртку, опухший, с багрово-жёлтым синяком под глазом, стоял на задворках Курского вокзала и растерянно ерошил давно не мытые и не стриженые седые волосы. Его здоровый, не подбитый глаз в благоговейном изумлении уставился на кошелёк, валявшийся в сером снежном месиве. Двумя минутами раньше кошелёк выпал из заднего кармана джинсов парня, пробегавшего мимо и чуть не сбившего бомжа с ног.

— Эй, парень! — попытался крикнуть Саня, но тот уже затерялся в густой привокзальной толпе.

— Свезло, — пробормотал бомж и, с трудом согнув трясущиеся колени, потянулся за добычей.

Но дотянуться не успел, так как получил удар по затылку, свалился на грязный тротуар и отключился.

Двое его собратьев, радостно хихикая, потрошили кошелёк.

— Не сильно ты его, Гриш? Как бы кони не двинул. Оклемается? — с сомнением спросил один другого.

— Всенепременно, Кузьмич. Я его легонько, только чтоб не мешал, — пробормотал второй, грязными руками перебирая купюры в кошельке, не доставшемся Сане. — Пошли в алкомаркет, там пойло дешевле.

— Давай сначала Саньку домой оттащим. Если б не он, не похмелиться нам сегодня. Заодно алиби себе обеспечим. Нипочём не догадается, что это мы его… того.

— Давай, будет нам плюс в карму. Только ходу, трубы горят.

И Гриша с Кузьмичом, подхватив с двух сторон почти бездыханное тело, поволокли его к месту, которое называли домом, — в обшарпанный подвал заброшенного складского помещения. Там было тесно, душно, но зато из-за толстой трубы отопления не холодно даже в лютые морозы. С наступлением весны бомжи перебирались на лавочки чахлого скверика неподалёку от вокзала. А пока на дворе стоял бесснежный, но морозный февраль, труба исправно согревала тела и души местного контингента.

                                   * * *

Саня лежал на продранном матрасе вторые сутки, лишь изредка издавая еле слышные стоны. Гришаня время от времени поил его чем попало — то остатками пива со дна жестяной банки, то квасом, то колой из недопитых бутылок, оставленных возле урны в сквере, то просто водой из-под крана. Переводить спиртное на болезного собрата он считал нерациональным.

Разжимая погнутой алюминиевой ложкой плотно сомкнутые челюсти больного и вливая в рот очередную порцию жидкости, Гриша причитал:

— Кто же тебя так, сердешный? Не помнишь? Не видел?

И удовлетворённо кивал в ответ на Санькино мычание.

Странное дело, от такого лечения Сане час от часу становилось легче. Но открывать глаза ему не хотелось, потому что с тех пор как его стукнули кирпичом по голове, он стал видеть удивительные картины.

Перед ним возникала из мрака девушка неземной красоты. Русые волосы, большие серо-зелёные глаза, смотревшие на Саню с любовью и нежным укором. Эту девушку Саня когда-то знал. Оставалось только вспомнить, кто она такая и как её зовут.

Красавица в очередной раз растворилась во тьме, и в голове у Сани вновь сгустился мрак. Он решил, что утро вечера мудренее, уткнулся носом в твёрдую кирпичную стену и захрапел.

Проснувшись, чтобы воспользоваться ржавым ведром, которое заботливо притащил Гришаня, Санька услышал тихий разговор и понял, что это они, спасители, саданули его кирпичом по затылку и отобрали кошелёк.

«Пора валить…» — с грустью осознал Саня. Друзей у него в подвальной ночлежке, как оказалось, нет. Здесь каждый сам за себя. Если будешь падать, ещё и пинка дадут, для ускорения.

Но пока не представился удобный случай, он лежал и делал вид, что ещё не пришёл в сознание. Вынужденный отказ от спиртного пошёл ему на пользу. Воспоминания, почти стёртые годами беспрерывного пьянства, возникали в мозгу одно за другим.

                                   * * *

Раньше Саня был Сашей, Александром. Потом — Александром Ивановичем. Детство его прошло в старинном русском городке Боровске, в Калужской области.

Первая любовь, ещё школьная, Оленька. Русые волнистые волосы, серые глаза, порой принимавшие зелёный колдовской оттенок. Девушка с характером. Такая полюбит один раз и на всю жизнь.

Вместе поехали на учёбу в Москву. Саша — в инженерно-строительный, Оля — в институт культуры. После лекций встречались, гуляли по столице, ходили в кино, в театры, на выставки — туда, где нравилось бывать Ольге. Планировали пожениться на пятом курсе, чтобы после вручения дипломов рвануть куда-нибудь в Сибирь. Непременно через всю страну на поезде.

Но на четвёртом курсе в Александра словно бес вселился — закрутил любовь с черноглазой красоткой нетяжёлого поведения. Ольге об этом доложили общие знакомые, и она не простила. Пытался объясниться, помириться, но в ответ услышал твёрдое: «Уходи».

Уехал по распределению в Сибирь, в Хакассию, к подножию Саянских гор. Работал инженером на строительстве жилья в местных городках и посёлках. Обзавёлся приятелями, полюбил рыбалку и разговоры у костра.

Долго жил Александр холостяком — тосковал по Ольге, но постепенно жизнь взяла своё. Женился на сибирячке Нине, учительнице начальных классов, родили мальчика и девочку. И не заметили, как дети выросли, выпорхнули из родительского гнезда, стали жить своей жизнью. Дочь Наташа с мужем и детьми поселилась в Можайске, сын Павел укатил за границу. У него профессия такая, что может из любой точки мира за компьютером работать и деньги получать. Вернётся ли на родину или так и останется на чужбине, и сам пока не знает.

Мечтали с женой после выхода на пенсию переехать поближе к дочке. Не сбылось. Тяжело заболела Нина. Не успел Александр опомниться, как пришлось её хоронить.

Выйдя на пенсию, по инерции проработал он ещё пару лет в той же строительной фирме. И всё бы ладно, только осточертели ему долгие одинокие вечера с единственным собеседником — телевизором.

Друзья у Александра были. Точнее, не друзья, а коллеги, которые после работы торопились к своим семьям.

Подумал-подумал Александр и решил перебраться поближе к дочери, в Россию — так сибиряки называли ту часть страны, которая западнее Урала. Купить жильё где-нибудь поблизости, чтобы не мешать, но в то же время быть рядом и помогать. Ничего заранее сообщать не стал, чтобы не волновать зря. Знал, что у Наташи своих проблем по горло. Работа в школе на полторы ставки, трое детей, младший — инвалид с рождения. А супруг неравнодушен к спиртному.

Продал Александр дом, в котором счастливо жил вдвоём с Ниной, и с лёгким сердцем сел в поезд Абакан-Москва. Трое суток, ну и что? Ему торопиться некуда. Очень уж захотелось исполнить мечту юности — взглянуть на просторы родной страны из окна вагона.

Большую часть пути не отлипал от окна. Саянские горы со скалами, тоннелями и мостами через горные реки плавно перешли в Алтайские. Целые сутки тянулось пространство Западной Сибири со множеством рек, озёр и болот. В Уральских горах поезд медленно прошёл мимо обелиска, охраняющего границу между Европой и Азией.

Александру Ивановичу было хорошо и спокойно. Колёса выстукивали бодрый ритм, намекая, что впереди годы счастливой жизни рядом с дочерью и внуками. Он с ними подружится, будет на рыбалку с собой брать, а зимой катать на санках.

На крупных станциях — в Барнауле, Новокузнецке, Омске Александр выходил на перрон, всматривался в суетившихся незнакомых людей и пытался угадать, куда они едут и зачем.