Бесплатный фрагмент - Найти и уничтожить

***

«Найти и уничтожить» — единственная цель, для которой я появился на этот свет.

На моём правом боку красовался свеженанесённый флаг в три полоски и я, по-своему, гордился этим. Возможно это было заложено во мне где-то на низком уровне, но мне было всё равно. Я рвался в бой и готов был выполнить свою задачу. Я знал, что до точки сброса оставалось меньше трёх минут и, хотя волнения не чувствовалось, эмоциональный подъём перед боем ощущался очень явно.

Задача была простой — на заброшенной фабрике укрепились полтора десятка врагов, которых надо было уничтожить, чтобы занять эту позицию. Двадцать бойцов, включая меня, готовы были эту задачу выполнить в течение нескольких минут.

Бока транспортника раскрылись, съехав кверху, а мы просто начали падать вниз. Метрах в тридцати от поверхности включились двигатели. Используя ускорение от падения, я плавно перешёл в горизонтальный полёт. Несясь в паре метров от земли, я вышел на маршрут. Тепловые следы целей уже отлеживались моими датчиками. Чуть впереди слева раздалась автоматная очередь, за которой последовал небольшой взрыв.

Минус один враг.

Минус один боец моего отряда.

Я не испытал ни сожаления, ни огорчения, ни страха.

Несколько очередей, несколько взрывов. Ещё несколько врагов исчезло из списка целей. Я прекрасно понимал, что к точке сбора сегодня выйдут не все бойцы моего отряда, но это совершенно меня не беспокоило.

По сути, все мои так называемые эмоции — лишь всплеск активности множества датчиков и сенсоров, предназначенных для отслеживания окружающей ситуации на поле боя.

Я — машина для убийства. Боевой робот-дрон, несущий в себе капсулу со взрывчатым веществом, мощности которого хватает на уничтожение небольшого лёгкого танка. Что уже там говорить о биологических противниках. Материал моего корпуса лёгкий, но легко выдерживает автоматную очередь из автомата Калашникова калибра 7,62 миллиметра.

Лёгкий, мощный, мобильный и автономный.

Идеальное сочетание.

Ориентируясь на тепловые пятна потенциальных целей, я влетел в здание фабрики. Мимо меня пронёсся один из дронов моего отряда, описывая плавную дугу, он заходил с правого фланга. Я же устремился прямо.

Очереди, короткие вскрики, больше похожие на ругательства и после этого неминуемый взрыв, после которого исчезал один или пара врагов. Мы только начали работать, а миссию уже можно было считать завершённой.

Я обогнул кусок бетона, некогда служивший опорой фермы, на которую опирался сводчатый потолок и двинулся к стене, за которой маячило несколько тепловых следов. Ориентироваться на план здания не имело смысла, так как после бомбёжек и нескольких штурмов, здесь всё изменило своё расположение. Алгоритмы высчитали оптимальный маршрут. Влетев в очередной проём, я только успел отметить как один из врагов пытается отстреливаться от моего собрата, который уже нёсся в его сторону. Мгновение до взрыва, как бы растянулось. Я фиксировал лицо врага. Странное дело, но отстреливаясь он смотрел в сторону двух оставшихся целей. Они были поменьше и очень неграмотно сгруппированы в глухом углу.

Раздался взрыв, подтверждающий уничтожение цели. Я полетел в сторону последних целей, ожидая автоматной очереди. Однако было тихо. В нескольких метрах от целей, я завис.

Мои датчики фиксировали приближение еще одного дрона, который летел на подстраховку мне. Оценка ситуации произошла почти мгновенно и, тот самый момент, когда дублирующий дрон влетел в помещение и ускорился в сторону последних целей, что-то произошло.

Из небольшого отсека моего корпуса в воздух выбросилась взвесь мелкой фольги, а мой корпус немного сместился в сторону траектории движения дрона. Сенсоры последнего не успели распознать угрозу и скорректировать движение, из-за чего наши корпуса глухо столкнулись и напарника бросило в сторону стены. Взорвавшийся заряд отбросил меня в сторону последних целей. Уже в падении, я выстрелил оставшийся запас фольги.

И в этот момент все мои системы отказали.

Перезагрузка систем заняла больше времени, чем обычно. Когда закончилась проверка функционала, я взлетел в воздух. Мои датчики не отмечали присутствия оставшихся дронов и нашего транспортника. Теоретически, я мог бы отправиться на базу. Это заняло бы некоторое время, но ведь завтра здесь уже будут регулярные части армии, на службе которой я и состоял. Так что ожидание здесь — самое оптимальное решение. Обычно после заданий исправные дроны должны вернуться к точке эвакуации и загрузиться в транспортник. Оставшиеся уже были нефункциональны, взорвавшись при поражении живой цели противника.

Тихий шорох осыпающегося песка вывел меня из размышлений. Резко развернувшись на источник звука, я увидел двоих. Два очень маленьких человеческих существа. Странное дело, но они лишь больше скучились и так и сидели в углу, хотя ближайший ко мне держал в руках какую-то палку.

Сенсоры подкидывали разную информацию, сканируя этих существ, а алгоритмы что-то просчитывали, но пока не выдавали никаких приказов к действию.

Наконец, информация обработалась и я идентифицировал цели.

Цель №1. Человеческая особь. Пол — женский. 4280—4285 дней. Верхняя левая конечность — гематома 2 степени. Лёгкая степень обезвоживания. Начальная стадия дистрофии. Вооружение отсутствует.

Цель №2. Человеческая особь. Пол — мужской. 3755—4270 дней. Верхняя правая конечность — сросшийся перелом первой фаланги мизинца. Лёгкая степень обезвоживания. Начальная стадия дистрофии. Вооружение отсутствует.

И всё.

Хотя… На груди цели №2 зашевелилась рубашка. В моей памяти не было ничего похожего, чтобы сравнить и понять, что это могло быть.

Не было приказа на уничтожение или информирование базы об имеющихся целях. Я не был готов к такому. Строгое подчинение приказам — основной закон моей деятельности.

Вообще, для меня разрабатывался только один приказ — уничтожение. Если же я оценивал ситуацию опасной, что могло случиться при недостаточной разведке и выявлении превосходящего по численности противника, то задачей была передача информации о силах врага.

Мой процессор уже раскалился, пытаясь самостоятельно просчитать возможные действия, однако решения ситуации пока не было.

В ожидании этого, я запустил ещё одно сканирование своих целей.

Сравнивая строение черепа, расположение глаз, лицевые мышцы и другие мелкие детали, я просчитал, что цели не состоят в близком родстве.

Подлететь чуть ближе было делом нескольких секунд. Первая цель напряглась, покрепче перехватив руками палку и немного отведя её в замахе. Вторая цель хоть и со страхом, но всё же, и с любопытством рассматривала мой корпус.

— Со страхом? С любопытством? — возникли вопросы в моей оперативной памяти. — По сути, я же не знаю, что такое эмоции и чувства, ведь я руководствуюсь только решениями алгоритмов, на которые запрограммирован. Несомненно, некоторое количество свободного выбора решений за мной присутствовало, но это больше для решения тактических задач.

Что-то было не так. В параллель со сканированием целей, я запустил сканирование внутренних систем и моего оборудования.

Каким бы каламбуром это не прозвучало, но странное дело, всё было в норме. Все мои системы были целостными и функционировали как им и должно. Хотя в то же время я чувствовал, что что-то не так.

Ну, как чувствовал. Ни один из моих логических компонентов не мог вынести решение о дальнейших действиях.

Зная, что завтра здесь будет наступление моей армии, я решил просто ожидать её части здесь.

— Кто ты? — раздалось сбоку.

Просчитывая возможные варианты событий, я немного отлетел в сторону и развернулся боком к оставшимся людям. Резко развернувшись в их сторону, я замер, оценивая ситуацию.

— Кто ты? — повторила свой вопрос девочка.

— «Девочка»? — если бы я мог удивиться, то это было бы удивление на эту мысль. Вся информация, которую я обрабатывал, определялась чёткостью и лаконичностью. Само отклонение от определения «пол — женский» было некой аномалией.

— А ты можешь говорить?

Я продолжал оценивать ситуацию, сканирую всю окружающую среду.

— Может быть ты не можешь говорить? Тогда может у тебя получится кивать, если ты согласен и качаться в стороны, если нет.

Эта девочка продолжала задавать вопросы. Она уже опустила руки, хоть и держала в одной палку.

— Подай хоть какой знай, что ты меня слышишь и понимаешь.

Я попытался кивнуть, но вышло как-то нескладно и со стороны это выглядело как небольшой прыжок снизу вверх и в сторону.

— Ой, ты всё слышишь! — воскликнула девочка.

Я кивнул и в этот раз вышло как надо.

— Ты нас спас?

Я кивнул.

— Спасибо! — девочка немного наклонилась и я заметил в её глазах увеличенное количество какой-то жидкости. — Андрейка, я же тебе говорила, что он хороший! — сказала девочка, обращаясь к мальчику, прятавшемуся за ней.

— Ты же ведь хороший? — задала она вопрос, обращаясь уже ко мне. — Конечно же хороший, что я такое спрашиваю! Ты же нас спас от другого дрона.

Я задумался.

Сами понятия «хорошо» и «плохо», «добро» и «зло» мне были знакомы, но являлись эмоциональной составляющей, которая в моих алгоритмах отсутствовала и, как ни крути, были очень субъективны. В моей программе были заложены чёткие и простые инструкции на выполнение приказов. Часть моего кода была запрограммирована на распознание «свой-чужой», однако это было сделано для определения боевых единиц противника. С живыми целями мы не должны были вступать в контакт. Где-то глубоко в недрах моей памяти были сведения о том, что страна, от которой воюет моя армия, населена «чистыми» людьми, а все остальные страны и населяющие их люди — «грязные». Это касалось и национальностей, и рас, и даже языка, на котором они говорили. Хотя в моей стране был один язык, но в разных её частях он мог довольно сильно отличаться. Странное дело, но у это девочки голос был более плавный и не такой, как в моей стране. Однако я её прекрасно понимал. По всем признакам голоса, внешнего вида и прочих мелких особенностей, она принадлежала к «грязным» людям. Руководство моей страны утверждало, что подобные люди должны были уничтожаться либо захватываться в плен для выполнения тяжёлой физической работы. Все цели противника, младше 5000 дней и старше 18000 дней должны были уничтожаться. Оставшиеся должны были быть оценены по множеству признаков, основными из которых были пол и отсутствие увечий. Далее специальные бригады занимались отбраковкой. У меня была лишь информация, что женщины в возрасте от 6000 до 9000 дней отправлялись на работы по обслуживанию «чистых» людей, а мужчины сразу уходили на тяжёлые работы. По этой схеме, эти два «грязных» человека подлежали уничтожению. Но я почему-то не мог выполнить подобный приказ. И что-то толкнуло меня помешать выполнить этот же приказ другому дрону из моего отряда.

Эти мысли заняли какое-то мгновение, но я утвердительно кивнул.

— А почему ты нас спас?

Даже если бы я мог ответить, то я не знал, что именно. Несмотря на молниеносность моих решений, я не понимал, почему это произошло и почему я не выполнил приказ. С одной стороны, я оценивал этих людей, как не несущих угрозы, с другой стороны, они подходили под критерии для уничтожения. Однако что-то не давало мне выполнить этот приказ.

Хоть мы и находились на поле боя, я знал, что их жизням пока ничто не угрожает. Этот район должен был считаться зачищенным и завтра здесь уже будет лагерь армии моей страны. Война уже длилась больше года, но почему-то моя страна никак не могла победить. Руководство страны постоянно находило новых врагов то за внешними границами, то внутри страны. Я только сейчас понял, что все страны с «грязным» населением, почему-то были меньше размеров моей страны. Эти страны граничили с моей, иногда в них даже находились свои, «чистые» люди. Это я знал, так как в моей базе данных находилась информация о территориях, на которых находились «чистые». Тем не менее, они также подлежали уничтожению. Причины этого я не находил, но такой был приказ. Вообще странным было нахождение данной информации в моей памяти, потому что, по сути, мы были дронами-камикадзе, почти никогда не возвращавшимся на базу. Что ж, имеется уже несколько непонятных аномалий — невыполнение приказа, сохранение жизни противников, чрезмерное количество информации в памяти. Что с этим делать я не имел представления.

— Олеська, я есть хочу, — тихим и тонким голосом протянул мальчик.

— Андрейка, пока нечего тебе дать. Надо поискать воды. Попьёшь её и есть поменьше будет хотеться.

И тут через не застёгнутый ворот рубашки мальчика вынырнула удивлённая и, нисколько не испуганная, мордочка кота.

Я подлетел ближе. Кот рассматривал меня, принюхиваясь. Потом громко чихнул и облизнулся. Затем посмотрел на мальчика.

— Он тоже хочет кушать, — ещё тише сказал мальчик.

Проанализировав записи своего полёта от момента высадки до целей, я обнаружил несколько возможных источников воды. Надеясь, что они будут рабочими и пригодными для питья, я покачался из стороны в сторону, привлекая внимание девочки.

— Ты что-то хочешь сказать? — спросила она.

Я кивнул и развернувшись, отлетел от них на несколько метров.

— Нам нужно идти за тобой?

Я опять покивал, отлетев ещё на пару метров от них.

— Андрейка, нам нужно идти за этим роботом.

— Я боюсь!

— Не бойся, он хороший. Он не сделает нам ничего плохого. Ты ведь не сделаешь нам плохо? — спросила она, глядя на меня.

Я отрицательно покачался из стороны в сторону.

— Вот видишь, он хороший. Пошли за ним.

Мальчик вцепился в руку девочки, пошёл за ней, всё ещё недоверчиво глядя на дрона.

Через несколько минут вся троица была возле трубы, торчащей из пола. Из вентиля капала вода. Девочка попыталась открутить его, но ничего не получалось. Она продолжала свои попытки, пока не заплакала и села на пол.

— Я не могу. Андрейка, прости, я не могу. Трудно очень. — Она всхлипывала и обнимала мальчика.

Я осмотрел вентиль, взлетел повыше, прицелился и резко рухнул вниз. Труба слегка согнулась, а вода перестала капать вообще. Взлетев ещё выше, я снова ринулся вниз. Вентиль перекосился, но не поддался. Я продолжал взлетать и падать, пока наконец из щели между вентилем и трубой не ударил тоненький фонтан воды.

— Андрейка, смотри! Вода!

Дети подбежали к трубе и, по очереди припадая к фонтанчику воды, жадно пили воду. Пока они пили воду, я нашёл несколько пластиковых бутылок и, толкая их перед собой, прикатил к трубе. Напившись воды, девочка посмотрела на эти бутылки, потом на меня и спросила:

— Ты хочешь, чтобы мы набрали в них воды?

Я закивал.

Девочка старалась набирать воду, но получалось не очень хорошо — фонтанчик бил вверх и вбок. Я подлетел к трубе и начал покачиваться, чтобы привлечь её внимание.

— Ты что-то хочешь сказать?

Я закивал.

— Нам что-то нужно сделать?

Я опять закивал.

— Что?

Я отлетел в сторону. Девочка смотрела на меня. Опять подлетел к ней, затем отлетел обратно. Она продолжала смотреть на меня. Тогда я подлетел к мальчику, отчего он сильнее прижался к девочке, а потом отлетел назад.

— Ты хочешь, чтобы мы отошли?

Я закивал. Девочка отцепила от себя мальчика, взяла его руку и повела ко мне. Когда они подошли к тому месту, где я завис, я облетел вокруг них и закивал. Затем подлетел к трубе и несколько раз обрушился на неё. После моего последнего удара вентиль отломался, с глухим стуком упав на пол, а из разбитой трубы полился несильный поток воды.

Девочка схватила бутылки и подбежала к трубе. На ходу позвав мальчика, она открутила пробку с одной бутылки и начала набирать. Отдав мальчику полную бутылку и пробку, она наполняла следующую. Несколько минут спустя, все бутылки были полными.

Подлетев к детям, я сделал несколько кругов вокруг них.

— Нам надо побыть здесь? — спросила девочка.

Я закивал.

— Ты что-то чувствуешь?

Я отрицательно покачался.

— Ты вернёшься?

Я закивал.

— Хорошо. Мы будем здесь.

За несколько минут я облетел большую часть пространства, обнаружив несколько убитых человек или их останков. Сохранив их расположение в плане местности, я вернулся к детям. Подлетев к ним, я завис, а потом отлетел на пару метров.

— Нам идти за тобой?

Я закивал.

— Андрейка, бери вот эти две бутылки, а остальные возьму я.

Девочка постаралась удобнее перехватить несколько бутылок, которые стремились выскользнуть из её рук и пошла за мной. Мальчик нёс две бутылки и шёл за девочкой. Когда мы подошли к первому трупу, мальчик замер в нерешительности, а девочка подошла чуть ближе.

— Что ты хочешь этим сказать? — спросила она, глядя на меня.

В этот момент одна из бутылок выскользнула из её рук. На том месте, где она была, образовалось пространство, в которое соскользнула ещё одна бутылка. Девочка не успела среагировать, как эта же бутылка уже падала вниз, а за ней стали выскальзывать и остальные. Успев поймать только две бутылки, девочка расстроенно смотрела на разбросанные по земле бутылки.

Я подлетел к ней.

Она посмотрела на меня. Я отлетел от неё в сторону трупа.

— Мне идти за тобой?

Я закивал. Она медленно двинулась ко мне. По чуть-чуть, она дошла до меня. И тут она увидела рюкзак, над которым я висел.

— Что это?

Я продолжал висеть на месте.

— Мне надо его взять?

Я закивал. Она подтянула рюкзак к себе. Он оказался тяжёлым для неё, но она упорно подтягивала его к себе. Оттянув его подальше от трупа, девочка уселась прямо на землю. Тяжело дыша, он спросила у меня:

— Надо его открыть?

Я закивал.

Она расстегнула застёжки и первым увидела печенье. Целая пачка, хоть и помятая.

— Андрейка, иди сюда. Здесь есть еда.

Мальчик осторожно подошёл к ней. Девочка протянула ему печенье из пачки, которую успела раскрыть и поставила перед ним открытую бутылку воды. Затем похлопала ладонью по земле рядом с собой, приглашая присесть рядом.

Поев печенья и хорошо запив водой, дети сидели, прислонившись друг к другу. Казалось, что ещё немного и они уснут. О рюкзаке, они похоже тоже забыли. Я несколько раз покачался над рюкзаком, привлекая внимание детей.

— Надо посмотреть в нём ещё что-то?

Я снова закивал.

— Какое-то у нас однобокое общение выходит. Надо как-то научиться говорить с тобой.

Я закивал.

— Значит, когда ты согласен, ты киваешь.

Я закивал.

— А когда нет, то качаешься в стороны.

Я опять закивал.

— А вот когда ты облетел нас несколько раз? Это был знак оставаться в этом месте?

Я покивал.

— Хорошо. А нам ещё нужны какие-то знаки?

Кивнув, я подлетел прямо к ней.

— Какие? Покажешь?

Снова утверждающие закивав, я отлетел от неё.

— Ага! Вот это значит идти за тобой.

Я закивал. Затем медленно опустился вниз, почти до самой земли.

Девочка начала перебирать догадки:

— Присесть? Лечь? Упасть? Осторожно? Стоп? — отрицательно качая на все слова, на последнем я быстро закивал.

— Хорошо. Значит остановиться.

После этого я подлетел к рюкзаку. Девочка посмотрела на меня.

— Давай я буду всё доставать из него, а ты говори, нужно это или нет.

Я закивал.

Кивая на каждую нужную вещь и покачивая на остальное, мы быстро перебрали содержимое. Рюкзак был велик для девочки, но сейчас в нём оказалось немного еды, несколько бинтов и аптечек, а ещё она запихала в него всю воду, оставив в наружном кармане одну бутылку.

Я отлетел от них.

— Опять идти?

Я закивал.

Не доходя до следующего трупа, я облетел мальчика несколько раз.

— Ему нужно остаться здесь? — спросила девочка. Я закивал, после чего она сказала мальчику: — Андрейка, побудь здесь и никуда не уходи.

Тот молча посмотрел на неё, но потом сел на землю.

Осмотрев следующий рюкзак, девочка уложила в свой еще немного продуктов. Затем вернулась за мальчиком и мы все двинулись дальше.

Обойдя все места с рюкзаками, мы вышли за пределы разрушенных построек.

— И куда нам теперь?

Сориентировавшись по координатам, я отлетел от них в сторону нашего будущего маршрута.

— Ты знаешь, куда идти?

Я неопределённо покачался.

— Там безопасно?

Снова неопределённое покачивание.

— Там ваши?

Отрицательное покачивание.

— Там наши?

Покачавшись, высказывая неопределённость, я повернулся в сторону движения.

— Что ж, пойдём и узнаем, — сказала девочка, поднимаясь с земли. Мальчик тоже поднялся.

Потихоньку мы все вышли на автомобильную дорогу. Хоть асфальт на ней и потрескался, но всё же идти детям по нему было легче, чем по земле. Через час молчаливой ходьбы, мальчик тихонько спросил у девочки:

— Олеська, давай немного отдохнём.

Девочка обратилась ко мне:

— Как думаешь, здесь безопасно остановиться?

Я осмотрел местность и просканировал эфир на наличие излучений любых передатчиков. Всё было спокойно. После этого я развернулся к девочке и утвердительно кивнул.

— Спасибо, — с облегчением в голосе выдохнула девочка и первая уселась на землю. Рядом с ней тут же опустился мальчик. Порывшись в рюкзаке, дети достали бутылку с водой, пачку печенья и пакетик с сушеным мясом.

Мы разместились у обломанного парапета, когда сумерки окончательно забрали у улицы цвет. Ветер гонял по асфальту обгоревшие листы бумаги и ломкие стебли травы, которые выросли из трещин, как усмешка жизни. Дети доели печенье и уткнулись друг в друга, делясь теплом. Я висел над ними, удерживая высоту на минимальной тяге, чтобы шум двигателей не резал тишину.

Северо-запад — направление со вчерашних расчётов. Там мог быть лагерь. Вероятность 68%, обновлена до 71: я поймал в эфире короткий пакет — шифр из старых времен, похоже на ополченцев. Рядом с пакетом — неустойчивый маяк радиомолчания, как если бы кто-то включал и выключал подсевшую глушилку.

— Мы пойдём туда, — произнесла девочка, как будто прочитала мои мысли. — Но сначала отдохнём ещё чуть-чуть.

Я кивнул. Потом, внезапно для себя, завис ниже и мягко коснулся корпусом её плеча. Она улыбнулась, не удивившись.

Ночь пришла, как приходит усталость: незаметно и сразу.

***

Утро пахло мокрой пылью и металлом. Мы шли вдоль дороги, которая больше не была дорогой, а просто полосой камня среди бурой травы. По обе стороны тянулись дома-коробки: без стёкол, без дверей, с обуглёнными оконными проёмами, где скапливался ветер. На перекрёстке стоял автобус, будто ожидая людей, которых он больше никогда не повезёт — на табло навечно застыло «Школа». Андрейка шёл рядом с девочкой, держа её за руку. Кот в вороте его рубашки уже не выглядел испуганным — выглядывал, как командир малой живности, и смотрел на меня с любопытством и уверенностью венца творения.

Дважды я поднимался выше, чтобы проверить горизонт. На третьем подъёме увидел движущиеся тепловые пятна — три, потом ещё два, потом одно исчезло. Ушли за угол. Скорость средняя, профиль — люди. Вооружены.